– «Пилигрим», это «Ла Фруа». Наш бот приближается к вам с направления на шесть часов снизу. Ожидаемое время прибытия двенадцать минут.

– Говорит «Ла Фруа», вас понял. Э-э, могу ли я поинтересоваться, что вас беспокоит?

Наблюдая за тем, как офицер связи лейтенант Гауэр разговаривает с неким капитаном Габриэлой Канжевич, первой после Бога на борту ходившего под флагом Солнечной Лиги торгового судна «Пилигрим», Джейсон Акенхайл откинулся в своем командном кресле и тонко улыбнулся. Он вполне мог себе это позволить, ибо находился вне пределов поля зрения камеры, передававшей на «Пилигрим» изображение Гауэра. Для купца «Пилигрим» был невелик и предназначался для быстрой переброски сравнительно небольших грузов (если судить по стандартам левиафанов, бороздивших межзвездные глубины) и ограниченных пассажирских перевозок. «Ла Фруа», однако, по сравнению с ним казался килькой. Только вот у кильки были зубы, а у кита – нет, так что киту рекомендовалось вести себя исключительно вежливо. С другой стороны, некоторые торговые суда более равны, чем остальные, и «Пилигрим», занесенный в регистр Лиги, чувствовал себя сравнительно защищенным. Ни один мантикорский капитан в здравом уме не станет провоцировать конфликт с Лигой, рискуя угробить карьеру. По этой причине Канжевич – по крайней мере пока – разговаривала настороженно, но без особого беспокойства.

Вскоре все изменится… если сведения Акенхайла верны.

И лучше бы им, черт подери, оказаться верными.

– Это всего лишь рутинная проверка, – заверил Гауэр экранную собеседницу, затем оглянулся через плечо, словно проверяя, не подслушивают ли его, и снова повернулся к камере. – Между нами, мэм, нам самим это осточертело, но ничего нельзя поделать. За последние несколько месяцев число судов, исчезнувших в этом регионе, резко возросло, и разведка решила, что здесь орудует вооруженный рейдер. С Сайдмора поступил приказ не ограничиваться проверкой кодов, а проводить досмотр каждого торгового судна, оказавшегося в пределах досягаемости. – Лейтенант пожал плечами. – Мы досмотрели уже одиннадцать, но ничего не нашли.

Акенхайл отметил, что, хотя Гауэр и не добавил «конечно же», его тон позволял истолковать фразу именно так.

– Мы только пришвартуемся, убедимся, что у вас на борту не припрятан гразер, и пожелаем вам счастливого пути. Дело на несколько минут, но без этого мы не вправе позволить вам продолжить путь…

Он снова пожал плечами.

– Понимаю, лейтенант, – улыбнулась Канжевич. – Глупо обижаться на меры предосторожности, направленные против пиратов. Мы окажем вам любое необходимое содействие.

– Спасибо, капитан. Весьма признателен вам за понимание. «Ла Фруа», конец связи.

Гауэр отключил коммуникатор и, повернувшись, улыбнулся своему капитану.

– Как я сработал, шкип?

– Отлично, Лу! Просто отлично!

«Теперь остается надеяться на то, что Рейнольдс ничего не напутал», – беззвучно пробормотал Акенхайл себе под нос.

* * *

Капитан Корпуса Королевской Мантикорской морской пехоты Дениза Хаммонд встала и направилась к центру десантного отсека бота. В помещении было тесновато, поскольку туда набилось два полных взвода облаченных в боевую броню бойцов.

– Ладно, люди, – сказала она. – Швартуемся через пять минут. На тренировках вы все это уже проходили: глупостей никому не спускать, но и кровавой бани не устраивать… если удастся. Усекли?

Шлем загудел от хора подтверждений, и она удовлетворенно кивнула. Затем повернулась к выходному люку и замерла в ожидании с хищной улыбкой на губах. Если капитан не ошибся насчет того, что им предстоит обнаружить, сегодняшний день будет для нее лучшим за долгие месяцы, а то и годы. Ну а если ошибся… В конце концов, с морпехов взятки гладки. Никто не сможет поставить ей в вину то, что она выполняет приказ… да и солли ей никогда не нравились.

* * *

Причальные захваты зафиксировали бот, переходный туннель подсоединился к люку, и лейтенант торгового флота Лиги, которого Канжевич направила в отсек приветствовать визитеров, вытянулся в стойку, которую с натяжкой можно было бы именовать «смирно». Вообще-то он терпеть не мог наглых манти, – высокомерных выскочек, постоянно путающихся под ногами на торговых линиях Лиги, – но сегодня ему приказали проявить любезность. С учетом некоторых обстоятельств идея была не такой уж плохой, как ни противно её реализовывать. Когда над выходом из туннеля зажегся зеленый огонек, лейтенант изобразил улыбку.

