– Кто сегодня дежурит, доктор Кобаси?

Каору Уно взглянула на график дежурств. Она собирала в палатах термометры и только вернулась на пост.

– По графику – Кобаси-сэнсэй, но он, кажется, с кем-то поменялся, – не поднимая головы, отозвалась Норико Симура, подшивавшая за столиком истории болезни.

– Да? А с кем?

– По-моему, с доктором Наоэ.

– С Наоэ?! – Каору ахнула.

Норико с удивлением посмотрела на нее, и та, смутившись, зажала рот рукой.

Норико уже двадцать четыре, и она считается опытной медсестрой, Каору же совсем ребенок – ей едва исполнилось восемнадцать, – этой весной поступила на подготовительные курсы и в клинике числится пока стажером.

– Исикуре из четыреста двенадцатой опять плохо, – сообщила она.

– Это тот старичок, у которого сын – хозяин сусия?

Шестидесятивосьмилетний Ёсидзо Исикура раньше сам держал сусия в Накамэгуро, но года три назад отошел от дел и передал заведение сыну с невесткой. В клинику «Ориентал» он попал с месяц назад, в самом конце сентября. Перед этим Исикура, страдавший от болей в желудке, пролежал целых двадцать дней в клинике при университете Т., но потом его вдруг выписали и перевели сюда.

– Лежит на животе и стонет…

– С ним есть кто-нибудь из домашних?

– Невестка.

Оторвавшись от историй болезни, Норико задумчиво устремила взгляд на белую стену.

– Значит, дежурит Наоэ-сэнсэй? – уточнила Каору, пересчитывая термометры у полочки с инструментами.

Норико помолчала.

– Думаю, сегодня он уже не появится, – наконец проронила она.

– Как это – не появится? Он же дежурит! – удивилась Каору.

– Да, дежурит…

– А может, он где-нибудь здесь, в клинике?

– Нет, он недавно ушел.

– Ушел? Совсем? – снова переспросила Каору. Норико недовольно отвернулась.

– Он же дежурит! Куда он мог пойти?

– Если хочешь – поинтересуйся, – и Норико показала пальцем на прикрепленный над столиком крохотный лист бумаги. На нем было торопливо нацарапано: «Наоэ. 423-28-50».

Каору с недоумением уставилась на бумажку.

– Что это?

– Бар.

– Бар?! Он что, отправился в бар?

– Выходит, что так, – сухо ответила Норико и снова уткнулась в истории болезни.

Каору отложила термометр.

– А разве можно?.. Во время дежурства?

– Конечно, нет. – Норико пожала плечами.

– Но… тогда, как же он?..

– А так. Как всегда.

Каору разрешили работать по ночам недавно, и сегодня она впервые попала в дежурство Наоэ.

– Этот бар… далеко отсюда?

– Не знаю. Сказал, где-то у Догэндзака. Пешком минут десять.

– Но с чего ты взяла, что это бар?

– От него всегда просто разит, когда он возвращается.

– Да что ты?!

– Не веришь, позвони сама и спроси.

Подшив последнюю бумажку, Норико достала из ящика стола дверную табличку и тушь.

– Ведь Исикуре действительно очень плохо… Все-таки надо бы позвонить, – виновато сказала Каору, рассматривая написанный на клочке номер.

– Бесполезно.

– Но человек же мучается!

– Если уж тебе так невмоготу, сделай ему укол.

– Без разрешения?

– Если одну дозу, то ничего.

– Но… – Каору замялась.

– Он скажет тебе то же самое. Исикуру давно держат на опиатах.

– Это же наркотики!

– Да. И очень сильные. Прекрасно снимают боли.

– Но ведь наркотики запрещены!

– Почему же запрещены?.. – Норико обмакнула кисточку в белую тушь и попробовала ее на газете.

– У Исикуры рак желудка? Норико кивнула.

– А мне говорили, что при раке совсем не бывает больно. Никогда не думала, что человек может так мучиться!

– Это потому, что у него поражен не только желудок. Метастазы прошли в позвоночник, затронуты нервные центры.

– Значит, операция уже не поможет?

– Нет. Потому-то его и выписали из университетской клиники.

– Жалко его… – Каору вздохнула. За полгода работы в клинике она успела перевидеть немало, но все для нее было пока внове и казалось захватывающе интересным. – Сколько же ему осталось?

– Наоэ считает, месяца два, самое большее – три.

– А Исикура знает об этом?

– Конечно, нет. Только родственники.

– Выходит, они просто ждут, когда он умрет?..

– Выходит, что так.

Норико снова взялась за кисть. По черной дощечке побежали белые иероглифы: «Цунэо Мурая» – имя, фамилия только что поступившего пациента. Линии получались у Норико легкие, изящные.

– Смотри не проговорись, – предупредила она, хотя этого можно было и не делать: у Каору ни за что недостало бы духу рассказать обо всем старику. Но все же она кивнула с самым серьезным видом – и в этот момент зазвенел сигнал вызова. Звонок был из 412-й.

– Исикура!

– Захвати две дозы бробарина, скажи, что это должно помочь.

– Хорошо.

Каору, достав из аптечки красную упаковку, стремительно выбежала в коридор.

