— С возвращением!

Оравиль Баррегос, губернатор сетора Майя из (теоретически) Управления Пограничной Безопасности, встал и протянул руку с улыбкой, когда Вегар Спанден проводил черноволосого, опрятного мужчину в мундире контр-адмирала Соларианской Лиги в его кабинет.

— Я ожидал вашего возвращения на прошлой неделе, — сказал губернатор, все еще улыбаясь, — могу я предположить, что то, что я встретил вас сейчас, а не тогда, это хорошая новость?

"Думаю, вы спокойно можете это сделать"- согласился адмирал Луис Розак, с улыбкой пожимая руку Баррегоса.

"Хорошо."

Баррегос бросил взгляд на Спагена. Вегар был начальником его личной службы безопасности десятки лет, и губернатор всецело доверял ему. В то же время, и он, и Спанген оба понимали принцип "необходимого знания", и Вегар истолковал этот взгляд через призму опыта всех этих десятилетий.

— Полагаю, вам и адмиралу нужно поговорить, сэр, — спокойно сказал высокий рыжеволосый телохранитель. — Если я вам понадоблюсь, я буду снаружи, действуя на нервы Джулии. Позвоните, когда закончите. И я проверил, чтобы все записывающие устройства были отключены.

— Спасибо, Вегар, — улыбнулся Баррегас Спангену.

— Пожалуйста, сэр. — Спанген кивнул Розаку: — Адмирал, — сказал он, выходя в приемную, где Джулия Маджилен, личный секретарь Баррегоса, стерегла подходы, как обманчиво спокойный дракон.

— Надежный человек, — тихо заметил Розак, когда за Спангеном закрылась дверь.

— Да, именно так. И это еще одна демонстрация того факта, что лучше иметь несколько надежных людей, чем толпу не столь надежных.

Они на мгновение остановились, глядя друг на друга и думая о том, сколько времени они оба работали над подбором правильных "надежных людей". Затем губернатор встряхнулся.

— Так что же, — сказал он более оживленно. — Вы говорили что-то о хороших новостях?

— В сущности, — согласился Розак, — Я думаю, что трагическая кончина Ингемара помогла открыть пару дверей несколько шире, чем в могло бы быть любом ином случае.

— В любой неприятности должно быть что-то хорошее, — голос Баррегоса звучал почти благочестиво, но также он улыбнулся, на этот раз более холодной и тонкой улыбкой, и Розак хмыкнул. Было нечто неприятное в этом звуке, с точки зрения искушенного опытом губернатора, так что он приподнял бровь: — Были проблемы?

— Не "проблема", если быть точным, — Розак покачал головой. — Просто я опасаюсь, что убийство Ингемара не было таким "темным", как планировалось.

— Что конкретно ты имеешь в виду, Луис? — темные глаза Баррегоса стали жестче, и его обманчиво округлое и дружелюбное лицо внезапно показалось очень недружелюбным. Не то чтобы Розак был удивлен его реакцией. На самом деле, он ожидал ее… что и было основной причиной того, что он дождался личной встречи, чтобы преподнести эту информацию.

— О, всё прошло идеально. — Успокаивающе произнес он, полушутливо взмахнув свободной рукой. — Палейн выполнила работу на отлично. У этой девушки стальные нервы, и она замела свои, — и наши, — следы даже лучше, чем я надеялся. Также она направила газетчиков в нужную сторону, и, насколько я могу судить, каждый из них пришел к верному заключению. Их истории все подчеркивают мотивы Мезы, — и Рабсилы, — убить его за то, что он так бескорыстно дал поддержку Лиги этим бедным, бездомным беглым рабам. Доказательства едва ли могли бы быть более убедительными, даже если бы я, ах, создал их сам. К сожалению, с уверенностью могу сказать, что мы не обманули ни Антона Зилвицкого, Джереми Экса, Виктора Каша, Руфь Винтон и королеву Берри, ни Вальтера Имбеси.

Он беззаботно пожал плечами, и Баррегос пристально посмотрел на него.