В следующее мгновение улыбку стерло шоком: как только люк плавно скользнул в сторону, лейтенант обнаружил, что смотрит прямо в дуло шокового ружья. Зажатого в бронеперчатках морпеха, облаченного в грозную боевую броню. Частью потрясенного сознания лейтенант отстраненно отметил, что позади офицера толпится еще несколько десятков морпехов… в руках большинства которых было оружие посерьезнее парализаторов.

– Меня зовут Хаммонд, лейтенант, – прозвучало сопрано из динамика боевого шлема морпеха. При других обстоятельствах оно могло бы показаться мелодичным. – Капитан Хаммонд, Королевская мантикорская морская пехота. Предлагаю вам проводить меня к вашему капитану.

– Я… я… – Лейтенант тяжело сглотнул, – Что все это значит? – потребовал он ответа. Вернее, попытался потребовать. На деле получилось нечто похожее на испуганное, растерянное блеяние.

– Ваш корабль подозревается в нарушении условий Конвенции Червелла, – ответила Хаммонд и с глубочайшим внутренним удовлетворением отметила, что лейтенант внезапно побледнел как мел. – Так что я рекомендую вам не тратить времени, – продолжила Хаммонд, пока её бойцы быстро и деловито занимали шлюпочный отсек, – и проводить меня к вашему капитану. Незамедлительно.

* * *

– Данные подтверждены, шкип! – доложила капитану Акенхайлу Дениза Хаммонд.

Она разговаривала по коммуникатору шлема, так что изображения командир «Ла Фруа» не получал, но этого и не требовалось. Он уже видел все, что зафиксировали наружные камеры шлемов морпехов при вскрытии люков «пассажирских» кают «Пилигрима». Даже в Силезии и даже на борту кораблей с весьма ограниченным жилым пространством не принято впихивать по дюжине пассажиров в одну каюту.

Разумеется, экипаж «Пилигрима» ухитрился использовать пространство личных кают с максимальной экономией. Ведь их пассажирам не потребовалось много места для размещения личных вещей, которых у них попросту не было… Даже какой бы то ни было одежды.

От униженного, безнадежного ужаса на лицах этих раздетых, лишенных надежды людей делалось дурно. Но когда они понимали, что перед ними не наглые парни из наемной охраны их будущих владельцев, а королевские морпехи, выражение лиц становилось совсем другим, и наблюдать его было почти так же приятно, как застывшую физиономию капитана Канжевич, которая наконец осознала, что произошло. И вспомнила, что, согласно условиям межзвездных договоров, Звездное Королевство Мантикора приравнивает нарушение Конвенции Червелла о запрете работорговли к пиратству.

И карает смертью.

– Хорошая работа, Дениза! – от всего сердца похвалил её Акенхайл. – Просто отличная! Приглядите за этой компанией еще минут двадцать, я высылаю к вам призовую команду.

– Так точно, сэр. Ждем.

* * *

– Знаешь, что я больше всего ненавижу в наших политиканах и больших шишках? – спросил доктор Викс.

Джорден Кар откинулся на спинку кресла и вопросительно уставился на бесцеремонно ворвавшегося в его кабинет астрофизика. Было еще очень рано – в рабочее время Викс ни за что не проскочил бы мимо секретаря, – на столе перед Каром стояла чашка с кофе, над которым еще поднимался пар, рядом лежал недоеденный круассан.

– Нет, – спокойно ответил Джорден, утирая рот салфеткой. – Я не знаю, что ты больше всего ненавидишь в наших политиканах и больших шишках, Ти-Джей. Но что-то мне подсказывает, что тебе не терпится просветить меня на этот счет.

– А? – Викс замер на пороге, сообразив по интонациям руководителя, что с точки зрения хороших манер опять дал маху, – Ой. Извини, босс. Я совсем забыл, что ты в это время завтракаешь.

– Хочу заметить, что по утрам завтракаю не один я, Ти-Джей, – съязвил Кар. – Многие завтракают даже раньше меня – после того, как проснулись, но до того, как взялись за работу.

Он присмотрелся к собеседнику повнимательнее, оценил его взъерошенный вид и вздохнул.

– Ти-Джей, а ты вообще уходил на ночь домой?

