Глава 1

От одного вида пустынной набережной веяло свинцовым холодом. Редкие фонари, не стараясь разогнать тьму, высвечивали унылые фрагменты зимнего городского пейзажа: безликие фасады домов, скользкую ленту тротуара, грязно серый снег на перилах. Разбрызгивая коричневую снежную кашу, мимо испуганно пролетали автомобили. Похожая на отводную канаву протока несла в основное русло Москвы реки мертвую черную воду.

Подыскивая место для последнего шага, Александр думал:

«Именно так должна выглядит преисподняя, а все эти сковородки и веселые черти, лишь забавные простонародные фантазии.»

Неожиданно он поймал себя на том, что слишком долго и придирчиво выбирает:

«Какая разница, где пустить в себя пулю!»

Перегнувшись через чугунную изгородь, Александр посмотрел вниз и мысленно прокрутил в голове дальнейший сценарий: Вот он перешагивает через парапет, одной рукой держится за ограду, другой достает из кармана револьвер. Дальше вспышка выстрела, страшный удар разрывает грудную клетку, и возможно еще живое тело летит вниз.

Представив, как над головой смыкается черная вонючая вода, Александр содрогнулся от отвращения. И тут же, словно приступ удушья, горло сдавил страх. Атака шла с двух сторон. Природное начало отчаянно не хотело расставаться с жизнью. Дух же боялся, что не сможет преодолеть смертный ужас и не выполнить того, что сделать должен.

«Честь дороже жизни» — прошептал Александр, глядя на темный поток. Заученная с детства фраза решила исход борьбы, но падать в ледяную грязную воду все равно не хотелось. Напрасно он пытался убедить себя, что для вечности, в которую скоро вступит, несколько последних мгновений не имеют значения. Куда важнее, как он прожил отпущенный ему срок, и насколько правомочен в высших небесных инстанциях указ священного синода.

Еще в середине двадцатого века святейшее собрание постановило, что для лиц дворянского сословия грех самоубийства может быть прощен, если не было другой возможности сохранить честное имя. С тех самых пор в церковных кругах и светских гостиных, не смолкали споры.

«Скоро ты узнаешь, кто прав!» — мысленно усмехнулся Александр. Все еще боясь, что передумает, он лихорадочным движениям скинул пальто. Предсмертное письмо и тридцать серебряных рублей на помин души лежали в левом кармане. Из правого он извлек дуэльный револьвер и переложил в сюртук. Сев на парапет, перелез на другую сторону и замер над водой. Держась левой рукой за холодные скользкие перила, пытался представить, как следующим утром какой-нибудь бродяга обнаружит его одежду. Радуясь находке, будет обшаривать карманы и наткнется на письмо и деньги, которые обеспечат ему пару месяцев относительно сытого существования.

А в это время на городские крыши упадет алое покрывало рассвета. Яркими утренними красками заиграют купола Василия Блаженного, вспыхнут золотые главы Кремлевских соборов. Из ожившей подземки через мост на сторону Замоскворечья потянется служивый люд: чиновники мелкого ранга, приказчики продуктовых лавок, служители нотариальных контор, торговые агенты купеческих товариществ. Шинели, дешевые меховые пальто, потускневшие от грязного московского воздуха кокарды. И в этом потоке мелькнет порой веселый жизнерадостный взгляд и раскрасневшиеся от мороза щеки молоденькой компьютерной барышни…

Придерживаясь локтем за парапет, Александр в последний раз прокрутил барабан. Приставил дуло чуть ниже левой грудной мышцы и нажал на курок. Только в самый последний миг попытался остановить палец. Но было уже поздно. Легкий спусковой механизм успел сработать. В глазах потемнело. Казалось, его швырнуло в бездну, но сознание не исчезло, и почему-то не было разрывающей грудь боли:

«Неужели все так быстро?»

Не успел это подумать, как снова вернулось зрение. Он по-прежнему балансировал на узком пятачке между перилами и уходящим в темную воду гранитным обрывом. По другую сторону протоки над Болотным островом нависала бронзовая громада Михаила Второго. В призрачном свете фонарей спаситель монархии и отечества показался ожившей статуей командора. Еще более зловеще смотрелась подсветка кремлевских соборов. Лучи прожекторов, скрестившись на куполе Ивана Великого, словно гигантский меч, вонзались в черное небо. Снова, обдавая ледяной замогильной жутью, налетели мысли о преисподней.

Не так давно Александр сподобился прочесть популярную в светских кругах книгу-пророчество. Ее автор, сын известного российского литератора, ссылаясь на якобы снизошедшие ему откровения, описывал картины кругов ада. Все, что Александр сейчас видел, очень походило на одно из этих жутковатых местечек.

«Вот тебе и указ священного синода!» — с неуместным цинизмом подумал новоиспеченный самоубийца. Правда, была еще одна куда более прозаичная версия. Заряжая револьвер, он не доложил патрон, оставив один шанс из семи на волю Провидения. При его обычном «везении» вероятность мизерная, практически нулевая. Но высшие силы могли использовать предоставленную возможность!

Револьвер все еще лежал в правой ладони. Направив его вниз, он снова нажал на курок. Содрогнувшись, дуло выплюнуло струю огня. Задев гранитную облицовку, пуля с характерным звуком срикошетила в воду. Следом полетело и само оружие. Протока беззвучно поглотила его, поставив точку над неудавшейся попыткой суицида. Вцепившись пальцами в скользкие перила Александр, перекинул тело на другую сторону парапета. Чувство, которое он сейчас испытывал, наверное можно было назвать радостью, но уже в следующий миг с новой силой обрушился проклятый вопрос:

«А что дальше?»

Съемное жилье, которое он привык называть домом, находилось километрах в десяти отсюда, в одном из «доходных» кварталов старой столицы. Последние годы семейное гнездо больше походил на крепость с выбитыми воротами, но пока еще хранило иллюзию былого тепла и уюта. Однако, не пройдет и нескольких дней, как стены окончательно рухнут, и в цитадель с победными воплями ворвутся силы хаоса. В понедельник ревизионная комиссия обнаружит недостачу в кассе окружной дворянской опеки. Дальше всеобщий позор, лишение сословных привилегий, увольнение с волчьим билетом, похожая на чумной карантин социальная изоляция.

Он уже чувствовал раскаяние от собственного малодушия, но пути назад не было. Револьвер отправился на дно вместо своего хозяина. Как человек, с детства умеющий плавать, он вряд ли сумеет утонуть, не пустив перед этим в себя пулю. Да и есть ли у него право снова испытывать судьбу? Игра в рулетку со смертью была честной. Всего лишь один шанс из семи, и кто-то там наверху дал ему эти четырнадцать процентов.

«Может для того, чтобы начать с чистого листа?»

Возможность все начать заново показалась вдруг очень простой и доступной. Когда утром обнаружат пальто с предсмертной запиской, вряд ли кто усомнится в его самоубийстве. Для всех знакомых и близких он умрет, искупив своим поступком вину и сохранив честное имя. А тем временем где-то на задворках Москвы из ниоткуда объявится человек, очень похожий на новопреставленного раба божьего. Жизнь, которую он начнет, будет незавидной. Ни работы, ни денег, ни одного родственника и даже просто знакомого. И все же это лучше, чем позор и всеобщее презрение!

Окончательно приняв решение, Александр поднял пальто и повесил на ограду. Запустив руку в карман, извлек кошелек с тридцатью серебниками и переложил в сюртук. Теперь нужно было как можно быстрее исчезнуть. Перейдя дорогу, он легким спортивным бегом двинулся по внутренней стороне набережной. Холодный февральский ветер пронизывал насквозь камлотовую ткань сюртука и тонкий хлопок сорочки. Это косвенно подтверждало факт холостого выстрела, однако, он так до конца и не убедился, что пребывает в своем прежнем мире. Призрачный свет фонарей, зловещее безлюдье вымерших улиц, рождали ощущение нереальности. Проносящие мимо автомобили только усиливали подозрения. За сверкающими металлическими коробками и затемненными стеклами не угадывалось даже намека на живую человеческую душу. Провожая взглядом их улетающие огни, Александр бежал дальше. А сверху из холодной черной мглы, смотрели на него молодой щербатый месяц и одна единственная звезда. Она казалась неестественно яркой и походила на око Саурона, перенесенное из сумеречных фантазий Альбина в задымленное небо азиатской столицы.

 

Глава 2

Широкой прямой лентой в набережную воткнулась Большая Ордынка. О людях здесь напоминал лишь неубранный после масленичных гуляний мусор. В призрачном свете уличных ламп ветер вместе с поземкой тащил по пустым тротуарам обертки конфет, пластиковые коробки, стаканы из-под американской шипучки, а за мостом на другой стороне реки прожектора кровавыми языками облизывали завитки куполов Василия Блаженного. И по-прежнему не отпускали сомнения:

«Действительно ли был холостым щелчок револьвера?»

Только когда он свернул на Пятницкую, в облике города снова стала проступать прежняя реальность. Улица славилась ночными заведениями, куда, забыв о сословных различиях, приезжали весело отдохнуть безпоместные дворяне, купцы третье гильдии, состоятельные разночинцы. И сейчас за дверями ресторанчиков и трактиров угадывалась жизнь. Слышалась музыка, свет из окон казался теплым и рождал ощущение уюта. А у строения под номером три Александр увидел, наконец, живое человеческое лицо, хотя назвать его так можно было только с большой натяжкой. Высокий грузный господин в распахнутой шубе, придерживаясь за стену у входной арки, справлял прямо себе под ноги малую нужду. Заслышав шаги, он поднял похожую на свиное рыло образину. Заплетающийся язык с трудом выдавил сакраментальный вопрос:

— Ты кто?

Не утруждая себя таким же бессмысленным ответом, Александр прошел мимо. В это время сверху послышалась музыка. На втором этаже дома находился ресторан «Семь самураев». Оформленное в японском стиле заведение славилось хорошей восточной кухней, приличной публикой и вполне доступными ценами. Когда-то, в счастливую пору супружеской жизни, Александр часто приходил сюда с женой. И сейчас, вспомнив небольшой разгороженный бамбуковыми перегородками зал, он резко развернулся. Когда снова проходил мимо пьяного, тот попытался удержать за плечо. Брезгливо скинув руку, Александр обошел свежее желтое пятно на снегу и двинулся к дверям ресторана. Он не собирался будить призраков из счастливого прошлого, но чувствовал, что ему просто необходимо немного посидеть в тепле, привести в порядок мысли. Не помешал бы сейчас и графинчик горячего саке, хотя по финансовым соображением придется заменить его большой рюмкой водки.

Поднимаясь по винтовой лестнице, он прошел мимо аквариума с экзотическими японскими рыбками. На верхней площадке между кухней и залом проскочила черноволосая официантка в наряде гейши. Александр двинулся следом за ней, но дорогу преградил ряженный под самурая калмык.

— Нельзя вам туда, сударь!

Поведение хранителя дверей легко объяснялось. Человек без верхней одежды и в испачканном сюртуке представлял потенциальную угрозу для почтенной публики. Калмык просто добросовестно выполнял указания хозяев. Но Александр не привык к тому, чтобы его вот так запросто выставляли из приличного заведения. Бросив сквозь зубы «Пшел, прочь!» он попытался отодвинуть живую преграду. Но местный самурай оказался не слабого и неробкого десятка. Набычившись и упираясь в пол короткими кривыми ногами, он устоял и даже оттолкнул назойливого посетителя. От такого обращения дворянская кровь горячей волной ударила в голову. Еще бы мгновение и на зарвавшегося хама обрушилась оплеуха. Почувствовав это, калмык резко отскочил назад и испуганной скороговоркой выпалил:

— Не балуйте, сударь! Сейчас городовых мигом вызовем. У нас тут наряд в соседнем доме дежурит.

Упоминание о полиции сразу охладило воинственный пыл. А калмык уже примирительным тоном продолжал:

— Ехали бы домой, барин! У нас тут рядом «Извозов» дежурит. На Якиманке, по случаю масленицы, подземка всю ночь работает. Так что езжайте с Богом! Погуляли уже…

Спускаясь по лестнице, Александр чувствовал как с него, словно клочья рваного кафтана, спадает дворянская гордость. Холуй с азиатской физиономией не пустил в ресторан, и это только начало. Дальше будет хуже! Такова расплата за жизнь, которую выбрал вопреки требованиям чести.

После краткого пребывания в тепле, февральский ветер показался еще более сырым и холодным. Вопреки заверениям, черно-желтых «Русланов» таксомоторного товарищества «Извозов» нигде не наблюдалось. Полицейский наряд в соседнем доме, скорее всего, тоже был выдумкой. Даже пьяный за прошедшие пару минут сумел куда-то исчезнуть. Опять навалилось жутковатое ощущение, что это не совсем тот город, в котором он прожил большую часть своей непутевой жизни. Оно еще больше усилилось, когда проходил мимо недостроенного вестибюля подземки. Давно обещанную градоначальником станцию «Замоскворечье» много лет не могли ввести в эксплуатацию, и горожане уже воспринимали глухой забор между трамвайными путями и Пятницкой, как привычную деталь пейзажа. А этой ночью на пятачке между стройкой и проезжей частью кто-то устроил аутодафе. На костре из досок пылало тряпичное чучело масленицы. Рядом исполняли безумный ритуальный танец несколько одержимых дьяволом или просто вусмерть пьяных бродяг. Блики огня вырывали из тьмы оскаленные в хищных ухмылках лица. Тела дергались, будто в пляске святого Вита, и, казалось, пылающий рот чучела хохочет над происходящим.

Александр всегда боялся даже самому себе показаться трусом. Но стало так жутко, что он снова побежал. В спину полетели насмешливые крики, и даже казалось, что кто-то зовет его по имени. Когда костер скрылся за углом дома, он перешел на шаг и остановился у заведения братьев Птициных. Этот трактир также славился хорошей кухней, а демократичная обстановка и возможность всего за пару рублей вкусно и сытно поесть привлекала сюда народ разного достатка и звания. И сейчас из полуоткрытых дверей, зазывая полуночных гуляк, доносился гул хмельных голосов и звуки баяна.

Переступая порог, Александр поймал себя на том, что уже боится, как бы его опять не выставили на улицу. На счастье у Птициных все было проще и демократичней. Половой в белых штанах и расписной рубахе, подскочив к гостю, любезно поинтересовался:

— За столик с обслуживанием желаете?

Стараясь держаться как можно уверенней, Александр отказался от дополнительной услуги. Потеряв к нему интерес, половой протянул «Как будет, угодно-с!» и, тряхнув зализанным назад чубом, растворился в полумраке зала. Чувствую как живот сводит от ароматов специй и жаренного мяса, Александр свернул к раздаточной стойке. Здесь на длинных железных лотках, на манер американского фастфуда, лежали блюда на любой выбор: Салаты с опятами, маринованные «царские» грузди, заливное под хреном, еще пышущие жаром пирожки, расстегаи со стерлядью и осетриной, кавказский шашлык, картошка с мясом и грибами в горшочках. По случаю масленицы, почетное место занимали блины.

Взяв расписанный «под Жостово» поднос, Александр двинулся вдоль стойки. Глотая слюну, старался найти блюда подешевле. Однако, не удержавшись, выбрал большой расстегай, блины с розовой исландской сельдью, розетку с бочковыми огурцами и жаркое в горшочке. На кассе взял себе еще четверть штофа «Смирновской». В итоге весь заказ вышел на два с полтиной. Очень кстати в кармане сюртука обнаружилась завалявшаяся трехрублевая купюра, и ему даже не пришлось залезать в кошелек с «заупокойными» серебряниками. Пересчитывая сдачу, он с горечью думал, что в скором будущем придется пользоваться какой-нибудь дешевой харчевней на окраине Марьиной рощи. А еще дальше не хотелось заглядывать даже в мыслях.

На маленькой эстраде посередине полутемного зала слепой баянист играл «На сопках Маньчжурии». Заведения не страдало от нехватки клиентов, и только у самой стены удалось найти незанятый одноместный столик. Не снимая блюда с подноса, он до краев налил граненый шкалик и залпом его опрокинул. Закусил огурцом, который хрустел на зубах в лучших традициях трактирной кухни. Снимая ледяное оцепенение, по телу разлилось тепло. Осторожно надкусив свернутый в трубочку блин, он ощутил на деснах нежный вкус сельди. Чтобы удержаться на гребне волны блаженства, опрокинул еще одну рюмку, потом не спеша принялся за жаркое. Старался растягивать и смаковать каждое мгновение этой роскошной трапезы, над которой дамокловым мечом нависало «Больше ты этого себе не позволишь».

Публика в зале собралась самая пестрая. Большой стол перед ним занимала компания молодых приказчиков. Судя по стилям одежды, они попали сюда сразу после вечерней смены за прилавком. Вышиванки и косоворотки замоскворецких продуктовых лавок соседствовали со строгими английскими пиджаками крупных торговых компаний и ювелирных магазинов. Вели себя молодые люди довольно шумно, но границы приличия не переступали. За столиком слева, разложив перед собой портативные компьютеры, расположились две барышни в облегающих свитерах и американских ковбойских брюках. Судя по тому, с каким независимым видом девицы из больших кружек потягивали через соломинку пиво, можно было догадаться, что это нигилистки. На мужчин барышни подчеркнуто не обращали внимания. Однако, поймав на себе взгляд Александра, одна из них стрельнула в его сторону глазами, но тут же скорчила презрительную гримаску и демонстративно отвернулась. А в это время из другого конца зала на площадку перед эстрадой вывалился пьяный купец. Заказав баянисту «Комаринскую», он начал неуклюже плясать под хохот и хлопки собутыльников.

Это была жизнь:- яркая, пестрая, порой нелепая в своих сумбурных проявлениях. Александр больше не жалел о том, что Провидение подарило возможность находиться здесь, а не шагнуть в страшную неизвестность под черной водой протоки. Если бы можно было повернуть время, то он бы перенесся сейчас не на набережную, а в маленькую чайную на Садовом, где пару месяцев назад опрометчиво дал согласие вложить деньги в рискованное предприятие.

«Хотя, лучше уж вернуться на много лет раньше!»

Память заскользила по дорогам прошлого, стараясь найти отправную точку излома:

«Не надо было соглашаться принять кассу опеки? А может быть виноват неудачный брак и нелепые попытки доказать ей и себе, что ты чего-то в этой жизни стоишь? Или все началось еще раньше, когда предпочел гражданскую службу, а не военную карьеру. А, может, виновата специальность, которую выбрал?»

Он вспоминал тяжелые объяснения с родителями, когда вопреки их настоянию, поступил на курсы Сельскохозяйственной академии, а не в Высшее инженерное училище. Более послушный и прилежный младший брат уже успел сделать карьеру в концерне «Сикорского». Теперь он был гордостью семьи. А про своего первенца отец даже стеснялся говорить с приятелями из дворянского клуба. Должность продуктового инспектора общественных столовых уважения в светских кругах не вызывала.

Да и сам он разве хотел такой судьбы! Это память о старом помещичьем доме в Чангаровке, о проведенных там счастливых годах детства, заставила свернуть на этот путь. В юношеских мечтах он видел, как выкупает заложенное родителями имение, как, продолжая труды своего деда, восстанавливает хозяйство. Реальность оказалось куда прозаичнее. По стечению ряда причин, главными из которых стали дворянская лень и соблазны студенческой жизни, академию он окончил с посредственной аттестацией. О карьере в сельхоздепартаменте министерства или агроконцерне «Сытноедов» можно было забыть. После окончания курсов выбирать пришлось между должностью помощника управляющего в каком-нибудь подмосковном хозяйстве и низким чином на государственной службе. Для молодого человека из дворянской семьи второй вариант все-таки был более предпочтительным. Однако, пребывая в должности инспектора и не беря взяток, откладывать деньги на выкуп имения оказалось весьма проблематично. А после женитьбы быстро растаяло и то немногое, что успел накопить. Так что, вместо вдохновенного труда на родовой ниве, приходилось целыми днями ездить по продуктовым складам и скотобойням, заниматься делом неблагодарным и скучным. Возвращение в родовое гнездо так и осталось солнечно-зеленой мечтой детства. Но сейчас, когда впереди маячило лишь голодное нищенское существование, в голову пришла парадоксальная мысль:

«А ведь если дотянешь до лета, можешь туда вернуться!»

