Улетели на юг продавцы арбузов. На зернистом асфальте твердеет вода. Грузит осень в свой проржавелый кузов чешуйки золота, увозя в никуда. Дым поднимет голову — золотой половой отлетит зола, к небу тронется тёплый ток. Может, там и встретимся — в жизни новой, ты — дубовый, и я — кленовый листок.

По бульварам Варны каштаны дробно катятся, препятствия огибая дугой. Подбирая, оглядываюсь — неудобно! — но напихиваю и в один карман, и в другой. Окатыши неба, сокровища за полушку, блестят под ногами, абсолютного смысла полны. Я их дома потом положу под подушку — ух, какие воздушные увижу сны!

Не поют дифирамбов траве газонной — то и дело стригут, за упрямство коря. Но померкли бы вмиг без такого фона, розы, терпевшие до конца октября. Железный ветер, прикидываясь влюблённым, к последней ластится — но что у него на уме? Тянусь в высоту, волнуясь стрелкой зелёной, — газонокосилки уже убрали к зиме.

Просроченным поэтессам живётся плохо — перебродил кураж, заиндевела звезда. Как пёрышки из крыла, их роняет эпоха невесомым десантом на гладь пруда. Варшавской осенью в королевском парке седые лебеди крошки берут из рук. Вода холодна — но, сияя, синеет ярко. Плыву и радуюсь — сколько света вокруг!