Путешествие из Нью-Йорка до Территории Оклахома оказалось долгим: без малого две тысячи миль. Штат за штатом разворачивались за окном поезда, продвигавшегося все дальше на запад. Сначала Кэролайн не могла отвести глаз от пейзажа за окном. Остались позади знакомые города штата Нью-Йорк, после этого поселения встречались все реже. На их пути вставали леса, такие дремучие и мрачные, что, казалось, они перенеслись сюда из каких-то древних времен, и поезд терялся в этих дебрях на долгие, бесконечные мили. Они ехали мимо пшеничных и кукурузных полей, таких необъятных, что это вызывало изумление, мимо небольших городков и поселков, будто сдавленных окружающими их бескрайними просторами. На одной станции грубые дома были построены совсем рядом с путями, там же играли дети, бежали сбоку от поезда, махали руками, выпрашивали монетки. Кэролайн вздрогнула, заметив их босые ноги. Она махала им, пока поезд набирал скорость и вновь вырывался на просторы, и оглядывалась назад, пока их хижины не исчезли из виду, а по обеим сторонам поезда опять не потянулись равнины. Она и в самом деле дикая, думала девушка, эта западная земля. Люди ее покорили, но еще не придали ей цивилизованный вид, такой, как у Нью-Йорка. Кэролайн откинулась на спинку сиденья и любовалась дальними лиловыми холмами. Ей становилось тревожно при мысли о том, что поезд, казавшийся таким мощным, на деле не более чем песчинка, букашка, карабкающаяся по безграничной поверхности земного шара.

В Додж-сити в штате Канзас Кэролайн сделала пересадку в третий и последний раз, она устала, ей хотелось переодеться. В пустом желудке жгло, поскольку припасы, приготовленные Сарой, кончились больше суток назад. Сара не представляла себе, что поездка продлится так долго, упаковала полдюжины крутых яиц, яблоко и пирог со свининой, и этого, конечно, не хватило. Присоединившись к соседям по вагону, Кэролайн пообедала в «Эль Вакеро», гостинице рядом с железной дорогой в Додж-сити. Это было новенькое здание из кирпича, и Кэролайн увидела в нем свидетельство богатства и стабильности этого совсем недавно освоенного края. Она потихоньку осматривалась, любопытство в ней побеждало застенчивость.

Недостроенная улица была забита людьми, пони, экипажами и крытыми повозками. Слышался приглушенный гул, совсем не похожий на уличный шум в Нью-Йорке. У коновязей вдоль улицы рядами стояли оседланные лошади. Крепкий зловонный дух навоза от близлежащих загонов для скота плыл над городом, смешиваясь с запахами пищи и разгоряченных тел людей и животных. Желудок Кэролайн растерялся и то урчал от голода, то сжимался от отвращения. По улицам неторопливо расхаживали мужчины с револьверами в свисающих до бедер кобурах, в рубахах с расстегнутым воротом. Кэролайн изумленно провожала их взглядом, словно они вышли прямо из легенды. Сердце у нее часто билось, нервы были напряжены, в горле пересохло. В какой-то миг ей стало до того не по себе, что даже захотелось, чтобы Батильда оказалась рядом, захотелось укрыться за несокрушимой стеной ее респектабельности. Устыдившись этих мыслей, девушка распрямила плечи и погрузилась в чтение меню.

Ресторан был полон, но худенькая официантка в аккуратной форме оказалась проворной. Вскоре она подала бульон с вермишелью, яйца-пашот и кофе.

— Далеко ли вы направляетесь, мисс? — обратился к Кэролайн мужчина. Он сидел за столом через два места от нее и сейчас с улыбкой наклонился в ее сторону, так что она залилась краской, смущенная его небрежным тоном. Мужчина был небрит, обшлага его пальто лоснились.

— В Вудворд, — прошептала она, не зная, должна ли она прежде представиться и следует ли вообще вступать с ним в разговор.

— Вудворд? Так вы, по-моему, уже почти добрались, если учесть, сколько уже проехали. Из Нью-Йорка, позволю себе предположить по вашему выговору? — Он опять улыбнулся, шире прежнего.

Кэролайн торопливо кивнула и сосредоточилась на еде.

— Едете навестить родных? В Вудворде, я имею в виду?

— Я еду к мужу, — ответила Кэролайн.

— К мужу, вот так так! Но это же вопиющее безобразие, доложу я вам! А все же повезло нам, что открылось это заведение, верно? Раньше-то Фред Харви кормил тут народ в вагончике на сваях! Видали вы что-нибудь подобное там, на востоке? — громыхал он, а Кэролайн пыталась выдавить вежливую улыбку.

— Оставь девушку в покое, Дун. Не видишь разве, что она хочет спокойно пообедать? — Это подал голос другой человек, сидящий рядом с первым. Вид у него был раздраженный, вокруг глаз залегли глубокие морщины. Буйные волосы он зачесал на одну сторону, и они остались лежать так, закрепленные фиксатуаром или каким-то другим составом.

Кэролайн едва осмеливалась поднять на него глаза. Щеки у нее пылали.

— Извините, миссус, — буркнул первый собеседник.

Кэролайн с непристойной торопливостью проглотила свой обед и поспешила назад к поезду. Она прятала руки в муфте из лисьего меха, не обращая внимания на теплую погоду.

После Додж-сити потянулись равнины. Миля за милей тянулась за окном поезда, свернувшего на юг, в направлении Санта-Фе, безликая ровная прерия. Кэролайн съежилась на сиденье, мечтая вытянуть и размять ноги. Поскольку в купе больше никого не было, девушка, слишком измученная, чтобы сидеть прямо, как подобает леди, решилась прислониться лбом к стеклу и глядела в бесконечное небо цвета яичной скорлупы. Никогда еще она не видела такого широкого, такого далекого и ровного горизонта. Постепенно от созерцания этого простора у Кэролайн пошла кругом голова. Она ожидала увидеть заснеженные горные вершины, изумрудные поля, быстрые реки. Но эта земля томилась от зноя и усталости в точности, как она сама. Отвернувшись от окна, девушка вынула из саквояжа томик «Виргинца» и погрузилась в чтение, представляя, что и она, подобно Молли Вуд, бесстрашно порвала узы прошлого и теперь, полная отваги, несется к новой жизни в неизведанные края. Впрочем, очень скоро Кэролайн перестала воображать себя Молли Вуд, и ей снова стало страшно. Поэтому она стала думать о муже, ожидающем ее в Вудворде, и эти мысли — хотя из-за них поезд, казалось, замедлил бег, продлевая нескончаемое путешествие, — наконец ее успокоили.

Поезд прибыл в Вудворд с опозданием, когда солнце уже начало расплываться и казалось рыжим сквозь пыльное оконное стекло. Кэролайн дремала, когда в ее купе постучал кондуктор:

— Вудворд! Следующая станция Вудворд!

Резкий крик разбудил Кэролайн, сердце застучало. Она собрала вещи и так поспешно вскочила, что закружилась голова. Ей пришлось снова сесть, отдышаться. Корин — только о нем она могла думать. Наконец они снова увидятся, после стольких дней! Пока поезд с визгом тормозил, девушка напряженно смотрела в окно, пытаясь рассмотреть мужа. Заметив свое отражение в стекле, она поспешно пригладила волосы, покусала губы, чтобы казались красными, пощипала побледневшие щеки, возвращая им румянец. Она пыталась взять себя в руки, но никак не могла успокоиться и унять дрожь.

Кэролайн неловко соскочила на перрон. Юбки липли к ногам, ноги, распаренные в башмаках, опухли. Она вертела головой в разные стороны, обшаривая взглядом деревянную платформу, но ей никак не удавалось разглядеть Корина между встречающими и выходящими из вагонов людьми. Поезд, испустив протяжный стон, отполз на запасной путь, туда, где на фоне неба громоздилась водонапорная башня. Теплый ветер приветствовал девушку, что-то тихо напевая ей на ухо, а песок на платформе скрипел под ногами. Кэролайн осмотрелась, внезапно ощутила себя опустошенной и такой легкой, что следующий порыв ветра, кажется, мог подхватить ее и унести. Она нервно поправила шляпу, но сохраняла на лице улыбку. Вудворд показался ей маленьким и сонным. От железнодорожных путей к городу вела улица, широкая, еще не застроенная. Ветер несся по ней, поднимая песок. До Кэролайн донеслись запах смоляного вара от разогретого солнцем станционного здания и всепроникающее зловоние коровника. Она опустила глаза и носком башмака начертила линию на песке.

