Воронёным когтём, дымящимся стеклорезом вспорот сон мой предутренний — охранительное стекло. Там и жди меня, мама, — за Дантовым мёртвым лесом.       Рассвело… Из-под полуприкрытых век посторонним взглядом — чужедальним, неразогретым — слежу, как день наливается чёрным светом и в открытую форточку чёрный влетает снег. Где’ уж больше — досыта наигрались в дочки — матери, в любовь и ненависть. Отходит наркоз игры на краю затягивающей дыры —       выбываем поодиночке. Он встречает тебя — твой сын, переплывший время. Всё печалилась — как там? И весточки не пришлют… Всё в порядке, мама — на десантной его эмблеме крылья ангелов поддерживают парашют,       обрывающийся с небес… Но покуда со мной остаются мои живые, влага жизни уходит в отростки прикорневые — рахитичный, весёлый, густо шумящий лес, бестолково охватывающий кольцом последний клочок ледяной безнадёжной глади, где стоим, растерянно в небо глядя,       мы с отцом.