– Ваша милость, прибыл капитан Мэндел, – тихо сказал Джеймс МакГиннес.

Хонор с чувством виноватого облегчения оторвалась от консоли. Из двадцати одного часа, прошедших после бойни на мостике, она спала всего лишь несколько, да и то урывками, и всё ещё писала личные письма семьям погибших. Письмо, которое она уже написала семье Саймона Маттингли, было достаточно тяжелым; но то, которое она писала сейчас, для родителей Тимоти Меарса, было гораздо тяжелее.

МакГиннес стоял в открытом люке кабинета, примыкавшего к каюте Хонор, и его лицо было столь же осунувшимся, как и у неё. Он уже более шестнадцати лет дружил с Саймоном Маттингли, а Тимоти Меарс был почти что его младшим братом. «Всё командование Восьмого Флота ошеломлено случившимся, но для некоторых, – подумала Хонор, – это намного более личное дело, чем для других».

– Пожалуйста, Мак, просите капитана войти.

– Слушаюсь, мэм.

МакГиннес исчез, а Хонор сохранила то, что уже успела написать родителям Меарса. Когда она это делала, её взгляд упал на чёрную перчатку на левой руке – перчатку, скрывающую разорванную последнюю фалангу указательного пальца – и снова почувствовала ужасное, рвущее душу ощущение боли, которую не имела времени почувствовать тогда, когда убивала юного многообещающего лейтенанта, так много значившего для неё.

Кто-то откашлялся и Хонор снова подняла голову.

– Капитан Мэндел, ваша милость, – хрипло представился стоящий почти в самом дверном проёме крупный, широкоплечий офицер. Под его левый погон был засунут чёрный берет, спина была пряма, как будто он проглотил палку. Он и стоящая подле него чуть более высокая стройная женщина носили эмблемы Разведуправления Флота. – А это, – Мэндел указал на свою спутницу, – коммандер Саймон.

– Заходите, капитан, коммандер. – Хонор указала на кресла, стоявшие перед её столом. – Присаживайтесь.

– Благодарю вас, ваша милость, – поблагодарил Мэндел. Саймон – Хонор ощутила, что в ней что-то дрогнуло, так как фамилия коммандера разбередила её чувство утраты – ничего не сказала, лишь учтиво улыбнулась и дождалась, пока не сел Мэндел. После этого она тоже уселась, расчётливо и аккуратно.

Хонор задумчиво оглядела посетителей, изучая их эмоции. «Они представляют любопытный контраст», – решила она.

Эмоции Мэндела были столь же бескомпромиссны, как и его телосложение. Он излучал бульдожью ухватистость, но в его эмоциях не было и следа гибкости или уступчивости. Сосредоточенный, усердный, непреклонный… все эти эпитеты были к нему приложимы, хотя Хонор всё же испытывала ощущение, что он был грубым орудием. Молотом, а не скальпелем.

Но вот Саймон… Чувства Саймон весьма отличались от их внешнего проявления. Саймон выглядела почти бесцветной – светловолосая, с цветом лица почти столь же бледным, как и у самой Хонор, и с необычайно утомлённо выглядящими голубыми глазами – а её движения казались неуверенными в себе, почти робкими. Но под этой внешностью скрывалась уравновешенная, схожая с древесным котом охотница. Гибкий ум, в сочетании с активной любознательностью и странной комбинацией абстрактной сосредоточенности любителя головоломок и пыла крестоносца.

«Из этой парочки, – решила Хонор, – Саймон определённо более опасна».

– Итак, капитан, – сказала она в следующее мгновение, скрещивая руки на столе, – чем могу служить вам с коммандером?

– Ваша милость, несомненно, что в Адмиралтействе – а также в правительстве в целом – очень озабочены случившимся, – сказал Мэндел. – Наши отчёты будет просматривать лично адмирал Гивенс и я получил указание проинформировать вас, что Её Величество тоже будет их получать.

Когда он сделал паузу, Хонор молча кивнула.

– Коммандер Саймон представляет контрразведку, – продолжал Мэндел. – А моя специальность – уголовный розыск, что означает, что я буду возглавлять следствие.

– Во главе становится уголовный розыск? – Хонор сумела сдержать изумление в голосе, однако глаза её насторожились.

