Занятия закончились. Я вышел в коридор и, закрыв дверь клубной комнаты, бросил взгляд в окно.

По стеклу медленно ползли капли дождя, не прекращающегося с самого утра.

Вчера я сообщил Юкиносите про экзамены Комачи и что буду уходить пораньше. Она не возражала.

Мои тапки неприятно хлюпали по мокрому полу. Где-то окно открыто, что ли?

До Рождества осталась всего неделя.

В Чибе в декабре редко можно увидеть снег. Так что белого Рождества бояться не стоит. Бояться стоит того мрачного места, куда я сейчас должен отправиться.

Я вышел из здания и направился к спортивно-развлекательному центру.

Сегодня пришлось добираться до школы поездом и автобусом, потому что дождь лил с самого утра. Летом я и на велосипеде не побоялся бы промокнуть, но зимой предпочитаю обойтись без такого экстрима.

Листья с деревьев облетели, и улица выглядела ещё тоскливее, чем обычно.

До захода солнца оставалось несколько часов, но из-за погоды было уже довольно темно.

Сквозь пелену дождя впереди заблестел виниловый зонтик. Красиво разукрашенный, он чем-то смахивал на красивый цветок на стебельке.

Владелица зонтика крутила его в разные стороны, видимо, от скуки. И в какой-то момент под ним мелькнули льняные волосы.

Судя по росту девушки и цвету её волос, передо мной была Ишшики.

Шла она медленно, так что догнать её труда не составило. Когда я с ней поравнялся, Ишшики отклонила зонтик в сторону, чтобы взглянуть на моё лицо.

— А, семпай.

— Привет. — Я слегка приподнял зонтик в ответ. — Сегодня тоже за закусками заходить будешь?

— Не-а, сегодня совещания быть не должно.

— А-а, точно.

Ну да, сегодня и правда совещания быть не должно. Вчера выдвигали предложения, обсуждали плюсы и минусы каждого и старались их объединить, а сегодня пришла пора их практической реализации. А значит, никакой централизованной кормёжки. И моя помощь в роли носильщика сегодня не потребуется.

Ишшики выглянула из-под зонтика и ехидно улыбнулась.

— …Хе-хе-хе, какая жалость. Не получится набрать очки со мной.

— Будто такой ерундой можно очки набрать.

Пока мы трепались, к нам вдруг заспешил простой, даже грубоватый зонтик. Под ним бесстыдно трепетали края форменной юбки школы Кайхин Сого.

— О-о, кого я вижу. Ишшики и Хикигая, — поприветствовала нас Оримото, приподнимая его.

— Привет.

— Ага. Понимаешь, заболталась с подружками и чуток припозднилась.

Она, как обычно, не стеснялась сокращать дистанцию с малознакомыми людьми. Пристроилась рядом с Ишшики и завела милую болтовню. Ишшики, конечно же, и не подумала высказывать недовольство. Широко и дружелюбно улыбнулась и поддержала разговор.

Так мы и шли под дождём. Они болтали, а я слушал.

И когда разговор уже готов был увянуть, Ишшики вдруг осенило.

— Слушай, так вы с семпаем знакомы?

— Ага, мы же из одной средней школы.

Ишшики глянула на меня.

— Значит, даже у семпая друзья были, да?

От такого вопроса мне резко поплохело. Но Оримото, как ни странно, тоже замялась.

— Ну, не то чтобы друзья… Так, немного.

Уловив некоторую двусмысленность, Ишшики с заблестевшими глазами насела на нас.

— О-о, ну-ка, ну-ка, что там у вас было?

Оримото беззвучно сказала «упс» и глянула на меня.

Не могу её винить. Друзьями мы в самом деле не были, так что двусмысленность вполне отражает истинное положение дел.

Но Ишшики не собиралась упускать такую возможность. Она ухмыльнулась и потянула меня за рукав.

— Семпа-а-а-а-ай, так что там у вас бы-ы-ыло?

Слушай, хватит меня тянуть. Мы и так руками соприкоснулись, знаешь ли, а рука у тебя мягкая, мне этого за глаза!

Её непрестанные мольбы заставили меня занервничать и потерять концентрацию (наверно, на то она и рассчитывала). И высвобождая руку, я ляпнул:

— Ну, много чего там было…

— Много чего… — повторила она за мной и взглянула на Оримото. Та запнулась, не зная, что ответить, и засмеялась, маскируя свою запинку.

— Дела давно минувших дней, понимаешь ли.

Такой ответ меня немного удивил. Я думал, она опять превратит моё былое признание в предмет для шуток, но Оримото лишь проронила несколько неопределённых слов и отвернулась от Ишшики.

Не буду уверять, что я не против разговоров о прошлом, я просто думал, что это неизбежно, и смирился. Но такая перемена в Оримото меня заинтриговала.

Ишшики, кажется, хотела продолжить расспросы. Оримото, заметив это, повернулась ко мне и быстро сменила тему.

— Кстати, а Хаяма такими делами не занимается?

Имя Хаямы заставило Ишшики вздрогнуть. Весёлая улыбка, не сходившая с её лица, превратилась в застывшую.

— …Так ты и с Хаямой знакома? — спросила она низким голосом. Страшно. Может, она и улыбается, но на удивление серьёзные глаза ясно показывают, что эта улыбка не более чем маска…

— Да, как-то раз немножко потусовались.

— Потусовались, значит… — выцепила слово Ишшики, смерив Оримото взглядом. Чёрт. Того и гляди, начнётся.

— Он в клубе занят, вряд ли у него свободное время найдётся, — вмешался я в разговор. Оримото покрутила зонтик.

— Хикигая, вы же с ним вроде как дружите, так что он мог бы и помочь немного.

— Ничего мы не дружим. И звать его в такой момент проблематично.

— Правда? У нас же тут полный финиш. Нашего президента только осенью избрали, так что он ещё не освоился. Вот я и подумала, что ты мог бы его позвать, как наши помощников приглашали.

Вот как. Значит, даже в Кайхин Сого осознают, в какой мы заднице. Как минимум, Оримото осознаёт. Может, она и безоговорочно со всем соглашается, но ситуацию понимает.

— Ну да, мы в заднице, но Хаяму я звать не буду.

— Хм-м-м… Ну да, если бы мы встретились, получилось бы несколько неловко, — негромко сказала Оримото. Вполне резонно. Учитывая, при каких обстоятельствах мы тогда расстались, смотреть ему в лицо было бы неловко. Даже меня такая перспектива отнюдь не прельщает.

Она заговорила о нём либо потому, что ей тяжело было бы с ним встретиться, либо потому, что хотела что-то проверить. Могу понять.

Но Ишшики определённо о чём-то размышляла, поглядывая то на меня, то на неё. Что ж, если она не вспомнила Оримото, не стоит и напоминать. Держу пари, другими девушками она не интересуется…

Разговор о Хаяме, нашей связующей точке, прервался, и дальше мы шли молча.

Уже у самого входа в центр Оримото вдруг протянула «а-а-а», словно хотела что-то сказать. Я бросил взгляд в её сторону и увидел, что она смотрит на меня.

