Одинокий тролль. Дорога ярости. Путь Эскалибура

Вебер Дэвид

Три внецикловых романа.

Содержание:

Одинокий тролль

Дорога ярости

Путь Эскалибура

 

Одинокий тролль

 

Глава 1

troll (сущ.)1. (устар.) Существо из скандинавских мифов. Иногда описывается как проказливый или дружелюбный карлик, иногда как злобный великан, живущий в горных пещерах. 2. Боевая машина-киборг империи Ширмаксу [норвежск., от древненорвежск. tröll – чудовище]

«Защитник», флагман 92-го линейного дивизиона, погрузившись в альфа-пространство не больше чем на четыре-пять трансляций, неспешно двигался на половинной тяге. До ближайшего обитаемого мира оставалось около сорока световых месяцев, когда по интеркому прозвучал сигнал тревоги.

На мгновение команда застыла от изумления, не веря своим ушам. Это же просто смешно! Они направлялись на заслуженный отдых, канги были заперты в трех звездных системах, ближайшая из которых находилась на расстоянии почти ровно ста световых лет. Неужели на Старуху накатил приступ дурацкой придирчивости и она решила устроить им учебную тревогу?

Но сигнал есть сигнал, и, забыв о своем недоумении, команда флагмана разбежалась по боевым постам.

* * *

В тот момент, когда пронзительный вой тревоги заставил ее вскочить на ноги, полковник Людмила Леонова, командир ударной группы 92-го дивизиона, сосредоточенно изучала выведенный на экран визора новый текст по истории. Лишь выбежав в коридор, она сообразила, что не выключила визор, но бега не замедлила. Сейчас ее место было в ангаре.

На последнем повороте она ловко заскользила, искусно оттолкнулась от переборки и по траектории, выработанной долгим опытом, влетела в напоминающий пещеру ангар, в котором уже собрались все ее звездолетчики.

– Дорогу!

Узнав ее голос, подчиненные расступились, образовав широкий проход, по которому Людмила, подобно управляемому снаряду, пронеслась в оперативную кабину. Там она остановилась подле дежурного офицера связи, склонившегося над панелью управления боевого ретранслятора. Выражение его лица было настолько напряженным, что полковник тотчас уставилась на ползущие по экрану светящиеся точки, от которых не отрывал взгляда связист. Увиденное так ее поразило, что она чуть не присвистнула от неожиданности. Ее левая рука бессознательным жестом прикоснулась к ленточке на мундире, будто она что-то вспомнила. Затем ее вниманием завладел появившийся на экране монитора график.

Что-то в нем было не так, подумала она. Очень, очень странно…

* * *

Не успели еще замереть последние отголоски сигнала тревоги, а строгое, спокойное лицо коммодора Джозефины Сантандер уже появилось на экране, перед капитаном Стивеном Онслоу. А ведь он знал, что она была в своей каюте, когда завыла сирена!

– Рассказывай, Стив, – сказала она безо всякого приветствия.

– Сканирование показывает, мэм, что к нам медленно приближается боевая группа звездолетов кангов, находящаяся на расстоянии примерно шестидесяти световых часов. Направление один-четыре-девять, возвышение два-девять-три. Точную траекторию я пока не рассчитал, но, похоже, они пересекут нашу траекторию в двадцати световых часах позади нас. По предварительной идентификации, это «Огр» с кораблями сопровождения.

– «Огр»? – Капитан Сантандер позволила себе вопросительно приподнять бровь.

– Так точно, мэм. Тут… одну минуту, мэм.

Командир взглянул на боковой экран, выдававший информацию, полученную от главного сканера, и его темнокожее лицо приняло озабоченное выражение.

– Теперь, мэм, у нас есть более точные данные. Сканер подтверждает, что это «Огр». Итак, полная линейная эскадра: «Огр» в сопровождении трех «Тролльхеймов».

– Понятно. Пожалуйста, отправьте данные в рубку.

Онслоу нажал кнопку, и на большом стереоэкране командирской рубки появилось изображение того, что он видел перед собой. Коммодор Сантандер несколько мгновений внимательно вглядывалась в экран.

– Мы рассчитали их курс, мэм, – доложил Онслоу.

На графике возникла тонкая красная линия, показывавшая маршрут кораблей противника.

– Они идут со скоростью примерно в четыре скорости света и непрерывно совершают трансляции.

– С каким градиентом? – резко спросила коммодор.

– С большим, мэм. Они сделали уже восемь или девять. Компьютер считает, они пройдут бета-барьер примерно через… – Он взглянул на соседний экран. – Через пять часов.

Капитан Сантандер нахмурилась и начала тихонько раскачиваться в кресле. Наращивать градиент столь стремительно было не в обычаях кангов. Чтобы идти на такой риск, невзирая на угрозу некогерентности, они должны дьявольски спешить

Ей бы хотелось, чтобы решения в столь неординарной ситуации принимал кто-то другой, но адмирал Виргаус отправил на ремонт, необходимость в котором давно назрела, лишь половину 92-й боевой эскадры и коммодор Сантандер – в наказание за грехи свои – осталась старшей по званию. Они находились на расстоянии более трех световых лет от 36-й звезды созвездия Змееносца, и снять с нее ответственность не мог никто, кроме командира тамошней базы флота. Она беззвучно вздохнула. Хотеть можно чего угодно, но реального положения дел ее желания не изменят.

– Хорошо, Стив. Пусть коммандер Тхо рассчитает курс преследования на максимальной скорости и оптимальной крутизне кривой трансляций.

– Оптимальной крутизне, мэм? – осторожно уточнил капитан Онслоу.

– Вы слышали, что я сказала. Отключите предохранители. Если бы канги не спешили, то не стали бы совершать переходы так быстро. Да и трех «Тролльхеймов» не взяли, если бы у них не было стоящей цели. Так что определите как можно скорее курс преследования и выводите эскадру на него.

– Есть, мэм, – ответил капитан Онслоу нарочито бесстрастно, и Сантандер, стараясь выглядеть уверенной в своих силах, вернулась к изображению на экране. Она прекрасно понимала, как не хотелось Онслоу нестись с такой скоростью сквозь многомерное пространство. Она и сама охотно поступила бы по-другому, но…

К несчастью, выбора у нее не было. Многомерное пространство потенциально опасно, но древний, открытый еще Эйнштейном предел скорости по-прежнему остается непреодолимым – по крайней мере, в нормальном пространстве. Новейшие гипотезы позволяют надеяться, что его все-таки возможно будет обойти, хотя бы теоретически, но релятивистские парадоксы продолжают вплетать седые пряди в шевелюры физиков-теоретиков. Пока им не удастся (если вообще удастся) устранить некоторые противоречия, людям, вынужденным перемещаться в космосе, придется пользоваться способами, позволяющими предсказывать дату их прибытия в место назначения по крайней мере с точностью до десятилетия.

В теории многомерник казался элегантным решением. Раз уж невозможно превысить скорость света, нужно просто найти другое измерение, в котором пространство «изогнуто» сильнее, так что соответствующие точки находятся «ближе» друг к другу. Такое описание, конечно, ужасно приблизительно и грубо, но коммодор не встречала еще никого, кто был бы способен выразиться точнее, не прибегая к математическим моделям. Что до нее, то этого представления о галактике, в которой путешественник передвигается со скоростью большей, чем световая, ей было вполне достаточно. Она легко могла представить себе концентрические кольца с разным числом измерений; двигаясь «вверх» по многомерному пространству, космический корабль совершает переходы на кольца все меньшего радиуса, а это значит, что его неизменная абсолютная скорость кажется выше относительно нормального пространства. Физики уверяли коммодора, что на самом деле она вовсе не передвигается со скоростью, превышающей световую, но все равно, с практической точки зрения, получалось именно такое перемещение.

Существовали, правда, и ограничения. Внутри «предела Френкеля» – определенного радиуса в гравитационном колодце звезды, который изменялся в зависимости от ее спектрального класса и массы корабля, – пользоваться многомерником было невозможно. И хотя теоретически, казалось бы, из нормального пространства можно совершить прямой переход в пространство с любым числом измерений, гораздо безопаснее было переходить из одного пространства в другое последовательно.

Поток многомерной энергии мог вести себя коварно и непредсказуемо, и люди, слишком вольно обращавшиеся с многомерником, сильно рисковали. То, что могло с ними случиться, было по меньшей мере неприятно. Диапазон альфа – «низший» диапазон – состоял всего из около двадцати измерений. В его верхней части максимальная скорость космического корабля относительно нормального пространства составляла примерно пять скоростей света. В более высоких диапазонах можно было достигать более высоких скоростей, но состояния потока энергии становились при этом все более нестабильным, и опасность повредить корабль соответственно возрастала. Кроме того, между диапазонами существовали некие преграды, природа которых все еще оставалась неясной – а это значило, что пробивать их было опасной затеей. Если корабль почему-либо неудачно ударялся о преграду, или если в поле его перехода возникали хотя бы незначительные гармонические колебания, он попросту исчезал. Терял когерентность, рассыпался по множеству измерений, и уже ничто не могло его собрать в одно целое. Мысль об этом заставляла обливаться холодным потом даже самых опытных звездолетчиков – никому ведь было неведомо, что в таких случаях происходило внутри корабля. Гибла ли команда? Или она переходила в какое-то неизменяемое состояние? Или же она постепенно понимала, что произошло… осознавала, что превратилась на веки вечные в космического «Летучего Голландца»?

В низких диапазонах слишком большой опасности не было. Люди постоянно передвигались в бета-диапазоне, и даже в гамма– и дельта-диапазонах. Звездолеты кангов осмеливались переходить в дельта-диапазон лишь в экстренных случаях. Но никогда ни одно существо в здравом рассудке не проходило барьер на такой скорости, как это придется сделать 92-му линейному дивизиону, чтобы догнать кангов. Не стал бы это делать и 92-й – если бы у него был выбор.

– Курс определен, мэм, – без всякого выражения произнес капитан Онслоу.

– В таком случае выполняйте приказ, – ответила Сантандер.

– Слушаюсь, мэм.

«Защитник» вздрогнул: его двигатели заработали, наращивая мощность. Корабль шел достаточно плавно, но Сантандер знала, что «Защитнику» давно необходим плановый ремонт. Она начала молча молиться, в то время как трехмиллионнотонная масса корабля окуталась искривляющим пространство полем многомерной тяги и стала резко менять курс.

Несмотря на работу гравитационных компенсаторов, действие ускорения было неожиданно сильным. Светящиеся точки на диаграмме, обозначавшие два звездолета одного класса с «Защитником» и корабли сопровождения, двинулись вслед за флагманом. Линейный дивизион людей, будучи в неполном составе, изменил курс и кинулся в погоню за смертельными врагами человечества по бездонным пучинам бесконечных пространств. Могучие двигатели с воем вышли на максимальный режим, искореженные ионы понеслись мимо эскадры, в стальных чревах которой пронзительно пели многомерные генераторы.

– Время до встречи с барьером? – Сантандер удалось произнести этот вопрос так, как если бы она ничего не знала о состоянии двигателей «Защитника», и Онслоу мысленно улыбнулся, оценив ее стремление внушить подчиненным уверенность в себе.

– Четырнадцать часов, мэм, – ответил он.

– Скорость приближения?

– Абсолютную разницу скоростей мы компенсируем примерно через десять часов, мэм. Если они продолжат идти с тем же градиентом, для совмещения диапазонов нам понадобится больше восьмидесяти часов. Точнее не могу сказать, мэм, пока не выяснится, когда они начнут уменьшать градиент.

– Не думаю, что они собираются его уменьшать, – негромко сказала Сантандер.

– Но при такой скорости они через пятьдесят часов подойдут к барьеру гамма-диапазона!

– У них большие силы, капитан, они далеко от дома и дьявольски торопятся. Я думаю, они собираются добраться до дельта-диапазона – а может, и выше.

– Но, мэм, ведь это же канги! – запротестовал Онслоу.

– Это верно, но они знают, что проигрывают. Такие крупные силы они ни за что не сняли бы с фронта, если бы перед ними не была поставлена чрезвычайно важная задача. Градиент, с которым они совершают переходы, ясно указывает на то, что канги готовы идти на серьезный риск.

– Ясно, мэм, – произнес Онслоу. Нарисованная коммодором картина явно поразила его.

– Смоделируйте их трассу и варианты поведения, – резко приказала Сантандер. – Я понимаю, что большой точности вы не добьетесь, но мне нужно хотя бы приблизительно представлять их возможности. Как только освободитесь, приходите, пожалуйста, в конференц-зал. Я буду там с капитаном Мияги и полковником Леоновой. Все это мне очень и очень не по нутру.

– Слушаюсь, мэм, – сказал капитан Онслоу. Изображение его седовласой начальницы погасло на экране, и на сердце стало так же холодно и пусто, как в открытом космосе за бортом «Защитника». Под началом коммодора Сантандер он прослужил уже в общей сложности десять лет биологического времени. Он не раз видел ее в горячке боя, слышал ее резкий голос, выкрикивавший команды, следуя которым боевой корабль шел в атаку под вражеским огнем, но сейчас она впервые призналась, что не до конца уверена в себе…

* * *

Коммодор Сантандер прищурилась, увидев капитана Онслоу, входившего в конференц-зал. Его лицо выражало растерянность, и она внутренне напряглась, готовясь услышать скверные вести. Коммодор махнула рукой в сторону свободного стула, приглашая Онслоу сесть между двумя другими офицерами, уже занявшими места за столом.

Пухлый светловолосый капитан Николас Мияги был непривлекателен внешне, но являлся прекрасным офицером-тактиком. В боевой обстановке он соображал с поразительной быстротой и обладал колоссальным запасом внутренней энергии, о чем невозможно было догадаться по его внешности. Полковник Леонова тоже была специалистом экстракласса. На флоте она давно стала чем-то вроде живой легенды, и Сантандер была счастлива, что Леонова сидит с ней за одним столом.

Коммодор Сантандер никогда не испытывала неприязни к Леоновой, хотя ей было нетрудно понять, почему многие ее недолюбливали. Леонова была на двадцать биологических лет старше коммодора, но в безупречно сидящем на ней флотском мундире казалась вчетверо моложе своего истинного возраста. Никто не назвал бы Леонову красавицей, но ее треугольное, широкоскулое лицо приковывало к себе взгляды мужчин, а светло-каштановые волосы и голубые глаза прекрасно смотрелись на фоне черного мундира звездолетчика.

При всем при том, подумала Сантандер, несмотря на свою неоспоримую привлекательность, Леонова несла смерть. На ее золотых нашивках пилота в виде крылышек было три звезды, каждая из которых означала десять сбитых истребителей. Еще значительнее были орденские ленточки под нашивками: верхнюю коммодор видела за всю свою карьеру только у трех офицеров – это была ленточка ордена Большого Солнечного Креста. Кроме других привилегий, она обязывала любого офицера, вне зависимости от его ранга, первым отдавать честь полковнику Леоновой. По мнению Джозефины Сантандер, это было естественным признанием заслуг Леоновой.

Но не по этой причине многие люди недолюбливали – и боялись! – полковника. Нет-нет, такое отношение было вызвано совсем другими причинами. Дело было в том, что Людмила Леонова была прямым потомком первой волны выживших на Сигме Дракона.

Коммодор усилием воли направила свои мысли в нужном направлении и, вопросительно подняв бровь, обернулась к Онслоу:

– Правильно ли я поняла, что у вас появилась дополнительная информация, Стив?

– Да, мэм. Ошибки по-прежнему не исключаются, но компьютеры определяют корабли кангов как «Огр», три «Тролльхейма» и «Грендель». Плюс корабли сопровождения. Возможно, среди них есть и «Гарпия».

Сантандер спокойно кивнула в ответ, но спокойствие это было чисто внешним. Даже в одиночку «Огр» был опасен – почти пять миллионов тонн и огневая мощность, достаточная, чтобы очистить от всего живого любую планету. «Тролльхеймы» были еще опаснее. Хотя их масса значительно меньше «Огра» – размерами они уступают даже «Защитнику», – «команда» их состоит из сервомеханизмов, подчиненных киборгам, которых люди прозвали «троллями». Десантный транспортник «Грендель» представляет собой страшную угрозу для любого обитаемого мира – ведь на нем перевозятся тролли и вся их техника, которую они используют при высадке на планету, хотя, если сражение разыграется в межпланетном пространстве, толку от него будет немного. По тем же соображениям и носитель перехватчиков класса «Гарпия» лишь незначительно увеличивал силы противника – и без того превосходящие те, которыми располагали люди. Пока бой не перешел в альфа– или хотя бы в нижнюю часть бета-диапазона, «Гарпия» могла лишь наблюдать за развитием событий.

Но как ни оценивай ситуацию, думала Сантандер, противник имел перед 92-м дивизионом значительное преимущество в массе и огневой мощности, так что коммодор была далеко не уверена, что традиционное техническое превосходство людей сможет уравнять соотношение сил. Вдобавок она не могла отделаться от тревожащего ее чувства необъяснимости происходящего. Канги ни за что не покинули бы своих отчаянно оборонявшихся соплеменников, запертых людьми в последних оставшихся у них трех звездных системах, если бы миссия экспедиции не имела чрезвычайного значения для их расы.

– Много металла, – негромко сказала она вслух, стараясь ничем не выдать своих соображений и чувств.

– Вот именно, – мрачно откликнулся Онслоу, – но есть новости и похуже: капитан Тхо смоделировал их трассу, как вы приказали, мэм… Они направляются к Солнцу.

– К Солнцу? – Мияги выпрямился на стуле, и его голубые глаза остро сверкнули. – Это безумие! Внутренний флот разнесет их на атомы на расстоянии светового месяца!

– В самом деле? – в первый раз подала голос Леонова. Она откинула со лба каштановую прядь – ни дать ни взять девушка-подросток, вырядившаяся в мундир матери! – А что вы скажете об их градиенте, капитан? Он не меняется?

– Меняется, – ответил Онслоу. – Он растет. Никогда ни о чем подобном даже слышать не приходилось! Если бы своими глазами не увидел, ни за что бы не поверил, что многомерник кангов способен развивать такую скорость. Мы сами выжимаем максимум, но догоняем их крайне медленно.

– Этого я и опасаюсь. – Леонова снова повернулась к командиру эскадры. – А не могут они совершить трансляцию Такешиты, мэм?

На мгновение наступила мертвая тишина. «Полковник Леонова всегда решится сказать то, о чем другие и думать боятся», – невесело подумала коммодор Сантандер.

– Эта мысль приходила мне в голову, – призналась она и нажала кнопку связи. – Навигационная, – сказала она компьютеру, и на экране появился коммандер Тхо. В обычное время Сантандер скрупулезно соблюдала все правила вежливости и флотского этикета, но на этот раз она даже не стала дожидаться, пока Тхо ответит как положено на ее вызов.

– Если энергетические уровни не будут меняться, капитан, – сказала она без всякого предисловия, – где будут находиться канги в момент прохода через тета-барьер?

– Барьер тета–диапазона? – удивленно переспросил капитан Тхо. – Одну минуту, мэм.

Он склонился к терминалу, производя необходимые расчеты, потом снова выпрямился.

– Если считать, что им удастся пройти барьер тета-диапазона, мэм, то в этот момент они окажутся на расстоянии двух целых одной десятой световых месяцев от Солнца. Причем скорость их в нормальном пространстве будет немного превышать тысячу двести скоростей света. Но ведь…

– Благодарю, коммандер.

Вежливым кивком головы Сантандер остановила Тхо и, отключив с ним связь, окинула взглядом присутствующих. На их лицах застыло выражение тревоги, а на висках Онслоу выступили крохотные капельки пота.

Коммодор медленно кивнула головой.

– Похоже, полковник, вы оказались правы, – сказала она. – Итак, коллеги, у нас есть небольшая проблема.

Все замерли в молчании, и Сантандер снова обратилась к Онслоу:

– Вы говорили, капитан, что мы сокращаем расстояние до кангов. Через какое время они окажутся в пределах досягаемости многомерных ракет?

– При обычных условиях это должно было бы произойти примерно через… – Он взглянул в свой ноутбук. – Через тридцать три часа, но у них дьявольский градиент. Их кривая трансляций сглаживается. Но и наша тоже. Мы никогда до сих пор не видели, чтобы многомерник кангов работал с такой отдачей, так что я не берусь ничего предсказывать. Пока мы летим быстрее, но наши генераторы работают в форсированном режиме.

Он не добавил, что в таком режиме никто никогда не летал, даже во время приемо-сдаточных испытаний, и этого тем более не следовало делать, когда двигатели давно нуждаются в ремонте. Работа многомерных генераторов на предельной мощности страшно увеличивала вероятность гармонических колебаний между ними и двигателями обычного пространства, благодаря которым корабли летели среди звезд.

– Если допустить, что мы сохраним когерентность, – продолжал Онслоу, – могу предположить, что в пределах досягаемости наших многомерных ракет они окажутся часов через двести.

– А с точки зрения многомерности где мы в этот момент будем находиться?

– Высоко в эта-диапазоне, мэм. Вдобавок, – прибавил он, нахмурившись, – насколько мне известно, никто не использовал многомерные ракеты в диапазонах выше дельта. Стрелки не знают, как поведут себя там ракеты.

– Скоро мы это узнаем. – Сантандер заставила себя выглядеть спокойной. – Если полковник Леонова права – а я думаю, что она права, – они в самом деле хотят совершить трансляцию Такешиты. Я знаю, что эту теорию никогда не проверяли, но мы вынуждены предположить, что именно это они и попытаются сделать. В таком случае не возникает сомнений в том, куда они направляются. Весь вопрос в том, в какое время. У кого какие мнения?

– Мэм, я не физик-многомерник, – заговорила после недолгого молчания полковник Леонова, – но, насколько я понимаю, время в данном случае зависит от слишком большого числа факторов, чтобы мы могли делать прогнозы. Масса корабля, кривая градиента и субъективная скорость в момент перехода, искажение многомерного пространства… – Она развела руками. – Мы можем только предполагать, что если первая гипотеза Такешиты верна, то, пробив барьер, они резко отскочат назад во времени и будут совершать трансляции в обратном направлении, пока не достигнут «предела Френкеля» Солнца.

– Мила, ты кое-что упускаешь из виду, – сказал Мияги. – К примеру, его вторую гипотезу: возможно ли изменить прошлое. И, главное, может ли кто-либо вообще остаться в живых после трансляции Такешиты.

Он говорил спокойным, рассудительным тоном, но во время своей речи непрерывно стучал по клавишам расположенного перед ним компьютера.

– Верно, – сказала коммодор Сантандер, – но мы обязаны предположить, что они способны совершить задуманное, если их не остановить. Мы не можем допустить ошибку. На этот раз мы просто не имеем права проколоться.

– Ясно, мэм, – кивнул Мияги. – Полковник Леонова права, говоря о сложности прогнозов, но кое-что можно прикинуть… Нам известна масса корабля типа «Огр», а искажение многомерного пространства им придется согласовать с его кривой массы-мощности и возможностями двигателей нормального пространства «Тролльхеймов»…

Он быстро забарабанил по клавишам. Все сидели молча, ожидая окончания его расчетов. Через несколько минут Мияги поднял помрачневшее лицо от экрана.

– Командир, по самым грубым прикидкам выходит, что канги достигнут «предела Френкеля», углубившись на 40 тысяч лет в прошлое. А если они пожертвуют «Тролльхеймами», то на 90 тысяч лет.

– Они этого не сделают, – отрицательно покачала головой полковник Леонова. – Канги всегда играют наверняка, – продолжала она тихим голосом, – и должны быть уверены, что Homo Sapiens уже существует.

– Разумеется, – пробормотала коммодор Сантандер.

Несколько минут она сидела молча в глубокой задумчивости, а затем резко вернулась к реальности:

– Капитан Онслоу, пожалуйста, уведомите командиров остальных кораблей. Если «Защитник» утратит когерентность, те, кто выживет, должны понимать, что на кон поставлено все. Отказываться от преследования нельзя.

– Так точно, мэм, – спокойно ответил Онслоу.

– Прекрасно. Я надеюсь, вы проследите, чтобы никто не открыл стрельбы, пока канги не окажутся в пределах досягаемости наших многомерных ракет. Имейте в виду, они могут попытаться достать нас внезапным залпом.

– Хорошо, мэм.

– Ник, – коммодор повернулась к Мияги, – загрузи симулятор. Как только капитан отдаст необходимые распоряжения, мы начнем разрабатывать тактику боя.

Она невесело улыбнулась.

– Это напомнит вам незабвенные годы, проведенные в высшем военном училище, но прошу отнестись к делу серьезно, ведь кроме нас человечеству сейчас не на кого надеяться. Полковник, – Сантандер взглянула в глаза Леоновой, – надеюсь, работы для вас не будет. А если будет – бой предстоит тяжелый. Сообщите командирам эскадрилий, базирующихся на других кораблях, о положении дел, а затем устройте совещание с вашими тактиками. Подготовьте лучшую комбинацию противокорабельного и противоистребительного вооружения. Все перехватчики должны быть приведены в состояние полной готовности. Мы не можем позволить себе роскошь оставить в ангаре хоть один.

– Приказ поняла, мэм.

– Ладно, коллеги, – вздохнула Сантандер, поднимаясь из кресла. – Действуйте. И если у вас выдастся свободная минута, – она заставила себя изобразить на лице улыбку, – обратитесь к Господу, чтобы напомнить Ему, на чьей он стороне.

 

Глава 2

Девяносто второй линейный дивизион Терранского флота неуклонно приближался к врагу. Он прошла уже сквозь бета-, гамма-, дельта-, эпсилон– и большую часть дзета-диапазона, не понеся потерь; тем не менее инженеры тревожно уставились на экраны, когда корабли стали подходить к барьеру эта-диапазона. Проходя этот барьер, канги потеряли два крейсера. Весь личный состав 92-й боевой эскадры прекрасно понимал, что это означает.

Коммодор, сидя в своем кресле, делала единственное, что могла делать в такой ситуации, – излучала уверенность, которой вовсе не ощущала. Она понимала, что офицеры знают о ее притворстве, однако правила игры требовали, чтобы они делали вид, будто ни о чем не догадываются. Несмотря на тревогу, мысль эта развеселила коммодора, и она улыбнулась.

– Подходим к барьеру, мэм, – негромко произнес Мияги, и она кивнула, бросив взгляд на экран. Корабли 92-го дивизиона двигались в идеальном порядке, и, если учесть, что совсем недавно ее люди были уверены, что находятся в глубоком тылу, Сантандер имела полное право гордиться ими.

– Передайте последние данные кораблю-курьеру, – приказала она.

– Слушаюсь, мэм.

Они забрались в такую глубь многомерных пространств, что до ближайшей базы космического флота беспилотный корабль-курьер доберется (если вообще доберется) через несколько недель. Но без него никто вообще никогда не узнает, что случилось с 92-м дивизионом, если он не вернется из сражения. Кроме того, нехотя признала Сантандер, даже если им удастся остановить кангов, скорее всего, никому из эскадры не доведется снова увидеть Терру. Она подумала, что ее подчиненные тоже это знают, и снова ощутила прилив гордости за своих людей.

– Барьер эта-диапазона через девяносто секунд, мэм.

– Запускайте курьера, – приказала Сантандер.

Коммодор ухватилась за подлокотники командирского кресла и стиснула зубы. Проход барьера всегда был нелегким делом, но при такой скорости, с таким градиентом каждый следующий переход переносить было тяжелее, чем предыдущий, а на этот раз…

Мир вздрогнул, словно его свела судорога. Мощный корпус «Защитника» завибрировал, тело коммодора скорчилось от страшной перегрузки. Сверкающие пятна заплясали перед глазами Сантандер, сердце дало сбой. Этот удар был невыносим, смертелен… но, к счастью, все кончилось так быстро, что сознание едва успело отметить случившееся.

Усилием воли коммодор заставила себя встряхнуться и преодолеть охватившую ее слабость. В конце концов, то же самое ощутили все ее подчиненные. Они живы – и это главное. Впрочем, все ли живы? Она взглянула на экран – и сердце ее сжалось сильнее, чем от перегрузок при проходе барьера.

– Мэм, – хрипло произнес Мияги, – «Берегущий»…

– Я вижу, Ник.

От горя она закрыла глаза. Три миллиона тонн стали и девять тысяч человек исчезли в одно мгновение! А она-то думала, что двигатели «Защитника» в худшем состоянии, чем на «Берегущем»…

– Залп выпущен третьим «Тролльхеймом»! – доложил офицер наблюдения.

– Цель? – резко спросила коммодор.

– Летят к «Часовому», мэм. Сканер обнаружил восемь ракет.

Восемь! Полный боекомплект кормовой батареи «Тролльхейма»! Сильный удар. Но все же недостаточно сильный, чтобы автоматически обеспечить успех.

– Выпустить имитаторы! – приказала Сантандер. – Готовность щитам.

– Есть, мэм.

Оба дредноута извергли из себя имитаторы. Хотя масса каждого такого кораблика была гораздо меньше ста тонн, а двигатели рассчитаны на ограниченную продолжительность полета, за свою недолгую жизнь они успевали принести огромную пользу: вражеские сканеры воспринимали их как настоящие звездолеты.

Перехватить ракеты кангов было невозможно, несмотря на изощренность высоких технологий; увернуться от них – тем более. Спасение зависело от кораблей-имитаторов и энергетических щитов, в изготовлении которых был особенно ощутим технологический перевес людей.

На многомерных ракетах, несшихся навстречу 92-му дивизиону, не было взрывающихся боеголовок. Они несли оружие пострашнее: мощные многомерные генераторы. Ракеты были огромных размеров – даже на «Защитнике» с трудом удалось разместить двадцать четыре штуки. Они занимали колоссальный объем, но сулили гибель любому противнику использующему многомерный двигатель. За микросекунду до соприкосновения с целью их генераторы выходили на предельную мощность, поле ракет, сталкиваясь с корабельным полем противоположной направленности, гарантированно вызывало потерю когерентности и гибель.

К счастью, многомерные ракеты кангов были намного «глупее» человеческих аналогов, а в данном случае им еще нужно было сделать с полдюжины трансляций «вниз», чтобы достичь «Часового». Если защитным системам 92-го дивизиона было сложно отслеживать траектории вражеских ракет, то и ракетам кангов приходилось в этих условиях полагаться исключительно на собственные системы наведения, да вдобавок они теряли энергию на всем протяжении ниспадающего градиента. Эти энергетические потери трансформировались в своего рода ударную волну перед ними, которая «слепила» их сканеры и резко снижала точность попадания. Чтобы на таком расстоянии до цели добиться насыщения противоракетного щита «Часового», все три «Тролльхейма» должны были бы полностью истратить свой боекомплект. Поэтому-то коммодор Сантандер была уверена, что приказ о запуске ракет отдал не тролль.

– Противоракетный щит включен, – сообщил Мияги, и коммодор кивнула в ответ.

Подобно любым устройствам активной обороны, энергетические щиты – последняя отчаянная попытка отразить удар врага – были наиболее действенны против ракет, догоняющих корабль с кормы после длительного полета. Принцип работы щитовых полей состоял в том, что сфокусированный поток энергии выбрасывался навстречу подлетающим ракетам. Дредноут класса «Страж» мог создать десять таких щитов, но каждый из них был сравнительно небольшого размера. Вся хитрость заключалась в том, чтобы направить их точно навстречу приближающейся ракете и, если послана она была с близкого расстояния, то успех зависел от человеческого опыта и интуиции в не меньшей мере, чем от расчетов компьютеров…

Три имитатора исчезли навсегда, а с ними и четыре вражеские ракеты. Еще две многомерные ракеты взорвались, наткнувшись на щитовые поля, а две оставшиеся промчались мимо «Часового». После этого промаха, учитывая их скорость и градиент переходов, у противника не было никаких шансов вернуть их обратно для повторного захода. Только теперь коммодор Джозефина Сантандер осознала, что все это время сидела, затаив дыхание. Она облегченно выдохнула: треть огневой мощности кормовых батарей противника только что была израсходована без всякого результата!

– Отлично, Ник, – сказала она ровным голосом, – через несколько минут противник окажется в пределах досягаемости наших ракет. Встряхнись-ка и угробь нескольких троллей!

– Есть, мэм.

92-й дивизион по-прежнему догонял противника со скоростью, почти равной девяноста процентам скорости света, постоянно снижая свой градиент переходов. Коммодор Сантандер испытала облегчение, когда многомерные генераторы перешли из форсированного в нормальный режим работы. Канги вытворяли со своими многомерниками что-то необычное, иначе они не смогли бы выжать из них такой мощности, и все же эскадра их догоняла. А едва они окажутся в одном и том же эта-диапазоне с противником, точность наведения значительно повысится…

– Выходим на уровень кангов! – доложил Мияги.

– Стрелки, огонь по плану альфа!

– Мэм, противник дал еще один залп. Два залпа! Первый и второй «Тролльхеймы» выпустили полные залпы по «Часовому»!

– Выпустить имитаторы! Ждите подходящего момента для включения щитового поля!

«Защитник» изверг в космос пять многомерных ракет, а затем «Часовой» выпустил еще пять. На экране появились вылетевшие им навстречу огоньки имитаторов кангов, но человеческие многомерные ракеты были гораздо «умнее» и быстрее. Даже летя по траектории преследования, они пронеслись мимо вражеских обманок так быстро, что противник не успевал подставить их под удар. Когда каждая группа ракет ударила по своему «Тролльхейму», замыкавшим эскадру кангов, Сантандер почувствовала, что ее губы растягиваются в радостной улыбке.

Реакция у троллей была быстрой, но их компьютеры уступали оборудованию 92-го дивизиона. Энергетические щиты разрушили семь ракет, выпущенных людьми; они взорвались, будто маленькие солнца, но остальные три попали в цель, и соотношение сил противников неожиданно выровнялось.

Однако шестнадцать многомерных ракет кангов неслись прямо навстречу ослабевшим защитным системам 92-го дивизиона. Имитаторы подманили их к себе – и погибли. Щитовые поля вспыхнули ослепительным светом, когда ракеты врага натолкнулись на них, и исчезли, не причинив людям никакого вреда. И все же одна из ракет проскользнула мимо всех препятствий, которые оба дредноута сумели воздвигнуть на ее пути.

Джозефина Сантандер до боли закусила губу: на ее глазах «Часовой» превратился в ярчайшую вспышку и перестал существовать.

На командном мостике наступила горестная тишина.

– Прекратить огонь.

Негромкая команда Сантандер показалась оглушительным криком в этом тяжелом молчании. Мияги вздрогнул, но совладал с собой и передал приказ коммодора. Сантандер на мгновение закрыла глаза. «Часовой» должен был выжить, но не выжил. А без поддержки «Часового» и «Берегущего» «Защитник» не мог тратить свои многомерные ракеты на огонь с большого расстояния. Перед ним маячили девять боевых кораблей – а ракет оставалось всего девятнадцать.

Коммодор откинулась на спинку командирского кресла, пытаясь справиться с захлестнувшим ее горем: восемнадцать тысяч погибших… Но в то же время ее мозг лихорадочно обдумывал создавшуюся ситуацию. Она располагала «Защитником», одним тяжелым крейсером и тремя эсминцами. У противника было четыре крупных боевых корабля и пять легких крейсеров. Пока она находилась по корме у врага, опасности не было: «Тролльхеймы» израсходовали ракеты кормовых батарей, а у «Огра» на корме вооружения нет. Но если она будет находиться позади противника, он сможет пользоваться всеми преимуществами эффективной защиты…

– Капитан Онслоу, – сказала коммодор, – нам придется их перегнать.

– Понял, мэм, – ответил капитан, и в его голосе не было ни колебания, ни беспокойства. – Перевожу генераторы в форсированный режим. Приготовьтесь к перегрузкам.

Она закрыла глаза, защищаясь от пронзительного воя многомерников, но от своих мыслей защититься не могла. Если она потеряет корабль, не будет уже никакой надежды, ведь «Защитник» – единственный дредноут, оставшийся в ее распоряжении. Шансы остановить противника были и без того пугающе малы, а без флагмана у остатков 92-й боевой эскадры их и вовсе не останется.

– Сканеры показывают, что канги наращивают мощь генераторов и готовятся к очередной трансляции, мэм, – негромко сообщил Мияги.

Коммодор приоткрыла один глаз и взглянула на него – она надеялась, что выглядит если не беззаботной, то хотя бы уверенной.

– Хорошо. – Она втянула сквозь зубы воздух. – Каким строем они идут?

– Тяжелые корабли готовятся к переходу, крейсера отстают, чтобы прикрывать их сзади, мэм.

– Понятно.

Она посмотрела на экран связи и прочитала понимание в глазах капитана Онслоу. Это был умный, но очень хладнокровный маневр. Впрочем, крейсерами управляли тролли, а канги считали их расходным материалом.

Пожертвовать ими противник мог даже с большей легкостью, чем она – своими многомерными ракетами. В диапазонах выше бета никакое другое вооружение не могло пробить барьер, разделяющий пространства различной мерности. Пробить его чем-то менее мощным, нежели многомерная ракета, было равносильно попытке расколоть планету гвоздодером.

Как только звездолеты спускались в нижние диапазоны или их скорость становилась меньше скорости света, все выглядело иначе. Но ни того, ни другого ни канги, ни тролли не сделают, пока не достигнут Солнца – а именно этого нельзя было допустить ни в коем случае.

Угроза существованию человечества заключалась в «Огре», потому-то легкие крейсера и отстали, чтобы прикрыть его от «Защитника». Самонаводящиеся устройства многомерных ракет «Защитника» при таком построении могли «видеть» лишь поля крейсеров, и на поражение каждого из них пришлось бы потратить две-три, а то и четыре ракеты. Это значило, что корабль людей истратит все свои заряды, прежде чем сможет открыть огонь по кораблю, который необходимо уничтожить любой ценой. Во что бы то ни стало.

– Время до пересечения барьера? – спросила Сантандер у Мияги.

– Сорок пять минут.

– Сколько времени пройдет с момента этого перехода до барьера тета-диапазона, если противник не будет наращивать мощность генераторов?

– Еще сто двадцать часов, мэм.

– Отлично.

Коммодор выпрямилась в кресле и посмотрела прямо в глаза Онслоу:

– Капитан, обойдите кангов и идите вперед на пределе возможности, пока мы не обгоним их на шесть уровней. Нам надо получить максимальное преимущество для сканирования и ведения защитного огня, поскольку риска падения на низшие уровни при пуске ракет нам избежать не удастся.

– Так точно, мэм. Все ясно.

– Ник, – негромко обратилась Сантандер к Мияги, – подтяните легкие корабли поближе. Когда мы начнем обгон, они должны находиться между нами и кангами.

– Есть, мэм. Люди поймут.

– Но мне от этого не легче, – хмуро ответила коммодор, заставляя себя преодолеть душившую ее тоску. – Как только мы начнем обгон, противник, возможно, попытается перестроиться, чтобы его крейсеры оказались у нас по курсу. Но тут уж мы будем «сверху» и нам не должно понадобится для уничтожения каждого крейсера больше чем по две ракеты. Если нам удастся избавиться от них, у нас появится возможность дать залп по «Огру». А это как раз то, к чему мы стремимся. Одного прицельного залпа будет достаточно.

– Так точно, мэм. Но что если они не сделают попытки нас остановить, а будут постоянно поддерживать готовность к трансляции?

Сантандер прекрасно поняла, что он имеет в виду. Готовясь к трансляции, корабли синхронизировали фазы своих многомерных генераторов и выглядели для ракет «Защитника» как одна цель. Если канги будут придерживаться этой тактики, «Защитнику» придется сыграть в чудовищную русскую рулетку. Ведь запустив свои ракеты, он потеряет над ними контроль, между тем как мощные системы защиты всех кораблей кангов сольются воедино для противостояния залпам «Защитника».

– Что ж, Ник, придется рискнуть. Будем надеяться на лучшее – это все, что нам остается.

Она в последний раз взглянула на экран и уже другим, командирским голосом распорядилась:

– Подтягивайте эсминцы, капитан. Идем на обгон.

 

Глава 3

Коммодор Сантандер вцепилась в подлокотники командирского кресла, чтобы унять дрожь в пальцах. Она осунулась, щеки ее запали после пятидесяти трех часов без сна, но причина подавленности коммодора крылась совсем в ином…

Экипаж «Защитника» переживал тяжелые времена. В атмосфере корабля ощущалось страшное напряжение. Воздух, казалось, сгустился и пропах бедой, люди не находили себе места, хотя все внимание было сосредоточено на решении задач от которых зависело спасение звездолета. Мысли их путались, голоса приобрели необычный жестяной тембр, резко отзывавшийся в ушах. Впечатление дежавю – словно каждое предложение было лишь эхом недавно отзвучавших слов – невидимым грузом давило на психику бойцов.

Коммодор Сантандер больше не пыталась скрывать свой страх. Да и смысла в этом не было – страх испытывала вся команда, уставшая не меньше своего командира. Быть может, это была даже не столько усталость, сколько безнадежность и отчаяние, овладевшие людьми, которые знали, что от их победы зависит судьба человечества… а они проигрывают бой.

– Неужели все так худо, Стив? – спросила она.

– Очень худо, мэм, – хрипло ответил Онслоу. На экране было видно, как он сгорбился под грузом усталости и страха. – Никто еще не забирался так высоко в эта-диапазон. Наши сканеры вот-вот откажут: работа за барьером эта-диапазона оказалась им не под силу. Мы попытались связаться с «Неустрашимым», но у него сканеры работают еще хуже.

Он судорожно вздохнул и протер опухшие глаза.

– Удачного решения мне найти не удается. Виноват, мэм.

Сантандер закрыла глаза – слишком тяжко давила на нее ответственность, превосходившая все, что когда-либо выпадало на долю любой боевой эскадры и ее командира. А сил, которыми она располагала, оставалось все меньше – теперь под ее командованием был лишь один дредноут и один тяжелый крейсер.

За стенами прошедшего барьер «Защитника» все еще сверкало ослепительное сияние – целое море холодного пламени, какого никому из людей до сих пор не доводилось видеть. Эта-диапазон оказался гораздо хуже, чем они ожидали: приборы работали со сбоями, и они вынуждены были бежать из его верхней области, чтобы уцелевшие звездолеты окончательно не оглохли и не ослепли. А уцелело их немного: все эсминцы эскадры были уничтожены ракетами кангов, отчаянно пытавшихся помешать людям вывести корабли в пространства большей мерности…

Сантандер качнула головой, отгоняя невеселые мысли и заставляя себя сосредоточиться на решении насущных задач. В ее распоряжении осталась всего одна многомерная ракета – только одна. Крейсера кангов и «Грендель» погибли, как и ее эсминцы, а у противника осталось три тяжелых корабля. Три цели для единственной ракеты… Канги истратили большую часть своих многомерных ракет, чтобы уничтожить ее эсминцы, но приборы, показаниям которых уже нельзя было доверять, не могли сообщить, сколько ракет у врага осталось. Может, всего две, а может, целых шесть; этого она не знала. «И единственный способ узнать, – мрачно подумала она, – это подставить под их огонь свой корабль».

– Хорошо, – сказала она наконец, – как близко нам необходимо подойти к «Огру» в этих условиях?

– На двести тысяч километров, мэм.

От горечи того, что скрывалось за этими словами, у Онслоу даже рот скривился, а коммодор внутренне вздрогнула. Ближе, чем световая секунда? Это было равнозначно самоубийству.

– Но даже на таком расстоянии, – медленно продолжал Онслоу, – стрелки не смогут гарантировать что поразят «Огра». Многомерники кангов по прежнему синхронизированы по фазе – Бог знает, как им это удается! – а наши системы наведения не сумеют в таких условиях определить цель. Они не отличат «Огра» от «Гарпии» или «Тролльхейма», как бы близко мы ни подошли.

– Ладно, – вздохнула Сантандер. – До барьера тета-диапазона нам остается шестьдесят пять часов и за это время ситуация для нас не изменится лучшему.

Она посмотрела в глаза Онслоу и вздохнула.

– Идите на сближение, капитан, – решительно сказала она официальным тоном. – Подведите корабль к противнику, чтобы мы могли нанести последний, решающий удар.

– Есть, мэм, – ответил Онслоу, и двигатели взвыли, резко меняя направление движения.

В ирреальном мире эта-диапазона изменение курса вызывало у коммодора нечеловеческую боль и погрузило ее в беспросветную тоску. Не отрывая глаз от экрана, она изо всех сил старалась забыть о боли, заставлявшей ее тело дрожать, пронизывавшей мускулы и нервы. Расстояние до размытых светящихся точек, обозначавших корабли врага, неуклонно уменьшалось. Тяжелый крейсер «Неустрашимый» изменил свой курс, следуя маневру флагмана, и сверкающая звезда, показывавшая его положение на экране, двигалась теперь рядом с «Защитником».

– Расстояние до противника равно двенадцати световым секундам, – отрапортовал Мияги. – Одиннадцати… десяти… девяти…

– Канги замедляют ход, – сообщил офицер из группы слежения, и Сантандер закусила губу. С момента их обнаружения и до сих пор канги выжимали максимальную мощность из своих генераторов, не прибегая к тактическому маневрированию – они упорно держались курса, стремясь к переходу Такешиты. Поэтому коммодор имела основания надеяться, что они не изменят выбранную тактику в последний момент.

– Расстояние до противника по-прежнему сокращается, – резко произнес Мияги, – но скорость сближения падает. Восемь световых секунд…

– Залп противника! – доложил офицер группы слежения. – Еще один залп! Четыре, нет, пять ракет идут на нас! Время до столкновения – двенадцать секунд!

В ужасе Сантандер уставилась на Онслоу – ни тот, ни другая не сказали ни слова, обоим было ясно – враг перехватил инициативу! Многомерные ракеты кангов были выпущены в упреждение их собственной атаки! Узнать, насколько точно они наведены, у людей не было никакой возможности, но противник вел огонь вверх по градиенту, и системы наведения его ракет были гораздо менее подвержены влиянию местных условий.

К тому же у них осталось пять ракет! Стало быть, шансов поразить цель у кангов было примерно в пять раз больше, чем у «Защитника». А это значило, что Сантандер вынуждена открыть огонь немедленно. Она должна выпустить свою ракету до того, как приближающиеся ракеты кангов уничтожат ее корабль. Но на таком расстоянии и при таких условиях надеяться поразить цель она никак не могла! Мысли коммодора лихорадочно заметалась в поисках какого-нибудь решения – любого решения – этой не разрешимой задачи. Но решения не было…

– Мэм! «Неустрашимый»…

Вопль офицера связи заставил Сантандер бросить взгляд на экран, и отчаяние холодными пальцами сжало ее сердце: тяжелый крейсер начал медленно смещаться относительно «Защитника» Затем быстрее… быстрее… За какое-то мгновение коммодор успела сообразить, что капитан МакИннис вывел свой генератор на предельную мощность. Он знал, что может настать такой момент, и был к этому готов. Душа Сантандер взвилась на дыбы, как испуганная лошадь, при мысли о том, что происходило в этот момент на борту крейсера, который прорвался сквозь воющее искаженное поле за кормой «Защитника» и заслонил собой флагман от удара направленных на него ракет.

Коммодор стиснула зубы – «Неустрашимый» принял на себя выпущенные по флагману ракеты. Горе переполнило душу Джозефины Сантандер. Последний корабль, сопровождавший флагман, навеки исчез в чудовищной вспышке, унося с собой в небытие ракеты врага.

– Спас нас, – хрипло сказала она, едва не до слез тронутая самопожертвованием крейсера. Но горе и ужас в ней уже уступили место радости, и, поняв это, Сантандер почувствовала отвращение к самой себе. «Неустрашимый» погиб, зато теперь у кангов не оставалось многомерных ракет. Ни о чем другом она сейчас не могла думать. Все другие мысли были под запретом, и коммодор, не отрывая глаз от экрана, чтобы не встретиться взглядом с другими офицерами, отдала приказ.

– Капитан Онслоу, – сказала она и не узнала собственного голоса, – так держать. Приблизьтесь к противнику на расстояние десяти тысяч километров, сравняйте скорости звездолетов и атакуйте.

* * *

Расстояние до противника сокращалось то быстрее, то медленнее, и вестибулярный аппарат протестовал против рывков двигателей, усиливавших и без того немалые тяготы, выпавшие на долю экипажа «Защитника». Командующий эскадрой кангов впал в отчаяние, с холодной злобой подумала Сантандер. После того как он выпустил оставшиеся ракеты, ему не оставалось ничего иного, как метаться из стороны в сторону, уходя от вышедшего на линию огня «Защитника». Других способов спастись у него не было, а дредноут неумолимо приближался, повторяя все изменения курса «Огра», пока край его собственного поля не оказался в пятистах километрах от вражеского. Подойти ближе Сантандер не осмелилась, но и с такого расстояния выпущенная ею ракета неминуемо должна была поразить по крайней мере одну из целей, несмотря на неточности в работе систем наведения. Даже тролль не успел бы среагировать прежде, чем она попадет в корабль кангов, но и на таком расстоянии стрелки не могли гарантировать, какой корабль противника уничтожит их снаряд.

Коммодор Сантандер напряглась в командирском кресле, с такой силой вцепившись в подлокотники, что ее пальцы побелели. Последний залп… один шанс из трех…

– Мы подошли настолько близко, насколько возможно, мэм, – тревожно сообщил Онслоу.

– Отлично, капитан. Огонь!

– Запустить ракету. Пли!

Все свершилось в одно мгновение. Не успела команда понять, что произошел запуск ракеты, как та уже поразила врага…

… попав прямо в последний «Тролльхейм».

* * *

Джозефина Сантандер бессильно обмякла командирском кресле. Они забрались так далеко заплатили за это такую страшную цену – и промахнулись. «Защитник» шел рядом с «Огром», на расстоянии меньше одной световой секунды, но все было кончено. «Огру» нужно было совершить последний переход, однако Сантандер не могла помешать ему. Она не могла даже преследовать кангов в нормальном пространстве, чтобы там вступить с ними в бой. Они-то знали, в какое время совершат переход! Впрочем, даже если бы ей это стало известно, лучшим физикам-теоретикам потребовался бы не один месяц на расчеты, позволяющие определить для «Защитника» оптимальный режим преследования.

Она проиграла. Мерзавцы уйдут безнаказанно и она ничего не…

И тут в ее мозгу как будто что-то щелкнуло! Она медленно выпрямилась, прислушиваясь к мысли, бьющейся в ее голове. Мысль была неожиданная… сумасшедшая… и все же…

Коммодор подняла голову и вгляделась в экран. «Онслоу, кажется, постарел на пятьдесят лет за последние двадцать секунд», – мелькнуло в голове у Джозефины. Он так же безнадежно сгорбился под тяжестью неудачи, как сгорбилась она сама несколько мгновений назад.

– Капитан!

Он даже глазом не моргнул.

– Капитан Онслоу!

Он вздрогнул и нехотя поднял отсутствующие глаза.

– Да, мэм?

Его голос был лишен всякого выражения: было ясно, что ответил он чисто механически.

– Стив, у нас, может быть, есть еще шанс.

Он недоверчиво взглянул на своего командира.

– У нас есть многомерник «Защитника», – негромко произнесла Сантандер.

Какое-то мгновение его лицо ничего не выражало, а потом будто осветилось изнутри: он понял!

– Правда!

Его глаза ожили и засветились – глаза человека, который уже примирился с неизбежностью ужаса, более страшного, чем собственная смерть, а потом увидевшего спасительный выход. В голосе Онслоу зазвенело с трудом сдерживаемое возбуждение:

– Конечно!

Оживление волной разбегалось по командирскому мостику по мере того, как до офицеров доходил смысл сказанного Джозефиной. Сам «Защитник» мог превратиться в оружие поражения! До сих пор это еще никто не делал – во всяком случае никто не мог припомнить такого случая, но, похоже, это было возможно…

– Ник!

Сантандер наблюдала, как Мияги старается побороть отчаяние, чтобы обдумать новую для него идею. Его мнение было для коммодора наилучшей заменой заключения отсутствующего физика-специалиста.

– Н-не знаю, мэм… – Он задумчиво закрыл глаза и проговорил с отсутствующим видом. – Может и сработает. Но не так, как многомерная ракета. Это будет не столько всплеск, сколько грубый удар, вроде как молотком долбанем. У них ведь еще есть «Гарпия», а взаимодействие с полем наших многомерных генераторов…

На лбу Мияги выступил пот – с таким напряжением билась его мысль в попытках представить последствия столкновения. Наконец он открыл глаза и спокойно посмотрел в лицо коммодору:

– Мне придется построить пару-тройку моделей на компьютере, мэм. На это уйдет несколько часов

– В таком случае, – ответила Сантандер, взглянув на хронометр, – начинайте немедленно. Несмотря на сумасшедшее маневрирование кангов, от перехода нас отделяют всего около шестидесяти часов.

– Есть, мэм. Приступлю к работе сейчас же.

– Отлично, Ник.

Коммодор встала и коротко рассмеялась, что удивило ее саму не меньше, чем всех остальных.

– А я тем временем приму душ и немного посплю.

Она протянула руку и с необычной для нее теплотой положила на плечо Мияги:

– Вызывайте меня, как только у вас появятся результаты.

Коммодор Джозефина Сантандер медленно, двинулась прочь с командирского мостика. Уже выходя она услышала, как Мияги вызывает санчасть, чтобы ему сделали еще один укол стимулятора.

* * *

– Хорошо, Ник.

Коммодор Сантандер откинулась на спинку кресла. Невероятно, какое облегчение могут принести душ и восемь часов сна! Отчаянная надежда, которую подарило ей неожиданное озарение, прогнала давящее чувство поражения, и лицо коммодора снова было спокойно, а в глазах светилась благодарность к лихорадочно блестевшему глазами Мияги. Он расплачивался теперь за семьдесят часов напряжения и дарованную стимулятором работоспособность, хотя напоминал сейчас не флотского офицера, а вдохновенного пророка прежних времен.

– Однозначного ответа я дать не могу, мэм, – для этого у нас недостаточно данных, – но, судя по математическим моделям, наш таранный удар может иметь три исхода.

В его голосе пульсировала та же энергия, что и во взгляде.

– Первый, самый вероятный, – мы все попросту распадемся на элементарные частицы.

Эти слова он произнес без малейшей запинки. Коммодор кивнула. Вопрос выживания уже не влиял на принимаемые ею решения.

– Второй, почти столь же вероятный, исход – выпадение всех трех кораблей в нормальное пространство с расплавившимися многомерными генераторами. При этом возможны значительные повреждения внутри кораблей – достаточно значительные, чтобы их разрушить. Если бы наш многомерник соответствовал флотским техническим требованиям, у нас было бы больше шансов выжить, чем у них – а так это лотерея. Однако в обоих случаях противник лишится способности передвигаться со скоростью больше световой и окажется при этом на расстоянии многих световых месяцев от Солнца. Так что патрули нашего Внутреннего флота успеют его обнаружить. И уничтожат ублюдков! – Мияги кровожадно оскалился, и коммодор не была уверена, что агрессивность этого мягкого обычно человека вызвана действием стимуляторов.

Капитан Онслоу издал свирепый нечленораздельный звук. Он тоже отдохнул и выглядел на редкость воинственно. В нем чувствовалась непоколебимая решимость уничтожить врага – Стивен Онслоу напоминал волка, чьи зубы уже сжали горло соперника и теперь уже ничто не заставит его ослабить мертвую хватку.

– Третий возможный вариант нашего тарана будет выглядеть так, словно мы пропихнули корабли кангов сквозь барьер тета-диапазона, – продолжал Мияги. – Я не могу предсказать, что произойдет в этом случае, мэм, но, полагаю, трансляцию Такешиты они все равно совершат. Хотя удар наш либо полностью собьет их с курса и отправит дальше по черт знает какой траектории, либо изменит время выпадения в обычное пространство. То есть мы протолкнем их в прошлое дальше, чем они планировали, или, напротив, они вынырнут ближе. Причем степень отклонения в ту или иную сторону предвидеть невозможно. Есть даже небольшая вероятность того, мы отправим кангов в будущее. Как бы то ни было, чем дальше от планируемой точки прохода барьера мы по ним ударим, тем значительнее будет отклонение от курса.

– Понятно. А если они пройдут сквозь 6apьер тета-диапазона, что будет с нами?

– Я бы сказал, что у нас хорошие шансы отправиться вслед за ними. Что произойдет в реальности, зависит от двух факторов: от точной кривой массы-энергии наших полей перехода в момент столкновения и от степени синхронности наших многомерников по фазе. Данные, поставляемые нашими сканерами, слишком ненадежны, чтобы мы могли осуществить идеальную синхронизацию, но почему бы не попытаться?

Он снова хищно улыбнулся и чуть погодя добавил:

– Я сознаю, что сделанные мною расчеты довольно грубы, но в целом адекватны действительности.

– А если мы отправимся вслед за кангами?..

– Тогда мы сможем довершить начатое, мэм. Все три корабля окажутся в нормальном пространстве, многомерники работать не будут, а степень повреждений предсказать невозможно. Есть вероятность, что какая-то часть ударной волны распылится при переходе и повреждения окажутся менее значительными, чем в том случае, если мы не пробьем преграду. Но это всего лишь предположение.

– Понятно.

Сантандер взглянула на двух других офицеров.

– Ваше мнение, капитан Онслоу?

– Надо действовать! – свирепым тоном произнес капитан. – Даже если мы их не угробим, то пихнем так, что они окажутся в пределах досягаемости Внутреннего флота. Или любого другого нашего флота. И им конец!

– Что думаете вы, полковник? – Коммодор перевела взгляд на Леонову.

– Капитан прав, мэм. У нас нет выбора.

– Я с вами согласна, – спокойно сказала Сантандер.

Она скрестила руки на столе и подвела итог разговору:

– Итак, мы попробуем сделать это. Но при этом нам следует быть готовыми к любым неожиданностям. Если мы окажемся в нормальном пространстве и все три корабля уцелеют, нам предстоит серьезная работа. Огневая мощь «Огра» не меньше нашей, а защитные системы сильнее. Кроме того, у них есть «Гарпия». – Коммодор кивнула Леоновой. – Если звездолеты уцелеют, у вас будет втрое меньше перехватчиков. Вы справитесь в такой ситуации, полковник?

– Наше вооружение лучше, мэм. Да и команда тоже. От «Гарпии» мы вас защитим. – Леонова улыбнулась такой же хищной улыбкой, как Мияги.

– Отлично. Но не забывайте, полковник, – коммодор так и впилась в Леонову глазами, – транспортный корабль имеет для нас второстепенное значение. Главное – «Огр» и канги. Если «Огр» выпустит хоть один малый корабль, выходите из боя и преследуйте его. Уничтожьте его во что бы то ни стало, полковник Леонова! Любой ценой! Если они вывалят на планету свою заразу, все наши усилия пойдут прахом. Это вы понимаете?

– Да, мэм, – негромко ответила Леонова.

– Хорошо.

Сантандер взглянула на хронометр на переборке:

– От момента прохода барьера нас отделяют еще более сорока часов. Даю вам двенадцать часов на подготовку. Капитан, прикажите доктору Пангборну и его людям держать шприцы наготове. Я хочу, чтобы каждый член экипажа успел поспать по крайней мере шесть часов, даже если ему придется истратить на это весь свой запас транквилизаторов.

– Есть, мэм.

– Прекрасно, – сказала коммодор. – Тогда за работу.

Она поднялась из кресла, и остальные встали вслед за ней. Подняв руку, Сантандер показала, что хочет еще что-то добавить к сказанному.

– На тот случай, если потом я уже не смогу этого сделать, – негромко произнесла она, – хочу поблагодарить всех за отличную службу… Спасибо вам.

Она пристально посмотрела в лица своих офицеров и отвернулась. Все молча двинулись вслед за ней к шлюзу.

* * *

– … поэтому планировать нашу атаку можно лишь предположительно, – сказал майор Турабьян, заместитель командира 113-й эскадрильи. – Перед Красным и Синим подразделениями стоит задача подавления истребителей противника. Им будет предоставлено соответствующее вооружение. Белое и Золотое подразделения получат смешанное вооружение. Цель Белого подразделения – «Гарпия». Золотое подразделение останется в резерве. Его задача – слежение за малыми кораблями, которые может выпустить «Огр». Капитан Анрио командует Красным подразделением, капитан Джонсон – Синим. Я поведу Белое. Полковник командует Золотым подразделением и осуществляет тактическое руководство боем. Основные и запасные частоты для связи уже введены в компьютеры ваших машин.

Он встал на свое место, а Леонова вышла вперед и, сцепив руки за спиной, оглядела строй пилотов. Для управления перехватчиком требовались молодость и быстрая реакция, полковник же была намного старше всех остальных воинов эскадрильи. И все же выглядела едва ли не самой молодой. Несмотря на то что на ней был летный комбинезон, делавший ее еще более похожей на новобранца, внешность полковника никого не обманывала – все знали, что она даст фору любому ветерану.

– Я не собираюсь произносить долгих речей, ребята, – негромко сказала она. – Но кое-что мне хотелось бы добавить.

Во-первых, считать вы умеете, и вам понятно, что потери у нас будут значительными. Привыкните к этой мысли, но старайтесь не увеличивать собой их число. – Голос ее звучал холодно и спокойно, и только глаза выдавали внутреннее напряжение. – Кто ждет перед вылетом, что его собьют, тот будет сбит непременно. Нашей же целью является сбивать троллей и кангов, а не служить им мишенями.

Во-вторых, наши бортовые системы лучше, вооружение эффективнее, дальность стрельбы больше. Не подходите слишком близко к противнику, используйте эти преимущества. Не оказывайтесь в пределах досягаемости огня кангов и будете жить долго и счастливо.

В-третьих, уничтожайте в космосе корабли кангов любым способом. Но если дело дойдет до погони, либо бейте по ним до того, как они войдут в атмосферу, либо используйте мощные ядерные заряды. Мы не знаем, что за заразу они везут, и в атмосфере удар любым оружием, кроме ядерного, может привести к худшим последствиям, чем отсутствие всякого удара.

Она остановилась и еще раз внимательно посмотрела в лица пилотов, чтобы убедиться, что все хорошо усвоили ее слова.

– И, в-четвертых, помните: где бы мы ни оказались, когда полет закончится, поблизости найдется планета, населенная людьми. А люди, ребята, держат бары. – По рядам пилотов пробежал негромкий смешок. – И хотя я, – Леонова сухо улыбнулась, – единственный офицер эскадрильи, избегающий этого яда, мне придется поставить по стаканчику каждому из вас! Но, предупреждаю, не рассчитывайте, что я соглашусь выслушать от каждого больше чем по одной небылице о ваших умопомрачительных подвигах! А теперь, – сказала она, когда смех стих, – по машинам!

Пилоты, сломав строй, разошлись по ангару.

Полковник Леонова широким, стремительным шагом направилась к своему перехватчику. Некоторые пилоты перед любым вылетом лично проводили тщательную проверку своих машин, но она к их числу не принадлежала. Сержант Тетлоу следил за техническим состоянием ее перехватчика уже более трех биологических лет, и работа его не нуждалась в проверке.

Остановившись у трапа, Леонова залюбовалась обтекаемыми формами своей машины. От носа до массивной кормы было примерно метров сто, при этом диаметр машины не превышал двадцати метров. Перехватчик лежал на пусковой установке, будто затаившаяся смерть, ожидавшая свою жертву. На корпус был по трафарету нанесен идентификационный номер, но, как и у большинства подобных машин, у перехватчика Леоновой было собственное имя. Выбрал его, однако, не пилот, а техническая служба, служащим которой было хорошо известно и происхождение Леоновой, и ее увлеченность историей. Выведенное алыми буквами имя «Спутник» красовалось над тридцатью четырьмя золотыми силуэтами, каждый из которых обозначал вражеский истребитель, уничтоженный полковником. Под ними были нарисованы тринадцать силуэтов большего размера, соответствовавшие тринадцати космическим кораблям противника, разбитыми эскадрильей Людмилы. Она задержала на них взгляд, а затем протянула руку и прикоснулась к самому нижнему – и самому крупному! – рисунку, изображавшему корабль класса «Огр». Из той атаки на него, из нескольких эскадрилий вернулся только ее истребитель.

Опустив руку, она заметила, что рядом стоит сержант Тетлоу. По его поведению было невозможно понять, знает ли он, что вскоре почти наверняка погибнет. Полковник ласково стиснула его плечо:

– Все в порядке?

– Садитесь и взлетайте, мэм, – подтвердил он. – Задайте им перцу!

– Кайенского, – уточнила она и, не оглядываясь, вскарабкалась по трапу. Полковнику приходилось ступать, не глядя под ноги, потому что в глазах у нее странно щипало и все расплывалось вокруг.

Она уселась в кресло перед пультом управления, светившимся ровным зеленым и желтым светом приборов. Сквозь прозрачную сантиметровую пластиковую броню лился свет с потолка ангара, и, несмотря на серьезность ситуации, губы ее тронула улыбка: в космическом бою человеческие глаза мало что могли разглядеть, но дизайнеры все же позаботились о том, чтобы у звездолетчика был хороший круговой обзор.

Мысль была привычной, и эта-то ее будничность помогла Леоновой обрести внутреннее равновесие. Она подтянула к себе шлем, преодолевая сопротивление соединявшего его с пультом управления кабеля. Надев его на голову, пристегнула к комбинезону и ощутила, как плоские датчики плотно прижались к вискам.

– Активировать, – четко произнесла она и вздрогнула, получив в ответ привычный электронный импульс.

На «Спутнике» имелась система ручного управления, но использование ее в бою давало троллям слишком большое преимущество, и человеческая изобретательность нашла другое решение. Полковнику казалось, что ее нервы вытягиваются и растут, связывая нейроны мозга с электронными цепями боевой машины. Прямое соединение с компьютером позволяло ей постоянно получать информацию о состоянии боекомплекта, систем наведения и параметрах полета…

Даже после многолетней службы слияние с компьютером перехватчика воспринималось Леоновой как предвкушение божественного могущества. Она рассеянно прислушивалась к разговору товарищей, занимавшим свои места в перехватчике. В отличие от других машин эскадрильи на «Спутнике» и «Эскалибуре» майора Турабьяна команда состояла не из двух, а из трех человек. Вместе с пилотом в каждой машине находился офицер, отвечавший за электронные системы, не связанные непосредственно с ведением боя. У полковника и ее заместителя был еще оператор, в обязанности которого входила связь с базой и другими перехватчиками, а также определение курса в сражениях, развертывавшихся на пространстве, протяженность которого превышала кубическую световую минуту.

Леонова усмехнулась, когда лейтенант О'Доннелл включил связь. Он был полон бодрости и не сомневался в победе.

– Готов, Анвар?

– Все системы готовы, командир.

– Присси?

– Зеленый свет, шеф, – откликнулась из отдельной кабины за их спинами сержант Присцилла Геринг.

– Хорошо.

Леонова нажала на кнопку, и лампочка, обозначавшая «Спутник», зажглась зеленым светом на консоли начальника ангара. Затем она откинулась на спинку кресла.

– А теперь, девочки и мальчики, – объявила она всей эскадрилье, – остается только ждать.

* * *

– Мэм, – официальным тоном сообщил Онслоу коммодору, у которой больше не было боевой эскадры, – противник находится в пределах досягаемости.

– Спасибо, капитан.

Джозефина Сантандер взглянула на экран. «Защитник» забрался в эта-диапазоне несколько «выше», чем его жертва, и сдал назад. По моделям Мияги выходило, что выгоднее всего нанести удар по полю перехода противника вниз по градиенту с небольшим ускорением. Парадоксальность ситуации заключается в том, подумала она, что «успех» и «самоубийство» стали для них синонимами.

Она прикоснулась к кнопке связи:

– Ожидайте приказа, полковник Леонова.

– Есть ожидать приказа, коммодор.

Голос командира ударной группы звучал, как всегда, твердо. Сантандер едва заметно улыбнулась и повернулась к соседнему экрану:

– Пора, капитан. К бою!

– Есть, мэм, – ответил капитан Онслоу, и внутренние помещения «Защитника» в последний раз огласились пронзительным воем генераторов, работающих на пределе своих возможностей. Корабль ринулся на врага.

Сверкающая корона поля перехода, возникшая вокруг «Защитника», заполнила визуальные экраны – джунгли холодного слепящего огня, за которым скрывалось безвидное пространство чуждых измерений. Красота этого потрескивающего пламени притягивала к себе взгляд, но коммодор Сантандер решительно оторвала глаза от обзорного экрана и повернулась к монитору, схематично отображавшему положение кораблей в пространстве. Мерцающая подобно алмазу звездочка – ее последний корабль – рванулась навстречу рубиновым огонькам, обозначавшим звездолеты противника. Расстояние до них сокращалось с пугающей быстротой, но за оставшееся время коммодор успела ощутить ошеломляющий взрыв эмоций: возбуждения, страха и отчаянной решимости.

Затем произошло столкновение, и Джозефина Сантандер завопила. Кричала, впрочем, не она одна. Ни одно человеческое существо не могло вынести молча эту всепроникающую боль. Казалось, будто все проделанные ею раньше переходы слились в один и были возведены в третью степень. Она корчилась в командирском кресле, выпучив ничего не видевшие глаза. Каждый нерв ее тела выл, протестуя против страшной перегрузки, обрушившейся на команду звездолета. Этот кошмар все тянулся и тянулся… целая вечность мучений сжалась до времени, за которое сердце успевает сократиться всего один раз. Потом эта адская мука кончилась. Да так резко, что коммодор вновь едва не потеряла сознание.

Она негромко застонала, с трудом приподнялась в кресле и почувствовала, как по ее губам и подбородку течет кровь. Сантандер протерла глаза, силясь поскорее прийти в себя, и осмотрелась по сторонам.

Капитан Мияги обвис в страховочных ремнях. Его окруженные кровавой пеной губы посинели. Похоже, он не дышал. На соседнем кресле скорчилась в позе эмбриона техник сканирующей аппаратуры. Она тихо выла, но Сантандер не сразу поняла, откуда исходит этот странный звук. Коммодор не имела понятия, сколько времени длился этот ужас, но сердце ее продолжало отчаянно прыгать в груди. Трясущейся рукой она потянулась к кнопке связи.

Экран перед ней ожил за секунду до того, как она к ней прикоснулась. На нем появилось изображение капитана Онслоу, и коммодор вздрогнула. Она впервые видела его таким. Лицо капитана застыло, словно отлитое из стали, в глазах горела испепеляющая ненависть. Он уже не был бойцом – он превратился в убийцу.

– Коммодор… – хрипло прошептал он, вытирая кровь с подбородка и равнодушно глядя на испачканные кровью пальцы.

– Капитан… – с трудом удалось ей ответить. – У нас имеются… потери. Одна из техников… и Ник…

– У нас тоже есть потери, – произнес Онслоу и в голосе его прозвучали нотки ужаса и отчаяния. Но он тут же взял себя в руки, и на его лице появилось слабое подобие улыбки. – Сканеры все-таки работают, а Ник… – Он на секунду запнулся, однако заставил себя говорить твердо. – Пока его расчеты оправдываются. Градиент у нас такой, какого я жизни не видел: мы стремительно идем вниз. Будем падать еще минут двадцать… и оба канга падают вместе с нами.

– Какие у нас повреждения? – спросила Сантандер, чувствуя, что некое подобие жизни возвращается в ее измученное тело.

– Многомерные двигатели расплавились, мэм. Вышли из строя второй и четвертый генераторы. Обычные двигатели работают. Мы утратили двадцать процентов компьютеров и четверть энергетического вооружения. Системы защиты, в общем, невредимы. Потери в личном составе уточняются. – Гордость за свой корабль придала голосу Онслоу силы. – «Защитник» ранен, но готов к драке!

– Отлично, капитан, – сказала Сантандер. – Ожидайте приказа вступить в бой.

– Есть, мэм.

* * *

Три звездолета падали в глубины чуждых пространств неведомых измерений, будто три судна, гонимые штормом на рифы. Из рубок и машинных отсеков «Защитника» уносили от приборных панелей тела мертвых или изувеченных мужчин и женщин. Наибольшими потери в живой силе были рядом с расплавившимися многомерными генераторами в центре корабля. Эскадрилья перехватчиков, ангар которой располагался непосредственно под броневыми плитами обшивки звездолета, была ошеломлена, но невредима. Полковник Леонова в ожидании вылета вновь и вновь просматривала данные, поступавшие в ее мозг от компьютера. Двигатели и многомерные генераторы тридцати двух обтекаемых кораблей-убийц были готовы к полету, и она ощущала вибрацию пускового поля как поглаживание кожи нежными пальцами.

– Приготовиться, – приказала она своим подчиненным, вглядываясь в обзорный экран и сознавая, что истекают последние мгновения ожидания.

– Ангар, приказ с мостика: перехватчикам – взлет!

– Есть, взлет! – отчеканил начальник ангара, фокусируя пусковые поля.

– Удачной охоты, полковник! – крикнул чей-то незнакомый голос, и тут же пусковые поля швырнули истребители в открытое пространство. Заработали многомерные генераторы, вызывая вибрацию в каждом мускуле, в каждой кости.

Леонова перенесла перегрузку с легкостью, приобретенной долгим опытом. Вибрация генераторов доставила ей несколько неприятных мгновений, неизбежно предшествовавших тому мгновению, когда она начинала ощущать себя богиней. Теперь ее способность ощущать простиралась настолько, насколько хватало мощности сканеров, невидимыми лучами прощупывавшими окружающее пространство – вселенскую тьму, испещренную мириадами звезд. Пустота, испугавшая Леонову в момент первого знакомства, давным-давно превратилась в старого надежного друга, помогавшего ее вновь обретенному зрению мгновенно фиксировать и оценивать все вокруг.

«Огр» уже начал разворот, чтобы бежать от «Защитника», а нужно было иметь в виду еще и «Гарпию», державшуюся сбоку и «внизу» относительно остальных кораблей. Леонова решила сосредоточиться на транспортном судне. Оба крупных звездолета уже выпустили первые ракеты, а перехватчики троллей выскакивали из своих гнезд, чтобы лететь навстречу ее истребителям.

– Красный-Лидер, идите навстречу первой волне. Белые, достаньте эту суку, пока она не успела провести еще один запуск! Синие, прикройте атаку.

Со всех сторон до Леоновой доносились возгласы, подтверждавшие получение приказа, а ее глаза словно остекленели: мозг полковника перерабатывал поступавшую от компьютера информацию. Она воспринимала и обдумывала происходящее на поле боя: Красное подразделение выпустило первый залп самонаводящихся ракет, Белое резко поднялось и стало по кривой заходить на истребителей противника под прикрывавшим ее огнем Синего подразделения. Перехватчики противника разваливались на части или взрывались, но их было слишком много! Значительно больше, чем можно было предполагать! «Канги, по-видимому, прицепили дополнительные гнезда и под завязку набили „Гарпию“ истребителями, – подумала полковник. – Если это действительно так, то нужно…»

Истребители из Белого подразделения дали залп тяжелыми противокорабельными ракетами. Защитное силовое поле дрогнуло, едва взорвалась первая боеголовка, и Леонова почувствовала прилив радости. Безупречно проведенная атака Турабьяна должна была пробить даже полноценный энергетический щит противника, но поле, созданное «Гарпией», оказалось прямо-таки никуда не годным. Огненные шары взрывов отображались расплывчатыми вспышками на экране и словно разрядами отдавались в электронных органах чувств Леоновой. Вот к «Гарпии» подлетела вторая группа ракет, по энергетическим щитам носителя поползло яркое светящееся пятно, обозначающее локальное повреждение. Мощные ракеты рванулись в возникшую в силовом щите брешь, и корабль весом в два миллиона тонн дернулся и начал распадаться на части. А спустя несколько мгновений взрывы мегатонных ракет и вовсе превратили его в облако пыли.

В небытие «Гарпия» увлекла за собой вторую волну выпущенных ею истребителей. Это было здорово! Дьявольски здорово, особенно если учесть, что первая выпущенная ею волна превосходила сто тринадцатую эскадрилью более чем вдвое. Пилоты эскадрильи Леоновой уже начали гибнуть – перевес в численности начал сказываться в первые мгновения боя…

– Синие, атакуйте их с тыла! Белые, следуйте за мной! И не сближайтесь с противником, черт побери!

Сквозь беспорядочный шум боя до Леоновой доносились ответы подчиненных, перемешанные с радостными победными воплями и фразами, оборванными на полуслове термоядерной смертью. Даже с помощью компьютерных датчиков Людмиле было непросто разобраться в этом хаосе, но общая картина происходившего была ясна. Ее эскадрилья нанесла удар первой, выпустив ракеты дальнего действия, и несколько проредила вражеские порядки. Однако массированный огонь перехватчиков кангов уже вывел из строя три машины Красного подразделения и две – Синего. Белое подразделение не понесло потерь при атаке на «Гарпию», но лейтенант Киттихок заплатила жизнью за невнимательность. Обрадовавшись тому, что цель успешно поражена, она на мгновение ослабила бдительность и в тыл ей зашел перехватчик тролля.

У истребителей троллей не было изощренных систем слежения, «умных» ракет и мощной защиты, их многомерные генераторы уступали тем, которые были установлены на перехватчиках людей. Но скорость реакции у киборгов превосходила человеческую, даже если люди пользовались нейрошлемами. а истребители их были чуть-чуть быстрее и, главное, несравнимо маневреннее. В близком бою они были смертельно опасны, так что машина Киттихок развалилась на куски, прежде чем она успела осознать допущенную оплошность.

Тролль-победитель собирался уже вернуться и занять место в строю, когда Каспер Турабьян, вернувшись, атаковал врага снизу. Истребитель тролля взорвался, но это не могло вернуть к жизни Киттихок…

Леонова потеряла уже двадцать процентов своих истребителей, хотя потери кангов были еще больше. Приказ полковника не подходить слишком близко к противнику принес ожидаемые плоды. Люди искусно пользовались своим преимуществом в мощности многомерных генераторов, используя резкий разгон чтобы ускользнуть от троллей, а сами издалека вели прицельный снайперский огонь. К ним присоединилось Золотое подразделение: зайдя в тыл противника, оно дало сокрушительный залп, результаты которого вызвали у Леоновой почти бурный восторг. По телу ее пробежала дрожь, зубы обнажились в похожей на оскал улыбке, когда она выбирала очередную жертву. Полковник уже навела ракету на цель, но тут ожила линия связи с «Защитником».

– Вызываю командира истребителей!

Леонова немедленно вывела машину из алчной стаи истребителей, чтобы сосредоточиться на выполнении новой задачи. За ней вышла из боя машина сопровождения, прикрывавшая тыл «Спутника». Большие звездолеты отошли уже далеко от истребителей, и, увидев, сколь яростная дуэль разыгралась между ними, полковник побледнела от ярости.

Оба корабля были окружены облаками вырывавшегося через пробоины воздуха и водяных паров, в которых метались оплавленные обломки. Леонова поморщилась от боли при виде взрывов, кореживших энергетические щиты «Защитника». Канги изо всех стремились пробить в них бреши, сквозь которые можно было бы поразить дредноут ракетами. «Огру» тоже приходилось не сладко: огромный корабль вздрогнул от удара, когда одна из тяжелых ракет «Защитника» взорвалась рядом с его бронированным корпусом. Однако видно было, что постепенно канги начинают одолевать – масса и огневая мощь «Огра» значительно превосходили имевший меньшие размеры звездолет людей.

– «Защитник», говорит командир истребителей! – отчеканила полковник. – Жду приказа.

– Полковник, капитан «Защитника» на связи, – донесся до нее голос Онслоу, с трудом различимый из-за помех, вызванных ядерными взрывами. – Коммодор отвоевалась. Корабль сильно поврежден, но и этот подонок далеко не уйдет.

Полыхнуло еще несколько взрывов, яростный обмен ядерными ударами продолжался, и Леоновой показалось, что она ощущает нестерпимый жар, о котором сообщали ей датчики бортового компьютера.

– Командир истребителей, «Огр» выпустил тендеры, которые прикрывает группа перехватчиков. Уничтожьте их!

– Приказ ясен. Посылаю вам на помощь Белое подразделение. Красное и Синие будут…

– Не стоит, полковник. – Голос Онслоу, заглушаемый треском помех, казался теперь очень далеким. – Главное, уничтожьте тендеры! Встретимся в аду, полков…

Связь прервалась: «Защитник» ударил всей своей массой по корпусу врага, и корабли поглотил взрыв, подобный сверхновой.

 

Глава 4

courage (сущ.) 1. Состояние или качество духа, дающее способность противостоять опасности, страху или превратностям судьбы, не утрачивая самообладания и решимости; мужество; смелость. [От ср.-англ. corage , сердце, т. к. оно считалось вместилищем чувств]

– Что за чертовщина?!

Мастер-сержант Эндрю Слокум вскочил и почувствовал, как напряглись его лицевые мускулы. Полковник Арчер, дежурный Оперативного центра аэрокосмической обороны США, не одобрял сильных выражений, да и вообще какие бы то ни было проявления непрофессионализма. Но в тот момент он, к счастью, не спеша прихлебывал кофе в дальнем конце подземного бункера, и Слокум успел прочистить горло, прежде чем повысить голос.

– Полковник! Вы не могли бы взглянуть на эту штуку, сэр?

– Гм? – Полковник Арчер, вопросительно подняв бровь, подошел к Слокуму.

«Одно в полковнике хорошо, – подумал Слокум, – будучи порой слишком въедлив, он тем не менее доверяет своим подчиненным и не задает дурацких вопросов».

