Сколько чести и пользы приносит превосходство в каком-либо из благородных искусств, ясно видно на примере добродетели и рачительности Таддео Гадди, который, добыв рвением и трудами своими не только доброе имя, но и отличнейшее состояние, оставил, отходя к жизни иной, своему семейству имущество в таком порядке, что за ним и сыновья его Аньоло и Джованни без затруднения смогли положить начало огромнейшим богатствам и возвышению дома Гадди, ныне благороднейшего во Флоренции и весьма известного во всем христианском мире. И поистине весьма рассудительным было со стороны святой римской церкви и ее верховных первосвященников после того, как Гаддо, Таддео, Аньоло и Джованни своими доблестями и искусством украсили многие почитаемые церкви, украсить их потомков высшими церковными санами. Итак Таддео, жизнеописание которого приведено выше, оставил сыновей своих Аньоло и Джованни в среде многочисленных своих учеников в надежде, что Аньоло, в особенности, должен был достигнуть превосходства в живописи; однако, обнаружив в юности своей желание намного превзойти отца, он далеко не ушел, не оправдав сложившегося о нем мнения. В самом деле, будучи рожденным и воспитанным в довольстве, нередко мешающем учению, он был предан больше коммерции и торговле, чем искусству живописи. И это не должно казаться ни новым, ни странным, ибо почти постоянно жадность препятствует многим талантам, которые поднялись бы до вершины доблестей, если бы страсть к наживе не пресекла их пути в первые и лучшие годы.
В юности Аньоло выполнил во Флоренции в Сан Якопо тра Фосси фигурами, немного превышающими один локоть, небольшую историю Христа, воскрешающего на четвертый день Лазаря, где, представляя себе разложение его тела, бывшего три дня мертвым, изобразил обвивавшие его пелены запятнанными гниением плоти, а вокруг глаз весьма наблюдательно багровые и желтоватые оттенки тела, не то живого, не то мертвого, к изумлению апостолов и других, которые в разнообразных и прекрасных положениях, затыкая нос, кто одеждой, а кто рукой, дабы не слышать зловония разлагающегося тела, выражают столько же ужаса и страха по поводу такой чудесной новости, сколько Мария и Марфа выражают радости и удовольствия, видя возвращение жизни в мертвое тело брата. Произведение это почиталось столь отменным, что, по мнению многих, Аньоло должен был превзойти всех учеников Таддео и даже самого себя. Однако вышло по-другому, ибо подобно тому как в юности воля одолевает любую трудность для достижения славы, так нередко некая беспечность, появляющаяся с годами, ведет к тому, что вместо того чтобы идти вперед, возвращаешься вспять, что случилось и с Аньоло. И в самом деле, после этого прекрасного образца его мастерства род Содерини, возлагавший на него большие надежды, заказал ему главную капеллу в Кармине, и он написал в ней все жития Богоматери, однако настолько хуже Воскрешения Лазаря, что всякому стало понятно, что ему не хватило желания заниматься искусством живописи со всем должным рвением, и потому во всей этой столь большой работе нет ничего хорошего, кроме одной истории, где вокруг Богоматери в комнате много девушек в разных, по обычаю того времени, одеждах и прическах занимаются соответственно и разными делами: одна прядет, другая шьет, эта наматывает шерсть, а та вышивает, да и все остальные работы подмечены и выполнены Аньоло очень хорошо.