Не успел он так подумать, как воображение с беспощадной реалистичностью нарисовало один из вариантов будущего:

Опустившийся бродяга сквозь заросли чертополоха и крапивы пробирается в обветшалый дом с заколоченными окнами. Атакуемый призраками прошлого, идет по коридорам. Через пустой проем попадает в бывшую детскую. Прихлебывая из бутыли мутное сивушное пойло, ложится передохнуть на место, где раньше стояла его кровать. И уже в замутненном сознании глядит в заколоченное окно, вспоминая, как в детстве, просыпаясь, видел там прыгающих по веткам птиц…

Баянист закончил играть. Появившаяся откуда-то барышня в красном свитере и синих американских «ковбоях» помогла ему сойти с эстрады, взяв под локоть, повела мимо столиков. В протянутую шляпу полетели медные деньги. Закончив обход, она сдала слепого маэстро на попечение полового, а сама вернулась к эстраде. В ее руках баян зазвучал не так профессионально, но гораздо живее. Раскачиваясь в такт мелодии, она входила в песню с душой и азартом. На простом милом лице полыхали алым румянцем пухлые щеки, глаза задорно стреляли по залу. Александру почему-то казалось, что она чаще всего смотрит в его сторону. Скорее всего, это была иллюзия, создаваемая лукавой исполнительницей у доброй половины зрителей, но он верил в обман.

Под громкие аплодисменты она отложила баян и взяла из рук полового скрипку. И тут случилось настоящее чудо. Чардаш Монти она играла уже только для него. Огненная мелодия на несколько мгновений вырвала из лап безысходности. Пока звучала музыка, они смотрели только друг на друга. Когда последнее движение смычка потонуло в криках браво, Александр отвел взгляд. В этот миг он мысленно дал себе клятву, вырваться из тупика, в который загнала судьба.

 

Глава 3

Туман над городскими крышами скрадывал краски рассвета. Под его белым покрывалом город досматривал тяжелые похмельные сны, и над притихшей Пятницкой далеко разносились шаги одинокого пешехода. Со стороны набережной им вторили звуки скребков и метел. Уходя в промозглую сырость еще спавшей улицы, Александр пытался представить, как бригада калмыков в белых клеенчатых фартуках находит висящее на парапете пальто. Как заскорузлые пальцы обшаривают карманы, натыкаются на письмо, потом на своем шелестящем, как степной ковыль, языке инородцы обсуждают, что делать с находкой. Скорее всего, отнесут в полицию. Но, на случай, если хваленая честность московских дворников окажется лишь легендой, еще одну копию предсмертной записки он оставил на рабочем столе в кабинете. Рано или поздно до нее доберутся: либо сослуживцы, либо комиссия дворянской опеки, в крайнем случае домовладелец, когда придет за квартирной платой. А может быть, устав изображать непримиримость, вернется супруга.

«Интересно, кто раньше?» — думал Александр, мысленно усмехаясь. После холостого щелчка револьвера и бессонной хмельной ночи на него снизошло какое-то отрешенное спокойствие. Все тридцать пять лет прошлой жизни, утратив былую вселенскую значимость, стали объектом скептического взгляда со стороны. И этот сторонний наблюдатель был уже не Александр Чангаров, а некий незнакомец, не обремененный грузом воспоминаний и кодексами сословных правил.

С правой стороны за перекрестком из тумана выплыли красные барочные стены собора св. Климента. Над ними, пока еще не четко, сквозь белую пелену проступали шатровые верхушки башен и украшенные звездами миниатюрные купола. Здесь Александр повернул в переулок и, дойдя до Ордынки, снова сделал поворот. Теперь впереди просвечивались белоснежные кокошники храма Николая Чудотворца. Он представил, как через пару часов, встречая Прошенное воскресенье, ударят колокола всех замоскворецких церквей. Сгоняя сидящих на крестах галок, торжественный гул поплывет над просыпающимися улицами, возвещая о скором наступлении Великого поста. К тому времени он доберется до северной окраины города. Там, в прирастающей кварталами доходных домов Марьиной роще, по слухам, еще остались дешевые гостиницы, где традиционно не спрашивают паспорт, а в лавках старьевщиков можно почти за бесценок приобрести все, от поношенной обуви и одежды, до краденного радиотелефона. Но сперва надо было еще дойти до станции «Якиманка».

Поворачивая в Пыжевский переулок, он задержался взглядом на высоком здании новой постройки. Концерн «Сикорского», находясь под высочайшим покровительством, не утруждал себя соблюдением градостроительных правил. Верхние этажи его головной конторы надменно и аляповато возвышались над исторической застройкой. Александр вспомнил, как один раз приходил сюда, переговорить с братом по какому-то семейному делу. Больше всего в память почему-то врезался гвардеец в форме воронежского вертолетно-десантного полка, долго и придирчиво проверявший пропуск. Дальше был увешенный зеркалами лифт, поднявший его на четвертый этаж в молчаливой компании сотрудников концерна, и широкий коридор где, балансирую на высоких каблуках, сновали с папками документов компьютерные барышни. Все, как на подбор, высокого роста в белоснежных блузках и длинных облегающих юбках.

«Интересно, как Николай воспримет известие?»

Александр попытался представить измениться ли всегдашнее выражение деловой целеустремленности на лице брата. Не почувствует ли он смятение перед вихрями хаоса, изломавшими судьбу близкого человека.

«Скорее всего, переживать будет, но не слишком долго. В скором времени и у него и у родителей все вернется на круги своя.»

Миновав коротенький Пыжевский, он оказался на Старомонетном, который, сделав плавный зигзаг, вывел на Большую Полянку. Здесь, повинуясь привычке, ноги сами повернули направо. Туда где лубочно-нарядный храм святителя Григория соседствовал со стеклянно-бетонным модерном книгоиздательства Вольфа. В былые годы Александр часто делал здесь приобретения для семейной библиотеки. Однако, прежний любитель провести воскресный день в кабинете с любимой книгой, покинул этот мир минувшей ночью на Кадашевской набережной. А его приемнику надлежало идти в другую сторону.

Через Хвостов переулок он выбрался, наконец, на Якиманку и двинулся в сторону Калужской площади. На углу Спасоналивковского переулка в стареньком «Енисее» дремали филеры охранного отделения. Сквозь запотевшие стекла Александр сумел разглядеть серые сюртуки и храпящие усатые физиономии, словно срисованные с карикатур либеральной прессы. Чуть дальше по улице виднелся порученный их заботам объект. В похожем на сказочный терем доме Игумнова с тридцать шестого года располагалось посольство Германской социалистической республики. В старую столицу расчетливые и осторожные немцы переехали в самый разгар финского кризиса, когда над Петроградом нависла угроза бомбардировок англо-французской эскадры. Около десяти лет назад, после объединения, страна снова стала просто Германией. Висящий над входом флаг к красному полотнищу добавил имперского орла, а также черную и желтую вертикальные полосы.

Проходя мимо, Александр вдруг подумал:

«Верят ли колбасники в то, что в одной из стен посольства замурована неверная любовница купца Игумнова?»

Ему даже представилась, как инженеры германской службы безопасности, выискивая микрофоны охранного отделения, натыкаются на женский скелет. Находку тщательно измеряют и фотографируют, а потом все материалы ложатся в папку с грифом совершено секретно.

В ста шагах от посольства находился скромный стеклянный вестибюль станции Якиманка. Прежде чем спуститься в подземку, Александр кинул взгляд на другую сторону Садового кольца, где над Калужской площадью возвышался засиженный птицами памятник его царственному тезке. Похожий на своего могучего деда бронзовый Александр Четвертый держал в руках карту южных Курил и Сахалина. По замыслу архитекторов это должно было напоминать подданным, как благодаря монаршей воле состоялось возвращению в империю потерянных в первую японскую территорий. Правда, о, случившемся в самом начале царствования отделении Финляндии и Закавказья, в этой скульптурной композиции ничего не намекало.

Другим важным итогом восточной политики харизматичного монарха стал договор о «вечной дружбе» с Поднебесной империей и учреждение Маньчжурской свободной экономической зоны. В последние годы русский капитал, помноженный на трудолюбие местного населения, создавал там новое экономическое чудо. Правда, в целом на экономике страны это не всегда сказывалось лучшим образом. Отток денег и энергичных людей к восточным границам, и приток оттуда дешевых товаров, ставили в тяжелое положение многие традиционные производства центральной России. В числе пострадавших оказался и сам Александр. В верхнем ящике его рабочего стола, до сих пор лежал пухлый пакет акций одной из дочерних компаний концерна «Морозов». На покупку ушли все сбережения и часть денег из кассы опеки. А теперь, после отказа правительства в обещанной концерну господержке, они стоили чуть дороже бумаги, на которой их напечатали.

Спускаясь по механической лестнице под землю, Александр думал о том, как неисповедимы порой пути Господни. Принятые несколько десятилетий назад политические решения, неожиданным и роковым образом могут сказаться на судьбе еще не родившегося тогда человека. А потом внезапно обожгла мысль:

«А ведь Маньчжурия может стать твоей Землей обетованной!»

По расхожему мнению, энергичный человек всего лишь с несколькими тысячами рублей начального капитала имел все шансы без каких либо бюрократических проволочек начать там свое дело. Плацкарт до Хабаровска обойдется чуть дороже семи рублей. Дело оставалось за малым — достать несколько тысяч.

Поезда в подземке шли с увеличенными интервалами. Но, несмотря на это, целых два пролета Александр ехал один в вагоне. Только на Китай-городе зашли несколько мужчин с чемоданами. Все они, словно выращенные в одном питомнике молочные поросята, были крепкие розовощекие, в длинных кожаных пальто и кепи с откинутыми вверх ушами. По странной местечковой моде, в последние время так любили одеваться курляндские помещики. Подтверждало это манера говорить и долетавшая сквозь стук вагона мешанина русских и немецких слов.

После одетого в мрамор Китай-города следующие станции, начиная с Мясницкой, больше напоминали казематы Петропавловской крепости. Глядя на унылые скаты бетонных стен, Александр вспомнил, рассказы отца о том, как в Государственной Думе обсуждался проект реконструкции и расширения Петроградской и Московской подземки. Уже не молодой архитектор с забавной фамилией Душкин пытался убедить высочайшее собрание, что подземные интерьеры, через которые ежедневно проходят десятки тысяч людей, имеют право выглядеть как дворцовые залы. По его мнению, это бы способствовало психологической разгрузке и улучшению морального климата в обществе. Доводы нашли отклик у законодателей, проект с небольшими купюрами был принят. Но потом, из-за традиционной нехватки денег, правительство положило его под сукно. Подземные дворцы остались нереализованной мечтой, а, может быть, достоянием какой-то иной реальности. И сейчас Александр опять почувствовал, что пребывает где-то на границе между разными мирами. На станции Сухаревка, стены вдруг засверкали мраморными плитами, а с потолка из огромных люстр брызнули мощные потоки света. В вагон стали заходить какие-то странные людьми. Их пестрая яркая одежда напоминала картинки из модных европейских журналов. Но через несколько мгновений мираж исчез. Поезд, набирая ход, снова вез почти пустой вагон мимо серых бетонных блоков с позеленевшими от грунтовой воды стыками.

Курляндские помещики сошли на Рижском вокзале, и женский голос из репродуктора сообщил, что следующая станция Сельскохозяйственная, конечная.

Трамвайные пути начинались у чугунных ворот Главной Имперской сельскохозяйственной выставки. Вагон германского производства, подпрыгивая на стыках российских рельс, повез его мимо усадьбы Шереметьевых в сторону Марьиной рощи. Сначала он опять был в одиночестве. Лишь после поворота, на перекрестье с улицей Кащенкин Луг в вагон заскочила парочка молодых людей в грязно синих «ковбоях» и бесцветных куртках. На следующей остановке степенно зашили несколько подмосковных крестьян в потертых овчинных тулупах. На Александра другие пассажиры посматривали с явным любопытством. Демонстративно отвернувшись к окну, он старался не замечать этих взглядов. Однако, хорошо понимал, что вид человека в дорогом сюртуке без верхней зимней одежды неизбежно вызывает нездоровый интерес и подозрения. Поэтому, первым делом нужно приобрести какое-нибудь поношенное пальто. Лучше всего это сделать в лавке старьевщика. Согласно московскому путеводителю, в этой части города такие заведения работали круглосуточно.

С правой стороны по ходу трамвая замелькала решетка московского ботанического сада. Слева проплывали безликие фасады доходных пятиэтажек. Увидев на одном из них вывеску «Гостевой дом ком. товарищества „Свиридовъ“» Александр сошел на ближайшей остановке. По дороге к гостинице, словно по заказу, попалась вещевая лавка. В торце пятиэтажки над входом в подвальное помещение висела вывеска с неуклюжей претензией на остроумие:

«Для экономных господ, а также любителей широко погулять! Продажа и скупка товаров „Второй руки“ Здесь можно дешево купить, поможем и штаны пропить!»

Пока он спускался по ступеням, на встречу из дверей лавки вынырнул и проскользнул мимо какой-то тип в низко надвинутой на глаза вязанной шапке. Хотя они столкнулись почти нос к носу, Александр не успел, даже в общих чертах, разглядеть лицо, будто это важная часть головы у незнакомца вовсе отсутствовала. В такой безликости чувствовался некий профессиональный навык, и, проводив взглядом быстро удаляющуюся фигуру, он невольно подумал, что здесь не брезгуют скупкой краденого.

Внутри лавки пахло нафталином и старой одеждой. Плотно сложенный бородатый тип в душегрейке больше походил не на приказчика, а на хозяина заведения. Надменно сытые щеки, наглые и шустрые, как черные тараканы, глаза выдавали хамскую натуру. Когда Александр вежливо спросил можно ли посмотреть верхнюю одежду, лавочник, усмехнувшись, поинтересовался:

«Чего, шубейку прогулял на широкой масленице? Или на Сухаревке на гоп-стоп взяли?»

В ответ на такой тон прежний Александр Чангаров должен был гордо развернуться или даже влепить пощечину. Но теперь, пропустив хамство мимо ушей, он спокойно ответил:

— Вам что за дело, любезный. Я же не спрашиваю, где товар берете.

Укол видимо попал в точку.

«Пошел отсюда, голь конторская!» — побагровев, зарычал хозяин. Не спеша, развернувшись, Александр двинулся к дверям. На ходу так же спокойно бросил:

«Может в участок зайти? Рассказать, кто тебе товар носит.»

— Тебе чего надо! — еще громче заорал лавочник, но сквозь ярость в голосе теперь проступали нотки испуга.

— Да так, ничего. Одежду хотел посмотреть, — пожал плечами Александр.

— Так давай смотри, и отваливай!

Дальше разговор от эмоций перешел в деловую плоскость:

— Вот, на любой выбор! — буркнул хозяин, показываю на стойку где, висели мужицкие тулупы, потертые до дыр мотоциклетные куртки, пошитые в маньчжурской зоне синтетические пальто с искусственным мехом. Единственной приличной вещью оказалась добротная шинель, из тех, что носили чиновники среднего ранга и представители инженерного корпуса. Она пришлась почти в пору, только рукава были чуть коротковаты.

— Хорошая вещь. На семь с полтиной потянет — заявил хозяин и выжидающе посмотрел на клиента.

— За пять отдашь? — срезал Александр.

— За шесть, не меньше!

Идет. Только вот с этим в придачу, — согласился Александр и показал на соседнюю стойку, где висело несколько кепок из плотной черной материи. Они, как две капли воды, походили на те, что носили курляндцы, но пошиты были не в чопорной Риге, а где-то в лачугах Харбина.

Выходя из лавки, Александр почувствовал себя другим человеком. Защищая от сырой промозглости туманного утра, кепи и шинель придавали уверенности. Казалось, что вместе с приличной зимней одеждой он вернул себе и частичку прежнего статуса. Поднимаясь по ступеням гостиницы, Александр насвистывал арию тореадора. И вдруг спиной ощутил чей-то взгляд. Быстро обернувшись, успел увидеть, как метрах в пятидесяти шмыгнула за мусорный бак худенькая детская фигурка.

«Лавочник послал, проследить. Дернул же черт пугать полицией!»

Со стороны желудка накатила волна нервного спазма. Но он быстро взял себя в руки. Человек, переживший щелчок револьвера над черной протокой, не должен был бояться козней местного жулья!

 

Глава 4

Трещины на штукатурке, отсутствие лифта и замытые до дыр ступени лестницы явно не соответствовали количеству звезд над входом отеля. А портье за низенькой деревянной перегородкой больше походил на трактирного полового. Пока он записывал нового постояльца в конторскую книгу, на стол, шевеля усами, выполз большой рыжий таракан. Привычным движением молодой человек смахнул наглеца на пол и продолжил писать.

Документов здесь действительно не спрашивали, и Александр назвал первую пришедшую на ум фамилию, Птицын. Паспорт лежал во внутреннем кармане сюртука, но он твердо решил нигде не светить его, пока не пройдет достаточно времени, и дело о самоубийстве дворянина Александра Чангорова переместится в полицейский архив.

— Откуда к нам прибыли? — неожиданно поинтересовался портье.

— Из Петрограда, — ответил Александр после небольшой заминки.

— О, не часто у нас столичные гости! — оживился молодой человек. — Не на Обводном канале случайно проживаете. У меня там сестрица горничной служит.

— Нет, я на Екатерининском живу, недалеко от Спаса.

Александр тут же пожалел об излишней подробности.

«Вдруг, этот любопытный малый поинтересуется номером дома!»

Отсутствие контроля документов могло компенсироваться тем, что обслуга доносит в полицию. К счастью, портье ничего больше не стал спрашивать. Взяв три рубля за двое суток вперед, он вручил новому постояльцу ключ с большой биркой и пожелал хорошо провести время в старой столице.

В номере стоял затхлый запах, и Александр первым делом распахнул окно. Холодный сырой воздух пополз по комнате, разгоняя застоявшийся дух табачного перегара. Почти все пространство узкого, как школьный пенал, помещения занимала скрипучая полутороспальная кровать. Желтые обои за ней, видимо от ног и коленей постояльцев, были вытерты до нейтрально серого фона, на котором краснели ошметки раздавленных клопов. За боковой дверцей при входе обнаружилась еще одна, совсем крохотная комнатушка, с умывальником и унитазом. Завершал список предоставленных удобств висевший на стене за кроватью трехканальный радиоприемник.

«Твой новый дом!» — думал он, оглядывая гостиничную обстановку. Один вид этих стен у человека чувствительного мог вызвать глубокую депрессию. Но вскоре, притупляя все мысли и чувства, навалились усталость. С трудом заставив себя снять одежду и умыться, он рухнул в объятия серых простыней казенной кровати, и, засыпая, услышал далекий звон колоколов из какой-то подмосковной церквушки. А когда открыл глаза, за окном уже висел синий февральский закат.

Просыпаться хорошо с восходом солнца. Если же пробуждение приходится на вечерние часы, организм восстает против насилия над природой. И сейчас, помимо отвратительного самочувствия, навалилась еще и пронизывающая тоска. Несколько минут Александр неподвижно сидел на кровати, уставившись в завиток на рисунке обоев. Потом перевел взгляд на окно. Там за полуоткрытым стеклом ветер трепал голые ветки деревьев. За ними чернел верхний этаж соседнего дома. На освещении здесь явно экономили, и только в одной из квартир сиротливо горела под потолком лампочка без абажура.

Заставив себя подняться, он попробовал включить приемник. Как ни странно, после нескольких нажатий кнопки тот заработал. Первый государственный канал передавал имперские новости: Очередной политический кризис — Дума отказалась утвердить назначение государем новых министров. Высочайшим указом смещен с должности глава Вятской губернии. Экономическая полиция проводит проверки в объединении крестьянских товариществ Тамбовщины, в связи с подозрением о монопольном сговоре для повышения цен. Все средства, собранные на великосветских благотворительных мероприятиях, будут переданы сиротским приютам и богадельням Петрограда. В изготовление блинов для благотворительного вечера «Широкая масленица в Зимнем» приняли участие великие княжны и сама императрица.

Поморщившись, Александр переключился на московский канал. Здесь тоже передавали новости. Москвичам напомнили, что с понедельника по распоряжению священного синода всем городским заведениям общественного питания вменяется в обязанность перейти на постное меню. Исключение допускается только для мусульманских чайных и кашерных столовых при синагогах. До окончания Великого поста водится также особый акциз на продажу мясных продуктов и алкоголя. Из положительного был ожидаемый в начале марта ввод в эксплуатацию третьего трамвайного кольца, а также воскресный концерт в Большом театре с участием приезжих итальянских знаменитостей.

Исчерпав запас новостей, диктор передал микрофон журналистке из отдела криминальной хроники. Молодой девичий голос бодрой скороговоркой сообщил о неудавшейся попытке ограбления ювелирного магазина на Большой Никитской, потасовке во время субботних гуляний на Ходынском поле, а в завершение о находке на Кадашевской набережной.

«…Утром на парапете набережной было обнаружено пальто, в кармане которого лежала предсмертная записка подписанная Александром Чангаровым. По предварительной версии полиции вышеупомянутый дворянин совершил самоубийство, вероятной причиной которого стали семейные проблемы.»