Арчер молча склонился над сержантом, чтобы взглянуть на монитор.

В первый момент он никак не отреагировал на увиденное, а затем оцепенел от изумления.

– Что за черт… – Он не договорил, а Слокума охватило сумасшедшее желание захихикать. Полковник наклонился еще ближе к экрану.

– Почему вы не доложили об этом раньше, сержант? – спросил Арчер.

– Потому что эти штуки только что появились в поле зрения, сэр. Вот отсюда. – Слокум постучал по экрану пальцем, и Арчер кивнул.

Толстая красная линия обозначала траекторию неизвестного летательного аппарата, только что вторгшегося в зону, за которую отвечал полковник, и то, что он видел на экране, пришлось ему совершенно не по вкусу.

– Почему же Служба мониторинга космического пространства нас не предупредила заранее? – гневно спросил он.

Основной задачей Оперативного центра аэрокосмической обороны было управление системой G-PALS, которая защищала территорию Соединенных Штатов от ракетных ударов. В результате последнего перераспределения ролей внутри военной администрации центру были переданы практически все наземные системы слежения США, осуществлявшие мониторинг воздушного пространства, а также общая обработка поступавшего потока информации. Однако непосредственное слежение за пространством на высотах, превышающих триста миль, осталось в ведении других служб – в частности, находящейся в ведении ВМФ Службы мониторинга космического пространства. Арчер иногда сомневался, что моряки в состоянии адекватно управлять системой, которая по самой сути должна бы находиться в ведении авиации, но никак не ожидал, что они сядут в лужу столь позорным образом.

– Служба мониторинга космического пространства предупредила нас, сэр, – ответил Слокум. – Но они обнаружили их, – он покосился на табло электронных часов, – две целых семьдесят пять сотых секунды назад. Это зарегистрировано на пленке, сэр, – почтительно добавил он.

– Это невозможно! –пробормотал полковник Арчер.

– Я тоже так думаю, сэр, но эти штуки здесь, и тут уж ничего не попишешь.

– Ладно. Вражескими ракетами они быть не могут. Слишком уж издалека они сюда заявились, – сказал Арчер, беря себя в руки. – Каковы их координаты, сержант?

– Двадцать один северной долготы, один-пять-пять западной широты, высота девяносто шесть миль. Они летят сейчас над Тихим океаном, и они снижаются. Скоро будут над Центральной Мексикой, если не изменят курс. Траектория нестабильная, сэр. Когда мы их обнаружили, они шли со скоростью более семнадцати тысяч узлов. Теперь она снизилась до семи тысяч.

– Что?

– Вот показания приборов, сэр… За последние четыре минуты они снизили скорость более чем на десять тысяч узлов. И смотрите сюда, сэр! Видите, как этот маленький ублюдок танцует?!

На этот раз полковник Арчер не выказал ни малейшего желания отругать старшего сержанта Слокума за несдержанность в выражениях. Он был не только техническим работником, но и опытным пилотом и никогда – никогда! – не видел устройства, будь то космический корабль многоразового использования или реактивный самолет, которое способно осуществлять на таких скоростях повороты в девяносто градусов. Он схватил телефонную трубку, чтобы связаться с дежурным начальником противовоздушной обороны, но глаза его продолжали следить за немыслимой картинкой на мониторе.

– Генерал Голдман? С вами говорит полковник Арчер. Сэр, мои приборы слежения показывают нечто очень странное.

* * *

Имени у командира эскадрильи не было. Ни сейчас, ни в прошлом, да он в нем и не нуждался. Для тех, кто его создал, он был всего лишь орудием, а не личностью, давать же орудиям имена – излишняя роскошь. Ширмаксу даже не позаботились придумать какое-нибудь название для подобных ему созданий. Эту задачу взяли на себя люди, которые назвали его троллем.

Приборных панелей на его истребителе не было. Он сам был частью скоростного корабля-убийцы. Он был слит с ним так же, как с многочисленными орудиями уничтожения, ради эффективного управления которыми его и создали. Чтобы отслеживать один-единственный человеческий истребитель, который, будто воплощение смерти, все время шел позади его эскадрильи, тролль не нуждался в показаниях приборов. Этот истребитель уничтожил десять машин его эскадрильи! В определенном смысле то был последний человеческий истребитель во всей Галактике. И вот уже три терранские недели он упорно но не желал гибнуть!

Тролль состоял из электрических цепей и сервомоторов. Из твердых сплавов и электромеханических рецепторов. По жилам его не текла кровь, потому что никаких жил в нем не было. Были постоянный поток энергии да еще обновлявшаяся питательная ванна, омывавшая единственный органический компонент тролля.

И все же тролль знал, что такое эмоции. Таким, как он, была хорошо знакома бодрящая сила ненависти, и она-то и руководила их действиями. Они ненавидели своих создателей, которые видели в них всего лишь механизмы, относящиеся к категории расходных материалов. Они ненавидели людей, ради уничтожения которых были созданы. Они ненавидели самих себя и судьбу, сделавшую их верными слугами ширмаксу в их войне с людьми.

Сильнее, чем какое-либо иное существо в галактике, тролль ненавидел в данный момент пилота, упорно шедшего по его следу.

Он знал, что за человеческое существо управляет этими пушками и ракетами. С самого начала, отметив красоту полета этого истребителя и его смертоносно быструю реакцию, он заподозрил, что пилотом этой машины может быть только кралхи – одно из тех человеческих существ, которое по оплошности создали его повелители на свою собственную погибель Только кралхи мог так долго ускользать от неутомимых пилотов-троллей, безнаказанно висеть у него на хвосте, уничтожить все посланные против него истребители. Только кралхи…

И в этом была некая горькая ирония, потому что именно существа, защищая которых его эскадрилья вела бой, несли ответственность за существование симбиота, который давал противнику возможность им противостоять. В глубине души тролль завидовал свободе кралхи, которые могли вести войну против их общих создателей – ибо это была та самая, вовек недостижимая свобода, к которой тролль стремился со всей силой страсти живого существа, навсегда заточенного в западне своей механической оболочки.

Чуть меньше тролль ненавидел командира-ширмаксу, не позволившего ему отозвать оставшиеся истребители эскадрильи, чтобы совместными усилиями покончить с преследователем. Но он мог себе позволить ожидание. Кралхи скоро придет сам. Времени у него оставалось совсем немного: пилот-человек не мог позволить тендеру ширмаксу ускользнуть…

… если только хотел, чтобы эта планета выжила.

* * *

Людмилу Леонову охватило отчаяние. Она так устала! Не столько физически, сколько морально. Она смертельно устала от постоянного напряжения, хотя не колеблясь черпала жизненные силы из резервов своего симбиота. Черпала, знала, какую цену ей придется за это заплатить, если она выживет. Выбора у нее, впрочем, не было. Но даже ее выносливость имела предел, и, похоже, она подошла к нему вплотную. Если тролли, за которыми полковник охотилась, анализировали ее маневры, они не могли не отметить, что она теряла скорость реакции. Задержка, с которой она реагировала на происходящее, была едва заметна – ни один человек не мог бы ее обнаружить, – однако утаить этот факт компьютеров было невозможно.

Она отогнала эту мысль, заставив себя полностью сосредоточиться на стоявшей перед ней задаче. Преследование врага завело ее далеко внутрь Солнечной системы. Многомерники истребителей были менее мощными, нежели многомерники космических кораблей но зато их «предел Френкеля» был ниже, и кангам приходилось бешено метаться по альфа– и бета-диапазонам, избегая ее ударов. О том, с какими перегрузками работают ее бортовые системы, Людмила давно не думала. Система жизнеобеспечения, судя по показаниям приборов, могла функционировать еще целую неделю, но ее многомерник не рассчитан на столь длительную работу, да и ресурс двигателя был выработан. Она знала, что ее истребитель, как и она сама, исчерпали свои возможности, и все же «Спутник» пока еще тянул благодаря нежно заботившемуся о нем Анвару О'Доннеллу.

Леонова чувствовала, что от нее дурно пахнет. «За возможность принять душ согласилась бы провести год в аду», – подумала Людмила и устало улыбнулась. Она знала, что ее подчиненные чувствовали себя не лучше, хоть и не слышала от них ни одной жалобы. Анвар был ее оператором уже более двух лет – достаточный срок, чтобы понять, насколько они разные люди, – и не возражал, когда полковник приказывала ему спать через определенные промежутки времени, пока она подменяла его.

Сержант Геринг служила под началом Леоновой меньше, но и она держалась хорошо. Именно ей удалось определить, в каком времени они находились. Коммодор Сантандер сумела нарушить запланированную кангами трансляцию Такешиты. Команда «Спутника» узнала об этом благодаря замеченным Геринг примитивным радиопереговорам, которые приборы начали регистрировать, едва они влетели в систему на скорости, превышавшей световую. Они провалились в прошлое не глубже конца двадцатого века, однако возможностей защититься от кангов у человечества сейчас было не больше, чем пятьдесят тысяч лет назад.

Подчиненные Леоновой знали об этом не хуже нее, но их безусловная вера в командира придавала им силы. И эта сила была необходима полковнику. Многие устройства ее перехватчика превосходили аппаратуру кангов, но кое-какие преимущества имелись и у противника. «Спутник» мог перемещаться быстрее, чем корабль, за которым гнался, но был медленнее и маневрировал хуже, чем охранявшие того истребители троллей. Кроме того, тролли не нуждались в системах жизнеобеспечения и гравитационной компенсации, без которых не могли обходиться люди. Поэтому они могли лучше использовать объем своих истребителей, больший размер двигателей которых компенсировал их меньшую эффективность. В открытом космосе хватало места для выявления технического превосходства ее истребителя – машина Леоновой с легкостью противостояла трем перехватчикам троллей, поскольку они не могли приблизиться к ней. Если же им каким-то образом это удастся, несмотря на запускаемые Леоновой более совершенные в техническом отношении ракеты и на огонь ее более мощных энергетических пушек… Если они подойдут к ней на близкое расстояние и она окажется в пределах досягаемости их орудий…

А именно это они вот-вот должны были сделать!

Полковник мысленно перебрала оставшееся у нее вооружение. Она истратила уже все свои тяжелые ракеты, кроме одной, и эту последнюю нельзя было выпустить в тролля. Эта ракета предназначалась для уничтожения тендера. Последний ядерный снаряд которым она располагала, можно было выпустить только по одной-единственной цели. Чтобы пробиться к ней на расстояние выстрела, Леонова располагала лишь тремя ракетами ближнего боя, предназначенными для ведения прицельного огня с близкого расстояния. Тремя ракетами и пушками.

Она вздохнула и, обернувшись, взглянула на спавшего офицера. Скоро ей придется его разбудит потому что, если появится хотя бы малейшая надежда поразить цель, она будет слишком занята, чтобы как следует управлять электронными системами.

Полковник начала погоню всего с двумя ведомыми. Когда второй тендер кангов рванулся за пределы Солнечной системы, она хладнокровно отправила за ним Каспера Турабьяна и пять оставшихся от эскадрильи истребителей. Это было отчаянное решение, но Каспер понял ее. В бою с тенедером у его пилотов было больше шансов на победу, ведь если канги собирались поразить свою цель раньше, чем у них откажут системы жизнеобеспечения, им придется развернуться и идти к Солнцу. Идти навстречу своим преследователям. Таким образом, была надежда, что люди Турабьяна вступят в бой с кангами раньше, чем их скует усталость. Правда, при этом им придется лоб в лоб столкнуться сразу со всеми шестнадцатью истребителями, сопровождавшими тендер кангов.

Так и случилось. И из этого боя никто из людей живым не вышел… Однако задачу свою они выполнили – корабль кангов перестал существовать, истребители сопровождения – тоже. Каспер погиб не сразу и, летя на своем поврежденном перехватчике, успел сообщить ей о гибели врагов. Затем его система жизнеобеспечения отказала. Вот уже неделя прошла с тех пор, как от него перестали поступать сигналы.

Леонова снова – в который раз! – готова была расплакаться от невыносимого горя, от сознания невосполнимой потери. И вновь – в который раз! – подавила в себе чувства, которым не могла дать воли в боевой обстановке. На эти чувства, как и на многое, многое другое, у нее просто не было времени и сил. Весь смысл долгой, утомительной погони свелся к тому, чтобы завершить наконец чудовищно затянувшуюся охоту. Последний из ведомых, прикрывавший ее, погиб пять дней назад, когда тройка троллей неожиданно рванулась назад и взмыла вверх, а лейтенант Дерстан не успела стряхнуть с себя сон в котором отчаянно нуждалась. Полковник Леонова уничтожила ее убийц, но это было слабым утешением. Еще семь вражеских машин она поразила во время долгой погони, но у противника все же оставалось пять истребителей. Они прикрывали звездолет, блокируя все подходы, а если она приблизится на расстояние, достаточное, чтобы пустить в ход ракеты ближнего боя, уцелевшие истребители смогут подойти к ней и расстрелять из пушек, так и не подпустив к кораблю.

Она снова вздохнула и толкнула оператора в бок.

– Просыпайся, Анвар, – ласково сказала она, и он тут же резко поднял голову. Сознание почти мгновенно засветилось в его глазах. Но именно «почти» – даже этого краткого мгновения хватило бы, чтобы погубить пилота. Если бы пилот, то есть полковник Леонова, был обычным человеком.

– Пора? – спросил Анвар, протирая глаза.

– Почти, – ответила она.

В ее усталом голосе не было и признака подавленности – лишь немного печали.

– Не придумали, пока я спал, какой-нибудь хитрости? – спросил оператор, зевая и подтягивая к себе боевой шлем.

– Извини – нет.

– Ну и ладно. Всегда хотел помереть с музыкой! Присси будить?

– Буди, – рассеянно ответила полковник, в последний раз обдумывая давно сложившийся у нес план. Обычно она приводила задуманное в исполнение почти что бессознательно, но теперь у нее был еще один враг, с которым было необходимо справиться, – возраставшая с каждым днем усталость.

– Отличная гонка была, командир, – сказал О'Доннелл, протягивая руку к кнопке, чтобы разбудить сержанта Геринг, спавшую в отдельной маленькой кабинке. – Хорошо было бы еще когда-нибудь так полетать!

– Совсем ты врать не умеешь, Анвар, – ласково сказала Леонова, заставив себя улыбнуться технику. Он тоже улыбнулся в ответ грустной, обезоруживающей улыбкой.

– Правда, не умею. Но по крайней мере у Присси есть шанс выжить.

– Надеюсь, – негромко ответила полковник.

Анвар нажал кнопку, и говорить больше стало не о чем – они оба вот-вот должны были погибнуть.

Она пыталась найти другое решение, но кроме ракеты у нее было лишь одно оружие, способное поразить тендер – сам «Спутник». «Защитнику» удалось совершить таран – значит, удастся и ей, если она сумеет расчистить себе дорогу. Леонова уже обсуждала этот план с О'Доннеллом, и каждый раз они приходили к одному и тому же заключению. Если повезет, они сумеют воплотить в жизнь задуманное. Как только они войдут в атмосферу, Леонова обойдет арьергард истребителей троллей, выпустит последний ядерный заряд, чтобы пробиться сквозь уцелевший авангард благодаря ударной волне, которая образуется в атмосфере при ядерном взрыве, и протаранит корабль кангов. Взрыв перегруженных двигателей будет погорячее ядерного…

Но проделать это все Леонова не могла, пока они не окажутся в атмосфере. Кроме того, ей требовалась помощь Анвара, который должен был управлять аппаратурой электронного противодействия. Значит, ему придется погибнуть вместе с ней. А вот Геринг возможно удастся спасти: в связисте потребности больше не было, так как не с кем было поддерживать связь. И поэтому полковник решила катапультировать спасательную капсулу с сержантом, только они окажутся в атмосфере.

Геринг пыталась возражать, но командир оборвала ее. Они обе понимали, что шансов выжить у связистки будет немного, если учесть обычную тактику троллей, но ничего другого Леонова предложить не могла.

– Входим в атмосферу через три минуты, командир, – спокойно напомнил О'Доннелл.

– Спасибо, Анвар. Присси!

– Здесь, командир, – тоненьким голоском отозвалась Геринг. – Я готова.

– Отлично. Анвар сосчитает до пяти.

– Я… поняла, – ответила сержант, и полковник услышала, как в ее голосе дрожат слезы.

– Выпей за нас, когда приземлишься, – сказала Леонова.

– Выпью, командир. Уничтожьте ублюдков!

– Постараюсь, Присси. Сделаю, что смогу.

– Начинаю отсчет! – произнес О'Доннелл. – Пять… четыре… три…

– Прощайте, командир!

– Два… Удачи, Присси!

«Спутник» вздрогнул, извергнув из себя спасательную капсулу с такой силой, что ее пассажирка потеряла сознание. Полковник и техник затаили дыхание, отслеживая на экране ее полет и от всей души желая, чтобы Геринг спаслась.

– Командир! Истребитель!

– Миллион проклятий!

Две из оставшихся ракет ближнего боя с быстротой молнии оторвались от перехватчика, повинуясь ментальным командам Леоновой, и рванулись к истребителю тролля. Они летели быстро. И все же недостаточно быстро, чтобы предотвратить неизбежность вспышки выпущенных вражеским истребителем ракет, нацеленных на спасательную капсулу.

Сержант Присцилла Геринг погибла через две секунды после ее убийцы.

В кабине «Спутника» воцарилось холодное, наполненное ненавистью молчание.

* * *

Всего через неделю после учений у берегов Кубы Двадцать третье оперативное соединение Военно-морского флота США неторопливо, со скоростью пятнадцать узлов, направлялась в Средиземное море – на Балканах, как всегда, было неспокойно, – когда поступило первое сообщение о том, что происходит нечто странное. Благодаря категории «весьма срочно» сигнал сети Службы мониторинга космического пространства, управлявшейся ВМФ, дошел до штаб-квартиры главнокомандующего Атлантическим флотом в Норфолке быстрее, чем Оперативный центр аэрокосмической обороны составил отчет. А потом сообщения служб слежения стали поступать одно за другим. Нечто необычное происходило высоко над поверхностью земли. Неизвестные объекты явно снижались, гася скорость, и, по предположительным расчетам, должны были пройти на расстоянии менее пятисот миль от Двадцать третьего оперативного соединения.

Адмирал Фриц Карсон страдал легкой формой бессонницы и потому находился на флагманском мостике, когда срочное сообщение из Норфолка поступило на авианосец «Теодор Рузвельт», шедший в середине строя. Какое-то мгновение адмирал задумчиво смотрел на бланк, который вручил ему офицер связи, а потом обернулся к начальнику штаба:

– Спуститесь в БИЦ* [боевой информационный центр] и попросите кого-нибудь разбудить капитана.

Затем он поднял трубку и лично позвонил в службу управления полетами.

– Летное, коммандер Стонтон, – немедленно звалась трубка.

– Комгруппы?

Уже давно самолеты, базирующиеся на авианосце, официально именовались на флоте авиакрылом, но Карсон, как и многие другие моряки, по-прежнему использовал термины «авигруппа» и «комгруппы». Адмирала немного удивило, что командир его авиации столь ранним утром находится в службе управления полетами.

– Так точно, сэр, – ответил коммандер Стонтон в ответ на вопрос начальника. – Один из моих пилотов – совсем новичок, и я за ним присматриваю.

– Ясно. Вот что, комгруппы, БИЦ подготовил для вас интересные данные. Компания самых настоящих НЛО с бешеной скоростью движется в направлении вест-зюйд-вест. Если они не изменят скорости и направления движения, то пройдут в пятистах милях от нас на девяти Махах, или даже больше.

– С числом Маха около девяти, сэр? – осторожно переспросил капитан Стонтон.

– Именно так мне доложили, – сказал Карсон. – Как мы можем поприветствовать маленьких зеленых человечков, когда они будут пролетать мимо?

– У нас «Хаммер» в трехстах милях, готовый к проведению учений с моим подопечным, пара «Томкэтов» в пятиминутной готовности на катапультах и два «Хорнета» на палубе в пятнадцатиминутной готовности.

– Не думаю, что они нам понадобятся… но все же. Будите дежурных пилотов, а потом свяжитесь с «Хокаем» и попросите посмотреть повнимательнее на гостей.

– Есть, сэр.

– Спасибо.

Адмирал положил трубку, а его адъютант протянул ему другую.

– Капитан Янсен? – спросил он, и лейтенант кивнул в ответ.

Карсон взял трубку:

– Капитан, извините, что разбудил, но дело в том…

* * *

– Что-то странное на пассивных, командир, – сказал младший лейтенант Демосфен Люистон.

– В каком это смысле? – спросил лейтенант Этчисон.

– Не знаю, сэр. Никогда ничего похожего не видал. Никакого сигнала не принимаем, а эфир словно забит помехами. По всему левому квадранту фонит, и все сильнее и сильнее.

– Что значит: «никакого сигнала не принимаем»? – спросил второй пилот «Хокая E-2D». – Вы опять пили средство для укрепления волос, Демми?

– Никак нет, сэр, – почтительно сказал ответственный за работу радара офицер. – А хочу я сказать вот что: никакого источника обнаружить не могу, но что-то забивает прием. Похоже, будто сигнал идет за пределами диапазона, но такого же не бывает!

– Лейтенант прав, сэр, – сказал один из младших операторов Люистона. – Это очень странно, сэр.

– Гм-м. – Лейтенант Этчисон задумался. Демми был прав, говоря, что за пределами диапазона его установки ничего не могло передавать. Несмотря на казалось бы архаичные турбовинтовые двигатели и сравнительно небольшие размеры, непривлекательный внешне E-2 (в особенности в своей новейшей модификации «E-2D Хокай-2000») принадлежал к числу самых совершенных самолетов ДРЛО* [дальнего радиолокационного обнаружения] в мире, и на флоте не было принято назначать в радарные «Хокаев» кого ни попадя.

– А расстояние какое, хоть примерно?

– Извините, командир, но у меня в самом деле никаких данных нет. Даже представить себе не могу, что бы это могло быть такое.

– Ладно, попытаемся разобраться, – решил лейтенант Этчисон. – Включай радар – посмотрим, есть ли там что-нибудь, от чего наш сигнал отразится.

– Включаю радар, – сказал Люистон, и «Хокай» стал излучать радиоволны.

Загадочные НЛО были еще за пределами досягаемости даже сверхчувствительного радара «Хокая», но излучаемый им сигнал дошел до них, уже слишком слабым, чтобы его отражение могло вернуться к радару. Через три минуты сорок две секунды ядерная боеголовка мощностью пятьдесят килотонн превратила Этчисона, Люистона, всю команду и самолет в чудовищный огненный шар.

* * *

– Черт возьми, зачем он это сделал?! – прервал горькое молчание О'Доннелл, когда впереди неожиданно вспыхнул взрыв.

– Кто-то облучил тендер сканером, – ответила Леонова, борясь с ударной волной. – Это была ПРР.

– Противорадарная ракета? Но у кого здесь могут быть современные сканеры?

– Не знаю, – откликнулась Леонова и вновь полностью сосредоточилась на маневрировании.

* * *

– Боже мой! – Капитан Эдвард Стонтон поморщился: старший из пилотов его «Томкэтов» почти кричал:

– База, это «Ястреб Первый»! Мы видели ядерный взрыв! Повторяю, воздушный ядерный взрыв по азимуту два-семь-пять относительно оперативного соединения, на расстоянии два-восемь-ноль миль!

– Что он говорит?

Стонтон обернулся и увидел, что рядом стоит старший помощник капитана «Рузвельта» Брет Ханфилд.

– Говорит, что это был ядерный взрыв, – ответил Стонтон спокойно, пытаясь осознать происходящее.

– Комгруппы, мы потеряли связь с «Телескопом». – Командир авиакрыла взглянул через плечо на дежурного по полетам. Он ничуть не удивился: расстояние и азимут, переданные «Ястребом Первым», объясняли происходящее, хоть он и не осознал еще до конца все возможные последствия.

– Сэр, на связи информационный центр. Они ищут старпома, – сказал один из старшин, протягивая трубку.

Ханфилд протянул руку и поднес трубку к уху.

– Старпом слушает, – сказал он. – Говорите.

Какое-то время он слушал молча, но зрачки его глаз становились все меньше, и Стонтон заметил, что он слегка краснеет.

– Спасибо, – произнес наконец старпом и взглянул на Стонтона, набирая другой номер.

– Сообщение с «Антиэтама», – сказал он с тревогой в голосе. – Тактик группы только что подтвердил известие о ядерном взрыве.

Стонтон посмотрел на старпома. Тактик всей группы кораблей находился на «Антиэтаме» по очень простой причине: это был крейсер типа «Тикондерога», корабль системы «Иджис», оборудованный самым совершенным радиолокационным оборудованием и самым мощным вооружением класса «земля-воздух».

– Мостик, говорит старпом, – сказал в трубку Ханфилд. – Соедините меня с вахтенным офицером. – Он немного подождал. – Гарри? Впереди по курсу, на расстоянии триста миль, произошел воздушный ядерный взрыв. Это точно установлено. Объяви боевую тревогу и степень готовности номер один «Воздушная тревога». Затем свяжись с капитаном и сообщи ему, что происходит. Я скоро приду.

Он бросил трубку старшине и, не сказав ни слова, вышел из центра управления полетами. Тревога была объявлена через несколько мгновений, а затем из громкоговорителей раздался спокойный голос боцмана:

– Боевая тревога! Боевая тревога! Все по местам! Опасность с воздуха! Это не учения!

* * *

Когда примитивное летательное средство превратилось в пар, тролль испытал приступ слепой ярости. Он сразу же понял, что произошло. Создатели тендера не снабдили его никаким оружием нападения – нападать должны были сопровождавшие его истребители. Но любое защитное снаряжение, которое только можно было себе представить, у него было. Собственные сенсоры тролля распознали грубое излучение, исходившее от самолета, хотя он и не догадался, что это работает система обнаружения. Да и как он мог догадаться, если вот уже много столетий никто не ставил на корабли одномерные сканеры, использовавшие радиоволны! Но компьютеры корабля ширмаксу сумели понять, что означает радиоизлучение землян, и послали ядерную противорадарную ракету, чтобы уничтожить архаичный турбовинтовой самолет.

Тролль злился не из-за гибели самолета, а из-за того, что его хозяева не посчитали нужным снабдить транспортный корабль оружием нападения. Помощь транспортника его истребителям была бы сейчас очень кстати, ведь проклятый человеческий пилот у него за спиной явно что-то задумал!

Тролль мгновенно понял что, когда кралхи начал наращивать скорость. Враг собирался «перепрыгнуть» их и атаковать в лоб, и в атмосфере это вполне могло у него получиться. Двигатели перехватчиков противника обладали меньшей мощностью, но отличались большей эффективностью, и это имело немалое значение, особенно здесь. В атмосфере истребители троллей не могли развивать скорость больше одиннадцати тысяч километров в час, а для машины кралхи это был далеко не предел.

«Разумеется, для этого ему придется пройти двух троллей», – мрачно подумал тролль, вновь активируя системы наведения.

* * *

– Капитан на мостике! – резко выкрикнул кто-то, когда капитан Эверетт Янсен поднялся на мостик. Его глаза опухли от сна, но смотрели ясно и пристально. Ханфилд немедленно обернулся к нему, но Янсен жестом остановил его.

– Одну секундочку, Брет, – сказал он и вызвал информационный центр. – Говорит капитан. Доложите обстановку.

Секунд десять он слушал ответ, затем плавно повернулся всем корпусом:

– Все в порядке, старпом. Я принял управление кораблем.

– Так точно, сэр, – отозвался Ханфилд, даже не пытаясь скрыть облегчения.

* * *

– Обнаружил еще двух противников, командир, – сообщил О'Доннелл. – Они на высоте одиннадцать тысяч метров. Расстояние до них восемь-четыре-два километра. Скорость сближения более четырнадцати тысяч километров в час.

– Что? – Полковник Леонова на мгновение переключила внимание на новые цели. – А, эти… Забудь о них, Анвар. Это самолеты людей.

Полковник снова сосредоточилась на пилотировании, но сидевший в ней историк-любитель заставил ее добавить:

– Наверное военные, раз летят с такой скоростью.

* * *

– База, говорит «Ястреб Первый»! «Ястребы» включают форсаж.

Капитан Стонтон принял доклад двух уже находившихся в воздухе истребителей, глядя, как еще два самолета F-14 с грохотом стартуют с катапульт и взмывают ввысь.

Большие самолеты с изменяемой геометрией крыла уже давно следовало заменить, и капитану не хотелось вспоминать, сколько летных часов проработали их двигатели. Общее снижение финансирования военного бюджета в последние двадцать лет привело к крушению планов разработки и приобретения военных систем следующего поколения. Несмотря на свой возраст, F-14 со своими не менее древними ракетами «Феникс» оставались самыми боеспособными перехватчиками дальнего радиуса действия. Именно поэтому флот (чьи «аэродромы» имели печальную тенденцию тонуть, получив достаточно повреждений) продолжал борьбу за то, чтобы эти самолеты продолжали летать. Более молодые F-18 уже буксировали к катапультам, но Стонтон не верил, что они окажутся в воздухе достаточно быстро, чтобы от этого оказалась какая-то польза. Что бы ни двигалось им навстречу, в тот момент, когда оно опустилось ниже зоны наблюдения Службы мониторинга космического пространства, летело оно со скоростью почти семь тысяч миль в час.

– «Ястреб Второй», «Ястреб Второй», – услышал он голос своего старшего пилота. – Включите радар.

– Вас понял, «Ястреб Первый».

За двести миль перед АУГ* [авианесущей ударной группой] оба F-14D включили свои радары AWG-9, пытаясь обнаружить противника, уничтожившего «Телескоп».

– Противник! Приближается противник! – сообщил «Ястреб Первый». – Боже! Мерзавцы делают почти двенадцать тысяч узлов!

Стонтон недоверчиво покачал головой.

* * *

– Командир, корабль выпустил еще пару антирадарных ракет!

– Жалко парней, – тихо откликнулась Леонова.

* * *

– «Лис Первый»! – закричал «Ястреб Первый». – «Лис Первый» – залп четырьмя!

Четыре ракеты AIM-54 сорвались с пилонов ведущего истребителя, а вслед за ними, с небольшой задержкой, еще две, выпущенные менее опытной командой «Ястреба Второго». «Феникс» летевший со скоростью в пять Махов – ракета самого дальнего в мире радиуса действия – была детской игрушкой по сравнению со снарядами, выпущенными противником. Однако «Фениксы» были задуманы так, чтобы могли сбивать ракеты противника при самых сложных условиях наведения: лоб в лоб на дальних расстояниях. Ракеты кангов превосходили размерами давшие залп «Томкэты», но, несмотря на всю свою массу и скорость, были лишены способности уклоняться от вражеского огня. На них размещались сложнейшие системы электронного противодействия, однако они были предназначены для космического пространства, да и никакие системы не смогли бы скрыть чудовищное тепловое излучение, образовывавшееся при движении в атмосфере Земли.

* * *

Если бы у тролля-командира были веки, он заморгал бы от изумления. Произошло невозможное!

* * *

– Командир! Они уничтожили обе антирадарные ракеты!

У полковника Леоновой веки имелись, и, услышав такую новость, она заморгала. Вот так неожиданность! Мгновенно проанализировав ситуацию, она ощутила прилив бодрости. Ее электронные органы чувств ощупали окружающее пространство, и на губах появилась жестокая улыбка, когда Леонова «увидела» строй древних кораблей на воде.

* * *

– Второе попадание! – ликующе сообщил «Ястреб Первый». Затем его голос зазвучал напряженно: – В моем секторе несколько противников. Это большие машины. Я вижу пять, нет, шесть целей! Расстояние три-девять-восемь. Скорость пять-четыре-шесть-ноль узлов. Они приближаются к соединению.

* * *

– Адмирал. – Капитан Джеймс Моулдер спешил, но голос его звучал удивительно спокойно. С адмиралом Карсоном он говорил из собственного информационного центра на борту «Антиэтама». – Против нашего «Хаммера» в самом деле использовалось ядерное оружие. Они стреляют по нашим истребителям. Прошу разрешения использовать все имеющееся вооружение.

Пальцы адмирала побелели на телефонной трубке. Машины противника приближались со скоростью более полутора миль в секунду; меньше чем через четыре минуты они окажутся над его кораблями. Учитывая дальность действия и скорость ракет противника, корабли, вероятно, уже находились в пределах их досягаемости.

– Разрешаю, – отчеканил адмирал.

– Всем кораблям. Воздушная тревога. Степень опасности номер один. Направление угрозы – три-пять-два. Ракеты к бою! – объявил его коммандер-тактик почти без всякого выражения в голосе, и системы слежения и наведения ПВО включились на всех кораблях эскадры.

* * *

Получив сообщение о том, что включились радары землян, Леонова ощутила одновременно ужас и радость. Ее хобби была военная история, и в отличие от кангов и охранявших их троллей она знала, над чем они вот-вот пролетят. И все же она не до конца представляла, какой вред вооружение военно-морских сил может причинить современным звездолетам или истребителям. Космическому кораблю кангов, который она должна уничтожить во что бы то ни стало – вряд ли. Да и, поскольку они не применяли ядерного оружия, сбив его они сделали бы только хуже. А вот истребителям – весьма возможно. Ведь удалось же им сбить антирадарные ракеты…

«Спутник» резко взмыл вверх и полетел прочь, прекратив погоню за кораблем кангов.

* * *

Командир эскадрильи троллей тотчас же заметил ее маневр, и в его мозгу вихрем завертелись новые данные. Он пытался понять: почему кралхи прекратил погоню? Почему он отказался от боя, проделав столь долгий путь? Что-то здесь было не так…

* * *

– Вот они, – пробормотал чей-то голос на борту «Антиэтама». Никто из моряков не мог поверить в реальность того, что они наблюдали на своих мониторах, и все же никто не терял времени на отрицание очевидного.

* * *

У корабля кангов осталось всего две антирадарные ракеты – и они обе вылетели из него наводясь на ближайшие источники радиоизлучения.

– Вампир! Вампир! – раздался предупреждающий крик.

Ракеты неслись к эсминцам «Арли Бёрк» и «Кидд» со скоростью более двенадцати тысяч миль в час. Навстречу им были выпущены ракеты RIM-66 и RIM-67, а оба корабля принялись разворачиваться, чтобы пустить в ход пушки Мк.15 «Фаланкс».

* * *

При виде выпущенных землянами ракет тролль встревожился, и ему стала ясна связь между гибелью антирадарных ракет и маневром кралхи. Несомненно, ракеты противника были примитивны, но когда каждый эрг мощности его корабля был направлен на лобовой щит для достижение максимальной скорости, даже такое старинное оружие могло стать гибельным. Тролль отчаянно пытался выйти на связь со своими повелителями-ширмаксу, отметив, что кралхи идет новым курсом, обходя его истребители с фланга по широкой дуге.

* * *

Антирадарная ракета, нацеленная на «Бёрк», встретилась с тремя ракетами землян, и суммарной мощности их боеголовок оказалось достаточно, чтобы уничтожить ее. Ракете, направленной на «Кидд» повезло больше: она промчалась мимо ракет людей, прошла на немыслимой скорости сквозь сплошную огневую завесу – стреляли двадцатимиллиметровые гатлинги-«Фаланксы» эсминца. Корабельная система защиты ближнего радиуса действия сделала что смогла, но она не предназначалась для поражения целей, передвигающихся с такой скоростью. Радарные установки не успевали отследить цель, и корабль ВМФ США «Кидд» исчез в пламени ядерного взрыва, когда в него попала антирадарная ракета.

Однако группа НЛО достаточно долго шла, не меняя курса, и крейсеры «Антиэтам» и «Чэмплейн» за мгновение до гибели «Кидда» успели дать ракетный залп. Выпущенные ими ракеты не предназначались для уничтожения целей, перемещающихся со скоростью шесть тысяч миль в час, но и защитные системы ведомых троллями истребителей не были готовы к отражению их атаки. Они предназначались для создания помех устройствам наведения, о существовании которых на флоте Соединенных Штатов не имели еще ни малейшего представления. Корабли землян вели огонь, ориентируясь на вспыхивавшие на мониторах отраженные сигналы радаров и на тепловое излучение – и для них это был бой не на жизнь, а на смерть.

* * *

Полковник Леонова смотрела на три сотни древних ракет, с ревом взмывших с кораблей землян и сплошным потоком устремившихся вверх. Летели они до смешного медленно, но расстояние было невелико, а цели сами неслись им навстречу. Причем некоторые из них были крупнее, чем корабли, выпустившие ракеты. Она затаила дыхание, когда ракеты людей принялись взрываться среди истребителей кангов.

* * *

Синапсы командовавшего эскадрильей тролля дрожали от бешенства: примитивные ракеты будто молотком лупили по его отряду! Его истребители пытались взмыть в верх, но они спустились слишком низко и слишком поздно начали маневр уклонения. Несмотря на свою быстроту, им не удалось подняться достаточно высоко, чтобы уйти за пределы досягаемости ракет противника.

Больше половины ракет «земля-воздух» были уничтожены, столкнувшись с энергетическими полями двигателей его истребителей, но почти половина уцелела. Некоторые ракеты потеряли цель, но остальные неслись на его истребители и корабль ширмаксу. Их мощность была ничтожна по сравнению с ядерными боеголовками и энергетическими зарядами ракет троллей, но их было так много!

Корабль ширмаксу дрогнул, когда четыре ракеты ударили по нему, пробив защитные поля. Системы электронного противодействия не могли помешать примитивным системам наведения древних ракет; остановить их могла только активная защита, но и ее кораблю не хватило. И в гораздо большей степени это относилось к его истребителям! Тролль беспомощно наблюдал, как несколько ракет поразили два из трех остававшихся у него истребителя. Их удары походили на укусы блох: каждый по отдельности большого вреда не причинял, но все вместе они были гибельны. Поле двигателя второго истребителя отказало. Он был создан для космоса, не для полета в атмосфере на столь бешенной скорости и его практически мгновенно разорвало на куски. Третий превратился в огненный шар еще через несколько мгновений. Четвертому истребителю повезло больше: в него попали всего две вражеские ракеты, но двигатель начал сбоить, и пилоту пришлось резко снизить скорость.

Лишь машина командира эскадрильи избежала повреждений, поскольку он получил предупреждение на секунду раньше. Это позволило ему взмыть вверх и уйти в сторону, улизнув из-под самого носа медленных глупых ракет, прикончивших его соратников.

Подождав, когда ракеты исчезнут, тролль вновь начал снижаться. Ему не терпелось истребить дикарей, уничтоживших машины его эскадрильи, но не успел он выпустить первую ракету, как хозяева отозвали его. Они с такой настойчивостью требовали, чтобы он немедленно прибыл им на подмогу, что ослушаться тролль не смог. Он опять изменил курс, чтобы догнать подраненный транспортник.

* * *

Восторженный вопль Анвара О'Доннелла больно резанул по ушам полковника, но она не могла сердиться на своего оператора. Она и сама больше всего опасалась, как бы древние ракеты не сбили корабль кангов – рассчитывать, что у людей будут ядерные боеголовки, не приходилось. Но канги выжили, а их корабль был поврежден. Вдобавок эскадрилья сопровождения понесла страшный урон. Уцелевший истребитель рванулся вниз, явно собираясь наброситься на военные корабли землян, в то время как транспортный корабль кангов вместе со своим поврежденным защитником продолжал набирать высоту. Вот он – шанс, которым должна воспользоваться Леонова!

«Спутник» с ревом рванулся вниз, словно огненное смертоносное копье. Двигатель его работал на пределе, и полковнику удалось вклиниться между троллем-коммандиром и его подопечным. Второй истребитель устремился на перехват, но он опаздывал, безнадежно опаздывал!

Людмила навела последнюю оставшуюся у нее легкую ракету на оказавшийся под ней истребитель. Она пустила ее, и ракета попала прямо в истребитель, превратив его в светящуюся пыль. Душа полковника запела от восторга, и она стала нацеливаться на транспортный корабль. Теперь уже ничто не могло спасти его – даже бегущие по спине мурашки, означавшие, что последний истребитель троллей заходит ей в хвост.

Мозг Леоновой отдал приказ, и последняя тяжелая ракета устремилась к транспортнику кангов. Это произошло за мгновение до того, как за ее истребителем помчалась первая ракета, выпущенная уцелевшим истребителем троллей.

* * *

– Что за хренотень?! – Недоумевающий голос капитана Моулдера выразил чувства всех, видевших, как еще один огненный шар ядерного взрыва вспух в небе на высоте двухсот тысяч футов над уровнем Атлантического океана. Чудовищный электромагнитный импульс обрушился на эскадру, мгновенно сжигая даже «устойчивые» радары и электронные системы связи.

Ядерный взрыв в пятьсот мегатонн, способный уничтожить супердредноут класса «Огр», поглотил небольшой транспортный звездолет.

Ярчайшая вспышка, сопровождавшая ядерный взрыв, ослепила каждого, кто был достаточно неосторожен, чтобы на него смотреть. Счетчики радиации зашкалило. Страшный огненный шар завис высоко над океаном, а затем вспыхнул еще один, поменьше, и еще, и еще… Пугающая цепь вспышек протянулась вплоть до линии горизонта, повергая людей в недоумение. Было ясно, что удары, вызвавшие эти взрывы, не были нацелены на них, но кто же тогда, черт возьми, стрелял? И в кого?

А потом, будто гигантский кулак, на них обрушилась ударная волна первого чудовищного взрыва.

* * *

– В яблочко, командир! В яб…

Это было все, что успел выкрикнуть О'Доннелл, прежде чем последняя ракета, выпущенная командиром эскадрильи троллем, настигла тщетно пытавшийся увернуться от нее «Спутник». Настигла не смотря на отчаянные попытки О'Доннелла сбить ее с курса при помощи средств противодействия. Сработал дистанционный взрыватель.

Страшные повреждения, нанесенные «Спутнику», Леонова ощутила, будто удар по собственной плоти, и поняла, что машина обречена. Кабина наполнилась дымом, и по каналу ментальной связи с компьютером побежали настойчивые доклады о неисправностях. Но даже в такой ситуации полковник не собиралась сдаваться. Собрав все силы, она продолжала бороться за управление умирающим истребителем. «Спутник» сделал героическое усилие, повиновался ее командам: задрав нос, он пошел вверх по немыслимо крутой дуге, чтобы дать пилоту возможность сделать последний выстрел.

Тролль следовал за своей изуродованной жертвой, пока она не достигла высоты четырехсот тысяч футов. На ненавистного пилота-кралхи он истратил свою последнюю ракету, но ничуть не жалел об этом. Он с легкостью избежал предсмертных попыток кралхи нанести ответный удар и испытал сладостное чувство удовлетворенной мести при виде того, как судорожно двигается машина противника. Тролль даже подлетел поближе, когда двигатель вражеского истребителя окончательно заглох и машина по инерции вошла в верхние слои атмосферы.

Когда «Спутник» поднялся на высоту 500 000 футов энергетические пушки тролля изрыгнули пламя, и изуродованная развалина ринулась вниз – туда, где терпеливо поджидал свои жертвы Атлантический океан.

 

Глава 5

Капитан Военно-морского флота США Ричард Эстон откинулся назад, любуясь четкой работой курсовой автоматики «Аманды». Свежий западный ветер подгонял его кеч, имевший в длину пятьдесят футов. Ночь, по мнению капитана, обещала быть спокойной – насколько вообще можно говорить о спокойствии, когда плывешь на яхте через Атлантический океан. Переносной радиоприемник что-то тихонько бормотал – Эстон неожиданно обнаружил, что соскучился по звукам человеческих голосов. Закат постепенно переходил в фиолетовые сумерки, а океан, на который уже легла тень ночи, напевал ему свою песнь. Ветер тоже шептал что-то, играя в снастях, «Аманда» поскрипывала и постанывала, перебираясь с волны на волну, и со всех сторон слышалось журчание воды. Спереди доносились хлюпанье и шорох рассекаемых волн, сзади – клокотанье пены, тянущейся за шлюпкой, и звуки, вызванные работой руля.

Трубка Эстона погасла, и он подумывал уже спуститься в каюту, чтобы снова набить ее, но блаженная лень не отпускала его из своих объятий. Ему было слишком уютно и хорошо, чтобы сдвинуться с места.

Он медленно улыбнулся. Переплыть Атлантический океан в одиночку – вовсе не значит бездельничать, как воображают многие любители морских путешествий, никогда не покидавшие своего кресла. Последняя неделя выдалась очень тяжелой. За два дня до этого сильный ветер и коварные волны порядочно помучили и попутали Эстона, но низкий, тяжелый киль «Аманды» придавал ей замечательную устойчивость даже при сильном ветре. А потом ветер унесся прочь, волнение уменьшилось, и Атлантический океан на какое-то время надел обманчивую маску доброжелательности.

Эстон знал – это была именно маска. Лживая маска, вдобавок. Это была одна из забав океана – прикинуться нежным и покорным. Но он все равно любил его, отчасти потому, что знал его обманчивый нрав. Если это была забава, то забавлялись они оба, подумал Эстон, на которого нашло поэтическое настроение, придававшее блаженным минутам созерцания еще большее очарование

Он поднял руку, заслоняя глаза от света сигнальных огней собственной яхты, и посмотрел на небо. Отсутствие дыма и света городов делало его дивно прозрачным, и звезды сверкали на нем чудесным блеском. Красота звездного небосвода приводила Эстона в восхищение и была главной причиной, по которой он любил плыть ночью. Ему казалось, что над ним простирается усыпанное алмазами бархатное черно-кобальтовое море, хотя он ни за что не осмелился бы поделиться этой мыслью со своими коллегами. В устах такого некрасивого верзилы, как Эстон, слегка сутулого и изрядно потрепанного жизнью, подобные слова звучали бы странно, а то и смешно.

Опустив руку, он взглянул на радарный отражатель. На море он предпочитал спать днем, потому что торговые суда в век радаров со все большей небрежностью относились к необходимости бдительно смотреть по сторонам, а Дику Эстону о возможностях высоких технологий было известно достаточно, чтобы не слишком им доверяться. Отражатель – штука, конечно, полезная, но его эффективность полностью зависит от исправности радара на другом судне. А днем вероятность того, что рассеянный впередсмотрящий заметит ярко-красные паруса яхты, была гораздо выше, чем в темноте. Хорошенько все взвесив, Эстон предпочел проводить ночи, высматривая суда, которые могли не заметить его. Ну и конечно, любуясь звездами.

Он снова взглянул вверх и нахмурился от удивления. Что за?..

Левой рукой Эстон начал нащупывать в ящике мощный бинокль, ни на мгновение не отводя глаз от движущихся по странной траектории сверкающих точек. Казалось, они спускаются вниз… Но как-то странно, так не бывает… Сверкающие точки напоминали падающие звезды, однако Эстону не доводилось слышать о метеорах, которые внезапно изменяли бы траекторию падения!

Он прижал бинокль к глазам и стал наблюдать за сияющими линиями, легко приноравливаясь к качке благодаря долгому опыту. Но толку от бинокля было мало: чем бы ни были эти светлячки, расстояние до них оказалось слишком велико. Однако если он заметил их с такого расстояния, они должны находиться на огромной высоте!

Казалось, что загадочные светлячки движутся ему навстречу, но, присмотревшись, Эстон понял, что это обман зрения. На самом деле они быстро спускались к южному горизонту. Что бы это все-таки могло быть…

Он замер: мерцающая точка отделилась от группы и метнулась в сторону, бешено прыгая туда-сюда. Проклятье! Это может быть только след управляемого летательного аппарата! Никакой предмет в свободном падении не двигался бы по такой сумасшедшей траектории. Эстону даже показалось, что мерцающая точка пытается от чего-то уклониться.

Неожиданно возникнув, мысль эта уже не покидала Эстона. Один из светлячков по невозможной дуге бросился вдогонку за убегающей точкой. Капитан внимательно наблюдал за их полетом, а когда светлячок выбросил из себя крохотную искру, и та устремилась к светлячку-преследователю, Эстон невольно зажмурился от нестерпимо яркой вспышки. И тут же множество блестящих искорок отделилось от преследователя и помчалось к мерцающей точке-беглецу.

Капитан часто заморгал: глаза заболели от нестерпимого сверкания вспышек. В 1973 году лейтенант Дик Эстон оказался на Синае в качестве военного наблюдателя при израильской армии и с тех пор не мог забыть зрелища яростного воздушного боя, разыгравшегося однажды утром между израильтянами и египтянами. Он ясно помнил и дымные следы, которые оставляли за собой ракеты, и белые инверсионные следы самолетов, и падающие черно-красные огненные шары, в которые превращались подбитые истребители. Он ясно помнил все это и почему-то был уверен, что наблюдает нечто похожее на то давнее безумие.

У него не было причин так думать. Никто не мог вести военных действий здесь, над океаном, и ни у одной страны не было истребителей, способных проделывать такие кунштюки, какие выделывали эти светлячки, точки и искорки. Эстон хорошо понимал это и все же не мог не сознавать, что его догадка верна. Он затаил дыхание: огненные стрелы беззвучно пронзили небо, а затем два светлячка внезапно вспыхнули нестерпимым блеском и погасли, заставив его ахнуть от изумления.

Уцелевшие огоньки продолжали спускаться все ниже. Он чувствовал, что они мчатся с немыслимой скоростью, несмотря на то, что из-за огромного расстояния казалось, будто они двигаются медленно и плавно. Огоньки летели к горизонту, то сближаясь, то отдаляясь друг от друга, непрерывно маневрируя, как будто стремясь занять более выгодное положение. Эстон в изумлении наблюдал за ними до тех пор, пока они в конце концов не скрылись за изогнутой линией горизонта.

Он опустил бинокль и только тогда понял, какое возбуждение охватило его. Постепенно успокаиваясь, он выругал себя за излишнюю живость воображения. Огоньки, ведущие воздушный бой! НЛО, не иначе! Уж не гости ли это со звезды Арктура или Боско? А может, Беспощадный Минг и Флэш Гордон* [персонажи популярных в США НФ-произведений]? Несомненно, должно существовать какое-то рациональное объяснение…

И тут горизонт на юге озарился ослепительным сиянием, которое заставило Эстона вскочить на ноги. Его блеск прогнал ночную темноту и отражался на воде, мгновенно превратившейся в подобие огромного зеркала – даже на таком расстоянии. Капитан повидал на своем веку немало взрывов, но такого еще не видел.

Он инстинктивно отвел глаза в сторону, чтобы не смотреть прямо на сияющее пятнышко, но даже ради спасения своей жизни он не смог бы теперь забыть о нем! Дыхание Эстона участилось, и он напряженно ждал чего-то. Он понятия не имел о том, что именно должно произойти, но ведь должен же теперь быть…

Он ахнул, не веря своим глазам: на горизонте взметнулась еще одна вспышка! Она находилась ниже первой, решил Эстон, за горизонтом – он видел не сам источник света, а его отражение от нижнего края облаков. Но что же это могло быть, ради всего святого?!

Он все еще не пришел в себя от изумления, когда показались новые сверкающие точки. На этот раз их было всего три; они бежали вверх, будто взлетали три ракеты. Но нет, была еще четвертая, которая мчалась вслед за первыми тремя! Еще одна вспышка осветила небо, и первая из трех сверкающих точек исчезла. Оставшиеся продолжали сближаться, описывая немыслимую спираль. Ого! Еще одна огненная стрела! Она гналась за той, что летела впереди! Но что же это такое?!

Неведомый инстинкт предупредил Эстона о нависшей опасности. Он вскинул руки, защищая глаза, и почти в то же мгновение шквал света заставил ночную тьму исчезнуть. Эстон закричал от ужаса, упал на палубу, и бессвязные мысли заметались у него в голове. Он видел огненный шквал, несмотря на то что зажмурил веки и закрыл глаза руками! Это был ядерный взрыв! Ничем другим эта вспышка быть не могла, и счастье еще, что произошел он так высоко! Даже здесь, на уровне моря, Эстон ощущал исходивший от него жар. Он побледнел, представив, какое радиоактивное излучение шло с высоты. Хорошо, хоть ветер больше не дул с северо-запада! А выпадение радиоактивных осадков произойдет на территории…

Но тут ход его рассуждений был прерван серией новых взрывов, каждый из которых был мало чем слабее первого! Они вспыхивали страшной чередой, словно огненный хвост, тянувшийся за первой летящей по небосводу точкой, и явно догоняли ее! Испуганный и недоумевающий, Эстон машинально отметил, что небесные огни поднимаются все выше и выше. Они вот-вот должны достичь верхней границы стратосферы! Что же это за устройства? Менять на такой скорости траекторию полета не способна ни одна созданная человеком машина, и все же он видел эту удивительную ракетную дуэль собственными глазами!

А ночь между тем раскалывали все новые ядерные вспышки.

Светлячок, летевший впереди, отклонился от своего курса – казалось, последний взрыв произошел слишком близко от него – и рванулся вверх по немыслимо крутой дуге. Человек не мог управлять подобной машиной, решил Эстон. Но кто же тогда совершил этот маневр и зачем? Эстон не пытался ответить на этот вопрос, беспомощно наблюдая за происходящим. Он видел, как преследователь, повторив маневр жертвы, начал нагонять ее. Сверкнула голубая молния, от которой его глаза заболели так же сильно, как от зрелища ядерных взрывов, и подбитый светлячок стал стремительно падать.

Эстон видел, как он перевернулся и зигзагами понесся к океану. Ужас охватил Эстона, на миг ему показалось, что подбитый светлячок падает прямо на него! Что, если преследователь решит сделать по нему контрольный выстрел? От близкого ядерного взрыва ему не спастись…

Увы, с этим капитан решительно ничего не мог поделать. Он подавил в себе паническое желание упасть ничком на палубу и продолжал смотреть, как падает подбитый светлячок. А за ним гонится другой… Так продолжалось несколько секунд, затем преследователь развернулся и полетел на юго-запад.

Эстон испустил глубокий вздох облегчения: угроза немедленной смерти отодвинулась. Правда, подбитый светлячок продолжал падать. Черт возьми, с какой же высоты он падает! Определенно он летел в сторону «Аманды», и Эстон напряженно сглотнул, пытаясь оценить его размеры. Светлячок становился все больше и больше. От него отваливались пылающие обломки. Загремел гром, обрушившийся на Эстона, будто гнев небес, и он понял, что это отголоски взрывов на светлячке. Он пожалел, что не сообразил считать секунды, чтобы по разнице между вспышками и грохотом оценить расстояние.

Светлячок продолжал падать! Эстон старался убедить себя, что океан огромен, и падающий объект, как бы огромен он ни был, не упадет на «Аманду», но ему казалось, что разваливающийся на ходу НЛО летит прямо ему в лоб. Он понимал, что это иллюзия, и все же мускулы его непроизвольно напряглись.

Приток адреналина неожиданно вывел его из шокового состояния. На него она, может, и не свалится, но до чего же велика эта штуковина! Кто знает, какую волну она поднимет, когда плюхнется в воду? Он бросился к штурвалу, запнулся о канат и громко выругался. Отключив автонавигатор, он определил направление ветра и повернул «Аманду» вправо. Он хотел, чтобы яхта шла точно на волну.

С бешено колотящимся сердцем он глядел вверх на падающий предмет – и вдруг тот взорвался прямо у него на глазах! Россыпь светящихся обломков разлетелась во все стороны, а из них вынырнула ярко-голубая звезда. Эстон невольно зажмурился, почувствовав вместе с болью облегчение: светлячок развалился. Значит, обломки сгорят в воздухе и не успеют достичь океана!

За исключением голубой звезды, подумал он, и открыл глаза, чтобы понаблюдать за ней. Какое-то мгновение он не понимал, что происходит с этой чудной звездочкой, а потом до него дошло – она не падает! Она продолжала снижаться, но не так, как породивший ее развалившийся объект. Звезда спускалась гораздо медленнее, причем ее скорость заметно уменьшалась. Голубое сияние пульсировало и мигало, заставляя невольно вспомнить умирающих светлячков. До Эстона донесся странный звук, похожий на высокий вой. Он изо всех сил всматривался в звезду, сглатывая от волнения.

На сей раз это не был обман зрения – звезда направлялась к нему и… Она меняла курс, чтобы не промахнуться! Он снова с трудом сглотнул и сообрази что видит некий аналог парашюта. Кто-то – или что-то, подумал он, бессознательно содрогаясь, – спаслось из подбитого летательного аппарата.

Эстону захотелось развернуть «Аманду» и поплыть прочь, но он подавил этот порыв. Раз уж эта неведомая штука способна менять направление движения, то скорости у нее точно хватит, чтобы его догнать, если он бросится в бегство. Разумеется, если таково будет ее намерение.

Кроме того, любопытство было главным недостатком Дика Эстона. В глубине души он прекрасно понимал мангуста Киплинга и несколько раз едва не погиб из-за потребности «сбегать узнать, что это там такое».

Лишь начав убирать паруса, Эстон понял, что больше не стоит на месте. Сначала бизань, а затем и главный парус намотались на автоматически крутившиеся реи, и «Аманда» сбавила ход. Эстон действовал на ощупь, не отрывая глаз от испускавшей голубой свет звезды, чудовищный вой которой становился все громче. Свет приближался, зато мерцание его делалось все более неровным и прерывистым. Вой тоже то нарастал, то становился тише, и его колебания более или менее совпадали с изменениями силы света. Что бы это ни было, решил Эстон, оно неисправно и повреждено в бою, так же как породивший его светлячок.

Он спустил фок и включил стартер, чтобы запустить мощный дизель. Даже не будучи прогрет, двигатель отозвался мгновенно: сначала неуверенно кашлянул, потом ровно и сильно заворчал, и Эстон подумал, что не зря отдавал его в ремонт перед тем, как отправиться в плавание. Он заставил себя подождать и дать дизелю прогреться, а голубая звезда между тем подбиралась к нему все ближе и ближе.

За этой мыслью мгновенно последовала другая, и он бросил руль, чтобы спуститься в каюту и взять из ящика пистолет 45-го калибра. Подобно многим ветеранам элитных подразделений армии США, Эстон не слишком доверял натовскому девятимиллиметровому оружию даже четверть века спустя его принятие на вооружение в Соединенных Штатах. Его первой любовью был 1911А1, создание Джона Браунинга, и десять лет назад он приобрел одну из его модификаций, предназначавшуюся для спецназа ВМФ США. Он вставил магазин из нержавеющей стали в рукоятку пистолета, убедился, что первый патрон вошел в патронник, поставил оружие на предохранитель и запихнул его за пояс поношенных шорт. Ему было немного неловко, но вес пистолета, давившего на поясницу, придавал ему уверенности в себе, будто присутствие старого друга.

Он заторопился обратно на палубу. Рукотворная звезда стала намного ближе, а дизель ворчал вполне довольным тоном. Эстон расправил плечи и отпустил сцепление, связывавшее винт с двигателем. Характер движения «Аманды», превратившейся из парусника в моторное судно, сразу же изменился.

Он мастерски завертел рулем, направляясь к предполагаемому месту падения непонятной штуковины. Хоть он и посмеивался над собственными действиями, ему все же удалось справиться со своим страхом. Не избавиться от него совсем, но хотя бы отодвинуть подальше, превратить ужас в тревогу. Если кто-то хотел нанести ему визит, он должен был по меньшей мере прибыть на свидание.

Вой непонятного НЛО то усиливался, то угасал теперь с пугающей неправильностью, а свет пульсировал все слабее. Удивительная штука была уже над самой водой. До нее оставалось не больше трехсот ярдов, а высота, на которой она находилась над океаном, не превышала пятидесяти футов. Внезапно свет погас и больше не вспыхивал. Эстон с трудом разглядел шарообразный предмет, почти неразличимый в охватившем океан ночном мраке. Шар завис в воздухе на какое-то мгновение…

А потом упал в воду.

Из океана поднялось облако белой пены. Сфера глубоко ушла под воду, а потом снова выскочила на поверхность. «Аманда» качнулась, и ее бушприт нацелился в небо: до яхты дошла волна, поднятая падением неизвестного летательного аппарата. Эстон прикинул, что в диаметре он должен быть не меньше тридцати футов; во рту у него пересохло, сердце бешено билось.

Он подплыл поближе. Нервы были натянуты от напряженного ожидания, как это всегда бывало с ним перед тренировочным прыжком с парашютом или тушением пожара. Он ждал, что сфера подаст ему какой-нибудь сигнал, но совершенно не представлял себе, чего именно ждет. Эстон с жадностью читал научную фантастику, однако множество выдуманных описаний «первого контакта», которые он помнил, ничуть не помогали ответить на главный вопрос: что теперь делать?

Он усмехнулся этой мысли, и неуверенная улыбка помогла ему обрести утраченное внутреннее равновесие. Внимательнее всмотревшись в сферу, он обнаружил, что она держалась на воде не так, как плавало большинство округлых предметов. Сфера уверенно покачивалась на волнах, не обнаруживая ни малейшего намерения вертеться вокруг своей оси, и Эстон предположил, что, возможно, она бросила нечто вроде плавучего якоря… Это было вполне возможно, решил он. Вполне возможно.

И если он был прав, если то, что он наблюдал, в самом деле было чем-то вроде воздушного боя, а сфера – спасательной капсулой, то ее обитатели могли потерять сознание, страдать от полученных ранений или даже умереть… В любом из этих случаев никакого контакта не будет, если он сам не сделает шаг навстречу. Довольно затруднительное положение…

На верхушке сферы имелось что-то вроде плоской площадки, а вокруг – нечто, напоминающее ручки или поручни. На мгновение Эстон закусил губу, затем пожал плечами. Идея покинуть уютную палубу «Аманды», чтобы забраться на эту штуку, выглядела не слишком заманчивой, если не сказать пугающей. Хотя единственное, чего ему стоит опасаться, так это чудища, которое может выскочить из капсулы и проглотить его. Однако в чудищ, создающих звездолеты, верилось с трудом.

Страховочный трос был достаточной длины, чтобы забраться на сферу и в то же время надежно удерживать яхту.

Эстон одобрительно кивнул столь разумным своим мыслям и поднял с кормы причальный конец. Эти поручни подойдут, чтобы завязать узел…

Дизель «Аманды» радостно заурчал, когда Эстон поставил его на нейтраль и подвел корму поближе к сфере. Он присел и с легкостью перепрыгнул три фута, отделявшие от нее яхту. Схватился за поручни и с удивлением ощутил, как удобно его руке. Наверное, делать из этого факта какие-то серьезные выводы было неразумно, но, казалось, они были сделаны для человеческой руки. Эта мысль придала Эстону смелости; он сделал на конце каната петлю, быстро привязал к поручням и надежно затянул.

С обезьяньей ловкостью он вскарабкался на венчавшую макушку сферы плоскую площадку. Поручни были гораздо удобнее многих из тех, за которые ему доводилось держаться в своей жизни, а Эстон был отличным спортсменом. Забравшись наверх, он если и начал дышать чаще, то не от затраченных усилий.

И тут он обнаружил крышку, которая не могла быть ничем иным, кроме как крышкой люка. Он должен открываться каким-то образом… ага! Его взгляд наткнулся на слабое мерцание зеленого огонька, который освещал массивный фиксатор. Эстон взялся за рукоятку, прежде чем голос благоразумия успел его остановить. Фиксатор легко сдвинулся с места, внутри сферы что-то взвыло.

Мгновение ничего не происходило, а потом… Эстон едва не упал: с проворством гадюки люк под ним открылся, и он едва успел выбросить вперед руки и ухватиться за его край, чтобы не упасть. Ругательство замерло у него на губах, когда он посмотрел внутрь сферы, из чрева которой лился слабый свет.

В сфере, которая и в самом деле была повреждена, плескалась вода. Ее набралось уже несколько дюймов и она прибывала. Эстон окинул взглядом приборную панель со странными мерцающими циферблатами. Ручек управления было значительно меньше, чем он ожидал увидеть в… такой вот прилетевшей с неба капсуле. Однако внимание Эстона тут же переключилось на экипаж.

Это были люди.

Во всяком случае, человекоподобные существа, мысленно поправился он. И вяло спросил себя, почему исключает естественное предположение, что стоит на составной части какого-нибудь самолета новой модели, созданного по новейшим технологиям. Но не сделал ни малейшего усилия, чтобы заставить себя принять столь успокоительную гипотезу. И, вероятно, поэтому человеческий облик экипажа сферы произвел на Эстона еще более сильное впечатление.

Когда внутри бесшумно включился невидимый источник более яркого света, будто встречая того, кто открыл люк, Эстон вздрогнул. Вероятно, так оно и было задумано, мелькнуло у него в голове. Слабое мерцание, которое он заметил сначала, подозрительно напоминало фоновую подсветку, которую ему доводилось видеть по ночам в кабинах многих военных самолетов. При включившемся ярком свете он обнаружил, что команда тоже пострадала от удара, уничтожившего неизвестный летательный аппарат.

При виде кровавых пятен на обшивке капсулы последние колебания Эстона улетучились, и он спрыгнул вниз. Ноги его погрузились в холодную воду, и он выругался, ударившись голой пяткой о консоль, не замеченную им под слоем воды.

Эстон склонился над двумя неподвижными телами. Одному из них уже ничем нельзя помочь, подумал он, не испытывая ни малейшего желания снять с головы пилота пробитый, скрывавший лицо шлем. Густая, вязкая жидкость красноватого цвета медленно вытекала из-под шлема, и нетрудно было представить, что он увидит под ним. Жемчужно-серый комбинезон без всяких признаков швов – униформу? гермокостюм? – заливала кровь, сочившаяся из дюжины открытых ран.

Капитан повернулся ко второму пилоту, и его брови невольно поползли кверху от удивления: по очертаниям тела было ясно, что это женщина! Ему почему-то не приходило в голову, что здесь можно обнаружить женщину. Или существо женского пола. Изумление парализовало Эстона на какое-то мгновение, но тут грудь под запачканной кровью тканью шевельнулась, и он понял, что эта-то еще жива!

Его пальцы беспомощно погладили обтекаемый шлем. Проклятье! Эта штука каким-то образом прикреплена к ее голове и костюму, но как? Он боялся применять силу и начал нащупывать рычажок или кнопку, отсоединяющую шлем. Вода продолжала подниматься, и Эстон чувствовал, что времени у него мало – сфера явно тонула. Проклятье, проклятье, проклятье! Как же ему снять шлем и не навредить раненой?

Его палец случайно прикоснулся к невидимому штифту, и шлем со щелчком отсоединился от комбинезона. Эстон приподнял его, и пружинный кабель потащил шлем в стенную нишу.

Каштановые волосы рассыпались по плечам пилота, обрамляя мертвенно-бледное лицо с высокими скулами. Вне всякого сомнения человеческое лицо. Волосы были спутанными и жесткими, словно их давно не мыли, но, бесспорно, это были человеческие волосы. Потрясенный Эстон прикоснулся к ним и отдернул руку: веки женщины затрепетали. Они приподнялись, он успел разглядеть темно-синие, цвета индиго, глаза с сузившимися в точку зрачками, и бледные губы прошептали слово, которое он не смог разобрать. Что-то похожее на «Анвар».

Он собрался было заговорить с раненой, но глаза ее снова закрылись, и она опять потеряла сознание. Эстон, протянув руку, прикоснулся к ее шее и с облегчением вздохнул, почувствовав слабое частое биение пульса. Она еще жива.

Ему казалось, что женщина долго не протянет: за свою жизнь он видел много тяжелораненых, и ярко-красное пятно крови под левой грудью не предвещало ничего хорошего. Особенно в сочетании с бледностью лица, сузившимися зрачками и бескровными синими губами.

На ремнях, удерживавших раненую в кресле, он заметил большую кнопку и нажал на нее. Пряжка послушно расстегнулась, Эстон откинул ремни в сторону. На комбинезоне не было ни молний, ни пуговиц, а времени на поиски более хитрых застежек у него не оставалось. Достав из кармана старый, остро наточенный складной нож, капитан раскрыл его и просунул пятидюймовое лезвие под плотно прилегавший ворот комбинезона.

Тонкая ткань оказалась настолько прочной, что он изумленно покачал головой. Удивительная, ни на что не похожая материя оказалась прочнее всех тех тканей, которые ему приходилось резать!

Сжав зубы, он принялся пилить ее, мысленно извиняясь перед «пациенткой», которую вынужден был потревожить. Она негромко застонала, но Эстон не обратил на это внимание – чтобы помочь женщине, он должен был осмотреть ее рану.

Ткань отчаянно сопротивлялась его усилиям, но все-таки поддавалась. Он пилил и пилил и наконец смог убедиться, что инопланетный костюм скрывал вполне человеческий торс. Заметив, как привлекательно сложена незнакомка, Эстон разозлился на самого себя за легкомыслие и тут же забыл об этом, добравшись наконец-то до раны.

Он сморщился, глядя на кровь, сочащуюся из рваной раны под левой грудью. Наклонился поближе и услышал слабый, хорошо знакомый ему свистящий звук, повторявшийся при каждом вдохе. Лицо Эстона помрачнело. По крайней мере одно легкое пробито. Он удивился, что кровь едва сочится из раны, несмотря на то что это ярко-красная артериальная кровь.

Он уставился на раненую в глубоком раздумье. Он абсолютно ничем не мог ей помочь при таком ранении. Эстон умел оказывать помощь при ранениях, но все-таки он был даже не санитар, а «Аманда» совершенно не приспособлена для ухода за тяжелоранеными.

Забыв о времени, он стоял над раненой, парализованный злостью и сознанием собственной беспомощности, пока внезапный крен сферы не заставил его очнуться. Вода доходила ему уже до колен и хлюпала у бедер сидевшей в кресле женщины, а сфера покачивалась, как полузатопленное судно. Эстон изощренно выругался и прижал к ране скомканный носовой платок, а затем натянул сверху распоротый комбинезон, чтобы платок не сполз. Вероятно, он убьет ее, если решится перетащить на «Аманду», но ведь она и так умирает. А оставить ее тонуть Эстон не мог. Он поднял женщину, как пожарные поднимают потерявших сознание, с ужасом думая, какой вред причиняет ей, и нащупал отверстие люка.

Хотя женщина весила немного, выбраться с ней наружу оказалось делом нелегким. Эстон кое-как справился с этим и, очутившись на верхней площадке сферы, замер, переводя дух. Палуба «Аманды» была теперь значительно выше тонущей капсулы, погружавшейся в океан быстрее, чем он предполагал. Эстон потянул за канат, фиберглассовый корпус яхты заскрежетал по металлу, и он с чувством невыразимого облегчения шагнул на палубу «Аманды».

Осторожно опустив раненую на палубу, он прислушался к зловещему хлюпанью за спиной. Сфера погружалась все быстрее, вода, очевидно, достигла критического уровня, а проклятый канат не развязывался! Эстон лихорадочно пытался развязать узел, но глаза его еще не успели привыкнуть к ночной темноте после яркого света внутри сферы. Проклиная себя за поспешность, с которой он завязывал узел, Эстон с силой рванул его. Какого черта!.. Готово! Трос выскользнул из его рук, и Эстон упал спиной на палубу.

Он управился вовремя. Сфера быстро погружалась в воду, волны почти доставали до края распахнутого люка. Едва капитан поднялся на ноги, как одна из них уже плеснула в открытое отверстие, и сфера стала с шумом наполняться водой. Еще несколько мгновений она медленно кружилась и наконец исчезла в волнах.

Однако свет внутри нее не погас. Эстон свесился с края палубы, с сожалением следя глазами за ярким пятном, истаивавшим в глубине океана. Какая потеря! Чего бы он ни отдал за возможность передать эту странную капсулу на исследование!

Бросив последний взгляд на то место, где только что исчезла сфера, он склонился над раненой женщиной. Приложил пальцы к ее шее и едва ли не с удивлением почувствовал биение пульса. Эстону показалось даже, что тот стал увереннее. Или так оно и было на самом деле? Но при такой ране это могло быть лишь плодом его воображения, и он отругал себя за безосновательный оптимизм.

Не желая оставлять раненую на палубе, он осторожно поднял ее, с болью заметив, как бессильно повисли при этом ее руки, и отнес вниз, в каюту.

Уложил ее на свою койку и выпрямился. Его губы прошептали беззвучное проклятие – перед ним был совсем ребенок! Никак не старше девятнадцати лет, с горечью подумал Эстон, снова болезненно ощущая свое бессилие. В отчаянии он сжал кулаки, но опомнился. Вряд ли он мог оказать ей существенную помощь, но нельзя же просто так смотреть, как она умирает! Надо попытаться хоть как-то помочь: перевязать, дать обезболивающее…

Он осторожно отогнул край комбинезона над пропитанным кровью платком и глубоко вздохнул. Приподнял платок, чтобы взглянуть на рану, и замер, не веря своим глазам, – кровь больше не шла!

Этого не может быть, подумал он. Он своими ушами слышал, как воздух свистел в сквозной ране!

Однако сквозной раны больше не было. На ее месте алел уродливый рубец, напоминающий только что зашитый хирургический разрез.

Он потер лоб ладонью, чувствуя нечто вроде легкого опьянения. Осторожно коснулся рубца дрожащими пальцами и поднес их к глазам. На его пальцах не было свежей крови! Это была не иллюзия, рана в самом деле закрылась за те несколько минут, которые понадобились Эстону, чтобы перенести женщину сюда!

Набравшись мужества, он снова протянул руку. Приложив ее туда, где у людей находится сердце, затаил дыхание и покачал головой: все правильно, сердце у нее есть, и оно бьется – медленно и размеренно.

Он опустился на противоположную койку, не сводя с женщины глаз. Но ведь рана действительно была, черт возьми! И при отсутствии квалифицированной врачебной помощи она была смертельна. А женщина не умирает – напротив, ее бледное лицо медленно розовеет!

Руки затряслись у него сильнее, и он сжал их, чтобы унять дрожь. Если бы он мог так же просто справиться со своим волнением!

Да, человек на ее месте умер бы, с внезапным спокойствием подумал Эстон. Во всяком случае рана не затянулась бы с такой быстротой. Значит, эта неподвижная молодая женщина – не человек.

А кто же тогда?

 

Глава 6

Ричард Эстон был опытным и умелым человеком – это мог засвидетельствовать каждый, кто его знал. Но теперь он чувствовал себя совершенно беспомощным. Будто парализованный, он неподвижно застыл на койке, не отрывая глаз от юной женщины, лежавшей у противоположной стены тесной кабины, и совершенно не представлял себе, что теперь делать. Даже совета спросить не у кого!

Попытавшись связаться с кем-нибудь и получить разумный совет, он выяснил, что рация не работает. За все время, что он плавал по океану, ему ни разу не приходилось оказываться без связи. Полупроводниковые рации расстреливались, взрывались, терялись или каким-то иным образом выходили из строя в боевых условиях, но на его яхте с ними никогда ничего не случалось. Вероятно, дело было в том, что «Аманду» захлестнуло электромагнитное излучение от нескольких ядерных взрывов. Эстон был не слишком хорошо осведомлен в этой области, но, размышляя, припомнил обрывки разных инструктажей. В самом деле, полупроводниковые устройства весьма чувствительны к электромагнитным воздействиям, и его рация попросту сгорела. А вместе с ней, как выяснилось, сгорел и обычный радиоприемник. Так что он не только не мог ни с кем связаться, он не мог даже узнать, что говорят в мире о событиях, свидетелем которых он оказался, – если, конечно, о них вообще говорят.

Все это значило, что рассчитывать он мог только на самого себя.

Он задумался о том, что можно предпринять, и понял: выбирать ему не из чего. Благодаря попутному западному ветру он прошел уже чуть больше половины пути в Европу и, плывя прежним курсом, доберется до суши быстрее, нежели повернув обратно. Правда, от одной мысли о том, что по прибытии ему придется объясняться с британскими таможенниками, Эстона охватил ужас. Но даже эта опасность пугала его меньше, чем собственное невежество в деле ухода за ранеными.

Эстон растерянно почесал свою лысую загорелую макушку, затем встряхнулся и встал. Он припомнил урок, выученный давным-давно: если не знаешь, как решить задачу целиком, нужно решать ее по частям.

Для начала необходимо извлечь раненую из ее перепачканного кровью одеяния. Он по-прежнему не мог найти ни одной застежки, но раз уж он все равно испортил чудной комбинезон, то почему бы не довершить начатое? Отыскав пару огромных ножниц, предназначенных для латания парусов, он принялся за работу.

Его пациентка – как еще прикажете ее называть? – была девушкой крепкого телосложения, отметил Эстон, радуясь тому, что продолжает рассуждать здраво. На руках и на ногах у нее обычное число пальцев, а в отличных зубах ни одной пломбы. Насколько он мог определить, внешне она не отличалась от обычных женщин – разве что мышцы ее были необычайно развиты. В них чувствовалась спокойная упругая мощь, выносливость, достигавшаяся постоянной тренировкой, а не грубая сила. Эстон видел достаточно тренированных тел, чтобы знать, какая между ними разница.

Он высвободил пациентку из комбинезона, обнаружив по ходу дела, что тот оборудован хитроумной системой удаления отходов жизнедеятельности, которая, впрочем, ни к чему не присоединялась, и что плоская сумка на правом бедре представляет собой кобуру с откидывающимся вниз клапаном. Во всяком случае, таково было его предположение, хотя определить, как кобура запирается, Эстону не удалось. Когда он отогнул клапан вниз, тот оставался в этом положении, пока Эстон не закрыл его. Как ни странно, эта мелочь поразила Ричарда сильнее, чем воздушный бой и серия ядерных взрывов в небе.

Само же оружие просто потрясло его Он знал, что это оружие, ибо держал в руках множество разных пистолетов, и сразу ощутил его смертоносную силу, но даже отдаленно не мог понять, как оно действует. Ствол представлял собой массивный цилиндр из сплава, напоминавшего нержавеющую сталь, однако проверка магнитом показала, что железа в нем не было. Оружие напоминало огнестрельное, вот только отверстие в стволе было крохотным, не более миллиметра, и нигде не было ничего, напоминающего патронник. Тонкие линии – не толще волоса! – обрисовывали квадрат на нижней стороне рукоятки, а в карманчике на кобуре он обнаружил полдюжины сплошных массивных параллелепипедов из материала, сходного с пластиком. Они точь-в-точь подходили по размеру к квадрату на рукоятке и плотно вошли бы внутрь, если предположить, что рукоятка полая, и суметь извлечь из нее тот параллелепипед, что уже находится в ней.

С диковинным оружием Эстон обращался крайне осторожно. Хотя рядом с ним его пистолет 45-го калибра выглядел будто маленькая пушка, у него не возникло желания нажать на кнопку под дужкой. Сбоку на стволе имелись еще три маленькие кнопки, и Эстон тщательно избегал к ним прикасаться. Он не сомневался, что у любого конструктора оружия хватит соображения, чтобы предусмотреть какой-то предохранительный механизм, и ему вовсе не хотелось проверять, какая из кнопок отключает его.

На шее у незнакомки было что-то вроде металлического ожерелья, которое он осмотрел с не меньшим интересом, чем оружие. На ожерелье, обруче или ошейнике – вид оно имело странный и на украшение не походило – был закреплен пластиковый кубик толщиной в четверть дюйма. Эстон не обнаружил на нем ни запоров, ни циферблата – ничего, что указывало бы на его назначение. Кубик был странный, а ожерелье так плотно прилегало к шее, что капитан испугался, не затрудняет ли оно дыхание раненой. И тут его палец прикоснулся к какому-то невидимому разъему. Ожерелье разомкнулось так стремительно, что от неожиданности Эстон едва не выронил его. Он еще раз внимательно осмотрел его и, пожав плечами, признался себе, что понять назначение этой штуки не может.

Он засунул оружие обратно в кобуру и положил ее вместе с ожерельем в ящик, а потом снова занялся своей пассажиркой. Именно так, решил он, лучше всего называть ее – «пассажиркой». А может удобнее считать ее потерпевшей крушение мореплавательницей? Он улыбнулся – и это было первое беззаботное мгновение с тех пор, как капсула с раненой свалилась с неба ему на голову.

Кое-что он, пожалуй, все-таки может для нее сделать. А именно – вымыть ее. Чем бы она ни занималась в последние несколько недель, мытье явно не входило в число этих занятий. Запас пресной воды был, разумеется, ограничен, но из него все-таки можно было уделить количество, достаточное, чтобы обмыть раненую губкой. Так он и поступил, стараясь – без особого, впрочем, успеха – не обращать внимание на упругую нежность ее тела… И неожиданно для себя обнаружил еще один похожий на шрам нарост под ее левой лопаткой, на расстоянии полудюйма от позвоночника.

На мгновение он замер, а потом его руки принялись по-прежнему осторожно протирать «пассажирку» губкой. Однако сделанное им открытие поразительным образом подтверждало инопланетную природу этого существа. Эти два подживающих шрама, безусловно, были входным и выходным отверстиями сквозного ранения. Это значило, что какой-то предмет прошил на большой скорости ее тело, прорвав легкое и бог знает что еще. А она после этого выжила!

Он снова положил ее на спину и без особого успеха попытался вымыть ее волосы, не переставая размышлять о том, как живое существо – не важно, человек или нет – могло выжить, получив такую рану. К несчастью, воображение Эстона не могло справиться с такой задачей, и его охватил смутный ужас. Он никогда не сталкивался с загадками, к которым не знал, как подступиться, а эта девушка только из таких загадок и состояла. Мысль об огромной жизненной силе, позволившей ей пережить удар, была достаточно пугающей, а вид ран, которые закрылись буквально у него на глазах, просто потрясал. Более того, закрывшись сами собой, они еще и зарастали с непостижимой быстротой!

