акие жены, дорогой читатель, на рожон лезть не будут, узнав о прелюбодеянии супруга. Ну конечно, им, как каждой оскорбленной женщине, это известие неприятно. Они, может, ночами в подушку поплакивают. Но днем слезы вытрут, опухшие от слез глазки слегка припудрят, улыбочку на лицо напялят и милым словом короля-мужа привечают, ни жестом, ни миной своего неудовольствия по поводу неверности супруга не выражая. Так поступала умная Клод, жена-калека Франциска I Французского. И он за покорность и молчаливость, за хорошее и правильное приятие его многочисленных любовниц королеву награждал: иногда в знак благодарности и в ее альков хаживал.

Эти умные дамы-«рогоносицы» свои изящные рожки носили с большим достоинством, трагедии из них не делая, а украшая их цветочками или бриллиантиками, чтобы к лицу, значит, было. Мария-Тереза Испанская, супруга Людовика XIV, долго не могла понять своей роли покорной «рогоносицы», возмущаться было начала ежедневными посещениями мужа-короля сразу трех любовниц: Монтеспан, Ля Вальер и Фонтанж, но супруг живо ее к порядку привел одной только фразой: «Что вам, мадам, не нравится — разве я не хожу в ваш альков каждый вечер?» Мария-Тереза губу прикусила. Это была правда. Каждый вечер король, пройдя сложную процедуру «большого и малого» раздевания, с малой свитой в двенадцать придворных, в одиннадцать часов вечера удалялся в покои королевы. Но, к сожалению, только затем, чтобы ее в лобик поцеловать и спокойной ночи сказать. Он ведь, бедный, так устал от посещений в три часа Дня и шесть вечера сразу трех фавориток, где уж тут ему до любовных утех с весьма некрасивой и с испорченными от вечного Жевания шоколада женой? Покорная «рогоносица» Мария-Тереза свою роль впоследствии очень даже хорошо поняла, внебрачных королевских детишек шоколадом одаривала, а сама покорным теленком в своем алькове лежала: снизойдет ли батюшка король до секса с ней или нет? Словом, хорошо исполняла роль «покорной рогоносицы». А вот невестка этого короля его правнука Людовика XV Мария Лещинская долго не могла своей роли понять и артачиться было начала. Что это, дескать, такое за безобразие, кругом Помпадуры вниманием короля одариваются, а я что? Рыжая или дура какая, на всё это равнодушным оком смотреть? И очень уж ее жалеет хороший исторический писатель с незвучной фамилией Кондратий Биркин: «Каждой жене, какого бы сословия ни была она, больно и обидно видеть предпочтение, оказываемое ее мужем другой женщине, но каково было королеве быть свидетельницей связи ее мужа с целым легионом любовниц?»

Конечно, трудно, признаем и другой вопрос задаем: а почему эта полька так ничтожна? Почему она мещаночка, в черном платочке или старческом чепчике, так неинтересна, что придворные смеялись: у Марии Лещинской в покоях только мухи веселые! Почему она так ограниченна, что Казанова, присутствующий на ее публичном обеде, за голову схватился. Сидит среди огромного стола и публикой за низкой перегородкой Мария Лещинская и методично поглощает курочку. Ни одного слова, ни одной улыбки, только тщательное высасывание куриных костей. Потом за все время обеда (а публика смотрит) слово к главному лакею: «Это что, суфле было?» «Суфле, ваше величество». «То-то я думаю, что это было суфле». И все. И такое — «суфле» от неинтересной жены получал Людовик XV каждый день. Тут поневоле к Помпадурам побежишь.

Словом, дорогой читатель, мы к тому клоним, что очень часто короли изменяли своим женам, поскольку уж очень они неинтересны были и в ложе и в жизни.

Но бывали и другие варианты. Жены красивы, интересны, а мужья им все равно изменяют. Умные «рогоносицы» делали хорошую мину в плохой игре: они все сводили к одной формуле — так надо. И даже старались подружиться с фавориткой короля. Тут все было по принципу «покорный теленок двух маток сосет». И этой «второй маткой» был сам король, который любил такую снисходительную и умную жену. И до бракоразводных скандальных процессов, в которых вся Европа участвовала, не доходило!

Подумаешь! Муж спит с другой женщиной! Велика важность! Так умно поступала жена австрийского императора Леопольда II — Луиза. Она с любовницей своего супруга, одной танцовщицей, вместе салфеточки вышивала. Мы не знаем, почему эту балерину вечно публика освистывала. Может, из-за этого император сжалился над ней и сделал своей любовницей, с которой прижил троих детишек и приказал жене навещать актрису. Луиза предложила другое. Пусть их дворцы будут напротив друг друга, чтобы недалеко в гости друг к дружке ходить и вместе чаи распивать. «Чаи» обеим дамам очень понравились и когда Леопольд II после смерти своего брата Иосифа II вынужден был оставить свое уютное королевство Тосканию и переместиться в Вену австрийским императором, то он не забыл и любовницу с собой захватить, и там на улице Капустной всю ее многочисленную семейку хорошо устроил. Леопольд II был так благодарен супруге за «человеческое» отношение к своей любовнице, что абсолютно не игнорировал супружеское ложе, и Луиза родила ему, знаете, сколько детей? Ни за что не догадаетесь! Целых шестнадцать штук и из них двенадцать сыновей! Девять сыновей выжило и с успехом вошло в девятнадцатый век!