«Быстро версию состряпали!» — со злостью подумал Александр. Как ни странно, известие его даже взбодрило. Очередное напоминание о том, что инспектор общественных столовых коллежский секретарь Чангаров больше не существует, пробудило жажду активной деятельности. Однако, для этого нужен был понедельник, а воскресный вечер совершенно выпадал из планов и грозил стать очень долгим.

В вестибюле дежурил уже другой портье, который тоже был молод и походил на студента из разночинцев. Принимая у Александра ключ, он бросил на постояльца равнодушный взгляд и снова углубился в чтение компьютерной книги. Оказавшись на улице, Александр огляделся по сторонам. Никаких признаков слежки не наблюдалось. Это вселяло надежду, что утренний инцидент исчерпан. И все же промелькнула мысль, что неплохо бы обзавестись каким-нибудь средством защиты. Пройдясь вдоль линии похожих как две капли домов, он наткнулся на некое подобие торгового центра. На небольшом пятачке сгрудились несколько одноэтажных строений с разностильными вывесками. В этом сосредоточеннее местной жизни было относительно многолюдно. Стеклянные двери то и дело открывались, впуская и выпуская посетителей. Небольшие группы плохо одетых мужчин слонялись возле полуподвального входа в харчевню и магазина торговой сети «Смирновъ». Рядом находилась скобяная лавка, где Александр приобрел хозяйственный нож с широким складывающимся лезвием. За углом он обнаружил аптеку. Купив у молодой еврейки провизорши дешевые таблетки «Крепкий сон» и маленький дорожный набор для бритья и чистки зубов, Александр вернулся к харчевне. Пока спускался по ступеням, навстречу из дверей вывалился плохо стоящий на ногах мужчина.

«Интересно, про указ синода они тут слышали?» — подумал и тут же усомнился Александр. Под полуподвальными сводами харчевни стоял гул пьяных голосов и плавали облака табачного дыма. Не похоже было, что с завтрашнего дня этот вертеп превратится в благопристойное постное заведение. Раздача еды, как и в заведении Птицыных, была организована на фастфудовской манер. Только выбор был гораздо беднее, и на металлических лотках виднелись застарелые коричневые разводы от пролитой подливы. Взяв пару пирожков, кисель и тарелку каши, Александр пошел искать свободное место. Посетители бросали на него оценивающие взгляды. Человек не из местного общества вызывал нездоровое любопытство.

Свободный столик обнаружился в дальнем конце разделенного аркой зала. По соседству гуляла компания мужчин, одетых во что-то неприметно серое. Лица их также ни чем не выделялись из окружающего фона, и Александр невольно вспомнил человека, с которым столкнулся у лавки старьевщика. За столиком ближе к арке расположилась куда более интересная парочка. Полный мужчина в добротном сюртуке явно принадлежал к купеческому сословию. Он сидел в пол оборота и в глаза бросались только окладистая борода и круглая сверкающая лысина. Его соседа Александр мог рассмотреть гораздо лучше. На вид около тридцати лет, крепыш чуть выше среднего роста. Самой приметной деталью одежды показалась вельветовая рубаху навыпуск, еще в начале века получившая название в честь графа Льва Толстого. В последнее время такой фасон вошел в моду среди представителей новодекадентской богемы. Но на поэта или художника незнакомец совсем не походил. Короткая стрижка, как у завсегдатая бойцовского клуба, веселый взгляд и волевое энергичное лицо выдавали человека совершенно иной формации. Александр почему-то сразу проникся к нему симпатией, но когда встретились глазами, поспешил отвести взгляд. Сосредоточившись на пирожках и каше, он попытался еще раз прокрутить почти сложившийся в голове план.

Единственный способ приобрести начальный капитал был криминальным. Но сейчас это совершенно не смущало отпрыска старинного дворянского рода. Все сословные предрассудки канули в черной протоке за парапетом Кадашевской набережной.

Ограбить он замыслил дворянский клуб. Конечно, не свой, а где-нибудь на другом конце города, где его никто не сможет опознать. Из общения с представителями московского дворянства Александр знал, что, в отличие от старых клубов, все подобные заведения скроены по одному типовому проекту. Охраняемый только швейцаром вход, раздевалка и туалет под лестницей. На втором этаже гостевая комната, библиотека, парадный зал, бильярдная и игорная комнаты. На всякий случай план любого клуба можно будет найти на его представительской странице в общественном Интернете. Там же он скачает список его членов с домашними телефонами. В магазине театрального реквизита на Большой Никитской надо будет приобрести парик, накладные усы и макет пистолета. Однажды, выбирая там подарок племяннику, Александр поразился, насколько похожи некоторые игрушечные модели на настоящее оружие. Стоили они дорого, но даже если не хватит денег, он сможет заложить свои швейцарские часы, подарок от семьи на тридцатилетие. Так что с экипировкой проблем не было, а вот дальше начиналась зона неопределенности.

Вечерами по пятницам в клубах шла карточная игра. Недавно купившие титул выходцы из купеческого сословия любили порисоваться и рискнуть по крупному. В банке на покерных столах скапливалось до нескольких тысяч рублей. И Александр рассчитывал, что следующая пятница исключением не станет. Часам к восьми он подойдет к дверям клуба где-нибудь в Сокольниках, из автомата перед входом сделает наугад несколько звонков, чтобы узнать, кто из завсегдатаев остался в этот день дома. На входе представится другом отсутствующего и скажет, что ему назначена встреча. Скорее всего, предложат подождать в гостевой, а он, поднявшись на второй этаж, сразу свернет в игорную. Там, убедившись, что в банке лежит достаточная сумма, перейдет к главной, самой рискованной части плана.

«Как поведут себя игроки, и зрители? Не придет ли кому в голову геройствовать под дулом пистолета? А вдруг все-таки разглядят поделку?»

Однако, об утопленном револьвере Александр не жалел ни секунды. Даже после того, как решил добыть деньги криминальным путем, убийство ради наживы по-прежнему входило в разряд недопустимых поступков. Стараясь думать о благополучном исходе, Александр представил, как лопаткой крупье сгребает со стола деньги. Извиняется перед господами за прерванную игру и спокойно покидает клуб. В соседнем переулке ждет нанятое такси и минут через двадцать он уже на Ярославском вокзале. К тому времени полицейские вряд ли успеют опросить потерпевших и распространить приметы. А он избавится в туалетной комнате от парика, усов и сменит головной убор. Деньги переложит в матерчатую барсетку и смешается с толпой на перроне. Скоростной электропоезд довезет до Владимира, где он пересядет на ночной хабаровский.

Теоретически все получалось достаточно гладко. Однако, Александр понимал, что в любой момент могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. И главное, хватит ли в решающий момент силы духа?!

Рядом неожиданно послышался шум назревающей драки. За один из освободившихся столиков недавно присела супружеская пара. Молодой, похожий на приезжего крестьянина мужчина, опрометчиво привел с собой в заведение жену. Розовощекая молодуха сразу вызвала нездоровый интерес местной публики. Худой вертлявый парень, лоб которого закрывал свисающий на глаза чуб, подошел к ней и бесцеремонно начал нашептывать что-то на ухо. Его приятель молча стоял рядом и ухмылялся. После первых же слов, женщина отпрянула назад, и щеки запылали еще сильнее. Муж попытался что-то сказать наглецам, но его тут же за бороду выволокли из-за стола. Женщина завопили о помощи, но никто и не подумал разнять сцепившихся. Отвернувшись от своих тарелок и штофов, все с любопытством смотрели за развитием событий.

После неуклюжей попытки ударить, крестьянин сам получил сильный удар в живот и, согнувшись, упал на пол. Женщина опять завопила тонко и пронзительно. И тут уже ни смог не вмешаться Александр. Воспитание не позволило спокойно наблюдать, как оскорбляют женщину и избивают у нее на глазах мужа. Крестьянина начали пинать ногами, когда он подскочил сзади и ударом в затылок свалил одного из хулиганов. Чубатый потянулся рукой к карману. Но Александр сломал его мощным апперкотом в солнечное сплетение, потом окончательно поверг вниз локтевым ударом. Оказавшись на полу, чубатый заерзал, словно перевернутый на спину жук, и тонко заголосил:

«Убили!»

Александр уже чувствовал себя победителем, и тут сработала проклятая благородная привычка. Будто находясь на тренировке в своем дворянском бойцовском клубе, он протянул поверженному противнику руку. Но вместо того чтобы встать, чубатый вцепился в нее и потянул вниз. Боковым зрением Александр увидел, что к нему подходят сзади, но ничего уже не успел сделать. Оглушив ударом в затылок, его повалили под ближайший стол и, не давая опомниться, стали бить ногами. Пытаясь ставить блоки, он смягчал удары. В голове вертелось:

«Только не сдаваться. А то забьют насмерть!»

И вдруг ситуация резко изменилась. Нападавшие разлетелись в сторону, и Александр увидел, что теперь руку протягивают уже ему. Спасителем оказался незнакомец в толстовке.

— Хорошо сражались сударь! А сейчас нам лучше этот шалман покинуть. — сказал он, широко улыбаясь. Забрав со стула шинель и кепи, Александр поспешил следом за ним к выходу. Краем глаза заметил, как один из нападавших держится двумя руками за челюсть, а еще двое пытаются подняться, хватаясь за столы и перевернутые стулья. Ни крестьянина с женой, ни купца, что сидел за столом с незнакомцем, в зале не было.

Оказавшись на улице, они быстро свернули за угол и остановились рядом с припаркованным автомобилем. Открыв ключом дверцу, незнакомец повернулся к Александру, и официально представился:

— Петр Николаевич Рахимов, разночинец, член партии «Радикальные Социалисты».

После короткой паузы он, улыбаясь, добавил.

— Если у вас не возникло желание тотчас пойти и оповестить охранное отделение, предлагаю продолжить знакомство в более приличном месте.

 

Глава 5

Машину Рахимов вел уверенно, словно был не революционером, а профессиональным таксистом. Впрочем, на счет его принадлежности к одной из запрещенных партий Александр все еще сомневался:

«Разве такое рассказывают первому встречному?»

Когда же решился спросить это напрямую, Рахимов усмехнулся:

— Во-первых, не первому встречному. Я имел возможность понаблюдать ваше поведение и сделать некоторые выводы. Но даже если ошибся и вы побежите доносить в охранку. Что я такого сказал? Разночинец — так это пока не преследуется. А про нелегала из эрсоцев может быть шуткой, или профессиональной уловкой. В своей второй официальной жизни я журналист «Московского папарацци».

— Желтой прессе служите? — с невольным сарказмом произнес Александр, и тут же пожалел о сказанном. Упомянутая газета в приличном обществе пользовалась крайне дурной репутацией, но попрекать этим своего спасителя совершенно не входило в его планы. Однако, Рахимов явно был не из тех, кого легко задеть и обидеть словом:

— Я, сударь, служу только революции! — весело уточнил он. Тем временем машина вырвалась из мрачных закоулков Марьиной рощи и свернула на широкую, хорошо освещенную Бутырскую.

— А куда мы едем? — поинтересовался, наконец, Александр.

— На конспиративную квартиру! — ответил Рахимов с наигранной мрачностью. Но, заметив реакцию собеседника, сразу поправился:

— Да вы, не обижайтесь на черный революционный юмор! На Тверской бульвар в хороший частный клуб едем. С одним из совладельцев я на короткой ноге. Статейки разоблачительные пишу про его конкурентов. Так что, вход в любое время дня и ночи. Еще и кредит в буфете на представительские расходы.

На какое-то время Рахимов замолчал, сосредоточившись на дороге. По мере приближения к центру движение стало гораздо интенсивнее. Старенький «Руслан» то и дело подрезали сверкающие зеркальной полировкой монстры американского и немецкого производства.

— Купеческие сынки гуляют! Мать их…! — выругался сквозь зубы Рахимов, после очередного экстренного торможения. Когда свернули на Тверскую, он неожиданно поинтересовался:

— Кстати, когда вы представлялись, свою классовую принадлежность никак не обозначили. В нашем консервативном отечестве так вроде не принято. Или вы из принципиальных безсословцев?

— Дворянин, бывший — сухо сообщил Александр.

— Ого! — присвистнул Рахимов — Суд чести за отказ от дуэли? Хотя это, наверняка, не про вас. Может быть, недоразумения по финансовой части?

— По финансовой, недоразумения, — еще более сухо ответил Александр. Рахимова его тон совершенно не смутил.

— Ну да ладно! Надеюсь, свою историю вы мне еще расскажите, если желание будет. А за любопытство, уж извините, оно не совсем праздное. Есть предчувствие, что судьба нас непросто так свела.

Свернув с Тверской улицы на бульвар, они заехали на автомобильную парковку. Устроили ее здесь лет десять назад на месте снесенного здания аптеки, но за лакомый кусок территории до сих пор периодически разгорались имущественные споры.

— Скоро тут автомобиль нельзя будет оставить. «Сытноедов» ресторан быстрого питания по американским технологиям планирует строить. Наш «Папарации» проект активно лоббирует, — сообщил, промежду делом, Рахимов. Покидая машину, он небрежно хлопнул дверцей. А когда Александр поинтересовался, не стоит ли закрыть авто, махнул рукой:

— Это вам не Марьина роща. Да и есть тут магниты попритягательнее.

С последним нельзя было не согласиться. Среди припаркованных по соседству машин, даже Нева представительского класса выглядела бы очень скромно.

На Тверском бульваре мягко светили фонари. Вокруг бронзового Пушкина гуляла хорошо одетая публика. Над песцовыми дамскими шубами, чиновничьими и офицерскими шинелями, словно в рождественской сказке, плавно кружились крупные снежинки. Александр почувствовал себя так, будто его перенесли в волшебную страну. И по иронии судьбы в роли доброй феи оказался работник одной из самых скандальных московских газет, по совместительству еще и член запрещенной политической партиии.

Пройдя по скверу в сторону Никитских ворот, они перед памятником Кольцову свернули налево, снова пересекли трамвайные рельсы и оказались на другой стороне бульвара. Среди отреставрированных, похожих на кукольные декорации фасадов вековой давности, выделялось строение современной архитектуры. Это был редкий случай удачного сочетания модерна и исторической застройки. Здание одновременно напоминало театр и подъезжающую к его подъезду карету. Огромные облепленные снегом фонари над входом усиливали ощущение сказки, и Александру почудилось, что его опять перебросило в какую-то иную реальность.

— Ну вот, пришли — сообщил Рахимов.

— Надо же, Лондон-клуб! — изумился Александр.

В противовес аристократическому Английскому клубу, заведение было безсословным. Пропуском сюда служили банковский счет на сто тысяч рублей либо сто десятин земли в личном владении. Сам клуб находился на втором этаже, первый занимал небольшой театральный зал, где иногда шли постановки для избранной публики. Еще с порога в глаза бросалась показная роскошь: — огромные в два человеческих роста зеркала, словно позаимствованная из Царскосельского дворца люстра, мраморные ступени и украшенные позолоченными львиными головами перила лестницы. Скинув подбитое мехом кожаное пальто, Рахимов уверенным движением завсегдатая вручил его швейцару в форме английского гвардейца. А Александр, расставаясь со своей шинелью, почувствовал себя представителем низших сословий на императорском приеме. Смущаясь своего помятого сюртука, он последовал за Рахимовым, который уже поднимался по лестнице.

Буфетная клуба напомнила аналогичное заведение Большого театра, где Александр полгода назад в последний раз угощал шампанским супругу. В тот день давали «Жизнь за царя» Глинки. Билеты на балкон он со скидкой достал через окружное дворянское собрание. Рассчитывал этим походом укрепить наметившееся хрупкое перемирие. Но эффект получился обратный. Неудобные места и надоевший патриотический репертуар вызвали лишь демонстративное недовольство. Он же почувствовал себя обиженным, и отношения еще быстрее покатились к разрыву. Запомнилось также, что шампанское стоило необоснованно дорого. И сейчас Александр счел нужным сообщить, что находится в стесненных обстоятельствах и за ужин на равных расплатиться не сможет. За что тут же и получил отповедь:

— Да, Бог с вами, Александр Андреевич! Сегодня вы мой гость. Не о каких деньгах, даже говорить не вздумайте.

Подозвав официанта, Рахимов заказал бутылку шампанского «Парадиз» из новосветских виноделен князя Голицына, ананасы и французский сыр на закуску. Расходы велел записать на свой представительский счет. А кода служитель не спеша удалился, признался, что частенько приходит сюда отдохнуть душой после служебных вылазок вроде сегодняшней.

— А как же идеалы всеобщего равенства? — ни смог не поинтересоваться Александр.

— А вот в этом и вся загвоздка! — торжественно подняв палец, объявил собеседник — Нету и не может быть никакого равенства!

— Но, простите, за что же тогда вы боритесь?

— За многое! За справедливость. За воздаяние каждому по делам и по грехам его. За пришествие Царства Божьего, хотя и являюсь убежденным атеистом. Только вот идея огульного равенства из всего этого никоим образом не вытекает. И низводить приличные заведения до уровня шалмана на окраине Марьиной рощи, ради торжества мировой справедливости, совсем не обязательно.

Вдохновенный монолог прервало появление официанта. Чокнувшись запотевшими бокалами, они выпили за знакомство.

— Кстати, вас-то каким ветром в ту харчевню занесло? — поинтересовался Рахимов — Как-то не верится, что вы, Александр Андреевич, в соседней лавке приказчиком служите.

Еще в машине Александр понял, что рассказать о себе ему, скорее всего, придется. Он тоже чувствовал, что встреча эта для него судьбоносная. Вопрос был только в том, какую часть правды лучше утаить. Так и не решив до конца эту проблему, он начал рассказывать. В итоге поведал новому знакомому почти все. Разве что о семейном разладе не стал распространяться.

— Да уж, история! — протянул Рахимов — Судьба с вами прямо в рулетку играет. На зеро уже ставили. Я бы теперь предложил на красное.

— Вербуете? — спросил Александр с наигранной улыбкой. Он старался выглядеть невозмутимо. Но внутри все сжалось от нервного напряжения. Беседа явно подходила к кульминации, после которой придется либо навсегда разойтись, либо заключить контракт с дьяволом.

— А вы догадливы! — улыбнулся в ответ Рахимов.

— Но я же вам по классовой принадлежности не подхожу!

Собеседника эта реплика даже возмутила:

— Превратно судите, сударь! Видно, что сведения у вас из «Имперского вестника» или «Русского слова». Все эти классовые установки в прошлом. После провала германского проекта многое пришлось переосмыслить. Те самые рабочие, ради которых все затевалось, первыми отреклись. Своими бюргерскими умишками просчитали, что при частных владельцах пиво будет погуще и сосиски жирнее. Когда твердые спартакисты стали выбывать по старости, все покатилось назад.

— Простите! — вмешался в его монолог Александр — Разве ваше учение не за жирные сосиски для простого народа ратует?

— Вопиющая политическая безграмотность! — засмеялся Рахимов, но тут же снова стал серьезен:

— Вы, наверное, не станете возражать, что человеческое общество живет по теории Дарвина. Кто сильнее, хитрее, беспринципней, тот и на вершине пищевой цепочки. Остальные на корм, хотя и в переносном смысле. Но можете не сомневаться, если цивилизация даст трещину, тут и рабство в самой прямой форме и настоящее людоедство вылезет. Но в целом, эта всеобщая пожираловка способствует эволюционному прогрессу. Только вот для миллионов сожранных утешение слабоватое.

Прервавшись, Рахимов разлил шампанское по бокалом и предложил выпить за счастливое будущее. Наступившую паузу нарушил теперь уже Александр:

— С исходными посылками согласен! А каковы выводы?

— Хотите выводов? Ну, тогда слушайте. Сами напросились!

От шутливого тона Рахимов снова перешел на серьезный. Достаточно коротко описал концепцию, по которой общество обязано сойти с дарвинистского пути развития. Вопреки заявленному атеизму, упомянул даже про искру Божью. Закончил тем, что поведет человечество к светлой цели новая элита. И это будут подвижники, с безусловным перевесом духовной составляющей над плотскими желаниями и инстинктами. И так уж исторически сложилось, что среди российского дворянства процент таких людей существенно выше:

— А вы, Александр Андреевич, для нашего дела очень даже подходите. Во первых, потому, что человек благородный. Я в этом уже смог убедиться. Во вторых, обстоятельства так сложились, что деваться вам по сути некуда. Не милостыню же просить пойдете, когда деньги кончатся!

Закончив монолог, Рахимов посмотрел на часы, потом неожиданно поинтересовался:

— Кстати, какой-то план на тот случай если бы меня не встретили, у вас, наверное, был?

