1. Район МЕДИНа

Начинаем нашу прогулку у трёхэтажного дома № 10 по Софиевской улице. Он, возможно, не имеет большой архитектурной ценности. Нам он интересен тем, что в 1917–1918-м годах в нём жил один из самых значительных учёных, связанных с нашим городом, – академик Александр Михайлович Ляпунов.

В расхожей шутке – касающейся, правда, не математиков, а музыкантов либо писателей – говорится:

– Что нужно, чтобы стать великим музыкантом (писателем)?

– Нужно родиться в Одессе и вовремя из неё уехать.

У Александра Михайловича получилось как раз наоборот. Родился он в Ярославле, учился в Петербургском университете, работал в Харьковском и Петербургском университетах. Интересно, что во время учёбы в Петербурге, при явно выраженном интересе к математике, увлечённо занимался химией и с большим интересом слушал лекции Дмитрия Ивановича Менделеева, к тому времени переехавшего из Одессы в столицу. Впрочем, тогда межнаучные перегородки ещё не достигли нынешней высоты: так, Александр Ильич Ульянов на естественнонаучном отделении физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета участвовал в работе созданного студентами факультета биологического кружка (и получил золотую медаль за исследование кольчатых червей), был главным секретарём научно-литературного общества и членом экономического кружка (что и привело его в политику).

В Академию наук Ляпунов – как и большинство математиков – избран очень рано: в 43 года стал членом-корреспондентом, а менее чем через год стал академиком, после чего, как требовал тогдашний статут Петербургской Академии наук, переехал из Харькова в Санкт-Петербург. Это требование было связано со слабым развитием средств транспорта связи; их неразвитость и порождала институт «членов-корреспондентов» Академии наук. Так что отмена этого института в наше время – логичная часть реформирования Академии.

Переехать же в Одессу в июне 1917-го года Ляпунова заставила болезнь жены – туберкулёз лёг-ких. К сожалению, эта мера не помогла – а может быть, сказались и тяготы смутно-революционного времени. Наталья Рафаиловна Ляпунова (Сеченова) скончалась 31-го октября 1918-го года. В этот же день Александр Михайлович выстрелил в себя и умер спустя три дня в университетской хирургической клинике.

Работы А. М. Ляпунова по теории устойчивости движения служат и сегодня глубоким научным фундаментом теории разнообразных автоматических устройств – в частности, систем управления полётом самолётов и ракет. Так что, как говорится, нет ничего более прикладного, чем глубокая теория. Детально познакомиться с биографией и трудами академика можно по книге о нём, выпущенной в 1988-м году в издательстве «Наука». Отметим также: автор книги – Альфред Леонидович Цыкало – одессит, профессор и научный руководитель Владимира Вассермана при написании им кандидатской диссертации.

Напротив дома, где жил Ляпунов, на углу Софиевской и переулка Короленко (раньше и Софиевская называлась Короленко) стоит дом, довольно необычный для центральной части Одессы. Во-первых, он построен в конструктивистском стиле – таких домов в Одессе буквально единицы (хотя ещё один – в двух шагах: рядом с домом, где жил Ляпунов). Во-вторых, если продвигаться по переулку в сторону моря (точнее, к бульвару Жванецкого), то можно увидеть шестиэтажную часть дома. Домов в шесть этажей в центральной части города до 1960-х годов было всего четыре. При этом три из них – как и рассматриваемый дом – не были шестиэтажными целиком: полноценный шестой этаж как бы вырастал из полуподвала вследствие неровности участка, где расположен дом. Третья особенность дома – то, что окна нескольких квартир смотрят на море.

Несмотря на приморский характер города, до начала последнего этапа строительства – буквально 20 лет назад – в городе было считанное количество многоэтажных жилых домов с видом на море: только на бульваре Жванецкого (тогда Комсомольском бульваре), на Приморском бульваре, на Черноморской улице, да пара многоэтажных «элитных» домов на Пролетарском бульваре. Один из этих домов – генеральско-адмиральский дом, сокращённо ГАД – шутливо именовали в те годы «Дворянское гнездо на Пролетарском бульваре». Теперь бульвар вновь называется Французским, а таких элитных домов на нём – да и в других местах – появилось множество. Живут в них, конечно, не советские генералы и адмиралы, а «Ударники капиталистического труда». Но проблема, как говорится, «снята».

Если Вы приплывали – как говорят моряки, «приходили» – в Одессу с моря, то видели только эти дома да ещё парковую полосу, протянувшуюся по приморским склонам на добрых 15 километров. Довольно сложно было догадаться, что перед Вами почти миллионный город.

Сейчас положение изменилось. «У самого синего моря» построены многоэтажные дома, и вид Одессы при подходе с моря стал живописнее. Хотя, по правде сказать, время упущено, и мы не в силах конкурировать по живописности этого вида ни со средиземноморскими городами, ни даже с Ялтой, крохотной по сравнению с Одессой.

На первом этаже конструктивистского дома, расположенного на углу Софиевской и переулка Короленко, размещалась администрация Черноморского филиала Центрального НИИ морского флота. В этот филиал по распределению попал в далеком 1982-м году Владимир Вассерман. Сам ЦНИИМФ благополучно существует на том же месте в Санкт-Петербурге. Только улица из Красной Конницы переименована в Кавалергардскую, а сам институт стал «закрытым акционерным обществом». Институт удостоен ордена Трудового Красного знамени, так что название может быть «закрытое ордена Трудового Красного знамени акционерное общество…». Черноморский же филиал претерпел множество изменений за лихие перестроечные и пост-перестроечные годы. Сначала всё шло по восходящей: все отделы филиала объединили за городом в удобных зданиях югославской постройки, и богатейшее советское министерство – министерство морского флота – щедро выделяло деньги на оснащение комплекса. Как пелось в капустниках того периода (на мотив песни «Паромщик»):

$В науке множество путей – который правый? Форпост науки сотворён у Переправы…

Комплекс был напротив знаменитой советской переправы «Ильичёвск – Варна» – через неё шёл почти весь грузообмен с дружественной Советскому Союзу Болгарией.

Потом началась перестройка, слияния учреждений, преобразования, затем «разбудова украинской незалежности». В результате в городе имеется Украинский научно-исследовательский и проектно-конструкторский институт морского флота, но флота у Украины нет. Примерно как в советском энциклопедическом словаре была статья «троцкизм», но не было статьи «Троцкий». Соответственно отсутствию флота и протекает деятельность УкрНИПКИМФа…

Как это ещё не раз будет в нашей прогулке, мы отвлеклись. Точнее, не отвлеклись, а просто ведём вольную беседу, перескакивая с темы на тему, как и принято в доброй дружеской компании. Мы ведь рассчитываем на то, что именно такая дружеская компания и гуляет сейчас по Одессе.

Вернувшись на Софиевскую, ныряем в маленький переулок между домами номер восемь и шесть по Софиевской улице (именно ныряем – ведь он такой небольшой и тихий, что кажется: пройдёшь в другой раз по Софиевской, а его и нет вовсе – как Колбасного переулка в эпопее о Гарри Поттере). Дом № 6 украшен бюстами в древнеримском стиле, а дом № 8 – невообразимо очаровательным узеньким балкончиком, окружающим эркер. Ещё в доме № 8 есть комнатка на крыше, где, вероятно, мог бы уютно жить Карлсон.

Переулок, куда мы нырнули, лично на нас производит какое-то неизъяснимое впечатление. Сейчас он носит имя Ляпунова, а назывался Софиевский. Фасады домов по переулку «очень» требуют ремонта – «очень» даже по одесским понятиям, где, к сожалению, немного фасадов находится в безупречном состоянии. Но если мысленно представить, что дома отремонтированы, можно увидеть и прекрасный образец модерна (дом № 12), и нетипичный для Одессы дом с кирпичным фасадом (дом № 9). В доме № 9 жил профессор Василий Анисимович Загоруйко: в 1979–1989-м годах он был ректором Одесского института инженеров морского флота – комплекс этого института мы осмотрим в самом конце экскурсии. В переулке Ляпунова есть не менее нетипичные для Одессы дома усадебного типа, где двор – не колодец, закрытый от улицы домом, а открытое на всеобщее обозрение пространство. Впрочем, обозревать это пространство особо и некому – в переулке всегда царит спокойствие и какое-то, можно сказать, умиротворение. Теоретически это умиротворение может нарушить трамвай: в начале переулка имеются две трамвайные дуги, позволяющие трамваю развернуться, не двигаясь по кругу: оказывается, у трамваев есть задний ход! Но эту возможность наши трамваи давно не используют.

Пройдя переулок, выходим на улицу, названную в честь основателя бактериологии Луи Жановича Пастёра (почему-то у нас эту французскую фамилию произносят через Е, и улица называется Пастера) – название совсем не случайное, как и название переулка Ляпунова. Но это мы разъясним чуть позже, а пока поворачиваем направо и на углу ещё раз направо – по Ольгиевской улице. Она названа в честь Ольги Станиславовны Нарышкиной (урождённой Потоцкой), в советское время это была улица Академика Павлова, что несколько лучше увязывается с наличием на её первом квартале одной из гордостей Одессы – нашего МЕДИНа. Есть логика, однако, и в старо-новом названии: упирается улица в Одесский Художественный музей – бывший дворец Нарышкиных, где на приёмах блистала Ольга Станиславовна. Забавно, что в самом начале улицы осталась мраморная доска, указывающая, что названа она в честь академика Павлова.

При проектировании Одессы великий де Волан задумал восемь обширных площадей, расположенных на большой территории. Благодаря этому сразу стало понятно: начато строительство крупного города. Центральный корпус Медина начали возводить на одной из запланированных де Воланом площадей спустя сто лет. Почти китайский пример стратегического мышления.

Как и положено, Медин открывался в Одессе как медицинский факультет университета. Это произошло 1-го сентября 1900-го года. За прошедшие более чем 11 десятилетий он прошёл, как говорится, славный путь становления и развития. Не случайно наш выдающийся земляк Михаил Эммануилович Жванецкий говорил: «Одесса держалась на трёх китах: искусство, медицина, флот. Что такое искусство, медицина, флот? Это люди, личности…»

Таких личностей в истории Одесского медицинского института и одесской медицины великое множество. Причём «великое» в обоих смыслах этого слова. Достаточно упомянуть Александра Александровича Богомольца – выпускника медицинского факультета Университета – и Даниила Кирилловича Заболотного – первого ректора уже самостоятельного Одесского Медина. Интересно, что они оба (в разное время, естественно) были Президентами Академии наук Украины – причём именно Академии наук, а не отдельной Академии Медицинских наук Украины.

Нельзя не упомянуть знаменитого офтальмолога и создателя учения о тканевой терапии – использовании биологически активных веществ, накопленных тканями организма, оказавшегося в неблагоприятных условиях, для стимуляции другого (в частности, человеческого) организма – Героя Социалистического Труда, кавалера четырёх (!) орденов Ленина Владимира Петровича Филатова. Будущий академик приехал в Одессу в 1903-м году в возрасте 28 лет и 53 года трудился в области развития методов лечения глазных болезней. Выдающиеся достижения Филатова отмечены не только высокими государственными наградами, но и – самое главное – выделением средств на создание института. В 1936-м году Постановлением Совнаркома СССР № 632 в Одессе создан Институт экспериментальной офтальмологии. В тексте постановления обращают на себя внимание минимум три вещи:

– на строительство здания и его оборудование будущему институту выделялось «сходу» два с половиной миллиона рублей;

– постановление, принятое 4-го апреля, обязует Совнарком УССР закончить строительство и оборудование института 1-го января 1938-го года;

– четвёртый пункт постановления в тексте не приведен – значится просто «4. Сов. Секретно».

Замечательно, что уже в 1945-м году – при жизни Владимира Петровича – институту присвоено имя академика Филатова. Институт Филатова – такой же «бренд» Одессы, как Оперный театр и Потёмкинская лестница.

После смерти Владимира Петровича институтом руководила с 1956-го по 1985-й годы его ученица академик Надежда Александровна Пучковская. Одному из нас – Владимиру – выпала честь быть у неё на консультации по поводу развивающейся близорукости. Надежда Александровна сказала: «Я, как ученица Филатова, всегда помню его завет: не рекомендуйте те методы лечения, которые Вы бы не применяли для Ваших ближайших родственников». Вот ведь как просто.

За время существования Медина подготовлено свыше 75000 врачей, включая граждан более полусотни зарубежных стран, почти 600 докторов и 4000 кандидатов медицинских наук. Нам же особо дорого то, что в июне 1921-го года его закончили наши дедушка и бабушка – терапевт Товий Шулимович Вассерман и фтизиатр Либа Хаймовна (Любовь Ефимовна) Кизер-Вассерман. В череде преобразований, характерных для революционного времени, Медин в то время уже не был факультетом университета, но ещё не был институтом. Именовался он Одесская Государственная Медицинская Академия. Нынешняя Государственная экзаменационная комиссия (ГЭК) именовалась Государственная Испытательная Медицинская Комиссия, а на дипломах стояло целых шесть подписей: наряду с подписями пяти профессоров (ректора, проректора и учёного секретаря Академии, председателя и секретаря Комиссии) красовалась подпись Политического Комиссара Академии. Также в духе 1921-го года лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и аббревиатура У.С.С.Р. с разделительными точками между буквами.

На четыре месяца позже нашего дедушки Медин закончил его старший брат Эммануил; такое нередко случалось в революционные годы, прервавшие последовательное течение времени. Эммануил Соломонович уехал к жене в Николаев, где проработал врачом всю жизнь, не считая «перерыва» на Великую Отечественную войну. Врачом стала его дочь, затем внук (доктор медицинских наук, профессор), затем правнук. Сейчас планирует стать врачом его пра-правнук – таким образом он будет доктором в пятом поколении.

Почти как в английском анекдоте:

– Что нужно, чтобы быть джентльменом?

– Ну, нужно иметь три диплома.

– Как, я должен окончить три ВУЗа?

– Нет: первый диплом имеет Ваш дедушка, второй – Ваш отец, а третий – Вы.

Вообще же, изучая историю Одессы в годы Первой Мировой войны и войны Гражданской (с голодом, разрухой, еврейскими погромами, бесконечной сменой властей), просто поражаешься, как в эти годы люди учились, становились врачами и, кстати сказать, врачами очень хорошими, Так, наша бабушка заведовала отделением в туберкулёзном санатории свыше 30 лет и удостоена звания «Отличник здравоохранения», а Эммануил Соломонович Вассерман, кроме орденов, полученных в Великую Отечественную войну, удостоен ордена Ленина – высшего ордена СССР – в мирное время за трудовые заслуги.

Наш дедушка Анатолий Соломонович значительную часть своей – увы, не очень долгой – жизни, был военным врачом. В 1919–1920-м годах начал службу в Красной Армии помощником врача. Затем после окончания Одесской Медицинской Академии служил уже врачом в прославленной 51-й Перекопской дивизии, а в 1926-м году – в Артиллерийской школе. В том же году демобилизовался и потом работал районным терапевтом. Но в 1939-м году – перед, официально выражаясь, «освободительным походом Красной Армии в Западную Белоруссию и Западную Украину» – дедушка вновь был призван в армию. Во время Финской войны летал в окружённые части своей 44-й Щорсовской дивизии, лечил обмороженных и больных (мнение, что на фронте не болеют, весьма преувеличено), вывозил раненых. За это представлен к ордену Красной Звезды, что было очень почётно в 1940-м году, да ещё для врача. Но представление не утвердили: дивизия плохо проявила себя в боях (её командира за пассивность в окружении расстреляли), и «рикошетом» досталось дедушке. В Великую Отечественную он тоже был военным врачом и контужен столь тяжело, что демобилизован в 1944-м году и умер в 55 лет (5-го декабря 1949-го года, так что день Сталинской конституции не был праздничным в нашей семье). А старший внук родился через 3 года и 4 дня после его смерти и получил, естественно, имя Анатолий.

На дверях нашего одесского родового гнезда до сих пор висит оставшаяся от дедушки почти антикварная табличка «Вассерману звонить 1 раз». Она исполнена золотыми буквами на тыльной стороне толстого стекла, а затем поверх букв залита тушью, чтобы буквы лучше выглядели на чёрном фоне; после смерти деда слово «доктору» над фамилией старательно зачищено от золота и замазано той же тушью. Если припомните, буквы для аналогичных табличек вырезал опасной бритвой Воробьянинов, пока Бендер искал последний из 12 стульев, и именно этой бритвой Ипполит Матвеевич пытался зарезать своего компаньона. С исчезновением коммунальных квартир исчезают – кроме прочего – и такие таблички. А какие фамилии на них были! Так, Борис Оскарович Бурда, навещая Анатолия, интерпретировал вторую табличку на двери нашей коммунальной квартиры «Штейнбок Барило Гофман» (это фамилии мужей и жён в двух поколениях) как «господин Штейнбок Барило фон Гофман».

Вооружённые этими сведениями, приступаем к осмотру комплекса зданий Медина. По фасаду здание Главного корпуса Ш-образное, цокольный этаж имеет переменную высоту из-за уклона улицы к морю, остальные этажи величественны и высоки. Между вторым и третьим этажом – фамилии учёных, составивших славу отечественной и мировой медицины.

Во двор выступает полукруглая часть корпуса – в ней расположена большая аудитория. Во дворе ещё ряд интересных зданий, включая клиники Медина в 100 % английском стиле. Странно, что эту натуру не использовали при съёмках «Приключений Шерлока Холмса и доктора Ватсона» – доктор Ватсон смотрелся бы абсолютно логично на фоне этих клиник.

Большую аудиторию Медина можно увидеть в прекрасной комедии Юлиуша Махульского «Дежа вю»: в финале фильма знаменитого киллера Джона Полака считают сумасшедшим и демонстрируют студентам именно в этой аудитории. Наш отец был поражён красотой интерьеров института, когда пришёл в главный корпус на защиту диссертации своего одноклассника – и со школьных лет друга – Даниила Наумовича Вайсфельда.

Даниил Наумович (для нас просто «дядя Дима») входит в плеяду замечательных деятелей, создавшую Одессу такой, какой её знают, любят и какой гордятся по всему миру. Он внёс неоценимый вклад в развитие нашего города как курорта. В память о нём установлена мемориальная доска на лечебном корпусе санатория «Лермонтовский». Но главное – этот санаторий, где он развивал курортологию как науку, работает, в отличие от десятков других одесских санаториев, варварски уничтоженных «эффективными менеджерами».

Вообще уничтожение уникальной системы санаториев – системы глубоко продуманной, не имеющей аналогов в мире, к тому же вполне коммерчески работоспособной – одно из, прямо скажем, преступлений, связанных с переходом к нашему нынешнему капитализму. Причём совершено это преступление не столько из корысти, сколько из близорукости. При долгосрочном использовании санатории приносят куда больше прибыли, чем всё, что удалось налепить на их месте. Но сразу после развала СССР наверху общества оказались в основном временщики, прекрасно понимающие, сколь краткосрочна неразбериха, и поэтому действующие по принципу «украсть – продать – сбежать». Потом на это несчастье наложилась либеральная религия – вера в благотворность неограниченной свободы личности безо всякой оглядки на общество. Она запрещает рассматривать побочные эффекты, неизбежные в любой достаточно сложной структуре. Поэтому взамен экономического механизма советских времён, позволявшего лечить практически бесплатно, возмещая затраты ростом производительности труда исцелённых граждан, так и не возникло иных источников оплаты санаториев, кроме карманов самих больных. Карманы эти, естественно, далеко не полны (ведь больной чаще всего задумывается о санаторном лечении, когда болезнь уже заметно подточила его работоспособность). Поэтому клиентов у нынешних санаториев несравненно меньше, чем в советское время. И развитая тогда сеть, охватившая почти всех нуждающихся в таком формате оздоровления, свернулась. А ухудшение здоровья общества влечёт дальнейшее снижение благосостояния – и порочный круг стягивается удушающей спиралью.

Несмотря на громадный комплекс зданий, расположенных на прямоугольнике, ограниченном улицами Ольгиевской, Пастера, двумя кварталами Валиховского переулка, перпендикулярными друг другу, главная учебная работа проходит на филиалах кафедр – непосредственно в лечебных учреждениях города. Мы удивлялись тому, что практически в каждой больнице Одессы есть дверь с табличкой «Кафедра медицинского университета», стенды с расписанием учебных занятий и т. п.

Отгадка нашлась, как теперь принято, в Википедии: «В университете работают 43 клинические кафедры, которые дислоцируются в 63 лечебно-профилактических учреждениях г. Одессы и области».

К сожалению, рост технической оснащённости нашей медицины в лучшем случае компенсирует, так сказать, падение вдумчивости, наблюдаемое у новых поколений врачей. Это вызвано нынешним регрессом от принципоцентричной к фактоцентричной системе знаний. Анатолий неоднократно писал о нём. Поэтому здесь – лишь краткое изложение.

Наука в целом строится на представлении о мире как результате взаимодействия сравнительно немногих фундаментальных закономерностей. Раскрытие этих закономерностей – не только цель науки как таковой, но и весьма практичное занятие. Зная принципы и умея выводить из них следствия, можно выявлять и множество фактов, чьё изучение по отдельности требовало бы непомерных усилий. Как сказал ещё два с половиной века назад один из разработчиков Французской энциклопедии Клод Адриен Жан-Клод-Адриенович Швайцер (он перевёл свою фамилию на латынь, так что известен как Хельвеций, а у нас немецкое Х чаще всего передают по южнорусской традиции буквой Г), «знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов».

Например, наш отец профессор Александр Анатольевич Вассерман уже более полувека занимается, помимо прочего, разработкой методов составления уравнений состояния – формул, связывающих давление, температуру и плотность вещества. Уравнение рассчитывается на основании нескольких сот (для особо важных веществ – тысяч) экспериментальных данных, а по нему можно вычислить свойства (причём не только плотность, но и многие другие) в любой точке, почему-либо заинтересовавшей учёного или инженера. Вести эксперименты во всех этих точках сложно, долго и дорого (а при некоторых сочетаниях условий – практически невозможно). Само уравнение включает несколько десятков коэффициентов – записать их несравненно проще, чем работать с таблицами экспериментальных данных. Да и вычислить свойства в конкретной точке по уравнению можно даже вручную. Правда, для удобства издаются таблицы свойств некоторых особо важных веществ, рассчитанные на основе всё тех же уравнений состояния (отец участвовал в создании доброго десятка справочников с такими таблицами, переизданных потом и в США). Но по мере распространения всё более компактных персональных вычислительных средств таблицы вытесняются расчётными системами, непосредственно использующими уравнения (отец опять же причастен к разработке нескольких таких систем).

Из этого примера видно: понимание закономерности требует несравненно меньших усилий, чем запоминание хотя бы малой доли фактов, выводимых из неё. Фактоцентричное образование – чудовищная растрата сил и средств. Вдобавок человек, знакомый с фактами, но не знающий законов, порождающих эти факты, не может отличить новый достоверный факт от ошибки и даже сознательной дезинформации. Но как раз это и стало главной причиной массового насаждения фактоцентризма взамен уже освоенного высшего уровня – понимания принципов. Слишком много в нынешней коммерции, не говоря уж о нынешней политике, желающих и умеющих извлекать выгоду из массового обмана всех, до кого удастся дотянуться. Понятно, им очень мешают люди, способные самостоятельно распознавать обман.

 

2. Они были первыми: скорая помощь, больница и бактериологическая станция

Представляется логичным завершить монолог о вреде фактоцентричного образования на выходе из двора Медина в Валиховский переулок. На выходе из переулка на спуск Маринеско стоит старая бельгийская трансформаторная будка. Это след деятельности бельгийского акционерного общества по электрификации Одессы и обеспечению города трамвайной сетью. Осталось немного таких сооружений, выстроенных в популярном в начале ХХ века стиле модерн. Рассказ о деятельности бельгийского общества – совершенно отдельная тема. Приведём только несколько цифр:

Доходы общества от транспортных услуг за 1913-й год (последний мирный на много лет вперёд и потому любимый статистиками для сравнений России и СССР):

• электрический трамвай – 2 777 197 рублей;

• транспорт на паровой тяге – 58 755 рублей;

• транспорт на конной тяге – 100 064 рубля.

За использование уборных при станционных павильонах построенных как и трансформаторные будки в стиле модерн) – 177 рублей (сентябрь – декабрь 1913-го года).

Итого – 2 936 013 рублей. Сколько же получил город с этих почти трёх миллионов полновесных рублей (по 0.77 грамма золота в каждом) 1913-го года? 5 % от электрического трамвая и 2 % от другого транспорта, всего 132 032 рубля. При этом только субсидии на содержание Городского театра – знаменитого Одесского оперного – составляли 60 000 рублей в год. Так что не только нынешние олигархи умеют «договариваться» с властями.

Возвращаясь на квартал, параллельный спуску Маринеско, можем осмотреть фасад Анатомического корпуса и изящную решётку, отделяющую здание от переулка. Далее поворачиваем налево. По обе стороны переулка – что нас уже совершенно не удивляет – различные медицинские учреждения. Практически на каждом – мемориальная табличка в честь какого-нибудь выдающегося врача.

Но мы остановимся у дома № 10, чтобы прочесть табличку, посвящённую не медику, но человеку, сделавшему для спасения жизней не меньше, чем выдающийся врач – графу Михаилу Михайловичу Толстому-младшему. Михаил Михайлович принадлежал к одесской ветви могучего рода графов Толстых и был одесситом во втором поколении. Его дед приехал в Одессу ещё в 1847-м году, избирался вице-президентом – а после смерти князя Воронцова президентом – Императорского общества сельского хозяйства Южной России. Под его председательством работала комиссия по сооружению памятника Михаилу Семёновичу Воронцову. Этот факт запечатлён на памятнике такими маленькими буквами, что прочесть их можно только в мощный бинокль. Также по инициативе Михаила Дмитриевича Толстого был введен полукопеечный сбор с пуда вывозимых через границу товаров. Деньги от этого сбора исправно шли на замощение одесских улиц и на устройство канализации в городе. В результате этой меры мостовые в центре Одессы, как это сейчас ни странно, были лучшими в России в 1870–80-х годах.

Сын Михаила Дмитриевича – Михаил Михайлович – продолжил и развил активную деятельность отца на благо Одессы. Именно ему принадлежит идея создания станции «Скорой помощи». Осуществили идею в 1903-м году, уже после его смерти, жена графа и его сын Михаил Михайлович-младший. Михаил Михайлович-младший выделил на организацию станции 100 000 рублей, а затем до самой революции содержал её, выделяя для этого 22 000 рублей ежегодно.

Мы ещё расскажем о роли Михаила Михайловича в развитии и поддержании городской публичной библиотеки, когда будем осматривать её здание.

Здесь же нельзя не рассказать ещё об одном удивительном человеке – Якове Юлиевиче Бардахе – враче, учёном, педагоге. Благодаря таким людям, как Я. Ю. Бардах, рассказывая про Одессу, мы часто говорим: «впервые в России».

Будучи домашним лечащим врачом семьи графа Толстого, Яков Юльевич принимал самое активное участи в организации станции «Скорой помощи» и возглавлял станцию с момента основания и до самой своей смерти в 1929-м году. Причём первые 14 лет делал это бесплатно. Чтобы только кратким образом характеризовать его громадную и разностороннюю деятельность, будем упоминать только сделанное «впервые в России»:

1. 1886-й год. ПЕРВАЯ в России бактериологическая станция – мы сейчас пройдём к зданию этой станции.

2. 1886-й год. ПЕРВАЯ в России прививка от бешенства, и первым испытывает прививку на себе Яков Бардах.

3. 1886–1887-й годы. ПЕРВЫЕ занятия в России по бактериологии, которые проводили на станции Илья Ильич Мечников (теоретический курс) и Я. Ю. Бардах (практические занятия).

4. 1894-й год. ПЕРВАЯ русская серологическая работа «Исследования по дифтерии».

5. 1895-й год. Я. Ю. Бардах ПЕРВЫМ в России приступает к чтению систематического курса общей микробиологии на естественном отделении физико-математического факультета Новороссийского университета.

6. 1922-й год. Я. Ю. Бардах становится ПЕРВЫМ профессором ПЕРВОЙ в России кафедры микробиологии.

Заслуги профессора Бардаха перед наукой вообще и перед городом Одесса в частности признаны Советской властью столь значимыми, что в те годы, когда частные дома и особняки национализировались, Якову Юлиевичу был возвращён его бывший дом. Этот дом (кстати, купленный на деньги, одолженные Михаилом Михайловичем Толстым), расположен рядом с нашей школой, и мы знали, что он принадлежит потомкам основателя Одесской станции «Скорой помощи», которому дом «оставил Ленин». Вот так в народе трансформировалось постановление малого заседания Президиума ВУЦИК (ВсеУкраинского Центрального Исполнительного Комитета советов рабочих и крестьянских депутатов) от 18-го декабря 1923-го года… Желающих детально познакомиться с жизнью Якова Юлиевича Бардаха отсылаем к ресурсу в неисчерпаемом сейчас Интернете, а сами движемся дальше.

