Тимур Ваулин
Зеро
Обледенелый город ушел в сугробы и погасил свет.
Так, затаившись, он протянул до утра. Выросшие за ночь наносы залепили окна и двери первых этажей. Утром люди на улицы не вышли, но и света не зажгли.
Тем же утром одинокая "Волга" пробиралась тесными дорогами окраинного микрорайона.
- Что, всегда у вас так немноголюдно? - пытал возницу пассажир.
- Летом и в праздники.
- А сегодня?
- Сегодня - непогода.
- И улицы голые!..
- Холодно на улицах.
Микрорайон внезапно кончился, будто нырнул в полынью, и по обе стороны потянулась пустошь, а справа на ней - стена: кирпичная, в полтора человеческих роста.
- Хороша стенка! - похвалил пассажир.
- Стенка - что надо.
- На века!
Отечное небо висело над ней, и вокруг была густая тишина.
Стена долго не кончалась, не сворачивала, не кривилась, и виден был каждый кирпичик. Кирпичи в стене были одинаково гладкие, белые и ладно пригнанные.
- Тоскливо как-то, правда?
- Это точно - гиблое место.
На стене возникли надписи: эмблема "Спартака", затем - криво, буквы вразлет - "СТОЙ!", а дальше - неряшливые пятна и брызги яркого, как кровь, сурика.
- Тут иногда автобусы пропадают, - сообщил шофер, - из Манино выходят, а в Подосиновках их до сих пор ждут.
Стена поглощала звук - даже слабый гул мотора растворился во всеобщей вязкой тишине.
- Автобусы - это что! - продолжал возница. - Вот недавно рефрижератор с пельменями сгинул - ну, как не было!
Пассажир слушал, дивился и косо поглядывал на стену. Потом перевел взгляд на приборную панель и с изумлением обнаружил, что все стрелки на нуле. Несмотря на это, машина бесшумно двигалась вдоль белой стены, а водитель как ни в чем не бывало вертел баранку.
- Ну, вот и приехали, - сказал вскоре возница, - проходная тут.
- Вы за мной в полчетвертого заедете?
- Обязательно. Вы мне вот здесь распишитесь... Нет, нет, за обратно не надо!
- Почему? Я вам вполне доверяю...
- При чем тут это...
- А что - при чем? Может что-то случиться?
- Откуда я знаю?.. Я ничего не знаю...
- Ну, хорошо. Спасибо вам...
- Не за что. Это... а зовут вас как?
- Семен Степанович.
- Ага... а фамилия?
- Бабышев. А что?
- Может... это... и не свидимся больше...
- Да? Странно!.. Ну, до свидания.
Бабышев засеменил к проходной.
- А дети у вас есть? - закричал шофер вдогонку и, не дождавшись ответа, укатил.
Завод начинался надписью на мятой жести, белым по синему:
"ЗАВОД "ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК".
В проходной на пути Бабышева оказался закрытый турникет. Стоило Семену Степановичу полезть в "атташе-кейс" за пропуском, как турникет, лязгнув, раздвинулся и, пропустив Бабышева, захлопнулся сам собою. При этом Бабышев отметил, что будочка вахтера пуста.
Семен Степанович ступил на заводской двор, и тотчас на него обрушились хриплые аккорды "Марша энтузиастов". С желтого триумфального портика, воздвигнутого посреди двора, надрывалась гроздь репродукторов. Коринфский ордер был декорирован виноградной лозой и пшеницей с комбайнами, что выдавало его сравнительно небольшой возраст. От портика к трем белым корпусам расходились асфальтовые дорожки. У входа в каждый корпус они пересекались узкоколейкой, опутывавшей здания и уходившей вдаль.
Бабышев потоптался на перепутье и решительно зашагал по _правому_ пути. Он аккуратно отворил дверь и оказался в рабочей раздевалке. Стены от пола до потолка были забраны в зеленые почтовые ящики увеличенного объема, с номерами и скважинами. На полу валялись проволочные плечики и платяные щетки. В соседней комнате стоял бильярдный стол. Возле него сидели двое мужчин и молча играли в карты.