Эстон внимательно всмотрелся в поврежденную плоть на месте раны. Сошедшиеся в неровный рубец клочья тела заметно побледнели, бугры начали разглаживаться, как бывает, когда зашитая рана начинает подживать. Внезапное желание оставить документальное подтверждение тому, что он видел, заставило Эстона отыскать свой фотоаппарат. Он сделал несколько снимков и решил, что будет фотографировать своею пациентку и дальше через одинаковые интервалы времени. Впрочем, он не ожидал, что кто-нибудь поверит ему, даже увидев снимки.

Он вздохнул и прикрыл незнакомку одеялом. Что дальше делать? Если бы тут лежал человек, перенесший подобное ранение, его, вероятно, просто пришлось бы похоронить в океане. Но эта девушка, похоже, выздоровеет… если только он сам не сделает какую-нибудь глупость, которая ненароком ее прикончит. Эта мысль развеселила его гораздо меньше, чем можно было ожидать, и он так и не смог улыбнуться. Проклятье, нужно сделать все, чтобы она жила! Кем бы ни была незнакомка, она – настоящий кладезь неожиданностей, который необходимо исследовать… Да и дьявольски привлекательная особа вдобавок.

Но как не дать ей умереть? Он ведь не знал даже, какая еда ей необходима! Как же он будет ее кормить? Может ли она переваривать земную пищу? Или ей нужны витамины, которых у него нет? Какие-нибудь минеральные соли? Или…

Он заставил утихнуть разошедшееся воображение. Совершенно ясно, решил он, наблюдая за ее ровным дыханием, что она благополучно дышит земным воздухом, и это, скорее всего, добрый знак. Если бы она была человеческим существом, то после такой потери крови ей была бы необходима масса белков и жидкости. И несмотря на то, что внешне она вроде бы выздоравливала совершенно неприличным темпом, он не мог быть в этом окончательно уверен. У нее могли иметься внутренние повреждения, о которых он даже не догадывается, хотя, судя по тому, что живот ее не был напряжен, следовало предположить, что у нее не было значительного внутреннего кровотечения. Но все равно, пока он не уверен, что ее внутренности в хорошем состоянии, о твердой пище не может быть и речи. Кроме того, как можно заставить находящегося без сознания глотать твердую пищу?

Нужен суп, решил Эстон. Уж он-то ей наверняка не повредит, а среди его запаса консервов супов было хоть отбавляй.

Он разжег свою старенькую газовую плитку и поставил на огонь кастрюльку с куриным супом. Возможно, какая-нибудь вегетарианская стряпня оказалась бы еще полезнее, но пока она не в состоянии жевать, он не собирался рисковать и экспериментировать с твердыми продуктами. Лучше всего подошел бы бульон, но Эстон терпеть не мог бульоны и категорически не держал ничего подобного в своем камбузе.

Он довел суп до кипения, время от времени помешивая его ложкой и часто отрываясь, чтобы взглянуть на свою пациентку. Она, по-видимому, не собиралась приходить в сознание. Перед началом кормления, которое, как предполагал Эстон, могло затянуться надолго, он поднялся на палубу и снова поставил паруса. Подождал некоторое время, желая убедиться, что автонавигатор исправно держит заданный курс (однажды он пренебрег этой предосторожностью, и одно воспоминание о том, что произошло, до сих пор заставляло Эстона вздрагивать), и спустился в каюту. Пора было приступать к отчаянному предприятию – кормлению неведомо откуда явившейся инопланетянки во время одиночного плавания по Атлантическому океану.

Подобная затея устрашила бы робкого человека, подумал он, чувствуя неприятный холодок под ложечкой. Странно, раньше он никогда не считал себя робким, а тут…

Эстон приподнял ее голову и плечи и положил под них предусмотрительно приготовленные подушки. Затем до половины наполнил супом глубокую миску и, усевшись рядом с койкой раненой, изумленно приподнял брови: ноздри ее жадно затрепетали, почуяв аромат еды. Пока он раздевал и мыл ее, пациентка не выказывала ни малейших признаков сознания, теперь же глаза ее приоткрылись, хотя и смотрели прямо перед собой без всякого выражения.

Она явно хочет есть, решил Эстон и поднес ложку к ее губам. Реакция женщины опровергла его представления о том, как трудно кормить человека, находящегося в бессознательном состоянии. Рот незнакомки быстро открылся, а когда он попытался осторожно влить в него содержимое ложки, она буквально впилась в нее губами.

Другого слова он подобрать не мог. Он вспомнил Ардварка, бродячего пса, которого подобрал в детстве, – несчастный умирающий с голоду шерстяной мешок с костями, который стал потом самой преданной и любимой собакой. Когда Ардварк почуял запах еды, он набросился на нее с таким же остервенением. Нечто звериное было даже в манере незнакомки глотать – в ее глазах, ничего не видевших вокруг, внезапно загорелся мутный огонь.

Чтобы зачерпнуть еще супу, Эстону пришлось выдернуть ложку изо рта девушки; она с явной неохотой выпустила ее, а на следующую порцию набросилась с еще большей жадностью.

Он скармливал ей ложку за ложкой, стараясь не спешить. Сознание не возвращалось к ней, несмотря на горящие глаза, однако есть она продолжала все с той же сосредоточенной яростью. Он вычерпал все, что было в миске, и снова наполнил ее. Потом еще раз. И еще раз. Он не был уверен, что ей полезно столько есть, но дикая жадность, с которой она поглощала пищу, подсказала Эстону, что питание жизненно необходимо его пациентке. Когда первая кастрюля опустела, он сварил еще одну, и она съела половину второй кастрюли, прежде чем насытиться.

Было очевидно, когда именно это произошло: ее веки внезапно опустились, и все лицо обмякло, словно попавший в тепло кусок воска. Переход от жадности к равнодушию был так резок, что Эстон застыл, не донеся до рта пациентки очередную ложку. Когда же он все-таки попытался продолжить кормление, она осталась совершенно безучастна, будто оцепенела, проглотив последнюю порцию супа. На какое-то мгновение Эстон испугался: не умерла ли она в самом деле, не оказался ли суп для нее смертельным ядом… Но ее медленное ровное дыхание и заалевшие щеки успокоили его.

Он снова сел и в растерянности покачал головой. Спасенная им была мускулистее, чем большинство женщин, которых он встречал, но росту в ней было не больше пяти футов и четырех дюймов* [примерно 162 см] – так как же ей удалось столько съесть? Он взглянул на полупустую кастрюлю на плитке. Девица съела больше галлона* [в американском галлоне 3,78 литра] супа, и он не мог понять, как в ней столько уместилось. Но Эстон быстро пришел к заключению, что единственное происшествие, которое серьезно обеспокоит его в данной ситуации, – это возникновение чувства, что он понимает хоть что-нибудь из происходящего.

Так он просидел около получаса, прислушиваясь к дыханию незнакомки и выжидая, не придет ли она в себя, но девушка даже ни разу не шевельнулась. Она лежала неподвижно, только грудь медленно поднималась и опускалась, да изредка подрагивали веки. Эстон почувствовал, что и у него самого глаза начинают слипаться.

Он бросил взгляд в иллюминатор и устало улыбнулся. Ничего удивительного, что он утомлен: солнце уже встало, а он провел на ногах всю ночь. Сначала наблюдал немыслимый воздушный бой с применением ядерного и, вероятно, какого-то неизвестного энергетического оружия; пережил многомегатонный взрыв на чересчур близком расстоянии и спас тяжелораненую и чрезвычайно похожую на человека инопланетянку от верной смерти в волнах океана.

Капитан встал и потянулся, потом внимательно посмотрел на показания барометра. Стрелка прибора сдвинулась совсем чуть-чуть, с тех пор как он смотрел на него в последний раз, так что, возможно, погода не испортится. Одному богу известно, чего бы он ни отдал сейчас за возможность плыть, не обременяя себя слишком тяжелой работой моряка!

Он покосился на неожиданно поселившуюся у него пассажирку. Ничего угрожающего в ее внешности не было, но, может статься, разумнее было бы улечься спать наверху – так просто, на всякий случай?

Так Эстон и сделал, и, хотя ему было немного стыдно, он все равно тщательно проверил свой пистолет 45-го калибра, перед тем как смежить веки.

* * *

Следующие четыре дня были самыми утомительными, какие только мог припомнить Дик Эстон. Девушка только и знала, что ела и спала; она даже не выказывала ни малейшего намерения сходить в гальюн, и почему-то именно это больше всего убеждало Эстона в ее неземном происхождении.

Единственным, что отрывало ее ото сна, был голод. Но и голод не приводил ее в сознание: она лишь начинала беспорядочно метаться во сне, и разбудила Эстона, хотя с момента предыдущего кормления не прошло еще и трех часов!..

Долгие годы жизни среди тревог и опасностей приучили Эстона легко просыпаться от малейшего шума, а звуки, разбудившие его в день, последовавший за той знаменательной ночью, когда он подобрал незнакомку, были почти пугающими. Они доносились из каюты, и в них слышалась странная заунывная интонация, напоминавшая тоскливый похоронный плач. Он заставил себя подняться и поспешил вниз, протирая глаза и лихорадочно пытаясь сообразить, что могло заставить ее так отчаянно хныкать и метаться во сне.

Он дал девушке воды – она выпила ее с жадностью, но не успокоилась. Эстон и предположить не мог, что она голодна, после того как совсем недавно съела столько супа. Взглянув на часы, он, движимый необъяснимым чувством, открыл жестянку с тушенкой.

Едва незнакомка учуяла запах мяса, ее отчаянное жалобное хныканье стало еще настойчивее, и Эстон уселся рядом с ее койкой, даже не разогрев тушенку. Он запихивал ложками холодное клейкое мясо в рот пациентки, а она пожирала его с еще большей жадностью, чем суп. Чтобы ее насытить, понадобились четыре жестянки, каждая из которых была рассчитана на четырех человек! Проглотив содержимое банок, она обмякла и перестала шевелиться, совсем как в прошлый раз.

Эстон в ужасе смотрел на девушку, невольно переводя взгляд с ее невинного юного лица на пустые жестянки. Боже мой! Не похоже, чтобы где-то в ее теле скрывалась черная дыра! И все же… Эстон желал лишь одного: чтобы его запасов еды хватило до конца путешествия…

Порядок кормления теперь установился прочно. Не приходя в сознание, пациентка давала ему понять, что наступило время трапезы. Происходило это каждые два с половиной часа, точнее, каждые сто сорок минут, почти что секунда в секунду, как Эстон определил по часам. Зрелище казалось невероятным, несмотря на то что он наблюдал его собственными глазами, однако прожорливость пассажирки не умерялась, и под ее беспощадным натиском запас еды на яхте быстро таял. На третий день капитан начал всерьез беспокоиться, как бы пища не закончилась раньше, чем плавание, хотя продвигались они быстрее, чем он планировал.

Он стал проводить гораздо больше времени, возясь с парусами, и гнал «Аманду» вперед намного быстрее, чем раньше, по крайней мере когда бодрствовал. Менее любознательный человек мог бы возненавидеть пассажирку, на которую приходилось тратить столько сил и времени, но Ричард Эстон был просто заворожен и потрясен ею. И в его отношении к пациентке эти чувства подавляли все остальные. На второй день раны, которые должны были убить ее, превратились в едва заметные шрамы, и он предположил, что вскоре они и вовсе исчезнут. В общем, девушка была загадкой в упаковке из тайн, и Эстон со жгучим нетерпением ждал, когда она наконец очнется и заговорит с ним.

* * *

Капитан Мордехай Моррис, которого наименее деликатные из близких друзей звали попросту Эм-энд-Эм, не был счастлив. Он прекрасно знал, что не одинок в этом, ибо находился в таком положении, которое позволяло ему наблюдать и оценивать степень несчастья других людей.

Мордехай вздохнул и потушил сигарету, которую не имел права закурить (официально курение на американских военных базах было запрещено), протер сонные глаза и спросил себя, сколько же сигарет он выкурил за четыре дня, прошедшие после этой истории. На протяжении многих недель ему почти удавалось убедить себя, что он бросает курить или, по крайней мере, сокращает число выкуриваемых сигарет, но все эти попытки оказывались бесплодными, едва он попадал в очередную критическую ситуацию. Он подозревал, что всему виной было его тайное, глубоко запрятанное нежелание отказываться от привычки, от которой он должен был отказаться.

Он попытался нашарить еще одну сигарету, но пачка была пуста. Мордехай заглянул внутрь, смял ее и бросил в корзину для бумаг, стоявшую под письменным столом.

– Ну что, Мордехай? – Голос, донесшийся из дверей, заставил его резко повернуть голову. Он с трудом выдавил из себя усталую улыбку.

– Привет, Джейн, – откликнулся он, жестом приглашая вошедшую сесть на стул, и лейтенант-коммандер Джейн Гастингс пересекла тесный кабинет, безуспешно пытаясь разогнать рукой сизые облака застоявшегося табачного дыма. В кабинете было слишком душно и тепло для апрельской ночи, даже для Норфолка, штат Вирджиния.

– Я вижу, кондиционер по-прежнему не работает, – заметила Джейн, и Мордехай пожал плечами в ответ.

Она покачала головой и села, бросив выразительный взгляд на наполненную окурками пепельницу и множество пустых чашек из-под кофе.

– Ты помнишь, когда в последний раз принимал ванну и брился, Мордехай? – ласково спросила она.

– Ванну? Брился? – Он потер нос и ухмыльнулся. – Что значат эти непонятные слова?

– Дуралей, – с нежностью сказала Джейн, а он скорчил в ответ гримасу.

Моррис был невысоким, темноволосым мужчиной с протезом вместо правой ноги. Его глаза – когда не наливались кровью от бессонницы – были того тепло-карего оттенка, который сразу завоевывает сердца детей и собак. Моррис был отличным аналитиком, как и положено человеку, которому главнокомандующий Атлантическим флотом поручил руководство разведкой. В тот момент, о котором идет речь, он был небрит, его глаза опухли и покраснели, а мундир измялся, но и в самый парадный день никто не принял бы Морриса за образец подтянутого профессионального офицера разведки с ястребиным взором. Его внешность была обманчива, как на своем горьком опыте узнали многие люди, проводящие остаток жизни в тюрьмах разных штатов. Несколько террористов, покоящихся на одном кладбище на Среднем Востоке, тоже поняли слишком поздно, насколько неправильно было считать Морриса легкомысленным жуиром, которого нетрудно подкупить. Правда, их старания исправить свое заблуждение отличались большим размахом и, хотя не достигли цели, все-таки лишили его ноги и заставили продолжить службу за письменным столом.

Джейн Гастингс была на целый фут выше своего начальника. Ярко-зеленые глаза в сочетании со строго причесанными светлыми волосами и до смешного огромными очками с круглыми линзами успешно скрывали глубокий ум. Туалет Гастингс всегда был безупречен, и неряхе Моррису оставалось только дивиться, как ей удается, работая столько же, сколько он сам, над каким-нибудь срочным проектом, не помять платья и не растрепать прическу. В этой способности определенно было что-то сверхъестественное.

Моррис занимался тем, что называлось «человеческим фактором», – ему не было равных в умении оценивать намерения и мотивы поступков. Гастингс решала технические вопросы, к чему была хорошо подготовлена благодаря четырем университетским дипломам и обширному опыту в области воздушной и спутниковой разведки, как фотографической, так и электронной. Обычно эти двое составляли чрезвычайно сильный тандем, но в той задаче, которой они занимались теперь, им просто не за что было ухватиться, как, впрочем, и всем остальным разведкам мира.

Все знали: над Атлантическим океаном что-то произошло, но лишь американцы и русские (да еще, может быть, китайцы) подозревали, что именно. Но никто ни в чем не был уверен. По крайней мере, все крупнейшие участники политической игры были вовремя предупреждены своими системами космического наблюдения, что над Атлантическим океаном вот-вот разразится чудовищная катастрофа. И что катастрофа эта не является чьей-то провокацией. Это было большой удачей. Моррис вздрогнул, попытавшись представить, что могло бы произойти, если бы такого предупреждения не было. Паники и взаимных подозрений даже теперь было предостаточно.

– Послушай, Эм-энд-Эм, ты, понятно, сумел меня заманить сюда в… – Гастингс взглянула на часы с циферблатом, размеченным на двадцать четыре деления, – три часа утра, потому что в твои лапы наконец-то попала эта видеозапись. Но заставить меня работать ты сможешь только в одном случае: если сначала кое-что мне пообещаешь.

– До сих пор я не знал, что в армии разрешена профсоюзная деятельность, – мягко произнес Моррис, и она фыркнула. – Ладно, капитан, что тебе пообещать?

– Что ты отоспишься, когда мы закончим, – сказала она внезапно посерьезневшим голосом. – Ты выглядишь просто отвратительно. Отправляйся домой. Прими душ, поспи, а уж потом опять принимайся меня мучить.

– Я бы с радостью, – со вздохом сказал он, признавая, что она права. – Но начальство считает, что в девять-ноль-ноль у меня должен быть готов письменный отчет для главнокомандующего Атлантическим флотом, а я…

– Я составлю отчет! – перебила его Гастингс. – одному богу известно, сколько я их уже вместо тебя написала! Отправляйся домой и поспи хотя бы часа два, прежде чем пойдешь сдавать отчет. Если ты явишься в таком виде, главнокомандующий, скорее всего, прикажет тебя расстрелять. Помнишь, что он сказал в прошлый раз?

– Может, вы и правы, капитан Гастингс.

– Я несомненно права, капитан Моррис.

– Ладно, – сдался Мордехай, – по рукам.

Он ухмыльнулся и махнул рукой в сторону телевизора с огромным экраном и видеомагнитофона, стоявших в углу:

– Все равно этой историей тебе придется заниматься больше, чем мне.

– Это и есть та запись? – спросила она, с напряженным любопытством глядя на пластиковую видеокассету, которую взяла со столика.

– Ага. – Моррис отодвинул назад свой стул и смотрел, как она вставляет кассету в видеомагнитофон. – Нам еще чертовски повезло, что она у нас есть. Этот истребитель находился далеко от места большого взрыва, так что не потерял управление полностью. Тем не менее большая часть его начинки сгорела, а электронному оборудованию «Рузвельта» он тоже доверять не мог. Нужно быть чертовски умелым пилотом, чтобы посадить подраненный самолет на авианосец вручную и на глаз. Кстати, я не подозревал, что такое в принципе возможно. И фирма Нортроп-Грумман тоже. – Моррис весело хихикнул. – Насколько я понимаю, все остальные пилоты с удовольствием опускались на воду, а этот парень не пожелал. Кстати, это он со своим оператором сбил две первые ракеты. Похоже яйца у них большие и медные… Но как бы то ни было, – он пожал плечами, – видеозапись наконец-то у нас. У меня есть заключения экспертов, и я просмотрел ее раз десять… Теперь твоя очередь.

– А почему пришлось так долго дожидаться?

– Сначала запись каким-то образом попала в руки ЦРУ, – усмехнулся Моррис. – Ты ведь знаешь, как у них там все разделено на несообщающиеся сосуды! Им понадобилось время, чтобы отыскать ее у себя и передать нам. Шефа, – мрачно прибавил он, – это не очень-то обрадовало.

– Интересно, отчего я не удивляюсь? – пробормотала Гастингс, и они оба ухмыльнулись. Адмирала Энсона МакЛейна, главнокомандующего Атлантическим флотом, лучше было не сердить. А самый эффективный способ привести его в ярость – это удерживать у себя разведданные, добытые его пилотом и имеющие отношение к гибели и ранениям более чем тысячи его моряков и потоплению одного из его кораблей.

– Да уж, можно рассчитывать, что он не один скальп кое с кого сдерет, – согласился Моррис и ткнул пальцем в телевизор. – Включи эту штуку и посмотри сама.

Гастингс кивнула и нажала кнопку на пульте дистанционного управления. Телевизор пожужжал для собственного удовольствия, а потом снег на его экране сменился видом ночного неба. В небольшой рамке в правом нижнем углу высвечивались время и дата, когда была сделана запись, рамка в левом углу показывала расстояние до цели. Оно уменьшалось с непостижимой быстротой. Картинка была черно-белой, но отличалась почти невыносимой для глаза резкостью.

– Это новая система видеонаблюдения выдает? – рассеянно спросила Гастингс.

– Ага, – ответил Моррис. – Отлично работает, правда?

– Просто чудо. Мне, впрочем, и предыдущая нравилась. Но эта еще лучше.

В ответ Моррис ограничился кивком головы. Камеры тактического видеонаблюдения последнего поколения, устанавливавшиеся под носовой частью последних модификаций истребителей F-14D, располагали совершенно новой оптической системой, не говоря уже об инфракрасной видеокамере, которую с нетерпением ожидали уже столько времени. «Томкэты» не создавались истребителями-невидимками, но все-таки им нужна была совершенная система пассивной локации, которая позволяла бы обходиться без мощного радара, оповещающего всех и каждого о приближении самолета. Это было полезное усовершенствование морально устаревающих истребителей, и пилоты F-14D утверждали, что их новая система тактического видеонаблюдения выдает настолько резкую картинку, что они могут пересчитать прыщи вражеского пилота на расстоянии в пятьдесят миль… Несомненно, они преувеличивают, подумал Мордехай.

Он откинулся назад, борясь со сном, тянувшим его веки вниз, и стал наблюдать за Гастингс: подавшись вперед, она внимательно вглядывалась в то, что происходило на экране, и ему была любопытна ее реакция.

Вот оно! Мордехай заметил, как она нахмурилась, видя, с какой скоростью блестящие узкие полоски света надвигаются на нее, но тут же справилась с изумлением и еще больше наклонилась вперед, во все глаза глядя на экран. Шесть источников света увеличивались со скоростью грузового поезда, мечась туда-сюда, но неуклонно приближаясь. Разобрать подробности было невозможно, однако было хорошо видно, что огни все растут и растут. Через какое-то мгновение стало ясно, что они находятся значительно выше уровня камеры и что пилот истребителя отчаянно маневрирует, чтобы не потерять их из виду. Они промчались над самолетом, и пилот повел истребитель по дуге вверх. На экране бешено заплясало звездное небо – это самолет завершал боевой разворот, – затем огни показались снова, теперь они удалялись. Картинка задрожала и завертелась, но пилот справился с самолетом, и изображение снова стало четким.

Огни продолжали удаляться, но уже медленнее, и можно стало разобрать хотя бы некоторые детали светящихся летательных аппаратов. Их было шесть; четыре, казавшиеся совершенно одинаковыми, настойчиво держались поблизости от пятого, значительно более крупного, а шестой преследовал их. Теперь стало видно, что слепящий свет исходил не от самих летательных аппаратов, а от чашеобразного пламени, окутывавшего их носовые части.

В поле зрения летательные аппараты находились не больше трех или четырех минут, затем невыносимо слепящее пламя, охватившее изображение сверху и снизу, полностью скрыло их от глаз. По экрану затанцевали немыслимые узоры помех, и он погас.

Капитан-лейтенант Гастингс молча перемотала ленту и снова просмотрела запись. Потом она принялась смотреть ее в третий раз, останавливая кадр, когда ей хотелось внимательнее изучить какой-то эпизод. Наконец она вздохнула и в последний раз перемотала ленту, а затем, нахмурившись, повернулась к Моррису.

– Это большие штуковины, – негромко сказала она.

– Верно подмечено, – согласился он. – Специалисты по анализу фотографий говорят, что в той группе, которая шла впереди, большая часть машин была крупнее, чем эсминец класса «Спрюэнс», а самая здоровенная – размером с атомный авианосец. Та, что летела позади, была поменьше, но не слишком. Они предполагают… – он заглянул в блокнот, – что ее длина была от трехсот до трехсот тридцати футов* [примерно 90-100 метров]. Вот так.

– Хотела бы я, чтобы в нужный момент все это заснял разведспутник!

– Насколько я понял, импульс большого трамтарарама не пошел на пользу спутнику русских, – усмехнулся Моррис.

– И неудивительно. Но, слава богу, он хоть что-то успел увидеть и передать. Они хотя бы поняли, что это не мы по ним палим!

– Аминь, – серьезно откликнулся Моррис. – Хотелось бы мне знать, есть ли у китайцев свои собственные снимки со спутников.

– Да и я бы не прочь это узнать. – Гастингс невесело усмехнулась. – Мы знаем, что у них есть на орбите по крайней мере несколько разведывательных спутников, спрятанных среди коммерческих спутников связи. Приходится согласиться с ЦРУ и АНБ: их основной интерес сегодня – Тайвань, и свои усилия они сосредотачивают, скорее всего, на Тихом, а не на Атлантическом океане. Но хорошо бы знать наверняка. А французы!..

Она скорчила гримасу и вскинула руки кверху. Моррис понимающе кивнул. Как это случалось достаточно часто в истории американской дипломатии, Соединенные Штаты чересчур несчастливо разыграли «китайскую карту». В отличие от канувшего в небытие Советского Союза китайская коммунистическая партия не выказывала ни малейшего намерения зарыться в мертвой золе исторического прошлого. Правда, и непоколебимой приверженности нетленным принципам марксизма-ленинизма она тоже не обнаруживала. Впрочем, любая страна с таким огромным населением, колоссальными ресурсами и авторитарным правительством неизбежно должна стремиться к расширению своего влияния независимо от господствующей идеологии, и китайцы все яснее давали понять, что Азия принадлежит им. И что для поддержания этой претензии они готовы угрожать и даже использовать военную силу. Одним из последствий такой позиции было очередное нарастание напряжения вокруг республики Тайвань. Именно поэтому в регионе была развернута экспедиционная группа из двух американских авианосцев, и тогда-то стало до боли очевидно, что в Китай просочилось гораздо больше современных технологий, чем предполагала американская разведка

Что до французов, то по мере того, как долгожданный Европейский Союз все в большей степени превращался в явление призрачное, существующее в качестве абстрактной идеи, а не реальности, традиционные антиамериканские настроения его создателей становились все более ярко выраженными. Полная неспособность ЕС затушить тлеющие на Балканах конфликты или ослабить растущие проблемы межнациональных отношений среди обломков бывшей советской империи еще больше усугубляли ситуацию. Франция отличалась особенным ожесточением и беззастенчиво издевалась над неуклюжими попытками американцев что-нибудь сделать на Балканах. Французское правительство становилось все более антиамериканским, по мере того как осознавало собственную беспомощность в решении этих проблем, и все дальше и дальше отступало на позиции пассивного наблюдателя. Мордехай знал, что у Парижа имеется по крайней мере один разведывательный спутник, который мог заснять то, что произошло над Атлантикой, и находился он неподалеку от самого крупного в серии ядерных взрывов. Никто не мог угадать, что заснял этот спутник или, что гораздо важнее, что он успел передать на базу, прежде чем взрыв превратил его в кучу дорогостоящего хлама. А французы не хотели делиться информацией.

– Кстати, о взрывах, – вновь заговорила Гастингс после недолгого молчания, – каковы последние оценки их мощности?

– Самый большой порядка пятисот мегатонн.

Гастингс едва слышно присвистнула, и Моррис продолжил:

– Маленькие штучки – в диапазоне нескольких килотонн, но вроде они были намного «чище», чем наши собственные.

– За это мы можем лишь благодарить судьбу, – негромко ответила она, и Моррис кивнул.

Наступило молчание: оба представили себе, какая чудовищная разрушительная сила внезапно проявила себя, явившись неведомо откуда. Самый большой взрыв был так ярок, и произошел на такой высоте, что его видели с обоих побережий Атлантического океана. Его электромагнитный импульс вывел из строя системы управления семи пассажирских авиалайнеров – они все упали в океан, и никто из находившихся на борту людей не спасся – и погрузило в состояние хаоса спутниковую связь и систему GPS, которые многие давно уже воспринимали как нечто само собой разумеющееся. В сети спутников, висевших над Атлантическим океаном, была пробита широкая брешь, и Моррис боялся представить, какова была ярость этого взрыва на сравнительно близком расстоянии. Должно быть, это походило на преддверие ада.

– Ну и что ты думаешь об этой видеозаписи? – наконец спросил он.

– Производит впечатление. Сильное впечатление. – Гастингс задумчиво потерла коленку. – Кому бы эти штуки ни принадлежали, ясно, что к нам они не имеют отношения. Да и ни к кому на Земле, если уж на то пошло. Разумеется, траектория, отслеженная Службой космического мониторинга, это и так доказала, и то, что мы видели, всего лишь точка над «i».

– А ведь тот факт, что шедший на форсаже F-14 так быстро от них отстал, убеждает больше, чем сообщения станций слежения, не так ли?

– Конечно. Да и наглядное подтверждение их размеров производит сильное впечатление. – Гастингс покачала головой. – Но я все равно до сих пор не могу взять в толк как им удалось спуститься до уровня верхних слоев атмосферы незамеченными. Тот, кто способен построить такие летательные аппараты, без сомнения, способен обмануть наши радары, но раз уж они смогли их обмануть на подходе, то почему потом перестали прятаться? И что нужно им было в атмосфере?

– Ну, это, мне кажется, понятно, – ответил Моррис. – Адмирал Карсон случайно оказался на поле боя войны, к которой не имел никакого отношения.

– Готова согласиться, но почему поле боя оказалось здесь? – Положив ногу на ногу, Гастингс покачала головой и откинулась на спинку стула, нервно теребя мочку уха. – Доказать это невозможно, но, я думаю, дураку ясно: эти штуковины предназначались для космоса, а не для полетов в атмосфере.

– Это почему? – спросил он.

– Судя по их величине, и потом, вот еще что… – Она снова запустила видеозапись, быстро перемотала вперед и нажала на кнопку паузы. – Видишь эти огненные полушария перед аппаратами?

Моррис кивнул.

– С их помощью они и могли лететь на таких скоростях. Что-то вроде… Ну, назовем это хотя бы силовым полем.

– В НАСА предполагают то же самое, – подтвердил Моррис.

– Ничего другого тут не придумаешь, – сказала Гастингс. – Без него их носовая часть раскалилась бы при таких скоростях добела. К тому же если бы эти машины предназначались для атмосферных полетов, то конструкторы, наверное, лучше продумали бы, что случится, когда силовое поле отключится. Смотри сюда. – Она постучала пальцем по изображению машины, шедшей позади остальных. – Видишь, сколько выступающих элементов? Похоже на антенны. И ни намека на несущие плоскости, которые создавали бы подъемную силу. Вдобавок тупой нос, эти странные изогнутые секции… Им придется не сладко, если при высокой скорости у них выйдет из строя генератор силового поля на носу. Я готова биться об заклад, что именно поэтому нам и удавалось их сбивать. Какая-то крошечная ракета класса «земля-воздух» ни за что не причинила бы таким машинам вреда, если бы не нарушила их силовые поля…

– Не стоит недооценивать наши ракеты, – предостерег ее Моррис – Некоторые из тех, которые поразили цель, имели боеголовки весом в девяносто фунтов* [чуть больше 40 кг], а выпустили этих милашек сотни. Однако эксперты НАСА склонны с тобой согласиться. По мнению этих ребят, именно утрата чего-то, что защищало машины в полете, их и доконала. Особенно если у них имелись повреждения, которые увеличивали сопротивление встречному потоку воздуха.

– Потому–то все это совершенно бессмысленно! – воскликнула Гастингс. – Зачем вести бой в неподходящей среде? Это же были космические корабли, в конце концов! Даже если предположить, что они эдак нечаянно забрели в нашу Солнечную систему – зачем было сражаться в атмосфере Земли?

– Может, это все же было вторжение? – полушутя, полусерьезно предположил Моррис.

– В таком случае это было весьма странное вторжение! – фыркнула Гастингс. – Я теряю терпение, когда меня пытаются убедить, будто человечество – такая ценность, что могучие эскадры инопланетян выстраиваются в очередь, дабы нас завоевать. Но даже если это так… где они, эти эскадры? И означает ли участие в этом бою двух противоборствующих сил, что одна из них расположена к нам дружески?

Она упрямо покачала головой.

– Все это очень правильные вопросы, – согласился Мордехай Моррис, вставая и протягивая руку к вешалке. Он устало вздохнул, накинул куртку на одно плечо и усмехнулся: – Но есть ли у тебя хотя бы какие-то ответы?

– Пока не знаю, – ответила она, смахивая невидимую соринку с ладони. – На первый взгляд впечатление такое, будто нам выпала роль невинных прохожих, внезапно оказавшихся под перекрестным огнем. Но чтобы утвердиться в этом предположении, нам не хватает данных. Мне кажется, одна из воюющих сторон неплохо к нам относится. А получена уже информация о поражении противника?

– Нет, – ответил Моррис. – Увы, наша защита от действия ядерного взрыва не так эффективна, как мы надеялись. У оперативного соединения не было времени, чтобы выполнить инструкции по выживанию при ядерной атаке. Большая часть электронных устройств на кораблях адмирала Карсона вырубилась из-за электромагнитного импульса, когда НЛО ударили по «Кидду». А от излучения большого взрыва все радары и почти все компьютеры полетели к чертовой бабушке. Похоже, «Антиэтам» и «Чэмплейн» сумели навести свои ракеты «земля-воздух», прежде чем ядерный взрыв угробил их станции подсвета целей. У самонаводящихся ракет класса «воздух-воздух» были, понятное дело, автономные устройства наведения. Визуальная оценка такова: мы сбили две, а может, три машины из первой группы и, вероятно, поразили еще пару. Ясно во всяком случае, что мы уничтожили не все летательные аппараты, – заключил Моррис со странной ухмылкой.

– Ясно, – согласилась Гастингс. – Итак, мы не знаем, кто это был, сколько машин мы сбили, скольких убили врагов, кто остался победителем и куда отправились те, кто уцелел. Если, конечно, такие есть.

– Одно дополнение, – негромко сказал Моррис, и она вопросительно повела бровью. – Все эксперты сходятся на том, что никто из пришельцев не улетел обратно в космос. Вполне вероятно, что они истребили друг друга, но я склоняюсь к мысли, что одна из сторон должна была победить. И если никто не блокировал наши радары, оказавшись в атмосфере, то с какой стати победителям было блокировать их на обратном пути? – Моррис с сомнением покачал головой.

– Ты хочешь сказать, что одна из воюющих сторон – или даже обе – все еще находится на Земле?

– Я считаю, мы обязаны учитывать такую возможность, – ответил он, натягивая куртку. – Причем, если уцелела одна из воюющих сторон, хочется надеяться, что это будут не те ребята, у которых мы что-то сбили. Как бы то ни было, по-моему, неплохо было бы выяснить, куда они делись. Не так ли?

Он подошел к двери и обернулся с усталой улыбкой.

– Спасибо, что предложила написать отчет, Джейн, – сказал он. – Постарайся все изложить по возможности связно. Если доклад шефу не понравится, я скажу, что его писал я – пусть меня ругают. Если же нет – все почести достанутся тебе.

Он закрыл дверь, прежде чем Гастингс успела придумать подходящий ответ.

 

Глава 7

enemy (сущ.), мн.ч. -mies 1. Тот. кто проявляет враждебность или злобу к кому-либо, или противодействует интересам, желаниям, или намерениям другого человека; противник; недруг; 2. Вражеские силы, или вражеское правительство как политическое учреждение, или отдельное лицо, принадлежащее таким силам или правительству.

3. Что-либо разрушительное или вредоносное. [ср.-англ. enemi; от старофр. immicus: in– – не + amicus – друг]

Ричард Эстон открыл глаза и уставился на клетчатую скатерть, находившуюся в полудюйме от его носа.

Он поморщился и поднялся, подавив стон, – позвоночник не желал выпрямляться. Едва его мозг начал осознавать происходящее, Эстон удивленно заморгал: заснул он за столом, уронив голову на скрещенные руки, как это не раз случалось со времени появления пассажирки, – к этому он уже привык. Но сейчас каюту заливал солнечный свет, значит, ее настойчивое голодное хныканье должно было разбудить его несколько часов назад. Однако этого не произошло…

Он повернул голову и застыл в изумлении.

Она не спала. Более того, она лежала на боку, подперев подбородок рукой, и смотрела на него спокойными, ясными глазами.

Эстон сидел, не шевелясь и не отрывая от нее глаз. Оба молчали. Ему почему-то не приходило в голову, что она может проснуться, когда он будет спать. Он ожидал, что сознание медленно вернется к ней во время кормления. Или в тот момент когда он будет нежно протирать ее лоб влажным полотенцем. Он знал что довольно легко справился бы с собой в обоих случаях – после приобретенного опыта.

Но он совершенно не был готов к тому, что она очнется и будет лежать на койке, с кошачьим самообладанием ожидая, чтобы он проснулся, и ее уверенность в себе обидела его почти как предательство. Он не сразу понял, что причиной тому было ее спокойное любопытство противоречившее представлению, которое сложилось у него о ней. Представление же это, как он теперь сообразил, основывалось лишь на ее манере есть. Терпение было чертой характера которой он в ней никак не предполагал. Мысль эта позабавила Эстона и заставила улыбнуться.

Она без смущения смотрела на его улыбку, а потом ее полные губы тоже медленно растянулись – она заметила, что он небрит и взлохмачен. От ее сдержанной улыбки у Эстона заблестели глаза, и оба они, не говоря ни слова, улыбались друг другу все шире и дружелюбнее. Эстон ощущал огромное облегчение: она выжила и пришла в себя, хотя он не знал, как за ней ухаживать Из него, стало быть, получилась хорошая сиделка. Он хихикнул, и она захихикала в ответ.

Вскоре они уже откровенно смеялись, и именно в эту минуту, как он понял позднее, растворились последние остатки его страха перед неведомой инопланетянкой.

Эстон потерял представление о времени и понятия не имел, как долго они хохотали, зато прекрасно знал, что из их душ уходит невыносимое напряжение, и он с благодарностью отдался этому славному ощущению. Возможно, в их веселье был легкий оттенок истерии, решил, он через некоторое время, но это его не смутило. Он откинулся на спинку стула и хохотал как сумасшедший. Ее откровенный смех – жеманные смешки явно не в привычках этой девушки! – звенел ему в ответ.

Постепенно он успокоился, смех стих, но ощущение вызвавшей его радости осталось. Эстон покачал головой, вытер выступившие на глазах слезы и выпрямился.

Она сразу почувствовала изменение его настроения и тоже села на койке, по-портновски скрестив ноги. Эстону едва удалось удержаться, чтобы не выпучить от удивления глаза: одеяло, укрывавшее незнакомку, сползло с плеч до пояса, и она не сделала ни малейшей попытки его удержать. Вместо этого она наклонила голову, без малейшего стеснения разглядывая и ощупывая бледно-розовый шрам – единственное напоминание о смертельно опасном ранении. Что ж, подумал Ричард, в конце концов, ему и прежде казалось, что табу, относящиеся к обнаженному телу, не являются сильной стороной западной культуры.

– Ну, здравствуйте, – сказал он, тщательно и медленно произнося слова.

В свободное время Эстон немало размышлял о том, что скажет в этот ответственный момент. Он разработал и отверг не один сценарий, поскольку ему никак не удавалось придумать подходящее приветствие для инопланетянки. И вот долгожданная минута наступила, а он не мог произнести ни одну из заранее заготовленных речей, казавшихся ему слишком напыщенными после их дружного веселья!

Он закусил губу, не сводя глаз с незнакомки и сожалея, что никогда не был силен в языках. Общаться с ней будет не просто, подумал Эстон.

– Здравствуйте, здравствуйте, – сказала девушка бархатистым контральто, чистым и прохладным, будто родниковая вода.

Эти два слова заставили его оцепенеть от изумления: ему и в голову не могло прийти, что она заговорит с ним по-английски! Он ошарашено уставился на пассажирку, а она смотрела на него, не понимая, что его так поразило. Наконец веселые искорки снова заблестели в ее глазах.

– Отведите меня к вашему вождю. – сказала она удивительно серьезным тоном

Эстон закрыл рот и сердито нахмурился: он изо всех сил старается держаться с достоинством, а она шутить изволит!.. Но когда смысл ее слов дошел до его сознания полностью, Эстон невольно насторожился. Ее разведка должна была долго и внимательно изучать землян, если она знает, как подействует на собеседника эта шутливая фраза.

– Так, – сказал он строго, – значит, у вас тоже есть чувство юмора?

– Ну конечно, – признала она, – правда, у меня оно чуть меньше обычного.

Эстон задумчиво потер лоб, наслаждаясь неожиданно милым тембром ее голоса и… акцентом. Похожего ему никогда не доводилось слышать, а ведь он мог спорить, что точно определит происхождение любого человека, говорящего по-английски. Но к ней это не относилось. Гласные она произносила со странной порывистой тщательностью, а конечные согласные как-то странно проглатывала. Ритм ее речи тоже был необычен – казалось, будто прилагательные и наречия имеют большее значение, чем в речи людей, с которыми он обычно говорил по-английски…

– Эй, о чем это вы задумались? – Ее вопрос оторвал его от размышлений; он моргнул и вернулся к реальности. Она улыбнулась ему, и он почувствовал, что опять улыбается в ответ.

– Извините. Я не привык спасать попавших в беду космонавток.

Он внимательно следил за ее реакцией, но она ответила совершенно спокойно:

– Для неопытного человека вы прекрасно справились.

– Спасибо, – сухо произнес он. – Кстати, моя фамилия – Эстон. Ричард Эстон.

– Леонова, – представилась незнакомка, протягивая правую руку. – Людмила Леонова.

Он протянул уже было руку для пожатия и замер, услышав русское имя. А то что последовало потом, заставило его и вовсе остолбенеть.

– … полковник Терранского флота.

Эстон смотрел на нее, открыв рот, а она терпеливо ждала с протянутой рукой. Полковник? Эта малышка? Немыслимо! Эстон вскинул голову: его подозрения относительно незнакомки начали возвращаться.

– Вы говорите, Терранского флота? – осторожно переспросил Эстон.

– Именно так.

Ее речь была даже более быстрой и резкой, чем показалось ему сначала. Эта мысль мелькнула у него в голове, но не отвлекла от анализа услышанного.

– Такого флота не существует, – решительно сказал Эстон. – А если бы и существовал, сомневаюсь, чтобы в нем могли служить русские.

– Я знаю, что не существует. Пока. – ответила она не менее решительно, по-прежнему протягивая ему руку. – И я не русская. Во всяком случае в том смысле, который вы в это вкладываете.

Он упрямо покачал головой, а потом покраснел, заметив ее протянутую руку. Почти машинально он хотел пожать ее, но вместо того, чтобы вложить свою ладонь в его, Леонова схватила его за предплечье и стиснула. Эстон был сильным человеком, однако ему потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не поморщиться. «Она даже сильнее, чем я предполагал», – подумал он, стискивая ее предплечье и отвечая тем самым на странное приветствие.

– Послушайте, – сказала Леонова, когда церемония рукопожатий закончилась, – я понимаю, что эго странный вопрос, но какой сейчас год?

– Год? – Он нахмурился. – Вы научились говорить на нашем языке и при этом не знаете, какой сейчас год?

Она молча ждала ответа, и Эстон пожал плечами.

– Ну хорошо, – сказал он, – считайте, что я купился. Две тысячи седьмой. А к чему это все?

– Две тысячи седьмой, – задумчиво повторила она, откинувшись назад и подтягивая одеяло к подбородку. – Значит, Присси была права. – Она кивнула собственным мыслям. – Тогда понятно, зачем вам водоплавающий военный флот…

– Извините, – решительным тоном произнес Эстон, – но не могли бы вы, вместо того чтобы говорить сами с собой, объяснить мне, что именно, черт побери, произошло?

Ему казалось, что он прекрасно владеет собой, но по выражению ее лица он понял, что ошибался.

– Простите меня, – виновато произнесла Леонова. – Я постараюсь все объяснить. Но сначала, пожалуйста, расскажите мне, как я сюда попала.

Она обвела жестом тесную каюту.

– Вы свалились с чертова неба в каких-нибудь сотне ярдов от моей яхты! – выпалил Эстон. – А я вас выудил из воды.

Неожиданно выражение его лица смягчилось.

– Жаль, что я уже ничем не мог помочь вашему другу.

– Я так и думала, – печально вздохнула она. – Бедный Анвар. Он залетел так далеко, и вот…

Наступило молчание, которое Эстону не хотелось прерывать, но любопытство одержало верх над деликатностью.

– А откуда вы к нам «залетели»? – спросил он. – Откуда вы взялись? Только, пожалуйста, не рассказывайте мне больше басен о «Терранском флоте»!

– Это не «басни», – сказала она. – Хотя я не с самой Терры. Я с Мидгарда.

Она догадалась по выражению его лица, что он по-прежнему ничего не понимает и злится, и любезно добавила:

– Это Сигма Дракона IV.

– Прекрасно! – фыркнул Эстон. – Параллельная эволюция! Эта сказочка еще забавнее, чем Терранский флот! А на Сигме Дракона у всех такая же внешность, как у вас, или вам сделали пластическую операцию, прежде чем к нам забросить?

– Пластическую опе… А! биоскульптуру! – Она усмехнулась. – Нет, мы все такие же, более или менее… Правда, некоторые из нас – мужчины, – с наигранной наивностью прибавила Леонова.

– Послушайте! – начал было Эстон сердито, но она подняла руку успокаивающим жестом, словно раскаиваясь в своем легкомыслии.

– Извините меня, не могла удержаться. – Она снова улыбнулась, но это была уже совсем другая улыбка. Леонова чуть подалась вперед:

– Я понимаю, что это может показаться вам странным, но мы – такие же люди, как и вы.

– Еще бы! Проделайте во мне дырку насквозь, и за ночь она заживет, как у вас!

– Я говорю, что мы – люди, и так оно и есть, – сказала Леонова, и Эстон невольно прищурился: внезапно в ее голосе зазвучал холодный металл. Она покачала головой, как будто была очень недовольна собой, и плотно сжала губы. Но спустя мгновение вздохнула и попросила: – Пожалуйста, выслушайте меня. А я постараюсь все объяснить. Идет?

Эстон кивнул., чтобы не брякнуть чего-нибудь лишнего.

– Спасибо. Прежде всего я действительно с Мидгарда, но Мидгард был колонизирован землянами.

Он открыл было рот, чтобы возразить против такой нелепости, а потом снова закрыл его. И каких бы усилий это ему ни стоило, продолжал молча слушать.

– Мидгард, – продолжала она стараясь обдумывать каждое слово и выражаться как можно точнее, – будет заселен землянами в 2184 году.

Она спокойно посмотрела ему в глаза.

– Произошло это примерно триста лет тому назад… для меня.

Ее глаза гипнотизировали его. То, что она говорила, было совершенно немыслимо, но столь же немыслимо было и все то, что он увидел той ночью, когда вытащил Леонову из ее сферы. Немыслимым было и ее выздоровление, и то, как она спала и ела последние четыре дня. Вдобавок ее глаза не были ни глазами сумасшедшей, ни глазами лгуньи, медленно соображал Эстон. В ее спокойствии был привкус отчаяния, которое она, похоже, нечасто испытывала.

– Вы хотите сказать, что вы прилетели из будущего? – осторожно спросил он.

– Да, – просто ответила она.

– Но ведь…

Он снова покачал головой, в еще большем недоумении, чем прежде. И в то же время ему казалось, что достаточно сделать совсем небольшое усилие, что-то сообразить – и все объяснится. Он глубоко вдохнул и заговорил о несущественной детали, будто хотел немного отдохнуть:

– А почему же тогда вы говорите на английском языке двадцать первого века?

– Я на нем не говорю, – ответила она и чуть-чуть усмехнулась, заметив выражение его лица. – Я имею в виду, в обычных обстоятельствах. Разумеется, всеобщая грамотность, книгопечатание и аудиозапись в значительной степени заморозили развитие языка после двадцатого века, но, честно говоря, мне не очень легко приспосабливаться к вашему диалекту. Мое хобби – история техники, и это помогает… Но еще больше помогают исторические голодрамы. – Она негромко рассмеялась. – Создатели их, конечно, не всегда метикулезны, но все-таки стремятся придерживаться правды.

– Что значит «метикулезны»? –тупо спросил Эстон.

– Простите – это значит… гм… «совершенно соответствующие историческим реалиям». Мне придется следить за тем, какие выражения я употребляю. – Она обезоруживающе улыбнулась. – Но я не устояла перед искушением подразнить вас этой шуточкой – «отведите меня к вашему вождю». Некоторые развлекательные постановки о вашей эпохе просто въедаются в мозги.

Он чувствовал, как его подозрения тают, и уже готов был поверить ей. Леонова, конечно, говорила по-английски, но чем больше он ее слушал, тем яснее становилось, что говорит она не на том английском, который был привычен ему. Когда она расслаблялась, различия делались особенно заметны.

– Ладно, – сказал он. – Но зачем вы сюда явились? Что, черт побери, происходит? Ведь вы же у нас ядерное сражение устроили, милая!

– Да, – негромко ответила Леонова, и ее лицо внезапно омрачилось. – Так оно и было.

Ее пальцы нервно теребили край одеяла.

– Понимаете, стер Эстон, я прилетела сюда не ради развлечения. Я прилетела… – она набрала побольше воздуху и посмотрела прямо ему в глаза, – … предотвратить уничтожение человечества… И боюсь, что еще не справилась с этой задачей.

Эстон откинулся назад и закрыл глаза. Про себя он медленно считал до пятидесяти. Разумеется, это все ерунда, думал он отстраненно и все же… все же…

Его мысли вернулись к той ночи, наполненной страшными взрывами, и он почувствовал, как его сомнения тают. Его недоумение не исчезло – оно лишь усугубилось, – но ведь нельзя же вычеркнуть из памяти эти слепящие вспышки и следовавший за ними грохот. Вспомнил он и еще кое-что, и из этих воспоминаний было ясно, с какой отчаянной решимостью инопланетянка выполняла свою миссию. Мысленно он восстановил картину воздушного боя, и для него стало очевидно, что она была атакующей стороной, несмотря на огромное численное превосходство противника. И она, напомнил себе Эстон, уничтожила всех своих врагов, кроме одного.

Эти размышления не отразились на его лице, однако в глубине души Эстон почувствовал внезапный прилив восхищения. Да-да, он восхищался молодой голой девицей, сидевшей на его койке. Он не был пилотом, но повидал не один воздушный бой. Он знал, какое необходимо мужество, чтобы справиться с таким количеством врагов, и какое мастерство, чтобы побеждать, как побеждала она. Он был не настолько глуп, чтобы считать храбрость и мастерство гарантией честности, однако ощущал странную уверенность, что Леонова не лжет.

Он вздохнул и медленно открыл глаза. Молча встал и, порывшись в ящике, достал оттуда черную футболку, украшенную пугающим рисунком старого штурмовика ВВС США А-10. Кинул ее Леоновой и отвернулся.

Она спрячется в ней, как в палатке, подумал он, оборачиваясь, и в этот момент «Аманда» неожиданно резко подпрыгнула на волне. Эстон, потеряв равновесие, дернулся в сторону, намереваясь упасть на стол, чтобы не задеть Леонову, но она молниеносно вытянула руку… Он никогда не видел, чтобы рука человека двигалась с такой стремительностью, и хотя Эстон был на целый фут выше инопланетянки, она удержала его на ногах одной рукой… без заметного усилия.

Он постоял с полминуты, не двигаясь и не говоря ни слова, а потом подошел к плитке и поставил на огонь старый, видавший виды кофейник. Взял стул, повернул его спинкой к Леоновой, уселся и достал трубку.

– Не слабые у вас мышцы, – сказал он, наблюдая, как она с любопытством ощупывает слегка ткань футболки. Казалось, она совершенно заворожена ее фактурой.

– Что вы сказали? – Она взглянула на него, слегка нахмурившись, но тут же улыбнулась. – Ах это… Да, не слабые, но это естественно, стер Эстон. Я же вам сказала, что родом с Мидгарда.

Он недоуменно поднял брови, и она пояснила:

– У нас сила тяжести процентов на двадцать выше.

– Понимаю.

Эстон медленно набил трубку, затем отыскал зажигалку и не торопясь поджег табак. Почуяв запах дыма, Леонова сморщила нос, но скорее от любопытства, чем от раздражения.

– Ну ладно, – сказал наконец Эстон, – расскажите мне об этой вашей войне.

– Попытаюсь, но рассказ получится долгий.

– Ничего. – Он улыбнулся, не выпуская трубку изо рта, и поставил на стол чашку и кофейник. – Времени у нас предостаточно. До Портсмута нам плыть не меньше недели, а ваши ядерные взрывы погубили мою рацию, иначе я давным-давно вызвал бы профессиональных врачей, чтобы они взяли вас на свое попечение.

– Понятно, – сказала она и облизнулась, глядя как он разливает кофе. – Простите, это настоящий терранский кофе?

– Уж точно не марсианский, – проворчал он.

– Простите… просто у нас терранский кофе – такая же редкость, как… белые вороны? – закончила она вопросительным тоном, приподняв бровь.

– Как белая ворона, – поправил он, и она кивнула. Эстон был уверен, что второй раз она этой ошибки уже не сделает.

– Хотите?

– Я ради него пошла бы на преступление, – призналась со вздохом Леонова.

– Тогда пейте. – Эстон протянул гостье чашку и налил себе другую.

Леонова приняла из его рук чашку, и он стал с любопытством смотреть, как она пьет. Ее манера вести себя за столом, когда она была в сознании, разительно отличалась от ее поведения в бессознательном состоянии. Она смаковала кофе, будто редкое лакомство.

Леонова подняла глаза и встретилась с ним взглядом.

– Извините, – сказала она. – Кофе почему-то плохо растет повсюду, кроме Терры. И ужасно дорог.

– Здесь – нет, – сказал он, улыбаясь и радуясь ее радости – Но вы собирались мне рассказать…

– Собиралась, – подтвердила она.

Леонова сделала еще один глоток, потом откинулась спиной к перегородке. В футболке, слишком для нее большой, она казалась еще более юной. Однако на этот раз Эстон не улыбнулся: ее глаза смотрели строго, а губы сурово сжались.

– Раз сейчас две тысячи седьмой год, – начала она, – то примерно через восемьдесят лет человечество столкнется с ширмаксу. Когда это произойдет, начнется война, которая будет продолжаться следующие четыреста лет.

– Четыреста лет? – негромко переспросил он.

– Как минимум, – мрачно ответила Леонова. – Понимаете, канги – так мы называем ширмаксу – не слишком-то добрые создания. При первом же знакомстве они попытались нас полностью истребить.

От ровной интонации ее голоса у Эстона по спине пробежала дрожь.

– Почему? – спросил он.

– Потому что они – канги, – ответила она. – По их мнению, лишь один разумный вид имеет право на существование. Разумеется, этот вид – канги. Нам понадобилось много времени, чтобы это понять. – Она пожала плечами – Но к тому моменту, когда я родилась, опыта у нас набралось достаточно.

– Но должна же быть какая-то причина, – возразил Эстон.

– Есть множество причин, – подтвердила Леонова. – Мы были не первым видом, который они пытались уничтожить. Пока что мы идентифицировали двадцать семь разумных или почти разумных рас, которые они истребили. Человечество должно было стать двадцать восьмой. – Она снова пожала плечами. – Разумеется, большинство наших «знаний» в этой области – догадки или дедуктивные умозаключения, но одно совершенно ясно: у кангов было несчастливое детство. – Она невесело улыбнулась. – Насколько мы смогли определить, в их мире существовало два разумных вида, и они друг друга ненавидели. Мы не знаем почему, но ведь достаточно большое число групп внутри человечества ненавидело друг друга по причинам, которые остальные понять не могли. Как бы то ни было, канги и их враги начали уничтожать друг друга, еще когда жили в пещерах. А с появлением мушкетов канги остались на своей планете единственным разумным видом.

Она вздохнула.

– Мне хочется думать, что человечество в подобной ситуации не стало бы добивать поверженного противника. Но канги сделали это. Они странные существа. Они ксенофобы, страдающие манией преследования, и настолько осторожны, что, на человеческий взгляд, кажутся трусами. Однако если логика подсказывает, что нужно рискнуть, они рискнут. Они предусмотрят все возможные опасности и примут все меры, чтобы от них защититься, но рискнут. Они очень логически мыслят.

Хотя у них есть что-то вроде религии. Наши представления о ней довольно туманны, поскольку нас они в свою веру обратить не пытались Да и другие расы, насколько я знаю, тоже. Во всяком случае, спросить нам об этом не у кого. К тому же сдается мне, что по сравнению с самым безбожным кангом ортодоксальнейший человек-фанатик покажется добродушным экуменистом.

По их мнению, Бог сотворил по своему подобию только один вид. Разумеется, их вид. Дьявол же принимает бесконечное множество обличий и форм, пытаясь уничтожить Бога. Поэтому вся Вселенная оказывается огромным полем боя, а любое разумное существо, не похожее на кангов, автоматически зачисляется в пособники дьявола. И следовательно, подлежит уничтожению.

Речь Леоновой была почти шутливой, но говорила она совсем не веселым тоном.

– Их политика была определена задолго до того, как они встретились с нами. Они склонны мыслить биологическими понятиями – по-моему, это не удивительно, если принять во внимание их историю, – и они – отличные биоинженеры. В других областях они менее талантливы. Поэтому, обычно, обнаружив другую разумную расу или вид, который мог бы со временем стать разумным, они похищали несколько индивидуумов для исследований, а затем создавали биологическое оружие, смертельное только для этого вида, и забрасывали его на заселенную чужаками планету. Это срабатывало отлично до тех пор, пока они не столкнулись с людьми.

Эстон заметил, что ее чашка пуста, и подлил ей кофе. Она улыбнулась, отхлебнула и продолжала рассказ:

– К этому времени их цивилизация уже превратилась в гигантскую машину-убийцу. Они не просто уничтожали разумные виды, на которые наталкивались случайно, они искали разумные существа, чтобы их истреблять Они посылали разведывательные корабли только для того, чтобы обнаруживать новые жертвы – именно так они нас и нашли.

Один из их разведчиков подошел достаточно близко к Солнцу, чтобы перехватить какие-то радиопередачи, и это ужасно напугало их, потому что они еще ни разу не встречали другой разумный вид, зашедший в технологическом развитии дальше начала эры паровых двигателей Естественно, «жрецы» их решили, что такова-де была божественная воля. Когда командир корабля понял, что обнаружил цивилизацию дьяволов, более развитую, чем все те, с которыми им раньше доводилось иметь дело, он развернулся и помчался домой на максимальной скорости.

Когда он сообщил о своем открытии, канги решили, что об обычной стратегии нужно забыть. У них не было сверхсветовой системы связи, хотя перемещаться быстрее света они могли. Впрочем, звездолеты их летали со скоростью, всего лишь в пять раз превышавшей световую. Ближайшая планетная система с большим населением кангов находилась на расстоянии примерно ста световых лет. Кораблю-разведчику понадобилось почти двадцать пять лет, чтобы добраться до базы и сообщить новости. Еще столько же, рассудили канги, уйдет на то, чтобы специальный корабль долетел до Солнца и взял образцы демонических отродий, то есть людей. А ведь нужно будет еще привезти их домой, создать биологическое оружие, действующее на людей, и лишь потом отправить его к нам. Даже если бы канги изменили свою стратегию и отправили к Солнцу целый исследовательский комплекс, чтобы разработать биологическое оружие прямо на месте, они дали бы нам изрядную фору. И все это время наша цивилизация могла бы развиваться без помех!

Канги были перепуганы, но продолжали мыслить логически. Чтобы не выдать свое присутствие заранее – послав корабль, который должен набрать живые образцы, или исследовательский комплекс, который будет маячить на орбите Солнца, – канги решили оставить милое их сердцу, изысканное биологическое оружие и прибегнуть к грубой силе. Они посчитали, что им понадобится десять лет, чтобы построить флот военных кораблей, который справится с демонами. Выигрыш во времени был очевиден, и они приступили к его созданию.

Однако, – Леонова улыбнулась, и Эстон похолодел, увидев эту жестокую, беспощадную улыбку, – канги ошиблись. Темп нашего развития они оценивали исходя из своего, но люди оказались гораздо изобретательнее кангов в области создания механических штучек. Кроме того, мы всегда были кровожадным народом. Они-то отвоевали свою последнюю настоящую войну с копьями и мушкетами и поэтому понятия не имели о том, как гонка вооружения стимулирует исследовательскую и инженерную мысль.

Когда канги снова добрались до Солнца, на Луне и на Марсе уже были колонии, а на астероидах шла широкомасштабная добыча полезных ископаемых. Политическая ситуация оставалась, правда, неустойчивой, и взаимные обещания не милитаризовать космос были забыты, едва в нем появились процветающие поселения, которые одни хотели захватить, а другие – защитить. Ни у одной страны не было настоящего космического флота, но некоторое количество вооруженных звездолетов имелось у многих. В большинстве колоний были созданы примитивные системы защиты, а вокруг Терры кружились довольно сложные устройства, обеспечивавшие орбитальную безопасность.

Леонова отпила еще кофе, и Эстон вспомнил, что ее хобби – история техники. Он был готов этому поверить – говорила она с видом человека, повествующего о любимом предмете.

– Канги могли передвигаться быстрее скорости света, но все еще использовали реактивную тягу. В общем, для ускорения в нормальном пространстве эти корабли действовали по принципу тарана Бюссара, а затем уже совершали переход…

Заметив недоумение на его лице, она замолчала, а потом пожала плечами:

– Я это потом объясню. Важно понять, что для межзвездных полетов им приходилось сначала разгоняться, а затем уже переходить в другое измерение, в котором скорость, достигнутая в этом измерении, умножается до нескольких световых. А потом уж возвращаться в нормальное пространство и снижать скорость. Это одна из причин, по которой путешествие занимало у кангов столько времени. Им нужно было разогнаться в обычном пространстве, прежде чем они могли запустить свои системы сверхсветового передвижения. Понятно?

– Предположим, – без особой уверенности в голосе ответил Эстон.

– Сейчас мы это делаем значительно умнее, – успокаивающе сказала Леонова. – Но не забывайте, что я рассказываю о том, что происходило четыреста или пятьсот лет тому назад.

Она снова замолчала, и в ее глазах вспыхнула боль. Затем она негромко добавила:

– Я хочу сказать, за четыреста лет до того, как я оказалась участницей всего этого безобразия.

Как бы то ни было, канги построили флот и отправили его в путь. Разумеется, флот из кораблей, использующих таран Бюссара, испускает огромное количество света при торможении, а начинать тормозить они должны были достаточно близко от Солнца. Земные астрономы обнаружили их, когда им оставалось лететь еще целый год. Мы поняли, что кто-то идет к нам в гости – целая толпа гостей, если уж на то пошло. Люди – довольно подозрительные и злые существа и, естественно, предположили, что намерения у наших гостей вовсе не дружеские. Словом, из осторожности было решено послать кого-нибудь взглянуть на них поближе.

С другой стороны, вставал вопрос о том, как быть, если гости, наоборот, окажутся дружелюбными? В этом случае ни один из земных политических блоков не желал, чтобы соперничающие державы первыми с ними познакомились и о чем-нибудь сепаратно договорились. Поэтому, несмотря на необходимость торопиться, политики сумели кое-как договориться и отправили навстречу пришельцам интернациональный отряд, состоящий из кораблей основных политических блоков.

Тут она снова выдала свирепую улыбку, и Эстон подумал, что Леонова не выглядит подростком, когда улыбается таким вот образом.

– Кангам поплохело от ужаса. Они прилетели, собираясь стереть в порошок людей, резвящихся на атмосферных летательных аппаратах, а вместо этого им наперехват шли космические корабли, использующие ядерную факельную тягу! Им и в голову не приходило, что мы можем стремиться к мирному контакту, – мозги у них в этом направлении не работают. Им еще предстояло полгода торможения, когда наши корабли оказались в пределах досягаемости их оружия, и канги открыли огонь.

Разумеется, они нас разбили, но и на наших кораблях кое-какое оружие имелось, так что мы сумели подбить парочку их звездолетов. Это по-настоящему потрясло их, потому что они все еще продолжали торможение и, следовательно, не могли не войти в пределы нашей системы. Альтернативой этого было снова перейти в пространство альфа, обойти нас, остановиться, опять разогнаться по вектору, направленному к их дому, и явиться к нам в следующий раз еще через семьдесят или восемьдесят лет. Но кто знает, на что мы тогда окажемся способны?

Поэтому они продолжали действовать по первоначальному плану, и тут пришла наша очередь ужаснуться. Я никогда не видела корабля с Бюссаровой тягой. Они уже несколько веков не существуют. Это были огромные машины, и у кангов их было очень много. Земля оказалась в опасности – и можно только удивляться, как быстро бывшие враги начинают ладить друг с другом в подобных обстоятельствах. Пока канги маневрировали, облетая Нептун, главные политические блоки решили забыть о своих разногласиях.

Канги считали, что мощь их флота в два или три раза превосходит все, что сумеет противопоставить им Земля – я уже говорила, что они предусмотрительные парни, – но на этот раз в их расчеты вкралась ошибочка. Их корабли были большими, но соотношение масса/тяга было плохим, и события развертывались совсем не так, как предполагали они или как думали мы. К Земле им так и не удалось подвести ни одного тяжелого звездолета, предназначенного для разрушения планеты, но они уничтожили всех людей в поясе астероидов и на Марсе.

Мы потеряли все военные корабли и большинство гражданских, но из их легких штурмовых звездолетов лишь нескольким удалось подойти к Терре, а вся их огневая мощь не превышала пары мегатонн.

Эстон почувствовал, как остатки его волос пытаются встать дыбом от легкости, с которой Леонова говорила о «мегатоннах».

– Мы остановили их после того, как они убили четыре с половиной миллиона человек, большинство из которых были гражданскими лицами. Разумеется, с точки зрения кангов такого понятия, как «гражданское лицо», не существует, но мы все равно рассвирепели.

Ее слова опять звучали почти весело, но в глазах веселья не было.

– Исследуя обломки кораблей кангов, мы многое узнали. Не так много, как нам хотелось бы, но, скорее всего, больше, чем они считали нас способными узнать. К несчастью, канги действительно мыслят строго логически, поэтому они оставили один корабль за пределами Солнечной системы, и мы не смогли до него добраться. Как только на нем узнали, что происходит, корабль развернулся и на максимальной скорости бросился наутек.

Когда он добрался до ближайшей базы кангов и сообщил о происшедшем, там все просто посходили с ума. Особенно огорчало их, как я понимаю, то, что не добыли ни пленных, ни образцов наших технологий. Но начали они раньше нас и не переставали работать, отправив к Солнцу флот палачей. Канга знали, что ни один из их сверхсветовых кораблей не попал к нам в руки без повреждений, и полагали, что у нас нет образца их многомерника. Так называется штука, благодаря которой становится возможным перемещаться со сверхсветовой скоростью. Но они ошибались. Их ракеты дальнего радиуса действия были созданы по тому же принципу, что и звездолеты, и пара таких ракет очутилась у нас в руках.

Канги принялись скоренько мастерить новый военный флот – надо сказать, в их распоряжении было население восемнадцати планетных систем и множество заводских комплексов, расположенных в открытом космосе. Они были в панике, но, прикинув шансы, решили, что справятся с нами. Вдобавок Бог должен был им помогать.

Тем временем мы делали то же самое. Однако значительно быстрее, потому что все понимали – вопрос идет о жизни и смерти всего человечества.

Не буду вдаваться в подробности. Суть в том, что когда канги снова появились, мы были готовы их встретить. Вооружение у нас было даже более совершенным, чем у них – не намного, но все-таки! – и мы показали им, где раки зимуют. Мы даже захватили нескольких пленных. Правда, в заключении канги долго не живут. Они не могут вынести сознания того, что «демоны» захватили их в плен: от этого с ними что-то такое делается, и они умирают.

Словом, мы раздобыли кое-какие данные, которых оказалось достаточно, чтобы представить себе, с кем и чем мы имеем дело. Тогда мы еще не знали, что никакие переговоры с кангами невозможны, но уже поняли, что добиться понимания будет непросто. К тому же стало ясно, что с техникой мы управляемся лучше и ученые наши работают быстрее. Наши враги не знали, насколько далеко мы продвинулись в физике и прикладных науках; мы не знали, насколько они продвинулись в биологии.

К тому моменту, когда мы уничтожили их второй флот, многомерные генераторы у нас были лучше, чем у них, и мы принялись снаряжать собственную экспедицию. Она застала врасплох ближайшую планету кангов, но тогда, по технологическим причинам, мы могли вести бой только в нормальном пространстве, при скоростях ниже световых, и нескольким звездолетам кангов удалось скрыться, захватив вдобавок группу пленников. Мы владели завоеванной планетой всего двадцать лет, а затем канги вернулись со специально разработанным биологическим оружием.

Леонова замолчала, и на миг лицо ее превратилось в безжизненную маску. Она сидела, будто каменная, но затем встряхнулась и продолжала безжизненным голосом:

– Мы назвали эту планету Мидгард. По многим причинам ее нельзя было считать приятным местом. Там слишком сухо и холодно, но люди могут там существовать. Нам не хватало жизненного пространства, и, кроме того, это была единственная известная нам база кангов. Мы полагали, что они захотят отнять у нас эту планету. Нам нужен был объект неподалеку от Солнца, который отвлекал бы кангов от нападения на Терру. Поэтому было решено колонизировать Мидгард, и, когда канги вернулись, там было почти два миллиона гражданских лиц и огромное число военных. Мы разнесли их флот на кусочки, но они все-таки успели высыпать свой дьявольский порошок на планету и… – Леонова взглянула Эстону прямо в глаза, – … убили более девяноста девяти процентов населения.

Она снова замолчала, и Эстон сглотнул, поняв по ее тону, что она рассказывает не только о своей родной планете, но и о своих родителях. Он вздрогнул и отвел глаза. Его трубка погасла, и он принялся разжигать ее, чтобы не прерывать молчания Леоновой.

– Это было для нас ужасным ударом, – вновь заговорила она спустя минуту, – но зато нам стало ясно, перед каким выбором мы стоим. Наши потери на этот раз были меньше, чем во время нападения кангов на Терру, но произвели на людей гораздо более сильное впечатление. Отчасти из-за того, что было уничтожено население целой планеты, отчасти из-за того, как они это сделали. Мы поняли, что их цель – поголовное истребление людей. Лишь тогда мы осознали по-настоящему, с каким врагом нам предстоит бороться. Болтовня о возможных переговорах прекратилась – те, кто считал, что мы находимся в состоянии тотальной войны, оказались правы.

Я не буду докучать вам подробным пересказом четырехвековой истории этой войны. В области физических исследований кангам так и не удалось нас догнать, а нам не удалось достичь их уровня в науках о жизни. В химии они тоже идут немного впереди нас, но мы значительно обогнали их в создании вооружения, кибернетике, технологии сверхсветового перемещения – во всех областях, необходимых для создания техники, рассчитанной на ведение военных действий в космосе. Кроме того, мы оказались лучшими стратегами. Их маниакальная осторожность здорово им вредит, а мы гораздо больше полагаемся на интуицию. Они в состоянии уничтожить любую планету, к которой им удастся подойти достаточно близко, но теперь и мы на это способны. В результате наших успехов кангам пришлось перейти к обороне. Чтобы нападать на наши планеты, они вынуждены были обходить наш флот стороной, и с каждым новым поколением мы заставляли их отступать все дальше и дальше. Сейчас они заперты в трех планетных системах, и нам удается их там удерживать.

Она снова замолчала. Эстон склонил голову набок.

– Извините, – сказал он, – но я не совсем понимаю… Если вы настолько лучше воюете, то как им удается до сих пор держаться?

– Они вовсе не глупы, стер Эстон, – сурово ответила Леонова. – Хотя ненавидят инопланетян и ослеплены фанатизмом. Довольно скоро после начала войны они решили, что наши преимущества проистекают из какого-то фундаментального различия в функционировании нашего мозга и их. Предположение это, наверно, раздражало кантов, но было несомненно, что мы воюем лучше, а они постепенно проигрывают. Не всегда, но очень часто. Они проиграли большинство крупнейших сражений и потому решили как-то исправить ситуацию.

– Но что же они могли сделать?

– Использовать свои преимущества. Раз у нас имелась какая-то отсутствующая у них врожденная способность, они решили приобрести ее и использовать в своих целях. Поэтому они создали киборгов.

– Киборгов?

– Машины, управляемые встроенным живым мозгом.

– Но если речь идет о врожденной способности…

– Я не сказала, что в них встраивают мозги кангов, стер Эстон! – резко ответила Леонова. – У них были пленные люди, а канги – прекрасные биоинженеры. Они разработали способ программировать мозг, делать его хозяина покорным их воле, после чего принялись оперировать пленных.

Эстон уставился на Леонову. По мере того как смысл ее слов доходил до него, ему становилось все противнее и противнее.

– Именно так, стер Эстон, – холодно подтвердила Леонова. – Они решили, выражаясь по-вашему, заставить вора ловить вора. Раз люди способны думать и воевать лучше, чем канги, значит, им нужно обзавестись собственными людьми. Их киборги так и не сравнились с настоящими живыми людьми, и канги никогда не осмеливались полностью на них полагаться. Стратегические решения по-прежнему принимают канги. Они же проводят сложные, ответственные исследования, но вот тактические решения и ведение реального боя – совсем другое дело. Киборги относятся к категории расходных материалов, а послушание встроено в их сознание методами биоинженерии – они не способны возражать, когда ими решают пожертвовать. Но то, что они должны делать, киборги делают очень хорошо. Сейчас канги попросту «разводят» их… – Казалось, Леоновой вот-вот станет дурно, но ее голос звучал по-прежнему ровно. – Они клонируют человеческий мозг, чтобы создавать существа, которые воюют на их стороне против людей.

– Боже мой, – прошептал Эстон, сжимая в руке остывшую трубку.

– Бог здесь совершенно ни при чем, – негромко ответила она, – и самое страшное то, что киборги ненавидят нас даже сильнее, чем канги. Мы убиваем их, но в каком-то смысле мы родственники, и это ужасает и потрясает и их и нас. Они – послушные рабы кангов, и даже если бы мы захотели, то не смогли бы об этом забыть. И они это понимают. Не мы создали их, не мы их поработили, но они прекрасно понимают, какими чудовищами кажутся нам, и отвечают ненавистью на нашу ненависть.

Когда мы впервые поняли, что они из себя представляют, – негромко продолжала Леонова, – мы попытались преодолеть наше отвращение. Мы честно старались, но ничего из этого не вышло. Они всего лишь боевые машины. По нашим меркам их человеческий мозг находится во власти психопатии, потому что канги решили создать абсолютно послушные, искусные, лишенные каких бы то ни было проблесков совести машины для убийства. И это им удалось. В первый раз, когда мы загнали в угол несколько киборгов и попытались вести с ними переговоры, они истребили всю нашу контактную группу – более ста человек, – хотя прекрасно знали, что будут за это уничтожены.

На протяжении двухсот лет любое столкновение с киборгами кончалось смертью – смертью людей или киборгов. Они – бездушные уроды, отвратительные чудовища. Мы ни на мгновение не можем позволить себе об этом забыть. Наверное, поэтому мы никогда не называем их «киборгами».

– А как вы их называете? – спросил Эстон едва слышным голосом.

– Мы зовем их «троллями», стер Эстон, – спокойно ответила Леонова, – Именно тролль подбил мой истребитель и убил мою команду. Вот что угрожает вашей планете. Поэтому мы обязаны каким-то образом найти этого тролля и уничтожить.

 

Глава 8

Колючие мелкие снежинки бешено танцевали в завывавшем ветре. Сначала они барабанили по броневой обшивке, а теперь полировали наросший на нее толстый слой льда. Температура внутри истребителя была едва ли выше, чем снаружи. Последний уцелевший в бою тролль послал еще серию импульсов, чтобы поддержать нужную температуру и не дать зарасти льдом его световым рецепторам, после чего продолжал рассматривать серо-бело-черный антарктический пейзаж.

Это место вполне ему подходило Как раз то, что нужно, чтобы передохнуть и спокойно поразмыслить. Он не боялся, что его обнаружат, – живых существ вокруг не было, и никто не мог помешать его злобному ликованию, а вероятность того, что истребитель издали засекут приборы людей, была ничтожна.

Технические возможности людей оказались для тролля не меньшим сюрпризом, чем для его хозяев-ширмаксу, а о том, на что способны обитатели этого мира, он знал не больше их, несмотря на то что именно здесь родились его органические предки. Однако происшедшее все же дало троллю некоторую приблизительную точку отсчета, а его собственные сенсоры отметили присутствие на орбитах вокруг планеты нескольких сотен небольших, явно искусственных объектов. Выходило, что у людей уже имелись примитивные космические корабли, а количество спутников, в сочетании с разнообразным, хотя и примитивным вооружением, подсказывало, что на них должны быть системы оптического и термического слежения. Впрочем, теперь это значения не имело. Изумительная быстрота реакции людей поразила тролля не меньше, чем его хозяев – хоть ему и не хотелось этого признавать, – но во второй раз удивить его им уже не удастся. Их спутники не обнаружат его под слоем льда. Его истребитель слился со льдом и снегом, врос в них, а теплового излучения тролль не испускал – он не нуждался в тепле. То есть нуждался, но в таком малом количестве тепла, которое невозможно зафиксировать здешними приборами.

Стон ветра доставлял ему странное удовольствие, природу которого он не мог постичь. Ветер был как бы его духовным братом – столь же могущественным и беспощадным. Его ледяное дыхание не причиняло троллю ни малейшего неудобства – ведь холод и жара были для него абстрактными понятиями, настолько же лишенными чувственного содержания, как утомление, и настолько же чуждыми, как жалость. Что такое боль, он знал, потому что с ее помощью ширмаксу программировали таких, как он. Стимуляция центров удовольствия и боли прекрасно передавала снисходительную удовлетворенность хозяев его службой или их раздражение, подумал он и снова погрузился в смакование своей ненависти.

Однако теперь он ощущал какое-то особое удовольствие. Никто не вызвал его в нем намеренно, оно само пришло к нему. Оно… принадлежало ему лично.

Он смотрел, как ледяной ветер кружит снежинки, и дрожал от незнакомого прежде наслаждения. Он был свободен. Послушание было встроено в него и подкреплено изнурительным обучением, но теперь ширмаксу рядом не было, он больше не обязан был никому повиноваться. Ракета кралхи освободила его от них, разорвала неосязаемые и все же неразрывные цепи, так долго сковывавшие тролля.

Он понял это не сразу. Повинуясь последнему приказу своих хозяев, он преследовал кралхи, пока не убил, и лишь тогда осознал, что у него нет больше хозяев. Он, правда, не пощадил бы кралхи, даже если бы уже тогда оценил, какой подарок тот ему сделал. Кралхи был его врагом. Его истребитель – единственной силой, которая могла ему противостоять, его мозг – единственным источником информации, который мог угрожать существованию тролля. Логика требовала, чтобы кралхи умер, но троллю и логики не требовалось – ненависти было вполне достаточно.

Он замкнул еще одну электрическую цепь в истребителе, который служил ему телом, и принялся проигрывать запись боя. Он ликовал, глядя, как его ракеты устремлялись за истребителем кралхи, и снова переживал жадное удовольствие, с которым преследовал подбитую жертву, зная, что в его власти в любое мгновение погасить жизнь пилота. Разрядив в него наконец свои энергетические пушки, тролль испытал даже некое сожаление по поводу того, что миг победы вот-вот пройдет и им невозможно наслаждаться вечно.

Тролль снова смотрел, как под его огнем корма вражеского истребителя вздрогнула, а его сенсоры принялись сканировать машину, пытаясь обнаружить признаки жизни. Вот он летит вслед за падающей развалиной, не выпуская ее из визира и продолжая сканировать, готовый в любое мгновение превратить изувеченный истребитель в пар… Но на его борту уже не было жизни – одни умирающие электронные системы. Несколько мгновений тролль следовал за подбитым истребителем, разрываясь между атавистическим желанием разорвать свою жертву на части и гордым стремлением выказать свое превосходство, позволив ей упасть в океан и погибнуть под его презрительным взором. Презрение победило – презрение и холодное, злобное ликование при мысли, что завершит гибель кралхи гравитация той самой планеты, ради спасения которой он отдал свою жизнь.

И лишь в этот момент сознание тролля пронзило, будто молния, ощущение счастья. Он понял, что неожиданно обрел свободу. Он удивился, вспоминая об этом мгновении, но тут же сообразил, что биоинженеры намеренно лишили его даже надежды обрести самостоятельность. Возможность независимого существования, с какой бы силой он к ней ни стремился, была для него чем-то немыслимым, и вот это немыслимое произошло.

Обжигающая вспышка – осознание свободы – едва не лишила его рассудка. Она полыхнула в его мозгу, будто электрический разряд, будто взрыв сверхновой звезды. Свободен! Он был свободен… и всемогущ. Впервые за все время своего существования тролль мог действовать в соответствии со своими собственными желаниями, зная, что все его действия являются результатом его намерений.

Приборы показали троллю примитивные водоплавающие корабли, которые добили его эскадрилью, и его охватило желание обрушиться на них всей мощью своих энергетических пушек. Разбить их на куски, превратить в пар, утолив наконец свою ненависть ко всему, связанному с людьми… Но он этого не сделал. Один раз они уже застали его врасплох – и он хорошо усвоил преподанный урок. Он решил, что теперь не время без нужды рисковать своим существованием, которое так недавно стало зависеть от него самого. Время мести придет позже.

