Так незаметно прошла неделя. Андрей заметил, что дни один с другим стали сливаться в один сплошной безрадостный серый поток. Постоянные тренировки, кач, эти до дури тупые упражнения в шагистике на плацу. Постоянные одергивания и крики младших командиров. Им все было не так, все раздражало: и не точное, и медленное по их мнению выполнение команд, и дерзкие ответы, лень, тупость, нежелание подчиняться и становиться примерным солдатом. Доходило и до рукоприкладства, которое считалось одной из форм обучения. Задевало и вызывало протест то, что на них смотрели как, по крайней мере, на людей третьего, самого худшего сорта. Это дети поняли еще в первые дни: вся система подготовки и обучения была рассчитана на то, чтобы сломать и вылепить из них то, что требовалось корпорации Меркурий.

Все по распорядку, каждый день одно и то же. Подъем по крику дневального, потом пяток раз подъем-отбой для закрепления навыков быстрого одевания и выстраивания на взлетке. Оплошность или задержка всего лишь одного человека выливалась в наказание для всего отделения, взвода, роты. На таких начинали покрикивать уже из своей среды, норовили толкнуть в строю, ударить пока вроде бы невзначай, проверяя реакцию. Парень наблюдал, как всего за несколько дней между ними произошло расслоение. У девушек образовались свои компашки и свои заводилы, у парней свои.

Наглый Стас образовал с Жуком и Носом что-то вроде банды в их взводе. Андрей пропустил этот момент и несильно обращал на него внимание, он был немного заторможенным. Все-таки провел большую часть жизни на отдаленной ферме, где его семья была центром общества. Нет, они общались и играли с соседской ребятней, но в таком большом коллективе он оказался впервые. И девушки. Андрей стал замечать, что робеет с ними и не может себя вести так весело и беззаботно, как другие пацаны.

Сегодня утром Вика, белобрысая девочка, спавшая на втором ярусе над ним, не очень удачно приземлилась при подъеме. Она спрыгивала с кровати и чуть не подвернула ногу, растянувшись на мокром линолеуме, который дежурные помыли как раз перед подъемом. Андрей хотел спросить ее о самочувствии, но она не заметила его намерений и грубо оттолкнула боком от своей табуретки со сложенной одеждой.

Пол в казарме вообще почти не высыхал. Сержант заставлял наряд драить его целый день. Вообще многое было непонятно в этой учебе: зачем их учат ходить строем, маршировать, если сейчас так никто не воюет, зачем это бесконечное глупое физо, бег по кругу с утра и до обеда, не лучше ли учить их сражаться или проводить занятия по тактике?

Нет, занятия были, в основном разучивание статей устава. На несколько часов в день их загоняли в учебных класс, где они долбили статьи корпоративного устава для войсковых соединений. Офицер требовал, чтобы они знали свои обязанности на зубок в любое время дня и ночи. Обязанностей действительно было много, у Андрея сложилось такое впечатление, что они должны корпорации все, включая свою шкуру на сто лет вперед, а им никто и ничего не должен. Даже заплату не платили. Сообщил, что получат только после экзаменов за все два года сразу те, кто пройдет обучение. Тут, мол, вам и потратить их негде, да и целее будут. То, что пройдут обучение не все, стало ясно на четвертый день.

Когда их застроили на утреннюю проверку и сообщили, что из их роты два человека сегодня совершили побег, по строю заходили удивленные шепотки. Сержант призвал к порядку и сообщил, что беглецов поймали и казнят после завтрака. После столовой их застроили на плацу вместе с другими учебными ротами. С краю стояли два косых деревянных креста, где были закреплены за руки и ноги два их товарища. Офицер объявил, что за нарушения устава они приговариваются к наказанию, и махнул головой сержанту, тот подошел с железным прутом в руках и начал со всей силы ломать им кости на ногах и руках, стараясь перебить каждую конечность с одного раза. Зрелище было жуткое: один из парней сразу потерял сознание, зато другой жутко орал полдня, оглашая своими воплями весь плац, на котором дальше до обеда проводили занятие по строевой подготовке как ни в чем не бывало. Этому-то больше всего и удивился Андрей. Почему они все стоят и молчат, как бараны? Ведь такое могут сделать с каждым из них? И почему он ничего не делает? Андрей подумал и не находил ответа. Да, он боится, да, хочет жить, но… Скорее, его одолевает тупое безразличие, даже к самому себе.

