Когда в мире рождается великий светоч в какой-либо науке, сияние его, где большим пламенем, а где меньшим, но повсеместно озаряет собою все, да и чудеса, им творимые, бывают в зависимости от места и воздуха то большими, то меньшими. Ведь поистине такие-то таланты, в таких-то местах всегда бывают способны к делам невозможным для других, которые, сколько бы они ни трудились, никогда тем не менее не могут достигнуть величайшего совершенства. Но когда мы видим, что какой-либо плод возрос в месте для его произрастания необычном, мы этому дивимся и тем более можем радоваться доброму таланту, когда находим его в таких краях, где люди подобного склада не рождаются.
Вот таким и был живописец Марко калабриец, который, покинув свою родину, выбрал своим местожительством Неаполь, как город приветливый и полный приятностей, хоть путь держал он в Рим, дабы найти там цель, к которой ведут занятия искусством. Но столь сладким было для него пение сирены, ведь сам он больше всего любил играть на лютне, а мягкие волны Себето так его разнежили, что оставался он всем телом пленником этого города до той поры, когда душу он отдал небу, а прах – земле.
Марко выполнил бесчисленное множество работ маслом и фреской и на этой своей родине проявил себя больше любого другого из занимавшихся в его время тем же искусством, о чем свидетельствует сделанный им в Аверсе, в десяти милях от Неаполя, и в особенности в церкви Сант Агостино написанный им маслом на дереве образ главного алтаря в огромнейшей раме с разными историями и фигурами, где он изобразил св. Августина в споре с еретиками, а сверху и по сторонам истории Христа и святых в разных положениях. В этом произведении видна очень последовательно выдержанная манера, в которой использовано все лучшее из вещей, написанных в манере современной, и которая включает великолепный и испытанный колорит. Это одна из многочисленных его работ, выполненных им в упоминавшемся городе и разных местах королевства.
Жил он всегда весело и проводил время отличнейшим образом. А так как с другими мастерами живописи он не соревновался и не спорил, местные синьоры всегда его обожали и за работы его вознаграждали ценой наилучшей. Так и дожил он до пятидесятишестилетнего возраста, когда самая простая болезнь пресекла его жизнь.
После него остался ученик Джован Филиппо Крешоне, неаполитанский живописец, который сообща с зятем Лионардо Кастеллани написал много картин, да и продолжает их писать, но о них говорить не приходится, поскольку они еще живы и непрерывно работают. Работы свои мастер Марко писал от 1508 до 1542 года.
Товарищем Марко был другой калабриец, имя которого мне не известно, тот, который долгое время работал в Риме с Джованни да Удине, а кроме того, выполнял в Риме много работ и самостоятельно, и в частности расписывал светотенью фасады. В церкви Тринита он расписал также с большой опытностью и старанием капеллу Зачатия.
В те же времена работал Никола, которого обычно все звали мастером Кола из Матриче, написавший в Асколи, в Калабрии и в Норче много весьма примечательных произведений, благодаря которым он заслужил славу мастера редкостного, лучшего из когда-либо работавших в этих краях. А так как он занимался и архитектурой, то все сооружения, воздвигавшиеся в те времена в Асколи и во всей той области, были выстроены им. Он жил постоянно в Асколи и не помышлял о поездке в Рим или перемене местожительства. Так жил он некоторое время беззаботно со своей женой, которая происходила из хорошей почтенной семьи и была одарена исключительным благородством духа. Она проявила его во времена папы Павла Третьего, когда в Асколи произошли столкновения между партиями. В самом деле, когда ей пришлось бежать вместе с мужем, которого солдаты преследовали больше из-за нее, так как была она очень красивой молодой женщиной, чем из-за чего-нибудь другого, и когда она увидела, что другим путем не спасти ей своей части и жизнь мужа, она решилась броситься с высочайшего обрыва в пропасть. И когда всем стало ясно, что она не только убилась насмерть, но и вся изуродовалась, как это действительно и было, они оставили ее мужа в покое и воротились в Асколи.
После смерти этой исключительной женщины, достойной вечного восхваления, мастер Кола прожил остаток своей жизни безрадостно. Короткое время спустя синьор Алессандро Вителли, ставший владельцем Матриче, вызвал мастера Колу, уже пожилым человеком, в Читта ди Кастелло, где заказал ему фресковые росписи в одном из своих дворцов и многие другие работы. Покончив с этим заказом, он вернулся кончать свою жизнь в Матриче.
Он бесспорно поступил бы разумно, если бы занимался своим искусством в тех местностях, где соревнование и соперничество заставили бы его вложить большое старание в живопись для упражнения прекрасного таланта, которым он, как это видно, был одарен от природы.