Дитя так сильно испугалось, что больше не пришло. Взамен прислали другую (чувствую, что поездка в Киргизию случилась неспроста). Эта уже постарше, и все умеет, и зовут по-простому, Аней. На самом деле Алтынай, но ей хочется, чтобы я звала ее по-русски. Энергии уйма, но спокойная. И бережная — руки очень ласковые. Общительная. Уже вечером, когда мы пьем чай, рассказывает, что живет в Бишкеке, что у нее четверо детей, в том числе двое приемных. Усыновила соседских, когда родители разбились на машине. Впечатляет! Поведала про своего стовосьмилетнего дедушку, у которого семьдесят четыре внука. Впечатляет еще больше! Спросила, сколько ей лет — оказалось, тридцать два. Нуу… трудно определить по лицу. И манеры такие неторопливые, основательные.

После ее ухода папа затосковал и долго спрашивал: «Где девушка? Она вернется?», а я кинулась звонить в фирму и просить, чтоб мне оставили именно ее. Обещали. Кажется, теперь отчасти смогу сосредоточиться на учебном процессе.

Утром едва не опоздала на работу — Аня задержалась почти на час. Объясняет — убили соседа по квартире (квартиру снимают вскладчину шестеро киргизов). Вышел в три часа ночи за сигаретами — нашли утром у подъезда с восемью ножевыми ранениями, без денег и мобильника. Юноша тихий, вежливый, работал упаковщиком в универсаме, невесту себе здесь нашел, через месяц собирался отбыть на родину и сыграть свадьбу.

Невеста в обмороке, Аня в недоумении, я в шоке.

Спрашиваю — а в милицию заявили? Смущается — ну да, но мы же все нелегалы! Милиция была, протокол составила, а из квартиры велела немедленно убраться во избежание неприятностей. За взятку, разумеется.

Аня говорит, будет пока ночевать у подруги.

В сберкассе была обругана нервной бабушкой лет под девяносто. Накал страстей в очереди коммунальных платежей явно превышал градус «марша несогласных» — велика плотность обиженных старушек на квадратный метр. Бабуля применила недюжинную силу, нанеся несколько болезненных тычков рукой и ногой за то, что я «здесь не стояла». А я стояла! Повернувшись лицом к другой старушке и внимая, как несчастная, написав прощальное письмо, почти прыгнула с двенадцатого этажа, даже подтащила табуретку к подоконнику — помешало ей только то, что из окна сильно дуло.

Я потерла ушибы и молча пропустила бешеную бабку вперед. Это разъярило ее еще пуще — она напустилась на меня с воплями: «Хулиганка! Молодое поколение! Вы все такие!!!» Остальные стали за меня заступаться… мол, она не молодое поколение (утешили!)… Я уже ушла, а старушки в очереди все кричали и кричали.

Чистый Хармс.

В утешение купила себе елочных звездочек, шла и думала — а возраст-то подпирает! Уже сама пять лет пенсионерка. И что надо делать, чтоб не впасть в маразм? Питаться диким медом и акридами? Сигать в прорубь по рецептам Порфирия Иванова? Решать логические задачки? Есть способ-то?

Иду с работы — папины крики слышны уже от лифта.

— Ведьма! — кричит он на Аню. — Ведьма! Уберите ее!

О Господи! Что она натворила? А ведь казалось…

— Папа, что случилось?

— И ты ведьма! — не замолкает он. — Все вы тут ведьмы!

Ага, это уже легче.

Перед Аней лежит листок со списком телефонов и мобильник. Объясняет — срочно надо было позвонить родственникам. Услышав темпераментные речи на чужом языке, отец совершенно взбеленился. Успокаиваем вместе. Наконец успокоили. Аня уходит.

— Кто она? — спрашивает немного погодя.

— Медсестра.

— Зачем?

— К тебе прикрепили, из военной поликлиники.

— Бесплатно?

— Конечно, ты же ветеран! — бодро вру я.

— Тогда правильно, — соглашается он и мирно засыпает.

— Лариса Петровна, я вас очень жалею. Когда мой отец умирал, мне было так плохо, так плохо. И такой молодой умер!

— А что с ним случилось, Аня?

— Пил много. Печень разрушился. Он был фармацевт, аптекой заведовал. Уважаемый человек. У них там спирта было много. Мама так плакал, просил  не пить — а он не мог.

Приходила терапевт из той самой поликлиники.

— Вы что, его не кормите? — спрашивает. — Почему такой худой?

Я обиделась.

— Понятно, — говорит. — Уже не усваивается.

Потом каких-то таблеток прописала, от давления. Возвращаюсь с работы — весь белый как мел. Аня несколько напряжена — три раза сознание терял, весь холодный стал. Даже испугалась, что умрет. Звонила мужу (сказала, он у нее врач), чем-то растирала, что-то давала нюхать. Ожил. Таблетки я выбросила.