После этого случая юноша дал себе зарок более пристально присматриваться к себе и другим. Он заметил изменения в поведении, не только он сам стал эмоционально туп, раздражителен, груб к другим сослуживцам, но и они все проявляли такие признаки. Эта «служба» делала их массой, не людьми, а управляемым стадом.

Сегодня их второй взвод бегал на стадионе после завтрака, до обеда нарезая круги в неспешном топтании строя. По скорости это был скорее быстрый шаг, главное держать строй и топать. Топать правой ногой каждый четвертый шаг. Сержант, бегущий рядом, просто сходил с ума от ярости, когда, как ему казалось, они слишком «вяло» отбивали счет. Каждый старался погромче приложить подошвой по асфальту дорожки. Не столько все это тяжело, сколько надоело, раздражает, изматывает. Ни секунды покоя и отдыха, все бегом, в движении, присесть можно в течении дня только в столовой или на занятиях, когда страшно клонит в сон под бубнеж офицера о статьях устава.

Он практически никогда не чувствовал сытости. Все сгорало, как в топке паровоза, ибо нагрузки были неимоверные. К вечеру после долгожданного отбоя ноги гудели от непривычной неподвижности, а ночью дергались от судороги. Отбой тоже последнее время запаздывал, иногда они ложились и позже двенадцати, сержантам все казалось, что они недостаточно быстро укладываются спать по команде «отбой». Это при том, что подъем был, как обычно, в шесть! Молодой организм хронически не высыпался, Андрей чувствовал, что их берут на измор.

На второй неделе в столовой прием пищи изменился радикально. Нет, питание как было бурдой, так и осталось, изменилась скорость его поглощения. После того, как младший сержант Максимов командовал своему отделению сесть и приступить к приему пищи, ребята буквально проглатывали, не жуя, хлеб и вылизывали тарелки. Один раз Нос выхватил у одного из парней хлеб и принялся есть чужую пайку, тот возмутился, но заработал от него тычок под ребра. Командир отделения посмотрел, усмехнулся и сказал, всего лишь отпив за это время из стакана своего компота:

– Отделение, окончить прием пищи, выходим строиться!

Сам встал первый и натянул кепку на голову. Дети недоумевали, почти все не успели съесть и половину завтрака! Младший сержант проорал на них еще раз приказ все бросить и выходить строиться. Они так и простояли на улице возле столовой со своим отделением, ожидая, когда выйдет остальной взвод и после туалета пойдут на спортплощадку. После этого случая все стали есть еще быстрее, а сосед Носа стал прикрывать от него свой хлеб ладонью руки.

К концу второго месяца они достигли заметного прогресса в бестолковом обучении. Каждый из них мог подтянуться хотя бы десять раз, легко отжаться от пола пятьдесят раз, обнявшись, всей ротой на счет присесть восемьсот раз, не допуская волны вдоль строя, и много прочей всяческой глупости. В наряде по роте несколько человек десяток раз могли помыть полы огромной казармы без помощи всяких там швабр и моющих пылесосов, на еженедельном усиленном физо вся рота бегала по полдня по кругу стадиона и не сбивала дыхания. У Андрея, как и у других ребят, оставалось одно желание – чтобы этот день быстрее закончился, а потом еще, и еще один. И так бы пролетели эти два долбаных года! Первой повесилась девочка из первого взвода, ночью в умывальнике. Андрей так крепко спал, что не видел, как ее запаковали в большой черных мешок и пронесли по взлетке. Потом на полосе препятствий парень, тоже из первого взвода, сломал ногу. Он заорал после падения и на его крик все разом обернулись. К нему подошел старшина, и посмотрел на обломок торчащей кости, покачал головой.

– Эк, как ты, дорогой, так неосторожно! Плохо…

С самым грустным выражением лица, какое только можно было изобразить, он потянулся рукой к кобуре. Глаза у парня вылезли из орбит, когда вместо медицинской помощи на него направили дуло пистолета.

– Меня же можно вылечить, и я смогу вернуться в строй!