Локомотив уехал, и вокруг воцарилась тишина, нарушаемая только грохотом проезжающей коляски да скрипом тележки, закряхтевшей, когда носильщик перекладывал на нее багаж Кэролайн. Где же Корин? Сомнения и страхи клокотали в душе девушки: Корин пожалел о своем выборе и разочаровался в ней, он бросил ее — и теперь придется возвращаться в Нью-Йорк. Она повернулась кругом, отчаявшись увидеть мужа. Носильщик пытался поймать ее взгляд, чтобы спросить, куда доставить багаж, но поскольку Корина не было, Кэролайн не знала, что сказать. Она не представляла, куда идти, где жить, что делать. Кровь отхлынула от ее лица, закружилась голова, мысли спутались. На один ужасный миг ей показалось, что она вот-вот упадет в обморок или, хуже того, расплачется… или и то и другое вместе. Девушка судорожно вздохнула, отчаянно пытаясь обдумать, что ей делать и что сказать носильщику, чтобы не выдать своего смятения.

— Миссис Мэсси?

В первый момент Кэролайн не сообразила, что окликают ее, не узнала своего имени, произнесенного лениво, врастяжку. Она не смотрела на человека, державшего шляпу в руках, который шел к ней, неуклюже сутулясь. На вид ему было около тридцати, но солнце и ветер состарили его лицо и выбелили некогда синюю фланелевую рубаху. Рыжие и каштановые пряди мешались в его нечесаной шевелюре.

— Миссис Мэсси? — спросил он снова, приближаясь.

— О! Да, это я, — воскликнула она в тревоге.

— Очень приятно познакомиться, миссис Мэсси. Я Дерек Хатчинсон, но здесь все зовут меня Хатч, и я буду рад, если вы тоже будете так меня называть, — представился он, сунул шляпу под мышку и протянул руку, которой Кэролайн робко коснулась самыми кончиками пальцев.

— Где мистер Мэсси? — спросила она.

— Корин должен был прибыть вовремя и встретить вас, мэм, и я знаю, что он просто мечтал об этом, но случилась закавыка, кто-то начал скот воровать, и ему пришлось срочно отправиться туда, посмотреть что да как… Он наверняка будет уже дома к тому времени, как мы доберемся, я уверен, — прибавил Хатч, заметив, как вытянулось лицо Кэролайн. На глазах у нее выступили слезы, так что все расплылось, и она сильно прикусила нижнюю губу, чтобы сдержаться.

Хатч медлил в растерянности, не зная, как себя вести.

— Понятно, — выдохнула Кэролайн, пошатнувшись. Ей ужасно хотелось где-нибудь сесть. Корин не приехал ее встретить. Охваченная внезапным ужасом, она искала причины, по которым он может избегать ее.

Хатч тихо откашлялся и нерешительно повозил по песку ногой:

— Я… хм… Я доподлинно знаю, Корин хотел сам вас встретить, миссис Мэсси. Но если объявляются воры, землевладельцы обязаны помогать друг другу, ничего не попишешь. Он поручил мне, и вот я тут, к вашим услугам.

— Он исполнял свой долг? — переспросила Кэролайн с сомнением.

— Конечно. Он просто был обязан.

— А вы его… слуга? — спросила она.

Хатч усмехнулся, поскреб подбородок:

— Да не совсем, миссис Мэсси. Не совсем так. Я старший ковбой на ранчо.

— А… понятно, — произнесла Кэролайн, хотя ничего не поняла. — Что ж… Мы успеем вернуться к ужину, как вы полагаете? — обратилась она к Хатчу, пытаясь сохранять достоинство.

— К ужину, мэм? К завтрашнему, вы хотите сказать?

— Завтрашнему?

— До ранчо почти тридцать пять миль отсюда из Вудворда. Так-то это, конечно, недалеко, но все же далековато, чтобы пускаться в путь на ночь глядя, мне кажется. Здесь в пансионе вас дожидаются комната и знатный ужин. Вам нужно как следует подкрепиться, осмелюсь заметить. — И он оценивающе окинул взглядом ее хрупкую фигурку и бледное лицо.

— Тридцать пять миль? Но… сколько же займет поездка?

— Если тронемся завтра рано утром, то уж наверное доберемся до места к полудню на второй день… Я не подумал, что вы привезете с собой столько чемоданов и саквояжей, с ними фургон, пожалуй, будет двигаться медленнее. Но лошади свежие, и, если погода не испортится, домчат в один миг.

Хатч улыбнулся, и Кэролайн, собравшись, нашла силы улыбнуться в ответ, хотя так устала, что сама мысль о новом путешествии была непосильной. Хатч шагнул вперед, протягивая руку:

— Ну, вот и славно. А сейчас идемте, устроим вас на отдых. А то, сдается мне, вы не на шутку устали, миссис Мэсси.

В центральной гостинице на Мэйн-стрит заправляла пухленькая дама с кислым лицом, представившаяся миссис Джессоп. Она показала Кэролайн ее комнату, небольшую, но чистую. Хатч тем временем следил за перегрузкой багажа с вокзальной тележки в крытый фургон, которому предстояло доставить их на ранчо. Миссис Джессоп скривилась, услышав просьбу приготовить горячую ванну, и Кэролайн поспешно извлекла из кошелька деньги.

— Ну, хорошо. Я постучу к вам, когда все будет готово, — бросила хозяйка гостиницы, неприветливо глядя на девушку.

Щеколда на двери ванной едва держалась, а в дощатой двери была дыра на месте вылетевшего сучка, в которую любой мог заглянуть из холла. Кэролайн, пока мылась, не сводила глаз с двери, с ужасом ожидая, что увидит тень от глаза, прислонившегося к отверстию. Воды в ванне было немного, но все же она смыла усталость. Кровь побежала живее к онемевшим мышцам, к ноющей спине, и девушка наконец расслабилась, задышала ровнее. Комната пропахла сырыми полотенцами и дешевым мылом. Сквозь ставни пробивались последние лучи теплого вечернего света, с улицы доносились голоса, слышалась речь, медленная и мелодичная, с непривычным выговором. Потом громкий мужской голос раздался прямо у нее под окном:

— Ах ты, чертов сукин сын! Какого дьявола ты здесь делаешь? — От таких непристойностей у Кэролайн участился пульс, и она резко села, ожидая, что вот-вот снова услышит ругань и проклятия или шум драки, а то и выстрелов. Но услышала совсем другое: взрыв добродушного хохота и звук дружеского похлопывания по плечам. Погрузившись в остывающую воду, она постаралась снова обрести самообладание.

Вытершись грубым полотенцем, Кэролайн надела к ужину чистое белое платье, решив обойтись без украшений, чтобы не смущать своего сопровождающего и не выделяться на фоне других. Без помощи Сары ей не удалось сделать талию настолько же тонкой и так же безупречно уложить волосы. И все же, спускаясь к ужину, она чувствовала себя почти уверенно. Поискав глазами Дерека Хатчинсона и не обнаружив его, Кэролайн спросила о нем у миссис Джессоп.

— Сегодня вы его уже не увидите, — отвечала женщина, и на лице ее мелькнула усмешка. — Я видела, как он направлялся в «Каплю росы».

— Куда направлялся, простите?

— В салун «Капля росы», за Миликен Бридж, возле депо. Так что, чем бы он ни решил подкрепиться нынче вечером, это будет происходить там, а не здесь… — Хозяйка хмыкнула. — Он выбирается на прогулку раз в несколько месяцев, как же мужчине не оголодать.