Рядом с особняком Станции скорой помощи «стекляшка» – один из магазинов успешнейшей сети супермаркетов. Как и везде, в Одессе идёт укрупнение рынка: сети супермаркетов выкупают сколь-нибудь крупные магазины, так что несетевыми остаются только маленькие магазинчики «шаговой доступности». Разглядывая «стекляшку», Александр Александрович Генис либо его старший товарищ Борис Михайлович Парамонов, должно быть, сказали бы: «Победа этики над эстетикой». Действительно, здание из стекла и стали неэстетично смотрится в окружении старинных домов.

Но неэтично заставлять родственников больных тащить им еду издалека – а питание в больницах сами знаете, какое.

Мы поворачиваем направо для осмотра ещё трёх объектов. Два из них не относятся напрямую к тематике экскурсии, но представляют несомненный интерес.

Во-первых, Храм Рождества Христова и Одесско-Балтская Епархия Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата. Этот патриархат самопровозглашён, то есть даже не попытался исполнить ни одну из множества формальностей, предусмотренных православным каноном для подобных случаев. Очень уж торопились его создатели исполнить придуманное ими же требование «независимой державе – независимую церковь», а ритуал в данном случае очень нетороплив (на создание Московского патриархата ушло более века) хотя бы потому, что требует согласия всех уже существующих патриархатов на каждый из множества этапов. Нарушение канона сделало Киевский патриархат, по христианской терминологии, безблагодатным: его священнослужители не обладают благодатью, передаваемой по эстафете от самого Христа по определённому ритуалу, и проводимые ими таинства не имеют священной силы. Более того, изначальное нарушение канона непреодолимо: если даже когда-нибудь в Киеве будет создан собственный патриархат, то с нуля – согласно канону и без участия кого бы то ни было из служителей (и даже прихожан!) нынешнего патриархата (если, конечно, они не пройдут надлежащие обряды покаяния и принятия вновь в лоно канонической церкви). Для авторов этой книги – атеистов – подобные правила выглядят странно, но для верующих очень значимы. Это видно хотя бы из того, что храм Рождества Христова – одна из всего двух церквей Киевского патриархата в Одессе. Достаточно посмотреть, какую площадь она занимает (а ведь в здании ещё размещается и аппарат епархии), чтобы понять соотношение, так сказать, сил Киевского и Московского Патриархата в Одессе.

Далее мы должны осмотреть «циркульный корпус» – таково условное название закруглённого корпуса Одесской городской инфекционной больницы. Здание разрушается, на его месте планируют возвести новое, так что, как говорили после размещения американских ракет средней дальности в Европе: «Посетите Европу, пока она есть». Можем смело пройти через проходную: хотя больница и инфекционная, но во двор проход свободный – тем более что на территории находятся, как теперь принято, аптеки и независимые коммерческие диагностические центры.

Мы рассматриваем одно из самым первых каменных сооружений Одессы. Великий Ришельё (мы много о нём рассказывали в первой книге), убедил императора Александра I: в новом портовом городе необходимо создать не только театр, но и Карантинную бухту, и карантинную инфекционную больницу. В итоге Ришельё добился создания проектов театра Одессы и карантинной инфекционной больницы у тогдашнего придворного архитектора Жана Франсуа Тома (Тома де Томона) – автора множества прекрасных зданий, из коих известнейшее нынче – биржа на стрелке Васильевского острова в Санкт-Петербурге. Как мы помним, театр Тома де Томона сгорел, и теперь Одесса имеет знаменитый Оперный театр, выстроенный по проекту австрийского архитектурного бюро зданий театров Фердинанда Фердинандовича Фельнера и Хермана Готлиба Хайнрих-Адольф-Эрнстовича Хельмера. Больница «при смерти», но её ещё можно осмотреть.

Тома де Томон работал во времена господства в Российской империи стиля классицизм и был сторонником гигантомании в архитектуре. К тому же отсутствие образцов больниц как типа архитектурных сооружений в ту эпоху привело к использованию распространённого образца дворца. Как говорилось на аукционе при продаже стульев Воробьянинова: «Стулья из дворца». А у нас – «больница из дворца». Точнее, Одесская городская больница внешне напоминает дворец, что сделало её уникальным сооружением города.

Первая стадия строительства велась в 1804–1806-м годах – весьма небольшой срок для такого объёмного сооружения. Больница заработала уже в 1807-м. Тома де Томон погиб в 1813-м, упав со строительных лесов в Петербурге. В Одессе на стройке он не был; распространённая практика, несмотря на отсутствие мобильных телефонов с видеокамерой. Фельнер и Хельмер в Одессе тоже не были, а какой красавец театр получился!

Как сказали бы сейчас специалисты по менеджменту – они правильно делегировали полномочия (ответ, кстати сказать, тем, кто требует немедленного присутствия президента на месте любой техногенной либо природной катастрофы). Извините, снова отвлеклись.

В 1846–1848-м годах над галереями надстроили второй этаж, что повысило ёмкость помещений больницы без существенного изменения её архитектурного облика и без изменений первоначальной планировки Тома де Томона.

Здание больницы имеет центральный корпус, закруглённые крылья – галереи (от них и получил название циркульный корпус), два боковых павильона, выходящих на красную линию улицы. Павильон справа от входа служил церковью для панихид по умершим. В больнице в 1856–1858-м годах работал выдающийся учёный и хирург Николай Иванович Пирогов. Так что наш Медин не менее логично, чем Винницкий, носил имя Пирогова. В циркульном корпусе в 1859–1870-м годах работал Николай Васильевич Склифосовский, заведуя хирургическим отделением. Преемники Склифосовского удалили Владимиру аппендикс. Прогресс медицины за 170 лет после открытия больницы позволил ему выжить и писать эти строки. Здание и спустя полтора века после окончания строительства впечатлило его высотой потолков, мощью деревянных дверей и мраморных лестниц, а также красотой помещений, использовавшихся как аудитории Медина.

Добросовестно продолжая изучать всё связанное с Медином, проходим по Пастера ещё один квартал и переходим на чётную сторону, чтобы посмотреть на здание его кафедры иностранных языков. Симпатичный отдельно стоящий особнячок – не вполне типичное здание для Одессы, застроенной в основном многоквартирными доходными домами. Кстати, напротив – тоже симпатичный особнячок, к тому же прекрасно отремонтированный. Это – бактериологическая лаборатория инфекционной больницы.

Мы же стоим у здания, где в советское время, когда практически все ВУЗы готовили офицеров запаса, размещалась военная кафедра Медина. А до революции здесь размещалась, выражаясь сухим энциклопедическим языком, «Первая в России и вторая в мире бактериологическая станция». Мы видим удивительно точную одесскую топонимику: адрес здания – Пастера, № 2, а находится оно недалеко от начала улицы Мечникова. Как мы знаем, именно эти два великих деятеля науки заложили основы современной бактериологии.

Рассказ о всех перипетиях, связанных с открытием станции, отнял бы у нас добрых три – четыре часа – много даже для самых терпеливых слушателей. Но нельзя не рассказать о следующем.

Одесса, как любой открытый миру портовый город, регулярно страдала от инфекционных эпидемий. Последние заболевания чумой в Одессе официально зарегистрированы в 1911-м году, а холерой – даже в 1970-м. Не удивительно, что именно городские власти Одессы уделили столько внимания внедрению самых передовых методов борьбы с инфекционными заболеваниями.

Прежде всего, в Париж к Пастёру по настоянию работавшего в Одессе Ильи Ильича Мечникова (будущего Нобелевского лауреата) был командирован молодой врач Николай Фёдорович Гамалея (будущий лауреат Сталинской премии). Работа Николая Фёдоровича у Пастёра проходила по классическому принципу, сформулированному Нильсом Хенриком Давидом Христиановичем Бором: «если у Вас есть яблоко, и у меня есть яблоко, после обмена у нас останется по яблоку. Но если у Вас есть идея, и у меня есть идея, то после обмена у нас будет по две идеи».

Пока Гамалея не поделился своими идеями, Пастёр не спешил раскрывать свои. Он планировал быть монополистом и делать вакцинации исключительно в Париже. Но присутствие, как сказали бы сейчас, «ограниченного контингента» искусанных бешеными зверями российских граждан в Париже не радовало местных жителей. К тому же Пастёр понял: временной фактор – ключевое звено на пути к успеху. В итоге он передал необходимый материал для приготовления вакцин в Одессе.

Одновременно с командировкой Николая Фёдоровича в Париж Мечников с упоминавшимся совсем недавно Бардахом начали приём больных… в квартире Гамалеи на Канатной, № 14. Кстати, именно этим они на месяц опередили столицу, что и позволяет писать в энциклопедиях: «Вторая в мире бактериологическая станция открыта в Одессе». Изящный ход не оценили соседи по дому, и станции пришлось переехать на улицу Гулевую (ныне Льва Толстого), № 4, где она занимала уже 13 комнат.

В октябре 1893-го года великий Городской голова Одессы Григорий Григорьевич Маразли предложил Городской управе, что он за свои деньги построит для станции специальное здание. Это предложение «было с благодарностью принято» и уже 4-го ноября выделен участок для строительства. Многократно упоминавшийся в нашей первой «одесской» книге архитектор Юрий Мелентьевич Дмитренко практически за год построил это изящное здание. Открытие состоялось 5-го января 1895-го года. К сожалению, сам Маразли по болезни отсутствовал, а вскоре и вовсе ушёл в отставку с должности Городского Головы.

Желающие более подробно изучить славную историю одесской бактериологической станции, могут заглянуть на сайт.

Продолжаем движение. Честное слово – по пути у нас много интересного.

 

3. Императорское Русское техническое общество

Мы можем перефразировать строки песни «Кудой в Одессе ни пойдёшь, тудою выйдешь прямо к морю». Применительно к нашему маршруту «… Тудою выйдешь к факультету». Или к другому зданию, связанному с ВУЗом. Убедимся в этом немедленно.

Для этого пройдём ещё буквально пару шагов вдоль здания бактериологической станции и завернём за угол. Мы в начале Старопортофранковской улицы. Об эпохе порто-франко и о её роли в становлении Одессы мы рассказывали в нашей первой книге.

Поскольку улица была пограничной, на её чётной стороне (внешней по отношению к территории порто-франко) не было жилых домов, дабы затруднить контрабандистам строительство тоннелей. За прошедшие полтора века несколько жилых домов на этой стороне улицы появилось, но большую её часть по сей день составляют учреждения и скверы. Так, первое здание (имеющее формально адрес: улица Мечникова, № 2) – Стоматологическая клиника Медина, второе здание (с адресом: Мечникова, № 2/3) – библиотека Медина.

Далее начинаются здания на красной линии, И первые же из них – здания факультета! Старопортофранковская, № 2/4 – художественно-графический факультет Южноукраинского национального педагогического университета имени Константина Дмитриевича Ушинского, проще говоря – «худграф Педина». О ВУЗе мы подробнее поговорим, осматривая другие его корпуса на той же Старопортофранковской. Сейчас же интересно отметить: здания, где разместился «худграф», построены тем же Ю. М. Дмитренко. Он же построил и здание «Толстовской скорой помощи» – его мы осматривали в Валиховском переулке.

Это неудивительно: Юрий Мелентьевич построил в Одессе свыше 40 домов. Среди его творений – прекрасная гостиница «Лондонская» на Приморском бульваре, мощное здание Крестьянского банка на Маразлиевской. Рассматриваемые нами строения скромнее, но тоже очень симпатичные. Это был комплекс помещений Народного училища и Дневного детского приюта.

В здание худграфа упирается улица Княжеская. Прежде всего посмотрим на удивительные полукруглые балконы углового дома. Трамвай, сворачивающий прямо под окнами со Старопортофранковской на Княжескую, своим шумом, конечно, снижает ценность квартир с этими балконами, но всё равно порой завидуешь владельцам такого своеобразного жилья.

На нечётной стороне Княжеской стоят два особняка, облицованных кирпичом. В ближайшем из них – кафедра микробиологии, вирусологии и иммунологии всё того же Медина. Второе здание, медленно, но верно разрушающееся на углу Княжеской и Новосельского, обросло многочисленными легендами.

Несмотря на высокую степень разрушения, следы былой мощи и красоты ещё видны. Поскольку на фронтоне проступает чертежный угольник, а сам дом несколько мрачноват, большинство считает, что перед нами здание масонской ложи. На самом же деле здесь размещалось отделение Императорского Русского технического общества (ИРТО). Здание рухнуло 20 июня 2016 года.

Как и в случае «Бактериологической станции», даже краткий рассказ о заслугах одесского отделения Русского технического общества займет очень много времени. Поэтому отметим только такие факты:

• одесское отделение ИРТО создано уже в 1871-м году – через четыре года после принятия решения о создании таких отделений и четвёртым в Российской империи;

• здание для отделения строил архитектор Александр Иосифович (Осипович) Бернардацци – он построил также здания новой Биржи и гостиницы «Бристоль» (двух несомненных шедевров одесской архитектуры); внутренние интерьеры спроектировал Герман Карлович Шеврембрандт – его мы знаем как архитектора лютеранской церкви святого Павла (кирхи);

• 15-го сентября 1897-го года в рассматриваемом нами здании Александр Степанович Попов в рамках «IV совещательного съезда железнодорожных электротехников и представителей службы телеграфа русских железных дорог» произвёл опыты по, как тогда говорили, «беспроводной передаче депеши». Кроме делегатов, прибывших со всей Империи, на докладе присутствовали работники почтово-телеграфного ведомства Одессы, офицеры технических войск, командиры и офицеры находившихся в Одесском порту и на рейде кораблей, преподаватели и студенты.

• Именно техническое общество выступило с инициативой организации в Одессе политехнического, экономического и хлебопромышленного института. Все эти институты не только созданы, но и работают до сих пор.

После революции в здании находился Институт редких металлов и опытное производство физико-химического института АН УССР. Деятельность института редких металлов была засекречена, что порождает не меньше легенд о хранящихся в здании сокровищах, чем угольник на фронтоне.

Плачевное состояние здания, с которым связано так много важных событий одесской истории, не может не огорчать. Парадокс заключается в том, что статус объекта, охраняемого государством, только мешает его спасению. Если, например, в Чехии замок, нуждающийся в реставрации, за одну крону продают тому, кто берётся его реставрировать, то у нас государство, грубо говоря, ведёт себя как «собака на сене». При этом табличка «Охраняется государством» у таких разрушающихся объектов выглядит просто дискредитирующей само государство. К сожалению, в Одессе это мы можем встретить неоднократно. Вот и здание ИРТО рухнуло 20-го июня 2016 года.

Скажем ещё пару слов о здании, занимаемом кафедрой микробиологии. Оно стилистически сходно со зданием ИРТО не случайно. В нём размещалась школа десятников строительного дела, существовавшая при одесском отделении инженерного общества. Причём здание построено в 1902-м году специально для этой школы. Школа была весьма серьёзным учебным заведением – сначала двухлетним, потом трёхлетним. Интересно отметить, что в нём преподавались не только технические дисциплины, но и общеобразовательные. Так, русскую словесность преподавал Пётр Васильевич Катаев – отец писателей Валентина и Евгения (второй писал под псевдонимом Евгений Петров).

Мы всё время натыкаемся на такие совпадения: в школе десятников преподавал отец Катаева и Петрова; Ляпунов слушал лекции Менделеева по химии, его оппонент по докторской диссертации – Николай Егорович Жуковский, а женился Ляпунов на племяннице Ивана Михайловича Сеченова, улицу чьего имени мы как раз сейчас пересекаем, двигаясь по Княжеской от Старопортофранковской. Можно сказать: «Тесен мир», но точнее сформулировал наш знакомый – «прослойка узкая». Эта узость ощущается даже сейчас. И, безусловно, куда острее была в России конца XIX века, когда грамотные люди составляли по данным переписи 1897-го года 21 % населения, а выпускник университета был один примерно на 1000 человек.

 

4. «Горьковка» и окрестности

Мы пересекли переулок Сеченова и продолжаем двигаться по Княжеской. Красивый дом № 8 памятен нашей семье. В нём с 1966-го года жили наши дедушка и бабушка по материнской линии.

Они занимали прекрасную 30-метровую комнату с высоким потолком: зеркало голландской печи украшал барельеф рыцаря, паркет в комнате был дубовый. Но таких красивых комнат в квартире было семь, и в каждой жила семья. Из примет быта коммуны – в комнате располагался выключатель, обесточивающий электрические выключатели в ванной, туалете и на кухне, чтобы «соседи-враги» (меткое для коммун выражение Александра Сергеевича Пушкина) не пользовались вашей лампочкой, посещая туалет. Со смерти бабушки прошло 30 лет, но мы как сейчас помним туалет с семью голыми лампочками в патронах и семью унитазными кругами на гвоздиках.

Дедушка был человеком передовых убеждений. Так, ещё в начале 1950-х он работал в Москве и звал в столицу всю семью. Но к нему не прислушались, и завершал он свой век, как и большинство коренных одесситов, в коммуне, где ему даже не удалось убедить соседей объединить электросети мест общего пользования и убрать из коридоров могучие шкафы. Квартира очень большая, её не успели выкупить, как подоспели более привлекательные дома – новострои. Так что, судя по входной двери в квартиру, там всё без изменений.

Ещё одна забавная деталь: нам запрещалось выходить на балкон – он считался аварийным. В конце концов соседи пробили свою дверь на этот же балкон, потом поставили на нём перегородку, затем на своей части поставили оконные рамы, сделав её закрытой – лоджией. «Аварийный» балкон всё выдержал и стоит до сих пор.

В соседнем доме – ещё один объект, связанный с темой экскурсии: одесское областное базовое медицинское училище. В период нашей молодости в Одессе было три медучилища, теперь – после реорганизаций и слияний – осталось одно. Якоря у входа показывают: оно некогда было с военно-морским уклоном.

Несмотря на значительные заслуги одесского Медина, нельзя не отметить: в определённый период вероятность поступления в него горожан, особенно «из служащих» (а уж «лиц еврейской национальности» и подавно), была строго равна нулю. Так что люди этих категорий, не мыслившие себя вне медицины, избирали долгий путь: медучилище – работа на скорой помощи – мединститут (как правило, не одесский). Так поступили и двое товарищей Владимира. Один теперь живёт в Чикаго, другой – в Сиднее. Несправедливый «запрет на профессию» вряд ли был единственной причиной их отъезда, но уж точно не противодействовал ему.

У Анатолия есть изящное объяснение причин господствовавшей практики. По его мнению, таким способом отсекали тех, кто благодаря хорошему воспитанию и образованию имел заведомое преимущество на экзаменах, дабы выявить тех, кто обладает лучшим потенциалом для дальнейшего обучения. Но тут мы сделаем беспрецедентное для соавторов заявление: так думает только Анатолий, а Владимир считает, что столь тонко рабоче-крестьянская власть не думала, а просто проявляла примитивное недоверие к передовой и образованной части своих граждан.

Мы завершили петлю походов и вновь вышли на Ольгиевскую улицу. Один квартал вниз до Пастера. Слева – дом по Ольгиевской, № 10. В нём жил Главный конструктор ракетно-космической техники, конструктор двигателей наших ракет Валентин Петрович Глушко. Чтобы заинтриговать экскурсантов личностью Глушко, достаточно сказать:

– Вы знаете Главного конструктора ракетно-космической техники Сергея Павловича Королёва? Глушко был его начальником…

Конечно, Валентин Петрович не был начальником СП (так называли Королёва «за глаза» его сотрудники) в то время, когда Королёв руководил подготовкой к запуску первого спутника, а потом и первого космонавта. В это время Глушко был «всего лишь» главным конструктором разгонных двигателей ракет (за тормозные и управляющие двигатели отвечали другие – на своих направлениях тоже главные – конструкторы). Поскольку сотрудничество двух главных конструкторов происходило в постоянной конкуренции, Глушко говорил:

– Что такое ракета-носитель? Обыкновенная труба, к которой прикреплены мои двигатели.

Валентин Петрович родился в Одессе в 1908-м году, окончил фактически то же реальное училище, что и Лейба Давидович Бронштейн – впоследствии Лев Троцкий (при Троцком это было училище святого Павла, при Глушко уже IV Профтехшкола имени Троцкого). Затем закончил Лениградский университет и работал в Газодинамической лаборатории (той, что размещалась, как ни странно, в Петропавловской крепости).

В 1936-м году началось сотрудничество Глушко и Королёва – первый разработал жидкостный ракетный двигатель для крылатой ракеты второго.

Начальником Королёва Глушко был в Казани, когда отбывал срок в должности главного конструктора КБ спецотдела НКВД при моторном заводе № 16. Собственно, именно Глушко «вытребовал» Королёва – тоже заключённого, работавшего в подчинённом НКВД авиационном конструкторском бюро на верхнем этаже главного корпуса Центрального аэрогидродинамического института – на это предприятие. Затем обоих направляют в Германию – собирать всё, что связано с немецкой ракетной программой, причём Глушко командируется в звании полковника, а Королёв – подполковника.

Но потом – в совете главных конструкторов – Королёв занимает лидирующее положение. Именно с ним прежде всего связаны непревзойдённые успехи советской космической программы: первый спутник, первый научный спутник, первый снимок невидимой стороны Луны и, наконец, первый человек в космосе.

Глушко занимает пост Королёва в мае 1974-го – через 8 лет после смерти СП и после снятия с этой должности соратника Королёва Василия Павловича Мишина. При этом путём слияния ОКБ, основанного Глушко, и КБ, руководимого ранее С. П. Королёвым, создаётся НПО «Энергия».

По инициативе Валентина Петровича свёрнуты работы по лунной ракете Н-1. Технически значимых причин для такого решения немало. Но многие специалисты, знающие характер Глушко, полагают: хватило бы и того, что на Н-1 стояли, да ещё в громадных количествах (30 на 1-й ступени, 8 на 2-й, 4 на 3-й, 1 на 4-й) двигатели КБ Николая Дмитриевича Кузнецова (до того занимавшегося только авиамоторами; известнейший из них – турбовинтовой НК-12 – использован на грузоподъёмнейшем в своё время – до 80 тонн полезной нагрузки – транспортном самолёте Ан-22, летающем по сей день стратегическом бомбардировщике Ту-95 и его пассажирском варианте Ту-114).

Вместо Н-1 по предложению и под руководством Глушко создана многоразовая космическая система «Энергия». Увы, неурядицы перестроечного и постсоветского времени позволили всего однажды – 15-го ноября 1988-го года – использовать её для вывода в космос полезной нагрузки – тоже многоразового и тоже добравшегося до космоса лишь однажды, да ещё без экипажа, корабля «Буран». Глушко возглавлял работы по совершенствованию пилотируемых космических кораблей «Союз», грузового корабля «Прогресс», орбитальных станций «Салют», созданию орбитальной станции «Мир».

Как и положено человеку такого масштаба, Валентин Петрович был честолюбив. Рассказывают: он лично выбирал место для бюста, положенного ему как дважды Герою Социалистического труда, и остановился на Приморском бульваре Одессы около Воронцовского дворца. Почётнее не придумаешь. Бюст министру обороны СССР – тоже уроженцу Одессы – Родиону Яковлевичу Малиновскому установлен, пожалуй, в чуть менее престижной точке. Но Валентин Петрович немного перестарался – в связи с задачей сохранения исторического облика бульвара бюст перенесли в спальный район города и установили в начале улицы, носящей имя академика Глушко. Опять точная одесская топонимика – улица перпендикулярна улице академика Королёва.

Замечательный эпизод, характеризующий Глушко-человека, приводит в своих воспоминания академик Борис Евгеньевич Черток: «Когда хоронили Королёва, мы вместе выходили из Дома союзов. Глушко совершенно серьёзно сказал: «Я готов через год умереть, если будут такие же похороны»».

Валентин Петрович умер не в 1967-м, а в 1989-м году, и похороны действительно были не такие, как у Королёва…

Для детального изучения ВУЗов Одессы с угла Ольгиевской и Пастера мы движемся по Пастера налево к дому № 16. В нём находится Центр подготовки и аттестации плавсостава – частное высшее учебное заведение. В своё время это был факультет последипломного образования Одесского Высшего инженерного морского училища. Следуя недобрым традициям времени, сначала приватизировали, точнее «прихватизировали» крупнейшую судоходную компанию мира – Черноморское морское пароходство, затем приватизировали и факультет. Но сильные традиции подготовки моряков, к счастью, остались. В результате на сегодня Украина практически не имеет своего флота, но занимает третье – четвёртое место в мире как страна-поставщик рабочей силы на морском рынке труда. Поскольку на этом рынке очень жёсткие требования по регулярной переподготовке, а сам рынок даёт очень приличный заработок, в районе трёх кварталов от Центра невозможно припарковать автомобиль – поток учащихся Центра подготовки не иссякает.

Вернувшись к углу Пастера и переулка Ляпунова, мы видим здание, построенное в каком-то античном стиле. Это здание Одесской национальной научной библиотеки имени Максима Горького (Алексея Максимовича Пешкова). До революции библиотека была имени императора Николая II: «Государь Император, по всеподданнейшему докладу Министра Внутренних Дел, в 6-й день ноября 1907 г. Высочайше соизволил наименование Одесской Городской Публичной Библиотеки именем «Императора Николая II»».

Занятно, что докладывал на эту тему министр внутренних дел. Также видно, почему у Остапа Бендера, держащего речь перед будущими членами секретного «Союза меча и орала», из дореволюционных оборотов речи в голове вертится «Милостиво соизволил повелеть».

В череде наименований в честь Максима Горького, эпидемически охвативших СССР после долгожданного возвращения пролетарского писателя с острова Капри (то есть из фашистской Италии, кстати сказать), именем Горького названа и наша библиотека. Переименование справедливое: Горький говорил, что «лучшим во мне я обязан книгам»; последний русский император не мог бы подписаться под этими словами.

Кстати, эта волна переименований вдохновила уроженца австровенгерской части Польши, неутомимого сочинителя антисоветских анекдотов (и героя множества несомненно сочинённых другими – но не менее антисоветских – анекдотов) – а по совместительству ещё и члена Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала, члена Центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии (большевиков), организатора нескольких попыток коммунистических восстаний и государственных переворотов в разных странах (в том числе, по официальным данным, и в СССР – за что и осуждён в 1937-м на 10 лет лишения свободы, но через 2 года убит в тюрьме уголовниками, не выдержавшими остроты его языка) – Карла Бернгардовича Собельсона, более известного под псевдонимом Радек, на шутку: «У нас теперь есть улица Максима Горького, есть самолёт Максима Горького, есть заводы Максима Горького, есть город Максима Горького – не назвать ли всю нашу советскую жизнь максимально горькой?»

Те, кто хоть немного знаком с историей Одессы, не удивятся тому, что открытая по указу Николая I городская публичная библиотека была второй в России после Санкт-Петербургской. Её открыли 15-го (по григорианскому календарю – 27-го) апреля 1830-го года, причём с задержкой на несколько месяцев – из-за очередной эпидемии чумы.

Губернатор Новороссийского края и Бессарабии граф М. С. Воронцов, по чьему ходатайству и открыта библиотека, пожертвовал ей 600 томов французских классиков в роскошном издании Дидо. Этот благородный поступок подхватили и развили другие знаменитые одесситы. На протяжении XIX века фонды библиотеки непрерывно пополнялись, в том числе и пожертвованиями. Так, городской голова Г. Г. Маразли передал ей 10 000 томов, а граф М. М. Толстой – свыше 40 000 томов (!).

В результате библиотека уже просто не помещалась в здании на Николаевском (Приморском) бульваре. В 1883-м году для нее и музея общества истории и древностей на деньги Маразли выстроено отдельное здание. Сейчас это здание Археологического музея. Но и его оказалось недостаточно.

В 1901-м году Михаил Михайлович Толстой-младший – как попечитель библиотеки – пишет в Городскую управу записку с предложением выстроить для библиотеки отдельное здание. Получается совсем по Бисмарку – «русские долго запрягают, но быстро ездят». Только в марте 1904-го в городскую думу внесён вопрос о постройке нового здания библиотеки. Строительство здания отнесено к «насущным нуждам» Одессы, для удовлетворения которых получен заём в 10 млн. рублей, из них 200 тысяч выделено специально для строительства нового здания.

