В полутемном длинном коридоре сквозняк гулял по каменному не застеленному полу. Ни один факел не освещал древнюю кладку, и сырость пропитала воздух. Прислонившись к стене, сидела дочь князя. Она не вышла встречать придворного мага, не взглянула на него ни разу, но это не значило, что его возвращение не волновало ее.

За прошедшие месяцы она похудела, превратилась в тень самой себя, еще тоньше стали пальцы, еще прозрачнее кожа. Кормилица умоляла отца сделать что-нибудь, выдать ее поскорее замуж, в страну с хорошим климатом, солнечными днями и теплыми мокрыми зимами. Элоди не желала покидать родные края, да и отец не хотел с ней расставаться. Да еще отправлять так далеко. Но Элоди видела, что он задумчиво смотрит на ее худое лицо и истончившуюся талию. Рано или поздно он решит ее судьбу, и ей придется покориться.

Если бы Йормунганд решил вернуться в свою северную страну, стал бы он там принцем, думала она. Если бы не случилось того, что случилось при дворе у Альфедра, если бы его положение оставалось бы таким же высоким, хотя бы в стране северян, отдал бы отец ее за Йормунганда? Нет. Она с ним никогда бы не встретилась, твердил ей разум. Но так было бы лучше, думала она. Лучше бы им не встречаться, а если бы встретились, то как равные.

Жизнь шла своим чередом. Всякий раз именно это обстоятельство больше всего удивляло Йормунганда. Случалась трагедия, люди гибли, судьбы ломались, но отступи на шаг — и все та же жизнь продолжается.

В замке Эдегора готовились к праздничному пиру. Во дворе ворочали привозные бочки с вином. Слуги носили безобразные туши животных, которым вскоре суждено стать прекрасными жаркими, обрамленными нежным гарниром из овощей и яиц. Корзинами носили фрукты, в глиняных горшочках перетаскивали запасы меда, сновали мальчишки с кочанами капусты и пучками моркови в маленьких тележках.

Эдегора в расписных деревянных палатах не было. Он не любил всю эту хозяйственную суету, когда замок не принадлежал ему, и всем заправляла его жена. Властная Раннвейг надевала в такие дни самое простое шерстяное платье, убирала волосы под золоченый обруч и ходила широкими шагами по длинным коридорам, раздавая указания и распоряжения. Обычно ее сопровождали две или три служанки, что зорким взглядом следили за остальными слугами и подгоняли лентяев. Не к лицу княжеской жене устраивать выволочки челяди. Если только это не особая челядь, вроде мага, что никак не мог найти двух маленьких ребятишек запропавших неизвестно куда.

Подлива из помидоров подгорела, тесто на пироги получилось пресным, а пыль от гобеленов, которые выволокли во двор проветрить, серым слоем покрыла на два раз вымытые полы в пиршественной зале. Раннвейг была раздражена и шла в крыло, откуда разносился тонкий сладкий запах, устроить выволочку придворному магу за свое плохое настроение.

— Разве у тебя нет теперь собственного мага? — спросил ее Йормунганд вместо приветствия. Он стоял к ней спиной, рукава засучены до локтей, а на руках перчатки из толстой кожи. Из-за его спины Раннвейг не видела, над чем это он так склонился, ей пришлось обойти его со стороны.

Йормунганд чуть ли не носом уткнулся в кипящий в стеклянной бутылочке раствор. Зеленый сладковатый пар поднимался из узкого горлышка и маленькие пузырьки лопались один за другим на мутной поверхности зелья.

— Тебе бы котелок, — сказала Раннвейг. — Да ведьминскую шляпу.

— А эта чем не хороша? — сказал Йормунганд и кивнул на висящую на стене широкополую шляпу с облезшими краями. Как и его старый плащ, она уже утратила цвет, но темно-синий оттенок все еще угадывался в посеревшей шерсти. Раннвейг потрогала ее мягкий край.

— Ничем не хороша, — сказала она.

