14. Профессоры и музыканты

Когда-то улица Дворянская начиналась от Софиевской и заканчивалась, упираясь в Старопортофранковскую. Удивительно, но это длинное название легко прижилось после возвращения улицам их старых названий. Во-первых, оно сменило тоже не короткое название – Комсомольская. Во-вторых, одесситы продолжают ценить всё связанное с «золотым Веком» Одессы, когда она была почти «вольным городом».

Отметим: теперь Дворянская существенно короче. Она начинается от корпусов университета и холодильного и закачивается, упираясь в немецкую евангелически-лютеранскую церковь – говоря по-одесски, в Кирху. При этом на первом квартале движение автомобилей закрыто, так что проехать предстоит всего четыре квартала. Улица очень тихая, что необычно для центра Одессы, деревья местами высажены в два ряда, а брусчатка на квартале между Коблевской и Нежинской выложена в «ёлочку», как и на знаменитой Пушкинской.

Поскольку улица Нежинская названа в честь города Нежин, логично предположить, что параллельная ей улица Коблевская названа в честь посёлка Коблево на границе Одесской и Николаевской областей. Но, как говорится, «в действительности всё не так, как на самом деле». Улица Коблевская названа в честь коменданта Одессы Фомы Александровича (в русской транскрипции) Кобле. Поскольку Ф. А. Кобле был также предводителем дворянства в Одессе, то первое (и нынешнее) название улицы «Дворянская» дано не в честь всех одесских дворян, а в честь господина Кобле. Таким образом, перекрёсток Коблевской и Дворянской – почти «станция «Площадь Ленина» Ленинградского ордена Ленина метрополитена имени Ленина».

На углу Дворянской и Нежинской улиц предлагаем свернуть на Нежинскую и пройти налево полквартала до дома № 46. Его украшают две мемориальные доски в честь двух профессоров – университета и «Водного» института. Профессор Волков – первый советский ректор Одесского университета и даже первый профессор, кому это звание присвоено при советской власти. Однако, как мы уже рассказывали, Новороссийский университет не был просто переименован в Одесский. Это было бы логично, но несвойственно революционной эпохе. В 1920-м году на Украине были ликвидированы все университеты. Советская власть сочла их наиболее консервативной формой образования, хотя в царское время университеты были самыми главными очагами вольнодумства. Впрочем, возможно, по этой причине их и ликвидировали.

Новороссийский университет разделили на ряд вузов. Преемником самого университета считался институт народного образования, куда постепенно включили почти все неотраслевые ВУЗы Одессы. Профессор Волков стал как раз ректором этого института. Спустя 10 лет и Одесский институт народного образования ликвидирован, а вместо него созданы три института: социального воспитания, профессионального образования и физико-химико-математический. Как говорится, «простейшее размножение – делением».

Наконец, в 1933-м году процесс деления заканчивается, и в Одессе начинают возрождать университет. В 1937-м профессор Волков становится организатором и деканом филологического факультета, в 1941-м вместе с университетом уезжает в эвакуацию. Кстати, одесский университет – единственный из университетов Украины, продолжавший работу и в эвакуации – в районном центре Байрам-Али в Туркменской ССР.

Ещё одна подробность: одновременно в Одессе, оккупированной румынами и даже бывшей формально столицей румынского губернаторства Транснистрия, с 1942-го года функционировал «альтернативный» одесский университет. Его ректором был выпускник медицинского факультета университета и даже заслуженный врач РСФСР Павел Георгиевич Часовников.

Сейчас ведутся сложные дискуссии по оценке деятельности лиц, работавших на оккупированных территориях. Понятно, что людям нужно было выживать. Понятно, что, например, поддержание городского хозяйства Одессы требовало усилий сотен людей. Теоретически в организации образования в этот период тоже нет, как говорится, криминала. Но профессор Часовников упростил задачу будущим следователям. В марте 1943-го года он возглавил Антикоммунистический институт при университете, за что в 1947-м – уже в Бухаресте – арестован советскими властями и умер в заключении.

Профессор Волков возвращается с настоящим университетом в Одессу, затем переходит во Львовский университет, оттуда в Черновицкий, но везде продолжает свои исследования сказок и баллад. Сейчас это может показаться удивительным, но за работы в этой области профессор Волков удостоен высшей награды СССР – ордена Ленина.

А профессор Яков Захарович Казавчинский от ордена отказался. Точнее, дело было так. В октябре 1964-го года Яков Захарович добился встречи с министром морского флота СССР Виктором Георгиевичем Бакаевым. Целью аудиенции было получение разрешения на организацию проблемной лаборатории при возглавляемой им кафедре термодинамики. Такая лаборатория могла стать (и стала) крупным советским центром исследования теплофизических свойств веществ. Яков Захарович продемонстрировал министру паспорт с датой рождения «8-е ноября 1904-го года» и сказал: «Ордена мне не надо, дайте мне проблемную лабораторию!». Виктора Георгиевича, конечно, поразило такое начало разговора, но вскоре представилась возможность взять реванш.

Яков Захарович сказал, что об одной из научных проблем упоминал Никита Сергеевич Хрущёв. Бакаев ответил: «Ни черта он не знает, Ваш Никита Сергеевич». Тут профессор Казавчинский и сопровождавший своего научного руководителя В. А. Рабинович (он и рассказал отцу эту историю) просто обомлели. Услышать такое от министра о председателе Совета Министров и Первом секретаре ЦК КПСС было просто страшно. Но на следующий день вышли газеты с информацией об итогах октябрьского (1964 г.) пленума ЦК, и всё стало на свои места. Как пелось в народной песне – «и тут узнали мы всю правду про него…»

Впрочем, визит был успешным, поскольку министр морского флота подписал приказ о создании лаборатории. Возможно, кроме аргументации Якова Захаровича повлиял и тот факт, что сам Виктор Георгиевич также был доктором технических наук и в 1938–1942-м годах преподавал в ВУЗах.

Основатель одесской научной теплофизической школы Яков Захарович Казавчинский – неординарный учёный. Родился он в крестьянской семье (были в районе Одессы и еврейские крестьянские семьи). До 18 лет он, как рассказывали, не умел ни читать, ни говорить по-русски. По направлению комитета «незаможных [то есть неимущих] селян» он попал на рабфак того самого института народного образования (ИНО), который пришёл на смену Новороссийскому университету.

Потом были два года учебы на математическом факультете ИНО и учёба на судостроительном факультете Политехнического института. Впрочем, заканчивает Казавчинский уже Одесский институт инженеров Водного транспорта, организованный в июне 1930-го года.

Затем аспирантура в родном ОИИВТ, защита кандидатской в 1935-м году, драматические коллизии при защите первой (Киев, 1951) и – фактически дважды – второй докторской диссертации (Москва, 1955), уход из родного института к другу В. С. Мартыновскому в «холодильный» в 1968-м году, и прочие неизбежные превратности долгой, активной и бескомпромиссной научной жизни.

Осталась от Якова Захаровича, конечно, не только мемориальная доска, но и могучая теплофизическая школа. Из 25 кандидатов наук, подготовленных профессором Казавчинским, 11 стали докторами – поразительно высокой процент. А ведь эта научная школа формировалась в ВУЗе, где наука по определению – приложение к учебному процессу. И формировалась она не в Москве, а на периферии, что тоже было непросто.

Основными принципами Якова Захаровича были умелый подбор сотрудников, напряжённая повседневная работа (основные расчёты первоначально выполнялись на арифмометрах!) и сочетание свободы творчества учеников с высокой требовательностью к ним. При этом – редкое дело – Яков Захарович не стремился записаться в публикации к своим ученикам.

Поскольку ученики профессора Казавчинского имеют своих учеников, общее число учёных школы ЯЗ давно превысило 100 человек, а число публикаций, вероятно, превзошло 5000. Владимир может рассматриваться на генеалогическом древе одесской теплофизической школы как внук ЯЗ, поскольку его научный руководитель профессор Альфред Леонидович Цыкало был аспирантом Якова Захаровича. К тому же после перехода в «холодильный» институт профессор Казавчинский ещё прочёл курс термодинамики сначала Анатолию, потом Владимиру (а Анатолий даже был корректором при подготовке переиздания прочитанного Яковом Захаровичем ещё в Водном институте курса лекций по термодинамике – одного из популярнейших учебников не только в холодильном). Немногое, увы, из этого курса помнится, но выражение «градусы тепла» в сводках погоды по-прежнему вызывает у нас гримасу неодобрения.

Заметим, что под руководством Якова Захаровича выполнили свою первую студенческую исследовательскую работу Владимир и его друг Юрий Славинский. Результаты расчётов на ЭЦВМ (программа была введена в машину на перфорированной ленте!) они с гордостью продемонстрировали профессору дома – он уже часто болел и пропускал лекции, но продолжал живо интересоваться первыми научными шагами своих студентов. Потом стало понятно, что выполнялась достаточно простая задача (сейчас на персональном компьютере в Excel на неё ушло бы минут десять). Маститый учёный, желая поощрить Юрия и Владимира, внимательно рассматривал очевидные для него результаты расчётов и слушал сбивчивый и восторженный рассказ второкурсников. Он как будто предвидел, что Юрий будет заниматься научной работой в самом почётном для теплофизиков месте – в Институте высоких температур АН СССР.

А славные традиции одесской теплофизической школы продолжаются. Научные дети, внуки и правнуки профессора продолжают в разных городах и странах плодотворную исследовательскую деятельность, ибо принадлежат к знаменитой школе, чей основатель жил на Нежинской, № 46 в двух комнатах большой коммунальной квартиры.

Про Кирху, около которой заканчивается Дворянская улица, мы рассказывали в нашей первой одесской книге. Добавим только: органные концерты, регулярно проводимые в здании Кирхи в выходные дни, очень логичны для этого микрорайона города.

Во-первых, это самое высокое место в городе. Невольно вспомнишь слова Сальери из пушкинской «Маленькой трагедии»:

Во-вторых, в двух последних зданиях Дворянской, образующих с Кирхой равносторонний треугольник, размещаются Одесское училище искусств и культуры имени Константина Фёдоровича Данькевича и Одесская национальная музыкальная академия имени Антонины Васильевны Неждановой – попросту говоря, музучилище и консерватория.

Поскольку Северное Причерноморье населяли ещё древние греки и на одесском Приморском бульваре под стеклянным куполом можно разглядеть остатки греческого поселения VI–V века до нашей эры, историю музучилища и консерватории мы можем достаточно строго начать от Орфея. Ещё строже – от Орфея II: он согласно Геродоту был аргонавтом и, следовательно, плавая по Чёрному морю, мог высадиться и на одесский берег.

Будучи же материалистами, мы начинаем эту историю с Одесского отделения Императорского русского музыкального общества (ИРМО). В его организации принимал активное участие Антон Григорьевич Рубинштейн. Общество открылось в Петербурге в 1859-м году, московский филиал – в 1860-м, а одесский (куда без Одессы!) – в 1884-м. Через два года при ИРМО открываются музыкальные классы. Ещё через два года классы возглавляет профессор Петербургской консерватории Дмитрий Дмитриевич Климов. Он действует по принципу «Запад нам поможет» и приглашает для преподавания музыкантов из Вены, Берлина, Лейпцига и Дрездена. Уровень преподавания позволяет обоснованно реорганизовать классы в музыкальное училище. Оно открывается 1-го сентября 1897-го года.

В 1908-м Климова сменяет на посту директора польский композитор и дирижёр Витольд Осипович Малишевский. Его рекомендовали на этот пост Николай Андреевич Римский-Корсаков и Александр Константинович Глазунов. Великие композиторы не ошиблись в рекомендации. Всего через 5 лет – в 1913-м году – на базе Музучилища открывается Одесская консерватория и её первым ректором становится В. О. Малишевский. Как ни странно, консерватория была не третьей в России (после Петербурга и Москвы), а четвёртой – в этом вопросе Одессу «обошёл» Саратов. В 1921-м году Витольд Осипович уезжает в уже независимую Польшу, где успешно продолжает исполнительскую и преподавательскую деятельность.

Интересно, что и Музыкальное училище продолжило свою работу после открытия Одесской консерватории – в этом радикальное отличие от всех ранее рассмотренных нами случаев, когда высшее учебное заведение создавалось на базе техникума либо училища. Но случилось это не сразу. Первоначально образование в консерватории было поделено на три трёхлетние стадии: младшая из них соответствовала школе, средняя – училищу, старшая – консерватории. Однако на съезде директоров и преподавателей консерваторий в 1917-м году сам Малишевский обосновывает необходимость отделения училища.

Далее следует бесконечное количество реорганизаций, столь характерных для революционной и постреволюционной эпох. Ситуация стабилизируется аж в 1934-м году, когда после отделения театрального факультета Музыкально-драматический институт имени Людвига ван Бетховена (!) вновь получает статус консерватории и одновременно возрождается Музучилище.

Главная, как сейчас принято выражаться, «фишка» заключается в том, что в училище и в консерватории работали одни и те же преподаватели, и создавались объединённые творческие коллективы: хор, симфонический и духовой оркестры, затем – объединённый хор народных инструментов.

С 1984-го года училище носит имя композитора и пианиста, возглавлявшего после войны Одесскую консерваторию, – К. Ф. Данькевича. В 1997-м – вероятно, в качестве подарка к столетию – в музыкальное училище влили Одесское училище культуры.

Переходим на нечётную сторону Дворянской. На этом квартале расположены три старых трёхэтажных дома. По мере возрастания номера увеличивается размер, высота здания и богатство декора.

Факт по теме: на самом «могучем» – доме № 33 – мемориальная табличка «В этом доме жил популярный эстрадный певец Валерий Ободзинский (1942–1997)». К сожалению, сейчас мало кто помнит: в первой половине 1970-х годов популярность этого певца была невероятна – только Муслим Магометович Магомаев мог в то время на равных конкурировать с Валерием Владимировичем Ободзинским. Также заслуживает сожаления то, что, обладая от природы чрезвычайно развитым музыкальным чутьём, слухом, приятным лирическим тенором, Ободзинский не смог учиться ни в музыкальном училище напротив своего дома, ни в консерватории за углом. К тому же недоброжелатели распустили слух, что Валерий собирается уехать на Запад. В результате последние годы жизни омрачены отсутствием работы и алкоголизмом. Драматический итог – кончина в 55 лет.

Уже у входа в парадную, где жил Валерий Ободзинский, можно безошибочно определить назначение четвёртого здания квартала: разнообразные инструментальные и вокальные пассажи не заглушает даже звук проходящего по последнему кварталу Дворянской трамвая. К дому певца примыкает корпус консерватории, построенный в конце 1960-х годов. Поразительно, как студентов не сбивает пение или музыка в исполнении своих коллег из соседних учебных классов.

Угол первого этажа срезан для удобства пешеходов (тогда ещё заботились о тех, кто, по словам Ильфа и Петрова, составляет большую и лучшую часть человечества). Мы проходим сквозь микроарку и поворачиваем налево. Малая площадь стен старого здания (бывшего здания музыкального училища) не позволяет разместить мемориальные доски в память даже самых выдающихся выпускников консерватории. Фасад украшает единственная доска в честь певца и ректора консерватории Николая Огренича. Но за чуть более чем столетнюю историю одесская консерватория подарила миру просто неисчислимое количество певцов и музыкальных исполнителей. Даже абсолютно далёкие от классической музыки читатели слышали имена Давида Фишелевича (в советское время – Фёдоровича) Ойстраха, Самуила (в советское время – Эмиля) Григорьевича Гилельса, Бэлы Андреевны Руденко и того же Николая Леонидовича Огренича. Количество побед одесситов во всеукраинских, всесоюзных и международных конкурсах породило ту шутку, с которой мы начали наш рассказ:

– Что нужно, чтобы стать великим музыкантом?

– Нужно родиться в Одессе и вовремя из неё уехать.

Интересно, что Антонина Васильевна Нежданова, чьё имя носит академия, сама в ней не училась. Закончила она Московскую консерваторию, но родилась в пригороде Одессы и училась в Мариинской гимназии – в одном квартале от консерватории. В Одессе будущая Народная артистка СССР (она получила это звание в сентябре 1936-го года среди первых тринадцати деятелей искусства, этого звания удостоенных) обучалась в музыкальных классах императорского музыкального общества. Так как классы породили музыкальное училище, а училище – консерваторию, то имя Неждановой в названии более логично, чем имя, например, революционера Вацлава Вацлавовича Воровского в названии одесской фабрики одежды.

Ещё один великий музыкант тоже не учился в консерватории, хотя в ней преподавал его отец, к тому же и работавший напротив консерватории. Речь идёт о Святославе Теофиловиче Рихтере. Его отец был органистом в Кирхе и первым учителем великого сына. Интересно, что Святослав отчислен из московской консерватории из-за отказа изучать общеобразовательные предметы. Хорошо, что его учитель Генрих Густавович Нейгауз убедил юношу вернуться в Москву из Одессы и продолжить образование. Иначе судьба молодого музыканта могла бы сложиться драматичнее: отца расстреляли как немецкого шпиона 6-го октября 1941-го года. В Кирхе есть мемориальная табличка об этом прискорбном факте из истории обороны Одессы.

На самом здании Кирхи справа находится художественная мемориальная доска, открытая в 2013-м году – в год 141-летия Теофила Даниловича Рихтера. Начальная немецкая школа, работающая здесь же, носит его имя. Реабилитировали старшего Рихтера только в 1962-м году, когда его великий сын был уже Народным артистом СССР и лауреатом Ленинской премии. На бывшем пасторском доме, находящемся рядом с кирхой, размещена мемориальная доска, посвящённая Святославу Теофиловичу.

Вообще (в точном соответствии с, как ни странно, еврейской традицией) Кирха – центр не только религиозной и даже не только духовной жизни немецкой общины Одессы. Кроме различных культурных мероприятий и концертов (о них заранее сообщают на стендах у входа), мы можем даже поесть типично немецкую еду и выпить пива во дворе. Так – почти в полном соответствии с рекомендацией, которую Гордон Лонсдейл даёт отцу Мортимеру о путях привлечения молодёжи в лоно церкви (см. кинофильм Саввы Яковлевича Кулиша «Мёртвый сезон») – разнообразно протекает жизнь в бывшей Верхней немецкой слободе.

Мы оба, к сожалению, не можем похвастать музыкальными способностями. Особо замечателен по этой части Анатолий, чьих друзей, наделённых слухом, неизменно коробит от его попыток петь. Тем не менее как раз у него было немало хороших знакомых в консерватории. В основном – благодаря тому, что его друг ещё со школьных лет Игорь Эммануилович Юсим, успешно окончив легендарную музыкальную школу, основанную Пинхусом (в советское время – Петром) Соломоновичем Столярским и ещё при его жизни получившую его имя (он говорил с одесским акцентом «школа имени мине» – в смысле «меня»), затем столь же успешно прошёл консерваторию по классу композиции. В постсоветское время он уехал в Германию, где успешно заведует музыкальной частью нескольких (в разное время) театров. К сожалению, приключенческий роман, затеянный Анатолием и Игорем в институтские годы, тогда же заброшен.

 

15. Наши школы и примкнувшие к ним Высшие школы

Мы оказались в плотном узле одесских учебных заведений. Здесь университеты, академии и школы расположены тесно-тесно, практически в смежных зданиях, поэтому идти придётся с непрерывными остановками и с небольшими возвращениями по уже пройденному маршруту.

Для начала по чётной стороне улицы Новосельского, на которой расположена Кирха, идём в сторону увеличения номеров.

Первый дом от угла – без уличного флигеля. Сквозь решётку ещё недавно хорошо просматривался типичный одесский дворик, но теперь щиты закрыли его от любопытных глаз. С правой стороны – дворовая часть одесской школы хорового искусства. Очень логичное расположение: напротив консерватории и по диагонали от музыкального училища, в чьём здании со стороны Новосельского находится и оперная студия консерватории. Просто «зашкаливающая» концентрация музыкальных учебных заведений.

Но и это ещё не всё. В тыльной части двора – детская художественная школа № 1 имени Костанди – мы уже рассказывали о нём. В том же здании и общеобразовательная школа, но с художественным уклоном и тоже имени Костанди. Главный вход в школы со стороны Лютеранского переулка ведёт в коридор, потрясающий стендами по стенам – с дипломами и кубками. Кажется, не то что в Украине, а в мире нет художественного конкурса, где не побеждали бы учащиеся школы Костанди – и художественной, и общеобразовательной.

Мы не преувеличиваем – можете зайти сами и убедиться. Хотя объективность нам тоже трудно соблюсти: школу с художественным уклоном заканчивала дочь Владимира и, соответственно, племянница Анатолия.