– Ну, ясно, что произошедшее здесь представляет собой значительное нарушение безопасности, – ответил Мэндел. – На коммандера несомненно возлагается обязанность определить, как именно это произошло. Однако в подобных случаях обычно наиболее эффективно сначала позволить поработать опытному следователю по уголовным делам. Мы знаем, что и как искать, и зачастую способны обнаружить моменты, когда в поведении злоумышленника появляются отклонения. – Он пожал плечами. – Имея на руках информацию, способную указать им, когда злоумышленник был впервые завербован, ребята из контрразведки могут сделать всё остальное.

– Злоумышленник, – повторила Хонор. Собственный голос показался ей бесцветным.

– Да, ваша милость. – Мэндел испытал замешательство от замечания Хонор и она чуть улыбнулась.

– Лейтенант Меарс, – тихо произнесла она, – почти целый стандартный год состоял при моём штабе. Он был исполнительным, ответственным, добросовестным молодым человеком. Если бы он остался в живых, то, я уверена, достиг бы высоких чинов и с честью исполнял бы свои обязанности. Теперь он не сможет этого сделать, потому что я его убила. Капитан, я была бы вам очень признательна, если бы вы вместо слова «злоумышленник» подобрали для него другое определение.

Мэндел посмотрел на неё, и в его голове что-то щелкнуло. Хонор могла это ощутить, пощупать его чувство «А, так вот оно что!», когда он понял – или думал, что понял – с чем имеет дело.

– Ваша милость, – с сочувствием произнёс он, – это вполне обычно, особенно сразу после подобного происшествия, когда тяжело признать, что человек, которого вы знали, любили и которому доверяли, был не таким, как вы полагали. Я уверен, что вы ощущаете вину за смерть «добросовестного молодого человека», которого вы убили. Однако вы убили его защищаясь, и это должно было послужить для вас доказательством того, что он был не тем человеком, которым вы его считали.

Глаза Хонор сузились и она услышала тихое свистящее шипение Нимица.

– Капитан Мэндел, – ещё тише сказала она, – вы читали мой личный доклад о случившемся или нет?

– Разумеется, ваша милость. Его копия находится у меня здесь. – Мэндел стукнул по висящему на его поясе микрокомпьютеру.

– В таком случае вы должны знать, что лейтенант Меарс не отвечал за свои поступки, – решительно заявила Хонор. – В этом преступлении он не был «злоумышленником», он был его первой жертвой.

– Ваша милость, – терпеливо сказал Мэндел, – я на самом деле читал ваш отчёт. Он хорошо написан. Кратко и по сути. Однако же, вы боевой офицер. Вы командуете кораблями и водите в бой флоты, и всё Звёздное Королевство знает, как прекрасно вы это делаете. Но вы не следователь уголовного розыска. А я – да и, хотя я не подвергаю сомнению ни единый из фактов, изложенных в вашем отчёте, боюсь, что ваш вывод относительно того, что лейтенант Меарс находился под каким-то принуждением, не имеет никакого смысла. Он совершенно не подтверждается фактами.

– Прошу прощения? – почти нормально спросила Хонор, хотя правый уголок её рта начал слегка подёргиваться.

– Ваша милость, – Мэндел вероятно даже не подозревал о собственном чувстве настойчиво самоуверенного превосходства в отношении своей специальности, но Хонор знала это точно, – в вашем докладе вы отметили, что лейтенант Меарс пытался сопротивляться некоему принуждению всё то время, пока он расстреливал людей, в том числе и вашего личного телохранителя. Однако, боюсь, этот вывод ошибочен – в этом заключении я основываюсь как на двух основных моментах на результатах наблюдения и логике.

Во-первых, я просмотрел все записи видеонаблюдения с флагманского мостика и не заметил ни малейших признаков колебания с его стороны. Во-вторых, действия по принуждению потребовали бы значительной психокоррекции, если бы он действительно был тем человеком, которым вы его считаете.

Для участника столь кровавого и совершенно неожиданного инцидента, как этот, вполне обычно ошибаться в своих наблюдениях. И, боюсь, еще обычнее, когда свидетель не желает – по совершенно понятным, человеческим причинам – верить тому, что случилось, или почему оно случилось. Однако видеозаписи избавлены от этой необъективности, и они демонстрируют лишь целенаправленные, умышленные, контролируемые и решительные действия со стороны Меарса.

