Спустя две недели, в середине ноября Раков позвонил Лукреции и сказал, что за ним следят.
— Кому ты нужен! — бросила в трубку Лукреция и отключилась.
Еще через неделю Раков приехал в Усково со справкой из венерического диспансера, тортом и бутылкой грузинского вина. Была суббота, лейтенант шел от станции, глотал холодный встречный ветер и улыбался — он думал об Аглае.
Вечером за чаем Антон сказал Смирновской, что следят не за ним, а за квартирой.
— Я поставил утром в среду маячки на двери, вечером посмотрел — они нарушены. Кто-то входил в квартиру, но если искали что-то, то очень осторожно, я ничего не заметил.
— Маячки!.. — многозначительно хмыкнула Туся.
Смирновская с досадой вздохнула:
— Ерунда. Зачем кому-то залезать в мою квартиру? И что ты прилепил к двери?
— Волос, — ответил Раков.
— Чей? — удивилась Туся, осмотрев короткую стрижку лейтенанта.
Раков, поколебавшись, сознался:
— Я закрепил волос Аглаи. Нашел в квартире, когда она… когда мы после свадьбы… в общем, взял с ее расчески. Дверь днем открывали, это точно. Вот, посмотрите, может, кого знаете, — Антон положил на стол несколько фотографий. — Бородатый в спецодежде водил меня вначале. Парень в кепке сидит в машине недалеко от подъезда по утрам, а пожилой в иномарке — вечером. Номера машин, имена владельцев, — Раков приложил к фотографиям листок с записями. — Эти люди не имеют отношения к спецслужбам, я наводил справки, но вы же знаете, что официальные сведения не всегда…
— Да может они пасут чью-то неверную жену или шоферят по найму — ждут хозяина! — предположила Туся.
— Я заберу это, — Лукреция сгребла фотографии.
— Хотите, я поставлю камеру в прихожей квартиры? — спросил ее Раков.
— Нет, — отрезала Лукреция.
— Я бы давно поставил, но хорошая дорого стоит, вы можете по своим каналам…
— Я сказала — нет! — крикнула Смирновская, резко встала, наткнулась на застывший взгляд дочери и понизила голос: — Это моя квартира и мои проблемы. Будет нужна камера, я приглашу специалиста, он все сделает.
Ночью Аглая пришла к нему в комнату. Антон бросился нажимать на кнопки пульта — он смотрел порнофильмы, но Аглая сказала, что уже видела такое, ей мама теперь все разрешает, можно не выключать. Лейтенант все же выключил видик и застыл в кресле, глядя снизу, как в слабом свете ночника Аглая в длинной ночной рубашке расплетает волосы. Она перебросила косу на грудь и медленными движениями тонких пальцев снизу вверх разводила пряди. Потом наклонилась, расставила колени мужа, села между ними на пол, спиной к оцепеневшему Ракову, и протянула ему деревянную расческу.
Через полчаса, совершенно запутавшись в волосах, сосредоточенный Раков встал, поднял жену и только стоя смог кое-как расчесать волосы, чтобы те ровно свисали вниз. Попытка заплести из гладкого золота приличную косу получилась с третьего раза. Раков устал, вспотел и так завелся, что в четвертый раз сплел косу из четырех прядей, закрепив ее снизу вплетенной синей ленточкой.
— Я так делал сестренке, когда собирал ее в школу… — бормотал он. — У нее, правда, косичка короткая была и тощая, как мышиный хвостик.
Аглая повернулась к нему, посмотрела нежно, забрала расческу и ушла.
Через несколько минут дверь комнаты тихонько приоткрылась. Раков в этот момент раздевался, он бросился на разложенный диван, кое-как прикрылся простыней и замер с закрытыми глазами, стараясь унять сильно застучавшее сердце.
— Не надейся, это я, — объявила Туся от двери.
— Таисия Федоровна, ничего не было, клянусь, — прошептал Раков.
