Глава первая

Утро. Серый свет бьет сквозь не зашторенные окна. Поверни голову. Джинджер лежит рядом. Глаза ее открыты. Скажи ей:

– Эта ночь была ошибкой.

– Ты прав, – говорит она, не глядя на тебя. – Мы всего лишь друзья.

Подними руку и коснись ее гладкой щеки. Кожа нежная, как у младенца. Рыжие волосы спутаны. Джинджер поднимается с кровати, словно тебя и нет рядом с ней. Черные трусы прячут часть ее наготы. Она стоит к тебе спиной, и ты видишь ее прямую спину и покрытые веснушками плечи. Пальцы неторопливо застегивают черный лифчик, скрывающий маленькую грудь. Одна попытка, вторая… В грязно-зеленых глазах ничего нет. Совсем ничего.

– Знаешь, – говорит она, избегая встречаться с тобой взглядом, – я никогда не изменяла Говарду. Никогда… – голос ее звучит как-то монотонно, отрешенно ото всего, что вокруг. Она не обвиняет тебя, нет. Просто констатирует факты, словно надеется, что ты сделаешь это сам – обвинишь себя.

– Послушай…

– Не надо.

И ты молчишь. Одежда, как мазки художника, скрывают одно и создают другое. Шерстяная юбка чуть ниже колен, теплая кофта, осенние туфли.

– Там снег, – говоришь ты.

– Я знаю.

И снова молчание. Снова тишина. Вот так всегда: страсть, а потом пустота.

– Ты на машине? – спрашивает Джинджер.

– Нет, – говоришь ты и слышишь едва различимый вздох разочарования, и взгляд зеленых глаз скользит по комнате, глядя на что угодно, кроме тебя.

– За номер оплачено до двенадцати дня, – говорит Джинджер.

Щелкает замок. Худая спина маячит в дверном проеме. Снова и снова. И ты один в дешевом номере.

* * *

Таксист опаздывает на четверть часа. Тяжелые стеклянные двери скрипят. Джинджер выходит на улицу.

– Вокзал, – бросает она водителю, забираясь на заднее сиденье.

Черные покрышки давят недавно выпавший снег. Касса открывается в десять.

– Билет до Иера, – говорит Джинджер сонной женщине.

Спать совсем не хочется, но стук колес успокаивает. Мысли о Майкле и Говарде плывут и плывут в голове. Нет смысла скрывать, по крайней мере, от мужа. Ребенок это другое. Совсем другое. Он не поймет. Может быть, когда вырастит. К тому же, когда все случится, она уже не сможет ничего объяснить. Этот груз ляжет на плечи Говарда. Он сильный. Он сможет найти нужные слова для сына…

Состав останавливается. Серый пирон. Холодный зал ожидания, с часами на стене, которые давно уже никуда не спешат. Совсем не спешат…

Говард открывает дверь. Помогает Джинджер снять промокший плащ.

– Могла бы позвонить, и я бы тебя встретил, – говорит он.

– Ничего, – говорит она, смотрит на него и хочет, чтобы сейчас началось утро, и она проснулась.

И это единственное желание, за опущенным занавесом пьесы жизни. Зрители могут хлопать и хлопать в ладоши, но игра останется игрой, и судьбы актеров будут интересовать их, лишь как персонажи увиденного действа.

– Я приготовлю ужин, – говорит Джинджер.

– Майкл играет в своей комнате, – говорит Говард.

– Сначала ужин.

Она одевает передник. Масло шипит в сковородке. Все кажется таким механическим, заученным до автоматизма. Руки сами делают то, что нужно, а мысли все плывут и плывут в голове. Но нужных слов нет. Никогда нет. Говард садится за стол и смотрит на нее. Она чувствует его взгляд затылком. Вопросительный взгляд. И сил нет говорить о чем-либо. Лишь только ужин.

– Позвони доктору Харду, – решается Джинджер. – Скажи, что я велела рассказать обо всем. Он поймет.

* * *

Голос Виктора Диша кажется каким-то металлическим, осознанно лишенным эмоций и человеческих чувств. Кевин Грант слушает, прижав к щеке телефонную трубку, и руки его потеют так сильно, что кажется, трубка вот-вот выскочит из них.

– Френо успел сделать анализы вещества, которое я переслал ему? – спрашивает Кевин, заставляя мысли работать, а не метаться хаотично в мозгах, как беспорядочно отступающая армия.

– Френо мертв, – говорит Виктор.

– Я слышал, но анализы сейчас важнее.

– Для тебя и для твоих книг?

– Для всех нас, – голос Кевина дрожит, он рассказывает о собаке Лео, о Дауне, о Саймоне Йене…

– Поговори об этом с Делл, – советует Виктор.

Кевин слышит в трубке монотонные гудки, но еще долго не может понять, что Виктор повесил трубку. Пачка «Лаки-Страйк» на столе оказывается пустой. Кевин одевается, выходит на улицу. Идет пешком до сигаретного ларька. Продавщица кричит, высовываясь в маленькое окошко, что он забыл сдачу. Кевин возвращается. Мелочь звенит, наполняя карман кожаной куртки. Он прикуривает. Редкие снежинки падают с неба. Симпатичная девушка со светлыми распущенными волосами улыбается ему. Светло-карие глаза блестят любопытством.

– Ты не узнаешь меня? – спрашивает она. – Я – Кэт, мы познакомились в поезде.

– Да, – кивает Кевин и тупо говорит, что она очень красивая.

Блондинка улыбается.

– Может, посидим где-нибудь? – так же тупо предлагает Кевин. – Выпьем по чашке кофе, выкурим по сигарете?

Блондинка смотрит на него, пытаясь что-то решить в своей голове. Белые зубы осторожно покусывают нижнюю губу.

– Здесь недалеко есть неплохое кафе, – говорит она.

Горячий кофе обжигает губы.

– Ты сегодня какой-то смурной, – говорит блондинка.

– У меня друг умер, – говорит Кевин.

– Здесь?

– Нет, в Селене.

– Я могла его знать?

– Навряд ли. – Кевин закуривает, дает прикурить блондинке.

– Вы были хорошими друзьями? – спрашивает она.

– Когда-то, да.

– У меня тоже всегда так.

– Как?

– Не могу долго поддерживать дружбу, – улыбается она и тут же краснеет.

– У него была женщина, – говорит Кевин. – Донна…

– Я тебя понимаю.

Их взгляды встречаются. Молчание. Сигареты дымятся. Кофе остывает.

– Где ты остановился? – спрашивает блондинка.

– В гостинице.

– А говорил, что остановишься у подруги.

– Я передумал.

Машины на улице месят колесами грязь. Морозный воздух свеж. Кевин чувствует тонкий запах духов блондинки.

– Мне нравится, как ты пахнешь, – говорит он.

Она берет его под руку. Отделанный рыжим мехом воротник ее короткой куртки щекочет ему щеку.

– Запри, пожалуйста, дверь, – просит она, когда они приходят в его номер.

Ее тонкие губы при поцелуе теплые и чувственные. Кевин снимает с нее куртку, расстегивает светло-зеленую шерстяную кофту.

– Задерни шторы, – просит блондинка.

Комната погружается в полумрак. Кевин отходит от окна. Обнаженная женская грудь смотрит на него двумя набухшими розовыми сосками.

– Ну, и чего ты ждешь? – спрашивает блондинка.

– У меня руки холодные.

– Переживу.

Она снова целует, берет за руки и прижимает ладонями к своей груди. Кевин чувствует ее язык у себя во рту, чувствует, как твердеют ее соски под его пальцами. Старая кровать скрипит под тяжестью тел.

– Не сломать бы, – говорит блондинка.

– Наплевать. – Кевин стягивает с нее узкие джинсы. – Наплевать.

* * *

Посмотри на качели. Видишь? Белые снежинки тают на новеньких стальных петлях, которые сделал твой друг токарь.

– Мило, Филипп. Очень мило, – говорит Делл и приглашает тебя на чашку кофе.

Ее черные длинные волосы струятся по плечам и спине. В голубых глазах блестит какое-то детское озорство. Полная грудь под свободным свитером вздрагивает. Делл смеется, запрокинув голову. «Какая же она красивая», – думаешь ты, потягивая кофе. Странно, но некоторые люди, чем больше ты с ними общаешься, тем симпатичнее начинают казаться. Вокруг них, словно, витает невидимая аура, которая проникает в тебя, стоит только дать им шанс. Минута – и ты уже думаешь о том, чтобы не забыть поздороваться с ними в следующий раз, час общения – и ты слушаешь их, наслаждаешься общением, день, неделя, месяц – и тебе начинает казаться, что ты влюблен.

– Делл, – говоришь ты, обыгрывая на губах это имя.

Она смотрит на тебя, и взгляд ее такой доступный. Кажется, что стоит протянуть руку, и эта женщина подставит для поцелуя свои губы, отведет тебя в спальню и отдаст тебе свое тело. Большего ты и не хочешь. Но она просто смотрит на тебя. Смотрит и говорит о какой-то ерунде, которую ты совершенно не понимаешь.

– Может быть, сходим куда-нибудь на выходных? – спрашиваешь ты, желая сменить тему разговора. – Ты могла бы взять Хэйли и…

– Разве в этом городе есть куда пойти?

И снова смех, улыбка, причин которой не можешь понять. Рассказы о Селене, о Ияхе… Кажется, что она объехала целый мир.

– Могу я узнать, о чем твои книги? – спрашиваешь ты.

– Они тебе не понравятся, – смеется Делл.

– Зачем же тогда ты их пишешь?

– Ну, не все же такие, как ты, – она смотрит на тебя, и от былой доступности нет и следа. Ей нужны лишь новые петли, которые ты поставил на качели ее дочери. – У тебя с этим все сложно, да? – спрашивает она.

– Сложно с чем?

– С женщинами.

Она улыбается, а ты думаешь, какого черта она лезет в твою душу?

– Нет никаких проблем, – говоришь ты.

– Я имею в виду настоящих женщин.

Она заглядывает в твою чашку и предлагает еще кофе. Напомни ей о муже, который оставил ее. Напомни об одиночестве.

– У меня есть Хэйли и книги, – парирует она, и в ее глазах блестит какой-то странный азарт, словно весь этот разговор для нее не больше, чем игра.

– Это не серьезно, – говоришь ты.

– А что серьезно? – она улыбается, и ты уже ненавидишь эту улыбку. – Если я сейчас предложу тебе лечь со мной в постель, это будет серьезно?

Встань из-за стола. Поблагодари за кофе. Вспомни Говарда и подумай, что понимаешь его. Дождись позднего вечера. Ляг спать и вспомни, как Делл предложила лечь с ней в постель. Почему ты не сказал: да? Наплевать на безумие. Даже если у нее больная голова, тело-то что надо. Ты же не собираешься жениться на ней. И эта фраза… Что значит: у тебя проблемы с настоящими женщинами? Нет у тебя проблем. Никогда не было и не будет! Встань с кровати и подойди к окну. Видишь? Свет в соседских окнах все еще горит…

* * *

– Мам, я хочу пить! – закричала Хэйли.

– Подними свою задницу с дивана и возьми сама.

Динамики компьютера пиликали, оповещая о новом сообщении.

«Тебе, правда, нужны подробности, Делл?»

«Хочу послушать, как ведут себя земные женщины в подобных ситуациях»

«Тоже мне ситуация!» – сообщение заканчивалось краснолицым смайликом, заставляя Делл улыбнуться.

«Ты познакомился с этой девушкой на пляже?»

«Да».

«Она красивая?»

«Да».

Делл ревниво прикусила губу, напечатала:

«И что было дальше?»

«Мы занимались с ней любовью».

«У тебя?»

«Да».

«Ей понравилось?»

«Иначе не стоило бы и начинать».

«Ты не ответил».

«Завидуешь ей?»

«Может быть».

«Хотела бы сделать это ночью на пляже?»

«А днем можно?»

«Днем слишком людно».

«Мне наплевать».

«Зато мне – нет».

«А кто сказал, что это будешь ты?»

Ответ затянулся и Делл закурила.

«Ей не понравилось», – пришло сообщение, когда сигарета истлела до половины.

«Ты про девушку?» – напечатала Делл.

