Билл Стилфорд еще раз доказал, что был точен, как кухонные ходики Его шаги в коридоре своей размеренностью напоминали удары маятника. Он вошел в прихожую, и Ольга с первого взгляда поняла, как тщательно американец подготовился к предстоящему посещению театра.

Прекрасно сшитое темно-серое двубортное пальто, кашне цвета белой шерсти, белоснежная сорочка и черный шелковый галстук-бабочка придавали облику бизнесмена неожиданный артистизм. Он даже улыбаться стал декадентской улыбкой начала века.

Черная шляпа, немедленно водруженная на полку, напоминала головной убор волшебника из известной скандинавской детской сказки.

И, подобно настоящему волшебнику, Билл держал в руках два букета.

— Это вам, Ольга, — он преподнес один из букетов хозяйке. — Извините, не могу освободить от бумаги: руки заняты.

Ольга распаковала букет. Это были алые розы. «Стиль Билла, — подумала женщина. — А бордовые — стиль Алексея».

— Спасибо, Билл, они великолепны.

— Ольга, не сочтите за труд, взгляните на букет для вашей подруги. Может быть, я что-нибудь перепутал?

Бурова слегка приоткрыла вторую упаковку. Там тоже были розы, но белые, подходящие, пожалуй, даже для невесты.

— Мне кажется, вы удачно выбрали, Билл. Белый цвет чудесно подходит к премьере.

Билл растянул губы в своей умопомрачительной заокеанской улыбке.

В такси Ольга представляла, что Алексей уже в зале или в гримерной у Вики, или разговаривает с Таней. Она была уверена, что Захаров уже приехал, а значит, где же ему быть, как не в театре.

Неизменно находящийся в прекрасном расположении духа американец всю дорогу насвистывал какой-то, очевидно, популярный на его родине, мотивчик. Сначала Ольгу раздражала эта его подростковая жизнерадостность, но потом она притерпелась и всецело углубилась в свои мысли.

Вопреки ожиданиям, Захарова не было видно ни в зрительном зале, ни среди Татьяниной свиты. Ольга почувствовала, как усиливается волнение, но, вспомнив об обыкновении опаздывать, когда-то присущем Алексею, постаралась успокоиться.

Однако она заметила, что Таню также не оставляет равнодушной отсутствие поэта. Подруги говорили о чем угодно, но только не на эту тему. Тем не менее негласное табу лишь сгущало атмосферу напряженного ожидания.

Свет в зале погас, и голубоватый боковой луч высветил на лишенной занавеса сцене хрупкую фигурку, стоящую спиной к зрителям.

Вика была в черном, стекающем мягкой драпировкой наряде, с распущенными волосами. Спектакль начинался с монолога, актриса произносила его в глубокую пустоту сцены. Она словно исповедовалась в том, что родилась от обмана.

«Отец мой, Зевс, владыка богов, предстал перед Ледой в лживом образе лебедя, бедного лебедя, и за милосердие отплатил бесчестием».

У Ольги мороз прошел по коже от этих слов. Наверное, актриса привносила в монолог героини слишком много своего личного, и потому перевоплощение казалось полным.

Вика играла Елену Прекрасную. Античный сюжет о яблоке раздора расплывался во временных границах и, преображенный талантом Татьяны, обретал новый смысл.

Елена раздваивалась, ее призрак становился реальнее живой героини. Жена царя Менелая сохраняла верность супругу на пустынном острове у берегов Египта, в то время, как точная ее копия, созданная богами, чтобы защитить честь настоящей царицы, уплывала вместе с Парисом в Трою.

Мудрые старцы восхищались не Еленой, а призраком, Троя погибала не из-за Елены, а из-за призрака, тысячи жизней были принесены в жертву призраку.

Ольга с ужасом и трепетом узнавала в этой сценической версии мифа приметы своей собственной женской судьбы.

Она, как Елена Прекрасная, все долгие годы одиноко пребывала на пустынном острове, верная своей единственной любви, в то время, как призрак ее, созданный неведомо какими силами, метался и страдал, судорожно нащупывая бренные ценности, забывая о вечных истинах.

