В небе над Фивами полыхали вспышки огня. Это гибли защищавшие планету орбитальные форты.
Иван Антонов не хотел, чтобы эти укрепления помешали ему осуществить те действия, которые он предпримет – или будет вынужден предпринять по приказу вышестоящих политических органов – по отношению к этой планете. Кроме того, он не хотел подводить свои уцелевшие тяжелые корабли на дальность действия вооружений, установленных на фортах и на планете, вокруг которой они вращались. Даже если укрепления в Фивах не были усилены по сравнению с тем временем, когда Ланту попал в опалу (а Антонов понимал, что надеяться на это по меньшей мере наивно), эта планета тем не менее являлась огромной крепостью, защищенной гигатоннами гранита, имеющей океаны воды для поглощения тепла от залпов бесчисленных батарей оружия. Поэтому Второй флот держался на почтительном расстоянии от Фив и расстреливал орбитальные форты стратегическими ракетами. На форты пикировали истребители, осыпая их легкими ракетами, чтобы усугубить разрушения. Некоторые из космических штурмовиков были сбиты, но на орбитальных фортах не было истребителей, которые могли бы дать машинам землян достойный отпор. Второй флот превратил огромные фиванские орбитальные кораблестроительные заводы в груды обломков.
Офицеры Антонова постоянно напоминали Виннифред Тревейн, что она не ошиблась и у фиванцев действительно было мало истребителей, но это служило слабым утешением. Когда от нее прямо зависели жизнь или смерть ее товарищей, она порой становилась нервной и нерешительной. Антонов часто думал, что эта глубоко спрятанная, но очень развитая способность к состраданию не позволила бы Тревейн принимать правильные решения в настоящем бою, но в области абстрактной логики, когда кровь не проливалась у нее на глазах, ее выводы почти всегда были безупречны. Это было одновременно ее достоинством и недостатком, и она отдавала себе в этом отчет. Однако на этот раз ошибочная оценка психологии фиванцев, не имевшей ничего общего с ее собственной, заставила Тревейн сделать вывод столь же ошибочный, сколь и логичный. Никто не винил ее в понесенных потерях, но сама она не могла себе этого простить.
Иногда это немного беспокоило Антонова. Хотя самоуверенность Тревейн порой действовала ему на нервы, начальница разведотдела его штаба, утрать она веру в свои способности, стала бы совершенно бесполезной. Поэтому он с чувством определенного облегчения ответил согласием на робкую просьбу о встрече с ним самим, Сущевским и Ланту.
– Господин адмирал! – начала Виннифред Тревейн. Сначала она держала себя необычно скованно, но, начав обсуждать профессиональные вопросы, постепенно оживилась. – Как вы помните, в захваченной нами базе данных, впервые позволившей нам судить о мотивах действий фиванцев, говорится, что флагманский корабль флота земных колонистов сохранился до настоящего времени и служит одновременно главным штабом и главным храмом, то есть своего рода «Ватиканом» Церкви Святой Матери-Земли.
– Да, что-то припоминаю, коммандер. Но тогда эта информация меня не заинтересовала.
– Меня тоже. Отчасти поэтому я тогда упомянула об этом лишь кратко. Кроме того, я не была уверена в правильности моих выводов, хотя сомневаться, в общем-то, было не в чем. Теперь же адмирал Ланту подтвердил, что корабль Земной Федерации «Бегущая среди звезд» действительно стоит на месте своей вынужденной посадки. Он никогда больше не взлетит, но его бортовые компьютеры в порядке.
Тревейн на мгновение замолчала, но Антонов жестом предложил ей продолжать. Он не вполне понимал, к чему она клонит, но она явно что-то придумала. Такой оживленной он не видел ее с момента сражения у Врат Преисподней.
– Возможно, вы также помните, что, анализируя эту базу данных, я отправила из QR-107 в Редвинг запрос на информацию об экспедициях колонистов в ближайшие звездные системы. Я получила полный ответ. Прежнее бюро колонизации старалось фиксировать буквально все и в частности, – с этими словами раскрасневшаяся от возбуждения Виннифред Тревейн подалась вперед, – коды доступа к компьютерам «Бегущей среди звезд»!
Внезапно Антонов все понял.
