Дауд вошел в огромные двери. В лицо дунуло свежим ветром, глаза ослепило и залило солнечным светом. От свежего воздуха голова немного закружилась. Перед ним раскинулась невероятных размеров терраса, посреди которой, в кругу солдат, блистающих своими золотыми доспехами, стояли два человека. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралось лишь ярко голубое, бескрайнее, без единого облачка небо. Прикрыв глаза от слепящего света ладонью, Дауд сделал нерешительный шаг в сторону, стоявших в центре вооруженного кольца, людей. Стража не шелохнулась. Неуверенной походкой Дауд пошел вперед. Солнце светило так ярко, что казалось сам Господь Бог, смотрит на него сверху, и страхи, овладевавшие им в последнее время, рассеялись, оставив взамен себя лишь умиротворение и невозмутимое спокойствие. При виде такой сказочной картины ему вдруг стало абсолютно безразлично все произошедшее с ним за последние несколько дней.

Когда Дауд приблизился на расстояние полсотни шагов, кольцо солдат разомкнулось и, в образовавшемся проходе он увидел две фигуры, одна из которых показалась ему знакомой. Дауд прищурился, это был Липу. Бедный Липу, он стоял осунувшийся, его роскошные одежды были изодранны в клочья и скорее напоминали обноски рыночной голытьбы, а следы побоев были видны по всему телу. Сердце у Дауда защемило. Как же так, ведь Липу ни в чем не виновен, за что?

— А, явился?

Дауд перевел взгляд на невысокого, коренастого человека стоящего рядом. Его убранство, от подола до самого ворота, сверкало золотом и драгоценными камнями. Не было никакого сомнения, перед ним стоял сам Нимрод.

— Да, да, Дауд, это я, — сказал Нимрод, прочитав его взгляд, — ну что ж, вот ты какой? Очень хотел посмотреть на тебя. Что остановился? Подходи поближе, не бойся, здесь тебе ничего не угрожает.

Дауд сделал еще несколько шагов навстречу. Подойдя ближе, он опять перевел взгляд на Липу.

— Что молчишь? — обратился Нимрод к Дауду.

— Я не знаю, что мне говорить.

— Ну, что ж, тогда пойдем, полюбуемся на результаты нашей работы? — Нимрод сделал жест рукой, и солдаты, стоявшие вокруг них, разошлись, заняв позиции около главного входа. — Пойдем Дауд.

Нимрод повернулся и медленным шагом направился в сторону еще не достроенного парапета. Обронив взгляд на стоящего с опущенной головой Липу, Дауд пошел следом за ним.

— Нимрод, Липу ни в чем не виноват.

Нимрод усмехнулся.

— Тогда почему он тут?

— Это недоразумение, это стечение обстоятельств, он честный человек.

— Тебе откуда знать какой он человек?

— Я его хорошо знаю, мы много времени провели вместе. Он честный торговец и ни разу не подводил меня. Произошло какое-то недоразумение.

— Боюсь, ты не совсем понимаешь что произошло.

— Я знаю, Нимрод, так получилось, что по нашей вине государство получило серьезный урон, но поверь, никто не хотел, чтобы так вышло.

— Ты, Дауд, слишком доверчивый и наивный. Я давно не видел, что б со мной так разговаривали. Ты серьезно полагаешь, что можно вот так просто разговаривать с Нимродом?

Дауд в растерянности машинально обернулся, как будто ища глазами настоящего царя. Нимрод громко рассмеялся.

— Дауд! Я здесь, кого ты там ищешь?

Дауд с недоверием посмотрел на Нимрода.

— Да, неудивительно, что они выбрали именно тебя.

— Кто выбрал?

— Дауд, Дауд, ты что, до сих пор не понимаешь, что тебя просто ловко использовали?

— Кто меня использовал? — недоуменно переспросил Дауд.

Нимрод вздохнул.

— Ты ничего не знаешь о сабатах?