— Это впечатляющий список, — холодно сказал он. — Позволь поинтересоваться, остался ли в галактике хоть один умный разведчик, который не подозревает, что там случилось на самом деле?

— Я почти уверен, что есть два или три. К сожалению, все на Старой Земле.

Контр-адмирал смерил Баррегоса полупристальным взглядом, и, постепенно, неприветливость медленно испарилась из взгляда губернатора. Он оставался довольно твердым, но Розак был одним из небольшого числа людей, от которых Баррегос не пытался скрыть его твердость как само собой разумеющееся. Что было достаточно понятно, так как Луис Розак был, вероятно, единственным человеком во всей галактике, который знал точно, что Орэвил Баррегос имел себе на уме для будущего Сектора Майя.

— Итак, ты говоришь, что некоторые потусторонние силы знают, что именно мы убили его, но все они имеют свои собственные причины оставить свои подозрения при себе?

— По сути — да. — Розак кивнул. — Каждый из них имеет свои собственные мотивы проследить, чтобы официальная версия в конце концов не вызывала сомнений. Ко всему прочему, ни один из них не хочет, чтобы хоть кто-то в Солнечной Лиги мог связать его с убийством генерал-губернатора сектора! Если говорить более конкретно, вся эта афера привела к такому "консенсусу сторон", который я, откровенно говоря, никогда не ожидал получить "

— Так я и понял из ваших отчетов. И я должен сказать, что я никогда бы не ожидал, что Хевен сыграет такую??важную роль в ваших недавних похождениях.

Пока он говорил, Баррегос дернул головой в сторону кресел в уголке для переговоров, ограниченном с одной стороны огромным панорамным окном от пола до потолка. Вид на центр Шаттлпорта, столицы как системы Майа, так и всего сектора Майя, из окна губернаторского офиса на сто сороковом этаже был колоссальный, но Розак видел его и раньше. На данный момент у него голова была занята совсем другими вещами, чтобы обращать на него то внимание, которого он заслуживает, так что он последовал за губернатором.

— К черту этот Хевен! — Он фыркнул, погрузившись на свое привычное место и наблюдая, как губернатор делает то же самое. — Да в Новом Париже никто и предположить не мог, что произойдет все то, что мы натворили! О да, Республика подписалась под всем постфактум, но я подозреваю, что Причарт со своей компашкой чувствует себя, как будто их сбил грузовик, как, в прочем, и мантикорцы. Или Эревон, если на то пошло. — Он сочувственно покачал головой. — Официальной информации нет, но я буду очень удивлен, если Каша не пустил по ветру все разведоперации Хевена в районе Эревона.

В конце концов, учитывая его недавнее махинации, он, наверное, единственный человек, который действительно знает, где все собаки зарыты. Я не часто себя ощущаю болтающимся в чужой кильватерной струе, Оравиль, но он должно быть лучший мастер импровизаций, с которым я когда-либо сталкивался. Я клянусь вам, что, когда он собирался к месту событий, у него было не больше понятия, чем у кого-либо еще. И, как я уже сказал, если я не фатально ошибаюсь, никто в Новом Париже не мог предвидеть развитие событий, а иначе… — он снова фыркнул. — На самом деле, я чертовски уверен, что Кевин Ашер ни за что бы не выпустил его на Эревон, если бы хоть на минуту заподозрил, до чего Каша доведет дело!

— Как вы думаете, в будущем он может стать проблемой? — спросил Баррегос, задумчиво потирая подбородок. Розак пожал плечами.

— Он далеко не сумасшедший, и даже не съехал с нарезки, если на то пошло. Я бы сказал, что наш друг Каша имеет немало общего с гремучей змеей, если это сравнение не покажется слишком странным. Это Иржи так выразился. Довольно точно, к слову говоря. И хотя он старается этого не показывать, но похоже, он очень чувствителен к тем, кто его окружает, и его ответ на любую угрозу — максимально жесткий, без оглядки на сопутствующий ущерб.

