Вице-адмирал Шэннон Форейкер стояла в шлюпочной галерее, заложив руки за спину, и смотрела сквозь идеально прозрачный вакуум отсека на неподвижные звезды. К замершему в швартовочных захватах боту уже выдвинулась труба переходного туннеля, поползли рукава сервисных систем. Шэннон расправила плечи и чуть выпрямилась, почетный караул принял стойку «смирно».

Огоньки на ближнем конце туннеля мигнули, поменяв цвет с красного на желтый – нейтральное положение, – а затем на ярко-зеленый, означавший, что герметичность не нарушена, давление в норме. Затем люк открылся, и засвистели пронзительные боцманские дудки, к звуку которых она так и не смогла привыкнуть.

– Прибыл Военный министр! – объявили по внутренней связи, и через люк под звуки дудок шагнул коренастый каштанововолосый человек, одетый в адмиральский мундир. Почетный караул вытянулся в струнку. И адмирал Форейкер тоже. Прибывший отсалютовал капитану корабля флота республики Хевен «Властелин космоса».

Капитан Патрик М. Ройман четко ответил на салют. При своих ста девяноста с лишним сантиметрах роста Ройман был на полголовы выше гостя, и Форейкер казалось, что внешне из них двоих капитан должен был смотреться более внушительно, несмотря на то, что волосы его уже начали медленное отступление к макушке. Но почему-то не смотрелся. И дело было не в том, что в капитане была некая слабость – человек, назначенный капитаном головного корабля новейшего, самого мощного класса супердредноутов республиканского флота, как ни крути, не может быть слабаком. Просто для всего военного флота в целом и для каждого участника операции «Болтхол» в частности, Томас Тейсман был больше чем человек. Он стал чуть ли не иконой.

Еще лет шесть-семь назад Шэннон Форейкер и не заметила бы таких оттенков. Она ведь на удивление долго не замечала жестокую реальность военной службы при Робе Пьере и Госбезопасности. По крайней мере, пока сама не столкнулась лицом к лицу с уродливой действительностью. Когда она осознала, что её заставили стать невольным соучастником зверств Госбезопасности, пришли унижение и стыд, и это навсегда изменило мир Форейкер. Талантливый, аполитичный фанат техники и технологии, она хотела просто выполнять свою работу, но оказалось, что патриотизм и честь несовместимы с властью Госбезопасности. Она видела, как адмирала, которому она доверяла и которого уважала, довели до грани мятежа; видела, как её бывшего капитана, которого она уважала еще больше, фактически подвели к государственной измене, ибо его честь не могла снести дальнейших посягательств. Она и сама была в одном шаге от тюрьмы или казни.

Все это надо было пережить и осмыслить – чтобы для нее стало возможным применить свои таланты, благодаря которым она стала выдающимся тактиком Народного Флота, для решения задач, не входивших в её служебные обязанности… в результате чего и она, и адмирал Турвиль, и адмирал Жискар до сих пор живы. Но вряд ли то, что она тогда сделала, предотвратило бы неминуемую драматическую развязку, если бы не Томас Тейсман.

Она не знала Тейсмана лично до свержения Оскара Сен-Жюста, но с тех пор, как они познакомились, с каждой встречей он каким-то непонятным образом выглядел всё внушительней. По мнению Форейкер, он относился к горстке избранных: немногочисленной группе старших офицеров, настоящих кадровых военных, которые умудрились сохранить понятия долга и чести, чего бы ни требовали от них политические вожди. Что ещё более важно, именно он восстановил честь Флота. Да, командовали действующими флотами республики Лестер Турвиль и Хавьер Жискар, но именно Томас Тейсман сделал это возможным. И именно он вернул офицерам и рядовым чувство собственного достоинства. Заставил вспомнить, что они в свое время решили надеть мундиры потому, что верили во что-то, а не потому, что убоялись власти террора и перспективы расстрела, если они откажутся встать на её сторону.

Он возродил прежний военный флот, сделал его своим союзником в защите восстановленной Конституции, исходя из представлений самого флота о чести и долге, а также очистил его знамя от скверны, которой запятнала его Госбезопасность. И, помня о том, что он вернул флоту ощущение великой цели, чувство верности долгу, возможность защищать правое дело, флот без колебаний последовал бы за ним хоть во врата ада.

И Шэннон Форейкер тоже.

– Разрешите подняться на борт, сэр? – официально спросил военный министр, когда пересвист дудок наконец смолк.