- Здравствуйте! - сказал Бабышев.
Ответа не последовало.
- Я говорю, здравствуйте! - повторил Семен Степанович громче.
- А кто тебе сказал, что мы здравствуем? - спросил, обернувшись, человек с сигаретой. Был он небрит, имел желтые зубы и мятую голубую рубаху. - Может, ты здравствуешь? - обратился он к партнеру.
- Нисколько, - ответствовал партнер, веснушчатый, в запятнанной синей рубашке, при галстуке.
- Тогда я не понимаю, что он от нас хочет?
- Он хочет нас отвлечь.
- Или развлечь.
- Или навлечь.
- А потом привлечь!
- За что ты хочешь нас привлечь? - подозрительно спросил Бабышева Небритый.
- Я ведь только сказал "здравствуйте"...
- Вот в этом-то и дело! - возмутился Небритый. - Кто-то здесь здравствует, а?
- Что до меня, то я - нет, - отмахнулся Веснушчатый.
- Так что же ты на нас навлекаешь?
- С чего вы взяли?! - изумился Семен Степанович.
- Мы ничего не берем. А вот дать можем. По носу, например, - высказался Веснушчатый, - садись, а? Сыграем в дурака "на носики"?
- Садись, садись! - пригласил и Небритый.
Бабышев молча отклонил предложение.
- Ну, была бы честь... - сказал, отвернувшись. Веснушчатый.
Игра продолжалась в полном молчании. Через несколько ходов Небритый вдруг швырнул карты на сукно и ткнул пальцем в Бабышева:
- А ведь честь - это только часть, и сколько ее не чисть... - говорил он, перемешивая свои карты с отбоем.
- Игра слов, - пояснил Веснушчатый.
- Игра ослов! - не сдержался Бабышев, увидав уловку Небритого.
- Острослов! - похвалил Веснушчатый, ухватил партнера за уши и отсчитал шесть ударов колодой по носу.
- Моя луза полна! - заявил как ни в чем не бывало Небритый. Передвигаемся!
И они передвинулись вместе со стульями. Только теперь Бабышев заметил, что три бильярдные лузы доверху полны окурков.
- А когда все лузы переполнятся, куда вы будете двигаться?
- А кто ты такой, чтобы трогать наше будущее? Оракул? Авгур?
- Или юродивый?
- Я новый директор завода, - скромно объяснил Бабышев.
На него посмотрели с интересом.
- Вот и славненько! - обрадовался Небритый. - Тем более садись с нами!
- Нет уж, я лучше пойду.
- Секундочку! - вскричал Веснушчатый, подбежал к директору и выбил из рук "атташе-кейс".
- Извините! - сказал он жалобно.
Бабышев нахмурился и наклонился, чтобы поднять "кейс". Тогда Веснушчатый с воплем: "Секундочку!!" прыгнул на "кейс" двумя ногами и продавил его.
- Вы что?! - разъярился Бабышев.
- Извините его, - зашептал подбежавший партнер, - он недавно пережил печальную историю и переживает до сих пор. Но переживет, поверьте!
Веснушчатый стоял в стороне, потупя взор и грызя рубашку.
- Но, может быть, вы останетесь? У нас есть еще три лузы, а карт хватит на всех, - говорил Небритый, угодливо подавая директору продавленный "кейс".
- Нет, я пойду.
- Но если что - мы тут!
- Надеюсь, мы больше не встретимся.
- А я убежден, что увидимся, и очень скоро!
Бабышев пинком распахнул дверь и остановился на пороге.
- Вы не скажете...
- По коридору - направо, вверх по лестнице, третья дверь налево с надписью "Входа нет!"
- Вы уверены?
- Уверены! - обнявшись, крикнули картежники.
Пройдя по гулкому полутемному коридору, директор и впрямь оказался у двери с красной молнией и надписью "ВХОДА НЕТ!" Отворив дверь, Бабышев обнаружил на обратной стороне ее аналогичную молнию, снабженную грозным "НЕТ ВЫХОДА!" Семен Степанович решительно переступил порог и очутился в цехе.