— …Я тут подумала, может, ты тех своих девушек позовёшь?

— Нет… Наверно, нет.

Я не буду их звать. Я просто не могу их позвать.

— Ха-а… — равнодушно протянула Оримото, пиная лужицу. Наклонила зонтик и посмотрела на небо. Я тоже посмотрел. На западе видны были проблески заката. Такими темпами и дождь вскоре кончиться может.

Хотя небо всё равно оставалось тёмным.

× × ×

Мы пришли сюда совсем недавно, а я уже поднял взгляд к часам.

Сегодня вперёд продвигалось лишь время.

Я отодвинул одолженный ноутбук и осторожно помассировал глаза.

Задача просмотреть предложения вчерашнего совещания оказалась куда сложнее, чем я думал.

По мере того, как шло время, у меня оставалось всё меньше и меньше возможностей что-то сделать.

Нам не хватает времени, не хватает помощников, не хватает денег. Вполне резонный повод получается. Повод сдаться и придумать себе оправдания.

Можно было бы, конечно, отложить или заморозить проект, но мы уже прошли точку невозврата.

Важнейшие детали мероприятия по-прежнему не согласованы. Единственное, чего мы добились — привлекли дополнительные рабочие руки. Если говорить языком аниме, это всё равно, что продюсеры что-то решают, не выбрав при этом само аниме. Ясен пень, ничего хорошего из такого аниме не выйдет…

А часы всё тикают, а календарь пролистывает день за днём. Можно, конечно, называть нашу возню вложением сил и времени, но честно говоря, это больше смахивает на отсиживание рабочих часов. Всё равно, что при создании аниме угробили бы всё время на совещания, не обращая внимания на основные вопросы… как-то так.

Что нам нужно позарез, так это баланс и решительность. Ни того, ни другого у нас сейчас нет.

Ещё раз вздохнув, я снова повернулся к ноутбуку.

Просчитал бюджет, проверил график, прикинул стоимость наиболее реальных предложений. На всякий случай нашёл контакты хора и джаз-групп.

И чем больше я этим занимался, тем сильнее ощущал невыполнимость стоящей перед нами задачи. Бли-и-и-ин, они что там, клинические идиоты все? Тихо пробормотал: «Ни фига у нас так не получится», — и судя по вздоху вице-президента, остальные ребята из школы Соубу думали точно так же.

Вздохнувший вице-президент показал мне бумаги.

— Сколько ни считал, в бюджет не укладываемся. Что будем делать?

— Либо урезать мероприятия, либо наращивать бюджет. На следующем совещании надо будет проголосовать.

Времени, честно говоря, жалко. Но чтобы убедить другую сторону, нам надо хорошо подготовиться, а то опять упрёмся в стену. Найдём хорошие аргументы и обоснования, и можно будет выходить на бой.

Я почесал голову и потянулся за стаканчиком с чёрным кофе. Отхлебнув немного, ощутил его горький и вяжущий вкус. Какая гадость…

Есть тут что-нибудь сладкое?.. Я огляделся и увидел, что ко мне идёт Ишшики.

— Семпа-а-а-ай. С украшениями скоро закончат. Что делать дальше?

А-а, точно. На нас же ещё и младшеклассников повесили… Я оторвался от ноутбука, скрестил руки и задумался.

Что-то, что понадобится обязательно, при любом развитии событий, и при этом по силам младшеклассникам, да? Украшения для зала почти уже готовы. Что ещё остаётся… Ага, вот.

— Ёлка уже готова?

Ишшики нахмурилась.

— Её уже привезли… Но если мы её сейчас поставим, она нам не будет меша-а-а-ать?

Резонно. Конечно, будет мешать. Особенно такая, как на сей раз, до странности огромная. Что ж, тогда этим и воспользуемся.

— Поговорим с руководством центра и попросим поставить её у входа, вроде рекламы. До Рождества всего неделя, так что будет в самый раз. А в день мероприятия просто перетащим её на место.

— Ага… Понятно.

Ишшики кивнула и пошла обратно к младшеклассникам. Я проводил её взглядом и снова уткнулся в ноутбук. Сладостей я так никаких и не нашёл, но разговор с Ишшики сойдёт за передышку. Хм, переключение с работы на работу — это уже симптомчик, правда? В мире корпоративных рабов, полном лжи, дайте мне свободу, пока я не сдох от переработки…

Впрочем, шутить я не в настроении. Я ведь пришёл сюда лишь помочь Ишшики, потому что чувствую ответственность, что пропихнул её в президенты. А теперь, как я погляжу, уже вовсю распоряжаться начал. И никто ведь не возражает. Слушают и соглашаются.

Это никуда не годится. Где-то я уже видел такую безысходность.

Если мы не изменим ситуацию, провал неминуем. Прекрасно знакомое мне положение. И помимо всего прочего, радости нашему президенту школьного совета, Ирохе Ишшики, оно не доставляет.

Чтобы быстро это положение изменить, надо оставить дела на Ишшики и достичь кое с кем консенсуса.

Я разложил документы по порядку и направился к Таманаве. Наш обычный стиль проведения совещаний никуда не годится. Если не договоримся на высшем уровне, так и будем ходить вокруг да около.

— Можно тебя?

— Что?

Кажется, Таманава тоже работал. На дисплее его MacBook Air светились слова «Набросок плана». Я заглянул туда и увидел вариации на тему достижения синергетического эффекта при инкорпорации множества предложений.

Похоже, он и правда намерен воплотить в жизнь все высказанные идеи.

От взгляда на такой набросок мне с Таманавой даже разговаривать расхотелось. Но я всё же сунул ему свою пачку бумаг.

— Вот, я тут просмотрел предложения. Что мы можем сделать, а что нет… Большинство, конечно, нет, но…

— О-о! Спасибо!

Таманава подхватил документы и принялся их перелистывать.

— Теперь у нас есть чёткое понимание проблем, да?

— Угу.

И так ясно, что нам не хватает времени и денег.

— Отлично, теперь подумаем, как с ними справиться.

— Нет, погоди. Это просто невозможно. У нас всего неделя осталась.

— Да, вот почему я думаю, что мы можем воспользоваться внешними источниками, заказать МУЗЫКАЛЬНУЮ ГРУППУ, к примеру. Я тут поискал и выяснил, что есть много СЕРВИСОВ по организации ДОСУГА. Если мы сможем их совместить, у нас получится подходящее нам МЕРОПРИЯТИЕ.

А деньги на всё это мы откуда возьмём?.. Хотел я было спросить, но до столь зашоренного человека вряд ли дойдёт.

И ведь не то чтобы он никого не слушал. Напротив, он слушает всех.

И именно потому пытается найти решение, включающее мнение каждого.

— Для начала обсудим всё это вместе и примем решение на следующем совещании.

Таманава стоял на своём. Упорен до невозможности. Сколько раз я с ним говорил, он ни разу не поддался. Может, это лучше назвать не упорством, а упрямством, а то и маниакальностью? Для меня было загадкой, почему он заходит так далеко, стремясь учесть каждое мнение.