Что касается психокоррекции, то это попросту невозможно. Лейтенант Меарс, как и все королевские офицеры, прошел стандартную обработку по противодействию наркотическим веществам и психокоррекции. Не то, чтобы её было совершенно невозможно преодолеть или обойти, но это сложно. И, даже если забыть про это, психокоррекция требует времени, ваша милость. Достаточно длительного. А мы можем проследить практически каждый момент жизни лейтенанта Меарса за последний стандартный год. Само собой, неучтённые периоды времени, достаточно долгие для того, чтобы лейтенант мог быть подвергнут принудительной психокоррекции для выполнения подобного деяния, отсутствуют.

Капитан-следователь печально покачал головой.

– Нет, ваша милость. Я понимаю, что вы желаете верить лучшему об офицере, к которому были так привязаны. Однако единственным объяснением случившегося является то, что он был, причём уже в течение некоторого времени, агентом разведки хевов.

– Это нелепо, – категорично возразила Хонор. Лицо Мэндела напряглось, его чувство профессионального превосходства стало перерождаться в гнев, а Хонор наклонилась в кресле вперёд. – Если бы лейтенант Меарс – Тимоти, – она умышленно назвала по имени погибшего офицера, – действительно являлся хевенитским агентом, он был бы намного ценнее в качестве шпиона, а не убийцы. Как мой флаг-лейтенант, он имел доступ практически ко всей наиболее важной и секретной информации всего Восьмого Флота. Он был бы бесценным источником сведений, и хевениты никогда бы не пожертвовали такой фигурой для подобной попытки убийства.

Кроме того, капитан, я не заявляла в своём докладе, что «полагаю», что он действовал по принуждению; я заявила, что он действовал по принуждению. Это – не изложение впечатления. Это – изложение факта.

– При всем моем уважении, ваша милость, – сухо произнёс Мэндел, – мой собственный анализ видеозаписей не подтверждает данный вывод.

– Моё наблюдение, – Хонор умышленно акцентировала существительное, – не основывалось на анализе увиденного.

– Чувства и инстинкты – плохая основа для уголовного расследования, ваша милость, – ещё суше произнёс Мэндел. – Я занимаюсь этим почти пятьдесят стандартных лет. И, как я уже объяснил вам на основании этого опыта, для человеческих эмоций нормально оказывать влияние на интерпретацию подобных событий.

– Капитан, – дрожь в уголке рта Хонор стала более заметной. – вы знаете о том, что я была принята древесным котом?

– Разумеется, ваша милость, – Мэндел явно пытался сдержать свой темперамент, однако голос его был чуточку напряженным. – Об этом все знают.

– И вы знаете о том, что древесные коты – эмпаты и телепаты?

– Я читал кое-что об этом, – ответил Мэндел и Хонор ощутила, как накал её собственных эмоций скакнул на уровень выше. Определённо, капитан был одним из тех людей, которые, несмотря на очевидное, продолжали отрицать идею о полной разумности древесных котов.

– Они в действительности телепаты и эмпаты, а ещё они очень умны, – сказала Хонор капитану. – Именно поэтому Нимиц оказался в состоянии ощутить, что испытывал лейтенант Меарс в последние мгновенья своей жизни.

Она раздумывала – недолго – не сообщить ли Мэнделу, что она и сама ощущала эмоции Меарса, лично и непосредственно, однако немедленно отбросила искушение. Если он достаточно зашорен, чтобы отвергнуть все последние научные доказательства разумности и способностей древесных котов, то расценит любого человека, настаивающего на том, что он обладает эмпатическими способностями, как несомненно сумасшедшего.

– Капитан Мэндел, Нимиц знает. Он не подозревает и не думает, он знает, что Тимоти отчаянно пытался не делать того, что делал. Что он был напуган собственными действиями, но не мог их остановить. А это, заявляю вам, является точным определением человека, действующего под принуждением.

Мэндел смотрел на неё и Хонор ощущала его неверие в то, что кто-то мог предполагать, что он позволит свидетельствам какого-то животного, пускай и чрезвычайно умного, повлиять на ход его расследования.

