Июль 96-го. Жара к обеду поднимается до 36 градусов. Растрепанная Лукреция, потея, ходит по террасе в ночной рубашке и читает свои тексты, с выражением выделяя интонациями острые моменты. Молодому мужчине, застывшему у калитки, она кажется заблудившимся театральным персонажем. Мужчина неуверенно озирается, достает из кармана пиджака бумажку, читает и смотрит на табличку на доме Смирновской. Туся, наблюдающая за ним из окна своей комнаты уже минут десять, не выдерживает и спешит вниз, бросив по пути голой Аглае за компьютером:

— Оденься, к нам гости.

Аглая встает, подходит сначала к окну в коридоре. Не видит никого у ворот и идет в комнату матери. Она стоит у открытого окна, смотрит на странного человека у калитки во всем черном. Вот он снял черную шляпу и обмахивается ею, а под шляпой оказалась маленькая круглая шапочка — на макушке. Аглаю это рассмешило, она засмеялась звонко, закинув голову. Мужчина застыл, увидев ее в окне, и открыл рот. Таким его и обнаружила Туся — истукан с открытым ртом во всем черном, с прижатой к груди шляпой. Под расстегнутым пиджаком виднелась жилетка, из кармана которой свешивалась цепочка как от карманных часов. Рубашка — серая, галстук — черный, длинные черные брюки, пыльные туфли. Рядом с туфлями на земле стоял черный саквояж из качественной кожи.

Туся облокотилась на калитку и поинтересовалась:

— Ты не замерз, родимый?

Мужчина вздрогнул, закрыл рот, нашел ее глазами и чуть поклонился.

— Извините. Я ищу Лукрецию Смирновскую.

— Ты ее нашел, — кивнула Туся. — Как представить?

— Исмаил Блумер. Я по делу, извините…

— Паспорт с собой?

Опешив, мужчина несколько секунд смотрит на Таисию, словно не верит услышанному. Потом с усердием начинает рыться во внутреннем кармане пиджака.

Туся изучила несколько страничек в паспорте, посмотрела на дом, на хозяйку, которая увидела с террасы гостя и облокотилась на перила в ожидании. Прикинула расстояние, которое придется пройти к ней, потом — обратно… Вытерла мокрый лоб тыльной стороной ладони, вернула паспорт и помотала головой.

— Говори, какое у тебя дело, или оставь номер телефона. Она сама позвонит.

— Наследственное дело, — мужчина опять слегка поклонился. — Я, некоторым образом, родственник профессора Ционовского. Из Саратова. Я его внук. То есть, пра-пра… внук.

Заметив, как изменилось лицо женщины за калиткой, Блумер заспешил с объяснениями:

— Вы не подумайте ничего, я без претензий, я приехал посоветоваться. Есть некоторые вопросы…

— Заходи, — Туся решительно открыла замок на калитке.

Они прошли к террасе, там теперь никого не было, Таисия усадила гостя за стол и ринулась в кухню.

— Внук Ционовского. Исмаил Бумер… или — Бамер?.. Семьдесят первого года, прописка Саратовская. Хочет поговорить, — доложила она Лукреции, которая к этому времени кое-как закрепила палочками пучок волос на голове и надела длинный халат. — Нет!.. не внук, правнук, — уточнила Туся и пожала плечами: — Я забыла, сколько «пра»!

— Он иудей? — озаботилась Лукреция.

— Понятия не имею. Как-то знаешь, недосуг было спросить. Лушка, а вдруг он приехал завещание опротестовать?

— Да ради бога! — хмыкнула Смирновская и решительно направилась на террасу.

При ее появлении Блумер встал, улыбнулся, поклонился, повертелся на месте, нашел, куда поставил саквояж и присел, открывая его. Смирновская села напротив в плетеное кресло и закурила, внимательно наблюдая за его действиями.

— Вот… — мужчина встал и протянул ей древнюю фотографию. — Моя мама, а рядом — адвокат Шульц. А это — я… маленький… Это в Саратове снимали, сзади наш дом, справа — водокачка.