И тут я понял.

Он стал президентом школьного совета совсем недавно. Впечатление произвести он умеет, даже я обманулся, но опыта у него как у Ишшики.

Вот почему он хочет, чтобы остальные высказывались, и прислушивается к их мнениям. И только добившись общего согласия, что-то предпринимает. А чтобы не возникали новые проблемы, просто задним числом подправляет предложения, не вынося их на обсуждение.

В этом он похож на Ишшики, которая бегает ко мне за указаниями. М-да, я и ей-то помочь толком не смог, я же её меньше месяца знаю, что уж говорить о Таманаве, с которым встретился пару дней назад. А уж образ мыслей его изменить — задача и вовсе невыполнимая.

Не о чем больше говорить. Лишь надавить на то, что в следующий раз надо обязательно всё решить.

— …Если на следующем совещании не придём к окончательному решению, дело мы завалим. Рассчитываю на тебя.

— Конечно, — бодро, как и следовало ожидать, ответил Таманава. Вот только сейчас эта бодрость была какой-то натянутой.

Бросив попытки его убедить, я пошёл на своё место.

Плохо… Все варианты исчерпаны.

Что мы будем готовить к празднику, должно решиться на следующем совещании… но решится ли? Судя по тому, как они проходили до сих пор, не поручусь.

Что ж, как бы то ни было, на этом этапе я больше ничего сделать не могу. Остаётся лишь смотреть, как всё разваливается на глазах.

На полдороге к своему стулу я заметил работающую в одиночестве Руми. Огляделся вокруг, но других младшеклассников не заметил. Наверно, отправились ёлку украшать.

Заинтересовавшись, что она там делает, я подошёл к ней.

— …Украшения готовишь?

Руми складывала листок в несколько раз и проходилась по сгибам ножницами. Должно быть, снежинки для украшения вырезала.

Судя по всему, украшения для зала были ещё не до конца готовы. И Руми как раз их доделывала. Ну да, детишкам куда веселее за новое дело вроде украшения ёлки взяться, чем заниматься такой однообразной работой.

Странно, что рядом нет куратора, когда младшеклассница с острыми предметами дело имеет. Надо бы уточнить. Кроме того, других младшеклассников рядом нет, так что никто на неё косо не посмотрит, если я с ней заговорю.

— Одна тут работаешь? — спросил я, слегка наклонившись к ней и всем видом демонстрируя желание завязать разговор. Но Руми ничего не ответила, продолжая складывать и резать листы.

…Что ж, раз она меня игнорирует, разговора не выйдет.

Я выпрямился, собираясь уйти, но в этот момент Руми взглянула на меня. Взяла ещё один листок бумаги и отвернулась.

— …Сам не видишь, что ли? — нахально заявила она, словно издеваясь. Это что за лаги такие? Да спутниковая трансляция, и та быстрее идёт.

Какая наглая соплячка, подумал было я, но, старательно работая в одиночку, она оставляла хорошее впечатление. И тут я вспомнил, почему она одна.

Ну да, и ситуация с Руми Цуруми — тоже побочный эффект моих действий. Выходит, и ей надо обязательно помочь.

Я плюхнулся рядом и подхватил листок из стопки. А заодно сгрёб валяющиеся на полу ножницы.

Хм… Тут что-то вроде кристалла нарисовано, значит, надо резать по линиям… Нет, не так. Сложить по линиям, а потом резать… Задачка оказалась не такой простой, и я попытался повторить действия Руми.

Хруст разрезаемой бумаги рядом вдруг затих. Я глянул туда и увидел, что Руми остановилась и с удивлением смотрит на меня.

— …Что ты делаешь?

— Сама не видишь, что ли? — процитировал я её. Она поняла это и нахмурилась.

— …Тебе что, больше делать нечего?

— Вот именно, нечего.

Точнее, у нас есть куча дел, которыми надо бы заняться, но увы, сейчас я ничего больше сделать не могу. Всё решит следующее совещание.

Руми равнодушно на меня покосилась.

— …Бездельник.

— Отстань.

Дальше мы вырезали молча.

Не знаю, кто это придумал, но делать украшения оказалось куда сложнее, чем я себе представлял. Требовалась точность, и потому приходилось сохранять концентрацию.

Я настолько увлёкся, что даже перестал слышать шум вокруг.

Но нарастающий и приближающийся топот всё-таки уловил. Поднял глаза и увидел, что ко мне рысит Ишшики.

— Я ножички одолжу, хорошо-о-о?

Она сгребла лежащие на столе канцелярские ножи. Должно быть, для украшения ёлки нужны инструменты.

И тут Ишшики заметила Руми. Та углубилась в работу и не обращала на неё внимания. Но Ишшики почему-то ей заинтересовалась.

И поманила меня рукой. Что ещё за?.. Я подался к ней, и она прошептала прямо в ухо.

— …Семпай, неужели ты предпочитаешь помладше?

— Ну, не то чтобы предпочитаю, но не возражаю.

Я действительно спокойно общаюсь с девочками младше меня, спасибо Комачи. Вот со сверстницами я куда больше нервничаю. Конечно, я не умею обращаться с совсем малышами, вроде сестрёнки Кавасаки, но проблемы возникают только с такими крохами. А вот с пацанами у меня чуть хуже, чем никак. Эти заразы слишком смахивают на животных, которые вообще слов не понимают…

Ишшики молчала. Это что, труп?.. Я посмотрел на неё и увидел, что она совершенно ошеломлена.

— …Если ты подкатываешь ко мне, извини, мне, конечно, нравятся постарше, но ничего у тебя не выйдет.

— А разве я что-то такое сказал?

О боже, какой же я дурак, что ответил всерьёз…

Я жестом показал ей, чтобы проваливала. Ишшики фыркнула что-то вроде «это что ещё за обращение?..» и удалилась.

Снова наступило молчание.

Шелест складываемых листков и хруст разрезаемой бумаги. Мы молча откладывали готовые снежинки в стопку.

Наконец мы покончили с последней и посмотрели друг на друга.

— …Кажется, всё.

— Угу…

Руми удовлетворённо вздохнула и слегка улыбнулась. Но когда наши взгляды встретились, быстро отвернулась, словно смутившись.

Я вздохнул и поднялся.

— Ну что, возвращаемся?

— С-слушай… — заговорила Руми, всё ещё сидя. Но я не дал ей договорить.

— Там наверняка ещё ёлку украшают, может, туда пойдёшь?

— …А, ладно.

Руми тоже встала и двинулась на выход. А я направился к своему стулу.

Я не услышал, что хотела сказать Руми. Потому что в груди у меня заболело от её улыбки.

Увидев её, я понял, что просто пытаюсь такими мелочами облегчить себе душу. Хотя улыбка Руми Цуруми — отнюдь не одобрение моих действий.

Я кое-что вынес из прежнего своего способа решать проблемы.

Но этого недостаточно.

Моя ответственность. Я по-прежнему не знаю ответа.