Закладка состоялась 19-го апреля 1905-го года, а уже 19-го февраля 1907-го – завидная даже по нынешнему времени скорость – городская библиотека приняла посетителей в новом прекрасном здании, выстроенном архитектором Фёдором Павловичем Нестурхом. Новое девятиэтажное книгохранилище, расположенное вдоль переулка Ляпунова, построено в 1968-м году. Если – из уважения к гостям города – нас пропустят внутрь библиотеки, мы сможем полюбоваться прекрасными интерьерами, старинными лампами под зелёными абажурами в главном читальном зале и насладиться его удивительно одухотворённой тишиной. Читальный зал «Горьковки» (так называют библиотеку в Одессе), несомненно, сходен по внешнему виду с читальным залом «Ленинки» (так называли в своё время главную библиотеку СССР). Это сходство, однако, вряд ли вызвано дружбой Горького и Ленина – тем более, что их отношения были достаточно сложны.

Михаил Михайлович Толстой продолжал оставаться попечителем библиотеки, выделяя ей ежегодно от 500 до 2000 рублей. При этом, как мы помним, он ещё и содержал станцию «Скорой помощи», помогал городскому театру, картинной галерее, различным лечебницам и приютам. В 1909-м году, «ценя огромные заслуги, благотворительную и гуманную деятельность», Городская Дума избрала Михаила Михайловича почётным гражданином Одессы.

Закончилось всё достаточно традиционно. В декабре 1919-го года граф написал письмо-распоряжение «Желая пополнить некоторые отделы Одесской городской публичной библиотеки, я передаю ей в полную собственность всё собрание принадлежащих мне книг». В январе 1920-го граф М. М. Толстой эмигрирует, а в апреле 1927-го – в 64 года – умирает в Женеве.

Окончание жизни в Швейцарии с учётом явного отсутствия языкового барьера отнюдь не представлялось трагическим советским людям, мечтавшим хоть краем глаза посмотреть на заграницу. Собственно, удивительный парадокс траектории движения к коммунизму заложил первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв своим лозунгом «Догоним и перегоним Америку», после чего западный мир и вовсе представлялся неискушённому гражданину СССР раем на Земле. Открытие границ, увы, быстро доказало: всё это далеко не так, как полагали мы с подачи Хрущёва. Но граф Толстой скорее всего думал на чужбине вовсе не о материальной стороне жизни. Преданность родному городу, желание быть полезным и нужным Одессе, одухотворявшие всю его жизнь, делали пребывание даже в уютной Швейцарии грустным и нерадостным.

Наследие Толстого и ещё множества замечательных людей не пропало (и по мере нынешних скромных возможностей приумножается по сей день). Нынешний фонд областной государственной научной библиотеки соответствует требованиям всей обширной одесской системы науки и образования. Авторы не раз убеждались в этом, обнаруживая там всё нужное для их собственных многообразных занятий и увлечений.

В частности, Анатолий обнаружил: в тематическом каталоге половину стандартного картотечного ящика занимают карточки книг о Дворце советов СССР (то есть в библиотеке примерно 300–400 книг на эту тему) – и прочёл их все. Вообще он впервые попал в Горьковку сразу после перехода на третий курс (как только позволили правила научной библиотеки) и в последующие лет пятнадцать проводил там в среднем по 4–5 часов в сутки. Одно время имел даже читательский билет № 1 – то есть к концу срока действия предыдущего билета оказался первым, кто пришёл в библиотеку в новом году.

Нынче трудно представить себе сбор сведений по какой-то теме без доступа к Интернету, без систем поиска по ключевым словам и фразам (а слово «выгуглить» стало едва ли не популярнейшим синонимом слова «найти»). По обширному опыту смеем заверить: читать книги по сей день удобнее на бумаге, а не на экране, да и тематические каталоги не уступают поисковым машинам хотя бы потому, что выдают меньше случайных совпадений.

Правда, для использования тематического каталога желательно иметь хотя бы самое общее представление и о самом изучаемом предмете, и об его связях с другими областями знаний и деятельности. В идеале такие представления образуют целостную картину мира – понимание основных закономерностей, чьё взаимодействие формирует всё многообразие наблюдаемых в нём явлений и процессов. В те времена, когда мы учились, формирование такой картины было если не явно заявленной, то по меньшей мере понятной каждому задачей средней и высшей школы. К сожалению, реформы образования в последние десятилетия нацелены на разрушение целостности восприятия – прежде всего путём упомянутого выше отката к фактоцентризму. Человек, в полной мере соответствующий целям американской очень средней школы и европейского болонизированного ВУЗа, должен не просто не знать общих закономерностей, а не иметь даже возможности подумать об их существовании. По счастью, сформировать – хотя бы в самых общих чертах – целостную картину мира можно сравнительно быстро. По нашим наблюдениям, для этого достаточно прочесть в нижеуказанном порядке и хорошенько обдумать всего 4 книги: Фридрих Фридрихович Энгельс – «Анти-Дюринг»; Станислав Самуилович Лем – «Сумма технологии» (с нею авторы впервые познакомились как раз в Горьковке); Ричард Клинтон Клинтон-Джонович Докинз – «Слепой часовщик»; Дэвид Элиэзер Оскарович Дойч – «Структура реальности». Конечно, это даст лишь общие контуры целостной картины. Зато в дальнейшем все вновь узнаваемые факты и закономерности будут ложиться в неё (а значит, легче запомнятся и станут понятнее), дополнять её, уточнять и указывать на её места, нуждающиеся в доработке или даже пересмотре.

От библиотеки идем по нечётной, «то есть левой стороне улицы в сторону возрастания номеров (то есть от моря). Квартал небольшой, но запоминающийся: рядом с библиотекой расположен театр кукол (он ранее располагался в другом здании – на Пастера, № 62, недалеко от института, где мы учились – и переведен на новое место – Пастера, № 15 – в 1988-м, поскольку старое здание вернули общине евангельской пресвитерианской церкви), а на углу с Конной – здание Украинского театра. С учётом музыкального характера украинцев театр даже официально называется «музыкально-драматический». Здание строилось примерно в те же годы, что и библиотека – с 1900-го по 1903-й.

Вообще практически всё, что мы видим сейчас в центре Одессы, построено в исторически кратчайший для городов период – примерно за 40 лет: с 1875-го и до начала первой мировой войны. Можно только догадываться, какое великолепие архитектуры предстало бы перед нами, если бы расцвет Одессы не прервала Первая мировая война.

Театр, ныне ставший украинским, строил известный певец и театральный деятель Александр Иллиодорович Сибиряков на свои средства (он происходил из киевской семьи сахарозаводчиков) – как театр русской драмы. Театр открылся 16-го октября 1903-го года спектаклем по пьесе Льва Николаевича Толстого «Плоды просвещения». Номер здания был 13. Примета оправдалась: театр начали преследовать пожары – в 1906-м году, затем – в 1912-м и наконец, сокрушительный в 1914-м. Несмотря на начавшуюся войну и катастрофический характер повреждений, театр восстановили (с существенным, правда, изменением внешнего вида). Так сильна тяга одесситов к искусству.

Напротив театра доходный дом, неуловимо напоминающий, выражаясь словами Ильфа и Петрова, «ассирийско-вавилонский» стиль филармонии. Не удивительно: архитектор дома (известного, как и все значительные здания в Одессе, по имени владельца – дом Доппельмайера) – тот же Александр Осипович Бернардацци, что строил и биржу.

 

5. Сеченов, Мечников и (не)примкнувший к ним Крейн

По диагонали от здания театра дом с двором, открытым на улицу. Как мы уже упоминали, прогуливаясь по переулку Ляпунова – несколько необычное зрелище для Одессы. В результате интересующая нас мемориальная табличка расположена не на фасаде здания, а на дворовом флигеле, да ещё на уровне второго этажа. Но мы не пропускаем её, поскольку надпись гласит:

«В этом доме жил и работал Илья Ильич Мечников».

Надпись повторяется на украинском языке (для желающих изучать украинский в ходе прогулок по Одессе) «В щм будинку мешкав i працював 1лля 1лл1 ч Мечшков». Для русскоязычного экскурсанта таинственным является слово «мешкав» (дословно – обитал) с учетом существования оборота «не мешкая». Для украиноязычного не менее удивительно слово «Ц1 м», какое-то китайское оно, право. Нормальный перевод должен быть, конечно «В цьому будинку жив i працював…»

Замечательны ещё две вещи.

Во-первых, не указано, кто такой Илья Ильич Мечников. В каком-то смысле это приятно. Так скульптор Вениамин Борисович Пинчук и архитектор Сергей Борисович Сперанский отказались от надписи, устанавливая памятник Ленину в Кремле. «Почему нет надписи?» – спросила конкурсная комиссия. «Потому что это Ленин» – лаконично ответили авторы. Аргумент был принят. Будем надеяться, что лаконизм нашей мемориальной доски продиктован подобными соображениями.

Второй факт удивительнее. В фундаментальной монографии Миньоны Исламовны Яновской «Сеченов» написано «В конце августа (1871-м года – A. B., В. В.) Сеченов со своим ассистентом Спиро выехал в Одессу. Мечникова не было, когда Иван Михайлович приехал туда. Но, как и было договорено, Сеченов снял квартиру по соседству с квартирой Ильи Ильича на Херсонской улице, у домовладелицы Соколовской». Далее подробно описывается вынужденно-холостяцкий быт живущих как соседи учёных. Так что мы исходим из того, что стоим перед домом, где жили и Сеченов, и Мечников, а мемориальной доски Сеченову нет просто по рассеянности.

Мечникова мы упоминали в связи с организацией бактериологической станции, а Сеченова – только как родственника Ляпунова. Поэтому скажем о нём ещё несколько слов.

Если заглянуть в Интернет-энциклопедию, то можно решить, что мы смотрим статью об Онотоле на сайте «Упячка», а не о Иване Михайловиче Сеченове на сайте «Википедия»:

«Иван Михайлович Сеченов (1 (13) августа 1829 – 2 (15) ноября 1905) – русский физиолог и просветитель, публицист, мыслитель-рационалист, создатель физиологической школы, учёный-энциклопедист, биолог-эволюционист, психолог, антрополог, анатом, гистолог, патолог, психофизиолог, физико-химик, эндокринолог, офтальмолог, гематолог, нарколог, гигиенист, культуролог, приборостроитель, военный инженер. М. Е. Салтыков-Щедрин полагал, что русским, подобно тому, как французы считают Бюффона одним из основоположников своего литературного языка, следует также почитать и И. М. Сеченова как одного из основателей современного русского литературного языка».

Далее – «Создатель объективной теории поведения, основоположник современных молекулярной физиологии, клинической патофизиологии, клинической лабораторной диагностики, психофизиологии, наркологии, гематологии, нейроэндокринологии, нейроиммунологии, молекулярной медицины и биологии, протеомики, биоэлементологии, медицинской биофизики, медицинской кибернетики, авиационно-космической медицины, физиологии труда, возрастной, сравнительной и эволюционной и биохимии».

И «на закуску» – «Труды Сеченова и его пример оказали влияние и до сих пор продолжают оказывать влияние на развитие психологии, медицины, биологии, естествознания, нефтегазодобычи, газотранспортной отрасли, теории познания, правозащитного, женского, рабочего и профсоюзного движения».

Впечатление, что статья описывает деятельность не сына скромного помещика и его бывшей крепостной, а результаты работы какого-нибудь отделения Академии наук в составе нескольких НИИ. Нельзя не добавить: Сеченов – редактор первого русского перевода труда Дарвина «Происхождение человека»; его театральные познания были настолько глубоки, что драматург Островский написал статью «Актёры по Сеченову»; сам Сеченов написал – хотя и не издал – учебник по высшей математике. Зато его классический труд «Рефлексы головного мозга» написан для некрасовского «Современника» в 1866-м году. Последний факт – просто иллюстрация слов нобелевского лауреата Ричарда Фейнмана «Если вы учёный, квантовый физик, и не можете в двух словах объяснить пятилетнему ребёнку, чем вы занимаетесь, – вы шарлатан».

Многие считали, что его роман и брак описал Николай Гаврилович Чернышевский в романе «Что делать» (Кирсанов = Сеченов, Вера Павловна = Мария Александровна Обручева – по первому мужу Бокова). Странно, что жизнь Сеченова не описал Валентин Саввич Пикуль в каком-нибудь своём историко-авантюристическом романе. Возможно, даже ему было бы не под силу охватить весь диапазон талантов этого человека и описать хотя бы часть яркой и разнообразнейшей жизни Сеченова. Нам – одесситам – наиболее интересно то, что этот необычайный человек в 1871–1876-м годах заведовал кафедрой физиологии Новороссийского университета в Одессе.

Дискутируя с физиком Робертом Джоновичем Хуком по поводу корпускулярной либо волновой природы света, Исаак Исаакович Ньютон сказал: «Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов». Хук был небольшого роста, так что эта популярная ещё в античности фраза обрела и ехидный оттенок. Кстати, в этой дискуссии правы оказались оба – свет, как мы теперь знаем, имеет свойства и волны, и частицы.

Но как быть, если два гиганта стоят рядом? Впечатление от их деятельности можно недооценить: ведь сравнивая сделанное только ими самими, мы как бы смещаем масштаб.

Подобное наблюдается в архитектуре. Например, первое впечатление от собора Святого Петра в Риме: он не так велик, как мы ожидали. Дело в том, что все детали фасада хотя и громадны, но столь пропорциональны, что глазу вначале не за что зацепиться, и здание кажется меньше, чем оно есть на самом деле. Только сравнивая стоящих у фасада людей с размером базилики, можно постепенно осознать: перед нами самый большой собор в мире. Кстати, аналогичный архитектурный приём в оформлении физического и химического факультетов МГУ: вроде бы обычные «сталинские» пятиэтажные здания, все архитектурные элементы фасада пропорционально укрупнены – издалека сразу и не оценишь. Только подойдя к зданию вплотную (а ещё лучше – войдя внутрь: один из авторов не раз выступал там с публичными беседами), понимаешь: каждый этаж по высоте вдвое больше привычных по жилым зданиям.

Поэтому, переходя к перечню научных достижений второго российского лауреата Нобелевской премии И. И. Мечникова (первым был в 1904-м году Иван Петрович Павлов), мы, если хотим правильно оценить масштаб этой личности, не должны сравнивать его работу и деятельность И. М. Сеченова, жившего с ним в том скромном доме, перед которым мы сейчас стоим.

Итак, Илья Ильич Мечников. Мы уже упоминали его, рассказывая о первой российской бактериологической станции. Справка из Википедии: «Илья Ильич Мечников (3 [15] мая 1845, Ивановка Харьковской губернии – 2 [15] июля 1916, Париж) – русский и французский биолог (микробиолог, цитолог, эмбриолог, иммунолог, физиолог и патолог).

Лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины (1908)». Как говорится, «скромненько, но со вкусом».

Кстати, об открытии фагоцитоза – захвата и переваривания твёрдых частиц специально предназначенными для этого клетками крови и тканей организма (фагоцитами) – Мечников ВПЕРВЫЕ доложил в Одессе в 1883-м году на седьмом съезде русских естествоиспытателей и врачей. Но мы уже не удивляемся эпитету «ВПЕРВЫЕ», когда речь идёт об Одессе.

В книге прекрасного современного английского писателя Джулиана Барнса «Попугай Флобера» одна глава разбита на две части. В первой части жизнь Флобера описывается в двадцати параграфах как жизнь самого счастливого и успешного французского писателя. В следующих двадцати параграфах та же жизнь описывается как жизнь самого трагического французского литератора. Конечно, это своего рода игра, но в такую игру можно поиграть с биографией любого крупного исторического деятеля, за исключением, пожалуй, Иоханна Вольфганга Иоханн-Каспаровича фон Гёте.

Например, Илья Ильич Мечников. Признанный учёный мирового уровня, профессор нашего университета; директор лаборатории, заместитель директора, наконец – директор института Пастёра в Париже, почётный член многих академий наук, научных обществ и институтов, нобелевский лауреат. Его имя носят только в Одессе улица, сквер, Национальный университет и Украинский научно-исследовательский противочумной институт. Да и в других городах СССР в его честь названо много улиц, учебных и научно-исследовательских институтов. Наконец – и это самое главное для научного работника – до сих пор развиваются идеи Мечникова, в том числе и наиболее популярная: о роли кисломолочной диеты для борьбы со старением.

И другая сторона жизни Ильи Ильича. Будучи галахическим евреем (то есть сыном еврейки), он забаллотирован при выборах на должность профессора Военно-медицинской академии (Сеченов, рекомендовавший его на эту должность, в знак протеста ушёл в отставку; так оба оказались в Одессе). Преследуемый реакционным руководством Новороссийского университета, вышел в отставку, а в 1887-м году – при известном своим антисемитизмом Александре III – и вовсе вынужден покинуть Россию. Автор книги «Этюды оптимизма» сам дважды покушался на самоубийство, в 28 лет лишился любимой жены. Неутомимый исследователь причин старости и борец с нею сам умер в 71 год после нескольких инфарктов.

Такова, увы, естественная диалектика жизни. Главное же – дела человека и память о нём. Желательно – объективная память, определяемая его делами.

Возвращаемся к Украинскому театру и поворачиваем налево на улицу Конную. Дом № 14 – пятиэтажный, серый, строгий, имперский; таких немало в Санкт-Петербурге на Каменоостровском проспекте. На фасаде скромная табличка: «В цьому будинку з 1928 р. по 1989 р. жив і працював видатний математик Марко Григорович Крейн». Перевод текста, думаем, не нужен.

Марк Григорьевич Крейн – один из самых крупных математиков XX века. Уровень переднего края математики к этому времени настолько отдалился от, так сказать, бытовых знаний, что математики сейчас, пожалуй, самые малоизвестные учёные.

Сходу все смогут назвать только Григория Яковлевича Перельмана с его экстравагантной внешностью и не менее экстравагантным поведением. По сей день обсуждают его отказ от премии в миллион долларов. Сам он объяснил, что премию следовало бы разделить между многими исследователями, на чьи труды он опирался в собственных подходах к гипотезе Жюля Анри Леоновича Пуанкаре. Но исследователи ищут и другие причины. Например, один из авторов этой книги полагает: всё дело в обычном среди математиков мнении, что фундаментальные идеи приходят в голову только до 40 (если очень повезёт – 45) лет, а потом остаётся лишь прорабатывать придуманное ранее. Если Перельман по ходу работы над доказательством гипотезы Пуанкаре наткнулся на новое направление исследований, то мог бояться, что изменение образа жизни, неизбежное при неожиданном получении крупной суммы, отвлечёт его от работы как раз в критические годы (он родился 13-го июня 1966-го, доказал гипотезу Пуанкаре в 2002-м, а премии ему присудили в 2006-м и 2010-м). Теперь же он уехал на преподавательскую работу в Швецию, возможно, потому, что накопил достаточно свежих идей и хочет прорабатывать их в спокойной обстановке, не отвлекаясь на контакты с журналистами.

Увы, авторы слишком далеки от математики, чтобы оценить по достоинству труды хоть Перельмана, хоть Крейна (да и работы Пуанкаре мы можем понять разве что в самых популярных переложениях). Поэтому нам только остаётся поверить американским математикам П. Лаксу и Р. Филлипсу: они назвали Крейна «одним из математических гигантов ХХ века» и посвятили ему свою книгу «как дань необычайно широкому и глубокому вкладу в математику».

Биография Крейна типична для математика – вундеркинда и «лица еврейской национальности»: доцент – в 22 года, профессор и заведующий кафедрой – в 26, член-корреспондент Академии наук Украины в 32 года; изгнан из Одесского университета в 41 год (в 1948-м году, когда в первый – и, увы, далеко не в последний – раз резко испортились наши взаимоотношения с Израилем), уволен из института математики АН УССР в 44 года (в 1951-м).

Преданный родному городу Марк Григорьевич не откликнулся на предложения из Москвы и Ленинграда, а продолжал работать в Одессе, создав одну из крупнейших математических школ. «Невыездной» математик избран иностранным членом Национальной Академии наук США и Американской Академии искусств и наук, членом Американского математического общества, почётным членом Московского, Ленинградского, Киевского, Харьковского математических обществ, удостоен международной премии Вольфа, Государственной премии Украины, премии имени академика Алексея Николаевича Крылова. Один только перечень введенных и исследованных Крейном новых понятий занимает почти половину страницы в третьем номере журнала «Успехи математических наук» за 1978-й год. Не удивительно, что Марк Григорьевич входит в число десяти самых цитируемых математиков мира. И хотя, повторимся, известность Крейна не имеет ничего общего с нынешней популярностью Перельмана, в годы нашей молодости – когда Марк Григорьевич ещё был жив – ходили слухи, что в одном популярном американском путеводителе про Одессу написано: «Знаменита своим Оперным театром, Потёмкинской лестницей и тем, что в Одессе живёт математик Крейн».

Если не помешает кодовый замок на воротах, заглянем во двор дома, где жил Марк Григорьевич. Нас встречает очень ухоженная по одесским понятиям территория – двор замощен современной плиткой, все фасады в хорошем состоянии; внутренние балконы идут уступом, чтобы площадь их была максимальна. Пройдя двор до конца, мы увидим ещё один подъезд, а за ним – маленький второй дворик: из него просматривается наша научная библиотека. Известно, что часть библиотеки М. Г. Крейна передана библиотеке имени Горького. Так в Одессе всё переплетено.

 

6. Ришельевский лицей и прочее, и прочее, и прочее

Напротив дома Крейна – на углу Конной и Елисаветинской улиц – общежитие № 1 Одесского университета. Строго говоря, сейчас это «Одесский национальный университет имени И. И. Мечникова». Молодёжь, привыкшая к существованию в городе нескольких университетов, знает, что в названии нужно обязательно указывать «университет Мечникова»; наше же поколение говорит просто «университет», когда речь идёт об этом старейшем ВУЗе Одессы. К главному его корпусу мы и движемся по Елисаветинской улице, но «противолодочным зигзагом».

Зигзаг первый: громадный дом, Елизаветинская, № 4, он же – Пастера, № 19. «Он же – Гоша, он же – Гога», – как называли героя Алексея Баталова в оскароносном фильме «Москва слезам не верит». Строго говоря, дом мог иметь номер и по Торговой улице, так как его фасады выходят на все три улицы. Но – по причудливой нумерации – дома, стоящие на чётной стороне Торговой, на двух кварталах подряд имеют адреса только по перпендикулярным улицам. В результате на Торговой есть дом № 10, а затем сразу – дом № 20 (на одной парадной «трёхдворового» дома написано краской «14», что можно трактовать как «Торговая улица, дом № 14», но официальных табличек с нумерацией нет). Наш дом проходной – нечастое дело для Одессы с её классическими замкнутыми домами и дворами-колодцами (аналогично Петербургу Достоевского). В рассматриваемом доме целых три двора-колодца, а число окон по трём фасадам составляет 74, что соизмеримо со 160 окнами таинственного дома Ганувера у мыса Гардена (см. «Золотую цепь» Александра Степановича Гриневского – Грина). Фасад здания недавно отремонтирован, что приятно.

Под стать размеру дома количество знаменитых людей, в нём проживавших. Их столь много, что необходима некая, пусть и условная, группировка.

Группа первая – врачи. Дмитрий Ильич Ульянов – брат Владимира Ульянова (Н. Ленина – так Владимир Ильич первоначально «обкатывал» свой очередной, впоследствии самый знаменитый, псевдоним) и организатор здравоохранения в Украине В. Елин.

Группа вторая – физики. Академики АН СССР Леонид Исаакович Мандельштам и Игорь Евгеньевич Тамм. О них мы подробнее расскажем у здания на Преображенской, № 8, где помещался Одесский политехнический институт. Тут только заметим: Мандельштам пригласил в Одессу Тамма так же, как Сеченов Мечникова. Подобно Сеченову и Мечникову, учитель Мандельштам и ученик Тамм жили в одном доме, и оба вовремя приглашённых в Одессу ученика стали лауреатами Нобелевской премии.

Группа третья – естественные науки: микробиолог и патолог, академик АН УССР Лев Александрович Тарасевич; ботаник и физиолог растений, профессор Фёдор Михайлович Породко; химик и фармаколог, профессор Абрам Семёнович Комаровский.

Группа четвёртая – филологи: доктор Российской словесности, ректор Новороссийского университета И. С. Нифанов (увы, даже на сайте университета нет пока сведений о нём); эллинист, академик Российской АН Александр Васильевич Никитский (1859–1921).

А также – в завершение темы «учитель и ученик» – математик, основоположник и руководитель Одесской математической школы, профессор Самуил Осипович Шатуновский. Говоря точнее, М. Г. Крейн был аспирантом профессора Николая Григорьевича Чеботарёва (как гласит одна из легенд, на которые так богат наш город, встреча произошла на пляже, где семнадцатилетний Крейн привлёк внимание профессора тем, что зашёл в воду на руках; он готовил себя к карьере циркового акробата). Однако именно профессор Шатуновский содействовал зачислению в аспирантуру к Чеботарёву талантливого юноши, не имеющего ещё высшего образования. Вот такой плотный одесский пазл.

На другом углу Елисаветинской и Торговой – здание Ришельевского лицея. Увидев табличку «Ришельевский лицей» на здании, находящемся по адресу «Елисаветинская, № 5», знатоки истории Одессы в целом и Ришельевского лицея в частности должны поступить по совету Козьмы Пруткова: «Если на клетке слона прочтёшь надпись: буйвол, – не верь глазам своим» (афоризм № 106). Дело в том, что Ришельевский лицей существовал в Одессе с 1818-го по 1865-й год, когда был преобразован в Новороссийский университет. Он никогда не размещался там, где мы сейчас стоим. Зато в этом здании размещалось коммерческое училище Генриха Файга. Пожалуй, стоит коротко рассказать об обоих учебных заведениях.

Ришельевский лицей по известности, конечно, уступает Царскосельскому, но и его роль в «выращивании достойного человека» невозможно переоценить. Вообще Одесса почти с момента своего основания соревновалась из российских городов только с Санкт-Петербургом. Естественно, что после основания Царскосельского лицея вторым в России стал одесский Ришельевский. Строго говоря, первый лицей на территории Российской империи – основанный в Риге шведским королём Карлом XI в 1675-м году «Карлов лицей», но он достался России как трофей, а в 1804-м и вовсе реорганизован в губернскую школу.

Наш лицей всего на несколько лет моложе Царскосельского – он торжественно открыт в январе 1818-го года (а устав утверждён ещё в 1817-м). Традиционным для Одессы стал и источник финансирования: хотя в закрытом лицее учились дети дворян, но деньги на его содержание брали в виде отчислений от экспортируемого через Одессу зерна – 2.5 копейки с каждой четверти пшеницы. Например, в 1846-м году экспортировано 2 миллиона этих самых четвертей. Из этого видно: лицей имел хороший – и, главное, очень стабильный – источник дохода. Ведь Одесский порт был главным экспортным портом Российской империи до самого её краха.

Вначале – как и положено в учебном заведении, именуемом лицеем – все учащиеся изучали одни и те же дисциплины. Но в начале 1840-х годов были открыты юридическое и камеральное отделения. Набор дисциплин на юридическом отделении достаточно стандартен: философия, русская и римская словесность, история, русское законодательство, практическое судопроизводство. Выделялась из тривиального набора разве что статистика. Любопытнее перечень предметов камерального отделения, где готовили государственных служащих, а также юристов в области государственного и частного права. Среди предметов – химия (а среди преподавателей – молодой Дмитрий Иванович Менделеев), физика, торговля, коммерция, политическая экономия, сельское хозяйство, архитектура. Большинство из этих дисциплин не изучалось в то время ни в одном университете России. Можно применить уже стандартный оборот «Впервые в России в Одессе…»

Кстати, как раз Менделеев, а не Мечников, о котором мы рассказали чуть ранее, должен был стать вторым после Павлова российским Нобелевским лауреатом. Выдвигали его трижды: в 1905-м, 1906-м и 1907-м годах. В 1905-м году его обошёл химик-органик Иоханн Фридрих Вильхельм Адольф Иоханн-Якобович фон Байер; в 1906-м Шведская королевская академия наук не утвердила решение Нобелевского комитета; а в феврале 1907-го – вскоре после выдвижения его кандидатуры – Дмитрий Иванович умер. Может, это и не так драматично: периодический закон и периодическая таблица Менделеева и безо всяких премий известны во всём мире, а получение премии, основанной человеком, с которым Дмитрий Иванович просто-таки сражался за демонополизацию нефтедобычи, было бы некорректно.

Драматичнее другое. Величайшего учёного и государственного деятеля не выдвигали на премию его российские коллеги. Эта «традиция» продолжалась долгие годы, в результате чего учёные из США получали премию в 16 раз чаще, чем граждане СССР и России, британские учёные – в 5.5 раз, немцы – в 4.9 раза, французы – в 2.7 раза.