Ольга переводила некоторые фразы Биллу, вкладывая в них свое собственное понимание. Она заметила, что американец все больше углубляется в действие. Ольга так была захвачена, с одной стороны — спектаклем, а с другой — необходимостью донести смысл до Билла, что почти перестала думать об Алексее.

Загорелся свет, и на сцену снова вышли немногочисленные актеры, участвовавшие в этом камерном спектакле.

Ольге хорошо был виден первый ряд, и в нем Таня, Миша, режиссер, пожилая женщина с раскосыми, словно птичьими, глазами, очень похожая на Вику… Алексея среди них не было.

Автор и режиссер присоединились к исполнителям и раскланивались публике.

Когда Таня спустилась со сцены, Ольга и Билл ждали ее.

— Мне кажется, замечательно, Танюша, — только и смогла выговорить Ольга. Она не могла освободиться от вдруг нахлынувшей неясной тревоги.

«Почему он не приехал? Может быть, он догадался, что на премьере непременно буду я и решил, что не следует со мной встречаться. А может быть, у него действительно кто-то появился, какая-то другая женщина?»

Ольга чувствовала, как ее голос теряет силу, а ноги становятся ватными.

— Спасибо, Оленька, — Таня все поняла. — Не волнуйся так. Я думаю, ничего не случилось.

«Случилось? Да, именно. С ним что-то случилось… С ним случилось что-то страшное».

— Оля, на тебе лица нет. Присядь.

— В театре есть междугородный автомат?

— Кажется, нет… Погоди, — вдруг нашлась Таня, — давай я отведу тебя в кабинет главрежа, позвонишь по коду.

— Да, конечно…

Только сейчас Ольга заметила, что рядом с ними все еще стоял Билл с дурацким букетом. Он был не в силах понять смысл их разговора, но терпеливо ждал, когда же, наконец, его представят.

— Извини, Билл, — Ольга прочла в глазах американца выражение искреннего сочувствия. — Таня, разреши тебе представить мистера Уильяма Стилфорда.

— Очень приятно.

— Glad to meet you.

Билл уже собирался было вручить розы Тане, но та почти незаметным движением отвела букет, и Билл глазом не успел моргнуть, как очутился рядом с Викой.

Таня говорила по-английски не так хорошо, как Ольга, но довольно сносно.

— Вика, это Билл. Он восхищен твоей игрой и желает в знак признательности вручить тебе букет.

Слегка растерянный американец выполнил все, что от него требовалось. Виктория со своей экзотической внешностью и белыми розами превратилась из греческой царицы в восточную царевну.

Таня оставила Билла на попечение актрисы, даже не выяснив, говорит ли Вика по-английски. А Бурова, несмотря на состояние крайнего волнения, успела оценить умение драматургессы разыгрывать и устраивать завязки и развязки в жизни.

Они шли по длинным узким коридорам, и Ольге вспоминались утробные лабиринты «Адмирала Нахимова»: коридор, лестница, еще коридор, еще лестница.

Весь мир шел ко дну вместе с мрачными закулисными интерьерами.

Татьяна шла чуть впереди. От быстрой ходьбы ее рыжие волосы вздрагивали и, казалось, порывались поднять ветер. Движущаяся грациозно, но стремительно, подруга напоминала ундину, украшавшую ростру. Возможно, ее профессиональная страсть к мифологическим сюжетам была неслучайной.

Вот, наконец, искомый кабинет и вожделенный телефонный аппарат. Очевидно, линия была перегружена. После восьмерки включалась автоматная очередь коротких гудков.

— Давай, я попробую, — Таня, видимо, чувствовала в себе больше уверенности.

Теперь диск крутила она.

— Ну, что? — с волнением в голосе то и дело спрашивала Ольга.

— Ничего. Отвечают. «Неправильно набран код города…». А, вот… Сейчас.

— Что?

— Длинные гудки. Никто не снимает трубку.

— Попробуешь еще раз?

— Бесполезно. Там либо никого нет в квартире, либо отключен телефон. Что ж, не будем понапрасну тратить время. Думаю, нас уже ждут в узкой компании за дружеским столом. Идем, подруга?