Здесь стояли три гигантских станка, каждый в размер небольшой дизельной субмарины; над ними курсировали мостовые краны, сновал меж станками пестрый, как попугай, паровозишко.
Станки, краны и густо чадящий паровозик создавали неимоверный шум; то была чудовищная полифония немузыкальных звуков - грохота, стука, звона, скрежета, воя, шелеста, тиканья, шмяканья, свиста и боя, а также более сложных какофонических нюансов.
У входа, на возвышении, торчала будочка, где за двойным стеклом находились телефон, мужчина в лиловой спецовке и полуметровый рубильник. Подойдя к будке, директор позвал человека в спецовке и не услышал собственного голоса. Тогда он постучал в стекло кулаком. Обитатель будки критически оглядел директора, обратив особое внимание на продавленный "кейс", и после секундного колебания дернул рубильник вниз. В цехе тотчас стало темно и тихо, зато в стеклянной будке засиял фотографическим светом дежурный фонарь.
- Добрый день! - сказал Бабышев, встряхнув головой.
- Все?
- В общем... пока да, - растерялся директор.
Человек в спецовке рванул рубильник вверх - цех ожил, и Бабышев поспешно зажал уши. Простояв так некоторое время, директор вновь постучался в стекло. Вновь в цехе воцарились тишина и мрак.
- Я - директор завода, - поспешил представиться Бабышев.
- Новый, что ли?
- Да, можно сказать, совсем свежий.
- А я - начальник участка, работаю двадцать лет.
- Ну, и как идут дела?
- А я откуда знаю? - настороженно отвечал человек в спецовке. - Я фигура мелкая, подотчетная, я тут ни при чем.
- Да нет же, - растерялся Бабышев, - я в смысле, как жизнь?
- К начальнику цеха, - быстро сказал начальник участка и взялся за рубильник.
- Постойте! Вы меня не так поняли! Вот... вы за кого болеете?
- За производство, - отрезал начальник участка, включил рубильник и повернулся к директору спиной. Семен Степанович неистово заколотил в стекло, притоптывая ногой и крича что-то грозное, но начальникова спина оставалась неприступной. Пнув будку напоследок, Бабышев побрел к станкам. По пути его обдал дымом паровозик, и с минуту Бабышев плутал в густых клубах, рискуя угодить под стрелу одного из кранов.
Добравшись до ближайшего станка, директор поднялся по винтовой лестнице к рабочему. Из-за ужасающего шума объясняться пришлось жестами: Бабышев пожал рабочему руку, потрепал по плечу и, улыбаясь, указал на станок. Рабочий не понял. Семен Степанович охотно повторил. Тогда рабочий вынул какой-то чертеж и стал водить по нему рукой, одновременно выкидывая на другой руке всевозможные комбинации из пальцев. Бабышев остановил его и изобразил сложнейшую мимическую фразу, состоящую из всплескиваний, кругообразных движений, пассов, указующих и повелительных жестов, а также фантастических гримас. Кончил он тем, что пихнул рабочего в грудь, ударил в грудь себя и вскинул над головой обе руки, соединенные в братском рукопожатии. Рабочий встал и зааплодировал. Собеседники трижды обнялись, после чего рабочий достал другой чертеж и взволнованно стал объяснять директору его содержание.
Бабышев оторопело смотрел на рабочего, а тот, что-то горячо доказывая, стучал кулаком в подлокотник и показывал в сторону стеклянной будки.
Бабышев выскочил в коридор, перевел дух и поймал себя на том, что как раз собственного дыхания он и не слышит.
Семен Степанович испугался, что оглох в адском грохоте цеха. Он немедленно прочистил оба уха, как это делают после купания, высморкался на всякий случай и для проверки засвистел. Потом закричал. Беззвучно. Директорский лоб оросили мелкие капли пота.
Дрожащей рукой он поднес к уху часы, и те разразились громоподобным тиканьем. Слух вернулся.