× × ×

Младшеклассники ушли. Мы закончили свои дела, сложили документы, и больше делать было нечего.

Члены школьного совета школы Соубу лениво перепроверяли свою работу и пересчитывали бюджет, просто чтобы убить время. А ребята из Кайхин Сого, кажется, полностью ушли в дискуссию.

Сдаётся мне, больше тут делать нечего.

— Ишшики, вроде на сегодня дел больше не осталось. Не возражаешь, если я пойду?

Перелистывающая стопку бумаг Ишшики посмотрела на часы и слегка задумалась.

— Пожалуй… Ну что, на сегодня закончим?

— Угу. Тогда я побежал.

Ответное «спасибо за рабо-о-о-оту» прилетело мне уже в спину, когда я покидал комнату.

Выйдя на улицу, я обнаружил, что дождь прекратился. В лужах отражались городские огни, блестели свисающие с карнизов капли. Но и при всей этой красоте всё вокруг казалось унылым.

Я поправил воротник и зашагал вперёд. Дошёл до велосипедной парковки и только тогда вспомнил, что я сегодня без велосипеда. Из-за начавшегося с самого утра дождя пришлось добираться городским транспортом.

Расстроился и повернул к станции. По дороге мне на глаза попался MariPin. От его автоматических дверей веяло теплом, а над ними ярко сияла вывеска.

Кстати, там же тоже вроде как KFC имеется, да?.. Совсем ведь забыл заказ сделать.

Я же сегодня пораньше, так что зайду и закажу праздничный набор, как мама просила. До дома далековато, но разогревать в микроволновке так и так придётся. Да и забирать его буду я сам, так что ничего страшного. Забирать цыплёнка — это в самый раз для цыплёнка вроде меня!

Внутри обнаружилось множество людей с большими сумками, явно к Рождеству закупаются. Я пошарил взглядом, нашёл вывеску KFC и направился туда.

В предрождественскую неделю бизнес у KFC всегда идёт хорошо. Вот и сейчас в очереди за праздничными заказами стояли несколько человек. Оно и понятно, удобное же место, рядом со станцией. Я отстоял очередь и без каких-либо проблем оформил заказ.

Всё, с делами покончено. Теперь можно и домой.

Я направился к ближайшему выходу. Через него шёл сплошной поток входящих и выходящих людей, так что автоматические двери вообще не закрывались. Потоки бродящих по первому этажу сталкивались с потоками идущих к эскалатору и сходящих с него, возникали заторы.

Оно и понятно, Рождество же, конец года. Всё надо сделать срочно, хех… Я взглянул на эскалатор.

И заметил среди спускающихся Юкино Юкиноситу. Мне стоило бы сразу ноги сделать, но они от удивления словно приросли к полу.

Она даже в такой толпе выделяется. Я ведь не высматривал её, но она сразу попалась мне на глаза.

Наверно, ходила закупаться в книжный, судя по фирменному пакету в руках.

Я стоял прямо на её пути. Ясен пень, она тоже меня увидела, на лице отразилось удивление. Наши взгляды встретились. Всё, теперь уже не сделаешь вид, что не заметил.

Я слегка ей кивнул. Юкиносита, сошедшая с эскалатора и направившаяся к выходу, тоже кивнула в ответ.

— Привет.

— …Добрый вечер.

Мой шаг остался неизменным, а Юкиносита шагала быстро, так что вышли мы одновременно.

На улице было полно людей, спешащих домой или по магазинам.

Недалеко от входа в глаза бросалась небольшая площадь. Не знаю уж, что тут происходит в полдень или в тёплое время года, но холодным дождливым вечером на ней никто не останавливался.

Зато почему-то остановились мы.

Юкиносита поправила пальто и шарф. Я машинально проделал то же самое.

В клубе, что ли, привычку эту приобрёл?.. Наверно, мне стоило промолчать, но слова сами сорвались с языка.

— По магазинам ходила?

— Да… Могу задать тебе тот же вопрос. Как ты здесь оказался в такое время? — холодно ответила она, не меняя выражения лица.

Ну да, я же и сегодня раньше из клуба ушёл. А значит, никак не должен был сейчас здесь оказаться. Вопрос напрашивается сам собой. Потому-то я и не хотел случайно с кем-нибудь встретиться. Но раз уж встретились, придётся отвечать.

Я потёр щёку, отворачиваясь.

— …Ну, это, дела у меня кое-какие.

Не мог же я сказать, в чём на самом деле причина. Так что ограничился общими и бессмысленными словами. Хотя лжи в них не было.

Юкиносита опустила глаза.

— Понятно… — тихо ответила она. А затем подняла голову. Губы её были прикушены, словно она сомневалась, сказать что-то или нет, устремлённые на меня глаза чуть вздрагивали.

— …Я знаю, что ты помогаешь Ишшики.

В её тихом голосе не было никакого напора. Казалось, что слова настолько хрупки, что от одного прикосновения готовы рассыпаться пылью, словно утренний иней. И потому от них веяло жутким холодом.

Вряд ли ей рассказала Юигахама. Думаю, Юкиносита сама обо всём догадалась. Должно быть, до сих пор она терпела, но, лично столкнувшись с моими подозрительными действиями, просто не могла не поднять эту тему.

— А-а, ну, так сложились обстоятельства…

Сколь бы ни были двусмысленны мои слова, правда от этого не изменится. А иначе я не могу, просто всё отрицать было бы глупо.

— Мог бы и не придумывать такую ложь.

Взгляд Юкиноситы был устремлён под ноги. Туда, где не было ничего, кроме холодного ветра. Должно быть, она имеет в виду мои слова насчёт Комачи.

— Я не врал. Это одна из причин, — мрачно пробормотал я.

— …Пожалуй. Да, ты не врал.

Юкиносита придержала волосы, раздуваемые холодным ветром.

И глядя на этот жест, я вспомнил один разговор.

Юкино Юкиносита никогда не врёт. Я упрямо верил в это и был сильно разочарован тем, что она не сказала правду.

Нет, разочаровался я не в ней. Я разочаровался в самом себе, возведшем её в идеал.

С другой стороны, а что сейчас? Сейчас я даже хуже, чем был тогда. Не говорить правду — это не ложь. Я проглотил этот обман и даже сам им воспользовался.

Я прибег к такому обману, который всегда отвергал. И потому чувствовал отвращение к самому себе. В результате в моих словах зазвучало раскаяние.

— …Извини, что занимаюсь этим сам по себе.

Юкиносита прикрыла глаза и слегка покачала головой.

— Я не против. Я не могу вмешиваться в твои дела, не говоря уже о том, чтобы оценивать их. Разве что…

Она остановилась. Её рука ещё сильнее сжала ремень висящей на плече сумки.

— Тебе нужно моё разрешение?

Юкиносита слегка наклонила голову, вопросительно глядя на меня прозрачными глазами. В её тихом голосе не было осуждения. И потому это было очень больно. В груди снова всё сдавило.