Название клиники звучало претенциозно: «Ориентал». Однако это была самая обычная частная клиника, и владелец ее – Ютаро Гёда – был также и главным врачом. Здание «Ориентал» – шесть этажей над землей плюс один подземный – располагалось неподалеку от пересечения улицы Тамагава с кольцевой дорогой № 6 и выходило фасадом на проезжую часть. На первом этаже находились амбулатория для приходящих больных, приемная, регистратура, аптека и рентгенкабинет. Второй этаж занимала операционная, физиотерапевтический кабинет, лаборатория, ординаторская, кабинет главного врача и канцелярия. С третьего по шестой шли палаты. Всего в «Ориентал» было семьдесят коек. Число амбулаторных больных колебалось в зависимости от дня недели, но в среднем ежедневно в клинику приходило 150–160 человек. На дверях кабинетов висели таблички: «терапевт», «дерматолог», «уролог», «хирург», «гинеколог», «кабинет пластической хирургии», «врач-радиолог», однако в действительности число постоянных врачей в «Ориентал» было невелико: терапевт Кавахара, два хирурга – Наоэ и Кобаси, педиатр Мураяма – всего, вместе с главным врачом, пять человек. В кабинете пластической хирургии тоже принимал Наоэ, а в кабинетах уролога и гинеколога – два раза в неделю – приходящие врачи из клиники при университете М. Медсестер, включая младших и стажеров, в «Ориентал» было двадцать две. Главврач Ютаро Гёда специализировался в терапии, но последние несколько лет почти не показывался в палатах, во всем полагаясь на Кавахару, с которым был в приятельских отношениях. Самого же его волновало лишь членство в муниципалитете и в правлении Ассоциации врачей – проблемы, весьма далекие от медицины. Когда же, случалось, речь заходила о клинике, он ныл, что частное предпринимательство не приносит никакой прибыли, и тем не менее «Ориентал» по праву считалась довольно крупной больницей не только в округе, но и во всем Токио.

Ночью в клинике оставались две дежурных медсестры. Главный вход – он вел в отделение «Скорой помощи» – был открыт до восьми часов вечера. После восьми его запирали, и посетителям приходилось нажимать на кнопку звонка.

В тот вечер в клинике происшествий не было – словно все предвидели исчезновение дежурного врача. Только Исикура жаловался на боли, да Сугимото, парнишка из палаты на третьем этаже, пришел попросить что-нибудь от простуды. Амбулаторных пациентов, явившихся после пяти часов, когда прием обычно уже заканчивался, было немного: двое пришли на перевязку, еще двое просили сделать назначенные инъекции.

Больных с травмами, которых обычно привозили в клинику через день, сегодня тоже не ожидалось. Конечно, то, что Норико сама, без указаний дежурного врача выдала лекарство от простуды и поменяла повязки, было нарушением правил, однако она не решилась тревожить Наоэ по таким пустякам. Норико прекрасно знала, что следует делать, да и вздумай она позвонить ему, услыхала бы только: «Вот и чудесно, продолжай в том же духе».

В девять в палатах выключили свет, а Наоэ все еще не вернулся. Работу можно было считать законченной, и Норико, раскрыв роман, погрузилась в чтение бестселлера известной писательницы. Книга была про любовь. Каору включила телевизор и, приглушив звук, уселась смотреть музыкальную программу. Комната медсестер была на третьем этаже, справа от лифта, и окнами выходила на глухую, безлюдную улочку. Шторы слегка раздвинуты, и в узенький просвет виднелся, весь в огнях, вечерний город. В девять тридцать музыкальная программа кончилась. Каору зевнула и потянулась. Она пришла в клинику рано, в восемь утра, после обеда – занятия на подготовительных курсах, потом снова сюда – на ночное дежурство, – и сейчас от усталости Каору просто валилась с ног. Ничего не поделаешь, годика два потерпеть придется… Норико сидела, низко склонившись над книгой. Волосы упали ей на лицо.

Каору поднялась, выключила телевизор и посмотрела в окно.

– Как ты думаешь, сэнсэй все еще в баре?

– Не знаю.

Норико оторвалась от книги. Она прочла уже почти до конца.

– Может, кофейку?

– Да хорошо бы.

Каору проворно вскочила и зажгла газ. В углу комнаты за белой шторкой виднелась двухъярусная кровать и два шкафчика. Кофе и чашки стояли на верхней полке. Каору достала банку с растворимым кофе и сахар, поставила на стол.

– Сколько сахару?

– Кусочек.

Теперь, когда телевизор молчал, в окно врывался, словно очнувшийся ото сна, глухой шум вечернего города.

– Ох, чуть не пролила!.. – Каору осторожно поставила перед Норико чашку.

– Спасибо.

– Как он долго… Интересно, он еще держится на ногах?

Не ответить было неловко, и Норико, буркнув что-то бессвязное, поспешно глотнула кофе.

– А если несчастный случай? Или… срочная операция? Что тогда делать?

– Что делать? Операцию!

– Но разве он сможет оперировать – в таком состоянии?

– А что ему еще остается?

Тон у Норико был неприязненный. Каору охватило смутное беспокойство. Дежурный врач ушел, бросив их одних…

– Может, все-таки позвонить?..

– Зачем?

– Хоть узнать, как он там…

– Сядь и успокойся.

– А вдруг он забыл, что дежурит?

– Не думаю.

– Я так волнуюсь! – жалобно протянула Каору.

– Волнуешься? Ты?! – Норико смерила Каору презрительным взглядом. – Скажи на милость, тебе-то чего волноваться?

– А если несчастный случай?

– Заруби себе на носу: мы не несем никакой ответственности!

Стрелки на нескольких часах показывали без десяти десять. Каору чувствовала, что лучше бы замолчать, но справиться с охватившей ее тревогой уже не могла.

– Главврач, видно, не знает, что сэнсэй пьет…

– Знает.

– Знает и молчит?

– Да что ты ко мне пристала? Не я же главврач! – неожиданно вспылила Норико.

Разговор угас. Каору представила долговязую фигуру Наоэ, изможденное, бледное лицо. Было что-то леденяще-холодное в его правильных, словно выточенных чертах. Что-то пугающе-жуткое в спокойствии равнодушных глаз…

– А это правда, что он не женат? Ведь ему уже тридцать семь.

Норико кивнула. Она поставила чашку на стол и снова раскрыла книгу, но глаза ее отрешенно глядели поверх страницы в окно.

– Он такой талантливый! Говорят, раньше преподавал в университете… Если бы не ушел, стал бы профессором… Почему он уволился и перешел сюда? Блестящий хирург…

– Что хотел, то и получил.

– Нет, все-таки непонятно. Променять прекрасное место в первоклассном университете… странно.

Норико хмыкнула.

– Одни говорят, он ушел из-за какой-то любовной истории, – не унималась Каору. – Другие – что поссорился с преподавателями. Интересно, что правда?

– Думаю, все вранье.

– Вот и мне тоже так кажется. Языки-то без костей, мелют всякую ерунду. Только я вот что скажу: непонятный он какой-то. Странный.

