В общей комнате пусто, если не считать Ракли, который " стоит на металлическом ящике, держа перед, собой сцепленные руки, наподобие колеса. Слышен пронзительный свисток судьи, и в комнату влетает МАКМЭРФИ, а за ним ХАРДИНГ, ЧЕЗВИК, СКЗНЛОН и МАРТИНИ. Они в нижнем белье вместо тренировочных костюмов; гонятся друг за другом, перебрасывая, как в баскетболе, мяч. Появляется ВОЖДЬ БРОМДЕН, он держится немного в стороне, внимательно глядя на них и подпрыгивая, словно хотел бы тоже принять участие в игре. Раза два или три под аккомпанемент веселых криков мяч влетает в "корзину", которую изображают руки Ракли.
МАКМЭРФИ. Отбирай мяч! Да действуйте же локтями, локтями! Пошевеливайтесь, чертовы дети, пошевеливайтесь!
/Свистит, останавливая игру./ Ракли, сколько раз тебе говорить: стой смирно. Ведь не корзина же ловит мяч. /Снова свистит в свисток, и игра возобновляется./
МАРТИНИ / кидает мяч воображаемому игроку/. Эй, Джордж!
МАКМЭРФИ (свистит, поднимает мяч с пола). Мартини, в каждой команде только пять игроков, раз… два… три… четыре… пять. Так что не надо нам привидений
Внезапно свет гаснет, лишь луч прожектора освещает Вождя.
Все остальные застывают. Свет струится, слышен грохот падающей воды.
ВОЖДЬ БРОМДЕН /голос на магнитофонной ленте/. Вот! Вот он, водопад! Почему же я его слышу, папа: ведь он за много миль отсюда и за много лет?! А я его слышу, и он шумит как весной. И я вижу, как прыгает лосось! А в воздухе чую снег — значит, ветер дует с гор! А там, за водопадом, — наше племя!
Слышишь, как они кричат, когда подцепят острогой рыбу! Откуда все это взялось вдруг, папа? Ведь все это мы потеряли, когда я еще мальчишкой был… Почему же сейчас все вернулось?
Вспыхивает свет. Действие — то же. Пасовки мячом под вскрики и восклицания, словно и не было перерыва. Входит УИЛЬЯМС и в растерянности замирает.
УИЛЬЯМС. Эй, вы! Тут нельзя играть в баскетбол!
МАКМЭРФИ. А почему? Ага, можешь мне не говорить почему… Запрещено правилами?
УИЛЬЯМС /перехватывая мяч/. Угадал, приятель.
МАКМЭРФИ. Тьфу, черт. Надо же было тебе явиться, когда у нас тут самая игра началась.
Входит СЕСТРА ФЛИНН и в ужасе смотрит на них. МАКМЭРФИ направляется к ней.
Привет, лапочка! /Протягивает руку к крестику, который висит у нее на шее./ Можно посмотреть эту штучку поближе?
ФЛИНН /отшатываясь/, Не смейте ко мне подходить!
МАКМЭРФИ. Лапочка, я же только посмотрю.
ФЛИНН /умоляюще/. Прошу вас…
МАКМЭРФИ. Ей-же-ей, никакого вреда я тебе на сделаю, я же только хочу…
РАКЛИ. К ч-черту в-всех!
ФЛИНН /взвизгивает/. Не смейте меня трогать, я католичка!
Дверь в отделение открывается. Входит УОРРЕН. Вслед за ним — СЕСТРА РЭТЧЕД. При одном ее появлении все застывают. Она молча оглядывает сцену. УИЛЬЯМС с дурацким видом переводит взгляд с нее на мяч у него в руках.
РЭТЧЕД /Уильямсу/. Хорошо поиграли? /Уоррену./ Спустите, пожалуйста, мистера Ракли на пол.
УОРРЕН приподнимает РАКЛИ и опускает его на привычное место у стены. СЕСТРА РЭТЧЕД берет у Уильямса мяч. Подходит к Макмэрфи — с самым добродушным видом.
У нас возникли маленькие затруднения? Ну ничего, мы их устраним. В конце концов впереди у нас не одна неделя. И не один месяц. А если понадобится, то и не один год. /Выходит в сопровождении Уоррена и Уильямса./
СЕСТРА ФЛИНН поспешно скрывается в дежурке. Больные собираются вокруг Макмэрфи. Всеобщий шум.
ЧЕЗВИК. Ну, ты ее загнал в угол!
СКЭНЛОН. Она прямо как трахнутая, Мак.
МАКМЭРФИ. Да уж…
ХАРДИНГ. Теперь последний удар и — нокаут!
БИЛЛИ. В ж-жизки б не поверил!
МАКМЭРФИ. Помолчи-ка, ладно? А что она все-таки имела в виду?
ЧЕЗВИК. Когда, Мак?
МАКМЭРФИ. Да вот, когда сказала: "годы". /Молчание./ Послушайте, почему она все-таки ведет себя так, точно у нее по-прежнему все козыри на руках?
ХАРДИНГ. Ну… я думаю, наверно, потому, что вы здесь под наблюдением.
МАКМЭРФИ. Конечно, под наблюдением. Но меня же засадили сюда всего на пять месяцев, так что… /Оглядывает присутствующих. Лица у них смущенные, а у некоторых — виноватые./ Да выкладывайте же, ну!
ХАРДИНГ. Мак, здесь ведь не тюрьма. В тюрьме у вас есть срок, и вы знаете, что по истечении его вас выпустят. А здесь… вы находитесь под наблюдением…
МАКМЭРФИ. То есть ты хочешь сказать, что я буду торчать здесь, пока она не надумает меня отпустить?
ХАРДИНГ молчит. МАКМЭРФИ изрядно потрясен.
Ха-ха… Значит, когда я извожу эту стервятницу, мне есть что терять — и не меньше, чем вам.
ХАРДИНГ. Гораздо больше. Я-то ведь здесь по собственному волеизъявлению.
МАКМЭРФИ. Ты что?
ХАРДИНГ. Я. здесь не под наблюдением. Собственно говоря, таких, как вы, у нас в отделении раз-два и обчелся.
МАКМЭРФИ. Ты что, вздумал меня стращать?
ХАРДИНГ отрицательно качает головой.
Вы, ребята, вздумали стращать, меня?
Молчание; больные смущенно переступают с ноги на ногу.
Билли, ну, а ты-то ведь тоже под наблюдением?
БИЛЛИ отрицательно качает головой.
Так что же ты тут делаешь? Что? Ты же совсем, мальчишка. Чего ты торчишь тут, вместо того чтоб раскатывать в открытой машине и гоняться за девчонками?
БИЛЛИ смотрит в пол.
Да и все вы, ребята, какого черта вы здесь ошиваетесь? Канючите, ноете, как все вам здесь осатанело, как вам осатанела главная, и — здравствуйте, пожалуйста: вы, оказывается, даже и не под наблюдением! Да что с вами, братцы?! Неужто у вас никакого духу нет?
БИЛЛИ. П-правильно! П-правильно, в-все так и есть: никакого у нас нет духу! Да я х-хоть с-сегодня м-мог бы выйти отсюда, если бы… /Пылко./ Думаете, м-мне х-хочется здесь торчать? Конечно, я бы предпочел раск-катывать в открытой машине с какой-нибудь девчонкой. Но над в-вами когда-нибудь смеялись люди? Нет, потому что вы большой и с-сильный, А я не большой и не с-сильный. В-вот и Х-хардинг тоже. И Ч-чезвик. В-вы… вы с-сейчас так с-сказали, точно мы здесь торчим, потому что… а-а…да что там говорить…
МАКМЭРФИ /резко/. О'кей, но почему же вы мне-то ничего не сказали?
ХАРДИНГ. О чем?
МАКМЭРФИ. Да что она может держать меня здесь до самой смерти.
ХАРДИНГ. Ну, наверное… нам это просто в голову не пришло.
МАКМЭРФИ. Да, попал же я, в переплет! Теперь мне все ясно. Теперь я понимаю, почему вы, ребята, смотрите на меня, точно на Иисуса Христа. Да потому что я все теряю, а вы… Ух ты, ну и штука! Да вы же, сволочи, подставляете меня. Подставляете, черти вы безмозглые!
ХАРДИНГ. Мак, поверьте…
МАКМЭРФИ. К черту. Пошли вы все к черту. У меня и без вас забот хватает, так что перестаньте ко мне приставать. /Кричит./ Все, все перестаньте! Перестаньте ко мне приставать!
Ошарашенное молчание. МАКМЭРФИ что-то обдумывает, принимает решение и направляется к чулану; открывает его и выходит оттуда со щеткой для чистки туалетов в руке. Входит СЕСТРА РЭТЧЕД с санитарами и замирает при виде Макмэрфи, только что вышедшего из чулана и направляющегося в туалеты.
РЭТЧЕД. Мистер Макмэрфи!
Он останавливается, и она подходит к нему.
Что это вы задумали?
МАКМЭРФИ. Задумал использовать эти предметы по назначению, мэм. Задумал так отчистить писсуары, что, отправляясь в туалет, нам придется надевать темные очки. /Входит в туалеты./
РЭТЧЕД /внимательно, в задумчивости глядя на больных/. Мистер Хардинг!