«Да».

«Совсем не понравилось?»

«Совсем».

«А тебе?»

«Не знаю».

«Бедняга».

«Я или она?»

«Она, наверно. Ты же кончил».

«Да».

«Ну, вот видишь».

«А ты?»

«А что я?»

«Когда ты последний раз была с мужчиной?»

«Недели три назад».

«Понравилось?»

«Да».

«А ему?»

«Думаю, да». – Делл закурила еще одну сигарету. – «Думаешь, я вру?»

«Думаю, это просто секс».

«Ты говоришь о себе или обо мне?»

«Обо всех».

– Мам, кто-то стучит в дверь! – закричала из гостиной Хэйли.

– Так иди и открой.

– Не слышу!

– Я говорю, иди и открой!

Делл затянулась сигаретой. Пришло новое сообщение. «Ты лучший друг из всех, что у меня есть, Делл». Хлопнула входная дверь.

– Это папа! – радостно закричала Хэйли.

Делл посмотрела на монитор.

«Поговорим об этом позже», – напечатала она.

«Кто-то пришел?»

«Да».

Делл попрощалась и выключила компьютер.

– Ужинать будешь? – спросила она бывшего мужа.

Он посмотрел на нее, на свою дочь и кивнул. Делл пожарила рыбное филе и сварила кофе. Хэйли сидела рядом с отцом и настырно не хотела замечать его плохого настроения.

– Тебе пора спать, – сказала Делл, когда с ужином было покончено.

– Ну, мам!

– Хэйли!

– Пап?

– Слушай, что мать сказала.

Хэйли недовольно надула губы, но возражать не стала.

– Приятно провести вечер, – подмигнула она родителям.

– Она все больше и больше становится похожей на тебя, – сказал Говард, когда они с Делл остались вдвоем.

– Дети часто копируют своих родителей.

– Да.

– Говард?

– Я знаю. – Он посмотрел на бывшую жену. – Налей мне выпить.

– Снова Джинджер?

– Не так, как ты думаешь. – Он взял стакан на половину наполненный коньяком рубинового цвета. – Она не изменяет мне.

– Хорошо.

– У нее рак. – Говард выпил, старательно избегая встречаться взглядом с бывшей женой.

Молчание затянулось.

– Налить еще? – спросила Делл.

– Нет. – Щека Говарда нервно подергивалась.

– Не возражаешь, если я закурю?

– Это же твой дом.

Щелкнула зажигалка. Затрещал табак, пожираемый огнем.

– Что я могу для тебя сделать?

– Побудь другом.

– Хорошо. – Струя синего дыма устремилась к потолку. – Когда ты узнал об этом?

– Сегодня днем.

– Джинджер сказала?

– Нет. Она не смогла. Дала номер доктора Харда и сказала, что он все объяснит.

– И ты позвонил?

– Да. Он сказал, что у Джинджер плоскоклеточный рак шейки матки. Черт! Ей же всего двадцать пять лет! Она никогда не курила, не болела инфекционными заболеваниями половых путей, никогда не седела на диете, да и ребенок у нее был всего один!

– Может быть наследственность?

– Нет, Делл. Нет. Ничего такого. Я хорошо знаю ее мать и сестер… – Говард покрутил в руках пустой стакан. – Налей мне еще, пожалуйста.

Делл встала с кресла, взяла стакан, подошла к бару.

– Насколько я знаю, на ранних стадиях это лечится криохирургией или на худой конец гистерэктомией, если, конечно, Джинджер больше не собирается рожать. Хотя, в данном случае, думаю…

– Хард сказал, что у нее четвертая стадия…

Руки Делл вздрогнули. Горлышко бутылки звякнуло о край стакана.

Голос Говарда стал тихим и потерянным:

– Метастазы распространились в печень и кости. Ничего не поможет. Даже химиотерапия приведет лишь к временному улучшению и то процент очень мал.

– Черт. – Делл поставила наполненный до краев стакан на стол, но Говард и не взглянул на него. – Сколько ей осталось?

– Может быть, месяц, может быть полгода. Все зависит от того, как долго ее организм сможет бороться с этим… Но результат будет один.

– Черт. – Делл взяла предложенный Говарду стакан и сделала большой глоток. Коньяк не помог. Совсем не помог. – Думаю тебе лучше отправиться домой, Говард.

– Ты выгоняешь меня?

– Ты должен быть сейчас с Джинджер, а не со мной.

– Ее нет дома. Мы поругались и…

– И ты позволил ей уйти?

– Думаю, ей нужно было побыть одной.

– А тебе?

– Я не знаю.

Делл села на диван рядом с бывшим мужем. Обняла его, прижала к себе.

– Если хочешь, можем заняться любовью.

– Думаешь, мне сейчас это нужно?

– Думаю, тебе нужно отвлечься. – Она подняла свитер, расстегнула лифчик, освобождая полную грудь. – Сколько у тебя уже не было женщины? Месяц? Два?

– Я не могу, Делл.

Холодные губы Говарда касались мягкого коричневого соска.

Делл выключила торшер. Теперь свет горел лишь в прихожей, освещая гостиную сквозь открытую дверь.

– Постарайся ни о чем не думать.

– Делл…

– Просто расслабься и отдохни. Я сама все сделаю.

Она сползла с дивана. Встала на колени. Ремень Говарда щелкнул, расстегиваясь. Зажужжала молния.

– Что если Хэйли проснется и…

– Она уже давно не ребенок, Говард…

Чуть позже, когда бывший муж заснул на диване, Делл накинула на плечи плащ и вышла на улицу. Морозный воздух был необычайно свеж. Черное небо чистое с кристаллическими вкраплениями белых холодных звезд, окруживших большую голубую планету.

– Как бы я сейчас хотела оказаться там, Джим, – прошептала она, закуривая сигарету. – Как бы хотела…

* * *

Утро. Постучись в дверь. Делл откроет, сияя не выспавшимся лицом.

– Ты не одна? – спросишь ее, выглядывая в прихожей пару мужских ботинок, которых там быть не должно. Ну, точно – вон они, черные, начищенные до блеска.

– Это Говард, – говорит Делл.

– Так я не вовремя? – спрашиваешь ты.

– Нет, Кевин. Проходи.

Она отходит в сторону, пропуская тебя в дом. Хэйли и бывший муж сидят за столом. Делл достает еще одну чашку – для тебя.

– Позавтракаешь или только кофе?

– Только кофе.

Теперь пожать Говарду руку. Его рукопожатие крепкое, но не такое, как при вашей первой встрече.

– Он поругался вчера с женой, и я положила его на диване в гостиной, – говорит Делл.

– Ничего. Я не ревнивый, – говоришь ты.

Говард молча допивает кофе, встает из-за стола и говорит, что ему пора на работу.

– Подвезешь меня в школу? – подрывается Хэйли. – Ну, пожалуйста!

Говард добреет. На усталом лице появляется улыбка.

– Иди, собирайся, – говорит он. – Только быстро!

Хэйли убегает в свою комнату. Говард обувается в прихожей. Ты сидишь на кухне один, осторожно потягивая горячий кофе и слушая, как Делл, спрашивает бывшего мужа, все ли у него будет в порядке. Пачка «Вирджинии» лежит на столе. Достаешь сигарету. Прикуриваешь зажигалкой Делл, которую ей подарил Говард, когда они еще жили вместе. Затягиваешься. Сигареты легкие и тебе приходится держать фильтр так, чтобы губы закрывали маленькие дырочки посередине фильтра. Теперь нормально. Глоток кофе. Затяжка. Хэйли забегает на кухню, засовывает в школьный рюкзак бутерброд и банку «кока-колы». Хлопает входная дверь. Делл возвращается на кухню, стоит возле окна, провожая взглядом уезжающую машину бывшего мужа.

– Твой кофе стынет, – говоришь ты.

Она садится за стол. Вы курите, храня молчание. Потом, когда сигаретный уголь подбирается к фильтру, ты рассказываешь о смерти Френо. Делл поднимает на тебя свои голубые глаза. Усталый взгляд излучает безысходность.

– Этого еще только не хватало, – говорит Делл и спрашивает, как это случилось.

– Виктор не вдавался в подробности.

– Черт.

– Но у меня есть идеи.

– Новая книга? – Она прикуривает еще одну сигарету.

– Тебе стоит переходить на крепкие, – советуешь ты. – Так будешь меньше курить.

– Не буду, – отмахивается Делл. Дым попадает ей в глаза. – Так, что там с идей? – спрашивает она, вытирая со щек слезы.

– Мне кажется, что смерть Френо как-то связана с тем веществом, которое я нашел на дне Дедала, – говоришь ты.

Делл курит, ожидая продолжения. Ты напоминаешь ей о собаке Лео. Напоминаешь о Саймоне Йене, о нескольких заключенных.

– Помнишь, я говорил, что они ведут себя как-то странно? – спрашиваешь ты.

Делл кивает. Ты молчишь, а она продолжает кивать.

– Делл! – одергиваешь ее.

– Извини, Кевин, я просто немного задумалась. – Она закуривает третью сигарету.

Вы молчите. Четвертая сигарета.

– Ни о чем поговорить не хочешь? – спрашиваешь ты.

Делл пожимает плечами.

– Я тут подумала, – говорит она, глядя на красный уголек на конце своей сигареты, – если со мной что-то случится, какая судьба ждет Хэйли?

– А с тобой что-то должно случиться? – спрашиваешь ты.

– Нет. Не со мной. – Она следит, как тлеет уголь ее сигареты, затем вдруг смотрит на тебя. В голубых глазах ничего нет, вернее ты ничего не можешь прочитать в них. – Я говорю, о Джинджер, о жене Говарда.

– Поэтому он приходил к тебе?

– Она умирает, Кевин. У нее рак.

– Черт.

– Ей двадцать пять, и я думаю о том, что будет с ее сыном, когда матери не станет.

– А как же операция, облучение, химия?

– Слишком поздно.

Ты закуриваешь и говоришь, что не отказался бы еще от одной чашки кофе.

– Конечно. – Делл стоит возле кофеварки спиной к тебе и говорит, что они с Джинджер никогда не были друзьями.

– Я думал, ты расстроена.

– Я расстроена из-за Говарда и его сына.

Она ставит на стол две чашки кофе. Вы пьете, курите и молчите. И каждый думает о чем-то своем. Одна чашка кофе, вторая, третья…

Может быть, пойдем в спальню? – говорит Делл.

– Тебе мало Говарда?

– Я же сказала, что он спал на диване в гостиной.

– И у вас ничего не было?

– Нет.

Ты пожимаешь плечами.

– Не веришь мне? – спрашивает Делл и перебирается к тебе на колени.

– По-моему, ты говорила о спальне.

– Правда? – Она целует тебя в губы. Ты невольно сравниваешь ее поцелуи с поцелуями блондинки.

– Спальня, – напоминаешь сквозь поцелуй.

Делл поднимается на ноги, выходит в прихожую, маня тебя за собой. Вы никуда не торопитесь. Идете по прихожей, и ты смотришь, как раздевается Делл.

– Хочешь увидеть меня без одежды в дневном свете? – спрашивает она.

– Я и так тебя вижу, – говоришь ты.

Ее обнаженные ягодицы вздрагивают. Она входит в спальню, оборачивается, прикрывая руками грудь. Ты смотришь ниже, между ее ног. Она опускает руки и прикрывает треугольник черных прямых волос.

– Теперь ты, – говорит она.

– Ты хочешь посмотреть на меня?

– Почему бы и нет.

Снимаешь одежду.

– Ты худой, как мальчишка, – говорит Делл.

Пожимаешь плечами. Мягкие губы сжимают твои соски, скользят ниже…

– Кто она? – Делл поднимается с колен и смотрит в твои глаза.

Снова вспоминаешь блондинку.

– Черт! – Делл недобро улыбается. – Ты мог хотя бы помыться? А то, как-то, знаешь, не очень приятно после чьей-нибудь…

Она подходит к окну. Ты одеваешься. Настенные часы размеренно тикают. На улице начинается день…

* * *

Больничная палата была светлой и чистой. От белых простыней пахло хлоркой. Даун лежал на спине, изучая высокий потолок. Сознание вернулось к нему еще в тюрьме, а сейчас, следом за сознанием, он чувствовал, как к нему возвращается ощущение своего собственного тела. Нервная система восстанавливалась. Обожженная кожа стала розовой и под ней формировалась новая, используя прежнюю, как слой защитной пленки. Врач в голубом халате, уколол иголкой Дауна в палец и проследил за его реакцией – Даун поморщился.