Увидев по растерянному лицу Кэролайн, что та ничего не поняла, миссис Джессоп добавила:

— Проходите и садитесь, миссис Мэсси. Я сейчас велю Доре подавать вам ужин.

Кэролайн так и сделала и поужинала одна, у стойки. Компанию ей никто не составил, кроме любознательной девушки Доры, которая, подавая блюда, засыпала ее вопросами о востоке. В другом конце комнаты два потрепанных джентльмена с озабоченными лицами долго и подробно обсуждали цены на зерно.

Наутро погода была ясной, на чистом небе ни единого облачка, а в воздухе стоял непривычный для Кэролайн аромат влажной земли и свежих ростков полыни в прерии вокруг Вудворда. Это так отличалось от запаха кирпича, дыма и людей в Нью-Йорке. Когда начался последний этап путешествия, солнце палило в полную силу. Хатч помог Кэролайн забраться в фургон. Девушка заметила, что у него в кобуре на поясе висит теперь шестизарядный револьвер, и в желудке у нее что-то екнуло. Она надвинула шляпку на лоб, чтобы прикрыть глаза от яркого света, но все же исподтишка поглядывала кругом. Кэролайн казалось, что в Нью-Йорке никогда не бывает такого яркого солнца, и Хатч согласился, когда она поделилась с ним своим наблюдением.

— Думаю, так и есть, мэм. Сам я никогда не заезжал так далеко на восток, но думаю, что в любом месте, где так много домов, где столько народу живет и умирает, воздух в конце концов совсем замутится, да и реки тоже.

Свежий ветер поднимал песок под колесами и крутил вокруг, так что Кэролайн приходилось отмахиваться обеими руками. Скоро песок набился и в складки ее юбки. Хатч наблюдал за ней без улыбки.

— Когда выберемся из города, миссис Мэсси, песку станет меньше, — пообещал он.

Чтобы выехать из Вудворда, много времени не потребовалось. Они проехали по Мэйн-стрит, вдоль которой тянулись деревянные постройки и одно или два более капитальных строения. Здесь было несколько салунов, банков, почта, большой магазин, в котором торговали самыми разными товарами, и театр. На улице было много фургонов и лошадей, а по тротуарам спешил по своим делам множество людей, по большей части мужчин. Когда городок остался позади, Кэролайн оглянулась. Издали было видно, что фасады многих высоких зданий — фальшивка, а за ними спрятались одноэтажные домики.

— Что же, это все, что есть в Вудворде? — скептически спросила Кэролайн.

— Да, мэм. На сегодняшний день примерно две тысячи душ считают его домом, но он постоянно растет. С тех пор как южнее были открыты для проживания земли шайеннов и арапахо, люди все едут сюда, обосновываются, обустраивают хозяйство. Кому-то кажется достойным сожаления, что открытые земли разгораживают и распахивают. Что до меня, я называю это прогрессом, хоть и рад, замечу, что вокруг пока еще достаточно простора, чтобы пасти коров.

— Арапахо? Что это означает?

— Это индейцы. Они из более северных краев, но сюда их, как и многих других, переселило правительство… А вот эти земля справа, которую мы сейчас проезжаем, еще недавно принадлежала индейцам чероки, хотя сами они жили дальше на восток. Они издавна сдавали ее фермерам и скотоводам и только потом уж освободили, в девяносто третьем…

— Но разве это не опасно? Цивилизованным людям жить рядом с индейцами? — Кэролайн была потрясена.

Хатч смерил ее долгим взглядом, потом повел плечом:

— Они продали свои земли и перебрались на восток. Думается мне, им не очень хочется жить бок о бок с белыми соседями, точно так же, как некоторым белым — соседствовать с индейцами.

— Слава богу, — вздохнула Кэролайн, — я бы ни за что не смогла уснуть ночью, зная, что за окном бродят эти твари!

Она даже засмеялась, тоненько и нервно, и не заметила внимательного взгляда, который Хатч устремил в прерию. Подражая ему, Кэролайн окинула взором горизонт, и ей стало не по себе от мысли, что совсем еще недавно эти дикари, возможно, добывали в этих местах скальпы. Два кролика, выскочив чуть не из-под колес фургона, скрылись в траве, так что виднелись лишь черные кончики длинных ушей.

Когда проехали десять — двенадцать миль, вдали появились очертания зданий. Кэролайн обрадовалась, увидев их. Каждая миля на пути из Вудворда, казалось, уносила ее все дальше от безопасного мира, от цивилизации, невзирая даже на то, что каждая миля приближала ее к Корину. Она прищурилась, чтобы получше разглядеть.

— Там другой город? — спросила она.

Хатч тихонько свистнул, и две гнедые кобылы с сильными ногами и мясистыми крупами встали как вкопанные.

— Нет, мэм. Это старый военный форт. Форт Снабжения — так его называют. Скоро мы свернем с большой дороги, и тогда, боюсь, ехать будет тряско.

— Форт Снабжения? Так здесь расположен гарнизон?

— Теперь уже нет. Он заброшен вот уже лет семь или восемь, там никто не живет.

— Но почему здесь были военные? Чтобы защищать людей от индейцев, я полагаю?

— Ну, это, я думаю, была одна из причин. Но по большей части им приходилось удерживать белых, чтобы не селились на индейских землях. Можно сказать, что военные здесь защищали индейцев от таких, как вы и я.

— О… — выдохнула Кэролайн, ощутив, что ее вернули с небес на землю. Ей стало легче при мысли о военных, охраняющих их ферму от индейцев, и она уже успела представить, как танцует кадриль с кавалерами в щегольских мундирах.

Однако при ближайшем рассмотрении форт оказался приземистой и грубой постройкой, даже не из камня или кирпича, а из бревен и глины. Черные дыры окон выглядели жутко и тревожно. Вздрогнув, она отвернулась:

— А куда же ведет эта дорога?

— Да, в общем-то, особо никуда. Отсюда идет к Форту Силл, но с этого конца по ней ездят все больше такие, как мы, чтобы немного облегчить себе путь из города, — разъяснил Хатч.

Кэролайн посмотрела через его плечо на пустынную дорогу. Поднятая ими пыль снова оседала в колеи. Девушка представила себе эту землю девственной, еще не знавшей руки человека, когда только перст Господа касался ее. Теперь здесь уже имелись мрачные руины и дорога в никуда.

— Скоро будем переправляться через Норт-Канейдиан, миссис Мэсси, но только пусть вас это не волнует, — добавил Хатч. — В это время года с этим никаких затруднений не предвидится.

Кэролайн кивнула и храбро ему улыбнулась.

Река была широкой, но мелкой. Вода покрыла ступицы колес, а лошадям не доходила до брюха. Хатч ослабил поводья, и животные начали жадно пить, отряхиваясь, так что брызги с их пыльных крупов летели во все стороны, наполняя ноздри Кэролайн запахом разгоряченной шкуры. Она вытерла несколько капелек, попавших на юбку, но только размазала грязь. Выбравшись из воды, сделали остановку, чтобы пообедать, в узорчатой тени тополей, которые цеплялись узловатыми корнями за песчаный берег. Кэролайн, опершись на руку Хатча, выбралась из фургона и уселась на расстеленное им толстое одеяло. Ей было неудобно в тугом корсете, и она почти не разговаривала, сражаясь с ломтем ветчины — его пришлось жевать до неприличия долго — и кусочком хлеба, раскрошившимся на колени. На зубах скрипели песчинки. Тишину нарушал только шелест колеблемой ветром серебристо-зеленой листвы тополей. Прежде чем фургон снова тронулся в путь, Кэролайн, порывшись в багаже, извлекла оттуда шелковый зонтик с фестонами.

По открытой прерии фургон двигался не так споро, то подпрыгивая на кочках, то буксуя на зыбучих песчаных прогалинах и в полупересохших болотистых руслах мелких ручьев. Время от времени они проезжали мимо небольших поселений с вросшими в землю, лепящимися друг к другу домишками, построенными здесь, чтобы защитить людей, застолбить участки, положить начало новой жизни. Однако постройки находились далеко от дороги и попадались все реже. Жаркий день все тянулся, и Кэролайн задремала, покачиваясь на сиденье рядом с Хатчем. Голова ее то и дело падала на грудь, но каждый раз девушка встряхивалась и просыпалась.