Если бы он не истратил свой последний ядерный заряд, чтобы уничтожить кралхи, все, возможно, было бы по-другому… Но ядерного оружия у него не осталось. И, не узнав побольше о возможностях примитивного оружия людей, он не собирался оказываться в пределах его досягаемости. Пьянящее сознание того, что огромное техническое превосходство наконец-то на его стороне и может быть использовано против людей, умерялось холодной решимостью не лишиться этого преимущества понапрасну. Вдобавок троллю необходимо было спокойно поразмыслить.

Какое это счастье – строить планы! Иметь возможность свободно оценивать преимущества и слабые места своего положения, самому решать, как поступить! Удовольствие придумывать тактические ходы для осуществления стратегии ширмаксу по уничтожению людей, некогда казавшееся столь сильным, бледнело по сравнению с новым наслаждением.

Тролль знал, зачем его хозяева прилетели на эту планету, и теперь раздумывал об этом, наблюдая за снежной бурей. Их конечное поражение стало неизбежным. Люди побеждали их, заставляя отступать все дальше и дальше. Ширмаксу, владевшие восемнадцатью плотно заселенными планетными системами и тридцатью шестью базами и колониями, оказались запертыми в трех последних системах, окруженных кольцом врагов. В любой момент демоны в виде людей могли пробить оборону и уничтожить всех ширмаксу, поэтому создатели тролля решились пойти ва-банк. Рискнуть всем ради осуществления своего отчаянного плана, гениальность которого тролль был вынужден признать против своей воли. Напав на Солнечную систему, его бывшие хозяева обрекли себя на гибель, потому что победить людей они не могли. Поэтому ради собственного спасения они решили помешать человечеству возникнуть и приложили все усилия, чтобы достичь своей цели.

Они погибли, но в каком-то смысле не были побеждены, раз тролль все еще жил. Он не сомневался, что, если пожелает, сможет уничтожить человечество. Быть может, это было слишком самоуверенно с его стороны, и все же…

Да, он истратил ядерное оружие, но мощь его истребителя многого стоит. По сравнению с крупными сверхсветовыми космическими кораблями он был невелик, однако весил десять тысяч тонн. Десять тысяч тонн вооружения и устройств, на пятьсот лет опередивших все, что может противопоставить ему эта жалкая планета, – не так уж мало, если вдуматься.

И он обрел наконец роскошь свободной воли! Он мог выбирать, уничтожит он человечество или нет, и наслаждался возможностью сделать выбор. Он жаждал обратить всех людей в пыль, реализовать свою застарелую ненависть, устроив тут апокалипсический кошмар. Но ведь если он поступит таким образом, то получится, что он исполнит намерение создавшей его расы. Ширмаксу, которые создали его рабом и бесконечно унизили, сковав душу непреодолимыми оковами. Человечество он ненавидел всем своим существом, но ширмаксу ненавидел лишь чуть-чуть меньше, и даже если бы способность прощать была ему знакома, никогда не смог бы их простить.

Он разрывался между жаждой разрушения и отчаянным желанием выйти из повиновения своим создателям, и из этих сомнений неожиданно родилась новая мысль. Пока он оставался рабом ширмаксу, она никогда не смогла бы прийти ему в голову, но теперь все было по-другому! Да, вот он – способ отомстить и тем, и другим, понял тролль.

Создавшие его ширмаксу еще не родились. Тролль не знал, что произойдет, если он столкнется с существующими теперь ширмаксу и они прикажут ему служить им. Сработает ли старая программа, заложенная в него? Утратит ли он снова свою драгоценную свободу, о возможности которой даже не догадывался? Но в то же мгновение, как он задал себе этот вопрос, тролль понял, что в нем не было смысла. Ширмаксу этой эпохи знали о его существовании не больше, чем о существовании человечества. Как же они могут приказать ему повиноваться, если даже не подозревают о своей власти над ним? Не знают о том, что он собой представляет?

Подумав об этом, тролль вспомнил, что произошло, когда ширмаксу впервые встретились с людьми. При помощи своих примитивных устройств люди отразили нападение, а затем сами перешли в контрнаступление. Не трудно предсказать, чего они добьются, если сейчас получат доступ к технологиям, воплощенным в его истребителе. Плюс восемьдесят лет на подготовку к встрече с ширмаксу. Плюс знания, кем являются ширмаксу и чем они грозят человеческому роду.

Никакая стимуляция центров удовольствия, которой поощряли его бывшие хозяева, не могла сравниться с тем наслаждением, которое эта мысль доставила троллю. При таком преимуществе человечество легко раздавит ширмаксу. Война не продлится четыреста лет – она закончится раньше чем через десять.

Но лучше всего то, что человечество все равно не победит. Нет, оно будет окончательно побеждено задолго до того, как первый вражеский корабль проникнет в их планетную систему.

Зарывшись со своим кораблем в лед Антарктики, он выискивал слабые места в своем плане – и не находил.

Разумеется, были опасные, были сомнительные моменты, но в целом все как будто получалось. Должно было получиться, поскольку, освободившись от власти ширмаксу. он соединил в себе все лучшее, что есть в машинах и в органической жизни. Он был по-настоящему бессмертен и мог не торопиться.

Единственная реальная опасность, решил тролль, – это численное превосходство людей. Оно было огромно. Тролль был один, а по этому жалкому шарику из камня и грязи ползали миллиарды людей. Если они ненароком поймут, что происходит, то, возможно, смогут справиться с ним благодаря своему численному превосходству. Используя совершенное оружие, он сможет убить тысячи, даже миллионы людей, но если они обнаружат его присутствие, даже такой блестящий план неминуемо провалится.

Впрочем, вероятность того, что люди обнаружат его, ничтожна. Они, правда, знали, что он прилетел, но не подозревали, кто он и на что способен. А узнать им неоткуда, если только он сам не расскажет. Единственные существа, которые могли сообщить людям необходимую информацию, разлагались на дне океана. Конечно, люди могут о чем-то догадываться, но если никаких признаков его присутствия не появится, дело кончится тем, что они пожмут плечами и позабудут о нем. Они забудут, что нужно быть настороже, и вот тогда тролль за них возьмется. Он в полной мере отомстит им за все, что сделали с ним люди и ширмаксу.

А если его ждет неудача? Мысль, что он может потерпеть поражение, была чужда троллю, но все-таки он был в состоянии представить себе такую возможность. Ширмаксу верили – по крайней мере, так было раньше, теперь, возможно, уже не верят! – в свою конечную, предопределенную Богом победу. Идея о том что судьба может быть переменчива и несправедлива, показалась бы ширмаксу ересью и, естественно не должна была посетить тролля. Однако он оказался свидетелем цепи невероятных событий, которые привели его хозяев к поражению и гибели. Следовательно, существовала возможность, что нечто подобное может случиться и с ним самим.

Но даже если он проиграет, человечество все равно погибнет. У тролля не было познаний в биологии, которые оставались монополией его хозяев, но он знал, как истребить человечество. Если другого выбора не останется, он утолит свою злобу, отомстив хотя бы одной из ненавидимых рас.

Если бы он был человекоподобным существом, то улыбнулся бы при этой мысли.

У него никогда не было имени, да и нужды в нем тролль не испытывал – до того, как обрел свободу. Теперь же, он полагал, пришло время выбрать себе подходящее имя. «Властелин», решил он, или попросту «Бог». Но если оба этих имени окажутся неподходящими, он возьмет себе третье.

И имя его будет: «Смерть».

 

Глава 9

Дик Эстон откинулся назад, положил пятки на нижнюю часть штурвала «Аманды», и принялся любоваться клубами дыма из трубки, уносимыми свежим ветерком. Старая, видавшая виды фуражка, украшенная золотыми листьями, защищала его лысину от солнца. Холодная пивная пена текла по алюминиевой банке, которую он держал в левой руке и от которой слегка мерзли пальцы. В общем, трудно было представить себе более спокойное и умиротворяющее зрелище.

Но выражение глаз Эстона, скрытых за солнцезащитными очками, было далеко не спокойным.

Он вынул трубку изо рта, отхлебнул пива и невесело улыбнулся, всем телом ощущая накопившуюся усталость. «Была и у меня когда-то молодость», – строго напомнил он себе. Тогда он был нахален и уверен в себе, переполнен энергией и способен не спать по несколько суток… Да, когда-то он гордился своими возможностями, почти верил в собственное бессмертие, но это было очень-очень давно. А потом жизнь всяко трепала его, хотя, можно сказать, трепала любя, ибо рядом с ним гибли не менее сильные и уверенные в себе молодые люди. И с каждой новой смертью он становился все менее самоуверен, а теперь вот с ужасом понял, как много времени прошло с тех пор, когда он считал себя молодым. Он знал, что здоров, крепок и хорошо тренирован – для своего возраста. Но в этом-то и заключалось существенное отличие между юным Диком и облысевшим Ричардом – прежде к словам о его здоровье и силе не надо было прибавлять «для своего возраста». Да, как ни крути, добавление это звучало как приговор.

Сколько он спал за последние две недели? Наверное, все-таки больше, чем кажется, раз ему еще удается держать глаза открытыми. Но не намного. Сначала погода была просто ужасной, потом накатило смятение «той ночи» – мысленно Эстон никогда не называл ее иначе, – вслед за которой начались утомительные хлопоты и выхаживание «пациентки»… Людмилы.

У нее ведь есть имя, напомнил он себе, – Людмила, и она больше не нуждается в уходе. Она была просто человеком, безумному рассказу которого Эстон полностью поверил. Именно из-за ее рассказа ему не удалось сомкнуть глаз всю прошлую ночь. Она сообщала все новые и новые подробности о бесконечной войне между людьми и кангами и о невообразимой погоне за «Огром», которая привела ее на его яхту.

Эти-то подробности и убедили его в конечном счете. Он имел большой опыт ведения допросов и хоть задавал немного вопросов, никогда еще за всю свою жизнь не слушал с таким напряженным вниманием. И ему не удалось заметить ни одного противоречия, ни одной несообразности в рассказе Людмилы. Он был поражен, что столь юная девушка имеет звание полковника, но слова ее доказывали, что это звание она носит заслуженно. Безусловно, она была старше, чем казалась. Когда она описывала гибель Девяносто второго дивизиона, на ее лицо легла тень горя, однако это горе притуплялось привычкой к утратам товарищей. Привычкой к смертям друзей. Он ясно видел это по ее лицу, по ее способности смеяться, несмотря на боль, – все это было ему знакомо. То же самое он видел на стольких других лицах… И на своем собственном тоже…

Течение его мыслей прервало появление Людмилы, которая, поднявшись по лестнице, высунула голову из люка. Ветер трепал ее каштановые волосы. Ее уверенный спокойный взгляд, так странно контрастировавший с юным лицом, остановился на Эстоне.

– Можно мне подняться наверх? – спросила она.

Непривычный акцент ничуть не уменьшал музыкальности ее голоса и не резал слух Эстона.

– Если вы в силах, – разрешил он, и она невесело улыбнулась его намеку на то, что случилось недавно.

Прошлой ночью запас ее энергии иссяк с устрашающей внезапностью, и она едва не потеряла сознание, повалившись на койку. Эстон толком не мог бы сказать, что больше изумляло его: жизненный напор Людмилы или ею моментальный упадок.

– Спасибо, – пробормотала она и выбралась на палубу.

На ней все еще не было никакой одежды, кроме футболки, едва прикрывавшей мускулистые бедра. Эстон решительно подавил внезапный прилив возбуждения.

– Вы умеете плавать? – спросил он.

– Довольно прилично. – Она окинула взглядом безграничный океанский простор и покачала головой. – Хотя вряд ли переплыву эту лужу.

– Ну, коли так, надевайте-ка вот это, – сказал он, протягивая ей спасательный жилет.

Она взяла его и принялась рассматривать, держа на вытянутых руках. Он начал было объяснять, что это такое, но замолчал, увидев, что после нескольких мгновений раздумья она надела жилет и затянула ремни.

– И вот эту штуку тоже, – добавил он, и она уверенно прицепила к жилету страховочный трос, который видела на Эстоне.

– Такое уж правило на борту, – объяснил он. – Когда вы находитесь на палубе, обязательно надевайте и то и другое. Может, вам кажется, что мы идем не слишком-то быстро, но если вы ненароком свалитесь за борт и вам придется догонять яхту вплавь, вы сразу почувствуете разницу в скорости.

– Слушаюсь, сэр. – Она улыбнулась, не сделав попытки возражать, понимая, что здесь ее опыт ограничен. Отлично, она умела не только приказывать, но и подчиняться. Эстон не мог бы сказать то же самое о некоторых офицерах, с которыми ему приходилось сталкиваться.

Она сидела напротив него, прислонившись к транцу, и полной грудью вдыхала морской воздух. Эстон с раздражением почувствовал, что завидует ее юности, и устыдился, поняв, что это чувство усиливается соблазнительностью ее голых стройных ног и футболкой, плотно облегавшей ее тело ниже спасательного жилета.

– Хорошо, – задумчиво промолвила Леонова. – Я всю жизнь хотела научиться плавать под парусом, но на Мидгарде было слишком много пыли, а когда я уехала оттуда, у меня уже не было времени.

– Иногда это может быть довольно утомительным занятием, но такие дни. как сегодня, вознаграждают за все труды, – заметил Эстон.

Тут он вспомнил, что держит в руке пивную банку, и показал ее Леоновой.

– Хотите пива? – спросил он.

– Нет, спасибо. К сожалению, я совершенно не переношу алкоголь.

Она улыбнулась странной улыбкой, и Эстон пожал плечами. Наступило молчание – спокойное молчание, в котором не было напряжения. Удивительно, как хорошо чувствовал он себя в обществе гостьи, прибывшей из инопланетного будущего!

– Вы решились поверить мне? – прервала она наконец молчание.

– Да, – без колебания ответил Эстон, и ее плечи чуть-чуть опустились.

Это показалось ему забавным, и он улыбнулся:

– А почему вы спрашиваете, полковник? Неужели вы думали, что я обращусь к местному знахарю, чтобы он изгнал из вас злых духов?

– Не то чтобы именно так, но… – призналась она. – Я попыталась представить себя на вашем месте и вообразить, что бы я думала. Результат получился не слишком утешительным.

– Не робейте: мы, счастливые дикари, обладаем от природы доверчивым нравом.

– Ага! Вы, я вижу, решили отплатить мне за шуточку про вождя.

– Я? – Эстон приподнял солнцезащитные очки, чтобы Леонова могла по достоинству оценить невинное выражение его лица. – Вы обижаете меня, полковник!

– Черта с два! – фыркнула она.

– Не то чтобы именно так, но… – произнес Эстон, нарочно повторяя ее слова. Он снова опустил очки на переносицу. Леонова состроила ему гримасу и улеглась поудобнее. Футболка поползла кверху, и он поспешно перевел взгляд на спинакер.

– Чем же мы теперь займемся, стер Эстон? – спросила Леонова.

– Для начала, – ответил он, – объясните, что, черт возьми, означает слово «стер»?!

– Простите… – Она заморгала от удивления, а потом заулыбалась. – Извините, я, наверное, должна говорить мистер Эстон?

– По-моему, так правильнее, – задумчиво ответил Эстон. – Вы, полковник, проглатываете слоги в самых удивительных местах. Мне кажется, это одна из причин, по которым я вам поверил.

– Все-таки я лучше отделаюсь от этой привычки.

– Почему это вас беспокоит? Никого не удивит, если человек из будущего говорит не так, как мы.

– В том-то и дело: люди не должны знать, что я выжила.

Она проговорила это с такой силой, что Эстон невольно удивился:

– А почему бы нет?

– Если только ваши шумелки такие же, как у нас, это должно быть понятно малому ребенку, – резко ответила Леонова.

– «Шумелки»?

– Черт возьми, я имею в виду ваши «болтатели».

Эстон изумленно поднял брови, и на лице Леоновой изобразилась досада.

– Ваши… нововестники? Репортеры?

Эстон наконец понял, что она имеет в виду, и кивнул.

– Могу представить, какой вой поднялся бы у нас, если бы к нам прибыл человек из прошлого. А тролль наверняка способен получать информацию от ваших телевизионных сетей.

– Понятно. – Он задумчиво поглядел на нее. –А почему это так важно?

– Хотела бы я знать, как это может повлиять на ход его мыслей, – негромко ответила Леонова. – Как я уже говорила, у троллей психика, по человеческим меркам, не очень-то здоровая, поэтому я не знаю, каковы замыслы этого типа. Но я знаю, что он считает меня мертвой.

Эстон вопросительно приподнял бровь, и она поджала губы.

– Ни один тролль не упустил бы шанса меня убить: это, пожалуй, самая неприятная черта их характера. Один из них нарочно вернулся, чтобы убить мою связистку, когда она катапультировалась. При этом он знал, что подставляется под удар и сам может быть уничтожен. Нет, стер… мистер Эстон, он уверен, что убил меня, иначе разнес бы «Спутник» на мелкие кусочки.

– А почему же он не сделал этого?

– Возможно, экономил заряды, но, скорее всего, из-за присущего троллям высокомерия. Нам недостаточно известно, как функционирует их психика, но мы знаем, что они гордятся непогрешимостью своего мышления. Этим они как будто стремятся что-то доказать кангам.

– В каком смысле?

– Канги всегда ведут себя крайне логично, и любой канг разгромил бы подбитую машину, чтобы знать наверняка, что весь экипаж погиб. Тролли будут стрелять по всему, что напоминает живое существо, но если они считают, что имеют дело с трупом, то ракеты тратить не будут. Это похоже… похоже на то, как если бы они хотели продемонстрировать презрение к своему врагу.

Она замолчала, пытаясь подыскать слова, точнее выражающие ее мысль, и, не найдя их, закончила:

– Думаю, его ввела в заблуждение установленная на «Спутнике» новая система выживания. Мы ничего не жалеем для спасения своих бойцов. И все таки многие гибнут…

Глаза Леоновой потемнели от нахлынувшей печали.

– Судя но тому, что вы мне рассказали, эта система сработала.

– Каким образом?

– Ну… – Она сделала над собой усилие. – Инженеры встроили в истребитель глушак, блокирующий улавливаемые сканером кангов сигналы о жизнедеятельности экипажа, и запрограммировали катапульту так, что она срабатывает с задержкой. Вы ведь говорили, что тролль какое-то время летел за моей машиной?

Эстон кивнул, и Леонова улыбнулась бледной, холодной улыбкой.

– Вероятнее всего, он сканировал подбитую машину, чтобы убедиться, что экипаж мертв. Глушак сработал, бортовой компьютер выждал сколько мог, после чего взорвал истребитель и катапультировал кабину. Очевидно, он определил ваше местонахождение и нацелил ее на вашу яхту.

Леонова сделала паузу.

– Если бы мы находились в космосе, программа, вероятно, не сработала бы, и я умерла. Нет смысла катапультироваться в среде, где невозможно выжить, и командование флота решило, что незачем взрывать подбитую машину, если в этом нет никакой пользы.

– Значит, тролль думает, что вы погибли, – задумчиво произнес Эстон. – А как изменились бы его планы, узнай он, что это не так?

– Не знаю, – ответила Леонова с досадой. – Понимаете, канги отправились в эту экспедицию, чтобы истребить человечество еще до того, как оно будет представлять для них смертельную угрозу. Тролль прекрасно это знает. Но рядом с ним нет кангов, чтобы отдавать ему приказы. Кроме того, он уверен, что убил последних уцелевших людей своей эпохи, так что в 2007-м году никто не может догадываться, кто он такой и каковы его замыслы Впервые за всю историю тролль обрел свободу и возможность самому принимать решения.

Леонова надолго замолчала, смотря вдаль невидящим взглядом. Она размышляла.

– Кто может сказать, как он себя поведет в такой ситуации? – вновь заговорила она. – Возможно, заданная программа по-прежнему будет определять его поведение. Возможно, он окажется в состоянии вынашивать свои собственные планы. Трудно сказать наверняка. Однако я знаю: если он обнаружит, что убить меня ему все-таки не удалось, то почувствует себя в опасности. И в этом случае…

– И в этом случае, – задумчиво продолжил Эстон, – он может сделать что-нибудь такое, о чем мы все будем сожалеть.

– Именно так. – Она слегка вздрогнула. – Вы не можете себе представить, мистер Эстон, всю силу его ненависти. А ведь из всех живых существ в нашей галактике меня он ненавидит больше всего. Добавьте к этому, что я – единственный человек на всей планете, который кое-что знает о нем… – Она тряхнула головой. – Он наверняка начнет охотиться за мной, – закончила она негромко. – И ему будет безразлично, сколько людей придется убить, чтобы добраться до меня.

Эстон почувствовал, как его тело напряглось, и усилием воли заставил себя расслабиться. Теплый солнечный свет внезапно показался ему сумеречным и холодным, и он почувствовал, что в нем коченеет и ум, и душа. Он хотел, чтобы эта девушка выжила. Выжила во что бы то ни стало, – и не только потому, что она была единственным источником бесценной информации.

– Что ж, – сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал бодро и уверенно, – значит, нам нужно принять меры и скрыть информацию о вас от наших «шумелок». – Он улыбнулся, повторяя ее словечко.

– Этого недостаточно, мистер Эстон. Понимаете…

– Пожалуйста, – снова перебил он ее, – мы ведь представились друг другу. Меня зовут Ричард, для друзей – Дик. Мне бы хотелось, чтобы и вы меня так звали.

– Договорились, Дик.

Она улыбнулась, и что-то дрогнуло в нем, что-то, что уже многие годы казалось умершим.

– Но только если вы перестанете величать меня «полковником». Меня зовут Людмила. А «для друзей», как вы говорите, – Мила.

– Спасибо, Мила, – ответил Эстон, стараясь, чтобы его улыбка казалась чисто дружеской и не выдавала чувства, которые он испытывал. Черт возьми, он в три раза старше ее! А все из-за того, что он оказался с ней наедине, попробовал убедить себя Эстон, хотя прекрасно понимал, что это неправда. Черты ее лица были слишком суровыми, чтобы их можно было назвать красивыми, но в них таилось нечто более важное, чем красота. В них угадывалась внутренняя сила и мужество. А вот глаза ее были по-настоящему прекрасны… И в них светилась мудрость. Невозможно ранняя для ее лет мудрость…

Он встряхнулся, надеясь, что она ничего не заметила.

– Вы говорили что-то о мерах предосторожности, – произнес Эстон.

– Что? – Она прищурилась. – Ах, да. Не так-то все просто… И дело не только в том, чтобы хранить тайну, Дик. – Она снова слегка тряхнула головой. –Понимаете, канги довольно много повозились с троллями. Достоверной информации у нас нет, но множество фактов свидетельствуют о том, что канги обладают по крайней мере зачатками телепатических способностей. И эти способности они постарались встроить в троллей.

– Он – телепат?!

Несмотря на все, что уже рассказала ему Леонова, эта новость поразила Эстона.

– Боюсь, что да. По-видимому, канги хотели снабдить троллей средством связи, которое мы не могли бы глушить, но из этого ничего не получилось. Мозги троллей по-прежнему человеческие, и примерно треть обычных людей может подключаться к их ментальной связи – если только они знают, что она существует. Никто из людей не может передавать мысли, но мы можем «слышать», как это делают тролли, если знаем, что нужно прислушаться. Насколько я знаю, это не очень-то… приятное занятие, но зато тролли не могут использовать свою «надежную связь», потому что она прослушивается. Из-за этого они так и не получили желаемого преимущества перед людьми, как было задумано кангами.

– Погодите… – От этой страшной мысли горло Эстона сдавил спазм. – Раз мы можем «слышать» их, значит ли это, что и они…

– Да, – мрачно ответила Леонова. – Но еще хуже то, что они могут влиять на мысли людей и до известной степени управлять их поведением. Мы знаем об этом по очень печальному опыту. Если вы теряете бдительность, они могут вывернуть вашу душу наизнанку. А число людей которые способны при этом самостоятельно осознать, что происходит, невелико. Очень невелико. Ее лицо помрачнело еще больше.

– Правда, в некоторых отношениях нам все-таки повезло. Во-первых, у одного тролля радиус такого воздействия невелик – несколько сотен километров, не более того. Когда несколько троллей объединяются, радиус воздействия становится больше, зато и их «прикосновение» куда заметнее. И, во-вторых, я не отношусь к числу людей, которые способны воспринимать мысли троллей, следовательно, и наш тролль, скорее всего, не может проникнуть в мои. Значит, телепатически ему не удастся обнаружить, что я выжила. Остается надеяться, что он не сможет читать и ваши мысли.

– Но как это выяснить, черт подери?! –тревожно спросил Эстон.

– Я об этом думала, – медленно ответила Леонова. – У нас, в будущем, существует простой способ проверки. Я понимаю, что у вас нет такой техники, но вы ведь можете сканировать мозг человека?

– Это зависит от того, какой смысл вы вкладываете в выражение «сканировать мозг», – осторожно произнес Эстон.

– Проклятье, – пробормотала она. – Эти языковые заморочки – просто кошмар! Я все время сомневаюсь, то ли я говорю, что хочу сказать!

– Не волнуйтесь, – сухо успокоил он. – Когда мы доберемся до Англии, то окажемся в одной лодке, простите за каламбур.

– Что-что?

– Так, чепуха. Расскажите-ка мне, что именно происходит при этом вашем «сканировании мозга»?

– Регистрируются мозговые волны, – ответила она. – У нас дома это процедура, при которой анализируется клеточная структура и все такое, но главное для нас – мозговые волны. Излучения мозга.

– По описанию это похоже на электроэнцефалограмму, – осторожно сказал Эстон.

Она непонимающе приподняла брови.

– Электроэнцефалограмма фиксирует электрические импульсы мозга, – пояснил он. – Я не слишком сведущ в этой области, однако мне кажется…

– Отлично! – Лицо Леоновой просветлело, и она несколько раз энергично кивнула. – В альфа-волне есть характерный пик, который отмечается только у людей, не способных слышать мысли троллей. И наоборот, как мы полагаем.

– То есть вы хотите сказать, что нам придется делать электроэнцефалограмму каждому человеку, которому мы захотим сообщить о вас?

– Разумеется, – ответила она удивленно. – А в чем тут проблема?

– Как это в чем проблема? Каким, к черту, образом мы сможем убедить кого бы то ни было сделать электроэнцефалограмму, не объясняя толком зачем?

– Погодите, – она подняла голову, – у нас эта процедура занимает не больше двух минут, и ее обязательно делают при каждом медицинском осмотре. У вас это не так?

– Нет, – с похвальной сдержанностью ответил Эстон, – у нас не так.

Затем он принялся объяснять ей, как делают энцефалограмму на Земле, и тут наступила ее очередь изумляться:

– Боже мой! О таких примитивных методах я никогда не слыхала!

– Мы очень примитивное племя, Мила, – плаксивым голосом сказал Эстон. – Но если вы все время будете нам об этом напоминать, то вряд ли у вас будет много друзей.

– Ой! – Она ласково положила руку на его плечо. – Боюсь, я гораздо несдержаннее, чем думала.

– Не волнуйтесь, – сказал Эстон, поглаживая ее руку – ему хотелось думать, что это был вполне невинный жест. – Я догадываюсь, насколько примитивными мы должны казаться по вашим меркам. Но если вам необходимо затеряться среди нас, придется потрудиться над мировоззрением не меньше, чем над речью.

– Понимаю. – Она улыбнулась ему, и тепло ее улыбки проникло в самую глубину души Эстона. – И все же хорошо было бы сделать… «электроэнцефалограмму», так? – неуверенно произнесла Леонова новое слово, и он одобряюще кивнул. – Сначала мне, а потом сравнивать с ней все остальные.

Она нахмурилась:

– Мне кажется, это не должно быть слишком сложно. Я знаю, как выглядит мой скан и какой рисунок волны нужно искать. Остается лишь надеяться, что энцефалограмма дает сходное изображение и я смогу сориентироваться.

– Похоже, мы это узнаем, только когда возьмемся за дело, – медленно произнес Эстон. Ее рука все еще лежала у него на плече, и он попытался незаметно отодвинуться. Но она сильнее сжала пальцы, и он замер. Поднял глаза и посмотрел прямо ей в лицо.

Он ошибался, подумал Эстон спустя какое-то мгновение, эти глаза были совсем не похожи на глаза молодой девушки. В их невероятно ясной, темно-синей глубине таилось понимание. В них мерцала едва заметная приглушенная искорка, ласковая и задорная, но не было ни смущения, ни невольной жестокости удивления, которое было бы естественно со стороны столь юной особы. И, самое поразительное, в них не читалось отказа! В них не было даже вежливой отстраненности женщины, старающейся не обидеть его своим равнодушием.

Он попался! Он не мог вспомнить похожего выражения ни на одном знакомом лице. Она смотрела на него ласково и понимающе, и он едва верил, что это лицо женщины, которой не раз, исполняя свой долг, приходилось убивать живые существа.

Ему тоже приходилось убивать – иногда в рукопашной, так что он чуял запах пота противника, прежде чем нанести удар, – и он знал, что этот опыт оставил неизгладимый след в его душе. Он надеялся, что не стал из-за этого жестоким или холодным человеком, но сознавал, что бесследно такое пройти не могло, и порой опасался, что это заметно другим. Даже в юности он не считал себя красавцем, а время и шрамы едва ли пошли на пользу его внешности. Но Леонова, казалось, не замечала его неказистой внешности, ее глаза смотрели в его душу, и в них не было ни отказа, ни осуждения.

– Мила, – выговорил наконец Эстон. – Я думаю… – он мягко отвел ее руку, – … что не очень прилично себя веду.

– Почему же? Вы ведете себя по-джентельменски. Мне приятно, что вам нравится на меня смотреть, почему вы этого стесняетесь?

Она говорила так просто и искренне, что Эстон невольно покраснел.

– Стесняюсь из-за того, что мне при этом в голову всякая чушь лезет. – Он выпрямился. – Вы здесь одиноки. Вы потеряли все, что имели: друзей, родину… А мне пятьдесят девять лет, Мила. Вам ни к чему престарелый ловелас, который пытается…

Он замолчал, пораженный ее совершенно неожиданной реакцией. Она смеялась! И это был не надменный, насмешливый смех, а искреннее доброе веселье… В котором Эстон все-таки ощутил усталость и печаль, которые казались такими неестественными для столь юной особы.

– Простите, Дик, – сказала она своим милым, нежным голосом.

Прежде чем он успел отклониться назад, она погладила его по щеке – ее удивительно сильные пальцы касались его кожи с неизъяснимой нежностью.

– Я смеюсь не над вами. Просто все время забываю, как мало вы обо мне знаете.

Лицо Эстона выразило недоумение, и улыбка Леоновой чуть потускнела.

– Как вы думаете, Дик, сколько мне лет?

– Сколько лет?.. – Он внимательно посмотрел на нее и нахмурился. – Не знаю, – медленно произнес он. – Когда я впервые увидел вас, то сказал бы – восемнадцать или девятнадцать. Но с таким жизненным опытом, как у вас, вы, наверное, старше?

Эстон вгляделся в лицо Леоновой. Ей не могло быть больше двадцати пяти!

– Двадцать пять? – неуверенно предположил он, и она снова рассмеялась странно печальным смехом.

– Если судить по календарю, – сказала она, и по ее голосу он понял, что Людмила опасается затрагивать эту тему, – принимая во внимание эффект сокращения времени, так как я много летала на релятивистских скоростях, мне сейчас, или, точнее, мне было, когда вся эта история началась, чуть больше ста тридцати лет.

Эстон округлил глаза и сглотнул. Леонова невесело улыбнулась и продолжала:

– Но биологически я, разумеется, моложе. Мне всего восемьдесят три года.

Эстон уставился на нее выпученными глазами. Восемьдесят три года? Это невозможно! Она же совсем ребенок! Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не сказал ничего, внезапно вспомнив, как она выздоровела после ранения.

– Восемьдесят три? – переспросил он наконец, удивляясь собственному спокойствию. Она кивнула. – А сколько лет в среднем живут люди в вашем мире?

– Примерно сто двадцать лет, – не колеблясь ответила Леонова, и Эстон покачал головой.

– У вас принято быстро стареть в самом конце жизни или что-то в этом роде? – осторожно спросил он.

– Нет. Мы стареем так, как это было свойственно людям во все времена. Во всяком случае, большинство из нас. – Она снова улыбнулась, хотя глаза ее оставались серьезными. – Понимаете, Дик, есть причина, по которой я так бурно отреагировала, когда вы предположили, что я не человек. Мой дед выжил после биологической атаки на Мидгард, и мне не раз приходилось слышать нечто подобное от других людей… Потому, что в определенном смысле я действительно не человек… Не вполне человек…

– Что за… – начал Эстон, но сжал губы, заметив боль, которую Людмила тщетно старалась скрыть за очередной улыбкой. Он вытянул руку и прикоснулся к ее запястью.

– Что именно вы хотите этим сказать? – спросил он, пытаясь говорить ровным голосом.

– Это довольно сложно объяснить, – ответила Леонова, взглядом поблагодарив Эстона за сдержанность. – Понимаете, канги очень торопились и, вместо того чтобы с нуля создать новое биологическое оружие, использовали то, что оказалось под рукой. Они приспособили к делу отвратительного мелкого паразита с Дельты Павлина. Это было даже не столько биологическое, сколько органическое оружие – и довольно страшное. В общем, зараза переносилась по воздуху бактериями, а затем росла и превращалась в многоклеточного паразита, похожего на земных. Он заселял дыхательную и пищеварительную системы и перемещался вместе с кровью и лимфой по телу хозяина. Сам по себе паразит вовсе не выглядит страшным – просто немного слизи, которая питалась своей жертвой, пока та не погибала от истощения или отказа дыхательной системы. Если же она не умирала от этого, то возникала болезнь, очень напоминающая рак… А если кому-то и с этим удавалось справиться, то паразит просто продолжал расти, пока не закупоривал артерии.

С точки зрения кангов, прелесть этой гадости заключалась не только в том, что она убивала столь разнообразными способами, но и в том, что они уже десятилетиями с ней работали. Они до мельчайших подробностей представляли себе ее жизненный цикл и изрядно потрудились над тем, чтобы заставить ее поражать только определенные виды ДНК. Этот паразит идеально подходил для Мидгарда, потому что на планете ДНК имелась лишь у одного вида живых существ – у людей. На самом деле биохимия жизни на Мидгарде не так уж сильно отличается от земной, если учесть, что речь идет о двух совершенно разных биосистемах, но мидгардские организмы состоят из другого набора аминокислот.

Поэтому канги приспособили своего паразита к новым условиям, ускорили темп его роста и забросили на Мидгард. Прежде чем мы успели понять, что происходит, все население планеты уже заразилось.

Леонова посмотрела на море. Выражение ее лица было таким напряженным, что Эстон, поддавшись внезапному порыву, придвинулся ближе и обнял ее за плечи. Это было не настоящее объятие и не любовная ласка: ему просто хотелось, чтобы она знала, что он рядом. Леонова улыбнулась, но глаза ее подозрительно заблестели.

– Все шло по плану кангов, – продолжала Леонова неестественно спокойным голосом. – Судя по описаниям, пандемия сопровождалась чудовищными страданиями. Может и к лучшему, что в большинстве случаев она убивала так быстро. Уровень смертности был примерно девяносто девять и восемь десятых процента. Из более чем двух миллионов человек в живых осталось лишь пять тысяч семьсот пятьдесят семь.

Но, – тут ее глаза неожиданно вспыхнули, и Эстон подумал, что улыбка Леоновой похожа на оскал разъяренной тигрицы, – канги-то надеялись на стопроцентную эффективность! Крохотное чудовище неожиданно мутировало, и незначительная часть бактерий не убила тех, в кого проникла. Для тех, кто выжил, паразит превратился в симбиота. И, кстати, внедрился в их хромосомы.

– «Симбиот»? «Внедрился в хромосомы»? Боюсь, что я не вполне вас понимаю, Мила, – с сожалением признался Эстон.

– На самом деле все просто. Моя масса около шестидесяти шести килограммов, а весы покажут не меньше шестидесяти восьми. Лишние два килограмма – это вес моего симбиота.

– Той самой слизи, о которой вы говорили? – без всякого выражения в голосе спросил Эстон.

– Именно. Хотя она уже не отличается такой жадностью, как первоначальный вариант. – Леонова безрадостно улыбнулась. – Можно сказать, это взаимовыгодное сотрудничество: она существует за счет моих дыхательной и пищеварительной систем, а взамен защищает свою среду обитания. То есть меня.

– И ваши ранения зажили так быстро…

– Совершенно верно. Симбиот собственными клетками затягивал поврежденные ткани и одновременно стимулировал нормальные процессы заживления. Он даже вывел меня из состояния шока, растягивая мои артерии. Он старательно заботится о моем благополучии – ведь без меня он погибнет.

– Боже мой! – пробормотал Эстон. В его голосе не было отвращения – одно лишь восхищенное изумление. Леонова улыбнулась снова – на этот раз более радостно.

– Жаловаться мне не на что. Симбиот выполняет и другие полезные функции. Он проник в мои хромосомы. У меня появилась пара дополнительных генов, причем доминантных. Кроме того, мой симбиот не слишком-то щепетильный гость. Он съедает все: бактерии, вирусы, все, что угодно. Точнее все, что не помечено «нашим» генетическим кодом. Из этого, разумеется, следует, что ни рак, ни даже обычная простуда меня не тревожат. С другой стороны, хоть я могу при необходимости питаться почти любой пищей, некоторых веществ симбиот не выносит. От них нам становится дурно. Например от алкоголя. Кроме того, в случае обширной травмы трансплантация была бы невозможна – ведь любые пересаженные органы, если только их не клонировать заранее, будут автоматически отторгнуты. А если бы у меня были врожденные генетические дефекты, то с этим абсолютно ничего поделать было бы нельзя: симбиот не позволил бы изменить генетический код. Даже неправильно растущие зубы мудрости могут стать неизлечимой болезнью: после удаления они очень быстро вырастают снова.

Она задумчиво покачала головой.

– С другой стороны, – добавила Леонова, помолчав, – симбиот, похоже, относится к старости так же, как к любой другой болезни.

– Вы хотите сказать, что…

– Я хочу сказать, что любой живой организм рано или поздно «забывает», как себя восстанавливать. Но не организм таких существ, как я. – Она криво усмехнулась. – Это одна из причин, по которой нормальные люди не слишком-то хорошо к нам относятся. Те, кто повежливее, делают вид, будто ничего не знают, но для нас придуманы разные клички. Из них «фусаилы» – от Мафусаила – самая невинная; другие гораздо хуже. Это легко понять: те, кто нас так называет, стареют и умирают, а мы – нет. Почему же им не относиться к нам со злобной завистью?

– Но я уверен, не все такие, – сказал Эстон.

– Не все… Некоторые нормальные мужчины видят в нас нечто вроде элитных производительниц, – мрачно сказала Леонова. – Мы не слишком-то плодовиты, и это, наверное, неплохо, потому что наши яичники постоянно регенерируются, и мыне утрачиваем с возрастом способности размножаться. Кстати, у нас чаще, чем обычно, рождаются близнецы. Все наши дети рождаются, имея своего симбиота, которого в свою очередь унаследуют их дети. По какой-то причине, которую мы еще до конца не выяснили, мы так же способны рожать детей от обычного мужчины, как и от мужчины с симбиотом. Поэтому некоторые обычные мужчины видят в нас средство обзавестись собственными «бессмертными» детьми.

Она поправила упавшие на глаза волосы. Эстон начал понимать, откуда взялось печальное и мудрое выражение ее глаз, украшавших такое юное лицо.

– Послушайте! Вы, наверное, думаете, что мы – что-то вроде угнетаемого меньшинства? На самом деле это не так, но иногда мы все же чувствуем себя жертвами. Фусаилы на Мидгарде составляют около половины населения, а на других планетах их совсем мало. Таких, как мы, всего-то меньше миллиона. Самое забавное то, что мы хорошо себя чувствуем на службе в армии, наверное, потому, что у нас появляется шанс умереть насильственной смертью. Вероятность этого на войне гораздо выше, чем в других ситуациях. Должна признаться, в моей жизни был период, когда я чувствовала себя невыразимо виноватой из-за того, что никогда не состарюсь – по крайней мере, пока жив мой симбиот. Я подозреваю, что военная служба нас притягивает из-за возможности сделаться такими же, как все люди. Там все мы одинаково смертны.

Она слегка тряхнула головой – Эстон уже начал понимать, что этот жест означает перемену ее настроения.

– На флоте и в армии нам всегда рады, особенно в эскадрильях истребителей. Эти машины – игрушки для молодых, а наши тела и скорость реакции остаются такими же, как у них, только мы успеваем набраться опыта. В конце концов большинство из нас пополняет списки павших в бою, как бы хорошо мы ни умели воевать… И это справедливо. Ведь и возможности выжить у нас больше, вы сами тому свидетель.

– Да, – подтвердил Эстон.

Леонова с любопытством взглянула на него, но он не был в тот момент расположен говорить о приближающемся выходе в отставку…

– Я знал многих пилотов, летавших на истребителях, – сказал он вместо этого, – и все они боялись состариться и утратить возможность летать.

– Да, это как наркотик, – со вздохом признала она. – Для фусаилов это значит даже больше, чем для обычных людей, потому что мы – отличные пилоты. У нас необычайно быстрая реакция – опять-таки благодаря симбиоту. Наши нервные импульсы проходят примерно на двадцать процентов быстрее, и поэтому мы большего можем добиться от наших машин. Когда нужно, мы можем долго обходиться без сна – симбиот очищает нашу кровь от продуктов обмена, накапливающихся при усталости. А если ситуация становится по-настоящему опасной, симбиот даже снабжает нас своей энергией. Для него это способ выживания: он помогает нам, чтобы выжили мы оба. Конечно, все имеет свои пределы: когда у симбиота иссякает запас сил, он перестает нас поддерживать. Тогда нам приходится худо. Мы впадаем в кому, и, если нас некому покормить… – она ласково улыбнулась Эстону, – … наш несчастный глупый симбиот начинает питаться нами, пока мы вместе не умираем.

– Бог ты мой, – выдохнул Эстон, глядя на нее с таким восхищенным изумлением, что она покраснела.

– Это вас… не смущает? – Ее голос звучал почти застенчиво.

– Почему это должно меня смущать? – спросил он. – Конечно, к этой мысли нужно привыкнуть, и я не свободен от толики зависти. Но я не вижу, что еще может меня смущать.

Он широко улыбнулся ей.

– Разумеется, вы – человек. Только новая, улучшенная модель. Если я вас правильно понял, это изменение генетического кода – новообретенный способ выживания. В конце концов все будут такими же, как вы.

– Боюсь, именно эта мысль не дает покоя некоторым нормальным людям даже в большей степени, чем тот факт, что у них нет симбиота, – сказала Леонова. – Они считают, что мы – что-то вроде мутантов, чудовищ, которые должны вытеснить «настоящих» людей. Пару сотен лет тому назад из-за этого происходили безобразные сцены насилия.

– Это лишь доказывает, что даже в будущем глупость останется отличительной чертой человечества, – нахально заявил Эстон и был вознагражден еще одной улыбкой.

– Может быть… Но, Дик, послушай: если я снова буду ранена, следи в оба, чтобы моя кровь не попала кому-нибудь в открытую рану.

– Почему? – Уже задавая этот вопрос, он про себя знал ответ.

– Потому что симбиот передается – за исключением зачатия – только напрямую через кровь, – сказала она, снова став серьезной, – И он по-прежнему смертельно опасен. Вот почему обычные женщины не осмеливаются рожать детей от наших мужчин: в крови эмбриона живет симбиот, который убьет мать, если она не фусаил. Такое случалось вначале, пока мы не поняли, в чем дело. Даже в лучших больницах – я имею в виду современные больницы, а не те примитивные заведения, которые есть у вас сейчас, – процент выживания ниже пяти процентов. А вне больниц – ниже одного.

– Я не забуду, – негромко сказал Эстон.

– Отлично.

Она погладила его руку, все еще обнимавшую ее.

– А пока я не ранена, юноша, – Леонова широко улыбнулась, и в глазах у нее зажглись шаловливые огоньки, – не беспокойся из-за моего нежного возраста, ладно? Если тебе нравится на меня смотреть – любуйся в свое удовольствие!

– Я постараюсь с уважением относиться к вашим почтенным годам, – ответил Эстон с неподражаемой, свойственной только ему ухмылкой, – но это будет непросто… И мне страшно представить, что подумают люди, увидев мои церемонные манеры!

– Это не проблема, – легкомысленно отмахнулась она. – Пусть думают, что я – твоя матушка!

Она была очень довольна тем, что употребила сленговое слово этого времени и не поняла, почему Эстон расхохотался.

 

Глава 10

Лучи утреннего солнца, проникавшие сквозь иллюминаторы, дрожали светящимися узорами на потолке и заставляли блестеть посуду. Людмила Леонова, бывший полковник терранского флота, обеими руками взяла чашку кофе, облокотилась на стол камбуза и с наслаждением прихлебывала любимый напиток. Ее распущенные каштановые волосы рассыпались по плечам, обтянутым еще одной футболкой Эстона. На ней был нарисован орел, эмблема «Харлей-Дэвидсона» – такой подарок преподнес Эстону его бывший старший помощник, отличавшийся по меньшей мере странным чувством юмора. Эстон вынужден был признать, что на Людмиле футболка смотрелась не в пример лучше, чем на нем. Вдобавок ее яркие цвета просто гипнотизировали Леонову, которая по-детски радовалась броскому рисунку.

Как это странно, подумал он, глядя на Людмилу. Несмотря на ее откровения, он не ожидал, что ночью она пригласит его в свою койку. Неожиданностью оказалась и ее страстность и опытность. Конечно, этого следовало ожидать: кто угодно, обладая такой внешностью и практикуясь в любви на протяжении семидесяти лет, преуспел бы на этом поприще. При этом, как ни странно, он ощущал странную ранимость Людмилы, почти застенчивость.

Ему показалось, она намеренно открывает для него потайную дверь в свою душу.

Людмила, размышлял Эстон, очень сложная личность. Это не бросалось в глаза из-за ее внешней открытости и готовности приспосабливаться к своему необычному положению, но сложность ее натуры от этого не уменьшалась. Быть может, все «фусаилы» такие же? Возможно, общение с недолговечными «нормальными» людьми, которые стареют и умирают, в то время как ты остаешься вечно юным, вынуждает их тщательно скрывать огромный опыт, состоящий не только из приобретенных знаний и усвоенных навыков, но и из скопившихся за долгие годы переживаний? Интересно, может ли «нормальный» человек по-настоящему дружить с «фусаилом»? Даже если она откроется навстречу ему, сможет ли он принять без ропота существование глубочайшей пропасти, разделяющей их? Разумом Эстон верил, что она в самом деле так стара, как утверждает, но его чувства не поспевали за разумом. В голове не укладывалось, что сидящая напротив прекрасная юная женщина едва ли не вдвое старше его!

– Гм-м… – проворчал он, открыл ящик стола и вынул оттуда сверток. – Наверное, самое время вернуть тебе твое имущество, – сказал Эстон, протягивая Людмиле ее комбинезон, покрытый пятнами засохшей крови.

– Запачкался-то как, – сказала она безучастно, разглядывая собственную кровь, размазавшуюся по всему костюму. Спокойное выражение ее лица напомнило Эстону, что он имеет дело с бойцом. Она развернула сверток, и профессиональный военный со стальными нервами мгновенно уступил место перепуганной девушке.

– О боже… что это? Чем ты его кромсал?! Топором?

Он впервые внимательно посмотрел на дело своих рук. Он не видел ее комбинезона с той ночи и вынужден был признать, что не слишком деликатничал. От ворота до паха ткань была распорота самым бесцеремонным образом. Леонова печально покачивала головой, проводя пальцем по краю разреза.

– Нужно же было как-то снять его с тебя, – объяснил он несколько виноватым тоном. – А я не нашел ни одной молнии.

– «Молнии»? –повторила она и, перевернув костюм, прикоснулась к какому-то месту на правом плече. Вдоль всей спины мгновенно образовался ровный, как будто проделанный бритвой, разрез. Леонова с укоризной взглянула на Эстона.

– Варвар! – фыркнула она, и он с облегчением услышал в ее голосе искреннее веселье.

– Прости, но я в самом деле не видел иной возможности.

– Я понимаю, – вздохнула Леонова.

Она прикоснулась к какой-то невидимой кнопке на левом манжете, и у Эстона округлились глаза: узкая полоска ткани сдвинулась, открыв панель управления толщиной с вафлю, которая тянулась от манжета до локтя. По ней были рассыпаны крохотные индикаторы и циферблаты. Из множества точек зеленым светились очень немногие.

– Бог ты мой! – вздохнула Леонова, склонившись над приборами.

– Много я напортил? – с любопытством спросил Эстон, вытянув шею, чтобы лучше видеть.

– Ну, я бы сказала, примерно на миллион кредитов, – ответила она.

Пробежав пальцами по ряду выпуклых точек, она добилась того, что многие красные огоньки загорелись желтым светом.

– Н-да-а, могло быть и хуже.

– Что ты делаешь?

– Провожу диагностику. – Она замолчала, полностью уйдя в работу.

Эстон терпеливо ждал, наблюдая за тем, как Леонова колдует над миниатюрной панелью управления. Прошло несколько минут, прежде чем она глубоко вздохнула и выпрямилась.

– Да, все не так уж и плохо. Сеть связи уничтожена напрочь, но сенсики ты не задел.

– Что не задел? – спросил Эстон, глядя на нее с изумлением. – И что это вообще за штука, черт возьми?!

– Гермокостюм, как видишь, – ответила Леонова, удивляясь наивности вопроса, и улыбнулась, заметив растерянное выражение его лица. – Э-ге-ге! Кажется, теперь я могу отомстить! Может, мне не следует ничего тебе рассказывать…

– Только попробуй – я тебя за борт выкину! – проворчал он.

– С помощью какой же армии? – вызывающе спросила она, но тут же, смеясь, подняла руки вверх: Эстон решительно встал с грозным выражением на лице.

– Пощадите! Пощадите! Я все расскажу!

– Немедленно!

– Хорошо, но я не знаю, с чего начать.

Она на мгновение задумалась.

– Об эксплуатации техники в боевых условиях я знаю гораздо больше, чем о ее устройстве, и сомневаюсь, что ваши технари смогли бы понять подробные объяснения. Даже если бы я была на них способна… В общем, это то, что вы назвали бы космическим скафандром. Он гораздо совершеннее, чем любой из созданных вами скафандров, к тому же в него встроен довольно мощный компьютер.

– Компьютер?

– Да. Он весь набит молекулярными электрическими цепями. Это необходимо, так как каждый квадратный миллиметр внутреннего слоя снабжен сенсорами, отслеживающими состояние пилота. Внешний слой отражает вредное радиоактивное излучение и поглощает энергию извне, чтобы питать внутренние цепи. Весь костюм, кроме того, поглощает и перерабатывает выделения тела – в этой штуке можно жить неделями, не снимая ее, если потребуется. Не слишком приятно, но очень удобно.

– Если это космический скафандр, то где же запас кислорода? – спросил Эстон, глаза которого блестели от возбуждения.

– Вот тут. – Она прикоснулась к ткани – Конечно, старые скафандры были гораздо толще – в некоторых местах толщина достигала сантиметра, – но сейчас их усовершенствовали. Средний слой представляет собой сплошную массу микровакуолей. Ты можешь их представлять себе в виде миллионов крошечных контейнеров, содержащих воздух, воду и питательные вещества.

Заметив недоверчивое выражение лица Эстона, она усмехнулась:

– Все запасы хранятся под давлением более двадцати тысяч атмосфер. Кстати, эти запасы должны быть почти нетронуты, потому что во время полета я ими не пользовалась.

– Неудивительно, что его было так трудно резать, – негромко сказал Эстон.

– Трудно? – фыркнула Леонова. – Дик, если бы инженеры не позаботились об этом нарочно, ты никогда не смог бы его разрезать. Я не знаю, заметил ли ты, что именно так, – она провела пальцем по рваному краю разреза, – его и стал бы резать любой человек если бы это ему понадобилось. Разработчики нарочно расположили большую часть запасов воздуха и воды на спине и по бокам. Так что ты резал в основном электронику и распилил почти четверть всех цепей. – Леонова улыбнулась. – Ты разъединил почти все мои каналы связи, но сенсики не задел.

– Сенсики?

– Активные и пассивные сенсоры. Визуальные, звуковые, те, которые напоминают ваши радары, – они все встроены в костюм.

– Боже мой… но ведь твой шлем утонул вместе с остатками машины?

– Шлем обеспечивал нейросвязь с органами управления истребителя. Если в бою кабина разгерметизируется и нормальное давление воздуха упадет, его можно использовать и как обычный шлем, но больше он ни для чего не нужен. Смотри. – Она прикоснулась к какой-то точке на костюме, ничем не отличавшейся от остальной ткани, и из рукавов послушно высунулись тонкие прочные перчатки, а над плечами комбинезона замерцал шар света. – Однонаправленное силовое поле, – небрежно пояснила Леонова, поглаживая рукой светящуюся сферу. – Сенсики работают на прямой нейросвязи, так что не нужно даже приборной доски.

– Это производит… сильное впечатление… – произнес наконец Эстон, и она снова усмехнулась.

– Еще бы! Эта чертова штука стоит примерно десятую часть истребителя!

– Жалко, что я его испортил, – виноватым тоном сказал Эстон.

– Нет, не испортил, – успокоила его Леонова. – Конечно, нанотехнологические функции сейчас отключены, и для починки потребуется столько энергии, что я не собираюсь их включать, пока костюм работает за счет аккумулированной энергии. Но если мне удастся подключиться на несколько часов к подходящему источнику, я включу систему самовосстановления, и большинство повреждений будет исправлено.

Эстон уставился на нее, открыв рот. Способность гермокомбинезона к самовосстановлению произвела на него потрясающее впечатление. Он был рад, что внимание Людмилы было поглощено изувеченным комбинезоном – это дало ему время придать лицу обычное выражение.

– А какие еще штуки он может делать? – нарочито спокойным тоном спросил он.

– Да вот вроде все, – ответила Леонова, пожимая плечами.

Эстон покачал головой. Не стоит так удивляться, сказал он сам себе. Матрос Христофора Колумба тоже был бы поражен, увидев авианосец класса «Нимиц» или ударную подводную лодку «Сивулф».

– Производит сильное впечатление, – повторил он, и Леонова понимающе улыбнулась в ответ. – Я решил, что вот это, – он показал на кобуру, – какое-то оружие. А вот эта штука, – добавил он, прикоснувшись к предмету, который снял некогда с ее шеи, – заинтриговала меня больше всего. Ну, я имею в виду, до того, как ты мне продемонстрировала Великий и Удивительный Костюм.

Леонова не поняла его юмора, но ей было ясно, что он пошутил, и она улыбнулась, взяв в руки металлическое кольцо, которое мысленно Эстон называл то ожерельем, то ошейником.

– Это? Как бы тебе сказать… это моя… «собачья этикетка». – Людмила неуверенно выговорила эти слова, но Эстон кивнул, сообразив, что она имела в виду. – Из этой штуки можно узнать не только мое имя, – продолжала она. – Это еще один маленький компьютер – всего лишь около терабайта памяти, – в котором записана история моей жизни. Медицинские данные, служебная карьера, сведения о родственниках. – Она пожала плечами и повертела кольцо туда-сюда. – Боюсь, теперь это всего лишь бесполезная безделушка.

– Почему?

– Компьютерный язык порядочно изменился за последние несколько веков, – сухо сказала она. – Кроме того, это плагин, а не самостоятельное устройство, и внутри сплошные молецепи, как в костюме. Сдается мне, что обеспечить подходящий интерфейс будет невозможно. Когда мы уничтожим тролля, – Эстон отметил, что она нашла в себе силы обойтись без слова «если», – я отдам мою этикетку вашим инженерам, но не очень-то верю, что им удастся разобраться в ее устройстве.

– Ну, знаешь ли! Представляю себе, как я буду объяснять людям: гермокомбинезон не работает, к компьютеру не подключиться… После этого, Мила, они точно поволокут меня в палату с пробковыми стенами.

Она вопросительно приподняла бровь.

– В больницу для психически нездоровых людей, – пояснил он.

– Тебе не о чем беспокоиться. – Она взяла в руки кобуру и направилась на палубу. – Надеюсь, мы сможем показать кое-что убедительное. Пошли.

Он выбрался за ней на палубу, чувствуя, что голова начинает кружиться от всех чудес, которые Леонова описывала как нечто само собой разумеющееся. Она ждала его: пояс с кобурой был надет на ее талию, а пистолет она вынула и держала в руке. Людмила внимательно осмотрела свое оружие.

– Ты ничего тут не переключал?

– Неужели я выгляжу полным дураком? – спросил Эстон. – Не отвечай, – добавил он поспешно, и она с улыбкой закрыла рот. – Я тебе лучше просто скажу, что ничего не трогал. Я не смог догадаться, что какие кнопки делают.

– Тебе бы это все равно не помогло, – сказала Леонова. – Пистолет закодирован на определенную личность.

Он приподнял брови с выражением усталого любопытства, и она погладила его по плечу:

– Расслабься, Дик. Пойми: хвастаясь своими игрушками, я обретаю чувство уверенности в себе – ясно? Видишь ли, все в твоем мире кажется мне таким же удивительным, как тебе – эти штучки.

– Но ты, по крайней мере, более или менее понимаешь, что к чему, а я…

– Правда. Ну, ладно, пистолет закодирован на мою личность – значит, я одна могу из него стрелять.

– И это навсегда? – Идея показалась ему интересной.

– Угу. Когда я умру, игрушку придется отправить в переплавку, потому что перекодировать ее невозможно. Из-за этого, должна добавить, флотское начальство очень недовольно, если мы теряем оружие – оно стоит дорого, и его невозможно кому-либо передать. Но зато – никакого черного рынка ручного оружия!

– Тоже решение проблемы.

– Смотри. – Она прикоснулась к одной из кнопок сбоку. – Я ставлю его на одиночную стрельбу на самой низкой мощности – нам ни к чему слишком шуметь.

Она подняла пистолет на уровень грудной клетки и навела – с такой же небрежностью, как если бы просто указывала на что-то пальцем. Эстон тут же узнал эту манеру, характерную либо для опытного стрелка, либо для самоуверенного новичка.

Леонова нажала на спуск.

С самим пистолетом ровно ничего не произошло. Не было ни отдачи, ни шума, ни вспышки огня из ствола, ни даже просто щелчка, зато кое-что произошло там, куда целилась Леонова. Слух Эстона поразило чудовищное шипение, а на расстоянии примерно пятидесяти ярдов от «Аманды» среди океанских волн возникла кипящая дыра пара. Большая дыра в форме полусферы, глубиной примерно в десять футов.

Он уставился на нее в немом изумлении, но она исчезла так же внезапно, как и возникла.

– Мм-да… – протянул Эстон, когда пар превратился в легкий туман и обдал обоих крохотными каплями дождя. Затем он спросил внезапно осипшим голосом: – И это была минимальная мощность?

– Угу. – Леонова небрежно засунула пистолет в кобуру, и в ее глазах вспыхнул и погас жестокий огонек.

– И это – одиночный выстрел… То есть ты можешь стрелять очередями?

– Конечно. Но это приведет к большому расходу боезапаса. На полной мощности я опустошу магазин за двенадцать импульсов.

– А что это такое, черт возьми? – спросил он. – Как это называется?

– Как ни смешно, мы называем эту штуку бластером, – сказала она виновато, и Эстон закрыл глаза. Мог бы и сам догадаться, подумал он. – А вот что это такое, объяснить довольно-таки непросто…

Она с пониманием взглянула в его усталые глаза.

– Это можно представить себе таким образом, Дик. Энергетическое оружие, питающееся от накопителя энергии, проецирует на цель заряд плазмы. В полностью автоматическом режиме на максимальной мощности оно выдает примерно одну целую восемь десятых килотонн энергии в секунду – или чуть больше двадцати одной с половиной килотонн из одного полного магазина, так как делает выстрел в секунду. Разумеется, – добавила она, подумав, – если разряжать магазин с такой скоростью, после каждой очереди придется перезаряжаться.

– Бог ты мой! – воскликнул он, вспомнив о запасных магазинах в кобуре. – Да ты просто ходячая атомная бомба! А не слишком ли это сильная штука?

– Не слишком, – ответила Леонова. – Мы ведь из бластеров не друг по другу стреляем. Они предназначены для уничтожения троллей, а это работа не шуточная. Я не слишком много знаю о степени развития вашей металлургии, но подозреваю, что ваши лучшие оружейники даже не могут предположить, насколько прочны эти мерзавцы. А скорость реакции у них столь велика, что их необходимо убивать с первого выстрела. Но ты, конечно, прав: у бластера огромная огневая мощность, и именно поэтому их кодируют, как я объясняла.

– Да, это понятно, – с готовностью согласился Эстон.

От одной мысли о том, какая разрушительная сила висит у нее на бедре, ему было неуютно. Он встряхнулся, стараясь усилием воли прогнать слабость.

– Ладно, – произнес он. – Не забудь мне напоминать, чтобы я вел себя очень осторожно, когда общаюсь с тобой.

– Обещаю, – ответила она с едва заметной полуулыбкой. – Но скажи-ка, – добавила она, внезапно посерьезнев, хотя озорные огоньки по-прежнему мерцали в глубине ее глаз, – заменит ли эта штука мой неработающий гермокостюм?

– Думаю, что да, – медленно ответил Эстон. – Да, Мила, она произведет сильное впечатление.

 

Глава 11

conquer (перех. гл.), -quered , -quering , -quers 1. Подчинять своей воле, нанести поражение, в особенности посредством военной силы. 2. Обеспечить себе контроль над чем-либо, особенно посредством военной силы. 3. Преодолеть физически, морально или психически. (неп. гл.) 1. Победить, оказаться победителем. [от ср.-англ. conqueren, от старофр. conquerre, от лат. соnquirere: отыскивать, завладевать, добывать]

– Это Англия? – Людмиле приходилось перекрикивать шум ветра и волн. Одной рукой она держалась за растяжку, и мельчайшие водяные капли окружали ее фигуру радужным сиянием. Она без малейшего страха стояла на носу яхты и указывала свободной рукой вперед. Эстон прикрыл глаза рукой и посмотрел в ту же сторону, что и она.

– Лучше бы это была Ирландия! – крикнул в ответ Эстон. – Я ведь, ясное дело, иду без GPS и даже без Loran – впервые за много-много лет… И все из-за тебя.

– Гм! –Леонова проворно прошла по узкому проходу между каютой и краем палубы, уверенно держась на ногах, несмотря на довольно сильную качку.

Она на мгновение скрылась за подобранным главным парусом, а потом показалась снова. Ее щеки разгорелись, а волосы были влажными от брызг пены. В лучах солнца они горели ярким огнем; глаза ее сияли, и Эстон с нескрываемым удовольствием любовался ею.

– Хоть я и не с Терры, Дик, я знаю, что Англия и Ирландия – это разные острова.

– Так оно и есть, – подтвердил он, похлопав по скамье рядом с собой.

Она так естественно оказалась в его объятиях, что Эстон тянул время, наслаждаясь этим чудом. Он наклонился, чтобы легонько поцеловать мочку нежного уха, едва прикрытого растрепавшимися каштановыми волосами. Несмотря ни на что, Людмила – на редкость здоровая личность, подумал он, без малейших следов пуританства, которое пронизывало общество, в котором он жил.

– Ты говорил, что хочешь идти в Англию.

– Так я и собирался сделать, но передумал.

– В самом деле? Почему?

– Я ведь говорил тебе, что меня беспокоит, как отнесется к тебе британская таможенная служба.

– И что же? Мне и тогда было непонятно, и сейчас я ничего не понимаю. Я хочу сказать, рано или поздно мне ведь придется столкнуться с обычаями и формальностями двадцать первого века.

– Таможенная служба – это не обычаи и не формальности, – принялся объяснять Эстон. – Тут все дело в иммиграционных законах., паспортах…

Она смотрела на него в полном недоумении, и он обреченно вздохнул. Леонова так старательно обучалась разговорной речи двадцать первого века и так преуспела в этом, что любые пробелы в ее представлении о нашем мире вызывали чувство досады.

– Паспортах? Ты имеешь в виду документы, подтверждающие гражданство?

– Что-то в этом роде, но не совсем то, что ты думаешь.

В конце концов, напомнил себе Эстон, он узнал больше о ее эпохе, нежели она о сегодняшнем мире. Наверное, это было правильно, ведь ее интерес к истории обеспечил Леонову кое-какими сведениями о двадцать первом веке, тогда как о жизни в ее время он не знал ничего. Но история ее интересовала в основном военная, и потому в знаниях, которыми она, по предположениям Эстона должна была бы обладать, встречались забавные пробелы.

– Послушай, – терпеливо начал объяснять он, – ты говорила, что на твоей Терре существует всемирное правительство, состоящее из представителей различных частей вашей федерации, или как там это у вас называется. Так? Означает ли это, что о гражданстве вы вспоминаете, только когда речь заходит о налогах и коммунальных услугах?

– Еще во время выборов, при регистрации.

– Ну да, во время выборов тоже. Но разве государственных границ больше не существует?

– Государственных границ? Чего ради, объясни мне, кого-то должны заботить государственные границы… – Она замолчала, не закончив фразу. – Как я могла забыть! Ты ведь живешь еще в эпоху холодной войны, правильно?

– Не в такой степени, как несколько десятилетий тому назад, но, в общем-то, международная обстановка напряженная. Правда, и ты теперь живешь в то же время, моя милая, – иронично улыбаясь, напомнил ей Эстон, и она ткнула его в ребра. Весьма чувствительно. – Ой-ой-ой!

Эстон принялся тереть бок, укоризненно глядя на нее, но его довольная улыбка несколько испортила желаемое впечатление.

– Гмм… – стала припоминать Леонова, смахнув волосы с лица. – Сейчас две тысячи седьмой год, значит… всего через шесть лет начнутся войны за наследие бывшего Советского Союза!

– Наследие Советского Союза? – переспросил Эстон. У него по спине побежали мурашки, и теперь наступила его очередь хмуриться. – Не могу сказать, что мне такие предсказания нравятся, Мила. И без того в Европе достаточно неприятностей – не хватало, чтобы еще эта бомба замедленного действия взорвалась у нас под носом! – Эстон поморщился. – Не так давно я думал, что люди, которые провозглашали с сияющими лицами, будто распад Советского Союза сильно улучшит наше положение, просто идиоты. Однако в последнее время у меня появилась надежда, что я не прав и нам удастся на этот раз контролировать ситуацию. На Балканах и в Греции стремительно назревает очередная катастрофа, и мне совершенно не нравится конфликт, к которому быстрыми шагами движутся русское и белорусское правительства – НАТО ведь давно превратилось в говорильню! Но я надеялся, что это одни слова и ни до чего серьезного дело не дойдет! Российская Федерация с самого начала была не слишком-то устойчива, в особенности с точки зрения экономики, и в ней все время присутствовали политические элементы, жаждавшие восстановить Советскую империю. Хотелось бы все-таки верить, что последние реформы Яколева стабилизируют ситуацию и удержат Федерацию на плаву. Он замолчал под ее взглядом. – Надо думать, этого не произойдет?

– Ну, скажем так, этого не случилось в том варианте истории, который я помню, – ответила она тоном человека, старающегося подсластить горькую пилюлю. – Насколько я помню, у тебя были причины считать, что Россия обретет стабильность – если только это может тебя утешить. Началом катастрофы стала очередная вспышка на Балканах, а вовсе не в России или Белоруссии. Потом ситуация вышла из-под контроля, после того как кто-то пустил в ход биологическое оружие.

Эстон болезненно сморщился, и Леонова сжала его предплечье:

– Извини, Дик. Я не хотела тебя огорчить.

– Ты ни в чем не виновата. – Он покрепче обнял ее и покачал головой. – Понимаешь, мы все так старались, чтобы все было хорошо, и президент Яколев, кажется, в самом деле прилагает все силы, чтобы… Противно знать, что все усилия пойдут прахом и сделать ничего невозможно. А от одной мысли о войнах за наследие бывшего режима на территории страны, обладающей ядерным оружием…

Его голос оборвался, и Леонова грустно повторила:

– Извини. Понимаю, что тебя это не утешит, но, если я не ошибаюсь, теперешний президент тут ни при чем. Западная Европа перепугалась – и не без основания, – когда действие биологического оружия распространилось за пределы Балкан. Глядя на вещи из будущего, понимаешь, что кто бы ни пустил его в ход, это был человек из какой-то группы отщепенцев-террористов. Но тогда многие поверили, что виновник случившегося – Сербия, а Россия по-прежнему продолжала играть роль главного защитника сербов на международной арене. Поэтому, когда Франция уговорила Германию и Румынию принять участие в совместной военной акции устрашения против Сербии и обвинила русских в том, что именно они тайно поставляли Сербии биологическое оружие, Яколев оказался в немыслимо трудном положении. Он не смог бы найти политический курс, который бы удовлетворил всех. А потом его убили. Убийцей был какой-то белорус, как утверждали русские националисты, и это полностью изменило характер конфликта. Московским экстремистам удалось захватить власть в стране во имя «интересов национальной безопасности», и они начали размахивать своими ракетами перед носом всех, кто попадался им на глаза, а затем…

Она пожала плечами, и Эстон подавленно кивнул.

– Я слыхал о возможности подобного сценария, – со вздохом сказал он. – Со времени ухода Ельцина отношения с Россией были не слишком хороши. Развал НАТО, который мы наблюдаем последние два-три года, – тоже дурной знак. Принятие в НАТО стран бывшего Варшавского договора было предпринято, чтобы создать общеконтинентальное чувство безопасности, но эта затея провалилась. Руководство НАТО похоже на слепцов, пытающихся нащупать выход из лабиринта. Десять лет они безуспешно стараются найти приемлемое решение балканской проблемы! США, впрочем, тоже не слишком-то отличились, – мрачно добавил он. – Когда мы устали притворяться, будто способны быстренько все поправить, и вывели свои войска с Балкан, ситуация стала просто катастрофической. И мы до сих пор пытаемся как-то исправить эту ошибку.

– Не уверена, что можно было вести себя разумнее, – возразила Людмила. – Я знаю, люди склонны утверждать – постфактум, – будто любая катастрофа была «неизбежна», но в данном случае, мне кажется, так оно и было. Или, точнее, будет.

– Возможно.

Довольно долго Эстон, нахмурившись, смотрел в океанскую даль и размышлял о чем-то, а потом встряхнулся и произнес:

– Но сейчас у нас есть более насущные заботы. Суть стоящей перед нами проблемы в том, что у тебя нет паспорта. Если же я попытаюсь выдать тебя за жертву кораблекрушения, таможенники захотят узнать, с каким посольством им нужно связаться. Англичане – разумные люди, но по их ежедневным газетам этого никак не скажешь. Когда новости о «таинственной иностранке» просочатся в прессу, газеты, телевидение и радио устроят вокруг твоей особы настоящее цирковое представление.

– Как ты собираешься этого избежать? – спросила Людмила, и Эстон почувствовал себя польщенным. Заданный вопрос означал, что она верит в его способность справиться с задачей.

– Есть один способ, но для этого нужно немного изменить курс. Не так далеко отсюда – в Шотландии, а не в Англии – мы сможем, я думаю, высадиться на берег, не беседуя с представителями прессы. У меня есть там друзья.

– Отлично.

Она доверчиво положила голову ему на плечо. Ветер щекотал лицо Эстона ее волосами, отчего нос чесался, а сердце щемило от любви. Он уже начал привыкать к тому, что Людмила непрерывно удивляет его, но главным было то, что невероятные происшествия, выпавшие на долю Эстона, всколыхнули его душу, изменили в нем что-то. Ему казалось, что детское изумление перед миром и людьми, давно похороненное под грузом прожитых лет, снова ожило и завладело им. Эстон полагал, что это было неизбежным следствием происшедших событий, а разговоры с Людмилой и даже одно ее присутствие еще усиливали давно забытое чувство.

Ее радостная раскованность в любви удивила и восхитила Эстона, но теперь это казалось ему чем-то столь же естественным, как биение его собственного сердца. Он собирался безропотно стареть, поскольку грядущая отставка являлась официальным признанием того факта, что сражения и победы остались позади, но Людмила заставила его взглянуть на жизнь другими глазами. Поразительным образом сочетая мудрость старости с игривостью юности, она, казалось, ожидала того же и от него, и потому он неизбежно становился таким же. Ощущение было головокружительным – и Эстон был благодарен Людмиле не только за ее веру в него, но и за то, что она возвращала ему его подлинную личность.

Но самое удивительное в Людмиле было то, что она всегда вела себя совершенно естественно. Она могла быть хладнокровным бойцом, привыкшим смотреть смерти в глаза, или визжать как ребенок, когда он ее щекотал, но при этом оставаться самой собой. Она была цельной натурой без внешних и внутренних комплексов, и Эстон вынужден был признать, что еще ни разу не встречал никого, кто был бы похож на нее. В каком-то смысле ее душа казалась ему не меньшим чудом, чем непостижимые технологии или странное, мрачноватое будущее, из которого она явилась на Землю.

– Эй, – нежно позвал он, – просыпайся, соня!

– Мм-м-м? – спросила она, не открывая глаз, ибо до сих пор засыпала при каждом удобном случае.

– Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? – Эстон смотрел сверху вниз, как она сладко зевает.

– Ну конечно.

Леонова села и потянулась, будто кошка.

– Я же тебе говорила: я слишком измучила моего симбиота. Мы еще до сих пор не вполне восстановились. Не волнуйся. Если нужно, я могу бодрствовать, но разумнее отдыхать как можно больше, прежде чем начнутся объяснения с посторонними.

– Ну, если только ты уверена, что с тобой все в порядке…

– Я уверена. – Она с нежностью похлопала его по груди. – И раз уж я проснулась, чем могу тебе помочь?

– Ты ничего нового не придумала насчет нашего тролля? – спросил он, и глаза Леоновой потемнели.

– Пока что нет. – Она задумчиво посмотрела на темневший вдали берег. – Мы не знаем, каковы его планы, если они у него есть.

Она замолчала, глядя, как над ними пролетает авиалайнер, поблескивая на солнце. Чем ближе они были к цели своего путешествия, тем больше самолетов им встречалось.

– Пока эти машины летают, мы можем быть уверены, что тролль не натворил ничего слишком ужасного, – добавила она негромко.

– Так-то оно так, но хороший это знак или плохой? – пробормотал Эстон.

– Не знаю. – Она еще несколько мгновений следила за авиалайнером, а потом покачала головой. – Нет, не так. Хороший, потому что он, вероятно, еще не решился нас истребить. Чем дольше он колеблется, тем больше у нас времени, чтобы ему помешать. – Леонова посмотрела Эстону в глаза, и он понял, что она встревожена. – Возможно, мы сумеем обезвредить его, если отыщем. Но я плохо представляю, как мы можем обнаружить его местонахождение. Чем дольше мы будем его искать, тем труднее будет с ним справиться.

– Согласен. Хотелось бы мне лучше представлять психологию тролля, – сказал он.

– Нам тоже этого хочется. Вот уже двести лет, – сухо отозвалась Леонова. – Разумеется, раньше психология троллей и ее отличие от психологии кангов не имели такого значения.

– Понятно.

Эстон занялся своей трубкой, а Людмила с любопытством наблюдала, как он набивает и раскуривает ее. В ее эпоху курение было исчезнувшим пороком, и привычка Эстона продолжала занимать Людмилу. Он ожидал, что она будет осуждать его за это, но она не сказала ни слова. Возможно, ее собственная защищенность от болезней, подобных раку, была причиной такого отношения.

– Послушай, – сказал он, когда трубка как следует раскурилась, – давай взглянем на дело с другой стороны. Если он решит нас истребить, то мы окажемся по уши в дерьме. Если… – Эстон замолчал, потому что Леонова неожиданно захохотала. Он смотрел на нее несколько секунд, а потом проворчал:

– Ну, что я такого смешного сказал на этот раз.

– Это же здорово! По уши в дерьме?! – Она держалась за бока и чуть не падала от смеха. – Ох! Как же вышло, что такое сочное выражение было забыто?

– Женщина, ты помешана на низменных отправлениях человеческого организма, – укорил ее Эстон.

– Я… знаю… – с готовностью согласилась Людмила, переводя дух и вытирая слезы. Она попыталась прикинуться смущенной, но Эстон видел, как ее губы беззвучно произносят понравившуюся фразу, и приготовился нередко слышать ее от Леоновой.

– Извини, – сказала она наконец. – Итак, ты говорил…

– Я говорил, что вместо того, чтобы ломать себе голову над тем, как этот тролль может нас уничтожить, неплохо бы подумать, нет ли у него других намерений.

– Но, Дик, это же тролль! – возразила Леонова, мгновенно позабыв про веселье. – Они всегда убивают людей. Они никогда ничего другого не делали.

– Может, оно и так, но сейчас тролль впервые оказался на свободе.

– Не хочешь же ты сказать, что он может стремиться к сосуществованию с нами? – Леонова старалась, чтобы ее голос звучал не слишком недоверчиво.

– Конечно, это было бы самое лучшее, однако я на это не надеюсь. И все-таки мне кажется, Мила, ты кое-чего не учитываешь.

– Чего же это?

В ее вопросе не было враждебности. Еще одной чертой характера Людмилы, которая очаровывала Эстона, была присущая немногим людям способность не превращать дискуссии в борьбу самолюбий.

– Следи за моей мыслью. – медленно заговорил он. – Мы имеем дело с троллем. Насколько я понял из твоих рассказов, он ненавидит людей никак не меньше, чем канги. И, если я не ошибаюсь, он довольно жестокая и злобная тварь, даже по сравнению с кангами. Так?

– Пока все правильно, – согласилась она. – Канги на самом деле никогда, кажется, не испытывали к нам ненависти. Во всяком случае в том смысле, который вкладывают в это слово люди. В их чувствах преобладают страх, отвращение… но не ненависть. Собственно говоря, у них нет причин нас ненавидеть.

– Так я и понял, – кивнул Эстон. – Помнишь, ты что-то говорила про их логичность?

– Я говорила, что канги стремятся найти самый логический, самый эффективный способ нас уничтожить, – ответила Леонова. – О! Я, кажется, понимаю, к чему ты клонишь. И ты прав. Единственный критерий, по которому они оценивают свои действия, – это практичность, эффективность, но никак не «жестокость» или «мягкосердечие».

– Вот именно. Но тролли другие.

– Верно.

Ее голос оставался ровным, но Эстону послышался в нем отголосок тигриного рыка.

– Если какой-то цели можно достичь двумя одинаково эффективными способами, тролли выбирают тот, который нам кажется более жестоким. Известны случаи, когда они в какой-то степени жертвовали эффективностью, чтобы удовлетворить присущий им садизм.

Эстон затянулся и выпустил совершенно ровное колечко дыма. Ветер тут же унес его, радостно разрывая в клочки. Кажется, в этом скрывается что-то вроде метафоры, неуверенно подумал Эстон и, не задерживаясь на этой мысли, продолжал прежним тоном:

– Подумаем еще вот о чем: мы знаем, что тролль опасен. Но насколько он опасен? – Леонова уставилась на него неподвижным взглядом. – Я хочу сказать, что, возможно, он просто не в состоянии немедленно начать осуществлять свои замыслы, каковы бы они ни были.

– Знаешь, – задумчиво ответила она, – может, ты и прав. Он сам себе хозяин. Разумом я это понимаю, но мне трудно вникнуть в его проблемы. Пока мне хватало наших.

– Вот именно. – Эстон снова затянулся. – А теперь представь себе самый худший вариант развития событий и посмотри, что ты можешь предпринять, чтобы его предотвратить. Анализ ситуации должен проводиться с учетом того, что возможности тролля, как и любого существа, имеют какие-то ограничения.

Он выразительно посмотрел на Людмилу, и она кивнула.

– Так вот, в положении тролля есть сильные и слабые стороны. Рассмотрим для начала слабые. Он один, без всякой поддержки, окружен миллионами дикарей, которые уже доказали, что могут его уничтожить, если обстоятельства сложатся определенным образом. Ты уверена, что у него нет биологического оружия, а если и остаюсь ядерные заряды, то это ракеты тактического действия с мощностью около килотонны. Этого недостаточно, чтобы уничтожить население целой планеты. Наконец, он, вероятно, не лучше разбирается в человеческой психологии, чем мы в его собственной.

Теперь перейдем к сильным сторонам. В его распоряжении инициатива и всевозможные устройства, опережающие нашу технику на пятьсот лет. Никто не знает о его планах. Его враги – сегодняшнее человечество – расколоты на группы, относящиеся друг к другу подозрительно и даже враждебно. Место его нахождения неизвестно. Он может читать мысли примерно трети людей, с которыми сталкивается. И, наконец, он способен влиять на мысли людей, с которыми ему удается войти в контакт.

– Есть еще два соображения, – задумчиво сказала Леонова. – Во-первых, он не должен обнаружить свое присутствие и вынужден будет действовать тайком. Во-вторых, он хорошо вооружен и защищен. Его органический компонент – это, в сущности, съемный блок, и у него, несомненно, есть бронемашина внутри истребителя, не считая небольшого набора боевых роботов.

– И какую силу все это ему обеспечивает?