Капитан Ройман коротко кивнул.

– Добро пожаловать на борт «Властелина», сэр! – ответил он звучным голосом. – Счастливы снова видеть вас на борту, – добавил он тише, более неофициальным тоном.

– Счастлив снова вернуться, Пат, – ответил Тейсман, крепко пожимая протянутую ему руку. – Вот только очень бы хотелось, чтобы вы были поближе к Новому Парижу, а то я не могу выбираться сюда чаще чем три-четыре раза в год.

– И нам бы хотелось того же, сэр, – заверил его Ройман.

– Что ж, – сказал военный министр, с одобрением оглядывая безупречную шлюпочную галерею, – возможно, мы что-нибудь придумаем.

– Простите? – Капитан недоуменно склонил голову. Тейсман усмехнулся, хотя по лицу проскользнуло нечто другое – возможно даже тень беспокойства.

– Не берите в голову, Пат. Обещаю, я все объясню до отъезда в столицу. А пока нам с адмиралом Форейкер надо кое-что обсудить.

– Разумеется, сэр, – почтительно ответил Ройман и отступил на шаг назад, а Тейсман повернулся, протягивая руку Шэннон.

– Адмирал, – поздоровался военный министр. Шэннон улыбнулась.

– Адмирал, – повторила она, прекрасно зная, что он предпочитает это обращение.

Он воспринимал себя в первую очередь как Главнокомандующего Флотом – то есть действующего офицера, а не просто политика. Глаза Тома заблестели. После крепкого рукопожатия она лукаво склонила голову.

– Я вообще-то планировала пригласить всех в офицерскую столовую на коктейль по случаю вашего прибытия, – сказала она, – но ни одного керамобетонного пункта в моих планах нет. Должна ли я – с учетом сказанного вами – отложить наши торжества, чтобы вы могли поподробнее рассказать мне, что вас сюда привело?

– Вообще-то я бы предпочел, чтобы именно так вы и сделали, если это не доставит людям лишних неудобств, – сказал Тейсман, и она пожала плечами.

– Как я уже сказала, у нас нет никаких незыблемых планов, сэр. Мы понятия не имели о целях вашей нынешней поездки, так что никакой срочности, никаких расписаний. – Она повернулась к широкоплечему капитану, стоявшему справа от неё. – Пятерка, кажется, я опять забыла свой коммуникатор. Вы не наберете мне Полетту? Попросите её оповестить всех, что мы действуем по плану «Б».

– Конечно, мэм, – ответил капитан Уильям Андерс, едва заметно усмехнувшись.

Шэннон Форейкер осталась верна себе: она всегда славилась феноменальной… рассеянностью во всем, что касалось повседневных мелочей. Чтобы «забыть» наручный коммуникатор нужен был особый талант, но она умудрялась оставлять его где попало по меньшей мере два раза в неделю.

Волосатый капитан включил свой коммуникатор и ввел код вызова лейтенанта Полетты Бейкер, флаг-лейтенанта Форейкер, а она тем временем обратилась к Тейсману:

– Нам необходимо переговорить с глазу на глаз, сэр? Или мне собрать и моих людей?

– Я введу их в курс дела до отбытия, – сказал он, – но вначале я бы предпочёл поговорить с вами отдельно.

– Конечно. В таком случае, будьте любезны, пройдемте в мою рабочую каюту.

– Прекрасная идея, – согласился он. Она коротко глянула на Андерса.

– Слышали, Пятерка? – спросила она.

– Так точно. И передам Полетте.

– Спасибо. – Она улыбнулась ему с теплотой, сразу преобразившей её узкое, необычайно привлекательное лицо, и почтительно пригласила Тейсмана проследовать к лифтам.

– После вас, сэр, – предложила она.

* * *

Чтобы добраться до каюты Форейкер, потребовалось несколько минут, несмотря на то, что конструкторы специально разместили её поближе к шахте лифта. Разумеется, «поближе» – понятие весьма относительное на борту корабля размеров «Властелина Космоса». Супердредноут представлял собой почти девять миллионов тонн вооружения и брони. Он был первым в своем классе, самым крупным и мощным военным кораблём, когда-либо построенным в Хевене. Впрочем, таковым ему оставаться недолго. Планы строительства кораблей нового класса «Темерер» проходили последнюю стадию согласования, и, если все пойдет по расписанию, первый «Темерер» будет заложен здесь, на верфях Болтхола, в ближайшие три-четыре месяца и сойдет со стапелей еще через тридцать шесть. Может быть, это заметно дольше, чем требуется для строительства аналогичного корабля тем же манти, но для Хевена это было небывалое сокращение времени постройки… и это во многом было заслугой вице-адмирала Шэннон Форейкер и её помощников.

