— Кажется, эта ночь никогда не закончится, – сказала Найдо, поднимаясь из‑за стола, чтобы разжечь потухшие лампады, которые так сильно коптили перед тем, как потухнуть, что у Найдо начала болеть голова. – Неужели мы не можем провести сюда нормальное освещение? – спросила она своего наставника и учителя мастера По. Он ответил ей тишиной. – Я вообще‑то с вами разговариваю, – обиделась Найдо.

— Не стоит прерывать чтение, дитя моё, – соизволил произнести её наставник, пастырь, учитель.

— Не понимаю, почему нельзя читать при нормальном свете.

— Это традиции.

— Чьи традиции? Каких времён? Кому нужен весь этот маскарад? Согласна, я не человек, а гартрид. Я могу видеть в темноте. Но как быть с остальными учениками? Или же ты хочешь, чтобы они ослепли? Мы, в конце концов, не на своей планете, а у них в гостях. Неужели только этого недостаточно, чтобы начать считаться с ними?

— Вернись за стол и читай вместе со мной!

— Читай один. Я и так уже помню всё это наизусть, – сказала Найдо, крутанулась на месте, и не дожидаясь ответа, покинула читальный зал, оказавшись в длинном холодном коридоре с готическими сводами и всё теми же коптящими лампадами. Найдо закрыла за собой двери, прижалась к ним спиной, перевела дыхание, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. – Давно нужно было высказать этому зануде все, что я о нем думаю, – тихо сказала Найдо, убеждая себя, что ссора с мастером По пойдёт только всем на пользу.

— Разве тебя не учили уважать старших? – спросил её голос из темноты. Знакомый голос.

— Меня учили уважать культ Бину, но не его жрецов. Тем более что некоторые из них давно уже пережили свой век, став старыми, как сапоги, которые никто не станет носить.

— Не думаю, что хотел бы увидеть их на твоих ногах.

— Ты богохульник, Новлен.

— А ты – стерва, – сокурсник и соперник по кафедре выскользнул из мрака слишком быстро, чтобы Найдо смогла избежать объятий. Он обнял её за талию, прижал к уходящей к высокому потолку статуи Рашилайи.

— Не думай, что опередил меня, – зашептала она, едва касаясь его губ. – Я сама хотела этого.

— Я стал тебе вдруг симпатичен?

— Никог да.

— Тогда в чем… – Новлен выругался, почувствовав, как электронная петля охватывает его кисти, тянет к древней статуи, доставленной с планеты самих гартридов.

— Ты всегда будешь вторым сортом. Всегда будешь просто человеком, – Найдо выскользнула из его объятий, оставив привязанным к статуе Рашилайи.

— Учителя говорят, что мы равны!

— Они врут, – Найдо хотела рассмеяться, но её сдерживали ночь и тишина института. – Врут, чтобы сохранить в вас надежду, – она подалась вперёд, поцеловала Новлена в щеку и пошла прочь.

— Когда‑нибудь тебя выгонят отсюда, так же как уже выгнали твоего любовника! – крикнул ей вслед Новлен, прислушался, понял, что ответа не будет и начал освобождаться от пут. – Чёртова стерва! – бормотал он, безрезультатно борясь с узлами. – Ненавижу! – он представил, что будет, если сейчас выйдет мастер По и найдёт его здесь связанным. Конечно, он не выдаст Найдо. Конечно, ему придётся взять всю вину на себя и стать в глазах мастера полным идиотом. – Мне нужно освободиться! – запаниковал Новлен. – Я не могу допустить, чтобы меня нашли здесь! Не могу! – он замер, услышав, как открылась входная дверь, спрятался за статую. В слабом свете коптящих лампад ему было не видно вошедшего. «Кто это? Кто‑то из института или просто чужак? – лихорадочно думал Новлен. – Нет. Чужаки не заходят сюда. Их пугает это место. Они обходят его стороной. Значит, это кто‑то из своих. Но кто? Все спят или заняты чтением». – Найдо, это ты? – осторожно позвал Новлен, решив, что никто другой просто не может находиться здесь в это время. – Найдо, ты вернулась, чтобы освободить меня? – он прислушался, но ему никто не ответил. Латиял никому не отвечал, никого не слушал, не вступал в переговоры. Безмолвный убийца, идущий в ночи. Одна из самых ужасных историй Андеры. Историй, которые все считали вымыслом, страшилкой, чтобы пугать непослушных детей. Считали, пока не встречались с ним лично, лицом к лицу. Гнев бога! Так говорили о нем гортриды и рохи. Он прошёл мимо Новлена, не заметив его, ударил ногой в двери читального зала, сорвав их с петель. Они пролетели через пару ближайших столов, перебив кости читающим студентам и рухнули на пол. Грохот прорезал тишину. Прорезал на мгновение, затем снова всё стихло.