– Ну, как бы это… нет, – признался Викс.

Кар набрал побольше воздуху, но молодой ученый, не желавший выслушивать очередное наставление о желательности хотя бы приблизительно нормального распорядка дня, поспешил заговорить.

– Если честно, я собирался. Но тут одно, другое, в общем… – Он досадливо дернул плечом. – В общем, – с воодушевлением продолжил он, – я просматривал последние данные – ну те, которые поступили на прошлой неделе с «Аргонавта», помнишь?

Кар признал тщетность попыток затронуть любую постороннюю тему, пока Викс не выговорится, и сдался.

– Да, – сказал он. – Помню.

– Так вот, – Викс принялся возбужденно расхаживать по кабинету, – я совсем уж было собрался уходить, но передумал, вернулся, прокрутил их заново, и черт меня побери, если мы не нашли верный вектор входа.

Кар рывком выпрямился в кресле.

– Конечно, – замахал рукой Викс, – потребуется еще куча уточнений, и я для верности должен ещё сделать как минимум пару дополнительных проходов, но, по моим прикидкам, все должно подтвердиться. Если все так, как я думаю, можно сказать, что мы попали прямо в яблочко.

– Ох, Ти-Джей, – со вздохом сказал Кар, – как бы мне хотелось, чтобы ты бросил наконец эту привычку.

– Какую привычку? – спросил Викс, явно сконфуженный тоном руководителя.

– Совершать открытия с опережением графика. После того как мы с директором потратили уйму времени, вбивая всем в головы, что нам требуется ещё уйма времени и прорва работы, заявляешься ты и сообщаешь, что нашел этот чертов вектор на добрых четыре месяца раньше срока! И что, спрашивается, скажет нам начальство, когда мы в следующий раз будем уверять, что нам нужно дополнительное время для завершения исследований?

– Именно с этого, если помнишь, – сказал Викс с оттенком обиды, – я и начал разговор. С того, что я больше всего ненавижу в политиканах и больших шишках. Кроме того, у меня на весь день портится настроение, когда этот день я начинаю, буквально наткнувшись на открытие, которое должно приносить мне только радость, а следом понимаю, как это мерзко, когда я делаю именно то, чего от меня хотят те идиоты, на которых я работаю. А еще ведь эти задницы припишут все заслуги себе.

– Ты хоть понимаешь, что в устах двух сравнительно неглупых взрослых людей всё это звучит как бред параноика и жалобные причитания ничтожеств? – спросил Кар с кривой усмешкой.

Викс пожал плечами.

– Я не чувствую себя параноиком, и, полагаю, ни одного из нас нельзя назвать ничтожеством. А вот что меня бесит, так это обязанность работать на премьер-министра, который уж точно ничтожество. Кроме того, едва мы объявим результаты, как здесь мигом нарисуется эта задница Оглсби, соберёт журналистов со всей Галактики и устроит пресс-конференцию. На которой вы с адмиралом Рено ещё должны будете постараться, чтобы вам разрешили вставить словечко.

– А вот уж дудки, Ти-Джей! Не в этот раз, – с ангельской улыбкой произнес Кар. – Открытие твое, так что на этот раз ты будешь стараться, чтобы тебе разрешили вставить словечко.

* * *

– Это было восхитительно, ваша милость! – сказала Мерседес Брайэм, со вздохом отодвигаясь от стола с приятным чувством насыщения.

На тарелке остались лишь следы яиц под бенедиктинским голландским соусом и несколько крошек бекона. На блюдечке, словно киль перевернутой лодки, возвышались корки от мускусной дыни, под ними пряталось несколько пурпурных виноградин, чудом избежавших общей участи.

Завтрак Хонор был, как всегда, гораздо более плотным, как того требовал ускоренный метаболизм.

– Рада, что тебе понравилось, – сказала она, наливая себе какао и с широкой улыбкой глядя на МакГиннеса, возникшего из буфетной с новой чашкой горячего чая для начальника штаба. – Правда, благодарить за это нужно не меня.

– А я и не собиралась делать комплименты вам, – усмехнулась Брайэм. – Просто человека, заслужившего мою благодарность, здесь не было. Но теперь он появился, – она подняла глаза на стюарда, – и я исправлю свое упущение. Мак, это было восхитительно! – с достоинством сказала она.

– Благодарю вас, коммодор, – церемонно ответствовал МакГиннес – Не желаете ли еще яйцо?

– Увы, некоторые не могут позволить себе за столом таких вольностей, как другие, – сказала Брайэм с искренним сожалением.