Тем временем они с Тейсманом наконец добрались до пункта назначения и, миновав стоявшего у люка на часах морского пехотинца, вошли в её каюту. Форейкер тут же стащила с головы фуражку и швырнула в сторону главстаршины Кэллагана, её стюарда.

Главстаршина Сильвестр Кэллаган поймал летящий головной убор с привычной легкостью – и лишь едва заметным страдальческим вздохом. Форейкер, зная, что обязана такой сдержанности лишь присутствию Тейсмана, самодовольно усмехнулась. Нельзя сказать, что на первых порах, когда к ней прикомандировали личного стюарда, она отнеслась к этому с такой же легкостью. Ей понадобился не один месяц, чтобы привыкнуть к самой этой идее, адмирал там она или не адмирал, поскольку подобные «элитистские» замашки пали в числе первых жертв настойчивых усилий Роба Пьера по искоренению самой памяти о прежнем офицерском корпусе Законодателей. Подсознание Форейкер протестовало против возвращения прежних привилегий, и она страшно обрадовалась, когда Тейсман вычеркнул добрую половину из их списка. Но вынуждена была признать, что прикомандирование стюардов к высшему командованию и флаг-офицерам и в самом деле имеет смысл. У любого командующего предостаточно более важных задач, чем уборка каюты или чистка обуви. Возможно даже более важно, что офицеру, слишком занятому по службе, нужна надежная «домоправительница», на которую можно положиться во всем, чтобы повседневная жизнь протекала гладко, пока сам он разбирается с бесконечной чередой проблем и решений, составляющих его работу.

А офицер, который время от времени проявляет легкую рассеянность, нуждается в такой «домоправительнице» больше других, – и с этим Шэннон пришлось согласиться.

– Мы с адмиралом должны кое-что обсудить, Слай, – сказала она Кэллагану. – Ты не найдешь нам пока что-нибудь пожевать?

– Конечно найду, мэм, – ответил Кэллаган. – Насколько серьезно пожевать?

Она удивленно приподняла бровь, он в ответ пожал плечами.

– Лейтенант Бейкер уже сообщила мне об изменении планов, – объяснил он. – Как я понял, обед откладывается примерно на час, а коктейли – на после обеда. Так что я просто поинтересовался: вам и адмиралу нужна только легкая закуска или что-нибудь более существенное?

– Хм. – Форейкер нахмурилась, затем оглянулась на Тейсмана. – Адмирал?

– Я ещё живу по времени Нового Парижа, – сказал ей министр. – Так что для меня обед уже запоздал примерно на два часа. Думаю, «что-нибудь более существенное» – это как раз то, что мне нужно.

– Слышал, Слай?

– Да, мэм.

– Тогда вперед, – сказала она ему с усмешкой, и он с легким поклоном вышел в буфетную.

Она проводила его взглядом, затем повернулась к Тейсману и сделала приглашающий жест в сторону мягких кресел.

– Прошу вас, адмирал. Присаживайтесь, – пригласила она.

– Благодарю вас.

Тейсман удобно устроился в кресле и задумчиво огляделся. Он впервые был в апартаментах Форейкер и удивился простоте обстановки, которую она выбрала. Похоже, она преодолела свое отвращение к «изнеженности» – по крайней мере, до такой степени, чтобы приобрести нормальные «разумные» кресла, да и бар в углу просторного помещения (соседствовавший с коллекцией ликеров в стеклянной горке) выглядел многообещающе. Но в остальном она довольствовалась стандартной флотской мебелью и ковром, а несколько картинок на переборках хоть и были приятны для глаза, но вряд ли стоили больших денег. Это было вполне в стиле женщины, которой он решил в свое время поручить проект «Болтхол». Ему было приятно видеть, что Шэннон Форейкер нисколько не изменилась, несмотря на всю власть и влияние, оказавшиеся в её распоряжении.