– Закройте, пожалуйста, глаза, – попросил врач, и когда пациент подчинился, снова уколол его, но уже в другой палец. Даун вздрогнул. – Это невероятно! – прошептал врач.

Он вышел из палаты и долго перешептывался с коллегами, забыв закрыть за собой дверь. Даун слышал их, и слова эти вселяли в него надежду. Когда он выздоровеет, когда его нынешнее уродство, слезет с тела ненужной пленкой, вернув ему прежний вид, он сможет уйти отсюда. Срок его давно уже закончился, и теперь у него будет шанс вернуться домой, попросить прощения у своих родителей, рассказать им о чуде, которое произошло с ним. А если они больны, то он попросит чудо излечить их, ведь теперь оно течет в его жилах. Он отправится ко всем женщинам, которым причинил вред в своей прошлой жизни и будет просить чудо излечить их: избавить от шрамов, которые он оставил на их телах и душах. Отныне, он посвятит свою жизнь странствиям. Он будет бродить по свету и исцелять нуждающихся и обреченных. Нет. Он никогда не сможет искупить своей вины, но он сможет сделать в своей жизни так, что добро, совершенное им десятикратно превзойдет сотворенное им же зло. И даже если он никогда не получит прощения за свои поступки, то, может быть, в конце этого долгого пути он сможет, хотя бы, простить себя? «Ты на правильном пути, мой мальчик», – услышал он чей-то голос. Поднял голову, решив, что в палате, кроме него есть кто-то еще. Но он был один. «Ты на правильном пути», – повторил голос, на этот раз губами Дауна. Врачи в коридоре обернулись, увидели открытую в палату дверь и спешно ретировались, продолжая о чем-то разговаривать, идя по коридору, но Даун уже не слышал их.

* * *

Бестия заскулила и подняла голову, ожидая причитающуюся ей порцию ласки.

– Ну, тише ты. Тише. – Лео протянул к ней свою руку.

Собака-монстр, собака-убийца, созданная для того, чтобы ненавидеть и разрывать живую плоть. Но машина изменилась. Врожденные инстинкты вымерли, оставив лишь доброту в больших глазах над уродливой пастью, усеянной мелкими, острыми как бритвы зубами.

– Тише. – Лео потрепал Бестию за загривок.

Замотанное пропитавшимися кровью бинтами тело, вздрогнуло. Глаза Бестии с укором посмотрели на Лео.

– Знаю, что виноват, – сказал он. – Но ведь никто не думал, что остальные собаки накинутся на тебя, как на чужую.

Бестия снова заскулила и лизнула ему руку.

– Чертова псина!

Лео посмотрел на часы. Ветеринар сказал менять повязки каждые два часа. Лео прошел в ванную, вымыл руки, достал выписанную ветеринаром мазь. Когда он вернулся в гостиную, лежавшая на диване собака вяло вильнула коротким хвостом. Лео развязал повязки на ее теле.

– Знаю, что больно, но это необходимо, – сказал Лео, выбросил в мусорное ведро старые бинты, взял новые. Проспиртованный ватный тампон стер слизь с собачьей шкуры. Тело было здоровым, без единого шрама. – Как это? – тупо спросил Лео. Смутно понимая, что происходит, он снял лангету с перебитой лапы Бестии. Кости срослись, раны затянулись. – Да что же с тобой такое происходит, псина?!

Бестия наклонила на бок голову, посмотрела на хозяина и попыталась тявкнуть.

– Да, я тебя понял, – улыбнулся Лео.

Он вымыл руки и налил себе выпить. Нужно было кому-то обязательно рассказать об этом, иначе пройдет время, и он начнет думать, что спятил, что все это ему показалось. Но кому? Может быть, ветеринару? Нет. Ветеринар придумает тысячу причин и следствий, чтобы опровергнуть это чудо. Тогда, может быть, Говард или Ангер? Черт, эти двое скорее посчитают его безумцем, чем поверят в чудо. Оставался лишь Грант. Он, может, и не поверит, но уж точно выслушает. Лео позвонил в гостиницу и попросил соединить с номером Гранта. Трубку сняла девушка с приятным голосом.

– Могу я поговорить с Кевином? – спросил Лео, узнал, что его нет, оставил свой номер и сказал, что будет ждать звонка. – И еще! – спешно добавил он, прежде чем девушка успела повесить трубку. – Скажите ему, что это очень срочно.

* * *

Кевин вернулся в гостиницу. Когда он уходил, блондинка Кэт все еще спала, сейчас же от нее остался лишь запах духов, да записка на клочке белой бумаги. Сверху, очень крупно был написан телефонный номер. Снизу: «Просили перезвонить». И еще ниже: «Сказали, срочно». «Знакомый фокус! – улыбнулся Кевин. – Интересно, почему все женщины прибегают к подобным уловкам?». Он лег на кровать и закурил. Если он кому-то и позвонит в ближайшие пару часов, то это будет Делл. Он посмотрел на часы. Сколько ей нужно времени, чтобы остыть? Час-два или день? Кевин включил телевизор. Каналов было мало, и ни по одному из них не шли новости. Зазвонил телефон. Кевин посмотрел на клочок бумаги рядом с ним. А, может все-таки Делл? Он снял трубку. Мужской голос назвал его имя.

– Что вы хотите?

– Я Лео – охранник из «тюрьмы 308». Мне нужно срочно встретиться с вами.

* * *

– Не бойся, не съест, – сказал Лео, когда Кевин подошел к Бестии.

– Да я и не боюсь.

– Можешь погладить ее.

– Зачем?

Бестия подняла голову и тихо зарычала.

– Хотя, может, ты и прав, – согласился Лео. – Не понимаю, что на нее находит. – Он погладил собаку. – Тихо, псина. Тихо. – Бестия перестала рычать, но ее глаза по-прежнему следили за Кевином. – Она никогда не рычит на меня и мою девушку. Может, она просто привыкла к нам?

– А, может, и нет. – Кевин старательно избегал встречаться с Бестией взглядом. – Я изучал этих собак, прежде чем приехать в «Дедал». Их создавали в лабораториях, прививая инстинкт убийцы на генном уровне. Это не просто злая овчарка, надрессированная убивать. Это монстр, рожденный убийцей.

– Она очень изменилась.

– Я понимаю.

– Мне пришлось привести ее домой после того, как остальные собаки отказались принять ее. – Лео нахмурился. – Я думал, они разорвут ее на части.

– Все собаки?

– Нет. Арес точно оставался в стороне.

– Арес? Это собака Саймона Йена?

– Да. Мне даже казалось, что он готов заступиться за Бестию.

– Только он?

– Нет. Еще несколько собак остались в стороне.

– Случаем не те, что набросились на меня, когда мы с тобой впервые спустились на дно «Дедала»?

– Может быть… Но причем тут это?

– Мой друг в Селене, которому я отправил то вещество, которое мы нашли с тобой, погиб.

– Думаешь, это как-то связано?

– Марша Йен рассказывала о странных переменах, которые произошли с ее мужем.

– Причем тут люди? Мы говорим о собаках. – Лео прервался. – Хотя, может, ты и прав.

– Если ты что-то знаешь, Лео, то сейчас самое время рассказать об этом.

– Ты слышал о наркотике, который производят зеки на дне «Дедала»?

– Слышал. – Кевин достал сигарету. – Не возражаешь, если я закурю?

– Кури. – Лео поднялся на ноги и открыл окно. – Я не знаю всех имен, но большинство из них работает на южных копях.

– И это я тоже знаю. – Кевин затянулся сигаретой. Бестия учуяла дым и снова зарычала. – Саймон ведь употреблял эти наркотики, так?

– Да.

– Кто еще?

– Я не знаю всех имен.

– А ты?

– Нет. – Лео выдержал прямой взгляд Кевина. – Это просто работа. Просто способ заработать на жизнь. Как и твои книги. Уверен, ты же не делаешь всего того, о чем пишешь.

– Верно. – Серый пепел упал на пол. – Но почему тогда Бестия рычит на меня, а на тебя и на твою девушку нет?

– Если ты говоришь о наркотиках…

– Я говорю о том, что находится в озере на дне «Дедала».

– Но, если это не наркотик, тогда что?

– Не знаю, но наркотики не заживляют ран и не излечивают сумасшедших. По крайней мере те, о которых я знаю.

– Ты говоришь о Дауне?

– А есть еще кто-то?

– Может быть. – Лео вспомнил Минно. – Есть один заключенный… Я поймал его ночью на южных копях… Думаю, начиная с того дня, Бестия и начала меняться.

– Бестия кусала этого заключенного?

– Нет, но… – Лео страшно хотелось закурить. – Она что-то нашла между камней, а потом… Потом вместо того, чтобы разорвать Минно на части, она набросилась на него и стала вылизывать ему лицо.

– То, что она нашла, могло быть тем, чем наполнено подземное озеро?

– Возможно.

– Что стало с заключенным?

– Он разбил себе голову, когда я бросил его в карцер. Сам разбил. Я сообщил об этом тюремному врачу, но когда мы пришли в карцер, раны на голове Минно уже не было… Но я видел ее… Я знаю, что видел…

– А этот Минно, он тоже употреблял наркотики?

– Да. – Лео жадно ловил сигаретный дым. Во рту стало сухо как в пустыне. – Было и еще кое-что… Когда я бросил Минно в карцер… Мне показалось… Я услышал… В общем, мне показалось, что я услышал смех. Женский смех. В дальнем конце камеры, в темноте. Но когда я подошел туда. Там никого не было…

– Уверен, что тебе это не показалось?

– Уверен. – Лео посмотрел на Бестию. – Перед тем, как я вошел в карцер, слюна этой псины попала мне в открытую рану… – Он спешно закатал рукав. Белая полоска шрама длиной с сигарету – память о детских шалостях… – Ее нет, – прошептал Лео. – Шрама больше нет…

Кевин молчал.

– Что все это, черт возьми, значит?! – заорал Лео.

Бестия зарычала и спрыгнула с дивана. Зубы клацнули рядом с ногой Кевина. Мощное туловище опрокинуло журнальный столик. Зазвенело разбившееся стекло. Кевин схватил стул, выставляя его перед собой. Челюсти Бестии сжались, ломая деревянные ножки стула.

– На место! – заорал на собаку Лео. – Я сказал, на место!

Кевин отбросил разломанный стул и спрятался за диваном. Преодолев в два прыжка разделявшее их расстояние, Бестия бросилась на него, промахнулась, пролетела через часть комнаты и ударилась в старый секретер, разбивая высокие зеркала внутри него. Поднявшись на лапы, собака замотала головой, приходя в сознание. Не теряя времени, Кевин выбежал на улицу, дождался Лео и закрыл входную дверь, навалившись на нее спиной.

– Похоже, ты прав, – тяжело дыша, сказал Лео. – Убивать у них в крови.

Бестия ударила в дверь. Один раз, другой.

– Запри ее! – велел Кевин.

– У меня нет ключей!

Удары в дверь стихли.

– Поймай такси!

Где-то с другой стороны дома зазвенело разбившееся окно.

– Она выпрыгнула на улицу!

– Черт!

Кевин выбежал на дорогу и замахал руками. Женщина за рулем новенького седана нажала на тормоза.

– Что вы себе позволяете?! – возмутилась она, когда Кевин и Лео забрались в машину.

– Уезжай отсюда!

– Еще чего!

Бестия выбежала из-за дома и с разгона ударилась о пассажирскую дверь седана.

– Боже мой! – взвизгнула женщина и вдавила педаль газа в пол, едва не столкнувшись со встречной машиной. – Что… Что… Что это такое?

– Собака. – Кевин обернулся, наблюдая, как удаляется, преследовавшая их Бестия. – Просто собака.

* * *

– Понятия не имею, куда он делся, – сказала сиделка, заглядывая в палату Дауна.