Следующий коридор извивался буквой 5 и располагал множеством дверей с красочными пластинками на карнизах: 248, 249, 250/а, 250/б и т.д. Дверь под табличкой "ВЫХОД" в конце коридора с внешней стороны не имела ручки. С обратной стороны ручка была, и на ней висела скромная картонка. Чтобы рассмотреть ее, Бабышев остановился.
Это его и спасло. "ХОДА НЕТ. ОБХОД ПО ПОЖАРНОЙ ЛЕСТНИЦЕ" - гласила надпись на картонке. Семен Степанович заглянул вниз, поспешно захлопнул дверь и стал искать, куда бы повесить страшную картонку. Но повесить было некуда, и он пошел в обратном направлении, держа табличку на вытянутой руке.
Когда он был уже на середине коридора, из-за угла, учащенно дыша, выбежал молодой человек в белом халате. Он с трудом удерживал штук пять пластмассовых урн-плевательниц и при этом ухитрялся с ловкостью жонглера ставить по одной у каждой двери.
- С дороги! - крикнул он Бабышеву, и тот поспешно прижался к стене. Молодой человек, опустив еще одну урну, пронесся мимо директора и скрылся за поворотом.
- Э-эй! Постойте! - закричал вдогонку Бабышев.
Топот в конце коридора стих, дверь визгнула, раздался сдавленный крик и, чуть погодя, откуда-то снизу - глухой удар.
Бабышев ошарашенно уставился на картонку.
Тем временем послышались голоса многих людей, и из-за поворота появилась диковинная процессия: во главе вышагивала поджарая дама в огромных, как стаканы, очках, за ней следовал полный мужчина с открытым блокнотом, в белых теннисных шортах, в кепке с козырьком и солнцезащитных очках. За мужчиной шла растрепанная рыжая девица в заношенных джинсах. Хвост процессии представлял молодой человек в белом халате - такой или почти такой, как первый с плевательницами. Этот молодой человек толкал впереди себя кресло-каталку с седым востроносым старцем. Старец смотрел на мир через слюдяной тонкости стекла очков; мир этот умилял его, отчего с лица не сходила оптимистическая улыбка. Ноги старика укрывал клетчатый плед.
Дама в стаканных очках указывала на двери и нудно объявляла:
- Room N 248... Room N 249...
Мужчина в шортах быстро записывал.
- ...Room N 250... а...
- Fine! - вторила девица.
Из кресла для паралитиков радостно кивали.
Процессия проследовала за поворот; оттуда долетел стон роковой двери, и вслед за тем - грохот с треском и звоном.
Вошедши в следующий коридор, гладкостенный и люминесцированный, директор увидал на ближней двери кладбищенскую мраморную доску. "КОНСТРУКТОРСКОЕ БЮРО" было выбито на мраморе.
В конструкторском бюро царила клиническая обстановка: свет, тишина, белые халаты и очки - много очков. Там еще находились четыре шеренги чертежных досок.
Навстречу директору из-за стола поднялся молодой человек в белом халате. На миг директору показалось, что перед ним давешний молодой человек, с плевательницами, но, отогнав секундное сомнение, он поздоровался.
- Добрый день! - ответил молодой человек, распахнув умные глаза. - Вы из планетария?
- Нет.
- Простите, я спутал. Как я мог забыть! - умные глаза кокетливо зажмурились. - Вы из спорткомитета, верно?
- Неверно.
- Странно... а-а! - он просиял. - How do you do, mister...
- Babicheff.
- ???
- Бабышев, новый директор завода.
- Вас-то мы и ждем! - не споткнувшись, соврал молодой человек.
- Правда?
- Разумеется, - молодые глаза пристально оглядели помятый "кейс".
- Ну, и как дела в КБ?
- Да все больше конструируем, знаете ли...
- А вы, простите?..
- Я - инженер, как все; вот выбился в начальники. Пока. Пойдемте! - Они пошли между чертежными рядами.
- Мы создаем почтовые ящики.
- Столько народу, и все - ящики?
- Все, как один! У нас творческая специализация!