– Веселей, Мерседес, – сказала Хонор, а Нимиц насмешливо мяукнул, оторвавшись на миг от веточки сельдерея. – Впереди ещё ланч.

– Буду ждать с нетерпением, – со смехом ответила Брайэм, улыбаясь стюарду.

– Постараюсь вас не разочаровать, – заверил её МакГиннес.

Он собирался что-то добавить, но помешал мелодичный сигнал вызова. Скривившись (эту гримасу он приберегал специально для тех моментов, когда внешний мир нагло вмешивался в трапезу его адмирала), МакГиннес подошел ко встроенному в переборку терминалу коммуникатора и нажал кнопку приема.

– Каюта адмирала, – произнес стюард подчеркнуто укоризненным тоном. – Говорит Джеймс МакГиннес.

– Мостик, вахтенный офицер, – почтительно ответил офицер связи «Оборотня», лейтенант Эрнест Талбот. – Прошу прощения за то, что отрываю её милость от завтрака, мистер МакГиннес, но капитан просил меня передать ей, что слежение за периметром зафиксировало неидентифицированный след выхода из гиперпространства. Очень мощный. Двадцать две световые минуты от планеты. По данным БИЦ, наблюдается более двадцати отдельных источников.

Брови МакГиннеса поднялись, но прежде, чем он успел повернуться к Хонор, она уже была рядом и, опершись на его плечо, наклонилась к микрофону.

– Лейтенант Талбот, говорит адмирал. Полагаю, гравитационно-импульсный запрос уже отправили?

– Так точно, ваша милость, – отрывисто доложил Талбот. – Отправили, как только засекли след, а именно, – он замешкался, видимо, сверяясь со временем, – семь минут сорок пять секунд назад. Ответа не было.

– Понятно.

Хонор все-таки удержалась и не указала, что если бы ответ был, то гиперслед сложно было бы продолжать называть неидентифицированным. И тут ощутила легкий укол вины. Хорошие офицеры понимают, что не все непременно знают столько же, сколько и они, а подчиненных, готовых показаться тупыми, но доложить командиру максимум актуальной информации, следует поощрять, а не порицать.

– Хорошо, – сказала она, словно размышляя вслух. – Может быть, это все-таки свои, просто они запаздывают с ответом?

Талбот промолчал, да и что он мог сказать? Оба прекрасно знали, что теперь каждый корабль Мантикорского Альянса оснащен гравитационно-импульсным передатчиком… и ни один офицер связи сил Альянса не позволил бы себе настолько запоздать с ответом на идентификационный запрос.

– Впрочем, – продолжила она, – едва ли стоит полагаться на случай. Передайте капитану Кардонесу мою благодарность и приказ привести оперативное соединение в полную боевую готовность.

– Есть, ваша милость! – четко ответил лейтенант Талбот.

Не прошло и четырех секунд, как во всех корабельных отсеках завопил оглушительный сигнал боевой тревоги.

* * *

Зеленый адмирал Фрэнсис Юргенсен впился взглядом в дисплей и чувствовал, что его желудок медленно превращается в огромную глыбу льда. Несколько секунд мозг просто отказывался воспринимать происходящее.

Потом пришла настоящая паника.

Парализованный ужасом и изумлением, Юргенсен снова и снова читал лаконичный текст коммюнике и приложенной к нему копии официального пресс-релиза. Такого просто не могло быть! Но, даже повторяя это, он понимал: не могло быть, но – было. Когда первоначальное оцепенение спало и нервные окончания снова обрели чувствительность, адмирал вскочил со своего роскошного кресла, начисто забыв про культивируемый образ невозмутимого самообладания, который он поддерживал перед всей вселенной. Подчиненные не узнали бы его. Несколько секунд Юргенсен топтался на месте с видом человека, готового пуститься наутек, лишь бы укрыться от обрушившихся на него новостей. Но бежать, разумеется, было некуда, и он, нервно облизав губы, стремительно подошел к окну и прильнул к прозрачному кристаллопласту, за которым расстилался вечерний Лэндинг. Густеющую темноту усеянного звездами кобальтового купола небес Мантикоры без отдыха пронзали огоньки столичных аэрокаров. Невозмутимые, яркие, как драгоценные камни, крохотные искорки, не останавливаясь, летали в воздухе по своим делам. Он закрыл глаза. Почему-то от безмятежности этой картины пришедшее сообщение и приложенные к нему комментарии выглядели стократ хуже.