– Что значит, понятия не имеете? – строго спросил седобородый врач.

– Полчаса назад я принесла в палату обед, проследила, чтобы пациент начал есть, а потом…

– Думаю, он просто ушел, – сказал Кевин, разглядывая кровать Дауна.

– Как это ушел? – опешила сиделка. – Он не мог уйти, он… – Она замолчала, увидев снятые бинты под одеялом.

– Доктор Хард! – позвала она. – Думаю, вам стоит посмотреть на это.

Седобородый врач вошел в палату. Лео и Кевин ждали объяснений.

– Это обычная больница, а не тюрьма, – пожал он плечами. – Если для вас было так важно, чтобы пациент оставался в палате, то нужно было приставить к нему охранника.

– Каким было его состояние? – спросил Кевин.

– Каким? – врач меланхолично пожал плечами. – Скажем так: он быстро шел на поправку. Очень быстро. Но если вы спросите меня, как далеко мог уйти этот человек, то я смело заверю вас в том, что, скорее всего, вы найдете его на территории больницы. Его организм еще слишком слаб. К тому же, когда я осматривал его утром, его кожа была настолько хрупкой, что…

– Он на улице! – закричал Лео, увидев за окном человека в голубой больничной пижаме.

Они выбежали из больницы. Даун стоял возле пешеходного перехода, дожидаясь, когда проедут машины, и он сможет перейти дорогу.

– Стой! – закричал Лео.

Даун обернулся. Его кожа была белой и чистой. Ни единого шрама, ни единого прыща или изъяна. Кевин схватил Лео за руку, заставляя остановиться.

– Какого… – Лео вздрогнул и попятился назад.

На другой стороне улицы, широко расставив лапы, стояла Бестия. Глаза ее были налиты кровью. Из пасти капала слюна.

– Не бойтесь, – сказал Даун. – Она вас не тронет. – Он нахмурился, прислушиваясь к звучавшему в голове голосу. – По крайней мере до тех пор, пока вы не встанете у нее на пути. – Он шагнул на дорогу, обернулся. – На нашем пути.

– Да, что все это значит? – чуть ли не хныча, спросил Лео.

– Если бы я только сам знал это. – Кевин достал пачку «Лаки-Страйк» и закурил. – Но, кажется, я знаю, куда отправится Даун.

– Вот как?

– В его личном деле написано, что его родители все еще живы. А он… По-моему, он такой же человек, как и каждый из нас…

 

Глава вторая

Представь себя в шкуре Кевина. Представь такси, которое останавливается на Цветочной улице. Зеленый забор, деревянное крыльцо. Постучись в белую дверь. Откроет Хэйли: худенькая, бледная, совсем не похожая на мать.

– Вам кого? – спрашивает она.

Ты знаешь, что она знает тебя, и она знает, что ты знаешь, но, тем не менее, стоит в открывшемся дверном проеме и не собирается пускать тебя в дом. Скажи, что хочешь поговорить с ее матерью.

– С матерью? – спросит она, поджимая губы. – А вы собственно кто?

Назови свою фамилию.

– Не знаю таких, – заявит она и попытается закрыть дверь.

– Хэйли! – прикрикнет на нее Делл. В свитере и джинсах она стоит в прихожей, вглядываясь в твое лицо. Хэйли отступает. – Иди на кухню, – говорит тебе Делл.

Вы садитесь за стол, а ее дочь стоит в дверях.

– Может, оставишь нас? – спрашивает ее мать.

– Нет.

– Я сказала, иди в свою в комнату!

Делл прикрывает глаза, прикуривая сигарету. Ты не извиняешься. Нет. Ей не нужны твои извинения. Ты просто рассказываешь о том, что случилось с тобой сегодня днем.

– Все еще думаешь, что это как-то связано со смертью твоего друга? – спрашивает она.

– Я почти уверен в этом, – говоришь ты.

– Тебе нужно позвонить Виктору.

– Он сказал поговорить с тобой.

– А что он сказал о Лео и собаке?

– Я звонил ему до того, как это случилось. После, никто не брал трубку.

– Я думала, вы друзья.

– Я тоже так думал.

Ты пьешь кофе и ждешь, что скажет Делл.

– Мой бывший муж знает об этом? – Спрашивает она.

– Он знает об озере и для него этого достаточно.

– Не говори о нем, как об идиоте.

– Я говорю лишь то, что вижу.

– У него сейчас и без этого хватает головной боли. – Делл задумчиво кусает нижнюю губу.

– Думаешь о Джинджер?

– Не знаю. По-твоему, это вещество действительно может исцелить человека?

– Я рассказал тебе обо всем, что знаю.

– Если бы мы смогли уговорить Говарда… – Делл замолкает.

Хэйли снова стоит в дверях.

– Если новая жена папы умрет, то он вернется к нам, – говорит девочка.

– Я где тебе сказала быть? – кричит на нее Делл.

– Я хочу, чтобы она умерла!

Делл вскакивает из-за стола. Хэйли запирается в своей комнате. Ты пьешь кофе, слушая, как они ругаются через дверь.

– Откуда она узнала о Джинджер? – спрашиваешь ты, когда Делл возвращается на кухню.

– Подслушала, наверно, вчера, когда мы разговаривали об этом с Говардом. – Делл оборачивается и смотрит на темный дверной проем, где недавно стояла дочь. – Давай уедем куда-нибудь, – предлагает она. – В центре есть неплохое кафе, думаю, там мы сможем нормально поговорить.

* * *

Помнишь капитана корабля, который смотрит, как тонет его судно и не может плакать? Да. Это Марша – жена Саймона Йена. Черные вороны летают меж голых сучьев мокрых деревьев. Потепление стерло с земли весь снег, оставив лишь серые и коричневые цвета. Новенькая аллея вымощена плитами из белого камня. Редкие клумбы пялятся на прохожих черной промерзшей землей и мертвыми цветами. Большой природный валун из красного камня скупо сообщает о дате основания города и важных событиях. Марша кутается в короткое шерстяное пальто темно-серого цвета. Большой капюшон надет на голову. Русые волосы небрежно заплетены в косичку. Где-то рядом юные матери, сидя на железных скамейках, качают коляски с детьми. Ангер задерживается, но Марша никуда не спешит. «Все будет хорошо», – говорит голос в голове, и она верит ему. Чей-то ребенок в коляске начинает плакать. Марша прижимает руки к своему растущему животу. «Он будет особенным», – говорит голос.

– Мы позаботимся о нем, – говорит Ангер, обнимая ее за плечи.

Он опоздал на четверть часа, но Марша уже не помнит об этом.

– Я покрасила волосы, – говорит она, снимая капюшон.

– Я привыкну, – говорит Ангер.

Он берет ее за руки. Черные перчатки пахнут сыростью и кожей.

– Не боишься, что нас увидят? – спрашивает Марша.

– А ты?

– А чего мне теперь бояться? – она улыбается. Прядь русых волос, выбившаяся из косички, падает на бледную щеку.

– Ты пропустила, – говорит Ангер, убирая прядь ей за ухо.

– А ты изменился. – Пар вырывается меж не накрашенных губ Марши. Она снимает перчатку и касается его щеки. Подушечки пальцев чувствуют гладкую, чисто выбритую кожу. – Ты стал каким-то заботливым, что ли.

– Тебе не нравится?

– Не знаю.

«Он будет лучшим отцом для твоего ребенка из всех», – слышит Марша голос в голове.

– Я стану лучшим отцом для твоего ребенка, – говорит Ангер.

– Ты знаешь, что он будет особенным? – спрашивает она.

– Да.

Они смотрят друг на друга, и глаза их черные и глубокие, как самый далекий космос.

* * *

Молоденькая медсестра, улыбаясь, сказала, что анализы будут готовы на следующее утро.

– А раньше никак нельзя? – спросил Лео.

– Извините. – Продолжая улыбаться, она беспомощно развела руками. – Таковы правила.

– Да. – Лео заставил себя улыбнуться в ответ.

Может быть, завтра он сможет узнать, почему рассосался его шрам, и что с ним вообще происходит? С ним, с собакой, с его девушкой…

Лео вышел на улицу, вспомнил Кевина и позвонил на работу. Узнав адрес родителей Дауна, он поймал такси. Дверь открыл седовласый мужчина с чудовищным шрамом на левой щеке. Лео извинился и сказал, что ищет его сына.

– Он приходил сегодня к вам?

– Приходил. – Мужчина отошел в сторону, пропуская Лео в дом.

Морщинистая женщина с крашенными каштановыми волосами выглянула из кухни и пообещала накормить Лео свежеиспеченными пирожками.

– Так вы друг моего сына? – спросил мужчина, проводя его в гостиную.

– Я охранник.

– Вот оно как… – мужчина помрачнел.

– Нет, вы не подумайте чего, просто…

– Он сбежал?

– Нет, – Лео затряс головой, вспомнил Бестию и начал оглядываться. – А давно он ушел?

– Да пару часов назад. – Мужчина колебался, явно пытаясь понять, кто пришел в его дом: друг или враг.

– А собака?

– Собака?

– Да. Она была с вашим сыном, когда…

– Когда что?

– Когда… – Лео с трудом проглотил скопившуюся во рту слюну. Шрам на щеке старика стал менее уродливым, уменьшаясь на глазах. – Когда он уходил из больницы…

– Он был в больнице?

– Да. – Лео попятился к выходу. Шрам старика исчез. – А… Ваш сын… Он не говорил, куда он собирается пойти теперь?

– Говорил. – Плечи старика распрямились. – Он хочет искупить все то зло, что создал прежде.

– Искупить?

– Он уже не тот, что был раньше, молодой человек. – Старик поднялся на ноги и начал приближаться к Лео. – Он изменился. Стал другим. Наполнился благими намерениями. И никто. Слышите? Никто! Не сможет встать у него на пути и помешать попросить прощения у всех, кому он причинил вред…

– Я понял. – Лео попятился, резко развернулся, нечаянно выбив из рук матери Дауна поднос с горячими пирожками. – Простите.

– Ничего.

– Я, пожалуй, пойду.

– Но пирожки.

– Пойду. – Лео повернул ручку входной двери, толкнул ее от себя. Заперто. Потянул на себя. Дверь открылась. Он выскочил на улицу, вспомнил Бестию. Нет. Она, скорее всего, не тронет его. Лео почти был уверен в этом. Чувствовал это. «Бестия набросилась на Кевина, потому что он был другим, не таким, как Даун или я…» Лео тряхнул головой. Откуда все эти мысли? Или же это нормально? Нет! Дождаться анализов и там будет все ясно. А что если нет? Голова раскалывалась от противоречий. Искать Дауна, искать Дауна, искать Дауна…

* * *

Взгляни на мир глазами Джинджер. Теперь взгляни на Деллавейн Смит, которая пришла к тебе. Странная женщина, верно? А кто это за ее спиной? Худенький, миленький и такой ненадежный на первый взгляд.

Это Кевин, – говорит Делл.

Спроси, как давно она спит с ним.

– С чего ты взяла, что мы…

– А разве нет? – Теперь улыбнись. Изобрази дружелюбие.

– Я не ругаться пришла, – говорит Делл.

– А кто ругается? – улыбаешься ты и думаешь: «Интересно, можно ли хоть чем-то пронять эту стерву или ей все параллельно, кроме ее никчемных книг?»

– Говард сказал, что у тебя рак. – Вот это уже удар ниже пояса.

Вздрогни. Оглянись. Нет. Майкла нет рядом.

– А ты не теряешь зря времени, – говоришь ты.

– Ему просто нужно было выговориться.

– Вот как?

– Послушай…

– Нет, это ты послушай! – Пытаешься встретиться с ней взглядом, но она отводит глаза. – Забирай своего любовника и проваливай из моего дома!

– Идиотка! – не выдерживает Делл.

Кевин (или как там его?) одергивает ее за рукав. Его темно-серые глаза смотрят на тебя, изучают.

– Что? – спрашиваешь ты.

Он молчит.

– Чего уставился?

Молчание. Вздохни и махни рукой.

– А ну тебя к черту! Ты такой же, как и эта…

Снова посмотри на Делл, теперь на Кевина. Интересно, какая женщина решится выйти за такого замуж? Или же его устраивает роль любовника?