Но, к сожалению, из-за необыкновенных усилий на альковном поле, а также из-за попыток продлить свою каденцию, пардон, потенцию, Леопольд состряпал в своей лаборатории (был хорошим химиком) эссенцию плодности, или попросту нашу «виагру», но и ноги протянул. Как вы знаете, дорогой читатель, «сперма свои дозы имеет», как гласит древний медицинский лечебник, и употреблять ее, то есть растрачивать, надо с умом. Нельзя вот так все время с бухты барахты — оргазм за оргазмом получать, да еще и семенепусканием! Как нам говорит китайское древнее учение — «Эта жизненная эссенция очень дорога, ценна и нечего ее так безрасссудно, идя на поводу своего желания, растрачивать»! Вот мы прочли в «Исповеди китайской проститутки»: «Мудрый мужчина бережет свою ценную течь, используя ее только для плождения детей и с большими интервалами времени для расслабления. Он все свое внимание уделяет тому, чтобы взять у женщины „ин“ (биологическая жизненная энергия — Э.В.) и смешать со своим „янг“ (то же самое, но только у мужчины — Э.В.), унося эту смесь в глубь своего организма. Тогда у него сохранится витальная сила».

Не пожалел Леопольд II своего «янга», но и околел, пардон, умер раньше времени. И две женщины, жена и любовница, обнявшись, горячо его оплакивали.

Очень хорошей «покорной рогоносицей» была и жена английского короля Эдуарда IV Элизабет Вудвиль. Во-первых, это была очень умная женщина! Она, зная свое незнатное происхождение, оставшись вдовой с двумя сыновьями, будучи намного старше красивого короля Эдуарда IV, так постаралась его омотать, что он свет и законы забыл и тайно на этой вдовушке женился. Как она это сделала? Существуют две версии: или она его любовным напитком опоила, после которого все уродицы любимыми красавицами представляются, или только тем, что не пошла с королем в постель. Знаете, как умная крестьянская девушка делает? Когда парень к ней лезет, съедаемый желанием, она, кофточку расстегнув и грудки вежливо подставив, и распалив его воображение к дальнейшим действиям, вдруг говорит, запахивая кофточку: «Ан нет, сначала женись!» И вот, когда Эдуард IV, красивейший в свое время король (это он потом сделался грудой мяса), полез за любовными утехами к Элизабет Вудвиль, она кофточку запахнула и невинно глазки на короля подняла: «Ан нет, сначала женись!» Король, съедаемый совершенно неуправляемым желанием, женился. Когда его матушка и министры спохватились и какую-то там хорошую заморскую невесту ему подыскали, оказалось — поздно! Король уже женат! Словом, всем пришлось Элизабет Вудвиль признать английской королевой, а она, умная женщина, не только смогла эту должность при себе удержать, но даже влияла на короля и политику Англии. Вот это хватка! И основное в ее хватке было то, что она сквозь пальцы смотрела на связь короля с Джейн Шор — его любовницы! Ба! Она даже сумела так подойти к фаворитке, что та стала ее шпионкой. Фактически Англией начали управлять две женщины — Джейн Шор и Элизабет Вудвиль. А король был их марионеткой! Вот это хватка умной «рогоносицы»!

Свое истинное лицо Элизабет Вудвиль открыла только после смерти мужа.

Но вот очень умная и толковая правительница своей Аквитании Элеонор не оказалась умной «рогоносицей»: она принялась ревновать мужа — короля к любовнице Розамунде. Всю поднаготную такого деструктивного чувства нам описал безымянный автор четырнадцатого века в «Пятнадцати радостях брака», который так сказал: «Часто случается, что муж, на свою беду, много моложе своей жены и она принимается его ревновать, ибо красота и свежесть молодого мужа пробуждает в ней ревнивую жадность и желание вечно держать его при своей юбке, владея и помыкая им безраздельно. Такой муж подобен старому беззубому медведю в наморднике, спутанному толстой железной цепью и прикованному к тяжелому бревну. Осталось ему лишь реветь…»

Ну, реветь медведем Генрих II, женившийся на «старой» Элеонор, успевшей перед этим побывать супругой французского короля Людовика VIII и родившей ему двоих детей, не стал. Он просто взял себе красавицу-любовницу — Розамунду. В Элеонор Аквитанскую, которая была нрава гордого и деспотичного, прямо бес ревности вступил. На какие только ухищрения не шел английский король, чтобы уберечь свою возлюбленную от ревнивой мести Элеонор: специальный замок — Вудсток — для нее построил с такими затейливыми лабиринтами, что когда наверху Элеонор со своим войском дожидалась любовницы мужа, чтобы примерно ее наказать, она снизу подземными переходами пробиралась далеко за пределы замка и тем жизнь свою спасала. Не убереглась, однако. Настигла ее ревнивая месть Элеонор: то ли она ее отравила, то ли кинжалом ударила, то ли выбор самой от чего умереть возможность дала, только погибла красавица Розамунда в цвете лет к безутешному горю английского короля.

Да, много, дорогой читатель, драм и трагедий в мировой истории разгоралось на почве ревности супруг. Они, супруги, чего только не делали с любовницами своих мужей-королей! И тиграми-то их травили, и кинжалами резали, и отравы припасали.

Умерщвляли, словом, своих соперниц, а иногда и неверных мужей в придачу. И гораздо мало (раз два и обчелся) в мировой истории жен, которые смиренно и покорно принимали неверность своего супруга. К таким единичным явлениям и наша Екатерина I, жена Петра I, относится. Эта самая шлюха Марта Скавронская, пардон, императрица Екатерина I, не из-под одного солдатика вылезшая и двух законных супругов до Петра имевшая (драгуна и повара), удивительно снисходительно смотрела на «шалости» своего супруга. В письмах к мужу добродушно подсмеивалась над этой слабостью к другим дамам супруга и подтрунивала, что врачи запретили из-за болезни любовные утехи царя с другими дамами — «придется постничать»!