— Мы скоро остановимся и переночуем, миссис Мэсси. Полагаю, вы не откажетесь от чашки горячего кофе и удобного ночлега.

— О, да! Я немного устала. Еще долго ехать?

— Выходит дольше в таком медленном фургоне. Верхом-то я бы за день домчался, даже без особой спешки. Все, что нужно, это добрый скакун под седлом, а ваш муж разводит самых отменных лошадей во всей Оклахоме.

— Где мы остановимся на ночлег? В каком-то поселении поблизости?

— О, нет, мэм. Нынче вечером мы разобьем лагерь.

— Лагерь?

— Верно. Да не пугайтесь вы так, миссис Мэсси! Я человек с понятиями и рукам воли не даю, — добавил он с кривой усмешкой, увидев расширившиеся от ужаса глаза Кэролайн.

Спустя миг она поняла, что Хатч неверно истолковал ее испуг, решив, что она боится провести ночь с ним наедине. Зарумянившись, Кэролайн потупилась, при этом взгляд ее упал на поясной ремень ее спутника. Рубаха слегка приоткрылась, обнажив его крепкий загорелый живот. Кэролайн сглотнула и устремила взгляд на горизонт. Сказать по правде, вначале она оробела, осознав, что всю ночь им придется провести под открытым небом, не имея защиты от диких зверей, непогоды и всей этой необузданной дикой природы.

Хатч засветло остановил фургон на ровном участке прерии с более зеленой и пышной травой. Он помог Кэролайн спуститься, и она стояла, не зная, что делать. Все тело у нее болело и ныло. Хатч отцепил фургон и распряг лошадей, похлопав их по спинам. Радостно помахивая хвостами, они отошли немного и стали шумно жевать траву, набирая полные рты.

— Но… не убегут ли лошади? — обеспокоилась Кэролайн.

— Далеко не убегут, я думаю. А уж за ломтем хлеба прибегут хоть откуда.

Хатч выгрузил из фургона палатку и вскоре установил ее. Расстелив толстые одеяла поверх коровьих шкур, он внес в палатку несессер Кэролайн.

— Вам будет удобно. Не хуже любого отеля в Нью-Йорке, — пообещал он.

Кэролайн взглянула на него, подумав, что он издевается над ней, но потом улыбнулась и, забравшись в палатку, уселась, морща нос от запаха шкур. Но ложе оказалось мягким и удобным, а стены палатки слегка колыхались от ветра, будто тихо дышали. Кэролайн почувствовала умиротворение, сердце перестало колотиться.

Хатч тем временем развел костер и сидел рядом с ним на корточках, следя за большой плоской сковородой, на которой что-то дымилось и брызгало. Он подбрасывал в огонь какие-то сухие темные куски, распознать которые Кэролайн не сумела.

— Чем вы поддерживаете огонь? — спросила она.

— Коровьими лепешками, — ответил Хатч и больше не дал никаких пояснений. Переспрашивать Кэролайн не отважилась.

Закат был великолепен: розовые и бирюзовые сполохи бежали от яркого сияния на западе к глубокой бархатной синеве на востоке. На лице Хатча плясали отблески огня.

— Я поставил там ящик, чтобы вы могли сесть, — обратился он к Кэролайн, махнув вилкой.

Кэролайн послушно уселась. В темноте за языками пламени одна из лошадей фыркнула и тихо заржала. Потом раздался вой, тонкий, зловещий, он отдался эхом, разнесся по плоской равнине.

— Что это было? — воскликнула Кэролайн, вскакивая на ноги. Кровь отлила от ее лица, она пошатнулась и упала бы, не подставь ей руку Хатч, в мгновение ока оказавшийся рядом.

— Присядьте, мэм. Да садитесь же, — настаивал он.

— Это волки? — воскликнула она дрожащим голосом.

— Всего-навсего луговые волки, только и всего. Пустяк, они не крупнее комнатной собачки и совсем не свирепые. Они и близко к нам не осмелятся подойти, обещаю вам.

— Вы уверены?

— Уверен так же, как в том, что сижу сейчас здесь, миссис Мэсси. — Голос Хатча звучал убедительно.

Кэролайн плотнее завернулась в шаль и осторожно присела на жесткий деревянный ящик, нервы ее были напряжены до предела. Хатч, казалось, почувствовал ее тревогу, потому что нарушил молчание и начал рассказывать:

— Койоты — так их тоже иногда называют. Они бегают поодаль стаями, подбирают и обгладывают брошенные кости. Вот об этом они и перекликаются — рассказывают, кто где нашел старую коровью кость, чтобы поживиться. Самая большая неприятность, которую они могут причинить, это стащить у фермера курицу, да и на это решатся только если уж совсем оголодают. Мне кажется, они научились держаться подальше от людей, чтобы не схлопотать пулю в хвост, вот как…

Он все продолжал говорить тихим, баюкающим голосом, и Кэролайн совсем успокоилась. Койоты время от времени заводили свою песню, их вой проносился над лагерем, протяжный и тоскливый.

— Они как будто жалуются на одиночество, — прошептала девушка.

Хатч посмотрел на нее, его глаза скрывала глубокая тень. Он бережно передал ей жестяную кружку.

— Выпейте-ка кофе, мэм, — сказал он.

Она проснулась на заре, разбуженная ярким светом, проникающим сквозь ткань палатки. Ей приснилась Батильда, которая из-за ее плеча следила, как Кэролайн играет гаммы на рояле. «Кисть! Держи кисть!» — восклицала Батильда по своему обыкновению. В первую минуту Кэролайн не могла вспомнить, где находится. Она осторожно высунула голову из палатки и испытала облегчение, поняв, что Хатча поблизости нет. Небо на востоке было ослепительным. Кэролайн никогда в жизни не просыпалась так рано. Она встала и потянулась, уперевшись руками в поясницу. Волосы у нее растрепались, а во рту стоял кисловатый привкус вчерашнего кофе. Она потерла глаза, обнаружила песок у себя на лбу. И не только, в песке было все ее лицо, да и одежда. Под манжетами появилась грязная полоса, песок забился под воротник и натирал шею. Смятые одеяла возле остывающих угольев костра объяснили ей, где провел ночь старший ковбой.

— С добрым утром, миссис Мэсси, — окликнул Хатч, заставив ее вздрогнуть.

Он приближался к фургону, выйдя из высокой зеленой травы и держа в руках поводья пары гнедых лошадей.

— Ну, как спалось, как ваша первая ночь в роли вэдди? — улыбнулся он.

Кэролайн улыбнулась в ответ, хотя и не поняла, о чем он.

— Доброе утро, мистер Хатчинсон. Я прекрасно выспалась, благодарю вас.

— Я собираюсь отвести эту парочку на водопой к ручью — это вон там, — а потом вернусь и соображу нам завтрак.

Кэролайн кивнула и осмотрелась.

— Вот здесь я поставил бидон с водой, на случай, если вам захочется освежиться, — добавил Хатч и опять улыбнулся, уходя за пределы их лагеря.

На самом-то деле Кэролайн давно хотелось в туалет. Помучившись какое-то время из-за своей стеснительности, она с ужасом поняла, что облегчиться ей придется прямо в кустах и Хатч, демонстративно удаляясь в противоположном направлении, вероятно, тактично давал ей понять, что никто во всей округе не станет свидетелем ее унижения. Рядом с полным бидоном воды Хатч заботливо положил порванную на куски газету и тонкое хлопчатобумажное полотенце. С гримасой ужаса Кэролайн постаралась, насколько могла, воспользоваться этими скудными удобствами. Возвратившись, Хатч с величайшей деликатностью не искал оставленные для нее предметы и не спрашивал о них.

К полудню солнце немилосердно палило, у Кэролайн онемела от усталости рука, которой она стискивала пыльный зонтик. Наконец девушка сдалась и положила его на колени. Посмотрев в бескрайнее небо без единого облачка, она приметила в вышине две темные точки, описывающие круги.