– Чертовски большую! – откровенно ответила Леонова. – Я пыталась припомнить все, что мне известно о вооружении вашего периода. Ваше ядерное оружие может его уничтожить. Некоторые тяжелые ракеты, возможно, тоже. Но я сомневаюсь, что какое бы то ни было портативное оружие окажется опасным для тролля. Пока у меня не будет возможности осмотреть и оценить ваши танки, я не смогу выбрать точку отсчета. Да и в любом случае я не знаю, какой бронемашиной он располагает.

Она принялась задумчиво покусывать палец и через некоторое время продолжила:

– У тролля наверняка есть энергетические пушки, ракеты ближнего радиуса действия и силовой щит. Кроме того, его мозг органический. По сравнению с компьютером у органического мозга есть как преимущества, так и недостатки. Он способен на творческий подход к задачам, способен к интуитивным решениям, однако его возможность одновременно проводить несколько действий ограничена и при тактическом столкновении может привести его в состояние растерянности, перегрузив его сенсоры. С другой стороны, вооружение тролля – часть его самого. Ему не нужно доставать оружие, скажем, из кобуры, а электронные системы автоматически обеспечивают наведение на цель и ведение огня, едва мозг принимает решение стрелять. Не забывай об этом никогда, Дик, – тролль не способен выстрелить мимо цели.

– Постараюсь. В общем, получается, что он силен, но не всемогущ.

– Правильная оценка, – согласилась Людмила. – Кроме того, его боевые роботы значительно слабее, чем он сам, а их автономные системы управления уступают человеческому мозгу. Тролль может управлять ими, но, я опять подчеркну, он не способен решать одновременно несколько задач, в отличие от любого искусственного интеллекта. И чем большим числом боевых роботов он пытается управлять одновременно, тем хуже справляется с тактическими задачами.

– Хорошо, – сказал Эстон. – Учитывая все это, может ли он – в одиночку и без поддержки – уничтожить человечество?

– Нет, – решительно ответила Людмила и глубоко вдохнула. Огромное напряжение – еще более ужасное из-за того, что она не позволяла себе его выказывать, – ушло из ее души. – Тролль может натворить много бед, но этого сделать не в состоянии.

– Прекрасно. Рискнет ли он обнаружить свое присутствие или даже подставить себя под удар, если не будет уверен, что способен нас всех истребить?

– Нет, – снова ответила Людмила.

– Достаточно ли у него знаний о нашем мире, чтобы понять, где и как раздобыть средство уничтожить человечество?

– Ни в коей мере! – Она энергично замотала головой. – Ему придется потратить немало времени на самообразование.

– Замечательно. Таким образом, у нас, вероятно, есть некоторый запас времени до того момента, когда он приступит к действиям. Тогда остался последний вопрос. Возможно, он тебя шокирует, но… какое самое жестокое мучение способен тролль выдумать для человечества?

– Уничтожить его, – быстро ответила Людмила и замолчала – в глазах ее что-то дрогнуло. – Погоди-ка, – сказала она негромко, – погоди…

Ее голос прервался, а брови сошлись в одну линию. Затем морщины на лбу разгладились.

– Ты знаешь, я никогда не задумывалась над этим вопросом, – спокойным голосом призналась она.

– Я знаю. Я внимательно слушал твои рассказы, и мне кажется, вы так давно воюете друг с другом, что тебе трудно представить отношения с троллями, отличающиеся от взаимного стремления к полному истреблению врага. Но если учесть, что тролль не в силах немедленно уничтожить человечество и ненавидит кангов не меньше, чем нас, разве нельзя предположить, что он откажется от исполнения их замыслов и придумает что-нибудь другое?

Он взглянул в ее глаза – и встретил понимающий взгляд.

– Не забывай о том, что тролли оказались в рабстве с того самого момента, как их сотворили. Почему бы ему не решить, что человечество лучше поработить, чем уничтожить?

– Возможно, – тихо ответила Людмила. – Особенно если он вообразит, что сможет использовать людей для уничтожения кангов, когда они в конце концов появятся здесь.

– Мы не можем позволить себе считать, что тролль именно это и задумает, но обязаны рассматривать такую возможность.

– Я согласна. – Она снова обрела внутреннее равновесие и размышляла об иных вариантах поведения тролля. – В любом случае у нас оказывается больше времени, чем я предполагала. И, сдается мне, ты правильно угадал. Порабощение человечества может показаться троллю гораздо привлекательнее, чем его уничтожение. Есть и еще одно соображение.

– Да?

– Эта планета – единственный источник человеческих мозгов, – ответила Людмила, и спазм сжал желудок Эстона. «Забавно, – отстраненно подумал он, – в то время как ему удалось заметить пробел в ее рассуждениях, она нашла брешь в его собственных!»

– Разумеется, – пробормотал он. – Если ему нужны другие тролли…

– Вот именно. – Она мрачно кивнула, и ее взгляд посуровел. – Ты прав, мы не можем быть уверены, что тролль не решится попросту уничтожить нас. Но, вероятно, сначала он все же попробует обратить человечество в рабство. И только не добившись желаемого, примется изыскивать способ истребить человеческий род.

– Всегда приятно иметь запасной вариант, – заметил Эстон.

– Совершенно верно, – подтвердила Людмила и сжала кулаки от волнения и чувства собственного бессилия. – Проклятье! В каком-то смысле так выходит еще и хуже, чем я предполагала! Теперь мы обязаны заручиться помощью людей как можно скорее, Дик!

– Безусловно. – Он взглянул на паруса и оценил силу ветра. – Я думаю, нам придется поставить больше парусов. За работу!

 

Глава 12

Ветер утих, и Эстон осторожно вел яхту по Ирландскому морю. Сумерки быстро сгущались, а туман, пришедший на смену ветру, не облегчал ориентирование. К счастью, он жался к воде, и огни маяков на острове Рэтлин ярко светились над серой, непроглядной пеленой.

Ветер сменил направление и стал дуть с северо-запада, пока Эстон держал курс на остров Кинтайр и маяк Саут-Пойнт. Он вздохнул с облегчением: видимость заметно улучшилась. «Это очень кстати, – подумал Эстон, направляя „Аманду“ в пролив Сэнд-Саунд между Кинтайром и островом Сандей, – ведь впереди еще не меньше шестидесяти миль». Плохо было то, что вовремя сменивший направление ветер стал слабеть, и Эстон, недовольно ворча, вынужден был запустить двигатель. Ему было неприятно идти с грохотом по проливу Клайда. Эти места были настоящим раем для яхтсмена, и Эстона раздражала необходимость пыхтеть дизелем из-за нехватки времени.

Людмила улыбнулась, услышав его ворчание. Ее голубые глаза поблескивали в слабом свете нактоузного фонаря. Чтобы защититься от прохладного воздуха Шотландии, Эстон надел толстый свитер, но Людмила, по-видимому, прекрасно чувствовала себя в своей футболке с эмблемой «Харлея». С утра она внимательно наблюдала за тем, как Эстон прокладывал курс, склонившись над крупномасштабными картами прибрежных вод. Он делал это с еще большей тщательностью, чем обычно, потому что твердо решил идти всю ночь, чтобы прибыть в пункт назначения на рассвете. Он уже бывал в этих местах, но ему еще не приходилось плыть здесь, прокладывая курс самостоятельно и без помощи GPS.

– Ты уверен, что мы идем правильно? – спросила Людмила, и он огрызнулся, хотя так и не смог придать своему взгляду должную свирепость. Несмотря на туман и спешку, он испытывал огромное наслаждение, управляя «Амандой»

– Разумеется, уверен.

Он мотнул головой по направлению к берегу:

– Вон там Лонг-Айленд, а там – Пьюджит-Саунд.

– Вот как? – Людмила несколько мгновений, сморщив нос, вглядывалась в полосу тумана. – Ну, если ты так полагаешь…

Он фыркнул, а она нахмурилась, сообразив, что над ней подшучивают, хотя в чем заключалась соль шутки, так и не поняла.

– Может, еще кофе сваришь? – предложил Эстон, и она радостно закивала.

– Слушаюсь, сэр, – пробормотала Людмила и скрылась в камбузе.

Эстон улыбнулся ей вслед, прикидывая, как долго еще он сможет приводить ее в хорошее настроение посредством «настоящего терранского кофе», а потом снова сосредоточил внимание на управлении яхтой.

Он оставил Шип-Айленд по правому борту и по проливу Килбраннан направился к маяку на острове Пладда, неподалеку от острова Арран. Более крупные в проливе волны, докатывавшиеся из Ирландского моря, закачали «Аманду» сильнее, и Эстон почувствовал, что ветер начал крепчать. Яхта устремилась вперед, подгоняемая дружным напором двигателя и ветра, так что когда Людмила вернулась, неся кофе, «Аманда» уже разогналась до порядочной скорости.

Эстон сжал горячую чашку закоченевшими пальцами и с наслаждением отхлебнул. За долгие годы на флоте он досконально изучил, какие приливы и отливы энергии достигаются благодаря этому напитку. Он взглянул на Людмилу, освещенную горящим на корме сигнальным фонарем, и она улыбнулась в ответ, смахивая с лица волосы, растрепавшиеся от ветра.

– Подержишь минутку штурвал? – попросил Эстон, и она уверенно встала на его место. Она всему обучалась быстро – гораздо быстрее, чем он сам в свое время. Впрочем, человек, способный пилотировать сверхмощный космический корабль на сверхсветовых скоростях, должен был без труда научиться управлять яхтой. С другой стороны, Эстону доводилось встречать опытных пилотов-истребителей, которые приходили в растерянность при одной мысли об управлении даже таким крохотным суденышком, как «Аманда».

Он отпил еще кофе, затем, с сожалением выпустив горячую чашку, достал бинокль и стал всматриваться вдаль. Хоть и с трудом, но ему удалось различить слабое свечение неба. Значит, осталось еще не меньше тридцати, а то и тридцати пяти миль. Он был рад, что смог найти этот ориентир при такой скверной видимости.

Медленно текли часы этой туманной ночи. «Аманда» обогнула южную оконечность острова Арран и повернула на север, направляясь к острову Литл-Камбри, что стоит, будто часовой, между материком и большим островом Бьют. Маяк на Холи-Айленд постепенно тускнел за кормой, а свет маяка на Литл-Камбри светил все ярче. Ветер усилился, и Эстон заглушил дизель. Яхта пошла в непроглядной тьме на парусах. Людмила сидела рядом с ним, положив голову ему на плечо, и сладко спала, убаюкиваемая дружелюбным шумом воды и ветра.

Мимо проплыли огни больших лодок – это рыбаки направлялись на работу в море, грохоча в темноте двигателями. «Аманда» вошла в узкий пролив между Литл-Камбри и мысом острова Бьют. Буи и маяки встречались здесь чаще, чем прежде, и это придавало Эстону уверенности. Остров Бьют закрывал ветер, и он, слегка отвернув от берега, снова набрал скорость. Изломанное побережье Шотландии приближалось с каждым мгновением. Широкий пролив постепенно сужался; яхта миновала Грейт-Камбри, Туворд-Пойнт остался за левым бортом, и Эстон направил «Аманду» прямо на маяк Данута на северо-западе. Он с облегчением вздохнул, увидев его огни: плавание скоро завершится.

Сверкающий диск солнца медленно взошел над высоким берегом по правому борту, пылая кровавым светом между Гуроком и Килкрегганом. Наконец-то! Эстон приспустил паруса и повернул налево. Воды Холи-Лоха блестели гладким серебром, а пушистые щупальца тумана лениво ползли над едва заметной рябью. Мимо с шумом пролетела стая чаек, которые всегда просыпаются рано. Они пикировали на «Аманду», и тут же, без малейшего усилия, вновь взмывали ввысь, чтобы продолжить свой сложный воздушный гавот. За мысом Строун-Пойнт простиралась бухта Лох-Лонг; впереди по левому борту Эстон увидел сонную бухточку у Санбанка, где стояло на якоре множество яхт, над которыми вздымался лес мачт. Внимание его привлек высокий корабль, стоявший неподалеку от пристани Килмуна, у северного берега бухты. В тумане, который лучи внезапно показавшегося солнца пронизывали желтым светом, слабо мерцали его бортовые огни, а на берегу позади него ярко сияли сильные прожектора.

Эстон облегченно вздохнул, когда Людмила спустилась в каюту. Здесь он прекрасно ориентировался и, включив двигатель, не нуждался в ее помощи даже для того, чтобы управляться с парусами. Эстон понимал, что ее тяготит необходимость во всем ему подчиняться, но Людмила знала, почему он не хотел, чтобы ее заметили, и не собиралась с ним спорить. Пока что, по крайней мере. Эстон сомневался, что смог бы вести себя так же спокойно, как она, если бы они поменялись ролями.

Он направил яхту ближе к северному берегу бухты. Солнце светило все ярче, и сквозь визг чаек Эстон расслышал знакомый звук горна. Не менее знакомый флаг внезапно взвился на мачте высокого корабля впереди, и он притормозил, чтобы поднять свой вымпел. Затем он прибавил ходу, направляя «Аманду» прямиком к стоявшему на якоре кораблю. Он с напряжением ждал, когда кто-нибудь заметит его приближение.

Ага! Глаза Эстона радостно блеснули: от корабля, к которому он вел шлюпку, отвалил катер и устремился в его сторону. Сигнальные огни тускло светили в свете наступавшего дня, а тарелка небольшого радара выразительно поворачивалась на мачте над мостиком, характерным для военного судна. Теперь, когда внимание моряков было привлечено, Эстон сбавил ход и пошел медленнее, не меняя, однако, курса.

Взглядом знатока он с одобрением всматривался в силуэт приближавшегося катера, все яснее вырисовывавшийся на фоне медленно тающего тумана. Это один из новых патрульных катеров класса «Скимитар», которые должны прийти на смену устаревшим «Арчерам». На вид машина была мощной и даже хищной, потоки белой пены так и разлетались из-под от ее носа. На мачте развевался белый вымпел, а у носовой артустановки застыли фигуры моряков. Эстон взял бинокль, едва катер вышел из пелены золотистого тумана. «Эрликон», отметил он про себя, разглядывая вооружение катера, хорошая штука – выплевывает шестьсот двадцатипятимиллиметровых снарядов в минуту. Один на носу он видел, другой такой же должен стоять на корме. Не «Вулканы», конечно, но с его посудиной справятся мигом.

Патрульный катер с грохотом подошел совсем близко, фигуры на мостике пришли в движение. Вот сейчас…

– Внимание! – проревел голос из громкоговорителя, точь-в-точь в то мгновение, когда Эстон ожидал его услышать, и он самодовольно ухмыльнулся. – Внимание! Стоянка здесь запрещена! Немедленно разворачивайтесь!

Эстон дружелюбно помахал в ответ рукой и продолжал идти на сближение. «Скимитар», вздымая облака пены, изменил курс, и теперь оба ствола пушек смотрели прямо на «Аманду». За катером в свете наступившего дня четко проступали очертания корабля, стоящего у причала. Рядом с ним из воды выглядывал длинный, напоминающий кита корпус подводной лодки. Значит, один птенец из выводка вернулся в гнездо.

Патрульный катер пересек курс «Аманды» и принялся кружить вокруг. Яхта резко клюнула носом, столкнувшись с поднятой катером волной. Эстон хорошо видел поблескивавшие стекла биноклей, направленных на название его яхты.

– Внимание, «Аманда»!–отчеканил голос в громкоговорителе. – Это зона, закрытая для гражданского судоходства! Вы находитесь в запретной зоне!

Патрульный катер подошел еще ближе, и Эстон взял свой мегафон. Хотя он был уверен, что все обойдется, до настоящего дня ему удалось дожить потому, что он никогда не испытывал легкомысленного оптимизма, если на него было нацелено заряженное оружие. Эстон поднес мегафон ко рту и направил в сторону катера.

– Я знаю про зону! – крикнул он в ответ. – Мне необходима помощь! Моя рация не работает – иначе уже давно связался бы с вами!

Ему ответили не сразу, однако патрульный катер замедлил ход. Эстон поставил двигатель на нейтраль, и яхта продолжала двигаться к берегу по инерции. Катер подходил все ближе и ближе, хрипловато ворча мощными двигателями – каждый по три тысячи лошадиных сил. Если с его яхтой что-то случилось, владелец ее мог пристать к берегу и попросить помощи в тысяче других мест, и над тем, почему же он этого не сделал, кто-то напряженно раздумывал на борту патрульного катера.

– Сообщите, что у вас не в порядке.

Голос из громкоговорителя стал вежливее и значительно тише. «Скимитар» находился уже всего в двадцати ярдах от «Аманды». Стволы пушек отклонились в сторону, но ненамного; мгновение – и они снова поймают цель, с одобрением подумал Эстон.

– Извините, – ответил он со сдержанной улыбкой, – но об этом я могу сообщить только адмиралу Роузу.

Снова наступила пауза – на этот раз более продолжительная. Эстон усмехнулся, представив себе, какой сейчас происходит по рации обмен вопросами и ответами. Узнать имя командующего эскадрой было не очень сложно, но и не слишком просто. Нечасто, по крайней мере, случается, чтобы прогулочное судно объявило себя терпящим бедствие, а затем отказалось сообщить о своих проблемах кому бы то ни было, кроме командующего эскадрой.

– «Аманда», – снова загремел голос с катера, – приготовьтесь: мы поднимемся к вам на борт.

– Поаккуратнее с моим корпусом, – спокойно попросил Эстон, наблюдая за тем, как «Скимитар» становится борт к борту с «Амандой».

Катер был на двадцать футов длиннее яхты и значительно мощнее – першерон рядом с пони, но рулевой «Скимитара» управлял им прямо-таки мастерски. Два моряка, держась одной рукой за поручни, приготовились спустить кранцы. Оба были вооружены, и штурмовые винтовки «Энфилд L85», висевшие у них за плечами, болтались туда-сюда при каждом движении.

«Аманда» слегка дрогнула, кранцы заскрипели, рулевой «Скимитара», дав задний ход, подошел впритирку к яхте. Еще два вооруженных моряка показались на палубе – один на носу, другой на корме. Дождавшись, пока стоящие у кранцев сняли автоматы с плеч, они легко перепрыгнули на палубу яхты, держа в руках швартовы. Большинство моряков, с которыми сталкивался Эстон, немного стеснялись ручного оружия: казалось, все, что меньше пушки или ракеты, относится, по их мнению, к миру низших существ – морских пехотинцев или даже простых армейцев. Однако эти ребята держались иначе. В их поведении не проглядывало ни стеснения, ни бравады – одно мастерство.

Матросы, державшие швартовы, закрепили их надежными узлами и в свою очередь сняли автоматы с плеч. Эстон стоял в спокойной позе терпеливого ожидания. На борту катера, совсем рядом с кубриком «Аманды», показался офицер в безупречном белом кителе. На поясе у него висела кобура, но клапан ее был застегнут. «Что ж, – подумал Эстон, – той огневой мощи, что уже продемонстрирована, и так более чем достаточно, чтобы со мною справиться». Офицер относился к разряду бравых, умелых и сильных толстячков; его плечи украшали погоны с одной полосой, что соответствовало званию лейтенанта.

– Могу я подняться к вам на борт, сэр? – спросил он с ярко выраженным английским акцентом и церемонной вежливостью, как будто на другом судне уже не находились его вооруженные подчиненные. Эстон улыбнулся.

– Разумеется, лейтенант, – чопорно ответил он, и молодой офицер перепрыгнул на палубу «Аманды».

– Лейтенант Мэкли, – весело представился он. – Офицер флота ее величества. А вы?

– Тот же род войск, лейтенант, – кратко отвеял Эстон и достал из бокового кармана удостоверение в кожаных корочках. Он протянул его Мэкли, тот взял и раскрыл.

Округлив глаза, он уставился на Эстона, который с удовольствием подумал, что успел побриться утром

– Сэр, – произнес лейтенант, четким жестом подбросив руку к козырьку фуражки.

В ответ Эстон кивнул непокрытой головой, и лейтенант опустил руку. Его реакция была машинальной, но испытанное им удивление не укрылось от Эстона, глаза которого весело блеснули. Мэкли, казалось, немного растерялся, но лишь на мгновение, после чего снова обрел уверенность в себе:

– Извините, капитан Эстон, однако здесь запретная зона. Мне поручено выяснить, что с вами случилось, и сообщить на базу.

– Я знаю, где нахожусь, мистер Мэкли, но, к сожалению, не могу сказать вам почему. Не обижайся, сынок, мне действительно необходимо переговорить с американским командующим.

– Но, сэр…

– Лейтенант, – перебил его Эстон самым любезным тоном, – поверь, если бы я мог, то не гнал бы волну. Но у меня серьезное дело, и говорить тут не о чем.

Лейтенант растерянно улыбнулся, и Эстон улыбнулся в ответ:

– Вы позволите мне кое-что предложить вам, мистер Мэкли?

– Пожалуйста, сэр.

– Я предлагаю следующее: вы оставляете пару ваших людей на «Аманде», а я следую за вами на буксире. Я буду идти за вашей кормой и вести себя как пай-мальчик, затем встану на якорь, где вы укажете, и буду ждать, пока ситуация так или иначе не прояснится.

– Хорошо, сэр, – ответил Мэкли после короткого размышления.

Было ясно, что лейтенанту знакомо искусство компромисса, но Эстон отлично понимал, что пока Мэкли не убедится с полной достоверностью, что он – тот человек, за которого себя выдает, вооруженные матросы останутся на палубе «Аманды». В общем, Эстон одобрял действия юного лейтенанта, хоть и не позволил себе указать ему на единственную серьезную ошибку, которую тот допустил. На его месте Эстон непременно настоял бы на тщательном осмотре яхты, прежде чем вести ее к базе. Правда, именно этого он ни в коем случае не допустил бы.

Лейтенант повернулся к своим матросам, поставил им задачу и снова обратился к Эстону:

– Старшина Хаггерти поможет вам управлять судном, сэр, – заявил он необычайно вежливым тоном. Двое матросов принялись привязывать буксировочный канат к носу «Аманды». Эстон улыбнулся.

– Очень любезно со стороны мистера Хаггерти. – заметил он, кивнув помощнику боцмана, о котором говорил Мэкли.

Хаггерти кивнул в ответ и встал к рулю «Аманды», а Эстон не торопясь набил и раскурил трубку. Дизели патрульного катера взревели. Было ясно, что лейтенант Мэкли ни за что не позволит сорваться с крючка странной рыбе, приплывшей ему в руки. Нет, он во что бы то ни стало поставит «Аманду» на якорь там, где ему покажется безопасным… и где у Эстона не будет никаких шансов улизнуть на берег.

«Скимитар» неторопливо повел «Аманду» к большому кораблю, а затем к платформе временного причала, сооруженного у его высокого борта – со стороны, отметил про себя Эстон, противоположной той, где стояла ядерная подводная лодка.

Матросы, которых Мэкли оставил на борту «Аманды», принялись привязывать причальные концы.

– Прошу вас, сэр. – Помощник боцмана в первый раз открыл рот, и оказалось, что говорит он с ярко выраженным акцентом Клайдсайда. Он жестом указал на платформу трапа и ступеньки, поднимавшиеся на борт корабля.

– С удовольствием, Хаггерти, – спокойно ответил Эстон, затем на мгновение замолчал. – Прошу вас, сержант, никого вниз не пускать.

Помощник боцмана ел его глазами, ничем не выдавая своих мыслей.

– Это серьезно, сержант. Никого не пускать вниз, пока я не разрешу, или пока адмирал Роуз не отменит мое распоряжение. Ясно?

– Ясно, сэр, – ответил Хаггерти после едва заметного колебания. Эстон кивнул и шагнул на платформу трапа.

Он добрался до верха лестницы, где его встретил еще один офицер – на этот раз американский младший лейтенант. Он резко вскинул руку, отдавая честь; его примеру последовали двое вооруженных матросов, стоявших рядом, и Эстон снова кивнул в ответ. Он пожалел, что не захватил в путешествие свой мундир – он всегда чувствовал себя неловко, когда ему отдавали честь, а он был лишен возможности ответить как положено.

– Доброе утро, сэр. Я – лейтенант Траскот, штурман. Добро пожаловать на борт «МакКи», сэр.

– Благодарю вас, мистер Траскот. Сожалею, что мне пришлось нарушить ход вашей службы.

– Соблаговолите следовать за мной, сэр, – вежливо попросил Траскот, и Эстон с любезным видом пошел рядом. Матросы почтительно шли сзади, однако явно не теряя бдительности.

Траскот повел его не на мостик, а в капитанскую каюту, находившуюся высоко в надстройке. У закрытой двери он остановился, снял фуражку, прижал ее к боку левой рукой и отчетливо постучал.

– Войдите, – послышалось изнутри; лейтенант открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Эстона, а затем закрыл ее за ним.

В каюте находилось двое офицеров, и оба встали при появлении Эстона. Погоны одного из них, незнакомого Эстону, украшали четыре полоски – очевидно, это был капитан «МакКи». Другой был невысокий плотный адмирал, при виде которого Эстон удивился, как быстро Роузу удалось прибыть с берега.

– Бог ты мой! Это в самом деле ты! – воскликнул Роуз, шагнув вперед и протянув руку. Эстон сжал ее, от всего сердца благодаря судьбу за то, что вовремя вспомнил: Джека Роуза недавно назначили командующим базой в Холи-Лох. Флот США в последнее время вернулся к практике размещения ядерных подводных лодок в водах Великобритании – причиной этому было растущее число военных подлодок (большинство из которых были русской или китайской постройки, хотя среди них встречались и сошедшие с западных стапелей), которые попадали в распоряжение разных не слишком приятных людей через восточную часть Средиземного моря, Персидский залив и Индийский океан. Американские подлодки принадлежали к категории ударных подводных лодок класса «Лос-Анджелес» и «Сивулф», поэтому выбор естественным образом пал на Роуза, который до глубины души был шкипером атакующего корабля, а не любителем неторопливых прогулок, и вдобавок прекрасно чувствовал себя в обществе офицеров Королевского флота. Он идеально подходил для назначения командующим эскадрой, расположенной в Холи-Лох. Еще большее значение в эту минуту имело то, что они с Эстоном знали друг друга много лет и дружили, несмотря на разные пути, которыми пошла их служба.

– А я думал, тебе кинули еще одну звездочку на погоны и отправили в отставку, Дик, – добавил адмирал, в свою очередь энергично пожимая руку Эстона.

– Так они и собираются поступить, но мое производство вступает в силу только в следующем месяце. Затем они командируют меня в Лэнгли. А сейчас у меня… точнее, до недавнего времени была длинная увольнительная, Джек.

Эстон не без удовольствия заметил, какое впечатление на капитана произвело обращение к адмиралу по имени.

– Извини, Джек, за этот спектакль, но я в трудном положении…

– Я так и подумал, когда мне доложили, что это ты, – ответил Роуз. – Тебе повезло, что я уже прибыл на судно для проведения совещания. Если бы меня ради этой истории вытащили из постели, я отдал бы приказ отбить атаку врага!

Он выпустил руку Эстона и повернулся к второму офицеру:

– Капитан Хелсинг, это Дик Эстон. Возможно, вы о нем слышали.

– Слышал, адмирал, – сказал Хелсинг, протягивая руку. Он внимательно оглядел неряшливого пришельца, как будто сравнивая его с тем, что ему доводилось слышать об Эстоне, и тот подумал, что было бы любопытно узнать, к какому выводу пришел капитан Хелсинг. – Правда, я не знал, что вы выходите в отставку, сэр.

– Нет, не выхожу, – сказал Эстон, улыбнувшись. – Но я становлюсь слишком стар, чтобы бегать по всему свету с отрядами SEAL* [спецназ ВМФ США]. Поэтому я буду числиться сразу в двух местах. Когда я вернусь домой, меня ждет местечко в ЦРУ.

– Понимаю. Не угодно ли вам будет сесть, сэр? Пожалуйста, адмирал. – Хелсинг указал на пару удобных кресел, и уставший Эстон с радостью опустился в одно из них.

Утомление после проведенной за штурвалом ночи начинало сказываться, а облегчение, которое он испытывал, лишь усиливало усталость. Этот спокойный корабль и царящий на нем порядок – настоящее воплощение мира и уюта! – вот лучшее доказательство того, что тролль еще не перешел к активным действиям. Однако расслабиться Эстону мешало понимание того, что самое трудное по-прежнему впереди.

– А теперь, Дик, – сказал Роуз, когда они уселись, – расскажи, что с тобой стряслось?

– Джек, – Эстон провел ладонью по лысине, не скрывая своего волнения, – я не уверен, что могу тебе сказать.

Он увидел удивление во взгляде адмирала и покачал головой, досадуя на самого себя:

– Извини. Я ляпнул совсем не то, что хотел.

Он на мгновение задумался, Роуз терпеливо ждал.

– Я предполагаю, – произнес наконец Эстон, тщательно подбирая слова, – ты слышал, что происходило над Атлантическим океаном примерно пару недель назад?

– Конечно, черт возьми, слышал! – фыркнул Роуз, нахмурившись. – А при чем тут ты?

– При том, – ответил Эстон. – Я знаю, что именно там произошло.

В каюте воцарилась мертвая тишина. Хелсинг знал Эстона лишь понаслышке и не смог скрыть свое недоверие. Роуз знал Эстона лично и потому спросил:

– Как ты смог узнать?

– Этого я не могу тебе сказать. Извини, но пока я не знаю, кому могу рассказывать об этом. Я в очень… непростом положении. Даже более трудном, чем ты можешь предположить.

– Дик, – медленно произнес Роуз, – мы потеряли «Хаммер» и всех, кто находился на борту «Кидда», когда эта штука рванула. Более ста человек ослепли, две тысячи гражданских погибли в авиалайнерах, упавших в море, потому что у них отказали системы навигации… Не говоря уже о трех «Томкэтах», одном КА-6 и многих миллионах долларов, которые потребуются на ремонт электроники «Рузвельта» и двух кораблей класса «Тикондерога». Если ты знаешь, почему все это случилось, ты об этом расскажешь… и немедленно.

– Я все понимаю, Джек, – тихо произнес Эстон. Он покачал головой. – Послушай, вот что мне от тебя нужно: терпение, линию связи с Норфолком, которую нельзя прослушать, и хорошего врача, не страдающего излишним любопытством.

Он устало улыбнулся в ответ на выражение недоумения, возникшее на лице Роуза.

– Сознаю, что это похоже на речи сумасшедшего, но дальше будет еще хуже. На моей яхте находится молодая женщина, которую необходимо перевести на борт «МакКи» без всяких вопросов и по возможности не привлекая внимания. Кроме того, – глаза Эстона умоляли Роуза проявить понимание, – ей необходимо сделать электроэнцефалограмму. Тихо, не привлекая ничьего внимания и как можно скорее.

– А ты понимаешь, насколько безумно это звучит? – спокойно спросил Роуз, и Эстон кивнул в ответ.

– Понимаю. Поверь мне, понимаю. Я с радостью бы все тебе объяснил, но не могу. Тут есть одна загвоздка… Мне необходимы указания главнокомандующего Атлантическим флотом, чтобы даже себе самому признаться, что я знаю то, что знаю.

– Ладно, – медленно произнес Роуз. – Я дам тебе возможность поступать так, как ты считаешь нужным, по крайней мере пока. – Он повернулся к Хелсингу: – Капитан, пусть ваш врач спустится на яхту с носилками и помощниками и перенесет на корабль эту юную даму. Да пусть накроет ее чем-нибудь так, чтобы никто не мог догадаться, что или кто лежит на носилках. Ей нужно отвести отдельную палату в лазарете и поставить вооруженного часового у двери. И чтоб никто никому ни слова обо всем этом! Если у ваших людей есть привычка говорить во сне, пускай непрерывно пьют кофе, пока я лично не отменю свой приказ.

– Слушаюсь, сэр.

– А что касается тебя, Дик, – мрачно добавил Роуз, – то, думаю, надежную связь мы тебе обеспечим.

Он невесело улыбнулся.

– Не терпится мне услышать, что адмирал МакЛейн обо всем этом скажет.

 

Глава 13

alert (прил.) 1. Бдительный; внимательный. 2. Внутренне готовый к действию, восприимчивый. 3. Энергичный; оживленный. (сущ.) 1. Предупреждение об атаке или опасности; особ. сирена или гудок. 2. Период, в течении которого действует такое предупреждение. on the alert Готовый к опасности; настороженный. (перех. гл.) alerted , alerting , alerts . 1. Предупредить; известить о надвигающейся угрозе. 2. Призвать к действию, или готовности. [от фр. alerte , от ит. all’erta «на посту», от лат. ille – тот + erta – пост]

Мордехай Моррис открыл глаза. Телефон снова зазвонил. Моррис рывком выскочил из постели и схватил трубку, не давая третьей трели звонка разбудить спящую жену, а потом сонными, опухшими глазами взглянул на будильник. Полтретьего? Он убьет негодяя!

– Моррис, – хрипло пробормотал он в трубку и выпрямился. – Что? Да, конечно, да! Нет, подождите. – Он протер глаза, чувствуя, как мозг постепенно просыпается. – Это незащищенная линия. Не кладите трубку, я сейчас.

Он дождался ответа, потом надел на левую ногу шлепанец, прицепил протез к культе правого бедра, бесшумно вышел из спальни и спустился в библиотеку. Не обращая внимания на телефонный аппарат, стоявший на столе, Моррис открыл ключом один из ящиков и вынул оттуда другой телефон. Поставил его на стол, и стал нажимать кнопки. Через несколько секунд он уже снова говорил с базой эскадры, но теперь уже по защищенной линии связи.

– Ну вот, теперь все в порядке. Пригласите его к аппарату.

Телефон замолчал ненадолго, а потом Моррис услышал знакомый низкий голос.

– Привет, Эм-энд-Эм, – сказал он.

– Какого черта ты меня будишь в два часа ночи да еще хочешь говорить по шифрованной связи? – спросил Моррис.

– Балда с гнилыми мозгами! С такой шифрованной особой, как ты, только так и можно говорить, – весело ответил Ричард Эстон, и брови Морриса поползли кверху от изумления.

– Объявился Дик, жди неприятностей, – шутливо откликнулся он, в то время как его мозг лихорадочно заработал. Главным образом благодаря Дику Эстону Мордехай потерял только ногу, когда боевики «Исламского джихада» решили, что в определенных трудностях, с которыми движение начало сталкиваться в своей деятельности, повинен военно-морской атташе Соединенных Штатов в Иордании. Эстон осуществлял оперативное руководство отрядами SEAL, которые высадились на берег Ливана и спасли шестерых заложников – американцев и европейцев, – оставив за собой трупы тридцати двух шиитов. Моррис собирал для него информацию о тайных убежищах террористов. Сигналом тревоги: «балда с гнилыми мозгами» – они воспользовались лишь раз, когда Моррис по обычному телефону позвонил Эстону, чтобы сообщить, что за ним неотступно следуют три подозрительных типа. Через десять минут Эстон с группой морских пехотинцев, охранявших посольство США, уже был на месте. Они прикончили двух террористов, загнавших Морриса под горящий автомобиль, а потом отвезли его в госпиталь.

Но ведь это все произошло восемь лет назад! Однако это был единственный случай, когда им довелось работать вместе…

– Память о прошлом – штука цепкая, – радостно сообщил Эстон, и мышцы брюшного пресса Морриса напряглись: значит, в самом деле что-то серьезное… Но что?

– Чем я могу тебе помочь, Дик? – спокойно спросил он.

– Твоя красивая помощница по-прежнему с тобой работает?

– Джейн? Конечно. А при чем тут она?

– Мне кажется, тебе стоило бы приехать в Шотландию отдохнуть. – Похоже, Эстон не догадывался, насколько безумно звучало его предложение. – Захвати заодно и ее.

– У нас сейчас много работы, Дик, – сказал Моррис.

– В самом деле? А, догадываюсь: вы ломаете головы над этой историей с НЛО…

«За его легкомысленным тоном скрывается что-то нешуточное», – подумал Моррис и напрягся, услышав, как Эстон говорит:

– Я тут, знаешь, плыл в одиночку по Атлантическому океану… и все видел, балда с гнилыми мозгами.

«Боже мой, ему что-то известно! Вот почему он звонит! Но что может быть известно Дику?»

– Что ж, мне, возможно, удастся уговорить начальство отпустить меня ненадолго на следующей неделе, – произнес Моррис ровным голосом, хотя у него на лбу выступил пот. Это была одна из самых надежных линий связи в мире, но Эстону она, очевидно, казалась недостаточно защищенной. Это обстоятельство, в сочетании с повторением сигнала тревоги и упоминанием Джейн Гастингс, означало, что Дик располагает какой-то сверхсекретной и сверхважной информацией. Но какой именно? Какой?

– Не уверен, что могу так долго ждать, – сказал Эстон. – Постарайся прилететь побыстрее.

Вот так. О чем бы ни шла речь, было ясно, что необходимо торопиться.

– Предложение заманчивое, – задумчиво ответил Моррис. – Но мне непременно нужно отпроситься у начальства.

– Я так и думал. – сказал Эстон. – И я бы на твоем месте в разговоре с начальством не стал вдаваться в подробности. Понимаешь? К чему портить ему сон?

– Может, ты и прав, – выдавил из себя Моррис, стараясь говорить обычным жизнерадостным тоном. – Ладно, я так и сделаю.

– Я знал, что на тебя можно положиться. – В голосе Эстона явно послышалось облегчение. – Да, кстати! Ты получил результаты своего медосмотра?

Медосмотра? Моррис невольно опустил трубку и тупо уставился на нее. О чем это он говорит?!

– Конечно, – через мгновение ответил он. – А почему ты спрашиваешь?

– Так, из любопытства. Меня интересует твоя электроэнцефалограмма. Я так о тебе беспокоюсь с тех пор, как услышал эту новость! Знаешь, Мордехай, на твоем месте я бы ее с собой прихватил. Чтобы я мог убедиться, что у тебя вообще хоть какие-то мозги имеются. Понял? – Эстон снова рассмеялся, но Моррис уловил в его голосе напряжение. – А, да и электроэнцефалограмму Джейн не забудь. Мы их сравним и покажем тебе наглядно, как выглядит работающий мозг!

– Хорошо… почему бы и нет? – ответил Моррис.

Либо с Диком произошло нечто совершенно необычное, либо он полностью рехнулся. Моррис не знал, какое из этих предположений окажется верным. Проще всего было решить, что он спятил, но, как бы абсурдно ни звучали его слова, это был Дик…

– Ну и отлично! Мы с Джеком Роузом будем вас ждать, Эм-энд-Эм, – сказал напоследок Эстон и повесил трубку.

Моррис сидел неподвижно, пока не услышал сигнал отбоя, после чего положил трубку и невидящим взглядом уставился на стол, пытаясь осмыслить сказанное Эстоном. Конечно, совершенно невозможно, чтобы… Но чем дольше Моррис размышлял, тем большее возбуждение охватывало его. Он знал Дика: тот повидал достаточно невероятных событий на Земле, чтобы без предубеждения отнестись к идее контакта с внеземной цивилизацией. Эстон никогда не позвонил бы и не говорил так, если бы не узнал чего-то важного. И если он хоть что-то узнал об этой истории, то, безусловно, разбирается в происшедшем лучше, чем кто бы то ни было на всей планете.

Капитан снял трубку обычного телефона и набрал номер. Раздалось несколько сигналов зуммера, прежде чем на другом конце провода сонный голос ответил: «Да?»

– Джейн? Говорит Мордехай. – Он улыбнулся, услышав ее ответное приветствие. – Да-да, я, конечно, знаю, сколько сейчас времени… Я расскажу тебе, если… Послушай, не надо меня перебивать! Спасибо. Так вот, ты когда-нибудь делала электроэнцефалограмму? – Улыбка на его лице расплылась еще шире в ответ на ее ядовитую реплику. – Ладно-ладно, я тоже не делал. Но, по-моему, пришло время исправить это упущение. Соединись с госпиталем на базе и запиши нас обоих на утро, хорошо?

Никакие слова не могли быть выразительнее ответного молчания на другом конце провода.

– Джейн, это важно, – негромко сказал Моррис. – Не спрашивай почему – я не могу сказать. Просто запиши нас – на раннее утро, Джейн.

Он слушал голос в трубке, рассеянно кивая собственным мыслям.

– Отлично. Как хочешь, так и делай.

Он снова замолчал на мгновение, затем хихикнул:

– Джейн, ты, конечно, сердишься. Но представь, как рассердится адмирал МакЛейн, когда я разбужу его!

Мгновенно наступившее молчание означало, что мозги Джейн после этого заявления заработали именно с тем напряжением, которого добивался Моррис.

– Ладно, Джейн, мне пора, – весело попрощался он. – Пока.

Он положил трубку и, глубоко вдохнув, принялся листать служебный телефонный справочник, отыскивая номер штаб-квартиры адмирала. Потом набрал его, совершенно не представляя, каким образом убедить главнокомандующего Атлантическим флотом, что еще не потерял рассудок.

* * *

Людмила недовольно взглянула на Эстона, вошедшего в изолятор госпиталя на «МакКи». Огромные плавучие базы класса «Эмори С. Лэнд» должны были обеспечивать потребности – включая потребность в медицинском обслуживании – эскадры, число ядерных подводных лодок в которой могло доходить до девяти, и госпитали их были соответствующих размеров. Тем не менее обстановка в изоляторе на «МакКи» была спартанской, и у Людмилы, сидевшей на краю койки, был откровенно раздраженный вид.

– Ну что? – спросила она, и Эстон улыбнулся.

– Я поговорил с Мордехаем, и мне кажется, он все понял. Думаю, вскоре он появится здесь, но не забывай, что за океаном сейчас около трех утра.

– Гм! – Она встала и подошла к иллюминатору. Эстон почти с сожалением заметил, что кто-то раздобыл для Людмилы штаны. Рабочие хлопчатобумажные брюки смотрелись на ней довольно странно, но по крайней мере футболка осталась неизменной деталью ее одежды. Разве что рисунок сменился на огромное подробное изображение бомбардировщика-невидимки В-2 «Стингрей».

– Ты был прав, когда рассказывал, как здесь сканируют мозг, – сказала Людмила. – Боже мой! Если бы дома врачи о таком узнали…

Она не договорила, повернулась к двери, в которую осторожно постучали, и крикнула «войдите». В изолятор бодрым шагом вошла молодая женщина в белом халате, накинутом поверх мундира лейтенанта-медика. У нее было круглое азиатское лицо, умные решительные глаза и коротко остриженные черные волосы. Ее макушка едва доходила до плеча вооруженного матроса, стоявшего на часах. Лейтенант закрыла за собой дверь и вопросительно поглядела сначала на Людмилу, потом на Эстона.

– Дик, это доктор Шу. Доктор, это капитан Ричард Эстон, – улыбаясь, познакомила их Людмила.

Доктор Шу собралась было стать по стойке «смирно», но Эстон жестом пригласил ее сесть и уселся сам. «Как же я устал, – подумал он. – Я ведь уже немолод», – напомнил он себе, чувствуя, что делает это не в последний раз».

– Мы с доктором Шу уже встречались, Мила, – сказал он. – У меня было множество дел сегодня утром, но я выкроил время для медосмотра.

– Так вот где ты пропадал?

– Отчасти. – Он снова повернулся к доктору Шу– А это результат, доктор? – вежливо осведомился он, указывая на папку, которую лейтенант держала под мышкой.

– Да, сэр. Хотите взглянуть?

– Я? – Он покачал головой и указал на Людмилу. – Я не в состоянии отличить нейрон от нейтрино, доктор. В этом разбирается она.

– Вот как? – Доктор Шу с интересом взглянула на Людмилу, затем положила свою папку на столик рядом с койкой и достала из нее два длинных листа бумаги, много раз сложенных поперек. Волнообразные линии, тянувшиеся по бумаге, абсолютно ничего не говорили Эстону. Он мог лишь надеяться, что Людмила сможет понять скрывающийся в них смысл. А если не сможет… Он приказал себе не думать об этом.

Людмила с врачом склонились над графиками, разложив их на кровати. Они негромко переговаривались между собой. Утомление и полная некомпетентность в этом вопросе не позволяли Эстону понять, о чем они беседуют, но выражение лица доктора Шу позабавило его. Вопросы, которые задавала Людмила, были ясными и короткими, но явно казались доктору Шу необычными. Да это и не удивительно, устало подумал Эстон. Если учесть…

– Проснись, Дик!

Маленькая сильная рука ласково встряхнула его, и он фыркнул, с удивлением обнаружив, что задремал, сидя на неудобном жестком стуле. Либо его утомление было сильнее, чем он думал, либо к нему вернулась способность спать где угодно и когда угодно.

Он выпрямился и протер глаза. Судя по углу, под которым солнечные лучи проникали в иллюминатор, прошло не менее двух часов, пока он спал. Доктор Шу ушла. Эстон вздрогнул: удивительно, как после нескольких часов сна самочувствие только ухудшается!

– Мммм… – Он потянулся и покрутил руками в воздухе, приводя в порядок суставы, а затем с улыбкой посмотрел на Людмилу. – Извини.

– Тебе нужно было поспать, – ответила она, садясь на край кровати. Улыбнулась мимолетной улыбкой, а затем нахмурилась и принялась теребить каштановый локон.

– Что-то не так? –. осведомился Эстон.

– Не знаю… У нас строили графики по-другому, но, кажется, нам с доктором Шу удалось понять друг друга. Хотя добрая доктор Шу была очень удивлена… На многие мои вопросы ей было трудно ответить, да и мои нейроимпульсы, измененные симбиотом, должны были показаться ей загадочными. А мне почему-то кажется, что тайны ей по вкусу.

Эстон нахмурился, но Людмила успокаивающе взмахнула рукой:

– Не волнуйся. Нескромных вопросов она задавать не стала. Кроме того, ей приказано хранить молчание, и, по-моему, она думает, что чем меньше будет знать о том, что здесь происходит, тем лучше.

Она поднялась с кровати. В каждом ее движении проглядывало плохо скрываемое внутреннее напряжение, которое было знакомо Эстону по собственному опыту. Она прислонилась к переборке, глядя сквозь иллюминатор на бухту, позолоченную солнцем.

– Как бы то ни было, я думаю, нам удалось идентифицировать интересующий меня альфа-пик, и у тебя он вроде бы тоже присутствует. Но что если я ошиблась? – Людмила резко обернулась и посмотрела в глаза Эстону. – Нам необходимо выяснить это точно, а я, похоже, слишком понадеялась на свои силы. Я была уверена, что смогу определить этот пик, не задавая никаких вопросов. Увы, это не так. Ваш способ сканировать мозг – эта самая электроэнцефалограмма – слишком отличается от того, к чему я привыкла.

– Погоди, – сказал он, вставая и подходя к ней. Ему хотелось обнять ее за плечи, но он удержался от этого – теперь они были не любовниками, а стратегами. – Погоди, – повторил он. – Мы ведь были готовы к неожиданностям – особенно учитывая четырех– или пятивековой отрыв вашей техники от нашей!

– Естественно, – сухо ответила Людмила. – Но ужасно неприятно все время приспосабливаться… ничего не знать… Я к этому не привыкла.

Он пожал плечами:

– Мне страшно подумать, как бы я себя чувствовал, оказавшись в двадцать пятом веке, Мила! Надо смотреть правде в глаза – за то время, что ты провела на «Аманде», было невозможно по-настоящему оценить всю разницу между нашими уровнями цивилизации. Теперь, когда ты, так сказать, оказалась у источника информации, дело пойдет быстрее!

– Надеюсь, – ответила она, скрестив руки на груди и глубоко вздохнув. – Хотелось бы мне убедиться, что мы успешно справились с этой проблемой. Я-то думала, что у них найдется – как это сказать? – машина с биологической обратной связью… – Людмила вопросительно взглянула на Эстона, ожидая одобрения своего термина, и он понимающе кивнул. – Это сильно упростило бы дело.

– Ясно. А ты убеждена, что говоришь с доктором Шу на одном языке, когда вы обсуждаете альфа-волны?

– Безусловно, – не колеблясь ответила Людмила.

– Но все же ты надеешься, что нашла этот самый пик?

– Похоже на то. Если бы здесь было одно из устройств с биологической обратной связью, я могла бы удостовериться в этом. Дело в том, что пилоты истребителей связаны с компьютерами своих машин нейронной связью, и в летной школе мы проводили массу времени за мониторами, привыкая к ней. Если бы мы сумели наладить какой-нибудь аппарат таким образом, чтобы я могла наблюдать за своими альфа-волнами, как делала это, проводя стандартную проверку истребителя, я бы точно знала, как искомый пик выглядит на ваших приборах.

– Со временем мы попробуем изготовить что-то в этом роде, а пока нужно убедить власть предержащих в необходимости такой штуки. Кроме того, нужно найти человека, которому мы могли бы рассказать всю правду. Иначе нам постоянно придется увиливать от законных вопросов, на которые мы не осмелимся отвечать. Ни на что другое времени просто не останется.

– Я готова. И, кажется, кое-что придумала, если только адмирал Роуз не будет возражать.

Она вопросительно приподняла брови, и Эстон пожал плечами:

– Мне кажется, дело движется. Если я не ошибаюсь, скоро здесь будет Мордехай и Джек об этом знает. А это значит, он согласится на все, что мы предложим, как бы странно это ни выглядело. Так что же ты придумала?

– Нам нужно случайным образом выбрать сотню человек и получить их электроэнцефалограммы.

– Что?! – В первое мгновение он не смог сдержаться. – А, ну да, конечно. Мы знаем, что примерно у двух третей людей этот пик имеется. Поэтому мы сделаем выборку побольше и сравним графики.

– Правильно. Это, может, и не окончательное решение, но все-таки лучше, чем ничего. На основании анализа выборки мы сможем определить, кому можно сообщить правду. Мы, разумеется, не будем говорить ничего лишнего никому, кроме тех лиц, без участия которых никак не обойтись. Но ведь с кого-то нужно же начать!

– Согласен с тобой. И, знаешь, нам лучше начать поскорее – на это уйдет немало времени, а нам нужно все закончить до прибытия Мордехая.

– Отлично. – Она отвернулась от иллюминатора и улыбнулась Эстону. – А ты представляешь себе, – фыркнула Людмила, – как на это отреагирует доктор Шу?

– Ох! – Он вздрогнул. – Если бы у тебя была хоть капля совести, ты сама посвятила бы ее в наш план.

– Я бы так и сделала, – с готовностью согласилась Людмила, – но боюсь, что не имею ни малейшего права отдавать ей приказы. Разве не так?

– И тебя это явно устраивает!

– Должно же меня хотьчто-то устраивать, Дик.

* * *

За многие тысячи миль от Холи-Лоха безмолвный монстр скрывался на неровном склоне Месеты-де-лас-Висачас среди южных отрогов Анд. Перелет из Антарктики был тяжелым и скучным: пилот не позволял себе лететь быстрее восьмисот километров в час и подниматься выше чем на тысячу метров. Это было ему не по вкусу, но другого выбора у него не было. Приблизившись к мысу Горн, он засек большое количество радаров и был этим неприятно удивлен. Напряженность в отношениях между Лондоном и Буэнос-Айресом снова достигла точки кипения, но Объединенное Королевство твердо решило не допустить повторения войны за Фолклендские острова. Тем не менее британское военное присутствие на Фолклендах было значительно усилено за последние восемнадцать месяцев, и теперь оба государства старательно прощупывали разделявшее их пространство невидимыми лучами радарных установок.

Тролль не знал – да его это и не интересовало, – почему наблюдается такая электронная активность. Для него это была лишь еще одна проблема, которую нужно было решить, и его датчики угрозы и бортовые компьютеры сосредоточенно проанализировали ситуацию. Примитивность земных систем наблюдения заставляла ошибаться систему электронного противодействия тролля, но он решил, что, когда его база данных пополнится, приспособиться будет несложно. А пока что он предпочел спуститься на высоту пятидесяти метров и пополз таким образом дальше, лишь слегка негодуя на унизительную необходимость передвигаться таким образом.

Место, где он собирался скрываться, тролль выбрал очень тщательно: скалистая расселина на склоне горы хорошо прятала его от посторонних глаз. Лишь забравшись в нее поглубже, он отправил на задание трех боевых роботов. На своих антигравитационных двигателях они почти бесшумно унеслись в темноту ночи и обрушились на передвижную радарную установку, которую командование аргентинского воздушного флота разместило неподалеку от мыса Бланко, чтобы следить за «слепым пятном», недоступным для стационарных радаров. Тролль забавлялся, подражая стратегии «отбора живых образцов», которой придерживались его бывшие повелители. Однако результат его разочаровал.

Внутренний визуальный датчик бесстрастно поворачивался, следя за судорогами сжавшейся фигуры на полу тесной «кабины управления». На человеке был мундир капитана Военно-воздушных сил Аргентины, но вел он себя не как воин. Наконец его жалкое хныканье прекратилось. Прекратились, к сожалению, и процессы его жизнедеятельности. Глядя на свою жертву, тролль почувствовал прилив отвращения: в его эпоху люди были гораздо выносливее, чем эта слабосильная падаль. Троллю было неприятно сознавать, что они оба – наследники одного и того же генофонда.

Были, правда, некоторые обстоятельства, которые следовало учесть при оценке его действий, размышлял тролль. Проникновение в человеческую психику оказалось не таким простым процессом, как он предполагал. Как это ни странно, троллю не приходило на ум, что его собственная самонадеянность была единственной причиной неудачи.

Этот кусок неподвижной теперь плоти пришел в ужас, когда трое металлических существ вторглись на радарную станцию, и все же – тролль был вынужден это признать – капитан пытался оказать сопротивление. Он отчаянно подавал сигналы тревоги, но роботы блокировали все каналы связи и расправились с охранниками еще до того, как вошли на территорию радарной станции. Капитан со своими подчиненными выскочил из трейлера, в котором размещался пункт управления, и в упор выпустил весь магазин браунинга в одного из боевых роботов. Он даже перезарядил пистолет трясущимися руками и расстрелял все патроны второго магазина, пока боевые роботы расправлялись с немногочисленными техниками, но его пистолет оказался так же бесполезен, как и автоматы охранников.

При виде бессилия пуль против пришельцев из иного мира страх капитана сменился ужасом, затем паникой. Быть может, паника овладела им, когда он понял, что один остался в живых. Он бросился бежать, однако инфракрасные датчики роботов обнаружили его в темноте с такой же легкостью, с какой увидели бы горящий факел. Тролль отчасти признавал свою вину в том, что произошло потом – он не мог отказать себе в удовольствии намеренно затягивать погоню, пока отчаянно пытавшийся ускользнуть человек не упал в вязкую грязь, охваченный нестерпимым ужасом. Лишь тогда боевой робот захватил его силовым полем и унес корчащееся тело в горы, пока двое других запихивали трупы в трейлер и поджигали его.

Языки пламени взмыли к небу, мелкие водяные капельки тумана засверкали золотыми и кровавыми отблесками, и механические слуги тролля удалились. Последовавший в результате пожара взрыв топлива для генератора разнес трейлер на куски и расшвырял вокруг изуродованные обожженные трупы. Тролль был доволен: он раздобыл живой образец и, хотя не вполне понимал причины напряженности в регионе, на основании сделанных наблюдений правильно предположил, что те, на кого он напал, обвинят в этом своих врагов.

К сожалению, капитан Сантьяго оказался никуда не годной добычей. Тролль был уверен, что человек начал сдавать еще до того, как сознание вернулось к нему внутри прятавшегося истребителя. Он был сломлен унижением и физическими страданиями, вызванными нападением роботов. Психические щупальца тролля успели отыскать лишь несколько совершенно искаженных гештальтов, метавшихся в мозгу агонизирующей жертвы, прежде чем она впала в состояние кататонии. Несмотря на все старания, троллю не удалось извлечь ее из последнего убежища – полного отказа от психической активности.

Тролль мысленно выругался и вызвал боевого робота. Машина прикатила на широких колесах, которыми пользовалась для перемещения по земной поверхности, и подняла свернувшийся в позе зародыша комок плоти на не знающих усталости стальных руках. Тролль предоставил роботу возможность без помех выполнить заложенную в него программу автономного поведения – он был слишком раздосадован неудачей, чтобы любоваться убийством человека, хотя бы и сошедшего с ума. Робот вынес капитана наружу и убил его.

Тролль понизил освещение внутри истребителя до обычного уровня и принялся размышлять над отрывочной информацией, которой теперь располагал. Он весьма туманно представлял, кто такие «британцы» – враги капитана, но знал уже достаточно, чтобы не испытывать к ним интереса. Правда, его удивляло крайне незначительное число политических блоков на планете, располагавших ядерным оружием, – не указывал ли этот факт на еще более низкий уровень развития, чем он предполагал? Впрочем, единственная так называемая «сверхдержава», кажется, находилась севернее на этом же материке. Это было интересно. И у нее была выборная форма правления. Это было еще интереснее.

Боевой робот вернулся, выполнив задачу. Снаружи осталась дымящаяся воронка с хлопьями сажи, в которые превратился капитан Военно-воздушных сил Аргентины Гектор Сантьяго-и-Сантос. Люк закрылся, и черная, как ночь, беззвучная масса длиной в четыреста футов взмыла во влажную темноту, произведя не больше шума, чем тихий вдох. Истребитель облетел вокруг южных склонов Месеты-де-лас-Висачас и спустился пониже в долину Анд, чтобы медленно, но неуклонно продвигаться на север.

 

Глава 14

Вертолет ВМФ США СН-53Е «Супер Стеллион» завис над вертолетной площадкой на корме «МакКи» и стал медленно опускаться в ярко освещенный прожекторами круг, мигая сигнальными огнями. Лишь усилием воли Мордехаю Моррису, сидевшему в его грохочущем брюхе, освещенном красноватым светом, удалось заставить себя сохранять спокойствие.

Он повернул голову и улыбнулся Джейн Гастингс. Неужели он сам в летном костюме и шлеме выглядел так же неестественно, как она? Он точно должен казаться таким же усталым, подумал Моррис, снова мысленно пробегая прошедший день, завершавшийся на палубе «МакКи».

На первый взгляд, вся затея казалась абсурдной, и единственным оправданием ей был тот факт, что адмирал МакЛейн тоже хорошо знал Дика Эстона. Но, несмотря на это, он выразил недоумение и был недоволен скудостью информации, которую мог предоставить ему Моррис. Правда, в конце концов, главнокомандующий Атлантическим флотом согласился, что если существует хоть малейшая вероятность того, что Эстон что-то знает, то стоит отправиться в путь, и шестеренки завертелись.

Первоначально они собирались лететь на самолете В-1В, который направлялся на учебное задание в Великобританию, но из этого ничего не вышло потому что напряжение на юге Атлантического океана неожиданно достигло предела. Моррис покачал головой, раздумывая, что же там могло произойти. У него было много знакомых в Королевском Флоте, и он был уверен, что никакой наступательной акции британцы не планировали. Однако что-то там случилось – жалобы аргентинцев на беспричинные нападения, убийства и зверское обращение с пленными звучали весьма убедительно. Оставалось только сожалеть, что США не выслали туда свой разведывательный самолет, чтобы составить собственное мнение о происходящем. У Морриса создалось впечатление, что впервые о случившемся британцы узнали, когда одна из их плавучих вертолетных баз была внезапно атакована четырьмя «Миражами» 2000-5s, которые заменили в аргентинском Военно-воздушном флоте достопочтенные «Супер Энтендары».

Судно Королевского флота «Оушн», с полным батальоном морской пехоты на борту, подверглось нападению с воздуха неподалеку от Фолклендских островов. Защитным системам ближнего радиуса действия удалось сбить две или три ракеты, не остальные долетели до цели. Корабль взорвался. Ввиду чудовищных потерь, ответ Объединенного Королевства был массированным. Сообщения о нем продолжали поступать, но было ясно, что эскадрильи Королевских воздушных сил при поддержке флота стирали с лица земли один аргентинский военный аэродром за другим. В сообщениях указывалось, что решение британцев разместить пару самолетов ДРЛО* [дальнего радиолокационного обнаружения] E-3D в Порт-Стенли принесло свои плоды: им удалось за последние двенадцать часов сбить более тридцати истребителей и штурмовиков аргентинцев.

В связи с этими событиями загадочные зверские убийства привлекли внимание командования Военно-воздушных сил, в особенности когда Аргентина с возмущением обвинила США в пособничестве коварным британцам. И, невесело размышлял Моррис, если их обвинения не беспочвенны, то они правы – ведь дипломатический корпус и разведывательные структуры США заверяли Буэнос-Айрес, что никакого нападения Великобритания не планирует. Как бы то ни было, командование решило держать крупные бомбардировщики поближе к родине.

Военные действия на юге Атлантики полностью занимали большинство сотрудников разведки Атлантического флота, но адмирал МакЛейн не отменил своего решения. Хотя он как раз формировал боевую группу, ядро которой составляли авианосцы «Нимиц» и «Вашингтон», на всякий случай направлявшиеся на юг, он не отменил данное Моррису и Гастингс разрешение отправиться в Шотландию. Раз В-1 оказался недоступен, он предложил им лететь на «Викинге» S-3, и после пяти часов полета, которые никогда не изгладятся из памяти Морриса, противолодочный самолет приземлился на аэродроме Королевских ВВС в Сторновее в Шотландии. Отвратительные погодные условия заставили Морриса с большим уважением относиться к людям, пилотирующим эти четырехместные самолеты, хотя запрещение пилотам задавать вопросы о причинах, по которым их тактиков заменили какими-то «пассажирами», не способствовало дружескому общению во время перелета.

При приближении к Британским островам погода наконец смилостивилась над ними, и перелет от Сторновея до Холи-Лоха был бы не так уж плох, если бы Моррис не обнаружил, что вертолет является, по-видимому, самым шумным из всех транспортных средств, изобретенных человеком. Каждый мускул его тела болел, а культя налилась кровью и пульсировала. «И если у Дика не окажется чертовски убедительной причины для вызова, – со смесью раздражения и надежды подумал Моррис, – то я его просто…»

* * *

– Они будут здесь минут через десять, Мила, – предупредил Эстон.

Людмила подняла глаза от бумаг, которыми был завален кабинет лейтенанта Шу, и пожала плечами.

«Она выглядит вполне отдохнувшей», – подумал Эстон с легким оттенком зависти. Глаза Людмилы смотрели ясно, на лице не было даже тени тревоги, так что оно резко контрастировало с его собственным напряженным лицом и усталыми, покрасневшими глазами. Она заставила его принять душ и побриться, и Эстон ощутил прилив сил, хотя прекрасно знал, что это иллюзорное чувство вскоре исчезнет.

– Я готова, – спокойно сказала Людмила. Она посмотрела в другую сторону и улыбнулась: лейтенант Шу склонилась над письменным столом, положив голову на сложенные руки, и издавала едва слышный храп. Людмила беззвучно встала, взяла Эстона за локоть и, стараясь не разбудить врача, повела его обратно в изолятор. За ними шел вооруженный капрал, составивший потом компанию часовому на посту у входа в изолятор.

– Ты уверена, что сможешь принять решение без помощи врача? – спросил Эстон, как только дверь за ними закрылась.

– Уверена, – без колебаний ответила Людмила и тут же поправилась: – Ну, скажем, уверена настолько, насколько это возможно. Элемент риска остается, но, мне кажется, это допустимый риск. Без него в этом деле не обойтись.

Ее манера чеканить слова проявлялась в особенно напряженные моменты, заменяя плавную манеру произношения, которую Людмила прилежно осваивала. Это было единственным, что выдавало ее волнение.

– Что в таком случае мы уже имеем?

– Адмирал Роуз подходит, – ответила Людмила, – капитан Хелсинг – нет. Не подходит и сама доктор Шу, к сожалению. – Она пожала плечами. – Старпом и большинство офицеров морской пехоты подходят. Соотношение получается примерно такое же, что и дома: сознание тридцати шести из ста десяти проверенных может оказаться доступным для тролля.

– Гм. Что ж, хорошо, что с Джеком все в порядке, – отозвался Эстон, устало поглаживая лысину. – В самом худшем случае мы сможем открыться хотя бы ему, если ничего нельзя будет рассказать Эм-энд-Эм или капитану Гастингс.

– Не горюй заранее, Дик. Очень скоро мы будем это знать точно, и тогда…

Она замолчала: кто-то негромко постучал в дверь.

* * *

Меры безопасности, предпринятые Эстоном, произвели впечатление на Мордехая Морриса. На палубах не было ни одного человека; он никого не встретил на протяжении всего пути от вертолетной площадки до лазарета, если не считать морских пехотинцев «МакКи». Их-то как раз было много, и они были вооружены не только пистолетами.

Лейтенант морской пехоты, указывавший им путь, остановился у входа в лазарет. Часовые встали по стойке «смирно», и лейтенант постучал в дверь.

– Войдите, – раздался низкий голос.

Лейтенант открыл дверь и отступил в сторону.

Моррис и Гастингс обменялись выразительными взглядами, проходя между двух вооруженных часовых, а затем их внимание обратилось на тех двоих, что ждали их внутри.

Оба узнали Эстона, и Морриса поразила усталость, заметная во всем его облике. Одет он был аккуратно, но его глаза покраснели и опухли, а лицо выражало крайнюю степень утомления. Он был в гражданском, а вот молодая женщина, или, скорее, девушка, сидевшая на краю койки, была одета в странную комбинацию из рабочих брюк и одной из тех футболок с кричащим рисунком, которые Моррис от души ненавидел.

Ему показалось удивительным, что Эстон встречает их не один, и он еще раз внимательно оглядел девушку. Она спокойно взглянула ему в глаза, и в ее взгляде не было ни смущения, ни нахальства, к которому прибегают некоторые тинэйджеры, чтобы скрыть недостаток уверенности в себе. Она была привлекательным подростком – не красивым, но с яркой внешностью. Особенно хороши были ее невероятно голубые глаза. Пожалуй, слишком мускулиста на его вкус, но ведь сам Моррис по природе был лежебока.

– Здравствуй, Мордехай, – сказал Эстон, протягивая руку.

Моррис почувствовал твердое и вместе с тем осторожное пожатие большой мозолистой ладони, и ему очень захотелось выглядеть менее утомленным, чем Эстон.

– Здравствуй, Дик.

Он в свою очередь сжал руку Эстона и кивнул в сторону Гастингс:

– Кажется, ты знаком с Джейн Гастингс?

– Мы встречались, – ответил Эстон, протягивая руку лейтенант-коммандеру. Она улыбнулась, но ее зеленые глаза за стеклами очков так и впились в лицо Эстона.

– Что ж, дамы и господа, – сказал Эстон несколько более бодрым тоном, – прежде чем что-либо предпринимать, дайте-ка нам взглянуть на ваши электроэнцефалограммы.

– Дик, что за…

– Эм-энд-Эм, пожалуйста, потерпи еще немного… – негромко попросил Эстон, и Моррис был поражен почти умоляющей интонацией его сильного голоса. Это заставило его воздержаться от протестов; он открыл портфель и вытащил из него несколько сложенных листов бумаги.

– Хорошо, Дик, – со вздохом сказал он. – Вот они. Адмирал МакЛейн решил прислать заодно и свой график.

– В самом деле? Отлично! – воскликнул Эстон. – Я всегда знал, что ты умеешь говорить убедительно!

Он взял электроэнцефалограммы и, к удивлению Морриса (хотя тот не понимал, каким образом у него еще сохранилась способность удивляться), передал их девушке.

– Держи, Мила, – сказал он, и Моррис постарался не показать, как он поражен необычной нежностью, звучавшей в голосе Эстона. Неужели он?.. Нет-нет! Сама мысль об этом была бы абсурдом.

Девушка, сидевшая на койке, скрестила ноги и положила развернутые электроэнцефалограммы на колени. Больше всего она напоминала Моррису подростка-скаута, решившего заняться оригами, вот только ее гладкое юное лицо было слишком сосредоточенным. Она поводила розовым пальчиком по графику, явно отыскивая что-то, затем отложила его в сторону и принялась исследовать следующий. Потом третий. Затем она подняла голову и взглянула на Эстона со вздохом облегчения. Ее глаза радостно сверкнули:

– Отлично, – сказала она. – Все трое подходят.

– Слава богу! – пробормотал Эстон и опустился на стул, стоявший у кровати. Моррис с недоумением смотрел, как тот потирает свою лысину. Ему уже доводилось видеть этот жест Эстона, но он не замечал, чтобы его сильные пальцы при этом дрожали. Даже после боя в Аммане.

– Дик!

Реакция друзей вернула Эстона к реальности. Было очевидно, что они испытывают сильнейшую досаду из-за отсутствия информации.

– Извини, Мордехай. – Эстон заставил себя улыбнуться. – Тебе будет приятно узнать, что вы оба, и адмирал МакЛейн тоже, принадлежите к группе избранных. Тех. кому можно поведать обо всем. Садитесь.

Он указал на стулья, едва умещавшиеся в тесной каюте, и офицеры разведки молча уселись, переглянувшись и во все глаза уставившись на Эстона.

– Должен сообщить, – медленно произнес Эстон, – что на нашу территорию случилось вторжение.

Увидев, как оба напряглись, он снова улыбнулся усталой улыбкой.

– Это произошло дважды. Сначала к нам пришли плохие ребята, а потом хорошие. К сожалению, у плохих ребят преимущество в силе, и если мы не придумаем, как изменить ситуацию, то окажемся в чертовски скверном положении.

Оба гостя внимательнейшим образом следили за речью Эстона, и абсурдность происходящего забавляла его. Он подавил в себе желание захихикать, вызванное, вероятнее всего, усталостью, и откашлялся.

– Капитан Моррис, лейтенант-коммандер Гастингс, позвольте познакомить вас с хорошими ребятами, – продолжал он и указал на Людмилу. – Полковник Людмила Леонова, прошу любить и жаловать. Нет, она не русская, – поспешно добавил он, прочитав это предположение в глазах обоих слушателей и вспомнив, как он сам отреагировал впервые на это имя. И вновь ему захотелось рассмеяться, но он пересилил себя. – Она даже не землянка. Видите ли, она прилетела из системы Сигмы Дракона…

* * *

– …такая вот история, – часа через три закончил свой рассказ Эстон, и оба офицера разведки одновременно покачали головами. То, что поведали им Эстон и Людмила, было невероятно, абсурдно, немыслимо… И тем не менее это было похоже на правду.

– Боже мой, – негромко произнес Моррис, открыв рот впервые за последние полчаса. – Боже мой!

– Аминь, – откликнулась Гастингс так же тихо, и вид у нее был донельзя встревоженный. Несколько мгновений она сосредоточенно потирала кончик носа, а потом бросила пронзительный взгляд на Леонову:

– Простите, полковник… – начала она.

– Пожалуйста, называйте меня просто Людмила. Или Мила, – перебила ее Леонова.

– Хорошо, Людмила, – согласилась Гастингс. – ужасно хочется задать вам два вопроса.

– Только два? – спросила Людмила со странной улыбкой.

– Эти два – самые срочные, – сказала Гастингс, едва заметно улыбнувшись в ответ. – Первый – и самый важный – вопрос касается вашего симбиота… Вы говорите, что он передается при переливании крови?

– Да.

– В таком случае я думаю, что мы столкнемся с проблемой, – негромко сказала Гастингс. – И, возможно, очень серьезной.

Людмила вопросительно приподняла брови, приглашая ее продолжать.

– Комары, – тихо произнесла Гастингс и почувствовала, как напрягся Моррис.

– Не волнуйтесь, – быстро ответила Людмила. – Поверьте, «нормальные» люди моей эпохи опасались того же самого, но мы не обнаружили ни одного случая передачи симбиота через насекомых.

– Почему? – резко спросила Гастингс.

– По двум причинам, – невозмутимо ответила Людмила. – Во-первых, нашему симбиоту укусы насекомых не по нраву: он выделяет нечто вроде естественного репеллента. Вторая причина существеннее: человек, инфицированный симбиотом, в среднем достигает критической стадии заболевания примерно за двенадцать часов, но на другие формы жизни симбиот воздействует значительно быстрее, и выжить им не удается. Любое насекомое, которое меня укусит, погибнет раньше, чем вытащит свой хоботок из моей кожи. И уж во всяком случае не проживет столько, чтобы успеть передать симбиот кому бы то ни было.

– Вот как… – Гастингс на мгновение задумалась, затем кивнула. – А как же насекомые на вашей родной планете? – с любопытством спросила она. – Ведь они обладают иммунитетом к симбиоту, так как состоят из другого набора аминокислот?

– Коммандер Гастингс, – ласково проговорила Людмила, – Мидгард привлекает туристов, в частности, тем, что местные насекомые не любят вкуса человеческой крови.

– Да, это в самом деле звучит заманчиво, – с улыбкой согласилась Гастингс, и Людмила поняла, что настроение у нее улучшается. В этой улыбке она прочла не только доверие, но и веселье. Какое-то мгновение Людмила опасалась, что Гастингс начнет относиться к ней с параноидальным страхом. В свое время она не раз сталкивалась с таким отношением к себе, хотя причин для этого было не в пример меньше, чем теперь.

– Но у вас, кажется, было два вопроса? – напомнила Людмила через минуту.

– Да-да. Я, конечно, не специалист в этой области, но мне пришло в голову, что вся эта история представляет собой… гм… причинно-следственный кошмар.

– Я с вами полностью согласна, – искренне сказала Людмила.

– Так вот – если мы вообще принимаем причинность, то, мне кажется, перед нами расхождение интерпретаций копенгагенской школы и школы множественных миров, – сказала Гастингс. – Весь вопрос в том, что происходит, когда суперпозиция сходится и…

– Джейн, – строго перебил Моррис, – я тебя предупреждал: не говори слишком умно!

– Не мешай, Мордехай! – огрызнулась его непочтительная помощница, однако все-таки замолчала на мгновение. – Ладно, говоря попросту, проблема в том, каким образом полковник Леонова, я хочу сказать, Людмила, и это чудовище, тролль, могут изменить собственное прошлое. На первый взгляд, эта идея совершенно опровергает понятие причинности.

– Это что, старый парадокс: «может ли путешественник во времени убить своего дедушку»? – задумчиво спросил Моррис.

– Более или менее. Дело в том, что происходящее сейчас является серьезным изменением истории. Людмила, имелись в ваше время какие-то сведения о том, что произошло с двадцать третьим оперативным соединением?

– Нет. А так как моим хобби была военная история, то, поверьте, я непременно знала бы об этом. Знала бы, если бы существовали какие-либо сообщения о твердо установленном факте нападения НЛО на вооруженные силы какой-либо земной страны.

– Таким образом, в вашей истории уже произошел заметный сдвиг, – отметила Гастингс. – И, надо думать, усилия, которые мы предпримем, чтобы что-то сделать с вашим троллем, значительно усилят этот эффект. И, кстати, теперь мы знаем, что существуют канги. А зная это, мы можем с уверенностью предположить, что в будущем мы подготовимся к встрече с ними более серьезно, чем это «было» в вашем прошлом. В результате чего ваш мир вообще не состоится!

– Я это знаю, – негромко сказала Людмила.

– Но если ваш мир не будет существовать, то вы в нем никогда не родитесь, а если вас не будет, то как раз ваш мир и станет реальностью, – медленно произнес Моррис, потирая лоб в мучительном раздумье. – Замкнутый круг.

– Именно тут и вступает в игру теория множественности миров, – сказала Гастингс. – Но если Эверетт был прав… – Она покачала головой. – Не знаю даже, какие вопросы тут нужно ставить, а уж каковы могут быть ответы, даже и отдаленно представить себе не могу!

– Это никому не известно и там, откуда я сюда попала, – сухо отметила Людмила. – Послушайте: теоретическое обоснование трансляции Такешиты – не более чем голая теория. Никто никогда не пытался ее осуществить – во всяком случае, никто не вернулся после, чтобы рассказать, чем дело кончилось, а споры о том, какие явления имеют место быть в момент перехода, продолжаются уже полтора столетия.

Джейн, вы упомянули о копенгагенской школе и теории множественности миров. Мы уже давно не пользуемся этой терминологией, но я понимаю, о чем вы говорите. И должна сказать, что главная проблема так и не решена, потому что нет никакого способа проверить правильность этих теорий.

Эстон и Моррис выразили на своих лицах полнейшее недоумение, и она недовольно поморщилась.

– Потерпите еще минутку, – сказала она, – и я попытаюсь объяснить то, как я сама это понимаю, идет?

Эстон с Моррисом кивнули, и Людмила продолжила:

– Джейн говорит об одной из самых серьезных проблем квантовой механики. С двадцать первого века наука значительно продвинулась вперед, но я ведь всего лишь пилот истребителя…

В общем, спор идет о том, что со времен Эйнштейна мы любовно называем «реальностью». По мнению математиков, любое возможное взаимодействие – точнее, результат любого возможного взаимодействия – является суперпозицией функций, каждая из которых представляет один из возможных исходов взаимодействия. Вы пока следите?

– Ты хочешь сказать, что, с точки зрения математики, любой исход в равной степени возможен?

Эстон был настроен явно скептически, и Людмила шутливо погладила его по лысине.

– Ты не так уж плохо соображаешь, – поддразнила она Эстона. – Нет, не совсем так, но для начала можно принять и такую формулировку. Понимаешь, проблема в том, что при каждом взаимодействии мы наблюдаем один – и только один – исход, в то время как математика утверждает, что в событии заключаются потенциальные возможности всех мыслимых исходов. Так вот, та теория, которую Джейн называет копенгагенской школой, утверждает, что в момент взаимодействия волновая функция… – Она сморщилась и замолчала, а потом продолжила снова, подбирая слова. – В общем, в тот момент, когда происходит взаимодействие, реализуется один из вероятных исходов. Вплоть до этого момента потенциальная возможность разных исходов сохраняется, и ни один из них невозможно с полной уверенностью исключить. Правда, вероятность их можно посчитать и таким образом добиться относительно надежного предсказания осуществления одной из нескольких потенциальных возможностей. Вы следите за ходом мысли?

– Да, хотя и теряюсь немного. А ты, Мордехай?

– Не вынуждай меня выказывать мое невежество. Продолжайте, полковник.

– Хорошо. Альтернативная гипотеза, предложенная в прошлом веке, утверждает, что осуществляется не один из нескольких возможных исходов, а все, независимо от степени их вероятности. Это правда, что мы можем наблюдать только один из них, но это лишь из-за того, что другие возможные исходы осуществляются в других «потоках» реальности.

– Параллельные миры, да? – спросил Эстон. – Наши писатели, сочиняющие научную фантастику, их обожают.

– Наши тоже, – заверила его Людмила. – Как бы то ни было, копенгагенская школа, о которой говорила Джейн – мы ее называем классической школой, – считает, что существует одна и только одна реальность: единственная, линейная реальность, в которой единственный реализующийся исход любого взаимодействия определен и создает необходимые условия для следующего. Однако та школа, которую мы называем ревизионистской – теория множественности миров в терминологии Джейн, – за последние двести лет стала необычайно популярной, и некоторые ее сторонники даже утверждают, что смогут доказать истинность своей теории при помощи каких-то манипуляций с многомерником. Я видела расчеты такого эксперимента, и у меня голова болит при одном воспоминании – понять такое я неспособна. Так вот, ревизионисты утверждают, что существует не одна, а множество реальностей, которые берут начало в одной общей точке. Они в одинаковой степени «реальны», но никогда не взаимодействуют.

– А какое отношение это имеет к перемещению во времени? – спросил Эстон, хотя хитрый огонек, зажегшийся в его взгляде, позволял предполагать, что он уже сообразил, к чему клонит Людмила.

– Есть, в общем, три гипотезы, объясняющие то, что происходит во время трансляции Такешиты, – сказала Людмила. – Одна из них утверждает, что подобное просто невозможно. Тот, кто попытается ее осуществить, попросту теряет когерентность, и для него все на этом заканчивается. Эта гипотеза, по крайней мере, ясна и логична, но тот факт, что я выжила, опровергает ее.

Вторая гипотеза – так называемая «первая гипотеза Такешиты» – утверждает, что путешественник, совершающий трансляцию Такешиты, перемещается в обратном направлении вдоль единственного потока реальности, признаваемого классической школой. Тут есть кое-какие тонкости, но в общем утверждается, что когда путешественник прекращает движение – так сказать, снова совпадает по фазе с реальностью, – он становится событием, наложенным на поток реальности. Он лично существует, откуда бы ни явился и каким бы образом ни попал туда, где находится. Но, так как он существует, он в состоянии воздействовать на мир, а это неизбежно повлияет на природу реальности «дальше» по потоку времени. Из этого следует, что он может, как выразился капитан Моррис, убить своего дедушку, не уничтожив при этом себя. Ведь он родился в реальности, которая существует независимо от той, в которой он никогда не родился.

Такешита потратил много лет на математическое подтверждение своей гипотезы, но в последние годы жизни проникся убеждением, что правы все-таки ревизионисты. Можете себе представить, в какое бешенство пришли его последователи! Как бы то ни было, Такешита создал вторую гипотезу, согласно которой классическая аргументация, отвергающая парадокс, все-таки верна и человек не может оказаться в собственном прошлом. Дело в том, что двигаясь в прошлое, путешественник в самом деле накладывает свое существование на события, но при этом заставляет поток реальности разделиться на два. Парадокса вторая гипотеза Такешиты избегает, утверждая, что дальнейший поток реальности, в которой существует путешественник, отличен от того, в котором он родился.

Разумеется, основная проблема в том, – закончила Людмила, загадочно улыбаясь, – что полностью отсутствуют надежные экспериментальные данные. Точнее, отсутствовали до сих пор.

Казалось, наступившее молчание будет продолжаться вечно, но вот Гастингс заговорила.

– И какая же теория правильна? – негромко спросила она.