Смущаясь, Александр начал рассказывать про ограбление дворянского клуба. Когда уже почти закончил, подумал вдруг, что совершает непростительную глупость:

«Разоткровенничался, как на исповеди! А ведь ты его в первый раз видишь. Назваться можно кем угодно. И революционером и даже Мефистофелем.»

На всякий случай, он немного изменил концовку рассказа. Вместо Ярославского вокзала назвал Саратовский и вместо Хабаровска Воронеж.

— Ну и что же вы там, в Воронеже, намеревались делать? — с улыбкой поинтересовался Рахимов.

— Новую жизнь начинать! — мрачно ответил Александр. На что собеседник с сомнением пожал плечами:

— С четырьмя или пятью тысячами? Больше этой суммы с двух-трех покерных столов за один раз не возьмешь. Карманы у благородной публики вы, как понимаю, выворачивать не собираетесь.

— Какую-нибудь развалюху и пару десятин земли в деревне куплю. — попытался сфантазировать Александр.

— Аскетическое вас ожидает существование. Уверен, что мое предложение интересней — подытожил Рахимов. Снова посмотрев на часы, он достал из кармана и бросил на стол ключ с гостиничным брелком. Потом коротко, словно отдавая указание, сообщил:

— Номер 305, здесь на третьем этаже. Забронирован для сотрудников провинциальных отделений нашей желтой газетенки. До пятницы он ваш. Пять дней вам на размышления, а дальше либо звоните мне, либо отправляетесь грабить клуб. Только вот пистолет советую приобрести настоящий, пусть даже с холостыми патронами, Чувствовать себя будете уверенней. Ну а сейчас, прошу извинить. Вынужден откланяться.

Поднявшись, Рахимов достал из грудного кармана толстовки маленький конверт, из которого торчал краешек визитки и оставил его на столе. Уже уходя, он сказал что-то официанту. Тот обернулся к их столику и кивнул головой. А Александр, допив одним глотком остатки шампанского, заглянул в конверт. Под большой золоченой визиткой с эмблемой «Московского папарацци» обнаружилась аккуратно сложенная денежная купюра. Развернув ее, Александр увидел портрет матушки Екатерины.

 

Глава 6

В номере пахло дорогим ароматизированным мылом, синтетическим ковром и еще какими-то трудноуловимыми оттенками роскошной жизни. Окна выходили на Тверской бульвар, прямо напротив памятника Кольцову. Увековеченный в бронзе поэт с гитарой в руках стоял на цилиндрическом гранитном постаменте. По замыслу скульптора он был одет в широкие крестьянские штаны и цыганскую рубаху. Александр вспомнил, какие споры разгорелись в образованных московских кругах по этому поводу. Создателей обвиняли в безвкусице и популизме. А в качестве альтернативы предлагалось даже увековечить здесь не Кольцова, а другого народного поэта, чья жизнь трагически оборвалась в середине тридцатых годов уходящего века. Стихи его так и не попали в программу гимназии, зато легко ложились на музыку, и пользовались популярностью среди широких слоев общества. На опросах альтернатива неизменно набирала большее количество голосов, и только под давлением священного синода был утвержден именно «кольцовский» проект.

Распахнув окно, Александр какое-то время смотрел на медленно падающие снежинки. Внизу в свете фонарей сквозь сплетение веток можно было разглядеть только силуэты гуляющей публики. Подробности дорисовывало воображение. После всего пережитого за последние дни, ему было хорошо, спокойно и ни о чем не хотелось думать.

Когда, наконец, дал о себе знать холод, он плотно затворил раму и отправился в ванную комнату. Стены здесь были обложены плиткой небесно голубого цвета. Классическую емкость для омовения заменила пластиковая душевая кабина, а на сверкающей металлической трубе обнаружилось целых три полотенца разного размера. Рядом на стенном крючке в форме львиной головы висел махровый халат. Принимая душ, Александр долго стоял под упругими струями теплой воды. Потом постирал нательное белье, и развесил его на трубе сушиться. Чувствуя себя древним египтянином, обернул одно из полотенец наподобие набедренной повязки, и переместился к умывальнику. Здесь на широкой светло-кремовой раковине его поджидали стаканчики с одноразовыми бритвами, зубной щеткой и пастой французского производства.

Закончив вечерний туалет, он накинул халат и вернулся в комнату. Кровать показалась огромной и невольно наводила на грешные мысли, что это ложе не для одного человека. Рухнув в ее объятия, он ощутил легкое благоухание новых простыней и мягкую упругость матраса. Спать не хотелось. Взяв с тумбочки пульт для дистанционного управления, он методом проб и ошибок попытался понять, как пользоваться иностранной новинкой. В итоге, после нажатия большой красной кнопки вспыхнуло висевшее на стене окошко дальновизора. По главному имперскому каналу транслировали запись утренней службы в храме Христа Спасителя. Быстро освоив переключение, Александр перебрал несколько программ и остановился на передаче посвященной историческим событиям восьмидесятилетней давности.

Февральские волнения девятьсот семнадцатого до сих пор вызывали споры среди историков и в просвещенных кругах общества. Одни видели в них нереализованную возможность быстрого и радикального реформирования архаичной политической системы, другие считали, что страна счастливо избежала тогда страшных потрясений и огромных жертв. И этим вечером известный телеведущий собрал у себя в студии трех экспертов, каждый из которых придерживался своей особой точки зрения.

Либеральные круги представлял полный светловолосый господин в коричневой толстовке. Он утверждал, что передача власти государственной Думе в том момент могла бы бескровно разрядить политический кризис. Дальше неизбежно следовало победоносное завершение войны вместе с союзниками. России приняла бы полноправное участие в обустройстве послевоенного мира, а не оказалась позорно вычеркнутой из клуба ведущих европейских держав.

Его оппонент, известный своими монархическими взглядами пожилой литератор-историк, утверждал обратное. Он считал, что никакого тайного перемирия Михаил Второй с кайзером на самом деле не заключал. После того, как для подавления мятежей пришлось снять с фронта наиболее боеспособные части, армия уже не могла вести активных действий. Немцам это позволило перебросить дополнительные силы на запад, и на российско-германском фронте наступило затишье. Но потом, летом девятьсот семнадцатого, когда Россия все еще была занята внутренними проблемами, немцы, как известно, наступление возобновили. А якобы заключенное тайное перемирие, всего лишь надуманный повод, чтобы не допустить ослабевшую союзницу к дележу послевоенной добычи. В событиях непосредственно происходивших в Петрограде историк видел предвестники всеобщей анархии, распада страны или установления диктатуры нигилистов, по сравнению с которой германский социализм показался бы весьма либеральным проектом.

Третий эксперт, будучи куда более оригинальным, доказывал, что ничего экстраординарного в феврале семнадцатого вообще не происходило. Ссылаясь на некие независимые источники, он утверждал, что все рассказы о волнениях — выдумки ангажированных властью летописцев с целью оправдать устроенный Михаилом Романовым дворцовый переворот.

Дискуссия в студии, периодически прерывалась историческими кинохрониками и демонстрацией фотографий: Толпы людей на улицах Петрограда. Михаил Второй, тогда еще великий князь, совещается в Зимнем с командирами частей, оставшихся верными правительству. Эскадроны Дикой дивизии вступают в мятежную столицу. Возвращение из отставки Столыпина. Два адъютанта помогают Петру Аркадиевичу пересесть из инвалидной коляски в освободившееся кресло премьер-министра.

Многое из того, что показывали, Александр помнил по иллюстрациям гимназического учебника истории. Но сейчас он вдруг остро почувствовал некую параллель с сегодняшним днем и главное со своей судьбой. Предложение Рахимова, которое он, скорее всего, примет, превращало его из праздного наблюдателя в активного участника грядущих событий. В обществе давно говорило о том, что назревает ситуация похожая на тот далекий февральский кризис: Явная слабость правящего монарха, резкий рост безработицы, отголоски мирового продовольственного кризиса, долетевшие, наконец, до аграрной России, обострившиеся отношения между правительством и государственной Думой. Раньше все это было лишь новостным фоном. Теперь же его, словно в воронку Мальстрема, грозило затянуть с самый круговорот событий.

За последние два дня, он, кажется, уже разучился бояться. Предложение Рахимова было не опасней того, что он задумал сам. При этом обещало жизнь куда более интересную, и не стесненную в материальных средствах. Однако, Александр все еще не мог принять окончательное решение. Мучил вопрос:

«Имеешь ли ты право посвятить свою жизнь, а, может быть, и отнимать чужие жизни, ради идеи, которую до конца не понял и ни принял?»

Передача закончилась, и он снова начал перебирать кнопки пульта. На четвертом канале шла криминальная драма по сценарию одного из подражателей Крестовского. Сюжет классика перенесли из Петербурга на задворки современного Харбина. Такие «шедевры» игрового синематографа можно было смотреть и с середины, однако, отвлечься так и не удалось. Мысли о предстоящем выборе продолжали назойливо лезть в голову. Вспомнив о снотворном, он достал из кармана шинели помятую картонную коробку и проглотив сразу несколько таблеток. Дешевое зелье подействовало не быстро. Еще около часа он лениво наблюдал за борьбой отставного поручика с интернациональной русско-китайской компанией злодеев. Потом, вдруг вспомнив какой сегодня день, мысленно попросил прощения у родных, у супруги, у сирот, которым не достанутся растраченные деньги дворянской опеки. Поклялся, что при первой же возможности вернет все до копейки. Наконец, веки отяжелели, и пришел долгожданный сон.

Утром разбудил трамвайный звонок под самыми окнами. Обнаружив, что еще нет семи, Александр снова уснул и окончательно пробудился только от колокольного звона. Звонили из церкви на противоположной стороне Тверского. Чуть позже присоединилась колокольня Страстного монастыря. Часы уже показывали начало девятого.

Поднявшись, Александр почувствовал себя свежим и хорошо отдохнувшим. Возобновляя традицию, около получаса посвятил гимнастическим упражнениям, после чего отправился принимать душ. А еще через полчаса, чувствуя прилив энергии, он шел по коридору клубной гостиницы. У выхода на лестницу дежурила барышня в белой блузке и длинной черной юбке. Мило улыбнувшись постояльцу, она взяла ключ, а, посмотрев на брелке номер, даже обрадовалась:

— А вам только что пакет с курьерской службой доставили! Я хотела позже занести. Боялась разбудить.

Сквозь плотную бумагу прощупывался предмет похожий на небольшую книгу. Решив не возвращаться в номер, Александр затолкал его в широкий боковой карман шинели. Сбежав три этажа по лестнице, он кинул беглый взгляд на свое отражение в огромном зеркале, кивнул застывшему у дверей «британскому гвардейцу» и оказался на улице. Утро было солнечным и прохладным, но вокруг уже проступали признаки грядущей весны. Выпавший вечером снег за ночь успел немного подтаять. Под самое утро его прихватило ледяной коркой, и сейчас она испарялась и темнела под яркими солнечными лучами. Воздух был пропитан влагой. В сквере в радостном оживлении прыгали по веткам воробьи. И даже звонки трамваев звучали по-весеннему весело.

Пройдя по бульвару до Тверской улицы, он повернул в сторону Александровского вокзала. Вскоре набрел на небольшое заведение, организованное наподобие французского бистро. В небольшом зале почти не было посетителей. Только за столиком у окна оживленно беседовали две молодые дамы, и в самом углу солидный господин в чиновничьем кителе просматривал «Биржевые ведомости». Перейти на строгое постное меню здесь еще не успели. Заказав омлет, круассаны и кофе, Александр устроился у окошка. Наслаждаясь тем, что никуда не надо спешить, он смаковал приготовленный по французским рецептам завтрак. Поглядывал в окно на проходящих мимо людей, и краем глаза наблюдал за экспрессивной мимикой соседок. Под потолком над буфетной стойкой, создавая ненавязчивым фон, работал дальновизор. Неожиданно промелькнула мысль, что эти несколько оплаченных авансом дней, возможно, окажутся самыми счастливыми в жизни.

В пакете, как и предполагалось, он обнаружил небольшую книгу. Называлась она весьма экзотично: «Проект дьявола. Можно ли противостоять?», и была издана в берлинской типографии. Еще лет десять назад именно в Германии печаталось львиная доля нигилисткой литературы. И после того, как либеральные указы императора сняли большинство запретов, немецкие русскоязычные издательства все еще лидировали на этом рынке. Но, после первых же прочитанных страниц, стало ясно что автор не нигилист, а человек истово верующий и православный. Проектом дьявола он называл всю западноевропейскую цивилизацию. По его мнению, процветающий европейский мир находился в глубочайшем духовном кризисе. Впереди европейцев ожидало только окончательное духовное растление, легализация пороков и скрытая под либеральной маской диктатура, подобная власти пастуха над «вольно пасущимся» стадом. Примеры были ярки и убедительны, тон повествования страстным. И Александр все больше проникался верой автора.

Обнаружив, что давно уже сидит перед пустой посудой, он заказал себе еще кофе и продолжил чтение. Вторая часть посвящалась России. Ей автор отводил роль последнего форпоста против наступающих сил мирового зла. Однако, видел его не в сегодняшней отсталой аграрной стране с архаичной формой правления, а в России обновленной, под властью аристократов по духу, а не по древности рода. Последнюю главу, где рассматривалось будущее устройство отечества, Александр просмотрел по диагонали. Она была слабым местом произведения, но и первых двух частей вполне хватало, для того чтобы стать сторонником идей автора. Закрыв книгу, Александр уже готов был звонить Рахимову. И вдруг внимание привлек ставший неожиданно громким звук дальновизора.

Передавали экстренный выпуск новостей: — Очередное покушение на саратовского генерал-губернатора. Сам глава губернии в тяжелом состоянии доставлен в госпиталь, двое исполнителей застрелены при задержании, есть жертвы среди охраны и случайных прохожих.

Еще недавно подобные известия воспринимались, как нечто очень далекое. Теперь же он невольно примеривал на себя все происходящее. Контраст между красивыми идеалами и кадрами кровавой борьбы за их земное воплощение снова породил смятение в душе. Покинув бистро, он вернулся на Тверской бульвар. Быстрым шагом проскочил от бронзового Пушкина до Большой Никитской. Повернувшись, пошел обратно. В мыслях страшным вопросом крутись почти гамлетовское: «Принять или не принять!». Когда возвращался к Лондон-клубу, сознание, устав от мучительной дилеммы, переключились на вчерашнюю передачу:

«Интересно, а если бы в том далеком феврале все повернулось иначе. В какой бы стране ты сейчас жил?»

И тут опять видимая реальность, преломляясь сквозь колеблющиеся слои времени, начала изменяться. Растворилась в воздухе колокольня Страстного монастыря, исчезли трамваи, и проезжая часть бульвара заполнилась автомобилями. А вместо коренастой фигуры в цыганской рубахе на постаменте памятника Кольцову оказался худощавый молодой человек в английском костюме.

Все быстро вернулось на свои места, но осталось ощущение хрупкости окружающего мира. А потом с порывом по-весеннему влажного ветра, накатило горячее желание жить, действовать, забыв про все, окунуться в водоворот событий. Он снова ощутил себя молодым, и как, случалось иногда в юности, чувствовал в душе огромную нерастраченную силу.

Дойдя до Лондон-клуба, Александр позвонил из автомата в фойе Рахимову и сказал, что принимает предложение.

 

Глава 7

Жизнь революционера-нелегала началась довольно прозаично. Не было ни собрания под сводами подземелья, ни клятвы при свете факелов перед людьми в масках. Даже кровью нигде не попросили расписаться. Просто Рахимов сообщил, что под свою личную ответственность зачисляет Александра стажером в первичную партийную ячейку. Потом, став вдруг очень серьезным, предупредил, что если есть какие-то сомнения лучше отказаться прямо сейчас. На что Александр довольно решительно ответил нет, хотя сомнения на самом деле были.

— Ну, вот и славно! Мы с вами еще войдем в историю! — заявил снова повеселевший Рахимов. И тут же предложил перейти на «ты», как принято между соратниками по борьбе. Промежду делом, сообщил, что в партийных кругах он больше известен как Шах, а Александру, в связи с недавними событиями его биографии, подойдет псевдоним Феникс.

Поколесив по городу, они сначала остановились у сетевого универсального магазина купцов Коробейниковых на Садовом. На втором этаже в бюро мгновенной фотографии Александр сделал несколько снимков для документов. Дальше поехали на Цветной бульвар и припарковались напротив цирка. Здесь Александр получил паспорт с только что вклеенной фотографией и первое задание.

Показав распечатанное на принтере объявление о сдаче двух квартир по адресу Цветной бульвар дом девять, Рахимов велел снять одну из них, изображая приехавшего на заработки отставного чиновника из саратовской губернии. Здесь, под видом друзей и родственников у него, на время выполнения партийных заданий, станут останавливаться товарищи из провинциальных отделений.

Указанный в объявлении дом располагался всего лишь в сотне шагов от парковки. Постройка вековой давности внутри была переоборудована под современные стандарты. В двухкомнатной квартире, которую показала консьержка, он обнаружил душевую, санузел, кухню с электрической плитой и холодильным шкафом и даже маленький дальновизор и компьютер с подведенным общественным Интернетом. Последнее было обязательным условием Рахимова. Сам он дожидался в машине и поднялся лично осмотреть жилище. Пока Рахимов заглядывал под картины и в плафоны светильников, Александр изучал свои новые документы.

Его новое «я»- Сысоев Николай Павлович, исповедовал православие, по сословному происхождению был мещанином и проживал в городе Аткарске саратовской губернии. Он был на два года старше Александра. В графе семейное положение стояла запись о браке с мещанской Пелагеей Федоровной Присыпкиной, чуть ниже штамп о разводе. Против имен родителей печально чернели погребальные крестики, графа дети пустовала. В работной книжке последней записью оказалась служба коллежским секретарем в уездной управе, с которой он два года назад уволился.

— А это все выдуманное? — поинтересовался Александр.

— Почему же, выдуманное! Был такой мещанин. Царство ему Небесное! — ответил Рахимов, оторвавшись от осмотра внутренностей платяного шкафа. Увидев, как напряглось лицо нового соратника, счел должным пояснить:

— Да вы не волнуйтесь! Мы не нечаевские бригады. Физическое насилие признаем только, как крайнюю вынужденную меру. А Сысоев умер пару месяцев назад в мытищинском работном доме от алкогольного отравления. Похоронен был, как непознанная личность. Документы же тамошний эскулап припрятал и продал. Они этим часто промышляют.

Заверение о том, что новые соратники не приверженцы крайних методов, несколько успокоило. Но осознавать, что теперь понесешь на себе груз чужого имени и чужой трагически оборвавшейся судьбы, было не особо приятно. А Рахимов, вспомнив, что договорились перейти на «ты», продолжал развивать тему:

— Свободного времени у тебя, товарищ Феникс, на первых порах будет достаточно. Посидишь в Интернете, вытащишь все об Аткарске, запомнишь название улиц, фамилии сотрудников управы, фотографии главы и его замов отыщешь. И если, не дай Бог, зацепят и будут задавать вопросы, отвечай уверенно. И главное знай, что и полиция, и охранка только в романах госпожи Малинковской умные и всемогущие. На деле там, как и везде в нашем отечестве, все на авось и спустя рукава. Особенно после того, как им при Михаиле Болтливом жалование срезали. И никто тебя на очную ставку с вдовой Сысоева в Аткарск не повезет. Хотя припугнуть этим могут.

Дальше Рахимов проинструктировал, как они будут поддерживать связь. Прощаясь, назначил через два дня встречу в близлежащем трактире и пожелал быстрей обжиться на новом месте.

Александр, проводив его, первым делом зашел в Интернет и набрал Аткарск. Вскоре он уже многое знал об этом, затерянном в саратовской степи городке. На страничке уездной управы обнаружилась групповая фотография сотрудников трехлетней давности. Сразу привлек внимание статный мужчина в кителе с петлицами коллежского секретаря. На фотографии он улыбался, но во взгляде, словно печать будущего приговора судьбы, сквозила какая-то унылая обреченность. Просмотрев список с указанием положения на фото, Александр узнал, что это и есть Николай Сысоев. А, заглянув в зеркало, обнаружил, что они чем-то даже похожи.

Как и обещал Рахимов, на первых порах его новые обязанности были совсем не обременительными. Для поддержания легенды, он зарегистрировался на Трудовой бирже в районе Сухаревки. Каждое утро уходил в ту сторону, якобы для поисков работы. Содержал в чистоте квартиру, и в любой момент был готовым встретить, накормить и расселить гостей. Для того чтобы узнать о их прибытие, просматривал объявления в «Московском папарацци». Сообщение о продаже бытовой техники германского народного концерна «Бебель», подписанное «пан Купчик», означало скорый приезд гостей. Цена, выставленной на продажу вещи, включала дату и время приезда. Каждое утро и вечер Александр, пробегая глазами колонку горячих новостей, заходил на страничку объявлений. Но пока пан Купчик ни как не давал о себе знать.