ХАРДИНГ /еле слышно/. Да, мисс Рэтчед?
РЭТЧЕД. Вы что, джентльмены, пытались образумить мистера Макмэрфи?
ХАРДИНГ. Да, мисс Рэтчед.
РЭТЧЕД. И что же вы ему сказали?
ХАРДИНГ. Мы… мы объяснили ему, на каких принципах строится жизнь нашего сообщества.
РЭТЧЕД. Понятно. /С улыбкой./ Вот и отлично, друзья, Просто отлично.
Затемнение.
В пустой общей комнате загорается приглушенный ночной свет. Чуть ярче освещена дежурка. Общая комната освещена синими лампочками да лунным светом, льющимся в окна. Некоторое время сцена пуста. Затем из палат появляется ВОЖДЬ БРОМДЕН. Он озирается с озадаченным, видом, словно услышав чей-то окрик. Лунный свет завораживает его, и он подходит к окнам. Поднимает голову, глядит в небо… и в тишине вдруг раздается пронзительный веселый шум пролетающих мимо диких гусей. ВОЖДЬ широко раскидывает руки, словно, хочет обнять весь мир за окном, потом обхватывает ими себя и стоит так, запрокинув голову, закрыв глаза. Входит МАКМЭРФИ.
МАКМЭРФИ /шепотом/. Эй, вождь! Ты — что?
/ВОЖДЬ никак не реагирует./
Я видел, как ты поднялся, и решил, что, может, ты вышел отскрести кусочек этой тысячелетней жвачки? /Вытащив пакетик жевательной резинки, извиняющимся тоном./ Я теперь не хожу больше в столовую — запретили, так что это все, что у меня есть.
БРОМДЕН /беря пакетик, говорит хрипло/. Я тебя благодарю.
МАКМЭРФИ. О'кей, о'кей. /Делает несколько шагов в сторону и, вздрогнув, останавливается./ Эй, ты… /Вернувшись назад./ А ну, повтори еще раз, а то голос у тебя чуток заржавел.
БРОМДЕН /прочистив горло, произносит уже менее хрипло/. Я тебя благодарю.
МАКМЭРФИ начинает хохотать, стараясь, однако, сдерживаться, чтобы смех не звучал слишком громко. ВОЖДЬ с оскорбленном видом направляется в палаты.
МАКМЭРФИ /останавливая его/. Извини меня, вождь. Это я над собой хохотал: до меня ведь только сейчас доперло, чем ты занимаешься все эти годы — ждешь случая, чтоб послать их всех к черту!
БРОМДЕН. Ну, нет… нет, я не посмею.
МАКМЭРФИ. Это почему же?
БРОМДЕН. Я еще не дорос.
МАКМЭРФИ. Да ты, видно, и в самом деле чокнутый. Был я в своей жизни в нескольких резервациях, но такого агромадного индея нигде не видал!
БРОМДЕН. Мой папа был больше.
МАКМЭРФИ. Да-а?!
БРОМДЕН. Он был настоящий вождь, и звали его Ти-и А-а Милату-уна. Значит; ДЕРЕВО, КОТОРОЕ ВЫШЕ ВСЕХ НА ГОРЕ. Но только мама у меня была на две головы больше.
МАКМЭРФИ. Ну, видно, мамочка у тебя была — дай бог!
БРОМДЕН. Да нет, она не была большая в таком смысле. И индианкой она тоже не была. Она была городская. И звали ее Бромден, что значит? Ветла.
МАКМЭРФИ. Угу, теперь я, кажись, тебя понял… Значит, когда городская женщина выходит за индейца, все считают, что она выбрала мужа ниже себя, да? И папаше твоему, что же, пришлось взять ее фамилию?
БРОМДЕН. Она сказала, в жизни не выйдет за человека, которого зовут Ти-и А-а Милату-уна. Но не одна она сделала его меньше. Все трудились. Как сейчас они трудятся над тобой.
МАКМЭРФИ. Кто — она?
БРОМДЕН. Да вся ихняя шайка. Они захотели прогнать нас с наших земель. Они захотели отнять у нас водопад. А в городе стали избивать папу в проулках, отрезала ему волосы. О, шайка большая… огромная. Папа долго боролся с ней. Потом мама сделала его таким маленьким, что он уже и бороться не мог. Тогда он подписал бумаги.
МАКМЭРФИ. Какие бумаги, вождь?
БРОМДЕН. Да те, по которым все забрало правительство. Деревню, водопад…
МАКМЭРФИ. Я помню… но я слышал, что племя получило за это кучу денег.
БРОМДЕН. Так и эти парни из правительства тогда говорили — кучу, мол, денег получите. А папа сказал: разве можно деньгами возместить человеку утраченный образ жизни? Разве можно деньгами возместить человеку отказ от права называться индейцем? Но им было этого не понять. Да и племя тоже не понимало. Они все стояли перед нашей дверью, держали в руках чеки и спрашивали — а что теперь с этим делать? А папа ничего не мог им сказать, потому что стал очень маленький… да и очень был пьяный.
МАКМЭРФИ. А что сталось с ним потом?
БРОМДЕН. Пил, потом умер. Его подобрали в проулке, и глаза ему грязью засыпали. /Ожесточенно./ Эта шайка изничтожила его. Она всех забивает насмерть.
МАКМЭРФИ. Постой, обожди минутку…
БРОМДЕН. Да, да, именно так! Сразу они тебя не прихлопнут. Сначала поработают над тобой, подберут ключи, так что сразу и не поймешь, что с тобой происходит. А потом схватят, выпотрошат и свое нутро вставят!
МАКМЭРФИ. Да не переживай ты так, приятель.
БРОМДЕН. А станешь противиться — живо под замок посадят. Там уж ты перестанешь брыкаться и…
МАКМЭРФИ /прикрывая Вождю рот рукой/. Стоп, поостынь чуток.
Обнимает Вождя.
БРОМДЕН /через некоторое время, устыдившись/. Я наговорил тут всяких глупостей — точно ненормальный,
МАКМЭРФИ. Ну, немного наговорил.
БРОМДЕН. Чепухи, всякой.
МАКМЭРФИ. Я не сказал, что это чепуха.
БРОМДЕН. Ш-ш! /Поднимает голову, прислушивается и подходит к окну./ Слышишь?
МАКМЭРФИ подходит к окну, прислушивается. С неба снова доносится дикий пронзительный шум.
МАКМЭРФИ. Канадские трубачи полетели на юг. Видно, будет ранняя зима, вождь. Видишь, вон летят. Как раз сейчас луну пересекают.
БРОМДЕН /глядя вверх, говорит тихо, нараспев/. Раз-два-три-четыре-пять…
МАКМЭРФИ. Чего, чего?
БРОМДЕН. Это детская считалка. Меня еще бабушка учила…
МАКМЭРФИ. 0 господи, ну, конечно, я ведь тоже ее знаю! Все встают в круг, а один считает и пальцем тычет каждому в грудь. Вставай сюда, Вождь! /Нараспев, тычет в грудь по очереди то себе, то Вождю./ Раз-два-три-четыре-пятъ…
БРОМДЕН.Гуси-лебеди летят…
МАКМЭРФИ. Летят туда…
БРОМДЕН. Летят сюда.
МАКМЭРФИ. А этот выпал из гнезда;
БРОМДЕН. Выпал, выпал!..
МАКМЭРФИ. Гусь нырнул вниз с неба и вытащил тебя!
Обнявшись, оба весело хохочут. Затем ВОЖДЬ замолкает.
БРОМДЕН. Макмэрфи?
МАКМЭРФИ. Угу?
ВОЖДЬ БРОМДЕН. Ты теперь отступишься, да? /МАКМЭРФИ не отвечает./
МАКМЭРФИ /отворачиваясь/.Н-ну-у… а не все ли равно?
БРОМДЕН. Отступишься или нет?
МАКМЭРФИ /взгляд его загорается, упав на железный ящик у стены дежурки. Оживленно/. Эй, помнишь, как я пытался поднять эту штуковину? Вот у тебя, держу пари, получилось бы.
БРОМДЕН /отступая/. Я еще не дорос, я маленький.
МАКМЭРФИ. А почему бы тебе не попробовать?
БРОМДЕН. Да я же еще не вырос!
МАКМЭРФИ. Откуда ты знаешь? Вот тут-то ты бы и проверил. /Отступаясь, с веселым видом./ Ну, когда надумаешь, дай мне знать — я на тебя поставлю. Ух ты, такой банк сорву!
БРОМДЕН. Макмэрфи!
/МАКМЭРФИ приостанавливается./ Помоги мне снова стать большим.
МАКМЭРФИ. Черт возьми, Вождь… Да, по-моему, ты уже на полфута вырос!
БРОМДЕН /качая головой/. Какой же я большой, когда даже ты стал маленький? Разве может человек стать снова большим?
Выходит в палаты. МАКМЭРФИ с минуту стоит неподвижно, затем выходит следом за ним. Свет тускнеет. Когда свет снова загорается, уже день. СЕСТРА ФЛИНН сидит в дежурке.