У чертежных досок в разных позах застыли десятка два инженеров.
- А вот и наши последние изыскания: почтовый ящик абонентский с дистанционным управлением - проверять можно, не выходя из квартиры. Экономит механические затраты на одном отправлении на полторы тысячи человеко-сил.
КБ напоминало галерею античной скульптуры: белые халаты были накрахмалены до гипсовой твердости.
- Почтовый ящик с шестью окошками для писем - по одному на каждой грани. Предупреждает бытовую поспешность. Очень удобен.
- А письма снизу вываливаться не будут?
- Исключено: фотоэлементная система, грубо говоря, как в метро. Хулиганам пальцы откусывает.
Халаты состязались в белизне с чертежной бумагой и потому казались склеенными из лоскутов ватмана. В то же время казалось, что на чертежных досках развешены белые простыни.
- Почтовый ящик образца "квартира-люкс" со встроенным кассетным магнитофоном и автоответчиком. Устраняет бытовые недоразумения.
И еще казалось директору, что все инженеры были на одно лицо - лицо того, с плевательницами.
- И, наконец, наше последнее изыскание, наша гордость: почтовый ящик в форме груши, с улучшенными аэродинамическими свойствами.
- В какой форме?! - изумленно переспросил директор.
- Грушевидной.
- А письма как бросать?
- Очень просто: письмо сворачивается в трубку и закладывается в отверстие в верхней части ящика.
Директор находился в состоянии крайнего недоумения.
- Отрадно то, - продолжал инженер, сверкнув глазом, - что эти образцы не имеют аналогов в мировой практике.
- Вы все это серьезно?! - почему-то шепотом спросил Бабышев.
- Конечно! - воскликнул обиженно молодой человек. - Правительство острова Пасхи закупило патент. Какие тут шутки!
- Ясно, - коротко сказал директор и вышел из КБ.
Стеклянный невесомый переход директор миновал скорым шагом, чуть склонив голову и широко размахивая руками.
Далее следовал коридор, коленчатый, как трубопровод, и неосвещенный. Бабышев чуть помедлил у входа в него: оглянулся назад, какое-то навязчивое воспоминание посетило его, встряхнуло и подтолкнуло в темный провал коридора.
Глубоко впереди, как со дна колодца, фосфоресцировал большой циферблат с минутной стрелкой. Бабышев зажег спичку и разглядел людей, сидевших вдоль стены.
Кто-то застыл над книгой, кто-то склонился к уху соседа, кто-то затянулся сигаретой. Были здесь двое совсем юных, окаменевшие в не приличествующем обстановке поцелуе. А возле дерматиновой двери застыла над машинкой молоденькая секретарша.
На всех экспонатах удивительной галереи лежал густой слой пыли, а некоторые даже обросли паутиной. И еще одно видение: слева у стенки сидел, улыбаясь, молодой человек в белом халате, при бородке. Но если без оной, то выходил все тот же, с плевательницами.
Наконец Бабышев обнаружил выключатель. Свет брызнул в глаза, директор зажмурился, а затем медленно размежил веки.
Каково же было его изумление, когда он обнаружил давешние экспонаты полными жизни: секретарша застрекотала на машинке, кто-то перелистнул страницу, кто-то выпустил колечко синего дыма, а совсем еще юные завершили наконец свой долгий поцелуй.
Бабышев разглядел табличку на двери...
Директор вошел в свой кабинет. Там, за столом, гигантским, как авианосец, находился опутанный проводами мужчина в кожанке. Он громко говорил по трем телефонам одновременно да успевал еще покрикивать в селектор. Увидев Бабышева, он, подобно Лаокоону, освободился от телефонных пут и выбежал навстречу.
- А я вас сразу узнал! - радостно сообщил он. - Вы - Бабышев Семен Степанович, новый директор завода.
- Правильно.
- А я кто, как вы думаете?
- Я думаю, исполняющий обязанности?
- Верно!
Улыбки прыгали, скакали брови, а глаза наливались чем-то теплым и сладким.
- И теперь, значит, нами руководите вы?!