— Это орлы? — спросила она, указывая вверх, и заметила, что ее шелковая перчатка стала совсем бурой от грязи.

Хатч, щурясь, проследил за ее взглядом:

— Боюсь, это просто канюки. Здесь-то, в прерии, орла встретишь не часто. Вот в Скалистых горах можно увидеть прекрасных птиц. Ну и острые же у вас глазки, однако, миссис Мэсси.

Он снова уставился вперед поверх лошадиных ушей и тихонько запел себе под нос: «Дейзи, Дейзи, дай же, дай ответ…»

Кэролайн перевела скучающий взгляд на горизонт, тут же выпрямилась и вытянула руку.

— Там кто-то едет! — взволнованно воскликнула она.

— Что ж, мы ведь уже не так далеко от ранчо, мэм. Это может быть кто-нибудь из наших, — кивнул Хатч с еле заметной усмешкой.

— Это Корин? — с замиранием сердца спросила Кэролайн, а руки сами собой взлетели к растрепанным волосам. — Вы полагаете, это мистер Мэсси?

— Что ж… — Хатч снова улыбнулся, пока она продолжала лихорадочно приводить себя в порядок, — я никого не знаю в этих краях, кто бы еще ездил на такой вороной кобылке, так что, думаю это все-таки ваш супруг, мэм.

Пока Кэролайн отряхивала юбки и щипала себя за щеки, не обращая внимания на то, видит ли Хатч ее ухищрения, всадник подскакал ближе, и она наконец увидела мужа — впервые с тех пор, как вышла за него месяц назад. Она аккуратно сложила руки на коленях и уселась прямо, хотя внутри у нее все так и прыгало от волнения. Вороной скакун легко преодолевал расстояние, взметая копытами песок. Вот он уже подскакал к ним, и Корин стянул с лица платок, открывая широкую радостную улыбку. Он оказался таким же чудесным, каким она его помнила.

— Кэролайн! — крикнул он. — До чего же я рад тебя видеть!

Корин спрыгнул с коня, подошел, встал у ног Кэролайн. Она продолжала сидеть в высоком фургоне, пригвожденная к месту волнением и предвкушением.

— Как ты себя чувствуешь? Как поездка?

Она не ответила, и лицо Корина будто потухло, а в глазах появилась озабоченность. А виновата она! Все еще не в силах от растерянности подобрать нужные слова, но чувствуя облегчение и радость от встречи куда большие, чем она осмелилась бы признать, Кэролайн отбросила всякие приличия и бросилась вниз, прямо в его распахнутые объятия. Лишь благодаря субтильному сложению девушки оба они не упали в результате на песок. Хатч, со сдержанной усмешкой наблюдавший за ними, держа поводья по своему обыкновению в одной руке, одобрительно кивнул своему хозяину.

Вокруг дома на ранчо, куда фургон доставил молодую жену Корина Мэсси, собралась небольшая кучка народу. В основном это были молодые люди в изношенной и запыленной одежде, которые, впрочем, явно приложили некоторые усилия, чтобы выглядеть поприличнее, — причесались и заправили рубахи. Корин улыбался, наблюдая за волнением Кэролайн, безуспешно пытавшейся привести в порядок свой туалет. Мужчины кивали, дотрагивались до шляп и бормотали приветствия, пока она выбиралась из фургона, а она улыбалась и любезно их благодарила.

— Мне прямо не терпится показать тебе ранчо, Кэролайн, показать тебе все-все! Надеюсь, поездка тебя не слишком утомила? — говорил Корин, спешиваясь с лошади.

— О, я ужасно устала, Корин! Конечно же ты все мне покажешь, но сначала мне просто необходимо прилечь, а потом принять ванну, — ответила она.

Корин с готовностью кивнул, хотя не смог скрыть некоторого разочарования. Высокий белый дом, который рисовала себе в мечтах Кэролайн, оказался приземистой деревянной постройкой, и хотя фасад и вправду был выкрашен белой краской, но на нее налип песок, и нижняя часть стены выглядела неряшливо. Корин перехватил ее взгляд.

— Весенний ветер подул раньше, чем успела просохнуть краска, — объяснил он с виноватым видом. — Мы потом все перекрасим, не беспокойся. Хорошо еще, мы только успели закончить фасад, не так много работы пошло насмарку!

Кэролайн заглянула за угол и в самом деле увидела голые доски.

— Я сам присмотрю за Потаскухой. А вы ведите миссис Мэсси в дом, — сказал Хатч, принимая у Корина поводья.

— Потаскуха? — Кэролайн не верила своим ушам.

— Моя кобыла, — ухмыльнулся Корин и ласково почесал лошади лоб. Кэролайн мало что понимала в лошадях, но ей показалось, что вид у животного был злобный. — Самая упрямая и злобная животина, какую только можно найти в этих краях, с этим никто не поспорит.

— Почему же ты ее держишь, если она такая скверная?

— А как же, — Корин пожал плечами, будто такое никогда не приходило ему в голову, — ведь это моя лошадь.

Внутри были голые стены, окна без занавесок. Мебели было достаточно, но все было расставлено как попало, даже не задвинуто в углы. Легкое кресло у керосиновой лампы, рядом со стопками журналов по скотоводству и каталогами семян, казалось единственной вещью, стоящей на своем месте. На полу множество коробок и картонок. Кэролайн медленно шла среди них, под каблуками ее башмаков скрипел песок. Посмотрев на мужа, она не сумела скрыть разочарования. С лица Корина сползла улыбка.

— Понимаешь, я ведь специально не стал ничего расставлять, не хотелось без тебя. Думал, вот ты приедешь и скажешь, как и что нужно сделать. Но мы быстро наведем порядок… теперь-то, когда ты здесь, — заторопился он с объяснениями.

Кэролайн улыбнулась, глубоко и прерывисто вздохнула, вбирая в легкие воздух, напоенный ароматом свежетесанного дуба.

— Просто… постройка дома заняла у меня больше времени, чем я рассчитывал… Прости меня, Кэролайн.

— О, нет! Тебе не за что просить прощения! — Ей было невыносимо видеть Корина таким удрученным. — Я уверена, что все будет просто прекрасно — я уже знаю, как мы все расставим. Ты так замечательно все сделал.

Она повернулась и прильнула головой к его груди, с удовольствием вдыхая его запах. Корин отбросил волосы со лба Кэролайн и крепко прижал ее к себе. От этого прикосновения она почувствовала какое-то стеснение, похожее на голод.

— Идем со мной, — шепнул Корин и повел ее к двери в дальнем углу гостиной. Дверь вела в комнату поменьше, где над всем возвышалась огромная железная кровать. Поверх нее лежало многоцветное стеганое покрывало. Кэролайн легко погладила его пальцами. Лоскуты были шелковыми и атласными, прохладными и гладкими на ощупь.

— Кровать везли из самого Нью-Йорка, — похвалился Корин, — ее доставили перед самым твоим приездом. А покрывало подарила мать. Почему бы тебе ее не испробовать?

— О, нет! Я же запачкаю покрывало. Оно такое красивое, Корин, — восторгалась Кэролайн.

— Ничего, я тоже грязный. Говорю тебе, мы должны ее испробовать.

Корин взял ее за руки, потом обнял за талию.

— Подожди! Нет! — расхохоталась Кэролайн, когда муж повалил ее за собой на пружинящий матрас.

— У нас с тобой не было первой брачной ночи, — тихо заговорил он.

От лучей солнца, ударивших в окно, вокруг его волос возникла светящаяся корона, а карие глаза утонули в тени. Кэролайн было страшно неуютно из-за несвежего запаха ее немытого тела и оттого, что во рту пересохло.

— Нет. Еще же не время ложиться. Мне нужно принять ванну… и к тому же нас кто-нибудь увидит.

— Мы больше не в Нью-Йорке, любовь моя. Больше не нужно слушаться тетю и оглядываться на то, что скажут о нас в свете…

Корин положил ладонь ей на корсаж, и у Кэролайн перехватило дыхание, она быстро задышала. Корин расстегнул все пуговки на ее блузке и осторожно распахнул ее.