Йормунганд со вздохом выпрямился. Глаза покраснели и слезились, стеклянные линзы, которые он носил во время опытов, потерялись за время его отсутствия. Теперь он щурился на Раннвейг и вид имел еще более кислый, чем у нее.

— У тебя теперь есть собственный маг, — сказал он, — Поори на него, если очень хочется.

Раннвейг фыркнула.

— Стаккард… — она замялась, раздумывая, что сказать дальше, — Стаккард оказался очень полезен.

Йормунганд поднял руку.

— Даже не буду спрашивать чем, — сказал он.

После поражения Йорда на поляне у деревни, Стаккард успел в одиночку нагнать Валонхейма и предложить взять себя в плен. Поэтому вернувшийся Йормунганд решил было, что опять остался не у дел. Не хватило сил ни рассердиться, ни на удивление. Но князь как будто не заметил возвращение опального князя, а Раннвейг, вопреки ожиданиям, отнеслась к Йормунганду даже благосклонно. Настолько, насколько могла.

— Хлопоты, хлопоты, — Йормунганд вздохнул, он часто теперь вздыхал. — Ты собиралась отчитать меня, помнишь?

— Разве? — Раннвейг рассеяно потеребила ожерелье. Круглый белый камешек обрамляла тонкая филигрань. Бьярне постарался на славу. — Почему так получается каждый раз? Я злюсь на тебя и собираюсь разнести в пух и прах, но стоит перекинуться с тобой парой слов и гнев уходит.

— Это любовь.

Раннвейг рассмеялась.

— Вот уж нет, — сказала она.

Йормунганд улыбнулся. Глаза все еще слезились, так что он утирал их тыльной стороной ладони.

— Ты так и не рассказал, что случилось с Гарриеттом, — сказала Раннвейг.

— Разве? Я рассказывал твоему супругу, Стаккард оглушил меня, а всадники Йорда перерезали весь отряд вместе с Гарриеттом.

— Стаккард говорит другое.

— Да ну? Какая неожиданность. Я оглушил его, а потом перерезал его отряд, а потом впал в раж и перерезал свой? Кровь рекой, кишки наружу, так опьяняет.

— Не ерничай.

— Ох, да ладно тебе, Раннвейг. Стаккард мог что угодно наплести, но его слово против моего, кому ты больше веришь?

— Про тебя всякое говорят.

Йормунганд фыркнул.

— Тогда пожалуйся своему новому личному магу.

— Опять ты за свое.

— А как же.

— Йормунганд, Стаккард говорит, что мои дети… в опасности.

Повисла пауза. Йормунганд не отрывал взгляд от напрягшихся рук. Раннвейг посмотрела на него.

— Это правда? — спросила она дрогнувшим голосом. — Ты поэтому не можешь найти их?

— Я, знаешь ли, маг, а не бог, — тихо сказал Йормунганд, — будь я всесилен, то был бы я здесь?

— И все-таки?

— Я не могу их найти. Они грозились уйти из дома, вероятно, ушли.

— Йормунганд…

— Я не знаю, где они.

— Их больше нет?

— Я найду их, Раннвейг, — последние слова дались ему с трудом.

— Ты обещаешь?

Боже, как это по-женски, — подумал Йормунганд отстраненно.

— Обещаю.

Раннвейг величаво кивнула.

— Так, — сказала она уже властным тоном хозяйки замка. — Фейерверк будет после ужина, как раз зайдет солнце, сразу после песен и обмена дарами.

— Хорошо.

— Изобрази что-нибудь нейтральное. Без излишней скромности, как в прошлый раз. Будут гости.

— Хорошо.

— Что-нибудь такое, изящное, ты сам понимаешь.

— Конечно.

— Нанеси руны на те новые кубки, чтобы не украли.

— Хорошо.

— И вообще, на самое ценное тоже нанеси, понял?

— Да.

— И еще, — сказала Раннвейг почти у двери, — Элоди приболела, ее все время тошнит. Посмотри, что это с ней. Она должна быть на пиру, а не то так в старых девах и останется.