– Ты успокоилась? – спрашивает он.

Странно, а голос совсем не слащавый, да и лицо… просто… Да и о чем ты только думаешь?

– Я спокойна, – говоришь ты.

– Твою болезнь можно вылечить.

– Что? – переспрашиваешь и снова начинаешь нервничать, заводиться.

– Когда успокоишься, буду рад объяснить все за чашкой кофе, – говорит Кевин, достает сигарету и закуривает.

Ты закрываешь дверь, прижимаешься к ней спиной и начинаешь плакать.

– И что теперь? – слышишь ты голос Делл.

– Она откроет, – говорит Кевин.

– Не думаю.

– Если бы у тебя был шанс не оставлять своего ребенка одного, ты бы им воспользовалась?

– Да, – говорит Делл.

– Да, – говоришь ты. Вытираешь слезы и открываешь дверь. – Ты докурил? – спрашиваешь Кевина.

Он выдыхает в сторону синий дым и выбрасывает недокуренную сигарету в мусорное ведро возле крыльца.

* * *

Жизнь была сломанной. Изуродованное лицо поставило крест на карьере и удачной судьбе. Каждый божий день, Нина вспоминала ту далекую ночь. Это была своеобразная точка на прямой, после которой невозможно было уже вернуться назад. Если бы только она послушала хоть одного из своих любовников и отказалась от поездки в родной город. Но она не послушалась. Она хотела быть независимой. Высокая, красивая, в семнадцать лет она уехала из родного города в Селену и добилась всего сама. Никто не мог решать за нее, что она будет делать. И вот она садится на поезд и едет в Иер, поздравляет отца с днем рождения и идет с подругами в один из двух местных ресторанов. Тогда-то и появился Даун… А когда сняли швы и повязки, Нина поняла, что карьера модели закончилась. Нет. Даун не уничтожил ее душу, он уничтожил ее лицо… Около двух лет она жила у родителей. Устроилась на работу. Нашла идиота, который готов был любить ее – любить, не замечая уродливого лица. Родила ему ребенка… И вот, когда ей исполнилось почти сорок, а дочь готовилась явить на свет внука, Даун снова постучал в ее дверь. Она смотрела на него, и единственное, что ее останавливало от того, чтобы убить его, было осознание того, что за этот поступок последует неизбежное наказание. «А тюрьмы мне только и не хватало», – думала Нина, надеясь, что, может быть, именно сегодня какой-нибудь метеорит свалится на ее крыльцо, а заодно и на голову Дауна.

– Я могу все исправить, – сказал он.

– Исправить?

«Еще пять минут, – думала Нина, – и мне уже будет наплевать на тюрьму».

– Вернуть все, что забрал.

– Пошел к черту! – Она попыталась захлопнуть дверь, но Даун не позволил ей сделать этого.

В сердце мелькнула надежда. Да. Именно надежда. Где-то Нина слышала, что психи, никогда не забывают своих жертв. Они помнят все до мельчайших подробностей и мечтают повторить. Может быть, Даун решит снова изнасиловать ее? Нина распахнула дверь, попятилась. «Дай мне хоть один повод, и я разрежу тебя на части», – думала она, отступая на кухню. Ножи! Она возьмет самый большой из них и изуродует это блаженное лицо до неузнаваемости. Она будет резать его, расчленять. Она заставит его мучиться, а когда он потеряет сознание, она подождет, пока он очнется и продолжит свои пытки. Нет. Нина сделала еще один шаг назад. Жизнь не преподнесет такой подарок. Если она сделает все, что хочет, то суд отправит ее в тюрьму или сумасшедший дом. И не важно, попытается Даун снова изнасиловать ее или нет. Никто не поймет подобной жестокости. Так что нужен один точный удар. Что ж, если подумать, то это тоже не плохо. Жизнь за красоту – справедливый обмен. Для верности, она не будет сопротивляться какое-то время. Пара синяков и факт свершившегося изнасилования окажутся только на руку. Ни один суд не сможет обвинить ее. Это будет самозащита. Настоящая самозащита.

– Я могу вернуть тебе твою красоту, – сказал Даун, приближаясь к ней.

– Конечно, можешь, – прошипела Нина.

– Тебе нужно лишь поверить мне.

– Я верю. – Она едва сдерживалась, чтобы не наброситься на него. – Верю!

– Я докажу. – Даун поднес руки к своему лицу. Ногти впились в кожу, оставляя за собой кровоточащие шрамы.

– Продолжай, – велела Нина, решив, что он окончательно спятил. – Продолжай же!

Но Даун не двигался. Разорванная кожа на его лице зарастала, исцелялась, снова становясь нежной и белой.

– Как это? – опешила Нина. – Такого не бывает!

– Я могу вернуть тебе твою красоту, – повторил Даун.

Нина промолчала. Она уже не хотела его смерти. Она хотела, чтобы он вернул ей то, что когда-то забрал. Вернул ее далекую, счастливую жизнь.

– Что я должна делать? – спросила Нина, решив, что согласиться на все что угодно. И сердце бешено колотилось в груди, чувствуя забытый запах надежды.

* * *

Нет, ты только посмотри на этих женщин! Особенно Джинджер и Делл. Одна умирает от рака, другая от безделья, и, возможно, именно поэтому ты видишь в них некоторое сходство, когда смотришь на все это глазами Говарда.

– Я тебя не узнаю, Джинджер, – говоришь ты нынешней жене.

– Если не поможешь, – говорит она, – то через месяц будешь объяснять нашему ребенку, почему умерла его мать.

Делл поднимает бровь, безмолвно подтверждая: «Все так. Все совершенно так».

Посмотри за окно. Видишь? Еще один писака – Кевин Грант. Стоит, прислонившись к белому забору, который сделал ты своими руками, и курит.

– Он тоже с вами? – спрашиваешь ты бывшую и нынешнюю жену.

– Да, – говорят они в один голос.

– А почему тогда остался на улице? Меня боится или просто идиотом выглядеть не хочет?

– Это я попросила его, – говорит Джинджер и пожимает плечами. – Ну, чтобы ты не устраивал ненужных сцен ревности.

– Вот как? – говоришь ты.

Правда, где-то ты все это уже видел? Вспомни предыдущий брак. Теперь спроси бывшую жену:

– Ты всех превращаешь в подобных себе? Или действуешь избирательно?

– Твоя жена умирает, а ты думаешь только об этом? – говорит Делл.

Промолчи. Эта женщина умеет наступать на больные мозоли.

– Помнишь, – продолжает добивать Делл, – ты же сам всегда говорил, что до тех пор, пока есть хоть один шанс, нельзя опускать руки.

– Шанс?! – ты поднимаешь на нее глаза. – Да это не шанс, это бред какой-то! Вот химиотерапия и операция – это шанс, а здесь…

– Ты знаешь, что в больнице мне уже не помогут, – тихо напоминает Джинджер.

И снова лучше промолчать. Искать причины, следствия, но в голове пустота.

– Жизнь твоей жены в твоих руках, Говард, – говорит Делл.

А вот это уже слишком!

– Почему ты всегда перекладываешь на меня всю вину?

– Я просто называю вещи своими именами.

– И это говорит мне, та, кто пишет о планете, на которую никогда не сможет попасть?

– Эй! – кричит Джинджер. – Вы уже давно не женаты!

Тишина. Какая-то странная неловкость и нелепость ситуации.

– Ну, хорошо, – сдаешься ты. – Если вы хотите убедить меня в том, что озеро на дне «Дедала» способно исцелять людей, то пусть это делает он. – Ткни пальцем в сторону окна, за которым стоит Кевин Грант.

– Нет, – говорит Делл. – Он не захочет говорить об этом с тобой.

– Это еще почему? – возмущаешься ты.

– Потому что ты этого не хочешь, – говорит Делл и снова попадает в самую точку.

Ты молчишь, она курит, Джинджер пьет кофе, часы на стене тикают…

– Ты успокоился? – спрашивает жена, копируя манеру и тон Кевина Грэма.

Делл гневно смотрит на нее, словно собирается обвинить в плагиате.

– А что? – пожимает плечами Джинджер. – На меня это подействовало.

– Подействовало что? – спрашиваешь ты.

Две женщины смотрят на Кевина Гранта за окном и говорят в один голос:

– Не важно.

– Ну и ладно! – ворчишь, хмуря брови. – Обещаю, что выслушаю ваши доводы… Но только выслушаю!

* * *

Рон пришел вечером, в начале восьмого.

– Дорогая, ты дома? – прокричал он с порога. – Ни-на? – Он повесил мокрый плащ на вешалку. Снял грязные ботинки и засунул их в сушилку. – Дорогая?

Кухня была пуста. Ни ужина, ни запахов жареной курицы. Рон заглянул в гостиную, в детскую комнату, где давно уже никто не жил.

– Нина, ты в спальне? – спросил он, остановившись возле закрытой двери. – Это что, какой-то сюрприз, да?

Он подождал ответа. Покашлял. Осторожно постучал и открыл дверь. Старая супружеская кровать, подаренная родителями Нины на день свадьбы, была убрана. Шкафы с бельем закрыты. Рон вздохнул и снял серый невзрачный костюм. Домашняя одежда пахла жиром, а на футболке красовались несколько пятен. Дверь в смежную ванну была закрыта. Рон услышал, как спустили в унитазе воду.

– Дорогая ты там? – постучал он в узкую белую дверь.

– Да, – сказала Нина.

– Я просто хотел сказать, что я уже вернулся и… У тебя что-то случилось или просто очередная депрессия перед месячными?

– Оставь меня в покое!

– Понятно. Значит, депрессия.

Нина слышала, как он уходит. Слышала, как в гостиной включился телевизор.

– Оставь меня в покое! – тихо повторила она. Руки ее дрожали, и вместе с ними дрожало небольшое зеркало, которое она держала, вглядываясь в свое отражение. – Оставьте меня в покое все! – тихо шептала Нина, наблюдая за изменениями, происходящими с ее лицом. Сломанные кости размягчались и принимали прежнее положение и формы, которые были до того, как над ними поработал Даун двадцать лет назад. Шрамы тускнели и пропадали. Даже морщины и те разглаживались, возвращая коже свежесть и природный румянец. – Я больше не завишу от вас. Снова не завишу…

* * *

Лифт медленно опускался на дно «Дедала». Говард был хмур. Джинджер нервничала, хоть и пыталась скрывать это.

– Уверена, что хочешь сделать это? – спросил Говард.

Она посмотрела на него, пожала плечами.

– Я просто не хочу оставлять своего сына, – она заставила себя улыбнуться. – Да и тебя, если честно, тоже.

– Но, тем не менее, ты нервничаешь.

– Просто боюсь, что ничего не получится. – В ее глазах заблестели слезы. – Знаешь, в жизни так иногда бывает: когда надежды нет, совсем нет, судьба подбрасывает тебе шанс, не позволяя смириться с обстоятельствами и опустить руки. Но зачастую это всего лишь иллюзия, чтобы ты не отчаялся, не сдался… – Джинджер замолчала, смахивая нависшие на длинных ресницах крупные капли слез.

– Но если ты не веришь в это, то зачем тогда…

– Я верю, Говард. Как никогда верю. – Она взяла его за руку. – И ты должен верить. Обязательно должен. Потому что, если ничего не получится, то… – голос ее дрогнул, и Говард испугался, что сейчас Джинджер разревется, как ребенок. Но она просто замолчала, опустила голову и смотрела, как приближается дно «Дедала». Далекое, неизбежное дно.

* * *

Майкл уснул. Маленькие ручки сжали край голубого одеяла. Пластмассовые макеты самолетов медленно вращались над детской кроваткой. Делл осторожно поднялась на ноги, выключила ночник и вышла из комнаты.

– Поражаюсь, насколько быстро некоторые дети привыкают к чужим людям, – сказала она Кевину.

– Ну, не такая ты и чужая.

– Джинджер не хотела, чтобы я или Хэйли общались с ее сыном.

– А Хэйли?

– Ей было интересно. – Делл поджала губы. – Может, пойдем на кухню?

– Лучше в гостиную. Там хороший диван.

– Ты уже все осмотрел здесь?

