На этот раз я не облажаюсь, отвечая ей мысленно или целуя ее вместо того, чтобы рассказать ей о своем желании. На этот раз я буду выражаться ясно.

— Вернись домой, детка. И никогда больше не уходи.

Ее сердце на моей груди, ее губы на моих губах. Полагаю, теперь ее очередь говорить без слов. Ее поцелуи такие знакомые, и полны всего, что она чувствует. Я боялся, что больше никогда не смогу снова испытать этих чувств. Я клянусь каждый день говорить ей, что люблю ее. Я не рискну потерять это… потерять ее.

Я подхватываю Эмили и несу ее в коттедж. Если бы я знал, что она приедет, то прибрался бы. Я чуть не убиваю нас обоих, когда спотыкаюсь о ботинки, которые оставил у входной двери. В спальне грязная рабочая одежда лежит в куче на полу. Моя кровать в полном беспорядке. Простыни смяты, одеяло, которое сделала моя мама, скручено у подножия кровати.

Взгляд в глазах Эмили говорит мне, что ей все равно. На самом деле, она смотрит на меня, как будто я что-то съедобное. Я сажаю ее на катастрофу, именуеую моей кроватью, и стаскиваю футболку через голову. Тяжело дыша, Эмили кладет ладони мне на грудь и целует мое сердце. Ее пальцы щекочут меня, пробегая по прессу.

— Боже, я скучала по твоему телу, — говорит она, засовывая руку в штаны.

Я не уверен, как мои глаза не откатываются к голове. Я расстегиваю ремень и даю ей место для исследования. Она облизывает нижнюю губу и смотрит на меня этими глазами. Эти чертовы глаза. В них плещется сомнение, как будто она впервые прикасается к мужчине. Эти карие глаза лани кричат: «Я правильно делаю?» Хотя я уверен, она точно знает, что делает. Она знает, что зажигает во мне огонь, который никогда не погаснет.

Я обхватываю ее лицо ладонями и неистово целую, желая ее, словно мужчина, не нуждающийся ни в чем, кроме женщины, стоящей перед ним на коленях. Я целую ее губы, вниз по шее, за ушком.

— Я люблю тебя. Всегда любил. — Сейчас слова приходят так легко. Это почти невероятно, что я скрывал их от нее так долго.

Она сжимает пальчики в моих волосах и откидывает голову назад, обнажая белоснежную кожу на шее. Я облизываю и целую, посасываю и легонько прикусываю. Она сводит меня с ума. Мне нужно больше — ее, нас, всего. Я помогаю ей избавится от футболки Rangers и снимаю с нее белую майку, но ее грудь все еще скрыта под простым белым кружевным бюстгальтером. Эмили тянется за спину и расстёгивает его. А я, словно завороженный, смотрю, как он падает на пол.

Она другая, но такая же. Красивая.

Я обхватываю одну грудь и наклоняюсь, чтобы попробовать другую. Они другие, но точно такие же. Сладкие и ноющие от моего прикосновения.

— Я люблю тебя, — выдыхаю я в ее кожу. Она дрожит и вздыхает.

Мы снимаем обувь, стаскиваем джинсы. Она не против беспорядка или бардака. Эмили заботит только то, чтобы быть со мной. Как и раньше. До того, как я потерял ее.

Я больше никогда ее не потеряю.

Ящик, в котором лежат презервативы, застревает, и мне хочется бросить тумбочку через всю комнату. Это мешает мне быть внутри нее, быть с ней одним целым. Смех Эмили быстро гасит мою огненную ярость.

— Я никуда не собираюсь, Джексон. У нас есть вся ночь. Все выходные.

Эта чертова штука открывается, и я хватаю то, что хочу. Теперь настает очередь Эмили открыться, чтобы я мог взять то, что мне нужно. Я накрываю ее своим телом. Она влажная и горячая, и мне кажется, что я скольжу в рай. Она зажмуривает глаза и распахивает ротик.

«Где она была? Где, черт возьми, она была так долго?»

Я никогда не смогу вернуться к жизни без нее. Я заполняю ее до предела.

Дом. Это дом.

Наши животы прижаты. Тела переплетены. Сердце к сердцу.

— У нас есть навсегда, — практически рычу я, целуя ее подбородок, губы, щеки. — Потому что я больше никогда тебя не отпущу.