– Да нет, если ты умудрился сломаться на обучении, то или кости у тебя бракованные, или недостаточно ловкий для солдата, а может… Может, еще хуже, ты сделал это специально, в надежде отлежаться в медкапсуле?

Пистолет дернулся в руке, а у мальчишки появилась красная дырочка прямо посреди лба. Тело его обмякло и упало навзничь. Старшина вообще был не очень уравновешенным человеком, с закидоном, он легко и с радостью пускал кулаки в дело, без разницы, против парня или девушки. Однажды ночью Андрей пошел в туалет и стал свидетелем, как Бобров трахал девочку из злосчастного первого взвода. Вначале он не понял, что они делают, девка стояла раком, упершись руками в умывальник, а старшина пристроился сзади со спущенными штанами белки и с шумом хлопался об ее зад. Андрей замер, а Бобров повернул в его сторону голову.

– Упор лежа принять! Пятьдесят отжиманий на счет…

Девушка весело хихикнула, а ему ничего не оставалось делать, как упасть на холодный кафель пола кулаками. Еще ночью не хватало отжиманий. Андрей медленно сделал упражнения и встал доложить.

– Господин старший сержант, ваше приказание выполнено!

– Ты что тут делаешь?

– В туалет хотел, господин старший сержант.

– А-а, валяй!

Бобров, не останавливаясь, махнул головой и разрешил пройти в соседнюю комнату, где Андрей пробыл, пока они не ушли из умывальника. Вернее, ушел старший сержант, девку он застал сидящей на раскорячку в поддоне возле крана, где моют ноги перед сном. Девчата быстро приспособили его для подмывания. Девушка посмотрела весело на него и приложила палец к губам.

– Тс-с…

Потом он заметил, что и остальные младшие командиры присмотрели себе по девушке, обычно из своих отделений. Им они позволяли некоторые поблажки, а после отбоя тягали в учебные классы для разрядки. На это силы у них были, в отличие от ребят, которых так загружали нагрузками, что они забывали к концу дня, где у них левая нога, а где правая.

Справа от Андрея на нижнем ярусе спал Нос, парня так прозвали из-за выдающегося носа. Спал он беспокойно и постоянно ворочался во сне, над ним спала Вера. Слева через проход снизу спал командир их отделения Максимов, тот с первого дня заставил спящего над ним жилистого пацана Антона заправлять свою кровать. Что тот и делал каждое утро наравне со своей. Младший сержант был на вид на несколько лет старше их, и, как потом понял Андрей, неплохим парнем. Он, кстати, один почти на равных из младших командиров разговаривал со старшиной. Остальных тот мог мутузить, как простых рядовых, а с Максимовым почему-то на подобное не решался. У младшего сержанта был основной пунктик в голове – внешний вид. Он не находил себе места, если видел, что подчиненный в не поглаженной форме или застегнут не на все пуговицы. За это он мог и леща отвесить, а в остальном на все смотрел с ироничной усмешкой.

Однажды утром Андрей чистил зубы в умывальнике, рядом брился здоровый парень из первого взвода. Был он старше и намного сильнее, уже почти мужик.

– Слышь, малой, полотенце мне бегом принес!

Андрей сделал серьезное лицо и прополоскал рот.

– Ага, сейчас.

Сам взял зубную щетку и мыло, перекинул через плечо свое полотенце и ушел, совершенно и не думая выполнять такую «просьбу». Когда он уже уложил свои вещи в тумбочку и заправлял кровать, почувствовал, что чья-то рука взяла его за шиворот. Амбал поленился сходить сам за своим полотенцем, но не поленился пройти по взводу и найти его.

– Я что тебя попросил сделать?

– Чего?

– Что ты дурака из себя строишь, я что тебя попросил сделать?

– Полотенце…

Ребята из его отделения смотрели на них, но никто не вмешивался. Амбал был верховодой в первом взводе и уже многих поколачивал.

– Значит, хуй на меня забил…

Андрей не успел даже уловить его движение, как тот ударил его кулаком в ухо, хуже было то, что он скулой ударился в железный уголок верхней койки и там налился синяк. Максимов увидел его на утреннем построении перед столовой и презрительно усмехнулся.