Ещё одна необходимая остановка – у девятиэтажного здания общежития Одесской государственной академии технического регулирования и качества. О самой академии расскажем чуть позже, а пока наше внимание привлекает скульптура из шестерёнок, роликов, подшипников и прочих технических деталей. Перед нами второй в мире (увы, не первый, но тоже неплохо) памятник Стиву Джобсу. Будапештцы установили свой памятник в декабре 2011-го года, одесситы – в первую годовщину смерти Стива в октябре 2012-го. Но в столице Венгрии – стандартная бронзовая скульптура, а в столице юмора – двухметровая открытая ладонь со сквозным отверстием в виде эмблемы фирмы «Apple». В районе памятника работает свободный WiFi, так что фотографию около этого необычного памятника можно сразу «запостить» в какой-нибудь социальной сети.

На месте общежития стояли два непримечательных двухэтажных домика, аналогичные оставшемуся под № 78. Для нас эти уже снесённые дома памятны тем, что в одном из них жили дедушка и бабушка нашей мамы со стороны её отца. Они помнили немцев времён их оккупации Одессы в 1918-м году и отказались от предложения об эвакуации. В результате погибли от рук румынских оккупантов, как и 200 000 евреев Одессы и области. Владимир назван как раз в память прадедушки, убитого в оккупированной Одессе.

Дойдя до угла, мы по диагонали видим здание той самой Мариинской гимназии, в которой училась Нежданова. В царской России более 30 женских гимназий были названы Мариинскими в честь жены Александра II «Освободителя» (первого императора, при котором сидел зиц-председатель Фунт – припоминаете?) императрицы Марии Александровны. Относились они к «Ведомству учреждений императрицы Марии», то есть к государственному органу по управлению благотворительностью, восходящему к канцелярии императрицы Марии Фёдоровны, супруги Императора Павла I. После смерти Марии Фёдоровны её канцелярия вошла как Четвёртое отделение в «Собственную Его Величества канцелярию». Кстати, напомним: Третье отделение той же канцелярии выполняло функции службы безопасности России.

Одесская Мариинская гимназия основана в 1868-м году. В ней давал показательные уроки анатомии Николай Иванович Пирогов и преподавал Иван Михайлович Сеченов (вспомнив перечень занятий Сеченова, даже не удивляемся). После Октябрьской революции большинство гимназий были закрыты, но Мариинская продолжила работу как средняя общеобразовательная школа № 3. Среди выпускников этого учебного заведения, кроме Неждановой, ещё одна оперная певица, народная артистка СССР и профессор московской консерватории Елена Климентьевна Катульская (на основе этого совпадения можно придумать забавный «эрудитский» вопрос), разведчик Николай Артурович Гефт и ректор (на момент написания этой книги) Одесского Национального университета Игорь Николаевич Коваль.

Наша мама закончила школу № 3 в 1948-м году, её родная сестра Лариса в 1959-м. После войны, несмотря на голодное и холодное время и даже на то, что у большинства школьниц не было отцов, учили строго и качественно. После восьмого класса сдавали 11 экзаменов, после десятого – 13. Многие школьницы уходили из этой школы из-за высоких требований и становились отличницами в других школах. Но те, кто закончил 3-ю школу в одно время с мамой, все без исключения получили высшее образование и добились внушительных успехов как специалисты на работе. Но ещё крепче, чем полученные знания, была дружба маминого класса. Она продолжалась всю жизнь, хотя учиться «девочки» начали вместе после войны и проучились три – четыре года – меньше, чем потом каждая из них в ВУЗе. Но дружили именно школьные подруги и «примкнувшие к ним» мужья, чему мы были свидетелями до самой маминой кончины.

Анатолий тоже начинал учиться в ней (в какой-то мере по технической причине – она находилась на том же квартале, что и наш дом, так что по дороге не требовалось переходить улицу). Но, к сожалению, учёба сложилась не вполне удачно. Как ни странно, вследствие того, что он слишком много знал. Читать он начал в три с половиной года и уже к четырём читал вполне бегло. Вдобавок часто страдал ангинами (от них удалось избавиться, только удалив гланды в 12 лет), отчего был слабоват для серьёзной учёбы. Поэтому родители решили отправить его не в 7 лет в 1-й класс, как тогда было принято, а в 8 лет во 2-й: раз он дома читать научился – значит, и писать выучится, и прочие премудрости первого года обучения превзойдёт. Правда, на это у родителей не хватало времени – пришлось найти школьную учительницу, поработавшую репетитором. За несколько месяцев занятий по вечерам она выучила Анатолия всему положенному, кроме разве что каллиграфии: почерк у него по сей день вполне разборчивый (в отличие от нашего отца – ему и самому порою трудно разобраться в своих быстрых заметках), но редкостно уродливый (в младших классах все его письменные работы получали 5 – высшую оценку – за содержание и 2 – низшую реально возможную, ибо 1 ставили в редчайших случаях – за почерк). Но во 2-м классе выявились сразу два неприятных последствия этого решения. Учительница, преподававшая – как принято в младшей школе – практически все предметы, кроме разве что физкультуры да пения, резко отрицательно – и, похоже, ревниво – восприняла его предыдущее обучение, так что при каждом удобном случае объявляла его неполноценным (и даже сулила ему переход в школу № 75 – для умственно отсталых детей), хотя оценки ставила объективно. Вдобавок уже сложившийся коллектив класса не принял новичка: его воспринимали как постороннего, а несколько человек откровенно травили. В 5-м классе первая сложность исчезла: в средней школе разные предметы преподавали несколько человек, и у них не было особых причин ревновать к предыдущему учителю (а многие из этих учителей хорошо помнили, как они же учили наших маму и тётю, так что и к Анатолию относились как к старому знакомому). Вторая же, к сожалению, нарастала и кончилась тем, что по поводу, тогда казавшемуся значимым, Анатолия изрядно избили едва ли не всем классом. Пришлось пропустить по болезни (он неделю провёл на постельном режиме из-за подозрения на сотрясение мозга) экзамены (для перехода в следующий класс ему зачли годовые оценки по соответствующим предметам) и перейти в другую школу – тоже по соседству, но уже через дорогу.

Правда, на новом месте он сам, чтобы поскорее вписаться в коллектив, участвовал в травле другого изгоя – хотя и менее года, но этого хватило, чтобы по сей день вспоминать этот эпизод как один из немногих несомненно постыдных поступков за всю его жизнь. Каждому свойственно изыскивать оправдания своим деяниям – но в данном случае найти нечего. По счастью, почти все остальные его воспоминания о второй в его жизни школе – положительные.

Если есть время и желание, на перекрёстке можно свернуть налево и перейти дорогу, чтобы по Льва Толстого дойти до дома № 8. Это школа № 47. Её окончил наш отец (с золотой медалью), потом и мы. Здание непримечательно в архитектурном отношении, но, естественно, дорого нам. Интересно, что школа не так мала, как кажется на первый взгляд: во дворе имеются ещё две её части, а подвалы используются как раздевалки и учебные мастерские.

Рядом со школой – особняк профессора Бардаха. В соседнем с ним доме располагалась до переезда в отдельное здание первая в Российской империи бактериологическая станция. Но об этом мы уже говорили в самом начале экскурсии, так что вернёмся к нашему детству – в школу № 47.

Наш отец окончил её не просто с золотой медалью, а ещё и за 9 лет вместо положенных тогда 10: вместе с уже упомянутым выше Даниилом Наумовичем Вайсфельдом перешёл из 8-го класса сразу в 10-й, сдав экзамены, положенные при обоих переходах – из 8-го в 9-й и из 9-го в 10-й. Сэкономленный таким способом год пригодился обоим, чтобы перейти потом из институтов во взрослую жизнь пораньше.

Увы, Анатолию не удалось не только пропустить класс (что в его школьные годы требовало куда большего изобилия формальностей), но и получить медаль. В 1969-м, когда он заканчивал школу, появилось новое положение о медалях: серебряные вовсе отменялись, а для золотой нужны были все пятёрки не только за 10-й, но и за 9-й класс. Для выпускников 1969-го года это положение обрело обратную силу (что, вообще говоря, недопустимо). В частности, у Анатолия в 9-м классе была четвёрка по истории.

Историю и обществоведение в школе № 47 преподавали двое: в классах «А» – Максим Павлович Левин (увы, слепой, но от этого ничуть не менее знающий и умный, чем другие учителя в этой школе), в классах «Б», где учился Анатолий – Фёдор Филимонович Смаглюк (к тому времени, когда до изучения истории добрался Владимир, распределение классов между учителями изменилось: он учился в классе «А», но с ним успели поработать и Левин, и Смаглюк). Увы, Фёдор Филимонович печально памятен как единственное тёмное пятно на фоне замечательно сильного и доброжелательного учительского коллектива.

Преподаваемые им предметы он знал куда хуже доброй половины учеников – и мстил им за это, откровенно занижая оценки. Вдобавок его косноязычие вошло в легенду не только в 47-й: о нём были наслышаны ученики и учителя едва ли не всего тогдашнего Центрального района Одессы. К сожалению, общая (на 96 листов) тетрадь, коллективными усилиями учеников заполненная колоритнейшими его высказываниями, затерялась. Поэтому процитируем лишь то, что помнится даже через четыре с лишним десятилетия. Естественно, поясним подробности, вряд ли привычные нынешнему поколению.

«БрУсель» (БрюссЕль). «ЧилиЯ» (так – вероятно, по ассоциации с районным центром Килия Одесской области – он называл Чили). «БезработНица». «Электропаровоз». «Мэри Гольди». «Финансовая олигарФия». «Самолёт Ту-104 был для своего времени сверхзвуковым» (с тех пор, понятно, скорость звука не изменилась). «Расскажите мне, какие изменения произошли в Валентине Гагановой и равных ей товарищах». «Наши танкисты в Чехословакии повторили подвиг Николая Гастелло и в том числе Александра Матросова». «Не зря Маркс в своём «Коммунистическом манифесте» сказал: «Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма, ограждённое солдатскими штыками, разлетится в прах». «В крупнейшем азиатском (африканском) государстве Конго со столицей КишансИ (КиншАса) – бывший Леоподвиль (Леопольдвилль) – произошла реакция, потому что там в провинции КатАнга расположено множество медеплавательных (медеплавильных) предприятий».

В 1971-м году – уже в институте – Анатолий, записав эту подборку по памяти, отправил её в раздел «Нарочно не придумаешь» популярнейшего тогда сатирического журнала «Крокодил». Из каждого места, куда попадало его письмо, он получал сообщения: Ваш сигнал получен и отправлен далее для принятия мер. Маршрут письма был таков: журнал – министерство просвещения СССР – министерство просвещения Украинской ССР – Одесский областной отдел народного образования. А в облОНО дело заглохло, ибо как раз в том году Фёдор Филимонович Смаглюк занял первое место на областном конкурсе лекторов по международному положению: общественная активность у него была высокая (он даже пенсионеркам в своём дворе читал эти лекции), а письменные тексты, представленные на конкурс, кто-то отредактировал.

Были у Фёдора Филимоновича и дополнительные (к общему отставанию от большинства его учеников) личные причины не любить лично Анатолия. Тот не только не пытался скрыть своё презрение к слабому и самовлюблённому учителю, но и написал о нём более десятка сатирических перетекстовок песен Владимира Семёновича Высоцкого, чья популярность тогда только началась, но уже была всенародной. Песни эти – и в канонической авторской версии, и с текстами Анатолия – знала и пела вся школа, включая учителей. Анатолий до сих пор полагает, что учителя были правы, не ограничивая выражение им своих чувств и тем самым тренируя его устойчивость к неизбежным в дальнейшем более резким и опасным столкновениям с сильными мира сего. Владимир и наш отец, напротив, полагают, что учителя выставляли его на передний край скандала вместо того, чтобы самим добиваться отставки непрофессионала и приучать Анатолия избегать конфликтов и скрывать свои мысли. Скорее всего, однозначная оценка тут вряд ли возможна.

Как бы то ни было, в 9-м классе Анатолий, хотя и сдал экзамен по истории (его принимали оба учителя, и возможности занизить оценку Смаглюк не имел) на 5, но с учётом четвёрок в табеле по всем четвертям получил годовую четвёрку. Исправить её задним числом в 10-м классе было невозможно, так что он остался без медали. Это повлияло на всю его дальнейшую судьбу. Вступительные экзамены на механико-математический факультет МГУ он сдал на 13 баллов (по 4 за письменную и устную математику, 5 за физику), а с таким результатом принимали в том году только медалистов и жителей сельской местности.

Правда, с этими (и даже меньшими: известно, что экзамены в МГУ, МФТИ, МИФИ и ещё нескольких престижнейших ВУЗах страны были куда строже, чем в большинстве ВУЗов СССР; поэтому их проводили в июле, чтобы неудачники могли в августе попытаться поступить в другие ВУЗы на общих основаниях) оценками можно было без дополнительных экзаменов зачислиться в несколько десятков тоже весьма престижных ВУЗов, чьи представители дежурили прямо в вестибюле мехмата. Анатолий и отец, специально приехавший в Москву на свой отпуск, чтобы обеспечить Анатолию жильё (у знакомых), пропитание и прочее жизнеобеспечение на время экзаменов, совместно изучили все предложения и выбрали московский институт электронной техники, открытый в Зеленограде всего четырьмя годами ранее и готовивший специалистов по многим новейшим направлениям, включая программирование, любимое Анатолием уже тогда. Но тут вмешалась мама. По телефону (а тогда междугородная телефонная связь была ещё очень сложна, и говорить пришлось со специального переговорного пункта на Центральном телеграфе Москвы) она выслушала свежую идею и сказала, что готова отпустить сына на пять лет за тридевять земель ради учёбы только в МГУ, а не бог весть где. По классическому анекдоту, еврейская мама отличается от арабского террориста тем, что с арабским террористом можно договориться. Пришлось Анатолию возвращаться в Одессу, поступать в холодильный и учиться на теплофизика. Правда, после института он всё равно стал программистом, но это уже не имеет прямого отношения ни к обучению, ни к науке, а посему выходит за рамки нашей книги.

Владимир сразу поступил в школу № 47. Окончил её через 8 лет после Анатолия. Таких сложностей с коллективом класса, как Анатолий, не испытывал. Увы, медаль он тоже не получил. Ко времени его выпуска официально сочли, что награду за отличное обучение получают слишком многие, так что во многих престижных ВУЗах после зачисления медалистов не остаётся места рядовым студентам. Установили общий норматив на долю медалистов среди выпускников, так что в каждом регионе приходилось отбирать среди тех, чьи аттестаты содержали только пятёрки, достойных дополнительной награды. Решения преподавательских коллективов школ дополнительно утверждались районными и областными управлениями народного образования. Новая система предоставила широчайшие возможности для произвола, никоим образом не связанного с результатами обучения и воспитания. Уж лучше было бы, на наш взгляд, ужесточить требования к самим экзаменам и усложнить школьную программу. Но тогда слишком многие рисковали бы не дотянуть до конца обучения, да и формальный показатель – средний балл по всем выпускникам – упал бы. Как часто бывает не только в школе (вспомним обширный арсенал трюков, употребляемых нынешними эффективными менеджерами для красивых квартальных и годовых отчётов перед акционерами), форму предпочли содержанию.

Вспомнив наши школьные годы, возвращаемся по улице Льва Толстого к дому № 24 – на углу с Кузнечной улицей. Это общежитие Национального университета «Одесская юридическая академия» – неофициально имени Сергея Васильевича Кивалова. Официально академия ещё не носит имя своего основателя, поскольку Почётный гражданин Одессы профессор Кивалов жив-здоров и активно трудится на различных постах, включая пост почётного президента этого учебного заведения. Роль Кивалова в его организации столь велика, что оно прочно и неразрывно ассоциируется с Сергеем Васильевичем.

Главный корпус Юридической академии расположен на четвёртой станции Большого Фонтана. Туда мы вряд ли доберёмся, но немного отвлечёмся, чтобы в связи с этим зданием рассказать следующее. Сейчас сложно поверить, но в период «развитого социализма», несмотря на то, что его потом почему-то стали именовать периодом застоя, в Одессе было несколько мощных станкостроительных заводов. Когда жена Владимира Инна школьницей ехала в троллейбусе на экзамен по экономической географии и обсуждала с одноклассницей вопрос о предприятиях Одессы, пассажиры стали подсказывать:

• завод радиально-сверлильных станков;

• завод прецизионных станков;

• станкостроительный завод имени Кирова;

• завод прессов…

Конечно, сейчас это абсолютно невозможно: заводы давно прекратили существование. В лучшем случае на их территории размещены бизнес-центры, но чаще всего цехи просто поделены на мелкие кустарные производства, либо и вовсе разрушены. А ведь продукция заводов зачастую – нынче в это невозможно поверить – шла на экспорт, в том числе и в Западную Европу. Например, на заводе «Микрон» в 1969-м году под руководством двоюродного брата нашей мамы Бориса Михайловича Баума освоено производство шариковых винтовых передач (ШВП) для всего станкостроения бывшего СССР, образована главная проектная организация по разработке и усовершенствованию конструкций, нормативно-технической и технологической документации на ШВП. Уже в постсоветское время – в 1993-м году – на заводе внедрена серия стандартов на ШВП в соответствии с международным стандартом на ШВП ISO 3408. Благодаря этому, без преувеличения, уникальному know-how завод «продержался» дольше других одесских предприятий. Хотя и к нему можно отнести слова Ужа из «Песни о Соколе» М. Горького:

Таким прахом стали практически все одесские заводы. Но в период их расцвета в главном девятиэтажном корпусе нынешней Юридической академии размещалось ПТУ № 1, специализировавшееся именно на подготовке станкостроительных рабочих. С его директором Владимиром Яковлевичем Левинсоном мы имеем удовольствие быть знакомы свыше 20 лет. Поэтому из первых уст слышали историю строительства здания. Владимир Яковлевич долго «пробивал» проект и добился встречи с профильным министром. Провёл серьёзную подготовительную работу: собрал данные по возрастному составу имеющихся специалистов и составил таблицы потребностей в новых рабочих на основе прогноза роста производства, а также подготовил данные по возможностям подготовки новых рабочих в имеющемся ПТУ и в ПТУ с новым – беспрецедентно большом для профтехучилища – зданием.

Не обошлось и без подношений. Времена, повторимся, были застойные, поэтому поднесён был не конверт с долларами, а одесские конфеты и альбом старинных фотографий нашего города. Министру аргументация показалась убедительной, а альбом понравился. Поэтому он перевёл беседу в неформальное русло – вышел из-за стола, сел рядом с Владимиром Яковлевичем, нежно взглянул ему в глаза и спросил:

– Володя, зачем тебе это нужно? Ты же надорвёшься на этой стройке.

Точнее, вместо «зачем» он воспользовался словом, более типичным для настоящего мужчины. Но Владимир Яковлевич был стоек, и теперь у Юридической академии есть замечательный главный корпус в прекрасном районе Одессы. Сергей Васильевич Кивалов знал эту историю и уважительно принимал у себя товарища или, правильнее сказать, мистера Левинсона, когда тот приезжал в Одессу уже из Сан-Диего.

И ещё один характерный эпизод. Владимир с женой и дочкой гостили у Владимира Яковлевича и его жены Натальи Семёновны в Сан-Диего.

Гостеприимные Левинсоны возили их по городу на «Акуре». «Владимир Яковлевич, зачем Вам автомобиль с двигателем 3.5 литра?» – спросили одесские гости. «Ну как? Мне ведь нужно быстро перестраиваться на free-way», – ответил новый американец. Ему тогда по паспорту было за 80 лет. Но по энергии, поведению, интересу к жизни герой нашего рассказа давал фору многим людям вдвое его моложе. Кстати, дело прошлое, но директор Левинсон принял к себе в ПТУ № 1 нашего коллегу теплофизика Николая Николаевича Палтышева, когда того за новаторские методы преподавания физики выгнали из нескольких одесских школ. Потом метод получил признание, и Николай Палтышев стал Народным учителем СССР. Вот какие замечательные люди строили и развивали наш город ещё двадцать лет назад.

Идём дальше вдоль пятого «киваловского» общежития. Как и все другие объекты Национального университета «Одесская юридическая академия», общежитие радует нас отличным техническим состоянием. Ремонт шёл на наших глазах – четырехэтажное «сталинское» общежитие техникума измерений увеличили на два этажа, причём довольно гармонично и нарядно.

Впрочем, у Сергея Васильевича уже был опыт аналогичной перестройки. Заурядное здание ПТУ на пятой станции Фонтана также надстроено на два этажа, после чего в нём разместился Международный Гуманитарный университет (МГУ) – учебное заведение, дружественное Юридической академии. Многие преподаватели академии работали по совместительству в частном МГУ, повышая свой доход в самые тяжёлые 1990-е годы.

