Большой Зал был полон. Лишь место перед возвышением, на котором стоял трон, стражники Бахнака держали свободным. Все остальное пространство заполняли послы и эмиссары. Почти все они были женщинами, каждую сопровождал полагающийся ей по рангу вооруженный до зубов охранник. Шум взволнованно гудящей толпы походил на рокот прибоя.

Но эти звуки мгновенно умолкли, когда дверь широко распахнулась и вошел Бахнак Каратсон, князь Харграма, глава клана Железных Топоров племени Конокрадов. Его сопровождали трое его детей: наследный принц Бародан и его сестра Марглита шли рядом с отцом, а принц Танхар, предпоследний по старшинству сын Бахнака, замыкал шествие, словно телохранитель. Тишина стояла такая, что упади сейчас булавка, звук показался бы грохотом обвала. У Бахнака при себе был только кинжал, зато оба его сына были хорошо вооружены и одеты в доспехи. За спиной у Бародана виднелся топор, а Танхар держал руку на поясе, рядом с рукоятью меча.

Казалось, Бахнака не трогают ни гробовая тишина, ни собравшаяся в зале встревоженная толпа. Глядя на принца, никто бы даже не подумал, что слухи, ставящие под угрозу существование союза градани, обязаны ему своим появлением. Создавалось впечатление, будто он настолько не подозревает о значимости сегодняшнего собрания, что даже не потрудился одеться соответственно случаю. На нем была безрукавка, еще крепкая, но совсем простая, шерстяная рубаха, теплая и удобная, но залатанная в двух местах, а башмаки весьма нуждались в чистке. Так мог бы одеться преуспевающий фермер, и те, кто недавно прибыл ко двору, решили, что лишь деревенщина может явиться в таком виде в столь важный момент. Однако те, кто знал князя лучше, сделали совсем другой вывод. Бахнак всегда одевался просто, но так просто он выглядел лишь в те дни, когда готовилось что-то важное.

Князь опустился на трон (Марглита села слева от него, а Бародан – справа) и окинул взглядом толпу сановников. Он внимательно рассмотрел их, потом уселся поудобнее, сложив руки на коленях и скрестив ноги.

– Что ж, – его низкий голос мягко зарокотал в тишине, – полагаю, пора заняться делами. Джанках?

– Да, Ваше Высочество. – Старик, выполнявший обязанности мажордома и камердинера при дворе принца Бахнака, когда-то был одним из лучших воинов клана Железного Топора. У него по-прежнему были широкие плечи и сильные руки. Вместо традиционного белого посоха он использовал алебарду. Когда он ударил ею об пол, обитое железом древко загрохотало, словно молот по наковальне.

– Его Высочество князь Бахнак! – объявил мажордом голосом, привыкшим перекрикивать шум битвы. – Пусть все, кто пришел искать суда и справедливости, не уйдут ни с чем!

На миг в зале снова повисла тишина, но вот низенький (по понятиям градани), богато одетый человек с мощной грудной клеткой начал, толкаясь, пробиваться через толпу. Всю дорогу его сопровождали возмущенные возгласы, но он не обращал на них внимания. Дойдя до возвышения, он упер руки в бока и яростно уставился на Бахнака.

– Фробус побери «суд и справедливость»! – заорал он. – Ради Финдарка я желаю знать, какого черта вы вторглись на территории моего князя?

Джанках покраснел от гнева, но Бахнак поднял руку и вяло махнул ею, прежде чем его камердинер успел заговорить. Потом князь опустил руку и перевел взгляд на стоявшего перед ним воинственно настроенного градани. Из всех князей северных градани только Чернаж Навахкский прислал представителя-мужчину. Помимо нежелания женщин идти к нему на службу, особенно в качестве посланника, у него были на это и другие причины. Прежде всего он не доверял никому, кто не входил в его ближайшее окружение. А Халашу Шакурсон, назначенный на самый важный дипломатический пост – в Харграм, был верным соратником Чернажа (тогда еще генерала) с тех времен, когда тот расчищал себе дорогу к трону Навахка.

Долгие годы Халашу ревностно служил своему господину, правда, его служба приносила весьма жалкие плоды. И в этом была не только его вина. Немногие могли тягаться с Бахнаком и его дочерью Марглитой, а Халашу, мягко говоря, звезд с неба не хватал. Но хуже было то, что Чернаж не видел различия между силой и насилием. Халашу не отличался особым умом, но он не был и полным дураком, и поэтому сразу понял, что Бахнак опасный противник. Чернаж же, уважавший только грубую силу, такую, как его собственная, не принимал предостережения Халашу во внимание, пока не становилось уже слишком поздно.