Если вы убедите его, что вы будете представлять угрозу для Республики Хевен, например, это будет почти наверняка будет последняя вещь, которую вы когда-либо сделаете. Единственное, что позволит вам быть убитым быстрее, это убедить его, что вы угроза для кого-либо из его окружения. Это, кстати, очень хороший довод, почему мы не должны никогда, никогда, даже в самых отдаленных углах нашего ума, думать о ликвидации Танди Пелейн, чтобы просто спрятать концы в убийстве Ингмара. Я признаю, я не хотел бы делать это в любом случае, но у меня не ушло очень много времени, чтобы понять, насколько плохой могла быть реакция Каша на это. Поверьте мне, Оравиль".

Его голос был необычно рассудителен, и Баррегос кивнул в знак согласия. К предупреждениям от Луиса Розака лучше бы прислушиваться, о чем могли бы свидетельствовать немало больше-не-дышащих людей, которых губернатор мог назвать прямо навскидку. При условии, конечно, если бы они не были больше-не-дышащими.

— С другой стороны, — контр-адмирал продолжал, — если вы не угроза для кого-то или чего-то, о чем он заботится, он преспокойно готов оставить вас в покое. Насколько я могу сказать, что он не держит обиды, видимо потому, что все, на кого он держал обиду, мертвы. И он признает, что иногда это "просто бизнес", даже если его интересы могут быть немного ущемлены. Он готов быть разумными. Но всегда лучше иметь в виду образ гремучей змеи, греющейся на солнце, потому что, если он решит обратить на вас внимание, последняя вещь, которую вы услышите будет кратко-очень кратко-дребезжащий звук.

— А Зилвицкий?

— Антон Зилвицкий так же опасен, как и Каша, но по-своему. Тот факт, что у него еще лучшие контакты с Одюбон Баллрум, чем мы думали, делает его самого по себе своего рода неофициальным орудием, рабочим органом 'изгоев'. Он получает намного меньше в плане формальной структурной поддержки, чем разведки Манти или хевениты, но в то же время, он меньше беспокоится о разных ограничениях, которые звезные нации должны иметь в виду. У него также намного больше возможностей оставлять за спиной тропу, усеянную частями тел, и он получил чертовски длинные руки. Он умен, и он соображает, Оравиль, крепко соображает. Он понимает, насколько опасным оружием является терпение, и у него есть замечательное средство для стыковки случайных по-отдельности фактов вместе, чтобы сформировать критическое выводы.

— С другой стороны, с самого начала проанализировали его намного более тщательно, чем нам позволили наши сведения о Каша, поэтому не скажу, что он преподнес нам какой-либо сюрприз. И суть в том, что даже со всеми его связями с Баллрум и людьми типа Джереми Экс, вряд ли он применит ипмульсник в качестве первого инструмента для решения проблемы раньше, чем Каша. Я не говорю, что Каша — это маньяк-убийца, вы понимаете. Или что Зилвицкий — это своего рода ангелочек, если на то пошло. Оба они считают, что лучший способ избавиться от угрозы, это устранить ее навсегда. Но в глубине души, я думаю, Зилвицкий более аналитик, а Каша — более практик. Они оба почти пугающе компетентны в этой области, и они оба одни из лучших аналитиков, которые я когда-либо видел, но у них разные… акценты, скажем так

— Что, теперь, когда они более или менее работают совместно, делает их более опасными, чем по-отдельности. Будет ли это точное обобщение? — спросил Баррегос.

— И да, и нет. — Розак откинулся в кресле, задумчиво хмурясь. — Они уважают друг друга. На самом деле, я думаю, что они вообще-то любят друг друга, и каждый из них обязан другому. Более того, у них есть общность интересов в том, что происходит на Факеле. Но в глубине души, Зилвицкий все еще манти, а Каша по-прежнему хевенит. Я думаю, возможно, если международные отношения Звездного Королевства и Республики продолжат погружаться все глубже и глубже в сортир, то оба они могут оказаться опять по разные стороны баррикад. И это, поверьте мне, было бы… неприятно".

— Вы сказали "возможно", — заметил Баррегос. — Значит ли это "вероятно"?