Йормунганд поклонился, прижав руку к сердцу. Едва затворилась дверь, дернул не глядя сумку с инструментами. С потайной полки за камином достал непочатую бутылку зелененькой и затолкал в сумку, сверху всякий тонких силосов и деревянных обрезков. Варево в стеклянной колбочке так и осталось остывать на столе.

Уже в коридоре он едва не налетел на Элоди. Девушка поймала его за рукав, не дав сбежать.

— Да? — сказал Йормунганд, устремив взгляд поверх ее макушки. С тех пор, как он вернулся, он избегал смотреть на нее, да и вообще старался уклониться даже от случайных встреч.

— Йормун, — пробормотала Элоди — у нас было недопонимание в прошлом.

Йормунганд кивнул в знак того, что слушает. Коридор вовсе не был безлюдным, мимо сновали служанки. Передники их пахли пылью и чем-то сладким. В замке готовили комнаты для гостей. Краем глаза он отметил хорошенькую девушку из новеньких. Она несла охапку цветов и несколько небольших вазочек под мышкой. Вазы вот-вот грозили выскользнуть прямо на каменный пол, а цветы сильно помялись и выглядели скорее жалко, чем мило. Раннвейг на нее всех собак спустит, подумал Йормунганд, надо будет вечером утешить малышку. Что же, за всем не доглядишь.

— Йормун! — настойчиво повторила Элоди, — ты все еще здесь?

— А? Что? Я слушаю тебя, слушаю.

— Одна из моих служанок беременна, — выпалила Элоди так, что сразу несколько девушек вокруг замерли и навострили уши. Йормунганд посмотрел на нее, взгляд его уперся в ложбинку, которая стала еще глубже, чем в прошлый раз. Он поймал себя на невольном желании потрогать, взвесить грудь Элоди в руке.

— Я здесь ни при чем, — быстро сказал Йормунганд. По возвращению он не нашел женщину с перьями. никто не знал ни куда делась она, ни ее ребенок. Элоди как будто забыла былое притяжение к нему и старалась вести себя непринужденно. Должнго быть, внушение Эдегора подействовало.

— Ни при чем? — Элоди заметила, что он заглядывает в ее декольте, вспыхнула и разозлилась. — Поэтому я прошу тебя о помощи. А не призываю к ответу… развратник ты этакий.

— А как ты себя чувствуешь? — спросил он, вспомнив недавние слова Раннвейг, — Я слышал, тебя тошнит?

Элоди топнула ножкой.

— Разве что от тебя, — бросила она, решительно взяла его за руку и потащила за собой. Дуэнья метнулась было за ними, но девушка упреждающе вскинула ладонь.

— Что такое?

Элоди затащила Йормунганда в неглубокую нишу и постаралась загородить своим небольшим телом.

— Моя служанка ждет ребенка, ты можешь ей помочь?

— Я не повитуха. У меня нет такого опыта.

— Да нет, — Элоди поморщилась. — Ты можешь помочь ей избавиться от ребенка?

Йормунганд вздохнул, провел рукой по лицу.

— Пусть обратиться к кому-нибудь другому, — сказал он.

— Она не может.

— Почему?

— Потому! Не может и все тут.

— Элоди, можно я поговорю с ней?

— Нет!

— Иногда девушкам кажется, что избавиться от ребенка единственный выход, но это не так.

— А что, лучше будет выбросить его потом в корзине, собакам на съедение?

Йормунганд скривил губы. День явно не задался.

— Я могу дать снадобье, — сказал он, — Если срок небольшой, но, Элоди, от этого снадобья иногда умирают. Никто не даст гарантии, ни я, никто другой.

— От родов тоже иногда умирают, — сказала Элоди отступая. — Дай мне это средство, а я передам ей.

— Элоди, — сказал Йормунганд, — на каком ты месяце?

По коридору будто ураган пронесся. Топот маленьких женских ножек сопровождали крики испуганных расталкиваемых служанок, звякнула разбитая посуда, упало и покатилось что-то по полу. Следом послышался топот мужских сапог.

