517 — 587 годы I Эпохи

«В летописях и хрониках Твердыни много рассказов о тех, кто приходил в Аст Ахэ, ища подвига или знаний, мудрости или мастерства. И нет в этом ничего удивительного, ибо воистину Аст Ахэ — место, куда приходят: иногда — чтобы узнать, чаще — чтобы остаться; и остаются навсегда, даже возвращаясь в свои земли. Остаются — мастерами, воинами, братьями. Остаются в памяти Твердыни. В памяти того, кто есть — сердце Твердыни и душа ее…»

(Из летописей Аст Ахэ)

Откуда эти видения?

Почти каждую ночь — двое: он — молодой, с иссиня-черными — до плеч — волосами, дерзкие глаза — невероятные, ярко-синие; она — золотоволосая, мягко-неторопливая в движениях, а глаза золото-карие, теплые, медовые. В видениях он знал: они — его отец и мать. Но у Элдин не бывает таких глаз; и говорили они не на языке Эгладор…

— Скажи, кто были мои родители? Что сталось с ними?

— Они умерли. Их убили уркин.

— Они были из народа Эглат?

— Да. Почему ты спрашиваешь?..

Внешне он ничем не отличался от других: статный, светловолосый, искусный равно в игре на лютне, стрельбе из лука и владении мечом. Глаза, правда, были у него необычного для Эглат ясно-голубого цвета, за что он и получил имя Гелумир, «Голубой бриллиант». Гелумир был приемным сыном одного из приближенных Тингола, король любил его песни — чего еще желать?.. — но с годами все больше тянуло прочь из беспечального Эгладора; и не было ему покоя.

И однажды он решился.

Лютня за спиной, меч на поясе: менестрель Гелумир.

Сперва он обходил стороной поселения людей: Элдин не испытывают приязни к Младшим Детям Единого. Но постепенно в нем возникло желание понять их; он помнил Берена — тот был горд, почти дерзок с Владыкой Эгладора, и, сказать по чести, Гелумир был одним из тех, кто, услышав речи Смертного перед троном Тингола, схватился за меч. А те из Эдайн, которых он видел теперь, смотрели на него, как на высшее существо. Поначалу было лестно — как Смертные слушали его песни, как расспрашивали о его народе… И все-таки, пожалуй, Берен был более по душе Гелумиру.

…Он, признаться, слегка оробел, когда увидел, куда вывела его дорога. Там — серо-черная, почти до горизонта, равнина, а за ней хищным оскалом — Черные Горы…

Ангбанд.

Страшная сказка… нет, уже не сказка. Холодок пробежал по спине: вот оно — то, о чем рассказывают предания, оплот Зла, сумрачная Твердыня. Даже двое бесстрашных, что побывали там и сумели вернуться живыми, хранили молчание о жуткой крепости — или говорили коротко и отрывисто. Теперь он понимал: снова пережить весь этот ужас, пусть и мысленно… Нет, дальше он не пойдет. Вчерашняя ночная стычка с орочьей бандой казалась в сравнении с этим, неведомым, детской забавой. Собственно, орки-то и загнали его сюда.

… Он отбивался из последних сил, спиной прижимаясь к древесному стволу. Орки законов честного боя не ведают: лезут все скопом. Впрочем, иногда это и на руку — мешают друг другу. «А все-таки они меня одолеют», — вяло подумал он; было уже все равно, только жаль, что суждено умереть так глупо, в случайной стычке. И в этот миг один из орков, стоявший поодаль и давно вслушивавшийся во что-то, взвыл неожиданно испуганно:

— Черные!..

Полукольцо нападавших распалось мгновенно. Воспользовавшись этим, эльф растворился в сумерках, но далеко уходить не стал, взяло любопытство — кто ж это такие, что орки их больше смерти боятся ?

Всадников было пятеро — все в черном, на вороных конях. Двое спешились, быстро осмотрели трупы орков.

— Люди Тени ?— спросил тот, что был младшим из пяти.

— Нет. Ни один из них не убит стрелой — видишь ?Здесь побывал одиночка. Может, мститель. Может, просто путник.

— Воин хороший, — одобрительно заметил кто-то.

— Ага. Теперь опасайся стрелы. Пограничье…

— Пограничье, — вздохнул один из всадников и добавил с горечью: — Им же все равно — что мы, что… эти, — махнул рукой в сторону трупов.

— Тебя ведь никто не посылал сюда, верно ?— жестко сказал тот, кто, вероятно, был предводителем маленького отряда. — Ты вызвался сам.