— Ничего не понимаю, — призналась Лукреция, не прикасаясь к фотографии.

— Простите, я нервничаю, — мужчина вытянулся и кивнул головой. — Исмаил Блумер, правнук Ционовского.

— Правнук — это?..

— Сын его внука от первого брака — подсказал Блумер.

— Первого брака… внука?

— Да… то есть нет! — встрепенулся Блумер. — Внук от первого брака профессора, хотя у самого внука это был второй брак, и он меня усыновил, некоторым образом… а потом умер. Вот.

— Поподробней, пожалуйста, кто у вас умер? — Лукреция уже еле сдерживала улыбку. — Садитесь же, вы можете снять пиджак. Сейчас принесут чаю.

— Извините… — Блумер сел и вытер лицо огромным носовым платком не первой свежести. — Мне трудно говорить. Умер внук профессора, — он поднял указательный палец, уточняя: — от первого брака!

— Неужели? — Лукреция сделала большие глаза. — И когда же?

Туся принесла поднос с бутербродами, чайник и кофейник. Заметила выражение лица Смирновской и нахмурила брови, призывая к серьезности.

— В октябре прошлого года, — кивнул правнук, жадно откусывая бутерброд. — Вениамин Блумер, сын профессорской дочки…

— От первого брака, — закончила Лукреция.

Вздохнула и затушила папиросу в пепельнице.

— Да… Правильно, — кивнул Блумер и шумно втянул в себя чай из чашки. — Он меня усыновил, когда женился вторым браком на моей матери.

— Чего вы хотите, Исмаил? — спросила Лукреция, подустав от такой беседы.

— Адвокат Шульц, пользовавший своими услугами профессора и его родню, посоветовал мне сразу после смерти отца обратиться с иском насчет наследства. Обещал помочь юридически, но… Он… некоторым образом тоже умер. Извините.

Лукреция, чтобы не поддаться улыбке, быстро закрыла лицо ладонями. Туся, присевшая на перила, громко кашлянула, призывая к серьезности.

— И я подумал, — продолжил Исмаил, — что могу надеяться на понимание, — он быстро затолкал в рот остатки третьего бутерброда.

— Конечно, можете, — убрала руки с лица Лукреция. — Туся, найди ключи от дома Ционовского.

Туся подошла к ней и достала из кармана открытого сарафана три ключа на кольце. Смирновская даже вздрогнула от такого рвения.

— Два входа в дом и пристройка. Я покажу, где там открыть газ и воду, — многозначительно глядя ей в глаза, сказала Туся и направилась в кухню. — Переоденусь только.

— Вот, — Лукреция, повернувшись к гостю, протянула ему ключи. — Вы можете пользоваться домом, пока будете заняты своим иском. Я соглашусь с любым решением суда.

Блумер резко вскочил, едва не опрокинув стол.

— Благодарю, я не… Не ожидал. Вы хороший человек, благодарю. — Он замялся, потом кое-как выдавил просительную улыбку: — Мне очень неудобно, но… Если это вас не разорит, одолжите немного денег, я обязательно верну… потом. Я вообще-то не надеялся…

— Сколько?

— Тысяч… триста?.. — он жалко дернул уголком рта.

— Конечно, — доброжелательно улыбнулась Смирновская. — Я зайду вечером, принесу деньги. Напишите расписку.

— Да-да, — задумчиво кивнул Блумер. — Расписку, конечно… Благодарю.

Туся вернулась черед двадцать минут и сказала, что Блумер не иудей.

— Я знаю, — кивнула Смирновская, дымя в кресле на террасе. — Он съел два бутерброда с карбонатом. А ты как узнала?

— Также, — усмехнулась Таисия. — Я специально сделала бутерброды со свининой и колбасой со шпиком. А когда увидела, как он их уплетает, сфотографировала.

— Что сфотографировала? — не поняла Лукреция.