Любовниц своего супруга привечала и подарками дорогими одаривала. Вы думаете, почему Марья Даниловна Гамильтон (не путайте ее с другой шлюхой — Эммой Гамильтон), фрейлина ее величества, была одета лучше всех дам двора? Да потому что она была любовницей Петра I, но подарки ей дарил не царь, а его супруга!

И примерно так же относилась Ливия, жена римского императора Октавиана Августа к любовницам своего супруга. Она даже еще дальше в этом деле продвинулась: она самолично покупала на базаре для мужа-императора молоденьких и красивых рабынь. Ибо муж предавался сладострастным утехам с молоденькими девушками с большой охотой. Умирая семидесятипятилетним старцем, он считал, что его брак с Ливией был очень счастливым и последние его слова были обращенные к Ливии: «Ливия, помни, как прекрасно мы жили вместе»! Римский император Тацит тоже считает, что «рогоносица» Ливия была очень хорошей женой. Мы не вдаемся в нравственную подоплеку такой моральности: жена, муж — его любовницы! Все тонет в искренней привязанности жен к домашнему очагу, в любви к своим детям! У Ливии с Октавианом Августом детей не было. Она была хорошей помощницей и другом, с умной снисходительностью наблюдая внебрачные связи супруга. Императору захотелось изысканного десерта, почему бы жене как другу не помочь в этой «стряпне?» Ни их взаимный альков, ни их отношения от этого не терпели. И не в этом ли высшая человеческая мудрость? Не знаем. Но так ценя гармонию личной жизни, Ливия не смогла уберечь своего мужа от деспотизма и тиранства по отношению к собственному пасынку — Тиберию. Одним словесным приказом Октавиан Август заставляет пасынка Тиберия развестись с горячо им любимой женой Виспанией и жениться на своей дочери от первого брака распутной Юлии.

И эта Юлия уж постаралась сделать из Тиберия не только несчастливого «рогоносца» но и «рогоносца» униженного. Знаете, что это такое, дорогой читатель? Это, когда жена не только изменяет своему супругу, но еще и открыто его ненавидит, презирает и всячески унижает. Измена, словом, здесь сопряжена со сложным деструктивным чувством, способным окончательно уничтожить личность другого человека. Тиберий так никогда и не оправился от своего «униженного рогачества». И те дикие безумства, грязные оргии с мальчиками и девочками, которые он проделывал на острове, Капри, уже став императором, — результат отношении к нему Юлии. Да, конечно, умные «рогоносицы» на кровожадные инстинкты своих супругов не «науськивали», это правда. С другой стороны, ну что хорошего они имели в личной жизни? Нет на свете, дорогой читатель, более жалкого зрелища, чем «покорные рогоносицы». Акакия Акакиевича знаете? Макара Девушкина знаете? Со станционным смотрителем Выриным знакомы? Эти бедные несчастливые «человечики» вызывают у нас слезы жалости, умиления и ропота. Ох, проклятые буржуи, ох проклятый государственный строй, так дико эксплуатирующий этих несчастливых существ, предмет мечтаний которых дальше новой шинельки не шел. Так вот королевские жены — «покорные рогоносицы» — точно такую же нашу жалость вызывают. Никакой-то радости им, бедным, на этой земле нет. А в королевском дворце и подавно. Терпи безропотно, как твой муж-король к куртизанкам хаживает, богу истово молись, шныряния свекрови терпеливо сноси, да ночью одиноко в подушку слезы лей.

Все это не воспрещалось. Все остальное было под запретом. На балах такая королева не блистает, в мазурке со стройным офицером улыбки не раздаривает. Сидит себе в своей светелке, то бишь апартаментах, шоколад пожевывает, Библию почитывает и полдня на коленях в молитвах простаивает. Не жизнь, а каторга у такой королевы. И таких несчастливых «покорных рогоносиц» было очень много в европейских государствах. Очень скоро из довольно красивых девиц такие королевы превращались в «сереньких воробушков с подмоченными крылышками». Сидит в своем апартаменте такая вот Мария Лещинская или Мария-Тереза — жены Людовиков XV и XIV и от дикой скуки и удрученного состояния не знают, чем заняться. Одна превратилась очень скоро в серенькую монашенку в допотопных чепцах и черных платьях — постарела в свои сорок два года, другая от нервов и приторможенной ревности вечно жует шоколад и зубы ее стали черными и гнилыми — и это ВЕЛИКИЕ ЖЕНЫ ВЕЛИКИХ МОНАРХОВ!

Они никогда, дорогой читатель, не имели любовников. Их удел — рожать без любви и любить не рассуждая! Жалкие, униженные жены! Где же ваша гордость? Вот униженно просит Мария-Тереза, жена Людовика XIV, маркизу Монтеспан — любовницу своего мужа, чтобы повлияла на своего любовника. Чтобы он не отсылал ее испанских фрейлин, без которых скука у Марии-Терезы удвоится. «Ну хоть одну, две фрейлины пусть мне оставит», — жалко умоляет она фаворитку своего супруга.

Эти «рогоносицы», дорогой читатель, умеют делать только две вещи хорошо: молиться и плакать. На никакой бунт против своих неверных мужей они совершенно не способны.