Кроме прекрасных зданий, стадиона, церкви и прочих объектов, Юридическую академию выделяет громадное по одесским масштабам число студентов на одну специальность: их сейчас там всего 5, а студентов свыше 12 000. Для сравнения, политехнический университет готовит специалистов по 66 специальностям, но в нём учатся сейчас около 11 000 студентов.

За общежитием правоведов восьмиэтажное Г-образное здание Академии технического регулирования и качества. Поскольку Кузнечная на этом квартале – весьма неширокая улица (и, заметим, в сторону увеличения номеров она ещё сужается), здание академии находится в глубине открытого двора. Перед зданием стоят два стройных и необычайно высоких пирамидальных тополя, чьи верхушки намного выше крыши Академии.

Если мы углубимся в историю стандартизации и метрологии (это неизбежно при рассказе о ВУЗе, перед которым мы находимся), то снова столкнёмся с Дмитрием Ивановичем Менделеевым. Всё, за что брался этот выдающийся учёный и общественный деятель, становилось на научные рельсы и приобретало всероссийский размах. В 1892-м году он назначается учёным-хранителем Депо мер и весов, к тому времени тихо существовавшего в России уже полвека. Но уже через год Депо превращается в Главную палату мер и весов, Менделеев становится её управляющим, и начинаются кардинальные изменения в деле метрологического обеспечения Российской Империи. Менделеев приступает к воплощению в жизнь своего тезиса: «Наука начинается с тех пор, как начинают измерять». В 1899-м году утверждено новое «Положение о мерах и весах»: на его основании предполагалось открыть до 150 (!) специальных государственных учреждений – поверочных палаток мер и весов. Одесса, как один из крупнейших городов России, попала в число первых 12, где – летом 1902-го года – открыли поверочную палатку. Невероятное совпадение, но размещалась Одесская поверочная палатка в доме № 14 по Кузнечной улице (в нём сейчас живёт Владимир), в точности напротив своего нынешнего наследника – семиэтажного лабораторного корпуса Одесского регионального центра стандартизации, метрологии и сертификации. Главный же корпус центра с 1930-го года находится на ныне «односторонней» улице Черноморской (о ней мы рассказывали в предыдущей книге). В лабораторном корпусе, слева от здания Академии технического регулирования, стажируются её студенты. На торцевой стене лабораторного корпуса почти олимпийский лозунг «Мера, вес, число», а на здании Академии изящный знак ещё советского Комитета стандартов: буква С как микрометр измеряет букву т. Вот такой островок стандартов на Кузнечной.

Созданный в день окончания Второй Мировой войны – 2-го сентября 1945-го года – техникум измерений стал не просто базовым учебным заведением Госстандарта СССР: до 1977-го он был вообще единственным в СССР учебным заведением, готовившим специалистов в области метрологии и стандартизации. Не нужно было говорить «Одесский техникум измерений» – других просто не было. Удивительно, но филиалы и учебно-консультационные пункты одесского техникума располагались в самых крупных промышленных и научных центрах СССР: Москве, Ленинграде, Новосибирске, Хабаровске, Харькове. При том, что в Ленинграде работал ВНИИ метрологии – наследник Главной палаты мер и весов, в Москве – ВНИИ метрологической службы, под Москвой – ВНИИ физико-технических и радиотехнических измерений, в Харькове – институт метрологии и т. д., кадры готовились в Одессе. Потребители выпускников техникума были по всей стране, а монополия Одессы в подготовке специалистов продолжалась 32 года.

Наконец, в год 60-летия Великого Октября этому положили конец и – как ни странно это звучит – на базе филиалов одесского техникума в Москве и Свердловске создали соответствующие ВУЗы. Заодно в том же 1977-м году в Свердловске – под руководством строителя по образованию, а в тот момент первого секретаря областного комитета КПСС, Бориса Николаевича Ельцина – снесён дом купца Ипатьева, где 17-го июля 1918-го расстреляна царская семья. Как говорится, «бывают странные сближенья».

Но и после создания двух ВУЗов одесская «альма матер» оставалась техникумом, хотя и занимала первое место в негласном рейтинге одесских техникумов. Может быть, это определялось, кроме прочего, подчинённостью техникума не банальному Министерству высшего и среднего специального образования УССР, а Госстандарту СССР.

Вообще, мы зачастую не вполне осознаём, сколь прочную связь можно установить между уровнем стандартизации и качеством жизни. Благодаря стандартам мы можем, например, подключить к электросети любую бытовую технику независимо от страны-производителя или заправить бензином определенной марки любой автомобиль. Путешествуя по зарубежным странам, мы не беспокоимся о сохранности денег: с помощью стандартной пластиковой карточки можно получить из банкомата необходимую сумму.

Кстати о путешествиях. Когда Владимир с женой собирались в США, они спросили друга – художника Илью Зомба (мы упоминали его, рассказывая о Художественном училище), есть ли у него переходник на электрооборудование? Илья подтвердил, и только в Нью Йорке оказалось, что у нашего друга есть, так сказать, обратные переходники – переходники на евро-стандарт: их он использует при поездках в Европу. Конечно, тут же в Бруклине за доллар был куплен и нужный евро-американский переходник (причём в магазине как-то было очевидно: с продавцом нужно сразу говорить по-русски).

Стандартизация – основа индустриальной цивилизации. Международные стандарты упрощают доступ к товарам и услугам, учитывают факторы безопасности и эргономики, создают условия для развития потребительских рынков.

Но, как известно, благими намерениями выложено уже множество дорог в ад. Вот и стандартизация, при всех своих несомненных достоинствах, обладает столь же несомненными недостатками. Специалистам они давно и хорошо известны, так что здесь укажем лишь очевиднейшие.

Как лучшее – враг хорошего, так стандартное – враг нового. В особо тяжких случаях дело доходит до коммерческого бессмертия: несомненно устаревшее решение успело обрасти столькими сопутствующими системами, что проще и дешевле сохранять эту замшелую древность, нежели переходить на лучшее. Так, Николай Фёдорович Роговцев в 1889-м разработал винтовочный патрон, оптимальный для однозарядных винтовок при тогдашнем ассортименте ствольных сталей: они при значительном настреле так деформировались, что надёжно зафиксировать гильзу в патроннике можно было только упором выступающей закраины в торец ствола. Но приняли этот патрон на вооружение в 1891-м вместе с пятизарядной винтовкой Сергея Ивановича Мосина, и закраина гильзы несколько усложнила конструкцию магазина. А уж для самозарядного и автоматического оружия патрон с закраиной и подавно нежелателен. Тем не менее производство патрона так налажено, а складские запасы так велики, что под него и сегодня разрабатывают всё новые виды оружия. А под них в свою очередь производят те же патроны. Для тех, кому не пришлось стрелять достаточно, чтобы оценить эту конструкцию, приведём пример посвежее: уже давно появился разъём microUSB, но всё ещё выпускается немало оборудования с miniUSB, а на персональных компьютерах стоят изначальные USB, ибо многие устройства обладают именно такими разъёмами (так, flash-диски уже вписаны в размер старого разъёма, но пока ещё слишком велики для новых), и отказ от большого разъёма не позволил бы их использовать.

Стандарты в определённой мере сковывают творчество. Правда, «форма освобождает»: избавившись от размышлений о форме, можно сосредоточиться на содержании. Но всё же и сама форма несколько ограничивает содержание. В результате во многих странах врач, отступивший от стандартного при данном диагнозе порядка лечения и спасший больного, рискует обрести куда больше неприятностей, чем тот, кто строго соблюдал стандарт, хотя пациент погиб. А строгое соблюдение образовательного стандарта оборачивается фактическим запретом преподавать и даже проявлять (что испытал на себе Анатолий в младших классах) сверхстандартные знания и понимание.

Стандарт мешает учитывать не только особенности личностей, но и прочие конкретные обстоятельства. Например, управленческий стандарт Magister of Business Administration предписывает избавляться от непрофильных активов, хотя зачастую служебный детский сад или отапливаемый отходящим теплом производства парник улучшает психологический климат настолько, что рост производительности труда многократно перекрывает все затраты на вроде бы постороннюю деятельность. А, скажем, бюрократическому аппарату Европейского Союза оказалось проще объявить морковь фруктом, чем разрешить португальцам производить любимый ими морковный конфитюр вопреки уже имеющемуся стандарту, обязующему членов ЕС производить конфитюры только из фруктов, но не из других съедобных частей растений.

Впрочем, «заставь дурака богу молиться – он и лоб расшибёт». Все эти (и многие не перечисленные нами) издержки не перекрывают выгоды от соблюдения стандартов. Просто надо постоянно продумывать опыт их применения и по мере надобности создавать новые. Но это уже обязанность не метрологов. Поэтому вернёмся к нашему техникуму.

Как и все ранее описанные ВУЗы, он тоже прошёл ряд «реинкарнаций», хотя целых 45 лет «продержался» как «Техникум измерений».

Коллеги отца по Государственной службе стандартных справочных данных (мы упоминали о ней в связи с Виктором Абрамовичем Рабиновичем) планировали преобразование техникума в ВУЗ ещё в годы СССР, но процесс шёл медленнее, чем процесс распада самого СССР. Только в апреле 1990-го года на базе техникума создаётся «Одесское высшее училище метрологии и качества». В ноябре 1991-го года – за месяц до референдума о независимости Украины – к названию добавляется «… Госстандарта Украины». 31-го августа 1993-го года – перед началом осеннего семестра – появляется более «заграничное» название: «Одесский колледж стандартизации, метрологии и сертификации». В апреле 2007-го это уже «Одесский государственный институт измерительной техники» и, наконец, с января 2011-го перед нами «Одесская государственная академия технического регулирования и качества».

Независимо от широкого диапазона названий и рангов учебного заведения, задача не меняется: подготовка специалистов в области метрологии, стандартизации и сертификации. Подготовлено «всего-навсего» свыше 40 тысяч специалистов для СССР и 38 зарубежных стран. Среди наград за эту масштабную работу – ордена Дружбы Вьетнама и Лаоса, а также многочисленные почётные грамоты и дипломы.

Лабораторный корпус центра стандартизации имеет № 13, а соседний двухэтажный дом – № 7. Так что метрологи могли при строительстве корпуса на месте нескольких небольших домов выбрать и № 9, и № 11, но остановились на № 13. Видно, что они не суеверны.

На первом квартале Кузнечной законный № 1 занимает ОНАС – Одесская национальная академия связи имени Александра Степановича Попова. Точнее, солидное здание её первого корпуса занимает три квартала: по Лютеранскому переулку и параллельному ему переулку Топольского расположены правое и левое крылья здания, выходящего фасадом на Кузнечную. Это территория бывшей Верхней немецкой слободы, а сама академия находится на месте одесского реального училища (ОРУ) святого Павла.

Училище открыто аж в 1825-м году, а в 1858-м – первым из одесских училищ – преобразовано в реальное училище с целью подготовки молодых людей к коммерческой и ремесленной деятельности (там обучались и девушки, но с более скромной целью: «познание домашнего хозяйства»). В училище принимались мальчики и девочки без различия национальности и вероисповедания. В результате, хотя училище существовало на деньги лютеранской общины, а управлял училищем церковный совет, лютеране в 1876–79-м занимали по численности 3-е место (после православных и иудеев) среди учеников: 15 из 105. Кроме лютеран в ОРУ обучались немцы других вероисповеданий; в 1890-м из 377 учеников было 139 русских, 111 немцев, 83 еврея, 44 поляка. Вот такой одесский интернационал в действии. Самый главный интернационалист – выпускник ОРУ, безусловно, Лейба Давидович Бронштейн (Лев Давыдович Троцкий) с его идеями и планами Всемирной революции. Не удивительно, что он получил такое хорошее образование: среди учителей ОРУ – выпускники Лейпцигского, Дерптского, Новороссийского, Киевского университетов, петербургской Академии художеств, Московской и Киевской духовных академий. Логично, что среди учеников – тоже очень разноплановые личности. Упомянем лишь известнейших: из революционеров, кроме Бронштейна, ещё Пётр Петрович Шмидт; знаменитый русский спортсмен и один из первых авиаторов страны Сергей Исаевич Уточкин; видный одесский художник Евгений Иосифович Буковецкий; главный конструктор ракетных двигателей главной тяги, а впоследствии ещё и главный конструктор космических ракетных комплексов в возглавленном им объединении «Энергия» Валентин Петрович Глушко.

К 1913-му (ну куда без последнего в Российской империи мирного года!) ОРУ – одно из лучших учебных заведений Одесского учебного округа. Оно имело гимнастический зал, лучший в округе физический кабинет с 1900 приборами, библиотеку в 3000 томов. К 1-му января 1914-го в ОРУ – 524 ученика, что делало его самым крупным среди 22 реальных училищ округа.

После установления советской власти училище преобразовано в немецкую трудовую школу № 38. Её закончила жена упомянутого выше профессора Рабиновича Лидия Яковлевна. Она занималась на отлично, но чуть не «завалила» вступительные экзамены в Политехнической институт, так как совершенно не владела математической и физической терминологией на русском языке даже в объеме средней школы.

Во время Великой Отечественной войны здания бывшего ОРУ разрушены. И вот теперь на их месте монументальный корпус Академии связи.

А началась её история в последний год XIX века – в 1900-м году (блеснём эрудицией, как без этого). В Одессе открываются Высшие курсы телеграфных механиков. Открываются они на Старопортофранковской улице, № 16 (сейчас это здание не сохранилось; зато по сей день почти не изменилось соседнее, № 14, также связанное с темой книги – сейчас одно из зданий одесского автомобильно-дорожного колледжа): на границе – пусть и отменённого почти за полвека до этого – порто-франко традиционно находились всякие казённые (в хорошем смысле слова) заведения (мы уже поясняли причину этого, стоя у здания художественно-графического факультета Педина). Телеграф был главным видом электрической связи, и в 1919-м году ВПЕРВЫЕ В РОССИИ в Одессе открывается радиотелеграфный завод. Интересно, что открывается он в доме по Софиевской, № 8 – по соседству со зданием, где жил Александр Михайлович Ляпунов. «Ленинград – город маленький», – как говорил редактор издательства Андрею Павловичу Бузыкину в фильме «Осенний марафон».

Поскольку курсы телеграфных механиков функционировали с перерывом, официально свою историю ОНАС отсчитывает с июля 1920-го года, когда на базе курсов открывается Одесский высший электротехникум сильных токов. В 1925-м году при техникуме создаётся слаботочное отделение. Для непосвященных это почти иллюстрация миниатюры из репертуара Аркадия Исааковича Райкина: «Десять лет занимаетесь полупроводниками? Да за это время давно пора перейти на проводники». Понятно, полупроводники и проводники – разные классы веществ с разными применениями. Точно также слабые и сильные токи различаются не величиной, а сферой применения: сильные – в энергетике и химии, слабые – в связи и управлении. Поэтому именно слаботочное отделение и приступило к подготовке инженеров связи.

В 1929-м году Высший электротехникум становится электротехническим факультетом Политехнического института, но ненадолго. Уже летом 1930-го выходит постановление Совнаркома СССР и электротехнический институт становится Одесским институтом инженеров связи (ОИИС). Как мы помним, тогда же появился и ОИИВТ – Одесский институт инженеров водного транспорта.

Декан факультета Самуил Давидович Ясиновский становится директором института. Интересно, что после Великой Отечественной войны он жил в коммунальной квартире, расположенной на одной площадке с другой коммунальной квартирой, где начал свою жизнь наш отец, а потом – в соответствующие годы – и мы. Таков был уровень быта и, скажем более, уровень стандартов жизни в 1940-е – начале 1950-х годов.

Новоообразованный институт получает – дополнительно к зданию курсов телеграфных механиков – здание женского еврейского училища, построенного на деньги сахарозаводчиков Бродских, упомянутых в известной антисемитской фразе «Чай – Высоцкого, сахар – Бродского, шляпы – Строцкого, Россия – Троцкого».

Это здание расположено ниже по переулку Топольского – там, где он упирается в Старопортофанковскую. Построил его архитекор Адольф Борисович Минкус. Мы его уже упомянули как архитектора здания холодильного института. Но в 1904-м году он был на 30 лет моложе – и, вероятно, творчески свободнее. К моменту строительства здания в Одессе Минкус уже создал аналогичное училище для тех же заказчиков в Киеве и мог опираться на киевский проект. Но одесский участок был больше, и архитектор построил внушительное двухэтажное здание с большими боковыми ризалитами и с парой глухих полукруглых окон на каждом из них. Очень выразителен был карниз здания и ограда крыши. Конечно, строгий взгляд специалиста увидел бы несомненное смешение готического и ренессансного стилей, однако здание смотрелось очень органично.

Увы, нам придётся потрудиться, чтобы отыскать интересные архитектурные элементы. При последующем строительстве третьего и четвёртого этажей основные «изюминки» Минкуса разрушены – только симпатичная решётка на окнах цокольного этажа и на балконе со стороны Старопортофранковской чуть-чуть напоминает об утраченном архитектурном памятнике. Осталось, правда, и интересное конструктивное решение: левое крыло, идущее вдоль узкого Каретного переулка, сделано с уступом от тротуара вглубь, чтобы не превратить переулок окончательно в «каменные джунгли». Как бы то ни было, институт разместился в менее интересном с архитектурной точки зрения, но вдвое большем по площади здании, чем было еврейское училище.

Среди первых выпускников в 1931-м году ОИИС закончил С. М. Плахотник – будущий заместитель Министра связи СССР. А пока он занимается… телевидением. ВПЕРВЫЕ В СССР – в марте 1931-го – принята по эфиру из Лондона телевизионная картинка, хотя и малоразборчивая: всего 30 строк (в Москве такой сигнал передан в апреле) – предел возможностей систем с механической развёрткой изображения. В сентябре того же года в Одессе началась собственная телетрансляция. Затем – в 1935-м – под руководством Плахотника опять же ВПЕРВЫЕ В СССР такой телесигнал передан из Одессы в Москву (и завершилась эта серия экспериментов только в 1937-м). А ещё до этого он сконструировал один из первых в СССР телевизоров, который в 1933 году подарен Наркомвоенмору Клименту Ефремовичу Ворошилову. Вот вопрос для викторин (на чистое знание): «Кто в СССР был первым владельцем телевизора и в каком году?». Впрочем, авторы вопросов во всемирном движении «Что? Где? Когда?» могут на основе этого факта придумать вопрос, позволяющий «вычислить» правильный ответ. И то, и другое – большое искусство, но именно в возможности выйти на ответ рассуждениями, а не только знаниями, отличие «ЧГК» от традиционных викторин.

Идём дальше. С 1937-го года институт возглавлял Владимир Андреевич Надеждин – выпускник Военной академии связи. Это не случайно. Страна тогда готовилась к очевидно неизбежной войне, где, как было уже ясно, роль средств связи – одна из важнейших. В институте создаются «военные группы», обучаемые по специальной программе. С началом войны их студенты становятся командирами подразделений связи и в своём деле достигают больших высот.

Выпускник 1941-го года Николай Николаевич Смирницкий дослужился до генерал-лейтенанта и получил Государственную премию за «большой вклад в развитие машиностроения». Можно только догадываться, какая военная тематика скрывается за этой общей формулировкой. Впрочем, некоторое представление о ней даёт его последняя перед уходом в запас должность: начальник главного управления ракетного вооружения и член военного совета ракетных войск стратегического назначения.

Его сокурсник Фёдор Тихонович Канивченко руководил организацией связи Верховного Главнокомандующего на международных Тегеранской и Ялтинской конференциях, а выпускник 1934-го года Архип Григорьевич Молдованов командовал узлом радиосвязи, через который проходила информация в Москву и в Париж с места подписания Акта о безоговорочной капитуляции Германии. Это сейчас – в эпоху Интернета, смартфонов и WiFi – передать «картинку» из любой точки – не проблема. Но сколько усилий потребовалось от инженеров-связистов в те годы, сложно даже представить.

А ещё раньше – в июле 1941-го – шла напряжённая подготовка института к эвакуации. Одновременно в лабораторных корпусах института на базе нетранспортабельного оборудования – радиостанции, телеграфной лаборатории, дизельной электростанции гарантированного электроснабжения – создан узел связи Приморской армии. Он сыграл чрезвычайно важную роль в героической обороне Одессы. В значительной мере благодаря чёткой работе связи Одесса осталась неразрушенной.