— Я не знаю, — откровенно ответил Розак, пожав плечами. — Бесспорно только то, что у них сложились некие личные отношения, которые с некоторой долей осторожности можно охарактеризовать словом "дружба". И это осложняется тем, что Каша безнадежно влюблен в Пелейн, а дочь Зилвицкого стала ее неофициальной младшей сестренкой. Таким образом, я предполагаю, что наиболее вероятный исход в случае, если между Республикой и Королевством снова пробежит кошка, будет тот, что они оба честно предупредят друг друга, а затем разойдутся по углам и изо всех сил будут стараться не наступать друг другу на мозоли. И довершается катина тем фактом, что дочь Зилвицкого является также королевой Факела. Этот человек ко всему — грифонский горец. Ему в полной мере присуща исконная грифонская лояльность матийской короне, но точно также ему присуща и личная, почти патриархальная, преданность семье и друзьям. Вполне может быть, он отдаст приоритет королеве Берри, а не королеве Елизавете, если дело дойдет до прямого выбора. Я сомневаюсь, что он когда-либо сделает хоть что-то, что повредит интересам Мантикоры, а также не останется в стороне при возникновении угрозы этим интересам. Но я также думаю, что он попытается сбалансировать интересы Мантикоры и Факела.

— Интересно

Баррегос в свою очередь откинулся назад, сложил руки перед грудью, опершись подбородком на большие пальцы, затем осторожно постучал по кончику носа обоими указательными пальцами. Это была одна из его любимых поз для размышления и Розак терпеливо ждал, пока губернатор обдумает все, что он только что сказал

— И вот, что не идет у меня из головы, — сказал наконец Баррегос, с легким прищуром переведя взгляд на Розака, — Элизабет не позволила бы Рут Уинтон остаться на посту помощника начальника разведки Факела, если бы не имела ввиду возможность налаживания своего рода закулисных контактов с Хевеном. Это не она, совершенно точно, выбирала Высокого Хребта себе в премьер-министры, в конце концов. Я не настолько глуп, чтобы думать, что она питает теплые чувства к Республике Хевен, особенно после событий на звезде Ельцина, но она умна, Льюис, очень умна. И она знает, что Сен-Жюст мертв, как и практически все остальные, причастные ко всей этой операции. Я не утверждаю, что она внезапно воспылала страстью к хевенитам в целом, но я думаю, что, глубоко внутри, ей бы очень хотелось, чтобы Причарт и Тейсман преуспели в восстановлении Старой Республики.

— Мое виденье ситуации аналогично, — согласился Розак. — Как бы не ненавидела она "карифанов", она достаточно подкована в истории, чтобы знать, что Республика не всегда была самый большой и голодной свиней в округе. И она вынуждена будет себе признаться, что наблюдать восстановление Старой Республики было бы менее напряженным и опасным, чем возвращаться ко временам истребления свиней. Хотя трудно сказать, так ли уж она верит в их успех.

— Предполагаю, мы оба более оптимистичны в этом отношении, чем она. — Улыбка Баррегоса стала ледяной. — Ничего не поделаешь, не мы были в состоянии войны с Народной Республикой Хевен в течение последних пятнадцати-двадцати лет.

— Это правда, но в случае с Факелом я усматриваю действие неких основополагающих принципов, — сказал Розак. — Ведь единственное, в чем Хейвен и Мантикора всегда были заодно, так это в ненависти к генетическому рабству и корпорации Рабсила. Этого одного было достаточно для Каша чтобы столь… энергично… решить проблему Ведант Висты. Думаю, и Елизавета, и Причарт видят глубокий смысл в том, что в галактической истории при освобождении Факела родилось нечто принципиально новое, и при этом они играли роль акушерок, вольно или невольно. От разговора с принцем Майклом и Кевином Ашером на коронации у меня сложилось впечатление, что и Елизавета, и Причарт считают, что даже если отношения между Республикой и Звездным Королевством снова полностью разрушаются, Факел может дать очень полезный канал связи. Иногда, знаете ли, даже когда люди стреляют друг в друга, они должны говорить друг с другом.