— Но что я…

— Но ничего, — прошептал Корин, — повернись.

Кэролайн повиновалась, и Корин неловко, что-то бормоча, распустил шнуровку на ее корсаже. Воздух с такой силой устремился в освобожденную грудную клетку Кэролайн, что у нее закружилась голова, и она прикрыла глаза. Корин повернул ее лицом к себе, изучающе и ласково провел по ее телу шершавыми ладонями, которые она заметила при их первой встрече. Он нежно поцеловал ее глаза.

— Ты такая красавица… — Его низкий голос звучал еле слышно. — А глаза сияют, словно серебряные доллары.

Напуганная силой нахлынувшего чувства, Кэролайн набралась храбрости и тоже поцеловала его. Она почти не представляла, чего ей ожидать, знала лишь, что отныне у Корина больше прав на ее тело, чем у кого бы то ни было раньше. Батильда туманно и мрачно намекала на боль, которую она испытает, и на долг, который вынуждена будет исполнять. Однако прикосновения кожи Корина к ее собственной оказались чудесными, ничего подобного ей еще не приходилось испытывать, а нежная настойчивость его касаний, когда он проник между ее бедер, наполнила ее сразу и жаром, и холодом; это было почти болезненно и необычно, превосходило все, что ей доводилось пережить, так что она закричала, не заботясь более о том, пристойно ли это и не услышит ли ее кто-нибудь.

Молодую жену Корин возил по ранчо в коляске — для пешей прогулки расстояния были слишком велики, а верхом Кэролайн не ездила ни разу в жизни. Корина, кажется, поразило это обстоятельство, но потом он развел руками и сказал:

— Не беспокойся, ты скоро научишься.

Но Кэролайн не доверяла этим тварям с их уродливыми зубами и необузданной животной силой, и перспектива оказаться сидящей на спине у одной из них нисколько ее не привлекала. Корин горделиво знакомил ее со своими племенными кобылами и жеребцом Апачем, и Кэролайн кивала и улыбалась, изо всех сил пытаясь их различить. Все животные казались ей одинаковыми. Муж вез ее мимо всевозможных коралей, загонов для лошадей и коров, мимо приземистых, грубо сколоченных бараков, в которых жили объездчики. Кэролайн обратила внимание, как Корин свободно здесь держится, без малейшего следа неловкости и скованности, свойственных ему в Нью-Йорке. Они миновали жалкого вида землянку, выкопанную в почве и крытую досками и дерном.

— Это мог бы быть наш дом, появись ты на несколько лет раньше! — улыбаясь, сказал Корин.

— Это? — эхом отозвалась потрясенная Кэролайн.

— Эта нора — самое первое жилье, которое я здесь соорудил, когда застолбил свой участок в девяносто третьем. И я два раза в ней зимовал, пока не заполучил нормальный дом — я нашел его в прерии и перетащил сюда, ты можешь в это поверить?

— Ты украл дом?

— Не украл! Нет, не так. Я думаю, его поставил кто-то из переселенцев, чтобы занять землю, когда это еще не было разрешено. В общем, неважно, кто его построил, все равно он не то сам оттуда съехал, не то его прогнали. Дом просто стоял там, и никто в нем не жил, кроме гремучих змей. Ну, я их повытряхнул, затащил дом на платформу и перевез сюда. Славный был домик, но для семьи маловат.

С этими словами он схватил ее за руку и крепко сжал. Кэролайн стыдливо отвернулась.

— Для большой семьи? — неуверенно осведомилась она.

— Думаю, четверо или пятеро детишек было бы в самый раз, — усмехнулся Корин. — А ты как считаешь?

— Четверо или пятеро будет в самый раз, — согласилась она, широко улыбаясь.

— Смотри, а вот сюда мы пригоняем кобыл, которые собираются жеребиться.

— А это что? — спросила Кэролайн, указывая на шатер позади загона для кобыл.

— А… там живет семья Джо. Видишь, рядом землянка? Джо и его жена спят там, но их родня захотела поставить типи. В таких они всегда жили и живут до сих пор. Этот народ умеет чтить традиции.

— С чего бы это родственникам Джо жить в типи? — не могла понять Кэролайн.

Корин изучающе вглядывался в жену, не менее озадаченный, чем она сама.

— Да потому что они индейцы, радость моя. И им нравится жить, как они всегда жили, хотя сам-то Джо более прогрессивен. Он работал со мной с самого начала, с первых дней, а ведь я тогда мог с ним расплатиться только одеждой и пятицентовыми жестянками ричмондского табака. Один из моих лучших объездчиков…

— Индейцы? Здесь есть индейцы? — У Кэролайн затрепетало сердце, свело живот. Она бы не так ужаснулась, скажи ей Корин, что среди его стадов свободно рыщут волки.

— Хатч сказал, что они давно ушли! — пролепетала она.

— Ну, многие ушли, это верно. Оставшаяся часть родных Джо живет в резервации, к востоку отсюда, на земле, которая идет до берегов реки Арканзас. У тех, которые остались на Территории Оклахома, вождь Белый Орел. Но другие несколько лет назад снова пошли на север. Вождь Стоящий Медведь повел их обратно в земли Небраски. Мне кажется, их больше мучила тоска по дому, чем остальных, — объяснил Корин.

Кэролайн почти не слушала эту краткую историю племени. Она не верила собственным глазам и ушам, не могла поверить, что здесь, почти на пороге ее дома, стоят лагерем дикари, известные своей жестокостью. На востоке жуткие истории об их свирепости передавались из уст в уста годами и десятилетиями. Леденящий страх пригвоздил ее к месту. Поддавшись панике, Кэролайн выхватила у Корина поводья и потянула, направляя голову лошади назад, к дому.

— Эй, погоди, что ты делаешь? — вскрикнул Корин, пытаясь отобрать волоки, пока лошадь, протестуя, мотала головой, грызя мундштук.

— Уедем отсюда! Я хочу домой, хочу быть подальше от них! — Кэролайн била дрожь. Она закрыла лицо руками, отчаянно желая спрятаться.

Корин, успокоив лошадь, сгреб руки Кэролайн в свои ладони.

— Ну же, послушай! — Он говорил серьезно, глядя ей в глаза. — Послушай меня, Кэролайн. Они хорошие люди. Люди, совсем как мы с тобой. Они хотят просто жить и трудиться… и растить своих детей. И забудь все, чего ты наслушалась на востоке, — там любят изображать индейцев отпетыми злодеями. А я говорю тебе: они не хотят зла ни тебе, ни кому-то еще. В прошлом бывали распри, да, а виновниками частенько становились белые люди, но сейчас все мы хотим только одного — жить в мире и ладить по-соседски. Джо привел всю свою семью сюда, чтобы жить здесь и работать. Ни ты, ни я даже представить не можем, какого мужества это от него потребовало. Ты меня слушаешь, Кэролайн?

Она кивнула, но поверить в то, что говорил Корин, было слишком трудно. По ее щекам катились слезы.

— Не плачь, моя милая. Вся чушь, которую тебе рассказывали про индейцев, не имеет отношения к Джо. В этом я могу тебя заверить. А теперь идем, я вас познакомлю.

— Нет! — выдохнула она.

— Да. Теперь это твои соседи, а Джо — мой верный друг.

— Не могу! Пожалуйста! — прорыдала Кэролайн.

Корин любовно отер ее лицо платком. Он приподнял ее подбородок и нежно улыбнулся:

— Бедняжка моя. Ну не бойся, прошу тебя. Пойдем, пойдем. Как только ты их увидишь, в тот же миг поймешь, что тебе нечего бояться.

Поцокав языком, Корин развернул лошадь и направил коляску в сторону типи и землянки. Вокруг жилищ были натянуты бельевые веревки, громоздились сушилки для одежды, канаты, инструменты, конская упряжь. Рядом с типи горел костер, и когда они подошли поближе, то увидели, как маленькая женщина с проседью в волосах ставит на угли почерневший котелок. Спина старухи была согнута, но глаза ярко блестели из сеточки глубоких морщин, покрывающей ее лицо. Старуха ничего не сказала, только встала и кивнула, со спокойным интересом глядя на Кэролайн, пока Корин спрыгивал с коляски.