Не все первоначально сделанные им назначения на ключевые посты были удачными в этом отношении. Кое-кто не устоял перед искушением вообразить себя новыми хозяевами республиканского флота, а не управляющими и слугами. Он мягко намекнул, что разочарован. Некоторые сумели уловить намек и исправились; остальные были тихо, но твердо задвинуты в сторону, получив задачи, по-прежнему позволявшие им проявлять их несомненные таланты, но лишившие непосредственного влияния на флот.

– Скажите, – спросил он, переводя взгляд на Форейкер, плюхнувшуюся в кресло напротив, – почему вы называете капитана Андерса «Пятеркой»?

– Не имею ни малейшего представления, – ответила Форейкер. – Поначалу я обращалась к нему «Уильям», но он вежливо, но твердо заявил, что предпочитает обращение «Пятерка». Не знаю, откуда взялось это прозвище, но догадываюсь, что ноги растут из какого-нибудь правонарушения, когда он еще служил в нижних чинах. С другой стороны, мне, вообще-то, без разницы, как он хочет называться, пока он делает свою работу настолько хорошо, насколько он её делает.

– Ладно, как-нибудь переживу без отгадки, – засмеявшись, ответил ей Тейсман и посерьезнел. – Знаете, я всегда ненавидел и презирал Комитет общественного спасения, но вынужден признать, что Пьер и его мерзавцы все-таки сделали кое-что хорошее. Во-первых, они все-таки ухитрились развернуть экономику в нужном направлении. А во-вторых, положили конец засилью на флоте Законодателей. При старом режиме человек вроде Андерса никогда бы не получил офицерский патент. И мы бы очень много потеряли.

Форейкер кивнула, полностью соглашаясь. Когда Роб Пьер свергнул Законодателей, Андерс был старшиной со стажем более тридцати пяти стандартных лет. При старом режиме это был потолок, до которого он мог дослужиться, и флот от этого отнюдь не был в выигрыше. Подобно Форейкер, из опыта общения с образовательной системой Законодателей он еще в детстве сделал вывод, что ему придется самостоятельно учиться всему, что он хочет узнать, и именно так и поступил. К сожалению, он родился не Законодателем. Он был из семьи долистов, и поэтому даже то, что он дослужился до старшины, могло считаться большим достижением.

Все изменило падение строя Законодателей в сочетании с острой потребностью Народного Флота в компетентных кадрах, независимо от их происхождения. К тому времени, как Томас Тейсман застрелил Сен-Жюста (если допустить, что слухи о подробностях кончины экс-председателя верны, а Форейкер сильно подозревала, что так оно и было), старшина Андерс превратился в лейтенант-коммандера Андерса. Подняться выше ему не светило даже при Пьере и Сен-Жюсте. Зато вероятность встретиться с расстрельной командой росла с каждым днем, ибо Андерс был упрям как черт. Казалось, у него начисто отсутствует преклонение перед «народом», которое в дивном новом мире, созданном волей Роба Пьера и Корделии Рэнсом, было магическим ключом к продвижению по службе. Форейкер подозревала, что его своеволие объяснялось просто: он прекрасно помнил свое трудное детство, но никогда не жаловался, а работал и очень многого добился. А потому к людям, которые, не пытаясь ничего сделать, оправдывали свою безграмотность извечными жалобами на хилую образовательную систему Народной Республики, испытывал лишь презрение.

Как бы то ни было, Форейкер была в восторге, заполучив такого начальника штаба, и после падения Комитета его продвижение по службе было абсолютно заслуженным. Иногда она жалела, что вытащила его из опытно-конструкторского бюро, где он раньше работал, поскольку он был одним из лучших инженеров-практиков на всем флоте – если не во всей Республике. К сожалению, на нынешней должности он был нужен больше: он служил «переводчиком» для инженеров, вынужденных как-то находить общий язык с теми малоодаренными гражданами, которые по прихоти этой более чем несовершенной вселенной оказались их старшими офицерами. И, следовало признать, когда она сама разговаривала с начальниками этих инженеров, без помощи «переводчика» Андерса ей тоже приходилось тяжко.

«Если бы все, с кем мне приходится иметь дело, были инженерами, – думала она, – я, может быть, отправила бы Пятерку обратно, в родное бюро. К сожалению, мир устроен не так, как нам хочется».

– Не знаю, как остальной флот, сэр, – сказала она, помолчав, – но я счастлива, что он работает у меня.

– Я счастлив, что вы оба работаете у меня, – просто и честно сказал ей Тейсман. – Лестер Турвиль сказал, что никто лучше вас не справится с «Болтхолом». Я полностью доверяю его суждениям, и ваша работа доказала, что я доверяю ему не зря.