ФЛИНН /беря микрофон/. Совет пациентов. Заседание Совета пациентов.
Из палат вылетает МАРТИНИ во власти буйной галлюцинации.
МАРТИНИ. Воздух — земле!.. Воздух — земле!.. В три часа замечен противник! В три часа замечены самолеты противника. /Палит из воображаемого пулемета по самолетам.
ЧЕЗВИК /выходя из туалета/. Прекрати, Мартини. Никаких самолетов там нет.
МАРТИНИ /возбужденно/. Неужели ты их не видишь?
ЧЕЗВИК. Говорю тебе, никого тут нет. Так что прекрати. Никого нет… /Обнимает Мартини и, прижав к себе, заставляет успокоиться./
МАРТИНИ /с грустью/. А мне казалось, я их видел.
Входят остальные. Покорные, тихие. Входит МАКМЭРФИ, опустив голову, и садится — по примеру остальных. Входят, чуть ли не военным шагом, УОРРЕН и УИЛЬЯМС, за ними — СЕСТРА РЭТЧЕД.
РЭТЧЕД. Друзья, я много думала над тем, что я вам сейчас скажу. Я обсудила это с персоналом, и мы все пришли к единому мнению, что ваше вчерашнее неслыханное поведение должно быть наказано.
/Пауза. Все молчат./ Многие из вас находятся здесь потому, что не сумели приспособиться к жизни в широком мире. Вы то и дело нарушали правила общежития, и в определенное время — в детстве — вам это сходило с рук. Но когда вы нарушали какое-то правило, вы это понимали. Вы ждали наказания — оно было вам необходимо, но никто вас не наказывал. Эта неумная снисходительность со стороны ваших родителей, возможно, и повлекла за собой заболевание, от которого вы страдаете сейчас. Я говорю вам об этом в надежде, что вы поймете: мы придерживаемся здесь твердой дисциплины исключительно для вашего же блага. /Глядя в упор на Макмэрфи./ Кто-нибудь хочет что-то сказать?
Молчание, МАКМЭРФИ характерным жестом картежника быстро проводит пальцем по колоде, которую держит в руке.
В таком случае будем считать, что вы меня поняли и согласны со мной. Вы понимаете также, что в здешних условиях крайне трудно поддерживать дисциплину. В конце концов — ну что мы можем с вами сделать? Мы же не можем вас арестовать. Не можем посадить на хлеб и на воду. Не можем отправить в психиатрическую больницу, потому что вы уже в ней. Значит; все, что мы можем сделать, — это отобрать у вас привилегии. И вот, учитывая создавшиеся обстоятельства, мы решили отобрать у вас некоторые привилегии, что и привело… вернее, подстегнуло вас к бунту. /Заглядывая в свои записи./ Во-первых, тридцать дней — никакого телевизора.
Тяжкий вздох со стороны Скэнлона.
Во-вторых, игра в карты в часы, отведенные для отдыха, отныне запрещена.
МАКМЭРФИ проводит пальцем по колоде карт и делает "шлеп". Взгляды всех больных с надеждой обращаются к нему.
МАКМЭРФИ /откладывая карты в сторону/. Извините.
ХАРДИНГ /слабым голосом/. Это — все?
РЭТЧЕД. Не совсем. Есть еще один вопрос, который мы должны рассмотреть. Речь идет о поведении пациента, который находится здесь почти столько же, сколько и я. Во всяком случае, дольше, по-моему, чем любой из вас. /С улыбкой./ Вы. конечно, понимаете о ком я говорю?
Больные сначала озадаченно переглядываются, потом все взоры обращаются к Вождю, который до сих пор только присутствовал на этих сборищах и никогда не был предметом обсуждения.
Мистер БРОМДЕН уже давно диагностирован как кататоник. Это значит… Вы могли бы сказать, что это значит, Дэйл?
ХАРДИНГ /автоматически/. Развитая форма шизофрении, проявляющаяся в ступоре, негативизме, замкнутости, молчаливости.
РЭТЧЕД. Совершенно верно. У мистера Бромдена это еще сопровождается потерей речи и слуха. И по этой причине — поскольку мы считали, что не можем общаться с ним, — мы перестали им заниматься. Мы забыли о бедном мистере Бромдене. /С сияющей улыбкой поворачивается к Вождю, в глазах которого появляется растущая настороженность, а руки крепко стискивают подлокотники кресла./ Мы были неправы, но и мистер Бромден тут виноват. Только, пожалуйста, не поймите меня неверно. Мы рады узнать, что можем добраться до сознания мистера Бромдена, но искренне огорчены тем, что он скрывает это от нас и, следовательно, отказывается способствовать своему выздоровлению.
А уж, коль скоро мистер Бромден способен нас слышать, то не логично ли предположить, что он может и говорить? И почему бы в таком случае мистеру Бромдену не поговорить с нами, верно?
Пусть это будет его первым вкладом в групповую терапию. И как было бы хорошо, если бы для начала он перед нами извинился.
БРОМДЕН /шепотом, с мольбой/. Мак…
РЭТЧЕД. Извинился за свое поведение, которое привело к вчерашнему бунту
БРОМДЕН /в ужасе/. Макмэрфи!..
СЕСТРА РЭТЧЕД щелкает пальцами, и УОРРЕН направляется к дрожащему, отступающему Вождю. МАКМЭРФИ безотчетно выбрасывает вперед ногу, и УОРРЕН, споткнувшись, с грохотом падает на пол.
РЭТЧЕД /предупреждающе/. Мистер Макмэрфи!..
УОРРЕН /ловко, точно кошка, вскакивая на ноги/. Ну, малый, ты сам напрашиваешься!
МАКМЭРФИ /поднимаясь и загораживая путь Уоррену/. Оставь его в покое.
РЭТЧЕД. Мистер Макмэрфи, я вас предупреждаю.
УОРРЕН снова направляется к Вождю, тогда МАКМЭРФИ разворачивается и неуклюже, но сильно бьет его правой, СЕСТРА РЭТЧЕД, ни на минуту не теряя хладнокровия, подает знак, и СЕСТРА ФЛИНН в дежурке нажимает кнопку, включая сигнал тревоги.
УОРРЕН /быстро пригибается и бьет кулаком в живот Макмэрфи, так что тот сгибается пополам. Весело, пританцовывая/. Вот тебе, мерзавец, давно я этого ждал. Ну, давай, давай, разгибайся, вот я сейчас… Эй!..
/ВОЖДЬ хватает его сзади и поднимает в воздух. УОРРЕН в ужасе кричит не своим голосом.
3атемнение
Сигнал тревоги продолжает звучать, постепенно затихая, по мере того как перед глазами зрителей в кругу света возникает стол для лечения электрошоком, который ТЕХНИК, напевая, подготавливает для процедуры. Санитары грубо вталкивают в комнату Макмэрфи, затем БРОМДЕНА. Оба — в смирительных рубашках. МАКМЭРФИ начинает хохотать, ВОЖДЬ непонимающе смотрит на него.
МАКМЭРФИ /захлебываясь смехом/. Батенька, какая у Уоррена была морда. Надо было видеть его, когда ты, точно медведь, его сгреб. Да ну, Вождь, ты-то чего не смеешься? Надо смеятъся, особенно когда тебе совеем не смешно. /Снова хохочет, плечом подталкивает Вождя и: отступает в расчете, что тот ответит eму тем же./ В самое яблочко попал. Только так можно держаться. Эй, знаешь, что я тебе скажу? Ты у нас на глазах растешь. Посмотри на свою ногу, что твоя платформа на колесах? Вот будешь так расти, скоро потолок башкой пробьешь, и. придется им тебя выпустить. А когда Большой Вождь Бромден зашагает по бульварам, и мужчины, женщины и дети, закинув голову, будут смотреть на него! "Hу и ну, что это за гигант такой вырос: одним шагом десять футов отмахивает, под телефонными проводами голову нагибает! Идет себе по городу и смотрит только на девчушек, а остальные — хоть цепочкой встаньте, все равно не остановите!"
Заливается звонким смехом, и ВОЖДЬ вторит ему — на сей раз уже без страха. Входит СЕСТРА РЭТЧЕД в сопровождении санитаров.
РЭТЧЕД /дружелюбно/. Что вы тут увидели такого забавного?
МАКМЭРФИ. Не уверен я, что вы поймете.
РЭТЧЕД, Неужели вы, друзья, не жалеете о том, что натворили?
МАКМЭРФИ. Боюсь, что нет, мэм. Так что если вы для нас что придумали, валяйте, — мы готовы,
РЭТЧЕД. У нас было совещание. Рэндл. И персонал решил, что было бы полезно полечить вас электрошоком. Но мы не станем вас этому подвергать, если вы согласны признать свои ошибки.
МАКМЭРФИ. Вы уже приготовили бумагу, которую я мог бы подписать?
РЭТЧЕД. Бумагу?
МАКМЭРФИ. Ну да, тогда вы могли бы еще кое-что туда добавить: как я покушался на жизнь президента, и как я считаю свою житуху здесь слаще, чем на Гавайях. И…
РЭТЧЕД. Не думаю, чтобы это…
МАКМЭРФИ. А когда я эту бумагу подпишу, вы принесете мне одеяло и пачку сигарет из посылок Красного Креста. Да-а, врагам нашим не мешало бы поучиться у вас, леди!