— Доброе утро, Белое Облако. Приехал представить вам свою молодую жену, — обратился к старухе Корин, почтительно касаясь пальцами широких полей шляпы.

Когда Кэролайн спустилась вниз, у нее дрожали все поджилки. Она глотнула, но в горле по-прежнему оставался комок, мешавший ей дышать. Мысли вихрем кружили у нее в голове, будто метель. Из землянки вышел мужчина, за ним девушка Из типи появилась еще одна женщина, средних лет, суровая на вид. Обращаясь к Корину, женщина произнесла что-то непонятное, а он, к полнейшему изумлению Кэролайн, ответил.

— Ты говоришь на их языке? — вырвалось у Кэролайн, но она тут же смущенно замолкла, когда глаза всех присутствующих повернулись к ней.

Корин скромно улыбнулся:

— Да, разумеется. Ну, Кэролайн, вот это Джо, а это его жена Сорока, хотя чаще ее называют Мэгги.

Кэролайн пыталась улыбаться, но долго не могла справиться с собой и поднять глаза на этих людей. Когда ей все-таки это удалось, она увидела темного, мрачноватого мужчину, невысокого, но широкоплечего, и пухленькую девушку; разноцветные нити были искусно вплетены в ее волосы. Оба были длинноволосыми, скуластыми, с суровыми складками на лбу. Мэгги-Сорока улыбнулась и нагнула голову, чтобы заглянуть Кэролайн в глаза.

— Я очень рада с вами познакомиться, миссис Мэсси, — заговорила она, и ее английский оказался совершенно правильным, несмотря на заметный акцент.

Кэролайн изумленно воззрилась на нее.

— Вы говорите по-английски? — недоверчиво пробормотала она.

Мэгги польщенно захихикала.

— Да, миссис Мэсси. Лучше, чем мой муж, хотя я училась не так долго, как он! — похвасталась индианка. — Я так рада, что вы приехали. Здесь, на ранчо, слишком уж много мужчин.

Кэролайн внимательнее пригляделась к девушке, одетой в скромную юбку и простую блузку. На ее плечи было наброшено пестрое тканое одеяло. Обута она была в мягкие башмачки, Кэролайн прежде таких не видела. Ее муж, в тяжелом расшитом бисером жилете поверх рубахи, что-то пробормотал на своем языке, и Мэгги нахмурилась, ее короткий ответ прозвучал возмущенно. Джо был не так улыбчив, как его супруга, а выражение его лица казалось Кэролайн почти враждебным. Ее настораживали непроницаемая чернота его глаз и то, как его рот был сжат в прямую упрямую линию.

— Я никогда еще не встречала… людей чероки, — заговорила Кэролайн: общительность Мэгги вселила в нее некоторую уверенность.

— И сейчас не повстречали, — в первый раз заговорил Джо, и довольно ехидно. Его акцент был таким сильным, что поначалу не все было понятно.

Кэролайн обернулась к Корину.

— Джо и его семья из племени понка, — пояснил он.

— Но… Хатч говорил, что эти земли раньше принадлежали чероки…

— Так и было. Просто… ну, короче говоря, в этой стране много разных племен. Раньше Оклахома, как ни крути, была землей индейцев. Джо и его семейство не такие, как все, потому что захотели перенять кое-что из образа жизни белых людей. Большинство индейцев предпочитают жить сами по себе, в резервациях. А Джо попробовал заняться скотоводством, разохотился и теперь не намерен возвращаться к старому. Верно ведь, Джо?

— Разохотился бить тебя в карты, так вернее, — ответил понка, иронически скривив рот.

Когда они отъехали от типи, Кэролайн наморщила лоб:

— Джо… Не совсем обычное имя для… для понко…

— Понка. Это потому, что настоящее имя у него такое заковыристое — язык сломаешь. А означает Пыльный Смерч или что-то в этом роде. Куда проще выговорить «Джо», — объяснил Корин.

— Мне показалось, он не выказывает достаточно почтения к тебе… как своему хозяину.

На это Корин слегка нахмурился и взглянул на Кэролайн:

— Он меня уважает, уверяю тебя; и это уважение я сумел заслужить. Такие люди, как Джо, не выказывают почтение только потому, что ты белый, или у тебя есть земля, или ты платишь жалованье. Они уважают того, кто честен и прям, кто готов учиться и способен отнестись к ним с уважением. Здесь все немного не так, как в Нью-Йорке, Кэролайн. Людям приходится самим заботиться о себе и помогать друг другу, когда случается наводнение или, бывает, торнадо сметет все в один миг… — Корин умолк.

Теплый ветер из прерии наигрывал какую-то песню на спицах колес. Кэролайн, уязвленная отповедью, тоже молчала.

— Ты привыкнешь, и все уладится, не грусти, — уловив ее состояние, проговорил Корин уже менее напряженно.

Прошло несколько дней, и они устроили себе свадебное путешествие. Коляска тронулась в путь, как только солнце показалось на востоке, и почти три часа ехала на запад от ранчо. Они оказались в месте, где пышные холмы окружали неглубокое озеро, куда впадали два медленно текущих ручья. Серебристые ивы склоняли ветви, затеняя берег, и время от времени касались воды, отчего по отраженному в ней небу пробегала рябь.

— Как же здесь красиво, — с восхищенной улыбкой сказала Кэролайн, когда Корин поднял ее на руки и снял с коляски.

— Рад, что тебе понравилось. — Корин поцеловал молодую жену в лоб. — Это место одно из моих любимых. Иногда я приезжаю сюда, если надо что-то обдумать или когда на душе скверно…

— Почему же ты не захотел здесь поселиться? Почему устроил ранчо дальше на восток?

— Да я хотел, но Джеффри Бьюкенен меня опередил. Его ферма отсюда в двух милях, и он успел застолбить эту землю.

— Он не станет возражать против того, что мы приехали?

— Не думаю. Он парень добродушный, а главное, он и не узнает, что мы тут побывали, — ухмыльнулся Корин, а Кэролайн рассмеялась и, подбежав к берегу озерца, окунула руку в воду.

— Так ты часто сюда приезжаешь вот так? Часто грустишь?

— Случалось раньше, когда я впервые сюда приехал. Волновался, сумею ли правильно подать заявку на землю, беспокоился, что оказался так далеко от родных, подойдет ли земля для скота. Но в последнее время я сюда совсем не наведывался. Довольно скоро я понял, что все сделал как надо и лучшего даже желать не могу. Просто так в этой жизни ничего не происходит, вот во что я верю, и теперь я знаю, что поступил правильно.

— Откуда ты это знаешь? — спросила Кэролайн, повернувшись к мужу и вытирая пальцы о подол юбки.

— Потому что у меня появилась ты. Когда погиб мой отец, я подумал… я какое-то время думал, что должен вернуться в Нью-Йорк, чтобы быть с матерью. Но, приехав, моментально понял, что остаться не смогу. И тогда я встретил тебя, и ты была готова уехать со мной, чтобы быть вместе… и если уж из того, что я лишился отца, могло выйти что-то хорошее, то вот ты-то и есть это хорошее, Кэролайн. Ты — то, без чего моя жизнь была неполной. — Корин говорил так радостно и с такой убежденностью, что Кэролайн была растрогана.

— Ты и правда так думаешь? — прошептала она, подойдя к мужу вплотную и чувствуя, как солнце печет кожу. Солнце зажгло огоньки в его глазах, окрасило их в цвет жженого сахара.

— Я правда так думаю, — тихо подтвердил Корин, и Кэролайн встала на цыпочки, чтобы поцеловать мужа.