Расписав подобным же образом для благородного семейства Альберти фреской главную капеллу церкви Санта Кроче и изобразив в ней все происходившее при обретении Креста, он выполнил эту работу с большой опытностью, но без особенно хорошего рисунка, ибо только колорит в ней очень красив и продуман. Когда же он позднее писал также фреской в капелле Барда в той же церкви несколько историй из жития св. Людовика, то получилось у него гораздо лучше. А так как он работал по прихоти, то с большим, то с меньшим старанием, то в Санто Спирито, также во Флоренции, за дверью, ведущей с площади в монастырь, над другой дверью он написал фреской Богородицу с младенцем на руках и святых Августина и Николая так хорошо, что фигуры эти написаны будто вчера. А так как у Аньоло осталась как бы в наследство тайна мозаичных работ и дома у него были инструменты и все, употреблявшееся для этого его дедом Гаддо, то и он для времяпровождения, только потому, что это было у него под рукой, делал, когда придется, что-нибудь и мозаикой. И вот, так как многие мраморные плиты, покрывавшие восьмигранную крышу баптистерия Сан Джованни, были разрушены от времени, вследствие чего сырость, проникнув внутрь, изрядно испортила мозаику, которую к этому времени уже выполнил Андреа Тафи, то консулы цеха купцов постановили переделать, пока не испортилось и остальное, большую часть мраморного перекрытия, а также починить и мозаику. И посему заказ на всю работу и руководство ею были переданы Аньоло, и он в 1346 году произвел перекрытие новым мрамором, накладывая с большой тщательностью плиты по стыкам на расстоянии в два дюйма одну над другой и стесывая каждый камень на половину его толщины. Затем, связав их стуком из мастики, сваренной с воском, он сладил все с такой тщательностью, что с тех пор ни крыша, ни своды никогда больше не портились от сырости. Так как затем Аньоло починил и мозаику, то это и стало причиной того, что по его указаниям и весьма обдуманному проекту был переделан таким, каков он и теперь, под крышей вокруг названного храма весь верхний мраморный карниз, который раньше был гораздо меньше, чем теперь, и весьма обычным.
Кроме того, по его же указаниям, в палаццо дель Подеста были выведены своды зала, который раньше был перекрыт потолком, чтобы, не говоря уже об украшении, они снова не пострадали от огня, как это уже много времени тому назад случалось. Помимо этого, по указанию Аньоло, вокруг названного дворца были устроены зубцы, которые находятся там и ныне и которых раньше не было вовсе. Пока он работал над этими вещами, он не совсем забрасывал и живопись и написал на доске для главного алтаря Сан Панкрацио темперой Богородицу, святых Иоаннов Крестителя и евангелиста, а рядом святых братьев Иерея, Ахилея и Панкратия с другими святыми. Однако лучшее в этой работе, хотя в ней и много хорошего, это – пределла, заполненная малыми фигурами и разделенная на восемь историй из жития Мадонны и св. Репараты. После чего на доске большого алтаря Санта Мариа Маджоре, также во Флоренции, он в 1348 году толково выполнил для Бароне Капелли танцующих ангелов вокруг Венчания Богоматери.
Вскоре после этого в приходской церкви в Прато, перестроенной в 1312 году под руководством Джованни Пизано, как об этом говорилось выше, Аньоло расписал Фреской в капелле, в которой хранится пояс Богоматери, много историй из ее жития, а в других церквах той же округи, изобилующей весьма почитаемыми монастырями и обителями, он выполнил много других работ.
Во Флоренции затем он расписал арку над дверями Сан Ромео, а также написал темперой в Орсанмикеле Спор книжников с Христом во храме. В то же самое время было разрушено много домов для расширения площади Синьории, в частности, церковь Сан Ромео, каковая и была восстановлена по проекту Аньоло, расписавшего в названном городе собственноручно много досок для церквей. И равным же образом во владениях той же Синьории можно узнать много его работ, выполненных им с большой для себя пользой, хотя он и работал больше для того, чтобы заниматься тем же, чем занимались его предки, а не по собственному желанию, ибо душой он стремился к торговле, приносившей ему больше пользы. Это обнаружилось, когда сыновья его, не пожелавшие более жить как живописцы, целиком предались торговле, открыв для этого торговый дом в Венеции совместно с отцом, который с определенного времени начал работать лишь для собственного удовольствия и, так сказать, для времяпровождения. И вот, нажив таким образом торговлей и искусством огромнейшее состояние, Аньоло скончался на шестьдесят третьем году своей жизни от злой горячки, доконавшей его в несколько дней.