Возвращаемся к нашему рассказу. Ришельевский лицей стал настолько популярным учебным заведением, что сюда на обучение посылали своих детей не только дворяне Новороссии, но и семьи аристократов из Петербурга, Москвы и других городов. В лицее учились сыновья героев Отечественной войны 1812-го года князей Волконского и Четвертинского, графа Сен-При, дети других выдающихся деятелей России.

Медленно, но верно Ришельевский лицей перерастал в новый статус:

• камеральное и юридическое отделения получили статус «университетских факультетов» (а слушатели – звание университетских студентов);

• студенты Ришельевского лицея с 25-го октября 1838-го года носят не только форменную одежду, но и шпаги и треугольные шляпы: «Государь Император высочайше повелеть желает: разрешить студентам Ришельевского лицея носить при мундирах и мундирных сюртуках шпаги и треугольные шляпы по форме, созданной для университетских студентов»;

• будучи попечителем Одесского учебного округа, Николай Иванович Пирогов неутомимо хлопочет о реорганизации Ришельевского лицея в университет.

Наконец, лицей преобразован в Новороссийский университет. Как говорится, «продолжение следует», но уже – так логичнее – у главного корпуса университета.

А здание, перед которым мы сейчас стоим, занимало знаменитое училище Генриха Фёдоровича Файга. Чтобы слово «знаменитое» вам не казалось преувеличением, достаточно назвать только одного учащегося – Лейзера Иосифовича Вайсбейна. Более того, он – единственный за все годы существования этого либерального учебного заведения, кто был из училища выгнан. За подробностями советуем обратиться к книге «Спасибо, сердце», подписанной уже его псевдонимом «Леонид Утёсов» – великий одессит был очень артистичен не только на сцене и в кино, но и в мемуарах.

Укажем несколько интересных фактов об училище и о его владельце. Во-первых, пристрастный портрет Файга из книги Валентина Петровича Катаева «Хуторок в степи»:

«Господин Файг был одним из самых известных граждан города. Он был так же популярен, как градоначальник Толмачёв, как сумасшедший Марьяшес, как городской голова Пеликан, прославившийся тем, что украл из городского театра люстру, как редактор-издатель Ратур-Рутер, которого часто били в общественных местах за клевету в печати, как Кочубей – владелец крупнейшего в городе мороженого заведения, где каждый год летом происходили массовые отравления, наконец, как бравый старик генерал Радецкий, герой Плевны.

Файг был выкрест, богач, владелец и директор коммерческого училища – частного учебного заведения с правами. Училище Файга было надёжным пристанищем состоятельных молодых людей, изгнанных за неспособность и дурное поведение из остальных учебных заведений не только Одессы, но и всей Российской империи. За большие деньги в училище Файга всегда можно было получить аттестат зрелости».

С учётом того, что отец Катаева преподавал не только в школе строительных десятников (что мы уже упоминали), но и у Файга, какое-то сходство с оригиналом в этом описании есть. Но, конечно, нельзя указывать Файга в одном ряду с городским сумасшедшим или с замешанным во множестве политических и денежных скандалов (хотя кража театральной люстры скорее всего легендарна: куда её девать-то?) городским головой Борисом Александровичем Пеликаном. Да, годовая плата за обучение составляла не 50 рублей как в гимназии, а 250, но и училище было неординарным.

В училище преподавали рисование будущие академики живописи Геннадий Александрович Ладыженский и Кириак Константинович Костанди, в нём существовали драматический кружок, хор, состоявший из шестидесяти мальчиков, симфонический оркестр и оркестр щипковых инструментов. Сам Утёсов пел в училищном хоре, играл в оркестре на скрипке и участвовал в любительских спектаклях. Директор училища действительный статский советник (штатский генерал!) Александр Фёдорович Фёдоров был не только специалистом по гражданскому, торговому и морскому праву (в Новороссийском университете он преподавал в 1887–1900-м годах и поднялся за это время от приват-доцента до профессора), но ещё и композитором, и отличным пианистом. Его опера «Бахчисарайский фонтан» шла в одном из провинциальных театров, создал он также драму-оперу «Иван III и София Палеолог» и много произведений меньшего размера, в том числе и для домашнего музицирования. Кроме того, в 1896–1902-м годах профессор Фёдоров был одним из редакторов ежедневной газеты «Театр», а в 1902–5-м даже её издателем – вы себе представляете в нынешней Одессе (да даже и в Москве) ЕЖЕДНЕВНУЮ газету «Театр»?

«Одесский листок» писал: «Училище это предоставляет окончившим его… все те же права, какие предоставляет правительственное реальное училище, в т. ч. и право поступления во все высшие специальные учебные заведения. Кроме того, оно предоставляет и такие права, каких не даёт реальное училище, а именно: личное почётное гражданство, звание кандидата коммерции и золотую или серебряную медаль».

В 1894-м году – через 10 лет после открытия училища в Одессе – Генрих Фёдорович добился перевода училища из министерства народного просвещения в министерство финансов. Само училище переехало в здание, купленное Файгом на углу Елисаветинской и Торговой. В 1898-м году министерство финансов разрешило принимать в училище до 50 % детей иудейского вероисповедования.

Тут не удержаться от цитаты из Утёсова: «Признаться, русские семьи избегали этого учебного заведения. Они стремились устроить своих детей в классические гимназии. В училище Файга еврейских ребят принимали пятьдесят процентов от общего числа учащихся. Система была несложная, но выгодная: каждый еврей подыскивал для своего сына «пару», то есть русского парнишку, и платил за двоих».

И напоследок: весной 1900-го года на проходившей в Париже Всемирной художественно-промышленной и земледельческой выставке среди 80 тысяч экспонентов из пятидесяти государств было и одесское коммерческое училище Г. Ф. Файга. За представленные в разделе «Воспитание и образование» материалы, характеризующие постановку учебно-воспитательного дела в училище, ему присуждена бронзовая медаль.

Теперь несколько слов о нынешнем Ришельевском лицее. Он создан на базе средней школы в 1989-м году как учебное заведение при Одесском национальном университете имени Мечникова для работы с одарёнными учащимися, интересующимися точными науками. Поэтому в учебных планах лицея – обучение при непосредственном участии профессорско-преподавательского состава Одесского университета. Учащиеся лицея свободно пользуются фондами научной библиотеки университета, проходят практикум в лабораториях физического и химического факультетов, выполняют научные работы в исследовательских лабораториях вместе со студентами и научными сотрудниками. Такие спецкурсы, как методы решения экспериментальных задач, элементам теории вероятности и комбинаторики, спецкурсы по аналитической и физической химии, ведут преподаватели ОНУ имени И. И. Мечникова.

Идея специализированных школ, куда отбирают самых одарённых и увлечённых, возникла давно. Балетные и художественные училища существуют с незапамятных времён. А вот отбор для обучения точным наукам возник в советскую эпоху. В 1960-е годы в крупнейших городах страны возникли специализированные физико-математические школы (в Одессе – № 116). Для юных физиков и математиков из малых населённых пунктов, где не хватало учащихся для создания собственной школы соответствующего профиля, создали интернаты при нескольких ведущих университетах. Причём во всех этих школах и интернатах непрофильные предметы – вроде литературы и пения – тоже преподавали первоклассные учителя и с неизменным успехом: одарённые люди чаще всего проявляют разносторонние способности. Работала и заочная школа, где задания учеников проверяли студенты профильных факультетов МГУ.

К сожалению, в позднесоветские годы возобладала идея уравниловки. Многие школы – в том числе и 116-ю в Одессе – перепрофилировали в обычные. В других уменьшилась строгость отбора, дабы вместить тех, кто считал спецшколу возможностью получить не знания, а престиж (и в угоду таким ученикам постепенно снизился уровень самого образования). В постсоветское время образование и вовсе провозгласили не производством важнейшего из средств производства – человека, а частью сферы услуг, где каждый может получить только то, за что готов заплатить сразу (а то, что умный и хорошо образованный человек способен сделать несравненно больше, нежели потрачено на его образование, понятно только способным взглянуть на весь мир как единое целое). Поэтому, например, в Москве то и дело предлагают объединить специализированные школы с обычными: незачем, мол, тратить особые силы на поиск и воспитание особых способностей.

По счастью, в последние годы мы понемногу снова учимся воспринимать мир как единое взаимосвязанное целое, понимать ценность долгосрочных планов и длинных цепочек сотрудничества. Возрождается и система раннего отбора тех, кто уже проявил заинтересованность в конкретных видах деятельности и способность к ним. Конечно, физиком и математиком можно стать и в зрелом возрасте – но тогда освоение накопленных знаний и методов оставит слишком мало времени на самостоятельное творчество. Поэтому во многих регионах и под руководством многих научных структур возрождается система специализированных школ. В частности, одному из авторов довелось осенью 2011-го участвовать в запуске системы «Школа нобелевского резерва», разработанной под руководством легендарного когда-то участника телеклуба «Что? Где? Когда?» первого – в 1984-м! – лауреата «Хрустальной совы» Нурали Нурисламовича Латыпова. От ранее существовавших спецшкол (в том числе интерната при Новосибирском университете, где учился сам Нурали), новая школа отличается доступностью всех своих учебных материалов через Интернет и возможностью также через Интернет направлять туда свои варианты решений для заочного обучения. К сожалению, уже через несколько месяцев сменился глава Свердловской области, где открылась пилотная школа, и развитие комплекса резко замедлилось. Надеемся, рано или поздно дело будет доведено до видимого невооружённым глазом успешного результата.

Для полноты картины делаем ещё один «противолодочный зигзаг» – назад по Торговой до Пастера. На углу – по диагонали от дома с тремя дворами – здание физического факультета университета им. И. И. Мечникова. Давайте дальше говорить просто – университет. На стене две таблички – физику Виктору Алексеевичу Преснову и, как ни странно, драматургу Фридриху Максовичу Вольфу. Сейчас это имя позабыто, хотя до войны и во времена Германской Демократической Республики было очень значимо. По самой знаменитой антифашистской пьесе Вольфа «Профессор Мамлок» в 1938-м году поставлен фильм в СССР. Сам Фридрих Вольф многогранен: врач, писатель, драматург, разведчик, дипломат. Свои способности он передал двум сыновьям: Конрад Фридрихович был крупным кинорежиссёром, а Маркус Фридрихович в течение 28 лет возглавлял разведку ГДР и сделал её – по признанию как друзей, так и врагов – одной из эффективнейших среди аналогичных служб всего мира.

Вернёмся к физику «с мемориальной доски». В. А. Преснов был «всего лишь» доктором технических наук, профессором и Заслуженным деятелем науки и техники УССР. Правда, вдобавок был он научным руководителем более чем 30 кандидатов наук, а также директором и научным руководителем НИИ полупроводниковых приборов Министерства электронной промышленности СССР.

В смежном с физфаком здании по Торговой – Одесское театрально-художественное училище. По недавней классификации – это высшее учебное заведение I-го уровня аккредитации. Готовит оно гримёров-художников, модельеров-художников театра и кино, художников-постановщиков, художников – мастеров театральной и кинокуклы, художников по свету, а также звукорежиссёров и режиссёров народных театров (вспомните режиссёра народного театра в фильме «Берегись автомобиля» в блестящем исполнении Евгения Александровича Евстигнеева). С учётом состояния кино и театра на постсоветском пространстве не думаем, что судьба выпускников училища очень завидна. Но слияние этого училища и одесского художественно-графического училища имени Грекова было недолгим – теперь они вновь самостоятельны и отдельны. «Независимость – вот основная забота» – как писал Наум Моисеевич Мандель – Наум Коржавин – в стихотворении «Братское кладбище в Риге».

Возвращаемся на улицу Елисаветинскую мимо красивого – так называемого «сталинского» – дома, занимающего ещё один угол Торговой и Пастера. Таких домов в Одессе немного, перед нами – один из красивейших. Поворачиваем направо по Елисаветинской и уже беспрепятственно идём по, фактически, университетскому кварталу.

До череды возврата исторических названий Елисаветинская называлась улицей Щепкина. Не только гости города, но и большинство одесситов было уверено, что названа она в честь знаменитого русского актёра Михаила Семёновича Щепкина. На самом деле улица называлась в честь его внука – профессора Новороссийского университета Евгения Николаевича Щепкина. Снова прибегнем к цитате из «Двенадцати стульев»:

– … Я не спрашиваю вас, зачем вы приехали из Парижа. Видите, я не любопытна.

– Но я вовсе не приехал из Парижа, – растерянно сказал Воробьянинов.

– Мы с коллегой прибыли из Берлина, – поправил Остап, нажимая на локоть Ипполита Матвеевича, – но об этом не рекомендуется говорить вслух.

Действительно, почему-то факт наименования улицы в честь профессора Щепкина, а не его деда, был, что называется, «не в ходу». Кстати, не очень известно и то, что нынешнее название – Елисаветинская – связано не с дочерью Петра Первого императрицей Елизаветой Петровной, а с тем, что на улице жили выходцы из города Елисаветград (нынешний Кировоград). Заметим здесь же, что и одна из крупнейших синагог Одессы на Пушкинской угол Жуковского (ныне – Областной архив) правильно называлась «Бродская синагога», т. к. построена в основном на средства выходцев из местечка Броды. Но большинство называло её «синагога Бродского», имея в виду крупнейшего сахарозаводчика и потомственного почётного гражданина Одессы Абрама Марковича Бродского.

Евгений Николаевич Щепкин прошёл путь, обратный классическому пути эволюции идеологических убеждений.

Он начинал как конституционный демократ (кадет) и даже был членом фракции кадетов в Первой государственной думе (делегат от Одессы). После того, как Николай II распустил эту думу, профессор Щепкин – среди многих её депутатов – подписал так называемое «Выборгское воззвание», призывавшее к мирному гражданскому неповиновению. Кроме политических, возможно, были и мотивы личного или «кастового» характера: в основе воззвания текст Петра Николаевича Милюкова, а ещё в 1880-м году Щепкина – студента Московского университета – арестовали за участие в сходке, собранной студентом Милюковым. Снова видим, как «узка прослойка».

Воззвание содержало классический набор ненасильственного сопротивления: не платить налоги, не идти на государственную службу и т. п. Но Россия 1906-го года – не Индия 1940-х годов: ненасильственное сопротивление не состоялось, а 167 из 180 «подписантов» были преданы суду. Отбыв несколько месяцев в одесской тюрьме, Щепкин уже, естественно, не мог работать в государственном университете. Он преподавал в частных учебных заведениях города, а в университет вернулся только после Февральской революции.

Начинается бурный финальный период его биографии со стремительной эволюцией взглядов. В 1917-м году он – левый эсэр, в 1919-м – уже большевик. В апреле – августе 1919-го (очередной период пребывания большевистской власти в Одессе) – профессор Щепкин – губернский комиссар народного просвещения. Умирает Евгений Николаевич 12-го ноября 1920-го года, и похороны его в окончательно советской Одессе 13-го ноября собрали, как говорится «полгорода». Все работы в учреждениях и организациях были прекращены в 12 часов дня, похоронная процессия проследовала от 1-го Дома Союзов (Воронцовского дворца) через весь город на Первое христианское кладбище. Возглавляли траурную процессию представители Губпарткома, Губревкома, Губпрофсоюза и Губувуза, затем шли районные партийные организации, студенчество и профессура, сотрудники Наробраза и профсоюзов предприятий.

Похороны стали «финалом – апофеозом» жизни Е. Н. Щепкина. Сначала разрушена его могила (кстати, так же, как могилы брата Пушкина – Льва, «героя Шипки» генерала Радецкого, других выдающихся деятелей), когда кладбище превратили в парк, затем и улице вернули историческое название. Поистине, sic transit gloria mundi.

Второй – и фактически последний – квартал улицы состоит из прекрасных в архитектурном отношении зданий. Они – как характерно для Одессы – замечательно смотрелись бы и на улицах любой европейской столицы. Там, конечно, состояние фасадов было бы лучше. Но мы эти здания любим и такими, какие они есть, и в другие города не отпустим.

Поскольку Елисаветинская – тихая и аристократичная улица в центре старой Одессы, практически в каждом из домов жил заметный деятель науки и искусства. Перечисление превратило бы наш рассказ в подобие телефонного справочника. Но не можем удержаться и, строго в рамках темы «впервые в России в Одессе» указать на дом № 7 – в 1859–1916-м годах здесь проживал организатор первой в Одессе и в России специализированной урологической клиники профессор Теофил Игнатьевич Вдовиковский, а в 1869–1877-м годах основоположник отечественной судебной медицины и криминалистики, профессор Н. С. Бокарице (увы, ныне даже всеведущий Интернет не содержит почти никаких сведений о нём).

На улице проживали также, как минимум, три ректора Новороссийского университета, знаменитый советский архитектор Борис Михайлович Иофан (вспомним хотя бы «Дом на Набережной»), одесская профессура, а также скромный преподаватель словесности Ришельевского лицея – и по совместительству классик польской поэзии – Адам Бернард Миколаевич Мицкевич. Если разместить мемориальные таблички в память всех видных жильцов Елисаветинской улицы, вопрос оштукатуривания фасадов просто не возникал бы.

Заглянем на минутку в первый двор университета (Елисаветинская, № 12). Судя по могучим пням деревьев, когда-то двор был очень зелёным. Увы, символ Одессы – белая акация – дерево, растущее очень быстро и устойчивое к сухому климату, но долго не живёт. Хорошо, если его вовремя срезают, как здесь. Иначе при сильном ветре старое дерево рушится – и удачно, когда просто на дорогу, а не на провода, автомобили и людей. Поэтому сейчас акацию сажают в городе редко и знаменитый запах её цветов услышишь не часто.

Отдельно стоящий во дворе трёхэтажный дом – жилой. Судя по мемориальной табличке у входа во двор, он построен для преподавателей Ришельевского лицея в 1850–1851-м годах, но до сих пор служит местожительством для тех, кто связан (или был связан) с университетом. Процесс «размывания» таких связей описан, если помните Ильфом и Петровым в «Двенадцати стульях» – см. главу XVI «Общежитие имени монаха Бертольда Шварца». Кирпичная дымовая труба, доминирующая над тыльной частью химического корпуса, больше подошла бы какому-то шотландскому замку, чем зданию нашего химфака.

Затем мы заходим во второй двор. Строго по центру двора (как и положено памятнику математику) установлен бюст Александра Михайловича Ляпунова – с рассказа о нём мы начали нашу прогулку. Сам двор образован П-образным корпусом химического факультета и тыльной стороной Главного корпуса. Здание химфака торжественное, но и немножко легкомысленное – над высокими «дворцовыми» окнами идет полукруглый кокошник белого цвета (само здание – зелёное, что нетипично для Одессы).

Для церквей есть понятие «намоленное место»: если вы войдете в идеально восстановленный собор, например, Одесский Преображенский или Храм Христа Спасителя, а потом посетите какую-то подлинную, пусть и не такую богатую церковь, вы, что называется, «почувствуете разницу». Чувство, аналогичное посещению «намоленного места», охватывает всякий раз, когда открываешь широченную деревянную дверь и заходишь в вестибюль химического факультета. То ли старинные сводчатые потолки влияют на посетителя, то ли въевшийся в стены за десятилетия причудливый химический запах, то ли осознание того, какие крупные учёные здесь работали – но непонятное волнение присутствует всякий раз. Идёшь к сотрудникам факультета по рабочим или дружеским делам и думаешь: «а почему я лекцию пропускаю».

С противоположной стороны двора мы выходим на параллельную улицу. Это, кстати, улица Пастера. Как мы помним, сетки улиц в центре Одессы аккуратно параллельно-перпендикулярные, но две сетки сопрягаются под углом в 45 градусов. К такому сопряжению мы скоро подойдем.

Напротив выхода из двора на противоположной стороне Пастера – на доме № 46 – нас ждёт мемориальная доска в честь академика живописи Кириака Константиновича Костанди, того самого, кто преподавал в училище Файга. Костанди – один из основателей (а в 1902–1920-м годах и председатель) Общества художников Южной России. Если ворота дома не будут закрыты на традиционный уже кодовый замок, можно даже посмотреть на недавно поставленный памятник художнику. Опять «победа этики над эстетикой»: неэстетично ставить памятник во дворе, закрытом на кодовый замок, но и неэтично беспокоить жильцов, желающих видеть поменьше посторонних в своём доме.

Конечно, с развитием удобств и информационных технологий жизнь и на юге всё больше сосредотачивается в квартирах, а не во дворах. Даже летом – благодаря кондиционерам – она не проходит «нараспашку», как бывало. При этом желание оградить себя от посторонних остаётся – и с развитием надёжных кодовых замков успешно реализуется. Решив эту задачу, граждане успешно раскрывают все детали своей жизни в социальных сетях. «Виртуально» не считается, наверное.

Проходим по Пастера в сторону увеличения номеров и поворачиваем налево на Дворянскую. Первый её квартал закрыт для автомобилей, и мы можем спокойно осмотреть главный корпус университета, мемориальные доски в честь видных его учёных, рассказать об этом первом одесском высшем учебном заведении.

 

7. Новороссийский университет

Про университет можно рассказывать очень долго – как-никак один из старейших и крупнейших ВУЗов Украины. Можно, конечно, и коротко. Вспоминается легендарная история про доклад авиаконструктора Сталину о новом самолёте.

– Как докладывать – подробно или кратко? – спросил, якобы, волнующийся авиаконструктор.

– Можэтэ докладывать кратко, можэтэ подробно, но Ви должни уложиться в пят минут, – ответил Сталин.

Итак, что самое главное? На официальном сайте университета читаем: «ОНУ – всемирно известный университет с высоким международным авторитетом, в мировом рейтинге занимает почётное 48-е место среди 75 лучших университетов мира». К сожалению, не указано, какой именно рейтинг дает нашему родному «универу» это замечательное место.

Вообще, система рейтингов зачастую даёт результаты, мягко говоря, сомнительные. Не будем говорить о прямых ошибках – например, рейтинг остроты восприятия проблемы коррупции экспертами и журналистами чаще всего называют просто рейтингом коррупции, создавая тем самым впечатление, что в РФ её больше, чем в Нигерии. Но куда важнее выбор оценочных критериев.

Так, британские и американские ВУЗы в значительной мере опираются на пожертвования своих выпускников, так что в составляемых тамошними специалистами рейтингах значительный вес имеет величина эндаумента – фонда, составленного из этих пожертвований и позволяющего руководству ВУЗа почти свободно финансировать те направления деятельности, что представляются важными в данный момент. Это в какой-то мере логично: чем лучше обучен студент, тем легче ему сделать карьеру и проще выделить часть своих доходов для поддержки тех, кто его учил. Но ВУЗы из других стран, где такие пожертвования вовсе не приняты, а образование финансируется иными способами, заведомо не имеют шансов занять в таких рейтингах заметные места.

Наш отец много лет занимается системой рейтингов одесских ВУЗов. По ней в гуманитарной группе ВУЗов Университет имени И. И. Мечникова занимал чаще всего четвёртое место по основным удельным показателям. При разработке системы было очевидно: необходимо сравнивать именно удельные показатели – в расчёте на одного студента (площади, количество компьютеров и т. д.) либо на одного сотрудника (количество печатных работ и др.). При другом подходе более крупные ВУЗы заведомо в выигрышных условиях. По удельным показателям первое место занимал, как правило, Одесский региональный институт государственного управления (что характерно – бывшая Партшкола): при небольшом числе студентов и преподавателей он имел наилучшие удельные характеристики. Впрочем, от соревновательного подхода впоследствии отказались, перейдя к индивидуальной оценке каждого учебного заведения за прошедшие пять лет Как говорится: не важно, где ты находишься – важнее, куда ты идёшь.

Как мы понимаем, в любой рейтинговой системе всё зависит от показателей, включённых в систему, и правил начисления баллов по этим показателям. Дайте больше баллов за спортивные мероприятия, и у вас будет «спортивно-ориентированный рейтинг»; рассчитайте среднюю зарплату выпускников последних пяти лет – получите «производственно-ориентированный» рейтинг; возьмите за основу плату за обучение «по контракту» – получите «расходно-ориентированный рейтинг» (по этому показателю, очевидно, все наши ВУЗы далеко отстают от западных).

Как бы то ни было, у нашего университета выдающиеся заслуги и выдающаяся история. Трое из шести президентов Академии наук Украины работали в нашем университете: кроме упоминавшихся в связи с Медином Заболотного и Богомольца, это ещё и академик Владимир Ипполитович Липский (он возглавлял АН УССР в 1922–8-м годах, а в 1928–33-м был директором ботанического сада Одесского университета: в то идиллическое время во главе академии мог стоять ботаник – причём, судя по дошедшим до нас фотографиям, «ботаник» ещё и в нынешнем издевательском смысле слова; кстати, раз уж мы упомянули руководителей Академии Наук Украины, отметим два установленных в ней рекорда, связанных, правда, не с одесситом, а с киевлянином – недавно её президентом вновь – на 97-м году жизни! – переизбран выдающийся специалист по электросварке и электрометаллургии Борис Евгеньевич Патон, возглавляющий её уже 53 года). Университет окончил и защитил в нём магистерскую и докторскую диссертации изобретатель противогаза академик Николай Дмитриевич Зелинский. Мемориальная доска, ему посвящённая, висит на кафедре органической химии, расположенной на Преображенской. Туда мы тоже подойдём. А сейчас расскажем о выпускниках и работниках университета по уже отработанному принципу «впервые в России/мире».

Первую отечественную вакцину от сибирской язвы создал профессор Новороссийского университета Лев Семёнович Ценковский в 1883-м году (он, правда, тогда работал уже в Харьковском университете). Первая в мире, конечно, создана Луи Пастёром (мы не случайно подошли к университету со стороны улицы Пастера). Но расчётливый француз не отдал рецепт, а после вакцинации парижской вакциной в России погибало до 80 % скота. Пришлось Льву Семёновичу создавать вакцину самостоятельно, причём учёному удалось устранить самое грозное препятствие в практическом применении вакцины – непостоянство ее свойств.

Спустя девять лет – в 1892-м году – выпускник Новороссийского университета и ученик Мечникова Владимир (Маркус-Вольф) Ааронович Хавкин создал в Париже первую противохолерную вакцину. С её помощью он смог остановить эпидемию холеры в Индии и не допустить распространения болезни в Европе. Пятью годами позже, в 1897-м, учёный сделал первые в мире прививки против чумы и организовал в Бомбее противочумную лабораторию. Один человек создал вакцины против двух самых страшных инфекционных заболеваний!

«Биография этого еврея, столь ненавистного индусам, которые его чуть не убили, в самом деле замечательна. В России это самый неизвестный человек, в Англии же его давно прозвали великим филантропом». (А. П. Чехов). Чтобы не сбиваться на поспешный пересказ уникальной жизни Маркуса-Вольфа (он родился в Одессе в 1860-м году и умер в Лозанне в 1930-м), советуем «погуглить» этого человека. Кстати, заметим: высшее достижение технологии, когда понятия становятся глаголами – «отксерить», «факсануть», «погуглить».

Студент Одесского университета и сотрудник одесской астрономической обсерватории Георгий Антонович Гамов прославился на весь мир в 1946-м году в США как создатель гипотезы «горячей вселенной» (уточнение теории «большого взрыва»). Также Георгий Гамов первым выдвинул гипотезу генетического кода и создал квантовую теорию альфа– и бета-распада радиоактивных ядер. Его биография так же насыщена и удивительна, как и биография Владимира Хавкина. И вообще он – «бедолага, по недоразумению не получивший Нобелевской премии», или, с учётом его вклада в мировую науку, «трижды нелауреат Нобелевской премии». Впрочем, George Gamov (так он именовался в США, где работал после невозвращения в СССР) прожил всего 64 года. А Нобелевский комитет – в противовес тому, что задумал сам Нобель – вручает премии в основном не молодым учёным для продолжения ими перспективных исследований, а «мэтрам» науки, чей вклад в неё уже очевиден.

Первый русский гигиенический журнал с привычным сейчас названием «Гигиена и санитария» основан уже упоминавшимся Николаем Фёдоровичем Гамалея. Правда, сделал он это в Санкт-Петербурге, но ведь родился и закончил Новороссийский университет в Одессе…

Всемирно известную методику изучения годовых колец деревьев создал профессор Императорского Новороссийского Университета Фёдор Никифорович Шведов в 1880-х годах. Он обнаружил и описал соотношение между толщиной годовых колец деревьев и чередованием засушливых и дождливых лет. Сейчас на основании его открытия датированы, например, все археологические находки в Великом Новгороде, где более тысячелетия подряд каждые 20–25 лет клали новые деревянные мостовые, и кольца на досках указали год каждой укладки. Интересно, что по специальности он физик – и, соответственно, автор работ по молекулярной физике, астрофизике и электричеству. А ещё профессор Шведов был ректором университета с 1896-го по 1903-й год и в этом качестве председателем строительной комиссии по возведению зданий медицинского факультета. Так что в прекрасном здании Медина есть и его вклад.