Часто они внешне намного и умнее и красивее любовниц их мужей-королей, но вечно, как говорится, загнаны в закуток и оттуда, из глубины своих альковов подглядывают: разрешено ли им еще жить, если дышать пока можно? Отомстить своим мужьям — на это чувство Элеонор Аквитанской не каждая королева была способна. Ну что же! К таким «покорным рогоносицам» мужья относились с уважением, может, по-своему и любили своих супруг, но уж слишком часто эта их святость вызывала в мужьях чувство раздражения, ибо напоминало об угрызении совести, от чего монархи не особенно любят страдать. Натыкайся каждую секунду на скорбное лицо жены, догадывайся, какую муку таят эти вечно печальные глаза страдающей мадонны! Как-то не особенно вяжется это с решением короля сейчас вот покинуть дворец и удалиться в особняк к фаворитке, где веселье, раздолье, вино и любовь!

Действия королев — «покорных рогоносиц» — непогрешимы, но какому монарху понравится этот вечный молчаливый упрек в навсегда печальных глазах? Особенно страдал от этого «истового» печального взгляда Карл IX, которым награждала его вечно молчаливая жена Елизавета Австрийская. Ни одного слова упрека, когда кроме многочисленных любовниц он завел постоянную фаворитку Марию Туше. Жена выбрала себе оружие против измен мужа довольно оригинальное — молчаливое терпение. Сам Карл IX говорил о своей жене, что это самая лучшая и добродетельная супруга на свете. Все во дворе ее любили за доброту и кротость. Кроме свекрови — Екатерины Медичи. Та терпеть ее не могла и не за то, что бесплодной оказалась, хотя, конечно, этот факт тоже не без значения для ее ненависти к Елизавете, но главным образом именно за ее добродетель. Подумать только, в самом развратном французском дворе, где «летучий эскадрон» Екатерины Медичи, собранный из ста пятидесяти красивейших амазонок, развратных красавиц, не брезгующих самыми низменными наслаждениями, цветет вот такой чистый цветочек, такая вот нежнейшая и чистейшая фиалочка в образе Елизаветы, жены Карла IX, и никакая дворцовая грязь к ней не пристает. Она живет в своем сонном мире молитв и внутренних медитаций и совершенно не понимает ни интриг двора, ни его распутства. После Варфоломеевской ночи, проснувшись утром, свежей, как роза, она, узнав, что замордовано двадцать тысяч гугенотов, принялась плакать и спросила невинно: «А мой муж знает об этом?»

Когда ей сообщили, что не только знает, но является инициатором и участником этой резни, Елизавета пуще прежнего принялась плакать и к богу обращаться: «О боже, пошли спасение души моему супругу за столь жестокий поступок». Мария Туше, к которой Карл IX очень даже привязался, а когда она родила ему сына, то вообще всех прочих любовниц оставил, сказала, увидев портрет Елизаветы: «О, эта жена мне совсем не страшна». Не соперница, мол, мне дама с таким добродетельным и постным лицом, от красоты которой веяло могильной святостью.

Писатели Дюма-отец, Бальзак, Проспер Мериме сделали из Марии Туше идеальную женщину, не стремящуюся ни к славе, ни к богатству и всем свои существом преданную Карлу IX. Это в корне неверно. И эта молодая «репка», как ее окрестили придворные, еще покажет свои алчные зубки при другом короле, Генрихе IV, когда ее сынок, прижитый с Карлом IX, вырастет и против короля пойдет.

Когда родился внебрачный сын у Карла от Марии Туше, Екатерина Медичи очень радовалась и постаралась, чтобы парламент дал ему титул графа Авенгерского. Мария же Туше получила прекрасный замок Белльвиль, вблизи того места, где Карл IX любил охотиться, а после охоты отдыхать в алькове своей любовницы.

Внешне жена Карла IX Елизавета намного красивее Марии Туше — вульгарной особы с такими же чертами лица. У Елизаветы прекрасные белокурые волосы, голубые глаза, средний, хороший для женщины рост и ангельское, вечно покорное выражение лица. И только портила ее несколько выпяченная нижняя «габсбургская губа» — характерный признак этой династии. Это знак австрийского дома. Эти губы имеют очень давнюю историю и идут еще от князей Бургундии. Вспомним, что такую губу имели Мария-Антуанетта и Мария-Луиза — вторая жена Наполеона Бонапарта.

Когда однажды Элеонора, сестра Карла V и жена Франциска I, прибыла в Дистон, чтобы увидеть гробы своих предков, князей Бургундских, она с удивлением обнаружила у всех выпяченную нижнюю челюсть. Елизавета, подобно Лукреции Борджиа, запретившей в своей Ферраре употребление румян и белил, тоже никогда не пудрилась и не румянилась. В этом отношении проявила волю и пошла наперекор диктату моды, а во всем остальном — покорная овечка, удел которой молиться и слезы лить, проклиная свою бесплодность. Один из героев Горького из пьесы «На дне» барон недоумевает, зачем же он родился? Чтобы только переодеваться? Следовало бы задать этот вопрос и Елизавете: зачем она существовала на свете французской королевой? Чтобы только плакать и молиться? Даже когда умрет ее муж Карл IX, жизнь ее ни на йоту не изменится. Те же слезы и молитвы. Только теперь она будет спать со служанкой в одной комнате, а чтобы ее не обвинили в нарочитом и фальшивом усердии в служении богу, молилась ночами, тайком от всех, долгие часы простаивая на каменном полу. Знаете, дорогой читатель, был такой римский папа, мы не очень помним из какого века, знаем только, что он в Ватикане построил себе грот и день и ночь там молился, а когда его отвлекали для решения государственных дел, очень злился, что его отстранили от бога. Моление ему заменяло все: женщин, удовольствия, чревоугодие и сотни других удовольствий, которым без пардону предавались римские папы. Как можно дойти до такого дикого фанатизма, объяснить трудно, только действительно такие люди чувствуют себя счастливыми, никогда не болеют, не страдают черной меланхолией — бич всех времен и народов всегда благодушны, умиротворенны, добры и освящены какой-то высшей благодатью, что ли? Елизавета ничего в жизни, с нашей точки зрения, радостного не зазнала. Она же считала иначе, и радостная и умиротворенная тихо умерла в молитвах, молясь за спасение души своего грешного мужа.