— Я не жалуюсь. Но глупо ведь — сражаемся на одной стороне, а — враги…

Эльф решил подойти поближе. Двигался он бесшумно, но все пятеро одновременно повернулись в его сторону. Он замер, боясь пошевелиться.

— Зверь ?— неуверенно предположил младший. Предводитель покачал головой:

— Человек. А скорее — эльф.

— Эй, парень, — негромко позвал на языке Синдар тот, что говорил о Пограничье, — выходи, не бойся. Тебя никто не тронет.

Гелумир не ответил, но задумался: может, и правда — выйти ?Очень уж его заинтересовали эти люди, не похожие на тех, кого он встречал раньше. Запоздало осознал: это и есть слуги Врага. Странные какие-то.

— Слушай, может, он ранен? — обеспокоился младший. — Может, поискать его, а ?

Эльф невольно отступил назад.

— Вряд ли. Да и он, думаю, не жаждет, чтобы его нашли. Едем.

Приглушенно простучали по тропе копыта вороных коней, метнулись следом за всадниками стремительные тени волков-спутников…

Гелумир проводил воинов взглядом. Непонятно. Враги. Даже и по облику явно — с севера и востока; да и выговор… А с орками, похоже, воюют. Что-то здесь не так…

…Северный ветер хлестнул по лицу, вывел из оцепенения. Гелумир шагнул в сторону — поползла под ногами осыпь, он покачнулся, пытаясь сохранить равновесие, взмахнул руками, Упал и покатился вниз. Поднялся на ноги, ошеломленный падением; первая мысль — лютня.

К его удивлению, лютня оказалась цела. Он ласково погладил прохладное дерево, словно успокаивая ее. Сильно болело расшибленное колено. Поднял взгляд. Нет, здесь не взобраться: слишком крутой склон. Он побрел вдоль скальной стены, потом повернул назад — и тут представил себе, как это выглядит со стороны: до смешного нелепо, словно еще слепой щенок мордочкой тычется. Унизительно. Глупо. Все, что угодно, стерпеть можно, но — выглядеть смешным?! — ну уж нет!

«Ну и пусть, — вдруг бесшабашно-весело подумал он. — Всем нам дорога в Чертоги Ожидания. Зато посмотрю, каков он — Враг. Может, пропустят — менестрель все-таки…»

Всадники сразу заметили одинокую фигурку — кто-то. прихрамывая, брел по черно-серой равнине. Подъехали поближе; Гелумир положил руку на рукоять меча.

— Привет тебе, путник, — говорящий статен и красив: льняные волосы выбиваются из-под шлема, широко расставленные прозрачно-зеленые глаза смотрят с интересом. — Заблудился?

Его спутники рассмеялись сдержанно и негромко.

— Да нет, — эльф вскинул на всадника дерзкий насмешливый взгляд. — Захотелось вот на Властелина вашего взглянуть: может, примет менестреля?

Всадник приподнял бровь:

— Петь ему будешь, элда?

— А что?..

Светловолосый подумал:

— Ну, что же… Думаю, ему будет интересно тебя послушать. Садись в седло.

— А… каков он собой?

— Кто?

— Ну, Владыка ваш…

Светловолосый усмехнулся уголком губ:

— Увидишь. А ты смелый… Не боишься?

— Кого? — дернул плечом эльф.

— Моргота, — жестко, раздельно ответил воин, через плечо бросив холодный быстрый взгляд на эльфа. Тот промолчал, и больше они не проронили ни слова до конца пути.

— Ангор? Приветствую. Кто это с тобой?

— Менестрель.

— Ах'къалло?

— Синда, из Дориата. Говорит, хочет петь Властелину.

— Менестрель… — страж внимательно оглядел Гелумира. — Что ж, входи…

— Я сам провожу, — предупреждая вопрос, сказал Ангор и кивнул эльфу — идем, мол.

Все происходящее казалось невозможным. Может, ловушка? Неужели так просто — добраться до Врага, и все рассказы о подвигах Берена — ложь? И хоть бы один урк попался — так нет же, только люди. Странные люди. Непонятные. Спокойные, молчаливые. Ни тени неприязни. Оружие не отняли — почему?

— Мы бы знали, если бы ты решил причинить кому-то здесь зло. Твердыня бы знала это, — непонятно сказал Ангор. Гелумир вздрогнул: вслух, что ли, он задал вопрос?..

— Подожди здесь, я скажу ему. — Ангор исчез за высокой двустворчатой дверью.