РЭТЧЕД. Рэндл, мы же пытаемся помочь вам.
МАКМЭРФИ. Брюки будем вспарывать? И голову тоже будем брить?
СЕСТРА РЭТЧЕД поворачивается к нему спиной, кивает Технику и выходит. Санитары хватают Макмэрфи и привязывают его к столу. ВОЖДЬ начинает всхлипывать.
Не бойся, Вождь. Я иду первым, Если со мной ничего не будет, значит, и с тобой тоже.
ТЕХНИК смазывает Макмэрфи висок и прикрепляет присоску.
Это еще что за штука?
ТЕХНИК. Датчик.
МАКМЭРФИ. И украсим тебе голову венцом из датчиков. Вы что же это, решили соорудить мне терновый венец?
БРОМДЕН /всхлипывая/. Папа! Папа!
МАКМЭРФИ. Да не причитай ты, Вождь, а если уж невмоготу, лучше кричи: "Держись, касатик!"
БРОМДЕН /дрожа/. Держись, касатик!
МАКМЭРФИ. Молодец, индей.
ТЕХНИК кладет металлическую полосу ему на лоб.
Ух ты, а у меня и в самом деле будет корона!
БРОМДЕН /дрожа/. Держись, касатик!
МАКМЭРШ /распевает/. Масло с орехом, Чолли,
Держит в прическе волну…
ТЕХНИК сует ему в рот каучуковый кляп.
БРОМДЕН. Держись, касатик? Держись!
МАКМЭРФИ /невнятно — из-за пластины/. В нем капли нет спирта… Чолли, Лишь мята да л-л-ланолин…
ТЕХНИК /беря в руки проволочки, ведущие к пульту электрошока/. Не двигаться!
Санитары наваливаются на Макмэрфи, и прижимают его тело к столу.
БРОМДЕН /увидев, что Техник прилаживает контакты к металлической пластине вокруг головы Макмэрфи/. Дер-жи-ись, каса-а-тик!
Вспышка ярко-белого света. Тело Макмэрфи выгибается в воздухе. Слышен пронзительный электронный звук и крики: "Воздушная тревога, воздушная тревога!.. Свет гаснет. Звуки замирают, переходя в детские голоса.
ДЕТСКИЕ ГОЛОСА /на магнитофонной ленте, напевают/.
Раз-два-три-четыре-пять. Гуси-лебеди летят. Летят туда, Летят сюда,
А этот выпал из гнезда!.. /Слышен постепенно замирающий детский смех./
Вспыхивает свет, освещая общую комнату. Мы видим Хардинга, Мартини, Билли, Чезвика и Скэнлона; в своей обычной позе у стены стоит РАКЛИ. Больные о чем-то шепотом сосредоточенно переговариваются» И тотчас умолкают при появлении сестры РЭТЧЕД и доктора СПИВИ, которые стремительно входят в комнату.
РЭТЧЕД /без всякого вступления/. Вы разрешите, доктор?
Доктор жестом показывает, что разрешает.
Джентльмены, мы только что были у казначея и получили весьма любопытную справку. Речь идет о пациенте Рэндле Макмэрфи.
СКЭНЛОН /агрессивно/. Ладно, А сам-то он где? У буйных?
РЭТЧЕД. Нет, мистер Скэнлон, он в реанимации и скоро вернется к вам.
/Молчание; она с улыбкой оглядывает комнату, держа в поднятой руке листок со справкой./ Вот здесь, джентльмены, данные, говорящие о том, сколько заработал мистер Макмэрфи за свое недолгое пребывание в качестве крупье нашего маленького Монте-Карло. Вы сколько проиграли, Билли? А вы, мистер Хардинг? Я думаю, каждый из вас имеет представление о том, сколько проиграли, вы лично, но знаете ли вы, сколько выиграл мистер Макмэрфи? Если сложить те суммы, которые он внес казначею, то он выиграл свыше трехсот долларов.
/БИЛЛИ присвистывает./
Я подумала, что будет лучше, если вы перестанете питать иллюзии по поводу того, что им двигало.
ХАРДИНГ /словно просыпаясь от спячки/. Мисс Рэтчед… а он никогда и не прикидывался, будто это не так.
ЧЕЗВИК. Правильно!
СКЭНЛОН. Сказал, что хочет нас облапошить, и ей-же-ей, облапошил!
ЧЕЗВИК /которому виден вход в отделение/. Мак!
Санитары вталкивают в комнату МАКМЭРФИ и ВОЖДЯ. Оба еле стоят на подгибающихся ногах, словно электротерапия лишила их последних сил. Наконец МАКМЭРФИ перестает дурачиться.
МАКМЭРФИ. А ну, мелкота, расступись — не видите, что ли, чемпион пришел! Старина Макмэрфи — психопат, которому давай-подавай десять тысяч ватт. Привет, ребята! Привет, док! /С поклоном./ Приветствую вас, мисс Рэт-чед. /Подталкивает Вождя и заставляет его взобраться на качалку, а сам вспрыгивает на скамью./ Итак, леди и джентльмены, перед вами Макмэрфи — дикий человек, который питается высоким вольтажом и каждое утро сжирает по три санитара на завтрак! /Театрально хохочет./
ВОЖДЬ слабо вторит ему. Неудовлетворенный этим спектаклем, МАКМЭРФИ испускает еще несколько взрывов хохота, пока ВОЖДЬ не откликается таким же громким хохотом.
РЭТЧЕД. Мистер Макмэрфи, у нас собрание.
МАКМЭРФИ. О, продолжайте, продолжайте! /Весело потирая руки./ Кого мы сегодня вспарываем?
РЭТЧЕД. Поскольку вам, видимо, так понравилось наше лечение, может быть, прописать еще несколько сеансов?..
МАКМЭРФИ. О, прошу вас, мэм, да, да. Вы только посмотрите, какую пользу принесли мне эти несчастные несколько вольт. /Подходит к ней совсем близко и делает вид, будто поворачивает кнопку у нее на груди./ Если вы удвоите дозу, уверен, я мигом найду на этом приборе секс-канал!
РЭТЧЕД. Доктор!
СПИВИ. Да, мисс Рэтчед?
РЭТЧЕД. Я, пожалуй, снимаю свое предложение о повторной шоковой терапии.
МАКМЭРФИ /с укором/. О-о-о!
РЭТЧЕД. Да… Мне кажется, стоит подумать… о хирургическом вмешательстве.
МАКМЭРФИ. Что-то я не понял вас, мэм.
РЭТЧЕД. Об операции. Право же, это не так трудно понять. Мы уже не раз прибегали к этому методу в случаях агрессивного поведения.
МАКМЭРФИ. Агрессивного? Да что вы, мэм, я ласков, как щенок. Нет никаких оснований делать чик-чик.
РЭТЧЕД /дружелюбно улыбаясь/. А мы и не собираемся делать чик-чик, Рэндл. Просто…
МАКМЭРФИ. Да и потом это вам все равно не поможет, У меня дома запасной есть. И при нем парочка мячиков величиной с баскетбол.
СПИВИ. Ха-ха-ха!
Все больные тоже разражаются смехом. Доктор СПИВИ поворачивается, намереваясь уйти.
РЭТЧЕД /с застывшей, улыбкой/. Минуту, доктор. Мне хотелось бы вернуться к этому предмету.
СПИВИ. К какому предмету?
РЭТЧЕД. К вопросу о хирургическом вмешательстве в отношении пациента Макмэрфи.
СПИВИ /отрицательно качает головой/. Не рекомендуется. За исключением случаев спонтанного буйства.
РЭТЧЕД. Но он же неоднократно проявлял буйство.
СПИВИ. А не потому ли, что… скажем, был на это спровоцирован? /С неожиданной твердостью./ Нет, мисс Рэтчед, раз уж вы подняли этот вопрос на общем собрании, а не на собрании персонала, то я вам здесь и отвечу. Я не одобряю хирургического вмешательства при отсутствии неоднократного проявления буйства.
РЭТЧЕД /поджимая губы/. А если это все-таки повторится…
СПИВИ. Тогда… мы можем пересмотреть наше решение, Макмэрфи, я бы на вашем месте имел это в виду. /Выходит./
РЭТЧЕД /с сияющей улыбкой/. Ведите себя хорошо, друзья./Выходит следом за санитарами./
МАКМЭРФИ /кричит ей вслед/. Вы б передумали насчет лечения, мэм. Мне так нравится ваш электростимулятор! /Выражение его лица тотчас меняется, как только она исчезает из виду. Хардингу./ Что это она молола насчет "хирургического вмешательства"?
ХАРДИНГ. По-моему, она имела в виду лоботомию.
МАКМЭРФИ. Это еще что за штука?
ХАРДИНГ. Ну, это можно назвать своего рода… кастрацией мозга.
МАКМЭРФИ. О'кей, о'кей. Но как это на тебе сказывается?
ХАРДИНГ /жестом предлагает Макмэрфи следовать за ним, пересекает комнату и останавливается перед Ракли/. Говорят, он был большой буян, настоящий бандит.