— Блумера этого, не бутерброды же! Через окно кухни щелкнула.

— Наверное, это заразно, — пробормотала Смирновская, — всех подозревать и искать умысел.

— Это отработанный годами службы рефлекс, майор Смирновская, — возразила Туся.

— Ну какие у тебя были годы службы?..

— А сколько я с тобой здесь прожила, подслушивая и подглядывая! — возмутилась Таисия. — Часто я ошибалась? Нет, ты скажи — часто?

— Ладно, не злись, ты никогда не ошибалась, — сдалась Лукреция. — Спасибо за перестраховку. Вечером я собираюсь взять у него расписку — данные паспорта, номер и все такое… Проверим по данным МВД, кто такой Исмаил Блумер.

— А если он не даст тебе паспорт списать данные? Найдет предлог и не даст, тогда что? — завелась Туся.

— Не кричи… — Смирновская поморщилась. — Тогда это будет конкретным сигналом об опасности. Мы пойдем ночью в дом профессора — ключи у меня есть запасные — и пристрелим засланного шпиона. Шутка, — сказала она, когда Туся кивнула, соглашаясь.

— Ну да, а потом придется доказывать на следствии, что это не Лайкин ухажер!

— Очень смешно… — уныло заметила Лукреция.

Перед закатом, когда жара начала спадать, Лукреция пошла на участок Ционовского. Проходя в кустах сирени, она заметила в ветках пустое птичье гнездо и остановилась, рассматривая его. Лукреция всегда удивлялась способностям птиц сплетать нечто подобное клювом. Заметив боковым зрением движение у дома Ционовского, она медленно повернулась, стараясь не шевелить куст, и увидела, как Блумер в шортах и рубашке с закатанными рукавами пытается забраться под крыльцо.

Лукреция дождалась, когда он под ним скроется, прошла к дому и наклонилась, держась одной рукой за балясину.

— Хорошо устроились? — спросила она, быстро обшарив глазами темное пространство под ступенями.

— Пытаюсь, — ответил Блумер, скорчившись у цоколя дома. — Заходите, я только руки вымою.

Смирновская поднялась в дом. Прошла по коридору к открытой двери в просторную кухню с большим столом, заваленным книгами и журналами. Она смахнула пыль с древнего стула, похожего больше на деревянный трон, села и увидела сваленную на пол одежду Блумера, кучей — пиджак, жилетка и брюки. Маленький карман жилетки выглядел пустым, Лукреция прислушалась, стараясь ступать тихо подошла к одежде и потянула за цепочку. Она оказалась пришитой изнутри, а в кармане — пусто.

— Пустышка, — сказала Лукреция выпрямившись.

Вошел Блумер, вытирая руки полотенцем.

— Я подумал, что неудобно как-то брать деньги, вы меня первый раз видите. Тем более, кое-что у меня осталось после дороги, ужмусь как-нибудь. А если за три дня не успею разобраться с юридическими вопросами, тогда уж точно приду к вам деньги просить. Или поеду домой. В Саратов. Извините за беспокойство.

Заметно было, что мужчина сильно устал — вблизи он выглядел старше двадцати пяти.

— Ничего, — Лукреция, стараясь не спешить, пошла к выходу на просвет открытой двери и подумала, что у нее есть три дня на поиски информации о родне профессора.

Дома она заперлась в кабинете и позвонила Ракову с мобильного телефона. С прошлого месяца он был официально зачислен сотрудником в Службу в отдел по борьбе с бандитскими группировками. Третью неделю отсиживал рабочие часы перед компьютером — его посадили «на информацию», узнав о дипломе приборостроительного техникума.

— Нужно пробить данные на одного человека, — сказала она в трубку.

— Я уже ушел с работы, Лукреция Даниловна. Давайте завтра.

— Позвони, когда придешь домой.

— Я не могу набирать рабочие коды с домашнего компьютера.

— Тебе рассказать, как это делается с периферийного сервера? — начала закипать Смирновская.