На этот раз Чернаж сделал задачу Халашу почти невыполнимой: ведь обязанностью посла было тянуть время как можно дольше, отдаляя неизбежную войну. Это было нелегко уже после истории с Базелом и Харнаком, но с тех пор ситуация еще больше осложнилась. Идиотское поведение Харнака и очевидная ложь, которую Чернаж предложил в качестве официальной версии Навахка, ставили Халашу как дипломата в дурацкое положение, и он все меньше контролировал себя. Сейчас он был близок к тому, чтобы впасть в раж, и телохранители других послов, стоявших рядом с ним, положили руки на рукояти своих мечей.

– Вторгались на территории твоего князя? – наконец с удивлением переспросил Бахнак. – А с чего ты это взял, лорд Халашу?

– Не води меня за нос, Бахнак! – Халашу сердито махнул рукой. – Всем известно, что твой сын Базел вернулся в Харграм! И еще все знают, что ему мало убийства наследного принца Харнака, которое он совершил, нарушив законы гостеприимства. Он еще повел твоих людей на земли Навахка, нарушив перемирие между тобой и моим князем! Пусть твои союзники сами решают, хотят ли они идти за тем, кто совершает нападение, даже не советуясь с ними. Но твой сын – другое дело. Своим поступком он второй раз ставит себя вне закона, и я требую от лица князя Чернажа Навахкского, чтобы Базел предстал перед нашим судом!

– Гм. Это серьезное обвинение, не правда ли? – заметил Бахнак и посмотрел на Марглиту. – Ты знаешь что-нибудь о нарушенных нами перемириях? – Она с едва заметной улыбкой отрицательно покачала головой, и принц перевел взгляд на Бародана. – А ты, Бародан? Ты не приказывал своим людям совершить вылазку в земли этих него… я хочу сказать, наших уважаемых соседей, не спросив меня? – Бародан, в свою очередь, помотал головой. Бахнак повернулся к побагровевшему Халашу и пожал плечами. – Вот как обстоят дела, господин посол. Боюсь, у вас неверная информация. Могу ли я еще что-нибудь для вас сделать?

– Будь ты проклят! – прошипел Халашу.

Он схватился за кинжал и бросился вперед, остановившись только тогда, когда Танхар заступил ему дорогу. Как и все сыновья Бахнака, Танхар был не меньше семи футов ростом. В отличие от Халашу, не надевшего доспехов, на нем была кольчуга, а правая рука слегка касалась рукояти меча. Несколько мгновений он наблюдал, не охватит ли Халашу раж, но этого не случилось. Наоборот, посол неподвижно застыл на несколько секунд, потом его пальцы отпустили кинжал. Он глубоко вздохнул и сверкнул глазами на Бахнака.

– Можешь играть словами как тебе угодно, – проворчал он, – но все в этой комнате слышали то же, что и я. Ты и твой сын-убийца, вы нарушали перемирие с того самого дня, как его заключили! Но вы не признаете этого, потому что твой сын так же труслив, как и вероломен! Если бы он не удрал тогда как вонючая дворняжка, мы бы доказали, что это он изнасиловал девушку и до полусмерти избил принца Харнака, который пытался остановить его! И теперь он снова здесь и вернулся к своим забавам – вырезать наших часовых, пока они мирно несут службу! Но на этот раз он зашел слишком далеко, так же, как и ты!

– Изнасиловал? – недоуменно переспросил Бахнак. Потом лицо его прояснилось. – Ах, это! Ты говоришь о тех нелепых слухах, которые вы с Чернажем распустили, когда Базел прислал ко мне Фарму, опасаясь за ее жизнь? Что ж, позволь тебе напомнить, Халашу, что сама Фарма может рассказать эту историю, и, уверяю тебя, ее версия несколько отличается от твоей!

– Разумеется! Не сомневаюсь, что вы немало ей заплатили! – огрызнулся Халашу, но его слова прозвучали неубедительно, несмотря на выказываемый им гнев. У него не было другого выбора, кроме как продолжать поддерживать нелепую, как все понимали, версию Чернажа, и он не имел ни малейшего желания услышать рассказ Фармы о происшедшем.

– Да, без сомнения, – успокаивающе произнес Бахнак, словно человек, разговаривающий с помешанным, и усмехнулся. – Кстати, если уж об этом зашла речь, – не расскажешь ли ты нам, куда делся наследный принц Харнак? Последний раз я слышал о нем несколько месяцев назад. – Улыбка внезапно исчезла с его лица. – Надеюсь, его здоровье с тех пор не ухудшилось, – завершил он ледяным тоном, и Халашу вздрогнул.

Он закусил губу, глаза его нервно забегали по залу, но даже Кровавые Мечи отводили от него взгляды. Никто в Навахке не получал официального сообщения о дальнейшей судьбе Харнака… правда, она все равно была всем известна, потому что «Сказ о кровавой руке Базела» был весьма популярен в некоторых кругах. Разумеется, никто не был настолько глуп, чтобы петь «Сказ» там, где его могли услышать шпионы Чернажа, но он был настолько распространен, что все давно называли наследным принцем не Харнака, а Чалгаза.