— Ты не должен здесь находиться! – заявил вошедшему мастер По. Латиял занёс свой топор. – Убирайся! – успел сказать старый учитель, прежде чем сталь рассекла воздух, раздробила кости и разделила его тело надвое. Поверженный наставник рухнул на пол. Несколько мгновений уцелевшие студенты смотрели, как вздрагивают в конвульсиях его ноги, вываливаются внутренности, затем, словно очнувшись ото сна, закричали, пытаясь спастись. Но спасения не было. Безжалостный убийца был хладнокровен и расчётлив. Его топор мелькал в полумраке, монотонно забирая жизни. Одну за другой. Одну за другой. Прячась за статуей, Новлен слышал крики своих друзей, видел, как Латиял ходит из одного читального зала в другой, уничтожая все, что было дорого Новлену, всех, кто был ему дорог. И он – Новлен, ничего не мог сделать. Не мог даже спасти себя, потому что узлы Найдо были слишком сложными, а верёвки слишком крепкими, чтобы освободиться. Ему оставалось лишь ждать и надеяться, что смерть обойдёт его стороной. Слушать предсмертные крики друзей, наставников и заставлять себя молчать. Молчать, чтобы уцелеть, чтобы избежать смерти. Прижиматься к холодному камню и умалять всех известных богов пощадить его, сделать так, чтобы Латиял не заметил его. Ведь наставники так часто говорили им, что перворождённые, оставив земной мир, превратились в высших существ, которые теперь наблюдают за своими младшими братьями, заботятся о них, ведут их. Что они стали теми, кого было принято так долго считать богами. И именно этим богам молился Новлен. Молился о своём спасении… Но боги были глухи в эту ночь. Да и было ли им дело до какого‑то смертного, если Латиял, по сути, был одним из них? Нет. Не было. Новлен понял это, когда увидел, что Латиял приближается к нему. Он пропустил его. Он оставил его напоследок.

— Пожалуйста! – взмолился Новлен, зная, что мольбы всё равно не спасут его, но продолжая надеяться. – Я не хочу умирать. Не хочу. Не хочу… – Латиял вытащил его из‑за статуи Рашилайи. Разорвал державшие верёвки. Сломал кости рук и ног, заставив упасть на колени, взмахнул топором и перерубил хрупкую шею Новлена. – Будь ты проклята, Найдо! – успел сказать он перед тем, как его голова покатилась по каменному полу, и мир завращался перед глазами. Мир тишины и коптящих лампад. Мир древних статуй, законов и правил. Мир науки, знаний. Мир, который Найдо оставила в эту ночь, чтобы встретиться со своим возлюбленным.

Покинув институт, она шла к нему навстречу. Больше. Она бежала к нему, как бежит ребёнок в распахнутые объятия матери. Бежала в крохотную квартиру, которую ему удалось снять после того, как его исключили из института Рашилайи. И работа, которую он нашёл в клинике неотложной помощи. Ох, уж эта работа! Найдо ненавидела её ещё больше, чем убогую квартиру своего возлюбленного. Ей казалось, что они убивают его, меняют его суть. Суть гартрида, который создан, чтобы постичь глубины древних знаний, а не помогать санитарам копаться в грязных, брызжущих кровью людских телах. И ещё была железная лестница, обвивавшая серое здание, словно змея. Её Найдо тоже ненавидела. Красться в ночи, прятаться, скрывать свои чувства. Как же ей всё это опостылело, измучило её. Она остановилась возле окна квартиры Ромула, замерла, припав к стеклу, не смогла ничего разглядеть, постучала. Тёмный силуэт поднялся с кровати. Силуэт, который она могла бы узнать, даже если вокруг не было ни одного источника света. На ощупь, по запаху, не важно – она знала его, знала, знала…

— Ромул! – Найдо с трудом дождалась, когда он откроет окно, сжала его лицо между своих ладоней. – Милый, любимый, Ромул! – она осыпала поцелуями его щеки, глаза, губы.

— Мастер По знает, что ты здесь?