– Иными словами, коммандер, вы утверждаете, что мы можем получить доступ к этим компьютерам из космического пространства?
– Прошу прощения, – вмешался Сущевский, – на протяжении жизни нескольких поколений фиванцы наверняка успели изменить их коды… Да и вообще, как мы можем влезть в эти компьютеры из космоса?
– Господин коммодор, это было бы невозможно, будь «Бегущая среди звезд» военным кораблем или хотя бы современным колониальным космическим кораблем, – признала Тревейн, ответив сначала на второй вопрос Сущевского. – Однако Бюро кораблестроения заказало постройку кораблей этого типа еще в ту пору, когда мы не знали о существовании орионцев и думали, что в Галактике нам вообще не с кем воевать.
Сущевский фыркнул, а Тревейн пожала плечами, но ее темные глаза впервые за много дней светились энтузиазмом.
– Да, я понимаю, что это смешно. Но тогда люди больше заботились об эффективности компьютерных систем, чем о предотвращении несанкционированного доступа к ним. Поэтому компьютеры «Бегущей среди звезд» не защищены специальными программами. На самом деле они нарочно спроектированы так, чтобы с ними могли легко связаться остальные корабли, построенные по заказу Бюро колонизации, а также базы на поверхности планет… Технические специалисты объяснили мне, что фиванцам было бы крайне трудно изменить коды доступа. Ведь им пришлось бы вносить значительные изменения не только в программы, но и в сами компьютеры. А зачем им вообще было браться за такое хлопотное дело? – возбужденно спросила она.
– Даже если бы это было просто, – неторопливо проговорил Ланту, – Церковь не позволила бы этого сделать.
Все повернулись к нему, и он едва заметно улыбнулся своим новым соратникам:
– На этом корабле все свято. Церковь не разрешила даже исправить повреждения, полученные им перед посадкой. Последующие пророки строго ограничили доступ к данным, касающимся жизни Святого Посланника, то есть Сен-Жюста, но, если бы они попробовали их хоть немного изменить, против них восстал бы весь Синод.
– Итак, – задумчиво пробасил Антонов, – мы можем похитить эти данные…
– Или стереть их, – без обиняков заявил Сущевский. Антонов с трудом сдержал улыбку, глядя на лица Тревейн и Ланту. Он уже неплохо разбирался в мимике фиванцев и понял, что бывшего фиванского адмирала все еще шокирует такое кощунственное предложение, хотя речь и идет о том, во что он больше не верит. Что же касается Виннифред, Антонов, кажется, начал понимать, почему она сразу так приуныла.
Сущевский тоже это понял.
– Но подумайте, – немного смутившись, проговорил он, – какой удар мы нанесли бы по боевому духу фиванцев! Кроме того, если вместе с первоначальной информацией исчезнет все, что они могли добавить к ней в последнее время.
– Нет, – негромко проговорил Антонов. – Я не допущу уничтожения этих данных. Их историческое значение слишком велико, а их уничтожение может повлечь за собой прямо противоположные последствия, Павел Сергеевич! Фиванцы могут так возмутиться, что начнут сражаться еще отчаяннее. – Адмирал повернулся к Тревейн: – Прошу вас вместе с оперативным отделом подготовить подробный план операции, которая позволит нам скрытно получить доступ к компьютерам «Бегущей среди звезд».
– Есть!
Темные глаза Тревейн возбужденно сверкали.
– Теперь мы больше не будем гадать на кофейной гуще, а точно узнаем, что же произошло в Фивах! – сказала она.
«И убедимся в правильности твоих выводов!» – про себя добавил Антонов и позволил себе улыбнуться.
* * *
Отец Трудан тихо застонал и потер роговой щиток у себя на черепе. Какой нестерпимо яркий свет! Он терпеть не мог ночные дежурства. Особенно сейчас, когда над Фивами, как болотные испарения, витали панические настроения, проникавшие даже на священные палубы «Бегущей среди звезд». Впрочем, этот священнослужитель так устал, что ему было уже все равно. Постоянные заботы подточили его силы, а непрерывные приказы Синода разыскивать в компьютерах то одно, то другое лишали его сна, которого ему сейчас так не хватало, хотя в нем его и преследовали кошмары.