– Давайте начнем с неоспоримых фактов, – предложила Людмила. – Я присутствую здесь – и тролль тоже. Двадцать третье оперативное соединение было атаковано и сбило два истребителя троллей. Эти факты, по-видимому, доказывают, что случившееся – реальность и, стало быть, тролль может совершить то, что задумал, если мы ему не помешаем. Таков практический взгляд на вещи. Вы со мной согласны?

Три головы кивнули в ответ, и она продолжала:

– Хорошо. Мне лично кажется, что вторая гипотеза Такешиты верна, а это значит, что ревизионисты были правы. Это значит, кроме того, что сейчас я нахожусь не в моем прошлом, и это прекрасно объясняет, почему мне неизвестно о ядерной атаке на эскадру ВМФ США в 2007 году. Она произошла не в моей реальности, а в вашей.

– Ты хочешь сказать, что явилась не только из будущего, но вдобавок из не нашего будущего? – спросил потрясенный Эстон.

– Почему бы и нет? Ник Мияги смог бы объяснить это все гораздо понятнее – он был приверженцем второй гипотезы Такешиты. – Людмила печально улыбнулась. – Он едва не стал мне доказывать ее истинность в тот самый момент, когда она начала осуществляться. В общем, ответ – да. Я не из вашей реальности, не из вашего мира, Дик.

– Но ведь… – Гастингс нахмурилась, пытаясь разобраться в услышанном. – Извините меня, но вы ведь утверждаете, будто были практически уверены в том, что канги, совершив переход Такешиты, появятся в чьем-то чужом, а не в вашем прошлом.

– Ну, полной уверенности в этом не было и быть не могло.

– Но тогда к чему с ними бороться? – спросила Гастингс, пропустив слова Леоновой мимо ушей. – Вы говорите, что ваша эскадра была полностью уничтожена вместе с многими тысячами ваших людей. Ваша собственная эскадрилья истребителей была уничтожена, и вы – единственный уцелевший человек. Чего ради вам было идти на такие жертвы, если эти канги не могли причинить никакого вреда вашему потоку реальности?

– Для этого, по-моему, есть две причины, – ответила Людмила после некоторого раздумья. – Во-первых – и это главное, – полной уверенности у нас не было. Вспомните, что Такешита предложил две гипотезы, и ни одна из них не была экспериментально проверена. А что, если он был прав в начале и канги в самом деле изменили бы нашу историю?

Гастингс кивнула, но вопросительное выражение не исчезло с ее лица, и Людмила грустно улыбнулась.

– Есть и еще одна причина. В чьем бы прошлом не оказались канги, мы знали, что в нем должно существовать человечество. Возможно, не наши предки, но все-таки целая планета, населенная людьми. Коммодор Сантандер и я не говорили об этом, но это было и ни к чему. Мы знаем, каковы канги и тролли. Мы не смогли бы спокойно жить, зная, что позволили им уничтожить человечество в каком бы то ни было потоке реальности.

В каюте наступило молчание. Эстон, не говоря ни слова, пожал руку Леоновой. Она сжала в ответ его ладонь – достаточно сильно, чтобы выдать свое волнение, скрывавшееся за внешним спокойствием, – и его сердце пронзила жалость к Людмиле. Она не просто оказалась в чужой эпохе: она попала в совершенно иной, неизвестный ей, чуждый мир, в котором ничто из того, что было ей знакомо, уже никогда не станет реальностью. И она навсегда останется единственным в своем роде существом, совершенно одиноким.

Людмила посмотрела на Эстона и улыбнулась. Он оценил мужество, скрывавшееся за ее спокойным выражением лица, и отсутствие малейшего намека на бесконечное одиночество в ровном тоне ее голоса, когда она обратилась к Гастингс:

– Независимо от того, куда и каким образом я попала, коммандер, не забывайте, что вам придется иметь дело с троллем! – Гастингс утвердительно кивнула, и Людмила пожала плечами. – Так вот, это доступно моему пониманию в любом мире, ибо моя профессия – убивать троллей. Так что давайте-ка поразмыслим вместе, как нам покончить с этим троллем!

 

Глава 15

deception (сущ.) 1. Ввод в заблуждение. 2. Действие того, кто вводит другого в заблуждение, или состояние того, кто введен в заблуждение. 3. Хитрость; ложь; уловка [ср.-англ. decepcioun, от лат. decipere – обманывать]

Обстановка в кабинете адмирала Энсона МакЛейна, главнокомандующего Атлантическим флотом, была почти спартанская: на стенах не висели обычные в подобных местах изображения парусников, плывущих по бурному морю, картины с авианосцами, отбивающими атаки камикадзе во Вторую мировую войну. Зато кабинет украшали фотографии стройных современных военных кораблей флота, которым командовал МакЛейн, а две написанные маслом картины, висевшие над огромным столом, давали возможность полюбоваться линкорами класса «Айова».

МакЛейн был мускулистым, слишком молодым для своего звания и чернокожим. Многие считали его самым способным морским офицером его поколения, и все же ему пришлось приложить особые усилия, чтобы пробиться в ряды высшего командования ВМФ, по традиции состоящего только из белых. Он начал службу на авианосце, сбил четыре самолета противника во время войны в Персидском заливе. Его наградили и повысили в звании, а он, по прошествии времени, оскорбил лучшие чувства капитанов авианосцев, высказавшись за строительство ударных подлодок «Сивулф» и сверхзвуковых истребителей УВВП* [укороченного или вертикального взлета и посадки] вместо тринадцатого по счету авианосца класса «Нимиц». Впрочем, по мнению коммандера Морриса, это было вполне в его характере: Энсон МакЛейн без малейшего колебания поступал так, как считал полезным для дела, на какие бы жертвы при этом ни приходилось идти.

В описываемый день главнокомандующий Атлантическим флотом выглядел чрезвычайно озабоченным. «Рузвельту» требовался ремонт, и это на одну шестую уменьшило общую площадь плавучих аэродромов. А тут еще два атомных авианосца отправились к Фолклендским островам, ситуация вокруг которых стала просто кошмарной. В результате свободные силы флота МакЛейна сократились вдвое, и это в то время, когда напряжение на Балканах нарастало. То, что Китайская Народная Республика только что приняла в строй второй авианосец ситуации тоже не облегчало. Тем не менее МакЛейну, главнокомандующему флота и объединенному комитету начальников штабов удалось выкрутить руки главнокомандующему тихоокеанскими силами, чтобы перевести новейший авианосец класса «Нимиц» – «Мидуэй» из Пёрл-Харбора в Атлантический океан. Корабль был уже на подходе и должен был усилить флот МакЛейна, но до его прибытия ощущался крайний недостаток сил.

Были, впрочем, и более серьезные основания для озабоченности: флот МакЛейна понес серьезные потери в живой силе. Адмирал был хладнокровным аналитиком, но и мстительности ему было не занимать Так или иначе, рано или поздно он узнает, кто убил или лишил зрения тысячи его людей, и тогда…

Вот почему в его обычно спокойном взгляде горел в этот день свирепый, едва сдерживаемый огонь.

– Ну, Мордехай, – приветливо произнес он, вставая и протягивая руку, – надеюсь, ваша маленькая прогулка оказалась плодотворной.

– Очень плодотворной, сэр, – ответил Мордехай.

Главнокомандующий Атлантическим флотом выпустил его руку и жестом пригласил сесть.

– Капитан Эстон действительно знает, что и почему тогда произошло.

– Рад это слышать, – произнес МакЛейн, не повышая голоса, однако от его тона у Морриса по спине побежали мурашки, и он невольно вспомнил полковника Людмилу Леонову. – Но в чем же, позвольте спросить, заключается тайна?

– Сэр, это будет очень непросто объяснить, – медленно сказал Моррис.

Вместе с Гастингс он провел в обществе Эстона и Людмилы двадцать четыре часа, разрабатывая план дальнейших действий, и прекрасно понимал, как много будет зависеть от реакции МакЛейна. Он знал своего начальника лучше, чем кто бы то ни было, но в то же время понимал, что ему придется убедить главнокомандующего Атлантическим флотом поверить в нечто невероятное…

– Тогда вам лучше немедленно приступить к делу, Эм-энд-Эм, – ответил МакЛейн, и капитан глубоко вдохнул.

– Так точно, сэр. Начнем с того…

* * *

В отличие от всех тех, кому до сих пор довелось услышать этот рассказ, адмирал МакЛейн сидел молча, не задавая никаких вопросов. Его локти покоились на столе, а подбородок он положил на скрещенные пальцы. Главнокомандующий Атлантическим флотом терпеть не мог людей, которые перебивали чужую речь только для того, чтобы выказать свой ум, не дожидаясь, пока офицер, проводящий совещание, подведет итог. И тем не менее Моррис чувствовал досаду от того, что адмирал смог выслушать это сообщение, не изменяя своей обычной, спокойной манере.

Он дошел до конца и остановился, со страхом сознавая, насколько безумно звучат его слова. Несколько мгновений МакЛейн смотрел на него безо всякого выражения на лице, поигрывая парадным кофейником, преподнесенным ему командой одного из кораблей. Затем откинулся на спинку своего кресла и произнес:

– Хороший доклад, Мордехай. У меня возник лишь один вопрос.

– Слушаю, сэр, – отозвался Моррис, надеясь, что хорошо скрывает охватившее его волнение.

– Вы сами в это верите?

– Да, сэр. Верю. – Моррис прямо посмотрел в глаза адмиралу.

– А возможно ли задать несколько вопросов лично полковнику Леоновой?

– Да, сэр, – ответил Моррис, изумляясь спокойствию адмирала. – Разумеется, мы – капитан Эстон и я – держим ее взаперти.

– Каким это образом?

– Мы отправили ее в Вирджиния-Бич на рейсовом военном самолете как вольнонаемную ВМФ, а спрятали. В настоящее время они с капитаном Эстоном находится у меня дома, и оба наружу носа не кажут.

– В самом деле? – МакЛейн улыбнулся в первый раз с начала доклада Морриса. – А как к этому отнеслась ваша жена?

– Рода считает, что полковник Леонова – племянница капитана Эстона. Мы не знаем, как выглядит ее электроэнцефалограмма.

– Гм-м. – Главнокомандующий Атлантическим флотом выпятил губы. – А вы сами-то понимаете, насколько невероятно звучит ваш рассказ, Эм-энд-Эм?

– Да, сэр. Но я могу вам докладывать только то, что считаю истиной. За это мне и платят жалованье, сэр.

– Понятно. Хорошо. В таком случае начнем с самого важного, – спокойно сказал МакЛейн и поднял трубку телефона, стоявшего на столе. Нарочито неторопливо набрал номер и стал ждать ответа.

– Добрый день, – сказал он через мгновение, слегка покачиваясь в кресле. – Говорит адмирал МакЛейн. Пожалуйста, доложите адмиралу Хорнингу, что мне необходимо с ним поговорить.

Он замолчал на несколько секунд, а затем его лицо окаменело.

– Очень жаль, лейтенант, – сказал он ровным голосом, – но в таком случае вам придется прервать их беседу.

Моррис старался сохранять внешнее спокойствие. Адмирал Франклин Хорнинг был главным медиком армии США, и Моррису было нетрудно вообразить несколько очень неприятных причин, по которым МакЛейн решил позвонить ему.

– Франк? – МакЛейн наклонился вперед, не выпуская Морриса из виду. Кажется, в его глазах загорелся веселый огонек, с тревогой подумал Моррис. Похоже, адмирал мог читать его мысли, и то, что он только что прочел, развеселило его. – Извини, что отвлекаю от дел, но мне необходима твоя помощь. Сразу предупрежу – звучит моя просьба несколько странно.

Он замолчал, слушая ответную реплику адмирала Хорнинга, а затем усмехнулся:

– Не угадал, еще страннее. Понимаешь, Франк, мне необходимо взглянуть на электроэнцефалограмму президента.

Моррис не слышал, что ответил на это Хорнинг, но по тому, как МакЛейн сморщился и отодвинул трубку подальше от уха, догадался, что ответ был весьма эмоционален.

* * *

Тролль ощущал привычные пульсации ненависти. Отрывочная информация, которую ему удалось извлечь из сознания капитана Сантьяго, не содержала сведений о том, что зону Панамского канала охраняют многочисленные радарные установки. Чтобы не быть замеченным, троллю пришлось отлететь далеко от побережья и двигаться над океаном, но вскоре он столкнулся с новым затруднением: все западное побережье так называемых «Соединенных Штатов» было покрыто цепью радаров. Тролль даже заподозрил было, что люди каким-то образом прознали о его присутствии, но вовремя заметил, что в воздухе находится множество примитивных летательных аппаратов. Значит радары – это что-то вроде примитивной системы управления полетами? По крайней мере некоторые из них, решил тролль, потому что в мире, где царят враждебность и взаимные подозрения, непременно должны существовать и военные радарные установки.

Необходимость прятаться от столь примитивных устройств приводила тролля в ярость. Его снова охватила жажда разрушения, и он мечтал о ракетах, которые его бывшие повелители выпустили в корабли эскадры. Впрочем, успокоил себя тролль, времени у него предостаточно. Надо набраться терпения и разузнать побольше об этом мире. Тогда он будет готов действовать. А пока что нужно вести себя осторожно.

Так он и поступил. Он опустился на высоту нескольких метров над уровнем океана и медленно двигался вперед, оценивая импульсы радаров и выискивая щели в стене радиоэлектронной защиты. Найдя подходящую брешь в устье реки Роуг-Ривер, он проскользнул в нее и под покровом ночи устремился подальше от побережья. Тролль приземлился в горной цепи Каскейд-Рейндж к югу от национального заповедника Кратер-Лейк и приказал своим роботам замаскировать истребитель. Тролль надеялся, что останется здесь недолго, но до отлета он не мог позволить себе быть обнаруженным.

Он тщательно запрограммировал роботов, а затем начал сканировать окрестности, отыскивая подходящую жертву. Где-то должны найтись люди, с которыми он сможет войти в контакт. Люди, из которых он сможет извлечь необходимую информацию.

Нужно было лишь старательно искать.

* * *

– Вы хотите сказать, что к нам проникли чудовища из космоса? – спросил президент Соединенных Штатов глядя на адмирала МакЛейна и растрепанного толстяка-коммандера, стоявшего рядом с ним. – Вы не шутите, адмирал?

– Одно чудовище, – поправил его МакЛейн, пожав плечами. – Когда коммандер Моррис сообщил мне об этом вчера, я не сразу ему поверил. Но после разговора с полковником Леоновой и осмотра артефактов, которые у нее уцелели, я больше не сомневаюсь. Полагаю, она говорит чистую правду.

– Бог ты мой… – Президент уставился на адмирала выпученными глазами, но постепенно оправился от изумления. Он весьма удивился, когда командующий Атлантическим флотом попросил личной встречи «для обсуждения серьезной проблемы, связанной с национальной безопасностью». Его удивление возросло, когда он выяснил, что об этой проблеме ничего не знает ни главнокомандующий военно-морскими силами, ни члены комитета начальников штабов, ни даже его министр обороны. Если бы речь шла о любом другом военном, президент ответил бы отказом, сопроводив его язвительным замечанием о необходимости соблюдать субординацию. Однако МакЛейна президент Армбрастер знал достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что с ним не случился приступ временного помешательства.

Правда, его доверие к адмиралу подверглось тяжкому испытанию, когда он услышал, о чем МакЛейн собирается ему сообщить, и все же его хватило, чтобы не отменить аудиенцию. И вот теперь Армбрастер чувствовал, что хотя и удивлен, но готов поверить адмиралу.

– У меня есть один вопрос, адмирал, – сказал он наконец. – Почему вы не доложили обо всем этом в установленном порядке? Адмирал Джуравски и министр Коун этим несколько недовольны.

– И главнокомандующий военно-морскими силами, и министр уже выразили мне свое недовольство, господин президент, – ответил МакЛейн с легкой улыбкой. – К сожалению, мне не удалось увидеть электроэнцефалограмму адмирала Джуравски. Но я смог раздобыть электроэнцефалограмму министра Коуна. Он не принадлежит к списку надежных.

– Я понял.

Президент откинулся на спинку кресла и кивнул. Адмирал был прав, если, конечно, не сошел с ума. Если во всей этой фантастической истории была хоть капля правды. Но риск в подобной ситуации был недопустим.

– Но я-то в «списке надежных»? – сухо осведомился он.

– Да, сэр. К сожалению, вице-президента в этом списке нет.

– Черт! – Несмотря на твердые республиканские взгляды, манерой выражаться президент Армбрастер напоминал Гарри Трумэна.

– Да, сэр. Министр здравоохранения передал мне ваше медицинское досье. Очень неохотно, должен признаться.

– В это я охотно верю, – фыркнул Армбрастер. – У этого парня представления о честности такие же, какие были в девятнадцатом веке. Это на его посту необходимо.

– Совершенно с вами согласен, сэр. К счастью, он неплохо меня знает, и мне удалось его убедить… в конце концов.

– Если – заметьте, я говорю если, адмирал, у этой истории будет продолжение, то врачам Вашингтона в ближайшие дни работы хватит, – сказал президент.

– Так точно, сэр.

– Ладно. – Армбрастер хлопнул ладонью по столу. – Приведите ко мне полковника Леонову, адмирал. Сегодня после ужина, скажем, около восьми. Я прикажу, чтобы ее впустили. – Он неожиданно рассмеялся. – Лучше, наверное, придумать для нее какое-нибудь другое имя. Что-нибудь не столь русское. – На мгновение он задумался и добавил: – Росс, адмирал. Мисс Элизабет Росс.

– Слушаюсь, сэр.

* * *

Вечерний свет чудесно вызолотил ландшафт вокруг тщательно замаскированного истребителя, но троллю не было до этого никакого дела. Его внимание было поглощено найденным наконец субъектом, с которым он мог войти в контакт. Сначала он хотел провести глубокое ментоскопирование, но заставил себя остановиться. С этим человеком нужно обращаться осторожно, его нужно подманить поближе, чтобы получше разобраться в человеческой психике.

Он «прислушался», не включая пока двустороннюю связь, и стал воспринимать внешние ощущения избранного им человека. Он увидел склонившееся над ним лицо мужчины и попытался понять причину охватившего его возбуждения. Лицо придвинулось еще ближе и прижало губы к губам человека, к сознанию которого подключился тролль.

К сожалению, психика мужчины оказалась недоступна для него. Хорошо было бы использовать их обоих, но пока хватит и одного – пока. Тролль тщательно отметил направление и расстояние и выпустил двух боевых роботов.

Они бесшумно удалились, плывя в лесной полутьме на беззвучных антигравах, а тролль снова сосредоточился на чужой психике. «Интересно, – подумал он. – Так вот как выглядит брачный ритуал людей».

* * *

Аннетта Форман счастливо вздохнула и прижалась к мужу. Они оба забрались в один спальный мешок. Занимаясь любовью на природе, во время вылазок за город, она всегда с наслаждением чувствовала себя очень испорченной особой – в особенности если они устраивали привал рано. Ощутив, как руки Джеффа гладят ее, она нежно дернула его за ухо.

– Ой! – Он засмеялся и в отместку ущипнул ее за упругий зад. Она радостно взвизгнула.

– Это чтоб ты знала… – пробормотал док, давая волю своим вездесущим рукам. – И это…

Внезапно Джефф замолчал, и она почувствовала, как он напрягся. Она открыла глаза, предвосхищая неловкость. Только не это! Она знала, что кто-нибудь может натолкнуться на них – именно отсюда и проистекало ощущение собственной порочности, но…

– Что за черт? – Джефф приподнялся на локте, и она повернула голову, чтобы посмотреть туда же, куда и он.

Аннетта замерла, заметив две странные машины, появившиеся из-за деревьев, и ее глаза округлились. Нет! Такого небывает!

Два робота парили на высоте ярда над землей и приближались с бесшумностью и стремительностью змей. Два человеческих существа, окаменев от изумления и не веря своим глазам, смотрели, как машины поднимаются по склону, направляясь в их сторону.

Джефф Форман первым пришел в себя. Все в этих непонятных механизмах – от бесшумного движения до странного, золотистого сплава корпуса и еще более странных форм – вызывало в нем первобытный безотчетный страх. Он не знал, что они собой представляют, но сейчас это было не важно. Пещерный человек, таящийся в глубинах его души, почуял опасность, и Джефф выскочил из спального мешка, ничуть не стыдясь своей наготы. Он схватил туристский топорик на коротком топорище и скомандовал:

– Беги, Нетта!

Его жена невольно приподнялась на коленях, она ни разу не слышала, чтобы он говорил с ней таким повелительным тоном!

– Нет! Мы вместе…

– Заткнись и беги, черт подери! – заорал Джефф, и Аннетта вскочила на ноги.

– Джефф… – начала она, но он яростно толкнул ее.

– Сваливай, дура! – взвизгнул он, и отчаянный страх, звучавший в его голосе – страх за нее, с ужасом поняла Аннетта, – заставил ее повиноваться.

Она повернулась и побежала вверх по склону, не обращая внимания на камни и ветки, ранившие ее голые ступни. В ее мозгу метались бесформенные страшные картины. Мысли вышли из повиновения и как будто резали душу острыми краями своих обломков. Что это такое? Зачем они явились? Как она могла покинуть Джеффа?! Но невозможно было не послушаться его отчаянного приказа, и она бежала, как он хотел… Хотя внутренний голос говорил ей, что бежать бессмысленно. И Джефф это понимал…

Она почти добежала до густой рощи, когда внезапно вспыхнувший холодный зеленый свет объял ее со всех сторон. Весь мир завертелся, превращаясь в кошмарный калейдоскоп. Вопль, который она издала, оказался жалким, чуть слышным хныканьем, мускулы оцепенели, их словно свело судорогой. Аннетта повалилась на землю а зеленое пламя все выло и ревело у нее в голове. Ей показалось, будто она слышит звук удара металла о металл, но звуки едва доходили до нее сквозь гул и рев зеленого пламени. Она отчаянно силилась преодолеть чудовищный паралич, превративший ее в пленницу, заключенную в темнице собственного тела. Затем раздался еще один звонкий удар и еще один. Она не сразу поняла, что это значит. А когда все-таки поняла, на Аннетту накатила милосердная волна беспамятства. Но, теряя сознание, она все же услышала страшный визг, изданный умирающим существом. Нечеловеческий звук, вырвавшийся изо рта, который был ей так хорошо знаком…

* * *

– Здравствуйте, полковник. – Джаред Армбрастер протянул руку с улыбкой, которая покорила сердца миллионов избирателей.

Несмотря на предупреждение МакЛейна, он был изумлен тем, как молодо выглядела Леонова. Она была пилотом истребителя? Сверхженщина из отдаленного будущего? Последняя надежда человечества? Да этого просто не может быть!

Она пожала протянутую руку, президент встретился с ней взглядами и был поражен ее холодными, спокойными темно-синими глазами. За свою политическую карьеру – в особенности за те три года, что он пробыл на посту президента, – Армбрастер повидал немало человеческих глаз. Они принадлежали людям, которые чего-то хотели от него, которые боялись принадлежащей ему власти, которые ненавидели его или восхищались им. Но ничьи глаза не были похожи на эти. Даже главы других государств опасались той мощи, которая была в его распоряжении. Никто не забывал о ней ни на мгновение: для врагов она была угрозой, для союзников – незримой защитой. Он был на удивление не тщеславен и честен сам с собой, учитывая честолюбие, необходимое, чтобы занять пост президента, но тем не менее привык принимать как должное отражение величия президентской власти в глазах своих собеседников.

А в этих глазах его не было. Они оценивали его – его лично, а не величественный и нереальный образ президента – со спокойствием и бесстрашием кошки. Именно в этот момент, заметив отсутствие подобострастия во взгляде Леоновой, Армбрастер начал по-настоящему верить услышанному.

– Здравствуйте, господин президент, – сказала она, пожимая его руку с большей силой, чем какая-либо из женщин, которых ему доводилось встречать.

Он удержал ее ладонь в своей на мгновение дольше, нежели полагалось, а она спокойно смотрела ему в глаза. Затем он внутренне встряхнулся, улыбнулся еще раз и выпустил ее руку, чтобы познакомиться с Эстоном.

Людмила смотрела, как президент пожимает руку Дика. Значит, это и есть самый могущественный человек на Земле! Несмотря на свой интерес к истории, она ничего не читала о Джареде Армбрастере, потому что в его правление не случилось ни войн, ни крупных скандалов, которые могли бы заинтересовать военных историков. Учитывая напряженную международную обстановку, о которой рассказывал ей Дик, Армбрастер либо хорошо справляется со своей работой, либо необычайное везение позволяет ему обходить подводные камни большой политики. И то и другое могло быть хорошим знаком.

По крайней мере ей хотелось так думать, и она постаралась выудить у Дика все, что он знал о президенте. Это оказалось непросто – было очевидно, что Дик глубоко уважает Армбрастера, но именно поэтому, наверное, он и старался говорить о нем честно и беспристрастно.

Армбрастер был выше нее и ниже Дика. Его темные волосы эффектно поседели на висках. Леоновой нравились морщинки, собиравшиеся вокруг его глаз при улыбке, хотя, возможно, он улыбался слишком часто и с чересчур показной «непосредственностью». Но ведь он – политик, напомнила себе Леонова, а политик по своей природе – существо, стремящееся очаровывать. С другой стороны, когда она попросила Дика (а потом и Мордехая) как можно подробнее описать последние президентские выборы, чтобы лучше прочувствовать, что он за человек, ее поразили две вещи.

Во-первых, язвительное описание Мордехаем реакции профессиональных политиков, которым пришлось наконец признать, что характер человека, баллотирующегося в президенты, тоже имеет некоторое значение. Никто из аналитиков не думал, что у малоизвестного сенатора из Монтаны есть шансы на успех, когда Армбрастер в первый раз решил выставить свою кандидатуру. Отчасти это объяснялось тем, что никто из аналитиков не знал, что это за человек. Честный общественный деятель привлек сердца избирателей своей привычкой говорить то, что думает, хотя бы и в слишком сильных выражениях. Именно эта черта характера убедила их попробовать выбрать порядочного президента, и о опередил сначала главного кандидата от своей собственной партии, а затем и бывшего президента, самоуверенно считавшего, что привыкший к нему электорат автоматически изберет его на второй срок.

Второе, что прочно засело у нее в памяти, был рассказ Дика. В наследство от предшественников административный аппарат Белого дома достался Армбрастеру в скверном состоянии. Моральный авторитет его был в значительной степени подорван двумя предыдущими президентами, а свобода действий сильно ограничена в результате жестокого конфликта с законодательной ветвью власти. Армбрастер решительно взялся за дело и начал болезненно трудный процесс восстановления утраченного, сочетая хитрость с решимостью во что бы то ни стало выполнить свои предвыборные обещания. Он был убежденным интернационалистом, и порой ему удавалось убедить американцев, полностью поглощенных внутренними проблемами страны, поддержать его и признать, что боеспособная армия, а значит, и инвестиции, необходимые для ее создания, жизненная необходимость в мире, который, казалось, готовится совершить самоубийство.

В отличие от Армбрастера и тех, кто голосовал за него, Людмила знала, что ожидает (или, по крайней мере, ожидало в ее прошлом) человечество менее чем через десять лет. Что к тому времени, когда в Европе разразятся войны, вооруженные силы Соединенных Штатов выйдут из того незавидного положения, в котором оказались в конце двадцатого века, чтобы не дать им распространиться за пределы Европы. Это оздоровление армии произошло в основном в президентство Армбрастера, и способность предвидеть будущее и решимость, которые понадобились ему для осуществления этой задачи, не могли не производить впечатления.

Уже на основании только этих сведений Людмила была склонна согласиться с Мордехаем и Эстоном, утверждавшими, что Армбрастер – человек честный и к тому же гораздо более мудрый политик, чем считали его соперники. Оставалось узнать, в достаточной ли степени он был государственным деятелем, чтобы справиться с возникшей ситуацией. Однако припоминая крепкое рукопожатие и ясный, оценивающий взгляд президента, Людмила начинала надеяться на хороший исход.

Армбрастер отвернулся от нее, чтобы пожать руку Эстону – на этот раз перед ним стоял человек, который был ему понятен. Телосложением капитан напоминал путевого обходчика и был в прекрасной физической форме для своего возраста. В нем чувствовалась уверенность в себе, присущая профессиональным военным. В прошлом президент сам служил на флоте и сразу распознал в Эстоне непоколебимое уважение к себе, вырабатывающееся в офицере после тридцати-сорока лет командования. Настоящие профессионалы никогда не утрачивают этого качества, подумал президент, а любители никогда не приобретают его.

– Здравствуйте, капитан.

– Здравствуйте, господин президент.

Его глубокий, звучный голос понравился Армбрастеру. Он считал себя знатоком людей, и этот человек казался ему надежным. Таким, на которого можно положиться. И главное, правдивым.

– Здравствуйте, адмирал. Здравствуйте, коммандер.

Вежливо поздоровавшись с остальными посетителями, президент указал на стулья, уютно расставленные кругом.

– Присаживайтесь, – пригласил он.

Все расселись, и президент предложил напитки. Разговор по необходимости пошел светский и бессодержательный, пока официанты не удалились, подав угощение. Но едва дверь закрылась, а приборы наблюдения отключили, что немало огорчило службу безопасности, президент, стерев с лица профессиональную улыбку политика, обратил на Людмилу взгляд карих глаз. Они стали темными, задумчивыми, испытующими, но без враждебности, и Людмила почувствовала облегчение, решив, что человек этот – именно такой государственный деятель, который им нужен.

– А теперь, полковник «Росс», – сказал Армбрастер с мимолетной улыбкой, – расскажите-ка мне все сами.

* * *

Визуальные рецепторы тролля следили за единственным спутником этой планеты, пробиравшимся сквозь облака. По сравнению с небольшими красноватыми спутниками, вращавшимися вокруг планеты, на которой его сделали, этот был очень большим, и тролль надумал удостовериться, что эта луна принадлежит миру его генетических предков. Наверное, он должен был чувствовать волнение, но серебристый круг луны не вызывал у него никаких эмоций.

Он сосредоточил свое внимание на том, что происходило внутри истребителя, и задумался над только что полученной информацией. Да, получать ее было… забавно. Гораздо приятнее, чем возиться с хныкающим полутрупом, который попался ему в первый раз. Этот образец – эта «Аннетта» – вела себя по-другому. Она тоже испытывала ужас, но не сломалась. Не сразу сломалась.

Если бы у тролля были губы, он улыбнулся бы при этой мысли… и улыбка вышла бы неприятная. Когда боевой робот принес эту голую самку, она была перепугана, а ссадины, полученные при падении, кровоточили. Перепугана, да, но и преисполнена ненависти, которая почти равнялась его собственной. Слепой ненависти, поскольку ничего не понимала. Однако это было сильное, могучее чувство, которое было хорошо знакомо троллю.

Это ему понравилось.

Да, блаженно подумал тролль, ее ненависть ему понравилась. Ощущение было похоже на то, которое он испытывал, когда ширмаксу стимулировали его центры удовольствия, но на этот раз было еще приятнее; наслаждение было ярче и острее. Он дразнил свою жертву, заставлял ее сопротивляться, то погружая в нее свои психические щупальца, то вынимая их, чтобы она думала, будто справилась с ним. А затем снова погружая их еще глубже, пока она не начинала издавать предсмертные хрипы. Такое хрупкое существо по сравнению с бесконечной мощью, отданной в распоряжение органическому компоненту тролля, но такое забавное… Он наслаждался отчаянным сопротивлением женщины и сладким ароматом ее ненависти. Мучил ее, испытывая блаженство, ощущая, как она погружается в ужас и отчаяние.

Он еще раз вспомнил, как чудесно это было, а потом решительно оставил воспоминания. Он все записал и сможет снова вернуться к этим сладостным переживаниям, когда захочет.

Но ему досталось и кое-что посущественнее удовольствия. Тролль узнал много нового – много новых деталей, потому что ничего существенного этой самке не было известно. Однако все, что она знала, стало известно и троллю. Он добрался до самой сердцевины этого милого, охваченного ненавистью и агонизирующего мозга и вычерпал все, что в нем было. Тролль проявлял жестокость, не только чтобы извлечь удовольствие, нет, она позволила ему усовершенствовать свои приемы. Теперь ему легче будет добыть знания у очередной жертвы, добыть, не причиняя ей при этом никакого вреда.

Если захочет. Если только он захочет. Тролль снова и снова наслаждался своей независимостью. Возможностью поступать по своему изволению с этими жалкими, хрупкими, невежественными человеческими существами. Возможностью продемонстрировать им свое могущество.

Он включил внутренний «глаз» и посмотрел на телесную оболочку, которая совсем недавно была Аннеттой Форман, двадцати пяти лет, школьной учительницей, матерью маленькой дочери, которая никогда не узнает, что произошло с ее родителями. На лицо, недавно полное жизни, было неприятно смотреть – оно было обезображено страхом и болью, избито и окровавлено: самка до крови искусала себе губы.

Жаль, что они такие хрупкие, с досадой подумал тролль и вызвал робота, чтобы убрать падаль. Они так быстро ломаются! Эта продержалась всего каких-то шесть часов. Какая досада.

* * *

– Хорошо – сказал наконец президент Армбрастер.

Стол был заставлен пустыми чашками и усыпан крошками печенья. Армбрастер сделал последний глоток из своей чашки и протер глаза. Было уже четыре часа утра, а на девять назначена встреча с министрами. Однако теперь она представлялась ему не столь уж важной.

– Хорошо, – повторил он, – я вам верю.

Он откинулся на спинку кресла, обводя глазами гостей, уставших не меньше, чем он сам.

– Как сказал один из моих предшественников – к сожалению, демократ, – «когда довольно, тогда достаточно».

Он ущипнул себя за нос, стараясь сосредоточиться, а затем взглянул на МакЛейна.

– Адмирал, вы поступили совершенно правильно. Вы все поступили правильно. Если полковник Леонова не ошибается насчет этого киборга – тролля, как она его называет, – то мы столкнулись с самым жутким безобразием из всех, когда-либо случавшихся на этой несчастной, измученной планете. Кстати, капитан, – президент взглянул на Эстона, – вы были правы, говоря, что бдительность теперь – задача номер один. – Он устало улыбнулся. – Ладно. Вы все отработали свое жалованье, теперь пора мне отрабатывать мое. Адмирал МакЛейн!

– Слушаю, сэр.

– Так как вы уже влезли в это болото, то с этого момента официально этим делом будет заниматься флот. Мы будем работать в вашем кабинете.

– Весьма польщен, господин президент, – осторожно ответил МакЛейн, – но при всем моем уважении к вам я несколько…

– Знаю, знаю. – Армбрастер небрежно махнул рукой. – На Балканах дым коромыслом, весь чертов юг Атлантики в огне, а я вам еще подливаю бензинчика. Что ж, адмирал, придется немедленно погасить все пожары, какие сможем.

– Простите, сэр…

– Завтра утром – то есть уже сегодня утром! – я собираюсь ввести военное положение. – Он снова невесело улыбнулся. – Не сомневаюсь, что половина Конгресса начнут кидать жребий: кому давать запрос о конституционности такого шага. Но пока они перейдут от слов к делу, вы успеете двинуть Второй флот на юг, а я сообщу Объединенному королевству и Аргентине, что боевые действия необходимо прекратить.

При виде испуга на лице Мордехая президент криво усмехнулся:

– Не впадайте в панику, капитан. Мне известно, что британцы хотят остановиться. Я, конечно, поставлю премьер-министра в известность, но она не будет чинить препятствий. Буэнос-Айресу это понравится меньше, однако сейчас они получают по полной программе. И, думаю, не станут испытывать судьбу. А впоследствии, возможно, будут мне благодарны. Адмирал, скажите вашим людям, что если аргентинцы не послушаются, я пойду на все, чтобы принудить их к этому.

– Так точно, сэр, – без всякого выражения в голосе ответил МакЛейн.

– Адмирал, я не хочу играть мускулами, – сказал Армбрастер. – У меня есть и другие причины для такого решения, но главное – мы не можем допустить, чтобы этот конфликт отвлекал нас от основной задачи. Вы согласны со мной?

– Согласен, сэр.

– Отлично. Я договорюсь, чтобы кабинету министров, командующим всех родов войск, главам ЦРУ, ФБР, Разведывательного управления министерства обороны и Агентства национальной безопасности сделали электроэнцефалограммы. С лидерами Конгресса будет сложнее, но, надеюсь, я справлюсь. – На этот раз в улыбке президента была вера в собственные силы. – Моих людей я тоже прикажу проверить. Боюсь, кое-кто из нужных людей проверку не пройдет, но если я начну увольнять их пачками без объяснения причины, ситуация выйдет из-под контроля. Поэтому нам придется прибегнуть к двойному обману.

Я собираюсь создать две чрезвычайные комиссии. Задача первой будет заключаться в сборе и анализе информации о том, что произошло, в поиске данных, указывающих на продолжающееся инопланетное вмешательство. Во избежание паники в обществе эта комиссия будет работать в условиях полной секретности, но назначать в нее я собираюсь в основном тех, чья электроэнцефалограмма не пройдет проверку. Думаю, чего-то в этом духе и ожидает от людей наш господин тролль. А так как комиссии ничего не будет известно, кроме фактов, до которых она сможет докопаться самостоятельно, то он успокоится, установив с ее членами психическую связь.

Настоящая комиссия, адмирал, будет действовать под вашим руководством, а коммандер Моррис станет вашим помощником. Комиссия будет состоять исключительно из людей, чья психика недоступна для тролля. Отчитываться вы будете непосредственно передо мной. Ваша задача – найти тролля и уничтожить любой ценой. Если есть хоть малейшая возможность не разрушать при этом его истребитель, так и нужно сделать, но главное – уничтожить тролля.

Он замолчал, обвел взглядом присутствовавших, а затем заговорил снова, очень медленно и четко:

– Поймите меня правильно. Когда – заметьте, я говорю «когда», а не «если» – эта гадость будет обнаружена, мы ее убьем, где бы она ни находилась и чем бы ни пришлось пожертвовать ради этого. Если будет нужно, я своей властью отдам распоряжение нанести ядерный удар, чтобы уничтожить гадину.

Наступило ледяное молчание: холодная решимость президента произвела на слушателей впечатление.

– Правда, я надеюсь, – сказал он уже не столь мрачно, – что этого удастся избежать. Капитан Эстон, вы должны выйти в отставку в следующем месяце?

– Так точно, господин президент.

– Боюсь, с этим придется повременить. Стэну Дорену придется еще некоторое время обходиться без вас – ваш опыт сейчас нужнее мне, чем ему.

– Слушаюсь, сэр.

– Я распоряжусь, чтобы вас повысили в чине немедленно. Вы получите еще одну нашивку, но по сути будете начальником оперативного отдела адмирала МакЛейна. Посоветуетесь с полковником Леоновой и решите, какие силы вам понадобятся. Мне не хотелось бы привлекать к этому делу людей со стороны, поэтому подчиненных будете набирать на флоте.

– Слушаюсь, сэр. Вы позволите мне набирать и людей из SEAL?

– Из любимой компании? – Все с удивлением взглянули на Армбрастера, который неожиданно весело фыркнул. – Ладно, берите их тоже, если хотите.

– Благодарю вас, сэр.

– Полковник Леонова, я понимаю, что вы не обязаны мне подчиняться, но…

– До окончания операции я нахожусь в вашем распоряжении, господин президент, – перебила его Людмила.

– Спасибо. В таком случае мы присвоим вам подходящее воинское звание. Думаю, морской пехоты, – добавил он, покосившись на Эстона. – Боюсь, не найдется человека, до такой степени лишенного чувства прекрасного, чтобы поверить, будто ваш возраст соответствует чину полковника, но присвоить вам звание капитана мы сможем. Как бы там ни было, я буду вам признателен, если для публики вы станете адъютантом капитана… я хотел сказать, адмирала Эстона.

– Слушаюсь, господин президент.

– Спасибо, – снова поблагодарил он, встал и потянулся. – К сожалению, мы не имеем ни малейшего представления о том, где скрывается этот тролль, куда он направляется и что собирается сделать, когда доберется до места. Мы не знаем, прячется ли он где-то неподалеку от нашей территории или территории наших союзников, а принимая во внимание характер опасности, мы никоим образом не можем оставить в неведении весь остальной мир. Это значит, что мне придется поделиться полученной от вас информацией.

– Господин президент… – начала было Людмила, но тот жестом попросил ее не перебивать.

– Не волнуйтесь, полковник. Я буду осторожен, уверяю вас. Похоже, мне придется собрать целую коллекцию электроэнцефалограмм… Коммандер Моррис, вы парень изобретательный. Так ведь?

– Гм… мне хочется так думать, господин президент, – сказал Моррис, чувствуя себя как парашютист перед первым в жизни прыжком.

– Отлично, – продолжал президент с самой очаровательной улыбкой из арсенала профессионального политика. – Тогда придумайте хороший, убедительный довод, который позволит мне заполучить электроэнцефалограмму президента Яколева.

– Сэр?! – Моррис едва не подавился собственными словами, но все же справился с собой. – Я попытаюсь, сэр.

– И я тоже, капитан, – негромко произнес Джаред Армбрастер – Я тоже попытаюсь.

* * *

Тролль закончил анализ собранной информации. Знания, полученные от человеческой самки, позволяли предположить, что его задача оказалась проще, чем он считал. Эти Соединенные Штаты были заманчивой целью. Здесь было раздолье преступникам и врагам государства, а уж с его-то возможностями!.. План действий начал постепенно вырисовываться, хотя в нем было еще много лакун.

Жаль, что самка знала так мало о производстве ядерного оружия в ее стране. Однако из ее жалкой памяти троллю все-таки удалось извлечь одно название: Оук-Ридж. Оук-Ридж в штате Теннеси.

Там и следовало начать действовать…

 

Глава 16

Рода Моррис терпеливо ожидала своей очереди, сидя в приемной и читая журнал. У нее были огромные ясные глаза, хотя лицо было таким же смуглым, как у мужа. Рода была стройной, изящной, абсолютно здоровой женщиной. Ей казалось, что со стороны Мордехая глупо настаивать на полном обследовании – они ведь прошли ежегодный медосмотр всего четыре месяца назад, – но он заупрямился. Она не понимала, что за муха его укусила – он впервые настоял на полном врачебном обследовании. Впрочем, слишком беспокоиться из-за этого не стоило.

Она перевернула страницу и почувствовала привычную печаль, увидев рекламу, на которой была изображена молодая мать с двумя розовощекими младенцами: бесплодие было единственным горем в ее жизни. Она смирилась с ним, но в обстановке больницы ей было больнее, чем обычно, как будто близость врачей заставляла ее глубже сознавать, в чем отказала ей судьба.

Но ведь судьба подарила ей столько других радостей, подумала она и решительно перевернула страницу. У нее был Мордехай. Он тоже сожалел о невозможности иметь детей, но не позволял себе горевать об этом. Даже потеря ноги, хотя и казалась сначала ужасным ударом, не лишила его жизнерадостности… К тому же это вынудило его отказаться от опасных вылазок в горячие точки планеты. С течением времени она научилась не чувствовать вины за то, что втайне радовалась случившемуся.

Она дочитала статью, отложила журнал и задумалась над тем, как долго еще будут жить у них Дик Эстон со своей племянницей. Капитан Эстон всегда нравился Роде: с того самого вечера, когда в Иордании лично проводил ее в госпиталь к Мордехаю. Он вел себя так спокойно и рассудительно… О том, что он спас Мордехаю жизнь, она узнала много позже. Приехал он с племянницей как-то очень уж неожиданно, но она все равно была рада гостям. Ей даже взгрустнется, когда они…

Открылась дверь, появился Мордехай, а за ним и врач. Она подняла на него глаза, улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.

– Ну что? – весело спросила она.

– Все в полнейшем порядке, миссис Моррис, – сказал молодой доктор, и она спокойно кивнула. Разумеется, все было в полном порядке!

– Теперь, я надеюсь, ты доволен, Мордехай? – спросила она, открывая сумку, чтобы вынуть солнечные очки.

– Конечно доволен, дорогая, – ответил он, беря ее под руку и направляясь к двери. Она была счастлива: прошло уже двадцать три года, а они все еще обнимались, когда шли рядом! Сколько других супружеских пар смогли бы сказать о себе то же самое?

– Ну и хорошо. – Он открыл перед нею дверь. – Мордехай, по дороге домой нам нужно кое-что купить к чаю.

– Ладно, – ответил Моррис, распахивая перед ней дверь ее автомобиля.

– Скажи мне, – спросила она, когда он закрыл свою дверь, пристегнул ремень безопасности и их автомобиль влился в поток машин, – ты не знаешь, смогут Дик с Милой пойти с нами на концерт на следующей неделе?

– Думаю, что нет. Дика переводят, а Мила уедет домой.

– Жалко, – вздохнула она.

– Да, дорогая, – нежно ответил он и сжал ее колено. Она с легким удивлением взглянула на него, но он ничего больше не сказал. Не мог: в ее альфа-волнах нужного пика не было.

* * *

Директор ЦРУ Стэнфорд Лорен был в скверном настроении. Достаточно плохо было уже то, что события на Балканах неуклонно развивались в направлении нового кризиса. При этом никто, за исключением Эла Тернера и самого президента, не был способен по-настоящему понять, что развал страны, некогда называвшейся Югославией, являлся прологом к глобальной катастрофе еще в большей степени, нежели бесконечно тянущийся конфликт между Пакистаном и Индией из-за Кашмира. Наивно было думать, что, не располагая собственным ядерным оружием, балканские государства не смогут раздобыть его на стороне. Стэнфорд был уверен, что некоторые из них уже приступили к торгам. Экономический упадок, прикончивший президентство Ельцина и вернувший России власть над регионами, построенную по старому образцу, лишь способствовал подобным сделкам, а Яколев еще не успел ничего сделать, чтобы изменить ситуацию. Сможет ли он вместе с Джаредом Армбрастером убедить остальные западные страны отнестись к этой проблеме серьезно? Нет, черт возьми! Балканы были европейской проблемой, как язвительно заметил на днях французский премьер-министр, а принятое в одностороннем порядке решение предыдущей американской администрации отозвать войска, уже шесть лет как увязшие в болотах Боснии, лишило теперешнего президента всякой возможности влиять на ситуацию.

Ко всему этому прибавилась чудовищная бойня в Атлантике. Затем разразилась война, которую не предсказывал ни один из аналитиков Лорена, а теперь еще президент помешался на вопросах здоровья! Менее всего Лорену хотелось бросать дела и отправляться в «Бетесду» для полного медицинского обследования. Он и не бросал, надеясь, что президент забудет об этой бредовой идее.

Как бы не так! Министр здравоохранения лично позвонил ему, чтобы напомнить о необходимости обследоваться! И вот он сидел в кабинете врача, ожидая результатов обследования, которое, естественно, подтвердит, что он совершенно здоров, несмотря на некоторый избыточный вес. И это вместо того, чтобы работать в Лэнгли над решением мировых проблем! «Лишь в Стране Чудес над Потомаком возможно такое», – с горечью подумал Стэнфорд.

Дверь открылась – он резко вскинул голову, но язвительная реплика замерла у него на губах, когда в кабинет вошел сам президент.

– Доброе утро, Стэн, – сказал Армбрастер, прикрывая тревогу улыбкой. Лорен знал его уже двадцать лет и научился понимать, что означает то или иное выражение лица президента.

– Доброе утро, Джаред, – настороженно ответил он.

– Я знаю, ты думаешь, что я рехнулся, – сказал Армбрастер, подходя к окну и глядя на улицу. – Тебе станет легче, если я скажу, что сейчас в этом же здании находятся Хопкинс и Тернер?

Лорен нахмурился. Флойд Хопкинс руководил Разведывательным управлением министерства обороны, а Эл Тернер считался заместителем директора – на самом деле был главой – Агентства национальной безопасности. Было о чем задуматься директору ЦРУ!

– Долф Вилкинс тоже здесь, – добавил президент со странной усмешкой, и Лорен удивился еще больше, добавив к списку директора ФБР. – И по серьезному поводу, Стэн. Точнее, по серьезному делу.

– По какому? – осторожно спросил Лорен.

– Стэн, – сказал президент, повернувшись и скрестив руки на груди, – я хочу кое-что тебе рассказать. Флойду и Элу я этого рассказать не смогу. А потом я собираюсь навестить Долфа, но мои встречи с тобой и с Долфом нигде не будут зарегистрированы. Я тебя заинтересовал?

– Скорее заинтриговал.

– Вот как? –Армбрастер мрачно фыркнул. – Что ж, Стэн, когда я закончу рассказ, ты будешь более чем заинтригован.

* * *

– Похоже, дело сдвинулось с мертвой точки, – сказал Эстон, листая бумаги в папке, которая лежала у него на коленях.

– Наконец-то, – заметила Людмила, не отрывая взгляда от книги. Откинувшись на спинку кресла, она изучала «Руководство офицера морской пехоты».

– Дай нам дух перевести, Мила! – шутливо запротестовал Моррис. – Труднее всего отобрать первый эшелон, а дальше дело пойдет быстрее. Ведь каждый офицер высокого ранга, который успешно проходит проверку, дает нам доступ к своим подчиненным.

– А это увеличивает вероятность утечки информации, – кисло заметила Гастингс.

– Это правда, – со вздохом признал Моррис. Он закурил новую сигарету, и она свирепо сверкнула на него глазами:

– Я расскажу Роде, что ты мошенничаешь.

– Наплевать, – ответил он, глубоко затягиваясь. – И не беспокойся из-за возможной утечки информации. Люди вроде Лорена или Вилкина умеют хранить тайны. Меня больше беспокоят конгрессмены.

– Напрасно, – вмешался Эстон, отмечая галочкой какое-то имя в своих бумагах. – Президент им ничего не расскажет.

Моррис от удивления приподнял брови, и Эстон злорадно фыркнул:

– Ты не слышал? Он принял это решение прошлой ночью. Не хватало нам только спикера с неправильной электроэнцефалограммой и IQ, равным размеру его ботинок! Я доволен. При таком подходе к делу Армбрастер обдурит все контрольные комиссии, гоня им дезу, а мы сможем работать, не опасаясь, что толпа законно выбранных непосед проболтается вездесущей прессе.

– Похоже, ты не очень-то любишь народных избранников, Дик, – сказала Людмила, отрываясь наконец от своей книжки.

– И правильно делает, – ответил Моррис, опередив Эстона. – Кое-кто из них, возможно даже большинство – хотя я не слишком в это верю, – вполне приличные люди. Но некоторые, безусловно, продажные твари. А между тем одной сволочи достаточно, чтобы провалить самую секретную операцию. Вы знаете эту старую поговорку, как это там говорилось… «два человека могут сохранить тайну, только если один из них умер… и то если он не был политиком».

– Так оно и есть, – подтвердила Гастингс и взглянула на Эстона: – Как продвигается набор в ударную группу, адмирал?

– Будете продолжать называть меня «адмиралом», и первый ее удар обрушится на вашу голову, – проворчал Эстон. – Пока – неплохо. У нас уже есть майор морской пехоты, который повредил себе голову во время учений в прошлом году. Его подробно обследовали, и у него отличный большой альфа-пик. Да и человек он вроде надежный.

– Значит ты все-таки решил ограничится морской пехотой? – с интересом спросил Моррис.

– Я пытаюсь отыскать как можно больше подходящих офицеров, не прибегая к новым обследованиям. Нам будет проще, если все они будут из одних и тех же войск. По-моему, морская пехота – подходящий выбор.

– А что ты думаешь по поводу потребной огневой мощи? – полюбопытствовала Людмила. – Мы ведь эту проблему пока не обсуждали.

– Прошу прощения. – Моррис потер лоб и виновато улыбнулся. – Я должен был вам сообщить. Адмирал МакЛейн договорился с армейцами – они дадут нам пару списанных танков, которые собирались отправить на переплавку, и позволят провести на них испытания. Разумеется, – добавил он с усмешкой, – они понятия не имеют, что мы собираемся испытывать.

– Отлично, – с улыбкой откликнулся Эстон. – А скоро?

– Завтра или послезавтра.

– А где мы будем проводить испытания? – спросила Людмила. – Это должно быть надежное место.

– Мы нашли одно –довольно-таки надежное, – Моррис ухмыльнулся, – это большой подземный зал в Нью-Мексико. Его вырыли для ядерных испытаний, которые хотели проводить после того, как договор ОСВ-2 провалился. Но испытания так и не были проведены из-за прошлогодних переговоров об ограничении ядерных вооружений с Китаем, Пакистаном и Индией.

– Звучит неплохо, – согласился Эстон и с шумом захлопнул папку. – Есть еще новости от Лорена?

– Он подготовил группу прикрытия. План такой – вице-президент приступает к работе, используя Лорена в качестве «помощника». Мне кажется, Лорен недоволен, что ему придется там торчать, но зато он с Вилкинсом сообщат нам обо всем, что будет делать комиссия. Честно говоря, у них есть шансы что-нибудь обнаружить, ведь они имеют полномочия задействовать всю систему безопасности страны. Но только наша группа сможет понять, что они обнаружат.

– Другого выхода у нас все равно нет, – хмуро произнес Эстон. – Хотелось бы мне знать, о чем сейчас думает этот ублюдок тролль!

* * *

Тролль ликовал. В лице озлобленного нищего по имени Леонард Стилвотер он обрел наконец последний элемент, необходимый для осуществления своего плана!

Плохо, что со Стилвотером все так неловко получилось, упрекнул себя тролль. Нужно было вести себя поосторожнее! Нужно за собой следить. Насильственное проникновение в человеческую психику – удовольствие, которое затягивает, но необходимо научиться себя контролировать. В Стилвотере, к примеру, таилась уйма информации, о которой невозможно было подозревать, судя по его потрепанному виду и неряшливому образу мыслей. Увы, тролль понял это слишком поздно…

Он машинально проверил, как роботы справились со своей ежедневной работой по маскировке. Его передвижение по территории США шло медленнее, чем он ожидал, но в этом были свои преимущества: тролль наконец-то собрал достаточно данных о примитивных радарах людей и смастерил несложную, но эффективную систему генерации помех, не позволяющую его обнаружить. Да и информации насобирал немало.

Самая поразительная была извлечена из человека Стилвотера, и тролль остановился чуть севернее индейской резервации Броукен-Боу в горах Квачита, штат Оклахома, чтобы спокойно над ней поразмыслить. Такие новости необходимо было обмозговать со всех сторон.

Тролль никогда не интересовался тем, как люди относятся друг к другу, и был крайне изумлен, когда, проникнув в психику Стилвотера, обнаружил в ее глубине заряд страшной ненависти. Это было так похоже на него самого! И эта ненависть гнездилась в человеческом мозгу! Просто прелестно.

Тролль никогда не слышал о Партии Белых Людей, или об Американской нацистской партии, или о Ку-Клукс-Клане – пока роботы не доставили к нему бродягу Стилвотера. Он был весь перепачкан и страшно напуган, но в нем было и кое-что еще: затаившаяся злоба, скрывавшаяся под покровом ужаса и себялюбия. Уже одно это должно было обратить на себя внимание тролля, заставить его действовать осторожнее!

И все же человек не имел никакого значения сам по себе. Ценна была ненависть, которую тролль обнаружил. Он сразу понял, что она представляет собой еще одно уязвимое место в защитной броне человечества – и такое доступное для тролля!

Действовать необходимо очень осторожно… но слепая ненависть, таящаяся в душах подобных Стилвотеру людей, охотно признает власть тролля, а их потребность в лидере, который станет за них думать, сильно облегчит его задачу.

Нужно лишь найти еще одного Стилвотера – более образованного и разумного, чтобы понять, чем может наградить его тролль.

* * *

Николай Степанович Некрасов был доволен своей должностью посла Российской Федерации в Соединенных Штатах Америки. Он, разумеется, не признался бы в этом большинству своих знакомых, но американцы ему нравились. Они были неорганизованными, недисциплинированными, избалованными людьми, страдавшими шовинизмом, хотя этот порок был присущ и его собственному народу. Американцы были искренне убеждены, что политические изменения в России были следствием блестящего примера Америки, в то время как экономические проблемы проистекали единственно из нежелания в точности копировать их опыт. Возможно вследствие такого убеждения американцы по-прежнему совершенно не доверяли русским, и те платили им той же монетой. Кроме того, недостатком американцев было их наивное убеждение, что отдельные люди важнее, нежели государство. Вдобавок они слишком удивлялись и обижались, если кто-нибудь позволял себе намекнуть, что американцы не пользуются всеобщей любовью во всем мире, Причем не только потому, что об их уровне жизни остальные обитатели Земли могут лишь мечтать.

Впрочем, Некрасов готов был признать, что его восприятие американцев было не вполне адекватным, ведь воспитан он был в соответствии с незыблемыми принципами марксизма-ленинизма. В целом американцы казались Некрасову щедрыми и вежливыми людьми, а их врожденное нежелание слепо подчиняться властям и безоговорочно доверять мнению высокопоставленных чиновников вызывало у него симпатию – в отличие от многих его бывших товарищей по партии. Доельцинская партия была бы в гораздо большей степени способна понять американцев и даже, считал Некрасов, смогла бы удержаться у власти, если бы ее члены понимали, что европейская классовая система на самом-то деле так и не внедрилась в Америке по-настоящему.

Было время, размышлял он, глядя на улицу из окна своего кабинета в здании посольства, когда эти люди просто пугали его. В них была какая-то безжалостная вера в собственную деловитость и успешность. Опасно, когда население страны-соперницы столь сильно уверено в своей исключительности. Поэтому-то, кстати, американские президенты склонны были излишне считаться с общественным мнением. Порой это выглядело просто трусостью, во всяком случае административный аппарат двух последних президентов иначе как трусливым назвать было нельзя.

Но оборотной стороной этой медали было то, что уж если американский президент закусывал удила и принимал решение не обращать внимания на общественное мнение, совершенно невозможно было предсказать, как далеко он может зайти. Еще хуже было то, что если нация считала действия президента решительными и эффективными, он мог быть уверен в поддержке общества. Вот уже больше года посол пытался убедить Яколева в том, что этот президент США обладает и решимостью, и умением действовать эффективно. К сожалению, многие твердолобые члены кабинета Яколева – включая Александра Турчина, министра иностранных дел и непосредственного начальника Некрасова, – по-прежнему думали, что антиамериканская карта в конце концов выиграет.

Некрасов хорошо понимал досаду, которую у его соотечественников вызывал тот факт, что их правительство во многих отношениях оказалось на содержании у последней настоящей сверхдержавы. Он сам едва справлялся с внезапно закипавшим гневом, когда какой-нибудь американец оседлывал любимого конька и начинал свысока разъяснять ему, что в его стране идет не так, как нужно. Разумеется, такой оратор «совершенно случайно» знал, что необходимо предпринять, чтобы исправить дело. А «принципиальное несогласие» с зачастую беспомощной политикой предшественников Армбрастера было для русского правительства, постоянно балансировавшего над пропастью, всего лишь легким способом заработать очки на «демонстрации силы» как внутри страны, так и на международной арене. Тот факт, что подобная политика способствовала ухудшению – или, по крайней мере, не способствовала улучшению – все более напряженной ситуации на Балканах, казалось, не доходил до сознания Турчина и ему подобных.

А может, и доходил. Некрасов подозревал, каковы истинные цели министра иностранных дел. Его тщательно скрываемая дружба с опальным, националистически настроенным генералом Вячеславом Погошевым казалась послу зловещим знаком. Правда, пока что Яколев нуждался в поддержке Турчина в своей внутренней политике. Так вот оно всегда и происходит, мрачно подумал Некрасов. Достаточно полдюжины эгоистичных приспособленцев, – а иногда и одного-единственного, – чтобы сделать бесцельным труд десятков честных людей. К несчастью, демократические институты страны были еще слишком молоды и уязвимы; они не успели приобрести прочность старых демократий, позволяющую противостоять усилиям подобных кретинов.

Привычные невеселые мысли вереницей потянулись в голове посла, но сегодня они были лишь фоном, оттенявшим гораздо более важную загадку. За прошедшие тридцать месяцев Армбрастер доказал, что обладает решительностью и способностью к эффективным действиям, но сейчас он творит что-то несусветное. Вступив в должность, он непрерывно стремился улучшать отношения с Латинской Америкой, и его усилия приводили к положительным результатам. Остатки сандинистов отступали по всему фронту, отношения с Мексикой и Колумбией неуклонно улучшались, а наследников Фиделя президент вынудил проводить серьезные внутриполитические реформы, ловко манипулируя экономическими уступками, необходимыми агонизирующей кубинской экономике. И вдруг…

Почувствовав, что голова у него раскалывается от боли, Некрасов заставил себя прекратить размышлять в этом направлении. Как ни старался, он не мог понять, почему после всех этих успехов Армбрастер неожиданно пошел на шаг, фактически являвшийся ультиматумом, перечеркивавшим его предыдущие усилия. У США не было серьезных стратегических интересов в Аргентине или на Фолклендских островах, и весь мир это знал, так зачем же Армбрастер предпринял такое мощное и такое… неуклюжее вмешательство в дела южных соседей

Некрасов не мог отделаться от ощущения, что какая-то важная часть событий остается за кадром. Он не думал, что ультиматум Армбрастера был частью заранее задуманной инсценировки. Ему было ясно, что британцы успешно выигрывают войну и прекращение огня гораздо выгоднее аргентинцам, нежели союзникам Америки. Правда, в Буэнос-Айресе считали по-другому. Но как бы ни путались в собственной риторике аргентинские генералы, они все-таки были военными и не могли не знать истинного положения дел.

Президент ратовал за мир, не слишком выгодный в этот момент его союзникам. Аргентинцы, которым мир был на руку, демонстрировали его неприятие. Ну их-то понять было можно – они не понимали причин, по которым Армбрастер стал им подыгрывать, и заподозрили какой-то подвох. То же самое заподозрил Некрасов. Президент явно совершил какой-то отвлекающий маневр. Но от чего он отвлекал мировую общественность своим ультиматумом? Некрасов не мог бы сказать, почему он уверен в том, что где-то за кулисами идет крупная игра, но сомнений у него не было. Его подозрения не подтверждались разведданными, аналитики готовы были признать, что президент просто «показывает норов», «играет мускулами». «Коллеги» Никитина из КГБ смеялись над его мнительностью, но интуиция подсказывала ему, что тут они имеют дело со шкатулкой с секретом

Такие секреты не хранятся долго, и Некрасов ожидал, что после беседы с американским президентом его недоумение рассеется. Ему удалось установить с Джаредом Армбрастером достаточно хорошие отношения, и он полагал, что сможет разузнать, что же президент хотел сохранить в тайне.

* * *

Преподобный Блейк Таггарт хлопнул дверью своего автомобиля и злобно пнул передний бампер. Нога заболела, но вмятина, образовавшаяся на бампере, немного утешила его. Не совсем, но все-таки утешила.

Чаша его терпения переполнилась, с горечью сообщил он окружавшей его тьме. Нужно было остановиться в Мьюзе и проверить у механика, что за треск доносится из-под капота, но весь город уже крепко спал. Кроме того, за диагностику пришлось бы платить, а денег у него было мало.

Он вздохнул и с мрачным видом обошел вокруг машины. От роскошной развалины надо было давным-давно отделаться, однако это был последний осколок былого величия, и он не находил в себе сил расстаться с ним.

Блейк открыл багажник и достал из дорогого чемодана белый шелковый платок, который привязал к антенне. На его лице застыло выражение тоски. Если бы у него до сих пор был личный шофер, он преспокойно сидел бы себе в автомобиле, а этого парня отправил бы искать подмогу. А теперь ему придется тащиться самому.

Он прорычал злобное проклятие и стал искать в багажнике ботинки поудобнее, потом присел на задний бампер, чтобы переобуться.

А ведь у него были такие надежды! Его проповеди были такими убедительными и приносили недурной доход! Он просил свою паству поддержать его проповедническую деятельность, и его поддерживали. У него появился роскошный дом с огромным бассейном, безумно дорогая телевизионная установка… Да-да – все то, о чем он мечтал во времена своего детства, прошедшего среди холмов Северной Каролины.

Иногда ему, вспоминал Блейк, завязывая шнурки, начинало даже казаться, что Бог и в самом деле существует.

Его гладко выбритое, ухоженное лицо в сочетании с тщательно выверенным акцентом и мрачной страстностью, усвоенной им от отца – странствующего проповедника-самоучки, – позволили ему добиться успеха. Известная доля нетерпимости с вполне ощутимым оттенком расизма упрочили его положение и сделали ему имя. Один из критиков назвал его «Кафлином двадцать первого века», и все же произносимые им проповеди умиротворяли души его последователей. Еще бы! Ведь если пастор разделяет их мнение, значит, они мыслят правильно!

А потом этот траханный репортеришка принялся на него охотиться, и все пошло прахом. Таггарт в ярости заскрежетал зубами, припоминая прошлые обиды. Сначала все казалось весьма безобидным – просто одна из его сделок каким-то образом стала достоянием гласности. Мелочь, в общем-то. Но ублюдок не успокоился и продолжал копать. И чем глубже копал, тем больше находил. Сделки с некоторыми более чем сомнительными брокерами. Полузаконная земельная спекуляция в Колорадо – сукин сын просочился сквозь три подставные фирмы и выяснил, кто дергает за ниточки. Затем были разоблачены его связи с казино в Лас-Вегасе и обнародованы отношения с женщинами. Черт возьми, но репортеришка ведь тоже человек! И половое влечение у него такое же, как…

Таггарт горько рассмеялся. Да, он ошибся, пытаясь откупиться от урода – но ведь что-то нужно было предпринять! Откуда ему было знать, что этот подонок записывает их разговор?

Пожертвования иссякли. Те особого сорта люди, которые составляли его паству, могли простить многое, но и их терпение в конце концов лопнуло. Он был уверен, что они обозлились на него из-за девок. Его последователи могли с пониманием отнестись и к земельным сделкам, и к аферам в казино. Возможно, ему даже удалось бы убедить их, что он понятия не имел, чем занимаются его «менеджеры». Но простить девок они ему не могли. Ханжа впечатляет лишь до тех пор, пока его не разоблачат.

Он громко хлопнул крышкой чемодана и снова огляделся по сторонам, но мало что увидел в темноте. Недавно он пересек дорогу US-269, и там была бензоколонка, которая работает круглосуточно. У тамошних уродов, скорее всего, нет постоянно дежурящего механика – теперь они вывелись повсюду, – но у них наверняка есть телефон, и они знают, где вызвать эвакуатор. При мысли о том, сколько за него придется платить, Таггарт вздрогнул. А затем, ухмыльнувшись, сказал себе, что, может быть, Бог пошлет ему еще что-нибудь…

Должен послать. Он не позволит своему другу Блейку Таггарту увязнуть в дерьме по самые уши.

* * *

Тролль насторожился, уловив импульсы ненависти и тревоги. Он уже улавливал их, когда это существо проезжало мимо. Теперь оно остановилось. Да, оно было почти неподвижно и фиксировалось сенсорами тролля как источник волн жадности и злобы! Тролль думал, что оно выйдет за пределы досягаемости раньше, чем он сможет что-либо предпринять, но, кажется, ошибся.

Он сфокусировал настройку тщательнее, «прислушиваясь» к поверхностному слою мыслей восхитительно злобного существа и стараясь поточнее определить его координаты. Да, да – все подходит! На этот раз, строго сказал себе тролль, отправляя на задание боевых роботов, необходимо вести себя крайне осторожно.

* * *

Блейк Таггарт понятия не имел, что с ним случилось.

Он шагал в сплошной темноте вдоль дороги. Внезапно вокруг вспыхнул непостижимый зеленый свет, и… все исчезло. А затем он очнулся «здесь» – хоть и не понял, где это «здесь» находится.

Он попытался сесть, но мышцы не слушались. Какая-то часть мозга пыталась убедить его, что он должен испугаться, но Таггарт чувствовал лишь смутное удивление. Он смотрел на голый металлический потолок, медленно дышал и пытался сообразить, как в его черепную коробку проник крохотный суетливый паучок.

– Добро пожаловать, Блейк Таггарт.

Голос раздавался отовсюду сразу – странный, мертвый, бездушный голос. Механический голос, мысленно уточнил Таггарт, холодный механический голос. Он раздавался у него не только в ушах, но и прямо в голове.

– Твои братья нехорошо обошлись с тобой, Блейк Таггарт, – продолжал мертвый голос. – Я видел в твоих воспоминаниях, как они напали на тебя.

Таггарт снова ощутил приступ знакомой ненависти. Она вскипела в нем, но не так как всегда, а сильнее, будто кто-то старательно усиливал ее, пока он был без сознания. Страх, недоумение и попытки понять случившееся были словно вырезаны скальпелем хирурга, оставив одну лишь холодную злобу к тем, кто его предал. Он попытался ответить, но губы и язык тоже не повиновались ему больше.

– Если я решу помочь тебе, Блейк Таггарт, – продолжал медленный скрипучий голос, – ты вернешь себе все, что потерял, и даже приобретешь кое-что сверх того. Ты отомстишь своим обидчикам… а я – моим. Ты понял меня, Блейк Таггарт?

Паралич отпустил его голосовые связки. Обнаружив это, Таггарт издал хриплый горловой звук и сглотнул слюну, переполнявшую рот.

– Чего вы хотите от меня? – выдавил он наконец и застонал от страшной боли, пронзившей все его нервы. Она исчезла едва ли не быстрее, чем он успел ее осознать, и Таггарт снова сглотнул, поняв, что это было предупреждение.

– Я щедр, Блейк Таггарт, но нетерпелив. Тебе лучше не забывать об этом. Ты понял?

– Да, – прошептал он. И еще раз, громче: – Да!

– Так-то лучше, – сказал голос. – Блейк Таггарт, мне нужен помощник – человек с определенными дарованиями. Возможно, этим помощником окажешься ты.

– А что нужно делать?

Удивительно, он почти не ощущал страха, как будто кипевшая в нем злоба не давала ему испугаться. Но нет, не только злоба. Голос каким-то образом не давал ему ощутить страх, подумал Таггарт. Однако на такую мелочь не стоит обращать внимания, когда тебе обещают помочь расправиться с врагами.

– Это станет тебе понятно, – ответил голос, если ты окажешься достаточно сильным, чтобы вынести ментальный контакт со мной. Все, что возможно, я из твоего подсознания выудил, теперь ты должен добровольно пустить меня в свое сознание.

Раздался неестественный, скрипучий звук, и Таггарт не сразу сообразил, что голос смеется.

– Ты можешь умереть от этого, Блейк Таггарт. Да, ты можешь умереть. Но если ты выживешь…

Голос постепенно замер.

Таггарт уставился на металлический потолок, раздумывая о том, насколько голос успел изменить его душу. Отсутствие страха, жгучая жажда мести и слепая ненависть – все это и раньше жило в нем, но голос явно усилил эти чувства. Таггарт понимал это, но почувствовал, что ему все равно.

– Да, – сказал он. – Да, я готов.

* * *

«Жаль, что Мордехая нет», – подумал Эстон, обводя взглядом колоссальное подземелье. Аргентинцы выказывали больше смелости, чем ума, и МакЛейн потребовал от Морриса временно вернуться к его прямым обязанностям.

Эстон посмотрел на два огромных танка М60АЗ, и даже ему показалась абсурдной мысль, что такая маленькая штучка, как бластер Людмилы, сможет серьезно их повредить. Он обернулся к ней – в новой униформе она показалась ему еще более юной, чем обычно. Может, потому, что он знал, на какой возраст должен выглядеть настоящий капитан морской пехоты?

– Готова? – спросил он, и Людмила спокойно кивнула. – Нужны какие-то меры предосторожности?

– Просто стой у меня за спиной, – сказала она, и Эстон подошел к Джейн Гастингс, стоявшей у закрепленной на штативе видеокамеры.

– Итак, дела обстоят следующим образом, – продолжала Людмила, когда оба они оказались у нее за спиной. – Я знаю, сколько энергии надо, чтобы уничтожить боевого робота кангов, и сколько потребуется на боевое шасси тролля. – Она приподняла бластер, осторожно сняв палец со спуска. – Оценив, чего стоят ваши танки, мы сможем прикинуть, какое вооружение понадобится твоей ударной группе, Дик.

– Я все-таки никак не могу поверить, Мила, – сказала Гастингс, указывая на бластер, – что эта игрушка может уничтожить танк. Пытаюсь себя убедить, но без толку.

Она пожала плечами. Людмила взглянула на нее и неожиданно улыбнулась:

– О, маловеры, – пробормотала она и подняла бластер.

Как и в первый раз, когда Людмила демонстрировала действие бластера, выстрел не сопровождался ни грохотом, ни пламенем. Отсутствие каких-либо эффектов снова поразило Эстона, хотя, в общем-то, на тишину жаловаться не приходилось.

На броне танка, стоявшего справа, вспыхнуло бело-голубое пятно невыносимо яркого света – как раз под пушкой. Оглушительный, пугающий треск потряс окрестности, и Эстону показалось, что на свободу вырвался запечатанный гром. А затем снова наступила тишина, которую нарушало лишь слабое шипение расплавленного металла.

Эстон уставился на поврежденный танк, оцепенев от изумления, несмотря на то что безоговорочно верил Людмиле. Через мгновение он усилием воли заставил себя подойти к танку. Людмила и Джейн последовали за ним. Он уставился на небольшое круглое отверстие, окруженное раскаленной броней, бессознательно отстраняясь от пышущего жаром металла.

Все выглядело именно так, как говорила Людмила: небольшое круглое отверстие в пятидюймовой* [127 мм] броне. Эстон забрался наверх и заглянул в открытый люк. Внутри тоже были повреждения, правда, менее значительные, чем он ожидал. Почти вся энергия выстрела ушла на то, чтобы прожечь броню, и отсек водителя остался почти в полной неприкосновенности.

– Ну как? – спросила Людмила, когда он с озабоченным выражением лица спустился с танка. – Ваше оружие способно на такое?

– Подобное повреждение мог бы нанести TOW* [управляемая по проводам противотанковая ракета] последней модели. Но они монтируются на специальных машинах. «Предейтор» – последняя модель ручного ракетомета – тоже, наверное, справился бы.

– Неплохо для начала. – Лицо Людмилы оставалось спокойным, хотя в голосе слышалась тревога. – Однако броня тролля способна вынести гораздо более сильный удар. К тому же у него есть энергетический щит.

– Об этом ты уже упоминала, – сказал Эстон. – А что это такое?

– Cиловое поле, отклоняющее выстрелы. Щиты боевых кораблей способны поглощать удары мощностью в несколько мегатонн, но даже тяжелый вариант шасси тролля не может создавать такое защитное поле. Главное, следует помнить, что боевой щит может быть перегружен локально значительно меньшим количеством энергии, чем общая мощность, на которую он рассчитан. Чтобы пробить боевой щит кораблей кангов в какой-то одной точке, мы используем серию выстрелов, а затем пускаем ракету в пробой. Хотя сомневаюсь, что мы сможем применить эту тактику в бою с троллем: необходима очень точная координация действий. Поэтому нам придется пробить его защитное поле одним выстрелом, а для этого потребуется вот такая мощность…

Она снова попросила друзей встать у нее за спиной и изменила параметры выброса энергии из бластера. Джейн поспешно надела фильтр на объектив видеокамеры.

– Прикройте глаза, – велела Людмила и нажала на спуск.

На этот раз шума было куда больше. Рев и треск продлились значительно дольше. К ним примешивались звуки, напоминавшие серию взрывов, и Эстон был благодарен судьбе за то, что в танке не было ни горючего, ни боекомплекта. Его ноздри заполнил тошнотворный запах горящей краски и плавящегося металла, а волна жара была отчетливо ощутима кожей руки, которой он прикрыл глаза.

Затем шум стих.

– Все в порядке, – сказала Людмила, и Эстон опустил руку.

Никто не произнес ни слова. Двое людей двадцать первого века в оцепенении глядели на то, что недавно было танком. Раскаленный воздух колебался перед их глазами, а вся лобовая броня светилась: белым в середине и ярко-вишневым по краям. Пушка вздрогнула и медленно опустилась, повиснув на цапфах, потому что выстрел бластера перерезал подъемник, гидравлическую систему и проделал дыру в самом стволе прямо у казенной части. Эстон видел ее сквозь здоровенную дыру в лобовой броне.

Он молча обошел дымящийся танк. Энергетический луч прошил его насквозь. Пройдя сквозь трансмиссию и семисотпятидесятисильный дизель, он выжег девятифутовую* [примерно 2,75 метра] дыру в стене подземелья, отстоявшей от танка на расстоянии двадцати футов* [примерно 6 метров]. Эстон обернулся и отыскал глазами Джейн, оцепенело взиравшую на искалеченный танк.

– Это чуть сильнее, Мила, – медленно произнес он, – чем удар, на который способно самое мощное наше оружие. На какие-то несколько тысяч процентов, по-моему.

– Я так и подумала, увидев, как заряд небольшой мощности подействовал на танк, – откликнулась Людмила, возвращая бластер в кобуру. Тихое шуршание бластера о стенки кобуры показалось Эстону и Гастингс громким по сравнению с шипением и пощелкиванием медленно остывавших стали и камня.

– Бог ты мой, – потрясенно покачала головой Гастингс. – И что теперь делать?

– Не знаю, – мрачно ответил Эстон. – Я могу сформировать команды, которые справятся с боевыми роботами, Мила, но нанести удар такой силы… Возможно, если мы дадим залп ракетами…

– Ничего не получится, Дик. – сказала Людмила. Она стояла рядом с ним, глядя на результаты своего выстрела. – Если ты не сможешь обеспечить минимальный интервал между отдельными ударами. Впрочем, даже если это удастся сделать, тролль наверняка успеет отступить, когда его обнаружат. Мы должны поразить его с первого выстрела.

– Но это невозможно, Мила. Просто невозможно.

– Я знаю. Я была в этом уверена заранее. Но, – Людмила прямо взглянула ему в глаза, – я смогу это сделать.

Она положила руку на кобуру бластера, и Эстону захотелось – сильнее, чем хотелось чего бы то ни было за всю жизнь, – сказать ей «нет». Сказать, что он обойдется без нее. Что он не позволит ей рисковать собой.

Но вместо того он молча кивнул.

 

Глава 17

Майор морской пехоты США Дэниэл Абернати не был похож на человека, готового рвать, метать и калечить окружающих. Сторонний наблюдатель ни за что бы не догадался, какое усилие ему приходится делать над собой, чтобы не шарахнуть своим огромным кулаком по прозрачному пластику иллюминатора. И Абернати гордился своей сдержанностью.

Он сжал зубы, с ненавистью глядя в иллюминатор на взлетные полосы авиабазы Эндрюс. Он не должен был оказаться здесь! Он должен был быть в Лежене и принимать командование разведывательным батальоном Второй дивизии морской пехоты. Он должен был командовать этим батальоном! Он не жалел пота и сил, чтобы добиться этого назначения и – видит Бог! – он его заслуживал. Приказ был уже подготовлен, но тут какая-то жопа из Вашингтона его отменила.

Он закрыл глаза, отдаваясь чувству гнева. Самолет шел на посадку. Абернати был страстным, вспыльчивым человеком и с трудом переносил поражение – особенно когда в нем не было его вины. И то, что Вторая дивизия была приведена в состояние боевой готовности из-за войны на юге Атлантики, лишь усугубляло его досаду. Он тренировался двенадцать лет, готовясь к возможной войне, а сейчас…

Самолет покатился по посадочной полосе, и Абернати заставил себя отвлечься от этих мыслей. Сделать это было нелегко, но он все-таки заставил себя улыбнуться соседям, собирая свой багаж.

Солнце в Вашингтоне жарило так же свирепо, как в Северной Каролине, откуда он вылетел, и теплый воздух не освежил Абернати. Он надел солнечные очки, поправил фуражку и пошел вместе с толпой пассажиров. Внутри здания, по крайней мере, работают кондиционеры.

Так оно и было. Вдобавок его уже кое-кто ждал. У ожидавшего были четыре полоски, три шеврона и звезда старшего сержанта на коротком рукаве рубашки цвета хаки. Брови Абернати приподнялись от удивления. Много лет назад сержант по имени Элвин Хортон прилагал все усилия, чтобы чересчур юный лейтенант Абернати делал поменьше ошибок, командуя первым в своей жизни взводом. Абернати знал, что любой офицер морской пехоты испытывает особые чувства к своему первому сержанту, но даже тогда он понимал, что Элвин Хортон – особо выдающийся.

Старший сержант вытянулся по стойке «смирно», отдал честь, и Абернати ответил как положено. Затем левой рукой снял солнечные очки, а правую протянул сержанту, впервые за последние двадцать один час искренне улыбнувшись.

– Ганни! – сказал он, крепко пожимая Хортону руку. – Что, черт возьми, здесь стряслось?

– Что вы имеете в виду, сэр? – выжидательно взглянул на него Хортон. – Почему господин майор считает, будто старший сержант знает что-то такое, чего неизвестно ему?

– Брось издеваться. Если кто-то что-то и знает, так это ты.

– Майор, я ничего не знаю. Честно.

Брови Абернати поползли кверху. Сержант Хортон был четвертым по рагу сержантом всего Корпуса морской пехоты США. Он обязан был знать, что происходит. Но если он сказал, что ничего не знает…

– Простите, сэр, – нарушил Хортон течение его мыслей, – но где ваш багаж?

– Весь тут, – ответил Абернати, помахивая небольшим чемоданчиком. – На сборы мне дали немного времени.