— О, да, я действительно это знаю. — Улыбка Баррегоса стала кислой, и он покачал головой. — Но вернемся к Ингмару. Как вы думаете, его договоренности со Штайном останутся в силе теперь, когда его не стало?

"Я думаю, сейчас это вероятно более, чем когда бы то ни было, — Розак ответил слегка уклончиво, и Баррегос хмыкнул.

Льюис Розак никогда не питал живой веры в надежность — или полезность — деятелей Ассоциации Ренессанс еще до убийства Иеронима Штайна, ее основателя. И его вера в честность преемников Иеронима была, пожалуй, даже менее живой. Вопрос, в котором, честно говоря, Баррегос не мог с ним не согласиться.

У губернатора не было никаких сомнений в том, что Иероним был значительно более идеалистичным, чем его дочь, Джессика. Более того, по мнению Оравиля Баррегоса, его фамилия должна была быть Кихот, а не Штайн. Все же, как основатель и видный деятель Ассоциации Ренессанс, он обладал уникальным статусом, как внутри, так и за пределами Солнечной Лиги, в чем ему нельзя было отказать. В определенном смысле это был статус сумасшедшего, который искренне верил, что идеализм может одержать триумф над более чем тысячелетней коррумпированной бюрократией, но эта вера была неподдельной

И точно так же эффект от его деятельности стремился к нулю, что, впрочем, служило объяснением, что его не убили еще десять лет назад те чиновники, которые действительно управляли Солнечной Лигой. Он раздражал, он возмущался, он постоянно мозолил глаза и был надоедлив, как овод, но он также является удобным фокусом для недовольства внутри лиги именно потому, что был так предан понятию "процесс" и "ступенчатая реформа". Бюрократия признала его безвредным и даже полезным, потому что при его способе действий недовольство никогда не принимало активные формы.

Джессика, с другой стороны, являла собой явный отрыв от философии своего отца. Она связывала себя со сторонниками жесткой линии, теми, кто хотел быстрых, жестких действий на основе "Шести столпов", фундаментальных принципов реформирования. Теми, кто был так расстроен и сердит, что больше не собирались ограничивать себя законными действиями, в которых они так долго терпели неудачи. Некоторые из них были идеалистами, чистыми и простыми. Некоторые из них были страстными реформаторами, которые слишком много раз были разочарованы. И некоторые из них были игроки — люди, которые собирались использовать статус Ассоциации Ренессанса, как наиболее заметного ориентированной на реформы движения в Солнечной Лиге, в качестве потенциального лома. Те, кто не будучи частью бюрократии, был в состоянии продолбить, прогрызть, проломать свой собственный??путь к власти.

Так же, как Баррегос никогда не сомневался, что идеализм Иеронима был искренним, он никогда не сомневался, что Джессика была более, чем прагматичной. Она выросла в тени славы своего отца. И всю свою жизнь она видела его полную бездеятельность в плане реальных и устойчивых изменений, а его политика одновременно исключила для ее любую возможность вхождения в существующую структуру власти. Его известность, и то, как профаны от реформ и определенный подвид газетчиков, что до сих пор зовется "класс болтунов", заискивал перед ним, все это держало ее так близко к окопавшимся структурам, управлявшим Лигой, что она могла в буквальном смысле попробовать власть на зуб, но она никогда не могла бы по-настоящему ее вкусить. В конце концов, она была дочерью и наследницей предводителя сумасшедших и главы анархистов, не так ли? Никто не будет достаточно безумен, чтобы пригласить ее хотя бы даже на задворки реальной политики Солнечной Лиги!

Вот почему она оказалась так восприимчива к предложению Ингмара Кассетти по поводу устранения ее отца.

Баррегос сожалел о необходимости смерти Иеронима, но это было слабое сожаление. На самом деле, гораздо больше его беспокоило то, что его не мучило чувство вины. То, что все это никогда не будет стоить ему ни одной бессонной ночи. Так не должно было быть, но Оравиль Баррегос понял годы назад, что путь туда, куда он идет, будет усеян осколками его души. Ему это не нравилось, но это была цена, которую он был согласен заплатить, хотя, пожалуй, не по тем причинам, в которые его противники могли бы поверить.