Форейкер почувствовала, как щеки её загорелись. Она твердо встретила его взгляд, но все же испытала облегчение, когда вернулся Кэллаган с подносом бутербродов и свежих овощей. Стюард установил поднос на маленьком столике между креслами, налил обоим по чашке кофе, поставил кофейник рядом с бутербродами и снова исчез.

– Вот еще один человек, который меня радует, – неуверенно сказала Форейкер, разглядывая волшебным образом появившиеся еду и кофе.

– И с чего бы это… – пробормотал Тейсман, чуть заметно улыбнувшись, и потянулся за долгожданным бутербродом. – М-м-м… вкусно! – вздохнул он.

– Он свое дело знает, – согласилась Форейкер и взяла морковку.

Откинувшись в кресле, она ждала, пока Тейсман утолит голод, и из вежливости грызла морковку, чтобы составить ему компанию.

Ждать пришлось недолго. Тейсман съел один бутерброд и половинку второго, положил на маленькую тарелочку сельдерея и нарезанной морковки, щедро полил соусом из голубого сыра и тоже откинулся на спинку.

– Теперь, когда муки голода поутихли, пожалуй, я перейду к цели своего визита, – сказал он.

Форейкер тут же села прямо и сосредоточилась. Глаза Тейсмана блеснули.

– Скажу честно, – продолжил он, – не в последнюю очередь я прилетел сюда, потому что хотел своими глазами увидеть всё, что говорится в ваших докладах. Не потому, что у меня есть какие-то сомнения в их точности. Я просто должен был увидеть, что за ними стоит. – Он покачал головой. – Иногда я задаю себе вопрос, понимаете ли вы сами, Шэннон, как много вы сделали.

– Думаю, вы смело можете считать, что все мы понимаем, сэр, – лукаво проговорила она. – По крайней мере, все мы знаем, что почти полных четыре года – а некоторые из нас больше пяти – мы, в каком-то смысле, провели в ссылке!

– Согласен, и думаю, когда мы наконец расскажем всем о вашей работе, Флот оценит вашу добровольную ссылку так же высоко, как оценил её я, – серьезно сказал он. – И, хотя это вызывает у меня смешанные чувства, мне кажется, что ваша миссия будет завершена чуть раньше, чем мы думали.

– Вот как? – прищурила глаза Форейкер. Он кивнул.

– Я знаю, что вы работаете по графику, изначально утвержденному мной. И, если откровенно, я бы предпочел не отклоняться от него. К несчастью, это может оказаться не в нашей власти. Во всяком случае вы, капитан Андерс и остальные ваши люди сделали намного больше, чем я рассчитывал, отправляя вас сюда.

– Рада это слышать… почти рада, сэр, – осторожно сказала она, когда он замолчал. – В то же время, хотя мои люди и заслуживают высокого одобрения, тем не менее мы далеко не достигли уровня, который вы определили, командируя меня сюда. Задачу по строительству стапелей мы выполнили полностью, но за последние шесть месяцев корпуса заложены лишь на трети из них.

– Поверьте мне, Шэннон, я это знаю лучше, чем кто бы то ни было. С другой стороны, в Новом Париже назревают перемены, которые просто не оставят мне выбора. Я буду вынужден ускорить процесс развертывания.

– Могу ли я спросить, что это за перемены, сэр? – поинтересовалась она еще осторожнее.

– Ничего катастрофического! – заверил он её. – Пожалуй даже, ничего серьезного… по крайней мере, пока. В основном – говорю это только для вас – всё идет к тому, что нам с президентом вскоре придется в открытую столкнуться с госсекретарём Джанколой. Только эта информация, – прищурился он, и голос его стал жестче, – не должна покинуть стены вашей каюты, Шэннон.

– Разумеется, сэр.

Шэннон испытала прилив неподдельного удовольствия. Тейсман ей доверяет – настолько, что делится явно секретной информацией.

– Не знаю, дойдет ли до этого на самом деле, – продолжил он. – Может оказаться, что мы с президентом беспокоимся зря. Но госсекретарь все сильнее точит зубы на манти, и нам кажется, что в настоящее время он сколачивает себе фракцию в Конгрессе. И с какой-то целью он то здесь, то там допускает намеки на Болтхол.

На лице Форейкер отразилось негодование. Тейсман криво улыбнулся.