Каору лишь несколько раз разговаривала с Наоэ, да и то исключительно о работе, встречаться же с глазу на глаз с ним никогда не случалось. Их разделяла пропасть почти в двадцать лет. Она понимала, что и думать, и говорить Наоэ должен иначе, не так, как она, но и с остальными медсестрами, куда старше Каору, он был неизменно сух. Наоэ всегда держался особняком; казалось, он упорно избегает общения.

– Почему он не женится?.. – задумчиво прошептала Каору.

– Что ты меня-то об эт5 м спрашиваешь?

– Наверное, многие почли бы за счастье… – Каору считала себя непревзойденной красавицей, но такой жених, как Наоэ… Ее не смутила бы даже разница в возрасте. – Да, жаль… – тихонько вздохнула она.

– Что он странный – это, конечно, факт, – заключила Норико, и в это мгновение раздался телефонный звонок.

– Я подойду! – Каору бросилась к телефону. В комнату ворвался грубый мужской голос:

– Алло! Говорит дежурный полицейский квартала Маруяма. Это клиника «Ориентал»? – В трубке слышались приглушенные автомобильные гудки и гул улицы. – Отправляем к вам пострадавшего.

– Что случилось?!

– Да обычная история: якудза потасовку устроили. Одного здорово разукрасили… Физиономию всю располосовали. Кровища так и хлещет.

– Минуточку! – Трясущимися руками Каору передала трубку Норико. – Там… якудза… лицо…

– Слушаю! – Норико взяла трубку. – Только лицо? Пострадавший в сознании?

– Даже очень. Такое вытворяет! Перепились все до чертиков.

– Когда вы приедете?

– Сейчас погрузим его в машину и… минут через десять, нет, через пять… В общем, мы уже выезжаем, так что ждите.

Запищали короткие гудки.

Норико стряхнула с себя оцепенение и, взглянув на бумажку, прикрепленную над столом, быстро набрала номер.

– А ты сбегай в амбулаторию, зажги свет, открой входную дверь… И включи стерилизатор, – приказала она Каору.

Абонент ответил сразу:

– «Прэнтан»!

– Скажите, Наоэ-сэнсэй у вас?

– Наоэ-сэнсэй?.. Обождите, пожалуйста.

До Норико доносились музыка, смех, оживленные голоса. Название «Прэнтан» Норико слышала впервые, однако было ясно, что это бар. Спустя несколько минут в трубке снова раздался женский голос:

– Вы слушаете? Сэнсэй уже час как ушел.

– Ушел?!

– Да. Когда он уходил, то велел передать… Четыреста тридцать восемь…

– Минуточку… – Норико взяла ручку.

– Четыреста тридцать восемь – семьдесят два – тридцать шесть. Он будет по этому телефону.

– Благодарю вас.

Отправиться в бар во время дежурства – само по себе вопиющее безобразие, но шляться из кабака в кабак… Пожалуй, уж слишком! Норико даже задохнулась от возмущения, но тут же взяла себя в руки: злись не злись – что толку? Все равно не на ком сорвать досаду…

Она быстро набрала новый номер.

– Ресторан «Исэмото», – отрапортовал бодрый мужской голос.

– Будьте любезны, позовите, пожалуйста, к телефону Наоэ. Он должен быть в зале, – любезно-ледяным тоном попросила Норико, стараясь подавить душившую ее злость.

В трубку доносились ответы принимавшего заказ официанта. Похоже, ресторанчик с японской кухней… Бодрый мужской голос пророкотал: «Сейчас», и через минуту трубку взял уже другой человек.

– Слушаю.

Голос, без сомнения, принадлежал Наоэ.

– Это вы, сэнсэй?

– В чем дело? Что-нибудь случилось?

– Да, срочно требуется помощь пострадавшему.

– А что с ним?

– Порезано лицо, обильное кровотечение.

– Он уже в клинике?

– Только что привезли. – Из чувства мести Норико решила соврать.

– Придется накладывать швы?

– Непременно.

– Так… – Наоэ замолк, словно раздумывая, возвращаться ему или нет. – Ладно, сейчас выезжаю.

– А вы где?

– В Сибуя.

– Ну и забрались!

– Если поймаю такси, буду минут через пять.

– Только, пожалуйста, поскорее! Прошу…

Телефон звякнул и отключился, оборвав Норико на полуслове. Из амбулатории вернулась Каору. Норико, наконец придя в себя, медленно опустила на рычаг трубку, которую все еще держала в руке.

– Удалось связаться с сэнсэем?

– Знаешь, он в Сибуя…

– В Сибуя?! – Каору застыла с открытым ртом.

– Пойду-ка я к выходу, посмотрю.

Прихватив тонометр, Норико взялась за ручку двери, в тот же миг где-то вдалеке надрывно взвыла сирена «скорой помощи».

– Они?!

Норико с Каору дружно бросились к окну, но увидели перед собой лишь сплошную черную стену домов.

– Все лицо в порезах… Интересно, чем его?

– Если бутылкой, то могут быть и осколки…

– А сэнсэй придет?

– Откуда я знаю! – раздраженно огрызнулась Норико.

Когда лифт опустился на первый этаж, сирена завывала уже гораздо ближе.

– Сходи в операционную, возьми стерильные иглодержатели, нитки, иголки и захвати перчатки.

В кабинете Норико постелила на кушетку клеенку, потом прошла в регистратуру, достала чистый бланк истории болезни.

Вой сирены, вырвавшись из-за угла, раздавался все ближе и ближе. Сомнений не оставалось: «скорая помощь» мчалась к «Ориентал». Сколько бы это ни повторялось, Норико никак не могла привыкнуть к противному холодку под ложечкой, возникавшему каждый раз, когда к крыльцу подъезжала очередная машина. В напряженном ожидании было что-то гнетущее, тягостное. Не дай бог, придется провозиться всю ночь! Норико от души пожелала, чтобы рана оказалась пустячной, хотя пеклась она сейчас не столько о больном, сколько о собственном спокойствии.