Все эти «покорные рогоносицы», дорогой читатель, на одно лицо, с совершенно одинаковыми чертами характера. Точно природа-матушка, не желая изворачивать свою фантазию в индивидуальных поисках героини, взяла и создала одну стереотипную модель покорной королевы, переносящей измены мужа со стоитским спокойствием и на коленях в молитвах, к богу обращенных. Все здесь следует одному жизненному принципу: любовные услады мужу-королю, мне слезы и молитвы.

Вот Луиза Лотарингская — жена французского короля Генриха III, который после смерти своего брата Карл IX, оставив Польшу, Францией править стал. Красивая, кроткая женщина, и даже внешне на Елизавету похожа. Те же печальные кроткие голубые глаза, те же роскошные белокурые волосы и та же бездетность. Только здесь бездетность иного порядка — ее муж, французский король Генрих III, гомосексуалист. Ну не «чистой воды», правда. У него в молодости были любимые женщины, и даже безумно любимые. Одной такой, Марии Клевской, вышедшей замуж за Конде, он из Польши письма кровью собственной писал. А когда она умерла во время родов (ребенок от мужа), Генрих III чуть ума не лишился. Несколько дней не пил, не ел, закрывшись в своем апартаменте, дико стенал, небо проклиная, забравшее у него любимую. Потом маленько от неземной любви к женщинам остыл, на молодых людей перекинулся. И эти, как их называли, «миньоны» была своего рода привелигированная каста опричников, времен Ивана Грозного: все им разрешалось и любое преступление им прощалось. Что мог дать Генрих III своей супруге Луизе? Исполнял с успехом роль ее камеристки почище парикмахера, в ее волосы вплетая искусно жемчуга. В лобик целовал, она его чело гладила. Иногда Екатерина Медичи заставала своего сына, державшего на коленях Луизу и деликатно ее целующего. И все! На большее король был не способен. А эта «покорная рогоносица» вместо того, чтобы следовать совету свекрови и заплодниться от смазливого пажа, дав таким образом Франции дофина, с негодованием сие предложение отвергла, начала часами простаивать на коленях в молитвах и слезах. Ну чем не двор Елизаветы, жены Карла IX? «Я глубоко уважаю свою жену», — говорил король. Но разве ей достаточно, молодой жене, одного уважения? Но «покорные рогоносицы» даже и не помышляли о прелюбодеянии. И напрасно Екатерина Медичи втолковывала невестке такие вот истины: «Помните, сын королевы, чьим бы сыном он ни был, всегда будет дофином, тогда как сын фаворитки никогда им не станет».

В какой-то мере Екатерина Медичи была права: не до нравственности тут, когда династия рушится. Первый сын Франциск I, муж Марии Стюарт бездетным помер, второй Карл IX бездетный, и вот третий любимый сынок Генрих III делает все, чтобы его секс не давал потомства. Это как называется? Но богобойная Луиза, благородная Луиза, «покорная рогоносица», в чьи волосы Генрих III искусно вплетает драгоценные камушки, а корсет затягивает искуснее любой камеристки — такой грех, как прелюбодеяние, на свою душу не возьмет. Ну и мучится, как дура какая, езжа на богомолья и на воды, а кругом царствуют завитые, напудренные, с кручеными задами забияки-миньоны, Луиза их жизни не лишает, она их терпит. Лишает их жизни родная сестра Генриха III королева Марго, которой миньоны оскомину набили. Луиза истово молится. Она участила свои выезды на богомолья и на воды. Она молит бога хотя бы об одном ребеночке. Бог не дает ни одного.

После убийства своего обожаемого мужа, она, как и Елизавета, останется верной его памяти. Красивая Луиза всю оставшуюся жизнь простоит на коленях, моля Господа Бога об одном: чтобы отпустил грехи ее супруга. «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», — такой афоризм немецкого писателя не подходит нашим королевам. Они и жили и умирали на коленях.

Молится, молится, молится, но не в своей холодной молельне, а в своем алькове возле кровати, на которой храпит ее супруг Людовик XV и полька Мария Лещинская. Захудалая принцесса из польского королевства. Она на целых семь лет старше своего мужа. Она дородна, некрасива, и с неумеренным пищевым аппаратом. И вот в возрасте чуть больше пятнадцати лет французский король Людовик XV имел неосторожность жениться на двадцатидвухлетней мещаночке, дочери бывшего короля, а нынешнего воеводы Станислава Лещинского. То есть король своего голоса не имел. Филипп Орлеанский, регент Людовика, распорядился, министры пожелали, король не противился. Она что-то там мажет акварелью, что-то там вышивает по пяльцам, какой-то там стишок на испанском знает и… Провинциальная недалекая мещаночка вдруг по мановению волшебной палочки стала французской королевой. В один прекрасный день, когда юный Людовик XV даже и не думал о женском поле, а женщин еще даже и «не пробовал», к нему пришли и сказали: «Ваше величество, вам надо жениться. Невеста уже есть, правда, не ахти как хороша — не красавица: прямо говорим, но она воспитана в строгих католических правилах и будет вам рожать много детей». Не ошиблись министры. Детей нарожает Мария Лещинская королю чуть меньше дюжины, да все дефективные — девки. Только один сын и растет. Король поморщился малость, но законопослушно согласился жениться. И настолько у него запечатлелись постные физиономии министров, расписывающих сомнительные прелести невесты, что он намеревался узреть уродину, а узрел вполне аппетитную девушку, несколько, правда, в летах и дородную, но от радости все эти мелкие сомнения на задний план ушли, а король долгое время был искренне убежден, что его Мария Лещинская — настоящая красавица. А когда придворные хвалили красоту какой-нибудь дамы, он наивно спрашивал: «Неужели она так же красива, как моя жена?» Поволока розовых очков упадет примерно через пятнадцать лет, когда Людовик XV поймет, какую это скучную гусыню ему подсунули на роль жены. «У Марии Лещинской в алькове только мухи веселые», — смеялись придворные и были правы.