- И, выходит, я теперь руковожу вами?!
- Нами, ох, нами-и!.. И вы теперь будете директором?..
- А вы теперь будете исполнять мои обязанности?..
- Да-а, обязательно!! - пел радостно и.о. и тряс директорскую руку.
Тут оба недоуменно уставились друг на друга.
- Ой, чего ж это я! - и.о. хлопнул себя по лбу свободной рукой. - Я же теперь ваш заместитель!
- Конечно! А я - ваш директор!..
Сотрясания рук возобновились.
- "Исполняющий"?! Заместитель! - вот так!
- А я - директор!!
- Новый?! - взвизгнул и. о.
- Самый свежий!
- Да, дела-а!..
- Кстати, о делах. Как они на заводе? - сурово спросил вдруг Бабышев и отнял руку.
- А вот мы сейчас и узнаем! - бодро предложил и.о.
- Семенов! - крикнул он в селектор.
- А нету его, - последовал ответ.
- А кто есть?
- Я есть, Палкин.
- Ага, Палкин, ну, как у вас там выработка?
- Пятьсот.
- Чего пятьсот? - не понял и.о.
- А чего выработка?
- Понятно. Вот видите, у нас все в порядке! - заключил и.о.
Бабышев долго молчал.
- А почтовый ящик в форме груши - это как, в порядке? - наконец спросил он тихо.
- В форме чего?!
- Груши.
- Сейчас узнаем, - заверил и.о. и, переключив селектор, загрохотал. КБ! КБ! Почему задерживаете разработку грушевидных ящиков?!.
Директор не стал дожидаться ответа и, хлопнув дверью, вышел прочь.
Бабышев сомнамбулически бродил по коридорам. Весь вид его выражал горестное недоумение или что-то в этом роде.
Всякий раз, углубляясь в жерло коридора, директор останавливался, разражался странною улыбкой, оборачивался назад и только после этого продолжал свой путь. А путь ему предстоял долгий, ибо коридоры на заводе были бесконечны.
Но в одном из них, похожем на корабельный скелет с выступающими ребрами-шпангоутами и огнетушителями на каждом ребре, Семена Степановича уже поджидали. Некто, укрывшийся за поворотом, стоял, слившись со стеной и подняв над головою нечто.
А Бабышев, ничего не подозревая, медленно шел по коридору, считая пеногоны.
Некто занес нечто за спину...
Директор сделал шаг, еще, еще и получил сильный удар по голове чем-то тяжким и тупым.
Он сел на пол, обхватил голову руками и сквозь великий гуд различил трагический шепот:
- Не тот!..
Когда Бабышев пришел в себя, рядом никого не было, если не считать огнетушителя с большущей вмятиной, валявшегося рядом. "Атташе-кейс" исчез бесследно. Директор встал на ноги, ухватил пеногон и, волоча его за собой, побрел в глубь коридора.
- И-и... это что ж, трахтуром на него наехали?! - охнула старуха уборщица, завидя приближающегося директора.
- Нет, мать, это им по голове ударили, - вяло отвечал Бабышев.
- Да нешто чугунная попалась, голова-то?
- Не знаю, мать, может, это огнетушитель слабый подвернулся.
- Так помять, так помять! А я тебе скажу, сынок, огнетушители у нас и впрямь особенные: их из почтовых ящиков делают. Как план шибко поперевыполняют, глядь - на каждом гвозде по огнетушителю - и в туалетах, поди, вешают. Зато, как аврал или премия горит, они, огнетушители эти, обратно в ящики переделываются. Но так помять, так помять! И куда дирекция смотрит?!
- А куда она смотрит, мать?
- А куда ж ей смотреть, как директора уж полгода нету. Вот Михаил Галактионович, земля ему пухом, вот человек был! Все вот так в рученьках своих придерживал. Чуть кто что, а он уж тут как тут: хлоп - и нету. Одна беда: рукоприкладством страдал. Всех бил - и мужиков, и женщин. Кулак у него тяжелый был - с одного удара скулу на затылок сворачивал, а случалось - и кости ломал. За опоздания свалку разгребать гонял, за брак - туда же, на свалку. Одни сгребают, другие разгребают - работы всем хватало. Ну, это... чего ж о покойниках плохо говорить? Зато при нем зарплату каждый год на три рубля поднимали и работали на совесть: по миллиону ящиков давали. А сейчас!