— Меня об этом спрашивал следователь, а больше я ни от кого таких слов не слышал.

— Оно и не удивительно, даже если бы у них на лбу это было написано, ты и тогда бы наверняка ничего не заметил.

— Кто это?

— Это политико-религиозная организация, которая считает своим долгом спасти мир от меня.

— В каком смысле?

— В прямом. Причем любыми способами.

— Зачем им это надо?

— Они считают, что строительство башни может вызвать гнев божий и ниспослать на город кару небесную. Во всяком случае, так считает религиозная составляющая этого темного сообщества.

— А политическая?

— А политическая часть ничего не считает, а ждет возможности занять мое место, вот и все.

Дауд был ошарашен услышанным. Ему всегда казалось, что в таком гостеприимном и развивающемся городе не может быть недовольных или обиженных. Вавилон кормил всю страну, а люди были благодарны за то, что у них наконец-то появилась возможность узнать цену своего труда.

— Я не совсем понимаю, зачем?

— Хороший вопрос, Дауд, может твой друг Липу, о котором ты так печешься, ответит нам на него?

Дауд непонимающе посмотрел на Нимрода.

— Липу! Липу иди сюда, — громко позвал Липу Нимрод.

Липу, стоявший посередине террасы, приподнял голову и исподлобья бросил на Нимрода недружелюбный взгляд.

— Что ты, Липу? Или как там тебя, Бака Кунти, или кто ты там? Иди к нам!

Липу стоял не шелохнувшись.

— Не хочет, ну и бог с ним. — Нимрод опять повернулся к Дауду. — Ты знаешь, а он и сам не может ответить на этот вопрос. В тюрьме ему задавали много разных вопросов, и на большую часть из них получили ответы. Он многое рассказал, назвал много адресов и имен, в общем, нелегко конечно ему там пришлось, но знаешь, на этот простой вопрос он так и не смог ответить.

— Липу предатель?

— А вон, полюбуйся, стоит, сам не знает, зачем он во все это ввязался.

— Так все это было не случайно?

— Начинаешь соображать, думаешь, Панду умер своей смертью? Липу! — Нимрод вновь повернулся к узнику, одиноко стоящему посередине трассы. — Липу, расскажи своему другу, как вы травили Панду. — Липу только злобно сплюнул. — Вот, Дауд, вот какова теперь цена человеческой жизни. А Ману, думаешь, ему легко было расшевелить этот пчелиный рой?

— Ману тоже с ними?

— Да, из религиозных фанатиков, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы так взбудоражить весь город.

Картина произошедшего за последние дни, в глазах Дауда, начала понемногу проясняться.

— Не может быть! И Джоти?

— Нет, Джоти искренне хотел помочь тебе, но он был ростовщиком и сообразил что происходит вокруг, гораздо быстрее тебя. Когда он понял, с кем имеет дело и скольких собак на него навешают, он просто посчитал лучшим выходом из ситуации покончить с собой. А зря, неплохой был человек, продержись он еще немного, и мы бы все расставили на свои места но, к сожалению, Джоти подвела его собственная проницательность. Будь он немного попроще, наверняка еще долго топтал бы эту землю.

— Кто бы мог подумать, — Дауд ощущал себя очень неловко, сейчас он выглядел в собственных глазах полным неудачником, мало что преступник, так еще и полный глупец.

— А серебро? — растерянно произнес он.

— Не было никакого серебра, Дауд. Все это был один большой спектакль, целью которого было ослабление экономики города, усиление иноземного влияния и подрыв моего авторитета.

— Какой кошмар, в голове не укладывается. А Саши? Что с ним?

— С ним все в порядке, его и Майю уже отпустили, и они находятся под охраной в твоем загородном доме. Мне кажется, он так и не понял, что от него хотели. Даже по сравнению с тобой, и то он какой-то странный. — Нимрод хмуро улыбнулся.

— И что будет дальше?