— Нет.

— Что — нет?

— Не идем, — Ольга смотрела широко открытыми глазами, но словно ничего не видела рядом с собой. — Я еду в Петербург.

— Оля, не делай глупостей. Вы можете разминуться.

— Я еду в Петербург. Не отговаривай меня.

Ольга еще не забыла не слишком беспристрастного таксиста, который однажды ночью вез ее, по иронии судьбы, тоже на вокзал. От Растегаевского дома.

Она взглянула на часы и утешилась. Было только начало десятого — еще не поздно.

Ее подстерегала неожиданность: машину оказалось поймать сложно. Две остановленные «Волги» спешили в парк. В третьей за рулем сидел разухабистый молодец, первым делом спросивший не «Куда едем?», а «Сколько дашь?»

— Сколько попросишь ответ был достоин вопроса.

— Куда везти?

«И в самом деле, куда? В аэропорт? На вокзал? Поездом, наверное, будет быстрее Неизвестно, есть ли в Шереметьево поздние рейсы на Питер».

— На Ленинградский вокзал, — твердо ответила Ольга.

— Десять зеленых. Идет?

— Бес с тобой, идет.

Вокзал встретил непрошеную гостью всегдашней толчеей. Впрочем, у вокзалов все гости — непрошеные. Ольга сразу побежала к билетным кассам, по пути глядя на расписание. Она знала, что вечером с небольшими промежутками отправляются три «Красных стрелы» подряд.

Два экспресса были уже в пути, а на третий не оказалось билетов.

Растерянная, потерявшая надежду, Ольга выбежала на платформу.

«Я должна уехать этим поездом. Должна. Я чувствую, что с Захаровым что-то происходит», — думала она, быстро идя вдоль вагонов.

Наверное, она нелепо выглядела в вокзальной атмосфере, разодетая в песцовую шубку и парижскую шляпку, потому что ее провожали долгими непонимающими взглядами.

— Дамочка, вам в Питер нужно? — почти подростковый голос послышался совсем рядом.

— Да.

— Вам билетик?

— Да, и срочно!

Парнишка лет пятнадцати достал из кармана потертой кожанки пачку билетов.

— Купе? СВ?

— Любой билет, но немедленно, — торопила его Ольга.

Парнишка назвал сумму, значительно превышавшую стоимость билета, но Буровой было все равно, сколько платить. Она выхватила из рук спекулянта билет, даже не вспомнив о сдаче.

До отправления поезда оставалось еще минут десять. Ольга переходила от вагона к вагону, но никак не могла отыскать тот, который был указан в билете. «Ну вот, наконец, мой, десятый».

Проводница окинула подозрительным взглядом шикарно одетую пассажирку — с растерянностью на лице, но без багажа. Ольга вошла в вагон, нашла нужное купе, поздоровавшись с попутчиками, примостилась у окна.

Она прикрыла глаза, ясно дала понять, что не намерена вести никаких дорожных разговоров. Попутчиков, как несколькими минутами ранее проводницу, тоже удивил чересчур экстравагантный для железной дороги наряд дамы, но из соображений тактичности они, естественно, никак не выразили своего недоумения.

Экспресс шел быстро, без остановок. Ольга, не располагавшая ни халатом, ни спортивным костюмом, не рискнула лечь в постель в бархатном платье. Нет, она не думала о том, что может испортить наряд. Просто ей вдруг пришло в голову, что в Питере нужно сойти с поезда в подобающем виде.

Несмотря на волнение, Ольга чувствовала, что одета не к месту и слегка комплексовала по причине этого нарушения одного из своих самых незыблемых правил.

Другие пассажиры уже уснули. Свет был погашен, и женщина смотрела в темноту, которая, казалось, сама звучала и вздрагивала — в такт движению.

Как давно, как бесконечно давно была другая ночь в поезде «Ленинград — Москва», вовсе не в экспрессе, а в рядовом пассажирском составе, отваживающимся на остановки, когда-то объявленные знаменитым «Рассеянным». И даже приумножившим пункты в графике движения героя Маршака…