Киргизские мотивы сгущаются.

Договорилась о сиделке с владельцем патронажной фирмы. Дядечка по телефону клялся и божился: патронажная служба относится к «Московскому комитету социальной помощи»… бу-бу-бу-бу… мы не наживаемся на клиентах… все кадры суперквалифицированные, с медицинским образованием и опытом работы… бу-бу-бу… Допрашивал подробно, как в гестапо — возраст больного, вес, анамнез. А я и рада! Раз интересуется — значит, подберет то, что нужно.

— Обязательно русскую? — спрашивает. — А то некоторые только на русских согласны.

— Мне все равно, лишь бы справлялась. А возраст? — спрашиваю с опаской. — Вдруг хрупкую барышню пришлете!

— Ни-ни! Мы же понимаем! У нас от 35 до 50. Проверенные!

Утром звонок в дверь — киргизское дитя лет семнадцати, в джинсах со стразиками, коренастенькое такое и в золотых зубах с одного боку. Увидело старичка и испугалось до смерти.

— Ой, — говорит, — он что, лежит? Я с таким не умею.

— И памперсы менять не умеете?

— Не пробовала! — бледнеет дитя.

— А кашу манную можете сварить?

— Ой, я, пожалуй, пойду! — пугается суперквалифицированный кадр.

— Куда это вы пойдете? — негодую я. — Мне в школу пора! Меня дети ждут! Сегодня подежурите, а там видно будет!

Вперед, энерджайзер! Кашу успела сварить, из ложки покормить, постель поменять, памперс переодеть, даже на урок не опоздала. Правда, весь день занятия вела на нерве — как там, что там? Вечером прихожу — сидит нахохленная птичка на табуреточке, но выглядит поживее. Все хорошо, говорит, мне нравится, я остаюсь у вас работать. Вот только по-русски плохо понимает, а уж папины речи ей тем более непонятны — он сегодня все больше бредит про атомную физику. Никак не может найти у себя на коленке конец цепной реакции и громко возмущается. С газовой плитой девочка справилась, а к микроволновке подходить боится. Посуду, правда, вымыла.

— Как-то у вас заняться в квартире нечем! — застенчиво говорит. — Телевизор нет. Книжки одни. Зачем так много?

Чудо чудное приехало из Джелалабада. Зовут Нурбу. Все честно — в самом деле медсестричка. Но успела поработать только в наркологическом отделении. Алкоголикам уколы делала. У них там зарплата — полторы тысячи. Все молодые, говорит, в Россию уезжают. В Москве только месяц. Попробовала трудиться в «Ашане» — не смогла, от людей голова болит. Милая вообще-то. Застенчивая. Дикая, как Маугли. На метро ездить боится — родственник на машине привез. Вечером обещал забрать, но застрял в пробке. Сидит, бедная, на кухне, вцепившись в мобильник, есть стесняется, только чаю выпила.

Может, и ничего? Может, научится памперсы-то менять? А с другой стороны, за тыщу  в день имею я право желать, чтоб старику манную кашу сварили?

Даже и не знаю. Звоню владельцу фирмы — а мобильник выключен.