Эльф растерянно вертел головой: это и есть — Ангбанд? Наваждение, что ли? Было ощущение, что — вот сейчас очнешься; только почему-то видение никак не исчезает.

— Войди. Он ждет тебя.

Гелумир вздрогнул: задумавшись, даже не услышал, как вернулся Ангор. Не без робости эльф открыл дверь. Недоуменно огляделся, подождал немного, потом обратился к человеку в свободных черных одеждах, стоящему к нему вполоборота:

— А где…

Человек обернулся. Светлые задумчивые глаза скользнули по лицу эльфа:

— Приветствую, менестрель, — голос был глубокий, низкий.

Гелумир застыл с широко раскрытыми глазами, совершенно ошеломленный внезапной догадкой.

— А… каков он собой?

— Увидишь…

— Ты и есть?..

— Я. Ждал другого, да? — Уголок губ дернулся — тень грустной усмешки. Вообще, когда Изначальный говорил, лицо его оставалось неподвижным: шрамы. Двигались только губы.

— Ты вырос, — непонятно сказал Властелин. — Выбрал дорогу менестреля? — и, не дожидаясь ответа: — Спой.

— Что ты хочешь услышать?

— Все равно. Выбери сам. Мне нечасто приходится слышать песни Элдин, - что-то странное было в его голосе.

Гелумир не подумал, стоит ли петь эту песню — вот же, Вала сам дал ключ! Пожалуй, баллада о Берене и Лютиэнь была не совсем уместна; но Изначальный слушал, не прерывая — только улыбался как-то странно… Гелумир поймал себя на том, что боится оскорбить этого усталого седого человека с лицом, изорванным шрамами и такими странными глазами… Человека?..

— Благодарю, йолло.

— Как ты сказал?.. — слово было слишком знакомым; так называли его в видениях те двое.

— Ты помнишь? — Взгляд — острый и короткий: вспышка молнии. — Ты не все забыл?

— Объясни, — голос не повиновался эльфу.

— Постой… не сразу… — Изначальный был взволнован, кажется, не меньше. — Позволь — твою лютню.

Менестрель лютню покорно отдал, но невольно отвел глаза, увидев руки Изначального. В этом легенды не лгали. «Не сможет он играть», — подумал с непонятной тоской. Тем более удивился, когда услышал первый аккорд, чистый и звучный.

Мелодия была медленной, светлой и напевной, как чистая глубокая река. И удивительно знакомой.

— Колыбельная? — шепотом.

— Да… А — вот это?

Чуткие пальцы пробежали по струнам, сплетая нить пронзительно-печальной музыки. Губы эльфа дрогнули. Он услышал слова песни, не сразу поняв, что поет он сам.

Андэле-тэи кор-эме

Эс-сэй о анти-эме

Ар илмари-эллар

Ар Эннор Саэрэй-алло…

О'ллаис а лэтти ах-энниэ

Андэле-тэи кори'м…

Я подарю тебе мир мой -

родниковую воду в ладонях,

звездную россыпь жемчужин,

светлое пламя рассветного Солнца…

В сплетении первых цветов

я подарю тебе сердце…

Чужой язык… Чужой? Но ведь я знаю, я помню, я понимал его… Он замер, пораженный, и Изначальный, поняв его смятение, опустил руки.

— Еще, — попросил эльф почти умоляюще. — Играй еще…

И снова звучала мелодия, печальная и светлая, как серебристая дымка тумана ясным осенним утром; и еще одна, и еще…

— Благодарю… Учитель, — шепотом, не сразу вспоминая слова древнего языка: — И-халлэ-тэи, Тано…

— Гэлмор-йолло… — Изначальный коснулся пепельных волос эльфа — и тут же отдернул руку. Тот поднял глаза удивленно — и вскрикнул:

— Тано!.. Всемогущие Белайн, что же я наделал… твои руки…

Вала невольно усмехнулся, услышав такое смешение языков и понятий. Усмешка вышла кривой: искалеченные пальцы свела судорога.

— Что мне делать, говори… Как помочь? Как же я мог забыть, глупец…

— Не бойся, мне не больно.

— Зачем ты лжешь, я же вижу…

— Ничего. Главное — ты вспомнил.

— Учитель, кто мои родители? Там — мне говорили, что их убили орки…

— Нет, мальчик. Счастье еще, что ты попал к Эглат… Наверное, тебя сочли разумным оставить под опекой Мелиан: ведь она — Сотворенная Ткущего-Видения… Что тебе говорили о твоих родных?