— Что там такое? — Стаккард с интересом высунулся из кухни, где Раннвейг поставила его надзирать за приготовлением блюд. Он как раз закончил дегустировать столовое вино, припасенное для ужина. В любом другом месте он решил бы, что подобным поручением его хотят унизить, но здесь остаться на кухне оказалось высшим благом.

Любопытный поваренок высунулся вместе с ним.

— Леди Элоди и господин Йормунганд опять поссорились, — сообщил он авторитетно.

— Откуда ты знаешь? Ты же их не видел.

— А никто из служанок не ругается, значит пробежал кто-то из благородных. Ну кто, если не они?

Стаккард ухмыльнулся.

— И часто они так вздорят?

— Как заговорят, так каждый раз. Редко, в общем.

— Йормун влюблен в Элоди? — ухмылка Стаккарда растянулась еще шире.

— Не, она в него.

— А он?

— Ни одной юбки не пропустит, кроме благородной дочери конунга. Марза говорит, это от уважения, а я думаю, ему просто плевать. А может быть, и так и эдак.

— Может быть, — согласился Стаккарад.

— Господин, — мальчик уставился на него наглыми глазами, — а вы вино все допили или осталось чего?

Стаккард не больно шлепнул его по затылку.

— Работать иди, — сказал он, — винишко есть, да не про твою честь.

В Голдсшейне часто любили поговорить, как Йормунганду удалось провести князя и получить место рядом с ним. Рассказы о его похождениях обрастали вымыслом, и Стаккард не верил и половине того, что слышал. Но теперь, теперь он сомневался.

«Втереться в доверие», хах. Как будто старик доверяет кому-нибудь. Он и собственной жене не доверяет, даже собаке у своих ног относится с подозрением. Разве что дочь он беззаветно любит, но и то потому, что она так похожа на него. Как собственное отражение, только в платье. Вот только дочь еще опасливей отца, и как она умудрилась влюбиться в проходимца вроде Йормуна? Стаккард и сам не заметил, как начал называть его Йормуном.

Йормунганд пробудил чудовище, создал чудовище, они и сам является чудовищем. Нет ни семьи, единственного друга, Стаккард не сомневался, он предал. И даже то, как легко он заводил романы, указывало лишь на то, что Йормунганд никого по-настоящему не любил.

Даже его отец более человечен, чем сам Великий Змей, как называли его за пределами владений Эдегора. Интересно, знает ли Йормун о собственном прозвище? Он часто путешествует неузнанным, мог и слышать.

Из размышлений Стаккарда вырвала повариха, что бесцеремонно потрясла его за плечо.

— Вино где? — густым басом спросила она. — Все вылакал или осталось чего?

Йормунганд перепрыгнул через корзину с покатившимися фруктами, едва не споткнулся о ковер и все-таки нагнал Элоди у входа в главный зал.

— Не делай хуже, чем есть, — прошипел он.

Он ожидал слез или истерики, но Элоди лишь посмотрела на него круглыми глазами и сказала:

— Не преследуй меня.

— Что?!

— Если ты будешь преследовать меня, я позову стражу.

— А я скажу о твоем положении во всеуслышание. Прямо сейчас!

— А я, а я, а я скажу, что это твой ребенок. И тебе придется на мне жениться!

— Ну уж нет! Пусть лучше голову снимут!

Элоди ударила его. Йормунганд прижал ладонь к пылающей щеке.

— И кстати, — сказал он, — а чей ребенок?

Элоди ударила его по другой щеке, так что через мгновение Йормунганд напоминал собой удивленную кумушку с воздетыми к лицу руками.

— Прекрати, — сказал он с угрозой. Элоди насупилась.

— А то что?

— А то придется справляться со своей маленькой проблемой самостоятельно.

Элоди замерла, тут же моргнула и отвернулась.

— Ты поможешь мне?

Йормунганд вздохнул.

— Помогу, но, — Йормунганд улыбнулся краешком губ, — ты будешь мне должна.