Мозг снова заработал. Мысли в поисках выхода панически метались в голове, словно рыбки, тычущиеся в неумолимую прозрачную стенку тесного аквариума, держащую их в заключении. И, подобно этим рыбкам, выхода не находили.

То, что скрыть полученную информацию нечего и пытаться, Юргенсен понял сразу. В данном случае речь шла не о донесении агента или записке аналитика, в вежливых фразах выражающего несогласие с ним, которые можно было игнорировать или тихо сунуть не в ту папку. По сути, перед ним было дословное изложение пресс-релиза Томаса Тейсмана. Даже курьер, нанятый резидентом из Нового Парижа для доставки этого срочного донесения, способен опередить службу новостей лишь на считанные часы. На сутки максимум. Из чего следовало, что если он, Юргенсен, не доложит Яначеку, а стало быть и всему правительству Высокого Хребта, о случившемся, они узнают все из утренних выпусков новостей.

Вывод заставил адмирала поежиться. Грозящей перспективы хватило, чтобы побороть даже такой мощный соблазн, как привычная защитная реакция, побуждавшая его «потерять» это донесение, как он время от времени «терял» кое-какие неудобные бумаги. Но сейчас дело обстояло иначе. Сейчас он столкнулся не с неудобством, а с настоящей катастрофой.

Нет. Нельзя «замотать», нельзя притвориться, что ничего не случилось, Правда, в запасе остается несколько часов, прежде чем он будет вынужден поделиться новостями с коллегами по Адмиралтейству и их политическими хозяевами. Значит, есть время попытаться свести к минимуму неизбежные негативные последствия – хотя вряд ли он достигнет желаемого успеха.

Самое худшее, подумал Юргенсен, когда его мозг заработал в более привычном направлении и начал рассматривать возможные варианты смягчения последствий, что он лично с уверенностью убеждал Яначека в отсутствии у хевов современных космических кораблей. Сейчас эта кость в зобу Первого Лорда наверняка встанет боком. И хотя Юргенсен был уверен, что Яначек наверняка упрется именно в эту ошибку разведки, он не мог не отдавать себе отчета в том, что показалась лишь самая верхушка огромного айсберга, каковым представлялся теперь провал РУФ. Скверно уже то, что хевы ухитрились построить чертову прорву кораблей стены так, что он даже не подозревал о ведущемся строительстве, но вдобавок у него не было ни намека на достоверную информацию о том, какая техника будет установлена на этих корпусах.

Юргенсен напряженно думал, так и этак складывал отдельные кусочки, один горше другого, изучал их с разных точек зрения, пытаясь найти наилучший способ преподнести их начальству.

Как бы он их ни преподнёс, будет… неприятно.

* * *

Когда Хонор и Мерседес, надев скафандры, вышли из лифта, остальные офицеры штаба уже дожидались на флагманском мостике. Адмирал приветствовала всех кивком, но первый её вопрос был обращен к Андреа Ярувальской.

– Ответа всё ещё не было? – спросила она, потрепав за уши сидевшего на её плече Нимица. Кот, тоже облаченный в сделанный специально для него скафандр и державший миниатюрный шлем под средней лапой, прижался щекой к её ладони, и она улыбнулась, откликаясь на его эмоции.

– Никак нет, мэм, – ответила Ярувальская. – Они направляются в глубь системы с постоянным ускорением в четыреста g и пока не передали ни слова. Зато БИЦ сумел уточнить данные: мы имеем дело с двадцатью двумя супердредноутами или дредноутами, восемью линейными или большими тяжелыми крейсерами, пятнадцатью-двадцатью легкими крейсерами и четырьмя, предположительно, транспортами.

– Транспортами?

Хонор подняла бровь, и Андреа Ярувальская пожала плечами.

– Пока это наиболее вероятное предположение, мэм. Они очень велики, но для боевых кораблей такого тоннажа клинья у них слабоваты. Скорее всего, это какие-то вспомогательные единицы, по параметрам ближе всего стоящие к транспортам.

– Понятно, – бросила Хонор, направляясь через мостик к командирскому креслу, и, усевшись, положила шлем на консоль. Место её находилось не более чем в трех широких шагах от флагманской голосферы. Не успела она снять Нимица с плеча и посадить на спинку кресла, как заработал её личный коммуникатор. С маленького экрана приветливо улыбался Раф Кардонес.

– Доброе утро, Раф, – сказала она.

– Доброе утро, мэм, – поздоровался он чуть более официально; улыбка его стала несколько напряженной. – Похоже, к нам заявились гости, – добавил он.