Институт эвакуировали сначала в Гурьев, потом в Ташкент. Там же оказался и Московский институт связи. Для рационального использования преподавателей и лабораторного оборудования институты объединили, и – удивительное дело – возглавил объединённый институт не московский, а одесский директор. В результате из эвакуации В. А. Надеждин с москвичами уезжает в столицу, а «восстановленный в правах» Одесский электротехнический институт инженеров связи возвращается в Одессу. В начале 1945-го года его вновь возглавляет С. Д. Ясиновский.

Как и другим одесским ВУЗам, институту связи пришлось возобновлять занятия в очень тяжёлых условиях: лабораторные корпуса были разрушены, в учебном (в бывшем здании еврейского училища) был, как ни странно, действующий немецкий госпиталь.

В результате невероятно трудных организационных и восстановительных работ уже в октябре 1944-го года впервые после освобождения Одессы от фашистских захватчиков в институт приняли 60 студентов. Они не только учились, но и жили в учебных аудиториях, так как полуразрушенное здание студенческого общежития на Манежной улице – прекрасный образец конструктивизма – временно предоставили преподавателям, возвращавшимся в институт.

Но уже в 1946-м году начинается строительство нового учебного корпуса. Завершили его в 1948-м, но – как бывает в строительстве – отделочные работы длятся до сентября 1953-го года. Архитектор Исидор Самойлович Брейбурд создал очень типичное для того времени здание – трёхэтажное, но монументальное, в чём-то тяжеловесное, с полукруглой центральной частью, украшенной колоннами, объединяющими второй и третий этаж ризалита. Как говорится, классический «сталинский ампир».

Институту было очень важно получить новое просторное здание. Первые же студенты, полностью отучившиеся в нём и закончившие институт в 1959-м году, дали невероятный научный результат: в этом выпуске 7 докторов и 46 кандидатов технических наук, два лауреата Государственной премии и один лауреат премии Совета министров СССР.

Как бы ни смеялись над наивностью той эпохи – эпохи, когда «партия торжественно провозглашает – нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» – но все эти лозунги про химизацию, «догнать и перегнать Америку» и прочие привлекали в технические ВУЗы громадное количество энтузиастов.

Они, в частности, в 1954-м году построили в Одессе один из первых в СССР телецентров общего вещания (в 1962-м там впервые появился на экране – в восторженно любующейся химическими опытами массовке учебной передачи – Анатолий), в 1959-м году создали одесские куранты, по сей день исполняющие каждый час на Приморском бульваре мелодию из оперетты Исаака Осиповича Дунаевского «Белая акация» (кстати, очень по-одесски: гимн города – песня из оперетты). Среди таких энтузиастов – выпускников института связи – четыре лауреата высшей премии СССР – Ленинской, четыре лауреата Государственной премии СССР.

В 1967-м году институту присвоено имя изобретателя радио А. С. Попова. Как мы уже отметили, говоря об Императорском Русском техническом обществе, одну из первых демонстраций своего изобретения он провёл в Одессе. В 1970-м напротив центрального входа в Главный корпус института установлен памятник Александру Степановичу. На памятнике азбукой Морзе выбита надпись «изобретатель радио».

В мире с этой надписью согласны далеко не все. Ведь даже первый работоспособный приёмник Попова содержал множество элементов, изобретённых задолго до него другими физиками и инженерами.

Бесспорно и непосредственно ему принадлежит разве что узел обратной связи в приёмнике. Для обнаружения радиоволн, попадающих в антенну, он использовал созданный французским физиком Эдуаром Эженом Дезире Эдуар-Жозефовичем Бранли когерер – стеклянную трубку, заполненную металлическими опилками. Под воздействием высокочастотных электрических колебаний между опилками проскакивают микроскопические искорки, опилки свариваются – и проводимость трубки возрастает в сотни или даже тысячи раз. Соответственно растёт и проходящий ток, так что можно привести в действие сигнальный прибор. Обычно для этой цели использовали обычный электрический звонок: молоточек, притянутый электромагнитом, бил по металлической чашечке. Но чтобы принять новый сигнал, надо восстановить зазоры между опилками. До Попова когерер встряхивали вручную или в лучшем случае часовым механизмом (в обоих вариантах легко пропустить сигнал). Он же установил звонок так, чтобы молоточек бил не только по чашечке, но и по трубке когерера. Каждый принятый сигнал сам готовил систему к приёму следующего.

В мире куда известнее Гульельмо Джованни Мария Джузеппич Маркони. Он публично продемонстрировал полноценную радиосвязь почти через год после Попова, зато сумел сразу заинтересовать ею директора британской почты и телеграфа, так что быстро стал коммерчески успешным производителем. Попов же сделал своё изобретение, будучи на военной службе (он тогда преподавал электротехнику в минном офицерском классе главной военно-морской базы – Кронштадта), и долго занимался только флотской связью, да и для неё оказался вынужден партнёрствовать с французской электротехнической фирмой Дюкрете. Поэтому продукция Попова стала известна в мире, когда Маркони уже заполонил своими изделиями флоты и наземную связь десятков стран.

Тем не менее радио как полноценную систему связи – взаимодействующие передатчик и приёмник, между которыми прошло содержательное сообщение – первым в мире 7-го мая 1895-го года создал и продемонстрировал именно Попов. А Маркони и другой пионер радиотехники (он первым заменил когерер кристаллическим детектором – одним из первых практически применённых полупроводниковых приборов), а заодно изобретатель кинескопа Карл Фердинанд Конрадович Браун удостоены в 1909-м году Нобелевской премии «в знак признания их вклада в развитие беспроволочной телеграфии». Заметьте: не в создание, а в развитие!

Вообще чем сложнее техническая система, тем сложнее однозначно определить её автора. Скажем, выход СССР в космос обеспечили сразу шестеро Главных конструкторов, отвечающих за разные ключевые элементы конструкции. Тем не менее открывателем космоса признан Сергей Павлович Королёв, ибо именно он взял на себя ответственность не только за своё направление деятельности, но и за объединение на этом направлении результатов труда коллективов, возглавляемых остальными Главными. Так и Попов объединил результаты труда многих десятков исследователей. Поэтому надпись на памятнике сделана по праву, и День радио мы отмечаем именно 7-го мая.

Слева от главного входа – ещё один памятник, установленный пять лет спустя: к 30-й годовщине Победы. Это памятник связистам – дань уважения живых к памяти погибших. К сожалению, не все наши современники испытывают должное уважение к людям, без которых их самих не было бы в живых. Мы хорошо помним: на памятнике был силуэт связиста, пронзаемого молнией. Но охотники за цветным металлом похитили этот барельеф, не только снизив художественную ценность памятника, но и выставив себя в крайне неприглядном свете. Надеемся, когда-нибудь они устыдятся своего деяния.

Во времена нашего студенчества институт связи считался очень тяжёлым для обучения: обилие математики и абстрактных понятий, высокие шансы после окончания работать в «ящике»… Но число студентов росло, ибо по мере развития связи и, далее, информационных технологий институт становился всё престижнее.

Подобно своему соседу – техникуму измерений – институт связи стал создавать филиалы и заочные факультеты в более «важных» городах: в 1962-м году в Кишинёве, в 1967-м – в Киеве. Теперь в Киеве – благодаря нашей Академии – Государственный университет телекоммуникаций.

Нам не жалко: институт с 1993-го года стал Украинской государственной академией связи, а с 2001-го – Одесской национальной академией связи. Интересно, что в табели о рангах «Одесская национальная» выше «Украинской государственной». Есть о чём задуматься…

На самом деле, как и в случае техникума измерений, дело не в названии. Заметим: за годы существования институт связи не менял название радикально. Во всяком случае, шутливый неофициальный лозунг института – «за связь без брака» – мог быть принят при любом его названии.

Важно, что институт был и остаётся на передовых рубежах техники. Его выпускники всегда востребованы, так как знают совершенно таинственные и загадочные вещи в области телекоммуникации, информационных сетей, мобильной связи и прочем в том же духе. Достижения в этой области мы используем каждый день, при этом всё меньше понимая, как именно работает то, без чего мы никак не можем обойтись. Этот удивительный разрыв между использованием современного технического продукта и пониманием, как он работает, делает нас чрезвычайно зависимыми от магов информационных технологий. Их продолжает обучать и выпускать в этот сложный компьютеризированный и интернетизированный мир Одесская национальная академия связи.

Как и первый квартал Дворянской, первый квартал Кузнечной перекрыт для автомобилей. Точнее, есть узкий проезд на чётной стороне. По нему стыдливо пробираются одинокие машины, но регулярного движения нет. Так что можно немного посидеть на скамеечках перед зданием Академии и передохнуть. Нам ещё предстоит «дорога дальняя, казённый дом», вернее – ещё целый ряд казённых домов.

Здания для книги

Дом, где жил А. М. Ляпунов

Мемориальная доска А. М. Ляпунову

Конструктивистский 6-ти этажный дом

Конструктивистский дом. Балконы с видом на море

Конструктивистский дом рядом с домом, где жил А. М. Ляпунов

Римские бюсты на фасаде одесского дома

Софиевская угол переулка Ляпунова

Софиевская угол переулка Ляпунова Уютный балкончик

Дворик в переулке Ляпунова

Кирпичный дом и тылы книгохранилища в переулке Ляпунова

Классический одесский дворик (переулок Ляпунова)

Разрушающийся модерн в переулке Ляпунова

Медицинский факультет Новороссийского университета

Главный корпус Медина.

Мемориальная доска Д. Н. Вайсфельду

Большая аудитория Медина

Памятник погибшим медикам

Офтальмологическая клиника академика В. П. Филатова

Институт Филатова

Морфологический корпус (Анатомический институт)

Анатомический институт. Вид с Валиховского переулка

Анатомический институт. Вид с Валиховского института

Анатомический институт. Вид со двора Медина

Трансформаторная будка эпохи электрификации Одессы

Валиховская богадельня – ныне инфекционная больница

Комплекс клиник Медина

Комплекс клиник Медина

Клиники Медина в Валиховском переулке

Клиники Медина. Вид с улицы Пастера

Типичная мемориальная доска в Валиховском переулке

Здание Первой скорой помощи

Здание Первой скорой помощи

Открытие станции скорой медпомощи

Похороны Я. Ю. Бардаха

Мемориальная доска Толстым на здании Скорой помощи

Мемориальная доска профессору Бардаху на здании Скорой помощи

Городская больница. Арх. Тома де Томон

Первая Городская больница. Арх. Тома де Томон

Здание Одесской бактериологической станции

Бактериологическая станция

Мемориальная доска академику Гамалее

Бактериологическая лаборатория инфекционной больницы

Уникальные балконы на углу Княжеской и Старопортофранковской

Здания художественно-графического факультете Педина

Здания дешёвых столовых – нынешний художественно-графический факультет

Здание Императорского Русского технического общества

Императорское техническое общество

Здание школы десятников строительного дела

Медучилище и дом, где жили бабушка и дедушка авторов

Дом, где жил В. П. Глушко

Бюст дважды Герою Социалистического труда В. П. Глушко

Мемориальная доска В. П. Глушко

Центр подготовки и аттестации плавсостава

Городская публичная библиотека

Городская публичная библиотека – ныне -Археологический музей

Пожар в театре Сибирякова

Дом, где жили И. М. Сеченов и И. И. Мечников

Мемориальная доска И. И. Мечникову

Дом, в котором жил М. Г. Крейн

Мемориальная доска М. Г. Крейну

Дом, где жил М. Г. Крейн

Театр Сибирякова, дом, где жил М. Г. Крейн и соседний дом

Коммерческое училище Г. Файга. Ныне – Ришельевский лицей

Пастера – Торговая Елисаветинская: Трёхдворный дом

Мемориальная доска Фридриху Вольфу

Физфак Одесского университета

Мемориальная доска В. А. Преснову

Химфак Одесского университета

Новороссийский Императорский Университет

Университет имени И. И. Мечникова: Главный корпус

Здание страхового общества «Жизнь»

Мемориальная доска И. И. Мечникову на Главном корпусе Университета

Здания художественного училища им. М. Б. Грекова.

Здания художественного училища им. М. Б. Грекова.

Целое и разрушенное здания Художественного училища

Главный корпус Нархоза

Мемориальная доска 2-му полку Морской пехоты на здании Нархоза

Скульптуры на фасаде Коммерческого училища

Политехнический институт в здании Института Благородных девиц

Политехнический институт – Главный корпус

Одесская Духовная Семинария – ныне Сельскохозяйственный университет

Эмблема Политехнического института на Главном корпусе

Пятая мужская гимназия; ныне – Главный корпус сельскохозяйственного университета

Мемориальная доска В. П. Катаеву и Е. П. Петрову

066А. Надгробный памятник генералу Ф. Ф. Радецкому

Дом трёх врачей

Мемориальная доска генералу Ф. Ф. Радецкому

Памятник Апельсину

 

16. Гидромет, Педин, роддом

Пожалуй, пройдём несколько шагов до переулка Топольского. По нему можно было бы сделать короткий «бросок» направо, чтобы посмотреть дом № 2. Он же – № 66 по Новосельского. Дом не так велик, как описанный нами дом между Торговой и Елисаветинской, но имеет очень запутанные внутренние дворы, переходы к гаражам и т. д. Идеальное место для съёмок приключенческого фильма с погонями, прыжками через ограды и ускользанием преследуемого на другую улицу. Но теперь – как мы знаем – появились надёжные и дешёвые кодовые замки, так что дом мы можем посмотреть только снаружи: влияние технологии на образ жизни. Зато напротив дома № 2 можно зайти во двор Кирхи и посмотреть немецкий бизнес-центр, пристроенный вплотную к ней. Это плата – точнее, расплата – за то, что у города не нашлось денег на восстановление столь прекрасного здания. В результате у Кирхи отрезали старую полукруглую алтарную часть и на её месте построили четырёхэтажное административное здание. Всё по-немецки аккуратно, но абсолютно не стыкуется с самим церковным зданием. «Кто платит деньги, тот и заказывает музыку», в данном случае – отнюдь не церковную музыку.

Идём по Топольского вниз к Старопортофранковской. Справа – результат ещё одной спорной реконструкции. Часть общежития «Водного» института передана компании «Инстрой» – та и перестроила фасад «по своему образу и подобию».

Получились любопытные круглые окна: их – в сочетании с раскраской фасада – можно трактовать как «кадр из фильма «Титаник» – вид на тонущее судно с операторского крана». Как сказано в анекдоте 1997-го года: «Но зато мы получим 11 Оскаров»…

Дальше по нашему курсу здание училища Бродского по левой стороне переулка и здания общежития «Водного» по правой. Об общежитии мы расскажем чуть позже, а пока поворачиваем на восемь румбов – 90 градусов – налево и идём один квартал по Каретному переулку. Кстати, до эпохи тотального возврата старых названий он носил имя Александра Степановича Попова, что, в общем, не так уж и неприлично. Но теперь у нас в Верхней немецкой слободе почти все названия соответствующие: Лютеранский и Каретный переулки, Кузнечная и Дегтярная улицы. Переулку Топольского (лётчика, героя обороны Одессы) не вернули название Инвалидный – думаем, к радости его жителей.

Пересекаем Лютеранский переулок (осторожно – булыжная мостовая не ремонтировалась Бог знает сколько лет) и оказываемся в квадрате «Пять общежитий». С архитектурной точки зрения интересно только одно здание: общежитие Педина № 1. Это классика конструктивизма, хотя архитекторы Файвиш-Мойше (в советское время Фёдор) Абрамович Троупянский, Ной Моисеевич Каневский, М. А. Кац (увы, эта фамилия столь распространена, что нам так и не удалось найти биографию творца) построили его в 1937–1939-м годах (в провинции все тенденции начинаются и заканчиваются с опозданием). По принципу «сапожник без сапог» самое некрасивое здание – общежитие Строительного института, стандартная пятиэтажка – у студентов Консерватории (они видят красоту и гармонию музыкального мира – остальное, вероятно, излишне). В двух «сталинках» размещены «связисты» и вторые «пединовцы». Так компактно размещены студенты разных ВУЗов. Со статистикой мы не знакомы, но логично предположить, что число «перекрёстных» браков студентов велико.

Мы предлагаем пересечь площадь Льва Толстого (кроме памятника великому писателю «От трудящихся Центрального района в честь пятидесятилетия Великого Октября», на площади продовольственные магазины «Лев» и «Граф») и по Асташкина дойти до Тираспольской улицы. На Асташкина стоит зайти во двор № 6. Там расположена баня № 4. Сейчас, конечно, появилась масса всяких современных саун, но в советское время это было почти культовое место для любителей русской парной. Функционирует баня и сейчас. Но мы не призываем читателей «идти в баню», хотя работает она непрерывно с 1861-го года и среди её посетителей был Виктор Степанович Черномырдин, а просим посмотреть на две мемориальные таблички, установленные во дворе. ВПЕРВЫЕ В СНГ они установлены на месте убийства местного авторитета Карабаса, в миру – Виктора Куливара. По многочисленным отзывам, он был человек «строгий, но справедливый», и в «лихие 90-е» во многом просто старался заполнить образовавшийся правовой вакуум.

На первой гранитной доске – суровый мужской портрет и надпись (орфография сохранена):

«Здесь 21 IV 1997

предательски был убит

КУЛИВАР

Виктор Павлович

Вечная и Светлая память о тебе Карабас

От друзей и товарищей»

На второй гранитной доске «Ко дню памяти нашего соседа по улице Старорезничной (Куйбышева) В. П. Куливара – посвящается» и далее стихотворение на восемь четверостиший. Это не прикол вроде появившейся на 10 минут на Одесской киностудии «мемориальной доски» «Здесь с 1966 по 1980 год терзаемый бандеровцами режиссёр Говорухин снял фильмы…» и далее по списку, включая «Место встречи изменить нельзя». Это «чисто-конкретный» факт – его может увидеть любой читатель, если проследует по описываемому нами маршруту.

Если баня пережила все невероятные события и перемены за прошедшие примерно полтора века, то соседнему предприятию не повезло. На углу Асташкина и Тираспольской была расположена одесская табачная фабрика – ЕДИНСТВЕННАЯ в России, выпускавшая папиросы с фильтром: «Сальве», что в переводе с латыни значит «Будь здоров». Маяковский, хотя и бывал в Одессе, допустил ошибку в своей рекламе:

Папиросы «Сальве» тоже благополучно пережили всякие революции и войны, выпускаясь в Одессе с 1910 года. Ответом на рекламу Маяковского была наша реклама – тоже в стихах, естественно, но авторство её принадлежало коллективу фабрики (почти как мечтал и сам поэт-трибун в своей поэме «150 000 000»):

Философский взгляд, не правда ли?

Конечно, «КУРЕНИЕ УБИВАЕТ», но всё равно грустно смотреть на разрушающееся – некогда могучее – здание. С другой стороны, мужчин с усами сейчас сравнительно немного, курение в мороз в перчатках тоже не в ходу, так что две основные причины распространения папирос исчезают. Интересно, как распорядятся площадью, когда здание окончательно разрушится?

Ещё две интересные подробности. Во-первых, производство начиналось на Малой Арнаутской улице: помните, Бендер объяснил Воробьянинову – «Всю контрабанду делают в Одессе на Малой Арнаутской улице». В разрушающемся ныне доме фабрика продолжила работу уже после войны, т. к. здание на Малой Арнаутской было разрушено, а оборудование, в том числе и know-how – машинки, сворачивающие папиросные гильзы сразу вместе с хлопковыми фильтрами – вывезли румыны. Во-вторых, оба здания построил уже знакомый нам архитектор Минкус. Какой-то он невезучий, право: одно здание разрушила война, другое – после банкротства предприятия – разрушается на наших глазах, еврейское училище перестроили с уничтожением всех архитектурных красот. И только корпус Холодильного стоит непоколебимо.

Мы повернули на Тираспольскую. Она теперь напоминает саму себя в начале ХХ века тем, что деревья на ней снова молодые. Это одно из основных впечатлений при просмотре старинных фотографий Одессы – молодые и тоненькие деревья совершенно изменяют облик даже очень знакомых улиц.

Тираспольскую несколько лет назад радикально расширили. Наши предки сделали нам замечательный подарок. Они строили улицы так, будто знали, что через 100–150 лет нам придётся как-то размещать десятки тысяч автомобилей. В результате почти на любой улице можно вдвое расширить мостовую и при этом останется довольно приличный – по европейским меркам – тротуар. Приходится, увы, жертвовать деревьями. Но новые уже высажены, а общий баланс очистки воздуха деревьями минус загрязнение воздуха автомобилями может быть даже в пользу реконструкции: молодые деревья меньше очищают воздух – но автомобили, не стоящие в пробках на узких улочках, его и меньше загрязняют.