— Ну и дурак, что не было, — она подошла и села рядом. — Ты мне по сердцу, поэтому я сейчас прямо спрошу, а ты прямо ответишь, без уловок. Будешь врать — станем врагами.
— Я попробую, — Раков сел.
— Зачем тебе нужны волосы Аглаи, говори. Которые ты взял после свадьбы с расчески и хранил до сих пор.
Раков думал долго, Туся его не торопила. Наконец, лейтенант решился:
— Это на всякий случай. Я должен знать, кто отец Аглаи.
— Зачем, — не удивилась Туся.
— Так приучен. У меня с детства установка на выживание — всегда быть начеку, уметь и знать больше, чем другие. Это, наверное, от страха, что могу не справиться.
— Ты — старший брат в семье без отца?
— Так точно. Отец умер, когда мне было десять.
— Ясно… — Туся задумалась. — Для анализа на родство нужны два образца. — Она вдруг затряслась в тихом хохоте. — Страшно даже подумать, в каком месте придется отщипнуть от лысого Бакенщика!
Лейтенант посмотрел на нее с сомнением:
— Бакенщик?..
— Не подумай чего, я это для хохмы сказала. Просто представила, что и как именно ты будешь собирать для анализа у всех мужчин, окружавших Лакрицу в семьдесят шестом.
Дверь распахнулась пошире, в проеме образовалась фигура Смирновской:
— Что — Лакрица в семьдесят шестом? — спросила она строго.
— Луша, иди спать, я начеку, — отмахнулась Туся, вставая.
— Не верь ему, — сказала Лукреция.
— Да, не верьте мне, — заметил с дивана Раков. — Мы, смоленские молодцы…
— Хитрецы и подлецы! — громко закончила за него Лукреция. — Не спускай с него глаз, я завтра отъеду на несколько часов.
Отъехала Лукреция в парк имени Горького, куда Крылов пообещал ей привезти Ладову, а Санитар — Бакенщика. После рассказа Флигеля о слежке она вспомнила о ключах от своей квартиры и решила немедленно собрать их.
Народа в парке было немного. Тройка бывших соратников ждали опаздывающих полковников в продуваемой беседке, потом перебралась в кафе. Там за столиками с окурками в пластмассовых стаканчиках Ладова показала мужчинам фотографии, которые сделал зять.
— Я никого не знаю, — помотал головой Санитар.
— А по номерам машин что выяснила? — спросил Бакенщик.
— По поверхностной проверке — никакой привязки к Конторе, — ответила Лукреция.
— Ясно. А как жизнь вообще? Как дочка? — Бакенщик обращался Лукреции, а подмигнул Санитару.
Лукреция заметила это и сердито ответила:
— Все не можешь успокоиться, да?.. Тебя моя дочка не касается.
— Это точно, — ухмыльнулся Бакенщик. — Меня в той групповухе не было.
Санитар вздохнул и спросил укоризненно:
— Чего нарываешься? Решил сегодня покончить с жизнью, а рука не поднимается? Твое одиночество — твой выбор. Никто из нас не виноват, что у тебя нет семьи. А могла быть, если бы ты не изменил тогда Тусе с Наташкой. Восемьдесят девятый год, я все помню. Туся была в тебя влюблена.
— Какая с ней семья! — отмахнулся Бакенщик. — С пустышкой…
— Всегда мазохистом был, — кивнула Лукреция. — Знаешь, как бегемоты метят территорию? Вертят хвостом как пропеллером, чтобы разбрызгать свой понос подальше. Ты у нас вроде бегемота — при малейшем намеке на счастье стараешься изгадить все возможности исполнения желаний.