Его учениками были мастер Антонио из Феррары, выполнивший в Сан Франческо в Урбино и в Читта ди Кастелло много прекрасных работ, и Стефано из Вероны, в совершенстве владевший фреской, что можно видеть в Вероне, на его родине, во многих местах, а также по многим его работам в Мантуе. Между прочим он превосходно изображал выражения лиц детей, женщин и стариков, что можно видеть по его работам, коим подражал и кои воспроизводил тот самый Пьетро из Перуджи, миниатюрист, который украсил миниатюрами все книги Сиенского собора из Аньоло, был также Микеле из Милана и брат его Джованни Гадди, который во дворе монастыря Санто Спирито, там, где арочки, расписанные Гаддо и Таддео, выполнил Спор Христа во храме с книжниками, Очищение Девы Марии, Искушение Христа в пустыне и Крещение Иоанна и в конце концов умер, подавая огромнейшие надежды.
У того же Аньоло учился живописи Ченнино ди Дреа Ченнини из Колле ди Вальдэльза, который, будучи весьма приверженным искусству, написал в книге собственноручно о том, как работать фреской, темперой и клеем и камедью, а кроме того, как писать миниатюры и различными способами накладывать позолоту; книга сия находится в руках сиенского золотых дел мастера Джулиано, мастера превосходного и любителя этих искусств. В начале этой своей книги он описал природу красок, как минеральных, так и земляных, в соответствии с тем, чему научился у своего учителя Аньоло, ибо потому, может быть, что не удалось ему научиться писать красками в совершенстве, он захотел узнать по крайней мере особенности красок, темперы, клеев и гипса и каких красок надлежит беречься, как вредных, при их смешивании и сверх того много других наставлений, обсуждать которые нет надобности, ибо ныне всем известны все те вещи, которые он почитал большой тайной и которые для тех времен были редкостнейшими. Не премину, однако, заметить, что он не упоминает о некоторых, может быть, не употреблявшихся тогда земляных красках, как, например, о темно-красных землях, о киновари, о некоторых зеленых прозрачных Подобным же образом лишь позднее были найдены умбрийская земля, светлая желтая паста для фресок и масла и некоторые прозрачные зеленые и желтые, которых не было у живописцев того времени. В заключение он рассуждает о мозаиках, о том, как растирать масляные краски для красных, голубых, зеленых и других фонов и о протравке для позолоты, но не для фигур. Кроме произведений, выполненных во Флоренции со своим учителем, под лоджией больницы Бонифацио Лупи его работы Богоматерь с несколькими святыми, написанная в цвете так, что хорошо сохранилась и поныне. Ченнино этот, говоря о самом себе в первой главе названной своей книги, пишет следующие слова: «Ченнино ди Дреа Ченнини из Колле ди Вальдэльза, обучался названному искусству двенадцать лет у Аньоло ди Таддео из Флоренции, своего учителя, который научился названному искусству у Таддео – своего отца, крестника Джотто и его ученика в течение двадцати четырех лет; Джотто этот превратил искусство живописи из греческого в латинское и привел его к современности и усовершенствовал его несомненно больше чем кто-либо до него». Таковы собственные слова Ченнино, которому казалось, что наподобие того, как величайшее благодеяние совершают те, кто что-либо переводят на латынь, для тех, кто не понимает по-гречески, то же сделал и Джотто, заменив в искусстве живописи манеру непонятную и непризнанную никем (и признававшуюся разве только грубейшей) прекрасной, легкой и приятнейшей манерой, понимаемой и признаваемой хорошей всеми, кто знает толк и обладает хоть каким-либо суждением. Все эти ученики Аньоло принесли ему славу величайшую; сыновьями же своими, коим, как говорят, он оставил состояние в 30 тысяч флоринов и даже больше, он был погребен в Санта Мариа Новелла, в гробнице, сооруженной им самим для себя и своих потомков в год спасения нашего 1387-й.
Портрет Аньоло, сделанный им самим, можно видеть в капелле Альберти в Санта Кроче рядом с дверью на истории, где император Ираклий несет крест; он изображен там в профиль с небольшой бородкой, в розовом капюшоне на голове, по обычаю того времени. Отличным рисовальщиком он не был, насколько можно об этом судить по нескольким листам его работы, находящимся в нашей Книге.