Вечером на Новый год у нас собралось много народа. Пришли и взрослые, и ребята. Первым явился наш сосед Пашка. Хотя ему уже почти пятнадцать лет, елки он еще никогда не видел. Войдя, он смущенно топтался у порога.

- Ну, что же ты стоишь? Проходи, - сказала бабушка.

- Взглянуть вот пришел, - оправдываясь, робко пояснил Пашка.

Потом с ватагой ребят прибежала Зинка. Несмотря на мороз, она была в ботинках, а Федя - в новой рубашке и такой весь приглаженный, как будто его с головы до пят вылизала корова. Пришла тетя Маша и принесла нам целый узелок орехов.

- Гостинец вам, от Деда Мороза, - сказала она.

Отец ради праздника явился домой пораньше. Вместе с ним пришел Алексей Иванович. С того злополучного дня, когда он помогал отцу ловить бандитов, я его не видела. За это время он похудел еще больше, глаза запали, губы обветрены. Он, как и Павлик, неловко вертит в руках шапку, поглядывая, куда бы ее сунуть.

- Вот, едва затащил, - кивает отец на Алексея Ивановича.

- Нельзя так, Алексей Иванович. Не все работать, надо и отдохнуть, - здороваясь, говорит мама.

Алексей Иванович машет рукой:

- Заботы все, некогда. Спасибо вам, хоть за ребятишками моими присматриваете…

- Ну что вы! - смущается мама.

Алексей Иванович смотрит на Таньку и Павлика, и его худое, издерганное лицо светлеет.

- Проходите, - говорит мама, а тетка Поля подвигается на лавке, молча приглашая его садиться.

Улыбчивая Феня протягивает ему горсть семечек. Взглянув на нее, я вдруг вспоминаю про Устеньку и сразу же лезу на печь.

- Господи! - возмущается бабушка, которую я чуть не сшибла с ног. - Что ты там забыла? В новом платье - на печь!…

- Устенька, - зову я, приложив губы к дырочке, - иди к нам. У нас елка и народу много - весело!

- Неудобно, - шепчет в ответ Устенька.

- А я говорю, иди! - сержусь я.

- Я лучше завтра приду, когда никого не будет.

Сколько я ее ни уговариваю, она не соглашается, и я слезаю с печки расстроенная.

Приходит учительница Вера Петровна. Оглядев собравшихся, она весело говорит:

- А музыка где?

- И в самом деле, почему бы не поплясать? - задорно откликается отец.

Федя вызывается сбегать позвать Колю с гармошкой. А Вера Петровна уже командует. Она собирает ребят в кружок и затягивает с нами песню.

Подперев плечом косяк двери, стоит Терентий и, глядя на нас, улыбается в прокуренные усы. В руках у него погасшая трубка.

- Только не курить! - предупреждает мужчин Вера Петровна.

Алексей Иванович поспешно придавливает пальцем недокуренную цигарку. Вера Петровна берет нас за руки, и мы начинаем хоровод вокруг елки. Танька, как дикий зверек, жмется к отцу и ни за что не хочет плясать вместе с нами. Наконец Леньке удается вытащить ее в круг. В самый разгар веселья появляется Коля.

- Ура!!! - кричим мы.

Коля, тряхнув чубом, растягивает меха, и переливчатые звуки плясовой мелкой дробью сыплются из-под его пальцев. Феня торопливо поправляет розовую кофточку, а я снова карабкаюсь на печь.

- Устенька, у нас музыка, слышишь? - шепчу я.

- Слышу, - отвечает она.

- Может, придешь?

- Приду, сейчас… - Каким-то звенящим, радостным голосом говорит Устенька.

Через несколько минут она появляется у нас, без платка, в накинутой на плечи жакетке. Две темные косы толстыми жгутами лежат на белой кофточке.

- Садись, Устенька, - приглашает ее тетя Маша.

Тетка Поля обводит Устеньку колючим взглядом, у Фени отсутствующий вид.

Коля, вскинув на Устеньку опущенные к гармошке глаза, склоняет голову набок, и вдруг его пальцы начинают двигаться с какой-то особенной осторожностью. Гармонь послушно выводит что-то ласковое и нежное. Все сидят притихшие, а Устенька смущенно теребит кончик косы. И вдруг Вера Петровна затягивает:

Она кивает Устеньке, и та подхватывает:

ведет ее высокий сильный голос. «Но как пройти, но как пройти?» - допытывается гармонь.

Я сижу зачарованная. За окном зима, а мне кажется, что сквозь морозные узоры на стекле я вижу яркое лето и тонкую березку, стоящую у воды. Ребята притихли, и взрослые сидят задумавшись. Тетя Маша, подперев щеку рукой, глядит не мигая на елку, и огоньки от елочных свечей пляшут в ее широко раскрытых глазах. И Алексей Иванович смотрит куда-то вдаль, и тяжелая складка залегла у него на лбу. Может быть, он тоже видит белую березку возле реки, а может, думает о том, что весной снова зальет луг и заречанцам опять не управиться с сеном. Феня негромко вздыхает.

- Что-то грустное затянули, - недовольно ворчит тетка Поля.

- Можно и веселое, - говорит Коля, снова бросая взгляд на Устеньку, и из-под его пальцев летит песня, от которой ноги сами просятся в пляс. На середину комнаты выходит наш отец и начинает лихо отплясывать вприсядку. Вера Петровна подталкивает нас с Зинкой, и мы, выскочив вперед, как пчелы, вьемся вокруг него. Зинкины ботинки с облупленными носами выделывают такое, что я только рот раскрываю от удивления. Вот так Зинка! Она кружится с такой легкостью, что я рядом с ней кажусь неуклюжим теленком. Мне становится так обидно, что я готова зареветь. И вдруг в проталину на окне я вижу чье-то лицо. Любопытные глаза обшаривают комнату. «Это же Петька!» - догадываюсь я. Быстро оглянувшись, я показываю ему язык. Петькина голова исчезает, и мне вдруг снова становится легко и весело.

Поздно вечером, когда почти все расходятся, бабушка гасит лампу. В комнате от елочных свечей таинственно, как в сказке. Самодельные свечки, потрескивая, догорают, и бабушка ходит вокруг, как пожарник, наблюдая, чтобы не вспыхнули все наши бумажные украшения.

Зинка, Ленька, Павлик, Танька и я сидим под елкой. За перегородкой, тихонько напевая, мама укладывает Лилю спать. А в кухне разговаривают отец с Алексеем Ивановичем и тетя Маша.

- Ведь я не за себя стараюсь, не о себе хлопочу, - доносится взволнованный голос Алексея Ивановича. - Колхоз гибнет. Не вытянуть нам одним.

- Подожди, не горячись, - говорит тетя Маша, - не во мне да не в Егорыче тут дело…

Я напряженно вслушиваюсь. Неужели мой папка, такой умный, добрый и сильный, не может сделать, чтобы и в Заречье хорошо жилось?

- Вынесем вопрос на правление, обсудим… Думаю, сможем вам помочь, - говорит отец, и я верю, что это не пустые слова.

Бабушка приносит нам всем по куску пирога с повидлом. Уставшие за день, мы молча жуем.