Прошуршали шины. Бесновавшаяся сирена внезапно захлебнулась, точно потеряла цель, за которой гналась. Взвизгнув тормозами, машина остановилась. Сквозь стеклянную дверь главного входа виднелась мерцающая мигалка. Норико отворила дверь в амбулаторию.

Белый корпус машины светился во мраке, отражая ночные огни. Задние дверцы были раскрыты. Из машины выпрыгнули несколько человек.

– Куда его? – Голос санитара звучал довольно нервозно.

– Сюда, пожалуйста, в процедурный кабинет.

– Мы там напачкаем. Он весь в крови – лицо, одежда…

– Ничего.

– Налакался как свинья: буянит, никакого с ним сладу.

Из машины вытащили носилки с раненым. Вся бригада «скорой помощи», окружив их плотным кольцом, тщетно пыталась утихомирить пострадавшего. Норико взглянула на часики. После звонка Наоэ уже прошло пять минут. Громко топая тяжелыми башмаками, санитары внесли носилки в амбулаторию. «Эй, эй, успокойся! Потише!» – слышались окрики, заглушаемые пьяными воплями пациента.

– Пожалуйста, сюда.

Через широко распахнутую дверь носилки проследовали в процедурный кабинет, к кушетке, стоящей в дальнем углу комнаты. Норико с тонометром в руках робко приблизилась к больному.

– Измерим давление?..

– Дур-р-р-аки-и!

Окровавленный человек попытался вскочить, но санитары живо скрутили его, и он, размахивая кулаками, истошно завыл.

– Ну-ну, потише! Все-таки здесь больница.

– Больница? Г-г-где больница?

По лицу пьяного ручьем струилась кровь, и невозможно было даже разобрать, где нос, а где глаза. Вид крови окончательно разъярил его, и, выкатив осоловелые глаза, он еще яростней замахал руками. Наркоз на него не действовал. Он даже не давал отереть кровь с лица.

– Ну что с ним делать?! – в отчаянии отступилась Норико.

– Где доктор?

Лица санитаров тоже были забрызганы кровью.

– Сейчас придет.

– Поторопите его!

– Но…

– Вы же видите, как трудно его держать. Пусть идет побыстрей!

– Прошу вас, подождите еще немного…

Оставив попытки измерить давление, Норико снова побежала к телефону. Нащупав в кармане халата клочок бумаги с номером телефона, она начала лихорадочно крутить диск.

– Наоэ-сэнсэй уже выехал?

– Наоэ-сэнсэй?.. А, да… уехал.

– Давно?

– Только что.

– Вы не знаете, он поймал такси?

– Н-нет… Не знаю.

– Извините.

Часы в приемном покое показывали одиннадцать. Если Наоэ, выйдя из ресторана, сразу поймал такси, то должен появиться с минуты на минуту.

Из процедурного кабинета по-прежнему неслись вопли раненого и крики удерживающих его санитаров. Не в состоянии вынести этого кошмара, Каору выбежала в коридор.

– Сколько крови! – Она в ужасе закрыла лицо руками. Плечи вздрагивали.

Пол в коридоре от приемного покоя до процедурного кабинета был сплошь заляпан кровавыми пятнами.

– Что же нам делать?!

– А что мы можем?

– Хоть бы Наоэ поскорее пришел!

– Ну что ты заладила? Хоть сто раз повтори – от этого он быстрее не явится, – истерично крикнула Норико, не отрывавшая глаз от входной двери.

Из процедурного кабинета вышли двое и направились к девушкам.

– Что, доктора еще нет? – Лица у обоих были каменные, однако в вопросе сквозило плохо скрытое раздражение.

– Видите ли… Он уехал по вызову, скоро должен вернуться.

– Далеко?

– Да нет, совсем рядом.

– А туда нельзя позвонить?

– Не стоит. Вам ответят, что он уже выехал.

– Вы что, не понимаете?! Он срочно требуется здесь! Больной истекает кровью.

– Простите, пожалуйста, честное слово, доктор вот-вот будет.

Норико, опустив голову, чуть не плакала. Пусть только придет, уж она ему выскажет, она покажет ему!.. Норико проклинала себя за то, что позволила Наоэ уйти. Наконец, поняв, что от сестер толку все равно не добиться, санитары ушли обратно.

– Еще и наврали… Что ж теперь будет? – ужаснулась Каору.

– А что нам еще оставалось? Каору растерянно кивнула.

– Чтоб ему самому там проломили голову, этому доктору… – разъяренно проворчала Норико, как завороженная глядя на чернеющий вход.

На крыше «скорой помощи» все еще мигала красная лампочка. Норико опять взглянула на часы. И трех минут не прошло. Снова завыла сирена, взвизгнули тормоза. Девушки бросились к выходу. В дверях показался полицейский.

– Где пострадавший?

– В процедурном кабинете.

– Ну, как он?

– Э-э-э, в общем… Операцию уже сделали?

– Н-нет… Еще нет.

Полицейский молча кивнул и прошел в процедурный кабинет. На улице у клиники уже толпились зеваки. Норико закрыла глаза и принялась считать: «Один, два…» Сосчитаешь до шестидесяти – минута. Пять раз по шестьдесят – и придет Наоэ. Норико успела досчитать только до тридцати – дверь кабинета отворилась, и на пороге возник санитар.

– Сестра! Раненый просит пить. Можно ему воды?

– Воды?..

Рана не полостная, запрещать оснований вроде бы нет, однако Норико колебалась.

– Кричит, что помрет, если сейчас не дадим напиться. В горле у него, видите ли, пересохло.

– Думаю, немножко можно, – наконец решилась Норико.

– А чашку?

– Сейчас принесу. – Норико побежала за чашкой. Она уже протянула ее санитару, как раздался пронзительный крик Каору: «Доктор! Доктор пришел!»

Норико стремительно обернулась и заметила в темном проеме двери чью-то тень. Человек снимал у входа обувь. Затем он устремился к ним: худой, долговязый, правое плечо чуть ниже левого.

– Сэнсэй!.. – Норико со всех ног бросилась ему навстречу.

– Ну, как дела?

– Заливается кровью, но скандалит – просто подойти и то невозможно.

– Принеси халат!