На их следующей встрече Рахимов вручил ему удостоверение внештатного корреспондента «Московского папарацци», радиотелефон, несколько тоненьких книжечек для сотрудников специальных служб, и томик с собранием статей на политические темы. В специальной литературе описывались методики тренировки наблюдательности и памяти, приемы ухода от слежки, технология подделки документов, основы психологического тренинга. В оглавлении сборника политических статей Александр обнаружил создателя «Проекта дьявола» и нескольких еще более радикальных авторов.

Теперь ему было чем занять свой досуг. Помимо политического просвещения и психологических тренировок, он начал два раза в неделю ходить в государственный спортивный клуб вблизи Николаевского вокзала, где Рахимов вел группу рукопашного боя. Тренировки здесь были куда более долгими и жесткими, чем те, к которым Александр привык в своем дворянском бойцовском клубе. Среди членов группы он с удивлением обнаружил офицеров-пластунов из бригад специального назначения, полицейских и даже жандармов. По субботам они встречались с Рахимовым, и совершали прогулки по бульварам и улицам Москву, во время которых куратор проверял, как подопечный усваивает навыки секретного агента. Остававшееся время Александр посвящал чтению философской литературы. Регулярно наведываясь на Большую Полянку в книготорговый дом Вольфа, он приобретал произведения, как сторонников, так и противников своей новой «веры». А потом долгими вечерами, под свист чайника и новостной фон дальновизора, продирался сквозь хитросплетения доводов, пытаясь докопаться до истины. И все больше убеждался, что она у каждого своя. И все же, при отсутствии реального дела, даже такая насыщенная жизнь начинала казаться бессмысленным провождением времени.

По ночам ему после многолетнего перерыва снова стал сниться дед. Из детских воспоминаний он приходил, как богатырская фигура на ярком сочно-зеленом фоне деревенского лета. Ничего не говорил, а просто вел за собой вдоль поросшего камышом берега сонно текущей реки. Впереди трепетали листья березовой рощи, вилась желтая лента проселочной дороги и уходили под самый горизонт зеленые заливные луга…

В двадцать пять лет Николай Чангаров принял бразды правления фамильным поместьем. После второй столыпинской реформы половина земли отошла крестьянским дворам, и ведение помещичьего хозяйства на оставшихся десятинах стало не рентабельным. Однако дед быстро сумел перестроиться. Треть земли сдал в аренду, научился собственными руками делать большую часть работ, и обходиться минимальным привлечением сезонных рабочих. Преодолев сословные предрассудки, он стал одним из организаторов и бессменным председателем первого в уезде земледельческого товарищества, объединившего крепких крестьян и малоземельных помещиков. На общественные деньги товарищество содержало небольшой парк грузовых автомобилей, несколько тракторов и сенокосилок. Осуществлялась совместная закупка семян, наем сезонников и сбыт продукции. По инициативе деда в уездном центре даже арендовали для этих целей магазин. Все это дало возможность хоть как-то конкурировать с крупными помещичьими хозяйствами и купеческими сельскохозяйственными концернами. Помимо всего прочего, товарищество, в традициях русской общины, помогало овдовевшим хозяйкам и осиротевшим детям. Фактически осуществлялось то, к чему призывали авторы статей сборника. Только делалось это без всякой политической подоплеки и призывов к захвату власти.

Имение Чангаровых не приносило больших доходов. Но хозяйство крепко «стояло на ногах», а фамильный особняк в летний период собирал целый выводок внуков. Однако, в отличии от других стран с патриархальным укладом, в России часто не умеют поддержать добрые традиции. Поле того как Николай Чангаров в шестьдесят семь лет умер от сердечного приступа, все быстро покатилось под гору. То, что хорошо получалось у деда, опять вдруг стало не рентабельным, не оправдывающим трудовые и финансовые затраты. Через несколько лет, с общего согласия наследников, имение было заложено в Земельном банке. После чего земля несколько раз переходила из рук в руки, так и не находя достойного хозяина. А старый фамильный особняк, постепенно разрушаясь, превращался в обиталище призраков…

Будучи еще юношей гимназистом, Александр почти также тяжело, как и смерть деда, пережил крушение его начинаний. А сейчас, утратив даже собственное имя, в сновидениях возвращался в свои счастливые детские годы. Под утро, пребывая на полпути между сном и пробуждением, он видел растворяющуюся в солнечных лучах фигуру деда. К горлу горячим комком подкатывали слезы. Просыпаясь, он подолгу смотрел из кровати, как на оконных стеклах полощется красный мартовский рассвет. Сквозь приоткрытую раму со стороны бульвара долетали хлопки дверей и стук ящиков. Это разгружали товар продавцы цветочных лавок. Мысли безрадостно крутились вокруг того, что судьба уже вряд ли уже даст шанс осуществить мечту юности. Он чувствовал себя привязанным к колеснице, которая несется в непонятное и страшное в своей неопределенности будущее. И все же надежда на какой-то новый неожиданный счастливый поворот еще жила. Он не собирался изменять данному обещанию, но большую часть денег, которые Рахимов еженедельно выдавал из партийной кассы на личные расходы, откладывал. Просто так, на непредвиденный случай.

 

Глава 8

С самого начала марта весна перешла в наступление. Под ее натиском зима, огрызаясь короткими снегопадами, быстро покидала город. К апрелю уже почти не осталось снега, лишь кое-где под кустами и за торговыми палатками чернели грязные верхушки последних сугробов. Во второй половине дня на свободной от цветочных ларьков части бульвара, стала появляться праздно гуляющая публика. На лавочках почти не оставалось незанятых мест, и взгляд заставляли спотыкаться по-весеннему открытые наряды женщин.

В один из свободных от тренировок вечеров Александр, устроившись у пересечения бульваров, наблюдал, как закат подсвечивает постройки Рождественского монастыря. По левую руку от него на стеле памятника героям Большой Тихоокеанской войны штабс-капитан Василий Чапаев пронзал казачьей пикой японского дракона. Центральный персонаж композиции явно был выбран в угоду народным симпатиям. Выходец из крестьянского сословия пошел на германскую рядовым, а закончил с погонами прапорщика и личным дворянством. Во Вторую японскую он руководил пластунской ротой особого назначения. Из-за постоянных конфликтов с начальством дослужился только до штабс-капитана, но сумел стать героем многочисленных, как героических, так и пикантных историй, а также объектом всенародной любви. И сейчас, в образе Георгия Победоносца он весело глядел с гранитного постамента на гуляющих внизу барышень.

Посматривая на часы, Александр думал о том, что пора бы сделать вечерний просмотр объявлений, но возвращаться на съемное жилье к чайнику, дальновизору и книгам совсем не хотелось. Ворковавшая рядом с ним на скамейке парочка, поднявшись, словно по команде, направилась в сторону Рождественского бульвара. Провожая молодых людей взглядом, Александр почувствовал, как кто-то занял освободившееся место и сел совсем близко. Нос уловил приятный, но слишком сильный аромат духов. Скосив взгляд, Александр тут же споткнулся глазами о стройные женские ноги, обтянутые ажурными чулками. Во второй половине уходящего века ветры западной моды все чаще срывали подолы с традиционной женской одежды, и короткая юбка перестала быть редкостью. Но сейчас от неожиданности, а может от затянувшегося монашеского существования, эффект был обжигающий. И это ни прошло незамеченным.

— Не надоело скучать в одиночестве, сударь? — поинтересовалась незнакомка. Голос у нее был обволакивающий бархатный, с легкой хрипотцой курильщицы.

— Да я и не скучаю, — ответил Александр, лихорадочно соображая, как вести себя дальше.

— А не хотите скрасить вечер одинокой женщины? — с улыбкой предложила соседка. Ее худое продолговатое лицо в этот момент показалось красивым. Пикантность придавала чуть заметная примесь греческой, а, может быть, и кавказкой крови. На фоне бледной кожи вызывающе броско смотрелись алые тонкие губы.

— Прости, сударыня, в другой раз! — ответил Александр, поднимаясь со скамейки. Провожаемый насмешливым взглядом незнакомки и бронзового штабс-капитана, он быстро пошел вдоль бульвара. В мыслях искушение еще боролось с доводами разума и он, как наяву, слышал веселый голос Рахимова:

— А во время прогулок по Цветному, товарищ Феникс, настоятельно не рекомендую заводить знакомства с лицами женского пола. Особенно с профессионалками, которые по благородным господам специализируются. На простых поденщиц сексуального рынка, надеюсь, вы и сами внимания не обратите. Помни, что здесь Сухаревка в пяти минутах ходьбы. Ночь любви с большой вероятностью может обернуться проломленной головой и сточной канавой. И не хотелось бы вот так, по-глупому, потерять соратника…

Близость Сухаревской площади, прозванной в народе Новой Хитровкой, действительно ощущалась в этом, с виду благополучном, районе. После того как городские власти взялись, наконец, за реконструкцию и декриминализацию Хитрова рынка, часть его обитателей перебралась в сухаревские трущобы. Вкрапления этого контингента порою наблюдались среди гуляющей по Цветному приличной публики, или обнаруживали свое неприятное соседство в трактире на углу Колобковского переулка, где Александр обычно встречался с Рахимовым. Куда-то в сторону Сухаревки обычно уводили подвыпивших кавалеров размалеванные девицы. Так что предостережение было вполне уместным, и все же горьким осадком осталось ощущение упущенной возможности. А голос плоти, одно время перешедший на шепот, снова заговорил в полную силу.

Вернувшись в свое одинокое жилище, Александр первым делом заглянул на страничку объявлений и сразу наткнулся на предложение пана Купчика продать три стиральные машины производства концерна «Бебель». Прочитав цену, обнаружил, что гости могут нагрянуть в течение ближайшего часа. Бросившись на кухню, Александр протер столы, перемыл оставшиеся с обеда тарелки. Заглянув в буфет и холодильник, попытался сообразить, что надо подкупить из еды. И тут же поймал себя на том, что, пожалуй, слишком суетиться и волнуется. Но тому были веские оправдания. Уже больше месяца все общение ограничивалось тренировочным залом и субботним прогулкам с Рахимовым. Теперь же ему предстояло, какое-то время, жить с незнакомыми людьми под одной крышей.

Через полтора часа позвонила консьержка и поинтересовалась, ждет ли он сегодня гостей. Ответив, что действительно ждет приезда родственников, Александр переместился в прихожую. Когда открыл дверь, из лифта уже выходили. Первой появилась рыжая стриженная под каре девица в аляповато-клетчатом пальто, выдававшем провинциалку из южных окраин европейской России. За ней нес два чемодана крепкий молодой человек в черных штанах и авиаторской куртке. Полное лицо с наметившимся двойным подбородком излучало гордую независимость, и Александру этот тип не понравился с первого взгляда. Замыкал троицу грузный господин неопределенного возраста в серой неприметной одежде, со столь же неприметным одутловатым лицом.

— Родственников из Житомира ждете? — весело спросила девица.

— Еще со вчерашнего дня ожидаем-с — заученно ответил Александр. На что девица, задорно тряхнув рыжей челкой, прыснула смехом, будто услышала в условном отзыве что-то забавное. Пройдя в квартиру, она первая протянула руку и сообщила, что ее зовут Элла. Молодой человек в авиаторской куртке представился как Григорий.

— А я, стало быть, Семен Петрович. Можно и Петрович, ежели по-простому, — пропыхтел, борясь с одышкой, их старший товарищ.

Проводив гостей в большую комнату, Александр пригласил, когда будут готовы, приходить на кухню пить чай.

— С московскими баранками? — подмигнув, поинтересовалась Элла.

— Чайку с дорожки, очень даже кстати! — оживился Петрович. Григорий же не стал затруднять себя ответом.

Многодневное затворничество было нарушено. Но Александр не знал, радоваться ли этому свершившемуся факту. Чужие голоса, чужие характеры и привычки беспардонно вторглись в его размеренное существование. Вспоминая избранные места из Шопенгауэра, он думал, что мудрый немецкий пессимист во многом был прав. Особенно когда утверждал, что одиночество для человека обладающего развитым интеллектом и воображением наиболее желаемое состояние. Однако, поскольку общения с людьми не избежать, лучше постоянно поддерживать его на минимально приемлемом уровне, дабы не растерять навыков психологической защиты. И сейчас Александр чувствовал, что эти навыки за период его одинокого проживания частично утеряны. Слишком многое раздражает и принимается близко к сердцу.

Чаепития быстро перешло в посиделки с привезенной гостями горилкой и салом. Говорили в основном о Москве. Эля и Петрович был здесь впервые. Григорий же считал себя знатоком старой столицы, и был ее ярым хулителем. Почти все его здесь раздражало и вызвало или презрительную, или злобную оценку. И ни сколько не смущало то, что он сидит за одним столом с коренным жителем этого города.

— А сами то, сударь, откуда будете? — сухо поинтересовался Александр. Молодой человек вопрос надменно проигнорировал. Ответила за него Элла. Демонстративно налегая на букву «г», она сообщила:

— Гриша у нас с Харькову! То ж город! Почти столица.

Хулитель Москвы выпад проигнорировал, а Эллочка, озорно стрельнув глазами, продолжала:

— А мы, скоромные провинциалки, Москву любим. И москвичей тоже!

В завершение фразы она, передвинулась ближе к Александру. Острый локоток уперся ему в руку. Нос ощутил цветочный аромат дешевых духов, а взгляд невольно задержался на нежно белой коже, выглянувшей из-под рыжего завитка волос.

Постепенно разговор гостей перешел на малопонятную для Александра профессиональную тему. По специфическому жаргону он мог только догадываться, что речь идет о каких-то компьютерных технологиях. Почувствовав себя лишним, Александр пожелал гостям хорошо провести вечер. Уже уходя, счел должным сообщить, что с радостью уступит даме свою комнату, а сам вполне может устроиться на кухонном диване или на раскладной койке в прихожей.

— Э, нет! Одной скучно. Лучше вы к нам перебирайтесь! — улыбаясь, ответила гостью. После чего Александр сухо пожелал всем спокойной ночи и окончательно откланялся.

В этот вечер он долго не мог уснуть. Сначала мешали Эллочкин смех и громкие голоса с кухни. Потом гости, громко топая в коридоре, начали перемещаться между душевой и гостиной. До самой полуночи из их комнаты еще доносились приглушенные голоса и подозрительные скрипы кровати. Воображение начинало рисовать иллюстрации к популярным в желтой прессе заметкам о нравах в среде нигилистов. В открытое окно со стороны бульвара залетали пьяные крики. И уже погружаясь в пограничное состояние между сном и явью, он видел то рыжий завиток, дрожащий над тонкой девичьей шеей, то ажурные чулки и ярко-алые губы незнакомки с Цветного.

Разбудил его пробравшийся в комнату утренний холод. На подоконнике играли яркие солнечные лучи. Часы показывали начало восьмого и со стороны Садового доносились далекие звонки трамваев. По дороге в санузел Александр услышал свистящий храп из-за двери гостиной. Вернувшись, он распахнул окно и около часа занимался гимнастическими упражнениями. Прохладный душ окончательно взбодрил дух и тело. В приподнятом настроении он отправился на кухню, и обнаружил, что там уже пытается хозяйничать Элла. В незнакомой обстановке это получалось у нее не лучшим образом, и Александру пришлось взять приготовление завтрака в свои руки. Вскоре на большой сковороде, превращаясь в лунную поверхность, шипела и лопалась смесь из молока и яичных желтков. Когда она дошла до состояния омлета, Элла предложила:

— Давайте, не будем ждать, пока эти выползут!

Александр не возражал. Взяв себе по четвертинки содержимого сковороды, они устроились за кухонным столом. Запевая омлет кофе, болтали уже как старые знакомые. Александр чувствовал себя не резидентом конспиративной квартиры, а дядюшкой, принимающим взрослую племянницу из провинции. Эллочку, прежде всего, интересовали московские магазины дамской одежды. А ему, еще не так давно, приходилось сопровождать в подобные места супругу. Так что, некоторые сведения он мог предоставить. К тому времени, как на кухне появился заспанные и мрачные мужчины, Александр успел съесть свою порцию, а Эллочка узнать много полезных сведений о московской торговле.

Пожелав гостям приятного аппетита, Александр счел нужным удалиться. У себя в комнате он обнаружил, что на радиотелефон только что пришло пустое сообщение из редакции «Московского папарацци». Так Рахимова давал сигнал о срочной внеплановой встрече.

Когда он подошел на угол Колобковского, машины патрона там еще не было. Прогуливаясь по мостовой перед трактиром, Александр минут пятнадцать наслаждался погожим солнечным утром. Из дверей заведения пахло свежей выпечкой и вареным кофе. Голубое небо опрокинутой чашей висело над перекрестьем бульваров, и яркие лучи гладили купола церквей Рождественского монастыря. Торопить события совершенно не хотелось, тем более, что ничего хорошего от экстренной встречи он не ждал.

Наконец, со стороны Трубной улицы подъехал Рахимов. Не выходя из машины, позвал Александра в салон и, даже не справляясь, как устроились гости, огорошил новым заданием:

— Поздравляю, товарищ Феникс! Сегодня боевое крещение. Примешь участие в экспроприации финансовых средств на нужды революции! Не волнуйся, стрелять не придется. Хотя определенный риск есть.

Дальше последовали подробные инструкции. Не позже чем через час, Александру надлежало подъехать в один из центральных офисов Имперского банка и завести там кредитную карточку. Для этого был выдан еще один фальшивый паспорт с уже вклеенной фотографией. Потом на номер телефона, который дал Рахимов, нужно было переслать реквизиты карты и ждать ответ. Дальше начиналась самая важная часть. Получив сообщение «Готово», он должен был обойти все кассы-автоматы на Тверской и Никитской улице, и в каждой снять максимально возможную сумму денег. На карточку, по словам Рахимова, должно было упасть около двадцати пяти тысяч рублей, а одна касса за раз могла выдать не более двух трех десятков «катенек». Увидев же сообщение «Карта заблокирована», он должен был срочно уходить, и в кабинке ближайшего общественного туалета избавиться от карточки и паспорта. Для денег Рахимов выдал небольшой саквояж. После окончания операции Александр должен был поехать на Николаевский вокзал и оставить его в ячейке камеры хранения. Потом сразу вернуться сюда, на угол Колобковского и Цветного.

— Ну, как задание! — поинтересовался, покончив с инструкциями, Рахимов.

— Ответственно! — ответил Александр, нервно передернув плечами.

— Это хорошо, товарищ Феникс, что ответственность чувствуете. — улыбнулся патрон и, прощаясь вручил распечатанный на принтере план с указанием расположения касс-автоматов.

Забежав по дороге в квартиру, Александр застал гостей за занятием, весьма странным для приехавших в Москву провинциалов. Усевшись по-турецки прямо на неприбранной кровати, Григорий что-то очень внимательно изучал на экране своего переносного компьютера. Эллочка, облокотившись на его плечо, давала советы. На столе перед другим компьютером устроился Петрович. Появление хозяина никто даже не заметил. Когда Александр положил на стол ключи и попросил сдать их консьержке, если уйдут раньше его возвращения, Петрович, не отрывая взгляд от монитора, молча кивнул головой. Покидая квартиру, Александр неожиданно подумал, что все это как-то связано с предстоящим эксом. Сбегая по ступеням, он уже чувствовал, как начинает тревожно биться сердце.

 

Глава 9

Ожидая команды, Александр сидел в бистро на Тверской улице. В том самом месте, где с месяц назад впервые знакомился с постулатами «новой веры». Но вера без поступков, как известно мертва, и сейчас предстояло доказать свою приверженность делу революции. Держа в руках уже пустую чашку, он нервно поглядывал на темный экран радиотелефона. С того момента, как отправил реквизиты, прошло почти два часа, но ни каких сообщений не поступало. Возможно что-то пошло не так, и он уже начал тешить себя мыслью, что сегодня экс не состоится. На нервной почве пробудился аппетит. Заказав себе еще кофе и порцию картофеля по-французски, он решил, что подождет еще около часа и попытается связаться с Рахимовым. Для таких случаев у патрона был специальный зарегистрированный на подставное лицо телефон.

Кофе подали быстро, картофель обещали принести в течение десяти минут. И в это время оживший экран выдал сообщение «Готово». Вскочив, словно солдат по тревоге, Александр кинул на стол деньги и быстро направился к выходу. Уже в дверях спохватился, что забыл саквояж на стуле. Вернувшись, постарался унять нервный озноб. Второй раз уходил спокойным шагом, и, покидая бистро, не забыл посмотреть на свое отражение в зеркале. Оказавшись на улице, он с шумом выдохнул скопившийся в легких воздух. И тут, как часто бывало с ним в критических ситуациях, снизошло спокойствие. Вспоминая рецепты из брошюрок для секретных агентов, он постарался представить себя механическим человеком, который выполняет заложенную программу.