Порой Элоди жалела, что отец ненавидел Дочерей. Будь при дворе хоть одна из них, проблемы можно было избежать. Она упорно отказывалась думать о проблеме, как о ребенке. Опухоль, думала она, — внутри меня опухоль и она растет. Ее тошнило при одной мысли, что опухоль остается внутри нее.

Йормунганд велел ей показаться на пиру, потом сослаться на плохое самочувствие и уйти, ставив вместо себя служанку. Он долго наставлял ее по поводу нового мага жены конунга, чье имя Элоди никак не могла запомнить.

Странное дело, думала Элоди, с ней случилось несчастие, большое несчастье, а Йормунганд впервые стал так добр к ней, что она даже немного счастлива. Продлится ли его доброта хоть сколько-нибудь долго, размышляла она, выбирая шелковые ленты для жемчужно серого платья, в котором она выглядела не такой бледной и распухшей. Йормунганд поддержал ее, кто бы мог подумать.

Элоди даже собиралась намекнуть ему, пригласить ее на танец, пусть проявит вежливость перед лицами гостей. Голубые шелковые ленты, решила она, голубые шелковые ленты и жемчуг в волосах.

Из маленькой шкатулочки на столе Элоди вынула еще одну шкатулочку, совсем малюсенькую. В ее краях женщины покусывали себе губы, чтобы те выглядели яркими и пухлыми, как после поцелуев. Элоди же использовала средство зовущее к поцелуям — нежно-красную помаду. Лишь немного на верхнюю и нижнюю губу и вот, ее лицо преобразилось.

Элоди улыбнулась себе в зеркало и тут же скривилась от приступа тошноты.

Негромкий стук в дверь разбудил Бьярне. Он спал сидя на крышке сундука, уронив голову на грудь. Тыльной стороной ладони цверг едва успел утереть слюну с подбородка, как вошел явно обеспокоенный Йормунганд. Он выглядел похудевшим, даже плечи заострились под дорогим, и изысканном черном кафтане с серебром. На голове Йормунганд носил платок, сдвинутый на один глаз. Бьярне даже не сразу разглядел, что платком Йормунганд прикрыл огромный уродливый шрам.

— Айе! — сказал Йормунганд, щурясь от полумрака и бьющего по ноздрям и глазам застоявшегося воздуха. — А ты выглядишь лучше, даже пополнел. Что-то хорошее случилось?

— Что хорошего? — пожал плечами цверг. — Ты вот выпивку принес и хорошо. Принес же, а?

— Принес, — сказал Йормунганд. — и спасибо, что выполнил мою просьбу.

— Ну и долго же тебя не было. Что за царапка на лице?

Йормунганд предпочел не отвечать. Зеленая бутыль была не такой вычурной, как в прошлый раз, но наполнена по самое горлышко. Бьярне аж сглотнул, едва увидел ее.

— Расскажешь о своих приключениях? — спросил он.

— Недосуг. Сегодня пир и меня заставляют готовиться, как и всех прочих. Выгляни ночью в окошеко, будет фейерверк.

— Грохоту, верно, будет.

— Не без этого.

Йормунганд невидящим взглядом окинул кузницу и повернулся уходить.

— Слышь, Йормун, передай тут кой-чего Эдегору, будь другом.

Бьярне неловко завозился возле сундука. Йормунганд остался наблюдать за его стараниями возле двери.

— Что это? — только и спросил он, когда Бьярне передал ему два приличного размера кубка, оправленных в металл.

— Подарок, — сказал Бьярне. ухмыляясь в спутанную бороду.

— Зачем? — удивился Йормунганд.

— Ну как, я же узник, чтобы смягчился, проветрил тут, да и вообще. может кормить лучше стане. С бабой же его получилось, может и этот раздобрится.

— Судя по твоей разъевшейся харе, тебя и так неплохо кормят, — заметил Йормунганд.

— Ну уж, — прокряхтел цверг. — Передай ему, скажи, что от меня. Пусть вспомнит обо мне.

— Передам, — сказал Йормунганд и бодро пошел к двери.