МАКМЭРФИ /разглядывая Ракли — обмякшее тело, пустой взгляд. Тихо/. Иисусе Христе…
ХАРДИНГ /пылко/. Мак, мы тут говорили — все больные и я. Мы считаем, что вам надо убираться отсюда.
МАКМЭРФИ /не отрывая взгляда от Ракли/. Убираться отсюда?
ЧЕЗВИК /взволнованно/. Точно, и мы придумали, каким образом. Сегодня, как стемнеет, я подожгу свой матрац. Поднимется крик. А когда явятся пожарники, они, конечно, дверь оставят открытой, верно? И в суматохе ты дашь дёру!
МАКМЭРФИ /повернувшись к ним, с улыбкой/. Вы здорово придумали, ребята, — точно фильм по телевизору; спасибо вам. Но ведь если я удеру, я же пропущу вечеринку.
ЧЕЗВИК. Вечеринку?
МАКМЭРФИ. Вы что, забыли?
СКЭНЛОН. Батюшки-светы!
МАКМЭРФИ. Не хотите же вы, чтоб я пропустил такой случай попраздновать, когда Билли потеряет свою невинность?
ХАРДИНГ. Но, Мак…
МАКМЭРФИ. Не волнуйтесь, ребята, окошечки у нас сегодня вечером будут открыты. Так что я в окошечко и ускользну потом. Пусть это будет наша прощальная вечеринка, а? /Видит входящего Уоррена./ Эй, тихо!
УОРРЕН. Время ужинать, джентльмены, шевелитесь, пошевеливайтесь. /Подходит к Ракли и делает вид, что выдергивает гвозди из его рук./
/Больные следом за Уорреном начинают выходить из комнаты./
МАКМЭРФИ /подавая знак Билли/. Пст-пст…
/БИЛЛИ подходит к нему, и они остаются вдвоем./
/К Билли, доверительно./ Ты принимаешь витамины, Билли? Потому как предупреждаю тебя: эта девчонка Кэнди…
БИЛЛИ. Ой, Мак…
МАКМЭРФИ. Только при мне-то не строй из себя тихоню. Я пять монет ставлю, что ты эту девку до белого каления доведешь!
БИЛЛИ. П-правильно… так и будет… /Осклабясь, с довольным видом./ …я ее… д-до белого каления доведу!
МАКМЭРФИ. Послушай. Есть у тебя деньги?
БИЛЛИ. А сколько надо?
МАКМЭРФИ. Да долларов пятьдесят!
БИЛЛИ. Пятьдесят!.. /Подозрительно./ А зачем?
МАКМЭРФИ. Кэнди собирает на выпивку. Да тут у нас еще есть старина Тэркл, которому надо будет дать, и… Какого черта, что это ты вдруг морщишься?
БИЛЛИ. Да вот м-мисс Р- Рэтчед говорила…
МАКМЭРФИ. Что же она говорила?
БИЛЛИ. Как в-вы умеете всех перехитрить. В-всегда остаетесь в выигрыше. /Поворачивается спиной к Макмэрфи и выходит./
МАКМЭРФИ. Это я-то в выигрыше?! /Закрывает глаза, все тело его обмякает, руки поднимаются к вискам, где были электроды… Лицо внезапно становится осунувшимся, беззащитным./ В выигрыше! /Выходит, волоча ноги./
Ночной притушенный свет.
Санитар ТЭРКЛ входит в пустую комнату из коридора, который ведет наружу. Убедившись, что кроме него никого нет, он закуривает сигарету и глубоко затягивается. Из палаты неслышно появляется ЧЕЗВИК.
ЧЕЗВИК. Ш-ш-ш-ш!
ТЭРКЛ /вздрогнув от испуга, направляет ручной фонарик на лицо Чезвика/. Господи, спаси и помилуй, а я-то думал, это змея!
ЧЕЗВИК /возбужденным шепотом/. Она уже туточки?
ТЭРКЛ. Кто — она?
ЧЕЗВИК Цыпочка!
ТЭРКЛ /тупо/. Никаких цыпочек я не знаю.
ЧЕЗВИК /встревожено/. Но Мак сказал, что договорился с тобой.
ТЭРКЛ. Вот уж ни малейшего не имею понятия, о чем ты толкуешь.
ЧЕЗВИК. Подожди меня минутку и никуда не уходи. /Поспешно входит в палаты./
ТЭРКЛ /выдыхает дым/. А я и не собираюсь никуда уходить.
Входит МАКМЭРФИ вместе с ЧЕЗВИКОМ.
МАКМЭРФИ. Тэрки, старина! Это что еще за штуки?
ТЭРКЛ. Никаких штук нет.
МАКМЭРФИ. Так в чем дело?
ТЭРКЛ. Но и денег тоже нет.
МАКМЭРФИ /сует руку в карман и извлекает оттуда пач-ку банкнот/. Вот. Выпрошенные, занятые, украденные.
ТЭРКЛ /беря деньги, понуро/. Знаешь, если об этом пронюхают, лететь мне отсюда кубарем.
МАКМЭРФИ. Она спиртного нам принесет, Тэрки.
ТЭРКЛ /оживляясь/. Да-а?
МАКМЭРФИ Бутылку виски и бутылку водки. Которую тебе?
ТЭРКЛ /раздумчиво/. Да я вроде и то и то люблю.
МАКМЭРФИ. Ну, а что тебе пить-то положено?
ТЭРКЛ /назидательно/. А пить вообще не положено»
МАКМЭРФИ /Чезвику, который стоит у окна/. Чего-нибудь
видно?
ЧЕЗВИК. Ничегошеньки.
МАКМЭРФИ /ударяя себя по лбу/. Ух ты, ну я дурак. Да как же они могут найти нужное окно в темноте? /Тэрклу./ Включи-ка свет.
ТЭРКЛ. Э-э. Вот это уже опасно. Мисс Рэтчед как увидит, что в отделении свет…
МАКМЭРФИ. Да брось ты, Тэрки, она же дрыхнет.
ТЭРКЛ /ворча, ищет ключ/. Эта старая перечница никогда не дрыхнет.
Вспыхивает свет, и ХАРДИНГ и другие больные высыпают из палат.
МАРТИНИ /врываясь в комнату/. Эй, а где вечеринка?
МАКМЭРФИ /указывая на туалеты/. Вон там.
МАРТИНИ /радостно/. Ух ты! /Мчится в туалет./
МАКМЭРФИ /Тэрклу/. Давай сюда ключ от оконной решетки.
ТЭРКЛ. Мне ведь не разрешено давать эти ключи…
МАКМЭРФИ, Давай сюда.
ТЭРКЛ /бурчит, снимая ключ с кольца/. Чтоб спиртное было первый сорт.
МАКМЭРФИ /кидая ключ Хардингу/. Открой-ка окно.
ХАРДИНГ /выглянув в окно/. Ш-ш-ш… Идет наша красавица!
МАКМЭРФИ. Ну, так впусти же ее! А то наш бычок копытами бьет!
БИЛЛИ /в то время как Хардинг отпирает оконную решетку/. Послушайте, М-Макмэрфи, п-подождите…
МАКМЭРФИ. Ты мне, Билли, не макмэрфуй, теперь уже поздно отступать.
КЭНДИ, держа в каждой руке по бутылке, с помощью Хардинга и Скэнлона влезает в окно. Она сильно навеселе.
КЭНДИ /кидаясь к Макмэрфи/. Ах ты, чертов Макмэрфи! /Раскрывает объятья, чтобы обхватить его за шею, в это время ТЭРКЛ ловко выхватывает у нее бутылку виски./ Эй, это еще что за шутки?
МАКМЭРФИ. Все в порядке, крошка. /Глядя на полупустую бутылку водки./ А с этой беднягой что произошло?
КЭНДИ /хихикая и похлопывая себя по животу/. Остальное у нас туточки!
МАКМЭРФИ. У нас?
КЭНДИ. 0 господи, я ведь совсем забыла: Сандра там!
САНДРА /влезает в окно с помощью Хардинга, сильно обнажая при этом ноги/. Приветик, Мак.
МАКМЭРФИ. Сэнди, крошка! /Целует ее./
САНДРА — крепко сбитая, очень земная бабенка, как и КЭНДИ, сильно навеселе.
А куда ты девала своего муженька?
САНДРА. Это чудище-то?!
ХАРДИНГ тем временем закрывает оконную решетку и кладет ключ в карман.
КЭНДИ /хихикая/. Взяла и бросила его. Верно, молодчина?
САНДРА. Понимаешь, это все равно как напустить червей в кольдкрем или лягушку под рубашку — долго не вытерпишь. Господи, какое он чудище — мурашки по телу!
КЭНДИ /дружески/. Привет, Билли!
БИЛЛИ /застенчиво/. П-привет, К-к-к…
КЭНДИ. Да ладно уж. /Целует его, затем заставляет сесть на стул и усаживается к нему на колени./
САНДРА /неожиданно/. Ой!
МАКМЭРФИ. Ты чего это, крошка?
САНДРА /насупясь, бросает взгляд на Скэнлона/. Кто-то меня ущипнул сзади.