Халашу снова раскрыл рот, но Бахнак уже достаточно поиграл с ним. Кровавый Меч попался в ловушку, выдвинув именно те обвинения, которых добивался от него Бахнак. Князь Харграма вскочил на ноги, мгновенно сбросив с себя маску безразличия, и впился взглядом в незадачливого посла.

– Значит, мой сын трус и убийца, так? – Его голос гремел, эхом отдаваясь от сводов зала. Халашу стоял неподвижно, но его уши прижались к голове, мускулы напряглись. – Не сомневаюсь, Чернаж хотел бы, чтобы в это поверили, – продолжал князь уничтожающим тоном, – но правда выглядит несколько иначе, а?

Он отвернулся от Халашу, по очереди оглядывая послов. На этот раз он уперся руками в бока.

– Вы все собравшиеся здесь наполовину готовы поверить в ложь, которую распускают негодяи вроде этого, – произнес он, презрительным кивком указывая на Халашу. – Кто из вас считает, что в его россказнях о Базеле и Харнаке есть хотя бы доля истины? – спросил он. Никто не ответил, и он сердито засопел. – Так я и думал. Тем не менее если какие-нибудь скоты поведают вам, что я напал на Чернажа, нарушив перемирие, вы этому поверите, так? – Снова никто не ответил ни слова, и он возвысил голос. – Так? – прорычал он.

– При всем моем уважении к вам, Ваше Высочество, это так, – отозвался кто-то.

Толпа расступилась, и вперед шагнул еще один посол. Седоволосая леди Энтарат из Халка была из клана Кровавых Мечей, ее город-государство был союзником Навахка, но прежде чем посмотреть на Бахнака, она смерила Халашу пренебрежительным взглядом.

– Что касается твоего сына и наследного принца Харнака. – это ваше с князем Чернажем личное дело, – спокойно начала она. – Принц Базел был объявлен Чернажем вне закона из-за того, что нарушил правила гостеприимства. По всем нашим традициям и законам его жизнь принадлежит Чернажу. Но ты прекрасно знаешь, что из-за… сомнительных обстоятельств дела, мой князь и князья других городов-союзников отказались поддержать требование Чернажа выдать ему принца Базела. И оставим это. Ваше Высочество, сообщения о том, что Конокрады вторглись на территории Навахка, исходят не только от лорда Халашу. Мои источники сообщают то же самое, и все они твердят, что принц Базел совершил нападение с твоего разрешения.

В зале стояла тишина. Леди Энтарат разительно отличалась от Халашу. Халк стал союзником Навахка в связи с тем, что это был город Кровавых Мечей, а не потому, что его жители питали симпатии к Чернажу.

Энтарат служила послом князя Талаха, отца нынешнего князя Халка, не одно десятилетие. Она входила в число старейших дипломатов градани, и ее высоко чтили все Кровавые Мечи. Ее спокойная, уверенная манера говорить производила куда большее впечатление, чем истерические вопли Халашу.

– Поскольку слухи о походе распространились так широко, – продолжала Энтарат, – я спрашиваю тебя официально, от имени князя Халка Рантара: правда это или нет. Действительно ли вы напали на Навахк без объявления войны? Возможно ли, чтобы нападение произошло без твоего ведома? И если так, возглавлял ли нападавших принц Базел?

Бахнак внимательно посмотрел на нее, потом еще раз оглядел собравшихся. Выдержав долгую паузу, он снова обернулся к леди Энтарат.

– Я отвечу на твой вопрос, госпожа, – ответил он почтительно. – Ни я, ни один воин под моим командованием, и даже ни один воин Харграма без моего ведома не нападали на армию или народ Навахка.

Половина послов вздохнула с облегчением, зато другие недоверчиво загудели, но тут Бахнак поднял руку.

– Однако, – продолжал он, – отряд Конокрадов на прошлой неделе пересек границы Навахка… и их возглавлял мой сын Базел.

После этого заявления в зале на несколько мгновений повисло потрясенное молчание, потом Халашу взорвался.

– Но ты же только что сказал… – начал он яростно.

– Я сказал, что ни один воин под моим командованием не нападал на грязного негодяя, блудодея и ублюдка, которого вы называете князем! – парировал Бахнак. – Они этого и не делали! И не я посылал их в Навахк!