— Эй, — позвал Брагни, — я спросить хотел… поговорить.

— Я зайду еще, попозже.

И не дожидаясь прощаний, Йормунганд вышел за дверь. В замке провернулся ключ, грохнул засов. Бьярне опять остался один, только сон к нему больше не шел.

Спускаясь по длинной винтовой лестнице, Йормунганд насвистывал. Он и не думал выполнять добрую половину поручений Раннвейг. Кто-нибудь обязательно украдет ценную вещь во время пира. Если пропажу заметят, он либо найдет ее, либо вору повезло. Но слух о том, что на каждом кубке есть невидимые начертанные им руны против воровства, надо все-таки распространить, подействует лучше реальных заклинаний.

Когда Йормунганд вышел на залитый солнечным светом двор, уже начали собираться гости. Неприкаянно ходил туда-сюда по каменистой дорожке господин Лейф Дидериксен. У Лейфа пышная темная шевелюра, благодаря которой он выделялся как черный баран в овечьем стаде. Нрав он имел вспыльчивый, и Йормунганда откровенно недолюбливал.

— Айе! — сказал Йормунганд проходя мимо и чуть наклонил голову в знак приветствия.

— Айе! — ответил Дидериксен. — Йормун, мои люди заглянули под каждый куст, ребятишек нигде нет.

— Каких ребятишек?

— Детей госпожи.

— А да. верно, — Йормунганд вздохнул. Дидериксен упер руки в бока, на этот раз отступать он не намеревался. Йормунганд прикинул еще несколько неотложных дел: нанять нового расторопного слугу, не такого пронырливого как прошлый. Библиотека серьезно пострадала, так что придется заказать переписчикам несколько книг для коллекции. В руках он все еще держал подарок цверга.

— Меня подрядили на поиски малышей, — сказал Дидериксен, — а вы, вроде как. Должны нам в этом помочь.

— Вроде как, — повторил Йормунганд. — Думаешь, у меня сейчас других дел нет?

— Важнее этого нет.

— Хорошо, идем.

Первое время Йормунганд считал странным, что солдаты не боятся его. С его точки зрения он должен был быть в их глазах чудовищем наподобие того, что он создал. Или даже страшнее, потому что гидра могла лишь убить, а Йормунганд давал «вторую жизнь», которую сложно было принять. Или, размышлял Йормунганд, слухи просто не распространились. Обычно хватало намека, даже полунамека, чтобы пожар домыслов разгорелся в сухостое ежедневной скуки. Но не теперь.

Никто даже не сокрушался о смерти Гарриетта, будто он всего лишь отправился в очередной поход и вот-вот вернется. Дидериксен занял его место так легко, будто только для него оно предназначалось.

Дидериксен рассказал, что организовал три отряда, которые прочесывали местность вокруг замка. В замке детей уже искали. Заглядывали в чуланы и чердаки, под лестницы, в самые тайные уголки. Но и следа их там не было. То есть след- то нашелся.

Йормунганд повертел в пальцах деревянную свистульку. Такими играли деревенские дети. Наверное, кто-то из слуг дал ее маленькому Хельмуту. Ногтем он нацарапал на деревянном боку игрушки руну поиска, сжал ее в ладонях и прислушался. Тишина.

— Надо подождать дождей, — сказал Йормунганд.

— Чего? — спросил Дидериксен.

— Надо подождать дождей, — повторил Йормунганд. — Едва пойдет дождь, дети отыщутся.

Дидериксен побледнел, потом его лицо стало покрываться красными пятнами.

— Если мы не найдем их… — начал он.

Йормунганд кивнул.

— Скорее всего, — сказал он тихо, — уже поздно.

— Это не повод, то есть, это не значит, что мы должны…

— Прекращать поиски, — закончил Йормунганд. — Верно. Я могу ошибаться. Я же, мать вашу, не Богиня.

В памяти всплыло воспоминание о громадной голове и низком голосе дракона. Мужского тот дракон пола или женского? Или драконы бесполы? А может быть, гермафродиты?