— …Нет, только подтверждение, — проронил я несколько слов. Я не знал, какой ответ будет правильным. Правильного ответа вообще может не быть.

Я посмотрел на Юкиноситу. На её лице была та же улыбка, что и в клубе. Улыбка тоски по ушедшим дням.

— …Понятно. В таком случае тебе нет нужды извиняться. Кроме того, Ишшики проще будет работать только с тобой, — медленно, но плавно сказала она. Я молчал. Что я могу сказать, если мне нельзя извиняться?

Она снова заговорила, не глядя на меня. Её взгляд был устремлён на плывущие по беззвёздному небу туманные облака, подсвеченные оранжевыми огнями прибрежной индустриальной зоны.

— Думаю, тебе по силам решить проблему. Как это было до сих пор.

Я подумал, что она ошибается. До сих пор я не решил ещё ни одной проблемы. Будь то с Ишшики или Руми, я лишь создавал неопределённость, в конечном итоге превращающуюся в беспорядок. И уж точно я их не спас.

— Ничего я не решил… Просто я одиночка, потому и взялся один, вот и всё.

Свои дела я делаю сам, слишком уж привык так поступать. Если меня во что-то втягивают или на меня что-то сваливается, в итоге это становится моей проблемой. Потому-то я и занимаюсь этим один.

Такова сама моя суть. Полагаться на кого-то, не зная другого способа решать проблемы, достойно презрения. Даже если человек, прежде ошибавшийся, на этот раз сделает всё правильно, никто не может ручаться за результат.

Вот почему я буду заниматься этим один. Иных причин нет.

И с Юкиноситой всё должно быть так же. За полгода в одном клубе я это понял.

— То же можно сказать и про тебя, — с уверенностью, нет, с надеждой заявил я. Но её голос словно затвердел.

— Нет… это не так.

Она опустила голову, сжала губы и вцепилась в рукава пальто. Под ослабшим шарфом показалась белая шея. Юкиносита словно съёжилась под холодным ветром. Наверно, я впервые видел её такой.

Не поднимая головы, она выдавливала из себя слова.

— Я просто всегда притворялась, что могу… что всё понимаю.

О ком она сейчас говорит? О себе или обо мне? Впрочем, без разницы. Кто считал, что он всё понимает?

Вот почему я должен что-то сказать. Должен, пусть даже мысли мои в беспорядке.

— Слушай, Юкиносита… — начал было я, но Юкиносита вскинула голову и прервала меня своим обычным спокойным голосом.

— Почему бы тебе на какое-то время не перестать приходить в клуб? Если ты беспокоишься за нас, то не стоит.

На её лице снова появилась спокойная улыбка. Спокойная, словно у фарфоровой куклы под стеклянным колпаком.

— Да ничего я не беспокоюсь.

Я знал, что не это должен был сказать. Но понимал, что если промолчу, мы лишимся даже пустой комнаты.

Но всё равно, ошибка есть ошибка. Как бы ты ни пытался сгладить последствия, её уже не исправишь.

Юкиносита покачала головой, отпуская сумку.

— Ты всегда беспокоился… Всегда, с тех самых пор… Поэтому…

Вслушиваясь в слабеющий голос, я ждал завершающих слов. Но они так и не прозвучали. Вместо них я услышал нечто совсем иное.

— Но тебе больше не надо заставлять себя. Если что-то разрушается от такой мелочи, значит, к тому всё и шло… Разве нет?

Я молчал.

Есть то, во что я когда-то верил, но больше не верю.

Но верит Юкиносита. Верит в то, во что я перестал верить во время школьной поездки.

Тогда я соврал. И эта ложь исказила их желание ничего не менять и не меняться самим.

Эбины, Миуры и Хаямы.

Они желали, чтобы их блаженная повседневная жизнь такой и оставалась. Вот почему они мало-помалу врали друг другу, обманывали друг друга и наконец захотели защитить такие отношения. Раз осознав, я не мог уже так просто это отрицать.

Я не мог назвать ошибочным их стремление, их выбор защитить то, что у них сейчас есть.

Я втянул их в своё собственное «я» и в итоге одобрил их решение. Я тоже на свой лад радовался тем дням и ощутил разочарование от их возможной потери.

Даже зная, что в конце концов они исчезнут без следа.

Вот почему моя вера исказилась и я начал врать самому себе. То, что важно для тебя, заменить нечем. Потеряв незаменимое, ты никогда больше его не получишь. А значит, ты должен это защитить. Такая вот ложь.

Не то чтобы я что-то защищал, я цеплялся за ощущение, будто что-то защищаю.

Вопрос Юкиноситы был ультиматумом.

В притворстве нет никакого смысла. Мы оба верили в это.

…Верю ли я сейчас?

У меня не было ответа. Теперь я понимал, что притворство в попытке что-то исправить не совсем бесполезно. Я понимал, что есть и такой путь, и не мог это отрицать.

Я был не в силах что-то сказать, а устремлённый на меня взгляд Юкиноситы сквозил одиночеством. Она молчала и, кажется, ждала моего ответа. Потом поняла, что молчание и есть ответ, слегка вздохнула и мимолётно улыбнулась.

— Тебе больше не надо заставлять себя приходить…

Её голос был ужасающе добрым.

По кирпичным ступенькам прозвучали шаги. Даже при таком столпотворении на улице мне казалось, что я слышу, как они постепенно удаляются.

Юкиносита растворилась в толпе. Она была рядом и вместе с тем ужасно далеко.

Молча проводив её взглядом, я сел на ступеньки.

Только тут я заметил, что в соседнем магазине играет рождественская музыка. А на площади стоит елка, украшенная гирляндами огней и разноцветными подарочными коробочками.

Которые, скорее всего, пусты.

Словно комната нашего клуба. Но я всё равно тянусь к этой пустой коробке.

Хоть мне и не позволено этого желать.

× × ×

Я сидел в оцепенении, не думая ни о чём.

Просто сидел на ступеньках и смотрел, как мерцают ёлочные огни.

Тело постепенно коченело под холодным ветром, и наконец я решился. Выдохнул заклубившийся белым паром воздух и встал.

Глянул на часы и убедился, что Юкиносита ушла совсем недавно.

Площадь перед станцией была полна народу. Кто из магазинов домой возвращался, кто из клуба.

Но мне она казалась поразительно тихой. Даже смешавшись с толпой, я не слышал ни голосов, ни рождественских песен.

Я медленно брёл по тротуару. Куда медленнее, чем хотелось бы. Потому, наверно, что всё время натыкался на спешащих со станции.

Тут были не только люди, рядом останавливались и машины. Кто поджидал кого-нибудь со станции, кто заезжал на парковку или выезжал с неё.

Одна из машин громко просигналила. Ну на фига в центре города-то?.. Я недовольно глянул в ту сторону, и, похоже, не я один.

Там обнаружился чёрный спортивный автомобиль с овальным носом. Редкая птица в здешних местах. Машина медленно подъехала ко мне, левое стекло опустилось.

— Хикигая, что ты тут делаешь?

За рулём сидела Хирацука.