Ближайшая касса-автомат находилась у выхода Тверской на Триумфальную площадь, на углу скандально известного театра Омона. За уходящее столетие здание не раз перестраивалось и меняло хозяев, но все еще хранило в себе отпечаток легенд и пикантных историй начала века. В сквере на площади по вечерам до сих пор любила собираться около богемная публика. И, наверное, не раз какой-нибудь подгулявший купчина снимал здесь деньги, чтобы отвести в номера смазливую актриску. Но в середине будничного дня с наличностью проблем, как правило, не было. Получив команду выдать две с половиной тысячи, автомат начал выплевывать купюры. Запрашивать большую сумму, по утверждению Рахимова, было опасно. Когда кончались деньги, автомат посылал сигнал в отделение банка. И если это повторится в нескольких близлежащих кассах, там могли забить тревогу.

Убрав деньги в саквояж, Александр огляделся. Ничего подозрительного вокруг не наблюдалось. В сквере напротив пока еще было безлюдно. Лишь пара молодых людей в шинелях гимназистов, сидели, уткнувшись в миникомпьютеры. Да еще полная дама бальзаковского возраста, наблюдала с лавочки, как вокруг носятся ее малолетние чада. И вдруг, возможно от нервного напряжения, Александр снова оказался в плену галлюцинации. На круглом цветнике посреди сквера возникла колонна. На вершине ее, уверенно попирая гранитный пьедестал бронзовыми ногами, стоял мужчина внушительных размеров, одетый в костюм по европейской моде середины века. У незнакомца была фигура атлета и волевое лицо ниспровергателя устоев, смутно напоминавшее какое-то старое фото из литературной энциклопедии. Александр, уже начал привыкать к подобным фокусам сознания, но сейчас почувствовал страх. Казалось, что бронзовый гигант вот-вот спрыгнет с постамента, и, отряхнув пыль с широких штанов, зашагает по улице, давя по пути прохожих. Через секунду видение исчезло. А Александр, вернувшись на Тверскую, пошел в сторону центра. Вокруг опять была все та же улица, но некоторое время чудилось, что за спиной, повторяя сюжеты «Медного всадника» и «Дон Жуана», шагает материализовавшаяся из миража статуя.

Следующая автоматическая касса находилась перед решеткой Английского клуба. Проскочив мимо, Александр резко развернулся и, возвращаясь, постарался сфотографировать в памяти как можно больше лиц из толпы. С этим автоматом он решил рискнуть и заказал три тысячи. Железный кассир послушно отсчитал требуемую сумму. Пройдя до Брюсова переулка, он снял деньги еще в нескольких автоматах и вернулся к Тверскому бульвару. Несколько раз переходил с одной стороны улицы на другую. «Хвоста» за ним пока не наблюдалось.

Первая осечка случилась в магазине дамской одежды на углу бульвара. Выдав две тысячи, автомат сообщил, что наличность закончилась. В сердцах хлопнув по его металлической крышке, Александр свернул в сторону Большой Никитской. Следующим на карте было помечено здание Лондон-клуба. Касса находилась у входа под одним из больших фонарей на фасаде. Рядом, облокотившись на ее металлическую крышку, стоял ряженый швейцар и разговаривал с каким-то неприметным господином. Александр уже хотел пройти мимо, но швейцар и его приятель деликатно отошли в сторону. Не став на этот раз рисковать Александр заказал две тысячи. Автомат послушно выдал купюры. Войдя в азарт он, заказал еще тысячу. Автомат выдал семьсот рублей и сообщение «Извините, нет возможности выдать оставшуюся сумму».

Ситуация начинала становиться опасной. Он уже подумал, не свернуть ли операцию, но тут проснулось упрямство. Быстро пройдя бульвар, он свернул на Большую Никитскую. Первую остановку сделал возле театра Парадиз. Не заметив ничего подозрительного, снял две тысячи. И тут спиной почувствовал, наблюдающий за ним взгляд. Резко обернувшись, он опять ничего не заметил, но все-таки ускорил шаг. Автомат у отделения Земельного банка на перекрестке с Вознесенским переулком не работал. В самом этом факте не было ничего экстраординарного, но появилось ощущение, что вокруг постепенно сжимается удавка.

Решив, что снимет деньги хотя бы еще один раз, Александр продолжал двигаться в сторону Кремля. Следующим по маршруту был автомат около университетских корпусов напротив Шереметьевского переулка. Здесь было достаточно оживленно. Две барышни снимали деньги, а метрах в десяти оживленно беседовали и курили папиросы, молодые люди в студенческой форме. Александр уже хотел занять очередь, но тут увидел, а точнее почувствовал, как напряглись лица студентов при его приближении. Заодно отметил, что они не так уж и молоды. Пройдя вперед около сотни метров, он перешел на другую сторону улицы. Краем глаза увидел, что к автомату подошел полный мужчина по виду из купеческого сословия, а «студенты», разделившись на группы, обходят его с двух сторон.

Уходя, он благодарил своего ангела хранителя. Когда Никитская уже была позади, запоздалой волной накатил страх. Покрываясь холодным потом, он представил, что могло произойти, если бы не сработала интуиция.

«Ошибся ты товарищ Рахимов! Не получится из меня несгибаемого бойца революции!» — думал Александр, чувствуя жгучий стыд от сознания своего малодушия.

Однако, первое задание он все-таки выполнил. Теперь, следуя инструкциям, надо было избавиться от второго паспорта и карточки. Ближайший общественный туалет находился вблизи пересечения Тверской и Моховой улиц, напротив станции подземки. Спускаясь по ступеням, Александр чуть не столкнулся с молодым человеком. Вздрогнув от неожиданности, он уже готов был броситься бежать. Но вовремя заметил, что худощавое существо в синтетической куртке и потертых «ковбоях» никак не тянет на агента полиции.

— Кокаином не интересуетесь, сударь! — пропел юноша высоким, почти девичьим голосом. Мысленно выругавшись, Александр прошел мимо. По уже выработавшейся привычке, сфотографировал в памяти бледное худое и лицо и острый кадык на замотанной грязным шарфом шее.

Закрывшись в кабинке, он отправил в унитаз пластиковую карточку, за ней последовал порванный на мелкие клочки паспорт. Пересчитав разбросанные по дну саквояжа купюры, обнаружил, что из двадцати пяти тысяч рублей, неведомым путем упавших на его карточку, успел снять двадцать одну с половиной тысячу. Учитывая быструю реакцию полиции, результат был не так уж и плох. И тут буквально обожгла мысль, не достойная даже бывшего дворянина.

«А ведь ты мог наткнуться на полицейскую засаду и чуть раньше! Сняв, например, только восемнадцать тысяч!»

Утайка денег противоречила привитым с детства понятиям чести, но уж слишком велико было искушение. Доведя удержанную сумму до пяти тысяч, он представил, что завтра же сможет отправиться в Маньчжурию, начинать новую, уже не зависящую ни от кого жизнь. Однако, идею исчезнуть со всеми деньгами он отмел сразу. Удерживали от такого поступка ни страх и не идеалы, в которые только еще пытался поверить, а старорежимное воспитание, и нежелание оказаться подлецом в глазах Рахимова.

Несколько раз Александр отсчитывал и прятал в карман то пять, то четыре тысячи. Наконец, тяжело вздохнув, вернул все деньги на место. Выходя из кабинки, с усмешкой подумал, что столь напряженная борьба нравственных начал и здравого смысла происходила на фоне общественного туалета. В месте совсем не подходящем для высокой драмы.

Продолжая выполнять наставления Рахимова, Александр просканировал окружающую обстановку. У ближнего от выхода писсуара пристроился человек в широком пальто и сдвинутой на глаза кепи. Лицо его нельзя было разглядеть, но в сознание вдруг снова вспыхнула тревожная лампочка. Методика для секретных агентов дала свои плоды. Тренировки памяти не прошли даром. Он вспомнил, что именно такое пальто и кепи видел на собеседнике швейцара из «Лондон-клуба». И вряд ли этот тип мог оказаться здесь случайно!

Делая вид, что поправляет одежду, Александр задержался на несколько секунд. Человек у писсуара продолжал стоять, не меняя позы. Стараясь держаться как можно ближе к кабинкам, Александр пошел к выходу. Когда незнакомец метнулся к нему, он успел отскочить и защититься саквояжем. Скользнув по пластмассовой крышке, лезвие ножа ушло в сторону. Дальше сработали рефлексы. Продолжая орудовать своим импровизированным щитом, он блокировал руку нападавшего, и с развороту нанес нокаутирующий удар в челюсть. Отлетев назад, противник наткнулся на кафельную стенку и сполз на пол. Добив его ударом ребра ботинка в голову, Александр кинулся вверх по лестнице. По дороге налетел на торговца кокаином, который, в ответ на такое обращение, успел только возмущенно пискнуть. Через минуту, Александр уже входил в подземку. В голове вертелось:

«Это предупреждение! Если бы подался соблазну и присвоил часть денег, все могло закончиться гораздо хуже.»

У Николаевского вокзала было многолюдно. Жители подмосковных городов, крестьяне, мелкие торговцы-коробейники толкались у пригородных касс. Благородная публика спешила на дневной рейс скоростного поезда до Петрограда. Двери вокзала, находясь в постоянном движении, кого-то впускали и выпускали. Лица сливались в одном бесконечном потоке. Но неожиданно один человек перед входом привлек внимание. Молодой парень, протянув шапку, что-то пытался объяснить проходящим мимо людям. Подойдя ближе, Александр услышал, что он просит хотя бы десять копеек, чтобы заплатить за ночлежку. Говорит, что простудил спину и не может больше ночевать на улице, а еще очень хочет вымыться и сварить себе горячую пищу. В отличие от профессиональных нищих он не упоминал в каждой фразе имя Спасителя, и сбивчивый монолог мало походил на их заученные скороговорки. Может поэтому, люди никак не реагируя, шли мимо.

Когда Александр кинул в шапку пятьдесят копеек, парень от растерянности даже не успел поблагодарить. А Александр, уже заходя в вокзал, думал, что мог бы дать гораздо больше. Но что-то мешало вернуться обратно. Увлекаемый толпой, он прошел вокзал и спустился по ступенькам к камерам хранения для состоятельных клиентов. В отличие от общего зала, здесь можно было хранить вещи целый месяц, и охрана не подпускала случайную публику. Заплатив рубль, Александр нашел свободную ячейку. Отставив там саквояж, записал номер. В качестве первых двух цифр выбрал день своего рождения, второй парой стала дата рождения супруги.

Когда вернулся на площадь, нищего у дверей вокзала уже не было. Но он словно все еще присутствовал здесь. В мыслях Александр невольно ставил себя на его место. Все книжные призывы к борьбе за справедливость оказали меньше воздействие, чем одна единственное сцена человеческого отчаяния. А доводы сытых умников, о том, что нынешнее устройство общества лучше всего способствует прогрессу, вызывали теперь только отвращение. Идя на встречу с Рахимовым, Александр уже чувствовал себя не случайным попутчиком, а искренним адептом новой веры.

Рахимов ждал в машине на пересечении Цветного бульвара с Колобковским переулком. Узнав об успехах, он вынес устную благодарность от лица партийного руководства. По некоторым фразам Александр догадался, что деньги в разных концах города снимали еще несколько человек и его результат далеко не самый худший. В голове даже промелькнула ехидная мысль, что некоторые товарищи по борьбе не смогли победить искушение. А вот подвиги в общественном туалете патрон охарактеризовал, как следствие непрофессиональной работы. Севшего на хвост уголовника надо было заметить заранее. И все же было видно, что Рахимов доволен.

— Не зря, товарищ Феникс, я в тебя верил! — подытожил он, записывая шифр и номер ячейки. Потом сообщил, что эти цифры будут знать только они двое. Деньги получают статус неприкосновенного запаса их низового партийного звена, и Александр назначается его хранителем. Уже прощаясь, он выдал пять сотенных купюр. Заявив, что это премия, а заодно и средства на приобретение спецодежды, которая скоро понадобится для следующих заданий.

Распрощавшись с Рахимовым, Александр по дороге домой зашел в продуктовую лавку. Чувствуя угрызения совести, заказал кусок ветчины и бутылку «Смирновской». Стыдно было опять нарушать пост, но после пережитого стресса организм властно требовал жирной пищи и алкоголя. Когда в подъезде консьержка, приторно улыбаясь, передала ключи и сообщила, что родственники уехать изволили, он почувствовал некоторое разочарование. Этот вечер он надеялся провести в компании хохотуньи Эллочки, и даже общество Григория не вызвало бы сейчас сильного отторжения.

В опустевшей гостиной он обнаружил неприбранные кровати. На кухне в мойке дожидалась стопка грязных тарелок и висело амбре табачного послевкусия. Распахнув окно, Александр начал наводить порядок. Когда с кухней было закончено, вернулся в гостиную, снял белье и затолкал его в стиральный шкаф. Саму стирку отложил на завтра. Наступало время вечерних новостей, и очень хотелось провести его на диване перед дальновизором с бутербродом и рюмкой водки.

Самой первой и главной новостью стало сенсационное ограбление Имперского банка. Ведущий и репортеры на местах рассказывали, что компьютерным медвежатникам удалось взломать новую систему, объединившую Петроград с московскими филиалами банка, и перевести на счета подставных лиц около ста пятидесяти тысяч рублей. Несмотря на оперативные меры полиции, большая часть этой суммы была украдена. По нанесенному ущербу преступление било все предыдущие рекорды, а по способу исполнения являлось новаторским для отечественной криминальной практики. То, что случалось пока только в Европе и Североамериканских штатах, пришло, наконец, в Россию. По предварительной версии подозрение падало на международную шайку преступников, на поиски которых уже брошены лучшие силы полиции.

Налив полную рюмку, Александр отсалютовал своему отражению в зеркале и с грустью подумал:

«Помнишь, как гимназистом мечтал о славе? Начинает сбываться!»

Водка обожгла горло, но вместо успокоения накатила вдруг горькая волна ностальгии. По ушедшей юности, друзьям с которым навсегда расстался, мечтам и благородным порывам, не принесшим ничего кроме разочарования и досады. И опять, словно символ земной тверди посреди бурного океана, в памяти возник образ деда.

 

Глава 10

Следующее задание Рахимов охарактеризовал, как одновременно опасное и приятное. Александру нужно было отравиться на открытие выставки политической карикатуры в галерее на углу Арбата и Калошина переулка. Там к нему подойдет один высокопоставленный человек и передаст флешь карту с компроматом на министерских и полицейских чиновников. Раньше на такие встречи ходил сам Рахимов, но с некоторых пор источник информации стал объектом пристальной слежки. Поэтому нужен был человек никому не известный. Взяв флешь карту, он должен сразу исчезнуть, и возможно еще придется отрываться от преследования.

— А в чем приятная сторона? — мрачно поинтересовался Александр.

— Я так и знал, что спросишь! — рассмеялся Рахимов, — Смотри на все веселее. Светское мероприятие посетишь! С барышнями эмансипированными пообщаешься!

Перед тем, как отправиться на задание, Александр прошелся по магазинам модной одежды. Раньше, обновляя гардероб, он привык советоваться с супругой. Теперь пришлось выбирать самому. В итоге остановился на вельветовом пиджаке и вошедших недавно в моду брюках-дудочках. Взглянув на себя в зеркале, остался недоволен, но решил, что сильно выделяться среди светской публики не будет.

В назначенный день, Александр в приподнятом настроении поднялся из подземки на станции Воздвиженка. Следуя советам Рахимова, он почти внушил себе, что идет на увеселительное мероприятие. Во многом тому способствовал и окружающий пейзаж. Эта часть города и в будни оставляла ощущение праздника. Вечерние лучи играли на ажурных мавританских башнях особняка Морозова. Впереди, на стрелке у ресторана Прага Арбат разбегался с Харбинским проспектом. Магистраль, названную в честь исторического договора с Китаем, проложили почти полвека назад. Архитектурные решения впитали в себя разные стили, и европейский модерн перекликался с древними мотивами Поднебесной. Стилизованные под китайские пагоды желтые каскады крыш, возносясь над старинными особняками Арбата, уходили в сторону Смоленского бульвара. На огромном экране в начале проспекта сменяли друг друга картинки новых мегаполисов Маньчжурской зоны. Время от времени между ними вклинивался вездесущий «Сытноедов», по случаю поста рекламирую маринованные рыжики, ванильные сухари и баранки с маком.

А над Арбатом витали призраки бульвара Капуцинов и Латинского квартала. Расположившись посреди пешеходной зоны, художники рисовали портреты с провинциальных барышень, фотограф со старомодной треногой снимал купеческое семейство. Молодые люди в костюмах Пьеро исполняли пантомиму. Сверкали золотом ювелирные лавки. Улыбались розовые львы на фасадах. Музыкант в черных очках наигрывал на гармони мотивы Парижа, и казалось, что ноздри улавливают запах жареных каштанов. Но скорее всего это просто работало воображение. А вот у ресторана Тифлис по-настоящему пахло шашлыком и пряностями восточной кухни.

Подавив волевым усилием разыгравшийся аппетит, Александр прошел мимо. Перед фасадом Третьей студии МХАТ, воплощая единство противоположностей, уродливый горбун в серебряных рыцарских доспехах подавал цветок золотой Турандот.

В переулке за углом театра Александра ожидало такси. Сидевший за рулем брюнет кавказкой внешности, получив аванс и указание ждать, с усмешкой поинтересовался:

— Секретное задание выполняем, уважаемый?

Ничего не ответив, Александр снял шинель и бросил ее на заднее сидение. Поправляя на ходу пиджак, пересек улицу и оказался перед домом со львами на углу Калошина и Арбата. Вход в галерею находился со стороны переулка. Вручив швейцару приглашение, Александр взбежал по лестнице на второй этаж. Мероприятие уже началось. Переступив порог, он сразу окунулся в атмосферу мира избранных. Пахло охапками роз, кубинскими сигарами, коньяком и французскими духами. В глазах зарябило от сверкающих драгоценностей и обнаженных плеч женщин. Чувствуя себя слоном на выставке хрусталя, он начал осмотр экспозиции. Останавливаясь у какого-нибудь плаката, поправлял на воротнике красный галстук-бабочку. Этот жест и сама деталь одежды были паролем.

Многие карикатуры могли похвастаться мастерским рисунком, авторам нельзя было отказать и в чувстве юмора. Но все они грешили патологической ненавистью и к российской власти, и к самой России. На одном из плакатов начала тридцатых годов английский премьер и президент Франции секли Михаила Второго. Император с обнаженным задом и унылой физиономией лежал на скамейке, а бывшие союзники потчевали его розгами. В дальнем углу картины, натягивая штаны, уходил плачущий кайзер Вильгельм. Из того же периода была и карикатура, посвященная созданию польского государства. Молодая элегантная пани подметала площадку, контуры которой повторяли границы вновь образованной республики. Метла, с явного одобрения автора, выдворяла прочь доставшийся в наследство «мусор» из Правобережной Украины и Восточной Пруссии. Крохотные фигурки злобных гайдамаков, толстых чиновников, бородатых купцов с повязками «черной сотни», кувыркаясь, летели в сторону Российской империи. Еще меньше повезло прусакам. Их разгулявшаяся панночка сметала прямо в Балтийское море. Целую стену занимали шаржи на царствование Александра Четвертого, начиная с финского кризиса. Там императора изобразили в образе плачущей девочки, у которой толстая няня в фартуке с эмблемой Лиги Наций отняла три куклы. Все они были в национальных костюмах: — финском, грузинском и армянском.

«Интересно, а про Тихоокеанскую войну они тоже что-то придумают?» — думал Александр, все больше раздражаясь антироссийской направленностью «отечественной» карикатуры. Оказалось, что и тут нашлось над чем поиздеваться. Большой плакат изображал битву двух стальных великанов. Один был в звездно-полосатом плаще, другой в самурайской куртке с эмблемой восходящего солнца. На американского великана из-за бугорка тявкал мопс в манишке с изображением германского флага, а пятки японского атаковали две маленькие фигурки. Казак на тощей кляче угрожающе размахивал шашкой, а маленький пузатый китаец пытался уколоть пятку великана бамбуковым копьем. Задержавшись у плаката, Александр вспоминал гимназические уроки истории, где утверждалось, что только вступление в войну России спасло Америку от унизительного мира. А также рассказы своего деда со стороны матери, командовавшего во вторую японскую ротой сибирских стрелков.