— Да что ты про меня знаешь! — огрызнулся Бакенщик. — Со своим маникюром, богатенькими покровителями и статусом домохозяйки последние пять лет. Когда-нибудь совалась в поисках работы в бюро по трудоустройству? Выбирала в девяностом году между консьержем и уборщиком в бане? Что ты вообще знаешь о жизни отставного офицера, которому в пятьдесят шесть лет приходится на еду зарабатывать?! С хромой ногой! Охранник в хранилище музея… А я ни хрена не понимаю, кого там надо охранять! — Бакенщик стукнул кулаком по столу. — Не могу представить, что — вековой хлам и залежи гниющих полотен! Все время ищу глазами объект, которому угрожает опасность, а потом ищу предположительную угрозу!
— Прекрати истерить, — поморщилась Лукреция.
— А знаешь, что я делаю, когда не нахожу ни того, ни другого? — вкрадчиво спросил Бакенщик. — Я их воображаю!.. — он постучал себя пальцем в лоб.
— Переключайся, — кивнул Санитар на входную дверь. — Полковники пришли.
Ладова в бежевом кашемировом пальто долго осматривалась и брезгливо кривила рот, пока Бакенщик с клоунским усердием вытирал для нее пластмассовый стул своей вязаной шапкой. Выслушав потом историю предполагаемой слежки и проникновения в квартиру, Наша Таша возмущенно вскочила:
— Ты для этого притащила нас в пивнушку? Да, твоя квартира была обыскана до простукивания паркета, но только один раз — в девяносто первом, после неудачных раскопок. И все! Сколько можно повторять одно и то же?
— Лукреция, ты ходишь по кругу, — проникновенно заметил полковник Крылов. — Ты всех нас перессорила анализами своего зятя. Усердно изображаешь возмущение от каких-то воображаемых слежек и обысков. Чего ты хочешь, в конце концов?
— Только того, о чем попросила по телефону, — с трудом сдерживаясь, сказала Лукреция. — Верните ключи от входной двери моей московской квартиры! Оставьте меня, мой дом и моих домашних в покое! Я не брала вашу бухгалтерию, и понятия не имею, где эти бумажки.
— Это когда-нибудь кончится?.. — закатила глаза Ладова. — Да я квартирой твоей не пользовалась уже года три! — она швырнула два ключа с брелоком на стол.
— А я свои не нашел, — повинился Бакенщик. — После недельной отсидки у тебя в девяносто третьем, я в квартире больше не был. Вчера все перерыл — ключей нет. Два переезда, сама понимаешь…
Крылов и Санитар молча положили на стол по кольцу с ключами. Помявшись, Бакенщик решился и выдал:
— Санитар в девяностом отсиживался в твоей квартире не один. С раненым мужиком из блатных. Санитар, чего молчишь?
Санитар посмотрел на него тяжелым взглядом, вздохнул и кивнул Лукреции:
— Было дело. Смени замки.
— Их можно сменить только вместе со стальной дверью — спецзаказ! — зло ответила Лукреция. — Страшно подумать, сколько случайных людей и ваших подручных могли сделать слепки с моих ключей!
— Ну, это ты зря… — пробормотал Крылов.
— Да кому ты нужна! — огрызнулась Ладова.
— Вот это — правильно! Моя жизнь, моя безопасность — никому не нужны! У меня никогда не было ключей от ваших квартир и дач. Я ничего не закапывала на ваших участках. Никому не ставила прослушки. Я — дура, да?
— Лакрица, не заводись, — прикрыл ее руку своей Санитар. — Выясню, что смогу, по твоей квартире. Обещаю.
— А я ничего не обещаю, — заявил Бакенщик, — потому как серьезных людей из-за твоих истерик дергать не хочу. Но походить за тобой пару недель могу.
— Идиот!.. — прошептала Лукреция, — я прошу оставить меня в покое, прекратить следить за мной, а он!..
— Хочешь охрану? — с издевкой спросила Ладова. — От Бакенщика. Обеспечу! Мои ребята его близко не подпустят!
— Девочки, не надо!.. — вмешался Крылов. — Предлагаю взять водки, посидеть, как раньше…
Лукреция молча сгребла ключи в сумку и ушла.