Он кивнул стражнику, и тот открыл дверь, через которую чуть раньше входили сам Бахнак и его дети. На этот жест обратили внимание все присутствующие, и отовсюду послышались изумленные возгласы, когда в дверь вошел Базел в сопровождении своего кузена Хартана, молочного брата Гарнала и еще нескольких Конокрадов. На каждом из них поверх доспехов или кольчуги была зеленая накидка. Женщины дома Бахнака вышили на каждой из них изображение перекрещенных меча и булавы. Одного этого хватило бы послам, чтобы ахнуть, но вместе с градани шли еще и два представителя Расы Людей: золотоволосый юноша и женщина с волосами цвета воронова крыла, – в таких же зеленых накидках… и еще с ними было около дюжины пленников, большинство из которых явно принадлежали Кровавым Мечам.

Возглавлял шествие Базел. Он шел, беззаботно засунув руки за пояс, но послы вместе со своими телохранителями отступали с его пути, поглядев ему в глаза. Даже Халашу, судорожно сглотнув, сделал шаг назад, когда оказался лицом к лицу с тем, кого недавно обвинял в насилии, трусости и предательстве. Только леди Энтарат со своим охранником осталась на месте. Базел вежливо поклонился ей, пока его товарищи и пленники направлялись к освобожденному для них месту.

– Вот те люди, во всяком случае некоторые из них, о которых вы слышали столько сплетен, – негромко пояснил князь Бахнак, снова усаживаясь на трон. – Хотя я горжусь тем, что они Конокрады и воины клана Железного Топора, они не подчиняются мне, они отдали свои мечи другому командиру… как и мой сын. – Он повернулся, чтобы взглянуть на Халашу. – Ни секунды не сомневаюсь, что ты узнал символы Томанака, господин посол. Не будешь ли ты так добр повторить ту историю, которую вы со своим князем рассказывали почти полгода? Мне будет любопытно послушать, как ты обвинишь избранника Томанака в насилии, убийстве и трусости, глядя ему в глаза!

– Избранника? – потрясение произнес Халашу. Такое же потрясение испытали все собравшиеся. – Ты же не… Ты собираешься утверждать, что твой сын – избранник Томанака?

– Конечно собирается, – сообщил Базел. Халашу вскинул на него глаза, и младший сын Бахнака слегка улыбнулся. – Так ты не повторишь то, что говорил обо мне? – поинтересовался он.

– Я… – Халашу снова сглотнул, потом взял себя в руки. – Неважно, о чем раньше говорили я и твой отец, – нашелся он. – Важно то, что сейчас он признался – он отправил вас в Навахк, хотя до этого утверждал, что не делал этого!

– У тебя уши градани, – тоном глубокого отвращения заговорил Базел, – но совершенно ясно, что ты не умеешь ими пользоваться. Иначе ты бы знал, что мой отец не «признавался» ни в чем подобном. Отец никуда не отправлял нас, глупец. Нас направил Томанак как членов его Ордена, и вовсе не для того, чтобы мы вторглись в Навахк.

Он кивнул Хартану, и его кузен грубо толкнул вперед пленника. Тарнатус все еще был в испачканном кровью облачении, в котором его схватили, и он вскрикнул, когда Хартан заставил его опуститься на колени. Но Конокрад, не обратив внимания на его крик, схватил его за волосы, вздернул вверх его голову и широко распахнул ворот ризы жреца, чтобы все увидели сверкающего драгоценными камнями скорпиона у него на шее.

Раздалось несколько испуганных криков, даже леди Энтарат отшатнулась. Правой рукой она начертила в воздухе изображение растущей луны, символ Лиллинары, рот ее искривился, словно она хотела сплюнуть на пол. Она перевела глаза с Тарнатуса на Базела, и Конокрад серьезно кивнул, молча отвечая на ее безмолвный вопрос. Она несколько мгновений пристально глядела на него, потом склонила голову, не подчиняясь, а признавая его правоту. Затем Энтарат тронула рукав своего телохранителя, и они оба отступили назад, смешавшись с толпой. Базел поднял глаза, осматривая зал.

– Полагаю, все вы знаете, чей это символ, – прогрохотал его бас. – Томанак отправил нас в Навахк, чтобы мы нашли тех, кто поклоняется Скорпиону.

– Т-ты… Ты хочешь сказать… – задохнулся от гнева Халашу. Он побелел, первый раз за все время его ярость казалась непритворной. – Ты обвиняешь моего князя в поклонении Шарне? – выговорил он наконец.

– Обвиняю Чернажа? – Базел спокойно встретил его взгляд, остальные послы слушали в напряженном ожидании. – Нет, нет. Я не возлагаю вину на Чернажа. – Все облегченно выдохнули после его ответа, но он еще не закончил. – Я хочу сказать, лорд Халашу, что Демонову Отродью поклонялся ваш драгоценный Харнак. Служа ему, он напал на меня. – Халашу вздрогнул, словно его хлестнули плетью, а Базел холодно улыбнулся. – А что до остальных членов семьи Чернажа…

Он снова кивнул, на этот раз Гарналу, и его молочный брат выступил вперед. Он высоко поднял холщовый мешок, который принес с собой, и тряхнул его. То, что когда-то было головой наследного принца Чалгаза, с глухим стуком упало на пол.