В это время кто-то совсем близко подошел сзади. Даже притупившееся обоняние уловило пьянящий аромат духов и запах сигаретного дыма.

— Вам не кажется, что автору не хватает экспрессии? — прозвучал за спиной насмешливый женский голос. Александру хотелось ответить, что автору не хватает хорошего пинка под зад. Но вопрос задавала дама, и правильней было сдержать эмоции. Обернувшись, он уткнулся глазами в глубокий вырез декольте и жемчужное ожерелье, лишь символически прикрывавшее мраморно белые перси. Обладательница этих достоинств стояла совсем близко. Изящная рука в черной ажурной перчатке держала длинный мундштук и дым ароматизированной дамской папироски тонкой струйкой тянулся к плакату. Темные стриженные под каре волосы опутала сетка из серебристой ткани, а ярко-алые губы на бледном худом лице напомнили жрицу любви с Цветного бульвара.

Незнакомка глядела насмешливо и в тоже время выжидающе. И тут до Александра, наконец, дошло, что он только что услышал пароль и от него ждут отзыв.

— Не знаю, как на счет экспрессии, а вот над рисунком ему надо еще поработать. — ответил он заученной фразой. Незнакомка рассмеялась:

— А вы, сударь, как вижу, знаток живописи! Буду рада побеседовать с вами на эту и другие темы.

С этими словами она протянула визитку. Беря ее, Александр сначала почувствовал прикосновение тонких пальцев, а уже потом ощутил на ладони приклеенную к обратной стороне флешь-карту.

Уходя, светская львица продемонстрировал еще более глубокий вырез с тыльной стороны платья. И он успел отметить, что изгиб открытой спины и худые лопатки производят впечатление не менее сильное чем то, что наблюдалось с фасада.

Кинув взгляд на соседние «шедевры», Александр убрал в карман визитку и медленно двинулся к выходу. Шаг ускорил только на лестнице. Когда проходил мимо швейцара, показалось, что его кто-то окликает сверху. Не оборачиваясь, он вышел на улицу, быстро пересек Арбат и прыгнул в такси. Водитель, как настоящий джигит, резко рванул с места. Оглушая прохожих ревом мотора, машина пронеслась вверх по переулку. Не прошло и минуты, как она слилась с потоком на Харбинском проспекте.

Отклеив и убрав флешь карту, Рахимов поднес визитку к носу. Сделав несколько глубоких вдохов, удовлетворенно кивнул головой, потом прочитал вслух:

— Элеонора Менжинская. Салон Освобожденного Искусства. Не ожидал, что у нашего друга такие помощницы!

Вернув визитку Александру, он с привычным налетом иронии заметил:

— Поздравляю товарищ Феникс! С заданием справился. Заодно и приобрел светские знакомства. Но пока, к сожалению, не до этого. На следующей неделе у нас свое светское мероприятие, познакомишься, наконец, с товарищами по партийной ячейке.

Что намечается на следующей неделе. Александр уточнять не стал. Задал только вертевшийся в голове вопрос. Позволит ли партия «Социалистов радикалов» публиковать на себя подобные карикатуры, если когда-нибудь возьмет власть? Прежде чем ответить, Рахимов на мгновение задумался. Потом на лице появилась не характерная для него жесткая усмешка:

— Думаю, что мы не будем повторять ошибок проклятого царизма. Так что, пусть резвятся, пока возможно.

 

Глава 11

Собрание состоялось на квартире одного из членов ячейки на Новослободской улице. По указанию Рахимова все семь человек оделись в камуфляж армейского образца, хотя спецодежда должна была понадобиться только на следующее утро. Но видимо Рахимов решил провести смотр боевой готовности накануне предстоящей акции. Представляя Александра товарищам, он назвал только партийное прозвище Феникс.

— Э, видать птичка из благородных! — протянул один из собравшихся, сходу определив классовое происхождение новичка.

— Отставить разговорчики, Глист! — прикрикнул на него Рахимов.

— Молчу, молчу Шах! — заверил молодой человек, видимо получивший свое обидное прозвище за нездоровую худобу и вертлявость. Даже в армейском камуфляже он больше походил на трактирного полового. Лица остальных товарищей тоже не вызвали особой симпатии. Исключение составил только сам хозяин квартиры. Начинающий полнеть блондин неопределенного возраста выглядел добродушным увальнем. Подвинув новичку стул, он сообщил, что среди своих его зовут Филин, но можно и просто Степаныч.

— Филин Степа! — хохотнул Глист, но тут же заткнулся, получив оплеуху. Наведя порядок в подразделении, Рахимов начал докладывать о планах на завтрашний день. Их ячейке вместе с другими партийными подразделениями, а также делегатами сочувствующих партий, предстояло возглавить несанкционированное шествие к центру города. Демонстрация должна была стать первой протестной акцией в целом ряду мероприятий посвященных грядущему Первому мая. Назвав место и время сбора, Рахимов показал по карте намеченный маршрут колонны, и коротко проинструктировал, как организовать сопротивление полиции.

— А если опять казаков нагонят? — поинтересовался один из собравшихся. На что Рахимов заверил, что есть некие заготовки и для борьбы с конницей. В конце инструктажа он показал на карте запасные плацдармы, на случай разгона колонны, и пожелал всем хорошо выспаться и быть завтра в назначенное время.

Вопреки пожеланиям, Александр в этот вечер долго не ложился. Слушал новости по дальновизору, в которых так и не упомянули о готовящихся протестах. Подходя к окну, смотрел на Цветной бульвар, где должна была пройти колонна. Пытался представить, как все это будет происходить завтра. При этом хорошо понимал, что в реальности все будет иначе, чем сейчас в воображении. Но на несколько часов ему все-таки удалось заснуть, и к восьми утра он уже стоял на одном из проездов Марьиной рощи.

Народ подходил медленно и сначала на месте сбора были преимущественно активисты. Среди разношерстной публики выделялись господа со значками депутатов городской думы и крепкие коротко стриженые молодые люди в армейском камуфляже. У некоторых из них на рукавах висели повязки с расколотым молнией двуглавым орлом — печально известной эмблемой нечаевских бригад.

К девяти часам подошли рабочие с Московского автомобильного и текстильных фабрик Мытищ и Лобни, подтянулась подвыпившая ватага из Объединения безземельных крестьян Подмосковья. Ждали большую колонну из Орехово-Зуева. Появились плакаты «Долой самодержавие», «Михаил третий — лишний». Подъехал грузовик, с которого активистам начали раздавать трехметровые пластмассовые трубы. Обрезанные под острым углом, они походила на копья, которыми средневековая пехота оборонялась от рыцарской конницы. Это и было обещанное средство против казаков.

В одиннадцать подъехали, наконец, орехово-зуевцы и колонна медленно двинулась в сторону центра. Со стороны Нижней Масловки в нее влились студенты, в рядах которых было много одетых как на праздничное гулянье барышень. Пройдя по Новослободской, поток людей хлынул на Садовое, потом, разделившись на две части, свернул на Цветной бульвар. Словно раздвоенный змеиный язык демонстрация двигалась в сторону Рождественского монастыря. В пространстве между колоннами находилась застроенная цветочными лотками центральная часть бульвара. Александр шел в первых рядах, неся вместо плаката пластмассовое копье. Утро выдалось промозгло-холодное. И он очень жалел, что вместе с камуфляжной формой не приобрел в военной лавке комплект теплого солдатского белья. Однако вскоре стало уже не до погоды. На бульвар со стороны центра выехали конные шеренги. Судя по штандартам, это был атаманский полк.

Медленным конным шагом атаманцы двинулись навстречу толпе. Колонна, заколыхавшись, остановилась, послышались команды: «Копья вперед!». Опустив острый конец, Александр двумя руками вцепился в пластиковое древко. Атаманцы перешли на рысь. При виде накатывающейся конной лавы отрезок трубы в руках показался жалкой игрушкой. Похожие на драконов силуэты всадников быстро надвигались. Он уже видел раздувающиеся ноздри коней, фуражки под пластмассовыми шлемами, резиновые дубинки в руках казаков.

Расстояние стремительно сокращалось. Казалось, что столкновение уже неизбежно и покалеченные остриями труб лошади смешаются сейчас с раздавленными людьми. Но атаманцы стали притормаживать. Выкрикивая матерную брань, они поднимали коней на дыбы. Угрожающе вертели дубинками.

Выехавший вперед есаул швырнув свою дубинку в толпу, и, выхватив шашку, крикнул «За мной, ребята!». Размахивая этим более привычным для казака оружием, он начал прорубаться сквозь лес пластмассовых копий. Следом за ним двинулись остальные. Через несколько секунд передние ряды были бы смяты. Но тут отрезок трубы, сплющив пластиковое забрало шлема, оглушил и выбил есаула из седла. Александр успел заметить, что удачный удар нанес Рахимов.

Лобовая атака захлебнулась. Но вскоре атаманцы появились на центральной части бульвара. Пока что между ними и демонстрантами находились деревянные будки цветочников, но Рахимов быстро оценил опасность флангового прорыва и приказал своим «копейщикам» переместиться направо. Александр начал проталкиваться к ограде. Рядом, громко ругаясь, пробивал дорогу молодой парень с повязкой нечаевца. Занять фланг они так и не успели. Складываясь словно карточные домики, несколько ларьков одновременно отлетели в сторону. В образовавшийся проход хлынули казаки. Перепрыгивая через низенькую чугунную ограду, кони с разбегу врезались в толпу. Дубинки обрушивались на головы людей.

Все дальнейшее происходило очень суматошно и быстро, и запомнилось в обрывках, как порезанная кинолента. Увидев надвигающегося конника, Александр выставил вперед острый конец трубы. Казак, ловко увернувшись, на скаку обрушил его голову дубинку. Защищаясь Александр, успел поднять пластмассовое древко. Скользнув по нему, дубинка только слегка задела плечо. Атаманец проскочил вперед и вдруг начал вываливаться из седла. Так и не услышав выстрела, Александр успел заметить в руках нечаевца револьвер. Отшвырнув трубу, он кинулся бежать подальше от места, где возможно только что произошло убийство. Рядом спасались бегством другие демонстранты. Справа отрезая, их от переулка, вдоль домов скакали казаки. Один из них налетел на группу студентов. Разметав молодых людей в стороны, прижал самого нерасторопного парня конем к стене и начал избивать дубинкой. На помощь бедняге неожиданно бросилась барышня. С криком «Не смейте!» она попыталась схватить казака за руку, но тут же отлетела назад, и уже над ее головой занеслась дубинка.

И тут снова сработали рефлексы благородного воспитания. Подбежав сзади, Александр в прыжке вцепился в руку и плечо атаманца. Не удержавшись, тот вывалился из седла, и они вместе рухнули на мостовую. Оказавшись наверху, Александр сбил с атаманца шлем и в ярости нанес несколько ударов кулаком. Но быстро опомнившись, подскочил к барышне. Она все еще стояла, прижавшись к стене, и с ужасом наблюдала происходящее. Схватив за руку, Александр потянул ее за собой. Через несколько секунд они оказались в переулке.

Здесь пока было спокойнее. Но демонстранты, успевшие проскочить в сторону Трубной улицы, теперь бежали обратно. Над их головами мелькали лошадиные оскалы и дубинки казаков. Не зная, как вырваться из ловушки, Александр и его спутница прижались к стене. И тут барышня проявила неожиданную для женщины сообразительность.

— Вон там перелезть можно! — крикнула она, показывая на другую сторону переулка. Решетка с имперскими орлами, ограждавшая дворы от проезжей части казалась слишком высокой, но в голове промелькнула спасительная мысль:

«Можно попробовать!»

Они перебежали на другую сторону. Оказавшись у решетки, Александр обхватил барышню за ноги и поднял вверх. Потом, толкая в обтянутые ковбойскими брюками ягодицы, помог забраться на чугунное изображение двуглавого орла. Дальше она уже сама вскарабкалась наверх и перепрыгнула на другую сторону.

Самого Александра подсаживать было некому. В последний месяц за счет регулярных тренировок и хорошего питания, он нагулял без малого шесть пудов веса. При умении владеть телом, это было подспорьем в драке, но в данной ситуации создавало только проблемы. Подпрыгнув как можно выше, он вцепился в скользкие прутья. Упираясь ботинками, попытался подтянуться. Сделать это оказалось гораздо труднее, чем на турнике в спортивном зале. Пальцы и носки ботинок скользили вниз, а за спиной уже слышался приближающийся конский топот и брань атаманцев.

Неожиданно на помощь пришла спасенная им барышня. Подбежав к решетке, она просунула между прутьями плечо. Поставив одно колено на эту живую опору, Александр смог зацепиться другой ногой за орлиную лапу. Перебирая руками, поднялся еще выше и, наконец, оттолкнувшись ботинком от коронованной орлиной головы, оказался на самом верху. Подскакавший казак успел ожечь ударом дубинки лодыжку. Но в следующую секунду их уже разделяла ограда, и атаманец поскакал дальше, раздавая удары тем, кто подворачивался под руку.

Впереди чернел проход между стенами. Кинувшись туда, они попали в узкий заваленный мусором дворик. Поначалу показалось, что он заканчивается тупиком. Снова появилось паническое ощущение ловушки. Но на счастье у дальней стены обнаружился еще один проход. Протиснувшись сквозь узкую щель, они оказались в уже более широком пространстве между домами. Вдалеке виднелся выход на Садовое кольцо, и можно было, наконец, остановиться и отдышаться.

— Меня Аня зовут, — представилась барышня, но тут же, устыдившись такой фамильярности, поправилась — Колпина Анна Павловна.

Александр, улыбнувшись, назвал свою настоящую фамилию и имя. Посмотрев на свою героическую спутницу, он начал вспоминать, что не так давно где-то видел это миловидное лицо и раскрасневшиеся пухлые щеки. Барышня истолковала взгляд совершенно по-другому:

— Что вы так смотрите? Выгляжу ужасно?

— Да нет! Очень мило выглядите! — поспешил заверить Александр, — Просто, кажется, что раньше вас где-то видел.

— Может быть на Пятницкой у Птициных? — предположила Анна.

— Точно! Вы там чардаш Монти играли, — обрадовался Александр.

— Да, это я была! — обрадовалась в свою очередь Анна, и тут же в нескольких словах поведала не очень веселую историю:

— Когда родители умерли, пришлось консерваторию бросить. Сейчас учусь на вечерних курсах в Политехническом, днем в конторе компьютерной барышней подрабатываю, а по выходным играю у Птициных.

— А вы социалист революционер? — поинтересовалась она, почему-то перейдя шепот.

— Скорее сочувствующий, — уклончиво ответил Александр. Но на него все равно посмотрели, как на героя, с нескрываемым девичьим обожанием. И в это время сзади со стороны двора опять послышались выстрелы.

— Бежим! — скомандовал Александр. Через минуту они уже были Садовым, где, вопреки всему происходящему, к остановке подходил самый обычный трамвай. Из дворов и со стороны Трубной улицы к нему, словно на спасительный ковчег, бежали люди. В образовавшейся давке Александр помог Анне пробиться к подножке. На прощание крикнул, что обязательно ее найдет и начал выбираться из толпы обратно. Кинув взгляд на уже отходящий трамвай, он попытался ее увидеть, но так и не смог ничего разглядеть в плотной мешанине людских спин.

В назначенном месте сбора уже начали возводить баррикаду. Однако стройка шла очень вяло. Работали в основном одни активисты. Обыватели Марьиной рощи особо не стремились жертвовать для дела революции даже старой мебелью. Некоторое количество стройматериала удалось добыть только в пустующем доме. Но главной проблемой было то, что никто из местных жителей не проявлял большого желание защищать плацдарм. В итоге, когда стало ясно, что у баррикады не наберется и полусотни защитников, руководство дало команду расходиться.

Александр уже собирался уходить, когда его остановил Рахимов:

— Нельзя тебе сейчас на Цветной в таком виде. У Филина переночуешь на Новослободской.

Спать на чужой постели очень не хотелось. Но Рахимов был прав, и пришлось подчиниться обстоятельствам. Филин-Степаныч, как и ожидалось, оказался хозяином радушным и хлебосольным. Жил он один, а для гостя нашлись и койка, и выпивка с закуской. За ужином они разговорились. Филин любил поболтать, но в основном на отвлеченные темы. Про себя он говорил очень мало. Александр так и не понял: где Филин работает, вдовец он, в разводе, или так и прожил всю жизнь одиноким бобылем. Беря пример с хозяина, он тоже не стал откровенничать и представился, согласно легенде, отставным чиновником из Саратовской губернии, примкнувшим к делу революции под влиянием литературы.

Рано утром, стараясь не разбудить хозяина, он покинул квартиру. Белая пелена тумана, стекая с крыш, укутывала еще спящую улицу. Правда, на Садовом уже ходили трамваи. На Цветном усиленные бригады дворников ликвидировали последствия вчерашнего побоища. Полицейских патрулей, к счастью, не наблюдалось, но Александр постарался быстрее проскочить до подъезда своего дома.

 

Глава 12

С этого самого дня Александр ждал, когда наступит суббота, и он отправится на Пятницкую, чтобы снова увидеть Анну. Для начала он собирался пригласить ее на ужин. И это, конечно, будет не трактир Птициных! Для первого рандеву он заранее присмотрел небольшой уютный ресторанчик на Тверской улице. Александр почему-то верил, что она примет предложение. Боялся другого. Ощущение духовной близости, возникшее при экстремальных обстоятельствах, легко может быть разрушено в обыденной обстановке. Они окажутся просто мало знакомыми людьми, которых ничто не связывает и даже сложно найти тему для разговора. И очень трудно будет выйти на узенькую тропинку, которая сможет потом соединить два очень далеких мира. А еще появился страх, что произойдет некое событие, которое сделает даже первое свидание невозможным. И вот во второй половине недели страхи материализовались.

Собрание ячейки снова состоялось на квартире Филина. На этот раз все пришли в своей привычной одежде, и можно было сделать некоторые выводы о классовой принадлежности бойцов революции. Как минимум трое из семерых принадлежали к состоятельному сословию. Один из них — элегантный седовласый мужчина, возможно, имел отношение к миру искусства. Даже его партийное прозвище — Белый перекликалось с псевдонимом известного поэта-символиста, хотя, скорее всего, было связано с седой шевелюрой. Сам Рахимов сменил привычную толстовку на офицерский френч, и даже как-то изменился внешне. Никогда Александр еще не видел патрона таким мрачным и сосредоточенным. А новость, которую он принес, прозвучала, словно гром среди ясного неба:

— Центр поручил нашей ячейке провести акцию по физическому устранению царицынского генерал-губернатора великого князя Петра Александровича. Она состоится в ближайшее воскресенье на Саратовском вокзале, после прибытия князя с царицынским поездом.

В наступившей тишине первым подал голос Белый:

— Теракт в Пасху! Бога побойтесь, господа!

— Предрассудки, товарищ Белый! Объект вряд ли пойдет навстречу вашим религиозным чувствам и перенесет приезд на более подходящее время.

Голос Рахимова звучал, как никогда, жестко. Некоторые члены ячейки, соглашаясь, закивали головами. Глист захихикал. Чувствуя отвращение, Александр повернулся в его сторону и увидел, что парня колотит истерика. По указанию Рахимова Филин отвел его на кухню и налил успокоительного.

За перипетиями последних недель Александр совсем забыл про наступающий праздник. Напоминание оказалось страшным! Один из самых любимых и почитаемых дней должен был совместиться с деянием, перед которым все предыдущие события показались детской игрой в казаки-разбойники.

«Сегодня же Великий четверг!» — вспомнил Александр, и все происходящее стало казаться мистической пародией на Тайную вечерю. За кадром которой всплывало пока еще скрытое тенью лицо Иуды.

Показав на плане, как должны будут расположиться участники группы, Рахимов каждому объяснил его задачу, и назначил назавтра сбор у вокзала для рекогносцировки на месте. Перед тем, как закончить собрание, поинтересовался. Какие будут вопросы?

— Шах, а почему именно этого князька хотят грохнуть? — поинтересовался коротко стриженый низкорослый крепыш в рабочей блузе, — Царицынские мужики его хвалят. Говорят толковый губернатор.

Ответ у Рахимова, похоже, был готов заранее:

— Потому и хотят, что такие толковые губернаторы опора царизма. А дураков, вроде Мишки Болтливого, нам с тобой товарищ Болт до поры беречь надо.

Услышав, что должен беречь ныне царствующего монарха, товарищ Болт грязно выругался, а Рахимов закрыл собрание. Перед уходом он раздал всем оружие. Александру достался дуэльный револьвер. Точная копия того, что он отправил на дно протоки. В голове даже промелькнула нелепая мысль, будто оружие, дав ему спокойно пожить лишние полтора месяца, вернулось обратно, исполнить свое предназначение.