— Ну, это, домой вот собрался… А вы что тут делаете?

Неожиданный человек в неожиданном месте. Хирацука вдруг расплылась в улыбке.

— Так ведь до Рождества всего неделя, верно? Решила проверить, как там у вас, а уже никого и нет. Тоже собралась домой и тут заметила тебя.

— А у вас острый глаз…

— Когда работаешь школьным психологом, ученики в «своей» форме в центре города так взгляд и притягивают.

Хирацука немного иронично улыбнулась и показала на место рядом с собой.

— Очень кстати, подброшу тебя до дома.

— Спасибо, не стоит.

— Не выделывайся, залезай. А то сзади ещё машины подъезжают, — надавила она на меня. Я глянул и увидел, что сзади действительно подкатывает машина. Да уж, судя по тону Хирацуки, деваться мне некуда.

Я неохотно подошёл к машине, но слева была только одна дверь. Двухместная она, что ли? Выбора не было, пришлось обходить с правой стороны. Кстати, у неё же и руль слева, да?..

Забравшись в машину, я угнездился на сиденье. Пристегнулся и огляделся. Сиденья и приборная доска были обтянуты натуральной кожей, алюминиевые указатели и отделка металлически поблёскивали. Крутая тачка, чёрт побери.

— Разве у вас такая машина? Помнится, летом мы на совсем другой ездили…

В деревню Чиба она нас на обычном минивене везла…

— А-а, та из проката. А это мой любимец.

Хирацука с довольным видом постучала кулаком по рулю. Так она что-то очень на типичного красавчика смахивает. У одинокой женщины и такой крутой двухместный спорткар, да?.. Как бы сказать… Сдаётся мне, отчасти из-за таких хобби она никак замуж выйти и не может…

Любимец Хирацуки взревел и сорвался с места.

Я объяснил примерный маршрут до моего дома. Хирацука кивнула и повернула руль. Быстрее всего отсюда добраться по автостраде.

Но судя по огням, что я вижу, едем мы совсем не туда.

Странно. Я посмотрел на Хирацуку. Она затянулась сигаретой и заговорила, глядя вперёд.

— Не возражаешь, если мы кое-куда заскочим?

— Ха.

Когда тебя везут на машине, грех жаловаться. Не знаю уж, куда она хочет заскочить, но если в итоге я окажусь дома, я не возражаю.

Я откинулся на спинку сиденья и положил локоть на окно, пристроив подбородок на руку. Уличные огни казались оранжевыми пятнами, наверно, из-за надвигающегося тумана.

Ноги обдувал тёплый воздух. Я почувствовал, что моё продрогшее тело расслабляется, и пару раз зевнул.

Хирацука держала руль, что-то тихо мурлыкая под нос совсем рядом со мной. Её дыхание и негромкий напев звучали как колыбельная, мои глаза закрылись сами собой. Хоть машина и относилась к спортивным моделям, Хирацука вела её так гладко, что тряски совсем не ощущалось, лишь лёгкое покачивание.

Ночная поездка незнамо куда.

Я уже почти заснул, но в этот момент машина плавно остановилась.

В окне виднелись лишь пустая дорога, редкие фонари да фары машин на встречной полосе.

— Мы на месте, — сказала Хирацука, вылезая из машины. На каком это месте?.. Я последовал за ней.

В нос ударил запах моря. Разглядев далеко впереди огни новых районов, я понял, где мы. На мосту, пересекающем устье Токийского залива. Ученики школы Соубу в феврале бегут марафон, тут его контрольная точка. На перилах парочки выцарапывают свои имена. Помню, как я над ними смеялся.

Мы отошли на тротуар, и Хирацука кинула мне банку кофе. В потёмках я едва не уронил её, но всё же сумел ухватить. Она была ещё тёплой.

Хирацука прислонилась к машине, затянулась сигаретой и открыла свою банку одной рукой. Как ни странно, такой жест показался очень уместным.

— Круто смотритесь.

— Стараюсь.

Я просто хотел её подколоть, но она восприняла мою реплику как должное. Слушайте, если вы и дальше такое лицо делать будете, я и правда начну думать, что вы крутая.

Пялиться на Хирацуку и дальше было как-то неловко, так что я повернулся к морю.

Оно казалось совершенно чёрным. Лишь его колышущаяся поверхность была слабо освещена. Волны катились так плавно, что мне даже показалось, стоит им улечься — и они не появятся больше никогда.

Пока я смотрел на море, меня окликнула Хирацука.

— Ну, как там у вас дела?

Это она про что? Сложно сказать без контекста. Но учитывая, что до Рождества всего неделя, наверно, о подготовке рождественского мероприятия.

— Весьма паршиво.

— …Хм.

Хирацука отвернулась, выпустила клуб дыма и снова повернулась ко мне.

— А что именно?

— Даже не знаю, как сказать…

— Ну, попробуй как-нибудь.

— Ха-а. Тогда…

Я задумался, с чего начать.

Главная проблема, о которой надо сказать — недостаток времени. До Рождества осталась всего неделя, тут вряд ли уже что исправишь.

Вторая проблема — непосредственная причина первой. То, как у нас всё организовано. С одной стороны у нас есть Таманава, который постоянно прислушивается к мнению остальных. С другой — Ишшики, которая постоянно на остальных полагается. Из-за того, что эта парочка оказалась во главе, мы бездарно потратили уйму времени.

Чтобы исправить ситуацию, надо либо переложить задачу на кого-то ещё, либо перекроить их менталитет. Ни на один из этих вариантов особой надежды нет.

Что касается первого варианта, нам просто некого выдвинуть на такой пост. Призванные помощники лишь помогают, резонно считая, что не должны задвигать президента школьного совета на второй план. Да и члены школьного совета полагают, что их задача — следовать за президентом.

Что же касается изменения менталитета Таманавы и Ишшики, это та ещё задачка.

Они оба новички на посту президента школьного совета, опыта у них кот наплакал, и с этим ничего не поделать. Нет у них лидерских навыков, не видят они пути к успеху. Зато видят путь к провалу. Стать президентом и тут же завалить серьёзную работу регионального уровня в кооперации с другой школой — это конец всему. Наверно, их сковывает страх.

Люди частенько спотыкаются на больших делах. Только посторонние могут рассказывать, что на ошибках учатся, а для участников такое крайне неприятно.

Посторонние могут говорить «в следующий раз постараешься» или «все когда-то ошибаются». Вот только первая неудача может наложить такой отпечаток, что следующий раз тоже обернётся провалом. Говорить «в ошибках нет ничего страшного» просто безответственно. Ошибки отнюдь не добавляют авторитета тому, кто ошибся.

Тем, у кого голова хорошо работает, несложно понять, что есть вещи, в которых ошибаться просто нельзя. Думаю, это относится и к Таманаве, и к Ишшики.

Вот почему они жаждут чужих мнений и включают их в планы. Ради того, чтобы разделить ответственность за провал на всех.

Вряд ли кому-то в лицо прямо скажут, что он во всём виноват. Но они могут так думать, утешая себя.