— Это что, настолько важно, что я должен рисковать допуском к работе? — уныло поинтересовался Раков.

— Придешь домой, посмотри почту, — она отключилась.

Раков потянулся, осмотрелся и задумался, покачиваясь в кресле перед компьютером. Этим вечером он остался сверхурочно, загоняя в компьютерную базу данные на, так называемые, бандформирования. Объяснить, почему с ходу, не задумываясь, соврал теще, было трудно. Тупо соврал, и все. Пусть знает, что и у него есть личное время. Зевая, он набрал свой почтовый ящик и прочитал ее письмо: «Приехал правнук Ционовского Исмаил Блумер, 71-года, приемный сын внука Ционовского от первого брака, прописан в Саратове. Будет подавать иск о наследстве».

— Иск о наследстве, — покачал головой Раков. — Понятно, почему она дергается… Отнимут у вас, Лукреция Даниловна, этот домище с пристройкой для трупов… — он удалил ее письмо, задумался и вздрогнул, когда тренькнул сигнал нового сообщения.

Пришла фотография темноволосого мужика со странной нашлепкой на голове. Качество фотографии было плохое, Раков установил программу корректировки изображения и сел думать. За последнюю неделю его дважды вызывали в милицию к следователю отдела по розыску пропавших, беседы были доверительными — без напряга. Ощущение тревоги появилось, когда эта дама с выдающимися формами начала спрашивать о близких друзьях Смирновской. Особенно ее интересовал Санитар.

Фотография стала пригодной для сравнения, Раков ввел ее в поисковую программу ФСБ и застыл на вздохе, обнаружив на экране личное дело участника бандитской группировки Исламбекова. Послужной список Исламбекова, он же — Бек, он же — Артист, впечатлял. В разборках иногда башню у того сносило до припадочной стрельбы с таким количеством патронов, что гильзы потом подметали метлой. Последние три года состоит в подручных у Слона, дважды привлекался за разбой, оба раза отделался условным сроком. В данный момент находится в розыске за вооруженное нападение, федералов он интересовал как возможный вариант информатора у солнцевских — в деле имелась разработка его кандидатуры и зафиксированы два контакта с «объектом вербовки». Это означало, что официальный арест Исламбекова в ближайшее время маловероятен.

Раков срочно пустил поиск по родственникам профессора Ционовского, обнаружил упоминание о двух его законных женах и дочери от первого брака. Тогда он набрал фамилию Блумер, из пяти Блумеров просмотрел информацию о доценте Института химических технологий и набрал номер Смирновской.

Слушая гудки в трубке, Раков сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и как можно беспечней проговорил потом в телефон:

— Лукреция Даниловна, единственный внук профессора Ционовского действительно был по отцу — Блумер, но умер в пятнадцатилетнем возрасте — лейкоз. От второго брака у профессора детей не было. О правнуках не может быть и речи. Держите свои двери запертыми, не пускайте этого проходимца на порог и позвоните в милицию, — Раков изобразил в трубку звук, похожий на зевок.

Лукреция молчала и не отключалась.

— Вы же не собираетесь идти к нему что-то выяснять? — похолодел Раков и зачастил в волнении: — Я приеду послезавтра и разберусь с этим аферистом. Нет, я лучше завтра приеду, в пятницу, к вечеру. Если вы не возражаете… Лукреция Даниловна, почему вы молчите? У вас там все в порядке?

— Теперь они подослали ложного родственника, — уныло заметила в трубку Лукреция.

— Не заводитесь, может он просто мошенник…

— Это наверняка Наташка придумала. А какой типаж, ты бы видел! Для полноты образа не хватает только приклеенных песиков.

— Обещайте, что дождетесь меня и не будете разговаривать с этим человеком до моего приезда. Ну что вам стоит, потерпите, пожалуйста!

— Я не собираюсь с ним разговаривать, но Наташке выскажу все по полной, — заявила Лукреция и отключилась.