– Эх, ты…

Потом вмиг, без всякого перехода, схватил его в охапку за воротник и чуть ли не приподнял на одной руке. Андрей удивился его взрыву и тому, что стоит теперь буквально на цыпочках. Младший сержант зло смотрел ему в лицо.

– Если будешь позволять себя бить, я буду сам избивать тебя по три раза в день. Не вздумай быть тряпкой, чтобы над тобой измывались всякие, из других взводов. Свое отделение имею право пиздить только я один! Понятно?

– Понятно, господин младший сержант.

Максимов отпустил его и тут же гаркнул привести себя в порядок. Потом вечером Андрей увидел того быка с фингалом на полморды. Стас рассказал ему, что это работа Максимова.

Они уже почти два месяца «проучились» в этой казарме, которая стала своей и надоела до чертиков. Распорядок дня был так неизменен, что, казалось, дни ничем не различаются друг от друга. Еженедельно их повзводно водили в баню, Андрей заметил, что пацаны тоже, как и он, не проявляют особого внимания к девчатам. Эти нагрузки реально выматывали, у него создалось впечатление, что их неправильно готовят. Организм не успевал восстанавливаться после тренировок, они не получали достаточно полноценного питания, и все это могло привести к серьезным проблемам со здоровьем. Если учесть, как тут обстоит дело с лечением, а случай на полосе препятствий всем наглядно показал, как, то понятно, что два года протянут не все. Но на Веру все-таки было приятно посмотреть, Андрей заметил, что высматривает ее среди девочек, моющихся кружком.

С ними стали проводить занятия с оружием. Раздали такое старье, что парень не поверил сначала своим глазам. Огнестрельные автоматы, заряжаемые патронами с порохом! Эта дикость вообще не лезла ни в какие ворота! Командиры отделений рассадили их на табуретках и начали обучать порядку разборки-сборки этого раритета. Нос потерял один шплинт и никак не мог его найти. Облазили всем взводом – безрезультатно! Вроде и деваться ему некуда! Голые полы, трещин нет, не испарился же он?

Поисками заинтересовался старшина, дело шло к обеду и его удивила задержка во втором отделении второго взвода.

– В чем дело, рядовой?

Рядовой показал руками на пол и недоуменно ответил:

– Господин старший сержант, да сука, этот ебучий шплинт куда-то пропал…

– Автомат твой?

– Да, мне выдали…

– Сядь.

Старшина указал на табуретку, Нос с опаской сел, не выпуская автомат из рук. Старшина взял соседний табурет и медленно приподнял его над головой.

– Солдат без оружия на поле боя – обуза!

Табуретка с хрустом ударила Носа по макушке так, что чуть не рассыпалась. После этого парень не упал без чувств в отключку, а поднялся и кинулся, замахиваясь прикладом на Боброва. Тот ушел в сторону от неумелой атаки и пробил слева в скулу, Носа повело и он растянулся на взлетке. Старшина медленно достал пистолет и выстрелил ему в затылок. Он обернулся и, убирая оружие в кобуру, спокойно прокричал:

– Дежурный по роте, сдать оружие в камеру хранения, роту строить на обед!

Андрей смотрел, как просто, мимоходом убили еще одного человека, не самого лучшего, но с такой же легкостью могут завтра застрелить и его, или Веру. От этой мысли ему стало еще гаже и противнее. Почему они такие бараны, что позволяют молча делать с собой такое? Почему бы им не собраться и… Андрей остановился, удивившись своим мыслям. Собраться и сделать что? Перестрелять сержантов и офицеров, а потом что? Какая глупость в голову лезет. Наряд притянул новый черный мешок, и стал упаковывать еще минуту назад живое тело в его пластиковое нутро.

Вечером Максимов передвинул свое отделение, Вера заняла место Носа на койке, рядом с Андреем. Обычно он спал спиной к соседу, но тут после отбоя не сразу заснул и повернулся. Девочка спокойно спала к нему лицом. Андрей стал ее внимательно рассматривать. Была она не писаной красавицей, но по-своему очень симпатичной, особенно для Андрея. От ее густой косы, конечно, не было и следа, на голове был такой же, как и у него, короткий ежик волос. Лицо свежее, без прыщей, но с еле заметными конопушками на белой молочной коже, носик немного приплюснутый и длинные ресницы прикрытых глаз. Телосложение у всех было примерно одинаковое, фигуры у девушек различались лишь из-за небольшой разницы в возрасте, а так они все будут невысокими и ладными.