– Просто хотелось понять, как живет женщина, к которой ушел твой муж.

– Я сама хотела, чтобы он ушел. – Делл улыбнулась. – Скажи, а та, с которой ты, ну…

– Ты лучше.

– Лучше Джинджер или…

– Лучше всех.

Они сели на диван. Закурили. Кевин спешно переключал немногочисленные каналы телевизора.

– Почему в новостях ничего не говорят о Селене?

– Думаешь, там что-то происходит?

– Думаю, да.

– Хочешь, чтобы я позвонила Виктору?

– Отсюда?

– Почему бы и нет? – Делл принесла из прихожей телефон. Черный шнур волочился следом, путаясь под ногами. – Ты не помнишь его номер?

– Нет.

– Всегда забываю…

– Если не хочешь, можешь не звонить. – Кевин достал записную книжку. Вопросительно посмотрел на Делл.

– Диктуй номер. – Старые кнопки с почти стертыми цифрами запиликали под ее пальцами. – Никто не берет трубку, – сказала Делл.

– Наверно спит.

– Можешь сам позвонить.

– Да я верю.

– Веришь во что?

– В тебя. – Кевин выключил телевизор.

– Нервничаешь?

– Немного.

– Я тоже.

– Твоя дочь сказала сегодня…

– Я не хочу, чтобы Говард возвращался ко мне.

– Почему?

– Просто не хочу и все. – Делл потянулась к столу, ища пепельницу. – Черт, забыла, что не дома. – Она выбросила окурок в недопитую чашку кофе. – Знаешь, когда мы жили вместе, Говард ненавидел меня за это.

– За что?

– За все. – Делл улыбнулась. – Угадай, чего я сейчас хочу больше всего?

– Заняться со мной любовью на этом диване?

– Почти. – Она поднялась на ноги. – Пойдем в спальню.

– А как же блондинка?

– Так она была блондинкой?

– Да.

– Ну, и черт с ней! – Делл заглянула в спальню бывшего мужа. – Выглядит неплохо. Ты идешь или нет?

– Нет.

– Боишься Говарда?

– Тебя.

– Меня?! – Делл засмеялась, вспомнила о Майкле и зажала рукой рот.

* * *

Открой глаза. Ночь. Лишь пара лампочек дежурного освещения горят за решеткой. И запах. Тонкий запах женских духов. Прижмись лицом к металлическим прутьям. Видишь женщину? Молодая, красивая. Сердце бешено бьется в груди. Сколько ты уже лет здесь? Пять? Шесть? И это тело, женское тело, оно пьянит так же, как и свобода. Узкое платье в темноте кажется почти черным. Ткань обтягивает упругие бедра, вычерчивает тонкую линию между ягодиц. Узкая талия, прямая спина. Ноги обнажены ниже колен. Достань ключ, который дал тебе охранник, потому что ты достаешь для него черный порошок из южных копий. Да. Ты Стаппер – король этого вонючего тюремного дна. Открой дверь. Сделай то, что ты делаешь так часто, что сторожевые собаки уже давно считают тебя одним из охранников. Голос. Мужской голос. Теперь ты видишь его обладателя. Говард Смит! Что он делает здесь ночью, да еще и с женщиной? Слов не разобрать. Лишь только запах. Слейся с тенью и крадись за ними. Южные копи. Черное озеро.

– Ты уверена, что хочешь сделать это? – спрашивает Говард женщину.

Она кивает, поднимает к поясу подол платья, выше. Затаи дыхание, наблюдая, как обнажается женское тело. Босые ноги шлепают по холодным камням. Черная гладь озера вздрагивает. Женщина оборачивается, смотрит на Говарда. Озеро поглощает ее ступни, колени, доходит до пояса. Небольшая грудь подымается и какое-то время остается на поверхности, но затем скрывается и она. Женщина делает еще один шаг. Черная гладь доходит ей до подбородка.

– Джинджер! – пытается остановить ее Говард.

– Я должна, – говорит она и делает еще один шаг.

Все. Кругов и тех нет. Лишь темная монолитная гладь.

* * *

Делл выпустила к потолку струю синего дыма.

– Никогда прежде не занималась любовью в чужой кровати, – призналась она.

– Понравилось?

– Не знаю. – Она затянулась, наблюдая, как разгорается красный уголь на конце сигареты. – Мы лежим здесь удовлетворенные и счастливые и нам совершенно наплевать на то, что происходит сейчас с Говардом и его женой.

– Меня это устраивает.

– Правда? – Делл повернула голову, посмотрела на своего любовника. – Знаешь, Кевин, иногда мне кажется, что ты просто трус.

– Хотела бы поменяться местами с Джинджер?

– Нет. – Она вспомнила Хэйли. – Может, ты и прав – у каждого из нас своя судьба…

– Твоя сигарета… – напомнил Кевин. Делл вздрогнула. Серый пепел упал на одеяло.

– Черт! – Она спешно смахнула его на пол. Села в кровати. – Давай оденемся и вернемся на диван.

– Зачем?

– Не знаю. – Она закрыла глаза и тяжело вздохнула. – Просто… Просто, если Говард вернется утром и застанет нас здесь…

– И после этого ты называешь меня трусом?

– Это другое.

* * *

Ожидание стало невыносимым.

– Джинджер! – тихо позвал Говард. – Джин…

Озеро вздрогнуло, выплевывая на берег обнаженное женское тело.

– Джинджер! – Говард подхватил ее на руки. Черная слизь стекала по бледной коже. – Дыши, родная! Пожалуйста, дыши!

Изо рта Джинджер вырвалась черная струя, ударив ему в лицо. Воздух со свистом наполнил легкие. Джинджер открыла глаза, согнулась пополам и зашлась кашлем.

– Как ты? – спросил Говард, бережно обнимая ее за плечи.

– Я не знаю, – прошептала Джинджер.

– Я думал, что потерял тебя, – голос Говарда дрожал. – Думал, что потерял… – Он поднял платье своей жены и попытался прикрыть им ее тело.

– Что ты делаешь?

– Я не знаю. – Говард остановился. Черная слизь обжигала кожу, оставляя красные пятна. – Нужно срочно вытереть тебя! Нужно…

– Перестань. – Джинджер отстранилась от него.

– Но ведь… – Говард отдал ей платье.

Она поднялась на ноги и попыталась одеться. Ткань прилипла к мокрому телу и затрещала по швам.

– Давай помогу, – сказал Говард.

Пальцы не слушались, и все, что ему удалось, так это опустить кружевной подол чуть ниже округлых ягодиц жены. Ноги ее дрожали. Колени, казалось, были готовы подогнуться в любую секунду.

– Ты можешь идти? – спросил Говард, поднялся на ноги и, не дожидаясь ответа, взял на руки.

Она обняла его за шею, прижалась к нему, делясь своей всепроникающей дрожью.

– Никогда не думал, что ты такая тяжелая, – признался Говард, споткнулся о камень и едва не упал.

В озере за спиной что-то булькнуло. Говард обернулся, увидев черный пузырь, поднявшийся над монолитной гладью.

– Все будет хорошо, – сказал Говард, заставляя себя оторвать взгляд от поверхности пузыря, на которой отражались два изможденных лица, искаженные бесконечными трансформациями и игрой красок. – Все будет хорошо…

* * *

Теперь выбирайся из своего убежища. Женское тело маячит перед глазами, словно ты долго-долго смотрел на солнце, получив ожог сетчатки. Камни мешаются под ногами. Их острые грани режут кожу на твоих ступнях. Нужно было обуться перед тем, как выходить из камеры, но разве это сейчас важно?! Конечно, нет. Есть только запах духов и дрожь во всем теле. Джинджер. Да. Произнеси это имя, почувствуй его на своих губах. Когда долгие годы видишь одних мужиков, то любая женщина начинает казаться красавицей. Но что они с Говардом делали здесь? Что все это значит? И эти пузыри… Они всегда пугали тебя. С самого первого дня, как здесь появилось это озеро. Некоторые зеки говорят, что если долго смотреть на них, то можно сойти с ума. Чушь! Ты знаешь, что все дело в этом черном порошке, который ты продаешь им. Знаешь, но на пузыри все равно стараешься не смотреть. Теперь остановись. Видишь? Черные стринги прямо под твоими ногами. Всего лишь ткань, что она может значить, после того, как ты уже видел, что под ней?! Сделай еще один шаг. Посмотри на черный бюстгальтер. Та же история! Прямо как в юности, когда ты с друзьями пробирался в женское общежитие. Ночь, женщины и нижнее белье, разбросанное повсюду. Но Говард… Все это странно, словно уличить Бога за онанизмом или чем-то в этом роде… Поверхность озера вздрагивает. «Бульк». Не смотреть! Не смотреть! Не смотреть! Но ты смотришь. Еще один пузырь поднимается над монолитной гладью. Не стоило тебе принимать этот черный порошок самому. Ох, не стоило… А переливающийся пузырь уже проникает в твою голову, и ты начинаешь переливаться и менять формы вместе с ним. И что самое странное, тебе это нравится. Очень нравится. И ничто уже не имеет смысла. Даже женское тело. Ты спокоен и умиротворен.

 

Глава третья

Утро наступило как-то внезапно, словно сон, в котором нет никакого смысла, но есть определенные правила, сути которых невозможно понять. Говард остановил машину возле своего дома, поднял Джинджер на руки, перенес через порог. Грязные ботинки, оставили на ковре коричневые следы. Прихожая, гостиная, смежная спальня.

– Черт! – Делл открыла глаза, натянула одеяло, скрывая наготу. – Мы не знали, что ты вернешься так рано, – сказала она бывшему мужу.

Он не ответил. Просто стоял возле кровати и держал на руках Джинджер.

– Кевин! – ткнула в бок своего любовника Делл.

– Вижу, – он сонно щурил глаза. Его одежда лежала возле кровати. – Не возражаешь? – спросил он Говарда, поднялся на ноги и, встав к нему спиной, начал натягивать брюки.

– Говард? – тихо позвала Делл. – У вас все в порядке?

Он не ответил.

– Ты бы оделась сначала, – посоветовал Кевин, поднял с пола нижнее белье и бросил на кровать.

– А где мои брюки?

– Не знаю. Где ты их оставила?

– Черт! – Делл застегнула бюстгальтер и выбралась из-под одеяла.

Говард уложил на освободившуюся кровать Джинджер и лег рядом.

– Может, их раздеть? – спросила Делл.

– По-моему, они уже спят, – сказал Кевин.

– По-моему, они спали еще, когда вошли. – Она стянула с Джинджер грязное платье. – Раздень пока Говарда.

– Нет.

– Черт! Ну, помоги, хотя бы. Он такой тяжелый! – Она сняла с ног бывшего мужа ботинки, расстегнула ремень на брюках. – Какие же они оба грязные! Приподними его, я сниму рубашку.

– Почему на Джинджер нет нижнего белья?

– Откуда я знаю? Укрыл бы ее одеялом лучше, чем пялиться!

– Делл!

– Что?

– Успокойся.

– Извини. Не знаю, что на меня нашло. – Она посмотрела на оставшиеся на Говарде трусы, махнула рукой и ушла в гостиную. – Уже почти семь…

– Хэйли нужно отвезти в школу?

– Не маленькая, дойдет сама.

– Как знаешь. – Кевин заглянул в детскую. – Что будем делать с Майклом?

– Не знаю.

– Может, возьмешь его пока к себе?

– Джинджер меня убьет.

– Джинджер спит, и Говард, кстати, тоже. И неизвестно, когда они проснутся. Хочешь, чтобы ребенок бродил по дому один?

– Черт! – Делл надела плащ, достала ключи от машины и бросила их Кевину. – Иди, садись за руль, я пока разбужу Майкла. Черт! Не напугать бы…

* * *

Врач принял Лео лично и вне очереди, словно чувствовал за собой вину за то, что Даун сбежал из больницы во время его смены.

– Ну, могу смело заверить, с вами все в порядке! – сказал врач Лео профессиональным тоном. Даже улыбка и взгляд, и те были профессиональными. Ничего естественного. – Печень, конечно, немного подпорчена алкоголем, но, поверьте мне, от этого не умирают, по крайней мере, в ближайшие лет пятьдесят, уж точно!