– Знаю. Знаю! Он не имеет права этого делать, а если делает, то нарушает Акт о Секретной Информации. Но мы все равно не можем дать ему по носу, как дали бы по носу кому-нибудь рангом пониже. Вернее можем, но президент считает, что в политическом раскладе это нам слишком дорого обойдется. Во-первых, его поддержка в Конгрессе. Во-вторых, если мы обвиним его в нарушении Акта, кое-кто усмотрит в наших действиях лишь оправдание для преследования политического оппонента. Юридически мы вправе привлечь его к суду – при условии, что он виновен в том, в чём мы его подозреваем, – но практические последствия могут подорвать легитимность нашего правительства, которой мы с таким трудом добились.

– Пожалуй, я понимаю, сэр, – сказала Форейкер. – Мне не очень нравится то, что вы сказали, но я вас понимаю.

– Мне это тоже не нравится, – сдержанно ответил Тейсман. – Но речь не о наших чувствах. Мы должны решить, как мы будем реагировать. Я, как и прежде, опасаюсь, что если мы раскроем карты слишком рано, манти запаникуют и впопыхах наделают глупостей. С другой стороны, вы намного лучше, чем я надеялся, справились с модернизацией производства. Сколько «Властелинов» вы планируете выпустить к концу квартала?

– При условии, что не будет никаких непредвиденных задержек, можно с уверенностью рассчитывать на шестьдесят шесть, сэр, – просто, но с вполне оправданной гордостью ответила она – Сейчас у нас тридцать восемь в полной готовности, еще шестнадцать – на различных стадиях доводки, и еще двенадцать верфь должна передать нам в следующем месяце.

– А класса «Астра»?

– Как вы знаете, у них приоритет ниже, чем у супердредноутов, сэр. И коммандер Клапп предложил для ЛАКа несколько модификаций, которые мы решили осуществить не только на готовых птичках, но и учесть при производстве строящихся кораблей, что замедлило процесс. У нас около тридцати «Астр» в полной готовности или в стадии доводки, но у нас нет полных ЛАК-групп для их оснащения. Та же нехватка ЛАКов влияет и на учебное расписание. Думаю, к концу квартала мы сможем довести до боевой готовности не более двадцати, может быть, двадцати четырех.

– Понятно.

Тейсман откинулся назад и поднял взгляд к подволоку задумчиво сжав губы. Он просидел так некоторое время, потом пожал плечами.

– Вы все равно ушли намного дальше, чем я ожидал, – сказал он ей. – Я надеюсь, что мы сможем держать Болтхол в тайне по крайней мере еще один квартал, возможно, два, но на большее уже не рассчитываю А при самом плохом раскладе нам придется снять секретность уже в этом квартале.

Он посмотрел на её озадаченное лицо и взмахнул рукой.

– Если госсекретарь Джанкола пойдет на конфронтацию с президентом в открытых дебатах, я не хочу, чтобы в его арсенале была такая бомба, как сообщение о полной модернизации наших вооруженных сил. По крайней мере, об этом нельзя сообщать внезапно. Я точно не уверен, но подозреваю, что он по меньшей мере просчитал выгоды внезапного раскрытия возможностей кораблей, которые вы здесь строите и оснащаете. Манти явно не заинтересованы в ведении переговоров о возвращении нам оккупированных планет. Почему так – мнения расходятся. Лично я склонен согласиться с генералом Ушером из ФСА: манти нет дела до наших территорий, их занимают лишь политические выгоды, которые дает перемирие команде Высокого Хребта в решении внутриполитических вопросов, но другие люди выдвигают другие теории. К этим другим относятся, боюсь, и большинство аналитиков ФРС… да и разведки флота, если уж на то пошло.