Знаменитая и неповторимая «мудрая рогоносица» — Сисси, жена австрийского императора Франца-Иосифа.

Взяв на себя непосильную задачу — роль французской королевы, эта мещаночка никак не в состоянии с ней справиться. Все мешает: отсутствие знаний французского этикета, на который сильно двор упирал, немодная одежда этой королевы, вечно щеголяющей в допотопных чепцах, превращающих ее в старуху, и темных закрытых платьях. Ни одного умного слова Мария Лещинская сказать не умеет, остроумием не блещет. Боже, какой скукой, какой мещанской обыденностью веет от этой королевы, которой порой бы герань на окошке выращивать да песенки канарейки в клетке слушать. А потом пошли разные смерти. Умер единственный ее сын, его жена, внук, один, второй. Мор облетает французское королевство. Умирает ее отец Станислав Лещинский, которого она решила женить в восьмидесятипятилетнем возрасте на двадцатитрехлетней девушке. Смерть помешала сей марьяж осуществить. Мария уже отвыкла улыбаться. Она молится, молится и плачет. Вскоре умирает сама. Зачем жила? Даже чтобы не переодеваться. Ибо всегда на ней были черные допотопные чепцы и темные платья. Только для того чтобы без радости рожать детей и молиться, перенеся все положенные унижения «покорной рогоносицы». Переносить десятки мелких и больших фавориток мужа и не роптать — стало ее уделом. Зачем была королевой? Не знаем.

«Умной рогоносицей» стала знаменитая, оригинальная, неповторимая Сисси — жена австрийского императора, правящего свыше шестидесяти лет, Франца-Иосифа. Мы вам, дорогой читатель, в предыдущей книжке рассказывали, как романтично познакомился с ней австрийский император и как несчастлива была эта семья императорских кровей. Но сейчас мы расскажем не о Сисси-романтичке, а о Сисси, «мудрой рогоносице». Когда тебе плохо жить на свете, когда мучит черная меланхолия и мысли о самоубийстве нахально лезут в голову, когда не помогают долгие конные одинокие прогулки, что надо сделать, чтобы убежать из плена двора и его невыносимого этикета? Надо подыскать мужу хорошую любовницу.

Однако не сразу Сисси пришла к такому решению. Сначала она, эта гордая женщина, бунтовала и протестовала. Против всего, а прежде всего против двух вещей: придворного этикета и деспотизма своей свекрови — Софьи Баварской. Софья, всю жизнь, с самого рождения сына Франца-Иосифа подготавливала его к роли австрийского императора, приготовилась конечно, полюбить свою невестку, если бы, если бы та не была так строптивой. Она позволила своему сыну сделать невозможное: жениться по любви, могла бы теперь требовать от Сисси несколько больше покорности и кротости. Но та, ненавидя никакое ярмо, которое готовы были надеть на ее шею, протестовала яростно и вызывала не только неприязнь, но даже раздражение и ненависть своей свекрови. Как только эта «малая золушка» вошла женой в венский двор, ее постарались ослепить великолепием дворцового церемониала, на который другая, менее строптивая невестка смотрела бы, рот раскрыв. А Сисси? Все дамы едят обед в перчатках до локтей. Сисси без. И когда одна из придворных дам придвинула ей перчатки, шепча, что так требует этикет, Сисси ответила громко: «Я уничтожаю этот этикет. С сегодняшнего дня дамы могут есть без перчаток». Согласно дворцовому этикету императрице не полагалось носить два раза одну и ту же обувь. Тридцать пар туфель по меньшей мере должны были носиться в течение месяца. А Сисси? Она заявила, что любит расхоженную обувь и отказалась каждый день менять туфельки.