Но с уходом Иеронима, Кассетти — которого Баррегос по зрелому рассуждению признал самой отвратительной персоной, которую он когда-либо встречал, однако могущей при случае оказаться полезной — достиг полного взаимопонимания и союза между собой, как посланником Баррегоса, и Джессикой Штайн. Конечно, Кассетти не было известно, что Баррегос был в курсе его планов по тихому устранению своего начальника. Также, если на то пошло, Кассетти не потрудился сообщить Баррегосу, что смерть Иеронима планируется, как часть переговорного процесса с Джессикой. Опять же, было еще несколько вещей на тех переговорах, о которых он как-то забыл упомянуть своему начальнику. Как и тот факт, что альянс заключенный с ней вице-губернатором был заключен от имени Оравиля Баррегоса. Он с самого начала предназначил себе кресло губернатора сектора, после взыскания долга с Джессики. Отчеты Розака с Факела подтверждали, что Кассетти даже не догадывался о том, что Баррегос все предвидел с самого начала, и составлял свои планы соответственно.

Ингемар всегда был скорее хитрым, чем умным, — мрачно размышлял Баррегос. — И, похоже, он никогда не осознавал, что другие люди могут быть столь же способны, как он. Впрочем, он далеко не так хорошо разбирался в людях, как ему казалось, а иначе он никогда бы не выбрал из всех людей Льюиса, чтобы всадить мне кинжал в спину!

— Я знаю, у вас никогда не было особенной веры в эффективность Ассоциации, — сказал губернатор вслух. — Если на то пошло, у меня тоже не очень много веры в их способности на самом деле чего-то добиться. Но нам их поддержка нужна не по-этому, так ведь?

— Так, — согласился Розак. — С другой стороны, я не думаю, что Джессика Штайн является честным политиком.

— Это вы в том смысле, что она не продажная?

— Это я в том смысле, что она политическая проститутка, — прямо сказал Розак. — Она продажная, вроде того, но она не видит никаких причин, почему бы ей не продаться как можно большему числу покупателей, Оравиль. Мы даже предположить не можем в данный момент сколько хозяев она заимеет, когда придет наше время взыскать с нее должок.

— Ага, и тут пригодятся все эти доказательства, которые Ингмар очень предусмотрительно сохранил, — сказал Баррегос, хищно ухмыляясь. — Эти записи, где она планирует убийство собственного отца, это отличная палка в дополнение к нашей морковке. Да и когда дело дойдет до этого, нам, вообще-то, от нее многого не понадобится: всего лишь благословения Ассоциации для нашей PR-кампании, когда здешние события заставят нас пошевеливаться.

— Что ж, должен сказать, если нам действительно ничего больше от нее не нужно, это очень хорошо, — едко произнес Розак.

— Согласен. И правда в том, Льюис, — Баррегос с непривычной теплотой улыбнулся контр-адмиралу, — что независимо от того, насколько хорошо вы играете в эти секретные игры, в глубине души, вам они очень не нравятся".

— Прошу прощения?

Баррегос у усмешкой отметил, что Розак изобразил обиду весьма натурально.

— Я сказал, что вы хороший игрок, Льюис. Лучший из всех, кого я знаю. Но и вы, и я знаем истинную причину того, что вы делаете. А также то, — спокойный взгляд глаза в глаза стал непроницаем больше обычного, — почему вы с такой готовностью подписались на это дело.

На пару мгновений в офисе повисла тишина, после чего Розак прочистил горло.

— Ну, как бы то ни было", сказал он бодрее, — и какие бы спорные преимущества мы не выжали из г-жи Штайн в будущем, я должен признать, что вся эта шарада с похоронами на Эревоне и, затем, на Факеле разрешилась благоприятнее, чем можно было бы предположить.

— Так я и понял. В последнем докладе вы что-то говорили о встрече с Имбеси и Карлуччи?