— Что ты, Ромул! Что ты!? – Найдо запрокинула голову и громко рассмеялась. – Иногда мне кажется, он не знает ничего кроме своих мертвецов!

— Кто‑то должен разговаривать с ними.

— Брось, Ромул! Если бы ты слышал, какую ерунду они несут!

— Я слышал.

— Прости, – Найдо виновато опустила голову. – Твои родители… Они всё ещё приходят к тебе?

— Мастер По позволил бы мне вернуться, если что‑то изменилось.

— Ненавижу его. Сначала он открывает человеку мир Бину в этом чёртовом институте Рашилайи, а затем сам же и выгоняет его за то, что он стал слишком хорошим учеником.

— Мастер По не виноват. К тебе же не пришли твои усопшие родители.

— Если бы ты знал, кто ко мне иногда приходит! Вернее, если бы только мастер По знал об этом!

— Прости, Найдо, но если честно, то я уже порядком устал от этого. Андера – это город героев и монстров, которые собраны здесь, кажется, лишь для того, чтобы забавлять и веселить людей. А для древних наук существуют другие города, другие миры. Более тихие, более мудрые.

— Один мир.

— Не важно.

— Этому учил нас мастер По.

— Я помню все, чему он нас учил. Сейчас я говорю не о себе. Я говорю о жителях города, для которых вся жизнь превращена в шоу, – на лице Ромула появилось болезненное выражение. – Да они даже не верят в первородных! – он всплеснул руками и начал жаловаться на коллег по работе, на их неверие, безразличие…

— Бедный! Бедный Ромул! – шептала Найдо, желая лишь одного – обнять его, защитить, спрятать в своих объятиях.

— Мне здесь не место, Найдо.

— Знаю, любовь моя. Знаю! Н о умоляю тебя, потерпи ещё немного.

— Прости, Найдо, но сил больше нет. Совсем.

— Нет, Ромул! – она схватила его руки и прижала к своей груди. – Я не отпущу тебя!

— Я не могу больше оставаться здесь ни дня.

— Тогда мы сделаем это сегодня, Ромул. Вместе. Ты и я. Мы пойдём к мастеру По и станем умолять его открыть для нас двери в подпространство, чтобы вернуться домой, на старый, добрый Рох.

— Я слышал, что есть и другие способы уйти отсюда. Другие люди, способные видеть двери.

— Но сколько из них обманщиков? Сколько из них лжецов, которые лишь заберут твои мечты и надежды, оставив разочарование, да пустые карманы? А мастер По наш друг. Строгий учитель, но хороший друг. Как и все гартриды. Ты же знаешь, – Найдо пытливо заглянула ему в глаза. – И не смей говорить, что ты забыл об этом. Я знаю, этот мир не может изменить тебя, не может стереть твою память.

— Я просто хочу вернуться домой, – сдался Ромул. Их поцелуй был страстным, а объятия крепкими. Никто из них ни разу не видел, чтобы мастер По спал, поэтому их ничуть не смущал тот факт, что они идут к нему ночью… Идут к тому, что осталось от мастера По.

— Боже мой! – шептала Найдо, не веря своим глазам. – Боже мой! – она металась по читальному залу, словно загнанный зверь. Голова шла кругом. Запах крови въедался в сознание, вызывал тошноту, отчаяние, опустошённость. – Как же так? Как же так? – Найдо схватила себя за волосы, причиняя себе боль, но даже не заметила этого. Хотелось упасть на колени, сжаться, закрыть глаза и убедить себя, что всё это сон. Страшный, беспокойный сон, который может победить лишь утро, рассвет, солнце. – Кельи! – пришла в голову новая мысль, новая надежда. – Нужно проверить кельи. Кто‑то должен был уцелеть. Обязан уцелеть! – она выбежала в коридор, увидела залитую кровью Новлена статую Рашилайи, затем обезглавленное тел о сокурсника. Разорванная верёвка, которой она привязала его часом ранее, всё ещё висела на статуи. Окровавленная верёвка, с которой неспешно падали на пол крупные капли крови. – Все мертвы, – поняла Найдо, находясь на грани обморока. – Они все мертвы, – она слышала, как мимо неё ходит Ромул, заглядывает в читальные залы, в кельи и аудитории, ищет выживших, но выживших нет. – Никто не уцелел, ведь так? – спросила его Найдо. Он молча кивнул, опустил голову, увидел обезглавленное тело, узнал одежду, амулеты, затем увидел окровавленную верёвку. – Это я привязала его к статуе, – тихо сказала Найдо. – Он не хотел, чтобы я шла к тебе, поэтому мне пришлось оставить его здесь.