– Я не обвиняю Чернажа в поклонении демонам, – проговорил Базел среди гробовой тишины. – Но я сказал бы, что ему следовало лучше следить за тем, чем занимаются его сыновья.

Глаза Халашу полезли на лоб, когда он увидел голову наследника престола. Теперь уже два сына Чернажа пали от руки Базела Бахнаксона, и охваченный ненавистью посланник оскалил зубы, представив, как воспримет новость правитель Навахка. Остальные послы были так же шокированы и, кроме того, озадачены. Халашу не больше их понимал, что именно произошло на самом деле, но он уже видел, к чему приведут последние события. Знал ли что-нибудь Чернаж или нет, утверждение, что два его сына – последователи Шарны, неминуемо приведет к распаду его союза. Был лишь один способ опровергнуть обвинение, и посол Навахка, взяв себя в руки, с трудом оторвал взгляд от головы Чалгаза.

– Это ты так говоришь! – выплюнул он Базелу и повернулся к Бахнаку. – И ты, ты тоже! Но я не вижу доказательств. Я вижу лишь голову еще одного мертвого принца Навахка!

– А остальные пленники? – спросил кто-то из послов князей Конокрадов. – Или ты скажешь, что это тоже не аргумент?

– Я ничего о них не знаю, – ответил Халашу, разворачиваясь к говорившей женщине, – так же, как и ты! Может быть, они действительно поклоняются или поклонялись Шарне, а может быть, и нет. Любого можно заставить лжесвидетельствовать, госпожа, любого можно очернить. Я не буду утверждать, что они не те, кем кажутся, но и он тоже не сможет доказать обратного! – Он махнул рукой на Базела. – Я вижу Конокрадов в цветах Томанака, заявляющих, что Кровавые Мечи поклоняются Шарне. Почему, Фробус побери, мы должны им верить?

– Значит, теперь ты назвал меня еще и лжецом? – переспросил Базел мягким голосом. Эта мягкость никого не обманула, но Халашу лишь засопел, уверенный в неприкосновенности, которую давал ему статус посла. Он почувствовал, что уверенность других посланник несколько пошатнулась, и спешил закрепить отвоеванные позиции.

– Я сказал, что не вижу причин принимать на веру ничем не подкрепленные утверждения, будто мои соплеменники кровопийцы, пожиратели плоти и поклоняющиеся демонам нелюди, – произнес он ровно. – Конечно, вашим Конокрадам хотелось бы, чтобы было действительно так, разве нет?

– Может быть, так, а может быть, и нет, – холодно отозвался Базел. – Да только я ничего такого не говорил. Некоторые из вас именно таковы. – Он кивнул на пленников. – Но чтобы все? Нет. Каковы бы ни были отношения Конокрадов и Кровавых Мечей, я знаю так же хорошо, как и ты, что в большинстве своем вы достойные люди и лишь немногие из вас готовы пачкаться в такой грязи. Даже Чернаж не из них, хотя бы потому, что он прекрасно понимает – союзники отвернутся от него, если узнают, что он допустил Шарну в Навахк.

Несколько послов согласно закивали. Халашу заскрипел зубами, осознав, что общественное мнение, которое ему на мгновение удалось привлечь на свою сторону, вновь повернулось против него. Отказ Базела признать Чернажа виновным в том, в чем он обвинял его сыновей, был весомым ударом. Если бы это все было затеяно Бахнаком, чтобы дискредитировать своего врага, Базел действовал бы иначе, и Халашу это понимал. Но, кроме того, он осознавал, что Конокрадам и не нужно обвинять Чернажа лично. Сам факт, что Шарна свил себе гнездо во владениях князя Навахка (и два прямых наследника трона поклонялись ему! ), до основания потрясет союз Кровавых Мечей. Похолодев, он внезапно ощутил болезненную уверенность в том, что Базел говорит правду или, может быть, часть правды, но он не смел сознаться в этом даже себе.

– Как великодушно освободить князя Чернажа от ваших подозрений! – ехидно прошипел он вместо этого. – Почему-то ты не обвинял его сыновей, пока они были живы, а? Покойнику нелегко оправдаться, ведь так, принц Базел?

– Пожалуй, – согласился Базел. – Но, с другой стороны, сложно схватить живым человека, вооруженного проклятым мечом, открывающим ворота к самому Шарне. Ты согласен, господин посол?