Баррегос вопросительно поднял брови. Розак кивнул.

— На самом деле, роль Имбеси свелась к тому, чтобы ясно дать понять Карлуччи, что наши переговоры идут с его благословения, и что Фуэнтес, Гавличек и Холл тоже в теме.

Баррегос в свой черед кивнул. Правительство Республики Эревон было совсем не похоже на какое-либо еще. Наверное потому, что вся система была унаследована от преступных семей Старой Земли. Официально республикой в настоящее время управлял триумвират Джек Фуэнтес — Алессандра Гавличек — Томас Холл, но всегда были и другие люди, с разной степенью влияния, участвующие в процессе принятия решений. Вальтер Имбеси был одним из тех "других людей", и именно он нейтрализовал вторжение мезанцев в сферу влияния Эревона. Его решение о сотрудничестве с Виктором Каша — а если на то пошло, и с Розаком — привело к выселению Мезы из того, что было системой Вердант Виста, а теперь стало системой Факел.

Кроме того, был похоронен, окончательно и бесповоротно, альянс Эревона с Звездным Королевством Мантикора. И это, Баррегос знал отлично, стало возможным только благодаря тому, что правительство Высокого Хребта систематически игнорировало, раздражало и, по мнению Имбеси, предавало Эревон и его принципиальные интересы

Независимо от мотивов Имбеси, он снова восстановил свою семью в верхних эшелонах власти на Эревоне. Фактически, он стал во всех смыслах четвертым в триумвирате, неофициальным членом. А по ходу дела Эревон изменил свою предыдущую про-мантикорскую позицию на нынешнюю про-хевенитскую.

— А что, Эревон действительно собирается подписать соглашение с Хевеном? — спросил губернатор.

— Это дело решенное, — ответил Розак. — Не знаю, подписан ли уже официальный договор, но если это не так, это произойдет скоро. И тогда Эревон и Хевен станут участниками договора о взаимной обороне… и Новый Париж вдруг станет обладателем манийских технологических достижений.

— Мантикора будет мочиться кипятком, — заметил Баррегос.

— Мантикора будет мочиться кипятком, — признал Розак. "С другой стороны, Мантикоре некого винить, кроме себя. И по поведению принца Майкла на коронации видно, что и он, и его сестра Элизабет это знают, признают это на Мантикоре или нет. Этот идиот Высокой Хребет преподнес Эревон Хевену на блюдечке с голубой каемочкой, и в то же время?? — в улыбке контр-адмирал вдруг проглянуло что-то волчье — Эревон теперь у нас в руках.

— Значит, решено? — Баррегос подался вперед, ловя себя на излишней экспрессивности и энтузиазме, но махнул на это рукой, почувствовав настроение Розака.

— Решено, — подтвердил Розак. — Карлуччи Индастриал Групп в настоящее время ждет сигнала, чтобы сесть с Дональдом, Брентом и Гейлом за обсуждение коммерческого соглашения с правительствам сектора Майа.

Баррегос снова откинулся на спинку кресла. Дональд Кларк был его старшим экономическим советником, фактичеки казначеем Сектора Майя. Брент Стивенс был его главным промышленным планировщиком, а Гейл Броснан была действующим вице-губернатором Сектора Майя. Учитывая особенности отношений Майя с Управлением пограничной безопасности, Баррегос был уверен, что штаб-квартира УПС на Старой Земле в конечном итоге утвердит кандидатуру Броснан. В то же время, он был также уверен, что та пробудет "и.о." вице-губернатора еще в течение долгого, долгого времени. В конце концов, его начальство подсунуло ему Кассетти в первую очередь для того, чтобы не позволить Баррегосу самому выбрать себе преемника. Тот факт, что он доверяет Броснан, автоматически вызывал у определенных персон недовольство ее кандидатурой. Эти же самые люди, несомненно, будут затягивать с ее утверждением как можно дольше в надежде, что у Баррегоса случится сердечный приступ, или он попадет под микрометеорит, или его похитят космические эльфы, или что-то еще, прежде они позволят ей вступить в должность. В таком случае они могли бы, наконец, избавиться от всей администрации Баррегоса. . и от Броснан в том числе.