Все с недоумением смотрели на смелую красавицу-императрицу, осмелившуюся противопоставиться канону — дворцовому этикету. Но вот в своей личной жизни ей не удалось добиться свободы, и в самом главном: в деле материнства. Свекровь, Софья Баварская, посчитала, что воспитание детей ее сына — это не удел матери Сисси: странной матери, с какими-то неясными намеками на патологию. Она забрала троих детей Сисси, в их числе единственного наследника Рудольфа и матери приносили их только на один час в день. Сисси посчитала это как ущемление своих прав матери. Но бороться с всесильной и деспотической Софьей было невозможно. Она привыкла считать, что императорские жены — это серенькое приложение к дворцовому этикету. Своего «я» им выставлять не позволено. Вспомним, что наша императрица Екатерина Великая очень печалилась, что ее тетушка царица Елизавета Петровна с самого рождения забрала у нее ее сына Павла и Екатерине Великой даже не было позволено ему пот с лобика отереть, когда он, закутанный в чернобурые лисы, маялся в своей колыбельке. Потом с такой же деспотичной безоговорочностью Екатерина Великая заберет сыновей у Павла, в том числе и Александра, и будет воспитывать по своему методу, вдали от родителей, которым только изредка разрешалось навещать малышей. Словом, дорогой читатель, по мнению свекровей, готовящих своих внуков в монархи, им лучше, чем матерям, знать, как надо воспитывать будущих императоров. Сисси возмутилась, но была бессильна противостоять Софье. Тем более ее любимый и горячо обожаемый супруг, за которого она вышла замуж по взаимной любви, тоже не противопоставился матери. «Боже, как я его люблю, — говорила Сисси о муже. — Если бы еще он не был императором». Но он был императором и очень даже методичным и консервативным. За шестьдесят восемь лет своего правления ни разу не сел в лифт, не сел в автомобиль, вставал неизменно в четыре часа утра и много работал за письменным столом. Это ходячая машина, хорошо отрегулированный государственный механизм, с раннего детства приученный служить своей монархии, и спасший Австрию с ее сорокамиллионным населением от правления своего бездарного и эпиллептического дяди Фердинанда I, бездетного, конечно, импотента. Даже странно слушать, как, получив в жены любимую Сисси, у Франца-Иосифа вырвались такие вот эмоциональные слова: «Я счастлив, как лейтенант и доволен как король». Очень скоро счастье и довольство перейдет в ровную форму холодной озабоченности и бесстрастности. Для эмоциональной, экзальтированной, бешеной Сисси — это кубок холодной воды. Не умела она любить бесстрастного человека, ее душе нужен отзвук другого сердца, дуэт этих сердец — иначе Сисси не могла. Иначе она — погибала. Можно разным образом погибать. Можно сразу же прибегнуть к пистолету и раз навсегда покончить со своей никчемной жизнью, как это сделал впоследствии ее сын Рудольф. Но можно упрятать свою душу глубоко и под внешней меланхолией, недовольством, раздражением иссушать себя, теряя интерес к жизни. У Сисси отняли ее детей. Троих. Среди них наследника трона, с которым мать могла бы быть очень близкой, так много родственного было в них. Отдали ей на воспитание только последнюю дочь Марию, когда Софье было уже шестьдесят четыре года и она посчитала свою роль в воспитании будущих монархов законченной. У Сисси все признаки дикой меланхолии, проявляемой в очень странной форме: то, обуянная дикой энергией, часами скачет в безумной гонке с ветром на коне, то, проявив железную дисциплину, изучает греческий язык, не отрываясь от этого занятия даже когда ей каждый день два часа расчесывают ее чудесные, падающие до земли когда она сидит, волосы. Какими только занятиями не увлекается Сисси! Тут и серьезное изучение археологии и даже участие в экспедициях, и чтение немецких поэтов, особенно стихов Гейне. Изучение музыки, истории театра. И вместе с тем невоспитанной грубой мещанкой может запустить в своего парикмахера флакон с эссенцией только потому, что он слегка неосторожно дернул ее за волосок. Лупила также в бешеной ярости своих горничных, чуть ли не придворных дам. Все в диком исступлении, не помня себя. Потом слезы, дорогие подарки и даже унизительные просьбы о прощении. Нигде Сисси не может найти себе места. Какая-то дикая тяга к новым местам. Ездит. И вдруг в 1860 году надолго уезжает из Вены, предварительно найдя своему супругу хорошую любовницу. Не так-то просто было Францу-Иосифу подыскать любовницу. Раньше если и были у него связи на стороне, а раз даже он неосторожно заразился сам триппером и заразил им Сисси, то все это делалось инкогнито, так, чтобы Сисси ни о чем не догадывалась. Но «умная рогоносица» Сисси, когда пришла к выводу, что не в состоянии дать счастье и любовь своему мужу, начала действовать по принципу: «Пусть у него будет любовница, лишь бы у меня было спокойствие».

В нахождении подходящей для Франца-Иосифа любовницы случайно помог русский царь Александр III. Однажды он вместе с Францем-Иосифом смотрел постановку венского театра и после спектакля попросил всех артистов на ужин. Рядом с австрийским императором сидела актриса Катерина Шарт. Ее остроумие, приятный внешний вид, а также отсутствие того раболепия, с которым император неизменно встречался, понравились ему. Это заметила Сисси. Исподтишка и исподволь она приняла на себя роль сводницы.

Узнав, что Шарт замужем за респектабельным человеком, Сисси совсем успокоилась: все говорило, что в семье этой пары Франц-Иосиф приобретет то тепло и спокойствие, которое сама Сисси была ему дать не в состоянии. Сисси заказывает художнику портрет актрисы, посылает модель наверх в ателье художника и туда же ведет своего мужа. Как всегда, и на этот раз Франц-Иосиф отказался от лифта и взбирался на верхотуру башни ателье пешком. А там? Пятидесятилетний император нашел тишину, спокойствие и умиротворенность в доме Катерины Шарт. Наконец-то Сисси свободна! Ее муж «пристроен»! Как безумная, ездит она из города в город, путешествует по Европе в обществе двух придворных дам и одного молодого человека. Любовник? Пусть будет так. В таком случае у Сисси было несколько любовников: Генри Холмс, молодой офицер, с которым Сисси совершала свои верховые прогулки, компрометируя венское общество. И напрасно свекровь Софья стыдила ее и писала письма своему сыну о плохом поведении невестки. Франц-Иосиф ограничился кратким замечанием в письме к жене, что это «не пристоит». Тут и венгр Андрасси, невозмутимый красавец, встречающий императрицу в своей стране с подобающей честью и часто уединяющейся с ней в ее апартаментах. У Сисси какая-то болезнь прямо на пункте своей красоты. Есть такой рассказ, мы не помним ее автора, когда красавица умерла только потому, что заметила, что ее руки начали стареть. Сисси не могла принять мысли о старости. Она почему-то считает, что одним из признаков сохранения молодости есть сохранение веса тела. И вот высокая, стасемидесятичетырех сантиметров роста Сисси весит всего сорок девять килограммов. Вы посмотрите только, что она выделывает со своим желудком? Очень часто ее питание за целый день составляли шесть апельсинов. Анокреция — вам такое слово знакомо? Его нет в словаре иностранных слов не потому ли, что это явление, начавшее тревожить врачей и психологов, развилось только в последнее время, когда молодые девушки поголовно начали худеть и почти отучились есть. Помните ту тростиночку Твигги — модельершу без бюста и с длинными палочками-ногами недокормленного подростка? Такая дегенеративная мода пока еще пятидесятых годов двадцатого века понемногу начинает возвращаться, пугая абсолютно всех: от врачей до родителей.