Доклады, контакты, консультации, компромиссы, согласования — всё это для того, чтобы увеличить число вовлечённых в процесс людей, разделив с ними ответственность. Перелагая вину на остальных, они тем самым снимают ношу со своих плеч.

Они не способны взять ответственность на себя, потому и ищут чужие мнения.

И именно потому подготовка к мероприятию сейчас в тупике. На ком должна лежать ответственность? Именно отсутствие ответа на этот вопрос и есть главная ошибка.

— Ну, примерно как-то так…

Я не был уверен, что смог достаточно чётко всё сформулировать. Просто выплеснул свои мысли на этот счёт.

Хирацука слушала меня молча. А когда я закончил, нахмурилась и кивнула.

— …Ты хорошо разобрался. Ты прекрасно разбираешься в том, как мыслят люди.

Ничего подобного. Я просто представил себя на их месте. Так что это не более чем мои эгоистичные предположения. Но едва я собрался изложить это Хирацуке, она остановила меня, вскинув указательный палец и перехватив инициативу. А затем посмотрела мне в глаза и медленно заговорила.

— Но ты совсем не понимаешь их чувства.

У меня перехватило дыхание. Я ни сказать ничего не мог, ни даже вздохнуть. Она ухватила самую суть. Я осознал, что именно я пытался понять, но так и не смог.

Кажется, мне уже когда-то говорили такое. «Больше думай о чувствах остальных. Почему ты этого не понимаешь, хотя понимаешь всё остальное?» Кажется, когда-то я уже это слышал.

Я молчал, не в силах ответить. Хирацука затушила сигарету в пепельнице.

— Мысли и чувства не всегда совпадают. Порой из-за этого приходишь к совершенно иррациональным выводам… Вот почему и Юкиносита, и Юигахама, да и ты тоже, вы все ошибаетесь.

— …А эти-то двое тут причём?

Я был ошеломлён неожиданно всплывшими именами. Сейчас мне не хотелось ни говорить, ни даже думать про них.

Хирацука остро глянула на меня.

— Я с самого начала про них и спрашивала, — недовольно бросила она и закурила новую сигарету. Верно, она не уточняла. Это я сам решил, что речь идёт о рождественском мероприятии.

— Впрочем, и там, и там истинная причина бед одна и та же. Один корень проблемы… Сердце.

Хирацука выпустила клуб дыма, начавший медленно рассеиваться в воздухе.

Сердце. Чувства. Мысли.

Я смотрел на рассеивающийся дым. Мне почему-то казалось, что так я смогу что-то разглядеть.

Но это был самообман. Я так ничего и не увидел. Мне казалось, что я думаю о чужих чувствах, но на самом деле я смотрел лишь на поверхность. Считал истиной то, что всего лишь предполагал. И чем тогда это отличается от самодовольства?

В таком случае, пожалуй, о понимании не стоит и мечтать.

— Но… ведь одними размышлениями такого не понять?

Плюсы, минусы, риски, отдача — вот это я понять могу. Это мне по силам.

Желания, инстинкт самосохранения, ревнивая ненависть. Я могу просчитать действия людей, основанные на таких сильных отталкивающих эмоциях. Потому что у меня самого их полно. Такое несложно представить и вполне можно понять, воспользовавшись логикой.

Но в противном случае всё куда сложнее.

Трудно представить чувства людей, не укладывающиеся в логические рамки, когда не работают понятия выгоды и потерь. Я очень слабо продвинулся на этом пути, и, что ещё хуже, наделал слишком много ошибок.

Доброжелательность, дружба, даже любовь. Во всём этом я ошибался. Уверен, ошибаюсь и сейчас, когда думаю о них.

Мне придёт сообщение, мы случайно прикоснёмся друг к другу, улыбнёмся, встретившись глазами, пойдёт слушок, что в меня кто-то втюрился, мы будем много разговаривать, случайно оказавшись на соседних местах, будем всегда вместе уходить домой — насчёт всего этого я ошибался.

Даже… Даже если есть вероятность, что я прав.

Не уверен, что долго смогу в это верить. Я могу отмести все позитивные факторы и нагромоздить всевозможные препятствия, но всё равно не могу счесть такой образ мыслей чем-то настоящим.

Если что-то постоянно меняется, то правильного ответа не существует. Думаю, его просто невозможно найти.

Хирацука слегка улыбнулась, а затем строго посмотрела на меня.

— Не понимаешь? Тогда думай ещё. Если умеешь только просчитывать, просчитывай, пока не поймёшь. Воспользуйся методом исключения, продумай все возможные ответы и отбрось заведомо неверные. Тот, что останется, и будет верным.

В лице её была убеждённость, но говорила она нечто совершенно иррациональное. Даже не укладывающееся в логику.

Если человек строит выводы, основываясь на расчётах и логике, он должен продолжать этим заниматься, пока не сможет большего. Она предлагает отбрасывать варианты методом исключения.

Но это же неэффективно и бессмысленно, правда? Нет ведь никакой гарантии, что оставшийся ответ окажется верным. Я был так шокирован и обескуражен, что даже не мог найти нужные слова.

— …Но ведь непонятное так и останется непонятным, правда?

— Значит, ты просто просчитался или что-то не учёл. Думаю, в таком случае тебе придётся пересмотреть методику расчётов, — небрежно бросила Хирацука. Столь банальные слова невольно заставили меня сухо засмеяться.

— Это же просто нелепо…

— Дурачок. Если бы можно было просчитать чувства, мы бы уже жили в цифровом мире… Оставшийся ответ, который ты не можешь просчитать, и есть то, что называется человеческими чувствами.

Голос её звучал немного грубовато, но по-доброму.

Ну да, есть вещи, которые невозможно просчитать, сколько ни старайся. Вроде числа пи или бесконечных периодических дробей.

Но это не повод прекращать думать. Ты продолжаешь размышлять именно потому, что не можешь найти ответ. И это совсем не отдых, больше на пытку смахивает.

От одной мысли о таком по спине пробежали мурашки. Я машинально поправил воротник. Хирацука фыркнула, глядя на меня.

— Ну, я тоже не раз в расчётах ошибалась, быть может, потому и замуж выйти до сих пор не могу… Тут недавно у подруги свадьба была…

Она криво усмехнулась. В другой день я бы её подколол, ляпнув что-нибудь наобум.

Но сегодня был не в настроении так поступать.

— Нет, просто ваши парни слепы.

— А?.. Ч-чего это ты вдруг? — ошарашенно и смущённо пробормотала она, отводя взгляд.

Но это была отнюдь не лесть. Будь я лет на десять постарше и встреться мы лет на десять пораньше, подозреваю, втрескался бы в неё без памяти. Хотя какой смысл в таких предположениях.

Я невольно улыбнулся от таких шальных мыслей. Хирацука тоже весело рассмеялась. А потом прочистила горло.

— Н-ну ладно. Можешь считать это моей благодарностью… Дам тебе особую подсказку.