«У природы нет плохой погоды», – приятно петь в уютном, закрытом от непогоды месте. А если запланировано крупное мероприятие (вроде открытия Олимпиады), а по прогнозу – дождь? Решение – естественно, первым в мире – нашёл профессор физики Одесского университета Валериан Александрович Федосеев. Он провёл серию опытов по осаждению облаков, предложил и применил метод, основанный на использовании гигроскопических веществ. В 1936-м году газета «Правда» сообщила: над Красной площадью в Москве во время военного парада впервые в мире рассеян туман с использованием хлористого кальция по методу Валериана Федосеева. Кто помнит Московскую олимпиаду 1980-го, подтвердит: всё время погода в Москве была прекрасной. И это вполне рукотворное дело, основанное на работах далёких 1930-х годов.

Мы уже упоминали Институт редких металлов – он размещался в здании одесского отделения Русского инженерного общества. А создан этот институт путём нескольких преобразований Одесской радиологической лаборатории – естественно, первой в Российской империи. Основатель лаборатории и, соответственно, будущий директор института – выпускник Новороссийского университета Евгений Самуилович Бурксер.

Будущий президент Академии наук УССР Александр Александрович Богомолец начал исследовать влияние цитотоксических сывороток на организм на должности приват-доцента в Одессе. В 1929-м году выдающийся патофизиолог изобрёл сыворотку, чьё научное название – антиретикулярная цитотоксическая сыворотка – совершенно непроизносимо. Поэтому в практику она вошла под лаконичным названием – Сыворотка Богомольца. Её начали активно применять во время Великой Отечественной войны для ускорения процессов срастания переломов и заживления повреждённых мягких тканей. Препараты профессора Богомольца спасли тысячи человеческих жизней.

Кстати, Богомолец – ещё и один из основателей геронтологии – науки о старении (а заодно – о методах противодействия многим его проявлениям). В созданных им – как водится, первых в стране – медицинских НИИ этому направлению исследований уделялось огромное внимание. Государство щедро их финансировало – по расхожей легенде, потому, что сами тогдашние вожди надеялись на омоложение по методам Богомольца. Умер он сравнительно молодым – на 66-м году жизни, 19-го июля 1946-го. По той же легенде, Сталин, узнав об его смерти, сказал: «Вот хитрец! Всех обманул!» Правда, Сталин немногим старше Богомольца – родился 18-го декабря 1878-го, а Александр Александрович – 24-го мая 1881-го.

Ещё ранее Богомольца выпускник Университета Михаил Вениаминович Вайнберг первым в мире предложил сыворотку против газовой гангрены и тем спас жизни тысяч людей уже во время Первой мировой войны. Его монография «Анаэробные микробы», написанная в далёком 1937-м году, до сих пор – настольная книга микробиологов всего мира.

Топливные элементы, обещающие революцию в транспорте, развиваются на основе пионерских работ профессора Одесского университета Оганеса Карапетовича Давтяна. Автор первой в мире монографии по топливным элементам в год её выхода – в 1947-м – представил проект нового устройства топливного элемента. В 1959-м году в США построен трактор, работающий на «батарее топливных элементов Давтяна» вместо двигателя внутреннего сгорания, а начиная с 1964-го года «элементы Давтяна» использовались во всех космических кораблях США, начиная с Gemini. Американцы признают: без разработок профессора Давтяна нога человека ещё бы не скоро ступила на поверхность Луны.

В 1974-м году группе учёных под руководством профессора Университета имени И. И. Мечникова Алексея Всеволодовича Богатского удалось создать первый отечественный транквилизатор – феназепам. Препарат эффективен при фобии, ипохондрических синдромах, показан также при психогенных психозах, панических реакциях, так как снимает состояние тревоги и страха. Сам Алексей Всеволодович был крупнейшей фигурой научного сообщества Одессы. В 41 год – в 1970-м – он становится ректором университета, с 1975-го – председателем Южного научного центра Академии наук УССР, в 1977-м году лет основывает физико-химический институт. Ушёл академик из жизни до обидного рано – в 54 года. Физико-химический институт Национальной Академии наук Украины носит его имя.

Президент Всеукраинской академии наук Даниил Кириллович Заболотный – выпускник и профессор Новороссийского университета – стал одним из основателей эпидемиологии – науки, изучающей закономерности возникновения и распространения заболеваний. Именно он в 1911-м году доказал: чуму переносят дикие грызуны – сурки, суслики, песчанки. Это позволило разработать новые противоэпидемические меры. В 1920-м году профессор Заболотный открыл в университете первую в мире кафедру эпидемиологии, а в 1927 году вышел его учебник «Основы эпидемиологии» – естественно, первый в мире.

Самая известная физическая формула E = mc2 выведена и обоснована более чем за 30 лет до Эйнштейна – Николаем Алексеевичем Умовым, профессором Новороссийского университета.

Он указал на соотношение массы и энергии ещё в 1873-м году, в работе «Теория простых сред и её приложение к выводу основных законов электростатических и электродинамических взаимодействий». Впрочем, объективности ради отметим: во всеведущем Интернете есть указание, что самый первый автор формулы – гениальный, но малоизвестный австрийский физик Генрих Шрамм, а Умов только обсуждал формулу (в то время ещё с коэффициентом после знака равенства) в упомянутой работе.

Зато среди студентов Умова – уже в Московском университете – был Борис Николаевич Бугаев (впоследствии крупнейший литератор «Серебряного века» Андрей Белый). Поэтому сохранился поэтический портрет нашего выдающегося физика:

От атомных сил к прозе жизни. Выпускник и профессор Императорского Новороссийского Университета Лев Платонович Симиренко в конце XIX века вывел знаменитый сорт яблок и назвал его в честь отца. Сегодня это ведущий промышленный сорт яблок во многих странах мира. Известен он, однако, не полным именем – «ранет Платона Симиренко», а просто как «семеринка».

Если будет возможность, нужно побывать в палеонтологическом музее, расположенном в правом крыле главного корпуса. Музей по составу ископаемых материалов не имеет аналогов на Украине, а значительное количество экспонатов уникально. Как выразительно сказано на сайте университета, «Музей относится к 10 лучшим музеям мира». Тут, как и в случае с 48-м местом в рейтинге лучших университетов, есть элемент субъективности, но на нас в молодости визит в этот музей производил серьёзное впечатление. Так сказать, подготовка к просмотру фильма Спилберга «Парк Юрского периода».

Главный корпус лично нам памятен ещё по двум обстоятельствам.

Во-первых, каждый из нас ходил в Юношескую математическую школу: когда в ней занимался старший брат, она работала по средам с 18:00 до 21:00, а младший учился в ней уже по воскресеньям. В школе совершенно бесплатно преподавали студенты старших курсов мехмата, а диплом школы учитывался как дополнительный «плюс» при поступлении в технический ВУЗ. Как говорил поэт-трибун – «Были времена, прошли былинные…»

Во-вторых, для университета первое апреля – не просто день юмора, но ещё и день механико-математического факультета. Мы учились напротив главного корпуса университета – в Одесском технологическом институте холодильной промышленности. Когда там учился старший из нас, вход на этот праздник был свободным, и он прогуливал – единственный раз в году – все занятия, чтобы окунуться в атмосферу творческого веселья. В конце концов подобных сторонних зрителей накопилось столько, что в главном корпусе буквально невозможно было протолкаться сквозь толпу. Стали впускать только по студенческим билетам и удостоверениям сотрудников университета. Владимиру уже не удалось в полной мере познакомиться с университетским весельем – разве что юмористическую стенгазету «За наукові факти» (её название пародировало университетскую газету «За наукові кадри») можно было прочесть ещё несколько дней после праздника. А вот Анатолий стал заблаговременно – за 2–3 недели до праздника – приходить по вечерам на мехмат, чтобы писать для команды студентов шуточные тексты на известные мелодии (эти подтекстовки – одна из традиционных основ КВН) и таким образом обеспечивать своё присутствие за кулисами сцены актового зала на первоапрельском соревновании студентов с преподавателями по правилам Клуба весёлых и находчивых (а заодно – раз уж ночь с 31-го марта на 1-е апреля проводил в главном корпусе – посещать ещё несколько праздничных развлечений).

Вообще даже в те годы, когда КВН не было на всесоюзном телеэкране, традиция сохранялась в ВУЗах всей страны. А когда телеКВН возобновился, первыми победителями стали КВНщики Одесского университета, где эта традиция выжила в особо увлекательных условиях: не так просто шутить над теми, кто уже через пару месяцев будет принимать у тебя зачёты и экзамены. И одесскую Юморину создавали в основном университетские КВНщики. Но это – тема отдельного и очень обширного рассказа, выходящего далеко за рамки книги, посвящённой серьёзным учебным и научным делам.

Дотошным экскурсантам можем сообщить: кроме осмотренных корпусов у университета есть, выражаясь языком риэлтеров, много недвижимости. Корпуса четырёх факультетов – геолого-географического, биологического, филологического и романо-германской филологии – в лучшем районе Одессы – на Французском бульваре, восемь общежитий по всему городу, оздоровительный лагерь «Черноморка», старейший одесский стадион в Шампанском переулке.

Стадион дорог всем одесским любителям футбола – именно на нём в 1913-м году сборная Одессы стала чемпионом Российской империи по футболу. Высший по экономике (и последний мирный) год Российской империи причудливо совпал с высшим достижением одесского футбола. Впрочем, о совпадении говорить не приходится – вложите в футбольную команду столько денег, сколько позволяет Ваша экономика, и Вы получите адекватный результат.

На площади между главным корпусом университета и главным корпусом родного для нас холодильного института стоит памятник студентам, преподавателям и сотрудникам Университета, павшим в Великую Отечественную войну.

Такие памятники стоят перед большинством одесских ВУЗов. К сожалению, в стране, где существуют минимум две истории, давно пришлось принимать закон об уголовной ответственности за разрушение памятников, построенных в память тех, кто боролся против нацизма в годы Второй мировой войны, и закон об ответственности за пропаганду нацизма и фашизма.

 

8. К Чёрному морю

Прежде чем рассказать о нашей alma mater – холодильном институте, пройдём дальше и познакомим ещё с несколькими учебными заведениями неисчерпаемой научно-студенческой Одессы. Для этого вновь вернёмся на Елисаветинскую и повернём налево на Преображенскую.

Мы видим: Преображенская служит границей двух прямоугольных сеток улиц. В результате дом по чётной стороне Елисаветинской имеет по фасаду угол 135 градусов, а дом по её нечётной стороне – угол в 45 градусов. Оба дома красивы и монументальны, как и положено домам на углах в центре Одессы. Четырёхэтажный дом по нечётной стороне – № 23 по Елисаветинской и № 11 по Преображенской – сейчас ремонтируют, восстанавливая по старинным открыткам не только небольшую башенку на углу, но и всю могучую надстройку крыши, утраченную за прошедшие десятилетия. Интересно, что второй этаж здания намного меньше, чем остальные этажи. «Аналогичный случай» был при строительстве громадного дома Папудовой в районе Соборной площади, когда каждый последующий этаж возводился с перерывом в несколько лет и дом менял назначение от складов и магазинов в жилой.

В здании размещался одесский филиал всероссийского страхового общества «Жизнь». Кстати в Одессе – где, как и в Греции, «всё есть» – был и филиал страхового общества «Россия» – рядом с Оперным театром, на углу, воспетом в песне «Как на Дерибасовской угол Ришельевской». Напомним, что московское отделение «России» занимало «то самое» здание на Лубянской площади, что после смены «жильцов» породило анекдот:

– Где здесь «Госстрах»?

– Ну, не знаю, где «Госстрах», а «Госужас» здесь. Здание страхового общества сейчас жилое, но – как принято в центре – с множеством административных помещений. Есть здесь и нотариус, и турфирма, и филиал страховой компании. Интересно, что остались два ветерана советских времён: строительная фирма – наследница ремонтно-строительного управления «Одессаглавснаба» (и сохранившая под руководством нашего знакомого название «Одессаглавснаб», правда – ОАО), и бар «Толстяк» – наследник советской пивной «Интеграл» или «Деканат».

Конечно, эта пивная в советское время официального названия не имела. Как говорится, «рыночная экономика начинается с прилагательных» – в эпоху тотального дефицита они не нужны:

– Что дают?

– «Колбасу» (или «сыр», или «пиво»). Прилагательные приходят потом. То есть была себе пивная и пивная, но у студентов название всё же имелось. Причём определялось название тем, где студент учился. Если нарисовать кривую от главного входа университета до входа в бар «Толстяк», получится знак интеграла; отсюда название, бывшее в ходу у мехматовцев. Холодильщики были непритязательнее:

– Где он?

– В деканате. Коротко и ясно.

В том же доме со стороны Преображенской (точный адрес для знатоков – Преображенская, № 11, кв. № 17) до 1922-го года жил выдающийся электрохимик, основатель электрохимической кинетики, академик АН СССР (и, кстати, иностранный член ещё десятка академий), Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и трёх Сталинских премий Александр Наумович Фрумкин. В Москве он основал кафедру электрохимии МГУ и заведовал ею 43 года. Также в Москве он был директором института физической химии, носящего теперь его имя. Как видим, не только для деятелей искусства правильно выражение: «Нужно родиться в Одессе – и вовремя из неё уехать». Кстати, родился Александр Наумович в Кишинёве, а в Одессе окончил гимназию, университет, стал профессором Института народного образования (преемник университета в 1920–1933-м годах; об этом чуть дальше), женился на поэтессе Вере Михайловне Инбер (в девичестве – Вера Моисеевна Шпенцер; двоюродным братом её отца был уже упомянутый Лейба Давидович Бронштейн – Лев революции Троцкий). Учёный 54 года прожил и работал в столице СССР, но именно в Одессе будущий академик не только стал интересоваться электрохимией, но и провёл исследования, выдвинувшие его в первые ряды русских электрохимиков. Причём эти работы он выполнял в невероятно трудный период – в 1917–1919-м годах: мы знаем эти годы как период бесконечной смены власти в Одессе и тотальной разрухи. Вот прекрасная иллюстрация тезиса профессора Преображенского из «Собачьего сердца»: «Разруха – в головах».

Очень обидно, что память о таком выдающемся учёном ещё не увековечена в мемориальных досках ни на доме, где он жил (и жил не случайно: его отец Нохем Хаимович – Наум Ефимович – Фрумкин был главным представителем страхового общества «Жизнь» по Одесскому округу), ни на здании университета, который он закончил и в котором работал.

Знакомство с домом страхового общества «Жизнь» позволяет упомянуть ещё одного интереснейшего человека – Леонида Григорьевича Авербуха, поскольку в этом доме он жил в детстве и юности. Леонид Григорьевич – одессит в седьмом поколении, Заслуженный врач Украины, более 50 лет отдавший борьбе с туберкулёзом (мы уже упоминали: Одесса была серьёзным медицинским центром борьбы с этой болезнью), создатель одесского музея истории борьбы с туберкулёзом. При этом он – продолжая традиции многих и многих врачей, ставших литераторами, – автор нескольких книг, создатель жанра «стихофоризмов и мемуатюр»; некоторые из них включены в сборник «Антологии Сатиры и Юмора России XX века».

Не можем не удержаться, чтобы не привести хотя бы одно стихотворение:

Для нас – его знакомых – самое главное – личное общение. В свои 86 лет Леонид Григорьевич активен, бодр, собран (в нём чувствуется подполковник медицинской службы), продолжает активно работать и живо интересоваться окружающим миром. Глядя на него, веришь: и ты ещё немало успеешь сделать в этой жизни.

Напротив детально изученного здания был ещё один прекрасный в архитектурном отношении дом. Собственно, дом ещё стоит, но фасады его находятся в ужасном состоянии, а могучие балконы – просто в полуразрушенном. Конечно, производительность труда в строительстве намного выше, чем в ремонте, и в Одессе появилось много довольно красивых новых домов, воспроизводящих самые различные стили. Но обидно, что в этом процессе «ассоциации – диссоциации» диссоциация – то есть распад – преобладает.

Мы не случайно употребили химические термины, грустно разглядывая следы былой красоты фасада: во дворе дома № 18 (левая сторона Преображенской – чётная; это исключение из правил есть только на трёх одесских улицах) помещалась кафедра университета с таинственным названием «Кафедра химических методов защиты окружающей среды». Большинство считает, что химическими методами можно только навредить окружающей среде, но сотрудники кафедры своей работой доказывали: это не так. Их дело не пропало даром: сейчас на Преображенской, № 3 расположен «Физико-химический институт защиты окружающей среды и человека». Название созвучно «Всесоюзному НИИ защиты животных от окружающей среды» в фильме «Гараж».

Поскольку центр города, как мы уже убедились, насыщен ВУЗами, нам не удаётся запланировать «прямоточный» маршрут, а придётся идти и возвращаться. Поэтому сначала идём налево, потом вернёмся.

Первая остановка – Преображенская, № 16 и Преображенская, № 14: Одесское художественное училище имени Митрофана Борисовича Грекова – крупного художника-баталиста. Интересно, что фамилия Митрофана Борисовича – Мартыщенко. Но в Одессе его учителями были упоминавшийся уже дважды Кириак Костанди и его коллега Александр Николаевич Стилиануди. В память о своих учителях художник и выбрал псевдоним.

Двухэтажное здание построено в 1883–1885-м годах, два трёхэтажных – в 1909–1910-м. Как было принято в то время – строили на деньги покровителей и меценатов.

Училище – старейшее художественное заведение Украины. Основано как Одесская художественная школа рисования на три месяца раньше, чем Новороссийский университет – 30-го мая 1865-го года. В собственное здание школа перешла только через 20 лет – в мае 1885-го. В 1899-м школа преобразована в училище. С 1909-го по 1917-й год училище носило имя своего покровителя и главного спонсора Великого князя Владимира Александровича, с 1930-го по 1934-й год именовалось художественным институтом, с 1965-го носит имя Грекова.

На самом деле важно не наименование учебного заведения, а как, чему и кого оно учит. В постсоветские годы многие институты ради поднятия статуса переименовались в академии – и тем самым изрядно подорвали собственный престиж, ибо за рубежом именуемые так учебные заведения примерно соответствуют нашим техникумам советских времён: вспомним хотя бы многосерийную комедию «Полицейская академия», где учебная программа, в основном списанная с натуры, позволяет готовить всего лишь уличных патрульных. Также мало помогает и переименование в университет: это заведение должно содержать множество учебных направлений по разным независимым отраслям человеческой деятельности, по этому разве что политехнические институты по праву стали техническими университетами, а вот Одесский институт инженеров морского флота – при всём нашем уважении к месту, где учился и вот уже 60 лет работает наш отец – не дотягивает до нынешнего титула морского университета просто потому, что морские специальности, преподаваемые там, слишком тесно связаны между собою.

Наш друг – известный американский художник Илья Зомб – и его приятели в годы обучения в училище называли его коротко «грековка» или иронично – «бурса».

Итак, пусть скромное название «училище» не отвлекает от главного: среди учащихся мы можем назвать – по принципу «что ни фамилия, то имя» – Натана Исаевича Альтмана, Давида Давидовича Бурлюка, Василия Васильевича Кандинского, Аврума Ицхок-Лейба Иосифовича Постернака, уже упомянутых Бориса Михайловича Иофана и Кириака Константиновича Костанди.

К сожалению, несмотря на столь заслуженное прошлое, училище не может найти средств на восстановление второго из зданий, построенных к 1910-му году. Это здание существенно пострадало от пожара и вот уже не одно десятилетие стоит, сопротивляясь стихиям и служа, как говорится, немым укором. Не нашлось денег ни в эпоху планового хозяйства СССР, ни в эпоху рыночного хозяйства современной Украины. «Невидимая рука» рынка не видит таких мелочей. Типичная картина для весьма бедной европейской страны, где непостижимым образом живут самые богатые люди Европы.

Невидимая рука рынка давно доказала: она умеет разве что шарить по карманам тех, кто в неё верует. Достаточно напомнить: по законам того самого рынка ключевые отрасли рано или поздно монополизируются, и монополист обретает возможность действовать по собственному усмотрению, перекашивая весь рынок в свою пользу, а бороться с этим перекосом могут только совершенно нерыночные антимонопольные законы. Приватизация государственного имущества тоже чаще всего нерыночна, ибо крупные предприятия могут купить лишь немногие достаточно богатые коммерческие структуры, и им куда проще договориться между собою (как случилось в РФ в 1995-м, в ходе залоговых аукционов), чем конкурировать рыночным образом. Наконец, многочисленные трюки рекламистов и маркетологов относятся скорее к области психологической хирургии, чем к классически свободному рынку. Ждать от невидимой руки рынка чего-то полезного можно было пару веков назад, когда её впервые упомянул Адам Адамович Смит. Но нынче рынком управляют руки вполне видимые – и, как правило, весьма загребущие. Трудно надеяться, что они окажутся столь же щедры и дальновидны, каковы были русские промышленники и купцы век назад, когда рынок ещё не вполне поддавался ручному управлению.

В годы нашей молодости в двухэтажной части училища размещалась Одесская художественная школа имени Костанди. Как тяжело было детям в СССР: после занятий в средней школе большинство из них должно было ещё 3–4 раза в неделю идти заниматься в художественную, спортивную или музыкальную школу, либо на станцию Юных техников, либо в один из сорока или пятидесяти кружков Городского дома пионеров (а ведь дома пионеров были ещё и в каждом районе города). Как писала небезызвестная Агния Львовна Барто:

Современные перемены несколько ослабили эту проблему.

Движемся дальше. Преображенская, № 8 – Одесский национальный экономический университет. История этого здания позволяет рассказать о трёх учебных заведениях Одессы – аналогично тому, как о других трёх мы рассказывали у здания нынешнего Ришельевского лицея.

Есть забавная легенда: по ошибке строителей, строивших Невский проспект с двух сторон, он не вышел прямым, как был задуман Петром Великим, а получил излом в точке, где строители встретились. Поэтому часть до нынешнего Московского вокзала именовали Невским проспектом, а часть от вокзала до Александро-Невской лавры – Староневским проспектом. И различные таинственные и драматические события, происходившие на Невском проспекте (самоубийства, исчезновения и т. п.), зеркально отражались в событиях на Староневском.

Примерно то же мы можем сочинить, рассказывая о зданиях на Елисаветинской, № 5 и на Преображенской, № 8. Как мы помним, на Елисаветинской, № 5 размещалось коммерческое училище Файга, причём дом для училища куплен спустя 10 лет после начала работы училища. Аналогично, на Преображенской, № 8 размещалось коммерческое имени Николая I училище, и дом для училища специально выстроен известным одесским архитектором Феликсом Викентьевичем Гонсиоровским спустя 15 лет после начала работы учебного заведения. Далее происходит удвоение: самый знаменитый ученик училища Файга – певец Леонид Утёсов (Лейзер Иосифович Вайсбейн), два выдающихся ученика училища имени Николая I – писатели Лев Никулин (Лев Вениаминович Олькеницкий) и Исаак Бабель (Ицхак Эммануилович Бобель).

Бабель писал в автобиографии:

«Дома с утра до ночи заставляли заниматься множеством наук. Отдыхал я в школе. Школа называлась Одесское коммерческое училище имени императора Николая I. Это было весёлое, распущенное, шумливое, разноязыкое училище. Там обучались сыновья иностранных купцов, дети еврейских маклеров, поляки благородного происхождения, старообрядцы и много великовозрастных биллиардистов. На переменах мы уходили в порт, на эстакаду или в греческие кофейни играть на биллиарде, или на Молдаванку пить в погребах дешёвое бессарабское вино.

Лучше других предметов преподавали французский язык. Учитель был бретонец и обладал литературным дарованием, как все французы. Я затвердил с ним классиков, сошёлся близко с французской колонией в Одессе и с пятнадцати лет начал писать рассказы на французском языке».

Так сказать, вопрос знатокам:

– Что общего между Пушкиным и Бабелем?

– Первые литературные опыты оба осуществляли на французском языке.

Директор училища Файга – действительный статский советник Фёдоров, директора училища Николая I – действительные статские советники Роберт Васильевич Орбинский и Иван Сергеевич Боровский. Они, правда, не увлекались театром, а целиком посвящали себя родному училищу, росту его репутации, или, как сейчас сказали бы, рейтингу. В результате учащиеся охотно принимались на работу в торговые дома, а также успешно поступали в высшие учебные заведения.

Форму училища Файга живописно описал Утёсов:

«Все гимназисты имели парадную форму, но форма нашего училища вызывала зависть даже у гвардейских офицеров. Судите сами: длинный, до колен, однобортный сюртук чёрного цвета с красной выпушкой и шитым золотым воротником, золотые обшлага и такие же пуговицы. Сюртук был подбит белой шелковой подкладкой, и мы для шика, сунув руку в карман, постоянно держали одну полу отвёрнутой. Когда в Одессу приезжал царь, нас, файгистов, ставили в первый ряд».

Однако форма училища Николая I тоже интересная: на мундире коричневые пуговицы с жезлом Меркурия, перевитым змеями, и крылатой шапочкой. Кстати, античные мотивы видны и на фасаде здания: в нишах над главным входом – справа и слева от трёх больших венецианских окон – стоят скульптуры Афины и Изобилия (эта тема привлекает скульпторов с незапамятных времён и всегда выражается в виде женщины с множеством овощей, фруктов и прочих плодов сельского хозяйства).

Вообще, возвращаясь к форме и к тому факту, что директора обоих училища имели звание действительных статских советников (то есть штатских генералов), нельзя не процитировать поистине бессмертный очерк «Иван Вадимович – человек на уровне» Михаила Кольцова (Моше Ефимовича Фридлянда):

«Ну, кто у вас по математике – какой-нибудь шкраб в задрипанной толстовке, сто рублей в месяц получает, полдня в очередях стоит… А ты представь себе у нас: Николай Аристархович Шмигельский – статский советник, синий мундир, золотые очки, от бороды одеколоном пахнет! Ведь он, негодяй, по праздникам со шпагой ходил, – мы, мальчики, прямо восторгались. У такого выйдешь к доске бином Ньютона объяснять – чувствуешь, что состоишь на государственной службе!»

Выпускником училища имени Николая I, отнюдь не считавшим, что объясняя бином Ньютона, находишься на государственной службе, был видный революционер-меньшевик Борис Осипович Богданов. Сын купца первой гильдии окончил престижное училище в 1904-м году, но сразу вступил на путь профессионального революционера: в год окончания училища арестован впервые, хотя всего на полтора месяца. Далее избирается членом городского комитета РСДРП, проникает на мятежный броненосец «Потёмкин» и агитирует матросов примкнуть к общегородской стачке – агитирует, судя по результатам, недостаточно убедительно. Затем идёт череда арестов, ссылок, конфликтов с большевиками, ссылок и арестов уже при большевиках. Подробно с его биографией можно познакомиться на сайте Спасо-Преображенского Соловецкого мужского монастыря.

Мы – как любители темы «В Одессе – первой…», укажем: именно Борис Богданов разработал основные принципы построения Советов рабочих и солдатских депутатов от местных органов до объединяющего их верховного органа – Всероссийского съезда Советов – и именно Богданов, впитав с детства дух свободолюбивого города, сформулировал: «Все российские граждане без различия пола и возраста имеют право устраивать собрания в закрытых помещениях и под открытым небом, а равно устраивать всякого рода шествия, манифестации, демонстрации и тому подобное без предварительного заявления власти». Хотя Временное правительство России ещё в 1917-м году придало этой резолюции силу закона, и спустя почти сто лет это положение не выполняется повсеместно.

 

8. Политех или о пользе гражданской войны

Второе учебное заведение, располагавшееся по адресу Преображенская, № 8, – наш Политех. Его нынешнее название – Одесский Национальный политехнический университет. Политехнический университет – конечно, немного «масло масляное», но куда деться от нынешнего правила называть университетами практически все ВУЗы.

Рассказ о Политехническом институте может продолжаться несколько суток, ведь это второй по дате образования ВУЗ Одессы, крупнейших политехнический институт Юга Украины. Из него «вышли» и строительный институт, и институт инженеров морского флота, и институт связи, и даже, как ни странно, сельскохозяйственный институт (правда, сельскохозяйственный факультет был в составе Политеха только с марта 1920-го по март 1921-го года). Детальная история и, так сказать, «тактико-технические данные» ВУЗа представлены в книге «История Одесского политехнического 1918–2003 в очерках» /Под ред. В. П. Малахова, Одесса: ОНПУ; «Астропринт», 2003. – 656 стр. Мы же здесь расскажем то, что любопытно вспомнить в ходе прогулки по Одессе.

