Задувает метель, огибая углы и столбы, замыкая пространство в кромешный дымящийся купол. Головные отряды расхристанной белой гульбы топчут пресную вату растерзанных елочных кукол. От взбесившихся линий электромагнитных полей, от холодных конвульсий с катушек слетевшего мира током бьет темнота и, слепящая, кажется злей полоумной решимости первых героев фронтира. Чистый холод сыпучий устойчивей каменных плит — он сметает с листа наши беды, грехи и оплошки. Это мраморный храм под аттическим солнцем пылит, это режут мне щеки Акрополя белые крошки. Жерновами сухими века истираются в прах, поддувалом гудит леденящая топка сквозная. Перепишут нас набело в непараллельных мирах, выдав новую версию — в ней я себя не узнаю. Что сулят нам прогнозы? Все тех же широт холода. В генетической памяти властвует ветер незрячий. Только белая плоскость — и не было нас никогда, ни пылающей крови, ни ангельской бездны горячей.