Трудан опустил пальцы на клавиатуру и с мрачным лицом похрустел суставами пальцев. Одна Святая Мать-Земля знает, что они ищут в этих компьютерах! Они уже изучили каждое слово, написанное Первым Пророком, в поисках какого-то очень нужного им сейчас отрывка Священного Писания. Трудан подозревал, что они уже копнули гораздо глубже и проникли в оставленные самим Божественным Посланником файлы, доступ к которым был строго ограничен. Впрочем, может, так далеко они и не забирались, ведь читать эти файлы могут только члены Синода, да и то не все…
Трудан нахмурился. Ход его мыслей прервало появление на экране какой-то надписи, которую он никогда раньше не видел. Он потер продолговатую морду. Нет, он даже не понимает что значит эта надпись. Как странно!
Надпись несколько раз мигнула, а потом ярко засияла зеленым светом. Удивление Трудана сменилось тревогой. Он же один из старших программистов Синода! Если он не знает, что это такое, наверняка эта одна из функций, использовать которые имеют право только избранные! Но кто же ее включил?! И что вообще происходит?!
Он осмотрелся по сторонам и убедился, что за остальными терминалами никого нет. Ему стало страшно. Он бросился к телефону и набрал номер архиепископа Кирсаля.
– Ваше Преосвященство! Это отец Трудан. Я понимаю, что очень поздно, но здесь происходит что-то странное. – Он выслушал прозвучавшие в трубке слова и покачал головой. – Нет, Ваше Преосвященство, я не знаю, что это такое. – Он еще немного послушал и закивал: – Да, да! Вам лучше самим прийти и посмотреть!
* * *
– В истории человечества, адмирал Беренсон, – громовым голосом заявил Антонов, – было полно тиранов, бережно хранивших информацию, к которой они больше никого не допускали. Не вижу, почему фиванские тираны должны от них отличаться.
– Возможно, у них просто не было выбора, – предположила Тревейн. – По крайней мере раз они не сделали это сразу. Ведь речь идет об их, так сказать, «Священном Писании». Хотя к нему никто и не допускался, программистам было известно о его существовании, и попытки его уничтожить не прошли бы не замеченными. Просочившаяся же информация о таких попытках могла повлечь за собой непредсказуемые последствия.
– Мне кажется, мы можем использовать эти файлы в наших интересах, – задумчиво сказал Сущевский.
– Ничего не выйдет, коммодор, – хрипло проговорил Ланту. – Полагаю, вы намереваетесь использовать эту информацию, чтобы дискредитировать Синод?
Сущевский кивнул.
– В этом случае вы недооцениваете сложность ситуации. Все вы в глазах Церкви и всего фиванского народа «язычники», а я, разумеется, еще более гнусный еретик. Они знают, что им не победить, но готовятся к последней схватке не на жизнь, а на смерть. Если мы расскажем «преисполненному верой» фиванскому народу правду, она будет воспринята им лишь как неуклюжая пропаганда Хана-Сатаны. В результате Возлюбленный Народ еще больше возненавидит нас всех за осквернение истинной веры.
– Иными словами, вам кажется, что мы не сможем побудить фиванцев взглянуть правде в глаза и капитулировать? – прямо спросил Антонов.
– У нас нет никаких шансов, – так же прямо ответил Ланту. Он закрыл лицо руками и с безнадежностью в голосе произнес: – Весь мой народ не просто готов умереть, он рвется умереть… ради низкой лжи!
* * *
Люк медицинского космического челнока открылся. На Новом Данциге было в разгаре лето. Лучи солнца пробивались сквозь живописные облака. Пока санитары спускали носилки по трапу, в воздухе запахло дождем.
Женщина на носилках смотрела мутными карими глазами на облака. Она лежала неподвижно, как мертвая.
«Так же неподвижно, как погибшие жители Данцига, которых я повела в бой», – подумала она сквозь туман, которым окутали ее мозг лекарственные препараты.
Ей на глаза навернулись слезы, и она попробовала смахнуть их правой рукой. Левой руки у нее больше не было. Но стоило ей пошевелиться, как один из санитаров тут же поспешил осушить ей слезы своим платком. Женщина попыталась его поблагодарить, но язык не слушался ее.