Она повернулась ко мне с таким серьёзным видом, словно и не смеялась только что. Я рефлекторно вытянулся по стойке «смирно». Хирацука убедилась, что я готов её выслушать, и неспешно заговорила.

— Правильно выбирай, о чём именно думать.

— Ха…

Как-то оно не к месту. Обобщение, а не подсказка. Хирацука увидела, что я не понимаю, и задумчиво качнула головой.

— Ну… Подумаем, к примеру, о причине, по которой ты помогаешь Ишшики не как член клуба помощников, а сам по себе. Ты делаешь это ради клуба или ради Юкиноситы?

Неожиданный пример и неожиданно прозвучавшее имя заставили меня вздрогнуть. Я рефлекторно повернулся к Хирацуке. Та грустно улыбнулась.

— Это сразу видно. Когда вы закончили с просьбой Ишшики, Юкиносита пришла ко мне отчитаться… Сама она о себе ничего не говорила, но по её виду я решила, что есть такой вариант. Ты тоже?

— А-а, ну, это, если подумать… — забормотал я, судорожно соображая, что сказать. Но Хирацука не стала меня дожидаться.

— Если да, когда-нибудь ты поймёшь, что отдалился от них, чтобы не ранить… наверно. Хотя это всего лишь пример.

— …Ну да, точно. Просто пример.

Совершенно верно, всего лишь пример. Так мне сказали, так я и ответил. Чисто учебный пример, не имеющий никакого отношения ко мне нынешнему.

Хирацука кивнула.

— Но думать тебе надо не об этом. Тебе надо думать о том, почему ты не хочешь никого ранить. И ответ сразу придёт… Ты не хочешь их ранить, потому что они дороги тебе, — добавила она, глядя прямо мне в глаза. Словно говоря, что ни возразить, ни отвернуться она мне не позволит.

Её лицо, освещаемое оранжевыми уличными фонарями и фарами проносящихся мимо машин, казалось каким-то одиноким. Она тихо и сердечно прошептала:

— Но пойми одну вещь, Хикигая. Никогда никого не ранить невозможно. Люди — это такие существа, которые ранят других людей одним фактом своего существования, даже если они этого не осознают. Живёшь ты или умираешь, ты всегда ранишь кого-то. Участвуя в чём-то, ранишь одного, не участвуя — другого…

Хирацука достала из пачки ещё одну сигарету и уставилась на неё.

— Но если тебе наплевать на того, кого ты ранишь, ты не будешь переживать. Здесь нужно осознание. Именно потому, что тебе не наплевать, ты и будешь чувствовать, что ранишь кого-то.

Она наконец сунула сигарету в рот. Скрежетнуло колёсико по кремню, огонёк зажигалки подсветил лицо. Оно казалось очень добрым, глаза были закрыты, словно Хирацука спит. Затем она выдохнула большой клуб дыма и добавила.

— Дорожить кем-то означает быть готовым ранить его.

Она подняла взгляд к небу.

Я посмотрел туда же, размышляя, о чём она сейчас думает. Сквозь щели между облаками кое-где пробивался лунный свет.

— Вот и вся подсказка, которую я хотела тебе дать.

Хирацука отлипла от машины, к которой прислонялась, и усмехнулась. А потом потянулась.

— Именно потому, что оба думают друг о друге, они не могут кое-чего получить. Но тут не о чем грустить. Быть может, этим даже надо гордиться.

Звучит прекрасно. Но и только. Думать о том, что не можешь получить, хотя оно прямо перед тобой, очень больно. Можно даже сдаться и отвернуться.

Я не мог не задать вопрос.

— …А разве это не слишком трудно?

— Угу, трудно. — Хирацука снова прислонилась к машине. — Но возможно. У меня же получилось.

Она уверенно усмехнулась. Должно быть, в прошлом с ней много чего случилось, только она не расскажет. А я не уверен, что стоит об этом спрашивать. Интересно, расскажет ли она, когда я стану повзрослее? Я заметил, что выжидающе смотрю на неё, и тут же отвернулся.

— Несколько самонадеянно думать, что если вы справились, остальные тоже справятся, знаете ли.

— …Ну ты и наглец, — раздражённо буркнула она, хватая меня за голову в стиле железного когтя. Мне стало больно, и я начал вырываться, но боль вдруг ушла. А рука её осталась на моей голове.

— …Пожалуй, скажу тебе откровенно.

Голос её стал глубже. Моя голова оставалась в захвате, и я смог только перевести взгляд. Хирацука немного грустно улыбнулась.

— По правде говоря, быть может, тебе ничего делать и не придётся. Когда-нибудь Юкиносита может измениться. Когда-нибудь появится тот, кто сможет понять её. Кто всегда будет рядом с ней. То же касается и Юигахамы.

И когда это будет? В таком далёком будущем, что оно кажется нереальным, но в тоже время совсем близким.

— Уверена, вам кажется, что есть только здесь и сейчас. Но это не так. Всё обязательно скажется ещё когда-нибудь. Так устроен этот мир.

Пожалуй, так и есть. Однажды где-то кто-то переступит черту. Подумав об этой шаткой правде, я ощутил какую-то боль в груди и скрючился, стараясь её прогнать.

Рука Хирацуки вместо головы лежала уже на моём плече, я и не заметил, как она туда переместилась. Голос звучал совсем рядом.

— …Просто было бы замечательно, если бы этим человеком оказался ты. Я хочу, чтобы вы с Юигахамой переступили эту черту Юкиноситы.

— Хоть вы и говорите так…

Я попытался было ответить, но Хирацука мягко обняла меня за плечо. Почувствовав лёгкое тепло её тела, я потерял дар речи. И застыл. А Хирацука посмотрела мне прямо в глаза.

— Нынешнее время — это ещё не всё… Но кое-что можно сделать только сейчас, потом возможности не будет. Сейчас, Хикигая… Сейчас.

Я не мог отвести взгляд от её влажных глаз. И мне нечего было им ответить.

Её руки сильнее сжали мои плечи.

— Думай, борись, ошибайся, переживай… Иначе всё не будет настоящим.

Хирацука отпустила меня. И улыбнулась своей обычной бодрой улыбкой, словно говоря, что поучение окончено. Оцепенение наконец отпустило меня.

Обрушившийся на меня дождь слов отозвался множеством голосов в груди. Но я не мог позволить им вырваться наружу. Пожалуй, мне стоит обдумать их, отфильтровать и усвоить.

Вот почему вместо благодарности я скажу кое-что совсем другое.

— …Как можно назвать настоящим то, от чего страдаешь?

— Ну ты и зараза, — весело рассмеялась Хирацука и отвесила мне подзатыльник. — Ладно, поехали домой. Залезай.

Она уселась на водительское сиденье. Я кивнул и двинулся к другой дверце.

Обходя машину, я бросил быстрый взгляд на небо.

Луна, которая должна была бы выглядывать в разрывы облаков, уже спряталась. Море совсем потемнело, а ветер морозил щёки.

Но, как ни странно, мне было совсем не так холодно, как должно было быть. Наверно, потому что во мне ещё жило ощущение того лёгкого тепла.