Самые неутомимые экскурсанты могут пересечь Тираспольскую (строго по светофору; «Safety First», как пишут на надстройках всех танкеров) и попасть на Базарную улицу. На углу с Тираспольской встречаем мясной магазин «Три поросёнка» – достаточно своеобразный (и, пожалуй, не одесский) юмор. Базарная улица приведёт не к базару, как можно предположить, а к дому, где родился Леонид Осипович Утёсов. Двухэтажный дом, честно говоря, ничем не примечателен, а во двор и вовсе не попадёшь, если не дождёшься кого-то из жильцов. Впрочем, внутри, как и снаружи, аккуратно, но не очень живописно. Интересно, конечно, то, что дом расположен на углу Базарной и улицы Утёсова. Утёсову повезло не просто родиться в Одессе (о чём он темпераментно писал в своих мемуарах), но ещё и в Треугольном переулке. Скромное название переулка позволило переименовать его в улицу Утёсова – и получается, что Утёсов родился на улице своего имени (как Лев Толстой умер на станции «Лев Толстой»).

Интересно, что малая родина Кирова (Сергея Мироновича Кострикова), чьё имя носила улица Базарная при советской власти, не город Киров и даже не Вятка (как город назывался в год его рождения), а Уржум Вятской губернии. Конечно, земляки товарища Кирова хотели после его убийства в 1934-м году назвать город его именем – но было их в том году каких-то 7–8 тысяч человек, так что конкурс выиграла Вятка. Впрочем, именем Кирова было названо такое количество населённых пунктов СССР, включая нынешний областной центр Украины Кировоград, что уржумцам (или уржумчанам, интересно – как правильно?) не стоило расстраиваться. Они сохранили самобытное название.

Мы просто не могли пройти мимо дома, где родился человек, заслуживший всеобщее уважение не только как самый недисциплинированный учащийся у Файга (о чём сказано выше). Но наша цель строго связана с темой экскурсии. На Базарной, № 106 размещался Одесский гидрометеорологический институт.

Здесь снова не можем не отметить совпадения двух Пальмир: Северной – Санкт-Петербурга и Южной – Одессы («Южной», разумеется, относительно не подлинной, а Северной Пальмиры). На весь СССР было два холодильных и два гидрометеорологических института, один – в Северной, другой – в Южной Пальмире. Совсем строго, питерский Гидромет родился в Москве (столице СССР) и переведен в Ленинград в 1944-м году, а Одесский родился в Харькове (в то время – столице УССР) и переведен в Одессу в том же 1944-м году. Так что стройности картины места рождения этих ВУЗов-близнецов не меняют.

Одесский холодильный «влили» в Пищевую Академию, питерский – в Ленинградский институт точной механики и оптики. Ленинградский гидромет сейчас – Российский государственный гидрометеорологический университет, а вот одесский, представьте себе – Одесский государственный экологический университет. Вот как далеко могут завести прогнозы погоды.

Интересно, что сближения были не только по линии Одесса – Ленинград, но и в самой Одессе: после войны Гидромет размещался в том корпусе нашего Холодильного, что изначально был водолечебницей, а в наше время оба института делили физкультурный комплекс с бассейном. Из мавританского здания водолечебницы гидромет перебросили в начало улицы Чкалова, но оттуда его вытеснило одно из множества импровизированных нововведений Н. С. Хрущёва – Совнархоз, то есть региональный (в данном случае областной) совет народного хозяйства, управляющий всеми предприятиями региона независимо от их отраслевой направленности (это упростило взаимодействие внутри каждого региона, но резко затруднило межрегиональное технологическое взаимодействие: даже металлургам с машиностроителями стало труднее согласовывать планы). Во времена нашего студенчества Гидромет был на тихой улице Кирова – как раз там, где мы сейчас стоим и про него рассказываем.

Поскольку прогнозы погоды нужны всем и всегда, институт, наверное, занимал первое место среди ВУЗов Одессы по проценту иностранных студентов. Кубинцев было так много, что после XXIV съезда КПСС Фидель Касто прилетел в Одессу и произнёс пламенную – как обычно – речь перед ними в Оперном театре. В речи Команданте потрясло детальное знание истории Одессы – в частности, множество фактов из её героической обороны в Отечественную войну. Как выяснилось впоследствии, всё это он выспросил у сопровождающих лиц во время перелёта из Москвы в Одессу…

В начале 1980-х институт начал строиться в дачном районе. Сначала были построены общежития, потом учебные корпуса. Потом Главный корпус на Кирова-Базарной и вовсе оставлен. Сейчас прекрасное здание стоит с выбитыми окнами – немой укор классической бесхозяйственности.

В связи с Гидрометом расскажем короткую одесскую легенду. В районе пляжа «Отрада» располагалась институтская гидрометеорологическая станция. Место было дорогое, его решили занять под что-то более доходное. В ответ на возражения учёных было сказано: «Зачем нам станция, когда прогноз погоды можно посмотреть в Интернете». Вот с такими наследниками Фонвизинского Недоросля можно столкнуться в наше время.

По Тираспольской доходим до редких в Одессе «пяти углов». В небольшом скверике некоторое время назад было запланировано восстановление Мещанской церкви. Точное название, конечно, другое – церковь Вознесения Господня. Но возводили её на деньги мещанского общества Одессы, поэтому в народе она так и называлась Мещанской.

Судя по фотографиям, это была одна из красивейших церквей Одессы. В газете «Одесский вестник» (июнь 1893-го года) здание характеризовали так: «Самая красивая и самая большая церковь в русском стиле, несомненно, церковь, сооружаемая (против Тираспольской улицы на бывшей Старопортофранковской) мещанским обществом, во имя Вознесения Господня, в память чудесного спасения Государя Императора Александра II [имелся в виду промах захудалого дворянина Дмитрия Владимировича Каракозова, стрелявшего в Александра Николаевича Романова 1866.04.04; по официальной версии, террориста ударил по руке ремесленник Осип Иванович Комиссаров, удостоенный за это дворянства; средства на церковь собирали четверть века]; вскоре она будет совершенно окончена. Церковь пятикупольная, с изящной, довольно высокой, колокольней (до 16 саж. [около 34.5 м]). Проект церкви составлен архитектором Дмитренко».

Церковь имела одну необычную особенность: она была вписана в имеющееся пространство площади, поэтому не сориентирована по сторонам света, как требовал религиозный канон. При строительстве церкви архитектор Дмитренко победил православного Дмитренко.

По ходу нашего движения на углу Тираспольской и Старопортофранковской – могучий дом в стиле модерн. В нём – просто в квартирах! – проходили занятия Нархоза в послевоенное время, когда наша мама начинала в нём учиться. Дом солидный, квартиры и комнаты большие, это как-то «укладывается в голове». Но в начале Колонтаевской мы видим очень скромный четырёхэтажный дом буквально на четыре окна по фасаду. И в этом доме тоже были занятия Нархоза. Это уже совершенно поразительно!

Переходим на чётную сторону Старопортофранковской. Здесь, как мы уже дважды отмечали, сплошная череда «казённых домов».

Начнём с домов «мещанских». Одновременно с храмом и рядом с ним заложили строительство большого инвалидного дома для одесских мещан. Рядом возвели ещё одно здание, где разместились канцелярия мещанской управы и училище для детей бедных мещан. Содержать училище предполагалось за счёт доходов, получаемых от отданных в наём торговых лавок, устроенных на первом этаже.

Мещанское сословие в имперской России теоретически имело права на некоторое самоуправление, но фактически это право осуществлялось исключительно в Петербурге, Москве и, как видим, в Одессе – только тут функционировали мещанские общества: вели обширную просветительскую и благотворительную деятельность, строили церкви. Одесский Мещанский храм разрушили в 1930-е – и не ясно, восстановят ли. А вот три «мещанских здания» благополучно дожили до наших дней. Их занимает Южноукраинский национальный педагогический университет имени К. Д. Ушинского.

Пора поговорить об этом ВУЗе. Герой классического еврейского анекдота последовательно женился на двух сёстрах по очень уважительной причине: первая жена умерла. Желая смягчить печальное известие о кончине второй жены, он сформулировал его для тестя и тёщи следующим образом:

– Вы, конечно, будете смеяться, но Сара тоже умерла.

Кстати, теоретики межэтнических отношений утверждают: многие анекдоты евреи сами придумывают о себе, создавая своеобразный громоотвод для/от антисемитизма.

Так вот, «вы, конечно, будете смеяться», но наш – в просторечии – «Педин» начинает свою родословную со 2-го мая 1817-го года. Как известно, в этот день Указом ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА (все большие буквы – как в тексте Указа) утверждён Устав Ришельевского Лицея. Мы уже рассказывали про это своеобразное учебное заведение. Но – в связи с Педином – дополнительно укажем следующее:

Лицей состоял из четырёх учреждений. Первые три класса представляли подготовительное училище: чтение, письмо, начальные знания по арифметике и религии. Ничего выдающегося – правда, чтение и письмо на русском, греческом, итальянском, немецком и французском языках. Далее пять лет собственно лицея: снова языки, а также словесность, география, математика, физика, танцы, фехтование и военное дело. Что-то очень похожее на программу Царскосельского лицея.

Затем было два высших дополнительных училища или факультета (всего по два года каждый): правоведение и политэкономия или коммерческие науки и бухгалтерия. И, наконец, был тот самый Педагогический институт, от которого ведёт отсчет наш Южноукраинский университет. Выпускники его оставались в лицее: сначала надзирателями (нехорошее слово, скажем лучше – воспитателями), а затем – адъюнктами профессоров (тоже неясное слово, скажем лучше – помощниками – или, ещё лучше – заместителями профессоров).

За свою длинную историю институт подготовил около 100 000 педагогов – невероятное число. Настоящая «изюминка» – то, что в институте готовили преподавателей физкультуры, причём отбирали хороших спортсменов. Так что на вступительных экзаменах абитуриенты сдавали, например, плавание. В результате только на Олимпийских играх и только золотых медалей студенты и выпускники Педина получили 22.

Мы ещё немного расскажем о Педине около его главного корпуса, а пока пару слов о библиотеке. Сейчас она занимает здание бывшего мещанского инвалидного дома. Судя по его внешнему виду, одесские мещане были небедные и нежадные.

Библиотека организована в 1922-м году и к началу Великой Отечественной войны насчитывала около 230 тысяч книг. С началом войны самые ценные книги вместе с Педином эвакуированы в Майкоп. Однако из-за продвижения врага на Северный Кавказ институт из Адыгеи эвакуировали в Байрам-Али в Туркмении. При этом транспорт с библиотекой попал под бомбёжку и все книги погибли. В эвакуации удалось собрать в библиотеку только 6000 книг – они стали основой возрождения её фондов после войны. При этом по доброй традиции пополнение идёт не только централизовано, но и передачей литературы из частных библиотек, включая книги из библиотеки професора Александра Яковлевича Бардаха – сына микробиолога Якова Юлиевича Бардаха, о котором мы уже рассказывали. Сейчас в библиотеке около 400 000 экземпляров монографий и учебников по педагогике, психологии, искусству, физике, математике и другим областям знаний, по которым в Педине готовят педагогов.

Продолжаем поход по Старопортофранковской. Для полноты картины отметим: в тылу зданий Педина на улице Мечникова расположено Мореходное училище № 3 – оно готовит матросов и мотористов и входит в состав… Одесской Юридической Академии.

Кстати, до Педина здание по Старопортофранковской, № 34 занимало ещё одно Морское училище – оно готовило коков, то есть морских поваров. На память об этом остались якоря у входа. Рядом – на Старопортофранковской, № 32 – серый шотландский замок – правда, только двухэтажный. Это бывшее шестиклассное девичье училище, ныне – средняя школа.

Ещё одно высшее учебное заведение расположено тут же – на улице Ленинградской, разделяющей здания № 32 и № 34 по Старопортофранковской. Это Христианский Гуманитарно-Экономический Открытый Университет. Если заглянуть на сайт, то можно ожидать, что Университет – с таким количеством факультетов, специальностей и даже Теологической Академией в своём составе – должен занимать громадный комплекс зданий. В действительности всё скромнее…

Продолжаем движение по Старопортофранковской. № 28 – один из корпусов Одесской Академии Строительства и Архитектуры (бывший «Ночлежный дом барона Масса»). Поскольку главный комплекс расположен чуть дальше – на улице Дидрихсона, даже более насыщенной учебными заведениями, чем Старопортофранковская, отложим рассказ о Строительном.

Напротив дома № 28 возводятся (и – судя по темпам – к моменту издания книги будут завершены) здания Жемчужин № 16 и 17. Это серия домов, возводимых в Одессе крупнейшим инвестором Аднаном Киваном. Сириец по происхождению строит в Одессе много, с размахом, ломая как старые дома, так и стереотипы о невозможности строительства в историческом центре домов по 18 этажей.

Далее по ходу движения Старопортофранковская, № 26 – главный корпус Педина. Он расположился в здании Второй Гимназии, построенном в 1896-м году. Судя по солидности здания (хотя третий этаж достроен уже в советское время), заведение было серьёзным. Среди его учеников – не только люди искусства вроде художника (и отца поэта, ставшего лауреатом Нобелевской премии по литературе) Леонида Осиповича Пастернака и кинорежиссёра (более всего известного фильмами «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918-м году») Леонида Захаровича Трауберга. «Главный» ученик гимназии – выдающийся учёный, академик и одновременно Герой Советского Союза и организатор исследования Северного морского пути Отто Юльевич Шмидт. Таким образом, Одесса связана с обоими знаменитыми Шмидтами: лейтенант Шмидт родился в нашем городе; «академик, Герой, мореплаватель и, возможно, иногда – плотник» учился здесь в 1901–1907-м годах.

Конечно, Отто Юльевич Шмидт – один из основателей и Главный редактор Большой Советской энциклопедии, вице-президент Академии наук СССР, начальник Главного управления Севморпути – заслуживает отдельного рассказа. Увы, мы ограничены временем нашей экспедиции: оно на порядки короче знаменитых полярных экспедиций, возглавлявшихся героическим академиком. Только побывав в пяти рейсах по Севморпути, один из авторов (Владимир) мог оценить как богатство и притягательность Севера, так и мужество участников экспедиций в те суровые края на пароходах в 1930-е годы.

Не можем, однако удержаться от «байки» про академика. В конце жизни он разрабатывал теорию образования планетных тел в результате конденсации околосолнечного газово-пылевого облака. Когда его водитель спросил, чем он сейчас занимается, он стал рассказывать об этой теории. Огорчённый водитель, помня о героическом прошлом своего пассажира, сказал:

– Могли бы прямо сказать, что не имеете права рассказывать о Вашей секретной работе…

Ещё один Герой, учившийся в этом здании, но уже в советское время – генерал армии Семён Кузьмич Цвигун. Интересно, что первый заместитель Председателя КГБ СССР – Герой Социалистического труда, а академик Шмидт – Герой Советского Союза. Правда, Шмидт получил звание в 1937-м году, когда отдельного звания для Героев Социалистического труда ещё не придумали.

Семён Цвигун закончил наш Педин в том же 1937-м году. Учительствовал он недолго и с 1939-го года начал работу в НКВД. Детали участия Цвигуна в Великой Отечественной войне не ясны. Если довериться его книгам и киносценариям, Семён Кузьмич руководил какими-то из частей специального назначения (не партизан, а воинских частей!), действовавших в тылу врага. Однако по другим сведениям, товарищ Цвигун ещё до начала боёв отозван из Сталинграда в Чкаловскую (ныне Оренбургскую) область, все книги писал «из головы», а карьеру чекиста сделал благодаря дружбе в Молдавии с будущим Генеральным секретарём Брежневым. Смерть его также таинственна. По канонической версии, самоубийство вызвано раком лёгких с метастазами. По более авантюристической версии (см. роман Фридриха Евсеевича Незнанского и Эдуарда Владимировича Топельберга – Тополя – «Красная площадь») смерть вызвана «крутыми» интригами в высших эшелонах власти СССР.

Как бы то ни было, жизнь этого выпускника Педина повлияла на современный облик нашего мира. Он рекомендовал вместо себя на пост Председателя КГБ Азербайджанской ССР отца нынешнего президента Азербайджана товарища (впоследствии Господина Президента) Гейдара Алиевича Алиева. Также он рекомендовал Михаила Сергеевича Горбачёва на пост первого секретаря Ставропольского крайкома КПСС. Последствия всем известны.

Возможно, поэтому на главном корпусе нет мемориальной доски генералу армии С. К. Цвигуну. Фасад здания украшают доски О. Ю. Шмидту, известному украинскому поэту Степану Ивановичу Олейнику, учившемуся на литературном (!) факультете Педина в 1930-е годы, а также памятная доска его выпускникам – Героям Советского Союза – Анатолию Яковлевичу Коваленко, Владимиру Степановичу Моргуненко и Василию Петровичу Мусину.

Большое количество Героев Советского Союза, связанных с Педином, дало основание этому ВУЗу занять дополнительно корпуса Сергиевского артиллерийского училища в престижном районе Одессы «Большой Фонтан». Комплекс зданий училища стилистически напоминает Московский Кремль. На самом же деле здания построены не итальянцами, а военным инженером Павлом Ефимовичем Кошличем, и, естественно, не на рубеже XIV–XV веков, а в 1913–1914-м годах.

Уникальное украшение комплекса по Фонтанской дороге, № 4 – металлическая ограда из стволов батарейных орудий, участвовавших в Русско-турецкой войне 1877–1878-го годов. Пушки отлиты на Обуховском заводе в Санкт-Петербурге, о чём говорит мемориальная доска прямо на ограде. Сейчас на территории бывшего училища находятся институты: психологии; физической культуры и реабилитации; искусств.

Национальный Педагогический Университет имеет ещё два, выражаясь современным языком, кампуса. Первый из них – Институт начального и гуманитарно-технического образования университета – находится в новом районе города, и, естественно, в новом здании. А вот второй кампус размещён в центре, примерно в трёх кварталах от Главного корпуса. Институт дошкольного и специального образования, а также факультет последипломного образования и работы с иностранными гражданами сегодня занимают помещения теплотехнической лаборатории Одесского Политехнического института, где стоял один из котлов профессора Д. И. Рабиновича «ОПИ-ДИР».

Исследования на этом котле легли в основу кандидатской диссертации папиного сокурсника Владимира Васильевича Тищенко – он потом много лет преподавал физику в Политехе. Так что судомеханики превращались не только в теплофизиков, но и в чистых физиков. Владимир Васильевич имел частный дом, что было большой редкостью, причём выстроил дом, как говорится, собственными руками. Визиты в это гостеприимное и хлебосольное место, встречи с Владимиром Васильевичем и его женой (кстати, доктором химических наук) Марленой Алексеевной были для нас всегда настоящим праздником. Отец Марлены Алексеевны был ректором Одесского фармацевтического института. Институт этот из Киева перевели в Одессу в 1935-м году – тогда не всё хотели концентрировать в столице. Если бы не перевод института в Запорожье в 1959-м году, у нас был бы ещё один экскурсионный объект. В Запорожье институт «вырос» до Медина с фармацевтическим факультетом в своём составе.

Продолжаем идти по чётной стороне Старопортофранковской. В начале следующего квартала нас встречает старейший родильный дом Одессы. В нём, среди прочих, родились оба автора книги. Заметим, что стандартная надпись на мемориальных досках «В этом доме родился…» не верна для большинства персон, кому посвящены эти доски, если речь идёт о людях ХХ века: они рождались всё же в роддомах. Было бы забавно увековечивать их память прямо на фасадах этих учреждений (смайлик).

Нам же довелось побывать в служебных помещениях роддома ещё раз. Эта необычная для немедиков и потому до сих пор памятная ситуация возникла по прозаической причине, характерной для эпохи дефицита: в роддом во время ремонта завезли лимонную плитку, а мы для домашнего в то же время достали белую. Наша мама – как сотрудник Минздрава (и, кстати, «Отличник Здравоохранения») – договорилась о взаимовыгодном обмене.

Самым энергичным экскурсантам можем предложить обогнуть роддом слева и выйти на параллельную улицу – Мечникова. В самом её начале мы уже были. В тылу роддома стоит здание общежития музыкального училища им. К. Ф. Данькевича. Здание – прекрасный образец модерна, очень неожиданный на этом квартале. Любопытно также, что по фасаду оно очень узкое, но в глубину простирается аж до следующего квартала. При таких пропорциях даже сложно вообразить его внутреннюю планировку.

 

17. Два института на Институтской улице

Вернёмся к роддому и продолжим поход. Наша цель – институт Благородных девиц.