— Но ты не убивала его.

— Я знаю, – она запрокинула голову, вглядываясь в лицо Рашилайи, словно требуя ответов у этого высеченного из камня символа знаний и науки на планете Рох. Время замерло, остановилось. Весь мир, казалось, замер… Но жизнь продолжалась. Эта странная, непонятная жизнь. – Нам нужно уходить, – сказала Найдо, очнувшись от оцепенения. Она взяла Ромула за руку и потянула вглубь коридора.

— Выход в другой стороне, Найдо, – осторожно напомнил ей Ромул.

— Ты ошибаешься.

— Найдо…

— Ты помнишь, зачем мы пришли сюда?

— Не думаю, что сейчас подходящее время.

— Сейчас самое время, Ромул! Мастер По мёртв, но его секреты… Они всё ещё в его келье, – Найдо высвободила свою руку из ладони Ромула и побежала по коридору, не заботясь о том, что убийца всё ещё может быть где‑то здесь, где‑то рядом, наблюдать за ними, выжидать.

— Найдо! – звал её Ромул. Он бежал следом. Она слышала топот его шагов, гулко раздающихся по коридору. – Найдо, подожди! – его рука сжала её плечо в тот самый момент, когда она добралась до кельи мастера По. Дверь в келью была закрыта, но не заперта. Одинокая лампада горела в дальнем углу. Исходивший от неё свет дрожал, преломлялся. – Нам лучше уйти, Найдо.

— Нет, – она смело шагнула вперёд и начала искать ключ. Ключ, который мастер По каждый год давал лучшему ученику, чтобы он мог посетить планету Рох – родину института Рашилайи. Ключ, от которого Найдо отказывалась снова и снова, потому что не хотела покидать Андеру одна, без Ромула. – Да где же он, черт возьми?! – закричала она, продолжая метаться по аскетически обставленной келье, переворачивая коробки с ароматическими травами, сбивая с полок книги.

— Найдо!

— Помоги мне! – она открыла очередную коробку. Ключ упал на пол, звякнул, отскочив под кровать. Найдо упала на колени, достала ключ, сжала его в ладони, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце. Отчаяние отступило. Горе и печали отступили. Осталось лишь волнение. Найдо поднялась на ноги. Ей вдруг начало казаться, что если она пройдёт через дверь в конце коридора, дверь в подпространство, т о всё случившееся сегодня, здесь, все эти смерти и кровь – всё исчезнет, растает, отпустит её, позволив продолжить жить. Жить с Ромулом. Жить в мире, который они покинули так давно. Их родной мир. Родной дом. – Пойдём, – позвала за собой Ромула Найдо. Голос её дрожал, но она не обращала на это внимания. Сейчас главным было не бежать, не суетиться. Главным было сохранить внешнее спокойствие, отдав тем самым дань этому храму и всем, кто погиб в нем в эту ночь.

— Найдо…

— Молчи! – она вставила ключ в замочную скважину, повернула его. Дверь открылась. Белый туман, извиваясь, пополз в коридор. Найдо обернулась, протянула Ромулу руку. Он колебался мгновение, затем сжал её пальцы в своей ладони.

— Надеюсь, мастер По, сможет понять нас и простить, – тихо сказал он.

— Мастер По уже ничего не сможет понять. Он мёртв, – сказала Найдо, но она ошибалась.