История создания Политеха – замечательная иллюстрация поговорки «Не было бы счастье, да несчастье помогло». Дело в том, что разговоры об организации в Одессе Политехнического института велись непрерывно, начиная, как минимум, с последней четверти XIX века. В 1874-м году артиллерист полковник П. Залесский опубликовал в газете «Одесский вестник» статью «Об устройстве в Одессе высшего политехнического училища». С тех пор обсуждение этого вопроса регулярно проходило и в Одесской городской думе, и на собраниях Одесского отделения Императорского Русского технического общества (ИРТО). Одесские «ходоки» многократно выезжали в Санкт-Петербург для решения этого вопроса, но всё никак не складывалось.

Вопрос положительно решился, как ни странно, в 1918-м году. Дело в том, что к тому времени в Одессе скопилась, так сказать «критическая масса» студентов-техников, вынужденно покинувших столичные ВУЗы. К тому времени в Одессе собрались и яркие учёные: среди них уже упоминавшийся Леонид Исаакович Мандельштам, его коллега Николай Дмитриевич Папалекси, профессор Чарльз Джонович Кларк (из шотландцев по отцу и остзейских – прибалтийских, к тому времени вполне обрусевших – немцев по матери) и другие. Они совместно с профессорами Новороссийского университета стали основоположниками второго одесского ВУЗа.

События развивались с почти революционной скоростью: 6-го апреля «союз иногородних студентов-техников» обращается в Одесское отделение технического общества по вопросу организации политехнического института. Уже 9-го апреля в известном нам здании технического общества проходит первое совещание по этому вопросу, затем в течение апреля и мая 1918-го года проходит ещё несколько заседаний, где разрабатывается устав, решаются вопросы отвода земли, формируется профессорско-преподавательский состав. Наконец, 22-го мая ректором избирается профессор Михайловской артиллерийской академии, первый начальник Одесского артиллерийского училища генерал-лейтенант Андрей Александрович Нилус.

С учётом того, что коммерческими училищами руководили действительные статские советники, то есть штатские генерал-майоры, генерал-лейтенант на должности ректора – не слишком удивительно. Интереснее то, что во дворе артиллерийского училища (ныне здание отдано Одесскому педагогическому университету) в ознаменование заслуг перед ним стоит памятник генералу Нилусу. Это единственный памятник ректору ВУЗа в Одессе. Думаем, что и на всё, как принято говорить «постсоветское пространство» таких памятников наберётся немного.

23-го августа в зале всё того же технического общества состоялось публичное зачисление студентов на механическое, инженерно-строительное и экономическое отделения: на первый курс 293, 159 и 300, а на второй курс 179, 111 и 58 человек. Всего зачислено 1100 человек; весьма немалое число.

18-го сентября 1918-го года состоялось официальное открытие Одесского политехнического института. Одесские газеты сообщали, что в 12 часов этого дня в зале Технического общества «скромно и бесшумно, но сердечно и тепло Одесса отпраздновала открытие долгожданного и так необходимого для промышленности юга Одесского политехнического института».

Эпитет «скромно» заставляет вспомнить замечание Черчилля. Когда в 1951-м году он сменил Клемента Ричарда Эттли на посту премьер-министра, корреспонденты сказали:

– О Вашем предшественнике говорили, что он скромен.

Черчилль ответил:

– Ну, для скромности у него были все основания.

У Одесского политехнического нет оснований быть скромным. За годы своего существования он подготовил свыше 90 000 инженеров для народного хозяйства СССР и около 4000 специалистов для 102 стран. Среди его преподавателей и выпускников, кроме упомянутых выше Мандельштама и Папалекси, такие светила науки и техники, как лауреат Нобелевской премии академик Игорь Евгеньевич Тамм, дважды Герой Социалистического Труда конструктор авиапушек и противотанковых ракет Александр Эммануилович Нудельман, 13 лауреатов Государственной премии и т. д., и т. п. Сейчас специалистов, бакалавров и магистров готовят по 54 специальностям в 11 институтах. В подготовке участвуют 32 академика и члена-корреспондента международных, республиканских, отраслевых академий, 100 докторов и 450 кандидатов наук.

Пользуясь принципом «своя рука – владыка», мы хотим здесь рассказать об одном из сотрудников Политеха, крупном теплотехнике профессоре Давиде Израилевиче Рабиновиче, поскольку нам посчастливилось быть лично с ним знакомыми. Давид Израилевич – яркий представитель элиты в том смысле слова, какой был принят в Советском Союзе в 1930–1960-е годы. Всю свою долгую творческую жизнь он отдал родному Политехническому институту, заведовал в нём кафедрой котельных установок, решал не только чисто научные, но и практические задачи, связанные, в частности, с устранением дефицита топлива на предприятиях Одессы путём использованием низкосортных и бурых углей. В последние годы жизни он активно работал над вопросом утилизации мусора сжиганием, для чего разработал чисто радиационный котел-утилизатор, которому – традиционно – дал название по первым буквам своих (нелёгких для жизни в СССР) имени, отчества и фамилии – «ДИР» с очередным порядковым номером. К сожалению, эту работу профессор не завершил. Кстати, мусоросжигающего завода в Одессе нет до сих пор.

Давид Рабинович начал получать высшее образование во Франции ещё до Первой мировой войны – столетие с её начала мы недавно отметили. Вот как далеко простирается наша связь времён. Из-за войны вернулся в Россию, Октябрьский переворот встретил в Москве. Мы общались с профессором в 1970-е годы, и были тогда просто изумлены тем альтернативным взглядом на историю, которым он с нами делился – до Перестройки было ещё десять лет.

Долгая жизнь профессора вместила всё, чем была богата жизнь Страны Советов. Были в ней и арест (к счастью, краткий), и преследования по национальному признаку, и яркие научные достижения, и плановая поддержка от государства. Научной элиты было сравнительно немного, профессор Рабинович мог одновременно заведовать кафедрами как в родном Политехническом, так и в «Водном» институте. Роскошный чёрный автомобиль ЗиМ он мог купить ровно за четыре месячные зарплаты. Сам Давид Израилевич с нескрываемой гордостью рассказывал, как ЗиМ стоял в автомагазине, и служащим пришлось вынуть витрину, чтобы вручить машину профессору – покупателю. Потом на смену ЗИМу пришла салатовая «Волга» ГАЗ-21 в экспортном исполнении с массой хромированных деталей и красивым оленем на капоте. На этой «Волге» нас катал, что было просто сказочным наслаждением в начале 1960-х годов, племянник профессора и соавтор нашего отца по многим большим исследованиям Виктор Абрамович Рабинович.

Была у профессора и настоящая профессорская квартира. Во-первых, в замечательном районе Одессы – на проспекте Гагарина, в районе киностудии и «Трассы здоровья». Ежедневно Давид Израилевич совершал пешие прогулки по ней до Аркадии. Как он сам говорил нам: «увы, теперь мой мотор может вести меня только вниз, а наверх – из Аркадии – меня везет электромотор». Во-вторых, отдельная, что до начала строительства одесских Черёмушек было почти неслыханной роскошью. Да и по классу она отличалась от «хрущёвок». В ней было всего две комнаты, но по интерьеру она очень походила на квартиру профессора Преображенского из знаменитой экранизации «Собачьего сердца»: солидная мебель, скатерть на столе, масса книг в строгих библиотечных шкафах. Даже запах был какой-то солидный и несоветский.

Интересно, что первоначально в доме должны были жить художники: могучая профессорская квартира была половинкой квартиры-мастерской, задуманной для художников. Так что семья профессора Рабиновича имела общий тамбур с легендой Одесского Русского драматического театра артистом Николаем Волковым (Николаем Николаевичем Агуровым – псевдоним он взял потому, что его брат Евгений тоже был актёром того же театра). Кто видел фильм «Старик Хоттабыч», поставленный в 1956-м году Геннадием Сергеевичем Казанским по одноимённой повести Лазаря Иосифовича Гинзбурга (по первым слогам имени и фамилии он завёл себе псевдоним Лагин) – вспомнит этого актёра прекрасной аристократической внешности в заглавной роли. Николай Волков старший, как и упоминавшийся ранее математик Крейн, до конца жизни был предан Одессе. Он не соглашался на многочисленные предложения ведущих столичных театров, да и в кино снимался меньше, чем мог бы. Одной из последних его ролей была роль Владимира Александровича Владимирова – отца разведчика Всеволода (по оперативному псевдониму – Максима Максимовича Исаева) – в фильме «Пароль не нужен». Его сын – тоже Николай Николаевич – не только любимый актёр Анатолия Васильевича (Натана Исаевича) Эфроса, но и исполнитель роли радиста Эрвина в фильме «Семнадцать мгновений весны». Вот такой «одесский след штирлициады»: отец играет отца Штирлица, сын – его радиста.

У Давида Израилевича своих детей не было, и все нерастраченные отцовские силы и чувства он потратил на племянника. Усилия вознаградились сторицей. Виктор Абрамович Рабинович стал крупным учёным-теплофизиком. Обладатель не самой простой для СССР фамилии и отчества, к тому же не член КПСС, руководил большим отделом в подмосковном полузакрытом физическом институте, стоял у истоков советской Государственной службы стандартных справочных данных, а профессорское звание получил не – как большинство профессоров – за преподавание, а за заслуги в подготовке многочисленных аспирантов.

Приезжая в командировку или в отпуск в Одессу, он – для нас просто дядя Витя – привозил нам какие-то невообразимые подарки, катал на машине и просто превращал жизнь в праздник. В Москве квартира Виктора Абрамовича и его жены Лидии Яковлевны стала буквально вторым домом для громадного числа одесситов и других «гостей столицы»: в те годы было банально очень трудно устроиться в гостинице. Радушие и щедрость Рабиновичей-московских – настоящих представителей ОдеКолона, то есть одесской колонии в Москве – просто не передать.

Анатолий успел поработать в Москве в редактируемом Виктором Абрамовичем журнале «Наука и промышленность России». К сожалению, после безвременной кончины дяди Вити журнал, как и многие другие научно-технические издания, тихо заглох. Правда, пару лет он ещё существовал как чисто справочный, без аналитических материалов, но эту роль постепенно взял на себя Интернет. Похоже, и общедоступная аналитика перекочёвывает туда же. Пока не берёмся судить, хорошо ли это.

Возвращаясь к Политехническому институту, можем припомнить анекдот советских времён о заполнении анкеты:

– Уклонялись ли от линии партии?

– Уклонялся вместе с линией партии.

Действительно, институт переживал различные реорганизации, разделения, перемещения, отражая бурную жизнь как Одессы, так и СССР в целом. Активный рост Политеха на протяжении двадцатых годов и задачи массовой подготовки инженеров в годы Первой пятилетки привели к тому, что в 1930-м году он, выражаясь языком триллеров, расчленён. В соответствии с постановлением Ноябрьского пленума ЦК (тогда не нужно было указывать – какой партии) в Одессе, как и в других университетских городах, вводилось монотехническое образование. Факультеты политехнического института не только преобразовывались в отдельные ВУЗы, но и выходили из ведения народного комиссариата просвещения и прикреплялись к соответствующим промышленным объединениям. В результате появились институты инженеров водного транспорта, инженеров гражданского и коммунального строительства, связи, энергетический. Остатки расформированного ОПИ переведены в Одесский вечерний рабочий индустриальный институт (ОВРИИ). Срок обучения – в связи с крайней нуждой в инженерах – составлял 3.5 года, в основу учебного процесса легли семинарские и лабораторные занятия.

В 1933-м году ОВРИИ переходит в ведение знаменитого Наркомата тяжёлой промышленности СССР и переименовывается в Одесский индустриальный институт (ОИИ). Профиль индустриального института определяли три факультета: механический, энергетический и химико-технологический. Под этим именем институт эвакуируется в Пензу и возвращается в Одессу. Показательно, что Одессу освобождают 10-го апреля 1944-го года, а уже 24-го апреля первые 78 студентов приступили к занятиям. Поскольку здание Политеха на улице Гоголя было разрушено, занятия начались по уже хорошо знакомому нам адресу – Преображенская (тогда – Красной армии), № 8.

30-го апреля 1945-го года институту возвращено «законное» название – Одесский политехнический, а в 1957-м году принимается историческое решение по обмену зданиями политехнического и кредитно-экономического институтов. Это была, что называется «игра с ненулевой суммой». Кредитно-экономический сразу получил больше учебных площадей, а Политех переместился на площадку с громадными возможностями нового строительства.

В результате сейчас у Одесского Национального Политехнического университета могучий комплекс из 22 учебных корпусов, замечательного дворца культуры и научно-технической библиотеки. А Одесский Национальный Экономический университет располагается в здании по Преображенской, № 8, что позволяет нам плавно перейти к рассказу об этом Одесском ВУЗе.

 

9. Родной НарХоз

Из посвящения вы знаете: это учебное заведение закончила наша мама. А попала она туда потому, что в 1932-м году его закончил её отец Илья Владимирович Баум. Когда в 1948-м мама захотела поступать на исторический факультет университета, отец мягко сказал ей:

– Историю пишут люди, люди бывают разные, становись лучше – как я – экономистом.

Наши дедушки и бабушки многое понимали, но жизнь научила их не открывать всё даже самым близким.

Дедушка окончил институт в 1932-м. В этом году в СССР завершилась кредитная реформа. В ходе неё коммерческий кредит заменился банковским и создан единый Госбанк СССР (как ни странно, только спустя 15 лет после социалистической революции). Кадров для работы во вновь сформированной системе госбанка не хватало, поэтому в 1931-м году – спустя 10 лет после образования – Одесский институт народного хозяйства реорганизован в кредитно-экономический институт. Как было принято в то время, институт подчинили соответственно – Правлению Госбанка СССР.

Карьера дедушки после окончания института может быть описана старым анекдотом:

– Кто такой Карл Маркс?

– Экономист.

– Как наш дядя Исаак?

– Ну что ты! Наш дядя Исаак – старший экономист.

До войны дедушка возглавлял небольшой плановый отдел инструментального завода при машиностроительном техникуме, после войны около восьми лет работал в Москве. Вернувшись в Одессу, работал, как значилось в трудовой книжке, «мастером трудовых мастерских психиатрической больницы», а фактически обеспечивал эти мастерские заказами.

Формально можно сказать: большая карьера не сложилась. Но не потому, что институт давал плохое образование. Напротив, Одесский кредитно-экономический (с 1966-го года – снова институт народного хозяйства) давал очень качественное образование. Недаром со дня образования – 16-го мая 1921-го года – он размещался в здании Коммерческого училища. Институт закончили руководитель Украинской Республиканской конторы Госбанка СССР, два министра финансов Украины, министр экономики, другие высшие руководители экономического блока правительства.

Просто дедушка был очень талантливым и своеобразным человеком, не вписывающимся в строгое советское время с жестко закреплённым регламентом всех аспектов жизни. Во многих вопросах он быстрее других членов семьи улавливал тенденции времени и оставался в меньшинстве при попытке им (тенденциям) следовать. Мы уже упоминали: план отъезда семьи в Москву не был поддержан в пятидесятых годах и реализован только Анатолием самостоятельно спустя 40 лет.

Вообще старший из нас заимствовал от деда много талантов, за исключением музыкального слуха. Илья Владимирович, к сожалению, никогда не учился музыке, но подбирал на пианино любую мелодию, причём не выстукивал её одним пальцем, а исполнял свободно и широко. Когда 8-го мая 1981-го Анатолий в моментальной лотерее «Спринт» выиграл автомобиль «Москвич», мы не только радовались, но и очень жалели, что дедушки нет с нами уже больше года – он увлекался всякими лотереями, «Спортлото» и т. п.

Наверное, родись он в семье побогаче, где больше внимания могли бы уделить развитию его талантов, либо родись он чуть раньше или чуть позже, когда смог бы реализовать свою «предпринимательскую жилку», его жизнь прошла бы в большем согласии с самим собой. А так была отдушина в виде коллекционирования старинных настенных часов, устраивающих невероятный перезвон в упоминавшейся 30-метровой комнате коммуны на Баранова, № 8, в собирании прекрасной библиотеки, в привычке покупать и тут же дарить всякие необычные мелочи (в последнем Анатолий удивительно напоминает дедушку – В. В.).

Наша мама послушалась совета отца, поступила на кредитно-экономический факультет (в кредитно-экономическом институте был к этому времени и учётно-экономический факультет – отсюда такая тавтология) и окончила институт летом 1952-го года. В институте много лет срок обучения составлял четыре года, когда в других ВУЗах стандартно пять лет. Но по назначению в Республиканскую контору Нацбанка в Таллин не поехала – в декабре родился Анатолий. А то были бы мы сейчас НеГрами (то есть «не гражданами») в Эстонии.

Уезжавшим по назначению выдавали подъёмные. На эти деньги (довольно авантюрно) приобретён могучий пятнадцатитомный Энциклопедический справочник «Машиностроение» – выдающееся достижение советской инженерной мысли и полиграфического искусства конца 1940-х – начала 1950-х годов. Как вы знаете из многочисленных интервью, Анатолий читал этот справочник в детстве. Да и Владимир реально работал со справочником: некоторыми разделами – особенно учебными – и сейчас удобнее пользоваться, чем современными изданиями и Интернетом.

Времена были строгие. Маму, не явившуюся к месту распределения, вызвали в прокуратуру. Причина неотъезда была «налицо», точнее говоря, на талии, так что всё закончилось относительно мирно, хотя деньги за справочник пришлось, конечно, вернуть.

А вот отец был направлен в Ригу без всяких вариантов: наличие полугодовалого сына не было уважительной причиной. При этом мама в Риге устроиться не могла – формально отказывали из-за незнания латышского языка. Вообще нельзя не удивиться тому, что не было ни компьютеров, ни могучих бухгалтерских программ, а устроиться не то что экономистом, а рядовым бухгалтером было очень сложно. Мама всё же стала работать именно бухгалтером в Одессе – сперва в обычной аптеке в промышленном районе Пересыпь, затем в магазине «Оптика» на Тираспольской площади (в двух кварталах от дома), наконец, в магазине вновь созданной сети «Медтехника» на Комсомольском бульваре. Только спустя 21 год после окончания ВУЗа мама заслуженно стала главным бухгалтером в областном (поначалу даже межобластном, то есть обслуживающим не только Одесскую, но и Николаевскую и Херсонскую области) управлении «Медтехники», причём была единственной беспартийной и единственной еврейкой среди главных бухгалтеров всех областных управлений Украины. Так что она была действительно очень хороший специалист.

Место было, как сейчас бы сказали, «крутое». Через «Медтехнику», кроме медоборудования, шли дефицитные оправы к очкам и супердефицитные аппараты для измерения давления. Выросшим в условиях, когда дефицитом являются деньги и время, сложно представить, что такое – возможность «достать» симпатичную оправу или ртутный тонометр. Мама помогала с этим множеству знакомых и родственников, да и мы оба имели возможность носить очки в оправах, которые нам нравились и были к лицу. При этом наша мама была честным до щепетильности человеком, что на её должности было так же редко, как беспартийность.

Настоящий же расцвет специалистов, окончивших Нархоз, начался с перестройкой, когда как грибы после дождя выросли кооперативы. Мама вела бухгалтерскую работу в пяти – шести из них, причём предложений было больше, просто чисто физически она не справлялась с бо́льшим числом. При этом поражала сотрудников профессиональной памятью: знала показатели работы каждого кооператива лучше, чем председатели этих кооперативов, имевшие дело только с одним «массивом» данных. Тогда же мама начала осваивать компьютер, на котором Анатолий писал ей первые бухгалтерские программы.

Вернёмся к самому ВУЗу. Так же, как и Политех, он эвакуирован во время Великой Отечественной войны, и так же стремительно «разворачивался» в освобождённой от фашистов Одессе. Город освобождён 10-го апреля, 25-го апреля Госбанк издаёт приказ, и институт возобновляет работу 31-го июля 1944-го года. Как мы уже говорили, здание на Преображенской занимает Политех, а Кредитно-экономический начинает работать буквально в квартирах в районе перекрёстка Комсомольской улицы и улицы Дзержинского.

В начале пятидесятых строится здание института на проспекте Шевченко. Тогда это была окраина города – за зданием начиналась степь до самого пляжного парка Аркадия. Потом произошёл уже упомянутый обмен с Политехом: институт возвращается в центр города и с тех пор прирастает факультетами, зданиями, общежитиями.

Резкий рост популярности института приходится на 1972-й год, когда команда КВН Нархоза стала чемпионом СССР. Хотя на неё работали и ведущие авторы прежней одесской команды КВН, факт, что именно студенты Нархоза – чемпионы, на несколько лет резко увеличил конкурс в институт. Причём увеличилось и число парней, желающих поступить в институт, несмотря на отсутствие военной кафедры, что означало в то время неизбежную полуторагодичную службу в армии: возможная популярность пересиливала этот серьёзный недостаток ВУЗа для «сильной» половины человечества.

В 1993-м году институт реорганизован в экономический университет, а в 2011-м ему присвоен статус «национальный» – высший статус для ВУЗов Украины. Сейчас у университета семь корпусов (особо нужно отметить корпус № 6 на Пушкинской, № 26 – здание построено заново, но не отличимо по облику от соседних домов), девять факультетов, но в здании на Преображенской, № 8 до сих пор находится кредитно-экономический факультет, который закончила наша мама в далёком 1952-м году. Для нас это незабываемо.

На минутку остановимся у мемориальной таблички на левом крыле здания института. Тем, кто знаком с обороной Одессы в 1941-м году, кажется: в тексте допущена опечатка. Ведь легендарный полковник Осипов был командиром 1-го полка морской пехоты, а в тексте таблички сказано, что в «здании находился штаб 2-го полка морской пехоты под командованием полковника Осипова». Но всё точно. 8-го августа Яков Ильич Осипов возглавил формирование 2-го полка морской пехоты, но уже 15-го сменил командира 1-го полка, не справлявшегося со своими обязанностями. Под командованием Осипова полк героически сражался в дни обороны Одессы и последним покидал город, когда пришёл приказ об эвакуации. 2-го ноября 1941-го года полковник Осипов погиб в Крыму. И ещё одна деталь из одесской мозаики: в Одессу будущий герой обороны перевёлся в 1939-м году, т. к. его жена страдала болезнью глаз и семья надеялась на помощь знаменитого офтальмолога Филатова, о котором мы уже рассказывали. В итоге в городе есть и улица академика Филатова, и улица Осипова.

 

10. Преображения Преображенской

Не откажем себе в удовольствии пройтись по первому кварталу Преображенской. Он достаточно живописен – в отличие от последнего квартала у «Привоза». Или, если точно взвешивать слова, этот квартал красив, а живописен как раз квартал у знаменитого одесского рынка.

Мысль о «Привозе» заставляет вспомнить об ещё одном одесском ВУЗе – сельскохозяйственном институте. Строго говоря, возможность рассказа о нём появлялась и чуть раньше: как мы уже говорили, с марта 1920-го по март 1921-го года в составе Политехнического института был сельскохозяйственный факультет. Впрочем, на официальном сайте Одесского государственного сельскохозяйственного университета создание заведения относят к самому началу 1918-го года и приводят соответствующую цитату из газеты «Одесский листок» за 30-е января 1918-го года: «Одесса обогатилась ещё одной крупной ценностью – высшим сельскохозяйственным институтом, открытым местным Обществом сельского хозяйства юга России». Кстати, как мы уже писали, вице-президентом, а потом и президентом именно этого общества был первый из одесских графов Толстых – Михаил Дмитриевич Толстой.

Авторам – людям, далёким от сельского хозяйства – сложно оценить все заслуги старейшего сельскохозяйственного ВУЗа юга Украины. Поэтому расскажем только о самых запомнившихся моментах.

Прекрасна дата официального открытия института – 23-е февраля 1918-го года. Самый мирный институт основан день в день с Красной Армией, которая «всех сильней от тайги до Британских морей».

Сначала институт состоит из агрономического и зоотехнического факультетов, в 1929-м году к ним прибавляется факультет плодоовощеводства и виноградарства, после войны появляется ветеринарный факультет. В 1930-е годы в институт вливают несколько родственных заведений, включая экзотический на наш слух Новополтавский еврейский сельскохозяйственный институт. С 1986-го года в институте существует факультет механизации.

Если с механизацией работ, связанных с зерновыми культурами, всё более-менее разработано, то механизация в плодоовощеводстве и виноградарстве очень сложна. Недаром в СССР так были развиты выезды на село студентов и инженеров, а порой и школьников.

Авторов эти выезды очень раздражали. Но после распада СССР мы обратили внимание и на другие способы организации сезонных работ, ранее воспринимаемые нами как советская пропаганда. Например, в сельском хозяйстве Соединённых Государств Америки постоянно занята всего 1/25 населения страны – но в сезон рядом с каждым из них работают 5–6 гастарбайтеров из Мексики, в остальное время голодающих у себя на родине. Постепенно стало ясно то, о чём мы в советское время не задумывались: для сезонных работ в любом случае нужно много народу, и вопрос лишь в том, могут ли эти люди в межсезонье заниматься другими полезными делами или вынуждены голодать в ожидании заработка. СССР не располагал возможностью привлекать значительное число рабочих рук из-за рубежа или опираться на собственных безработных (их, по сути, не было). Если же рассматривать весь мир как единую производственную систему, станет совершенно очевидно: куда выгоднее на несколько недель в году снимать часть людей с постоянных рабочих мест, чем содержать (пусть даже впроголодь) значительное число безработных в ожидании краткого сезона.

Поэтому одно из достижений факультета – создание запатентованного в США, Франции и Германии комплекса полуавтоматов для подрезания винограда – нельзя не упомянуть даже в самом коротком рассказе о сельхозе.

А ещё нужно отметить: преподаватели института не ограничиваются только учебным процессом. Среди достижений ВУЗа – выведение и внедрение в практику новых сортов пшеницы, технических культур и винограда, борьба с засухой в южных степных районах Украины, научные исследования по агротехнике выращивания риса в Дунайских плавнях. В агрономическом университете: разрабатываются и совершенствуются интенсивные технологии выращивания сельскохозяйственных культур; решаются проблемы землеустройства; улучшаются племенные качества крупного рогатого скота, свиней и овец; исследуются важнейшие проблемы ветеринарии и экономики сельского хозяйства.

Немного статистики. На 10 специальностях университета обучаются около 4000 студентов. Всего ВУЗ подготовил свыше 35 000 специалистов сельского хозяйства, включая представителей всех стран социалистического лагеря. Сейчас в университете ежегодно занимаются в среднем 50 иностранных студентов, он выполняет от 15 до 22 международных программ и проектов.

Поскольку мы проводим экскурсию, а не пишем справочник, обязательно нужно упомянуть о двух зданиях из занимаемых аграрным университетом, весьма примечательных с архитектурной точки зрения.

В первое время Сельхоз вовсе не имел здания и занятия проводились в помещениях Новороссийского (Одесского) университета; приходилось заниматься только во вторую смену. Но с окончательным приходом советской власти в Одессу духовную семинарию, занимавшую с 1903-го года прекрасное здание в стиле «а la Russe» на Канатной, № 99, закрывают распоряжением № 53 Губернского отдела народного образования. «Свято место пусто не бывает» – очень уместная поговорка в данном случае: в здании с 1923-го года размещён сельскохозяйственный институт. Несколько патриархальный вид здания оказался весьма уместным именно для этого ВУЗа.

Семинарию открыли вновь в 1945-м году. Сейчас она расположена рядом со Свято-Успенским Одесским Патриаршим монастырём в ближнем пригороде, над морскими пляжами. Так что по принципу «В Одессе, как и в Греции, всё есть» у нас даже при советской власти были и действующий монастырь, и духовная семинария.

Кстати, семинаристы получали стипендию в 90 рублей – не только вдвое больше обычной советской стипендии в годы нашей учёбы, но даже больше самой высокой в городе стипендии в 55 рублей: её получали на факультете атомных электростанций Политеха и на нашем теплофизическом (обе специальности родились в 1963-м году в технологическом институте имени Михаила Васильевича Ломоносова). Что-то мы отвлеклись. Но приятно вспомнить, как на последнем курсе, где стипендия была ещё больше, к тому же получая повышенную стипендию за отличную учёбу, мы имели почти столько же денег, сколько на первой инженерной должности.

Другое красивое здание – нынешний второй корпус аграрного университета. Он находится в районе железнодорожного вокзала и занимает здание знаменитой Пятой гимназии. Знаменита она не только прекрасным строением с роскошным актовым залом – его не стыдно занимать Главному корпусу ВУЗа. Литературная Одесса гордится тем, что в Пятой гимназии одновременно занимались трое знаменитых впоследствии писателей – Корней Чуковский, Борис Степанович Житков и Владимир Жаботинский. По мнению некоторых краеведов, все трое учились даже в одном классе. И ещё в гимназии учились Валентин Петрович Катаев и его брат – впоследствии тоже писатель под псевдонимом Евгений Петров. Вот такая концентрация талантов на одесской земле!