Сисси на пункте своей красоты и фигуры совершенно помешалась. Каждый день она взвешивалась и, если поправилась хоть на один грамм, — ее ждала драконская диета голодания. Свой костюм из тончайшей кожи, она, подобно штанам герцога д'Артуа, брата Людовика XVI, обливала водой и, мокрый, натягивала на тело. Когда костюм высыхал, он обтягивал фигуру без малейшей складочки, точно превращаясь во вторую, натуральную кожу. Очень тяжело она восприняла известие, что в тридцать лет стала бабушкой. Ее дочь Жизель, которую совсем еще недавно вместе с Рудольфом в кружевных платьицах приносили к ней на свидание один час в день, родила ребенка. У тридцатилетней бабушки свои частные интимные связи. Обожая греческий язык, она и обожателя нашла из той же страны. Грек Константине Христинамоссе сопровождает Сисси в ее путешествиях. Где-то в Вене остался двадцатишестилетний простой чиновник Фриц, которому Сисси всю свою жизнь будет писать письма и единственная встреча с которым на маскарадном бале превратилась в долгие годы приятельской переписки. Сын Сисси Рудольф будет обвинять свою тетку, а сестру Сисси Марию Лариш в сводничестве, в нахождении матери любовников. Она будет все, конечно, отрицать и опубликует свои дневники, представляющие «добродетельную» Сисси. Оставим дневники Лариш в покое. Она писала то, что ей было выгодно. Роль сводницы ее не устраивала, хотя, конечно, она облегчала Сисси ее задачу в нахождении ей любовников. Вы, конечно, знаете, дорогой читатель, что в 1889 году единственный сын Сисси Рудольф покончил жизнь самоубийством. Было ему тридцать один год. Он был женат, у него была дочь. Романтики написали множество произведений на эту тему, ибо весь сценарий самоубийства вполне вмещался в рамки сентиментальных историй о несчастливых любовниках. Вместе с простреленной головой — трупом Рудольфа, на кровати рядом с ним находился отравленный труп его любовницы Марии Вечера. Оба оставили предсмертные письма, в которых выясняли, что сознательно уходят из жизни! И пошла писать губерния! Каких только спекуляций не появилось на эту тему. Ничуть не меньше, чем в истории с «железной маской»! И будто бы Рудольф не покончил самоубийством, а его убили по политическим соображениям, и даже будто не убили его, а подставили фигуранта с простреленной головой, а Рудольф преспокойно себе эмигрировал и доживал свой век в Швейцарии. Пухлые книжки с эмфазой и энергией, достойных лучшего применения, скрупулезно анализировали эту версию и склонялись к ней как наиболее вероятной. Романтическую любовь Марии Вечера и Рудольфа «обрызгали» грязью. И умерла-то не от самоубийства, а обыкновенно — от аборта из-за кровотечения, а испуганный и скомпрометированный принц, не выдержав этого стыда, покончил с собой. Словом, версий много — выбирай, дорогой читатель, любой, слишком огромный материал для фантазии дали эти двое.

Сисси знала правду. Она предостерегала своего родственника от женитьбы на девушке, происходящий из ее дома. «Эта кровь отравленная!» — говорила. Отравленная психическими болезнями, неуравновешенностью, припадками меланхолии, манией самоубийства. Ее кузен Людовик Баварский покончил самоубийством, при этом окончательно заклеймив себя сумасшедшим.

Сисси отдавала себе отчет в своей болезни. С нею жить трудно. Эта постоянная угнетенность, недовольство, раздражение, апатия, перемешанная вдруг со взрывами бешеной энергии — налицо невротическая натура. Ее муж Франц-Иосиф, спокойный и флегматичный, со своим максимальным понятием долга, никогда не смог понять Сисси. Никогда не смог стать ей ни другом, ни любовником, ни мужем, выбранная для этой цели Катрин больше подходила к этой роли. Любовный треугольник — Катрин, ее муж, Франц-Иосиф — был на редкость дружен и спокоен. Сорок с лишним лет будет пребывать Франц-Иосиф со своей любовницей, которую ему так безошибочно подыскала Сисси. После ее трагической смерти, не захочет больше жениться: «Боже, как же я любил эту женщину», — скажет о Сисси. Только любовь эта была нереальная: радуга на небе. Красива, великолепна, соблазнительна, но ни радости, ни тепла, ни даже спокойствия не давала. Иногда можно любить сильно, но не быть счастливым. По-видимому, инструмент любви требует, кроме всего прочего, гармонии душ и сходство характеров. Два совершенно несовместимых характера встретились, чтобы горячее полюбить друг друга, и по крупинкам растеряли эту любовь. Лед и пламень — это несовместимый дуэт в жизни.

Версаль. Дворец Малый Трианон Людовик XVI подарил Марии-Антуанетте, когда узнал о ее измене.