– А как же… – Лео вспомнил рассосавшиеся шрамы и замолчал, пытаясь подобрать нужные слова.

– Вот только с группой крови в личном деле немного напутали, но…

– С группой крови?

– Не волнуйтесь! Такое бывает. Стажеры приходят на практику, вот им и дают заполнять личные дела пациентов. – Врач профессионально улыбнулся. – Не доверять же им сложные операции на сердце?! Представляете? Если они с группой крови не могут разобраться, то, что будет с сердцем? Тостер или микроволновка?

– Понятно. – Лео взял из рук врача свое личное дело. На лицевой странице в графе группа крови «О RH+» было зачеркнуто и от руки написано: «AB RH-». – А вы уверены, что не совершили ошибку сейчас?

– Нет. Мы все перепроверили несколько раз. Представляете, если вам вдруг срочно понадобится переливание?

– Но, у меня, вроде как всегда была первая положительная…

– Вот стажеры! – Врач тяжело вздохнул, забрал у Лео папку и тщательно стер неверную надпись ластиком.

* * *

Ангер набрал домашний номер Говарда Смита. Нужно было срочно что-то решать, но в трубке были только гудки.

– Нужно подождать, – решительно заявил охранникам Ангер. – Уверен, Говард уже едет сюда. Бывает же, что будильник подведет или еще что… – Ангер достал сигарету, прикурил дрожащими руками. – Может кофе или чай?

Охранники хмуро покачали головой.

– Ну и ладно. Нам больше достанется, – Ангер туповато хихикнул. – Ну и денек, скажу я вам! – Он вспомнил Маршу. Успокоился. Руки и те перестали трястись. – Так что там у вас стряслось, говорите? – снова спросил он. – Ах, да! Стаппер… Возле озера… Стоит… – Ангер с надеждой посмотрел на телефон. Ну, где же Говард?!

Серия лифтов доставила его с верхних пиков на дно «Дедала». Над черным озером пульсировали и переливались десятки пузырей. Стаппер. Высокий, лысый, непропорциональный. Он стоял возле кромки озера, напоминая восковую фигуру, исполненную с такой тщательностью, что казалось, она вот-вот заговорит.

– И правда, стоит, – сказал Ангер, обходя вокруг Стаппера. – А что с его глазами?

Да. Действительно. Создатель этой восковой фигуры учел все, кроме глаз. Они были темными, лишенными привычных цветов и выражения. Лишь пустота и глубина черного цвета, уходящая куда-то далеко-далеко в необъятные пучины недосягаемого и непостижимого.

– Эй! – Ангер щелкнул пальцами перед лицом Стаппера. Никакой реакции. Ткнул его пальцем в грудь. – Как каменный, черт бы его побрал!

Один из охранников отыскал между камней стринги Джинджер.

– Что это? – спросил Ангер.

– По-моему, женские трусы.

– Вижу, что трусы! Как они попали сюда?

– И еще это. – Охранник указал на черный бюстгальтер.

– Нам нужен Говард! – закивал Ангер. – Без него не разобраться. Никак не разобраться!

* * *

Наклонив на бок голову, Хэйли разглядывала сводного брата Майкла.

– А он похож на отца, – сделала она вывод. – Определенно похож.

Майкл застеснялся и начал вертеть головой, словно страус, который ищет, куда бы спрятаться.

– Ты его смущаешь, – сказала дочери Делл.

– И что? – Хэйли пожала плечами. – Он же мой брат, значит, пусть терпит.

– Он всего лишь ребенок.

– Уверена, что его мать внушила ему, что я монстр или еще что похуже…

– Да он и говорить-то еще толком не умеет! – Делл разогрела сковородку, налила масло, разбила пару яиц. – Сходила бы лучше в магазин, купила для него молоко и хлопья.

– Значит, он теперь будет жить у нас?

– Какое-то время.

– А отец?

– Сделай доброе дело, сходи в магазин.

– А можно я возьму с собой Майкла?

– Нет.

– Почему?

– Потому что у нас нет коляски.

– Разве он не умеет ходить?

– Умеет, просто…

– Я бы хотела показать его друзьям.

– Я не взяла его одежду.

– А можно я приведу друзей сюда и покажу им, какого братика сделал мне отец?

– Нет.

– А если я позвоню отцу и спрошу разрешения у него?

– Просто сходи в магазин! – повысила голос Делл, обожглась о железную ручку сковородки и тихо выругалась.

* * *

Ангер взбежал по деревянным ступеням и постучал в белую дверь.

– Говард! – прокричал он. – Говард, ты там? – Ангер подождал, снова постучал, на этот раз громче, обошел дом, заглядывая в окна. – Говард! – Он увидел кровать и ноги своего начальника. Увидел женские бедра и то, что между ними. – Говард! Я не знаю, чем ты сейчас занимаешься, но ты нужен нам на работе! Ты слышишь? Черт! – Ангер вернулся к двери, постучал, собрался с духом и повернул ручку. – Говард? Если ты спишь, то сейчас самое время проснуться! Слышишь? – Он прошел в гостиную, осторожно постучал в дверь спальной. – Говард! – и очень тихо, себе под нос, – Черт бы тебя побрал! – Тяжело вздохнул. Сколько дверей ему придется сегодня открыть? – Я захожу. Слышишь? Если ты не одет, то не волнуйся, я закрою глаза. – Он вспомнил женские бедра Джинджер. Вошел в спальню. – Я ничего не вижу! Не пугайтесь!

Тишина. Даже как-то не по себе.

– Говард! – Ангер открыл глаза.

Начальник и его жена лежали на кровати. Одеяло скрывало женскую грудь и ноги, оставляя на виду обнаженные бедра. Ангер подошел к кровати и тронул Говарда за руку. Ничего. Никакой реакции.

– Эй. – Чувство недоброго тошнотой подкатило к горлу. – Хватит придуриваться! – Ангер посмотрел на Джинджер – на ее лицо, на бедра. Может, они отравились чем-нибудь? Или… Ангер сглотнул и прикрыл одеялом бедра Джинджер. – Говард. – Он склонился к его лицу, приподнял тяжелые веки. – Боже мой!

Глаза Говарда были черными и бездонными, как глаза Стаппера.

– Да что же это такое?! – Ангер шарахнулся назад, споткнулся о разбросанную на полу одежду Говарда и едва не упал, ударившись спиной о шкаф. – Черт! Черт! Черт!

В комнате стало слишком темно и душно. Ангер выбежал в гостиную. Увидел телефон, остановился.

– Позвонить в больницу, – говорил себе Ангер. – Снять трубку, набрать номер… – Он вздрогнул, испугавшись, что не сможет сейчас сделать этого. – Ты же мужчина! Соберись! Твой друг, может быть, умирает, а ты думаешь о том, что лучше всего убежать, запереться дома, лечь в кровать и выждать какое-то время, пока все не разрешится само собой! Да что ты за человек? – Он вспомнил Маршу. Вспомнил ее растущий живот. – Как ты позаботишься о ней, если не можешь набрать телефонный номер больницы? Всего один номер! Это же не сложно. Совсем не сложно. – Ангер протянул руку, заставив себя взять трубку. Пальцы не слушались. Мысли путались. Кнопки. Почему на них стерты почти все цифры? Что за ерунда? Неужели нельзя сменить телефон? Это же так просто! Зайти в магазин, выбрать нужную модель… – Соберись! – велел себе Ангер. – Это всего лишь телефон!

«Ты лежишь в кровати и умираешь из-за того, что поленился сходить в магазин», – подумал он, представляя себя на месте Говарда.

– Соберись, черт возьми!

«И никто не приедет, спасти тебя, потому что твой телефон настолько стар, что на нем невозможно набрать номер».

– Соберись!

* * *

Лео достал из кармана смятый листок формата А4, с распечаткой фамилий и адресов всех женщин, которые стали жертвами Дауна, до того, как его посадили в тюрьму и сварили в котле для стирки белья. Список был длинным, и Лео чувствовал, что Даун опережает его. Но чего он хочет добиться? Почему он решил, что должен навестить всех женщин, которым некогда сломал жизнь? Лео постучал в дверь квартиры Лизы Хорн.

– Кто вы? – спросила женщина лет сорока, близоруко прищуривая правый глаз.

Лео смутился. На листке ничего не говорилось о том, что Даун, лишил эту женщину левого глаза. Он смотрел на нее, подбирая нужные слова, а стекляшка вместо глаза, поблескивала в тусклом солнечном свете, пробивающемся сквозь затянутое тучами небо.

– Простите, что приходится бередить старые раны, – сказал Лео. – Но я ищу одного человека… – Лео старательно избегал встречаться с женщиной взглядом. Глаза в глаза… Но у него их было два, а у нее один. Всего один… Лео выдохнул и заговорил о Дауне.

Лицо женщины стало бесформенным, черты смазались. Казалось, она балансирует на грани истерики и обморока, пытаясь выбрать какое из этих состояний сможет спасти ее от нахлынувших воспоминаний.

– Вы не видели его? Я имею в виду сейчас…

Женщина покачала головой.

– Понятно. – Лео хотел рассказать ей о намерениях Дауна, но не смог. – Простите, что побеспокоил. – Он повернулся к ней спиной, спустился с крыльца. Он знал, что женщина все еще стоит в дверях. Просто стоит, балансируя на грани своего сознания.

Он вышел на тротуар. Достал сигарету. Обернулся. «Она так и будет стоять, пока не придет муж или дети и не отведут ее в дом», – подумал он. «Или пока Даун, не придет к ней и не избавит от нанесенных им травм», – услышал Лео голос в своей голове. И мысли спутались. Разделились на две части. И одна из них принадлежала ему, а другая кому-то другому. «Что это?» – Лео тряхнул головой. «В тебе течет моя кровь», – сказал голос. «Нет!» Лео вспомнил доктора Харда. Вспомнил его профессиональную улыбку, профессиональный голос: «Стажеры!». «Это всего лишь стажеры, – сказал Лео. – Всего лишь ошибка». Он почувствовал себя слабым и незащищенным. Таким же, как Лиза Хорн, которая стоит в дверях своего дома и балансирует на грани сознания, выбирая обморок или истерику. «Я найду Дауна и убью его», – сказал Лео. «Ты найдешь Дауна и поймешь, кем стал сам», – возразил голос. «Нет!», – замотал головой Лео. Он готов был найти тысячу доводов, чтобы доказать голосу свою правоту. Но голос молчал. Голос в его голове.

* * *

Больница. Два часа спустя после того, как Ангер вызвал неотложку в дом Говарда и Джинджер.

– Вы уверены, что с ними все в порядке? – недоверчиво спросил Ангер врача с профессиональной улыбкой.

– Абсолютно! – заверил доктор Хард. – Вот только… – Он посмотрел на Ангера и завел старую пластинку о стажерах, которые вечно все путают. – Подумать только, а ведь у Джинджер такое сложное заболевание! Что если бы ей срочно понадобилось переливание крови? Ох, уж эти сорванцы!

– А что не так с их группой крови? – спросил Ангер.

– Ровным счетом ничего, – улыбнулся врач, потом вспомнил Лео, нахмурился. – Ну, если не считать, что она у них очень редкая.

– А глаза?

– А что глаза?

– Они были черными, как ночь.

– Черными, как ночь? – врач подозрительно посмотрел на Ангера. – Вы уверены, что видели… ну… то, что видели.

– Да, – Ангер смутился. – Наверно.

– Может быть, вам показалось? – врач, словно выуживал из него признание в сумасшествии.

– Может быть, – решил не искушать судьбу Ангер.

Молодая медсестра без стука вошла в кабинет.

– Прошу прощения, доктор Хард, – сказала она, но вас срочно просят пройти в рентген кабинет.

– Хорошо. – Врач посмотрел на Ангера. – Извините, что ухожу вот так, но сами понимаете…

– Работа, – закончил за него Ангер.

– Да.

– Могу я увидеться с Говардом?

– А почему бы и нет? – Доктор Хард по-отечески хлопнул его по плечу. – И никаких черных глаз!

– Никаких, – пообещал Ангер.

Он вышел из кабинета, отыскал палату Говарда Смита и, открыв дверь, заглянул внутрь.