Кстати, фасадом здание выходит на Гимназическую улицу: она в 1899-м году названа так по ходатайству домовладельцев именно в честь Пятой гимназии. Интересно, что в связи с размещением в здании сельхозинститута улицу логично переименовали в Институтскую. Но в 1969-м году ей дали сложно выговариваемое название «улица Иностранной Коллегии». Иностранная коллегия при подпольном губернском комитете РКП(б) успешно агитировала англо-французских солдат, оккупировавших Одессу в Гражданскую войну, и в конце концов довела их до готовности к мятежу в защиту советской власти, так что командованию пришлось срочно возвращать войска на родину (увы, большинство членов коллегии к этому моменту уже были арестованы военными контрразведками и казнены). Но в середине 1990-х годов по нашему городу прокатилась волна возврата к старым названиям. Так улица Иностранной коллегии вновь стала Гимназической, а улица Советской Армии – Преображенской.

Вот мы и «вырулили» благополучно на Преображенскую улицу.

Первый квартал её – небольшой бульвар. Состояние не очень ухоженное, но идея симпатичная. По чётной стороне, кроме здания института, в архитектурном отношении интересен дом № 4. Крупные архитектурные детали, почти петербургский стиль выдают работу чешского архитектора Прохаски. Почти все дома, построенные им в Одессе, выполнены в, так сказать, имперском стиле.

Дом интересен ещё двумя обстоятельствами.

Во-первых, его дореволюционная владелица – Екатерина Соломос. В городе жило много греков, но скорее всего она родственница Дионисоса Соломоса. Этот поэт не просто входил в знаменитую конспиративную организацию «Фелике Этерия» – общество друзей (её создали в Одессе греческие эмигранты для налаживания подпольной работы на родине с целью освобождения Греции из-под османского ига). Он написал стихотворение «Гимн свободе», чьи первые строфы стали национальным гимном Греции. Так что, продолжая игру «Впервые в мире, в Одессе…», можем сказать «Впервые в мире в Одессе прозвучал национальный гимн Греции». Как говорится, парадоксально, но факт: чего не случится в таком удивительном городе, как Южная Пальмира.

Кстати, из той же серии «парадоксально, но факт» – Южная Пальмира севернее Пальмиры настоящей: та была, как известно, позднеантичным городом в одном из оазисов Сирийской пустыни. Просто Одессу назвали Южной Пальмирой в противовес Северной Пальмире – Петербургу. Мы уже говорили: наш город сравнивал себя только со столицей империи.

Но мы не забыли (мы никак не могли забыть!) второе обстоятельство, по которому нам интересен – точнее, важен – дом госпожи Соломос. До революции в доме жили всего три семьи – профессоров медицины; семья Тригера жила на первом этаже, Зильберберга – на втором, Баранника – на третьем этаже. После революции профессору Зильбербергу – почти как литературному профессору Преображенскому – оставили восьмикомнатную квартиру за выдающиеся заслуги в научной и общественной деятельности. Традиционно скажем «Впервые на Украине в Одессе профессором Яковом Владимировичем Зильбербергом основан онкологический диспансер».

А в трёхэтажном дворовом флигеле для этих профессоров была построена частная клиника. Именно в ней бабушка родила нашего отца Александра Анатольевича Вассермана 1-го октября 1931-го года. Как вы понимаете, без этого факта её биографии не было бы никаких фактов биографии отца, и мы бы вам чисто физически ничего не могли бы рассказать о нашем любимом городе.

Вообще внимательное рассмотрение любого события выявляет множество редких и маловероятных обстоятельств, причём без любого из них это событие не состоялось бы. Многие на этом основании рассуждают о целенаправленном управлении всем миром: мол, без сознательно замысленного плана и без тщательного устранения всех отклонений от него все эти события не могли бы случиться. Более того, даже фундаментальные физические постоянные, определяющие весь облик нашего мира, так удивительно точно согласуются между собою, что изменение любой из них более чем на 1/20 сделало бы невозможным существование разумной жизни или даже возникновение звёзд и планет. Как тут не восхититься стройностью замысла творца!

Увы, внимательное рассмотрение показывает: не состоялось бы это событие – случилось бы другое, столь же маловероятное. Практически невозможно попасть камешком, брошенным в пруд, в заданный квадратный сантиметр этого пруда – но в какой-нибудь квадратный сантиметр этот камешек угодит неизбежно. Каждое событие рано или поздно порождает цепочку следствий – но другое породило бы свои следствия, ничуть не худшие.

Кстати, по теории кипящего вакуума из квантовых колебаний этого самого вакуума непрерывно рождаются всё новые вселенные, с разнообразнейшими сочетаниями случайных значений фундаментальных постоянных. В каких-то из них сочетания оказываются достаточно удачны, чтобы рано или поздно сформировался разум, способный постичь и свою вселенную, и всё многообразие возникших и возможных вселенных. Но бесчисленное множество не столь удачливых вселенных остаётся без собственных исследователей.

Возвращаясь к судьбам людей, отметим: никто не в силах сказать, мог ли при другом стечении обстоятельств вместо нашего отца родиться учёный большего таланта и воспитаться человек большей душевной силы и щедрости. Но для нас – его детей – лучшего и не надо. Так что признаем, что в этом доме всё случилось наилучшим для нас образом, и можем идти дальше.

В доме № 2 жил «Герой Шипки» Фёдор Фёдорович Радецкий. Представитель раскинувшегося по многим странам Европы рода, давшего миру немало полководцев, знаменитый генерал, участник более чем 100 сражений, кавалер высших наград Российской империи, закончил свой путь в Одессе в этом доме в 1890-м году. Похоронили его на Первом христианском кладбище – к центральному входу на него и ведёт Преображенская улица.

Как мы уже упоминали, сейчас кладбища нет; оно планомерно уничтожалось с 1929-го по 1934-й год. В 1937-м году на его территории открыт «Парк культуры и отдыха имени Ильича», причём все аллеи и аттракционы проложены прямо над могилами, никуда не перенесёнными. Сейчас начаты работы по воссозданию некоторых разрушенных сооружений и памятников. Так, в 2011-м году на месте фамильного склепа Радецких сооружён памятный знак.

Дом № 2 – в числе тех немногочисленных одесских домов, откуда открывался вид на море до начала сравнительно недавнего строительства многоэтажек на склонах. Мы рассказывали об этом в самом-самом начале нашей экскурсии. Любителям уютных одесских двориков советуем пройти во двор дома № 2. Здесь мы встречаем удивительную смесь отремонтированного под офис особнячка, узеньких проходов к таинственным «чёрным ходам» квартир, причудливых надстроек и балконов. Короче говоря, всё очень живописно и очень «по-одесски». Осенью можно даже полакомиться виноградом, если позволят жители дома. Из типичных примет одесского двора ещё минимум две: эмалированные таблички на стене и колодец.

У Владимира во время первой работы накопилась – и, увы, осталась там после его перехода на новое место – прекрасная коллекция таких табличек. Бриллиант коллекции – табличка «Дворник – ударник коммунистического труда». Собиралась коллекция явочным снятием табличек со стен дворов и подъездов. Причём, когда товарищ Владимира снимал табличку про дворника, кто-то из жильцов выразил недовольство. Семён серьёзно ответил:

– Разве Вы не знаете? На собрании ЖЭКа дворник лишён этого звания.

Семён был (увы, был) настоящий одессит.

То, что мы называем колодцем – типичное для Одессы мраморное обрамление люка резервуара воды. Такие резервуары были под многими одесскими дворами. Настоящие колодцы были в немногих местах Одессы – в Колодезном переулке (говорящее название), в Дюковском саду и на Фонтане (что на языке французов, начинавших строить Одессу, означает просто «источник»). Отсюда одесское выражение «не Фонтан» в смысле «нечто ненадлежащего качества». Сначала так говорили про воду, которую обманным путём пытались выдавать за воду из района Фонтана, потом смысл выражения расширился. А резервуары пополняли дождевой водой с крыш – поэтому крыши имели наклон преимущественно внутрь двора – и использовали для хозяйственных нужд. Так Одесса справлялась с хроническим недостатком воды.

Прежде чем вернуться к основному маршруту, пройдём ещё пару шагов к морю. Мы – на бульваре Жванецкого. Сегодня в одесской топонимике два объекта, названные в честь героев при их жизни – улица Терешковой (что забавно – перпендикулярная улице Космонавтов) и бульвар Жванецкого. Первоначально бульвар был Комсомольский (при наличии Комсомольской улицы; аналогично был и бульвар Дзержинского при наличии улицы Дзержинского). Потом бульвар переименовали в бульвар Искусств – на нём до сих пор стоит дом художников: выставочный зал на первом этаже, квартиры – на втором – четвёртом, мастерские – на пятом. Бульвар удобно переименовывать – все дома имеют адреса по соседним улицам, что минимизирует расходы на переименование.

На бульваре два памятника. Про один мы уже говорили – бюст дважды Героя Социалистического труда, выпускника Политеха, конструктора авиационного вооружения Александра Эммануиловича Нудельмана. Второй – памятник апельсину, или памятник взятке. Расхожая легенда гласит: Павел I, категорически не воспринимая ничего, что делала его мать – императрица Екатерина II, прекратил финансирование строительства Одесского порта. Тогда купцы отправили в Петербург обоз с тремя тысячами только что привезенных из Италии апельсинов. Продукт экзотический и Павлом любимый. Эмоциональный и переменчивый император сменил гнев на милость, распорядился отдать на продолжение строительства гавани все материалы, уже оплаченные казной, сохранить городу на 14 лет льготы, дарованные матерью, да ещё на те же 14 лет выдать заём в громадном на то время размере – 250 000 рублей. Так апельсины – точнее, сообразительные одесситы – в первый раз спасли свой город. Третий памятник на этом небольшом участке нашего маршрута установлен в конце первого квартала Преображенской. Это бюст маршала Родиона Яковлевича Малиновского – министра обороны СССР с 1957-го по 1967-й год. Как и Нудельману, памятник ему установлен в соответствии с положением о государственных наградах: дважды Героям Советского Союза и дважды Героям Социалистического Труда (а после того, как Герой Социалистического Труда Леонид Ильич Брежнев удостоился ещё и звания Героя Советского Союза – обладателям обоих этих званий сразу) устанавливались памятники на их родине.

Возвращаемся по Преображенской к ВУЗовским объектам. На секунду остановимся у здания Экономического университета, чтобы попытаться разглядеть напротив – на крыше дома № 5 – башенку с фонарём. Строго говоря – это «маяк одесский створный задний», а в роли переднего выступает «сам» Воронцовский маяк. Судно идёт по разрешённому фарватеру, когда зрительно сливаются огни маяка и этого створного знака. Если фарватер извилистый, его обозначают несколькими парами створных знаков, а в лоции пишут, по каким приметам переключаться с одной пары на другую. В частности, для Воронцовского маяка ещё одним задним створным знаком служит обелиск на могиле Неизвестного матроса, а ночью – прожектор у основания обелиска.

Мы же с вами тоже идём точно по фарватеру и первый причал – дом № 22 по Преображенской. На мемориальной табличке почти исчерпывающая информация. Она, правда, на украинском, пара слов требуют перевода со словарём. В переводе получается:

Тут жил и работал с 1896 по 1924 год Иосиф Андреевич Тимченко (1854–1924), изобретатель первого в мире киноаппарата для съёмки и демонстрации фильмов, на котором снял картины «Метатель копья» и «Скачущие кавалеристы» (1893 г).

Дом, перед которым мы стоим, – не только жилой дом изобретателя киноаппарата, но и мастерские Новороссийского университета. Причём построены они на ссуду в 15 000 рублей, выданную Иосифу Андреевичу с его обязательством пожизненной работы на Новороссийский университет. Об этом выдающемся механике и изобретателе уже написано довольно много. Но приятно отметить: первую его художественную биографию – «Стук выходящего» – выпустил тесть Владимира сценарист и писатель Юрий Иосифович Чернявский.

Две интересных подробности. Ключевую деталь киноаппарата – скачковый механизм или улитку – Тимченко изобрёл совместно с Михаилом Филипповичем Фрейденбергом. Михаил Филиппович был женат на Анне Иосифовне Пастернак. Её брат преподавал в художественном училище, а его сын стал всемирно известным поэтом. Подробность вторая – первые в истории фильмы сняты на Одесском ипподроме в 1893-м году. На том же ипподроме летчик Михаил Никифорович Ефимов 31-го марта 1910-го года совершил первый в России полёт на самолете.

Интересно, что этот полёт наблюдала сотня тысяч человек. А вот первые в истории кинокартины в январе 1894-го года наблюдали только делегаты девятого съезда русских естествоиспытателей и врачей. Похоже, изобретение их не впечатлило. Ничего удивительного. Когда спустя почти два года – 25-го декабря 1895-го года – в индийском салоне «Гран-кафе» на бульваре Капуцинок в Париже братья Люмьер показали свои первые картины «Выход рабочих с фабрики братьев Люмьер» и «Вольтижировка» (их тоже привлекали всадники), то никто не знал, какое эпохальное событие произошло. Когда вскоре Жорж Мельес – фактический основоположник режиссёрского кино – захотел купить у Люмьер их камеру-проектор, братья отказали. Они считали, что через полгода интерес к их изобретению пройдёт, и хотели оставаться монополистами в течение этого непродолжительного периода жизни кино (тут в электронной почте либо в SMS-переписке принято ставить смайлик).

Во дворе дома нас ждёт ещё один объект экскурсии – кафедра органической химии Одесского Национального университета. Дело в том, что на этой кафедре работал человек, чьё мировоззрение диаметрально противоположно мировоззрению братьев Люмьер. Они хотели сохранить монополию на кино, он даже не стал патентовать своё изобретение, спасшее жизнь сотням тысяч людей. Изобретение это – угольный противогаз, год изобретения – 1915-й, а создатель – Николай Дмитриевич Зелинский. Право на производство нового защитного средства Россия тут же передала союзникам.

Заметим: знаменитую русскую щедрость зачастую считают безрассудной и даже разорительной.

Между тем она родилась в суровых условиях формирования русской цивилизации. Плотность населения России на всём протяжении нашей истории в несколько раз меньше, чем у сопредельных держав. Соответственно и ценность каждого человека, и ценность тесных дружелюбных отношений для нас несравненно выше, чем, например, для немцев или китайцев. Нет возможности ни отказать другому в том, что ему жизненно необходимо, ни дождаться от него ответного благодеяния – куда проще помогать бескорыстно и надеяться на аналогичную помощь от других, когда она понадобится. Но эта щедрость оказалась выгодна не только отдельным людям, но и всей стране. Многие земли и народы вошли в состав России добровольно из вполне корыстных соображений: налоги оказывались ниже, чем в составе прежних государств. Чем больше страна, тем меньшая доля её доходов тратится на оборону, управление и другие общегосударственные нужды. Вдобавок российская власть сознательно предоставляла новым своим подданным льготы по сравнению с уже имеющимися: это в любом случае выходило куда дешевле, чем готовность к обороне от них. Выходит, щедрость – вполне рациональный расчёт, просто очень долгосрочный и стратегический.

Старший из авторов ещё в начале 2014-го опубликовал статью «Наша сила – в том, что нас мало», где показал: все отличия русской цивилизации от европейской порождены сравнительно малой плотностью нашего населения – и как раз эти отличия привели к тому, что по критериям успеха сформулированным в рамках европейской цивилизации, русская цивилизация очевидно и существенно превзошла европейскую. Применительно же к русской щедрости следует вспомнить одного из ярчайших европейских философов, оставшегося малоизвестным как раз потому, что он слишком далеко отошёл от уже сложившихся европейских цивилизационных шаблонов. Джон Стъюарт Джэймсович Милл ещё в середине XIX века пришёл к выводу: человек, способный предвидеть сколь угодно отдалённые последствия своих действий, ради собственных долгосрочных интересов будет действовать вполне альтруистично, и только наша недальновидность толкает нас на эгоистичные действия (у нас эту теорию разумного эгоизма проповедовал Николай Гаврилович Чернышевский). Пример России, веками прираставшей, помимо прочего, благодаря щедрости (и не раз временно распадавшейся, когда в центральной её части распространялась идея «ни к чему кормить окраины»), доказывает: даже не предвидя последствий, всё равно выгоднее поступать без оглядки на свою жадность.

Вернёмся к академику Зелинскому. В Одессе он окончил Новороссийский университет, защитил в 28 лет магистерскую, а в 30 – уже докторскую диссертацию, и написал около 40 научных работ. Но подлинный расцвет его деятельности пришёлся на Москву. Николай Дмитриевич прожил большую творческую жизнь: только профессором МГУ он был 60 лет, основал институт органической химии АН СССР, удостоен звания Героя Социалистического труда, получил три Сталинские и одну Ленинскую премии, четыре ордена Ленина. Область научных интересов академика Зелинского чрезвычайно широка (что характерно для научных работников, сформировавшихся ещё в XIX веке). Но основная его научная деятельность связана с нефтехимией. Фактически он и был одним из основателей нефтехимии и органического катализа. Его работы имели громадное прикладное значение. В частности, на них основана технология каталитического риформинга – преобразования молекул углеводородов, входящих в состав нефти, в более ценные углеводороды. Среди его учеников – шесть академиков и семь членов-корреспондентов Академии наук СССР. Вот какой крупный деятель науки и техники трудился в этом уютном одесском дворике.

 

11. Старая-старая Библиотека

И ещё один объект Одессы ВУЗовской тут же: здание библиотеки университета. Мы уже рассказывали о научной библиотеке имени Горького, но библиотека университета не менее значима. Во-первых, она ещё старше, поскольку ведёт свою родословную от библиотеки Ришельевского лицея. Начало библиотеке положил, что логично, генерал-губернатор Новороссийского края герцог Ришельё. На его 15 000 франков закуплены первые книги для библиотеки. Во-вторых, именные коллекции, переданные в библиотеку университета, не менее значимы, чем книги, переданные в публичную библиотеку – будущую Горьковку. Первая по времени – коллекция известного слависта профессора Виктора Ивановича Григоровича: 889 томов, включая второе издание «Лексикона» Павла (в монашестве – Памво) Берынды (1653), книги Петровской эпохи, редкие словари и грамматики. Последняя (пока) – фонд ректора ОНУ в 1995–2010-м годах Валентина Андреевича Смынтыны.

Наиболее значительная именная коллекция – книги рода Воронцовых, переданные библиотеке в конце XIX века согласно воле сына великого Михаила Семёновича Воронцова – Семёна Михайловича (он, кстати, был городским головой Одессы в 1863–1867-м годах). Книжное собрание Воронцовых включает около 14 000 названий книг и периодических изданий в 52 800 томах, напечатанных более чем на 20 языках. Представители рода Воронцовых успешно служили на дипломатическом поприще и во время пребывания за границей приобретали как раритетные издания, так и книги, только что появившиеся на европейском книжном рынке. В результате такой неустанной деятельности на протяжении около 100 лет собрана библиотека с большим количеством редких и ценных изданий. Среди книг именного фонда Воронцовых опубликованный в Бресте в 1563-м году перевод Библии на польский язык, энциклопедии, словари, мемуары, описания путешествий и экспедиций, изданные в XVII–XIX веках. Нельзя не упомянуть книги, брошюры, газеты и журналы эпохи Французской революции, в том числе контрреволюционные и эмигрантские издания. Чрезвычайно богатая коллекция европейской периодики XVII–XIX веков (свыше 500 названий) содержит уникальные издания.

За своё почти 200-летнее существование библиотека университета пережила множество реорганизаций. Особенно – в бурное послереволюционное время. Дело в том, что в сентябре 1920-го года под руководством упомянутого уже Евгения Николаевича Щепкина началась реформа высшего образования в Одессе. В частности, университет разделён на физико-математический институт, выше описанную медицинскую академию, а также гуманитарно-общественный институт и институт народного образования. В связи с фактическим расформированием университета библиотека подверглась реорганизации. В 1920-м году это «Главная библиотека высшей школы», с 1923-го по 1930-й год – «Центральная научная библиотека г. Одессы». В 1930-м её административно сливают с Одесской публичной библиотекой. Симбиоз называют «Одесская государственная научная библиотека». Наконец, в 1933-м году университет возобновляет работу и библиотека входит в его структуру. С 1976-го года библиотека университета – городской методический центр ВУЗовских библиотек, с 1987-го находится в статусе Зональной научной библиотеки – осуществляет методическое руководство 37 библиотеками ВУЗов юга Украины.

Чуть-чуть статистики: в библиотеке 4 миллиона единиц хранения, включая 17 именных коллекций, 12 специализированных залов, чьими услугами пользуются ежегодно 55 тысяч читателей. И немного о сокровищах: библиотека обладает экземплярами книг, изданными буквально на заре книгопечатанья в Нюрнберге, Падуе и Венеции. Старейшая в библиотеке книга – инкунабула по геральдике Иоанна Андреа «Трактат о корнях», изданная в Нюрнберге в 1476-м году. Замечательна также «Всемирная хроника» Гартмана Шеделя, изданная в том же Нюрнберге в 1493-м – за три века до основания Одессы – и украшенная 2000 гравюр. Среди шедевров отечественного книгопечатания – «Острожская Библия» Ивана Фёдорова, изданная в 1581-м году. Это – первое завершённое издание книг Старого и Нового Завета на церковнославянском языке. Напомним: на «Острожской Библии» клянётся Президент Украины во время инаугурации.

И собственно о здании. Вначале оно было двухэтажным и принадлежало купцу Вагнеру. В нём была гостиница «Европейская». Потом Вагнер обменял это здание на здание Ришельевского лицея на Дерибасовской (как видите, ректоры Политеха и Нархоза не были пионерами в вопросе обмена зданиями). Поэтому «трёхдворовое» здание, выходящее на Дерибасовскую, Екатерининскую и Ланжероновскую, называется до сих пор «домом Вагнера». «Гостиничная» структура здания помогла новообразовавшемуся Новороссийскому университету предоставить в нём квартиры профессуре. В 1902-м году специально для университетского музея архитектор Бернардацци (мы уже его упоминали у здания Русского технического общества) достроил третий этаж. Потом в здании разместился исторический факультет, теперь находится библиотека. Строительство третьего этажа, как и наличие миллионов книг, журналов и газет, не прошло бесследно: несколько лет назад здание начало разрушаться. По счастью, дом по Преображенской, 24 взяли в металлические оковы, и здание продолжает радовать нас своей монументальной красотой, гармонирующей с его историей и назначением.

Как мы уже упоминали, Преображенская – граница двух прямоугольных сеток улиц, сопряжённых под углом в 45 градусов. В результате квартал напротив дома Тимченко и здания библиотеки в плане трапециевидный. Причём три стороны трапеции занимают здания родного для нас Холодильного института. Поэтому мы возвращаемся на угол Елисаветинской и Преображенской и начинаем рассказ об этом ВУЗе.

 

12. Неугомонный Холодильный

Прежде всего остановимся у здания, построенного – вновь заимствуем шутку у Ильфа и Петрова – в «ассирийско-вавилонском стиле».

Перед нами же здание «ванно-душевого» или – строго «курортологически» – гидропатического заведения Льва Моисеевича Шорштейна. Построено в 1876-м году по проекту архитектора Василия Фёдоровича Мааса. В 1894-м году перестраивается для водолечебницы Инбера архитектором Бернардацци. Водолечебница предназначалась для реабилитации больных с болезнями внутренних органов и нервных больных. В 1918-м году в подвале здания размещалось арт-кафе «ХЛАМ» («художники, литераторы, артисты, музыканты»), где программы для театра революционной сатиры «Теревсат» создавали Илья Ильф, Эдуард Багрицкий (Давид Годелевич Дзюбан), Юрий Карлович Олеша, Владимир Николаевич Сосюра, Осип Беньяминович Шор.

Последнее имя, увы, нуждается в комментариях. Если очень коротко: Осип Шор – прототип Остапа Бендера. Учился в гимназии Илиади (Бендер вспоминает выученные им в этой гимназии неправильные латинские глаголы), именовался там Остапом, мечтал уехать в Аргентину, носил светлую одежду, шарф и капитанскую фуражку – довольно необычно даже для Одессы начала XX века. В голодные годы в Одессе Шор выдавал себя за художника, гроссмейстера, женился на толстушке и перезимовал у неё. Сам был красавец ростом 1 м 90 см (в те времена – на голову выше большинства), прекрасно играл в футбол – знаменитый Уточкин предсказывал ему большое спортивное будущее. Работал в Одесском уголовном розыске, потом уехал в Москву. Его похождения были известны Валентину Катаеву – автору идеи «Двенадцати стульев». Так родился Остап Бендер. Сам Шор после бурной юности работал снабженцем на Челябинском тракторном заводе, в 1937-м году подрался с сотрудниками НКВД, пришедшими арестовать директора – поступок, возможно, не глупый, так как получил он «всего» 5 лет, а при его характере было множество способов огрести куда больше неприятностей (и не только в печально памятные 17 месяцев Большого Террора). После войны Шор был проводником на железной дороге. Умер в почтенные 79 лет. А его литературный двойник – молодой и красивый – продолжает жить в тысячах переизданий и экранизаций.

В годы нашей учёбы в Холодильном никто не вспоминал «ХЛАМ». В здании были кафедры материаловедения и тепломассообмена, причём на стенах учебных лабораторий оставалась плитка с «гидропатических» времён. Интересно и то, что верхняя полукруглая часть красивых окон бельэтажа освещает низ второго этажа. Не очень удобно, зато здание снаружи смотрится изыскано, хотя и утратило мавританские башенки на крыше.

Вспоминая о нашей учёбе, мы забежали в 1970-е годы. А начался наш Холодильный в 1922-м году со скромного высшего техникума общей и прикладной химии. Строго говоря, сам этот техникум образовался слиянием части Института прикладной химии, созданнного профессором Евгением Самойловичем Бурксером на базе созданной им же в Одессе ПЕРВОЙ в России Радиологической лаборатории (1910-й год), о чём мы уже упоминали, и химического факультета Политехнического института. Это как с народами, населявшими Древнюю Грецию: только назовёшь кого-то представителем коренного народа и древним греком, как выясняется, что есть грек ещё кореннее и древнее (не зря историки говорят: коренным населением называются предпоследние завоеватели).

Чтобы не тянуть эту нить Ариадны до бесконечности, постановили: техникум общей и прикладной химии и есть то учебное заведение, с которого отсчитывают историю нашего Холодильного – тем более, что в 1922-м году техникумы относили к высшим учебным заведениям. В 1929-м году техникум реорганизован в Одесский химический институт. Это первая из 10 (!) реорганизаций ВУЗа за 83 года. Вероятно, беспокойная натура Бендера-Шора повлияла на судьбу института: он переехал из здания Технического общества (Новосельского, № 4) на Дворянскую, № 1/3, где и была частная гимназия Илиади – в ней, напомним, учился и реальный, и литературный Великий Комбинатор. А в пушкинские времена на этом месте находился особняк сербского купца Ивана Ризнича, в чью жену Александр наш Сергеевич был влюблён. Так что «живость характера», выражаясь языком Ильфа и Петрова, была присуща минимум двум известным персонажам, посещавшим это место с разрывом в 100 лет.

В январе 1930-го года происходит достаточно логичное объединение химического института и Одесского химико-фармацевтического института. Но – «Время, вперёд!», как писал Валентин Катаев. Уже 20-го марта того же года одесские «Вечерние Известия» анонсируют: «Химический институт превращается в пищевой и передаётся в ведение наркомторга. Факультет основной химии объединяется с рубежанским химическим институтом (Донбасс). Кожевенный факультет переводится в Киев». Так, достаточно необычно, из недр химического института Одесса добыла столь нужный ей институт пищевой промышленности. Правда, пришлось присоединять пищевой факультет Каменец-Подольского химического института. Официальная дата рождения пищевого института – 12-е июня 1930-го года.

«Но это ещё не всё», – как говорил Мюнхгаузен в знаменитом фильме. Уже на следующий год институт реорганизуется во Всесоюзный механико-технологический институт консервной промышленности с факультетами: химическим, технологическим, механическим и инженерно-экономическим. Для этого – с переселением студентов и преподавателей (!) – в институт передают технологические и консервные факультеты Краснодарского пищевого, Херсонского рыбного, Мичуринского сельскохозяйственного, Московского Плехановского и других институтов. Как видно, наш родной институт был пионером в организации подготовки узкоспециализированных экономистов; теперь аналогичная подготовка проходит практически в каждом ВУЗе.