Чуть дальше по ходу движения по нечётной стороне уже известное нам здание лабораторного корпуса Академии Связи (бывшее здание женского еврейского училища). За ним по Старопортофранковской, № 59 два корпуса общежития «Водного института». Первое здание – прекрасный образец конструктивизма, не хуже упомянутого ранее и построенного в том же стиле общежития Педина. А ведь общежитие «Водного» архитектор А. Зайденберг и инженер Л. Т. Гельман возвели в 1928-м году – за 10–11 лет до строительства общежития № 1 Педина. Так что берём назад свои слова о запаздывании архитектурных тенденций в провинции. Впрочем, какая Одесса провинция?

Интересно, что общежитие для родственного ВУЗа – Горьковского (Нижегородского) «водного» построено в 1935-м году в том же стиле. Почти «3-я улица Строителей» из «Иронии судьбы». Правда, в Нижнем Новгороде общежитие на пять этажей, а в Одессе – на четыре. Зато в Одессе было три корпуса, охватывающие обширный двор – целый Студгородок. «Пролетарский Студгородок» – так назывался он на фотографиях тридцатых годов.

Одно из зданий, расположенное по переулку Топольского, радикально перестроено строительной фирмой, его арендующей (об этом мы уже рассказывали). Второе разрушено после войны, а на его месте построено новое. Так что «чистый» конструктивизм остался только в главном корпусе общежития, занимающем угол переулка и Старопортофранковской.

Продолжим наш поход. Мы хотим охватить ещё три одесских ВУЗа. Это несложно: они расположены на одной улице и занимают смежные площадки.

Для этого, не доходя до конца квартала Старопортофранковской, можно пересечь скверик и спуститься по небольшой лесенке на улицу Дидрихсона, бывшую Институтскую. Морской университет, Академия строительства и архитектуры и Морская Академия занимают всю чётную сторону этой небольшой и уютной улицы, а Морская Академия – ещё и часть нечётной стороны.

Но для полноты обзора мы можем по Старопортофранковской дойти до улицы Торговой и пересечь её. На следующем квартале разрушающееся здание – бывшая фабрика мороженого. Как ни странно, в миллионной (а летом – двухмиллионной) Одессе фабрика доведена до разорения, так что теперь мы живём на привозном мороженом. Но мы рассматриваем это здание не как пример «эффективного менеджмента». Для темы нашей экскурсии интересно то, что перед нами здание Второй женской гимназии – может быть, в своё время красивейшее среди 8 учебных заведений и 10 приютов Старопортофранковской. Как мы уже видели, в остальных общественных зданиях, построенных в конце XIX века на пустыре – бывшей границе «порто-франко» – благополучно разместились различные одесские ВУЗы. Не повезло только Женской гимназии. И всё из-за церкви Григория Богослова, расположенной рядом с гимназией. В ней разместили склад городского холодильника, а в гимназии – сам холодильник. Для «плавности» перехода от гимназии к холодильнику в здании с 1930-го по 1941-й год находился и Украинский научно-исследовательский холодильный институт (УкрНИХИ), возглавляемый крупным учёным профессором «Водного» института Соломоном Даниловичем Левенсоном. Ещё раньше гимназию плавно сменила стройпрофшкола № 1. Её закончил – получив там, кстати, достаточно фундаментальные знания – будущий Главный конструктор ракетно-космической техники Сергей Павлович Королёв. Мемориальная доска, посвящённая этому факту, имеется на здании до сих пор, но не на фасаде, а на тыльной стороне. Впрочем, так она лучше видна сотням студентов, идущим в густо расположенные одесские ВУЗы из не менее густо расположенных по соседству общежитий.

Из этих общежитий архитектурный интерес представляет здание общежития № 1 Академии связи – Манежная, № 42. Это третий образец конструктивизма среди зданий студенческих общежитий Одессы. Любителям этого архитектурного стиля стоит обогнуть здание гимназии-холодильника и пройти немного по улице Мечникова до Т-образного перекрёстка с улицей композитора Нищинского. На Нищинского, № 1, как мы помним, в бывшей теплотехнической лаборатории Политеха находится одно из отделений Педина, а чуть дальше от Т-образного перекрёстка уже самой улицы Нищинского и улицы Манежной – искомое конструктивистское здание. Вот такая нетрадиционная для одесской прямоугольной сетки улиц топография.

Итак, мы осмотрели все окрестности и выходим на финишную прямую. Первый из ВУЗов включённой в экскурсию троицы – Одесский национальный морской университет (ОНМУ). Мы говорили, что ближайшая наша цель – Институт Благородных девиц, и не обманывали вас: главный корпус ОНМУ расположен именно в здании, принадлежавшем этому институту.

С другой стороны, морской университет закончил в 1952-м наш отец – и трудится в нём же с 1956-го по сей день! Поэтому нам очень дорого это учебное заведение. С точки зрения сюжета мы должны оставить ОНМУ на самый финал экскурсии. Давайте так и сделаем.

Для этого переместимся в конец улицы Дидрихсона (Институтской) и начнём рассказ о расположенной там Одесской Национальной Морской Академии (ОНМА).

Поскольку мы уже цитировали высказывания Великого одессита Михаила Жванецкого о трёх китах, на которых держится Одесса, можно сказать, что сейчас мы приблизились к третьему – флотскому – киту.

А началось всё почти двести лет назад – в 1816-м году, когда одесские купцы выделили из городской казны 6500 рублей на финансирование коммерческой гимназии и ходатайствовали перед властями о «введении в гимназии навигационного класса, для обучения гимназистов науке, которая и по положению города, и по роду занятий жителей наиболее ему полезна».

В конце XIX века – 1-го июля 1898-го года – в Одессе торжественно открыты «Классы торгового мореплаванья», преобразованные уже в 1901-м году в «Училище торгового мореплаванья». Здание училища возводит в 1902–1903-м годах один из лучших одесских архитекторов «всех времён и народов» Лев Львович Влодек. Мы до сих пор можем любоваться этим прекрасным зданием, если прогуляемся в начале улицы Канатной.

Кстати, название «Канатная» тоже вполне морское: в самом её начале открывается живописный вид на порт, а заканчивается она в районе канатного завода. Тот начинал свою деятельность на заре Одессы с производства морских канатов. В эпоху парусного флота это один из важнейших элементов такелажа судов.

После окончательного установления советской власти в Одессе в 1920-м году училище переименовывается в «Техникум водных путей сообщения», а в 1931-м году – в период бурных преобразований в системе ВУЗов Одессы – в «Одесский морской техникум». Кстати, как мы уже отмечали в тогдашней «табели о рангах» техникум был приравнен к ВУЗам.

Именно одесский морской техникум закончил самый известный советский подводник Александр Иванович Маринеско. Этот факт засвидетельствован и на мемориальной доске, и в названии училища – ныне оно «Мореходное училище им. А. И. Маринеско». Изучая эту доску, отметим значительное количество мемориальных досок и другим выпускникам училища; только главный корпус Университета им. И. И. Мечникова может конкурировать с этим изобилием.

В 2008-м году училище вошло в состав Одесской морской Академии.

Так мы вернулись к заведению, перед которым сейчас стоим. Заметим: на одесском языке слово «вышка» означает не какую-то высокую башню технического назначения (буровая вышка) и даже не «высшую меру наказания». Так одесситы именуют одесское высшее мореходное училище.

В отличие от других одесских ВУЗов, ведущих родословную от школ мукомолов, педагогических отделений Ришельевского лицея и т. п., «Вышка» по-военному чётко обозначает своё основание. Это 1944-й год – год освобождения Одессы от немецко-фашистских захватчиков. Строго говоря, можно сказать: «от румынско-фашистских», т. к. почти все 32 месяца оккупации Одессу – за исключением порта, контролируемого немцами – занимали румыны. Только перед самым апрелем 1944-го – месяцем освобождения нашего города – для усиления обороны в него ввели немецкие части. Так что совсем строго: город освободили от немецких нацистов.

Вернёмся, однако, к нашей «вышке». Традиционно даём череду переименований (их мало):

• 1944 – Одесское Высшее мореходное училище;

• 1958 – Одесское Высшее инженерное морское училище;

• 1991 – Одесская государственная морская академия;

• 2002 – Одесская национальная морская академия;

• 2015 – Национальный университет «Одесская морская академия»

Специально мы не проверяли, но, скорее всего, в нашем традиционном лото «Впервые в мире в Одессе…» можно вытащить карточку «число обучаемых по морским специальностям в одном учебном заведении превысило 8 000 человек».

С учётом входящих в состав Академии упомянутое училище имени Маринеско, азовский и измаильский морские институты и мореходный колледж технического флота, то наша «вышка» по числу курсантов на порядок выше аналогичных морских зарубежных учебных заведении, где одновременно обучаются, как правило, не более 1000 человек.

Если же вспомнить суворовское «не числом, а умением», то и здесь у Академии нет проблем. Курсанты за время учёбы получают не только фундаментальные теоретические знания (60 профессоров и 220 доцентов – не шутка), но и практические навыки на высоком уровне. Их курсанты обретают на новейших морских тренажёрах: комплексных радиолокационных фирм «Norcontrol» и «Transas Marine» для подготовки судоводителей; тренажёрах типа «Dieselsim» той же фирмы «Norcontrol» и LSS-2 фирмы «Heven Automation Ltd» для курсантов энергетических специальностей. Наконец, на тренажёрах Глобальной морской связи «Sailor» и «IZUMI 900» готовят радиоэлектроников и судоводителей. В распоряжении Академии уникальное учебно-парусное судно «Дружба».

ОНМА отличается от обычных высших учебных заведений как Одессы, так и страны в целом рядом особенностей внутренней жизни. На младших курсах для студентов обязательно проживание в общежитии, именуемом «экипажем», где их жизнь моделирует реальные условия работы и обитания на судне: дежурства, вахты, взаимоотношения с командным составом по уставу. Этот «экипаж» находится в районе Одессы, называемом «Слободка» и частично занимает территорию, связанную с мрачной страницей в истории города.

10-го января 1942-го года румынские оккупанты согнали на эту территорию оставшихся в Одессе евреев. В лютый мороз (эта зима была очень холодной) в «Слободское Гетто» погнали стариков, детей, женщин. Но и это не было концом испытаний, поскольку позже это гетто ликвидировали, отправив оставшихся в живых в другие гетто (а фактически – в лагеря уничтожения) в сёлах Одесской и Николаевской областей.

Многое делается теперь для того, чтобы это не было забыто – возводятся монументы, размещаются мемориальные доски, публикуются воспоминания. Но, выражаясь словами старшины Федота Евграфовича Васкова из прекрасной повести Бориса Львовича Васильева «А зори здесь тихие»: «главное, что могла нарожать Соня детишек, а те бы – внуков и правнуков, а теперь не будет этой ниточки. Маленькой ниточки в бесконечной пряже человечества, перерезанной ножом…». Таких ниточек в Одесской области было свыше 200 тысяч. Всего же во Второй Мировой войне нацисты и их пособники (включая, увы, активное местное население) загубили около 1 500 000 украинских евреев.

Среди погибших в гетто – две тёти нашего отца и муж одной из них. Муж второй – «перекоповец» (то есть участник штурма Перекопа в гражданскую войну) член ВКП(б) Алексей Алексеевич Калмыков репрессирован в 1937-м и погиб в следующем году на лесозаготовках. Тётя носила фамилию мужа и преподавала русский язык и литературу, то есть говорила по-русски грамотно и без еврейского акцента. Поэтому ей предложили «хорошие» документы, чтобы она спаслась. Но тётя Роза проявила солидарность со своей сестрой Раисой и пошла вместе с ней на гибель.

Вернёмся, однако, от тех мрачных воспоминаний к современности. В качестве компенсации за строгую жизнь по уставу («живи по уставу – завоюешь честь и славу») курсанты, обучаемые по госзаказу, обеспечиваются бесплатной формой одежды, питанием и проживанием. Поэтому на Дидрихсона такое количество молодых людей (и с некоторых пор – девушек) в строгой и нарядной морской форме. Мы не забыли время, когда первое лицо училища именовалось начальником, а не ректором, а курсанты стройными колоннами маршировали из экипажа в учебные корпуса.

А ещё один из нас – Владимир – совершал исследовательские рейсы как на судах непревзойдённого Министерства морского флота СССР, так и на (было дело) турецком судне. По сравнению с советским турецкое было просто каким-то сочетанием патриархальной семьи и захолустной шаланды. Все, включая капитана, ходили в настоящих турецких сандалиях на босу ногу, везде был дух патриархальности и восточной неги. Как от этого отличалось – в лучшую, на наш вкус, сторону – советское судно с его почти военной дисциплиной и строгим, что называется, морским порядком.

И закладывался этот дух в учебных заведениях, подобных одесской «вышке».

Курсанты одесского инженерного морского училища женились активнее студентов других ВУЗов Одессы. В эпоху дефицита и редких поездок за границу они считались завидными женихами, а сами стремились решить этот вопрос поскорее, пока не начали регулярно уходить в море (как люди грамотные, мы все знаем: моряки «ходят», а плавает что-то неприличное). Так что свадеб за шестилетнюю учебу было много (учились шесть лет из-за длительных плавательских практик). Впрочем, скептики считали: в брачном объявлении «Хочу создать прочную семью с непьющим моряком» сразу две шутки.

А если серьезно, прекрасное морское образование, которое до сих пор – при отсутствии своего флота – обеспечивают одесские морские учебные заведения, удерживает Украину в числе стран-лидеров по количеству плавсостава мирового флота. Мы уже упоминали: по различным оценкам наша страна занимает третье – четвёртое место по числу моряков.

Так, выпускники морской академии работают более чем на 45000 морских судов всевозможных типов: сухогрузах и танкерах, контейнеровозах и балкерах, пассажирских судах и морских паромах. Возможность устроиться на работу практически в любую судоходную компанию мира даёт выпускникам ОНМА получение двух дипломов. Кроме общетехнического диплома о высшем образовании, эквивалентного диплому технического университета западных стран, они получают ещё и специальный международный диплом, отвечающий всем требованиям международной Конвенции по подготовке моряков и несению вахты. Он даёт право на занятие командных должностей на судах под флагами иностранных государств.

Естественно, что академия, как и большинство описанных нами ВУЗов, имеет IV (высший в Украине) уровень аккредитации. Однако инженерные специальности ОНМА аккредитованы ещё и Институтом морской техники, науки и технологий (IMarEST) Великобритании. В результате выпускники ОНМА после окончания имеют возможность зарегистрироваться в Техническом совете Великобритании и оформить соответствующие сертификаты английского образца.

Из приятных мелочей: ВУЗ располагает бассейном олимпийского класса (одним из лучших в городе), спортивно-тренажёрным залом, тренажёрным комплексом по выживанию в экстремальных условиях на море, водной станцией. Оркестр академии считается одним из лучших в городе. Мы ещё помним прохождение колонн курсантов под марши этого оркестра прямо под окнами нашей квартиры. На какие мероприятия они маршировали, до сих пор не знаем, но было очень торжественно.

Расскажем о двух интересных людях, планировавших поступление в училище при его основании в 1944-м году.

Первый из них – капитан дальнего плавания Анатолий Григорьевич Третьяк.

Пунктиром вехи биографии: окончил училище в 21 год (в 1949-м); стал капитаном в 26 лет (в 1954-м). В 1959–1963-м годах на судне «Лениногорск» возит на Кубу различные, выражаясь официально, народнохозяйственные грузы. Часть из этих грузов, как известно, вызвала после размещения на Кубе Карибский кризис, когда в течение десяти дней мир был буквально на грани Третьей мировой войны. Напряжение было столь велико, что многие родственники нашей семьи искренне недоумевали, узнав о планах родителей отметить день двухлетия Владимира 24-го октября 1962-го года.

Как бы то ни было, Анатолий Григорьевич сначала удостаивается звания «Лучший капитан ММФ», а 9-го августа 1963-го года указом Президиума Верховного Совета СССР – звания Героя Социалистического труда. Ему всего 35 лет. По интерпретации творческих союзов он – молодой (молодыми писателями или композиторами в официальных творческих союзах времён СССР были лица как раз до 35 лет).

Для продолжения карьеры А. Г. Третьяк возвращается в родное училище на курсы усовершенствования руководящего состава. Далее он работал начальником управления сухогрузного флота, заместителем начальника ЧМП. С 1968-го года (с 40 лет) занимает пост заместителя начальника пароходства по безопасности мореплавания. На этой должности Анатолий Григорьевич, выражаясь бюрократическим языком характеристик, «вносит немалый вклад в организацию транспортных перевозок на внутренних и внешних судоходных линиях». Так проходит 18 лет, когда в последний день лета 1986-го года в Цемесской бухте Новороссийска тонет пассажирское судно Черноморского морского пароходства «Адмирал Нахимов». Число жертв – 423 человека.

Страна ещё не оправилась от Чернобыля, и почти сразу такое. Правительственная комиссия во главе с упоминавшимся Гейдаром Алиевым (уже в чине Первого заместителя Председателя Совета министров СССР) работает слаженно и жёстко. Среди попавших под каток и А. Г. Третьяк. Его исключают из партии (партийный стаж – 34 года) и увольняют из пароходства. Спустя неделю «по состоянию здоровья» уходит со своего поста на пенсию и Министр морского флота СССР Герой Социалистического Труда Тимофей Борисович Гуженко. Он, кстати, выпускник второго одесского морского ВУЗа, рассказ о котором мы обещаем «на закуску».

Анатолий Григорьевич не достиг пенсионного возраста и вынужден работать научным сотрудником ЧерноморНИИпроекта. Заметим: с Владимиром в ЮжНИИМФе тоже трудились «жертвы Нахимова».

Умирает А. Г. Третьяк спустя три года; вероятно, не мог пережить случившегося и допущенной по отношению к нему несправедливости. Конечно, комиссия Алиева выявила различные нарушения (на то она и комиссия). Но позже пошли слухи: главный, хотя и невольный, виновник трагедии – начальник управления КГБ по Одесской области генерал-майор Алексей Григорьевич Крикунов.

Именно его ждало судно в порту, и именно нарушение времени отхода на 10 минут, вызванное этим ожиданием, привело к столкновение лайнера с сухогрузом «Пётр Васёв». Генерал погиб вместе с судном. Больше повезло Льву Валерьяновичу Лещенко и Владимиру Натановичу Винокуру: их судно не дождалось…

Мрачная одесская шутка той поры: особым решением судебного процесса судно «Капитан Васёв» переименовано в «Контр-адмирал Нахимов».

И ещё об одном потенциальном курсанте 1944-го года. Это выдающийся наш режиссёр Эльдар Александрович Рязанов. Школьником он хотел стать писателем и решил: максимум жизненного опыта за минимум времени может дать служба на флоте. Поэтому сразу после школы Эльдар отправил документы в Одесское высшее мореходное училище. Документы потеряли – пришлось поступать на режиссёрский факультет ВГИКа. Ну, остальное вы все знаете…

Продолжаем морской поход, то есть идём по Дидрихсона в сторону уменьшения номеров. На нечётной стороне третий корпус морской Академии. Здание имеет № 13 по Дидрихсона, но моряки – народ несуеверный: само по себе число 13 практически безопасно – серьёзную угрозу оно представляет только тогда, когда обозначает день месяца и выпадает на пятницу (смайлик).

По этому поводу сохранился рассказ времён Первой Мировой войны. Один из офицеров представительства Флота Его Величества на Российском Императорском Флоте с присущей англосаксам уверенностью в единственной и безоговорочной правильности своих собственных привычек и обычаев изумился: «Не понимаю я вас, русских! Как можно быть такими суеверными? Как можно полагать, что понедельник – тяжёлый день??? Ведь всему цивилизованному миру с незапамятных времён прекрасно известно: тяжёлый день – пятница!»

Этот корпус академии примечателен тем, что в дни обороны Одессы в нём размещались штабы Приморской Армии и Одесского оборонительного района. Дело в том, что под видимым с улицы полуподвальным этажом в здании имеется ещё и полноценный подвал. К тому же здание расположено относительно в стороне от центра города. Так что работали штабы в сравнительной безопасности, насколько это было достижимо, когда враг обстреливал город в критические дни обороны просто из полевых артиллерийских орудий.

Для полноты картины отметим: в глубине двора находится ещё два корпуса Академии (всего их семь). Если пройти ещё дальше, то можно выйти на параллельную Дидрихсона улицу Градоначальницкую. Там стоит здание, типичное для школ, построенных в Одессе перед войной. В нём много лет находится военно-морская кафедра «вышки». Военной подготовке курсантов уделялось большое внимание, тем более что и по духу, и по распорядку училище было близко к военному. К тому же, подобно тому, как практически каждое предприятие СССР в «особый период» готово было перейти на военные рельсы, каждое судно ММФ можно было вооружить и превратить в военный – пусть и грозный только для себе подобных – корабль.