Наоэ снял пиджак, оставшись в рубашке без галстука. Норико принесла из кабинета халат и подала его Наоэ.

– Мы сказали, что вы уехали по вызову.

Наоэ молча кивнул, потом наклонился к Норико.

– Пахнет?

Норико потянула носом.

– Немножко, почти не чувствуется.

Наоэ ушел в бар еще с вечера, часа четыре назад, однако пьяным не выглядел, только лицо было бледнее обычного.

– Будем зашивать?

– Все готово.

– Ну и беспокойный же попался больной! – Наоэ вошел в процедурный кабинет – лицо хмурое, недовольное.

– А вот и доктор! – радостно сообщила Норико, и державшие раненого санитары, как по команде, расступились, пропуская Наоэ вперед. Он подошел к носилкам и заглянул раненому в лицо.

– А-а-а, доктор! Тебе ч-ч-чего? Дур-р-рак! – Размахивая кулаками, пьяный привстал.

Наоэ, отступив на шаг, изучал рану.

– Скоты! – Неуловимым движением раненый соскользнул с носилок и попытался встать, но проворно подскочившие санитары тяжело навалились на него. Неожиданно он с силой лягнул ногой.

– Эй, эй, потише!

– К черту! Пустите-е-е!

– Дай же доктору тебя осмотреть!

– Нет! Я у-х-х-хожу! Н-ну!

Всякий раз, когда он, издавая очередной вопль, вскидывал голову, из раны фонтаном била кровь.

– Да успокойся! Тебе же добра хотят!..

– П-прочь! Прочь от меня!

Он грязно выругался, потом втянул в себя воздух и смачно плюнул. На пол брызгами полетела слюна. Наоэ, стоявший до этого момента неподвижно, повернулся к полицейскому и, сделав ему знак глазами, вышел из кабинета. Полицейский последовал за ним.

– Чем его так разукрасили? Бутылкой?

– Да. По-видимому, удар пришелся спереди, прямо в лицо.

– Сколько уже прошло времени?

– Минут пятнадцать-двадцать.

– Он много выпил?

– Порций двадцать виски, не меньше. Так мне, во всяком случае, сказали. Да что, надрался порядком.

Из-за дверей вновь послышались дикие крики и брань.

– Дружки-то его сбежали, вот он и бесится.

– Сколько ему лет?

– Двадцать пять. Наоэ подозвал Норико.

– Пойди включи свет в туалете.

– В туалете?! – не веря своим ушам, переспросила Норико. Но Наоэ, не ответив, повернулся к полицейскому.

– Придется отнести его в туалет.

– В туалет? В уборную? – уточнил дежурный.

– Совершенно верно. В женскую уборную.

– А потом?

– Потом запереть дверь.

Полицейский с сомнением посмотрел на Наоэ.

– Полагаю, он там живо успокоится. – Наоэ достал из кармана сигарету и сунул ее в рот.

– Но он весь в крови!

– Это не страшно. В уборной кафель.

– Я не об этом… Он не умрет от потери крови?

– Думаю, что нет. – Наоэ поднес к сигарете спичку. – Если вы так за него волнуетесь, можете время от времени заглядывать сверху.

– Как это, сверху?

– Перегородки в туалетной комнате не доходят до потолка.

– Вы думаете… Такая потеря крови… Это не опасно?

– Кровотечение скоро само прекратится. А пока оно даже полезно. Немного снизится давление, и тогда не будет сил дебоширить. От такого не умирают.

– Но он весь в крови!..

– Естественно: рана на лбу, и кровь стекает вниз. Вот и кажется, что повреждение гораздо серьезнее, чем на самом деле. Рана хоть и обширная, но неглубокая, так что оснований для беспокойства нет.

Из комнаты снова послышались крики.

– Раз хватает сил на хулиганство, значит, жить будет.

– Ну так что, в уборную?

– Заглядывайте туда по очереди, каждые пять минут. Утихомирится – дайте мне знать. – Полицейский задумчиво смотрел на Наоэ. – И тогда начнем накладывать швы. А ты проводи их в туалет. Если что, я в комнате дежурного врача, – добавил Наоэ, обращаясь уже к Норико, и зашагал к лифту.

Комната дежурного врача помещалась на третьем этаже, за палатами. Когда фигура Наоэ скрылась в лифте, полицейский снова повернулся к Норико.

– Как вы думаете, обойдется? А?

– Если доктор так велел, волноваться нечего.

– Не слишком ли круто?

– Не слишком, – отрезала Норико, в глубине души испытывая те же сомнения.

В процедурном кабинете, словно разъяренный зверь, ревел и бесновался пьяный. Шепотом, чтобы не услышал пострадавший, дежурный передал санитарам приказ Наоэ. По мере того как он говорил, на их лицах проступало недоумение – точно они сомневались, правильно ли расслышали.

– Серьезно? В туалет?!

– Да. От лестницы – направо.

Норико уже включила в туалете свет и открыла дверь.

Озадаченно переглянувшись, санитары погрузили пьяного на носилки. Тот продолжал самозабвенно сыпать проклятиями, не умолкая ни на мгновение, но, очутившись перед дверью уборной, внезапно затих и с изумлением огляделся вокруг. Воспользовавшись благоприятным моментом, санитары подхватили его под руки, подняли и с силой втолкнули в открытую дверь.

– Эй, что вы делаете?! Сволочи! Эй!..

Он яростно забарабанил в дверь. Но дверь не поддавалась, потому что с другой стороны ее подпирали два дюжих санитара.

– Откройте! Откройте, вам говорят! Отворите сейчас же!

Не обращая внимания на крики, санитары невозмутимо держали дверь.

Норико принесла табуретку.

– Можно смотреть сверху.

– Каждые пять минут?

– Пока кричит, нечего волноваться.

– Что же, нам так и стоять тут, покуда он не утихнет?

– Извините, но что поделаешь…

– А он там не окочурится?

– Не беспокойтесь. Я тоже буду время от времени поглядывать.

Санитары мрачно кивнули, потом, вдруг вспомнив, попросили:

– Свяжитесь с нашим управлением, скажите, что раненый буянит и мы пока не можем выехать обратно.