МАКМЭРФИ. Надо нам все-таки выпить! Чезвик, пойдем поищем чего-нибудь, в чем бы смешать коктейль. /Берет ключи и открывает дежурку./
МАРТИНИ и СКЭНЛОН входят туда следом за ним. САНДРА разгуливает по комнате, оглядывая больных.
САНДРА. Эй, Кзнди-детка, неужто это все с нами не во сне? Неужто мы в сам деле в психушке? /Хардингу./ Скажи мне правду: вы в сам деле все чокнутые?
ХАРДИНГ. Совершенно верно, мадам. Мы психокерамика, разбитые горшки человечества.
ЧЕЗВИК выкатывает стойку с прикрепленной к ней клизмой и длинной резиновой кишкой.
ЧЕЗВИК. Смеситель для коктейлей!
МАКМЭРФИ /в микрофон/. Время приема лекарств! /Выходит из дежурки, нагруженный коробочками и пузырьками с медикаментами./
ХАРДИНГ /читая наклейку на бутылке с малиновой жидкостью/. Лимонная кислота, химически подкрашенная. Шестьдесят процентов инертных компонентов.
МАКМЭРФИ /ведя ногтем по строке/. Двадцать два процента — спирт. /Выливает содержимое нескольких бутылочек в клизму./
ХАРДИНГ /читая наклейку на следующей бутылочке/. Десять процентов кодеина. Осторожно: может вызвать привыкание.
МАКМЭРФИ /хватая бутылочку/. Ничего нет лучше плохой привычки.
ХАРДИНГ /беря следующую бутылочку/. Настойка нукс-во-мики.
МАКМЭРФИ /выливая содержимое в клизму/. Это придаст крепости.
ЧЕЗВИК /выходя из дежурки/. А вот и сосуды.
МАКМЭРФИ /с профессиональным умением встряхивает клизму, словно шейкер. Пробует, громко прищелкивает языком/. Если мы его чуточку сдобрим… /Выливает в клизму остатки водки и снова встряхивает./
САНДРА /хихикая/. Ух ты, ну и компания! Неужто это все в самом деле?
ХАРДИНГ. Нет, мэм, это плод фантазии Франца Кафки в содружестве с Марком Твеном.
МАКМЭРФИ /разливая жидкость по мензуркам/. Бар открыт.
ХАРДИНГ /пробуя/. И-и-зумительно!
КЭНДИ /делая глоток/. Совсем как лекарство от кашля.
САНДРА /поднимаясь на ноги/. Извините, мне надо пи-пи. /Выходит, пошатываясь./
ХАРДИНГ. А знаете, от этой штуки возникает такое чувство, точно… точно…
МАКМЭРФИ /осклабясь/. Точно зайцев и в природе не было?
ХАРДИНГ. Дружище, вы продемонстрировали, что и при психическом расстройстве можно быть сильной личностью. Возможно, чем безумнее человек, тем большую он может обрести силу.
СКЭНЛОН. Конечно. К примеру, Гитлер!
Раздается крик, и из палаты выскакивает Сандра, за ней РАКЛИ.
РАКЛИ. К ч-черту в-всех!
САНДРА. А тут у вас, черт побери, опасно!
ЧЕЗВИК /подводя ее к двери в туалет/. Не туда пошли, леди.
МАРТИНИ в дежурке возится с магнитофоном.
Наконец магнитофон включается — музыка.
КЭНДИ. Пошли, Билли! /Заставляет его подняться со стула, и они танцуют — щека к шеке./
Больные отступают, освобождая им место, а они, прильнув друг к другу, постепенно замедляют танец и неотрывно глядят друг другу в глаза.
МАКМЭРФИ /позвякивая ключами Тэркла/. А как насчет того, чтоб уединиться в изоляторе?
ЧЕЗВИК /возбужденно/. Точненько — самое место; там большой ковер.
ХАРДИНГ, Одну минуту! Неужели мы отправим их туда без должной церемонии? А ну, детки, идите сюда, становитесь передо мной. /Встает на стул./
БИЛЛИ и КЭНДИ, взявшись за руки, подходят к нему, остальные стоят позади, создавая впечатление свадебной церемонии.
Мак, подведите сюда Ракли! Пусть он будет у нас распятием.
МАКМЭРФИ подводит Ракли и раскидывает ему руки крестом.
Любимые дети наши, мы собрались здесь под благожелательным оком Фрейда, чтобы отметить конец невинности и поднять бокалы за ее исчезновение. Кто будет шафером жениха?
МАКМЭРФИ /становясь рядом с Билли/. Рэ Пэ Макмэрфи.
ХАРДИНГ. А подружкой невесты?
САНДРА /становясь рядом с Кэнди/. Я!
ХАРДИНГ. Вот и прекрасно. Согласна ли ты, Кэнди Старр, холить и любить этого человека в течение того краткого времени, которое будет вам отпущено местными правилами и установлениями?
КЭНДИ. Согласна.
ХАРДИНГ. А ты, Билли Биббит, согласен ли ты взять эту женщину и владеть ею, пока не явится дневная смена и нашим похождениям не придет конец?
БИЛЛИ. Да-да, д-да…
МАКМЭРФИ. Он согласен!
ХАРДИНГ. Всемилостивейший боже, молим тебя: введи эту пару в твое царствие, осененное твоей общеизвестной благодатью. Когда настанет рассвет, нас, скорее всего, поставят к стенке и расстреляют пулями из милтауна, либриума, торазина! Идите же, дети мои, и наслаждайтесь грехом, пока можете, ибо завтра нас ждут транквилизаторы.
КЭНДИ и БИЛЛИ целуются. Они выходят под пение свадебного марша, проходя под аркой, которую, взявшись за руки, образовали ЧЕЗВИК и СКЭНЛОН.
МАКМЭРФИ /опуская вниз руки Ракли/. Мистер Ракли, вы отлично справились.
САНДРА опускается на пол и всхлипывает.
Сэнди, крошка?!
САНДРА. Это было так прекрасно, черт побери.
МАКМЭРФИ обнимает ее и прижимает к себе.
ХАРДИНГ /с вздохом/. Мак, а ведь нам будет очень вас недоставать.
МАКМЭРФИ. Так пошли все вместе!
ХАРДИНГ. О-о, я скоро отсюда выберусь. Но только мне надо это иначе обставить. Надо подписать бумагу. Потом позвонить жене и сказать: "Приезжай за мной в такое-то время". Понимаете?
МАКМЭРФИ, Конечно. Но все же… в чем все-таки дело с вами, ребята?
ХАРДИНГ. Вы хотите знать, что довело нас до жизни такой? О, право, не знаю… всякие теории… Зато я знаю, что доводит людей вроде вас — людей сильных — до бешенства.
МАКМЭРФИ. О'кей… что?
ХАРДИНГ. Люди вроде нас.
МАКМЭРФИ /неуверенно/. Глупости,
ХАРДИНГ. Да, да, мой друг.
МАКМЭРФИ. Эй, что-то вечеруха у нас получается не та! Да пейте же вы, чертовы психи! Это бар Большого Мака, а уж когда он сам нальет, нет такого человека…
ВОЖДЬ БРОМДЕН, сделав несколько глотков из бутылки, издает дикий крик, так что все в страхе вздрагивают.
Эй, Вождь, это ты рявкнул, что ли?
ВОЖДЬ БРОМДЕН /сам испугавшись/. Вроде да.
МАКМЭРФИ. Что это тебя вдруг дернуло? Решил объявить войну?
БРОМДЕН. Мое племя никогда ни с кем не воевало.
ТЭРКЛ. Ну и жалкое же, значит, было племя. /Весь съеживается, увидав, что ВОЖДЬ угрожающе шагнул к нему./
БРОМДЕН. Вот тут-то, видно, и была наша ошибка. Надо было воевать! /Снова издает воинственный клич, радостно прислушиваясь к этому звуку, и, притоптывая, подпевая себе, начинает военный танец./
Остальные с восторгом тотчас образуют хоровод, и вереница танцующих, словно змея, с топотом и криками ползет по комнате. Из коридора появляется сестра РЭТЧЕД и, не веря собственным глазам, замирает на пороге. Она стоит так несколько минут, прежде чем кто-либо из присутствующих замечает ее.
МАКМЭРФИ. Привет, крошка! У нас тут хватит места и для вас.
СЕСТРА РЭТЧЕД спасается бегством. ХАРДИНГ тотчас выходит из хоровода.
ХАРДИНГ /кричит/. Стойте! Тихо! Да замолчите вы все! /С постепенно нарастающим ужасом./ Это… это мне не приснилось?..
МАКМЭРФИ /с огорченным видом/. Я ведь предлагал ей остаться.
ХАРДИНГ. О господи, она пошла за подкреплением. /Подбегает к окну./ Мак, вам надо уносить ноги,
МАКМЭРФИ /с веселой удалью подвыпившего человека/. О'кей. Вот только попрощаюсь с ребятами.
ХАРДИНГ /распахивая решетку на окне/. Живо!
ТЭРКЛ. Не знаю, как он, а я пошел! /Карабкается на подоконник и прыгает в темноту./
ХАРДИНГ. Сэнди!