— Не знаю. Липу! — Нимрод повернулся в сторону одиноко стоящего, уже бывшего, товарища Дауда. — Липу, что ты собирался делать дальше?

Липу стоял без движения, и Нимрод махнул на него рукой.

— Мелкие пакостники, они даже предположить не могли, что выйдет из их аферы. Все, Дауд. На этом история Вавилона, каким ты знал его до этих дней, закончена.

— Как закончена? Неужели все настолько плохо?

— Плохо? — удивленно произнес Нимрод, — Хуже, Дауд, намного хуже. У меня хватит сил удерживать ситуацию в своих руках еще день, от силы два. Это крах, которого ещё не видели под этим небом, да и едва ли увидят в ближайшее время.

— Боже мой, какая глупая история получилась, если бы я знал, что все так обернется, я простил бы Аше это проклятое зерно и никогда не стал просить у Джоти этих денег.

Нимрод расхохотался!

— Ты и впрямь наивный. Неужели ты думаешь, что все это произошло из-за каких-то несчастных ста тысяч монет?

— А разве нет?

— Дауд, ты не перестаешь меня удивлять! Какие монеты? Какое зерно? Долги Вавилона измеряются миллионами монет, и тысячами обозов зерна. Дело вовсе не в твоих несчастных грошах.

— А в чем же тогда?

— Вот оно проклятие Вавилона, — Нимрод похлопал рукой по недостроенной колонне.

— В смысле?

— Да, да, Дауд, Башня! Башня создала Вавилон, она его и погубила. Когда строительство башни было в самом разгаре, она подняла экономику Вавилона до небывалых высот. Она объединила одной целью уйму народу. Всеми своими техническими и торговыми, научными и культурными достижениями Вавилон обязан Башне, но в какой-то момент, цель строительства была достигнута, а город продолжал расти. Башня продолжала строиться как отрасль, на которой держится все государство. Я не смог остановить строительство Башни, она стала символом богатства и могущества Вавилона. Благодаря ей Вавилон стал центром мира, к которому хотел быть причастен каждый, мало-мальски уважающий себя сосед. Однако постепенно затраты на её строительство стали превышать доходы самого Вавилона. Из верного пса, служащего своему хозяину, она выросла в огромного ненасытного монстра, который требовал все новых и новых жертв. Это случилось задолго до того, как ты здесь появился. Нужен был лишь небольшой толчок, чтобы все полетело в пропасть. Если бы это не произошло сегодня, это произошло бы завтра.

— Но почему ты не остановил строительство постепенно, ведь наверняка можно было найти иные способы поддерживать могущество Вавилона.

— Почему? А почему Липу стоит сейчас с опущенной головой? А ты? Ты почему не проверил все как положено, прежде чем предпринимать какие-либо меры для решения своей проблемы. Или ты уже забыл, как быстро и без лишнего шума ты старался уладить вопросы с зерном Аши? — Нимрод ткнул указательным пальцем Дауда в грудь и его голос стал резким и властным. — Разве не ты вместо того, чтобы разобраться в ситуации, решать все спокойно и обдуманно, побежал к Джоти с просьбами о помощи? — продолжал шипеть Нимрод. — Отвечай! — Нимрод настолько изменился в лице, что Дауду стало не по себе. Только сейчас он начал понимать с кем он разговаривает.

— У меня не было времени разбираться во всем этом, надо было что-то предпринимать.

— Времени у него не было! Ты должен был поступить по закону, а не искать лазейки, как его обойти! — его шепот сорвался в крик. — Почему ты не обратился в городской совет?! Почему ты решил действовать самостоятельно и при этом как можно тише!?

— Я разговаривал с человеком, который лично слышал, как Панду сказал, что Аша должен ему зерно, — попытался возразить Дауд.

— С человеком он разговаривал! Этот человек Амар! Я тоже с ним разговаривал. Он всего лишь сказал, что слышал, как Панду говорил, о проблемах с Ашой, будто он должен ему тысячу мешков зерна! Но что в этой фразе заставило тебя подумать, что «он», это именно Аша, и что именно Аша должен зерно, а не наоборот?