Ханна Аврам закрыла глаза и попыталась убедить себя в том, что ей повезло. Она легкомысленно не закрыла шлем скафандра, когда подлетели фиванские истребители, и дорого за это заплатила. По мучительной боли в легких, которую она испытала перед тем, как Дэнни накачал ее обезболивающим, она поняла, что еще немного, и ей пришел бы конец. Она на самом деле побывала одной ногой в могиле. Магир спас ей жизнь, но он чуть не опоздал. От ее правого легкого остался только кусок, а левое вообще погибло. Она была жива только благодаря устройству, качавшему ей в кровь кислород.
Ее уцелевшая рука оказалась в чьей-то теплой ладони. Ханна снова открыла глаза, заморгала и с трудом разглядела коммодора Ричарда Хезелвуда. У него было такое осунувшееся и озабоченное лицо, что, будь это в ее силах, Ханна рассмеялась бы. На борту космического госпиталя сделали все, чтобы ее жизнь была вне опасности, но операцию по пересадке легкого решили проводить в хорошо оснащенном госпитале на какой-нибудь планете. А Хезелвуд, кажется, думает, что она при смерти!
Носилки объехали вокруг стартовой площадки космического челнока, и Ханна вздрогнула, услышав какой-то гул. Она посмотрела на Хезелвуда, одними губами шепча вопрос, Хезелвуд что-то сказал санитарам. Они несколько секунд колебались, потом пожали плечами, и один из них нагнулся над пультом управления самоходными носилками. Он нажал какую-то кнопку, передняя половина носилок поднялась, и Ханна увидела происходящее вокруг.
Она не поверила своим глазам. Возле посадочной площадки собрались сотни, нет – тысячи людей, выкрикивавших приветственные возгласы. Рев их голосов оглушил Ханну. Многие в толпе были в форме ВКФ Земной Федерации, но большинство было в гражданской одежде.
Это же местные жители приветствуют женщину, уведшую на гибель их сыновей и дочерей! Море лиц перед глазами Ханны стало расплываться и колыхаться, как волны, а от счастливой улыбки Дика ей стало еще хуже. Она потянула его за рукав. Он наклонился к ней, а она, превозмогая боль, набрала побольше воздуха в уцелевший кусок легкого.
– Это… неправильно… – прохрипела она. Слова звучали слабо и неубедительно. Ей не хватало воздуха, и она в отчаянии затрясла головой. – Неправильно… Я… погубила твои корабли… – с трудом прошептала она, но Хезелвуд закрыл ей рот свободной ладонью.
– Тсс, Ханна. – Его голос звучал почти нежно на фоне рева толпы, и Ханна расстроилась.
Неужели он ничего не понимает?! Она же потеряла двенадцать авианосцев! Почти все!
– Это так! Но ты выиграла сражение. Их родные и близкие выиграли его. Благодаря тебе они погибли не зря!
Слезы застилали Ханне глаза. Санитары привели носилки в горизонтальное положение и двинулись к ожидавшему медицинскому вертолету, но Ханна не отпускала руку Хезелвуда. Он шагал рядом с ней и, когда ее губы снова зашевелились, нагнулся к ее лицу.
– Я… не сказала тебе… одну вещь… – умудрилась выговорить она. – Когда… я отстранила тебя… от командования…
Хезелвуд снова закрыл ей рот ладонью. Она долго моргала, пока не разглядела его лицо. Он улыбался и качал головой.
– Ты о том, что никто официально не присваивал тебе звания коммодора? – спросил он, и она уставилась на него вытаращенными глазами:
– Ты… знал?..
Он забрался в вертолет и сел рядом с ней, по-прежнему не выпуская ее руки. Люк закрылся. Подобные шуму прибоя, крики толпы стали почти неслышны, и Хезелвуд улыбнулся Ханне.
– Я знал это с самого начала, – негромко сказал он.
* * *
Законодательное собрание погрузилось в глубокое молчание. Президент Саканами явился лично, чтобы зачитать полученное сообщение. Теперь он стоял у возвышения, на котором сидела Шанталь Дюваль, а депутаты в ужасе смотрели на него. Потери Второго флота были столь велики, что даже новость о том, что Антонов теперь безраздельно господствует в фиванском космическом пространстве, почти никого не заинтересовала.