– Ангер! – Говард отошел от окна. – Наконец-то, хоть одно знакомое лицо! Да заходи же! Заходи!

Ангер осторожно переступил через порог. Посмотрел на пустую кровать.

– Как ты? – Он заставил себя посмотреть в глаза начальника. Обыкновенные. Самые обыкновенные глаза. – Я думал…

– Врач сказал, что это ты похлопотал, чтобы меня определили сюда? – продолжая улыбаться, спросил Говард.

– Я думал, что ты и Джинджер… Ну…

– Думал занять мое кресло? – став вдруг серьезным, спросил Говард. Он подошел к Ангеру. Навис над ним. – Да, ладно! – Лицо его вновь просияло. – Расслабься. Я шучу. Просто шучу! – голос его стал заговорщически тихим. – Слушай, раз уж ты определил меня сюда, то, может, соизволишь теперь съездить ко мне домой и привезти мою одежду, а то, кроме трусов у меня ничего нет.

– Одежду? – Ангер безрезультатно пытался заставить мозги работать. – Ты что уже уходишь отсюда?

– Так, значит, ты все-таки хотел посидеть в моем кресле?

– Нет. Я даже и не…

– Да успокойся ты! – Говард одарил его снисходительной улыбкой. – Просто съезди ко мне домой и привези одежду, а я пока навещу Джинджер. Думаю, она тоже в шоке от случившегося.

* * *

– Этого не может быть! – заявил доктор Хард своему коллеге. Он снова и снова смотрел рентгеновские снимки и результаты анализов Джинджер Смит. – Такого не бывает! – качал он головой, и весь его профессионализм катился в тартарары.

– Я вижу то, что я вижу, – сказал коллега. – Вспомни пациента, который сбежал вчера из своей палаты.

– Да, – доктор Хард задержал дыхание.

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь собраться с мыслями.

– И как, получается?

– По-моему, да. – Доктор Хард шумно выдохнул и повторил процедуру.

– У меня есть хорошее успокоительное, – предложил ему коллега. Хард покачал головой, не открывая рта. – Когда закончишь свою терапию, думаю, нужно будет сходить и рассказать обо всем Джинджер Смит.

– А что если это какая-то ошибка?

– В смысле?

– Ну, как с группами крови. У того охранника, помнишь? И теперь у Смитов. Представляешь, как ты будешь себя чувствовать, если тебе сначала скажут, что ты умираешь, а через месяц скажут, что ты здоров, как бык?

– Я буду рад.

– Да. Но все равно нужно провести повторные анализы. На всякий случай. Да и того пациента, который сбежал, хорошо было бы найти и обследовать. Что если это как-то связано?

– Как?

– Не знаю. Но вдруг… – Доктор Хард снова сделал глубокий вдох и задержал дыхание.

– Уверен, что не нужно успокоительное?

– Гму-гму, – затряс головой Хард, не открывая рта. – Гму-гму.

* * *

Бежать! Это было первое, о чем подумала Нина, когда увидела свое новое лицо. Вернуться в Селену, найти старых друзей. Нет. Она не чувствовал презрения к той жизни, которой жила последние двадцать лет, по крайней мере презрения не стало больше, после того, как ей вернули прежнюю красоту. Она просто не могла себя представить в этом городе. Рон любит ее, но, увидев новое лицо жены, начнет сходить с ума от ревности и подозрений. Подруги тоже, скорее всего, отсеются, испугавшись, что она уведет у них совершенно не нужных ей мужей. На работе будут шептаться за спиной, сплетничать. Дочь и та, вероятно, начнет завидовать, потому что она как две капли воды похожа на отца. Нет. Всего этого Нина вынести не могла. По крайней мере не так сразу. Не за один день. Нина оделась и ушла из дома раньше, чем Рон вернулся с работы.

– Здравствуйте, – сказала она пожилой соседке.

Та не ответила. Лишь смерила ее осудительным взглядом и покачала головой, решив, наверное, что это любовница Рона.

– Ну, началось, – буркнула себе под нос Нина.

Она шла по городу и радовалась, что не встречает знакомых лиц. Она не бежала от перемен, она просто хотела выиграть время и немного подумать.

– Бутылку пива, – сказала она молодому бармену.

Он улыбнулся и долго не соглашался с тем, что такая красивая женщина будет пить пиво прямо из бутылки.

– Просто сделай то, о чем я тебя прошу и все, – отрезала Нина.

Отшив бармена, она просидела за стойкой около часа, а когда в бар начали набиваться люди, перебралась за свободный столик. Какой-то мужчина подсел к ней и на лад бармена, начал говорить, что она слишком красива, чтобы пить пиво. Он не нравился Нине, и она долго подбирала слова, чтобы избавиться от него.

– Филипп! – обрадовалась она, увидев знакомое лицо.

– Мы знакомы? – удивился он.

– Ну, конечно. – Нина вспомнила о переменах и соврала, что они познакомились год назад, но она уже не помнит где и при каких обстоятельствах. – Я и запомнила только имя и лицо…

– А это кто? – хмуро спросил Филипп, указывая на надоедливого мужчину за столиком Нины.

– Понятия не имею, – призналась она.

Надоедливый незнакомец ретировался. Они заказали еще пива.

– Давно не слышала комплиментов в свой адрес, – сказала Нина.

– Быть такого не может.

– Еще как может! – Она вспомнила свое прежнее лицо и передернула плечами. – Ты не поверишь, но я так долго была дурнушкой, что успела забыть, что такое мужское внимание.

– Я и не верю. – Филипп окинул ее внимательным взглядом. – Признайся, ты же не из нашего города.

– Скажем так, я родилась здесь. – Она весело рассмеялась. Выпитое пиво вскружило голову. – А если честно, то я жена Рона, ты его знаешь, вы работали вместе год назад.

Филипп нахмурился и наотрез отказался верить в это.

– Если бы у Рона была такая жена, то я бы ее точно запомнил!

– А вот я тебя запомнила. – Нина помрачнела. – Но ты даже не посмотрел на меня тогда.

– Не понимаю, где были мои глаза?!

– Да. – Ей захотелось ударить его, сделать ему больно. – Скажи, ты бы хотел сейчас заняться со мной любовью?

– Прямо здесь?

– Ну, почему здесь. Можно у тебя. Ты ведь все еще живешь один?

– Не знаю, откуда ты знаешь обо мне так много, но…

– Я же сказала…

– Перестань! Я вспомнил жену Рона. Никакая косметика и никакой наряд не превратят это чудовище в такую, как ты.

– Ты так думаешь? – Нина сжала зубы.

– Уверен. – Филипп поднялся из-за стола. – Так ты все еще хочешь уйти?

* * *

Ангер остановил машину возле дома Деллавейн Смит.

– Подождешь меня здесь, ладно? – сказал ему Говард.

Ангер кивнул. Говард открыл зеленую калитку, постучал в дверь.

– Папа пришел! – закричала Хэйли и потянула его в дом.

– Это надолго, – недовольно буркнул Ангер.

– Как ты? – спросила Говарда Делл.

Майкл сидел на ковре в гостиной и играл с куклами Хэйли.

– Как у себя дома, – сказал Говард, беря сына на руки.

– Ты извини, что я его забрала, просто…

– Ничего страшного, – успокоил бывшую жену Говард.

– А как же Джинджер?

– Думаю, она не будет против.

– Вот как? – Делл взбила непослушные волосы. – Хэйли, принеси одежду Майкла…

– Не нужно, – остановил ее Говард.

– На улице холодно.

– Я предпочел бы, чтобы ты оставила сына у себя на ночь, – сказал Говард, играя с Майклом. – Если, конечно, ты не против.

– Вот здорово! – обрадовалась Хэйли.

– Джинджер оставят на ночь в больнице, а мне нужно кое-что уладить на работе, – пояснил бывшей жене Говард.

– Она… – Делл посмотрела на дочь.

– Врачи сказали, что с ней все в порядке, – Говард позвал Хэйли. – Возьми его в свою комнату, и поиграйте, нам с мамой надо поговорить.

Хэйли улыбнулась и смущенно поджала губы, словно застала родителей за чем-то непристойным.

– В больнице все в шоке, – сказал Говард, когда они с Делл остались наедине. – Понятия не имею, откуда ты узнала, что это поможет, но спасибо. – Он обнял ее. Прижался губами к ее щеке.

– Что ты делаешь? – спросила Делл.

– Ничего, – Говард обнял ее за талию, запустил руки под свитер. – Пойдем в спальню.

– Не стоит.

– Я просто хочу тебя отблагодарить.

– Нет.

– Ты такая горячая.

– Я сказала, нет! – Делл оттолкнула его от себя. – Что на тебя нашло? – Говард смотрел на нее, и губы его улыбались отдельно от глаз. – Уходи, – велела Делл. – Уходи сейчас же! А завтра, вместо того, чтобы приходить, позвони. Я сама привезу тебе Майкла. Понял?

– Понял. – Говард пожал плечами. – Знаешь, я никогда не понимал тебя…

– Уходи!

– Никогда не понимал…

* * *

Филипп спал. Нина смотрела на него и не могла понять, что переполняет ее больше: злоба или разочарование. Все эти комплименты и оскорбления – непонятный, необъяснимый оксиморон. Филипп говорил, как она красива. Филипп говорил, как она уродлива. Она была женой Рона. Она не была женой Рона. «Все это неважно», – услышала Нина голос в своей голове. «Что мне теперь делать?» – тихо спросила она себя. «Ничего не нужно делать, – сказал голос. – Возвращайся домой и продолжай жить своей жизнью». «Но я не могу. Они не примут меня такой!». «Примут, – пообещал голос. – Скоро они все станут такими, как ты». «А какая я?» – спросила Нина, вспоминая себя красивую и себя уродливую. «Теперь ты счастливая, – сказал голос. – Теперь у тебя есть все, о чем ты мечтала». «Но у меня все это уже было. И даже больше». «Но мир отнял у тебя это». «Да». «Жестокий мир». «Да». «Несовершенный». «Да». «Скоро это изменится. Ты хочешь, чтобы это изменилось?». «Да». – Нина наклонилась и поцеловала Филиппа. Он открыл глаза.

– С кем ты разговариваешь? – сонно спросил он.

– С тобой. – Она улыбнулась и встала с кровати. – Разве ты не слышишь?

– Что я должен слышать?

– Голос. Он в твоей голове. Слышишь?

– Я не знаю. – Филипп тупо оглядывался по сторонам. – Здесь есть кто-то еще?

– Только мы, – снова улыбнулась ему Нина, застегивая бюстгальтер. – Только мы и голос внутри нас.

Филипп поднялся с кровати и, пошатываясь, пошел в ванную.

– Мне нужно умыться, – сказал он, закрывая за собой дверь.

Лампа дневного света моргнула несколько раз и осветила ванную. «Все меняется, Филипп», – сказал ему голос.

– Кто здесь? – Он затравлено огляделся по сторонам. Что он пил сегодня?

«Это всего лишь ты сам».

– Нет. Я ничего не слышу! Ничего… – Он замолчал, услышав, как хлопнула входная дверь. Выглянул из ванной. Комната была пуста. Нина ушла, бросила его, оставила один на один с безумием.

«Не нужно бояться, Филипп».

– Какого черта? – заорал он. – Что со мной происходит? – Схватив телефон, Филипп набрал номер городской больницы. – Какой позор. Боже. Какой позор! – Он бросил трубку, подошел к окну.

В соседском доме горел свет. «Она очень красива», – сказал голос. Филипп закрыл глаза, вспоминая Нину, сравнивая с Делл. «Нина, правда, жена Рона?» – спросил он голос в своей голове. «Он очень счастливый мужчина». «Я обидел ее». «Она простила тебя». «Я обидел Рона». «Он тоже скоро простит тебя». «Почему?» «Потому что все вы скоро станете братьями, Филипп. Все». В соседнем доме Делл подошла к окну и задернула шторы. «И даже она, – сказал Филиппу голос. – Нужно лишь подождать». «Я готов ждать». – Филипп вспомнил качели во дворе Делл и представил, как их общие дети смеются, качаясь на них.

– Я готов ждать, – сказал он, отходя от окна. – Готов…