Выйдя на улицу, все молча разошлись в разные стороны. Возможно, этого требовала конспирация, но у Александра еще с прошлого раза осталось ощущение, что взаимоотношения членов ячейки сложно назвать военным братством. Единственный человек, к кому он здесь испытывал симпатию и уважение был Рахимов.

«Но достаточно ли этого, чтобы стать соучастником в убийстве?»

Следующая ночь стала для Александра самой страшной в жизни. Алкоголь только усиливал обжигающий яд мыслей. Никогда еще проблема морального выбора не стояла перед ним так остро. То, что с легкостью совершали герои кинобоевиков и приключенческих сериалов, в действительности оказалось действием, глубоко противным человеческой природе. Он думал, что куда легче быть простым солдатом, получающим приказы и уверенным, что защищает отчизну. Политические идеи оказались слишком слабым мотивом для того, что должно было свершиться. Чтобы найти хоть какое-то оправдание, он попытался вспомнить бездомного у дверей Николаевского вокзала. Но вспыхнувший тогда благородный порыв защитить униженных и несчастных мало увязывался с хладнокровным политическим убийством. Тем более, что жертвой должен был стать человек, по общему мнению, многое делающий для вверенного его заботам региона. Все говорило за то, чтобы найти способ не участвовать, а может быть даже попытаться сорвать акцию, но внутри сознания звучал еще один безжалостный голос:

— Ты просто испугался и ищешь оправдания! Всегда и в любом, даже самом благородном деле, найдутся негативные стороны. Но настоящие люди, невзирая на это, идут выбранным путем. А ты хочешь предстать перед самим собой противником насилия, а на самом деле просто дрожишь за свою жалкую жизнь!

— Почему же она жалкая! — пытался защититься Александр.

— Так докажи, что это не так! Соверши поступок! — оппонировал невидимый собеседник.

Не сомкнув за эту ночь глаз, Александр приехал к месту сбора с опухшим лицом и раскалывающейся на куски головой. К назначенному времени собрались почти все, кроме Белого и Глиста. Первый появился через пять минут, сухо извинившись за опоздание. Второго уже перестали ждать, решив, что не придет. Но когда пошли в сторону вокзала, увидели, как Глист бежит через площадь с большим пакетом в руках.

— Вот, мужики, угощайтесь! — крикнул он, не успев отдышаться, и начал предлагать всем еще теплые пончики. На лице его отражалась причудливая смесь возбуждения, испуга, глупого детского счастья, и Александр вдруг почувствовал острую жалость к явно обделенному умом и прочими достоинствами парню. Глядя на остальных, он думал:

«Они все бояться не меньше тебя. У кого-то наверняка есть семьи. Но послезавтра все придут и выполнят то, что назначила им судьба.»

По дороге, Рахимов еще раз объяснил место и роль каждого.

Покушение должно было состояться в проходе под зданием вокзала, где соберутся встречать своего лидера члены московского отделения консервативной партии. Туда можно будет попасть через кассовый зал. В дверях наверняка будут дежурить два и ли три жандарма, но Рахимов и Болт пройдут, предъявив удостоверения прессы. Когда появиться князь, Рахимов через головы оцепление швырнет ему прямо под ноги бомбу. Дальше неизбежно возникнет паника. Толпа кинется через кассовый зал и наверняка снесет кордон. Но для подстраховки у касс, изображая зевак, будут дежурить Александр, Белый и еще два члена ячейки. В случае если Рахимова и Болта попытаются схватить, они должны будут открыть огонь по жандармам, а, может быть, и по переодетым в штатское агентам охранки. Напротив второго выхода из зала в двух припаркованных на площади автомобилях будут ждать Глист и Филин. Примерно в полутора километрах в одном из переулков на другой стороне Москвы реки машины бросят, и вся группа пересядет в микроавтобус.

В целом план казался осуществимым. Но слишком многое оставлялось на волю случая: — Сколько все-таки будет дежурить жандармов, как они поведут себя после взрыва? Выдержат ли нервы у участников акции?

Заняв отведенное ему место, Александр попытался вообразить, что здесь будет происходить после взрыва. Представил себя, стреляющего в какие-то безликие фигуры в шинелях. Получилось не очень убедительно. Вернувшись домой, он налил себе большую рюмку водки. Выпив, не раздеваясь, рухнул на кровать и провалился в похожий на обморок сон.

Сначала сознание летало где-то совсем далеко. Потом оно соединилось с телом в какой-то другой черно-белой реальности. Александр скитался по мрачным коридорам огромного здания. Навстречу то и дело попадались люди с одинаковыми лицами. Уставившись в одну точку не видящими вокруг глазами, они проходили мимо. Какие-то типы справляли в углах малую нужду, и желтые ручейки текли вдоль коридоров. Сделав очередной поворот, Александр оказался в маленькой комнате без мебели и окон. Помимо него там уже толкались несколько человек. Он сразу узнал среди них Рахимова. Патрон пытался выглядеть уверенным и веселым, но сейчас это у него плохо получалось. И тут Александр почувствовал, как деревянный пол под ногами начинает опускаться вниз, а из щелей между половицами выливаются фекалии. Пытаясь спастись, люди начали сильнее толкать друг друга. После чего пол стал проваливаться еще быстрее, выдавливая наверх отвратительную жижу. Понимая, что сейчас они все утонут, Александр сделал попытку спастись. Скользя по залитым нечистотами доскам, он сумел добежать до двери и выпрыгнуть наружу. Оказавшись вне комнаты, тут же вспомнил о тех, кто остался, но, когда обернулся, увидел на месте двери глухую стену.

Открыв глаза, он еще некоторое время находился где-то между двумя реальностями. Наконец, окончательно пробудившись, отправился на кухню и заварил себе крепкий чай. За окном закат раскрашивал крыши на другой стороне бульвара. За козырьками цветочных ларьков мелькали головы покупателей и гуляющей публики. Доносились бойкие голоса продавцов. Ничего уже не напоминали о побоище, которое произошло здесь несколько дней назад. Шла жизнь, безразличная к тому, что было вчера и не желающая заглядывать в завтра. Но для Александра именно день завтрашний заслонял все остальное, и в какой-то момент он вдруг понял пророческую аллегорию сна:

«Покушение обречено на провал, но ему дается шанс спастись. Возможно, только одному из всех.»

Однако, спасаться в одиночку, впрочем, как и гибнуть со всеми, Александр не хотел! Взяв листок, он написал кроткое письмо Рахимову, где сообщил, что отказывается принять участие в акции. Кроме того, не называя конкретных участников, анонимно донесет в полицию о месте и времени покушения.

Делать это Александр, конечно, не собирался, но надеялся, что угроза заставит Рахимова отменить теракт. Он хорошо понимал, что получив такое послание, его не только обвинят в предательстве, но еще и вынесут приговор. Однако, сменить одну угрозу на другую, сейчас было даже морально легче. Меньше становилось поводов обвинять себя в трусости. Сначала он хотел дописать, что считает себя вправе применить оружие только в случае, если смертельная опасность будет угрожать ему или близким людям, или же придется принять участие в боевых действиях, когда моральная ответственность ложится на отдавшее приказ государство. Но потом решил, что это будет излишним. Его оправдания никому не нужны и не интересны!

Запечатав конверт, он вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего дня. В холодильнике обнаружилась картошка и мясные консервы. Но этот продукт он отверг, решив, что постарается соблюдать пост, хотя бы в последний вечер. Появилось странное ощущение, что именно сейчас, впервые с той февральской ночи на набережной, он начинает возвращаться в нормальную жизнь.

Проснувшись следующим утром, Александр первым делом отправился на Садовое, где в магазине «Для путешествующих господ» купил небольшой дорожный саквояж. Собрав то немногое, чем успел обзавестись из белья и одежды, он покинул квартиру. На вопрос консьержки ответил, что уезжает на несколько дней, погостить на Пасху у родственников. Пройдя пешком в сторону Таганки, он добрался до небольшого частного пансиона на улице Покровка, где снял комнату на двое суток. Оставив там вещи, вернулся на Садовое и доехал на трамвае до Новослободской улицы.

На счастье Филина удалось застать дома. Увидев Александра, он почему-то испугался. Когда же ему вручили конверт и велели срочно передать Рахимову, даже вздохнул с облечением.

— Эй, а что случилось! — крикнул он, уже спускавшемуся по лестнице Александру. Не оборачиваясь, тот крикнул, что не может пока ничего сказать, и, выйдя из подъезда, очень быстро пошел в толпе в сторону центра города. С этой минуты он становился для бывших товарищей врагом и объектом преследования.

 

Глава 13

Уснул Александр под перезвон колоколов, возвестивших о начале крестного хода. Проспав ночь сном младенца, поднялся с постели со счастливым ощущением праздника. Словно и его судьбу затронуло сейчас чудесное Воскрешение Господне. В холодильнике на крохотной кухне ждали купленные накануне кулич, творожная пасха и бутылка кагора. В первый раз ему приходилось встречать Светлое Воскресенье не в кругу близких, но за последние полтора месяца Александр начал привыкать к одиночеству, и даже находил в нем свои плюсы. К тому же, в это утро не оставляла уверенность, что теперь судьба выправляет пути свои и делает поворот в правильном направлении. Омрачало праздник только крушение всех планов обустройства личной жизни. Человек, над которым повис приговор революционеров, не имел право с кем-то связывать свою судьбу.

По поводу своих дальнейших действий, Александр уже все продумал. Сегодня вечером он отправится в Петроград, но сядет на поезд только в Твери. Рахимов наверняка решит, что предатель попытается завладеть партийной кассой из ячейки камеры хранения. Поэтому на Николаевском вокзале его с большой вероятностью будут ждать. Ну, а в Петрограде искать его вряд ли кто-то будет. Там он снимет комнату в недорогом пансионе в пределах Обводного канала и попытается устроиться на работу в какое-нибудь торговое представительство или коммерческое товарищество по морским перевозкам. Как человек с образованием, к тому же владеющий английским и французским, он волне мог на это рассчитывать. Подстраховкой на первое время были пятьсот с лишним рублей, оставшиеся от гонораров за революционную деятельность. А дальше начнется довольно скучная и аскетичная жизнь. Днями он будет работать. По вечерам гулять по Невскому, заходя на набережные Фонтанки или Екатерининского канала. Выходные посвятит изучению технической литературы, делая упор на компьютеры. Тратить будет только необходимый минимум, все оставшееся пойдет в фонд начального капитала для переселения в Маньчжурию. Будущее пока вырисовывалось не очень четко, но все-таки это был вполне реальный план, где многое зависело не от слепой удачи или воли других людей, а от его старания и упорства.

За размышлениями и весьма приземленными мечтами закончился праздничный кулич и добрая половина бутылки. Посмотрев на часы, Александр начал собираться. Перед тем, как вызвать междугороднее такси, решил послушать последние известия. Просто так, чтобы убедиться, что ничего страшного в это утро не произошло.

Новость номер один буквально обрушилась на него с экрана крохотного дальновизора. Диктор, наверное, не в первый раз, взахлеб рассказывал о неудавшемся покушении на великого князя. Террористы хотели осквернить своей акцией Светлое Воскресение, но, благодаря промыслу божьему и личному телохранителю князя, их планы сорвались. Бывший офицер Дикой дивизии отставной поручик Измаилов поймал налету и отбросил в сторону брошенную в его патрона бомбу. Взорвавшись, она ранила трех жандармов из оцепления и самого телохранителя. Великий князь не пострадал. А вот все террористы были уничтожены агентами охранного отделения.

На экране стали появляться фотографии участников акции, судя по всему взятые из полицейских архивов. Рахимов на фото улыбался, Глист выглядел совсем мальчишкой, Болт почему-то был острижен наголо (видимо показали снимок из его тюремного прошлого). Не было только фотографии Филина. Возможно, его спасло то, что он ждал за рулем машины. Но ведь то же самое делал и Глист? Однако, куда важнее сейчас было другое:

«Рахимов не отменил акцию, хотя и получил письмо с угрозой доноса!»

Сначала Александр никак не мог это понять. Уставившись в экран, он, словно разговаривая с собеседником, вопрошал «Почему?». Но потом яркой вспышкой пришло прозрение:

«Все очень просто — Филин агент охранки!»

Правда оставалось непонятным, что покушение, о котором было известно заранее, почти удалось, и князя спасла лишь отличная реакция телохранителя. Но и этому легко можно было найти объяснение. Кто-то в высших эшелонах власти вел двойную игру, и смерть возможного претендента на престол входила в его планы.

Чувствуя, как в душе нарастает отвращение к этому миру, Александр начал читать молитву об упокоение душ убиенных. Перед глазами проплывали лица людей, которых он еще недавно видел живыми. Но потом проснулся инстинкт самосохранения, и он стал вспоминать, что успел выболтать про себя Филину, когда они распивали бутылку на его кухне.

Вроде бы, Бог тогда предостерег от глупости, и ничего, позволяющего охранке выйти на след, он не сообщил. Даже адрес квартиры на Цветном не сказал. Наверняка и Рахимов, из соображений конспирации, не давал лишней информации рядовым бойцам ячейки. И тут в голову пришла мысль, вряд ли достойная человека высокой морали, но вполне естественная для мира, в котором приходится жить:

«А ведь теперь ты единственный, кто знает о саквояже на Николаевском вокзале!»

Преодолев последние колебания, он оделся и вышел на улицу. После того, что произошло, не было никакого желания возвращать деньги властям, и Александр твердо решил, что найдет им более лучшее применение.

В дверях вокзала дежурил усиленный полицейский патруль. Стараясь не цепляться ни за кого взглядом, он прошел мимо. Спускаясь по ступеням к камерам хранения, резко обернулся, но не заметил ничего подозрительного. Саквояж стоял на своем месте. Забрав его, Александр вышел на пригородные платформы и смешался с толпой, выходящей из клинского поезда. Только оказавшись у себя в номере, раскрыл саквояж, пересчитал деньги и убедился, что вся сумма на месте. Разместив купюры во внутренних карманах своего нового вельветового пиджака, он снова отправился в город.

Работающее в праздник дежурное отделение банка удалось найти только у Таганской площади. В небольшом зале за пластмассовой стойкой посетителей принимали три сотрудницы, одетые в традиционные для учреждений белые блузки и черные длинные юбки. Отстояв небольшую очередь, он сел напротив одной из барышень. Услышав о том, что посетитель хочет перевести девять тысяч на счет дворянской опеки одного из округов Москвы, она понимающе закивала. Видимо решила, что это частная благотворительная акция по случаю Пасхи. Закончив с этой операцией, Александр завел пластиковую карточку, предъявив свой настоящий паспорт, и положил на нее половину оставшейся суммы.

Вернувшись в пансион, он отправил сообщение на телефонный номер предводителя окружного дворянского собрания барона фон Берга. Поздравив его с праздником, попросил поступившие на счет опеки деньги принять в зачет долга Чангарова. Для верности, привел номер квитанции перевода. Через полчаса получил от добрейшего Алексея Карловича ответное сообщение:

«Александр, это Вы?!».

Подавив искушение признаться, Александр вынул и спустил в унитаз карточку телефона, который еще недавно служил для экстренной связи с Рахимовым. Туда же отправился и паспорт мещанина Сысоева. С революционной деятельностью было покончено. Но вот, что делать дальше, он снова не знал. Изменившаяся ситуация опять вносила коррективы. И теперь уже планы обустроить личную жизнь ни казались неосуществимыми.

Промучившись в сомнениях до вечера, он спустился к консьержке и попросил вызвать такси до Пятницкой. Уже в машине постарался мысленно представить, как скажет Анне, что он на четвертом десятке лет собирается, а вернее вынужден, начинать с чистого листа. Для этого у него есть некоторый капитал, накопленный опыт и, главное, решимость построить свое будущее более правильно и успешно. Но очень не хочется вступать в новую жизнь в одиночестве!

«А еще надо будет добавить, что несколько дней назад судьба не случайно свела их вместе. Он верит в это, и просит разделить с ним радости и тяготы предстоящего пути. При этом клянется, приложить все усилия, чтобы радостей было гораздо больше, чем тягот.»

Речь была почти отрепетирована, но когда он зашел в трактир Птициных и увидел Анну, все слова вылетели из головы. Она исполняла на скрипке чардаш. Заметив его, сбила такт, но потом заиграла радостнее и быстрее. Лицо девушки, которое кто-то мог бы назвать заурядным, в этот момент стало по-настоящему красивым. Они снова смотрели только друг на друга, и это была уже не игра воображения…

 

Эпилог

Прошло три года. Прыгая по ухабам сельской дороги, старенький знавший не одного хозяина «Уралец» вывез их на берег реки и остановился метрах в пятидесяти от заброшенной усадьбы. Дальше дорога заросла травой выше человеческого роста, и Александр побоялся, что посадит машину на брюхо.

— Вот оно твое родовое гнездо? — весело поинтересовалась Анна, выпрыгнув из кабины.

— Оно самое! — мрачно подтвердил Александр. Он слишком долго ждал и даже видел во сне этот момент. А теперь, вместо горячей волны ностальгии, чувствовал только усталость после долгой дороги и видел перед собой тронутое тленом давно заброшенное строение.

— И как же мы тут поселимся? — уже озабоченно протянула супруга.

— Да пока никак. Флигель обживать начнем.

Приминая траву, они пошли к домику, пристроенному к правому крылу особняка. Отодрав гвоздодером приколоченные накрест доски, Александр шагнул внутрь. Запах здесь был тяжелый застоявшийся, но в голове промелькнуло, что в трущобах Харбина пахло гораздо хуже.

— Саш, ты мне веник сделай, а уже потом будешь воспоминаниям предаваться! — скомандовала, заглянув в дверь, Анна.

— Слушаюсь! — буркнул Александр и отправился выполнять указание.

Обеспечив жену импровизированной метлой, он пошел с топором и гвоздодером вокруг флигеля, снимать деревянные щиты с окон. Потом начал перетаскивать вещи.

Вечером, приведя в жилой вид коридор кухню и одну из комнат, они сели отдохнуть на открытой веранде. Анна согрела на переносной газовой плитке чай и сделала целое блюдо бутербродов. Вытянув уставшие за день ноги, Александр смотрел на торчащие над травой ветки яблонь. Пытался вспомнить, как выглядел сад раньше. И вдруг с глаз словно упала пелена. Окружающий пейзаж наполнился непонятной стороннему наблюдателю теплотой, и вокруг весело закружились ожившие образы из детства.

— В Харбине сейчас, наверное, жарища! — прервала его воспоминания супруга.

— Да нет, там пока еще ночь. К утру похолодает, ну а потом, конечно, начнется.

Ответив ей, Александр тут же представил прокаленные безжалостным солнцем улочки китайского мегаполиса, и ощутил прохладу майского вечера, как настоящее блаженство.

— Смотри, Саш, у нас гости! — сказал Анна с некоторым испугом, и показала на дорогу.

«Руслан» — внедорожник остановился рядом с их «Уральцем». Вышедшего из него пожилого солидного мужчину по внешнему виду можно было принять за зажиточного крестьянина или купца третьей гильдии. Подойдя к веранде, он степенно поздоровался. Александр, выйдя навстречу, пожал ему руку и сообщил, что он новый хозяин имения. Услышав фамилию Чангаров, гость неожиданно оживился:

— А вы Николаю Ивановичу Чангарову не родственник будете?

Узнав, что Александр его внук, он обрадовался еще больше:

— Помню, помню дедушку вашего! Я под его началом в нашем земельном товариществе письмоводителем начинал. А теперь вот, сам до председателя дослужился!

Разговор продолжили на веранде. Прихлебывая чай, гость обстоятельно расспрашивал хозяина о его планах. Узнав, что Александр собирается строить теплицы, идею одобрил. Лето в этих местах было коротким, огурцы и помидоры в открытом грунте росли плохо, и на рынке за них давали хорошую цену. А вот на счет разведения шампиньонов он сильно засомневался. Хотя потом признал, что дело это новое. И кто его знает!

Кончилась беседа тем, что Александр написал на листе бумаги просьбу принять его в земельное товарищество. Гость заверил, что в ближайший вторник на правлении заявление обязательно рассмотрят, и внуку Николая Ивановича, скорее всего, отказа не будет.

Облокотившись на перила веранды, они смотрели как его «Руслан», поднимая пыль, спускается к реке. Как машина переезжает на другой берег и удаляется в сторону леса, за который уже зацепилось огненным краем закатное солнца. К вечеру воздух становился все прохладней. Сняв висевший на стуле плед, Александр накинул его на плечи супруги. Потом, обняв ее, прошептал на ухо:

— Ну вот, Анька, мы и вернулись!