Когда Норико вернулась в регистратуру, полицейский говорил по телефону, выясняя личность пострадавшего. Она перепоручила ему просьбу санитаров и прошла в процедурный кабинет. Там, перед кипящим стерилизатором, потерянно стояла Каору.

– Ты чего? – удивилась Норико.

– Какое у него… лицо…

– Так ему, идиоту, и надо!

– У него на лбу что-то блестит… Как стекляшки…

– Наверное, осколки.

– Ужас какой!

Бледная до синевы, Каору ушла в операционную за зажимами. Норико развела в ведре мыло, намочила тряпку. Клеенка на кушетке и пол вокруг были густо залиты кровью. Когда Норико смыла кровь и выключила стерилизатор, за дверью, у регистратуры, послышались грубые, возбужденные мужские голоса. Норико выглянула в коридор. Двое полицейских тщетно пытались что-то объяснить толпившимся в коридоре типам в кожаных куртках и безвкусных ярко-красных свитерах.

– Нет такого закона, чтобы раненого – в уборную!

– А вдруг он умрет!

– И это называется больница?!

Они угрожающе наступали на полицейских.

– А мы-то здесь при чем? Мы только выполняли указания врача! – оправдывались те.

Дежурный, обернувшись, заметил Норико.

– Позовите доктора! – устало попросил он. – Вот, требуют объяснений, почему их приятеля закрыли в уборной. Просто осатанели, когда услыхали про это.

– А ну, зови живей! – гаркнул на застывшую в нерешительности Норико один из незваных гостей.

Норико сняла трубку, набрала номер. После третьего звонка послышался спокойный голос Наоэ:

– Что там еще?

– Пришли друзья больного. Говорят, что хотели бы переговорить с врачом.

– Что им нужно?

– Чтобы вы объяснили, почему больного закрыли в уборной.

– Скажи, пусть успокоятся.

– Но… Да… Лучше бы вы пришли сами. Наоэ молчал.

– Я вас очень прошу!

– Ладно. – В трубке послышался щелчок и короткие гудки. Норико вернулась в коридор.

– Доктор сейчас придет.

– Попробовал бы не прийти! – С наглой ухмылкой они развалились на стульях.

– Это молодчики из банды «К». Доктор им все растолкует, и, думаю, они поймут, – виновато шепнул полицейский.

Из стерилизатора уже не валил пар, в амбулатории стало холодно. Якудза поеживались и, стараясь согреться, притопывали ногами. Огонек вызова на двери лифта переместился с первого этажа на третий – должно быть, там нажал кнопку Наоэ, – потом снова пополз вниз. Гангстеры и двое полицейских не отрываясь следили за движущейся яркой точкой. Когда она замерла на цифре «1», все разом вскочили. Двери лифта раскрылись.

Наоэ был без халата, в бледно-голубой рубашке. Выйдя из лифта, он мельком оглядел всю компанию, молча повернулся и зашагал направо, в конец коридора. Якудза и полицейские гуськом потянулись следом. Наоэ подошел к санитарам, державшим дверь.

– Ну как?

Сидевшие на табурете санитары поспешно вскочили.

– Как будто угомонился.

Наоэ взобрался на табурет и заглянул внутрь.

– Эй! Открой! – снова поднял крик закрытый в уборной раненый. Но вопли его звучали уже значительно тише. Наоэ несколько секунд наблюдал за ним, потом слез с табурета и взглянул на часы.

– Минут пятнадцать прошло?

– Пожалуй. – Санитары тоже посмотрели на часы.

– Пусть посидит еще немножко.

Наоэ вымыл руки и вышел из туалета. Остальные снова потянулись за ним. Якудза хранили молчание, но на их физиономиях застыла тихая ярость. Замирая от страха, Норико брела позади всех.

Наоэ шагал, не обращая ни на кого внимания. Он уже прошел мимо ступенек лестницы и подошел к лифту, как вдруг резко остановился и оглянулся.

– Так что вы хотели сказать? Якудза молча смотрели на него.

– Вы кричали, что у вас к доктору разговор. Давайте, выкладывайте, – подтолкнул их полицейский.

– Вообще-то… мы… – наконец открыл рот немолодой мужчина в кожаном пиджаке. – Мы его почти не знаем, только что познакомились, да и спор у нас вышел из-за форменной ерунды, но… запирать в уборной… – У говорившего была сутулая спина, на левой щеке чернела маленькая круглая родинка. – А вдруг он там умрет?

– Не умрет, – успокоил Наоэ.

– Это вы так считаете. А ему каково?

– Пьяных я не лечу.

– Но ведь у него голова пробита! Посмотрите, сколько крови.

Наоэ молчал.

– Вы что, не слышите? – повысил голос мужчина.

– Вас не устраивает наша больница?

– Нет, нас не устраивает то, как здесь обращаются с больными!

Наоэ обернулся к Норико.

– Ты уже заполнила карту?

Та отрицательно покачала головой.

– Заполни. И побыстрей.

Норико поспешно принесла из регистратуры чистый бланк.

– Имя?

– Дзиро Тода? – Полицейский вопросительно взглянул на них.

– Верно. – Кожаные пиджаки дружно кивнули.

– Застрахован?

– Есть у него страховка? – повернулся к приятелям сутулый.

– Да… кажется, какая-то есть.

– Страхование на случай болезни, – уточнил Наоэ.

– Вроде бы есть, – пожал плечами парень, стоявший с краю. По всему было видно, что толком он ничего не знает.

– Работает?

– Живет на пособие.

– Такой молодой? – усомнился дежурный.

– Наверное, пособие по безработице, – предположил третий, совсем молоденький.

– Вообще-то, нам точно не известно, – заключил сутулый.

– Значит, расходы по лечению берете на себя? Наоэ обвел всех глазами. Якудза молча переглянулись, потом сутулый сказал:

– Он заплатит сам.

– Может, вы пока внесете за него задаток?

– …Вообще-то можно… А сколько времени он пролежит?

– Недели две, как минимум.

– Так долго?..

– В какую палату желаете его поместить?

– То есть? – удивился сутулый.