– Наслышана. Дай мне несколько минут, чтобы войти в курс дела, и мы решим, как лучше подготовить прием.

– Есть, мэм, – ответил он, и она перевела взгляд на голосферу.

Поскольку «Оборотень» относился к классу кораблей, изначально предназначенных для роли флагманов оперативных соединений или флотов, голографическая сфера флагманского мостика составляла здесь не меньше двух третей величины главной голосферы боевого информационного центра. При этом флагманская голосфера была не замусорена посторонней информацией, ибо фильтры автоматически устраняли потенциально отвлекающие детали – такие, например, как элементы гражданской космической инфраструктуры системы Марш. Если бы Хонор захотела их увидеть, ей достаточно было нажать на кнопку, но сейчас все внимание адмирала сосредоточилось на красных сигнатурах чужих кораблей, неуклонно двигавшихся внутрь от гиперграницы системы.

– Когда они выйдут на орбиту Сайдмора? – спросила она.

– Они вынырнули по эту сторону от планеты, ваша милость, – отрывисто ответил её штабной астрогатор, лейтенант Теофил Кгари.

Дед и бабушка Кгари перебрались в Звездное Королевство непосредственно со Старой Земли, и кожа его была почти такой же смуглой, как у Мишель Хенке.

– Гиперпереход они совершили на очень низкой скорости, около ста километров в секунду, но с тех пор постоянно её наращивают. Из гипера они вынырнули, – он взглянул на хронометр, – девятнадцать минут назад, так что сейчас разогнались до четыре-точка-три-четыре тысячи километров в секунду. Предполагая выравнивание скоростей, разворот они должны сделать почти ровно через два часа и к этому времени наберут три-два-точка-девять тысячи километров в секунду и будут в семь-точка-шесть-пять световых минутах от планеты.

– Спасибо, Тео, – с улыбкой сказала она лейтенанту и снова повернулась к голосфере.

Потянулась потрепать уши Нимица. Выпрямилась в кресле. Несколько секунд просидела молча, вглядываясь в огоньки в голосфере, сделала наконец глубокий вдох и повернулась к своему штабу.

– Итак, до тех пор, пока наши гости не соблаговолят представиться, мы будем считать их визит недружественным со всеми вытекающими последствиями. Конечно, атаковать нас всего двадцатью двумя кораблями – это большая самонадеянность, но всегда может найтись сумасшедший, который захочет попробовать. Поэтому рисковать не станем. Андреа, – она посмотрела на операциониста, – по-моему, это неплохая возможность опробовать «Щит Браво-три». Что скажешь?

– Да, мэм, не возражаю, – согласилась Ярувальская.

– Мерседес?

Брайэм едва заметно нахмурилась.

– Как вы сами заметили, ваша милость, чтобы решиться напасть на нас с такими силами, нужно обладать скорее наглостью, нежели здравым смыслом. Но наши гости, кем бы они ни были, тоже должны это понимать, в связи с чем мне вспоминается одно высказывание адмирала Курвуазье. То самое, которое вы так любите повторять.

– Эта мысль приходила в голову и мне, – сказала Хонор. – Вот почему я считаю разумным использовать «Браво-три». Если окажется, что кто-то решил потренироваться, то и слава богу. Но если вдруг рванет, я хочу, чтобы наши ЛАКи и подвески находились на боевых позициях.

– Я думала примерно о том же, мэм, – ответила Брайэм. – Проблема, на мой взгляд, лишь в том, что «Браво-три» предполагает двинуться с орбиты Сайдмора им навстречу, и мне кажется более предпочтительным вариант «Браво-два». – Она пожала плечами, – Возможно, я чересчур мнительна, но если это действительно неприятель, а не какие-то вконец одуревшие шутники, которым показалось забавным не отвечать на наш запрос, мне бы не хотелось без крайней необходимости удаляться от планеты.

Хонор хмыкнула и, обдумывая услышанное, потерла кончик носа.

План «Щит Браво-три» предусматривал выдвижение оперативного соединения навстречу потенциальному противнику на дистанцию досягаемости ракет подвесок, при этом корабли стены оставались под прикрытием ЛАКов. По плану же «Браво-два» корабли стены располагались вокруг Сайдмора, а ЛАКи производили тщательную развернутую разведку и, при необходимости, вступали в бой независимо от кораблей стены. Этот подход был более осторожным, однако ЛАКи принципиально отличались от тяжелых кораблей тем, что могли эффективно сражаться только приблизившись на дистанцию поражения противником, а потому несли неизбежные потери. Стена могла их избежать благодаря преимуществу в дальности боя, гарантированному программой «Призрачный Всадник». С другой стороны, ЛАКам не обязательно было атаковать, они могли ограничиться разведкой, а потом отступить, дав кораблям стены необходимую информацию и время, чтобы лучше подготовиться к бою.