– Это ты так говоришь! – завопил Халашу. – Но почему мы должны тебе верить? Ты сказал, что ты избранник Томанака, да? – Он повернулся к публике, воздев руки. – Избранник Томанака? Избранник из градани? Я спрашиваю всех вас, дамы и господа, почему, во имя всех богов, мы должны этому верить? Я понимаю, это звучит! Какой отличный способ подорвать доверие к моему князю! Убить его сыновей, а потом обвинить их в поклонении Шарне! И кому же еще произнести это обвинение, как не «избраннику Томанака»! Но избранника из градани не было уже двенадцать столетий! Кто из вас будет настолько глуп, чтобы поверить, будто это Базел Бахнаксон?

– Я, – произнес голос, звучавший, как горный обвал. Стены зала сотряслись. Халашу обернулся, и его челюсть отвисла, когда он увидел говорившего.

Рядом с Базелом стоял Томанак Орфро. Конечно, это было невозможно. В этой комнате не было места для десятифутового божества, но все-таки он был здесь. Каким-то образом, – никто из присутствующих не смог бы объяснить, каким именно, – зал князя Бахнака, сохраняя свои прежние размеры, будто бы невероятно расширился. Теперь здесь хватило бы места для всего. Присутствие бога было словно буря. Пленники, которых рыцари Томанака привезли из Навахка, задрожали всем телом и взвыли от ужаса, увидев того, кто был главным противником Темных Богов. Стражники схватили их, но прежде чем они успели встряхнуть пленников, Томанак посмотрел на них сам, и вой мгновенно стих. Последователи Шарны будто окаменели, их глаза вылезали из орбит от всепожирающего ужаса. Улыбка, которой одарил их Томанак, была холоднее стали клинка.

Потом он отвернулся от них. Его взгляд, уже не угрожающий, но по-прежнему тяжелый, прошелся по залу.

Под этим взглядом мужчины невольно опускались на колени, а дамы склонялись в глубоком реверансе.

Но не все упали на колени. Халашу застыл почти как пленники, помертвевший и не способный двигаться. Бахнак поднялся со своего трона. Его дочь стояла рядом с ним, старший сын – за спиной, и Томанак с улыбкой взглянул на Базела.

– Видимо, это наследственное, – произнес он. Его глаза искрились весельем, в голосе угадывался смех.

– Да, похоже на то, – подтвердил Базел. – Мы все отличаемся упрямством – почти все.

– Да нет, абсолютно все, – возразил Томанак, оглядывая послов. – Надеюсь, ты не поймешь меня неправильно, Базел, но мне показалось, что этот спор может затянуться на недели. Обстоятельства вынудили меня немного ускорить события.

– Неужто? – пробормотал Базел. Он, в свою очередь, оглядел замерший зал, улыбка тронула его губы. – Знаешь, мне было интересно, как ты с этим справишься.

– Мне тоже. С градани никогда нельзя быть уверенным, что все пройдет как надо, – заметил Томанак, и на этот раз несколько градани с удивлением обнаружили, что смеются вместе с ним.

– Так-то лучше, – сказал бог и снова перевел взгляд на Базела. – Ты-то прекрасно справился. Даже мои избранники не так часто самостоятельно создают новый дом Ордена на новом месте и сразу ведут его в первый бой, который заканчивается блистательной победой. Ты снова подтвердил свою исключительность, Базел. Это входит у тебя в привычку.

– Ты мне льстишь, – спокойно ответил Базел. – Не могу сказать, что я сделал это «самостоятельно». Ты, пожалуй, не хуже меня знаешь, что за парни наши градани, и понимаешь, что я не стал бы просить помощи другого избранника без крайней нужды.

– Не стал бы. Я бы тоже не стал, хотя многие на твоем месте сразу обратились бы за помощью. Я принимаю твою поправку.

Томанак серьезно кивнул. Потом он повернулся в Халашу, и его лицо помрачнело.

– Посол, я надеюсь, твои сомнения в моем избраннике разрешены? Тебе достаточно моего слова, что он и в самом деле мой избранник и что они, – бог указал на воинов Базела, которые стояли коленопреклоненными перед своим божеством, – все мои?

– Д-д-д… – Халашу перевел дыхание. – Да, Господи, – прошептал он наконец.

– Прекрасно, – Томанак повел указательным пальцем, и Халашу мгновенно отступил назад, слившись с толпой, и тоже упал на колени. Бог Войны, сложив руки на груди, в течение нескольких секунд созерцал собравшихся, каждый из которых ощутил в горле какой-то странный ком, мешающий свободно дышать.

– Халашу был прав в одном, – сказал им Томанак, и на этот раз его громовой голос прозвучал почти мягко. – Ни я, ни другие Боги Света не выбирали своих поборников из градани вот уже тысячу двести лет, с самого Падения Контовара. Не потому, что нам не было больше до вас дела, не потому, что мы бросили вас, предоставив вашей жестокой судьбе. Просто то ужасное, что сотворили с вами Темные Боги и их слуги, изменило вас слишком сильно. Мы не смогли предотвратить этого, а ваши предки…

Он вздохнул. Его темные глаза затуманились скорбью, слишком глубокой, чтобы она могла излиться слезами. Лишь богу могло быть знакомо подобное чувство.