– Ваша милость, – наконец произнёс он, – я пытаюсь учитывать вашу несомненную душевную привязанность к лейтенанту Меарсу, однако я должен не согласиться с вашими выводами. Что касается его ценности в качестве источника информации, я, разумеется, подчинюсь мнению контрразведчиков коммандера Саймон. Однако, с моей собственной точки зрения, учитывая насколько успешны были действия Восьмого флота, кажется очевидным, что вы являетесь прекрасной целью для убийства. Мы знаем, что хевы не стесняются идти на убийство, а ваша смерть явилась бы значительным ударом по морали Звёздного Королевства. По моему мнению, похоже, разведка хевов сочла, что ваше убийство будет даже более ценным, чем любая важная информация, которую мог передать им лейтенант Меарс.

Что касается свидетельств вашего кота, боюсь, что я не могу позволить им опровергнуть мой личный анализ видеозаписей, не подвластных эмоциям или субъективизму. И на этих записях у лейтенанта Меарса не наблюдается абсолютно никаких признаков колебания с того самого момента, как он завладел оружием вашего телохранителя.

И последнее. Как я уже отметил, – закончил он с опасной подчёркнутой настойчивостью, – лейтенант попросту не пропадал из виду на время, достаточно долгое для проведения психокоррекции.

– Капитан, – сказала Хонор, – должна ли я, исходя из того, что вы только что произнесли, заключить, что вы не верите в то, что эмпатия древесных котов действительно позволяет им ощущать эмоциональное состояние находящихся в их присутствии людей?

– Я недостаточно сведущ в этом предмете, чтобы составить о нём своё мнение, ваша милость, – ответил Мэндел, однако Хонор ощутила правду, скрывающуюся за этой отговоркой.

– Нет, вы в это не верите, – прямо заявила Хонор и его глаза вспыхнули. – Также, – продолжила Хонор, – вы не желаете рассмотреть даже умозрительную возможность того, что Тимоти Меарс действовал против своей воли. Это означает, капитан Мэндел, что вы совершенно бесполезны для дальнейшего расследования.

Мэндел отшатнулся в кресле, его глаза потрясенно расширились, и Хонор слегка улыбнулась.

– Вы освобождаетесь от полномочий по ведению этого расследования, капитан, – тихо сказала она ему.

– Вы не можете этого сделать, ваша милость! – яростно возразил Мэндел. – Это расследование РУФ. Оно находится вне ваших полномочий!

– Капитан, – Хонор ледяным тоном подчеркнула его чин, – вам не следует состязаться со мной в крутизне. Поверьте. Я сказала, что вы отстранены, и вы отстранены. Я проинформирую Восьмой Флот о том, что вы не располагаете никакими полномочиями, и отдам распоряжение никоим образом не сотрудничать с вами. А если вы не захотите принять моё решение, то я лично отправлюсь на Мантикору, чтобы обсудить это с адмиралом Гивенс, адмиралом Капарелли, графом Белой Гавани и – если потребуется – с самой королевой. Вы меня ясно поняли, капитан?

Мэндел уставился на неё, затем обмяк в своём кресле. Он не произнёс ни слова но, поскольку Хонор ощущала его эмоции, она знала, что он буквально не мог этого сделать.

Она ещё мгновение держала его под прицелом ледяных карих глаз, а затем повернулась к коммандеру Саймон. Коммандер была почти столь же ошеломлена, как и Мэндел, но уже начинала приходит в себя.

– Коммандер Саймон.

– Да, ваша милость? – Саймон обладала приятным меццо-сопрано, намного более тёплым, чем её невыразительная внешность, отметила Хонор.

– Согласно данных мне полномочий, вы принимаете руководство над проведением этого расследования до тех пор, пока и если адмирал Гивенс не назначит замену для капитана Мэндела.

– Ваша милость, – осторожно сказала Саймон, – я не уверена, что в моей цепочке командования вы располагаете полномочиями, чтобы отдавать мне такие приказания.

– Если вы настаиваете, тогда я предлагаю, чтобы вы приняли это временно, выразив протест, если пожелаете, до тех пор, пока ситуация не будет урегулирована лицом, которое, как вы знаете, является вашим командиром, – холодно произнесла Хонор. – Поскольку если вы этого не сделаете, то никакого расследования не будет до тех пор, пока с Мантикоры не прибудет совершенно новая группа следователей. Я не позволю капитану Мэнделу руководить расследованием. Ясно?

– Да, ваша милость, – быстро ответила Саймон.

– Очень хорошо, коммандер. Приступайте.