- Что сейчас? Неужто совсем пропали без директора?
- Ну, скажешь - пропали! Были тут двое. Один как пришел, так с порога и заверещал: "Я, дескать, наведу порядок! Возьму дела за последний месяц, запрусь в кабинете, месяц их изучать буду, а потом выйду и выгоню всех негодяев, а бездельникам такую кузькину мать покажу, что коровьим навозом заплачут по теплому унитазу!!" Так и сделал: заперся. А через месяц, и правда, выходит. Весь от табака желтый, рубаха жеваная. Сложил тихонько дела на стол, вышел незаметно, да так с тех пор его и не видели - ни дома, ни в министерстве. Пропал, одним словом. Через месяц другого прислали молодой такой, конопатый, из хитрых. Так и не зашел в свой кабинет, а сразу по цехам пошел - знакомиться с производством. Да там где-то и затерялся. Короче, опять ни-в-доме-ни-в-парткоме. И с тех пор нет у нас директора...
- Постой, мать. Так, говоришь, первый желтым вышел?
- Ну да... зубы и руки... заросший...
- А другой конопатый?
- Как малец. В нашей деревне... Эй, сынок, ты куда?! Огнетушитель оставь!
Бабышев почти бежал. Знакомые коридоры оставались позади, ступеньки только и мелькали. Лицо директора полно было какой-то угрюмой решительности. Он, подобно смерчу, пронесся через приемную.
- Семен Степанович? Вы откуда так? - тревожно спросил и.о.
- Изыди, выдвиженец! Прочь с престола!
- А я тут портфельчик нашел. - И.о. выложил на стол директорский "кейс". - Иду я себе, иду, а он лежит. Вот я и...
- Лежит, говоришь?!
- Так точно и лежал.
- А ну, пошли со мной.
- Куда?!
- Порядок насаждать!
- Где? Какой порядок? Зачем?..
- Вели-икий порядок! - рокотал директор. - А ну, вылезай!
Они появились в приемной.
- Эй, вислоухие, встать всем! - скомандовал Бабышев.
Никто не встал.
- Ну ты, убогий, скажи им! - директор ухватил и.о. за воротник.
- Вста-а-а-ть!! - зажмурив глаза, заверещал тот.
Все подчинились.
- Слушать всем! Я объявляю Великий поход за порядком. Мы будем: а) давить в зародыше, б) - уничтожать на корню, в) - сжигать дотла, г) ломать и безжалостно выбрасывать. Наш лозунг "Долой ретроградов и бездельников!". Итак, великий разрушительный поход!
- А зачем? - робко спросил кто-то.
- Кто сказал "зачем"?! - истерично закричал Бабышев, ухватил пишущую машинку, с трудом поднял и грохнул оземь.
- Я спрашиваю, кто сказал "зачем"?! - крикнул директор, сжав кулаки, приподнимаясь на носках.
Никто не признавался.
- Ну ты, опричник, - Бабышев толкнул вперед и.о., - живо найти!
Вобрав голову в плечи, и.о. засеменил меж людских шеренг. Дойдя до конца, он схватил первый попавшийся рукав и потащил за собой.
- Эта, что ли?! - изумился директор.
- Так точно, эта.
- Что ж это вы, бабуся? Непорядок! Отпустить.
Бабышев смахнул стопку бумаги, заложил одну руку за спину, другую за лацкан, сложился вдвое и зашагал вдоль рядов стоящих навытяжку людей.
- Итак, суть дела изложена. Теперь о морали.
Кругом летала бумага, собираясь в стайки и кружа, как листья в ноябре.
- Никакой пощады, подчинение лично мне. Если я поверну назад... пусть мне будет хуже. Ура!
- Ура-а!!!