Она стонет и улыбается. Прекрасные шоколадные глаза Эмили наполняются слезами. Она касается моего лица, но с таким же успехом она может держать мою душу.

— Тогда это навсегда.

Ее поцелуи топят мое сердце. Я думаю, оно было заморожено долгих пять лет, ожидая, когда она вернется домой и вернет меня к жизни.

— Я люблю тебя, — признаюсь я.

— Я люблю тебя, — заверяю я.

— Я люблю тебя, — клянусь я своей жизнью.

Я люблю ее своими словами. Я люблю ее своим телом. Я люблю ее всем, что у меня есть. Эмили принимает все это. Она впускает все это. Она обещает, что больше не будет сомневаться.

Мы оба вспотели и тяжело дышим, когда ее тело дрожит подо мной, и она стонет мое имя. Я не могу сдержаться и отпускаю, надеясь, что мы сделаем это еще миллион раз, прежде чем я умру. Я скатываюсь с нее, но тяну ее маленькое тело за собой, укладывая поверх себя. Я целую ее в лоб и сжимаю задницу.

— Останься. — Это не просьба. Я не хочу, чтобы она думала, что у нее есть выбор. Я хочу этого. Навсегда.

Эмили целует мою щеку; ее ухмылка более дьявольская, чем я помню.

— Ты хочешь, чтобы я осталась?

Она должна знать ответ на этот вопрос, но я не хочу рисковать. Я знаю, что мне нужно сделать. Я встаю с кровати, хотя она жалуется. Мы кое-как одеваемся, и я вытаскиваю ее наружу.

— Джексон Брукс, что мы вообще здесь делаем?

Я открываю борт пикапа, поднимаю ее и сажаю в кузов.

— Полежи со мной.

Она сужает глаза, но угождает мне. Мы смотрим на звезды — миллион световых точек в огромном небе над Техасом. Она сказала, что я никогда не говорил ей, чего хочу, что я никогда не разделял с ней свои надежды и мечты. Пора это изменить.

— Когда нам было шестнадцать, я мечтал купить тебе лошадь. Не рабочую лошадь, как у твоего папы, а что-то особенное, как фризскую или белую арабскую кобылу. Когда нам было восемнадцать, я думал, что мы купим нашу собственную землю, собственное ранчо. Я хотел построить тебе дом и вместе наполнить его семьей. Когда нам было двадцать один, я думал купить тебе кольцо, но хотел, чтобы оно было больше, чем то, которое Лукас купил своей жене. Поэтому я ждал, и это было самой большой глупостью, которую я когда-либо делал. Потому что когда нам было двадцать три, и ты рассказала мне о работе в Нью-Йорке, я хотел, чтобы ты была счастлива. Я хотел, чтобы ты фотографировала и путешествовала по миру, если это было твоим желанием. Я хотел, чтобы ты не хотела этого. Но больше всего на свете я хотел, чтобы ты осталась. Я хотел, чтобы ты знала, я не буду стоять на твоем пути, но, черт возьми, конечно, я не хотел, чтобы ты уезжала.

— О, Джексон.

— Ш-ш-ш. — Я прерываю ее быстрым поцелуем. — Однако я этого не говорил. Мое молчание заставило тебя поверить, что мне все равно, что ты уезжаешь. — Я ласкаю ее щеку большим пальцем. — Итак, сегодня вечером ты спросила меня, хочу ли я, чтобы ты осталась, и с этими звездами в качестве моих свидетелей, я скажу тебе, чего я хочу. Я хочу, чтобы ты спала в моей постели каждую ночь. Я хочу, чтобы ты готовила мне завтрак на этой кухне каждое утро. Я хочу приносить тебе цветы и покупать красивые платья. Я хочу выбрать кольцо вместе с тобой. Я хочу, чтобы моя мама могла называть тебя своей дочерью, а твой отец гордился тем, что называет меня сыном. Я хочу иметь с тобой семью. Я хочу тебя, Эмили. Каждый день. Каждую ночь. Навсегда. Об этом я мечтаю. На это надеюсь. Ты. Только ты. Останься.

Моя Эмили не упускает ни одной детали. На ее губах широкая улыбка, а в глазах сияют звезды.

— Это все, что мне нужно было услышать. — Она зарывается в мою грудь, крепко обнимая меня. — Я дома.

«Да, конечно, малышка. Да, ты дома!»

Конец