Андрей минут двадцать всматривался в лицо спящей девочки и у него были очень грустные мысли, он понял, что не перенесет, если с ней что-то случится. Вдруг стало жалко и ее, и себя, тут же накатила страшная злость, непонятно, на кого. Может быть, на корпорацию, которая загнала их родителей в долговую яму, а потом заставила продать своих детей, словно рабов? Теперь над ними издеваются и дрессируют похуже собак. Андрей не знал, кто управляет всей этой системой, но сейчас с удовольствием бы пустил этой зажравшейся мрази пулю в сердце. Мальчик вспомнил дом, особенно грустно было за Аришку, он не знал, что с ней стало после отправки с родной планеты. Жива ли она еще? Парень накинул на голову тонкое колючее одеяло и заплакал. Он не думал, что его кто-то услышит, но вздрогнул, когда чья-то рука погладила по плечу. Это проснулась Вера, а может, она и не спала.

– Успокойся, мы выдержим и все будет хорошо, а это потом забудем и не станем вспоминать, словно ничего и не было! Спи…

Андрей замолк и отрубился. После этого случая они часто после отбоя, несмотря на желание поспать, подвигались друг к другу. И, упершись лбами, тихонько перешептывались, в основном о чем-то говорил Андрей, а Вера молча лежала, пока не засыпала под его шепот. Несколько раз он просыпался и видел, что она держит его за руку под одеялом. Он начал за нее чувствовать свою ответственность, хотя она и не была его девушкой в полном смысле, скорее, другом и единственным товарищем.

Безрадостная череда дней была прервана для Андрея самым неожиданным образом. Научив рядовых собирать-разбирать этот автомат, который гордо наименовался пехотной штурмовой винтовкой, приступили к занятиям по стрельбе, прямо в казарме учили изготовке к бою, порядку стрельб и разряжения оружия после стрельбы. Еще через неделю после завтрака роту повели на полигон. Одели в шлемы, бронежилеты, выдали по полрожка патронов и автомат. Шли почти два часа по пыльной степи, они в первый раз вышли за забор части и, возможно, от этого у всех было приподнятое настроение, а, возможно, от свежего воздуха и запаха диких трав.

На полигоне стреляли повзводно и по отделениям, с одной огневой точки под присмотром старшины. Пока одни отстреливались, другие учились рыть окопы, их разбили на пары и командиры отделений объяснили, как отрывается стандартный окоп для огневой точки. Андрей копал вместе с Верой, которая работала наравне с ним. Вообще девочки переносили всю нагрузку наравне с парнями, Андрей этому уже не удивлялся. В солдаты действительно отобрали очень крепких ребят. И хотя девушки ни были такими сильными, но по выносливости могли даже дать фору.

Пришла очередь стрелять их отделения. Андрей был третьим после Антона и Вики, он выбежал и упал на рубеж по команде старшины, достал из подсумка магазин, защелкнул его, передернул затвор и доложил:

– Господин старший сержант, рядовой Сомов к стрельбе готов!

Старшина неспешно подошел и пинком ботинка поправил положение его ног, которое ему не понравилось, больше огрехов он не заметил, нажал на кнопку подъема ростовой мишени и сказал:

– Короткими очередями, по мишени, открыть огонь!

Юноша еще раз удобно распределился, прижал приклад, прицелился, сделал поправку на расстояние. Но после Андрей тупанул: он передвинул предохранитель не в положение ведения огня по три патрона, а на автоматический огонь, то есть до самого верха. Когда он нажал на курок, то в мгновение ока все пятнадцать патронов улетели вдаль. Старшина разразился матом, в долю секунды подскочил к нему и первым делом с ноги ударил в правое плечо.

– Идиот, прекратить огонь! Разрядить оружие!

Рука у Андрея почти отнялась, и он с некоторым трудом, но отстегнул магазин, передернул затвор и спустил курок.

– Нет, Влад, ты только посмотри!

Старшина с недовольством посмотрел на Максимова, припавшего к стационарному биноклю у огневого рубежа.

– Глянь, не поверишь!