— Эй, — окликнул его Дидериксен, — Йормун, что с тобой?

— А?

— Ты как вернулся ходишь как в воду опущенный. Как будто… потускнел что ли. Хандришь, что ли? Ты скорее завязывай с этим. Нам надо ребятишек найти. Если на тебя сверху воды налить — поможет?

— Вряд ли. Но давай попробуем, — сказал Йормунганд натянуто бодро.

Уже скоро Йормунганд сидел в замковом саду и любовался на пыльный каменный забор. Волшебник разделся до пояса и сидел, подвернув под себя ступни. Ноги уже начали затекать, когда Дидериксен вместе со слугами притащил еще четыре бадьи с водой. Рядом с Йормунгандом уже стояла батарея из наполненных водой бочек.

Слух о затеянном лесным пожаром разошелся по замку. За кустами с хихиканьем сновали служанки, им не терпелось посмотреть как на бледное, но симпатичное тело Йормунганда из Ирмунсуля польется вода и он начнет колдовать. Йормунганд больше догадывался, чем слышал, о чем они говорят. У него начнется трясучка, как у северных шаманов. Нет, он врастет в землю, опутается травами. Нет, нет, все не то, он обратиться в кого-то другого, воспарит и увидит все окрестности волшебным взором, ничего от него не скроется.

В саду цвели глицинии. Знатоки и путешественники говорили, что на землях южнее этот цветок по-настоящему прекрасен, здесь же он тень от тени собственного великолепия. Однажды князь едва не приказал ее вырубить. Редкие бледно-голубые соцветия только-только набрали силу, их печальные кисточки свешивались то тут, то там, к радости садовника. Он планировал высадить их вокруг беседки в следующем году, рьяно защищал любимые «вьюнки» от вредителей да непогоды, а сам умер от чахотки зимой.

Хороший был человек, думал Йормунганд, преданный своему делу. Глициния осталась только у стены, опутала подгнившие подпорки и цвела все теми же редкими светло-голубыми кисточками.

Хорошо бы посмотреть разок, как она должна цвести на самом деле. Подумал Йормунганд, когда на него обрушился поток воды и больно ударил по затылку.

— Холера! — заорал Йормунганд пригибаясь к земле.

— Сработало? — спросил Дидериксен.

— Что сработало?! Что это было вообще? — Йормунганд злобно уставился на него, сидя в большой лужи. С подбородка капало.

Дидериксен почесал затылок.

— Ты вроде в транс вошел, — сказал он, — уставился перед собой пустыми глазами, вот я и решил, что пора.

— Нет, — рявкнул Йормунганд, — Не пора. Я задумался просто.

— А, вот оно как выглядит, — ухмыльнулся Дидериксен.

— Не строй из себя Гарриетта, — сказал Йормунганд, успокаиваясь.

Дидериксен отвернулся, через мгновение поднял руку.

— Готов? — спросил он.

— Сейчас готов. Лейте медленно, и разбрызгивайте воду, чтоб получалось вроде дождя.

— Хорошо, — натужно ответил слуга, засевший с бадьей на каменном заборе.

— Готов.

Дидериксен дал отмашку.

Слуга наверху начал медленно наклонять бадью. Прозрачная струя устремилась на макушку Йормунганда, он дернулся, будто его ударили.

— Да что ж такое! — не выдержал он, — мне нужно подобие дождя! Дождя, когда вода льет с неба такими, понимаешь, брызгами, моросит вокруг. Оо, Богиня, я не могу, — он смахнул влагу со лба.

— Давай еще раз, — сказал Дидериксен и махнул рукой.

На этот раз получилось куда лучше. Слуга одной рукой наклонял тяжелую бадью, и тут же разбрызгивал воду ладошкой. Он сияющими брызгами разлетелась в стороны и устремлялась вниз, на плечи и волосы волшебника. Йормунганд зажмурился, постарался вернуть дыхание в норму, а потом и вовсе задержать его.

Под стеной прохладная тень не давала слепить его солнцу, цветы глицинии вздрагивали, когда на них попадали случайные брызги. Челядь собравшаяся ради зрелища затихла. Дидериксен ждал.