— Говорили, что я видел их смерть, когда урчин напали на нас во время Великого Похода. Что госпожа Мелиан погрузила меня в исцеляющий сон…

— Что ж, доля правды в этом есть. И она заткала для тебя явь гобеленом видений — как сделал это с другими детьми Ирмо в своих садах. Я видел их… потом. Ты ведь не первый приходишь ко мне.

— Значит, я не один такой? Ты расскажешь?..

…Это была дерзость отчаяния — прийти сюда и сказать: я хочу говорить с Владыкой. Думал — тут и убьют, но его пропустили, даже не разоружив.

Нет, конечно, он не собирался говорить ни о чем. Государь Нолофинве Аракано, тот, кому он дал клятву верности в сердце своем, благородный и мудрый государь его — пал в поединке с Врагом: он пришел мстить. Не задумывался особенно о том, как осуществить это: если Врага можно ранить, быть может, можно и убить… а не удастся — в лицо ему выкрикнуть слова проклятия.

Он не сразу поверил, что это и есть Враг: ни короны, ни несокрушимых доспехов, ни свиты… Но когда взглянул в лицо, снова накатила жгуче-соленая волна ненависти.

— Приветствую, Моринготто, Владыка Ангамандо, — глухо сказал он, подчеркнув это: Моринготто, Черный Враг.

— Приветствую, элда. — Изначальный поднялся и подошел к эльфу; спросил тихо и мягко: — О чем же ты хотел говорить со мной ?

«Думаешь, можешь меня обмануть или разжалобить? — не выйдет, Проклятый!..»

— Я хотел сказать…

Он ударил быстро — но все же недостаточно быстро: Враг успел перехватить его руку, сильно, до боли сжав запястье. Эльф зарычал от ярости и попытался вырваться — не вышло.

— Значит, ты пришел меня убить… — медленно проговорил Изначальный. — Но я ведь бессмертен, йолло.

Эльф замер, уже не пытаясь освободиться:

— Как. ..ты меня назвал ?

— Ты ведь понял. Я не стану тебе мешать. Я заслужил кару именно от тебя, Ахэир.

Рука Валы разжалась, но эльф уже не пытался нанести удар.

— Какое… имя ты… назвал…

— Ведь ты из Эллери Ахэ, из Эльфов Тьмы, мальчик. Твои родные были… моими учениками. Я…

— Нет! Ты… нет, ты лжешь… Никогда Элдар не были на твоей стороне!..

— Но это правда. Ты вспомнил свое имя — так вспомни же…

— Нет! Замолчи! Я не хочу слышать!.. — Эльф зажал уши ладонями, лицо его исказилось, как от боли.

— Ахэир, мальчик мой, выслушай. Ведь ты все-таки пришел…

— Я… я хотел… Я ненавижу тебя! Будь ты проклят! И будь проклят я — я не могу уже убить тебя, ну, так бей же, зови своих рабов, я не боюсь, — потому что я буду мстить тебе, пока я жив, слышишь, ты!..

— Успокойся. — Изначальный шагнул к эльфу, заглянул в растерянные глаза — тот отшатнулся в ужасе.

Двери распахнулись, и двое стражей ворвались в зал — услышали крик.

— Учитель, что…

Эльф стремительно обернулся к ним; странно, но, кажется, он успокоился, только в глазах вспыхнул яростный огонь; он вырвал из ножен меч.

— Стойте! — властный окрик за спиной. — Оставьте его.

Воины одновременно и без колебаний вложили мечи в ножны; один все же сказал:

— У него оружие, Учитель.

— Да! — оскалился эльф. — И я убью любого, кто попытается приблизиться ко мне!

— Тогда уходи сам. Я клянусь — никто не тронет тебя.

— Думаешь, я поверю клятве лжеца? Но я не доставлю тебе удовольствия видеть, как мне перережут глотку! Твои псы сдохнут первыми! — с хриплым отчаянным воплем эльф бросился на воинов.

— Не убивать.

Несколькими минутами позже эльф снова оказался перед Изначальным; только теперь его держали воины, заломив за спину руки.

— Трус, подлец! Я не боюсь ни палачей, ни пыток, ни твоих глаз! Тебе не удастся сломить мою душу!..

И — та же смесь растерянности и ненависти в глазах. Изначальный горько усмехнулся:

— Ты скорее готов умереть, чем поверить мне. Что ж, я не стану неволить тебя. Калечить твою душу и отнимать волю, — с насмешкой прибавил он. И, обращаясь к воинам: — Пусть уходит. Он свободен. Оружие ему верните.