Говард Андерсон сгорбился в кресле, проклиная слабость и стараясь сдержать слезы. Он намного лучше остальных понимал, какой дорогой ценой досталась победа. Ему приходилось командовать во многих сражениях и видеть гибель кораблей. Он закрыл глаза и вернулся в тот страшный день в звездной системе Лорелея, когда во время Второй галактической войны он отрезал путь к отступлению большому орионскому флоту, глубоко проникшему в пространство Земной Федерации. Около трети всех тяжелых кораблей Орионского Ханства оказалось в ловушке. Сколько славных кораблей погибло в тот день! Одним из них был сверхдредноут «Горбачев», флагманский корабль его лучшего друга, капитаном которого был его единственный сын…
Да, он прекрасно понимал, во что обошлась Второму флоту победа.
– Таким образом, – с трудом переведя дух, сказал Саканами, – фиванцы явно не намереваются капитулировать. Адмирал Антонов предложил «Пророку» сложить оружие, но тот не согласился. Антонов даже пригрозил, что раскроет фиванскому народу содержание секретных файлов из компьютеров «Бегущей среди звезд», но Пророк не испугался. Фиванцы, кажется, уже догадались, что мы ознакомились с этими файлами, так как начали пропагандистскую компанию против «лжи и обмана, которые будут распространять приспешники Хана-Сатаны».
По Палате Миров прокатился грозный гул разгневанных голосов, а Андерсон сжал набалдашник трости. Саканами старался говорить как можно спокойнее, но в воздухе витали кровожадные настроения, которые либеральные прогрессисты Вальдека раздували уже много месяцев. Как бы бесстрастно ни выступал президент, каждое его слово лишь подогревало лютую ненависть.
– В настоящее время, – продолжал Саканами, – корабли адмирала Антонова окружили планету, оставаясь за пределами дальности действия тяжелых ракет. Однако оборонительные сооружения Фив настолько сильны, что любая достаточно мощная бомбардировка сделает Фивы непригодными для жизни. Повисла гробовая тишина.
– На этом мой доклад закончен, госпожа спикер, – сказал Саканами и сел.
Прозвучал звуковой сигнал, призывающий депутатов к вниманию.
– Председательствующая предоставляет слово достопочтенному депутату от Кристофона, – негромко сказала Шанталь Дюваль, и на огромном экране появился Перикл Вальдек.
– Госпожа спикер! Достопочтенные депутаты! – начал он хриплым голосом. – У нас нет выбора. Мы сделали все возможное, чтобы спасти фиванский народ. Мы пожертвовали жизнями тысяч наших граждан, прокладывая себе путь в их звездную систему. Фиванцы оказались в безнадежном положении и осознают это. Более того, их правители знают, что их так называемая «религия» – сплошная ложь. Тем не менее они отказываются капитулировать, а мы не можем и не должны давать этим существам, зарекомендовавшим себя как полные безумцы, возможность когда-либо снова причинить нам вред.
Он на несколько мгновений замолчал, и Андерсон почувствовал, что депутатов просто трясет от ненависти.
– В Палате Миров уже много говорилось о Запрете 2249 года, – мрачно продолжал Вальдек. – Кое-кто сделал все, что было в его силах, лишь бы не дать нам призвать фиванцев к ответу за преступления перед всей цивилизованной Галактикой. Нам говорили, что они еще незрелая раса. Что совершенные ими зверства объясняются религиозным рвением, которое у них со временем пройдет. Что, несмотря на их преступления, их вера была искренней. Теперь мы видим, что это не так. Теперь мы видим, что их лидеры с самого начала знали, что их Крестовый Поход сплошной обман. Теперь нам известно, что их фанатизм, пусть даже искренний, хладнокровно и целенаправленно превращен в орудие межзвездных завоеваний не во имя «бога» фиванского народа, а ради удовлетворения амбиций его правителей.