САНДРА. Мак, ты идешь?
МАКМЭРФИ /прощается за руку с больными/. Таких шикарных дружков в жизни у меня еще не было!
ХАРДИНГ /Сандре, вылезающей в окно/. Смотрите, не задерживайтесь здесь!..
МАКМЭРФИ /Вождю /. С тобой все будет в порядке? Потому как если нет и я об этом услышу, я ворвусь сюда и к черту все разнесу!..
ХАРДИНГ /пересекая комнату и подходя к нему/. Да пошевеливайтесь же, Мак.
МАКМЭРФИ. О'кей, ладно уж.
В комнату вбегают, застегивая на ходу куртки, УОРРЕН и УИЛЬЯМС.
За ними по пятам следует СЕСТРА РЭТЧЕД.
РЭТЧЕД /резким повелительным тоном/. Всем стоять на местах. Не двигаться.
/Включает полный свет. Больные ошарашено моргают./ Уоррен, проверить палаты,
УОРРЕН выбегает.
Уильямс, привести помещение в порядок. /Прохаживаясь по комнате, говорит своим обычным милым тоном./ Значит, мы устроили вечеринку. И по инициативе мистера Макмэрфи, конечно? /К Макмэрфи./ Интересно… вы на этом тоже нажились?
МАКМЭРФИ /сокрушенно/. Ох, какая же вы тонкая штучка. Хотите вывести меня из себя, чтобы я взорвался. Ну так можешь накрыться, сестренка, потому как я смываюсь. У-у-хо-жу…
УОРРЕН выталкивает на сцену БИЛЛИ и КЭНДИ. Вид у обоих помятый, одежда в беспорядке, они прикрывают от света глаза. МАКМЭРФИ замирает у окна.
РЭТЧЕД. А эти где были?
УОРРЕН /скалясь/. В изоляторе.
РЭТЧЕД. Уил… Биббит! Ох, Билли, мне так стыдно за тебя!
БИЛЛИ /подумав/. А м-мне — нет.
МАКМЭРФИ. Молодец, Билли!..
Остальные разражаются криками "ура".
РЭТЧЕД. А вы помолчите! Ох, Билли… и с такой женщиной!
БИЛЛИ. С к-какой- с такой?
РЭТЧЕД. Такой низкопробной дешевкой… примитивной… размалеванной…
БИЛЛИ, Heп-правда! Она добрая, ласковая и…
ВСЕ. Молодчина, Билли!
РЭТЧЕД /хватает Кэнди и вытаскивает ее на авансцену/. Да ты посмотри на нее,
КЭНДИ /вырвавшись, кидается к Макмэрфи/. Мак!..
БИЛЛИ /одновременно с ней/. Оставьте ее в п-покое!
РЭТЧЕД /меняя тактику/. Билли, а ты подумал о том, каково будет твоей бедной маме, когда она узнает. Она всегда так гордилась тем, что ты такой благовоспитанный. Ты прекрасно понимаешь, какой это будет для нее удар. Понимаешь ведь, да?
БИЛЛИ. Нет. Нет. Вы н-не должны…
РЭТЧЕД. Не должна ей рассказывать? Как же я могу ей не рассказать?
БИЛЛИ /начиная сдаваться/. Н-не… н-не гов-ворите ей, м-мисс Рэтчед. Н-не…
РЭТЧЕД. Но, Билли, дорогой мой, я обязана. Я обязана сказать ей, что тебя нашли в изоляторе… с этой проституткой, Что ты с ней…
БИЛЛИ. Нет! Я н-ничего н-не делал. Он-на сама!
РЭТЧЕД. Вот уж никогда не поверю, чтоб она силой тебя заставила.
БИЛЛИ /теряя над собой контроль/. Не он-на — он-ни. Они смеялись н-надо мной. Обзывали м-меня…
РЭТЧЕД. Кто, Билли?
БИЛЛИ /с рыданием опускается на пол и обхватывает ее колени/. М-мак… М-Макмэрфи.
МАКМЭРФИ /в ужасе/. Билли…
РЭТЧЕД. Хорошо, Билли, Никто больше не обидит тебя. Пройди сейчас в кабинет доктора Спиви. Подожди его там — тебе нужна его помощь.
БИЛЛИ. М-ми-сс Рэтчед, а не скажете м-маме?
РЭТЧЕД. Все будет в порядке, Билли, все будет в полном порядке,
БИЛЛИ /заметив на себе взгляд Макмэрфи/. М-макмэрфи!.. /Не договорив, выбегает из отделения. УОРРЕН следует за ним./
РЭТЧЕД /к Кэнди, повелительно/. А вы, мисс, если через десять секунд вы не уберетесь отсюда, я посажу вас за решетку, как проститутку, каковой вы и являетесь.
КЭНДИ. Пошли, Мак? /Выскакивает в окно./
РЭТЧЕД /к Макмэрфи/. В самом деле, почему бы и вам не уйти? Зачем вам здесь задерживаться — вы ведь уже обобрали этих несчастных больных людей, так что бегите, мистер Макмэрфи, спасайте свою шкуру, пока есть что спасать.
УОРРЕН /за сценой отчаянно кричит/. Сестра Рэтчед! О, господи, сестра Рэтчед, скорей!..
/СЕСТРА РЭТЧЕД выбегает из комнаты, следом за ней — УИЛЬЯМС./
ХАРДИНГ /после паузы/. Никто ни в чем не винит вас, Мак.
МАКМЭРФИ оглядывает одного за другим. Все отворачиваются, стараясь не встретиться с ним взглядом. Он медленно опускается на стул в ожидании того, что будет дальше. Входит СЕСТРА РЭТЧЕД, вслед за ней — санитары. Она подходит прямо к Макмэрфи.
РЭТЧЕД. Он перерезал себе горло.
МАКМЭРФИ сидит в той же позе, не поднимая на нее взгляда.
Он подошел к столу доктора, увидел инструменты, взял ланцет и перерезал себе горло. Бедный мальчик убил себя. Сидит сейчас в докторском кресле с перерезанным горлом,
МАКМЭРФИ сидит не шевелясь и молчит.
Надеюсь, вы довольны? Играть человеческими жизнями. Жонглировать ими, точно ты бог. Вы что, мистер Макмэрфи, — господь бог? Я почему-то этого не думаю. /Поворачивается к нему спиной и направляется в дежурку./
МАКМЭРФИ с глубоким вздохом медленно поднимается на ноги.
ХАРДИНГ /поняв его намерение, преграждает ему дорогу/. Нет, Мак, ведь именно этого она и хочет!
МАКМЭРФИ /отпихивает в сторону Хардинга/. Думаешь, я не понимаю?
РЭТЧЕД /делая знак санитарам, чтобы они не вмешивались, с улыбкой смотрит на приближающегося Макмэрфи/. Идите сюда, мистер Макмэрфи. Идите…
МАКМЭРФИ хватает ее за ворот халата и разрывает его сверху донизу. Она резко выбрасывает колено, так что МАКМЭРФИ ело успевает уклониться от удара. СЕСТРА РЭТЧЕД вскрикивает, и крик этот замирает, когда МАКМЭРФИ стискивает ей горло. Ее крик подхватывает ВОЖДЬ, который при виде происходящего, завертевшись волчком на месте, отходит к дальнему краю сцены. Свет гаснет, только один луч прожектора выхватывает его из темноты. Слышно шипение, затем урчание машины на фоне электронной музыки.
БРОМДЕН /голос на магнитофонной ленте/. Папа, снова они за меня взялись. Вот уже проводами опутали и командовать стали, Иди туда, иди сюда. Сделай то. Сделай это. Двадцать раз бумаги подписывай и не ходи по траве. Куда же мне теперь бежать? И как я отсюда выберусь? Мне ведь и спрятаться-то, папа, негде. Негде мне спрятаться!
Вспыхивает свет. Общая комната. Время — после ужина. ВОЖДЬ БРОМДЕН сидит, скрючившись, уставясь в пустоту. ХАРДИНГ за карточным столом играет в двадцать одно с ЧЕЗВИКОМ, СКЭНЛОНОМ и МАРТИНИ.
ХАРДИНГ /подражая Макмэрфи/. Эге-гей, да ходите же вы, сосунки, или в двадцать одно играть разучились? Ну, как ты ходишь, Скэнлон?
СКЭНЛОН. Я не о том думал.
ХАРДИНГ. А ты думай о том.
СКЭНЛОН /не в силах больше сидеть на месте, вскакивает/. Бог ты мой, если б мы только знали. Куда они заткнули его. Что они с ним делают. Черт возьми, ведь почти целая неделя прошла.
ЧЕЗВИК. Эй, знаешь, что сказал мне в столовке тот парень снизу? Он сказал, что Макмэрфи сбил с ног двух санитаров, отобрал у них ключи и удрал.
СКЭНЛОН /с надеждой/. Это похоже на Мака.
ХАРДИНГ. А из какого отделения этот твой информатор?
ЧЕЗВИК. Из буйного.
МАРТИНИ. Кто-то мне сказал, что Мака поймали и отослали назад на ферму.
ХАРДИНГ. Кто сказал?