Вернёмся, однако, на Дидрихсона. Напротив дома № 13 территория ещё одной академии. Это Одесская государственная академия строительства и архитектуры – очередная остановка в нашей экскурсии.

Хотя Одессу практически с самого основания застраивали первоклассные архитекторы и инженеры, профессиональная подготовка специалистов в нашем городе началась только на рубеже XIX–XX веков. Как мы уже упоминали, при Одесском отделении Русского технического общества была организована школа десятников строительного дела, а в 1918-м году при участии того же общества создан Одесский политехнический институт. Одним из трёх его первых факультетов стал инженерно-строительный. Практически в то же время «среднее звено» для строек готовили в вышеупомянутой Стройпрофшколе № 1 буквально в трёхстах метрах от будущего строительного института. Сам институт организован постановлением ЦИК и Совнаркома СССР от 23-го июля 1930-го года. Идёт третий год первого пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР (первая «пятилетка»). В этом году развёрнуто строительство 1500 объектов, включая такие гиганты, как тракторные заводы в Челябинске, Харькове, Сталинграде, металлургические заводы в Липецке, Магнитогорске и Новокузнецке, наконец, ДнепроГЭС и ТуркСиб. Стране нужно в разы больше инженеров-строителей. Поэтому в Одесском инженерно-строительном институте сразу организуют четыре факультета:

• архитектурный (с отделениями архитектурным и планировочным);

• промышленного и гражданского строительства (с отделениями конструирования и выполнения работ);

• санитарно-технический (с отделениями водоснабжения и канализации, отопления и вентиляции);

• факультет городских путей соединения (пути и мосты).

После Великой Отечественной войны одна из приоритетных задач – дальнейшая электрификация страны. Помните у В. И. Ленина – «Коммунизм – это есть Советская власть плюс электрификация всей страны». За четвёртую и пятую пятилетки запланировано в два – три раза увеличить производство электроэнергии. Рассчитывать на широкое использование «мирного атома» рановато, зато неиспользуемой гидроэнергии в СССР пока много. Поэтому постановлением Совета Министров СССР ОИСИ преобразуется в ОГТИ – Одесский гидротехнический институт (тем более, что ещё строительный факультет «Политеха» состоял из инженерно-гидротехнического и инженерно-строительного отделений). Происходит это весной 1951-го года. В составе ВУЗа три факультета – речного гидротехнического строительства, морского гидротехнического строительства, промышленного и гражданского строительства (всё же обычное строительство не забыто).

Любопытно, что одновременно в соседнем институте – институте инженеров морского флота – тоже готовят инженеров-гидротехников на соответствующем факультете. То ли стране нужно было такое изобилие морских гидротехников, то ли плановая система дала сбой, не сумев преодолеть ведомственных барьеров: гидротехнический подчиняется МинВУЗу СССР, а «водный» – ММФ СССР.

В 1957-м году институту возвращают «девичью» фамилию: он снова инженерно-строительный. В нём по-прежнему три факультета, но гидротехнический – один, и есть «старо-новый» факультет (заимствуем оборот у Пражской синагоги): санитарно-технический.

Активная подготовка строителей с непрерывным ростом института продолжается. Строятся новые корпуса, в 1966-м году создаются новые факультеты: строительно-технологический; архитектурный; факультет конструирования в промышленном и гражданском строительстве. По всей стране разворачивается массовое гражданское строительство. Пока ещё далеко, конечно, до «перестроечного» лозунга «каждой семье отдельную квартиру», нашедшего отражение в белых стихах Владимира:

Кроме шуток: теперь можно ругать безликие коробки без «архитектурных излишеств» (вспомним мультфильм, предваряющий рязановскую «Иронию судьбы») и презрительно именовать пятиэтажки той поры «хрущобами». Но именно они дали возможность горожанам (в большинстве, правда, новоявленным) переселиться из бараков и общежитий в отдельные квартиры с ванной, туалетом и горячей водой. В Одессе практически полностью расселили жильцов подвалов. После этого подвалы зачастую становились чрезвычайно сырыми и дом из песчаника, плохо переносящего влагу, разрушался. Но это, как говорится, другая история. Тем более, что подвалы начали бурно и часто довольно удачно осваивать с началом «кооперативизации» города в Перестройку.

Вернёмся, однако, к нашему Строительному. В 1970-е годы он переживает расцвет. Объёмы строительства в СССР растут. Соответственно растёт и институт: появляются факультеты в Новой Каховке и в Николаеве, на 38 кафедрах работают около 500 преподавателей. Наконец, в 1970-х годах число студентов в институте достигает рекордных 10 тысяч человек.

Соответственно растёт и материальная база. Строительство новых многоэтажных учебно-лабораторных корпусов, общежития № 2, создание вычислительного центра, учебного телецентра и видеомагнитофонного зала, наличие 40 лабораторий выводят Одесский строительный институт на одно из первых мест в СССР по обеспечению техническими средствами обучения.

Но СССР при активном участии партийного руководства союзных республик в процессе расчленения и удивительном безразличии народа прекращает своё существование. На смену крайне противоречивому, но сложному и во многом очень увлекательному Проекту, каким был СССР, приходит довольно примитивное существование под лозунгом «каждый спасается сам».

Однако, как и остальные одесские ВУЗы, Строительный в этой драматической ситуации выживает. В 1994-м году он становится «Академией». Институт получает высший уровень аккредитации, становится членом Европейской, а затем и Международной ассоциации Университетов.

В 2013-м году в Академии обучалось свыше 5200 студентов, из них 575 иностранцев, количество научных сотрудников и преподавателей составляло около 600 человек. А всего за время существования ОГАСА подготовлено свыше 50 тысяч специалистов, из которых более чем 2000 – это граждане стран Азии, Африки, Европы и Латинской Америки. Согласитесь, что Академия вполне заслуживает того, чтобы быть отмеченной в ходе нашей экскурсии.

 

18. Благородные девицы и сменившие их «водники»

Дойдя до начала улицы Дидрихсона, мы, как и обещали, завершаем путешествие рассказом про Одесский национальный морской университет – родной ВУЗ нашего отца: Заслуженного деятеля науки и техники, лауреата премии Совета Министров СССР, почётного работника Морского флота СССР, доктора технических наук, профессора Александра Анатольевича Вассермана.

Поскольку Главный корпус ОНМУ – полученное «по наследству» здание одесского института Благородных девиц, начнём наш рассказ с этого учебного заведения.

Старт проекту, выражаясь современным менеджерским языком, дал герцог де Ришельё. Он ещё в 1805-м году основал и опекал Женский благородный институт (поскольку в этом институте был сильный педагогический уклон, некоторые краеведы предлагают от него отсчитывать историю нашего Педина). После возвращения Ришельё во Францию со служебным повышением его начинание не захирело. Наоборот, городской голова Яков (отчество история не сохранила) Протасов в 1817-м году преобразует институт в Городское девичье училище для девушек всех сословий. Спустя каких-то 11 лет – в 1828-м году – на его базе создаётся Одесский институт Благородных девиц. Он существовал до 1920-го – года окончательного утверждения советской власти в Одессе.

Объективности ради заметим: в отличие от многого, имевшегося в Одессе как зеркальное отражение имевшегося только в Санкт-Петербурге, институт Благородных девиц был сравнительно распространённым учебным заведением. Кроме широко известного «Смольного», даже в самой столице был ещё Екатерининский институт Благородных девиц, а всего их по России в начале ХХ века было свыше 30. Одесса же стала пятым городом империи, открывшим такое учебное заведение; впрочем, в Киеве институт основали ещё на десять лет позже.

Все институты Благородных девиц входили в упоминавшееся ранее ведомство учреждений императрицы Марии, и все они «по определению» находились под покровительством супруги правящего императора. Соответственно, Одесский институт был принят под покровительство жены Николая I императрицы Александры Фёдоровны.

В первые годы существования институт занимал съёмные помещения. Для строительства собственного здания государственное казначейство одолжило городу 100 000 рублей. За северной границей порто-франко на огромной по городским масштабам территории – в пределах нынешних улиц Нищинского, Мечникова, Дидрихсона и Балковской – находился хутор полковника Ивана Александровича Стемпковского (одного из основателей Одесского музея древностей). «Настоящий полковник» подарил хутор, и строительство началось.

В момент строительства улица Нищинского называлась Водяной переулок, как будто кто-то знал, что спустя 90 лет по ней будет проходить граница Водного института. На самом деле название порождено тем, что через переулок можно было попасть в Дюковский сад, где находились ручьи, частично обеспечивавшие город пресной водой.

Если улица, проходящая по фасаду строительной и мореходной академий, имела всего два названия – Институтская (не в честь трёх ВУЗов, а как раз в честь института Благородных девиц) и Дидрихсона, то Водяной переулок переименовывался многократно.

В середине XIX века – это «Новая» улица, в конце «Ново-институтская». Затем улица получает имя Штиглица в часть барона Людвига Хиршевича (после крещения из иудеев в православные – Ивановича) фон Штиглица: он пожертвовал деньги на начало строительства института Благородных девиц.

Удивительно, но с этим названием улица просуществовала аж до 1938-го года, когда была названа в честь маршала Советского союза наркома обороны Климента Ефремовича Ворошилова. В период освоения целинных земель Казахстана улица именовалась Целиноградской, после смерти маршала – снова Ворошилова, а через месяц после провозглашения независимости Украины переименована в улицу «Композитора Нищинского». Поскольку улица точно отражала все перипетии нашей истории, весьма вероятны новые переименования.

Вернёмся к нашим благородным девицам. Вместе со строительством здания, возведенного по проекту Франца Карловича Боффо (проект, правда, непрерывно корректировался Советом института), заложен громадный сад, фактически парк. Он был одним из лучших в Одессе. Город лишился его в следующем веке, когда на этой территории один за другим возводились корпуса строительного института и инженерного морского училища. Впрочем, до сих пор между фасадом главного корпуса Морского университета и оригинальной чугунной оградой, сохранившейся со времён института Благородных девиц, находится очень приятный сад.

В 1833-м году институт переезжает в собственное здание. 8-го апреля 1834-го года освящается домовая церковь, названная в честь Святой Великомученицы Александры. Этим несложным ходом, придуманным тогдашним градоначальником и председателем попечительской комиссии Алексеем Ираклиевичем Лёвшиным, институт укреплял покровительство императрицы Александры Фёдоровны.

Наличие собственной церкви было принципиально, так как религиозному образованию и воспитанию уделялось очень большое внимание.

Священниками церкви института были, как правило, выпускники Киевской духовной академии, магистры и кандидаты богословия. Выражаясь современным языком, аудиты института, регулярно проводившиеся вышестоящими организациями, обязательно включали испытания воспитанниц по закону Божьему, а также посещения церкви во время службы. Посещал уроки Закона Божьего и попечитель учебного округа уже упоминавшийся нами великий хирург Н. И. Пирогов. Как отмечено в записках настоятеля институтской церкви протоирея Серафима Антоновича Серафимова: «По классу Закона Божия, выслушав изъяснение законоучителем беседы Христа с самарянкой, Николай Иванович сам предложил несколько выводов из неё, и в заключение просил законоучителя делать в толковании Евангелия применения к жизни…».

Заметим: церковь закрыта при советской власти и восстановлена в 2002-м году, как раз перед приездом президента Леонида Даниловича Кучмы с указом о присвоении университету статуса Национального.

Во время Крымской войны в день обстрела Одессы англо-французской эскадрой (10-го апреля 1854-го года) воспитанницы спешно эвакуированы в Вознесенск. До эвакуации, однако были приняты превентивные меры. Если обратиться к записям С. Серафимова: «13 марта. Вследствие открытия военных действий и неспокойного положения края, по определению совета, произведен был воспитанницам экзамен и затем выпуск 70 девиц».

Далее началась организационная неразбериха: институт хотели оставить в Вознесенске, но уже 11-го августа предыдущее распоряжение отменено «Высочайшим указом» и институт в Одессе сохранён.

19-го мая 1855-го года совершается закладка новых зданий института архиепископом Херсонским Иннокентием. Свою речь он начал словами:

«Что будет здесь, на этом месте? Будет дом для воспитания и образования благородных девиц нашего края. А что будет с сими девицами по окончании их воспитания и образования здесь? Они должны будут возвратиться в домы своих родителей или родственников, и составить их отраду и утешение, пока не найдут своего жребия и не соделаются сами супругами, матерями и начальницами семейств, от коих зависит нередко судьбы целых сотен и тысяч».

Знал бы преосвященный, что спустя 65 лет в здании, построенном по проекту архитектора Александра Сергеевича Шашина, разместится Одесский политехнический институт, он бы гордился своим даром предвидения, поскольку далее архиепископ сказал:

«Таким образом, здесь и теперь полагается основной камень не здания токмо вещественного, но и здания духовного, храма воспитания, не токмо блага частного, но и благоденствия общественного».

А если учесть, что вот уже 85 лет здесь располагается Морской Университет, слова про здание благоденствия общественного звучат совершенно актуально.

Прервём наш рассказ, чтобы как-то вписаться в продолжительность экскурсии. Самым же любознательным рекомендуем подробную статью «Институт Благородных девиц в Одессе» ректора (с мая 2003-го по февраль 2015-го) Морского университета Ирины Владимировны Морозовой и доцента того же университета Валерия Валерьевича Левченко. А мы приступаем к финальному повествованию – рассказу об одесском «водном».

Достоевскому приписывают слова «Все мы вышли из гоголевской шинели». Такой шинелью для многих одесских ВУЗов был наш Политехнический. Одесский же Национальный морской университет (ОНМУ), если подойти к вопросу пристально, из шинели не выходил, а просто перешил её с учётом требований времени.

Если вы помните, первыми тремя факультетами Политехнического института осенью 1918-го года были механический, инженерно-строительный и экономический. Но с самого начала на механическом факультете имелось судостроительное, а на строительном – мелиоративно-гидротехническое отделение.

В 1920-м году Советская власть закрывает одесский институт Благородных девиц. Само слово «благородный» становится неблагонадёжным. Даже спустя 23 года, редактируя будущий гимн СССР, Сталин вычёркивает это слово из первой строчки текста, вписывая свой эпитет: «Союз благородный нерушимый республик свободных». Как мы знаем, эта нерушимость продлилась ещё 48 лет…

В том же 1920-м году Губернская Чрезвычайная Комиссия занимает Сабанские казармы и выселяет оттуда Политехнический. Он размещается в кстати освободившемся здании «разогнанных девиц» на улице Внешней (внешней по отношению к границе порто-франко). И по сей день это – главный корпус ОНМУ. Прилежащий лазарет-изолятор отводят под гидравлическую лабораторию в составе трёх отделений: гидротехнического, гидромеханического и судостроительного.

Так уверенно и неуклонно вызревает в недрах Политехнического «водный» институт. В 1925-м году в составе ОПИ уже отдельный судостроительный факультет с отделениями судостроения и судомеханики; продолжает готовить гидротехников инженерно-строительный факультет. Но инженерных кадров на водном транспорте хронически не хватает. Сказываются и их нехватка с дореволюционных времён, и активное развитие отрасли.

Радикальное решение проблемы – передача всех технических ВУЗов Высшему совету народного хозяйства СССР и союзных республик. Всё руководство по подготовке инженерных кадров сосредоточивается в соответствующих Наркоматах, а на долю наркомата Просвещения остаётся только контроль методического обеспечения учебного процесса.

В духе этой политики Совнарком УССР 12-го июня 1930-го года принимает постановление о реорганизации ВУЗов и передаче их в ведение соответствующих Наркоматов. В рамках этой реорганизации на базе факультета портового строительства и гидротехнических сооружений Одесского политехнического института и создаётся Одесский институт инженеров водного транспорта.

В нём три факультета: гидротехнический, эксплуатационный и механический. Судостроительный факультет Политеха просто-таки клонируют: сначала на его базе (и на базе Николаевского машиностроительного института) создают Николаевский судостроительный институт, но к началу учебного года судостроительный факультет появляется и в ОИИВТ. Бурный период создания института завершается организацией экономического факультета в конце того же судьбоносного 1930-го года.

Принципиально то, что занимает ОИИВТ здание, где размещался Политехнический с 1920-го года. Поэтому В. В. Левченко в подробном исследовании «К вопросу становления и преемственности Одесского национального морского университета» показывает: нынешний Морской университет является преемником первого Политехнического не в меньшей степени, чем сам нынешний Политехнический университет.

Кроме Главного корпуса Политех отдаёт физическую и гидравлическую лаборатории, затем учебные мастерские и уникальный, хотя и незавершённый опытовый бассейн. Его строительство закончено в 1934-м году. В то время на весь СССР было всего два таких бассейна – в одесском «водном» и ленинградском кораблестроительном институтах (снова Южная Пальмира соревнуется с Северной). Правда, был в Ленинграде ещё и бассейн ровно на 40 лет старше нашего: работал с 1894-го года. Он создан по замыслу великого химика Дмитрия Ивановича Менделеева под руководством выдающегося математика и кораблестроителя – впоследствии академика – Алексея Николаевича Крылова – на деньги, сэкономленные Менделеевым при разработке оптимальной рецептуры и технологии производства бездымного пороха: из полутора миллионов рублей (тогда рубль содержал около грамма золота), оставшихся свободными в бюджете Морского ведомства в 1891-м году, Менделеев израсходовал всего полмиллиона. Увы, уже в наши дни остров Новая Голландия передан Военно-морским флотом РФ городу, и в 2006-м году здание Опытового бассейна снесено. А бассейн, принадлежащий – как и в Одессе – морскому ВУЗу, теперь используется и для кораблестроительных исследований.

Ещё пару слов о бассейне, расположенном прямо в полуподвале Главного корпуса. У опытового бассейна внушительные размеры: длина 36 м, ширина 6 м, глубина – до 2.5 м. В результате прямо в здании находится около 400 т воды, но высококачественная гидроизоляция делает это обстоятельство безопасным для фундамента. Основное назначение бассейна – гидродинамические испытания моделей корпусов судов. Модели по воде тянут через систему блоков грузами, опускающимися в специальный колодец глубиной 20 м, что определяет тип бассейна – гравитационный. Он носит имя профессора Александра Александровича Костюкова – тот руководил бассейном ещё со студенческих лет. В 1960–1971-м годах он руководил и всем институтом. В память о видном учёном назван балкер ЧМП. Но ЧМП нет, и судна под этим именем тоже нет. А бассейн имени А. А. Костюкова верой и правдой служит институту с момента открытия (не считая перерыва в 1941–1944-м годах). Конечно, сейчас результаты испытаний обрабатывают на компьютерах…

Хотя институт «вызревал» в Политехническом целых 10 лет, выведение его из ОПИ заняло несколько месяцев. Естественно, что за столь короткий период было невозможно создать оптимальную структуру ВУЗа.

Поэтому уже в 1932-м году по решению Наркомвода проходит перестройка ОИИВТа: прекращён набор на экономический факультет, гидротехнический переведен в Ленинградский институт инженеров водного транспорта, а состав эксплуатационного факультета увеличен за счёт закрытия аналогичного факультета ЛИИВТа.

Одновременно институт наращивает материально-техническую базу. В 1934–1936-м годах оборудованы новые лаборатории: судовых силовых установок, теплового контроля, электросварочная, электротехническая, химическая и ряд других. Созданы кабинеты: архитектуры корабля, судомеханический, деталей машин, эксплуатации водного транспорта, математики и механики. На закупку оборудования для лабораторий и мастерских за первые 10 лет существования института государство ассигновало около 2 миллионов рублей (в те времена рубль официально равнялся, как в позднеимперское время, примерно 0.77 грамма золота, но по реальной покупательной способности был раза в 2–3 меньше). Значительные средства отпускались также на пополнение библиотеки: в 1930-м году в ней насчитывалось около 25 тысяч томов, а спустя 10 лет её фонд увеличился в пять раз.

В 1939-м году создаётся заочное отделение для подготовки судомехаников, кораблестроителей и эксплуатационников, на него зачисляются 160 студентов. Всего же за первые 10 лет работы ВУЗ подготовил 1670 специалистов по этим трём специальностям.

Яркой чертой ОИИВТ было проведение большого количества исследовательских и проектных работ, диктуемых запросами отрасли. Для этого создаётся бюро реального проектирования, ведущее проектные и исследовательские работы по заданиям предприятий водного транспорта. За 1930–1940-й годы кафедры института выполнили более тысячи различных исследований и разработок. Только в опытовом бассейне испытаны более 200 моделей судов по заданиям предприятий и проектных организаций. Результатом большой научной работы за 10 лет существования института стала защита 23 кандидатских диссертаций.