Бобров присвистнул и стал считать вслух. Все пятнадцать пуль кучно лежали в центре мишени, как будто это не очередью стреляли из старого автомата. Максимов посмотрел на него и добавил:

– Ахренительная удача, кому рассказать, не поверят! Из автомата с кривым стволом…

– Дай сюда ружье.

Младший сержант буквально выхватил у Андрея из рук автомат и стал крутить его перед Бобровым. Сержанты рассматривали его минут пять, и пришли к выводу, что ствол действительно сильно поведен.

– Сомов, ты уже стрелял из такого оружия?

– Никак нет! Я до этого в жизни стрелял только из прящи.

– Прящи? Ну, тогда ты или очень везучий, или просто волшебный стрелок! Встать в строй!

После этого случая старшина, видимо, рассказал о его удаче командиру взвода, и тот после ужина забрал Андрея с собой. Было немного приятно, остальные всей ротой будут маршировать по плацу до отбоя, а его Мрахом ведет куда-то через плац. А привел он его в небольшое здание, которое уходило под землю. Это был тир. Лейтенант включил свет, достал пистолет и две пачки патронов.

– Да стой ты вольно, рядовой! Расслабься немного, проверим твою удачу.

Офицер назвал модель пистолета и показал его разборку.

– Теперь собери и заряди, это раритетная штучка, когда-то была личным оружием офицера пехоты. Удобная рукоять, небольшой вес, магазин на десять патронов, все самое то для ближнего боя.

Лейтенант указал на мишень в конце тира на расстоянии метров пятидесяти.

– Мишень, надеюсь, видишь?

– Да.

– Тренированный человек легко попадает в центр с такой дистанции. Смотри на правильное положение стрелка…

Мрахом прицелился, повернувшись боком, и выставив вперед правую руку. Грянул выстрел, рядом с центром новой мишени появилась дырочка.

– Примерно так, теперь твоя очередь. Один момент: целься не в центр мишени, а как бы сквозь нее, так будет лучше результат…

Андрей взял не такой уж и легкий пистолет и выстрелил. Три раза, по одной пули в центр всех трех мишеней. Лейтенант посмотрел в бинокль и выпятил нижнюю губу.

– Действительно волшебный стрелок. Ты точно никогда прежде не стрелял?

Андрей покачал головой и положил пистолет. Мрахом улыбнулся и спросил его:

– Послушай, какие у тебя были впечатления от сегодняшних стрельб? Расскажи мне поподробнее, я хочу знать твое мнение.

Юноша задумался и ответил:

– Господин лейтенант, мне показалось, все делается слишком быстро…

У взводного приподнялась вопросительно бровь.

– Что именно?

– Сами стрельбы, старшина так торопит на огневом рубеже, так орет, что ребята теряются и спешат отстреляться, еще не прицелившись, как следует.

Лейтенант на глазах успокоился.

– А-а… Понятно, старшина делает все совершенно правильно. Его задача – научить солдата как можно быстрее изготавливаться к бою и вести огонь в сторону врага.

– Да, но, мне кажется, нужно хорошо прицелиться и уже потом стрелять.

Мрахом отмахнулся.

– Заблуждение, по статистике на одного убитого от стрелкового оружия приходится до десяти тысяч выпущенных пуль. В воздух! Представь, в роте по штатной численности должно быть около ста человек, у каждого по четыре магазина с тридцатью патронов в каждом. Всего около двенадцати тысяч патронов. Если рота выстреливает в сторону противника весь свой запас, то согласно данным статистики – убьет почти полтора человека и ранит около шести.

– Всего?

– Да, основные потери идут от действий артиллерии, авиации и робототехнических комплексов. Личное оружие фактически нужно для морального успокоения солдата и траты боеприпасов.

Андрей ничего не понимал.

– Вижу, ты растерян, но не все так просто. Территория не считается захваченной, если на ней нет пехоты. Невозможно победить только одной авиацией или артиллерией, нога пехотинца должна ступить на завоеванную землю, таков закон войны! А кроме личного оружия пехотинцу положено еще одно, в зависимости от специализации: ракетчик, огнеметчик, сапер, наводчик, оператор комплексов защиты… Ты будешь снайпером, я вижу, что у тебя есть к этому задатки.