— Ну что? — спросил он через пару минут.

Йормунганд вздернул ладонь в упреждающем жесте.

— Не так быстро, — сказал он, — Это же не нестоящий дождь, — добавил он, почти извиняясь.

— Еще бадью, — сказал Дидериксен. Два дюжих молодца потащили полную бочку к забору, и с пыхтением принялись затаскивать ее наверх. По дороге половина расплескалась, но остальное все- таки полилось вниз, на насквозь мокрого уже Йормунганда и влажную до черноты землю. Вокруг мага почва потемнела от влаги.

За кустами захихикали.

— Как мокрый котенок, — произнес девичий голос.

— Змей он, а не котенок, — возразил густой бас, как у главного повара.

— Змей не змей, — протянула девица, — а как хорош собой. В этих его хламидах и не поймешь. А тут — все красоты наружу.

— А ну, не смотри, — рявкнул обладатель баса. За кустами снова захихикали и все стихло.

— Ничего не получится, — сказал Йормунганд, — Нужно ждать дождей, я ничего не чувствую.

Он открыл глаза и обмер. Он сидел в центре расплавленного золота, озером расплывшегося вокруг него. Дидериксен не двигался, и, судя по взгляду, едва его видел. Золотые нити свешивались с волос и носа, струились по плечам и по спине, он весь оказался опутан ими, как жертва огромного золотого паука.

Небо оставалось все таким же синим, глицинии чуть тронутые золотом, раскачивались под порывами ветра. Йормунганд впервые почувствовал, что ему холодно, хотя раньше в таком состоянии он не чувствовал ничего.

Йормунганд протянул руку вниз, ладонью к сверкающей глади. На нее было больно смотреть и он вновь зажмурился. Тонкие нити окутали его влажной нежностью, обернулись вокруг тела, вошли в сознание, пробились сквозь висок.

Йормунганд увидел ее, сморщенную, старую, как печеное яблочко.

— Айе, — сказал Урд не глядя на него. Ее седые волосы собраны в косу и закинуты назад, пальцы непрерывно двигаются, пропуская полотно человеческой жизни.

— Айе, — отозвался Йормунганд.

— Хочешь узнать, как ты умрешь?

— Нет, но я ищу детей. Двух мальчиков. — он замялся, думая, как же описать их этой старой леди, чтоб она узнала их.

— Их здесь нет, — сказала она.

— Нет? — переспросил он с надеждой.

— Нет, — сказала она не глядя на него, — Они же дети. Дети не задерживаются здесь.

Йормунганд продолжал смотреть на нее.

Раздался шорох, мимо него, раздвигая кусты, прошагал великан. Йормунганд не видел его лица, но на плече его сидела белка.

— Как? — спросил Йормунганд одними губами.

Старуха указала откуда пришел великан. В свете полуденного солнца башня- кузница торчала как гнилой зуб среди пустой десны.

Йормунганд закрыл лицо ладонью, и все кончилось.

Дидериксен тряс его за плечи, Йормунганд слышал его испуганные «эй» и чесночное дыхание обожгло ему щеку.

— Я здесь, — пробормотал он, отодвигаясь и чуть не шлепнулся в скользкую лужу. Что налили специально для него. Раздался откровенный смех, который тут же прервался разгневанным:

— Что за балаган!

Йормунганд сглотнул. Дидериксен поспешно встал и вытянулся перед хозяйкой замка. Хильда уперла руки в бока и явно ждала объяснений.

— Мы, ээ, искали детей, ээ, волшебством.

— И как, — спросила Раннвейг ледяным тоном, — получилось?

Дидериксен неуверенно обернулся на сидящего в луже Йормунганда.

— Госпожа, — сказал Йормунганд, — Я…

Раннвейг повернулась к нему и прищурилась.

— Я сожалею, госпожа, — начал он.

Сделал паузу, посмотрел в лицо Раннвейг.

— Мы продолжим поиски, — сказал он.