— Я не знаю.

Дауд стоял, не шевелясь и затаив дыхание.

— А я скажу тебе друг мой, — Нимрод снова перешел на шепот и наклонился поближе, — ты испугался. Испугался, что можешь все потерять, потерять свои мастерские, своих друзей, свое доброе имя. Ты наверно даже испугался, что можешь потерять Майю. Ты просто боялся остаться без всего этого, стать никем. Поэтому у тебя и не хватило ума сообразить, что происходит вокруг. Страх заслепил твои глаза! Тебе некогда было во всем этом разбираться. Ты услышал только то, чего боялся услышать. Вот так-то, друг мой. — Нимрод хлопнул Дауда по плечу, и пошел в сторону парапета.

— Но ведь я не хотел, чтоб все так получилось!

Нимрод подошел к самому краю парапета.

— Иди сюда! Я тебе кое-что покажу, — прокричал он как будто издалека.

Дауд направился в сторону Нимрода. По мере того как Дауд приближался к краю террасы, ветер усиливался, и в ушах немного гудело. Дауд замедлил шаг.

— Иди-иди, не бойся, не каждому на этой земле выпадает шанс взглянуть на Вавилонию оттуда, откуда на него смотрят боги! — кричал Нимрод стоя на самом краю. Его волосы и плащ трепало на ветру как паруса во время шторма.

Дауд сделал еще несколько шагов вперед. За краем парапета начал раскрываться бескрайний горизонт. Еще пара шагов, и Дауд почувствовал, что выше него находится только солнце. Это удивительное чувство манило его подойти еще ближе к краю, откуда весь мир открывался перед ним, словно лежал у него на ладони. Казалось, можно поднести ладонь чуть поближе и разглядеть на ней крохотные городки, расположенные в окрестностях Вавилона, тоненькое, словно вышитое шелковой нитью, русло реки и лес, казавшийся отсюда моховым ковром.

— Видишь все это там внизу? — прокричал ему Нимрод. Его слова сносило ветром, и Дауд, поборов в себе страх, подошел поближе. — Смотри-смотри, Дауд, только отсюда видно какой должна быть наша земля. Спустившись вниз, ты вряд ли когда-нибудь ещё увидишь её такой, как сейчас. Боюсь, что всё это может погрязнуть в дыму и крови. И знаешь почему?

— Почему?

— Сабаты оказались правы, Башня действительно стала нашим проклятием. Она породила в людях необузданное чувство собственника. С тех пор, как люди начали получать оплату за свой труд, они познали два простых слова — «это мое», и теперь каждый знает, чего он стоит. В этом заключается главное проклятие Башни. Люди просто перестали понимать друг друга. Им мешает их собственное «я». Они на всё стали смотреть сквозь призму под названием «мое». Да-да, не удивляйся, теперь каждый знает, что такое мои деньги, мой дом, мои силы, моё время, моё здоровье. Страх потерять свое застилает людям глаза, и они не видят и не слышат друг друга. Они стали воспринимать друг друга не как одно целое, а как угрозу, которая постоянно пытается отнять, или хотя бы потеснить нечто «мое».

— Неужели этого никому не видно?

— А тебе? Тебе это видно было, когда ты сердился на Майю за то, что она хотела показать тебе новую статую Мусы? Да, не удивляйся, все события прошедших дней были восстановлены следователем с точностью до каждого слова. Ведь ты просто заботился о том, чтоб оградить от неё своё «я». Чтобы она не дай бог, не оторвала у тебя кусок «твоего времени», которого тебе так не хватало. Впрочем, как видно, у Господа были свои планы на этот счет, и толку от всей этой заботы оказалось немного.

— Я думал, она не поймет.