Подумав еще несколько мгновений, Хонор кивнула.

– Признаюсь, не нашла ни одной причины, по которой им было бы желательно заманить нас подальше от планеты, но если исходить из того, что мы до сих пор видели, вариант «Браво-два» сделает своё дело ничем не хуже, чем «Три».

Она повернулась к экрану и флаг-капитану.

– Раф, ты слышал?

– Так точно, мэм. «Браво-два». Передать приказ адмиралу МакКеону и адмиралу Трумэн?

– Да, пожалуйста. И скажи, что через пятнадцать минут мы проведем четырехстороннее селекторное совещание.

– Есть, мэм. Я позабочусь об этом.

– Спасибо, – сказала Хонор и снова повернулась к офицерам штаба.

– А теперь, леди и джентльмены, – спокойно предложила она, – наше высокое собрание будет развлекаться изобретением теорий того, что у наших гостей на уме.

* * *

Прошло девяносто минут. Ответ от чужаков так и не поступил. Транспорты, или что там это было, чуть поотстали и шли теперь в хвосте кораблей, идентифицированных как корабли стены, вместе с тремя легкими крейсерами – или крупными эсминцами. Остальные корабли неизвестного соединения неумолимо приближались, и по мере сокращения дистанции напряжение на флагманском мостике «Оборотня» возрастало.

– У Скотти около пятнадцати минут до контакта, мэм, – доложила Ярувальская.

– Есть визуальная идентификация? – спросила Хонор.

– Никак нет, мэм, – с огорчением ответила Андреа. – Кем бы они ни были, они знакомы с принципом действия наших сенсорных платформ. Они не пытаются их уничтожать, но идут таким строем, что им это и не нужно… во всяком случае, пока.

Хонор понимающе кивнула. Боевой порядок чужаков был, мягко говоря, нестандартным: вместо традиционной стены тяжелые корабли сформировали нечто вроде сферы, а затем слегка развернулись вдоль оси. В результате «крыши» и «днища» импеллерных клиньев, которые сильно искажали все виды проходящего сквозь них излучения, включая видимый свет, перекрыли обзор с флангов, где, в соответствии с мантикорской оборонительной доктриной, и располагались разведмодули.

– А Скотти не пробовал направить разведмодули им в тыл и заглянуть «под юбку»? – спросила Хонор.

По большому счету горловина клина ничем не отличалась от юбки, разве что горло было глубже, чем юбка, и это давало зонду лучший угол обзора. К несчастью, именно из-за сравнительной уязвимости горловины нос военного корабля оснащали сенсорами и защитным вооружением намного плотнее, чем корму. Учитывая, что вторгшиеся, судя по всему, неплохо представляли себе вероятную оборонительную тактику защитников системы, любой модуль, даже идеально замаскированный, при попытке заглянуть в горловину имел шансы уцелеть только если бы его сознательно решили не трогать.

– Он собирался, мэм. Но примерно через десять минут наши гости начнут разворот.

– Понятно, – кивнула Хонор.

В самом деле, скоро вторгшимся кораблям предстояло начать торможение относительно Сайдмора, и при развороте они сами подставят юбки сенсорам Скотти.

Откинувшись в кресле с уютно свернувшимся у неё на коленях Нимицем, адмирал Харрингтон обвела взглядом флагманский мостик. Напряжение было почти физически ощутимым, но люди работали эффективно и слаженно. Правда, предложить здравое объяснение для действий вторгшихся никто так и не смог, но, судя по привкусу эмоций, большинство пришли к выводу, что чужаки, скорее всего, андерманцы.