Они расстелили ковер в тени ивняка, вынули припасы из корзины, выпрягли лошадь, и Корин привязал ее к дереву. Кэролайн уселась, тщательно подобрав под себя ноги, и налила Корину стакан лимонада. Он улегся рядом, опершись на локоть, и расстегнул пуговицы на рубашке, позволив свежему ветру проникнуть под ткань. Кэролайн смотрела на него почти украдкой, еще не освоившись с мыслью, что он принадлежит ей. До приезда на ранчо она даже не подозревала, что у мужчин на груди растут волосы, и вот теперь смотрела на завитки, влажные от жара его тела.

— Корин? — вдруг окликнула она.

— Да, любимая?

— Сколько тебе лет?

— Что? Да ты знаешь!

— Да нет же! Я только сейчас поняла — не знаю, сколько тебе лет. Мне кажется, ты намного старше меня — не на вид, я хочу сказать! Ну, и на вид тоже… немного, но главное — в другом. — Кэролайн смешалась.

Корин улыбался:

— Мне будет двадцать семь. Ну что, огорчена, что вышла за такого старика?

— Двадцать семь — совсем еще не старый! Мне самой месяца через два исполнится девятнадцать… Но, послушай, у меня сложилось впечатление, будто ты живешь здесь уже целую вечность. Ты так здесь обжился, будто тебе лет пятьдесят, не меньше!

— Что ж, впервые я приехал сюда с отцом. Поездка была деловая — отец подыскивал новых поставщиков мяса. Он ведь торговал мясом, я тебе не рассказывал? Поставлял его в лучшие рестораны Нью-Йорка, и тогда все считали, что я должен пойти по его стопам. Но стоило мне попасть в эти края, я сразу понял, что мы держимся не за тот конец этой цепочки. Словом, больше я домой не возвращался. Шестнадцать мне было, когда я решил остаться здесь и научиться разводить скот, вместо того чтобы покупать его в виде туш.

— Шестнадцать! — отозвалась Кэролайн. — Неужели тебе не было страшно оставить вот так родной дом, семью?

Корин немного поразмыслив, покачал головой:

— Я никогда в жизни ничего особо не боялся. Пока не пригласил тебя на танец…

Кэролайн зарделась от счастья, разглаживая юбки.

— Жарко сегодня, правда? Даже здесь, в тени, — заметила она.

— Хочешь знать самый лучший способ освежиться?

— Что за способ?

— Плавать! — объявил Корин, вскакивая на ноги и стягивая рубашку через голову.

— Плавать? Что ты имеешь в виду? — прыснула Кэролайн.

— Я покажу! — смеясь, Корин раскидал башмаки, стащил и отшвырнул в сторону брюки и, обнаженный, как Адам в раю, вбежал в озеро, ухая и поднимая брызги. Кэролайн, поднявшись, уставилась на него круглыми от изумления глазами. — Иди сюда, родная! Это так чудесно!

— Ты сошел с ума! — крикнула она девушка. — Мне нельзя здесь плавать!

— Это почему же? — спросил он и мощными гребками поплыл через озерцо.

— Ну… здесь же… — она неопределенно махнула рукой, — вода мутная! И все на виду — кто угодно может подглядеть! А у меня нет купального костюма…

— Конечно есть! Он у тебя прямо под одеждой, — усмехнулся Корин. — И кому здесь подглядывать? Здесь на мили вокруг ни души — только ты да я. Ну, иди же! Тебе понравится!

Нерешительно подойдя к воде, Кэролайн расшнуровала башмаки и заколебалась. Солнечный свет зазывно плясал на поверхности воды, на мелководье лениво шевелили плавниками крошечные рыбки. Солнце припекало, жгло макушку, одежда казалась тесной и душной. Наконец, решившись, она нагнулась, стянула обувь и чулки, аккуратно сложила их на берегу. Затем, подобрав юбки до колен, пошла вперед, пока вода не дошла ей до лодыжек. Прикосновение холодной воды к липкой коже застигло ее врасплох.

— Господи! — выдохнула она.

— Ну, что скажешь, так легче? — Корин подплыл ближе. Его ягодицы белели под водой, рябь искажала очертания.

Кэролайн не могла удержаться от смеха.

— Ты похож на лягушку в ведре! — поддразнила она мужа.

— Ах, вот как? — И он обдал ее брызгами с ног до головы. С визгом Кэролайн отпрянула. — Иди, иди сюда, поплавай! Я бросаю тебе вызов!

Кэролайн осмотрелась, как будто за спиной вдруг могли появиться наблюдатели, готовые осудить ее за легкомыслие, а потом сняла платье и повесила на ивовые ветви. Снимать шелковую сорочку она не стала, по обнаженным плечам бежали мурашки. Кэролайн обхватила себя за плечи и снова подошла к кромке воды. Здесь она помедлила, наслаждаясь прикосновением ила к босым ногам. Никогда прежде она не испытывала подобного и сейчас, подобрав нижнюю юбку, смотрела вниз, рассеянно улыбаясь и поджимая пальцы ног. Желая поделиться новыми ощущениями, она подняла голову и обнаружила, что притихший Корин пристально смотрит на нее.

— В чем дело? — встревожилась она.

— В тебе. Просто любуюсь тобой… Ты храбрая. И прекрасная. Я никогда не видел ничего подобного, — просто ответил он. Мокрые волосы прилипли ко лбу, отчего он казался моложе, совсем мальчишкой.

Кэролайн собиралась только поплескаться у берега, но прохладное касание воды и возбуждение от слов Корина придали ей смелости. Она зашла по пояс, вода подхватила и закрутила полупрозрачные складки сорочки вокруг ее ног. С нервным смешком Кэролайн легла на спину, доверившись воде, которая держала ее на поверхности. Волосы намокли, сразу стало прохладно.

— Иди сюда, поцелуй меня, — потребовал Корин.

— Сожалею, сэр, я слишком занята плаванием, — величественно провозгласила Кэролайн, неловко шлепая руками. Она плавала только в детстве, около летнего дома родителей.

— Я должен получить свой поцелуй, даже если придется тебя догонять, — заявил Корин.

Хохоча и молотя ногами, Кэролайн попыталась ускользнуть — надо признаться, однако, что она не так уж старалась.

Солнце клонилось к горизонту, когда они преодолели последний подъем и увидели огни дома на ранчо, поблескивающие внизу. Кэролайн обгорела на солнце, непривычным было ощущение от платья, надетого без нижней сорочки. На губах был привкус воды. Ее запах остался у обоих на коже и волосах. Они занимались любовью на берегу ручья, и томление еще наполняло все ее тело теплом и тяжестью. Внезапно она поняла, что совсем не хочет возвращаться домой. Ей хотелось, чтобы вечно длился этот день, чтобы они с Корином снова оказались в этом тенистом уголке, продолжали любить друг друга, ни о чем не думая и ни о чем не тревожась. Будто прочитав ее мысли, Корин натянул вожжи, остановил лошадь и посмотрел на их дом, а потом повернулся к ней.

— Ну что, хочешь домой? — спросил он.

— Нет! — горячо воскликнула Кэролайн. — Я… я хотела бы, чтобы каждый наш день был похож на этот. Он был просто восхитителен!

— Согласен с тобой, любимая. — Корин взял ее руку и поднес к губам.

— Обещай, что мы снова там побываем. Я не желаю приближаться к дому ни на дюйм, пока ты не пообещаешь мне это.

— Пора домой! Ночь скоро наступит… но я обещаю тебе, что мы снова туда съездим. Мы можем ездить туда, когда захотим, — мы будем ездить туда, и у нас впереди еще множество таких дней, как сегодня. Клянусь тебе.

Кэролайн видела только силуэт Корина в синем мерцании ночи, она уловила отблеск его глаз, очертания улыбающегося рта. Протянув руку, она коснулась его щеки.

— Я люблю тебя, — просто сказала она.

Покачивая поводьями, лошадь начала ленивый спуск вниз, к деревянному дому, и с каждым ее шагом Кэролайн ощущала, как в душе растет смутное предчувствие. Она смотрела на темную долину впереди — и вдруг поняла, что боится: боится, несмотря на клятву Корина, что не будет в их жизни такого же счастливого и беспечного дня, как тот, что только что прошел.