Форейкер кивнула. Когда репрессивная машина Госбезопасности Сен-Жюста была разрушена, президент Причарт лично назначила на пост главы нового Федерального Следственного Агентства генерала Кевина Ушера. Прежняя организация была разделена на две: ФСА Ушера и Федеральную разведывательную службу, задачей которой были разведывательные действия за рубежом на федеральном уровне. Преимуществом тщательно выбранных новых названий было то, что они ничем не напоминали словосочетания «Внутренняя безопасность» и «Государственная безопасность», хотя основные функции и задачи новых органов, естественно, были унаследованы от прежних. Назначив на руководящий пост Ушера, Причарт могла быть уверена, что ФСА не будет заниматься репрессиями. Ходили слухи, что президент хотела объединить ФСА и ФРС под его руководством, но депутаты Конгресса отвергли саму идею создания очередной организации, курирующей и разведку, и безопасность. И как бы Форейкер ни уважала президента Причарт, она разделяла их опасения. Дело было даже не в том, что при другом президенте после Элоизы Причарт и при другом директоре вместо Кевина Ушера подобное агентство могло стать новой Госбезопасностью. Вильгельм Траян, новый директор ФРС, произвел на неё меньшее впечатление, чем Ушер, зато сразу после создания ФРС Тейсман возродил и военную разведку – в качестве независимого агентства в составе флота. Просто существовали вопросы, задаться которыми гражданским аналитикам и в голову не придет, и еще менее вероятно, что они смогут найти на них ответы.

К сожалению, похоже, что старая позиционная война между соперничающими разведывательными структурами вновь поднимала свою уродливую голову. И это, размышляла она, пожалуй, было неизбежно – при том, что каждая группа аналитиков интерпретировала поступающие данные, обремененная приоритетами и предубеждениями, свойственными её конторе. И если уж быть совершенно беспристрастным, Ушер должен был заниматься внутренними делами и контрразведкой, а не анализом данных внешней разведки. Хотя в наличии нескольких соперничающих анализов были и свои преимущества, поскольку жесткое обсуждение – возможно лучший способ добраться до истины.

– Люди, которые не согласны с генералом Ушером, как правило, делятся на две основных части, – сказал Тейсман. – Одни придерживаются позиции госсекретаря Джанколы, и к ним примкнуло большинство несогласных. Они считают, что мантикорское правительство намерено остаться на оккупированных планетах навсегда и что отказ Декруа отвечать на любые наши предложения или выдвигать какие-либо серьезные встречные предложения – это лишь уловка с целью протянуть время до тех пор, пока они не подготовят должным образом общественное мнение Звездного Королевства к откровенной аннексии по крайней мере ряда оккупированных планет. В качестве примера указывают на Звезду Тревора, хотя некоторые готовы признать, что наличие терминала туннельной сети делает эту систему особым случаем. А отдельные индивидуумы даже соглашаются, что из-за того, как Законодатели и Госбезопасность обошлись с сан-мартинцами, эта система совершенно специфический случай. Лично я сомневаюсь, что какое-либо мантикорское правительство возьмет курс на широкомасштабный захват территорий, но полностью исключать такую возможность всё-таки глупо. В особенности, если на внутриполитической арене манти грядут какие-то радикальные изменения.

Шэннон слушала, затаив дыхание.

– Вторая группа, отвергающая выводы генерала Ушера, не забивает себе голову изобретением за манти глубоких конспиративных махинаций. Они до сих пор в плену у стереотипов: манти – наши естественные и неизбежные враги. Не знаю, насколько это плоды пропаганды министерства открытой информации, а насколько – просто результат нашей долгой войны со Звездным Королевством. Но независимо от источника своих убеждений эти люди либо не желают, либо неспособны рассматривать саму идею заключения долгосрочного мира с манти. Поэтому – с их точки зрения, разумеется, – Звездное Королевство никоим образом не заинтересовано в серьезных переговорах с нами, а барон Высокого Хребта и Декруа просто убивают время, пока между нами снова не разразится неизбежная война.

– Надеюсь, вы простите, что я это говорю, сэр, но это полная чушь, – сказала Форейкер.

Тейсман поднял взгляд. Его удивленно поднятые брови приглашали её продолжить, и она повиновалась.

– Я встречалась с некоторыми манти, – напомнила она ему. – И когда адмирал Харрингтон захватила меня в плен в Силезии, и когда адмирал Турвиль захватил в плен уже её. Конечно, некоторые из них ненавидят нас, хотя бы потому, что мы так долго воюем друг с другом, но большинство манти, которых я встречала, завоевать Республику хотели не больше, чем я хочу завоевать Звездное Королевство. Я понимаю, офицеры должны исполнять приказы, и если их правительство решит продолжить с нами войну, они подчинятся. Но даже признавая это, я не думаю, что нынешнее мантикорское правительство может игнорировать общественное мнение, которое явно против развязывания ненужной войны. А если предположить, что они действительно собираются возобновить войну, я никогда не поверю, что даже правительство Высокого Хребта могло решиться на такое сокращение военного флота, о котором говорит наша разведка.