– У нас есть палаты люкс, палаты первого класса, второго, третьего и общие.

– А… палата люкс – это?..

– Палата первого класса стоит девять тысяч иен в день. Люкс – десять с половиной. Но в этом случае страховка недействительна. За такие палаты платят только наличными.

Якудза снова переглянулись.

– Если нет страховки, то и в общей палате один день – даже без лечения – полторы тысячи.

– В общей палате свободных мест сейчас нет, – напомнила Норико.

– Слышали? Все занято. Значит, остается третий класс. Палата на троих. Три тысячи иен. Подходит?

– Выбирать-то не из чего. – После минутного раздумья сутулый кивнул.

– Тогда попрошу внести задаток. Пятьдесят тысяч иен.

– Прямо сейчас?

– Да.

– Но… сегодня уже поздно…

– А по-моему, ваше время как раз только начинается, – усмехнулся Наоэ. Он взглянул на стенные часы. Они показывали без двадцати двенадцать.

– Может, примете пока без задатка?

Сутулый заискивающе улыбнулся. Наоэ, не глядя на него, изучал карточку.

– Пожалуйста, доктор… Наоэ молчал.

– Неужели вы нам не верите?

– Не верю.

– Что?! – Сутулый подскочил как ужаленный и бросился к Наоэ. Полицейский поспешно встал между ними. – Вы же врач!

– Врач. – Наоэ смотрел на мужчину в упор.

– Плохой же вы врач!

– Мы не лечим больных, не зная их адреса, места работы и кредитоспособности.

– Но человек истекает кровью! Вот вы не примете его, а он возьмет и умрет!

– У нас уже не раз бывало, что подобные пациенты отравляли жизнь соседям по палате, а потом выписывались, не заплатив ни иены.

– Вы считаете, он из таких?!

– Сейчас и квартиру-то без задатка не снимешь.

– Дерьмо ваша больница!

– Вместо того чтобы ругаться, поскорее достали бы деньги, – одернул сутулого полицейский.

– Да говорю вам, сегодня это уже невозможно. В таком случае – до свидания.

– Вы отказываетесь принять его?

Наоэ повернулся и решительно зашагал к лифту.

– Постойте! – Мужчина снова преградил Наоэ путь. – Значит, непременно сегодня?

– Я же сказал.

– Вы можете обождать минутку?

С досадой прищелкнув языком, сутулый отозвал дружков в сторону. Наоэ вернулся в процедурный кабинет, сел на стул и закурил.

– Ну и удружили мы вам, доктор, – смущенно улыбнулся полицейский.

– Да, хлопот с этими якудза… Наоэ затянулся и посмотрел на часы.

– Пойди-ка взгляни, как он там.

– Хорошо. – Норико направилась было к дверям, но не успела открыть их, как в комнату влетел сутулый.

– Мы тут скинулись у кого сколько было. Тридцать тысяч сойдет? – Сейчас он был настроен более миролюбиво. – Так что, по рукам?

– Ладно. Но как только кончатся эти деньги, прошу немедленно внести остальную сумму.

– Конечно, конечно. Только вы уж с ним повнимательней. Пожалуйста.

Наоэ взял с протянутой ладони три бумажки по десять тысяч иен и пришпилил их к истории болезни.

– Э-э, доктор, да и от вас винцом попахивает! – вдруг заметил сутулый, присаживаясь на табурет напротив Наоэ, но тот, даже не удостоив его взглядом, поставил на карту штемпель и начал заполнять графы.

– Из-за чего вышла драка? – поинтересовался полицейский.

– А! Из-за муры какой-то, – пожал плечами якудза. – Сидели, сидели – да и разругались. Ни с того ни с сего.

– Этот ваш новый приятель – из той же компании?

– Почем я знаю? Они же смылись.

– Не прикидывайся!

– Истинная правда, – клятвенно заверил сутулый. – Зачем мне врать?..

– Впрочем, в основном и так все ясно, – махнул рукой дежурный.

В кабинет вбежала Норико.

– Он вдруг замолчал и сел на пол!

– Вот как?

Наоэ быстро оглядел кабинет.

– Пододвиньте кушетку поближе, на середину. Инструменты готовы?

– Готовы. Шелк четвертый?

– Да.

Норико побежала предупредить санитаров. Наоэ закатал рукава, надел полиэтиленовый фартук. Полицейский с сутулым подтащили кушетку к середине комнаты.

В кабинет внесли на носилках раненого.

– Головой сюда!

Развернув носилки, санитары положили мужчину на кушетку, головой к окну. Раненый, бушевавший еще минуту назад, сейчас спал безмятежным сном, запрокинув голову и раскинув руки. Каору вместе с Норико принялись стягивать с него пиджак и свитер. Тело было тяжелым, покорным и безвольным, будто в нем иссякли все жизненные силы. Когда он остался в одной рубашке, Норико, взяв его руку, застегнула манжетку тонометра. Наоэ нащупал пульс, приставил трубку.

Лицо раненого было в крови, но кровотечение уже прекратилось.

– Капельницу. Плазма – четыреста. А ты налей в таз раствор, – приказал Наоэ медсестрам, пряча стетоскоп.

– Что с ним? – спросил сутулый.

– Ничего серьезного. Посторонних прошу удалиться.

Все отступили на шаг. Наоэ надел маску, натянул резиновые перчатки.

– Раствор!

– Хорошо.

– Тампон!

Смочив марлю в растворе, Наоэ осторожно приложил тампон к краю раны. Корка засохшей крови стала медленно растворяться. Наоэ проделал это несколько раз, и лицо раненого начало очищаться. На лбу зияли три длинные раны: одна спускалась вниз, наискосок, рассекая лицо, – через всю щеку и уголок глаза. В самом центре лба торчал острый четырехугольный кусок стекла длиной сантиметра в три, а в волосах запуталось множество мелких осколков. Якудза, отошедшие было подальше, снова придвинулись и столпились у кушетки.

– Мой руки и помогай! – скомандовал Наоэ Норико. Кожа у раненого оказалась неожиданно белой, почти прозрачной, черты лица четкие, правильные. Невозможно было даже предположить, что под запекшейся кровавой маской скрывается такая красивая внешность.