Мерседес и Джордж Рейнольдс, заключила Хонор, рассматривают происходящее именно как очередную, хотя и превосходящую по масштабам все предыдущие, провокацию. Такая вот межзвездная игра в кошки-мышки. Ярувальская была с ними не согласна. Она не знала, кто эти люди, но твердо была убеждена, что не анди. Опасность того, что у защитников системы сдадут нервы и они откроют огонь, если это окажутся военные корабли андерманцев, была слишком велика. Имеющаяся информация, включая уточнения Томаса Бахфиша, никак не позволяла допустить, что Императорский Флот способен справиться с противником, настолько превосходящим войска вторжения по численности. Если об этом знал штаб Хонор, то, конечно, знали и андерманцы, а рисковать таким количеством людей и кораблей, просто чтобы «заявить о себе», – это не то же самое, что рискнуть время от времени одним крейсером. Что бы ни говорили про анди, Андреа считала крайне маловероятным, чтобы хоть кто-то из старших андерманских офицеров оказался достаточно безумным для подобной эскапады. Свое несогласие с начальником штаба и разведчиком операционист выражала вежливо, но недвусмысленно, и Хонор слегка улыбнулась, оценив её поведение.

Потом леди Харрингтон взглянула на настенные часы и подозвала Тимоти Меарса.

– Да, ваша милость? – тихо сказал флаг-лейтенант, подойдя к командирскому креслу.

– Думаю, пора, Тим, – так же тихо сказала она.

– Да, мэм.

Он повернулся и зашагал через мостик. То, что направлялся он к офицеру связи штаба Хонор лейтенанту Харперу Брантли, выглядело почти случайностью.

Провожая его взглядом, она уловила неожиданный всплеск эмоций со стороны Мерседес Брайэм. Начальник штаба смотрела на неё, напряженно размышляя. Хонор весело ухмыльнулась, и размышления перешли в умозаключение. Глаза Брайэм сузились, её взгляд метнулся к Меарсу, затем к Брантли, и Хонор ощутила, как от Нимица покатилась волна безмолвного смеха. Чего ещё можно было ожидать от кота, носившего среди своего народа имя «Смеющийся-Ярко», подумала она.

Брайэм, вновь уперев взгляд в Хонор, собиралась было что-то сказать, но передумала и лишь сурово покачала головой.

Никто из остальных офицеров этого безмолвного разговора не заметил: все были слишком заняты, чтобы следить за передвижениями Меарса или мимикой начальника штаба. Тимоти наклонился и шепнул что-то Брантли на ухо, но и на это никто не обратил внимания.

Вскинув голову, связист недоверчиво посмотрел на Меарса, бросил веселый и одновременно укоризненный взгляд на своего адмирала и, склонившись над консолью, пробормотал что-то в микрофон. А затем откинулся в кресле и забросил ногу на ногу.

Примерно девяносто секунд не происходило решительно ничего. Потом произошло сразу много всего, и с удивительной быстротой.

Вторгшиеся корабли внезапно и строго согласованно совершили разворот на десять минут раньше ожидаемого, и их сигнатуры в голосфере начали стремительно множиться. Из них выплескивались десятки новых световых меток, рассыпавшихся созвездиями светящихся точек. Хонор обдала волна тревоги, охватившей её офицеров, когда те сообразили, что они видят. Собственно говоря, зрелище было им отнюдь не в диковину: за последние три-четыре стандартных года они наблюдали подобную картину десятки раз; просто они никогда не видели сброса полного комплекта ЛАКов кем-то другим.

Первые несколько секунд ими владело удивление (скорее близкое к панике, в чем никто из них никогда бы не признался). Они пытались справиться с осознанием того, что неожиданное наличие у вторгшихся собственных ЛАКов может поставить казавшееся до сих пор неоспоримым превосходство защитников системы под реальную угрозу. Однако, прежде чем кто-то успел отреагировать, первая волна ЛАКов сменила цвет сигнатур с малинового неидентифицированных, потенциально враждебных целей, на зеленый дружественных сил. Каскадом, одна эскадрилья ЛАКов за другим, значки меняли цвет по мере того, как легкие корабли включали свои транспондеры. А после того как идентифицировалось все крыло, меняла цвет на зеленый сигнатура корабля-матки.

– Ваша светлость, – заговорила Ярувальская, – да это же!..

Немедленно спохватившись, она захлопнула рот и, осознав, насколько излишней стала бы её фраза, одарила Хонор примерно таким же взглядом, каким только что ее сверлила Мерседес. Харрингтон встретила этот пристальный взгляд невинной лучезарной улыбкой.

– Да, Андреа?

– Ничего, ваша милость.

Интонации операциониста вызывали в воображении грейсонскую няньку, которая застала своих подопечных за покраской детской в пурпурный цвет. Но потом, почти против своей воли, Андреа расплылась в улыбке и покачала головой.

– Ничего, ваша милость, – повторила она уже другим тоном. – Наверное, нам всем пора бы привыкнуть к вашему специфическому чувству юмора.