МАРТИНИ /озираясь вокруг/. Да кто-то тут!..
ХАРДИНГ /устало/. А мне один псих во время трудовой терапии сказал, что Макмэрфи приделал себе крылья, и люди видели, как он взмыл над больницей и долго кружил над ней и поплевывал.
МАРТИНИ /разинув рот/. Честно?
ХАРДИНГ в отчаянии воздевает к небу руки. Входит УОРРЕН и почти сразу вслед за ним — СЕСТРА РЭТЧЕД. У сестры РЭТЧЕД забинтовано горло. Она держится агрессивнее, взгляд — настороженный. На пороге появляется УИЛЬЯМС и останавливается с выжидательным видом.
РЭТЧЕД /хриплым голосом/. Разве вам всем не пора быть в постели?
ЧЕЗВИК /шагнув к ней/. Мисс Рэтчед… /СЕСТРА РЭТЧЕД пятится./ …нам вот хотелось бы знать…
ХАРДИНГ. Что, Макмэрфи вернется к нам? Мне кажется, мы имеем право…
РЭТЧЕД. Я с вами вполне согласна, мистер Хардинг. Вернется. /Холодно и враждебно./ Вы что, не верите мне?
ХАРДИНГ /намеренно обостряя/. Сударыня, мы считаем, что вы умеете блефовать.
РЭТЧЕД /после паузы, спокойно/. Даю вам слово, что Макмэрфи вернется. А сейчас не кажется ли вам, что пора все-таки спать? /Решительно смотрит на них, и больные молча начинают расходиться по палатам./
Остается только не замеченный ею ВОЖДЬ.
/Уоррену./ Везите его.
УОРРЕН и УИЛЬЯМС вкатывают койку на колесиках, на которой лежит накрытый одеялом МАКМЭРФИ. Он лежит неподвижно, лишь время от времени тело его сотрясает дрожь. Глаза его окружены большими синими кругами, из уголка рта течет слюна. Следуя указаниям сестры РЭТЧЕД, санитары разворачивают койку.
Прекрасно, мальчики.
Санитары молча выходят, неслышно ступая в своих резиновых туфлях. СЕСТРА РЭТЧЕД подходит к Макмэрфи, щупает ему пульс, оправляет одеяло; говорит мягко, глядя на Макмэрфи.
Вот и прекрасно. /Выходит./
ВОЖДЬ, проводив ее взглядом, медленно подходит к койке и внимательно изучает лежащее на ней тело, Из палаты выходит ЧЕЗВИК, затем СКЭНЛОН и МАРТИНИ. Они останавливаются в некотором отдалении от койки. ЧЕЗВИК снимает со спинки висящую на ней карточку и подходит к слабому свету.
СКЭНЛОН. Что там сказано?
ЧЕЗВИК. Макмэрфи, Рендл-Пэтрик. После операции. Лобная лоботомия.
СКЭНЛОН. Значит, они это все-таки сделали,
БРОМДЕН /Тихо, хрипло/. Это не Макмэрфи.
СКЭНЛОН /удивленно/. Нет?
БРОМДЕН. Это чучело.
ЧЕЗВИК /в испуге/. Ты так считаешь?
БРОМДЕН. Изготовили на своей фабрике.
МАРТИНИ. Эй, а ведь он, по-моему, прав!
СКЭНЛОН. Верно. Они что, думают, можно нас как угодно дурачить?
ЧЕЗВИК /с сомнением/. Но потрудились они на славу. Видите? И нос вздернутый. И даже баки.
МАРТИНИ. Смотрите, у чучела открыты глаза!
СКЭНЛОН /вглядывается, наклоняясь вместе со всеми/. Только они совсем мутные.
ЧЕЗВИК. Нет души.
БРОМДЕН. Да разве это глаза! Два сгоревших запала.
СКЭНЛОН. Они, что ж, совсем идиотами нас считают? /ВОЖДЬ вытаскивает подушку из-под головы Макмэрфи./
МАРТИНИ. Ты что делаешь, Вождь?
ВОЖДЬ БРОМДЕН, А вы считаете, Маку было бы приятно, чтоб это чучело звали его именем и оно сидело тут, как пугало, в общей комнате еще двадцать, а то и тридцать лет?
МАРТИНИ /с грустью отворачиваясь вместе с остальными, чтобы не быть свидетелем того, что будет делать Вождь/. Ох, как бы я хотел, чтоб Макмэрфи вернулся.
ЧЕЗВИК /оживленно/. А помните, как он ущипнул мисс Рэтчед и сказал, что он это так — для хороших отношений?
СКЭНЛОН /со смешком/. А что он писал в книге для пациентов?! "Мадам, вы носите лифчик с чашечками второго или третьего размера, а может, вовсе без чашечек?"
Все смеются. ВОЖДЬ БРОМДЕН кладет подушку на лицо Макмэрфи и изо всех сил давит на нее. Тело Макмэрфи дергается, он мечется, с удивительным упорством сражаясь за жизнь.
ЧЕЗВИК. А помните, как в столовой он кинул кусок масла в стену и заключил с нами пари, что к половине восьмого оно доберется до полу?
МАРТИНИ. И выиграл!
Все еще громче хохочут.
ЧЕЗВИК. А помните, как наша маленькая сестричка…
СКЭНЛОН. Та, которая с крестиком!
ЧЕЗВИК…уронила таблетку себе за халат, и Макмэрфи решил помочь ей достать ее. Как она завизжала!
СКЭНЛОН /фальцетом/. "Насилуют! Насилуют! Насилуют!"
Все так и заходятся хохотом. Из палат выходит ХАРДИНГ в пижаме ж халате.
ХАРДИНГ. Что это у вас тут, черт возьми, происходит? Вам, ребята, давно положено… положено… /Замечает, что происходит. В ужасе./ Вождь! /Кидается на Вождя./ Вождь, отпусти!
Больные приближаются к койке.
Вождь… Отпусти. От-пу-сти же. /Изо всех сил пытается оттащить Вождя./
Тот теряет равновесие и, пошатываясь, отходит.
ХАРДИНГ сбрасывает на пол подушку. Прикладывает пальцы к шее Макмэрфи в поисках пульса./ /Тихо, в ужасе./ О, матерь божья…
ВОЖДЬ начинает рыдать.
ХАРДИНГ отворачивается от него и кидается к окну.
ЧЕЗВИК /с любопытством/. Что вы делаете?
ХАРДИНГ. У меня остался ключ. /Отпирает оконную решетку и распахивает ее./ Ладно, Вождь, беги. Вождь, ты меня слышишь?
СКЭНЛОН. Почему вы так кричите на него?
ХАРДИНГ. Если он убежит, тогда ничего не докажешь.
МАРТИНИ. Но он же ничего плохого не сделал!
ЧЕЗВИК. Кто угодно может умереть — после операции. Таких случаев — сколько хошь.
СКЭНЛОН, Мы же не скажем.
ХАРДИНГ. Я знаю. А он — скажет.
БРОМДЕН /наконец понимает, чего от него требуют. Дрожащим голосом/. Что же мне делать?
ХАРДИНГ. Бежать!
БРОМДЕН. Туда — на улицу?
ХАРДИНГ. Голосуй на шоссе. Отправляйся на север, в Канаду.
ЧЕЗВИК. Точно, Вождь: за теми, кто пересекает границу, уже не гонятся.
СКЭНЛОН. А мы скажем, что он был еще жив после того, как ты сбежал.
БРОМДЕН. Боюсь я.
ХАРДИНГ. Вождь…
БРОМДЕН. Не могу я — я еще не дорос, я маленький.
ХАРДИНГ. Больше ты все равно уже не станешь!
БРОМДЕН. Нет, нет, Макмэрфи сказал… Он говорил… /Подходит к ящику у основания дежурки./
ХАРДИНГ /на крике/. Вождь, ты что делаешь?!
БРОМДЕН /отталкивая в сторону Хардинга/. Макмэрфи сказал…
Подходит к ящику, пытается его приподнять. Ничего не выходит. Делает глубокий вдох и снова пытается оторвать ящик от пола. Раздается громкий треск, скрежет, и ящик отделяется от пола. Электрические провода рвутся, бело-синие вспышки и треск короткого замыкания. Ночное освещение и свет в дежурке гаснут. Где-то вдалеке звенит сигнал тревоги.
ХАРДИНГ. О, господи, они сейчас явятся с целой армией! /Толкает Вождя к окну./
БРОМДЕН. Я это сделал! /Возбужденно./ Сделал, Хардинг. Я теперь снова стал большой!
ХАРДИНГ. О'кей. Вождь. Беги же, беги! /Хватает его за руку./ Все у тебя там будет в порядке.
БРОМДЕН. Да-а-а… /С улыбкой глядит на широкий мир, раскрывающийся за окном./ Давно я там не был. Давно…
Звучит мелодичная музыка. ВОЖДЬ легко выскальзывает за окно и исчезает. ХАРДИНГ запирает оконную решетку и выбрасывает ключ наружу. Больные толпятся у окна, провожая Вождя взглядом; луч прожектора освещает неподвижное тело Макмэрфи, затем — свет постепенно гаснет.
КОНЕЦ