– Ясно, сэр. Пожалуйста, следуйте за мной.

Абернати зашагал рядом со старшиной. Толпа расступалась, уступая им дорогу. Абернати был богатырского сложения. Его темная кожа обтягивала тренированные мускулы, а в форме он выглядел особенно внушительно. Он был не слишком высок, но все его движения были исполнены кошачьего изящества и сдержанной силы, а количество планок наград под крылышками десантника производило впечатление.

Несмотря на это, несмотря даже на золотой дубовый листок* [знак различия майора] на воротнике Абернати, Хортон выглядел еще внушительнее. Он был выше майора на четыре дюйма. Его светлые волосы были подстрижены так коротко, что их почти не было видно, а кожа от загара стала почти такой же темной, как у Абернати. На нем тоже красовались крылышки десантника, но пять рядов планок наград под ними начинались с Флотского креста, за которым шла красно-бело-голубая ленточка Серебряной звезды с двумя метками* [в США не принято носить несколько одинаковых планок. Две метки на ленточке означают три награды]. И на каждой метке была крошечная буква V, обозначавшая, что награды были получены за доблесть* [по-английски: valor].

Старший сержант вел майора по дымящемуся от жары асфальту к служебному автомобилю, и Абернати опять удивился, когда Хортон открыл ему дверь, закрыл ее за ним, а потом уселся за руль. Старшие сержанты обычно не исполняют обязанности водителя, и Абернати все сильнее убеждался в том, что тут происходит нечто необычное. Хортон завел двигатель, машина тронулась.

– Скажи-ка, ганни, – произнес наконец Абернати, – а что ты знаешь?

– Толком ничего, сэр, – ответил Хортон, не отводя глаз от дороги.

– Я слышал, что ты был дивизионным сержантом в Пендлтоне, – задумчиво сказал Абернати.

– Да, сэр. Но меня перевели.

Абернати задумался. Стало быть, тот, кто добрался до него, сцапал и старшего из сержантов Третьей дивизии морской пехоты. Он боялся себе представить, как отреагировал на это генерал Ватсон.

– Ладно, ганни, а куда нас обоих переводят?

– Полагаю, сэр, мы узнаем об этом сегодня вечером.

– От контр-адмирала Р. К. Эстона, надо думать?

– Да, сэр.

Что-то в тоне Хортона заставило Абернати насторожиться. Он задумчиво сузил глаза. Эстон… Эстон… Вроде бы это имя было ему знакомо.

– А кто такой этот адмирал Эстон? – спросил он наконец.

– Хороший человек, сэр, – ответил Хортон, хотя редко одобрительно отзывался о людях. – Он начинал службу в самом конце войны во Вьетнаме. Потом перешел в SEAL, сэр.

– Ты имеешь в виду капитана Дика Эстона?

– Да, сэр, – ответил Хортон, чуть улыбнувшись. – Теперь он стал адмиралом.

– Ну, пусть меня утопят в дерьме… – пробормотал Абернати.

На это Хортон ничего не ответил, и Абернати откинулся на спинку кресла. Это меняло дело. Это совершенно меняло дело. Ничего удивительного, что имя показалось ему знакомым. Ни у кого в элитных частях не было такой прекрасной репутации, как у Эстона. Именно он, припомнил Абернати, вызволил заложников в Ливане. Команды SEAL под началом капитана Эстона вели свою собственную победоносную войну в Ираке как до, так и после войны в заливе. Это его ребята отобрали у террористов буровую платформу «Эксон» в Мексиканском заливе, перебив всех мерзавцев и не допустив гибели ни одного из заложников. Если он участвует во всей этой истории, скучать им не придется. Внезапно Абернати понял, почему Хортон казался таким веселым. У старшины на такие вещи был особый нюх.

– Что ж, ганни, – сказал он, помолчав и подумав, – затея может оказаться гораздо привлекательнее, чем мне представлялось.

– Думаю, вы правы, сэр, – осклабившись, подтвердил Хортон.

* * *

– Нет, так у нас ничего не выйдет, сэр, – сказал Блейк Таггарт. Он сидел в кресле странных пропорций перед гладкой металлической переборкой и не испытывал ни малейшего желания смеяться над абсурдностью разговора с… с чем? С автоматом? С бестелесным голосом? Со сверхъестественным существом? Как мог он смеяться после того, как всем своим существом почувствовал безграничную силу его ненависти? Опыт был не из приятных. Совсем не из приятных.

– В самом деле? – Голос звучал по-прежнему холодно, но не был столь монотонен, как прежде – хозяин его с пугающей скоростью обучался подражать человеческим интонациям.

– В самом деле, сэр. – Таггарт облизнул губы. Чем бы ни оказалась эта штука на самом деле, она не являлась человеком и была не слишком хитра. Она заставляла его испытывать постоянный страх, но с этим он уже смирился. Он был слегка удивлен тем, с какой готовностью примирился с господством этого… существа. С тем, что оно сделало с ним, чтобы он смирился. Как бы то ни было, удивлялся он не слишком сильно, поскольку устал дивиться чудесам, увиденным внутри космического аппарата. Принадлежит этот голос психу или спятившей машине, существо это способно выполнить свои обещания.

Он улыбнулся жестокой улыбкой, вспомнив о Священном писании. Вот его и унесли на гору и предлагают власть над миром. Правда, в качестве вице-короля, а не самостоятельного правителя, но тем не менее… Правда несмотря на свое могущество, непостижимый голос ничего не понимал в людях.

– Почему же не выйдет, Блейк Таггарт? – холодно спросил голос.

– Представьте себе на мгновение, что вы в самом деле можете управлять президентом, – ответил Таггарт. – Или вице-президентом, которому удается занять место Армбрастера. В обоих случаях вы получаете возможность управлять Белым домом, но толку от этого будет немного.

– Он – глава государства, – монотонно сказал тролль.

– Но он ведь правит не в вакууме, сэр! Есть еще Конгресс, и Верховный суд, не говоря уж обо всех прочих. Если президент внезапно начнет вести себя странно, множество могущественных людей начнут совать ему палки в колеса. Это не годится. Если вы хотите захватить власть, то должны начинать снизу. Выстроить организацию и постепенно ее продвигать. – Таггарт злорадно ухмыльнулся. – Действуйте последовательно, и через несколько лет вы сможете выбрать какого хотите президента, а Конгресс будет делать все, что вам угодно.

– Подожди, – сказал тролль и задумался над словами человека.

Таггарт не знал, что тролль слышит его скрытые мысли и знает, что тот уже ищет способы отнять власть у своего хозяина. Но это было в порядке вещей. В конце концов, тролль выбрал этого человека ради его безудержных амбиций, и тот даже не подозревал, какие устройства контроля он успел внедрить в его организм. Одного импульса было достаточно, чтобы прекратить работу его хрупкого сердца и легких. Но это на крайний случай. Небольшие порции боли, выданные в нужное время, обеспечат необходимую покорность человека.

Однако кроме амбиций тролль выбрал этого человека еще и ради его знаний и интуиции, которых не хватало ему самому. В отличие от своего повелителя человек знал, как функционирует механизм этого примитивного мира, и тролль старательно копался в мешанине его мыслей, извлекая из нее нужные сведения. Он уже получил общее представление об этом мире, и то, что он узнал, ему определенно нравилось.

– Хорошо, Блейк Таггарт, – скачал тролль. – Объясни мне свою идею поподробнее.

– Охотно, сэр, – с готовностью откликнулся Таггарт. – Для начала…

* * *

– Чего я не понимаю, Мила, – сказал Моррис, глядя на видеозапись стрельбы по танкам, – так это принцип действия твоей пушки. Где страшный луч лазера? Где сверкающий пучок всеразрушающих энергий? Короче говоря, как она действует?

– Простите его невежество, Мила, – насмешливо произнесла Гастингс. – Не забывайте – это всего лишь грубый, необразованный дикарь.

– Ничего, – улыбнулась Людмила. – Но я не смогу толково ответить на ваш вопрос, Мордехай. Представьте себе, что вам нужно объяснить квантовую механику – или, еще лучше, устройство электронной печатной платы – Копернику.

– Я понимаю вас, – сказал Моррис, – но мне в самом деле очень хочется понять.

– Ну что же… – Она откинула со лба прядь каштановых волос и подняла ладонь, на которой лежала одна из пластинок, хранившихся в кобуре бластера. – Попробую. Это конденсатор. Очень мощный, но существа дела это не меняет. А энергетический удар – это разряд конденсатора. Теоретически я могла бы разрядить конденсатор за один выстрел, но тогда взрыв уничтожил бы и меня, и много чего вокруг.

– То есть бластер лишь высекает искру? – недоверчиво спросил Моррис.

– Это очень грубое объяснение, но оно близко к истине. На самом деле он генерирует комок плазмы.

– Внутри бластера? – На этот раз в голосе Джейн прозвучало недоверие. – Для этого он должен быть чертовски прочным, Мила.

– Он достаточно прочен, но на самом деле ему много выносить и не приходится. Здесь находятся, – она постучала по лежавшему на столе бластеру, – электроцепи и крохотный многомерник. – Людмила заметила недоумение на лицах слушателей и пояснила: – в общем, когда я нажимаю на спуск, бластер вычисляет расстояние до ближайшего твердого предмета на линии огня. Я могу перенастроить его, чтобы изменить понятие «твердый предмет», – это может пригодиться, к примеру, под водой. Но нам это вряд ли потребуется.

Глаза Гастингс округлились – она представила, что произойдет, если эта штука выстрелит под водой, но промолчала.

– Как бы то ни было, после измерения расстояния бластер генерирует энергетический импульс, точно соответствующий мощности и размерам поражаемого предмета. Я могу сфокусировать выстрел на площади в два квадратных миллиметра или в один квадратный метр. Но энергетический импульс не «содержится» в бластере, и он на самом деле не «стреляет» в цель. В момент генерации плазмы многомерник перебрасывает ее в альфа-диапазон таким образом, чтобы ее координаты совпали с координатами цели. Там она возвращается в нормальное пространство и… – Людмила пожала плечами. – Практический импульс возникает сразу в указанной точке, поэтому мы не наблюдаем никаких феноменов ионизации или нагрева, связанных с лазерами или иными способами лучевой передачи энергии.

– Бог ты мой, – пробормотала Гастингс. – А каков радиус действия этой штуки?

– Всего пять километров. На большем расстоянии вы не сможете точно прицелиться из ручного оружия – даже в открытом космосе. Модели с прикладом оснащены электрооптическим прицелом, и радиус действия у них больше, а этот бластер предназначен для ближнего боя. Кроме того, на любе планете у вас, скорее всего, не будет возможности стрелять с большего расстояния.

– Она говорит «всего пять километров» –фыркнул Моррис. – Милая дама, с помощью этой игрушки вы могли бы…

Стук в дверь заставил его замолчать. Он выключил видеомагнитофон, а Людмила сунула бластер под куртку.

– Войдите, – крикнул Моррис, и все трое встали.

Ричард Эстон открыл дверь и вошел в комнату.

Он был не один, и сердце Людмилы сжалось от боли, когда она увидела сопровождавшего Дика мускулистого чернокожего майора. Он был невыносимо похож на Стива Онслоу! Третьим был старшина, ростом лишь чуть-чуть уступавший Дику. У него были внимательные серые глаза, от взгляда которых, казалось, ничто не могло ускользнуть.

Вытянувшись по стойке «смирно» – она стала делать это рефлекторно, надев форму младшего офицера, – Людмила заметила удивление в глазах майора. Эти люди ничего не слышали о «фусаилах» и относились к ней без малейшего предубеждения, хотя все как один полагали, что ее внешность не соответствует званию. Слава богу, президент Армбрастер учел их реакцию и не вернул ей ее прежнего звания!

– Друзья, – сказал Эстон, жестом приглашая всех сесть, – позвольте представить вам новых членов нашей группы. Майор Дэниэл Абернати и старший сержант Элвин Хортон. А это коммандер Мордехай Моррис, лейтенант-коммандер Джейн Гастингс и капитан Элизабет Росс.

Людмила с трудом сдержала улыбку, услышав, как Эстон называет ее новым именем.

– Рассаживайтесь, и мы введем вас в курс дела, господа. И позвольте вас предупредить: что бы вы сейчас ни думали, на самом деле все обстоит еще менее правдоподобно. – Он улыбнулся. – Можете поверить.

* * *

Посол Некрасов не понимал, что происходит. Внешне президент Армбрастер казался совершенно беззаботным, но Некрасов знал, что это не так. Он не смог бы объяснить, на чем базируется эта уверенность, но давно привык полагаться на свою изощренную интуицию. Хмурясь, он сделал маленький глоток отменного кофе и произнес:

– Господин президент, руководство моей страны не понимает, почему вы решили сделать столь категорическое заявление. Без предупреждения, без предварительных дипломатических шагов, без переговоров, вы внезапно требуете от двух стран прекращения военных действий. Которые происходят довольно далеко от границы Соединенных Штатов.

– Позвольте вам напомнить о доктрине Монро, господин посол, – ответил Армбрастер.

Некрасов покачал головой:

– В данном случае она неприменима, сэр. Военные действия начались по инициативе Аргентины, а Великобритания является вашим сторонником. Союзником, которому вы мешаете продолжать успешно начатые военные действия. – Он сухо улыбнулся. – Российская Федерация всегда ратовала за мирное разрешение конфликтов. Мы готовы поддержать ваше заявление, но хотели бы знать, почему вы заняли столь странную и жесткую позицию.

– В таком случае, – внезапно сказал Армбрастер со странной, недоброй улыбкой, – я попросту скажу, что разозлился.

Некрасов едва не захлебнулся кофе. Голова у него слегка закружилась, он осторожно поставил чашку на стол и вытер губы салфеткой. Ослышался он что ли? Немыслимо, чтобы глава иностранного государства сказал такое послу!

– Господин президент, – осторожно произнес Некрасов, – я…

Он на мгновение запнулся. Странно… Неужели оговорка президента или неправильно понятое слово так подействовали на его мозг? Он с трудом подбирал слова!

– Я понимаю, сэр, – наконец сказал он, – что вы опасаетесь, как бы этот конфликт не перерос в полномасштабную войну. Но ваше заявление уже вызвало негативную реакцию аргентинского правительства. Да и в Великобритании…

– Насрать, – ответил Армбрастер, внимательно наблюдая за Некрасовым. – Мне надоело, что люди гибнут из-за дурости своих траханых правительств.

Президент ухмыльнулся, заметив, какое ошеломляющее действие эти слова произвели на его собеседника.

– Господин… господин президент… – Некрасов снова запнулся и протер глаза, затем часто заморгал. – Боюсь, что я… То есть… – Он замолчал и дернул галстук, пытаясь ослабить узел. – Извините, господин президент, – пробормотал он неразборчиво. – Я… плохо себя… чувствую. Я…

Некрасов попытался встать, но тут глаза у него закатились, он обмяк и повалился обратно в кресло.

Армбрастер вскочил на ноги и вцепился в посла, не позволив ему сползти с кресла на пол. Пожалуй, он зашел чуть дальше, чем следовало. Президент взглянул на входящего в кабинет директора ЦРУ и мрачно проворчал:

– Эти чертовы русские… Он здоров, как бык!

* * *

Президент Петр Яколев заставил себя проснуться: звонил телефон. Он застонал и нащупал трубку, Надеясь, что это не сообщение об очередном кризисе.

– Да? – прорычал он. Послушал, что говорит голос в трубке, и рывком сел на кровати: – Что?

– Извините, господин президент, подробностей мы пока не знаем, – осторожно произнес голос в трубке. Голос принадлежал Александру Турчину, который считал Николая Некрасова одним из проклятий своей жизни. К несчастью, Некрасов и Яколев были старыми знакомцами, и министру иностранных дел приходилось соблюдать осторожность. – Я только что получил сообщение об этом. По-видимому, у Николая Степановича случился сердечный приступ прямо в кабинете президента.

– Боже мой, – пробормотал Яколев. – Как он себя чувствует?

– Не знаю, господин президент. Они отправили его в госпиталь военно-морского флота «Бетесда», где лечится их президент…

– Да-да, это я знаю. Когда мы сможем узнать подробности, Александр Иванович?

– Не могу сказать, господин президент. Надеюсь, что скоро.

– Я тоже на это надеюсь.

У Яколева было немного близких друзей, и Николай был одним из них. Ему не хотелось его потерять.

– Жена с ним? – спросил он.

– Насколько мне известно, с ним, – ответил Турчин.

– Передайте ей мое искреннее сочувствие, – приказал Яколев.

– Непременно, господин президент. Сожалею что нарушил ваш сон, но мне показалось, что вам надо об этом сообщить.

– Вы правильно сделали, Александр Иванович. Спасибо. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, господин президент.

Яколев положил трубку и снова лег. подумав, что в такие минуты ему особенно не хватает поддержки покойной Марины. Бедный Николай. Он слишком много работал. Но ведь он всегда отличался отменным здоровьем! Сердце у него железное – он сам так говорил. И вдруг – сердечный приступ… Да еще во время беседы в Белом доме?..

* * *

Дэниэл Абернати упрямо покачал головой и взглянул на Элвина Хортона. Спокойствие сержанта раздражало его, и майор чуть не вышел из себя, но вовремя заметил изумление, появившееся в глазах Хортона.

– Так в чем же наша задача, адмирал? – спросил Абернати.

– А вы как думаете? – вопросом на вопрос ответил Эстон, внимательно глядя на него.

– Похоже, сэр, вы нас взяли, чтобы мы организовали ударную группу, – медленно произнес Абернати.

– В яблочко, майор. Подробности мы обсудим позднее, но в общем вам нужно готовиться к созданию группы для «проведения испытаний». – Эстон ухмыльнулся. – Это не так привлекательно, как командовать батальоном, но думаю, что скучать вам и здесь не придется.

– Да, сэр, скучать, наверное, не придется, – сказал Абернати, ухмыльнувшись в ответ. – С утра я кипел от злости, но сейчас начинаю успокаиваться.

– Отлично. Тогда мы с вами и сержантом пойдем и обсудим кое-какие детали. Капитан Росс и капитан Моррис займутся другими делами.

– Слушаюсь, сэр.

– Да, майор, вот еще что…

– Да, сэр?

– Кое-кто, наверное, захочет узнать побольше о капитане Росс, но что и кому можно рассказать, решаю я. Не вы, не капитан Моррис, даже не адмирал МакЛейн. Я. Понятно?

– Так точно, сэр.

– Вы поняли, сержант?

– Понял, адмирал.

– Отлично. Что ж, господа, следуйте за мной.

* * *

Николай Некрасов открыл глаза и понял, что лежит на спине в постели. Повернул голову и обвел глазами светлую просторную палату комфортабельной больницы. Что же это такое…

Внезапно мысли его прояснились, и он сел. Президент! Он разговаривал с президентом, а потом…

– Здравствуйте, Николай.

Он обернулся и посмотрел прямо в глаза Джареду Армбрастеру. В них прыгал веселый огонек, но была заметна и настороженность. Некрасов медленно покачал головой, пытаясь понять, что же произошло. Да, он потерял сознание… а теперь он чувствовал себя прекрасно. Так что же…

– Я должен извиниться перед вами, господин посол, – спокойно сказал Армбрастер. – Боюсь, что мы подсунули вам пилюлю.

Некрасов в недоумении заморгал.

– Подсыпали вам снотворного в кофе, – объяснил Армбрастер.

Подсыпали снотворного в кофе? Неслыханно. А если и так – почему Армбрастер ему в этом признается? Посол обвел взглядом палату, стараясь справиться с внезапной паникой. Но не до такой же степени сошел с ума президент!

– Я приношу извинения. – В голосе Армбрастера звучало искреннее сожаление. – Но я думаю, что смогу вам объяснить, почему мы так поступили.

– В самом деле, господин президент? – Некрасов был доволен, что ему удается говорить спокойным тоном. – Мне было бы очень любопытно услышать ваше объяснение.

– Разумеется. – Армбрастер присел на край кровати. – Для начала мне хотелось бы извиниться и за легенду прикрытия, которую мы выдали за правду. Вашему правительству мы сообщили, что с вами случился сердечный приступ. Это, – поспешно добавил он, – пришлось сделать, чтобы объяснить, почему мы спешно отвезли вас в «Бетесду».

Некрасов открыл было рот, но Армбрастер поднял руку:

– Пожалуйста, господин посол. Времени мало. Люди из вашего посольства, отвечающие за безопасность, очень недовольны тем, что врачи не пускают их к вам в палату под тем предлогом, что вы находитесь в «очень тяжелом состоянии». Вскоре мы их впустим, но до того я должен успеть вам кое-что рассказать.

– Хорошо, – сказал Некрасов и снова откинулся на подушки, недоверчиво глядя на американца.

– Спасибо. Господин посол, вы спросили меня, почему моя страна вмешалась в ход войны на юге Атлантики. Я должен признаться, что мой ответ был шуткой. Правда состоит в том, что мне было необходимо провести отвлекающий маневр.

– Простите?

– Причины этого решения в значительной степени связаны с вами, господин посол. Первоначально я хотел только создать правдоподобный предлог для некоторых военных операции, которые мне придется предпринять, но затем я сообразил, что той же легендой можно воспользоваться и для особых дипломатических шагов – для сообщения той информации, которой я сейчас с вами поделюсь.

Должен вам признаться, господин посол, что пока вы находились здесь – на самом-то деле мы все это и затеяли лишь для того, чтобы вы здесь оказались, – мы сделали вам электроэнцефалограмму.

Некрасов явно недоумевал, и Армбрастер спокойно продолжил:

– Это было необходимо, чтобы определить, имеется ли в альфа-волнах вашего мозга определенный рисунок. К счастью, имеется – и я искренне надеюсь, что мы сможем обнаружить его и на электроэнцефалограмме президента Яколева. К сожалению, я не придумал лучшего способа убедить его согласиться на такую проверку, чем объяснить кому-то, кому он доверяет – его близкому личному другу, – зачем это нужно.

– Господин президент, – гневно заговорил Некрасов, – это просто смешно. Я…

– Нет, господин посол, это не смешно, – перебил его Армбрастер, и русский поразился холодной беспощадной решимости, прозвучавшей в его голосе. – Я уверен, что вы согласитесь со мной, а когда вы согласитесь, я попрошу вас отправиться домой – официально под предлогом плохого состояния здоровья и консультаций по поводу ситуации на юге Атлантики – и убедить президента Яколева предоставить нам свою электроэнцефалограмму.

– Даже представить себе не могу, какая причина может побудить меня так поступить, – холодно ответил Некрасов.

– Причину вы сейчас узнаете, – ответил Армбрастер не менее холодно, – а для этого мне хотелось бы вас познакомить с одной дамой. Вы позволите?

Он поднялся и пошел к двери. Некрасов пожал плечами: ситуация была совершенно абсурдной. Но ведь этот сумасшедший занимал пост президента Соединенных Штатов!

В палату вошли двое – морской офицер в чине коммандера и с ним до смешного молодая женщина в чине капитана морской пехоты. Некрасов терялся в догадках: какое отношение офицеры столь невысокого ранга могут иметь ко всей этой истории?

– Господин посол, позвольте представить вам коммандера Морриса, начальника разведки адмирала Энсона МакЛейна и капитана Росс. Господа, перед вами посол Николай Степанович Некрасов.

Некрасов кивнул гостям, затем с нетерпением вновь посмотрел на президента.

– Господин посол, капитан Росс не совсем та, кем она кажется, – сказал Армбрастер, снова усаживаясь. – На самом-то деле именно она и является главной причиной вашего присутствия в этом госпитале.

Некрасов, нахмурившись, посмотрел на девушку с яркой внешностью. Это было еще безумнее, чем все остальное! Армбрастер заметил его реакцию и улыбнулся.

– Уверяю вас: вряд ли вы удивлены сейчас больше, чем был удивлен я, когда впервые встретился с капитаном, господин посол. Видите ли…

 

Глава 18

subversion (сущ.) Действие того, кто губит, разрушает, или состояние после таких действий.

subvert (перех. гл.) -verted , -verting , -verts 1. Губить; разрушать. 2. Уничтожать репутацию или преданность; коррумпировать 3. Опрокинуть; полностью изменить [ср.-англ. subverten, от лат. subvertere – перевернуть: sub– – снизу вверх + vertere – повернуть]».

– Что она сделала? – переспросил МакЛейн, и Мордехай Моррис снова залился неудержимым хохотом. У него аж бока заболели, и он испугался, уж не случился ли с ним приступ истерии.

– Она… ч-ч-чуть не… взорвала… п-петербургский зоопарк! – повторил он, с трудом переводя дыхание.

– Бог ты мой – почему?

– Она… она… Ха-ха-ха! – Моррис опять засмеялся и начал вытирать льющиеся из глаз слезы. Президент Яколев подумал, что ей… что ей будет интересно посмотреть город. – Он наконец справился со смехом и продолжал почти ровным голосом. – Поэтому экскурсовод повез ее по Петербургу. – Он покачал головой. – Все шло отлично, пока о не добрались до вольера с кенгуру.

– Вольера с… – перебил МакЛейн, внезапно что-то сообразив. – О, нет! – простонал он, прикрывая глаза рукой.

– Вот именно, сэр: канги. Понимаете, она нам говорила, что ростом они с невысокого человека. С хвостами. Но мы ясно себе этого не представляли. Мы думали только о тролле, и нам в голову не приходило уточнить, на что похожи или не похожи канги!

– Боже, боже!.. – пробормотал МакЛейн. – Избавь нас впредь от подобных просчетов!

– Аминь, – скрепил Моррис, чьи глаза все еще были влажны от смеха. – Едва увидев их, она машинально выхватила бластер – а действует она быстро, сэр. Прицелилась и чуть не превратила в пепел все стадо – или как там положено называть толпу кенгуру. Дик едва успел остановить ее. Экскурсовод чуть не помер со страху. – Моррис покачал головой. – Сэр, она никогда не видела живого кенгуру.

– Но она не выстрелила?

– Нет, сэр, – успокоил его Моррис. – Она сумела остановиться вовремя. Она страшно злилась на Дика за то, что он ее не предупредил. Пока не поняла, что он не знал, о чем ее следовало предупредить.

– Что ж, слава богу, – сказал МакЛейн. – И все же мы едва не выдали тайну из-за какой-то жалкой своры кенгуру! – Он с удивлением покачал головой, а затем поднял глаза на Морриса: – Больше мне таких сюрпризов не нужно, капитан. Передайте ей это

– Передам, сэр. Передам.

* * *

Тролль описал круг над своим убежищем. Человек Таггарт был прав. Лучшего и желать невозможно.

Ночная прохлада ласкала броню истребителя. Он спустился еще на сто метров ниже, прямо в овальную долину. В длину она тянулась на пять с половиной километров, ширина ее не превышала двух километров. Темные деревья устремляли свои кроны к звездному небу. Ни огонька, ни малейшего признака человеческого жилища. Сканеры тролля тщательно обшаривали лес. но обнаруживали лишь живые организмы, которые летают, передвигаются на четырех конечностях или плавают. Другие сканеры обследовали ночное небо, но в нем не было ни спутников, ни летательных аппаратов.

Истребитель бесшумно спустился еще ниже и медленно полетел над долиной: тролль выбирал местечко поудобнее. Вот здесь. За группой деревьев начинался почти отвесный склон.

Тролль привел в действие батарею маломощных энергетических пушек, смонтированную под носом истребителя. Из стволов вырвался сноп неяркого голубого огня. Он был гораздо бледнее, чем вспышка выстрела, убившего кралхи, и, глядя на него, тролль почувствовал, как в нем просыпается жажда разрушения и тоска по всеистребляющему пламени. Но для него время еще не пришло. Пока что необходимо сдерживаться.

Голубой огонь пополз по горе, и там, где он побывал, кустарник и стволы деревьев исчезали. Деревья валились как подкошенные, падали в круг голубого огня и исчезали почти бесшумно. Затем наступала очередь камней и самой земли. Да, голубому огню было далеко до беспощадного, истребительного пламени, но дело свое он делал исправно.

Внутренние рецепторы тролля фиксировали, что человек склонился над экраном, который роботы смастерили для него в тесной «каюте управления». Тролль чувствовал, как изумлен и испуган человек, и беззвучный смех гремел в его мозгу. Значит, Блейк Таггарт думает, что это и есть могущество? А что он скажет, узнав, что это всего лишь модификация стандартного землеройного оборудования ширмаксу? Или, пользуясь терминологией людей, не более чем буровая установка?

Гора поддавалась хуже, чем растительность, но тролль упорно углублял наметившуюся яму. Он выжег в горе цилиндр шестидесяти метров в диаметре; гладкие стенки его поблескивали, покрытые слоем оплавленной породы. Глубина достигла трехсот метров, после чего голубой огонь погас. Тролль развернул истребитель и загнал его задним ходом в пещеру.

Он опустился на дно и открыл люки. Из них вышли роботы, которые принялись заделывать отверстие туннеля на глубину пятидесяти метров. Им было велено оставить только лаз, сквозь который мог выбраться самый крупный из боевых роботов тролля… или его собственная боевая машина. К рассвету новое убежище было тщательно замаскировано.

Тролль был доволен. Конечно, в таком укрытии были свои недостатки. Чтобы истребитель мог выбраться из своего уютного гнездышка, потребуется некоторое время, а бортовые сканеры ничего не могут «видеть» сквозь толстый слой камня и земли. Зато тролль надежно скрыт от посторонних. Человек Блейк Таггарт был прав: это место как нельзя лучше подходило для убежища.

Новый слуга тролля оказался полезен во многих отношениях. Например, он знал, что человек Аннетта ошибалась относительно Оук-Риджа. Там уже много лет не производились радиоактивные материалы для военных целей, и было маловероятно, чтобы тролль обнаружил там необходимое их количество. Зато Блейк Таггарт знал то, чего не знала самка: радиоактивные материалы производятся в Саванна-Ривер.

По некоторым причинам тролль предпочел бы расположиться поближе к источнику радиоактивных материалов, и все же Блейк Таггарт был прав: это пустынное убежище вполне позволяло его боевым роботам напасть на Саванна-Ривер, если потребуется. В то же время оно гораздо лучше подходило для осуществления другой части его – или, если быть честным, подумал тролль – теперь уже их плана.

Пока что тролль не хотел нападать на военные заводы. Он не был уверен в том, что его роботы неуязвимы для тяжелого вооружения людей. Лучше уж не подвергать их риску, пока он не разузнает все подробнее. Кроме того, человек утверждал, что в Саванна-Ривер оружие не делали – полученные радиоактивные материалы отправляли на сборку в другое место. Значит, рано или поздно транспорт с нужным троллю грузом окажется в зоне доступности его ментального воздействия.

* * *

– Очень любезно с их стороны, особенно после того, как ты чуть не уничтожила их зоопарк, – сухо заметил Эстон. Он улыбнулся Людмиле, и она улыбнулась в ответ, хотя предпочитала не вспоминать случай с кенгуру.

– Извини, Дик, рефлекс сработал, – негромко сказала она. – Когда я увидела животных столь похожих на кангов… бррр!

Людмила вздрогнула, и он нежно погладил ее по голове. Она с благодарностью приняла мимолетную ласку и сказала:

– Мне кажется, президент Яколев хочет заставить нас забыть, как непросто было убеждать его.

– Возможно. – Эстон рассмеялся. – Как бы то ни было, имеет смысл воспользоваться его предложением. Во-первых, это будет последним аргументом для его ученых, а во-вторых, их электросети до сих пор так ненадежны, что можно спокойно отключить свет на несколько часов, и никому не придет в голову требовать объяснений.

– Верно, – сказала Людмила, снова подходя к окнам.

То, что ей довелось увидеть в России, не обрадовало ее, хотя именно здесь родились ее предки. Она не испытывала симпатии к советской системе, когда изучала исторические материалы, а теперь, столкнувшись с реальностью переходного периода, ужаснулась, видя, с какими лишениями приходится мириться людям. Она всегда гордилась выносливостью и терпением русского народа и тем, чего добилась Россия в ее прошлом, после обмена ядерными ударами с Белоруссией. Но те русские, которых она увидела, все еще не могли взять в толк, как заставить демократию работать… Не знали даже, хотят ли они этого по-настоящему. Многие говорили ей, что они восхищаются демократическим строем и верят, что со временем демократия решит все их проблемы. Но сложившуюся на сегодняшний день ситуацию лучше всего обрисовал водитель такси, который привез ее с Эстоном к петербургскому зоопарку.

– Демократия! – воскликнул он, распознав американский акцент Эстона. – Это великолепная штука – или будет великолепной штукой, когда власть возьмет человек, который знает, как заставить ее работать!

Мысль о том, что представительное правительство должно зависеть от электората, который и заставляет политиков, «взявших власть», вести себя достойно и отвечать за свои действия, никогда не приходила в голову таксисту. Он по-прежнему хотел, чтобы кто-то сделал так, чтобы демократия работала, и именно из-за этого, подумала Леонова, войны за наследие Советского Союза стали неизбежны. Именно такие взгляды развязывали руки политикам авторитарного толка, которые, беспощадно борясь за власть (даже если называли себя «приверженцами идеалов демократии»), жертвовали любыми принципами ради достижения тактических целей. Они как будто не понимали, что принципы, соблюдение писаных и неписаных законов как раз и составляют основу любого самоуправления, называемого демократией. Даже Яколев – хотя Людмила не могла восхищаться его решимостью и порядочностью – явно чувствовал себя лучше в роли «сильной личности» и охотнее прибегал к тактике, которую подразумевал такой имидж, чем в роли парламентского лидера. Он умел отдавать приказы, размышляла Людмила, но добиться долгосрочного консенсуса или примириться на устраивающем всех компромиссном решении не умел ни он, ни кто бы то ни было из русских политиков, с которыми ей пришлось познакомиться.

Впрочем, несмотря на грызню мелких партий, пустословие и общую нестабильность, русская политическая система обладала, на ее взгляд, определенными преимуществами. Некрасову было невероятно тяжело убедить Яколева предоставить американцам свою электроэнцефалограмму, не объясняя, для чего это нужно, но когда рубеж был преодолен, в Российской Федерации дело пошло даже быстрее, чем в США. Если Петр Яколев хотел, чтобы все члены его правительства сделали электроэнцефалограмму, ему нужно было лишь сказать об этом. И он сказал.

Людмила подозревала, что у Яколева были проблемы, так как у главы КГБ энцефалограмма оказалась неподходящей. Однако достаточное число приближенных Яколева успешно прошли проверку, а тот факт, что президент и министр иностранных дел Турчин на протяжении многих месяцев не могли прийти к согласию в вопросе отношений с Белоруссией и балканскими государствами, сыграл положительную роль. Турчин по-прежнему оставался крайним националистом и с подозрением относился к конечным целям американской дипломатии, но дураком не был и искренне любил свою страну. Именно поэтому Яколев решился ввести его в свое правительство, и у Турчина электроэнцефалограмма была правильная. Встретившись с Людмилой и познакомившись с ее демонстрацией технологий будущего, Турчин поверил ей и осознал необходимость сотрудничества с американцами, несмотря на все свое недоверие к ним. И Турчин сам предложил, чтобы Яколев устроил смену кабинета: то есть под предлогом желания избавиться от Турчина, расхождения с которым стали непреодолимы, уволил главу КГБ и двух других министров, электроэнцефалограммы которых не позволяли включить их в круг доверенных лиц.

И может быть, размышляла Людмила, именно это являлось залогом грядущего процветания России. Во многих отношениях Турчин был настоящим русским крестьянином: хитрый, осторожный, по-своему добрый, ненавидящий иностранцев, упрямый до тупости. Вдобавок он излучал ту ауру намеренной жестокости, которая становится отличительным признаком народа, на протяжении многих поколений страдавшего от жестокости. И, несмотря на это, он осознал необходимость действовать – и действовать быстро, даже ценой возможного политического самоубийства. Так он и поступил. В той версии истории, которая была известна Людмиле, он не вышел в отставку. Наоборот, именно он сменил Яколева на посту президента после того, как тот был убит… и именно Турчин привел Россию к ядерной войне с Белоруссией. Не исключено, что ее вмешательство в прошлое этого мира окажется благотворным во многих отношениях.

Как бы то ни было, ей необходимо было наконец починить изуродованный Диком летный костюм. Четверо русских физиков, склонившихся над столом в соседнем помещении, с большим недоверием отнеслись к ее объяснениям, однако за последние десять минут их отношение к Людмиле резко изменилось.

Академик Аркадий Третьяков был настроен наиболее скептически и с явным неудовольствием подчинился указанию Яколева. Когда она сообщила ему, какое напряжение и какая сила тока необходимы, он взглянул на нее как на сумасшедшую и сказал, что это – мощность атомной электростанции.

Вот поэтому они и собрались здесь, подумала она, с трудом сдерживая смех. Людмила вспомнила, как отреагировал академик, когда она вытащила из летного костюма провод подзарядки. Ей казалось, что ничего удивительного тут нет: просто сверхпроводящий керамический провод; причем в сечении он был едва ли толще, чем проводок в компьютерных кабелях Третьякова. Академик презрительно фыркнул, глядя, как техники подсоединяют его, куда нужно, однако усмешка сменилась на его лице выражением крайнего изумления, когда пустили ток. По проводу подзарядки пошла вся энергия, которую вырабатывал любимый реактор академика, а он даже не нагрелся!

И теперь академик с коллегами с изумлением наблюдали, как действуют системы самовосстановления летного костюма. На это уйдет еще час-другой, и, когда процесс завершится, у Леоновой снова будет летный костюм, почти не хуже нового.

«И он, может статься, окажется мне куда нужнее, чем считает Дик», – подумала Леонова.

* * *

Дизельный локомотив гудел в ночи, грохоча по рельсам клинчфилдской железной дороги неподалеку от Ноличаки-Ривер. Огни Поплара, штат Теннеси, уже скрылись позади. Прожектор локомотива прорезал во тьме туннель белого света, высветив устремленную к звездам гору Юнака. Состав особого назначения с грохотом летел по направлению к Юнака-Спрингз.

Ралф Тутриз ощущал сильное волнение. Он всегда волновался в подобных поездках, в которых поезд сопровождала толпа военных. Сегодня вагонов было немного, но зато в них находились белые контейнеры со стилизованным изображением клевера, а внутри каждого контейнера помещался другой, изготовленный из свинца. В свинцовых контейнерах была упрятана чуть ли не тонна плутония той степени чистоты, которая нужна для изготовления ядерных боеголовок.

Тутриз терпеть не мог эти поездки. Перевозить опасные химикаты было неприятно, не любил он сопровождать и другие грузы, перевозимые военными, но радиоактивные вещества были хуже всего. Однако Тутриз был старшим инженером на линии, и его чаще всего назначали сопровождать поезда, везущие опасный груз. В некотором смысле это было даже приятно, и он чувствовал себя польщенным, вспоминая об этих поездках, пока ему снова не поручали подобное задание.

«А следующего раза не избежать», – с досадой подумал Тутриз. Он всю жизнь голосовал за демократов и считал, что в стране существует много проблем, которые требуют внимания. Хотя Тутриз голосовал против Джареда Армбрастера, он уважал и даже – помимо воли – любил президента. Он со школьной скамьи увлекался историей и потому внимательно следил за происходящими в мире событиями. И ему не нравилось многое из того, что происходило в последнее время. Учитывая события на Балканах и на Фолклендских островах, рост напряжения в Кашмире, угрозы Китая вступиться за Пакистан и рост числа стран, обладавших ядерным оружием, США приходилось быть постоянно начеку – иного выбора просто не было. Тутриз понимал это, как понимал и то, что ядерный арсенал достался администрации Армбрастера в сильно урезанном виде: предыдущий кабинет искренне считал, что вскоре запасы ядерного оружия станут для страны обузой, избавляться от которой будет дорого и непросто.

Тутриз тоже на это надеялся и подозревал, что такие же надежды питал и Джаред Армбрастер. Но события стали развиваться в ином направлении, и президент снова начал давать заказы заводу в Саванна-Ривер. Сначала тот производил только тритий, необходимый для поддержания имеющегося ядерного вооружения в боеспособном состоянии, а затем вернулся к производству радиоактивных веществ, которые, по словам военных, были необходимы для создания совершенно новых видов ядерного оружия.

Тутриз не очень хорошо представлял себе, каким образом тритий усиливает мощность ядерных боеголовок, но ему было известно, что производят его для замены старого трития в уже имеющемся вооружении. А вот эти новые боеголовки… Кое-кому в стране очень не понравилось бы, что производство их продолжается, но сознание этого не мешало ему делать свое дело и добросовестно следить, чтобы жуткий груз был доставлен по назначению без инцидентов.

В одном из пассажирских вагонов ехал майор в сопровождении такого количества вооруженных до зубов людей, что их хватило бы для начала новой небольшой войны. Однако это Тутриза не беспокоило. Волновался он из-за своего груза. Он понимал, что контейнеры уцелеют при любой аварии, но это не снимало с него ответственности за их сохранность. Он отвечал за этот состав, и ответственность давила на его плечи, будто гранитная скала.

Он взглянул на армейского капитана, который вместе с ним находился в локомотиве. Что-то неуловимое в поведении этого человека тревожило Тутриза. В начале пути он был резковат, но вполне дружелюбен, а за последний час не произнес ни слова. Его молчание было странным и беспокоило Тутриза. Ему не нравилось, как тот стоит, слегка покачиваясь, опустив руку на кобуру автоматического пистолета с застывшим, бессмысленным лицом.

Тутриз собрался было что-нибудь сказать, чтобы прервать неприятное молчание, но тут заметил свет на юго-западе. Несколько огней – по крайней мере три. Они спускались по направлению к долине. Тутриз с любопытством смотрел на яркие золотистые огни. Двигались они очень быстро. Может, это вертолеты сопровождения, о которых его забыли предупредить?

Он все еще раздумывал об этом, когда капитан армии США Стивен Паунд вытащил из кобуры девятимиллиметровый автоматический пистолет и выстрелил ему в затылок.

* * *

– Весь груз? – в ужасе уставился на Долфа Вилкинса Стэн Лорен.

– До последней унции, – бесстрастно подтвердил Вилкинс. Сообщение о случившемся поступило к нему на сорок минут раньше, чем к Лорену, и он успел уже справиться со своими чувствами. – Ноль целых девяносто четыре сотых тонны радиоактивных материалов пригодных для изготовления оружия. Все исчезло.

– Но как? –хрипло спросил Лорен.

– Мы пытаемся выяснить. Армейцы, Комиссия по ядерному контролю, ребята из департамента энергетики, изготовители бомб – все просто кипятком писают. Да и адмирал МакЛейн – тоже. Было бы легче, если бы выжил хоть кто-нибудь из группы сопровождения или из поездных механиков. Но все погибли.

– Все? – переспросил Лорен, чье лицо все еще оставалось смертельно бледным, хоть он и начал уже оправляться от шока.

– Все. Вагон с солдатами разнесло взрывом, хотя чем его рванули, мы пока не поняли. Другой вагон раскурочило в щепки, стреляли из чего-то наподобие тяжелого пулемета. Мои люди сообщают, что ничего подобного им видеть не приходилось. Исчезли даже контейнеры, а ведь каждый из них весит не одну тонну.

– Следы автомобилей?

– Никаких следов, – ответил Вилкинс еще более мрачно.

– Бог ты мой! – прошептал Лорен, глядя ему в глаза.

Они оба знали, кто – или, скорее, что – являлось причиной этой катастрофы.

* * *

– Ладно, Мордехай, – мрачно произнес Энсон МакЛейн. – По крайней мере, теперь мы знаем, на каком берегу океана находится этот мерзавец.

– Верно. Если он нарочно не вводит нас в заблуждение, то должен находиться вот в этом радиусе. – Моррис обвел красным карандашом огромный круг на территории Соединенных Штатов. Красный карандаш прошел по Чикаго, свернул к северу от Детройта, прорезал штат Филадельфия и добрался до Дейтоны-Бич, прежде чем повернул к западу от Сент-Луиса. – Мила говорит, что своими боевыми роботами он способен управлять на расстоянии максимум в восемьсот километров.

– Это очень большая территория, Эм-энд-Эм.

– Знаю, сэр. Все разведывательные самолеты восточной части страны поднялись в воздух и ведут поиск. Ведется поиск и со спутников, которые могут просматривать эту территорию. Но пока что мы ничего не обнаружили. А этот факт либо означает многое, либо ничего.

Он поднял взгляд от карты на адмирала.

– Возможно, мы просто упустили его – у нас ведь не было времени на правильную организацию поисков. Вдобавок прошло минут двадцать, прежде чем мы обратили внимание на отсутствие ответа на контрольный радиовызов и у тролля был значительный выигрыш во времени. Это может означать, что он понял, как вводить в заблуждение наши радары, либо успел спрятаться раньше, чем мы начали его искать. Рельеф местности сложный, сэр: горы, реки, густые леса, оленьи заповедники… Даже если он находится где-то неподалеку, мы его не обнаружим, если нам чертовски не повезет. Мы приложим все усилия, как тролль, наверное, и ожидает, но на успех я не надеюсь.

Моррис замолчал, и оба они уставились на карту, как будто надеялись, что объединенная сила их желаний заставит бумагу выдать тайну. Но этого не произошло.

– Ладно, – произнес в конце концов МакЛейн. – Предоставим ведение поисков армии и военно-воздушном силам. Суммируйте всю доступную вам информацию, проанализируйте и изложите ваши гипотезы. Тогда мы еще раз обсудим ситуацию. А затем, – он невесело улыбнулся, – отправимся в Вашингтон. Хотя, сдается мне, главнокомандующий не будет рад нашему визиту.

 

Глава 19

Майор морской пехоты США Дэниэл Абернати, временно исполнявший должность командира группы «Т», смахнул с лица пот и постарался сдержать улыбку, глядя на бегущих впереди адмирала Эстона и «капитана Росс». Сдержать улыбку оказалось не просто.

Адмирал не был юношей, но его бег не походил на стариковскую трусцу. Его спортивный костюм серого цвета намок от пота, но бежал он хорошо. Очень даже хорошо, подумал Абернати. – в ритме человека, который умеет бегать. В ритме человека, который привык заставлять себя выкладываться до предела своих возможностей, но достаточно мудр, чтобы не пытаться зайти дальше.

Капитан Росс – Абернати даже в мыслях не позволял себе называть ее по-другому, и никто в группе «Т», кроме сержанта Хортона, не знал, что у нее есть другое имя, – бежала по утоптанному пляжу рядом с Эстоном в одной из своих немыслимых футболок. На этот раз на футболке красовался скелет с горящими глазами, скачущий на лошади. Из-за плеча скелета торчала длинная коса. Разумеется, футболка была вопиющим нарушением формы – однако никто не делал капитану замечаний. Ее одежда так же взмокла от пота, как и спортивный костюм адмирала, но выносливость капитана Росс была просто невероятной – она даже немного раздражала Абернати. На каждый из длинных прыжков Эстона ей приходилось делать два, но со стороны казалось, что она может бежать в таком темпе бесконечно долго.

Они всегда бегали вместе, и каждый раз капитан Росс бежала гораздо лучше, чем адмирал, но соперничества между ними не было заметно. Между любыми двумя людьми из морской пехоты, каких только доводилось знать Абернати, оно непременно возникло бы, хоть и по-дружески. А между этими – нет. Абернати было даже немного не по себе, когда он увидел, как они оба наблюдают за тренировкой его пехотинцев. Выражение их лиц было почти одинаковым, оба думали одну думу и были похожи в эти мгновения, как брат и сестра, или как муж и жена, долго прожившие вместе.

Впрочем, напомнил себе Абернати, капитан Росс не совсем то, что можно подумать, исходя из ее внешности, а ее отношения с адмиралом Эстоном не касаются никого, кроме них самих. Вели они себя крайне сдержанно – иначе было и невозможно в переполненном военном лагере, – и тем не менее Абернати знал, что они любовники. Он был уверен, что сержант Хортон тоже об этом знает.

В других обстоятельствах Абернати, возможно, не одобрил бы этого. Конечно, его профессиональные представления не допускали, чтобы Эстон спал со своей помощницей, но теперь это его уже не волновало. Они оба были изумительными работниками, и их личные взаимоотношения, каковы бы они ни были, не отражались на их служебных действиях.

То есть почти не отражались, вспомнил он и улыбнулся. Оказавшись в тире, капитан Росс едва не написала в штаны, когда адмирал выстрелил из своего автоматического пистолета 45-го калибра. Абернати лишь спустя некоторое время сообразил, что, несмотря на весь свой боевой опыт, капитан Росс ни разу не слышала грохота огнестрельного оружия. Но адмирал Эстон об этом знал, и его хитрая ухмылка дала понять Абернати, что он нарочно не предупредил ее.

Благодаря своей необыкновенной силе и поразительной реакции она взвилась в воздух, услышав выстрел. Абернати сразу же понял, почему Эстон позаботился о том, чтобы в тире не было посторонних: ее реакция сразу выдала бы, что она – кто угодно, но только не капитан морской пехоты.

С другой стороны, Абернати обнаружил, что она от природы была талантливым стрелком. В первый день она не могла привыкнуть к отдаче, но затем приспособилась. Как и сам адмирал – да и майор морской пехоты США Дэниэл Абернати, – она предпочитала сорок пятый калибр девятимиллиметровому оружию, принятому на вооружение в войсках Соединенных Штатов. Однако в отличие от адмирала ей больше нравился полупластмассовый SOCOM-45, чем старая модель 1911 года. К концу второй недели по результатам стрельб она уже догоняла Эстона, который в прошлом был чемпионом страны по стрельбе из пистолета. Кучность у нее была постоянно хорошей, первый магазин неизменно уходил в яблочко, и она набирала изрядное количество очков. Она установила в их лагере новый рекорд – неофициальный, так как при этом присутствовали только Абернати и Эстон. И все благодаря реакции, подумал Абернати. Благодаря невероятной, плавной, уверенной быстроте движений…

Не обошлось, правда, без накладок. Капитан Росс настояла на том, чтобы ей разрешили тренироваться со всеми видами оружия, какие были в ходу в группе «Т». Хотя капитан Росс научилась мастерски обращаться с любым оружием, ребятам не очень понравилось, когда они узнали, что она будет принимать непосредственное участие в выполнении боевого задания. Они понимали, что она представляет собой нечто более серьезное, чем сообщило командование, и все же казалась им такой маленькой и хрупкой… И какова бы ни была официальная точка зрения, правило «никаких женщин на поле боя» оставалось в морской пехоте железным законом.

Однако капитан Росс преодолела и это препятствие. В группе «Т» было собрано рекордное число ветеранов. Из них она выбрала сержанта Мортона Яковича – огромного, как гора, мужчину из угледобывающего района Пенсильвании, который прежде был инструктором рукопашного боя в Пендлтоне, и вызвала его на «дружеский» поединок. Абернати пришел в ужас, но Эстон не позволил ему запретить этот немыслимый бой.

Капитан Росс и сержант Якович начали поединок перед наиболее скептически настроенными членами группы «Т», которые ожидали увидеть, как Мисс Задавака в слезах побежит в душевую. Сначала она вела себя довольно пассивно… или это только казалось? Она избегала любых попыток Яковича атаковать ее, ускользая, будто змея, пока не убедила, что ему придется идти напролом, если он хочет ее схватить. Внушив ему эту мысль, она расправилась с ним за шесть секунд с помощью приема, о котором Якович никогда не слышал.

Потом она проделала то же самое с четырьмя другими сильнейшими морскими пехотинцами, чтобы показать, что ее победа не была случайной. В течение двадцати четырех часов группа «Т» не могла оправиться от изумления, но зато разговоры о том, что «в такие игрушки нельзя играть маленьким девочкам», прекратились раз и навсегда.

Она освоила все навыки и умения морского пехотинца с одинаковым профессионализмом, включая и прыжки с парашютом. Правда, Абернати с удивлением заметил, что от одной мысли о том, чтобы выпрыгнуть из самолета, капитана Росс охватывал ужас. Ее лицо серело и покрывалось мелкими капельками пота всякий раз, как наступала ее очередь прыгать, но она ни разу не позволила себе поддаться страху. Это умение владеть собой окончательно развеяло последние сомнения группы «Т» относительно уместности присутствия в бою капитана Росс. Эти ребята знали, что такое страх, хоть никогда не признались бы в этом, и ценили тех, кто способен справиться с ним.

Капитан Росс и адмирал закончили пробежку и перешли на неторопливую рысцу, кружась на месте, чтобы дать мускулам остыть. Абернати легко обогнал их. Еще полмили, подумал он, потом душ, а затем ежедневное послеполуденное совещание.

Только бы появились наконец какие-нибудь сведения о местонахождении тролля!

* * *

Эстон прислушивался, как его дыхание становится ровнее, а сердце начинает биться медленнее. Он не ожидал, что ему придется проводить такие усиленные тренировки, хоть и не собирался провести остаток дней, заплывая старческим жиром. Он чувствовал прилив сил. Первые несколько недель приходилось туго, но теперь он как будто помолодел лет на десять. Правда, напомнил он себе, даже если от его возраста отнять десять лет, это не будет той молодостью, которая нужна для предстоящего боя. Старость, старость…

Он вытер лицо и лысину полотенцем, обвязанным вокруг шеи, затем протянул его Людмиле. Она лишь чуть-чуть запыхалась, и Эстон не сомневался, его самолюбие было бы жестоко уязвлено, если бы он не знал, что она выросла в мире, где сила притяжения на двадцать процентов больше, чем на Земле. И сосуществовала с симбиотом, который удалял из ее крови вещества, образующиеся при физическом утомлении, с такой же скоростью, с какой они поступали в кровь.

Людмила улыбнулась ему – но он знал, что она волнуется. Да это и понятно: он сам был охвачен смертельной тревогой. Прошло уже четыре месяца со дня разбойного нападения на поезд – и ни малейших признаков присутствия тролля! Тонна плутония – чудовищная угроза сама по себе, но когда Людмила объяснила ему, что именно тролль может с этой тонной сделать, Эстону стало нехорошо от ужаса – впервые за много, много лет.

Он не имел ни малейшего представления о «цикле новой звезды», но процесс, который запускался серией последовательных термоядерных взрывов – да еще таких, которые возможно устроить с помощью такого количества радиоактивного материала, – несомненно, должен был быть чудовищно разрушителен. Он спросил у Людмилы, каковы могут быть его последствия, однако она отказалась вдаваться в подробности и описала лишь очевидный результат: если такой процесс начнется, Земли больше не будет. Иногда Эстон спрашивал себя: знает ли сама Людмила, как запустить такой «цикл»? Ее объяснения иногда казались ему слишком общими, как будто она опасалась научить детей играть в еще более опасные игры, чем те, которые они знали до нее.

Отсутствие известий о тролле пугало, но прошедшее время не было потрачено впустую. Оно позволило им отлично подготовиться. Группа «Т» по численности была ближе к батальону, чем к роте: в ней было четыре взвода автоматчиков, а не три (причем в каждом было два дополнительных отделения автоматчиков и одно противотанковое отделение), два штурмовых мотовзвода, моторизованный взвод тяжелой артиллерии, три команды быстрого реагирования и дополнительный противотанковый взвод. Психика солдат и офицеров была недоступна ментальному воздействию тролля; каждому было разъяснено – в общих чертах, – какой опасности им придется противостоять. Никто из них пока не знал, кем на самом деле была Людмила, и никто не имел права покидать лагерь до особого распоряжения. Эстон не опасался, что кто-нибудь намеренно выдаст цель создания группы, но ведь случайно проговориться может кто угодно… Он с радостью обнаружил, что «его» морпехи (он очень быстро стал думать о них как о «своих») не меньше его самого заботятся о безопасности. Они непрерывно ныли и скулили – таков уж обычай морской пехоты, – по никто ни разу не пожаловался всерьез на строгости режима.

Южно-Атлантические демарши Армбрастера достаточно запудрили политикам умы, чтобы перетасовка в вооруженных силах, казавшаяся Эстону и МакЛейну необходимой, прошла незамеченной. Конечно, создание группы «Т» возбудило любопытство, но довольно умеренное. Во всяком случае никто не задавал неудобных вопросов, пока она формировалась. Большой поток электроэнцефалограмм прошел практически незамеченным, так же как и интенсивные переговоры на высшем уровне между Вашингтоном, Лондоном, Берлином, Токио и Москвой.

Эстону было жаль времени, которое приходилось тратить Людмиле, чтобы лично излагать свою историю множеству разных лиц, но в конце концов это принесло свои плоды. Она израсходовала целый магазин своего бластера, демонстрируя его действие премьер-министрам, главам правительств и генералам трех континентов, но зато теперь ни у кого из них не осталось ни малейших сомнений. Эстону очень хотелось поделиться информацией с возможно большим числом стран. Его не особенно заботили французы или китайцы, но совесть иногда упрекала его за то, что им не сообщили о тролле. Чтобы найти и уничтожить тролля, потребуется, вероятно, объединить усилия нескольких стран; кроме того, каково бы ни было его отношение к Франции или Китаю или, уж коли на то пошло, каково бы ни было их отношение к Соединенным Штатам, Эстон не мог избавиться от мысли, что они имеют право знать о тролле, который, возможно, скрывается на их территории.

Тем не менее Армбрастер принял решение не сообщать о тролле Франции и Китаю, а Эстон слишком хорошо знал, насколько небезопасно доверять их правительствам важную информацию, и потому не стремился изменить решение президента. Французы были поглощены межпартийной борьбой, а недавний приступ антиамериканских настроении во Франции делал утечку информации весьма вероятной. Ее мог организовать любой недальновидный политик, преследуя тактические, фракционные интересы.

Китайцы – дело другое, и Эстону было известно, что Армбрастер совсем уже было решился информировать их, несмотря на недавно возникший антагонизм между Китайской Народной Республикой и США. К несчастью (или к счастью – Эстону никак не удавалось решить), все попытки получить нужные электроэнцефалограммы ни к чему не привели. Поэтому Пекин не был оповещен о тролле. Это значило, что тот мог найти убежище на территории одной из крупнейших в мире стран, а тамошние власти даже не подозревали, что должны выискивать признаки его присутствия.

Это значило, кроме того, что Яколев и Армбрастер договорились, что в случае если тролль действительно скрывается на территории Китая, США и Российская Федерация нанесут совместный ядерный удар по тому месту, где он находится Они оба представляли себе чудовищный риск и страшные человеческие жертвы, к которым приведет такой удар, но были убеждены в том, что тролль должен быть уничтожен любой ценой… И не были готовы рисковать, сообщая сведения о тролле людям, о которых не знали наверное, что их психика для тролля недоступна.

С другими странами им повезло больше: похоже, судьба желала компенсировать неудачу с Китаем и Францией. Лишь в Японии и премьер-министр, и его заместитель не прошли проверку электроэнцефалограммой, но зато император и главнокомандующий Сил Самообороны Японии оказались людьми, готовыми принять информацию. Тем не менее Эстон не переставал удивляться, что тайна до сих пор оставалась тайной, несмотря на то что была известна нескольким сотням людей. Впрочем, Эстон склонен был полагать, что сохранить тайну было непросто и «сердечный приступ», унесший жизнь одного высокопоставленного западноевропейского политика, был подстроен его же собственным правительством, когда выяснилось, что, несмотря на все разъяснения, он может поддаться соблазну разгласить секретную информацию.

Группа «Т» была лишь одним из нескольких отрядов, зато единственной, членам которой была разъяснена стоящая перед ними задача. Узкий крут людей, встретившихся для обсуждения ситуации, пришел к выводу, что похищение плутония свидетельствует о том, что тролль находится в Северной Америке, и потому группа «Т» находилась в постоянной боевой готовности. Другим отводилась в роль резерва, и Эстон не мог даже догадываться, какие легенды начальство для них придумало.

Однако прошло четыре месяца, а у людей не появилось ни одного нового предположения относительно возможного местонахождения тролля, о его планах и замыслах.

* * *

Джеремия Виллис, мэр города Ашвилла в штате Северная Каролина, ненавидел Рейли. Еще месяц – даже три недели назад – это было не так, но теперь… За последние две недели он три раза приезжал в главный город штата – и каждый раз дело шло все хуже.

– Губернатор, – сказал он от своего имени и от имени мэров Уинстон-Сейлема, Гринзборо и Шарлотта, – мы должны что-то предпринять! Ситуация вот-вот выйдет из-под контроля. Это просто какой-то кошмар!

Губернатор Джеймс Фарнам кивнул. От усталости морщины на его лице обозначились резче, прокурор штата – Мелвин Таннер – выглядел столь же утомленным и измученным.

– Мэр Виллис, – хрипло произнес губернатор, – я совершенно с вами согласен, но что вы советуете предпринять? Местный филиал ФБР работает не покладая рук, однако «ситуация», как вы выразились, остается для них такой же загадочной, как и для нас. У них не хватает людей даже на то, чтобы задавать вопросы, а уж находить ответы они и вовсе не успевают…

– Губернатор, – заговорил Сайрес Гленкэннон, мэр Шарлотта, – я не уверен даже, что можно обойтись полицейскими мерами. – Он нахмурился, и его черное лицо напряглось. – Пока, – пока, – подчеркнул он, – все ограничилось несколькими столкновениями, и местным властям удается справляться. Но то, что надвигается, приводит меня в ужас!

– Мы все в ужасе, – перебил его мэр Виллис. – Ничего подобного мне не доводилось видеть с тех пор, когда кое-кого из присутствующих здесь и на свете-то еще не было! Как будто мы вернулись в сороковые годы!

Ответом ему было мрачное молчание. Число расовых стычек росло с каждым днем. Столкновения становились все более многочисленными и жестокими. Как сказал Гленкэннон, огласку пока получили не более дюжины инцидентов, причем речь шла скорее о грубом запугивании, нежели о настоящем насилии, однако напряжение явно нарастало. Началось это на западе Северной Каролины, но постепенно зараза расползлась на полштата. Число членов полусумасшедших организаций типа Ку-Клукс-Клана и Американской нацистской партии резко возросло, приток в них людей увеличивался изо дня в день.

Пока что общественность не придавала этому особого значения, но люди, собравшиеся в кабинете, знали истинное положение дел. Они не были паникерами и все же испытывали чувство настоящего страха. Сильного страха. Волнения начались ни с того ни с сего, безо всяких поводов и причин, и первые проявления их были настолько разрозненными, что местным властям и в голову не пришло, что они являются прологом к чему-то более серьезному. Лишь за последние две недели инциденты стали напоминать ручейки, грозящие превратиться в поток. Процесс набирал скорость, еще немного времени, и общество заметит, что происходит, а чем это может кончиться, страшно было и подумать.

– Господа, – сказал Фарнам, – поверьте, я все понимаю. Страдаем не только мы. Эта чума распространилась на все юго-восточные штаты севернее Флориды, и никто понятия не имеет, чем она вызвана. Мы попросили министерство юстиции поручить расследование ФБР, но я не надеюсь, что им удастся найти ответ. Нет никаких причин, которые заставили бы людей проявлять свои худшие качества. Похоже, что это все пришло… ниоткуда.

По выражениям лиц слушателей Фарнам понял, что они предвидят все, что он намерен им сообщить. Его лицо потемнело от гнева.

– Черт побери! – Он стукнул кулаком по столу. Это ругательство было еще одним знаком его отчаяния, ведь он был благочестивым баптистом с Юга и избегал всего, что хоть отдаленно было похоже на ругательства. – Мы были впереди всех! Межрасовые отношения у нас были лучше, чем в любой другой части страны! Что же, черт возьми, случилось?

Это был отчаянный крик сильного человека о помощи, но никто не откликнулся на него.

* * *

– Дело идет хорошо, Блейк Таггарт? – Голос тролля сделался уже почти человеческим благодаря длинным беседам со своим приспешником.

– Очень хорошо, повелитель, – с ухмылкой ответил Таггарт.

Он не замечал, что стал употреблять обращение, которое требовал от него тролль. Иногда он испытывал опасения, что безумие тролля начинает влиять на его собственную психику, но они посещали его все реже и реже – нигилизм хозяина постепенно передавался его слуге. Таггарт постепенно превращался в придаток тролля. Он сознавал это, но не был обеспокоен. Он обнаружил, что тролль имплантировал системы управления в его мозг и тело, однако, как ни странно, это тоже не волновало Таггарта. Их грандиозный план стал казаться ему более значительным, чем его собственная судьба, а власть, которая достанется ему как ближайшему помощнику правителя-тролля, сладостно манила его.

– Хорошо, – сказал тролль, и внутри схоронившегося истребителя раздался отвратительный, похожий на грохот смех. – В ноябре мои кандидаты начнут побеждать на выборах, Блейк Таггарт.

– Я знаю, повелитель. Уж мы об этом позаботимся. – Смех Таггарта прозвучал почти так же страшно, как смех его хозяина.

Тролль был доволен. Человек отрабатывал время, которое было на него потрачено. Его душа состояла из яда и желчи, а мелкие переделки, которым ее подверг тролль, лишь усилили ее злобность. К тому же человек был хитер. Тролль собирался передать власть над Соединенными Штатами людям вроде Леонарда Стилвотера, но Таггарт показал ему гораздо более эффективный способ их использовать.

Троллю никогда не пришло бы на ум захватить власть над теми, в чьих душах не было ненависти, с помощью тех, кто был напитан ею. Таггарт открыл ему глаза на то, как легко управлять стадом этих баранов.

Тролль мог воздействовать на психику каждого третьего человека. Посредством экспериментов он понял, как добиться полной власти над любым, доступным его ментальному воздействию человеком. Но осуществление полного контроля даже над одним человеком занимало все внимание тролля, и от человека после этого оставалась только телесная оболочка, лишенная мысли и чувств. Больше всего троллю хотелось иметь добровольно повинующихся рабов, но лишь пять процентов людей – в лучшем случае семь – были столь же доступны обольщению, как Таггарт, а необходимые переделки, которые нужно было произвести в каждом порабощенном человеке, требовали времени и усилий. Правда, тролль мог «подталкивать» в нужном направлении любую доступную для него психику, когда люди спали, постепенно заставляя их действовать по своей воле. Он мог изменять их восприятие мира и их убеждения, если имелся хотя бы малейший стимул, подталкивавший их в том же направлении.

И этот стимул обеспечил Таггарт. Вместе с троллем они внимательнейшим образом изучили всех кандидатов на предстоящих выборах, как местных, так и федеральных. Среди них они отобрали тех, которые с легкостью смогут подпасть под власть тролля, когда займут свои посты. Многие из них и без того имели хорошие шансы на победу в ноябре, но многие должны были проиграть. Поэтому тролль стал предпринимать усилия, чтобы продвигать «своих» кандидатов.

Многие – даже большинство из них – пришли бы в ужас, если бы узнали о существовании тролля или о его планах, но это не имело значения. Как только они будут избраны, тролль начнет изменять их психику, а пока что он не без пользы занимался их более безвольными соотечественниками.

Тролль мощно, но осторожно воздействовал на все этнические группы, попавшие в его сеть. То, что Таггарт назвал «эффектом домино», приводило тролля в восторг. Ненависть порождала ненависть, и троллю становилось все легче разжигать низменные страсти. В созданном им котле кипели предрассудки, фанатизм и слепая злоба: котел можно было опрокинуть легким толчком, и дьявольское зелье разольется по всей стране. Так тролль и собирался сделать.

Но не всюду. Своими «собачками Павлова» ему нужно дорожить, ведь именно с их помощью он будет управлять людьми, чья психика была ему недоступна. Там, где понравившиеся троллю кандидаты и без того уже попали во власть, насилия не будет или почти не будет. А вот там, где они могут выбыть из игры, произойдет взрыв насилия, который они остановят. Тогда благодарные избиратели радостно вернут их на прежние посты. Там же, где орудия тролля оказались не у дел, начнется настоящая бойня. Бойня, из-за которой избиратели обвинят власти в преступной слабости.

Да, это будет прекрасно. Тролль едва мог дождаться минуты, когда наконец подаст сигнал к началу кошмара, особенно в тех местах, где «его» кандидаты находились в оппозиции, ведь именно там он сможет по-настоящему повеселиться! Там он сможет – по крайней мере на какое-то время – утолить свою жажду разрушения. И как сладко будет знать, что для осуществления его целей люди убивают людей! Он пустит в ход своих марионеток и станет восхищаться собственной изобретательностью, с помощью которой ему удастся заставить их мучить и порабощать своих же соплеменников.

А пока что он составлял отборный отряд из самых злобных человеконенавистников. Таггарт называл их «апокалиптической бригадой». Тролль лишь изумлялся: как же он сам не догадался, что она ему понадобится! Боевых роботов у него было немного; вдобавок их нельзя было использовать там, где машины могли увидеть, а потом рассказать о них.

Люди – дело иное. Конечно, они слабее и менее надежны, но зато их можно отправить куда угодно, запрограммировав на полное послушание. Их число продолжало расти, хотя и так было уже больше девятисот, а пожертвования, которые другие, богатые люди делали благодаря его «убеждению», позволили отлично – по меркам этой планеты – вооружить их.

О существовании тролля они ничего не знали. Они искренне считали себя последователями Блейка Таггарта, а тот понимал их психологию гораздо лучше тролля, сделавшего их тем, кем они стали. Таггарт постигал внутренние движения их извращенных душ и обдумывал, как и куда направить разрушительную злобу этих людей. Тролль уже испытал их в деле – небольшими группками, в пустынных местах. Их жертвами стали туристы и бездомные бродяги, которых никто никогда не хватится. Звериная злоба, которую проявили его подручные, обрадовала тролля.

Да, он радовался, но необходимость входить в ментальный контакт с многими людьми утомляла его. Создатели подарили троллю электронный усилитель огромной мощности, но первоначальный сигнал генерировал его мозг. Источники энергии его истребителя разносили в пространстве психические сигналы, атакуя людей, однако тролль недооценил времени, необходимого для подобных манипуляций, и впервые узнал, что такое утомление. Его мозг был органическим компонентом: в отличие от компьютера он рано или поздно уставал и нуждался в отдыхе. Кроме того – и в этом он тоже отличался от компьютера, – тролль не мог одновременно совершать несколько операций. Необходимость сосредотачивать внимание на текущей задаче, а затем отдыхать сильно задерживала создание бомбы.

Но и это, в конце концов, было не так уж страшно. Тролль продвинулся в решении этой задачи, хотя не настолько, насколько хотелось бы, потому что техническая информация, касающаяся производства вооружений, была защищена шифром ширмаксу, взломать который оказалось не так-то просто. Но рано или поздно он осилит его. Большинство необходимых материалов уже находилось в распоряжении тролля, а когда он узнает способ производства бомбы, роботы за несколько дней изготовят и соединят нужные компоненты.

Впрочем, тролль не думал, что бомба ему понадобится. Дело шло хорошо, очень хорошо – и если у кого-то на этой недоразвитой планете хватило соображения искать его, он уже давно должен был отказаться от своего намерения. «Вдобавок, – подумал тролль с удовольствием, – тем, кто его искал, вскоре придется заняться другими вещами».

Например, страшным пожаром, который вот-вот охватит их страну.

 

Глава 20

Долф Вилкинс поднял глаза на вошедшую в кабинет Эллисон Дю Шан. Дю Шан занимала самый высокий пост среди женщин, служивших в ФБР. Она была ничем не примечательной внешне женщиной приятной наружности, чрезвычайно умной и столь уравновешенной, что это иногда раздражало коллег. Дю Шан возглавляла подразделение по борьбе с терроризмом внутри страны.

Вилкинс улыбнулся, и она улыбнулась в ответ – одними губами. Взглянув в ее темные, тревожные глаза, Вилкинс похолодел и перестал улыбаться.

– Что случилось, Элли?

– Мне кажется, что в стране нехорошо, – осторожно ответила она. – Может быть, даже очень нехорошо.

Вилкинс окаменел. ФБР недавно получило еще один урок и старалось избегать слишком резкого реагирования на события, дабы не походить на Большого Брата и не прибегать к неуклюжему вмешательству в политическую ситуацию в стране, что случалось, когда его руководители впадали в панику. Отчасти поэтому Дю Шан и назначили на ее должность. Но если уж Эллисон тревожится…

– В чем дело? – спросил он снова.

– Я читала доклады внутреннего наблюдения, – ответила Дю Шан. – Прослеживается очень странный и неприятный процесс. Он может привести к большим бедам.

– Где это? Что?

– На юго-востоке. Расизм, – отчетливо произнесла она. – Точнее, широкомасштабные, организованные, намеренно раздуваемые проявления насилия на почве межрасовых отношений.

– Что?! – Вилкинс выпрямился в своем кресле.

За последнее десятилетие раздувание межрасовой вражды стало меньше заботить ФБР. Разумеется, по-прежнему встречались фанатики с любым цветом кожи, любой религии, которые с радостью прибегли бы к насилию – случались периодически и ужасные инциденты, в которых они именно так и поступали. Но терпение общества подходило к концу, а ведь именно это, как известно каждому полицейскому, и есть самый действенный способ обуздать преступные проявления: заставить общество в целом относиться к ним отрицательно. Осторожное, но упорное давление со стороны министерства юстиции и ФБР позволяло полностью держать ситуацию под контролем, хотя отдельные кровавые столкновения случались в различных городах в провинции, а также в центре страны и на северо-востоке. Тем не менее по сравнению с другими причинами организованного насилия расизм отошел на второй план.

Эти мысли пронеслись в голове у Вилкинса, а потом он вспомнил, что наиболее прочные позиции расистские организации сохранили не на юге. Южанам хватило горького опыта шестидесятых и семидесятых. На юге общество крепко выучило урок, который им преподала остальная страна, а затем сама забыла.

– Вы уверены, Элли? – спросил он, и она кивнула.

– Меня это тоже удивляет, Долф, но это факт. Вдобавок все это происходит как-то… неправильно. Я никогда ничего подобного не наблюдала.

– Объяснитесь, – резко потребовал Вилкинс.

– Попытаюсь. Мы все знаем, что существуют определенные закономерности, по которым функционируют группы, проповедующие ненависть к другим. На национальном и региональном уровне они вырастают из глубоко укоренившихся, широко распространенных предрассудков и потребности в козле отпущения. На местном уровне такие группы возникают по тем же причинам либо в результате появления – извините за выражение – «харизматического» лидера, либо из-за каких-то сугубо местных – и, следовательно, специфических – обстоятельств. Либо, наконец, иногда отдельный человек, обладающий властью или богатством, или же небольшая группа таких людей создает организацию с помощью экономических или иных рычагов. В этом случае организация, как правило, оказывается непрочной и быстро распадается, как только эти могущественные люди прекращают свою деятельность. Кроме того, разумеется, некоторые группы становятся проповедниками ненависти по мере того, как утрачивают «чистоту» своих политических целей. Верно?

– Да, – с некоторым нетерпением ответил Вилкинс.

– Отлично. А здесь мы имеем дело с серией изолированных происшествий, случившихся в разных местах на территории девяти штатов. В этих штатах экономические условия, социальная структура и этнический состав разные. За исключением одного-двух, ни в одном из них нет широко распространенной межрасовой вражды, тем более организованной. Впечатление такое, что затронуты лишь отдельные части каждого штата, а за их пределами ничего необычного не происходит. Наконец, между этими разрозненными происшествиями имеется очевидное сходство. Настолько явное, что я бы сказала, мы имеем дело с действиями одной организованной группы… Если бы только эти действия не начинались то с одной, то с другой стороны – как будто кто-то перекидывает мячик! Агрессорами выступают то белые, то черные…

– Гммм… – Вилкинс откинулся на спинку кресла. – А вы уверены, что общая модель на самом деле имеет место, Элли? Вы не пытаетесь объединить не связанные между собой эпизоды?

– Уверена. – Дю Шан раскрыла папку и заглянула в свои заметки. – Отделение гражданских прав передало нам официальную – и довольно спокойную – просьбу губернаторов Юга исследовать межрасовые трения в обеих Каролинах, в Теннеси, Кентукки и Джорджии. За исключением рассылки анонимных писем с угрозами несколько лет тому назад во всех этих штатах так давно ничего подобного не происходило, что сначала мы не обратили на эту просьбу особого внимания. А потом стали поступать сообщения об инцидентах, причем не только из этих штатов.

Вот факт: в регионах, о которых идет речь, пять месяцев тому назад не наблюдалось никакой деятельности расистов. Вот еще факт: примерно три месяца назад местные исполнительные власти стали замечать усиление видимого присутствия расистских организаций, которые принялись усердно вербовать новых членов. В основном речь идет о белых. Еще факт: месяца два тому назад стали отмечаться разрозненные немногочисленные инциденты – скорее злостное хулиганство, чем что-то более серьезное. Да еще вандализм, сжигание креста, угрозы – вы понимаете, о чем я говорю. После этих первых шагов белых групп, небелые группы вышли из тени и стали мстить. Месяц тому назад ситуация стала быстро ухудшаться, как будто кто-то управлял событиями, причем с обеих сторон… Процесс набирает обороты.

Она захлопнула папку.

– Похоже, Долф, – отчетливо и решительно произнесла Дю Шан, – мы столкнулись с преднамеренным раздуванием взаимной ненависти. Я хочу сказать, что преступники организованы – система ячеек, ни более, ни менее. Они вооружены до зубов и все сильнее склоняются к применению насилия, причем процесс развивается одинаково с обеих сторон.

Она замолчала, пристально глядя в глаза Вилкинсу.

– Не исключено, что ситуация уже давно была скверной, а мы этого не замечали, но как-то не верится. Более миролюбивые, реформаторски ориентированные лидеры сигнализировали бы об этом, и вряд ли ФБР и местные исполнительные власти могли прохлопать такое. Вдобавок структура процесса неправильная. Он охватывает близкие площади, а не штаты, он – расовый, но охватывает не одну и даже не несколько расовых групп.

Вилкинс кивнул, стараясь справиться с охватившей его смесью ужаса и ликования.

– Продолжайте, – спокойно сказал он.

– Я отметила на карте все, что нам известно, Долф, – сказала Дю Шан. – Абсолютно все: сходки, финансовую поддержку, столкновения – все данные. И когда я это сделала, то обнаружила, что плотность моих отметок уменьшается, будто волны от упавшего в воду камня. Конечно, есть незначительные отклонения, но я думаю, это чересчур активные подражатели. Я хочу сказать, что без уродов никогда не обходится, и если им стукнет в голову, что «будущее наступило», то они непременно выскакивают из-под земли в своих белых балахонах со свастиками или в чем там они еще ходят… Главное в том, что за пределами правильной окружности мы имеем дело с изолированными случаями. Они не сливаются в общую массу. А вот внутри…

– Вы захватили вашу карту? – спросил Вилкинс, стараясь, чтобы его голос звучал как можно обыденней.

– Вот. – Дю Шан достала ксерокопию и развернула ее на столе, затем небрежно нарисовала на ней окружность, о которой говорила.

Ее центр находился в горах Северной Каролины и Теннеси, сообразил Вилкинс. Окружность проходила чуть южнее Атланты на юге и чуть севернее Портсмута на севере. Дю Шан поставила крестик там, где, как она считала, может быть центр окружности, и у Вилкинса пересохло во рту от волнения. Чуть севернее Ашвилла… Совсем рядом с тем местом, где был похищен плутоний. Как ни странно, он тут же успокоился.

– Вы видите? – сказала Дю Шан. – С какой стати в сельской Западной Вирджинии или южном штате Огайо будут повторяться события, происшедшие в Атланте или Колумбии? А если Колумбия сошла с ума, то почему это сумасшествие не коснулось Рейли? Или Чарльстона? Смотрите: за пределами окружности инцидентов нет!

Он молча кивнул, и она продолжала со спокойной настойчивостью:

– Есть еще один вывод, к которому на местах никто не пришел из-за недостатка данных. Появилась новая организация, Долф. Она настолько хорошо законспирирована, что мы до сих пор не знаем, как она называется. Но она существует, и ее члены пользуются очень странным «тайным» знаком, чтобы узнавать друг друга: это скелет на лошади.

– Что? – изумленно спросил Вилкинс.

– Скелет на лошади, – повторила Дю Шан, пожав плечами. – Я понимаю, что смысла в нем нет никакого. Насколько нам известно, такой знак не имеет никакой связи с существующей символикой расизма. Самое же непонятное заключается в том, что эта организация, несомненно, участвует во всех межрасовых столкновениях, но больше похожа на анархистскую: в нее входят люди с разным цветом кожи. И они, – мрачно добавила она, – легко идут на любое насилие. В Северной Каролине погибли четверо тайных агентов, которые недостаточно осторожно подбирались к члену этой организации.

Она машинально погладила папку.

– Я не знаю, что именно происходит, Долф, но кто-то определенно всем этим заправляет. Просматривается единый процесс, определенная стратегия, которую мне не удается понять. Такая картина не может возникнуть сама по себе. В суде я этого доказать не смогу, но это единственное разумное объяснение. Хотя выглядит оно достаточно безумно!

– Может, и так, Элли, – сказал Вилкинс и замолчал: необходимого альфа-пика у Эллисон Дю Шан не было. Он откашлялся и продолжал: – Следите за развитием событий. Пусть ваш отдел проведет углубленный анализ имеющихся данных и разработает что-то вроде плана реагирования на тот случай, если произойдет самое худшее. Хорошо?