— Нет, Дауд, люди не настолько глупы, чтобы не понимать очевидного. Ты просто хотел показать, что именно «ты» владеешь ситуацией, добавляя очередной кирпич в башню, которую начал создавать вокруг себя, позабыв при этом о Боге. Боюсь, что со временем забота о своем «я» будет как чума, все дальше и дальше распространяться по всему миру. Ты вроде тихо все делал, мирно, и закона нигде не нарушил, и людям даже помочь хотел, чуть ли не святой получаешься. Да только не получаешься. Вон сколько дел натворил. А беда здесь в том, что ты просто не видел никого кроме себя. Боялся за шкуру свою, за гордость свою, за репутацию. Люди стали ставить себя выше Бога. Они забыли, что все на этом свете принадлежит только ему. Бог дает нам силы, здоровье, каждому отводит время на этой земле. Все это нам дает он, но он же, может и забрать все в любую минуту. Твоего в этом мире ничего нет, как, впрочем, и моего. Пока ты не поймешь этого, вряд ли ты сможешь говорить с окружающими на одном языке. Это говорю тебе я, Нимрод-зверолов, у ног которого, лежал весь этот мир, простирающийся перед тобой, насколько хватает взгляда. Приложив столько сил и средств для защиты Башни и Вавилона от внешних врагов, я не смог, однако, разглядеть истинную угрозу, которая только возрастала при каждой новой попытке уберечь город от неприятеля. Страх — это коварное чувство, которое сыграло с нами плохую шутку. Мы поплатились за свои страхи остаться ни с чем, друг мой, и я опасаюсь, что человечество еще долго будет расплачиваться за это.

— Что же теперь будет с городом?

Нимрод грустно усмехнулся.

— Город, Дауд? Ты все еще думаешь о городе? Был город, и нет его.

— Но ведь все пройдет, и спустя время можно будет заново отстроить городские стены.

— Стены… Стены надо не строить, Дауд, стены надо ломать. Главные стены выросли не вокруг Вавилона, а вокруг каждого из жителей города. И эти стены намного крепче любых, которые еще только предстоит построить человечеству.

— Что же мне теперь делать?

— У тебя еще есть время, уходи из города, потому что ни сегодня, так завтра, из башни в поисках еды и питья выйдут сотни тысяч взбунтовавшихся наемников, среди которых тысячи полудиких суинов, ботруков, кхесаров, кобамцев и еще с полсотни различных народностей. В городе начнется настоящий разгром.

— Куда же мне идти?

— Ты много путешествовал Дауд, знаешь немало разных дорог и городов. Судьба недаром привела сюда именно тебя. Иди и помогай людям избавляться от их собственных стен, которые они возводят вокруг себя. И не забывай о том, что не будь ты таким, какой есть, стоял бы ты сейчас рядом с Липу, и неизвестно, вышел бы из Башни или нет. — Нимрод отвернулся и бросил через плечо, — А теперь иди.

— А ты?

— Я останусь здесь. Когда-то я думал, что люди просты как зверь лесной, но человек сложней и страшней любого зверя. Был я когда-то звероловом перед людьми, а стал звероловом перед Богом. Не думаю, что после всего произошедшего, я вправе покинуть Башню. Ну же, иди! Иди и не забывай о нашем разговоре, можешь забыть все что угодно, но не забудь о моих последних словах. Слух о разорении города разнесется по всему миру за считанные дни, но вряд ли кто-то расскажет об истинной причине его гибели. Поведай всем, кого будешь встречать по дороге, о том, что на самом деле случилось с Вавилоном.

* * *

Дауд шел по городу в смешанных чувствах. Он смотрел на разбушевавшихся жителей города, штурмующих здания казначейства и городского управления. На солдат, отчаянно пытающихся сдерживать натиск разъяренной толпы. Дауд испытывал ко всему происходящему одновременно и жалость и отвращение. В его голове звучали слова Нимрода, — «Стены выросли не вокруг Вавилона, а вокруг каждого из его жителей. И эти стены намного крепче любых, которые еще только предстоит построить человечеству».