– Доктор, а шрамы исчезнут? – спросил сутулый, с любопытством наблюдавший за Наоэ. – Хоть через несколько лет?

– Нет. Теперь уж до самой смерти, – ответил Наоэ, стягивая пинцетом края раны.

Операция, закончилась через тридцать минут. Всего было наложено двадцать швов. Раненому забинтовали лоб и правую щеку и отвезли на третий этаж в палату третьего класса. Он все еще был пьян и совершенно не чувствовал боли. Когда был наложен последний шов, он даже не пошевелился.

– Поставь капельницу: пятьсот кубиков глюкозы и две ампулы кровоостанавливающего. Не пускай этих типов в палату, пусть поскорее убираются.

Дружков раненого еще в середине операции выдворили в коридор, где теперь дежурный полицейский выяснял у них обстоятельства дела.

– Да, чуть не забыл! – Наоэ пошел к выходу, но вдруг, что-то вспомнив, резко остановился: – Я же заказал суси в том ресторанчике…

– Где?.. – Норико непонимающе уставилась на него.

– Как раз когда ты позвонила снова. Я не мог ждать, но подумал, что, когда мы покончим со всем этим, неплохо будет закусить, и оставил официанту деньги. Как ты считаешь, если сейчас позвонить, привезут?

– Но…

– И на вас с Каору можно заказать. Только надо позвонить.

– Из Сибуя, в такое время?.. Пробило уже половину первого.

– Ничего. Они поймут.

– Ну, если так… Спасибо.

Наоэ, толкнув дверь, вышел в коридор. Полицейский с готовностью вытащил записную книжку.

– Выяснил адрес!

– Сообщите, пожалуйста, медсестрам.

– Но… Мне бы хотелось узнать диагноз.

– Рана на лбу и в области правой щеки. Только слово «рана» в этом случае пишется другим иероглифом, – добавил Наоэ, заглядывая полицейскому через плечо.

– Это что же, принципиальная разница? – поинтересовался тот, записывая диагноз в блокнот.

– Конечно. У него же открытая рана, а этот иероглиф обозначает закрытую, когда кожный покров не поврежден.

– Понятно. Скажите, сколько потребуется времени для окончательного выздоровления?

– Недели две.

– Шрамы останутся?

– Безусловно.

– Большие?

– Будь на его месте женщина, это исковеркало бы ей всю жизнь, – ответил Наоэ и оглянулся на толпившихся сзади гангстеров. – Но вам-то это, кажется, только на руку?

– Неужели будет настолько заметно?..

– Заметно? Чудовищно!

Сутулый задумчиво посмотрел на Наоэ.

– Ловко вы с ним управились…

– Просто он был пьян до бесчувствия и не мешал мне, – усмехнулся Наоэ.

– Ну, доктор, прошу извинить за беспокойство. – Полицейский низко поклонился, и вслед за ним, как заводные куклы, склонились и гангстеры.

Когда Норико с Каору, вымыв инструменты, закончили наводить порядок в кабинете, из ресторана принесли суси. Якудза, вняв наконец уговорам полицейского, ушли, и девушки вернулись в свою комнатку на третьем этаже.

– Ну что, будем ужинать?

– Выглядят они ужасно аппетитно! – Каору, поглядывая на суси, разливала чай. Было за полночь, и девушки очень проголодались.

– А сэнсэй, оказывается, умеет быть добреньким.

– Грехи свои искупает. Клинику-то на нас бросил…

– Значит, понимает, что поступил нехорошо?

– Да как будто…

– Все-таки он замечательный!

– Какая же ты еще дурочка, – усмехнулась Норико, и Каору обиженно надулась. – Лучше держись от него подальше.

– Но как он оперировал – просто загляденье! Такая сложная рана… А когда ввалились эти жуткие типы, он и бровью не повел! – с жаром воскликнула Каору.

– Он же хирург. Они все такие.

– Ну уж нет! Вот доктор Кобаси. Как-то привезли к нам больного с переломом ноги, так он весь прямо затрясся!

– Кобаси моложе, да и опыта у него гораздо меньше.

– Лично мне больше нравятся такие, как Наоэ. Хладнокровные.

– Ну ладно, – улыбнулась Норико. – Садись есть.

– А ты?

– Мне нужно спуститься в амбулаторию, я там кое-что оставила.

– Я принесу. Только скажи что.

– Да нет, ладно. Не надо. Сначала поужинаем…Норико спустилась по лестнице на первый этаж.

Совсем недавно здесь, в залитой ярким светом амбулатории, толпились люди, а теперь было тихо, тускло светила слабая ночная лампочка. От лестницы Норико свернула налево и прошла в регистратуру, к внутреннему телефону. Набрала семерку – номер комнаты дежурного врача.

– Алло! – ответил сонный голос Наоэ.

– Это я, – приглушенно, словно боясь, что кто-то услышит, сказала Норико. – Мы только что поужинали, спасибо за суси.

– Не за что.

– У нас еще осталось. Вы больше не хотите?

– Нет.

– Может, чуть-чуть?

– Я же сказал: нет.

– Да, совсем забыла… Пока вас не было, приходило четверо больных: двое на перевязку и двое на уколы. Мы сделали все, как было назначено.

– Хорошо.

– И еще: Исикура очень жаловался на боли. Мы ввели ему бробарин, две дозы.

– Вот как?

– Что, неправильно?

– Да нет, почему же.

– А… вы уже отдыхаете?

– Прилег, читал книжку.

– Вы сегодня много пили, вам лучше поскорее лечь спать…

– Все?

– Э-э…

– Ну что еще?

– Вы свободны – завтра или послезавтра?

– Завтра – нет, дела.

– А послезавтра? Или в другой день…

– Пожалуй, послезавтра…

– Тогда послезавтра, на прежнем месте?

– Ладно. В шесть. Эй, ты откуда говоришь?

– Из амбулатории. Я здесь одна. Каору наверху. Наоэ промолчал.

– Спокойной ночи. – Норико повесила трубку и радостно взлетела по лестнице на третий этаж.