— Могу догадаться, вас уже пригласили стать неофициальным членом нашей торговой делегации? — спросил он.

— Можете, — Розак снова улыбнулся. — Я уже обменялся парой слов с Чапман и Хортон. Пока ничего конкретного. Как я понял, что нам сначала надо бы прочно закрепиться в гражданской сфере прежде, чем поднимать военную тему. Но из того, что сказал Имбеси, и еще более из того, что сказал Карлуччи после того, как Имбеси был "неожиданно вызван" во время нашей встречи, флотские готовы сесть со мной за обсуждение некоторых точных цифр. Именно от этих цифр и будет зависеть размер наших инвестиций.

Он поднял вопросительно брови, и Баррегос хмыкнул.

— Цифры будут выше, чем ожидают на Эревоне, — сказал он откровенно. — Ограничивающим фактором будет только радарный горизонт Старой Земли. Мы с Дональдом давно работаем над каналами финансирования. Здесь, на Майя, чертовски много денег. На самом деле, чертовски больше, чем Агата Водославская или кого-либо еще в казначействе Старой Земли могут предположить. Это, скорее всего, единственная причина, что они не настаивали на увеличении графика "административных отчислений". Я думаю, мы сможем откачивать более чем достаточно для наших целей.

— Ну, не знаю, Оравиль, — произнес Розак. "Наши" цели "приобретают такой размах, что колеса рано или поздно отвалятся".

— Скорее раньше, чем позже, — ответил Баррегос помрачнев. — В этом-то все и дело. Но когда я говорю, что мы можем откачать более чем достаточно, значит я могу откачать все, что мы посмеем потратить. Слишком быстрое перемещение слишком большого количества тяжелого вооружения заставит некоторых из моих хороших друзей в министерстве задергаться, а мы не можем себе этого позволить. Лучше бы нам по-придержать слегка с военным направлением, пока дерьмо, в конце концов, не попадает в вентилятор, вместо того, чтобы отстегивать бабки на Старую Землю, прикрывая свои скороспелые амбиции, и в результате помахать вслед уходящему шаттлу.

— Терпеть не могу взвешивать варианты, — пробормотал Розак, и Баррегос рассмеялся.

— Ну, если я не ошибаюсь, мы входим в эндшпиль. Мне интересно, кто-либо из этих идиотов в Старом Чикаго читал о Восстании Сипаев?"

— Я почти уверен, что нет, — ответил Розак с некоторой горячностью.

— Да, я тоже сильно сомневаюсь. — Баррегос покачал головой. — Если бы кто-либо из них действительно мог учиться у истории. Хоть бы кто-нибудь увидел пламенеющие буквы на стене

— Лично я хочу, чтобы они страдали близорукостью как можно дольше, пока нам все сходит с рук, — ответил ему Розак.

Я тоже.

Губернатор ненадолго задумался. Потом пожал плечами.

— Дата встречи с Карлуччи назначена?

— Отсюда до Эревона — неделя на курьерском судне. Я сказал им, что рассчитываю по крайней мере на десять дней

— В три дня уложитесь со своей командой?

— Мои люди уже завязли в деле по уши. За исключением этой маленькой сопли Мэнсона, большинство из них уже знает, или, по крайней мере, догадывается, что должно произойти. Я уже принял меры, чтобы сплавить его на несколько дней пока мы с остальными все детально обкашляем. Думаю, за три дня сложим большую часть головоломки. Дональд и Брент тоже собираются участвовать, как я понимаю, но они будут сидеть в основном в качестве наблюдателей и пытаться сообразить, что это мы такое стараемся сотворить. У них будет время подумать над реальными цифрами, после того, как они полностью войдут в курс дела на счет вооружений. А по пути на Эревон мы с ними окончательно все обмозгуем. Думаю, все получится.

— Хорошо. — Баррегос встал. — В таком случае, полагаю, вам следует направиться к себе в офис и приступить к детальному обкашливанию.