В стране растёт популярность молодого вуза, количество желающих овладеть профессией инженера водного транспорта увеличивается в разы: в 1930-м году в ВУЗ зачислено 170 студентов, в 1940-м – 1127. Не помешало даже то, что с 8-го апреля 1938-го до 9-го апреля 1939-го года во главе Наркомата водного транспорта, которому подчинялся институт, стоял Генеральный комиссар госбезопасности Николай Иванович Ежов (смайлик). Любопытно, что наркомат этот последовательно возглавляли три Николая: Николай Михайлович Янсон (с момента организации в 1931-м и до весны 1934-го года), Николай Иванович Пахомов (с весны 1934-го по весну 1938-го года) и незабвенный Николай Иванович Ежов. Ещё одного Николая – тем более Николая Ивановича – не нашлось и пришлось Наркомат делить на наркоматы морского и речного флота, а самого Ежова расстреливать…

Строго говоря, был во властных верхах ещё один Николай Иванович – «любимец партии» и её главный теоретик Бухарин. Но 15-го марта 1938-го года к нему применена «высшая мера социальной защиты» и стать наркомом водного транспорта он никак не мог. Когда в годы «Перестройки и гласности» его третья жена Анна Юрьевна Ларина выпустила мемуары, посвящённые мужу, Владимир откликнулся стихотворной рецензией:

Вернёмся всё же от свободных ассоциаций к ОИИВТ. Институт, между тем, крепнет и развивается: приобретено учебно-производственное судно и планируется строительство нового учебного корпуса. Однако Великая Отечественная война сорвала выполнение этого плана.

Война стала тяжелейшим испытанием для сотрудников и студентов. В первый месяц войны в ОИИВТе сформирована рота истребительного батальона; студенты строили оборонительные сооружения и работали в санитарных дружинах; сотрудники и студенты института трудились также на многих участках Одесского порта в условиях частых налётов вражеской авиации.

В начале августа 1941-го года институт эвакуируют в Ростов-на Дону, причём эвакуируемые студенты следуют туда пешком. В связи с дальнейшим ухудшением военной обстановки «Водный» эвакуируется из Ростова в Махачкалу, а затем через Красноводск и Ташкент – в Самарканд.

Несмотря на удалённость конечного пункта эвакуации от моря, институт продолжает готовить инженеров по специальностям, требуемым для фронта и военно-морского флота: судомехаников, кораблестроителей, эксплуатационников и судоводителей. Происходит это, в том числе, и благодаря духу взаимовыручки, царившему между эвакуированными в Самарканд ВУЗами, предоставлявшими друг другу учебные помещения, лаборатории, оборудование.

В марте – апреле 1942-го года в Самарканде состоялся очередной выпуск института: 150 инженеров получили дипломы, из них 40 человек направлены в Артиллерийскую академию. Среди выпускников будущий министр морского флота СССР Т. Б. Гуженко, уже упомянутый в этой книге. В целом за годы Великой Отечественной войны, несмотря на трёхкратную эвакуацию, институт подготовил свыше 500 инженеров.

Удивительно, но и в годы войны сотрудники ОИИВТа не прекращали научную работу. Они подготовили и защитили 1 докторскую и 4 кандидатские диссертации, выполнили много исследований и опубликовали их результаты.

В конце 1943-го ОИИВТ переведен ближе к морю – в Астрахань, а в сентябре 1944-го коллектив института вернулся в освобождённую Одессу. Преподаватели и студенты, как водится в эту пору, помимо учёбы восстанавливали общежитие, столовую, лаборатории, а также активно помогали фронту: грузили боеприпасы и продовольствие, ухаживали за ранеными в подшефном госпитале.

Летом 1944-го проведен очередной набор студентов одновременно в Астрахани и Одессе. На 1-й курс принято 520 человек. К этому времени количество преподавателей удвоилось по сравнению с самаркандским периодом и составило 104 человека, в их числе 6 докторов и 33 кандидата наук. Несмотря на то, что ещё шла война, в воздухе чувствовался запах Победы и было ясно: пора закладывать научно-технический фундамент скорой мирной жизни. Для этого в том же 1944-м году восстановлена аспирантура по 10 специальностям, организованы механизаторский и гидротехнический факультеты. Правда, пришлось «пожертвовать» судоводительским факультетом, переведенным в Ленинградское высшее мореходное училище. В этот же период несколько опытных преподавателей института – доценты В. Ф. Кравчук, В. И. Литвак, В. И. Сухоцкий – по заданию Наркомморфлота участвовали в создании Одесского высшего мореходного училища и других учебных заведений морского флота.

Во время Великой Отечественной войны многие сотрудники и воспитанники ОИИВТа храбро сражались с врагом на суше и на море и удостоены высоких государственных наград. Троим из них – А. А. Кривошапкину, Г. М. Паламарчуку и К. Ф. Ольшанскому – за мужество и отвагу присвоено звание Героя Советского Союза.

О подвиге Константина Фёдоровича Ольшанского стоит рассказать чуть подробнее. Старший лейтенант Ольшанский во главе отряда десантников высадился в Николаевском порту 26-го марта 1944-го года. Десантники должны были своими действиями в тылу врага помогать войскам, освобождавшим город. И эту задачу они с честью выполнили. За сутки десантники отбили 18 атак противника и уничтожили до 700 гитлеровцев. Велики были и потери отряда: погибли 57 десантников, включая командира, остальные 11 ранены. Подвиг воинов оценён беспрецедентно: всем 68 присвоено звание Героя Советского союза! Ни в одной другой операции Великой Отечественной войны такого не случалось.

Коллектив института потерял многих товарищей, павших смертью героев на полях сражений. В их честь на территории института к 20-летию Победы сооружён обелиск – первый из памятников в честь Великой Отечественной войны, сооружённых ВУЗами Одессы. Возле него перед началом учебного года проходила церемония посвящения в студенты.

Вскоре после дня Победы, 20-го мая 1945-го, институт переименован в Одесский институт инженеров морского флота (ОИИМФ). Под этим названием он был известен почти полвека – до августа 1994-го. Впрочем, под коротким наименованием «Водный» он известен с момента организации и по сей день.

Победа в войне досталась громадной ценой. Повсюду, в том числе и в морской отрасли, остро ощущался недостаток квалифицированных кадров. Это обусловило большое внимание, уделявшееся набору студентов на 1-й курс и заочное отделение, а также воссоздание в ОИИМФ в 1945-м году экономического факультета. В 1949/1950-м годах число студентов достигло 1520.

В первое послевоенное десятилетие штаты кафедр пополнялись людьми, имеющими высокую профессиональную квалификацию, прошедшими сложные военные дороги. К этому времени в институте работали 11 докторов наук, 31 кандидат наук, 28 старших преподавателей, 72 ассистента. Среди преподавателей были крупные учёные – в частности, уже знакомые нам М. Г. Крейн, Я. З. Казавчинский, В. С. Мартыновский.

Научная работа, как мы видели, не прерывалась даже в Самарканде в годы войны – и уж подавно активизировалась в родной Одессе. Приоритетные направления исследований, проводимых в ОИИМФе, определялись задачами, связанными с развитием морского флота. Это организация и технология судоремонта, повышение долговечности судовых машин и механизмов, повышение мореходных качеств судов, улучшение планирования работы флота, портов и судоремонтных заводов.

В 1947-м создано студенческое научное общество. В его работе участвовали ведущие учёные и преподаватели, привлекавшие студентов к выполнению хоздоговорных и госбюджетных тем. В этом обществе уже в 1949-м насчитывались 17 научных кружков, куда входили 300 человек. Студенческое научное общество открыло путь в науку будущим профессорам ОИИМФ, в том числе и нашему отцу. Членами СНО были и будущие ректоры ВУЗа доктора технических наук В. А. Загоруйко и Ю. Л. Воробьёв. Вот как решался вопрос подготовки руководящего состава без всяких дипломов MBA.

К 1951-му году в институте создано 15 лабораторий и 17 кабинетов. Начала работать типография института. Организованы экспериментальные мастерские, ставшие базой по производству наглядных пособий для морских учебных заведений.

В 1953-м директором ОИИМФа стал И. М. Коробцов, работавший до этого начальником Сахалинского пароходства. Вскоре по его инициативе надстроен четвёртый этаж над старым учебным корпусом – архитектор Шашин, проектируя здание за сто лет до этого, заложил соответствующий запас. Далее строительство продолжалось: вдвое расширен машинный зал, построены отдельные здания спортивного комплекса и учебных мастерских. В машинном зале были установлены два мощных судовых дизеля.

Отец регулярно и с гордостью рассказывал, как ему, только пришедшему на работу в ОИИМФ, поручили ответственную работу по организации транспортировки дизеля массой свыше 20 тонн с судоремонтного завода по крутому подъёму с Пересыпи в город. Только с годами он осознал: в поручении было не столько доверие к нему, сколько нежелание некоторых «старших товарищей» ввязываться в это небезопасное дело.

В классических советских традициях в 1961–1972-м годах правительство приняло три постановления о мерах по совершенствованию высшего образования и улучшению подготовки и использования специалистов. Обычно такие постановления назывались «О дальнейшем улучшении…»; это подразумевало, что всё вообще-то и так хорошо, но можно ещё улучшить. Если в случае советского сельского хозяйства или, например, лёгкой промышленности это было пропагандой, то высшее техническое образование СССР 1960–1970-х годов действительно нуждалось только в «дальнейшем улучшении».

Так, уже с начала 1960-х годов многие кафедры ОИИМФ начали заниматься вопросами программированного обучения. Специальные кафедры стали шире использовать вычислительную технику. Уже в 1961-м в институте создан вычислительный центр на базе ЭЦВМ «Минск-14» – первой машины такого класса в Одессе. Одновременно реконструирован опытовый бассейн, и автоматизирована с помощью ЭЦВМ обработка результатов испытаний моделей судов.

В конце 1970-х – под конец эпохи, получившей от горе-реформаторов название застойной – в ОИИМФ работали 15 докторов и 105 кандидатов наук – 44 % от общего числа преподавателей и научных сотрудников.

Всё большее значение в учебном процессе приобретала практика студентов. Настоящей изюминкой учебного плана, делавшей ОИИМФ крайне привлекательным ВУЗом, была плавательная практика. Каждый рейс был не только ступенью в освоении профессии морского инженера, но и возможностью увидеть зарубежье. Как шутили тогда «Довольно глядеть на мир глазами Сенкевича», имея в виду ведущего популярной на ТВ передачи «Клуб путешественников».

Традиционно для передового советского ВУЗа много внимания уделялось подготовке специалистов из других стран. Соответственно непрерывно росло число иностранных студентов.

Если в 1956-м году в ОИИМФ обучалось всего 34 иностранных студента, то в 1975-м – более 200 человек из 26 стран. Логично, что в 1978-м году ОИИМФ награждён вьетнамским орденом «Дружба». Спустя шесть лет коллектив института получил и советскую награду: «за большие успехи в подготовке высококвалифицированных кадров для морского транспорта» в 1984-м коллектив ОИИМФ награждён орденом Трудового Красного Знамени.

ОИИМФ поддерживал связи с Дайренским институтом инженеров морского флота (КНР), Гданьским политехническим институтом, Ростокским университетом и другими зарубежными вузами.

Территория института позволяла возводить новые здания в непосредственной близости от главного корпуса и соединять их переходами с ним, чтобы не разрывать учебный процесс. Этим ОИИМФ выгодно отличался, например, от нашего родного «холодильного», где две кафедры теплофизического факультета – тепло– и массообмена и инженерной теплофизики – находились в разных районах города.

В 1965-м году вошёл в строй 5-этажный лабораторный корпус, в 1974-м 9-этажный учебно-административный корпус, а вскоре и пристроенное к нему просторнейшее здание библиотеки. Помним, как мы бегали смотреть на панно, которое украсило вестибюль этого корпуса. Живопись была очень свежей, почти авангардной. Крайне смело было администрации ВУЗа решиться на такое в середине 1970-х годов.

Мы также помним, что облицовка нового корпуса делала его похожим на кусок антрацита – фасад был тёмным и блестящим. К сожалению, этот нарядный вид утрачен в ходе переостекления здания, вызванного тем, что в исходный проект вкралась теплофизическая неточность, и в аудиториях зимой было просто довольно холодно.

Громадная площадь боковых фасадов здания 9-этажного корпуса вызвала наше предложение создать что-то монументально-живописное в стиле Диего Риверы или Давида Сикейроса, но не на тему революции, а на тему развития морской отрасли с древнейших времён до наших дней. Отец даже передал это предложение своему коллеге-теплофизику – ректору в 1979–1989-м годах – В. А. Загоруйко. Однако Василий Анисимович идею не поддержал. Он знал, что за чеканку на фасаде ОПИ руководство ВУЗа получило выговор по партийной линии, и не хотел рисковать. Чеканка та представляла куда-то стремительно мчащихся обнажённых юношу и девушку. Впрочем, несмотря на выговор, чеканку на здании оставили. Более того, в упрощённо-стилизованном виде она стала эмблемой Политеха, попав, заодно и в одесский фольклор:

– Куда Вы бежите?

– За стипендией!

– А почему голые?

– Да разве на неё проживёшь…

Период ректорства В. А. Загоруйко характеризовался увеличением объёма и повышением эффективности научных исследований. В 1988-м году научная работа велась по 87 темам общей стоимостью 2.7 миллиона рублей (рубль тогда официально равнялся 0.987412 грамма золота, но реально был раз в десять дешевле). В том же году были внедрены результаты 77 ранее завершенных научно-исследовательских работ (НИР) с подтверждённым экономическим эффектом 3.1 рубля на 1 рубль затрат (мало есть отраслей рентабельнее науки). С гордостью отметим: среди этих НИР – проводившиеся в проблемной лаборатории ОИИМФ исследования теплофизических свойств технически важных веществ. Результаты этих работ стали составной частью «Системы обеспечения народного хозяйства нормативно-справочными данными о теплофизических свойствах технически важных газов и жидкостей». За участие в создании этой системы наш отец вместе с начальником лаборатории В. А. Цымарным и с коллегами из Москвы в 1987-м году удостоен Премии Совета Министров СССР.

Постановление появилось в газете «Социалистическая индустрия» в день Советской науки. Он в том году пришёлся на 18-е апреля. Мы до сих пор помним этот день – один из самых счастливых в нашей жизни. Была прекрасная солнечная погода, в Художественной галерее проходила смелая выставка одесских художников, гласность и перестройка порождала невиданные надежды и ожидания.

Это настроение попробовал тогда отразить Владимир:

Упомянутая кампания выборности руководителей набирала обороты. Результаты её, безусловно, в числе факторов, разрушивших советскую экономику.

Однако ОИИМФ повезло. В мае 1989-го года, когда в институте впервые прошли выборы ректора, из пяти кандидатов на этот пост выбран профессор Ю. Л. Воробьёв – крупный учёный-кораблестроитель. Он смог сплотить коллектив и сконцентрировать усилия сотрудников для преодоления трудностей, возникших в системе высшего образования.

В 1992-м году в ОИИМФ впервые в Украине по инициативе проректора профессора Р. В. Меркта разработана и введена многоступенчатая структура высшего морского образования с рейтинговой системой организации и контроля обучения студентов. Система учитывала зарубежный опыт работы высшей школы и Международную классификацию образования, принятую ЮНЕСКО. В основу системы положен принцип периодической отчётности студентов и накопительной оценки уровня их знаний и умений. Эта система устранила главный недостаток высшего образования – минимальную связь преподавателя и студента, в результате чего на экзамене преподаватель порой убеждался, что весь семестр читал лекции в пустоту. За почти четверть века с момента внедрения системы в учебный процесс она доказала свою эффективность.

В июне 1994-го решением коллегии Министерства образования Украины институт аккредитован по четвёртому (наивысшему) уровню. В августе того же года постановлением Кабинета Министров Украины он переименован в Одесский государственный морской университет (ОГМУ).

Переход к рыночной экономике повысил роль специалистов в области правоведения. Поэтому в ОНМУ в 1997-м году открыт договорно-правовый факультет, преобразованный позднее в юридический. Таким образом, университет смог готовить специалистов по всем направлениям, важным для морского транспорта.

В ОГМУ продолжали существовать и развиваться научные школы, основанные крупными учёными ранее. Просто учёные не догадывались, что живут в эпоху «застоя», и самозабвенно занимались любимым делом. Так же поступили их последователи уже в XXI веке. Поэтому Морской Университет сохранил своё значение как крупный научный центр, где проводятся исследования по приоритетным направлениям науки и техники.

Мы хотим только перечислить научные школы ВУЗа и указать число подготовленных в рамках этих научных школ диссертаций (наука у нас строго иерархическая и от диссертаций – как итога научной работы – никуда не деться). Основная тематика этих школ:

• обеспечение надёжности конструкций судов и морских сооружений – 20 кандидатских диссертаций;

• гидромеханика – подготовлен 1 доктор и 20 кандидатов технических наук;

• механика – подготовлено 2 доктора и 30 кандидатов технических наук;

• морские гидротехнические сооружения – 2 докторских и 16 кандидатских диссертаций; • экономико-математическое моделирование транспортных процессов – 3 докторские и свыше 20 кандидатских диссертаций; • совершенствование хозяйственной деятельности предприятий морского транспорта – 3 доктора и 18 кандидатов экономических наук;

• оптимизация рабочего процесса и топливоподачи в судовых ДВС – 4 докторские и 25 кандидатских диссертаций.

Завершим этот немного монотонный список повторным упоминанием Одесской теплофизической школы – к ней принадлежит и наш отец. У неё рекордные показатели по «остепенённым» научным работникам: только среди прямых учеников Я. З. Казавчинского 25 кандидатов наук, из них 11 стали докторами.

Высокопрофессиональная подготовка в сочетании с интересной студенческой жизнью позволила после окончания учёбы успешно проявлять себя в самых различных сферах деятельности – на руководящих постах, в науке, в инженерном деле, в спорте, в литературе и искусстве, на дипломатическом поприще. Не откажем себе в удовольствии перечислить некоторых из выдающихся выпускников. Помимо упоминавшегося ранее Министра морского флота Т. Б. Гуженко, это начальник ЧМП Герой Социалистического Труда А. Е. Данченко, начальники одесского, ильичёвского и южненского портов Герои Украины Н. П. Павлюк, С. К. Стребко и полный кавалер ордена «За заслуги» В. Г. Иванов, академик НАН Украины В. И. Махненко, министры Кубы и Судана Ф. Г. Пагес и Ч. Д. Алак, почётный профессор ОНМУ М. М. Жванецкий. В память о выдающихся выпускниках Т. Б. Гуженко и А. Е. Данченко установлены мемориальные доски на высотном здании ОНМУ.

Выпускники университета составляют свыше половины его преподавательского состава. Более того, начиная с 1959-го года ректорами ОИИМФ–ОНМУ были и остаются только его выпускники. На базе университета работает Южный научный центр Транспортной Академии Украины, созданной в 1992-м году. Он объединяет ведущих учёных и специалистов всех транспортных ВУЗов, научно-исследовательских организаций и транспортных предприятий южного региона. Наш отец – действительный член этой Академии.

С учётом государственного и международного признания результатов деятельности ОНМУ и его весомого вклада в развитие образования и науки Указом Президента Украины от 26-го февраля 2002-го года университету присвоен наивысший на Украине статус – национального.

Одесский национальный морской университет сегодня – это современное передовое высшее учебное заведение. В его деятельности органично сочетаются достижения высшей школы нашей страны с прогрессивными тенденциями мирового морского образования. Высококвалифицированный научно-педагогический состав, современная материально-техническая база, прогрессивные методы обучения, применение новых информационных технологий обеспечивают ведущую роль ОНМУ в подготовке специалистов для морехозяйственного комплекса Украины и других стран.

Для авторов же это место, которое мы регулярно посещаем примерно полвека: ведь в нём почти 60 лет – с 1956-го – работает наш отец – выпускник ОИИМФ 1953-го года. Походы по коридорам главного корпуса, поразительно напоминающим коридоры Смольного института, знакомство с коллегами отца, с его стилем поведения на рабочем месте – одни из ярчайших впечатлений нашего детства. Эти впечатления определили выбор нами той же профессии: мы оба стали теплофизиками. И хотя ни одному из нас сейчас не приходится работать по специальности, выбор этот, безусловно, определил нашу «жизнь и судьбу». Поэтому в памяти авторов навсегда останется один из лучших ВУЗов СССР – одесский «водный».