– Ваши предки не простили нам нашего бессилия, – произнес он негромко, – и мы не можем винить их за это. Если бы мы были в силах предотвратить происшедшее, мы бы сделали это, но, как может подтвердить Базел, в мире смертных мы способны действовать только через наших приверженцев. Тьма одержала победу при Падении, и Темные Боги сумели посеять ненависть и подозрения, которые отделили ваш народ не только от других Рас Людей, но и от нас.

Однако то, от чего вы страдаете, можно излечить, и это противостояние не должно длиться вечно. Именно поэтому, дети мои, пришло время снова выбрать поборника из градани. Базел и Дом моего Ордена, который он основал здесь, многое расскажут вам и многому научат. Это дело я оставляю ему и тем, кого он избрал себе в помощники. Но сейчас я хочу сказать вам, всем вам, что мой Орден отныне открыт для градани. Любых. Конокрадов, Кровавых Мечей, Сломанной Кости, Дикого Плеса… Любой градани, который принимает мой Кодекс и чтит Свет, может стать одним из моих воинов, так же как и человек, гном или эльф. Настало время для вас снова постоять за Свет, и вы узнаете, что все те годы, которые ваш народ провел во мраке, дали вам силу и способности, которые окажутся необходимы другим Расам Людей.

– Но…

Это произнес Халашу, и бог снова посмотрел на него. В глазах божества не было ни осуждения, ни презрения, но его взгляд пронзил Халашу, словно острый кинжал. На лбу посла выступил пот: он вдруг вспомнил обо всех бесчисленных случаях, когда он и его князь нарушали Кодекс Томанака.

– Ты хочешь знать, означает ли мой выбор помощника из клана Конокрадов то, что я принимаю чью-то сторону в противостоянии Навахка и Харграма? – переспросил бог, и Халашу каким-то образом нашел в себе силы кивнуть.

– Я Судья Князей, Халашу, и мой судебный зал – поле боя. Мое решение будет принято там, а не здесь. Ради этого я не стал бы появляться перед вами. Ни мой Орден, ни мои избранники не станут участвовать в битве между твоим князем и Харграмом. – Бог вновь обвел послов взглядом. – Более того, я подтверждаю слова Базела: Чернаж Навахкский не знал ни о поступках своих сыновей, ни о присутствии Шарны в своей стране. Если вы пойдете на него войной, найдите другой повод. Если вы поддержите его, не обвиняйте его в чужих преступлениях. Вы не рабы. Боги Света не нуждаются в рабах. Вы можете сами принимать решения, так же как и выбирать, за каким богом пойдете, если пойдете за кем-нибудь вообще.

Халашу еще раз кивнул, на этот раз свободнее, и Томанак посмотрел на Базела:

– Я знаю, каким упрямым ты бываешь. Станешь ли ты повиноваться моим приказам?

– Да, – ответил Базел. – Не скажу, что буду от этого в восторге, но я все сделаю, как ты захочешь. Кроме того, – внезапно он усмехнулся, – и без меня хватит Конокрадов, способных сразиться с Навахком!

– Полагаю это лучшее, на что я мог рассчитывать, – вздохнул Томанак так горестно, что многие послы снова невольно засмеялись. Бог тоже улыбнулся, потом нашел глазами Кериту и поманил ее к себе.

– Надеюсь, ты не думала, что я забуду о тебе, Керри? – поинтересовался он.

– Что ты, – улыбнулась она. – Я понимаю, что сначала ты должен был переговорить с Базелом. Я уже заметила, что донести до него какую-нибудь мысль не так-то легко.

– Даже богу, – признался Томанак. – Попроси его как-нибудь рассказать, сколько времени я преследовал его, прежде чем он вообще сообразил, кто добивается его внимания.

– Непременно, – пообещала она

– Ладно. Теперь я хочу рассеять твои сомнения. Ты делаешь именно то, что должна.

– Правда? – Керита прищурилась. – Это обнадеживает. Значит, все будет хорошо.

– Не беспокойся. А пока что, – повернулся он к братьям нового Ордена, по-прежнему стоявшим на коленях, – осталось только одно. Вейжон, подойди ко мне.

Золотоволосый рыцарь вздрогнул, словно его коснулась чья-то ледяная рука. Он поднял лицо, на котором отражалась смесь восхищения и страха, и встал с колен. Пройдя через замершую комнату, он встал между Базелом и Керитой, устремив взгляд наверх, на лицо своего бога, и Томанак улыбнулся.