Плиора. Юругу велел ей прийти в храм чуть раньше, но она специально опоздала, чтобы не встретиться с Латиялом, который мог задержаться в храме, войдя во вкус. Сохранит ли он ей жизнь, если она столкнётся с ним лицом к лицу? Нет, не сохранит. Ему всё равно кого убивать. Безумный гнев бога! Плиора бесшумно, словно тень, проскользнула в открытые ворота института Рашилайи. Мёртвого института. В нос ударил металлический запах крови. Дрожащие языки лампад оживляли тени, населяли пустые коридоры вымышленной жизнью. Плиора любила подобные моменты. Ей нравилась эта мёртвая тишина. Нравился этот покой. Эта мощь смерти, неизбежности, неизъяснимости судьбы. И неважно кто ты: гартрид, флориан, человек, малани или рох. Особенно рох. К последним Плиора испытывала личную неприязнь. Неприязнь, которая была привита с раннего детства. Привита, вопреки планам воспитателей. Воспитателей рохов, которые спасли Плиору, дали ей кров, имя. Дали ей историю, в которую она никогда не верила. Не верила, потому что спасители говорили об этом слишком часто и слишком страстно, снова и снова напоминая ей о том, кто она и чем обязана им. Все эти правила, порядки, приличия! Как часто, ещё будучи ребёнком, Плиора хотела сбежать, не особенно понимая причину этих желаний. Сбежать, чтобы перестать быть вторым сортом. Перестать быть никчёмным человеком, который должен стремиться быть таким же мудрым, как величавые рохи. Быть тем, кем он не является. Быть подделкой, копией. Иногда Плиора спрашивала себя, как сложилась бы её судьба, если бы она не встретила Юругу. Вернее, если бы он не нашёл её. Маленькую девочку, которая готова к отчаянным мерам, но ещё сама не понимает этого. Готова убить своих врагов или умереть сама, сохранив им жизнь, потому что этому учили её с детства – быть вторым сортом. Или же не учили? Лишь напоминали время от времени, что она – бракованный товар. Не важно. А ведь её единственной проблемой было лишь то, что она – человек, а не рох, но не каждому суждено жить в своей среде. Судьбе плевать, она даёт жизнь и считает тебя уже обязанным ей за этот дар. Плиора чувствовала отчаяние, но надеялась, что с ним можно бороться. Надеялась, что всё изменится, как только ей удастся убраться с ненавистной чужой планеты. Но на Андере, оказавшись среди таких же детей, как и она, Плиора не почувствовала ничего, кроме нового отчаяния. Она не может быть рохом, потому что она родилась человеком, и она не сможет уже стать человеком, потому что её воспитали рохи. И ничего не изменится. Никогда. Глупо даже надеяться. Лишь попытаться прекратить эти страдания. Любой ценой. Плиора дождалась вечера, убедилась, что никто не наблюдает за ней, и бросилась в холодные воды озера Левин. Она выбрала его, потому что оно находилось недалеко от нового дома, где она жила. Ей было двенадцать, и жизнь казалась слишком долгой, чтобы не желать сократить её. Она плыла так долго, пока не устала, затем выдохнула весь воздух и пошла ко дну, надеясь, что после смерти старый осьминог найдёт её тело и утянет в пучину древнего озера, чтобы никто не нашёл её, решив, что она просто сдалась, отступила, сломалась, как это часто бывает с людьми. Нет. В ней не было слабости. В ней была решимость, желание идти до конца, опускаться на самое дно, в пасть древнего монстра. Только так можно было победить своё отчаяние, своё одиночество, свою растерянность.

— Ты ошибаешься, – услышала она мужской голос и открыла глаза, удивляясь, что всё ещё жива. Была ночь. Над головой висело звёздное небо. Кромка воды древнего озера всё ещё касалась её ног. – Всегда есть другой путь, другой смысл, – снова услышала Плиора, подняла голову, огляделась. – Только нужно знать, куда смотреть, – сказал ей голос, и Плиора поняла, что он звучит прямо у неё в голове.

— Я что, спятила? – растерянно спросила она.

— Я знаю лишь, что ты всё ещё жива, – сказал ей голос.

— Да. Я вижу, что жива, – она поднялась на ноги. Возле берега под водой что‑то пульсировало, извивалось. – Так э то ты спас меня? – спросила она древнего осьминога. – Не знала, что ты умеешь разговаривать.

— Он не умеет, – сказал ей голос. – И он никогда не стал бы спасать тебя. Ему плевать. Впрочем, как и мне. Мы слишком стары для подобных сантиментов.

— Тогда кто меня спас?

— Ты сама.

— Нет.

— Признайся, ты ещё не готова умирать. К тому же ты всё ещё не знаешь, что будет там, за гранью. А без этого тебе сложно смириться со смертью. Ты – борец. И неважно кто растил тебя, и кто давал тебе жизнь. Рохи и люди… всё в прошлом. Ты та, кто ты есть.

— Ты прочитал мои мысли?

— Я прочитал твою жизнь.

— Абсолютно всю?

— Лишь то, что мне было нужно.

— А что тебе было нужно?

— Друг.

— Друг? – Плиора нахмурилась. – У меня не получается дружить.

— Сомневаюсь, что ты когда‑нибудь пыталась дружить с номмо.

— Так ты первородный? – Плиора нахмурилась ещё сильнее. – Разве вы не вознеслись? Не превратились в Амма?