Дамы и господа, пришло время свершить неизбежное, и в глубине души мы отдаем себе в этом отчет! Фиванцы сами не оставляют нам выбора. Хотя их орбитальные заводы разрушены, промышленный потенциал их планеты сохранился. Они уже знакомы с нашими стратегическими ракетами. У них в руках наверняка имеются данные, которые вскоре позволят им изготавливать их. Чем дольше мы медлим, тем больше у них шансов преуспеть в этом. Тогда их мощные оборонительные сооружения обрушат на наши корабли лавину ракет, и цена, которую мы заплатим за победу, станет поистине огромной. – Он сделал еще одну паузу, а потом заговорил ровным голосом, полным лютой ненависти: – Если этот безумный режим не будет уничтожен, сражения такого масштаба, как те, через которые пришлось пройти Второму флоту, будут повторяться снова и снова. Мы не имеем права допустить это.
Попытка высадить десант на планету с такими мощными оборонительными сооружениями повлечет огромные потери, а бомбардировка, под прикрытием которой она будет осуществляться, все равно практически уничтожит Фивы. Выходит, нам не захватить и не оккупировать эту планету. Однако сейчас Второй флот может обстреливать Фивы, находясь за пределами дальности действия любых видов фиванского оружия. Это необходимо сделать немедленно, пока у нас есть такое преимущество! Ничего другого нам не остается!
Дамы и господа, я предлагаю немедленно отменить Запрет 2249 года и приказать адмиралу Антонову начать бомбардировку Фив, направленную на сплошное поражение поверхности этой планеты.
Хрупкое равновесие, за которое так боролся Андерсон, благоразумная сдержанность депутатов – все это рухнуло в хоре одобрительных возгласов. Шанталь Дюваль не удавалось утихомирить депутатов целых десять минут. У Говарда Андерсона все похолодело внутри.
– Достопочтенные депутаты, – сказала спикер Законодательного собрания, когда порядок был восстановлен, – Поступило предложение отменить Запрет 2249 года и приказать адмиралу Антонову начать бомбардировку Фив.
Она на мгновение замолчала, чтобы до всех дошел смысл сказанного.
– Кто-нибудь хочет выступить? – негромко спросила она.
Андерсон надеялся, что хоть кто-нибудь подаст голос, но все сидели тихо, и он проклял судьбу, подарившую ему такую долгую жизнь. И все же неукротимая воля, помогавшая ему бороться без малого полтора столетия, еще не умерла, и он нажал на кнопку.
– Председательствующая, – сказала Дюваль, – предоставляет слово Почетному президенту Говарду Андерсону.
Он попытался встать, но ноги его больше не слушались, и в зале раздался гул озабоченных голосов, когда рядом с ним как из-под земли вырос ликтор, подхвативший его тщедушное тело, чтобы помочь ему усесться обратно в кресло. Однако на этот раз «великий старец Земной Федерации» не чувствовал гнева. Он был для этого слишком слаб и несколько мгновений сидел, собираясь с последними силами, пока все тот же ликтор регулировал объектив так, чтобы Андерсон мог говорить сидя.
После показавшегося бесконечным молчания он наконец заговорил.
– Дамы и господа! – Его старческий голос, утративший за последние полгода часть былой силы, подрагивал, и Андерсон с трудом заставлял его повиноваться. – Дамы и господа, я понимаю ваши чувства. Земной Федерации пришлось пожертвовать огромными средствами и жизнями множества людей, чтобы победить фиванцев. Мы потеряли миллионы мирных жителей. Мы заплатили страшную цену, и вот, как сказал господин Вальдек, наступил решающий момент.
Андерсон замолчал.
Хоть бы депутаты решили, что он нарочно сделал паузу! Хоть бы они не догадались, что он слаб и у него кружится голова! Он смертельно устал. Больше всего ему хотелось отдохнуть, предоставив другим доделывать его дело. Но других не было. Не было никого, кроме измученного больного старика, повидавшего на своем веку слишком много смертей и слишком много пролитой крови.
– Дамы и господа, не стану утверждать, что господин Вальдек ошибается в оценке нынешнего фиванского режима, потому что тот действительно невероятно фанатичен и гнусен. Разумеется, не все члены фиванского правительства столь плохи, но мерзавцев среди них очень много, и, как это ни прискорбно, именно они управляют Церковью Святой Матери-Земли, а с ее помощью – и всеми жителями своей планеты! Управляют же они ими с помощью лжи!