– У меня есть кое-что для тебя, – произнес он. Брови Вейжона поднялись в изумлении, а бог протянул руку и достал прямо из воздуха меч – так же просто, как смертный достает что-то из кармана. Он поднял его, развернув так, что драгоценные камни на рукояти засверкали. Вейжон не верил собственным глазам.

– Ты думал, что он остался в теле демона, – сказал Томанак.

– Я… – Вейжон посмотрел на него, затем кивнул. – Да, думал, что так.

– Милая игрушка, – высказал свое мнение Томанак, – но под отделкой скрывается отличная сталь. Нужно лишь внимательно вглядеться, чтобы это увидеть, как ты считаешь, Вейжон? – Молодой человек медленно кивнул, не сводя глаз с лица божества. Все чувствовали, что за этими словами скрывается нечто большее, но лишь Базел с Вейжоном знали, что именно.

– Да, – продолжал Томанак веско, – думаю, теперь ты это понимаешь. Так же как и то, что простой и неотполированный клинок, – усмехнулся он, бросив быстрый взгляд на Базела, – может разить вернее и беспощаднее самого красивого меча. И когда ты это понял, – снова посмотрел он на Вейжона, – я испытал тебя, Вейжон из рода Алмерасов. Потребовалось время, чтобы разобрать, что таится под камнями и узорами, но под всей мишурой оказался отличный клинок… и я был бы рад назвать его своим.

Нагнувшись, он вручил меч Вейжона не ему, а Керите. Вейжон на миг смутился, но тут Томанак вынул из ножен собственный меч и протянул его молодому рыцарю

– Принесешь ли ты мне Клятву Мечей, станешь ли моим избранником, Вейжон? – спросил он, и Вейжон взволнованно сглотнул.

Его глаза впились в простую рукоять оружия, он покачал головой, не отказываясь, а просто не в силах поверить в происходящее. Но его остановила рука, опустившаяся ему на плечо. Повернув голову, Вейжон увидел Базела.

– Ничего, мало кто чувствует себя достойным такой чести, – улыбнулся градани.

– Да, это так, – подтвердил Томанак. – И чем более человек достоин, тем меньше в нем самоуверенности. Но ты достоин, Вейжон. Станешь ли ты служить мне?

– Стану, – прошептал рыцарь и положил руку на Меч Томанака.

Голубой свет залил его пальцы, когда он коснулся оружия, отблески пробежали по его руке и окружили голову ореолом света. То же голубое свечение окутало Базела и Кериту, протянулось от избранника к избраннику, а потом и к их божеству. Голос Томанака эхом отдавался от стен зала Бахнака.

– Вейжон Алмерас, клянешься ли мне в верности?

– Клянусь! – Голос Вейжона походил на слабый отзвук голоса бога, но в нем больше не было сомнений и колебаний.

– Будешь ли ты чтить и соблюдать мой Кодекс? Станешь ли служить силам Света, посвятишь ли свое сердце и разум борьбе против Тьмы, вплоть до самой смерти?

– Да.

– Клянешься ли моим Мечом и твоим собственным принимать участие в нуждающихся, судить по справедливости, быть верным тому, кому будешь служить, карать прислужников Тьмы?

– Клянусь.

– Я принимаю твою клятву, Вейжон Алмерас, и приказываю тебе взять твой меч. Носи его с честью в деле, к которому ты призван.

На миг все затихло, словно само время прекратило свой ход. Базел помнил такое же мгновение, когда он сам приносил клятву ветреной ночью в Корабельном лесу. Но вот Томанак убрал в ножны свой меч, а Вейжон замигал, будто человек, очнувшийся ото сна. Он глубоко вздохнул и улыбнулся богу. Керита шагнула к рыцарю, протягивая данный ей Томанаком меч. Он принял оружие, и тогда Базел заметил в юноше ту же искру, которую сразу ощутил в Керите, отблеск присутствия Томанака, пылающий в сердце нового избранника. Он обнял Вейжона, а Томанак улыбнулся им всем.

– Замечательно, – произнес он, и избранники снова подняли на него глаза. Он покачал головой. – Нечасто мой новый избранник приносит клятву в обществе хотя бы еще одного поборника, а здесь их было сразу двое. Вы, все трое, – обратился он к ним, – наверное, самая упрямая троица смертных, которая встречалась мне за последнюю тысячу лет. Если ты, Базел, думаешь, будто тебе было нелегко с Вейжоном, найди госпожу Шервину и спроси, что ей пришлось пережить с Керри!

– Ну нет, я была не такой упрямой, как они, милорд! – запротестовала Керита. – Разве нет?

– Ты была еще упрямее, – заверил ее Томанак. – Гораздо упрямее. Но так обычно и бывает с самыми лучшими.

– Правда? – переспросил Базел.

– Конечно. Именно поэтому я уверен, что найду немало достойных избранников среди твоего народа. И Томанак исчез.