- За мной, галопом, побежали!..
Коридоры, казалось, накренились в одну сторону, так что людская толпа текла по наклонной плоскости. С каждым новым коридором она увеличивалась в размерах, и скоро людей там стало так много, что хватило бы на два плацкартных вагона в последнюю неделю августа.
Толпа галопировала по коридорам, катилась по узким лестницам, издавая единый топот, единый гул, и коридоры были полны этого гула.
Некоторые уже обзавелись портретами Бабышева и лозунгами "Долой ретроградов и бездельников!".
Один только раз толпа остановилась: директор, бежавший впереди, зашел на минуту в уборную. Толпа, переминаясь с ноги на ногу, терпеливо ждала. Наконец появился директор, и Великий поход за порядком продолжился.
Толпа прикатилась к КБ. Здесь Бабышев велел остановиться. Он тихо отворил дверь - так, что его не услышали.
- Ну, привет, самородки! - зловеще произнес он.
Отозвался молодой человек с умными глазами:
- Здравствуйте, товарищ?..
- Ба... кунин.
- Очень приятно. Вы по какому заказу?
- Чего новенького изобрели? Налево, из ширпотреба?
- Есть звонок дверной в форме женской груди.
- В форме чего?!
- Женской груди. Передовой дизайн, экономичное исполнение, натуральная окраска.
- Лома-ай!!
Комната вмиг наполнилась людьми: к потолку полетели чертежные доски, на планшетах распинали белые халаты. И.о. схватил стул и лично запустил им в окно.
Бабышев стоял в стороне от избиения.
Он приблизился к окну и заглянул в него. Ему был виден заводской двор и триумфальный портик на нем. А еще полз по узкоколейке вдоль стены пестрый работяга-паровозик и тащил за собой платформы, груженные отборным почтовым ящиком.
У директора пропал слух.
Он тихонько вышел из комнаты. Но это заметили.
- Куда вы? - спросили его.
А он, не ответив, пошел по коридору.
- Стойте! Вы же говорили... - окликнули его.
Но он не слышал - бежал.
- Сто-ой! - летело сзади.
Он бежал, наступая на собственные портреты, валявшиеся повсюду.
- Держи-и! - неслось за ним из темноты...
Он бежал, не разбирая дороги, и случайно оказался в коридоре, изгибающемся буквой S. Толпа ввалилась в коридор, полилась в узком русле, устремилась в дверь с табличкой "ВЫХОД". Грохот был страшен. Но затих и он. Дверь застонала и захлопнулась, обнаружив у стены директора, зажмурившегося и прижимающего к себе помятый "кейс".
Он открыл глаза. Опустил руки. Постоял так. Затем швырнул чемоданчик в пропасть. Аккуратно притворил дверь и пошел по коридору...
Он бесцельно бродил по заводу - поднимался, спускался, вновь возносился. Толкнув железную дверку, он увидел перед собою небо. Бабышев вышел на крышу. Не было ни ветра, ни звука. Во все стороны до горизонта простирались корпуса, трубы, стены и триумфальные арки. Везде шныряли разноцветные паровозики. Везде везли почтовые ящики.
Завод был бесконечен.
Бабышев вошел в бильярдную.
Те же двое сидели за бильярдным полем и резались в дурака на "носики".
- А-а, вот и наш младшенький! - обрадовался Небритый. - А у нас тут для тебя сюрприз! - и извлек из-под стола "атташе-кейс" с большой вмятиной.
- Садись, брат! - нежно позвал Веснушчатый.
Бабышев выбежал в раздевалку, рванул на себя входную дверь, но та была закрыта. И тут он понял, что дверь заперта _снаружи_, ибо не было на ней изнутри ни скважин, ни щеколды.
К бильярдному столу был придвинут третий стул, и карты розданы на троих.
Он подошел и сел.
ТЕПЕРЬ ЗА СТОЛОМ СИДЕЛИ ТРИ ДИРЕКТОРА ОДНОГО ЗАВОДА И ИГРАЛИ В ДУРАКА "НА НОСИКИ".