Тейсман, в свою очередь, согласно кивнул. Возглавив Болтхол, Форейкер получила доступ к подробнейшим разведданным о мантикорских технологиях и стратегии формирования флота.

– Если бы они всерьез планировали возобновление боевых действий, – отметила она, – то наверняка не стали бы замораживать строительство новых кораблей. Может быть, они не понимают, что тем самым дают нам возможность достичь симметричного уровня боеспособности, но даже если исходить из того, что наша разведка не ошибается, манти все равно нужно непрерывно увеличивать свое превосходство над нами. Если помните, Восьмой флот был их единственным ударным кулаком, а сейчас, когда он расформирован и его корабли стены переданы Третьему флоту – не говоря уже о том, с каким энтузиазмом были пущены на слом или законсервировали все доподвесочные корабли стены, – их «ударный кулак» весит намного меньше, чем прежде. Они систематически сокращают своё превосходство даже над теми силами, которые, как я надеюсь, они считают находящимися в нашем распоряжении, и мне кажется, что это лучшее свидетельство тому, что они считают войну оконченной.

– Понимаю. – Тейсман внимательно посмотрел на неё. – И, пожалуй, в целом я с вами согласен. Но скажите мне, Шэннон, если бы манти действительно планировали сохранить все оккупированные планеты и системы, вы бы высказались за возобновление войны против них, при условии, что то, что вы построили действительно уравняет тактический баланс?

– Вы имеете в виду, лично я, сэр? Или вы спрашиваете, какова по моему мнению должна быть политика правительства?

– И то и другое.

Она тщательно, не торопясь, обдумала вопрос и, когда решила каким будет ответ, искренне удивилась.

– Знаете, сэр, я так серьезно никогда об этом не думала. Но раз уж вы спрашиваете, пожалуй, я бы высказалась «за». – Она покачала головой, явно озадаченная собственным выводом. – Никогда не думала, что скажу такое, но это правда. Возможно, это отчасти патриотизм, а может быть, желание отомстить – отыграться после того, как они надрали нам задницу. И хотя мне неловко в этом признаваться, возможно, во мне говорит желание увидеть, как на деле будет работать моя новая техника.

– Боюсь, что тут вы не одиноки, вне зависимости от мотивов, – мрачно сказал он. – Что до меня, я считаю, что для нас было бы безумием снова затевать войну со Звездным Королевством практически при любых обстоятельствах, которые только можно вообразить. Даже если Болтхол позволит нам встретить их почти на равных по техническим возможностям, последние пятнадцать лет должны были показать любому, кто обладает хотя бы мозгами амебы, что цена – для обеих сторон – будет непомерной. Но есть одна вещь, о которой мы с президентом не должны забывать: не только на флоте, но и в простых избирателях все еще живет озлобление против «врага», с которым мы так долго боролись. Вот почему так страшен Джанкола. Мы боимся, что его призывы к конфронтации во внешней политике вступят в резонанс с этими гневом и ненавистью. А это, Господи помилуй, может спровоцировать волну общественной поддержки возобновления войны. И пока мы не можем заставить бестолковых манти по крайней мере положить на стол переговоров хоть какие-то серьезные мирные предложения, они играют на руку нашим собственным идиотам, которые хотят снова развязать войну. Вот почему я хочу, чтобы вы знали: момент, когда мы объявим о существовании Болтхола и кораблей, которые вы здесь строите, – это вопрос очень тонкого политического расчета. Мы с президентом с одной стороны, и сторонники конфронтации с другой, мы все хотим объявить о создании нового флота в тот момент, который будет для нас наиболее выгоден. Мы должны выбрать время, когда манти гарантированно не рискнут предпринять какую-нибудь упреждающую акцию, а значит, надо выжидать до тех пор, пока мы не соберем мощный сдерживающий щит. Сторонникам конфронтации нужен момент, когда для них будет наиболее политически выгоден тот факт, что мы сравнялись с манти по технологии – или, по меньшей мере, выровняли дисбаланс. Решение, разумеется, будет принято не на вашем уровне, а на гораздо более высоком. Но нам нужно, чтобы вы были готовы, а вы должны понимать, что вряд ли получите заблаговременное предупреждение. И еще, – иронично улыбнулся он, – Нам нужно, чтобы вы и дальше продолжали совершать чудеса и превосходить наши ожидания, потому что как только остальная галактика узнает о Болтхоле, нам потребуются все наличные мускулы.