…У подножия поросших редким сосняком гор воин рассек коротким кинжалом ремни, стягивавшие руки эльфа, и бросил на землю рядом его меч:

— Иди. И, знаешь… я тебе скажу на прощание: если б не слово Учителя, я убил бы тебя, — человек говорил совершенно спокойно, без тени гнева или ненависти.

— Ну, так убей, — глухо откликнулся эльф, не оборачиваясь.

— У нас не принято бить в спину, нолдо. Прощай.

… - Тот, кто меня сюда привел… Ангор; он сказал… — Гелумир сдвинул брови, вспоминая: — «Мы бы знали, если бы ты решил причинить кому-то здесь зло. Твердыня бы знала это». Значит, и об Ахэире тоже… знали?

— Да.

— Почему же пропустили?

— А что, скажи, было делать с ним? Убить? Обезоружить и связать?.. Я надеялся, что он вспомнит и поймет. — Изначальный еле заметно вздохнул. — Что ж, он вспомнил. Навряд ли к добру.

— Что значит — «Твердыня знает»? — допытывался эльф.

— Для каждого из Изначальных… да, ты же не был в Валиноре… Понимаешь, Чертоги — это часть нас самих. Нельзя войти в Сады Ирмо без того, чтобы Ирмо не узнал об этом. И Намо знает обо всех душах в своих Чертогах: ни одна не пройдет мимо него незамеченной, это попросту невозможно. Так и Твердыня для меня…

— Значит… о Берене и Лютиэнь ты тоже знал с самого начала? — вот этого Гелумир-Гэлмор никак не ожидал.

— Знал. Пограничные отряды следили за ними от Дортонионских Гор. Я понимал, что их ведет: я знаю суть Камней. Оба они, Смертный и Бессмертная, стали Ведомыми Судьбой… как и я, отчасти: их можно было убить, но не заставить свернуть с пути. Потому и Врата были открыты, потому и в Твердыне никто не остановил их… они даже не задались вопросом — почему. Для них все было так, как должно. Я их видел: в них было что-то от людей во власти сна или наваждения… или — Судьбы.

— И ты сам отдал им Камень? — в голосе Гэлмора звучало плохо скрытое недоверие.

— О, нет! Этого я хотел менее всего. Я мог бы отдать его только сынам Феанаро… и отдал бы — но Судьбе нужно было другое. И князья Голдин тоже были — Ведомыми Судьбой. Боюсь, это предначертание и я не властен изменить. Рано или поздно Судьба придет за мной… — Изначальный говорил с тихой горечью, но тут внезапно поднял голову; глаза его вспыхнули юной яростной гордостью: — Но я не скажу, что она победила меня! И ты, когда увидишь людей Севера, увидишь то, что я успел сделать за эти годы, — ты тоже не скажешь этого!

На несколько мгновений Изначальный стал таким, каким помнил его Гэлмор: разгладились морщины на высоком лбу, даже шрамы на лице стали не так заметны. Эльф смотрел на него, ошарашенный этой внезапной переменой, не зная, что сказать.

— И… где же теперь Ахэир? — спросил он наконец.

— Думаю, в отряде Тени.

— Я уже слышал о Тени. Кто он и что за странное прозвище?

— Не все сразу, йолло, - в голосе Изначального проскользнула тень улыбки. Смущенно улыбнулся и Гэлмор:

— Странно ты меня называешь… Нет, просто никто никогда не говорил… Учитель, можно я останусь здесь? Мне многое нужно еще вспомнить, узнать, понять… Можно?

Изначальный кивнул.

— И еще: ты меня сразу назвал — Гэлмор. Почему?

— Я ведь помню вас всех. И еще — ты похож на своего отца. Только его глаза…

— …были синими, да? Да… Ты расскажешь о нем?

— Конечно. А как тебя называли в Эгладор?

— Гелумир. Ты не знал разве?

— Откуда… — взгляд Изначального стал задумчивым. — Конечно… Должно было звучать похоже: здесь не Валинор все-таки, и леса Мелиан — не Сады Лориэн… а имя — не просто имя, Гэлмор ан'Къеллинн, его печать так легко не вытравить…

Он прожил в Твердыне Тьмы долго — покинул ее всего за два года до Войны. Впрочем, о войне тогда почти никто не думал — его просто снова позвала дорога. Учитель сказал на прощание: «Все вы — Странники, йолло».

Лютня за спиной, меч на поясе: менестрель Гэлмор, Песнь Дороги.

Гэлмор ан'Кьеллинн.