Именно для этого Всесоюзного института на месте здания Благородного собрания (оно же здание гимназии Илиади) и напротив главного корпуса Университета в 1935–1938-м годах архитекторы Адольф Борисович Минкус и Л. М. Маркевич (увы, полные имя и фамилию этой дамы не нашёл даже всеведущий Гугл) возводят монументальное инженерно-лабораторное здание. Самое большое по кубатуре здание, построенное в довоенной Одессе, и сейчас впечатляет объёмом, строгостью форм и классическими советскими скульптурами – механика с молотком, рыбака с сетью, полевода со снопом и овощевода со свеклой – на уровне последнего этажа. Как тонко заметил профессор нашего института и прекрасный писатель Александр Викторович Дорошенко: «Фасады обоих зданий «пригнаны» друг к другу, университетское имеет выступ, а наш институт соответствующую выемку, так что если они станут дрейфовать друг к другу, то линии их совпадут, как берега Атлантического океана». Нам было, кстати, вполне комфортно учиться в этом могучем здании – широкие коридоры и лестницы, высокие и светлые аудитории, представительный актовый зал, занимающий два этажа, и кафе рядом с ним.

В 1939-м году институт переименован в Одесский технологический институт консервной промышленности, с этим именем он эвакуируется и возвращается в родную Одессу в 1944-м. В 1949-м году очередное переименование, связанное с организацией холодильного факультета: Одесский технологический институт пищевой и холодильной промышленности.

В 1969-м году новая реорганизация: механический и технологический факультеты института переведены в Одесский технологический институт им. Михаила Васильевича Ломоносова, а наш беспокойный ВУЗ переименован в Одесский технологический институт холодильной промышленности или ОТИХП. Соответственно, мы его расшифровывали как Общество Тунеядцев, Ищущих где Хорошо Покушать. Распределения инженеров на различные предприятия пищевой и мясо-молочной промышленности обосновывали эту аббревиатуру.

Наш родной теплофизический факультет родился, кстати сказать, в институте имени Ломоносова, но в 1969-м, в рамках той же реорганизации, разделён: атомщики пошли в Политех, а «чистые» теплофизики – в Холодильный институт. Анатолий поступал в ВУЗ как раз в 1969-м: не добрав полбалла на экзаменах на мехмат МГУ, по предложению отца решил изучить теплофизику (и по сей день не жалеет об этом, хотя после института теплофизикой не занимался: разностороннее и хорошо систематизированное образование позволило потом легко осваивать новые специальности). Но сдавать экзамены надо было ещё по старому месту расположения теплофизического факультета – в Ломоносовском, только что получившем название Одесский технологический институт пищевой промышленности, в нескольких километрах от дома. Учебная программа первого курса большинства технических специальностей в те годы почти не отличалась. Чтобы не рисковать опозданиями на экзамены, Анатолий поступил на факультет холодильных машин и после первого курса перевёлся на теплофизический.

В итоге в 1970-е годы институт имел логичную структуру: факультеты холодильных машин, холодильной техники, глубокого холода и криогенной техники, теплофизический и (с 1975-го) – кондиционирования воздуха. Казалось, что знаменитая игра по побуквенной переделке слов (наиболее известный и, кстати, «пищевой» пример – положить рака в суп: «рак – рад – сад – суд – суп») пришла к своему логическому финалу: из химического техникума за шесть итераций получили институт холодильной промышленности.

Но последовал ещё более бурный период реконструкций и преобразований. В 1985-м году факультет холодильных машин становится факультетом автоматизации и робототехники в холодильном машиностроении. Избыток теплофизиков в СССР вынуждает в 1988-м году начать на нашем факультете подготовку специалистов по специальностям: «Энергетика теплотехнологии» и «Охрана окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов». Далее в 1989-м очередное переименование – теперь это Одесский институт низкотемпературной техники и энергетики. Данное название записано в дипломе кандидата технических наук Владимира Александровича Вассермана. Диплом выдан ВАК СССР 15-го октября 1991-го года, 8-го декабря того же года СССР прекратил существование. Любую причинно-следственную связь отвергаем.

Новые преобразования в судьбе ВУЗа происходят уже в годы независимости Украины. После очередной аттестации в 1994-м году институт реорганизован в Одесскую государственную академию холода. Приказами Министерства образования Украины в 1997-м году в состав академии включён Одесский техникум промышленной автоматики, а в 2003-м году – Одесский техникум газовой и нефтяной промышленности. Но и на этом реорганизации не закончились. Юбилейная десятая реорганизация произошла 31-го мая 2012-го года: академия присоединена к Одесской национальной академии пищевых технологий (ОНАПТ – так теперь именуется то, что во времена нашей учёбы было Одесским технологическим институтом пищевой промышленности) и переименована в институт холода, криотехнологий и экоэнергетики имени Владимира Сергеевича Мартыновского.

Институт назван именем Мартыновского не случайно. Владимир Сергеевич руководил ВУЗом с 1949-го года до своей смерти в 1973-м. Именно под его руководством институт сконцентрировался на подготовке специалистов по холодильной технике, глубокому холоду и теплофизике.

Сам Владимир Сергеевич – научный работник и организатор науки и высшего образования мирового масштаба: в 1957–1958-м годах по программе ЮНЕСКО он руководил коллективом советских и зарубежных специалистов по созданию в Индии Бомбейского технологического института, в 1960–1964-м работал в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже заместителем директора департамента образования и прикладных наук, где занимался организацией вузов в развивающихся странах. Он разработал международные рекомендации по техническому образованию, одобренные Генеральной конференцией ЮНЕСКО. Тогда же в Париже знаменитая художница Зинаида Евгеньевна Серебрякова (в девичестве – Лансере: среди её предков архитекторы, скульпторы, художники) написала его портрет.

За сравнительно недолгую шестидесятисемилетнюю жизнь Владимир Сергеевич издал 9 монографий и учебников, опубликовал более 150 научных статей, получил 25 авторских свидетельств на изобретения. Под его руководством выполнили и защитили только кандидатские диссертации около 30 человек. Мемориальная доска с портретом учёного украшает центральное здание ВУЗа.

Если идти вдоль третьей стороны трапеции по Пастера – то есть вдоль третьего и четвёртого зданий, а затем пересечь Городской сад, то выходишь на Греческую площадь. Мы её помним как площадь Мартыновского. Но не потому, что в Одессе был культ личности Владимира Сергеевича: площадь была названа в честь его отца Сергея Ивановича – революционера-народовольца, проведшего на каторгах и в ссылках 24 года.

Был у Владимира Сергеевича не только выдающийся отец, но и знаменитый брат – Александр. Он известен по литературному псевдониму – Тарас Костров. Помните стихотворение Маяковского «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви»?

И знаменитое:

Тарас Костров был первым главным редактором «Комсомольской правды», дружил с Маяковским, помогал Николаю Островскому. Умер он в 29 лет в 1930-м году от туберкулёза. Младший брат пережил его на 43 года – и прожил жизнь, достойную своего отца и брата.

В институте, вверенном брату Тараса Кострова, мы оба учились на теплофизическом факультете (старший – по вышеописанной бытовой причине – ещё и на факультете холодильных машин, но только на первом курсе, где учебная программа была в те времена практически идентична для всего ВУЗа). Полагаем, с выбранной специальностью нам очень повезло. Теплофизика – комплексная дисциплина, пребывающая на стыке множества разных наук и ремёсел. Чтобы приемлемо в ней ориентироваться, мало изучить их все – надо ещё и научиться воспринимать их как единое целое, находить в одной науке ответы на вопросы, возникшие вроде бы в другой. Теплофизик, обученный в те времена, располагал к концу ВУЗа целостной картиной мира, позволяющей ориентироваться едва ли не во всех естественных (да и в некоторых общественных) науках. Не зря у нас говорили: после теплофака можно заниматься чем угодно – конечно, кроме теплофизики. И это не шутка. Рабочих мест по этой узкой специальности всегда меньше, чем может подготовить факультет (у нас было примерно полсотни человек на курсе – меньше чисто технически нельзя обучать, чтобы сохранить нужное разнообразие преподавателей), зато после освоения всего преподаваемого на теплофизическом факультете действительно можно быстро освоить едва ли не любую новую специальность. Что и подтверждается нашим собственным послеВУЗовским опытом.

Анатолий, как известно из его многочисленных интервью, после окончания ВУЗа работал программистом, причём 15 лет – системным программистом. Владимир занимается исследованием свойств грузов, преимущественно – нефтепродуктов, перевозимых морским транспортом. Впрочем, одну из фундаментальнейших монографий в его нынешней сфере деятельности – «Мазут как топливо» – написал заведующий кафедрой инженерной теплофизики ОТИХП профессор Зиновий Исаевич Геллер, когда ещё работал в Грозненском нефтяном институте. Так что, перефразируя классика, можем сказать «Широко простирает теплофизика руки свои в дела человеческие». Интересно также, что научная книга со сложными оборотами (например, «… Е и F – полные эллиптические интегралы первого и второго рода» – один из простейших) выпущена издательством «Недра» в 1965-м году тиражом 5000 экземпляров. Какой тираж у книги был бы сегодня?..

 

13. Мукомольный – технологический – пищевой

«Вливание» холодильного института в Одесскую национальную академию пищевых технологий (ОНАПТ) дает основание изменить «территориальный» принцип повествования и уже сейчас рассказать об этом ВУЗе, столь уместном для города, где любят и вкусно приготовить, и со вкусом поесть.

Строго говоря, мы могли рассказать об ОНАПТ ещё у здания училища Файга, ведь в 1924-м году в этом здании разместился техникум «Технологии зерна и муки» – одна из первых «реинкарнаций» Академии. Однако её официальная биография начинается в 1902-м году, когда – как обычно, ВПЕРВЫЕ в России – в Одессе открыта правительственная школа мукомолов (вообще мы уже можем переходить к аббревиатуре – «Впервые в России в Одессе» обозначать для экономии места как ВРО). Интересно, что открытие школы произошло благодаря специальному распоряжению министра финансов Сергея Юльевича Витте – выпускника Новороссийского университета. Более того, улица, на которой расположен и главный корпус университета, и главный корпус холодильного института, называлась с 21-го мая того же 1902-го и по 19-е июня 1909-го года улицей Витте. Также забавно, что информацию об открытии в Одессе школы мукомолов «Правительственный вестник» поместил в своём выпуске 25-го октября 1902-го года:

«Освященіе и открытіе въ Одессе первой въ Россіи школы мукомоловъ состоялось 20-го текущаго октября. Зданіе для школы сооружено Г. Э. Вейнштейномъ. Въ день открытія отправлены были телеграммы Министру Финансовъ Графу Витте С. Ю., Товарищу Министра Финансовъ В. И. Ковалевскому, управляющему учебнымъ отдъломъ Министерства Финансовъ и председателю совета съезда мукомоловъ…»

Кто мог предсказать, что спустя ровно 15 лет – 25-го октября 1917-го года – в столице Российской империи будут совсем другие вести…

Председатель совета съезда мукомолов не pro forma среди адресатов. Дело в том, что ещё на первом съезде мукомолов в 1888-м году поднимался вопрос о профессиональной подготовке специалистов этого распространённого в России дела. Но только с появлением энергичного министра финансов и главного спонсора такое стало возможно. Точнее говоря, знание школы построено усилиями Григория Эммануиловича Вейнштейна ещё в 1894-м году – и целых 8 лет ушло на поиски источника финансирования её деятельности.

Одессу выбрали для этого учебного заведения не случайно. Через одесский порт шёл основной поток экспорта зерна и зерновой продукции Российской империи. Второй фактор – развитие пищевой промышленности: к концу XIX века на неё приходилось 32 % всех фабрик и заводов Одессы и 66 % продукции в стоимостном выражении. Не случайно и то, что Вейнштейн занимался строительством школы и возглавил её попечительский совет. Он был не только председателем химического отдела Русского технического общества и Одесского биржевого комитета, но и заместителем председателя совета съездов мукомолов, поскольку владел крупнейшим одесским мукомольным предприятием. Кстати, здание мельницы Вейнштейна (его построил не раз уже упомянутый нами архитектор Бернардацци), больше напоминающее замок, до сих пор – в целости и сохран-

ности – находится на территории комбината хлебопродуктов (вооружившись биноклем, мы могли бы рассмотреть его в самом начале экскурсии – с места выхода переулка Короленко на бульвар Жванецкого). А рядом на улице Черноморского Казачества расположено и здание, где размещалась школа мукомолов. Развитие своего детища Григорий Эммануилович наблюдал из Парижа, куда эмигрировал в 1919-м году и где руководил предприятиями Ротшильдов.

А развитие школы шло очень энергично. В мае 1909-го школа преобразована в училище с увеличением продолжительности обучения с трёх до четырех лет, 22-го июня 1922-года училище преобразовано в техникум технологии зерна и муки. Вероятно, во избежание случайного созвучия в названии («техникум технологии…»), в 1928-м году техникум преобразован в Одесский политехникум технологии зерна и муки с тремя факультетами: механическим, технологическим и хлебопекарным. Уже на следующий год техникум реорганизуется в институт с тем же названием, и ему присваивается имя Иосифа Виссарионовича Сталина (Джугашвили). В институте уже пять факультетов: к имеющимся трём прибавляются комбикормовый и (неожиданно для того времени) инженерно-организаторский. Вероятно, это был аналог множества факультетов МВА, появившихся за последние 15 лет в наших ВУЗах. Правда, сейчас Magister of Business Administration считается тот, кто может выжать из вверенных ему ресурсов наибольшую прибыль сегодня – даже если завтра, когда он, размахивая красивыми отчётами, сбежит на новое место, на остатках прежнего предприятия придётся поднимать траурное знамя банкротства. Да и вообще нынче эффективным менеджером именуют способного разломать цельное налаженное дело на кусочки достаточно малые, чтобы хоть один из них уместился в его голове. В советское – в том числе и наше – время организация производства была нацелена не на бухгалтерскую сиюсекундную прибыль, а на формирование длинных – и поэтому высокопроизводительных благодаря разделению труда – технологических цепочек и согласование всех их звеньев, дабы каждое из них давало наибольший возможный в сложившихся условиях результат. Конечно, по шутке недавних времён, с бухгалтерской точки зрения доход даёт только отдел сбыта, а все остальные звенья производства убыточны. Потому и нужны для организации работы инженеры, а бухгалтеры должны лишь фиксировать результаты их успешных действий.

В 1931-м – году рождения нашего отца – создаётся, как сейчас модно выражаться, образовательный кластер – Одесский механико-технологический учебно-производственный комбинат, готовящий техников и инженеров для мукомольной, комбикормовой, крупяной промышленности и элеваторного хозяйства. Среди специальностей – технологи, механики, химики, электрики, теплотехники (зачаток будущих теплофизиков). В состав могучего комбината входили: институт с дневной, вечерней и заочной формами обучения; рабфак и техникум с дневной и вечерней формами обучения; подготовительные курсы; курсы повышения квалификации технических работников Главмуки, Главкрупы и Заготзерна наркомата заготовок СССР (не можем не перечислить эти замечательные советские сокращения в названии Главных контор или «Главков»). К этому времени институт включает факультеты: комбикормовый, механический, теплотехнический, технологический, экономический, электротехнический.

В 1930-м году на улице Свердлова (ныне – снова – Канатной) начинают строить громадный комплекс, где расположена и современная академия. Строительство этого комплекса, включавшего учебный и лабораторный корпуса и общежитие на 800 человек, закончилось за год до Великой Отечественной войны.

За 1930–1940-й годы прошли ещё две реорганизации. В 1935-м году институт выделился из кластера, «потеряв» три факультета: тепло– и электротехнический, что до некоторой степени логично, и – почему-то – комбикормовый. В 1939-м году институт получает новое название – Одесский институт инженеров мукомольной промышленности и элеваторного хозяйства – и теряет ещё один факультет. Теперь в его составе только механический и технологический факультеты, но мощная учебно-производственная база, 17 кафедр, аспирантура и Совет по защите диссертаций. Срок обучения – классические советские 5 лет.

В годы Великой Отечественной войны институт продолжал подготовку специалистов в Ташкенте. Возвращение в родную Одессу омрачено не только гибелью на войне многих преподавателей, студентов и сотрудников, но и практически полным разрушением зданий института. Тем не менее, через 15 дней после освобождения города первые студенты, вернувшиеся из эвакуации, возобновили учёбу. Вот какими невероятными темпами восстанавливалась страна! Уже через год контингент студентов достигает 75 % довоенного. Ещё через год – в 1946-м – институт переходит из ведения Министерства заготовок СССР в «привычное» министерство высшего образования УССР. В 1950/1951-м учебном году снова открывается инженерно-экономический факультет и возобновляется приём в аспирантуру, в 1961-м институту присваивается имя Михаила Васильевича Ломоносова. В 1960-е годы институт непрерывно растёт и развивается, в нём появляется наш родной теплофизический факультет, а число студентов достигает к концу десятилетия 4000 человек.

Дальнейшие вехи в истории института:

• в 1970-м году переименован в Одесский технологический институт пищевой промышленности им. М. В. Ломоносова; как мы уже упоминали, к этому времени в него переведены все пищевые специальности из нашего холодильного института;

• в апреле 1994-го года реорганизован в Одесскую государственную академию пищевых технологий;

• в октябре 2002-го года указом президента Украины получает статус «Национального».

Этот ВУЗ – родственный нам не только потому, что наш родной институт «влился» в пищевую академию. В сентябре 1964-го года в нём защитил свою первую – кандидатскую – диссертацию наш отец. В его родном «Водном» институте в том году защищались три ученика видного учёного, основателя одесской теплофизической школы Якова Захаровича Казавчинского. Поэтому отец – тоже ученик профессора Казавчинского – защищал диссертацию в Ломоносовском институте, где к этому времени существовал теплофизический факультет и работала соответствующая кафедра.

Советы по защитам присуждают учёные степени в соответствии с кодами специальностей. Для отца возможность защиты в «Ломоносовском» определялась не только наличием там теплофизического факультета, но и тем, что совет по защите мог принимать работы по свойствам веществ.

Несколько сложнее – с работами, выполненными на «стыке» наук. Так, у Владимира работа получалась по специальностям 5.14.05 – теоретические основы теплотехники и 01.04.14 – теплофизика и молекулярная физика. Для защиты ввели в совет двух приглашённых специалистов по специальности 01.04.14 (одного, кстати, из Ломоносовского института) и так вышли из положения. По ритуалу присутствие приглашённых членов совета было обязательным, в то время как оппонент либо научный руководитель могли не присутствовать, оставив письменный отзыв. Кстати (или некстати), сейчас в Украине для кандидатских диссертаций разрешена только одна специальность.

Вообще, в защите диссертации – кандидатской и, особенно, докторской – очень много ритуального. Как и в других областях, ритуалы совершенствовались по мере того, как само действо охватывало всё более широкий круг участников. До конца 1960-х годов, когда защиты диссертаций были нечасты, авторефераты печатались в типографии, научный руководитель гордо выносился на титульный лист, но не было информации об оппонентах. Более того, до 1960-го года не указывалось даже, где будет публичная защита диссертации, и не предлагалось направлять отзывы на неё в Совет по защите. Достаточно узкий круг посвящённых и так всё знал. Перелом происходит на 51-м году Советской власти: рефераты, начиная с 1968-го года, печатаются на ротапринте института, научный руководитель «уходит» с титульного листа на вторую страницу, но там же появляются сведения об оппонентах и о дате защиты, а также просьба об отзывах.

Эта просьба – простейший способ защиты от доказанной примерно в те же годы теоремы о вырождении кооптирующейся элиты. Не вдаваясь в мелкие технические подробности, изложим её простейшим возможным для нас образом. Пусть существует популяция – множество личностей, отличающихся значением какого-то интересующего нас показателя. Отберём из неё лучших по этому показателю – элиту – и предоставим им право самостоятельно избирать – кооптировать – из популяции новых членов взамен выбывших. При достаточно простых и естественных правилах избрания оказывается: довольно скоро элита оказывается по среднему значению этого показателя хуже остальной популяции, и по мере дальнейшего развития ухудшение нарастает.

Бороться с вырождением элиты можно, только препятствуя кооптации – выбирая пополнение на основе независимых внешних оценок. Простейший способ оценки – отзывы независимых экспертов, не включённых в элиту и не имеющих возможности в неё попасть (а потому не заинтересованных в подтасовке своих оценок). Но лучший критерий истины – практика. Надёжнейшая оценка и уже сформированной элиты, и кандидатов в неё – результаты их деятельности. В позднесоветское время разрушен (по многим утверждениям – целенаправленно) механизм производственного применения результатов научных исследований. Отсюда и возможность защиты диссертаций, безупречных по форме, но пустых по содержанию. В первые постсоветские годы производство по всей стране (в том числе и на Украине) стремительно разрушалось, и практическое применение идей, защищаемых в формате диссертации, вовсе перестало интересовать даже самих учёных. Нынче значительную часть обладателей учёных степеней составляют те, чьи труды в лучшем случае сочинены зависимыми от них работоспособными деятелями, а в худшем просто написаны профессиональными сочинителями по готовым шаблонам. Даже добросовестность воспитанников старой – неразрывно связанной с производством – научной школы не может в полной мере противостоять давлению денег, желающих прикрыться красивыми науч ными титулами. Полагаем, до возрождения полноценного самодостаточного взаимосвязанного производства никакие – сколь угодно жёсткие – формальные критерии не смогут предотвратить вырождение научной элиты согласно теореме о кооптации.

Продолжая отвлекаться от экскурсии, заметим: изучение авторефератов даёт обильную пищу для размышлений. Заметны некоторые национальные особенности: так, на бакинском автореферате обозначено «бесплатно», чтобы предприимчивые друзья соискателя не начали авторефератом торговать. Рефераты институтов Академии наук СССР по оформлению максимально отличаются от авторефератов диссертаций других заведений. В Российской Федерации до сих пор, кроме оппонентов, у диссертанта должна быть и «ведущая организация» – фактически «коллективный оппонент», дающий свой отзыв. На Украине этого с недавних пор нет. Но, главное, если оценивать научную работу по автореферату, то уже после просмотра двух – трёх десятков решительно не понимаешь: почему живёшь не в самой прекрасной и передовой с точки зрения науки и техники стране. Ведь каждая диссертационная работа (мы говорим о технических науках) решила актуальную научно-техническую проблему, результаты работы внедрены со значительным экономическим эффектом, а соискатели докторской степени вообще все до единого открыли и разработали «новое научное направление» либо «решили важную народнохозяйственную задачу».

Короче говоря, кроме научной работы, соискатель должен проявить определённые организаторские и технические навыки (и даже некоторую предприимчивость), что до некоторой степени логично. Частично эту работу делает также научный руководитель. Поэтому получается: чем меньше вес научного руководителя в академических кругах, тем – при прочих равных условиях – сильнее должна быть кандидатская диссертация. Всё это давало основания герою фильма «Прохиндиада» в прекрасном исполнении Александра Калягина говорить самому себе:

– Рассеянный профессор, рассеянный профессор… Рассеянный человек профессором не станет.

Исследования, проведенные отцом при подготовке кандидатской диссертации, легли в основу монографии А. А. Вассермана, Я. З. Казавчинского и В. А. Рабиновича «Теплофизические свойства воздуха и его компонентов», вышедшей в 1966-м году в издательстве «Наука». В 1968-м году в Издательстве стандартов вышла книга отца и В. А. Рабиновича «Теплофизические свойства жидкого воздуха и его компонентов». Эти монографии – одни из первых по данной тематике в мировой научной литературе, В течение многих лет они оставались главными источниками справочных данных для многих отраслей техники, в том числе для техники низких температур. Свидетелем этого в 1980-м году стал Владимир. Он проходил практику в отделе НИИ при заводе «Кислородмаш». В отделе конструировали воздухоразделительные установки, и монографии нашего отца были, без преувеличения, настольными книгами. Множительная техника была ещё не распространена, и таблицы из книги переписывали вручную. Также книги передавались по отделу, занимавшему большое помещение площадью метров 80, разгороженное чертёжными досками. Поэтому конструкторы громко перекрикивались:

– Дайте мне чёрного Вассермана!

– Кто забрал серого Вассермана?

Речь шла, естественно, о цветах обложки книг. Не скажем, что Владимиру это было неприятно.

Чтобы закончить «диссертационную» тему, расскажем: в 1980-м году уже в Москве в «Мекке» теплофизиков – Институте высоких температур Академии наук СССР – наш отец защитил докторскую диссертацию. Определённые ритуалы были и в этом случае.

Во-первых, при тайном голосовании по предшествующей диссертации соискателя неожиданно «завалили». Обычно совет по защитам просто не принимает работы, по которым возможен негативный исход. После случившегося «форс-мажора» тот же совет открытым голосованием не утвердил предыдущее собственное решение (есть, как мы понимаем, разница в результатах тайного и открытого голосования по одному и тому же вопросу). В результате заседание совета не было закрыто и считалось продолженным несколько месяцев, пока вопрос о диссертации не решился положительно. Поэтому приём к защите диссертации отца был отложен на это время.

Во-вторых, в это же время ушёл с поста председателя Государственного комитета по науке и технике (ГКНТ) академик Владимир Алексеевич Кириллин. Вообще все теплофизики СССР ужасно гордились, что главный государственный научный пост занимает теплофизик. Академик Кириллин возглавлял ГКНТ с момента его организации в октябре 1965-го. В январе 1980-го он добровольно ушёл с этого поста (большая редкость в эпоху позднего Брежнева) и стал больше внимания уделять возглавляемому им же Совету по защите. Докторская диссертации отца называлась «Методы аналитического описания и расчёта теплофизических свойств газов и жидкостей с помощью ЭЦВМ и применение их для технически важных веществ» (молодому поколению напомним: ЭЦВМ – электронная цифровая вычислительная машина; так пышно называли тогда ещё непривычную технику, по мере распространения названную «компьютер», то есть «вычислитель»). Увидев слово «ЭЦВМ» в названии, Кириллин потребовал, чтобы в совет были приглашены два математика. Один из математиков – как условие своего прихода на защиту – потребовал доложить диссертацию на семинаре его кафедры прикладной математики в Московском энергетическом институте. И то, и другое было выполнено, и защита состоялась…

После таких сложных историй нужно немного отдохнуть. Для этого неспешно идём по улице Дворянской (она же Немецкая, Лютеранская, Витте, Петра Великого, Коминтерна, снова – Петра Великого, и снова – Дворянская) в сторону второго куста одесских ВУЗов. По дороге имеет смысл пообедать, т. к. следующая часть нашей экскурсии не менее насыщенная – и, мы надеемся, не менее увлекательная.

Персоналии

Ф.П. Де Волан

В. П. Филатов

И. П. Павлов

Диплом Вассермана

Диплом Кизер-Вассермана

Д. К. Заболотный

М. М. Толстой мл.

Я. Ю. Бардах

Ж. Ф. Тома Де Томон

Н. Ф. Гамалея

Г. Г. Маразли

А. С. Попов

П. В. Катаев с сыновьями Валентином и Евгением

В. П. Катаев

А. О. Бернардацци

Наши бабушка и дедушка А. Д. Баум (Ошерович) и И. В. Баум

И.Е. Тамм

M.Г. Крейн

С. П. Королев

Е. П. Петров

Д. И. Менделеев

Е. Н. Щепкин

Фридрих Вольф

В. А. Преснов

Адам Мицкевич

В. И. Липский

Л. С. Ценковский

В. А. Хавкин

Г. А. Гамов

Е. С. Бурксер

Ф. Η. Шведов

A.B. Богатский

H.A. Умов

Л. П. Симиренко

М. Б. Греков

Л. Г. Авербух

А. Н. Фрумкин

И. Э. Бабель, 1908

Н. Н. Волков ст.

Н. Н. Волков мл.

A.A. Нилус

Я. И. Осипов

Б. С. Житков

В. Е. Жаботинский

Наш дедушка И. В. Баум -фото с диплома

Я. В. Зильберберг

М. Ф. Фрейденберг

И. А. Тимченко

Ю. П. Олеша

О. В. Шор

Информация об С. И. Мартыновском в тюрьме

С. И. Мартыновский

В. С. Мартыновский

А. С. Мартыновский (Тарас Костров)

Р. М. Волков

С. Ю. Витте

Профессор Я. З. Казавчинский

Ф. А. Кобле

В. О. Малишевский

В.Г. Бакаев

Т. Д. Рихтер

М. А. Романова

С. Т. Рихтер

Л. Д. Троцкий

К. Ф. Данькевич

H.A. Гефт

Профессор С. Д. Левенсон

Фон Штиглиц Л. И.

А. Ф. Романова

Α. Γ Третьяк

Α. Ε. Данченко

Т. Б. Гуженко

К. Ф. Ольшанский

Ф.К. Боффо

Наш отец A.A. Вассерман