— Я решил остаться.

— Почему?

— Потому что решил идти своим путём.

— И теперь ты живёшь здесь? В теле этого монстра?

— Мне здесь нравится. А тебе?

— Мне? – девочка огляделась, пожала плечами. – Здесь тихо.

— Ты не любишь тишину?

— Её любят рохи.

— Мне наплевать на рохов, я спрашиваю о твоих чувствах.

— Боюсь я жила с ними слишком долго, чтобы так просто было взять и плюнуть на них.

— Тогда тебе придётся научиться это делать.

— Чтобы стать как ты?

— Чтобы стать собой, – голос в голове стих, выдержал паузу, затем осьминог под водой зашевелился, протянул к девочке на берегу свои щупальца, словно желая проверить, доверяет ли она ему. Она доверяла. Доверяла тогда. Доверяла и сейчас в читальном зале института Рашилайи, пытаясь найти среди разрубленных останков тело мастера По, чтобы подарить ему ещё один шанс, ещё одну жизнь. Недолгую жизнь, но жизнь, которой будет достаточно, чтобы выполнить своё предназначение. Плиора перешагнула через пучок спутанных внутренностей, достала шприц и, встав на колени, воткнула иглу в его мёртвое сердце. Инъекция, над которой только начинали работать в этом институте, но которую много тысячелетий назад довели до совершенства номмо, заставила мастера По открыть глаза. Вернее не мастера По, а ту его часть, которой принадлежала голова. Он не дышал. Его плоть была мертва, но она всё ещё подчинялась ему.

— Умирать рано, гартрид, – сказала ему Плиора, надеясь, что инъекция вернула в это мёртвое тело не только жизнь, но и разум. – Ты слышишь меня? – она подалась вперёд. Глаза мастера неестественно вращались в глазницах, пытаясь отыскать её в темноте. – Твоя последняя молитва всё ещё не спета, мастер По.

— Моё тело! – его руки стали ощупывать свой торс. Чуть ниже груди он заканчивался. Пальцы проникли в ещё неостывшую плоть, прикоснулись к внутренностям, но боли не было.

— Твои ноги прямо за твоей спиной, мастер, – Плиора громко и беззаботно рассмеялась. – Возьми их. Они ещё тебе пригодятся, – она перешагнула через лужу растёкшейся крови, направилась к выходу. – Следуй за мной, старик. И смотри, не растеряй внутренности по дороге, – Плиора шла по коридору, сильно раскачивая бёдрами. Мастер полз следом за ней. Он подтягивал своё тело одной рукой, а другой тащил вторую часть своего туловища. Всё так же коптили лампады. Всё так же пахло кровью. Вот только… – Кто‑то решил устроить нам сюрприз? – Плиора остановилась возле открытой двери в самом тёмном углу коридора. Той самой двери, через которую ушли Найдо и Ромул. – Не думала, что смерть умеет выбирать, – сказала Плиора, изучая вставленный в замочную скважину ключ. Мастер По добрался до её ног, замер, затих. – О, нет, гартрид. Твой путь простирается гораздо дальше, чем эта дверь, – ей захотелось ударить его, заставить двигаться быстрее.

— В этом нет смысла, – сказал ей голос в её г олове. – Он всё равно ничего не чувствует, – сказал ей друг. Друг за дверью. Плиора попыталась отыскать его взглядом, но туман подпространства был слишком плотным, слишком густым.

— Ступай же, мастер, – сказала она ожившему мертвецу у своих ног. – Отыщи Вишвакарнака. Господин ремёсел знает, как поставить тебя на ноги, – она презрительно скривилась, уступая ему дорогу. – И, мастер! Твоё тело мертво, но разум всё ещё жив. Не забывай этого, – она закрыла дверь, оборвав кровавый шлейф, тянущийся за мастером, закрыла замок и забрала ключ. Оставшийся по ту сторону шакал какое‑то время наблюдал за мастером По, направлял его, показывая путь, затем поджал хвост и побежал прочь. К новой двери, которую должен был открыть Синглар. Должен был открыть тот, для которого была отведена ещё одна роль в этом действе. Не самая главная роль, но не менее важная. Роль, которую мог сыграть только он. Сыграть чуть позже. Сначала ему нужно было найти хозяина золотого кольца, которое они на шли в вещах Кафланда. Хозяина, который, как казалось Синглару, не имеет никакого отношения к делу Габу и её брата.