Искра прежнего страстного огня вспыхнула в голубых глазах Андерсона, а его изможденное тело затрепетало, – до такой степени ему хотелось, чтобы депутаты к нему прислушались.
– Подавляющее большинство простых фиванцев верит в «Святую Мать-Землю», и именно благодаря этой вере Пророк и его ближайшие приспешники, составляющие лишь часть Синода, управляют их действиями и манипулируют ими. Народ Фив не отвергал требования капитуляции, от его лица это сделал глава их Церкви, то есть их диктатор!
Андерсон оперся на трость и наклонился к объективу. Его морщинистое лицо было очень суровым. Силы покидали его с каждой секундой. Он больше не берег их, а щедро тратил, как человек, делающий последнее доброе дело в своей жизни.
– Достопочтенные депутаты, – сказал он с прежней силой в голосе, – человечество никогда не убивало существ, ставших жертвой обмана и лжи! Земная Федерация не может уничтожить целый мир, потому что кучка безумцев подчинила себе все его население!
Отмахнувшись от бросившегося на помощь ликтора, Андерсон, шатаясь, встал на ноги. Теперь его пылающий взор был направлен не в объектив. Он отбросил дипломатическую сдержанность и смотрел прямо на другую сторону Палаты Миров.
– Что бы ни представляли собой фиванцы, мы-то не безумцы и не глупцы, а Законодательное собрание никому не должно позволять водить себя за нос! Мы никогда не забудем, кто мы такие и ради чего создана наша Федерация! Если мы не станем судить своих врагов правым судом, чем мы лучше их?! А правый суд не может приговорить к уничтожению целую расу живых существ из-за безумных амбиций кучки их правителей. Такое преступление будет ужаснее всего сотворенного фиванцами. Это будет страшное зверство в космических масштабах. Я не позволю совершить массовое убийство от имени моего народа! – У Андерсона подкашивались колени, но его слова звучали как удары бича, – Достопочтенные депутаты! Перикл Вальдек хочет, чтобы вы запятнали свои руки кровью целой расы разумных существ. Он может оправдывать этот недостойный поступок требованиями справедливости и соображениями необходимости, но от этого сам он лучше не станет.
Сквозь серую пелену, застилавшую ему глаза, Андерсон разглядел яростную гримасу на исполненном ненависти волевом лице Вальдека и перестал сдерживать свои чувства.
– Дамы и господа, главный виновник обрушившихся несчастий находится среди нас. Этот человек убедил свою партию настоять на отправке в Лорелею миротворческого флота. Он же был автором секретного приказа, передававшего командование флота от адмирала Ли Чен Лу Виктору Аурелли!
На лице Вальдека была уже не ярость. На нем было написано бешенство. В зале послышались удивленные возгласы. Вальдек поднялся на ноги и впился в Андерсона свирепым, ненавидящим взглядом. Стоявший рядом с Почетным президентом ликтор нажал кнопку коммуникационного устройства, вызывая подмогу. Он постарался усадить Андерсона обратно в кресло, а по проходу уже бежал санитар. Однако изможденный старец уцепился за край пульта, и его голос покрыл звучавшие в зале возгласы:
– Все это сделал один и тот же человек! А теперь он призывает вас совершить поступок, которым хочет прикрыть собственную глупость! Он призывает вас разрушить Фивы не ради защиты Галактики и не ради спасения экипажей кораблей Второго флота, а лишь ради удовлетворения собственных амбиций! Он хочет предотвратить возможную критику! Он…
Громовой голос внезапно умолк. Гневно пылавшие глаза Андерсона расширились. Дрожащей рукой старец схватился за плечо ликтора и пошатнулся. Тысяча депутатов вскочила на ноги и в ужасе смотрела на величайшего из живущих героев Земной Федерации, который прошептал еле слышным голосом, больше похожим на хрип умирающего:
– Прошу вас! Очень прошу! Не позволяйте ему это делать! Остановите его!
У старца подкосились колени. Санитар перепрыгнул через пульт какого-то депутата, на ходу отстегивая от пояса аптечку.
– Умоляю вас, – прошептал Говард Андерсон. – Будьте лучше Пророка! Будьте лучше Вальдека! Не дайте ему снова превратить нас в убийц!
С этими словами старец рухнул на пол, как тряпичная кукла.