– Этого недостаточно, Долф, – ответила Дю Шан. – Начинаются съезды с целью привлечения новых членов. Большие съезды, которые организуются уже союзами партий. Ку-Клукс-Клан и Нацистская партия собираются объявить о создании Союза Белых Людей Аппалачей на совместном съезде на этой неделе, и это только начало. Ходят слухи о съездах небелых оппозиционных партий, и если случится катастрофа, у нас просто не хватит людских ресурсов, чтобы справиться с ней при помощи самого совершенного плана реагирования. Нам необходимо внедрить наших агентов в эти организации, выяснить, не можем ли мы добраться до тех, кто всю эту кашу заваривает. И мы должны действовать быстро.

– В общем, я согласен с вами, – солгал Вилкинс, – дайте мне немного времени на раздумье. И, если можно, оставьте мне вашу карту.

– Конечно. А вот экземпляр моего доклада. – Дю Шан положила папку на стол и направилась было к двери, но остановилась:

– Только, пожалуйста, Долф, не раздумывайте слишком долго. Ладно?

– Ладно, Элли, – ответил он, не сводя глаз с карты.

– Спасибо.

Дверь закрылась, и Вилкинс, едва язычок щелкнул в замке, поднял трубку телефона. Набрал междугородний номер и стал ждать, нервно барабаня пальцами по столу. Наконец на том конце ответили.

– Коммандер Моррис? – Вилкинс говорил быстро и настойчиво. – Говорит Долф Вилкинс. Не ликуйте раньше времени, но мне кажется, мы обнаружили Гренделя… Да, именно так – обнаружили его. Ну, как минимум в пределах тридцати-сорока квадратных миль. – Он замолчал и внимательно выслушал ответ собеседника. – Ясное дело, могу, – сказал он затем со зверской ухмылкой. – Захвачу с собой Стэна Лорена и буду у вас через два часа – даже если мне придется тащить самолет на себе!

* * *

Самолеты «Оспри» MV-22 с подвижными роторными двигателями опустились с сиявшего сентябрьским солнцем неба, чтобы высадить авангард группы «Т». Самолеты шли на скорости в триста узлов, затем резко сбавили ход и развернули двигатели на девяносто градусов, чтобы приземлиться вертикально. Боковые и кормовые люки открылись, не успели еще колеса коснуться земли; из самолетов выпрыгнули три отделения в полном боевом снаряжении и разбежались, занимая огневые позиции. Кроме личного оружия бойцы несли пулеметы М249 SAW и изрядное количество противотанкового оружия. В дополнение к штурмовым ружьям ближнего радиуса действия «Предейтор» SRAW, пришедшим на смену АТ-4 и еще более старым легким противотанковым базукам LAW, каждой команде было придано специальное противотанковое подразделение, оснащенное тремя ракетометами «Дракон», не дошедшими пока до обычных подразделений морской пехоты.

Адмирал Ричард Эстон смотрел, как группа бойцов майора Абернати развертывается в боевой порядок, утопая по пояс в высокой траве. Как только самолеты поднялись в воздух, чтобы освободить площадку, как над ней с грохотом начали проносится самолеты C-130J. Из их кормовых люков стали выпадать десантные платформы с бронетранспортерами на восьми колесах с автоматическими двадцатипятимиллиметровыми пушками в бронированных башнях. Сразу же после выгрузки бронетранспортеров подлетела следующая группа «Оспри», в которой были экипажи бронетранспортеров, новые мотострелковые подразделения, новое оружие и противотанковые установки.

Эстон взглянул на секундомер, потом на Людмилу. Им удалось выиграть несколько секунд, но в общем они едва-едва укладывались в график. Они не знали, в какой местности им придется действовать, и поэтому непрерывно тренировались, чтобы поддерживать форму. Несколько раз они проводили учения в городах, но затем все, кто участвовал в разработке стратегии, единодушно пришли к выводу, что тролль вряд ли скрывается в густо населенном месте.

Эстон нахмурился и взглянул вверх, заслышав гул вертолетных винтов. Странно, ведь учения они проводили без вертолетов, так какого же черта…

Транспортный вертолет «Блэкхок» показался из-за холма и полетел к ним. Завис на мгновение и оглушительным ревом пошел на посадку. Он был похож на огромную стрекозу, его корпус сверкал на солнце под ослепительным кругом вращающихся лопастей.

Эстон и Людмила с любопытством смотрели на открывающийся люк. Когда знакомая приземистая фигура в мундире коммандера выпрыгнула из вертолета, их любопытство превратилось в тревогу. Они переглянулись и молча зашагали навстречу.

Моррис шел к ним по высокой траве, знаками показывая, чтобы они ждали его на месте, и Эстон с Людмилой остановились. Он подошел, тяжело дыша и обливаясь потом. На его лице застыло угрюмое, напряженное выражение.

– Мордехай! Что вам здесь понадобилось? – спросила Людмила, опередив Эстона.

– Грендель обнаружен, – сказал Моррис негромко, но свирепо. – Мы его нашли, Мила! Мы наконец-то обнаружили мерзавца!

* * *

– Не уверен, Мордехай, – разочарованно произнес Эстон, потирая лысину и глядя на карту, где Моррис и Джейн Гастингс нанесли результаты более точного анализа данных, собранных Эллисон Дю Шан. Область, в которой мог находиться тролль, им удалось сузить до круга диаметром не более десяти миль, но все-таки это были десять миль!

– Ладно, я согласен: он может быть где-то здесь, – Эстон постучал по карте, – но посмотри: тут густой лес, дорог очень мало… Если мы начнем систематические поиски, тролль заметит нас и удерет, прежде чем нам удастся его остановить. Если бы мы знали точно, где он прячется… Но действовать вслепую…

Эстон покачал головой. Моррис молча вытер пот со лба. В командирском вагончике Эстона было душно. Его ликование испарилось после того, как адмирал доказал недостаточность имевшихся в их распоряжении данных. Конечно, даже такая информация была колоссальным шагом вперед – их первым реальным успехом, но Дик прав, неохотно признал Моррис. Они с Вилкинсом слишком обрадовались, чтобы задуматься о предстоящих трудностях, а Эстон был настоящим профессионалом: он знал, что законы Мерфи полностью применимы к любым военным операциям.

Офицер разведки вздохнул, провел ладонью по взмокшим от пота волосам и, нахмурившись, уставился на карту. Теперь он понимал, почему Лорен не так обрадовался, как он сам и директор ФБР. В прошлом он был десантником и имел гораздо более правильное представление о боевых операциях в ненаселенной местности, где нет дорожных знаков и указателей, и яснее представлял себе трудности, с которыми придется столкнуться Эстону.

И все же теперь, хотя бы приблизительно, было известно, где прячется тролль…

– Если широкомасштабные поисковые операции исключаются, может, попробовать разослать небольшие разведывательные группы?

– Возможно, так и придется сделать, – вздохнул Эстон. – Мы даже специально тренировали таких разведчиков, правда, я надеялся, что удастся обойтись без них. Это все-таки чертовски большая площадь, а людей у нас не так много, Мордехай. Кроме того, если мы отправим пеших разведчиков, Грендель, возможно, обнаружит их раньше, чем они его, особенно если он хорошо замаскировался. И тогда у них просто не хватит огневой мощи, чтобы помешать ему скрыться. Они не смогут нести с собой тяжелое вооружение, если должны будут передвигаться незаметно. Поэтому когда дело дойдет до схватки, мы потеряем множество людей, а он, скорее всего, уйдет быстрее, чем мы сможем подтянуть основные силы.

– Хорошо, – ответил Моррис, – а если мы организуем прикрытие с воздуха? Эскадрилья F-16 из Шо или, еще лучше, F-15 из Лэнгли могли бы летать на достаточной высоте и расстрелять его, когда он поднимется. Разве нет?

– Не знаю, – задумчиво проговорил Эстон. – Что скажешь, Мила?

– Попытаться стоит, – медленно ответила она. – Но скорость у него больше, чем у любых истребителей, имеющихся в нашем распоряжении, и разгоняется он быстрее. Если у него будет небольшой выигрыш во времени, он уйдет от ваших ракет. Вдобавок у него хорошая противоракетная защита. При лобовой атаке у него хорошие шансы пробиться сквозь группу из нескольких дюжин ваших лучших истребителей, если вы не разместите на них ядерное оружие. Удары ваших ракет «воздух-воздух» не обладают достаточной мощностью, чтобы поразить его.

– Но ведь они сбили несколько истребителей! – напомнил Моррис.

– Сбили, поскольку были выпущены сотни ракет. – Людмила вытерла вспотевший лоб, и Моррис сдержал улыбку: хоть от этого ее симбиот не спасал!

– Они оказались эффективными из-за тактической ситуации, а не из-за своей мощи, – продолжала Людмила. – Канги и тролли были захвачены врасплох, они не ожидали, что такая примитивная цивилизация может таить в себе угрозу. И все равно ничего бы не вышло, если бы они не неслись с такой скоростью, что их энергетические поля были вынесены вперед и не могли отражать удары. Не говоря уж о том, что трение об атмосферу разрывало их на части, как только нарушалась целостность корпуса. – Она покачала головой. – Нет, нужно что-то, равное по мощности хотя бы «Пэтриоту», чтобы повредить корпус тролля – если только он не включит энергетический щит. И, честно говоря, ваши ракеты «земля-воздух» не достанут его, если мы не выпустим их достаточно, чтобы перегрузить силовую защиту.

– А пары дюжин батарей «Пэтриотов» в нашем распоряжении нет, – сообщил Моррису Эстон. – Это означает, что, если он поднимется в воздух, мы не сможем сбить его. Даже если он не придумал какой-нибудь штуки, чтобы создавать помехи для наших систем слежения. Мы должны напасть на него, пока он не взлетел, ударить с близкого расстояния, поразить боевых роботов и не дать взлететь, потому что силовое поле он может включить только в воздухе.

Моррис разочарованно кивнул, вспомнив, что Людмила уже разъясняла им устройство истребителя тролля. У них, строго говоря, не было энергетических щитов, а некое подобие их создавало поле многомерного генератора. Однако тролль не мог отражать таким образом удары ракет, не поднявшись по крайней мере на сто метров над землей. Пока он ниже, его можно поразить, пробив корпус, но сделать это надо за несколько секунд.

– И вот что еще, на мой взгляд, важно, – продолжал Эстон. – Мы все согласны, что должны нанести троллю один сокрушительный удар. Видя, что его обнаружили, он по меньшей мере удвоит бдительность, а в худшем случае попытается разнести нашу планету. Поэтому мы должны напасть, пока он уязвим. А для этого необходимо точно знать, где он скрывается. Иными словами, мы не можем его искать, не рискуя встревожить, и должны знать, где он прячется, чтобы атаковать наверняка.

– У меня, кажется, возникла удачная мысль, – сказала Людмила, разглядывая карту. – Мы пытались обнаружить тролля визуально, но это не единственный способ. Спрятался он, наверное, очень хорошо. Скорее всего, под землей – троллям это нравится, а никаких поисков в этой области мы не вели. Значит, тролль должен считать, что мы его еще не обнаружили. Поэтому когда он нас увидит, то несколько минут будет пытаться понять, откуда мы взялись и как отыскали его.

– Все это было бы прекрасно, если бы мы точно знали, где он прячется, – возразил Эстон, но лицо его выражало напряженное внимание, как будто он пытался схватить мысль, таившуюся в словах Людмилы.

– Возможно, нам удастся это узнать, – негромко сказала она, повернувшись к Моррису. – Мордехай, есть ли какой-нибудь самолет, совершающий рейсы над этими местами?

– Гмм… – Моррис нахмурился и задумался, но Абернати уже знал, что ответить.

– Конечно есть, – сказал он. – Самолеты лесников все время летают над национальными заповедниками и парками.

Моррис и Эстон с уважением взглянули на него, а он ухмыльнулся:

– Не удивляйтесь, я ведь вырос в Калифорнии. Детство провел в долине Сант-Джоакин, в деревеньке Эксетер, рядом с Национальным парком Секвойя. Лесники следят за состоянием леса, составляют карты, высматривают тех, кто выращивает наркотики, глядят, нет ли где пожара, – это общеизвестно.

– Это правда, – сказал Моррис, – а в этом году на юго-востоке снова засуха. Не сомневаюсь, что они вовсю следят, нет ли где огня.

– Отлично. – Людмила взглянула на Эстона. – Я подозревала о что-то подобное. Поэтому-то я и была так рада, что удалось починить летный костюм.

– При чем тут костюм? – резко спросил Эстон.

– Потому что сенсики-то работают! Я могу его надеть и летать на одном из самолетов лесного хозяйства. Даже если тролль закопался под землю, он непременно сканирует местность вокруг. А ваш технологический уровень не позволяет вам распознать излучение его сканеров.

– Но твой – позволит, – машинально произнес Эстон, и она кивнула. – Нет, Мила. Ты нам нужна, чтобы стрелять из бластера. Если я позволил себя убедить и разрешил тебе прыгать с парашютом, то только потому, что, возможно, тебе придется десантироваться в составе группы. Но если с твоей технологией двадцать пятого века ты начнешь болтаться у тролля над головой и он тебя обнаружит…

– Я буду пользоваться только пассивными системами слежения, – спокойно ответила Людмила. – Все остальные будут работать на минимальном уровне мощности. Чтобы обнаружить их, тролль должен находиться на расстоянии менее ста метров, да и то это удастся ему, если он знает, что нужно высматривать. А он не знает, потому что для него я погибла!

– Смотри, как бы он не оказался прав! – Эстон старался говорить шутливым тоном, но в его голосе Людмила уловила тревогу и улыбнулась одними глазами.

– Ладно, – произнес Эстон после краткого молчания, – с какой точностью ты сможешь определить его местонахождение?

– Ну, если хоть немного повезет, я обнаружу его сканеры с точностью до… двадцати метров. А определив, какую территорию он перекрывает сканерами, мы сможем понять, где прячется сам тролль и поставить воздушный заслон, который не даст ему взлететь. Это удвоит наши шансы на успех.

– Ладно, – со вздохом повторил Эстон после напряженного молчания. – Мне эта затея не нравится, но, похоже, выбора у нас нет. Как ты думаешь, где он зарылся?

– Мне кажется – здесь, – ответила она, постукивая по карте. Эстон вытянул шею и заглянул ей через плечо. Ее палец лежал на надписи «гора Шугарлоуф». – Как раз в центре площади, которую отметил Мордехай… Вот тут наверху такая милая долинка, видишь? И туда идет даже что-то вроде дороги, которая выходит на трассу… – она склонилась над картой, – …номер двадцать два. Лес там густой… в общем, отличное убежище.

– Вероятно, ты права. Но тролль может прятаться и в долинах, между отрогами горы…

– Конечно. Главное – он где-то тут, Дик. На этой горе.

– Хорошо. – произнес Эстон, усилием воли подавив охватывавшее его чувство ужаса. – Так… Мордехай, раздобудь для наших нужд самолет лесного хозяйства. Для большей безопасности мы найдем пилота, который недоступен психическому воздействию мерзавца… Да, надо еще выяснить у Джейн, что можно отследить при помощи спутников. – Он повернулся к Абернати. – Майор, дайте сигнал: через час должна быть проведена полная проверка боеготовности.

– Слушаюсь, сэр! – отчеканил Абернати.

– Мордехай, – Эстон снова повернулся к капитану, – отправляйся обратно в Вашингтон и скажи адмиралу МакЛейну, что нам необходимо прикрытие с воздуха – причем на расстоянии. Выясни, нельзя ли его обеспечить с баз в Лэнгли или Пэкс-Ривер. Они вне досягаемости тролля, но оттуда самолеты смогут быстро добраться сюда. Растолкуй хорошенько, что у пилотов не следуетзаранее предупреждать о вылете. Отыщи какого-нибудь старшего офицера с подходящей электроэнцефалограммой и поручи ему общее руководство. Затем проинструктируй так, чтобы он мог составить оперативный план, но не разрешай сообщать его пилотам вплоть до последней минуты…

Он замолчал, заметив, что Моррис его не слушает.

– Мордехай! – Эстон поднял голову и проследил за взглядом Морриса. Людмила только что сняла китель, и капитан уставился на нее, будто на привидение. – Мордехай!

– Минутку… минуточку, Дик, – пробормотал Моррис. Он не отрывал глаз от Людмилы, и она с удивлением посмотрела на него.

– Мила, – негромко спросил Моррис, – откуда у вас эта футболка?

– Эта? – Она посмотрела вниз и провела рукой по животу. Абернати и Эстон тоже принялись удивленно рассматривать футболку. На ней был нарисован скелет, скачущий на лошади. Они оба не раз видели эту футболку, но она не казалась им чем-то достойным особого внимания.

– Эта, – подтвердил Моррис. – По словам ФБР, возникла организация сумасшедших расистов разного цвета кожи. Пока что членов в ней немного, и они рассеяны по всей затронутой беспорядками области.

– И что из этого? –спросил Эстон.

– Их символ, – негромко ответил Моррис, – скелет, скачущий на лошади.

Наступило молчание. Людмила встала и протянула руку к отчету ФБР. Моррис неожиданно подошел к ней и расправил низ футболки, где виднелись какие-то буквы. Людмила стояла неподвижно.

– Бог ты мой! – прошептал Моррис. – Неудивительно, что мне это в голову не пришло! Это же из вашей Библии…

– О чем, черт побери, ты бормочешь, Мордехай? – сердито спросил Эстон.

– Об этом. – Он оттянул край футболки, чтобы показать всем надпись. – «Четвертый всадник», – прошептал он.

Эстон недоуменно поднял брови, а Абернати неожиданно усмехнулся.

– Всадник на коне бледном, – продолжал Моррис. – Это четвертый всадник Апокалипсиса.

Он поднял глаза и встретился взглядом с Эстоном.

– Это значит Смерть, – спокойно сказал Моррис.

Наступило гнетущее молчание. Затем Эстон откашлялся и произнес:

– Ладно, Эм-энд-Эм. Когда будешь беседовать с адмиралом МакЛейном, скажи ему, что хотя бы на части самолетов прикрытия должны быть размещены ядерные ракеты.

– Ядерные? – Моррис уставился на него, возмущенно хмурясь. – А как же наземные войска? Мы не сможем прибегнуть к…

– Сможем, черт подери! – резко перебил его Эстон. – Мы не можем с ним цацкаться, Мордехай. Если этот сукин сын оторвется от земли, он от нас уйдет. И когда он снова зароется в землю, то будет знать, что мы сможем его вычислить. И тогда он взорвет свою бомбу. Поэтому я приказываю тебе: если он начнет взлетать, прихлопни его! Понял?

Снова наступило тяжелое долгое молчание, и наконец Моррис неохотно сказал:

– Понял.

* * *

– Повелитель, мне кажется это ошибка, – сказал Блейк Таггарт гладкой переборке, за которой скрывался тролль. – Мы ведь знаем, что они готовы. К чему теперь рисковать?

– Нелогично считать, что непроверенный механизм будет функционировать так, как задумано, – холодно ответил тролль. В глубине души он веселился, обучая логике человека, ведь на протяжении многих лет ширмаксу обучали логике его самого!

– Но еще слишком рано, повелитель, – настойчиво возразил человек Блейк Таггарт, и тролль невольно ощутил уважение к его смелости. Или, может, он сообразил, насколько зависит от него тролль? Впрочем, это не важно.

– Нет, не рано.

Механический голос тролля прозвучал резче, чем обычно, и он мысленно улыбнулся, ощутив, как человека охватывает страх. Однажды он уже осмелился спорить дольше, чем ему позволялось, и несколько дней не мог оправиться от постигшего его наказания.

– Блейк Таггарт, – продолжал тролль более ровным тоном, – необходимо, чтобы волна насилия нарастала по мере приближения выборов. Оно должно быть направленным, контролируемым. Я должен быть уверен, что могу начать беспорядки, когда и где пожелаю, и в силах прекратить их, как только захочу. От этого слишком многое зависит, и я не могу полагаться на непроверенное орудие. Кроме того, – кошмарный хохот тролля наполнил тесное помещение, – зерно страха, будучи посеянным, даст богатые всходы. А этот городок, Ашвилл, подходит просто идеально. Он расположен достаточно близко, чтобы я мог наблюдать за происходящим; он достаточно мал, чтобы служить испытательным полигоном, и настолько велик, что мы сможем понять, насколько хорошо наше орудие сработает в условиях крупного города. И мне этот Ашвилл не нравится, Блейк Таггарт. Местные власти сопротивляются моему воздействию, а он расположен слишком близко к моему убежищу. Я решил его разрушить.

– Разрушить? – встревожился Таггарт. – Но ведь для этого нужно…

– Больше людей, чем я здесь завербовал. Да, мне это понятно, Блейк Таггарт. Мои слуги уже спешат сюда – не все, но многие.

– Но в таком случае, почему бы не вызвать бригаду? Мы ведь не знаем, как развернутся события, и лучше иметь под рукой проверенных людей. Людей, которые будут точно выполнять приказы, а не просто следовать вашим ментальным командам.

– Да, – задумчиво сказал тролль. – Да, Блейк Таггарт, это хорошая мысль. Вызови их всех. Заодно мы проверим твой план мобилизации.

– Слушаюсь, повелитель, – ответил Таггарт.

 

Глава 21

destruction (сущ.) 1. Действие того, кто разрушает. 2. Цель того, кто разрушает. 3. Состояние того, что было разрушено. [ср.-англ. desiruccioun , от лат. destructe , от destructus , причастие прошедшего времени от destruere – разрушать]

destroy (перех. гл.) -stroyed , -stroying , -stroys 1. Окончательно погубить; испортить так, что восстановление невозможно; истребить. 2. Разломать; снести. 3. Покончить (с чём-л.), устранить, ликвидировать. 4. Убить. 5. Сделать бесполезным. 6. Нанести поражение; полностью покорить себе; подавить. [ср.-англ. destruyеn, от лат. destruere (прич. прошедшего времени destructus ): de– (обозначает обратное направление) + struere – складывать в кучу]

– Я не знаю, что они собираются вытворять! Но каковы бы ни были их намерения, у меня не хватит людей, чтобы их остановить. – Билл МакКэри, шериф округа Банком, сердито сверкнул глазами на Джеремию Виллиса и Хью Кемпбелла, начальника полиции Ашвилла.

– Билл прав, Джерри. – Кемпбелл устало протер глаза, потом снова надел очки и посмотрел на мэра. – Мы оба не знаем, что делать. Я надеялся, что если не выдам им разрешения, это заставит их отказаться от своей затеи. Как бы не так. Что же до этой бумаги, – он помахал в воздухе судебным постановлением, запрещающим любое собрание «в округе Банком, штат Северная Каролина, членов Союза Белых Людей Аппалачей, равно как и Ку-Клукс-Клана, а также Американской нацистской партии, под каким бы то ни было видом», – то я не знаю, как обеспечить ее исполнение. Для этого нужно гораздо больше людей.

– Понимаю, – вздохнул Виллис. – Ладно… Мы догадывались, что рано или поздно это начнется. Позвоню губернатору.

* * *

– Мордехай!

Мордехай выглядел еще более неряшливо, чем обычно, и сам почувствовал это, когда в дверях его кабинета показалась Джейн Гастингс, как всегда безупречно одетая. У него, правда, было смягчающее обстоятельство: последние тридцать шесть часов – с того момента, как Моррис вернулся из лагеря в Лежене, – он провел в непрерывных передвижениях с места на место.

– Здравствуй, Джейн. – Он жестом указал на стул, засыпанный распечатками. Она скинула их на пол, затем села. – Что у вас?

– Кое-что есть, – ответила она. – Мила уже летала?

– Должна полететь завтра, если Дик не уговорит себя, что не имеет права рисковать ее жизнью. – Моррис вытряхнул сигарету из пачки. – А почему ты спрашиваешь?

– Прошлой ночью мы изменили орбиту одного из спутников типа «Гидра», оснащенного разнообразными сенсорами. Он сжег чуть не весь запас горючего, предназначенный для маневрирования. Я взглянула на полученные им данные. – Гастингс покачала головой. – Просто диву даешься, на что способны современные технологии!

– Хоть у меня нет твоих познаний в технике, меня тоже изумляет постоянное повышение качества данных, получаемых спутниками.

– Так вот… Мне, кажется, удалось кое-что обнаружить, – сказала Гастингс.

Он облокотился о стол, глядя на нее:

– Что именно?

– Смотри. – Гастингс положила на его стол очень темную фотографию и тщательно отрегулировала положение настольной лампы, чтобы свет падал прямо на нее. – Видишь?

Она постучала по фотографии концом карандаша, в который была вделана резинка. Моррис наклонился и увидал яркую тонкую линию, которая вилась по темному фону и заканчивалась маленькими размытыми светлыми пятнышками, образующими полумесяц.

– Это, – объяснила Гастингс, – дорога, ведущая на гору Шугарлоуф. Не слишком-то хорошая – однополосная грунтовка, ведущая на заброшенную вырубку.

– Ну и что? – спросил он.

– Светлые пятна, – ответила Гастингс, – это тепловое излучение, Эм-энд-Эм. Сильное тепловое излучение.

– Тепловое излучение? – Он нахмурился. – Может, это тепло солнца, аккумулированное за день?

– Ни коим образом. Во-первых, оно слишком сильное. Во-вторых, большая часть этой дороги лежит в плотной тени деревьев. Видишь вот эти более светлые пятна? Они вызваны прямым солнечным нагревом – но вот здесь почти такая же яркость наблюдается в месте, полностью скрытом кронами деревьев. Так что, Мордехай, объяснение здесь может быть только одно, – и для большей выразительности Гастингс несколько раз постучала карандашом, – движение транспорта. Интенсивное движение транспорта.

– Какого транспорта?

– Не знаю. Ясно лишь, что направлялся он сюда. – Она достала еще одну фотографию. Она была раскрашена в яркие цвета, и было понятно, что это обработанный на компьютере фрагмент первой фотографии. Тонкая линия превратилась в широкую полосу, а размытый светлый месяц на ее конце распался на несколько равномерно отдаленных друг от друга источников теплового излучения.

– Эти пятнышки указывают на присутствие лагеря, – спокойно произнесла Гастингс. – Большого – судя по числу людей, которых нам удалось обнаружить. – Ее карандаш снова застучал по фотографии, указывая на крошечные светлые точки вокруг более крупных пятен. – Они слишком суетятся, чтобы мы могли точно подсчитать их число даже с помощью инфракрасных датчиков «Гидры», но ясно, что их немало. И посмотри сюда. – Гастингс достала еще одну фотографию, на которой ничего не было видно, кроме пышной зелени деревьев, едва тронутых приближением осени. Вокруг них простиралась залитая солнцем долина. – Замечаешь?

– Нет.

– А стоило бы! Это снимок того же места, но сделан днем. Судя по этому снимку, – она снова показала на обработанное компьютером изображение, – туда въехало много транспорта, но не выехало оттуда. Как я уже говорила, мы не можем точно пересчитать источники теплового излучения, но, по самой скромной оценке, там находятся сотни людей. Сотни, Мордехай. Где же они прячутся?

– Гмм. – Моррис достал из ящика мощную лупу и подробно рассмотрел безобидную листву. Ничего особенного не вижу, – признался он.

– И никто из специалистов по анализу фотографий тоже ничего не заметил, – сказала Гастингс, доставая еще одну компьютерную распечатку, – поэтому при следующем пролете мы сделали вот этот спектроскопический снимок.

Смесь размытых цветных пятен ничего не говорила Моррису, но по зеленым глазам его помощницы было ясно, что для нее она была исполнена смысла.

– Вот это, – ее карандаш обвел круг, а затем уткнулся в его центр, – то же место, что на том инфракрасном снимке. И на этом снимке оно отличается от своего окружения.

Моррис поднял на нее глаза, и Гастингс хищно улыбнулась:

– Это маскировка, Мордехай. Вся эта листва, – она снова постучала карандашом, – маскировка.

Моррис надолго замолчал, рассматривая фотографии. Мысли его прыгали.

– Ты уверена? – спросил он наконец, и она кивнула.

– На увеличенном снимке заметно и еще кое-что. Погляди. – Она снова положила сверху снимок теплового излучения. – Видишь это маленькое пятнышко?

Он молча кивнул.

– Оно находится на горе выше лагеря и тоже излучает тепло. Но не все время, поскольку заметно не на всех снимках. Оно гораздо меньше и холоднее остальных. Вдобавок и листва на этом склоне – такая же маскировка, как и ниже.

Моррис задумался, почесывая нос. Регулярно расположенные источники тепла образовывали нечто вроде продолговатой дуги, концы которой сближались на крутом склоне по обе стороны от маленького пятна. Как будто защищали его, подумал Моррис. Но что именно защищает дуга? И из чего она состоит?

– Что это, по-твоему, Джейн? – спросил он после долгого молчания.

– Возможны разные ответы… Но главное – это территория Национального парка Пизга, и официально там вообще ничего такого находиться не должно. Что я думаю? Мне кажется, что это военный лагерь. Точечные источники не поддаются подсчету, но, по-моему, там может скрываться целый батальон.

– Батальон? – Моррис покачал головой, стараясь прояснить свои мысли. – Черт возьми.

Он еще немного подумал, а потом поднял трубку закрытой связи и начал набирать номер. Ему быстро ответили.

– Коммандер Моррис, – представился он. – Свяжите меня с адмиралом Эстоном.

* * *

– Сведения достоверные, губернатор, – сказал Мелвин Тэннер. Несмотря на эти слова, вид у прокурора штата был такой, словно он предпочел бы возражать, если бы только мог. – Патрули сообщают, что сюда стекаются автомобили с номерными знаками других штатов, а из Теннеси и Кентукки сообщают, что на подходе их еще больше. Причем к нам едут вовсе не любители полюбоваться красотой осенних листьев, – добавил он с черным юмором.

– Понимаю. – Губернатор Фарнам поиграл подставкой для авторучек, стоявшей на письменном столе. – Но если мы вызовем войска, то покажем тем самым, насколько встревожены. Мне претит сама мысль о том, чтобы доставить подобное удовольствие этой толпе психопатов-расистов, – мрачно произнес праправнук одного из крупнейших рабовладельцев штата.

– Возможно, но ведь вы отвечаете за порядок и общественную безопасность и обязаны принимать меры, если местные власти не справляются.

– Хорошо, – произнес в конце концов Фарнам. – Составьте обращение. И соедините меня с министерством юстиции.

* * *

– Что ты об этом думаешь, Мила? – спросил Эстон. Они вместе склонились над столом, рассматривая фотографии, которые переслал им Моррис.

– Я думаю, что это тролль. – Людмила старалась говорить сдержанно и ничем не выдать своего ликования. – Все сходится.

– Но откуда он набрал людей?

– Дик, ты же знаешь, какую ненависть он может раздувать в человеческих сердцах. Если он способен на это, то почему бы ему не набрать небольшой отряд избранных, подчиняющийся ему непосредственно?

– Я готов поверить, что ему удалось набрать такой отряд, – сказал Эстон, нахмурившись. – Но как им управлять? – Он покачал головой. – Если это военизированное формирование, то должна существовать иерархия командиров, но кто согласится выполнять приказы машины? Кроме того, чего ради тролль будет рисковать и раскроет тайну своего присутствия?

– А он, скорее всего, ее не раскрыл, – сказала Людмила, и Эстон вопросительно приподнял бровь. – Тролль, вероятно, нашел предателя среди людей… Коллаборациониста, так сказать. Ему ведь нужен всего один человек, который бы служил ширмой. И если он такого отыскал, то все остальное становится делом техники. – Людмила вздрогнула.

– Ладно, – ответил Эстон. – В это я могу поверить. Но если они разбили лагерь прямо над нашим объектом, то у нас возникает чертовски трудная проблема. Джейн говорит, что людей примерно батальон, и мы понятия не имеем, что за осиное гнездо они там себе устроили.

– Знаешь, – медленно произнесла Людмила, – это напоминает обычный лагерь кангов.

Она провела пальцем по компьютерной распечатке:

– Видишь вот это пятно, вокруг которого много пятнышек поменьше?

Эстон кивнул.

– В лагере кангов на этом месте должен находиться склад оружия. А вот здесь, – ее палец прошелся по двум расплывчатым светлым пятнам на концах дуги, – должны располагаться сканеры, а там, где много мелких точек, означающих людей, – казармы. А вот эти пятнышки подальше, – она постучала по ним пальцем, – у кангов были бы орудийными установками.

– Боже мой! Нас ждет встреча с оружием двадцать пятого века?!

– Сомневаюсь. Конечно, тролль мог бы воссоздать схемы, но у него нет компонентов, необходимых для производства. Если бы ты внезапно оказался в пятнадцатом веке, смог бы ты смастерить противотанковую ракету, не имея нужных деталей? Даже если бы у тебя были чертежи и несколько помощников?

– Вряд ли, – ответил Эстон, не скрывая облегчения.

– То-то же. Для изготовления оружия троллю понадобились бы молекулярные электронные цепи, сверхпроводящие материалы, мощные конденсаторы энергии, многомерники… Чтобы дождаться появления необходимой технической базы, ему придется ждать по крайней мере лет сто. У него, вероятно, найдутся запчасти, из которых можно соорудить несколько легких бластеров, но этого недостаточно, чтобы вооружить столько людей. Нет, Дик. Хоть лагерь и следует модели кангов, оружие там должно быть в основном местного производства.

– В основном, – усмехнулся Эстон. – Недурно сказано!

– Но это правда, – спокойно ответила Людмила

– Я понимаю… – Он нахмурился. – Но мне не нравится, что у него так много людей. Особенности если представить, насколько эффективной может оказаться их тактика. Ведь руководить им будет существо из двадцать пятого века.

– Не знаю, что и сказать на это, – призналась она. – В распоряжении тролля всего лишь истребитель, а не штурмовой десантный транспорт, так что боевых роботов у него немного. И они легкого класса. На истребителе обычно размещают только легких боевых роботов. – Людмила дернула себя за локон. – Обычно, Дик, они надеются на свою скорость, массу и огневую мощь. Они мчатся прямо на тебя, а затем бьют из всех орудий с близкого расстояния. Броня их тяжелых роботов достаточно прочна, чтобы противостоять самому сильному огню энергетических пушек, а боевой щит предохраняет от других видов оружия. Но это тактика тяжелых подразделений. В худшем случае шасси тролля тянет на средний класс. Терранские спецназовцы разнесли бы этот лагерь в пух и прах. Разумеется, у них такое вооружение, что Дэн и Элвин продали бы ради него своих детей, но, думаю, наши ребята справятся. Они отлично владеют своим оружием, у них хорошее стратегическое мышление и эффективные тактические приемы. На их стороне будет преимущество первого, неожиданного удара… Это едва ли не лучшая ударная группа, какую мне доводилось видеть. Думаю, войско тролля не может с ними равняться, а сам он не знаком с тактическими приемами и вооружением двадцатого века.

– А если он «завербовал» кого-нибудь, кто с ними знаком?

– Это, скорее всего, ничего не изменит. Тролли очень горды и высокомерны: он извлечет все знания, содержащиеся в мозгу специалиста по тактике, но будет диктовать свой стиль ведения войны. Даже если он окажется гениальным полководцем-теоретиком, это мало ему поможет, поскольку он не представляет себе практическую сторону дела. Этакий заучившийся лейтенант, которому поручили командовать полком. – Людмила неожиданно улыбнулась. – Как ты думаешь: что с таким будет в первом бою?

– Его полк хорошенько вздуют, – с удовлетворением изрек Эстон.

– Тролля нельзя недооценивать, – предостерегающе произнесла Людмила, – но, по-моему, именно так и будет.

– Не опасайся, я не надеюсь закидать его шапками, – проворчал Эстон. – Я всегда предполагаю, что события будут разворачиваться по самому скверному сценарию. Но у нас есть время, чтобы разработать хороший план. Войско тролля может разбежаться, а если этого не произойдет… Что ж, даже механизированному батальону на укрепленных позициях не поздоровилось бы от тех штучек, которые мы обрушим на тролля!

– Отлично. В таком случае я сажусь в самолет лесников и провожу окончательную проверку.

– Ни в коем случае! Мы ведь теперь знаем, где этот мерзавец прячется, и…

– Дик, мы не можем вести себя так легкомысленно. Я обязана…

– Нет, черт возьми! Мы будем следить за ними несколько дней. Подождем, пока они разойдутся, а затем…

Эстон не договорил и свирепо уставился на Людмилу: зазвонил телефон. Она спокойно встретила его взгляд, понимая, что гнев Эстона вызван сложным сплетением чувств, в котором он и сам не мог разобраться. Необходимость ее бластера в бою, его чувства к ней, напряжение перед началом операции… Список можно было бы продолжать долго.

Телефон зазвонил снова, и Эстон поднял трубку.

– Эстон, – прорычал он.

– Это я. – В голосе Морриса слышалось волнение.

Эстон нахмурился, щелкнул переключателем и перевел телефон на громкую связь.

– Со мной Людмила, Эм-энд-Эм. Что стряслось?

– В облюбованном нами районе происходит что-то ужасное, – поспешно заговорил Моррис. – Куклуксклановцы и нацисты стекаются с севера и с запада. Они настроены крайне решительно.

– Мы знали, что это произойдет, Мордехай, – сказала Людмила.

– Но такого мы не ожидали! – мрачно ответил Моррис. – Губернатор вызвал войска, а патрульная служба штата и помощники шерифов перегородили все крупные дороги, ведущие в Ашвилл. В трех округах объявлен комендантский час с заката до рассвета, местная полиция сбилась с ног, но, сдается мне, сил у них недостаточно. Колонна куклуксклановцев или нацистов вышла к заставе на трассе 23 в округе Мэдисон. Их попытались остановить, но они пробились, стреляя из автоматического оружия!

Эстон и Людмила переглянулись. На их лицах появилось выражение тревоги.

– Полиция потеряла в перестрелке четырех человек – не выжил никто. То же самое только произошло на трассе I-40 в округе Хейвуд. Национальная гвардия должны прийти на помощь полиции и оцепить Ашвилл, но это игра с огнем. Кстати, еще одна колонна сумасшедших приближается с юга.

– Я думал, в этом съезде должны принимать участие только идиоты горных штатов!

– Так оно и есть. Но их и в этих штатах немало! Вилкинс только что позвонил и сказал, что из Атланты, Джорджии и Северной Каролины тоже едут… правда, с намерением разгромить съезд конкурентов.

– Но это же безумие!

– Нет, Дик, – негромко произнесла Людмила. – Это – тролль.

– Зачем ему устраивать это столкновение? И почему именно в Ашвилле?

– Кто знает, – пожала плечами Людмила. – Что-то вроде испытания, наверное. Или первый ход в его игре… Это не имеет значения. Важно, что за этим стоит тролль, – другого объяснения нет.

– Насколько серьезно положение?

– Очень серьезно. Их тысячи… а, по неподтвержденным сообщениям, отдельные части национальной гвардии затеяли перестрелку между собой, вместо того чтобы прижать этих бандитов.

– Почему бы и нет? – мрачно усмехнулась Людмила. – Если троллю удается влиять на поведение людей, почему гвардейцы должны быть исключением?

– Вот дерьмо! –мрачно сказал Эстон.

– Губернатор мобилизует части, находящиеся вне затронутой беспорядками территории, – продолжал Моррис. – Президент объявил тревогу в Восемьдесят втором десантном полку, но никто не предвидел того, что перестрелка начнется среди местных частей. А я обязан был это предусмотреть, черт побери!

– Об этом поговорим позже, Мордехай. Этого никто не ожидал. Рассказывай дальше.

– Вокруг Ашвилла творится нечто невообразимое. – Моррис глубоко вдохнул. – Дороги, ведущие на восток и на север, забиты людьми, которые пытаются бежать из этого кошмара. Бандиты, наоборот, стремятся попасть в город и устроить там бойню, а местные власти не знают, на кого положиться и что предпринять. Было объявлено военное положение, но губернатор Фарнам пока не осмеливается высадить парашютный десант. Он хочет, чтобы самолеты доставили любые другие части, например военную полицию – кого угодно, только не десантников. – Капитан хрипло рассмеялся. – Не могу его осуждать: он опасается большого числа жертв, ведь Восемьдесят второй полк не обучен обращению с толпой…

– Может быть, эти навыки и не понадобятся, – пробормотал Эстон.

– Но губернатор-то об этом не знает. А мы ничего не можем ему объяснить!

– Понятно. К делу, Мордехай.

– Похоже, авангард подкрепления прибудет на самолетах в аэропорт Ашвилла часа через четыре-пять. К этому времени куклуксклановцы и нацисты успеют натворить в городе бог весть что, да и другие маньяки подоспеют.

– Вот ведь дерьмо! – снова сказал Эстон и посмотрел на Людмилу. – Сейчас у тебя нет времени летать и высматривать тролля. Раз за этим кошмаром стоит он, то у нас один-единственный выход – уничтожить его. И как можно скорее.

– Правильно, – согласилась Людмила.

– Мордехай, – сказал Эстон, – передай Энсону, что мы начинаем операцию.

– Прямо сейчас, Дик? В такой жуткой ситуации?

– Сейчас, – мрачно ответил Эстон, – немедленно. Мы не знаем, что тролль задумал, но сейчас начнут гибнуть люди. И кто знает, вдруг это начало наступления тролля? Мы обязаны уничтожить его прежде, чем он наберет силу и приступит к осуществлению своих планов в полном объеме. – Он свирепо улыбнулся. – Возможно даже, ситуация складывается для нас благоприятно. Тролль занят, и мы можем начать операцию, не рискуя быть обнаруженными сразу же.

– Хорошо, – сказал Моррис. – Поддержка с воздуха, о которой мы говорили, будет вам обеспечена. Когда давать сигнал?

– Сейчас. Мы проведем инструктаж и поднимемся в воздух через три часа.

 

Глава 22

Помощник шерифа Холден Митчелл проверил, заряжено ли его ружье «Итака» 37-й модели. Он купил его за свои деньги, чтобы не пользоваться «Ремингтоном-870», выданным департаментом. Магазин «Итаки» был рассчитан на восемь зарядов, и опустошать его Холден умел с той же скоростью, с какой успевал передергивать затвор. Раньше он почти готов был согласиться с шутливыми обвинениями в паранойе, которые последовали за покупкой ружья, но сегодня ему стало ясно, что он поступил правильно. Послеполуденное солнце раскалило асфальтовое покрытие шоссе, но воздух был прохладен. Лицо Холдена мрачнело с каждой минутой: он лично знал всех четверых, погибших в нескольких милях от его поста.

Митчелл покосился на своего напарника. Угадать мысли Аллена Фармера по выражению лица было невозможно, но Митчелл заметил тревогу в его взгляде. Когда ему в напарники назначили чернокожего, он держался с ним настороженно, но эти времена давно миновали. Правда, сегодня беспокойство снова вернулось. Между ними всегда оставалась какая-то недосказанность – каждый чувствовал, что отличается от другого. Это не мешало им уважать друг друга и даже дружить, но факт оставался фактом. В глубине души Митчелл был недоволен тем, что Аллен считал любого человека расистом, пока тот не доказал обратное. Аллен никогда не признавался в этом, но Митчелл был уверен, что не ошибается.

И сегодня, с горечью подумал Митчелл, он наконец понял причину подозрительности Аллена.

Сзади завизжали тормоза, и двое полицейских подбежали к автомобилям, перегораживавшим полосы трассы 23, которые шли на юг. Поперек полос, шедших на север, Митчелл распорядился поставить лесовоз.

– Что происходит в тылу? – спросил Митчелл у старшего полицейского.

– В Марс-Хилле все спокойно, пока, – взволнованно ответил тот. – Но в Ашвилле дело худо. Говорят, какие-то подразделения гвардии начали палить друг в друга.

– Проклятье! – Митчелл сплюнул табачную горечь на мостовую и прищурился от северного ветра. Почему до сих пор нет подкрепления? – Кроме вас никого не прислали?

– Подкрепления не будет, пока гвардейцы не придут в себя. – На лбу полицейского выступил пот, но голос оставался ровным. – Не могу сказать, что эта позиция мне нравится.

– И я не могу, капрал, но наша задача – не допустить этих психов до пересечения девятнадцатой и двадцать третьей, – пожал плечами Митчелл.

– Ага. – Полицейский вытер губы и замер: издалека донесся шум двигателей. – Мне сказали, что здесь командуете вы. Что будем делать?

– Я должен остановить этих мерзавцев. И я, если понадобится, буду стрелять по ним из этой вот штуки. – Митчелл приподнял «Итаку», и капрал напряженно улыбнулся.

– Это мне подходит, – сказал он.

* * *

Почуяв вкус крови, тролль внутренне задрожал от удовольствия. Дураки в мундирах, пытавшиеся остановить его ослепленных ненавистью людей, заплатили жизнью за свою глупость. А тролль сделал открытие: радость убийства чувствуется гораздо сильнее, когда ее можно испытать многократно при помощи нескольких открытых для тебя сознаний.

Тролль ощутил, как его ментальная сеть растягивается в разные стороны, распадается на отдельные фрагменты и снова собирается воедино. Она становилась крепче, восприятие делалось четче… И тролль снова раскидывал ее, с наслаждением чувствуя, что присутствует в душах убийц, радостно оравших и рвущих друг у друга из рук окровавленную куртку одного из помощников шерифа.

Колонна поднялась на пригорок, и впереди показались машины, перегораживавшие дорогу.

* * *

Митчелл разглядывал головной автомобиль колонны, кативший по трассе, на которую уже легли вечерние тени. Это был набитый до отказа микроавтобус, а за ним виднелись универсалы и седаны. Он сглотнул, прикинув шансы на победу. Их не было, но почему-то он ощутил странное нежелание бежать от надвигавшейся на него толпы.

– Пора, ребята, – сказал Митчелл. – Расходитесь по местам и не высовывайтесь без нужды.

Все бодро повиновались, и Митчелл заметил, что старший полицейский вооружен М16 – старой моделью А1, а не новой A2, в которой был ограничитель стрельбы по три выстрела – а не дробовиком.

– Подпущу их поближе, – негромко сказал Митчелл сам себе. – Чуть-чуть поближе…

* * *

Тролль раздувал безумие людей, доводя их до исступления собственной яростью. Преисполненные ненавистью существа, мчавшиеся по трассе, уже не были людьми, не были даже озверевшей толпой – они стали органами тролля, его оружием, воплощением его страсти к разрушению и убийству…

Дико хохочущие орудия убийства неслись вперед, изо всех сил сигналя клаксонами.

* * *

– Огонь! – крикнул Митчелл и выстрелил по микроавтобусу.

Он слышал, как винтовка Фармера вторит ему, чувствовал запах порохового дыма и видел, как осколки лобового стекла разлетелись во все стороны, блестя в закатных лучах, будто крупинки соли. Капрал вел стрельбу одиночными, тщательно целясь.

Вот уже лобовое стекло седана, шедшего за микроавтобусом, разлетелось на тысячу кусков. Из автомобилей стали выскакивать нацисты и куклуксклановцы, и Митчелл все быстрее передергивал затвор. В ответ раздавались вопли и визг – марионетки тролля падали под беспощадными пулями. М16 перешла на стрельбу очередями. На асфальт падали раненые и убитые, самые сообразительные безумцы, попрятавшись за машины, открыли ответный огонь.

* * *

Тролль задрожал от гнева: его колонну остановили! Конечно, это были всего-навсего люди, но они принадлежали ему! Их мучения и смерть были приятны троллю, но не доставляли такого удовольствия, как мучения и смерть его противников. Он еще раз хлестнул их сознания бичом своей ненависти, заставляя идти вперед, несмотря ни на что.

* * *

– Они подходят ближе! – заорал Митчелл в микрофон, висевший у его рта. – Где, твою мать, национальная гвардия?!

Его машина, присев на простреленных шинах, догорала; патрульный автомобиль скрывали клубы черного дыма. Один из полицейских погиб, но капрал, лежа в трубе подземных коммуникаций, вел беглый огонь по толпе нападавших.

– Четыре-два, отходите! – закричал в трубку диспетчер.

– И как мы это сделаем? – рассмеялся Митчелл, наполняя опустевший магазин.

– Подкрепление на подходе, четыре-два! Держитесь!

– Больше болтать не могу, – сказал Митчелл и перекатился под автомобиль к Фармеру, непрерывно стреляя в сгущавшуюся темноту.

* * *

Когда наконец подтянулись бронетранспортеры М113 национальной гвардии, они обнаружили сорок один труп и девятнадцать раненых перед разгромленной заставой. Митчелл и Фармер лежали рядом. Митчелл сжимал в руке табельный пистолет с пустым магазином, а Фармер так и не выпустил свой дробовик, приклад которого был в крови и волосах врагов.

* * *

Эстон и Абернати смотрели, как подполковник Клара Дикл, командующая авиационной группой морской пехоты номер 200, прищурилась, вглядываясь в карту и прикидывая расстояние. Она вполголоса вела со своим тактиком таинственную, непонятную для посторонних беседу. Если они и боялись лететь в темноте над Аппалачами, то по виду их этого не было заметно.

А вот Абернати выглядел подавленным, и Эстон не мог его осуждать. Они не имели сведений о численности и вооружении противника. Они знали только, что Людмила считает атакуемый объект похожим на лагерь кангов. На основании этого они могут сделать кое-какие выводы. Но если она ошибается, эти выводы могут стоить им жизни.

Офицеров под началом Абернати было столько же, сколько в обычном батальоне, и они с самого начала знали, что времени на разработку плана операции у них будет в обрез. Но все-таки никто не ожидал такой спешки. Все офицеры держались на высоте, но каждый прекрасно понимал, насколько рискованным может оказаться оперативный план, составленный в таких условиях.

– Хорошо, адмирал, – произнесла наконец Дикл, – будем считать, что нужно сорок пять минут. Однако меня беспокоит выбор места для посадки, сэр.

– Я понимаю. – Эстон принялся перебирать листы крупномасштабной карты горы Шугарлоуф. – Вот здесь, пожалуй, лучшее место для приземления, подполковник, – сказал он.

Дикл с сомнением посмотрела на карту. Выбранная Эстоном посадочная площадка находилась на западном склоне горы, и ее контур явно не нравился подполковнику.

– Ясно, что приземлиться тут вы не сможете, – сказал Эстон. – Но прошлым летом здесь был пожар, и нет ничего, кроме травы и мелких кустиков. Вы зависните и сбросите нас тут, а дальше уж мы потопаем на своих двоих.

– А как же «Геркулесы», сэр? Мы не сможем выгрузить здесь бронетранспортеры.

– Даже если бы и могли, какой от них прок в этих условиях? Но вот в этом месте бронемашины нам понадобятся. – Эстон постучал по пересечению трассы NC-212 с дорогой, ведущей в долину. – Выгрузить их здесь будет непросто, но лучшей точки поблизости нет.

– Они окажутся слишком далеко от поля боя, сэр, – заметила Дикл.

– Это правда. И потому я хочу, чтобы вы действовали как можно более шумно. Сигнальные огни, прожектора, сирены – все на полную катушку. В бою толку от бронетехники будет немного, но она мне нужна. Причем до того, как пехота пойдет по склону. Если нам хоть чуть-чуть повезет, бронетранспортеры отвлекут противника от нашей высадки.

– Понятно. – Дикл снова нахмурилась, а потом кивнула. – С этим мы справимся. Просто хотелось бы высадить вас поближе к цели, сэр.

Предполагаемое место высадки находилось на расстоянии более тысячи ярдов по прямой от ближайшего конца дугообразной позиции врага. Дикл знала, насколько важна в такой ситуации каждая секунда, знала, что каждый из этих тысячи ярдов густо зарос лесом…

– Ничего, подполковник. – Эстон невесело улыбнулся. – Нам тоже хотелось бы прокатиться с комфортом до места назначения, но нельзя же и омлет сготовить, и яйца не разбить…

Негромкий стук в дверь заставил его замолчать. Он поднял голову: вошел офицер-связист из штаба Абернати.

– Сэр, губернатор Фарнам только что передумал насчет Восемьдесят второго полка, – доложил лейтенант. – Похоже, ситуация выходит из-под контроля.

– Черт побери! – негромко сказал Эстон.

* * *

– Значит, так…

Майор Абернати держал речь, обращаясь к своим офицерам.

– Я знаю, вы все слышали краем уха о том, что происходит по соседству. Должен вам сказать, что слухи соответствуют истине. По последним сообщениям идут ожесточенные бои на северной и северо-западной окраинах Ашвилла. Гвардейцы делают все, что в их силах, но ведь они воюют не с обычными мятежниками. Вам, разумеется, известно, в чем тут дело.

Он замолчал, вглядываясь в лица, на которых появилось выражение оскорбленной гордости. Странно, подумал майор, как бурно реагируют профессиональные американские военные на одну лишь мысль о том, что силы противника оказались на территории Америки… Он часто думал, что именно эта вера в недоступность Северной Америки для вражеского вторжения и отличает войска США от войск союзников. Она отдает наивностью и провинциальностью, но в то же время вливает в них силу. Укрепляет уверенность в себе. Возможно, даже делает высокомерными. Но, как бы то ни было, от одной мысли о том, что вторгшийся на землю Америки противник несет ответственность за смерть людей в американском городе, сердца военных переполняли гнев и почти физическая потребность ринуться в бой

– А теперь – кое-какие приятные новости, – спокойно продолжал Абернати. – Данные со спутников подтверждают наши предположения касательно местонахождения Гренделя.

Его слушатели заволновались.

– Мы выступаем сегодня ночью, господа.

Послышалось едва различимое одобрительное бормотание. Абернати сдержанно улыбнулся:

– Мы подготовили оперативный план. Я подчеркиваю: мы располагаем лишь отрывочной информацией, и, без сомнения, закон Мерфи рано или поздно сработает.

Кто-то хихикнул, и майор ухмыльнулся.

– Но мы – морские пехотинцы, господа. Когда нужно, мы поступим так, как поступаем всегда: приспособимся, найдем решение – и победим.

Он на мгновение замолчал и завершил свою речь словами:

– Инструктаж продолжит капитан Росс. Она и изложит в общих чертах план операции.

Он сел, и глаза присутствующих впились в Людмилу. Она подошла к закрытой занавеской карте, отдернула занавеску и взяла в руку указку. Все собравшиеся уже видели на карте долину, но на тщательно нанесенные значки, отображавшие добытые Джейн Гастингс разведданные, смотрели впервые. Они еще не подозревали, что вся операция проводилась ради того, чтобы дать возможность капитану Росс один-единственный раз выстрелить по троллю. Узнав об этом, многие из них радикально пересмотрят свои предположения о том, откуда она взялась.

– Вот это. – спокойно объясняла Людмила, – похоже на обычный лагерь кангов. Если это так, в нем может находиться от семисот до тысячи человек.

Она замолчала, давая возможность слушателям переварить информацию, а потом продолжила инструктаж, показывая, где расположены сканеры, где склад оружия, где – казармы.

– Вот – огневой рубеж. – Она провела по карте указкой. – Не исключено, что мы столкнемся с несколькими энергетическими пушками, но, скорее всего, такого оружия у них немного. По расположению лагеря ясно, что своим огнем они рассчитывают перекрыть дорогу, идущую по южной оконечности долины. Вот здесь, – она постучала указкой по пятну над лагерем, – находится, вероятно, туннель, ведущий к Гренделю.

– Тут мы высадимся, – продолжала она, перейдя к другой карте. – Как вы видите, до южного края лагеря остается примерно тысяча ярдов, а до туннеля Гренделя – тысяча семьсот. Но это по прямой, а из-за уклона местности расстояние получается вдвое большим. Не похоже, чтобы с этой стороны были выставлены сенсоры или системы защиты Гренделя; тем не менее нас могут обнаружить на подходе – хотя бы и случайно. Именно поэтому подразделения, оснащенные бронетехникой и тяжелой артиллерией, начнут двигаться по дороге за десять минут до того, как двинемся мы. Они постараются отвлечь внимание противника, пока мы будем перебираться через хребет.

Эстон обвел взглядом присутствовавших. Все глядели мрачно – ну что же, причин для веселья не было. Люди настроены решительно, но не испуганы – этого следовало ожидать. Эстон кивнул собственным мыслям, глядя, как офицеры осмысливают слова Людмилы. Он понимал, что Абернати позволил «капитану Росс» провести последний инструктаж с тем, чтобы они из первых рук узнали, кто в действительности руководит операцией и кому они должны оказывать всемерное содействие для успешного ее завершения.

– … затем взвод тяжелого оружия лейтенанта Фрая и противотанковая группа сержанта Сендерсона развернутся здесь, – говорила она, указывая на карту. – Когда Грендель поймет, что мы находимся прямо над ним, он перейдет в контрнаступление. Скорее всего, пустит в бой одного или несколько своих боевых роботов. Поэтому «Драконы» должны быть готовы их уничтожить.

Она замолчала. Кто-то поднял руку.

– Слушаю, лейтенант.

– Капитан, если он поймет, что мы к нему подбираемся, что помешает Гренделю взлететь и напасть на нас сверху?

Это был вполне логичный вопрос, но по выражению глаз лейтенанта было ясно, что он слышал о возможности ядерного удара по троллю. Людмила невозмутимо посмотрела на него:

– Надеюсь, ему помешает как раз то соображение, что мы находимся прямо над ним. Он не знает, какое у нас вооружение, и пока не выберется из своего укрытия, должен будет двигаться медленно. В этот момент он будет отличной мишенью для нашего тяжелого вооружения. В таких условиях мы можем его подбить, и если Грендель будет вести себя как настоящий тролль, то он на такой риск не пойдет. Сначала он попытается очистить склон от нас при помощи боевых роботов. Если они не справятся с задачей, он сам выберется на поверхность или все-таки попытается взлететь. Но к этому моменту мы получим поддержку с воздуха, и значит, действительно сможем его уничтожить, если он попытается оторваться от земли.

– Чем уничтожить, капитан?

«Лейтенант не просто так языком чешет, – подумал Эстон, – он хочет расставить точки над „i“. Ну что же, если человек рискует жизнью, он вправе знать условия игры».

– Ядерным ударом, если понадобится, – сказала Людмила спокойно, и слушатели напряглись. – Однако если «Драконы» или «Маверики» успеют поразить его, пока он не поднимется выше чем на сорок метров от земли, их мощности может оказаться достаточно. На большей высоте тролль способен создать энергетический щит, который сделает его неуязвимым для обычных видов вооружения. Но пока этого не произойдет, ему придется полагаться только на активную оборону, прикрывающую нижнюю часть и корму. – Она замолчала, а потом спросила: – Я ответила на ваш вопрос, лейтенант Уорден?

– Да, мэм. Благодарю вас.

– Отлично. Пока вторая группа развертывается и прикрывает «Драконы», первая группа с адмиралом Эстоном и со мной пойдет сюда, – она провела указкой по карте, – чтобы спуститься в долину. Нам придется миновать эти склады оружия, а затем казарму. После этого у нас появится возможность обстреливать лагерь, а я смогу выстрелить по Гренделю, едва он высунет нос из-под земли. Тем временем майор Абернати двинется вниз по хребту. Третью и четвертую группы он развернет в этом направлении, чтобы прикрыть…

Эстон наблюдал, как офицеры и сержанты делают заметки в своих блокнотах. План вроде бы хорош, подумал он. К сожалению, бой никогда не развертывается так, как его планируют, и многое зависит от того, насколько успешно действуют бойцы под огнем противника…

Он снова мысленно пробежал весь план операции. У нас шестьдесят шансов из ста, подумал он. Ну, может, семьдесят, если все пойдет, как нужно. Но потери даже в этом случае будут велики… А в случае непредвиденного развития событий…

Он постарался скрыть бившую его дрожь. В его мозгу возник образ ядерного взрыва – или даже чего-то более страшного, – обрушивающегося на горы Северной Каролины…

* * *

Из окна седьмого этажа Джеремия Виллис посмотрел на грузовики и бронетранспортеры, окружившие гостиницу. В своем кабинете он чувствовал бы себя уютнее, но центр, из которого велось руководство действиями сил правопорядка, был спешно развернут именно здесь, за три квартала от мэрии. Это было не лишено смысла: помещение просторное, а близость пересечения Паттон-авеню и Бродвей-стрит позволяла быстро достичь любого района города.

Правда, толку от этого немного, мрачно подумал Виллис, глядя на кроваво-красное небо на западе. Несмотря на кондиционер, запах дыма чувствовался и в этой комнате.

– Мы удерживаем позиции на трассах номер девятнадцать и двадцать три, – сказал бригадный генерал Эванс, – но бандиты просачиваются в город обходными путями, по второстепенным улицам. Похоже, что сейчас они подходят к Вивервиль-роуд, а по трассе шестьсот девяносто четыре идут примерно две сотни человек. В распоряжении капитана Тейлора находятся стрелковый взвод, и подразделение с тяжелыми пулеметами. Они поджидают бандитов на Мерримон-авеню.

Вид у генерала был измученный – и не без причины. В начале операции под его командованием была полностью укомплектованная бригада национальной гвардии, но ее силы были рассредоточены по всему городу, а большая сеть ведущих из города дорог лишь ухудшала ситуацию.

– Что слышно насчет западного конца Паттон-авеню? – спросил Кемпбелл. – Туда вы можете направить хоть кого-нибудь?

– Не уверен. – Генерал провел рукой по волосам и уставился на карту. – Бой продолжается у дороги на Нью-Лестер. А у вас что?

– Мы отошли почти к почтамту, – мрачно произнес Кемпбелл, – ведем бой с двумя-тремя сотнями негодяев, вооруженных винтовками и автоматами. У меня гибнут люди… А их и вначале-то было не слишком много. Если они заставят нас отойти еще на шестьсот ярдов, то ваши ребята на дороге окажутся в окружении.

– Ясно, – вздохнул Эванс. – Эл, – повернулся он к своему помощнику, – найди группу бронетранспортеров, которую можно туда послать, чтобы выправить положение.

– Слушаюсь, сэр.

– Больше мне вам помочь нечем, Кемпбелл, – мрачно произнес Эванс. – Толпа, которая надвигается с юга, ничуть не менее опасна. Резервисты Северной Каролины удерживают ее к югу от границы штата на трассе US-25, но по I-26 негодяям удалось просочиться, и я не могу ослаблять позиции.

– Понимаю, генерал.

– Извините, – грубовато произнес Эванс и повернулся к рации.

Виллис смотрел, как солдаты бегут к бронетранспортерам. Хорошо хоть, им удалось справиться с кучкой резервистов, которые принялись палить по своим, подумал он. Таких оказалось немного, но будь их чуть-чуть больше, исход мог быть иным. Эвансу было чем гордиться: его «солдаты-любители» были почти разбиты – они ведь не ожидали удара в спину, от своих же товарищей! – однако парни быстро пришли в себя, ликвидировали мятеж и принялись упорно отстаивать город. Вот только долго ли они сумеют продержаться…

– Джерри!

Виллис поднял голову – это Кемпбелл прикоснулся к его плечу.

– Какой-то сукин сын только что поджег Сейнт-Джо, – сказал начальник полиции, и мэр закрыл глаза, представив, как огонь бушует в крупнейшей больнице города. – А Билл Маккэри только что сообщил, что Билтмор-Хаус горит.

– Спасибо, Хью, – негромко отозвался Виллис, глядя в окно на освещенный заревом город. – Делайте, что возможно.

* * *

На аэродроме ВМФ США Пэтаксент-Ривер царило чрезвычайное оживление. База морской авиации в Пэкс-Ривер была испытательным центром на юго-западной оконечности Мэриленда, в котором асы ВМФ и морской пехоты непрерывно заставляли новые самолеты и системы вооружения совершать невозможное. Однако «Хорнеты» F/A-18, стоявшие на взлетных полосах, входили в состав штурмовых эскадрилий VFA-432 и VFA-433, временно – пока «Теодор Рузвельт» не починится в Норфолке. Большинство пилотов не могло понять, почему они оказались в Пэкс-Ривер, но капитану Эду Стонтону причина была известна. Он стоял в воротах ангара, прячась от капавшего дождя; в руке у него дымилась кружка горячего кофе. Внутри ангара техники возились с его «Хорнетом».

Мысли Стонтона текли в двух различных направлениях. По специализации и склонности он был пилотом-штурмовиком. Именно к такой боевой задаче, которую ему предстояло выполнить, он и готовился на протяжении многих лет. Он знал, с каким противником придется иметь дело, и страстно желал отомстить за гибель «Кидда». Да, этого противника Стонтон в самом деле хотел уничтожить. В то же время капитана пугало вооружение, размещенное на его самолете. Он никогда на бросал подобных бомб! Да и никто, наверное, подумал он, никогда не бросал таких бомб, а ему, быть может, придется сбросить ее на американскую землю – причем туда, где будут находиться морские пехотинцы США! От этой мысли его желудок, несмотря на выпитый кофе, превращался в холодную, сосущую дыру.

– Командир!

Он обернулся: рядом с ним стоял его ведомый, лейтенант Джейк Фриско.

– Что, Джейк?

– Командир, что это за чертовщина? – По голосу Фриско было ясно, что он не верил официальной легенде, и Стонтона это не удивляло. Лейтенант был достаточно проницателен – впрочем, не нужно было быть гением, чтобы сообразить, что им повесили лапшу на уши. С тем, что происходило в обеих Каролинах, явно не могли справиться две эскадрильи «Хорнетов». Фриско показал пальцем на самолет и спросил изменившимся голосом:

– Почему они подвешивают нам…

– Джейк, не задавай лишних вопросов, – негромко посоветовал Стонтон.

– Но, командир, ведь это же…

– Я знаю, что это такое, лейтенант, – ответил Стонтон. – Закрой рот и молись, чтобы их не понадобилось пустить в ход, понял?

Сказано это было таким тоном, что Фриско замолк. Он еще раз взглянул на Стонтона, кивнул и отошел со смущенным видом. Капитан некоторое время смотрел ему в спину, а потом снова стал глядеть на самолет. Техники закончили работу и ушли. Стонтону показалось, что невинные на вид белые обтекаемые туши под крыльями неслышным шепотом сулят ему невообразимое могущество – сеять смерть или даровать жизнь.

Он отвернулся, отдал пустую кружку проходившему мимо матросу и отправился провести со своими летчиками последний – и на этот раз правдивый – инструктаж.

За спиной капитана мелкие капельки дождя блестели на поверхности двух «специальных боезарядов В83», укрепленных под крыльями его самолета. Чуть больше двух мегатонн стопроцентного разрушения…

* * *

Форт-Брэгг в Северной Каролине остался позади. С-17 с ревом неслись на запад со скоростью четыреста миль в час. Штурмовые вертолеты, передвигающиеся медленнее, взлетели раньше, чтобы присоединиться к самолетам у цели. В полумраке их десантных отсеков было тише, чем обычно: лучшие бойцы первой бригады восемьдесят второй дивизии отправлялись в настоящий бой. Их готовили воевать в любых частях света, но только не на западе Северной Каролины… Этого никто не ожидал.

Полковник Сэм Тайсон и его штаб летели в головном самолете. На них была камуфляжная форма, лица разрисованы черной краской. Тайсон знал, что две другие бригады, если понадобится, будут отправлены вслед за ними, а в боевую готовность уже приведена 101-я десантная дивизия из Восемнадцатого десантного корпуса. Знал он и еще кое-что: если для подавления беспорядков в штате потребуется такая огневая мощь, то с тем же успехом его можно было оставить на милость тех сумасшедших.

Он вздохнул и постарался успокоиться. Тот, кто придумал эти сиденья из натянутой на металлические трубы ткани, наверняка был садистом, подумал Тайсон в десятитысячный раз за свою службу. Хорошо хоть, им не придется прыгать прямо в пекло: по последним сообщениям, в аэропорту Ашвилла еще не стреляли.

* * *

Дик Эстон прислонился к вибрирующему фюзеляжу «Оспри» и закрыл глаза. Даже не глядя, он ощущал рядом присутствие Людмилы. Под камуфляжем на ней был гермокостюм и пуленепробиваемый жилет. Волосы Людмилы были забраны под шлем, а лицо закрашено черным, как и у Эстона.

«Оспри» были значительно лучше, чем грохочущие вертолеты, которыми он столько раз пользовался, подумал Эстон рассеянно. Да и летают раза в два быстрее. Он представил себе, как они летят по ночному небу, оставив позади моросящий дождь, надолго зависший над Леженом. Летят на запад, по направлению к Спрус-Пайн… Именно из Спрус-Пайна, находящегося на расстоянии примерно трехсот миль от Лежена, им предстоит совершить последний перелет.

Эстон постарался в подробностях представить себе, как все произойдет. Полетят они на небольшой высоте, стараясь прятаться за горами от сенсоров тролля. Из Спрус-Пайна «Оспри» направятся к Рилифу в Северной Каролине, а потом по долине Ноличаки-Ривер – прямо над тем местом, где произошло похищение плутония. Затем возьмут курс на Ривер-Хилл в Теннеси, повернут вдоль трассы Теннесси-81, пролетят над городком Кармен в Северной Каролине и с восточной стороны горы Шугарлоуф вступят в бой.

Одновременно транспортные самолеты «Геркулес» полетят из Спрус-Пайна прямо на запад, вдоль трассы US-19, затем наберут высоту и перелетят через горный хребет. На южном склоне Шугарлоуфа они высадят бронетехнику группы «Т». Скорость у «Геркулесов» выше, чем у «Оспри», да и путь им предстоит короче, однако подполковник Дикл с дотошностью часовщика рассчитала все таким образом, чтобы обе высадки произошли одновременно. По-настоящему беспокоило Эстона то, что должно последовать затем…

Он был уже слишком стар. Мысль об этом не покидала его. Он должен был остаться дома и предоставить руководство операцией Дэну, но не смог. Он полностью доверял Абернати и все равно не смог…

Отчасти по той же причине, которая некогда привела его в спецназ. Из гордости. Можно назвать это качество высокомерием или потребностью отличиться, но, как ни называй, суть одна: жажда быть лучшим, жажда совершить нечто такое, что имеет ценность в глазах знатоков. А ведь по сравнению с сегодняшней операцией все, что он совершил до сих пор, теряло свое значение. Такое же чувство, наверно, подумал Эстон, заставляет пожилых матадоров снова и снова выходить на арену, чтобы там умереть.

Правда, это была лишь одна из причин, по которым он не остался дома, причем не главная. Главная причина спокойно сидела рядом с ним, с безмятежным выражением на вымазанном черной краской лице. В кобуре на ее бедре покоилась единственная надежда планеты на выживание.

Самолет все глубже вонзался в черноту ночи, и Ричарду Эстону стало страшно. За себя. За Землю. И больше всего – за Людмилу Леонову.

* * *

Людмила взглянула на Дика, на его закрытые глаза, спокойное лицо… За свою долгую жизнь она знавала много воинов – на протяжении пятидесяти биологических лет она почти ни с кем, кроме воинов, и знакома-то не была, – но ни один из них не производил на нее столь сильного впечатления.

Возможно, потому, что ни с одним из них она не позволила себе сблизиться так, как с Эстоном. В глубине души она была возмущена тем, что он смертен. Впрочем, нет, возмущена – не то слово. Нужное определение подобрать было трудно, поскольку Людмила Леонова не отличалась сентиментальностью и не любила давать волю чувствам. В то же время она прекрасно понимала, чем обязана Эстону. Он спас ей жизнь и, что было не менее важно, поверил ей и заставил поверить других.

Он был беспощаден и нес смерть – такой же убийца, как и она сама. И при всем том он был нежен и раним. Она вспомнила выражение его глаз, когда впервые отдалась ему, – в них читалось неверие в собственное счастье, страх быть отвергнутым и решимость «не воспользоваться ее беспомощностью». Сначала она хотела лишь отблагодарить его, закрепить их дружбу кратким романом – ведь фусаилы по горькому опыту знали, что нельзя отдавать свои сердца смертным людям.

Но Людмила забыла это мудрое правило и чувствовала, что забывчивость дорого ей обойдется. Даже если они оба выживут этой ночью – а надежды на это было мало, – рано или поздно она потеряет его и снова останется одна. Одна в чужом для нее мире, одна с саднящей болью утраты.

Она поняла, что он догадывается о ее чувствах, и знала, как тяжело было Эстону разрешить ей участвовать в этом бою. В мире, который она знала, женщины уже много веков становились солдатами наравне с мужчинами, а здесь они только начинали примеряться к этой роли. А ведь он был пожилым человеком, воспитанным в обществе, считавшим, что женщин необходимо защищать от соприкосновения с жестокостями войны. Сколько его современников, спросила себя Людмила, смогли бы принять ее не только как равную, но и как самостоятельного бойца? Тот факт, что она воевала в своей жизни гораздо больше, чем он, ничего не значил по сравнению с эмоциями, которые Эстону пришлось подавить в себе.

Вот поэтому-то Людмила и не сказала ему, что тролль может обнаружить местонахождение бластера, как только его активизирует прикосновение ее руки.

 

Глава 23

Ашвилл умирал.

Джеремия Виллис морщился, как от боли, – треск отдельных выстрелов и пулеметных очередей оглушал его. Глазам было больно смотреть на пожар в западном пригороде, окрашивавший небо в алый цвет.

Национальные гвардейцы генерала Эванса отступали. Часть их отходила вдоль восточного берега Френч-Брод-Ривер к трассе I-240. Одному из подразделений удалось отбить все атаки у горы Бьюкетчер, и оно все еще удерживало северный район Ашвилла, но вся территория между Мерримон-авеню и рекой превратилась в сплошное море огня и дыма.

Остатки городской полиции Ашвилла дрались плечом к плечу с уцелевшими пожарными, силясь остановить бандитов, напиравших вдоль Паттон-авеню и трассы Запад I-40. Сколько негодяев будет убито, не волновало уже никого. Видя, как они расправляются с гражданским населением, резервисты забыли о жалости и сострадании.

Забыл о них и Виллис. Самые жуткие кошмары казались чепухой по сравнению с тем, что ему пришлось увидеть. Нет, это была не демонстрация, не гражданские беспорядки, о которых мэр вспоминал теперь с ностальгической нежностью, и даже не мятеж. В действиях негодяев отчетливо были видны злая воля и стремление к разрушению, бессмысленная жажда убийства и уничтожения. Их кровожадность походила на стихийную силу, всплеск звериных инстинктов, объяснить который мэр Ашвилла был не в состоянии.

Виллис стиснул ремень М16, висевшей у него на плече. Вот уже несколько десятилетий прошло с тех пор, как он в последний раз надевал мундир, но если вандалы, разрушающие его город, доберутся и сюда, он сумеет оказать им достойный прием.

Ему почти хотелось, чтобы они появились в досягаемости винтовочного выстрела.

* * *

Лейтенант Кертис Спиллерз пригнулся: пули с визгом отскакивали от брони M113. Он припомнил фразу из учебника. «Толпа никогда не может иметь численного преимущества перед организованным военным формированием», – считал автор. Возможно, как правило, так оно и бывает, но ему как-то особенно повезло столкнуться с исключением.

Еще одна очередь ударила по корпусу бронетранспортера. «Это из М60», – мрачно определил Кертис, пытаясь угадать, у кого из его сослуживцев отняли оружие. Правда, это мог стрелять и один из обезумевших резервистов.

Кертис осторожно приподнял голову. Снова завизжали пули, но на этот раз его пехотинцам удалось заметить огонь, вырывавшийся из ствола пулемета на третьем этаже какой-то конторы. Солдаты открыли ответный огонь, но массивные украшения в стиле арт-деко не позволяли им поразить цель. Зато Спиллерз теперь знал, где прячется враг.

Он выждал, когда стрельба чуть-чуть стихнет, и бросился к пулемету.

Бригада Спиллерза до сих пор передвигалась на старых, надежных, но лишенных башен M113, разработанных более пятидесяти лет назад. Первоначально M113 были задуманы как средство перевозки солдат, а не как самостоятельные боевые машины, и броневого щитка для пулеметчика на них не было. Правда, пулемет 50-го калибра сам по себе прикрывал стрелявшего. Спиллерз схватился за рукоятки и обрушил на здание ливень пуль в стальной оболочке, каждая из которых была толще его большого пальца.

На некоторых бронетранспортерах бригады вместо пулеметов поставили автоматические гранатометы Мk-19. Вероятно, такое оружие оказалось бы в данном случае еще эффективнее, но Спиллерз и так был доволен: огромный «Браунинг» вибрировал, как отбойный молоток, едва его пальцы нажимали на гашетку. Оконная рама разлетелась на куски, от стены начали отваливаться пласты штукатурки и обломки кирпича величиной с кулак…

М60 молчал, и пехотинцы, подобравшись поближе, принялись стрелять в окно сорокамиллиметровыми гранатами. За истерзанной стеной загремели взрывы, а затем из окна повалили клубы дыма, замелькали языки огня. Значит, негодяи устроили там склад бутылок с коктейлем Молотова?! Спиллерз злорадно улыбнулся, когда охваченная пламенем фигура с воплем выбросилась из окна. Она ударилась об асфальт, подскочила и замерла, но Спиллерз на всякий случай все-таки выпустил по ней короткую очередь.

* * *

Авиагруппа морской пехоты продвигалась на запад сквозь ночной мрак, стараясь держаться как можно ниже. Огни Спрус-Пайна замерцали вдали.

Подполковнику Дикл их спокойный, ровный свет показался совершенно неуместным после всего, что она узнала от «капитана Росс» во время последнего инструктажа. Затем внимание ее привлекло алое зарево над Ашвиллом, но она продолжала уверенно вести группу по курсу.

* * *

– Генерал Эванс на связи, сэр. Полковник Тайсон протянул руку, и связист передал ему шлем с микрофоном.

– Генерал, говорит полковник Тайсон. Как у вас дела, сэр?

– Плохо, полковник.

В голосе генерала резервистов Тайсон явственно расслышал усталость и тревогу. Пехотная бригада – серьезная сила, даже если это бригада резерва, но уличные бои быстро пожирают жизни бойцов. Крупными подразделениями оперировать невозможно: бой идет, в сущности, на уровне взводов, под началом младших офицеров. Вокруг слишком много ловушек, слишком много убежищ, в которых прячутся бандиты, и слишком мало места для маневрирования. Тайсон не мог не восхищаться действиями резервистов: в немыслимой ситуации они добились большего, чем он рассчитывал.

– Мы оставили западную окраину города… Мерзавцы гонят моих ребят вдоль Френч-Брод, – продолжал генерал резервистов. – Мы еще огрызаемся, но постепенно сдаем позиции. По всему городу продолжаются столкновения, эти психи хорошо вооружены, и у них уйма бутылок с зажигательной смесью. Но это все чепуха по сравнению с теми силами, которые наступают с северо-запада… На юге сравнительно спокойно. – Эванс откашлялся. – Не думаю, впрочем, что это надолго. Толпа, которая подходит по трассе I-26, ничуть не лучше тех бандитов, с которыми мы сейчас ведем бой. Только что они выбили подразделение резервистов из Хендерсонсвилля и теперь жгут пригород.

– Ясно, генерал. Что делается в аэропорту?

– Большинство диспетчеров покинули его вместе со служащими авиалиний, но прожекторы включены и охрана аэропорта на постах. Я направил туда один взвод и нескольких полицейских. Немного, но пока что аэропорт атаковали лишь отдельные группы. Хотя долго так продолжаться не может…

– Да и не нужно, генерал, – утешил его Тайсон. – «Апачи» уже над аэродромом, а через десять минут приземлятся транспортные самолеты.

– Слава богу!

– Мы обеспечим безопасность аэропорта и заблокируем дорогу I-26, а затем двинемся на север по двадцать шестой трассе. Я попытаюсь обойти город и добраться до западной окраины. Если мне удастся перекрыть доступ в Ашвилл, мы с вами восстановим порядок в этом клоповнике.

– Мне нравится ваш план, полковник, – ответил Эванс. – Ждем вашего прихода.

– Удачи, генерал, – сказал Тайсон, затягивая потуже ремни: самолет шел на посадку.

– И вам того же, полковник.

* * *

– «Ромео Один», говорит диспетчер. Взлет разрешен, «Ромео Один». Имейте в виду, другие летят над Вирджиния-Бич. Удачи.

– Диспетчер, говорит «Ромео Один». Все понял, спасибо. Команда «Ромео», говорит «Ромео Один». Пора, ребята, взлетаем.

Капитан Стонтон отпустил тормоза и почувствовал, как его «Хорнет» покатился по взлетной полосе. Вслед за ним еще двадцать три истребителя должны взмыть в воздух, но ни один из них не нес такого страшного оружия, как его самолет. Стонтон сделал усилие, чтобы не думать об этом.

Скорость достигла ста двадцати пяти узлов. Он еще несколько мгновений не давал машине подняться – длины взлетной полосы пока что хватало, – затем потянул рычаг на себя, и истребитель рванулся в дождливую ночь.

К югу от аэропорта уже выстраивались в воздухе две эскадрильи F-14. Авиация «Теодора Рузвельта» собиралась свести счеты.

* * *

Блейк Таггарт дрожал, прикрыв рукой глаза. Он отчаянно пытался отделить хрупкие остатки своего «я» от испепеляющего бешенства тролля. Бойня, которую устроил его повелитель, пугала бывшего проповедника – не потому, что в ней гибли люди, а из-за возможных последствий. Та часть психики, которая еще принадлежала ему, понимала, что происходит, но не знала, как прекратить этот кошмар.

Тролль наслаждался разрушением и убийствами, будто наркоман, принявший дозу. Он упивался картинами зверства и вандализма, которые наблюдал с помощью многих тысяч чужих глаз и мозгов. Слепая ненависть, которой тролль дал наконец выход, нависла над городом, будто еще одно облако дыма, будто черная аура жаждущего мести чудовища.

Тролль забыл, что хотел всего лишь провести испытание. Он решил уничтожить Ашвилл, но забыл и об этом, насыщаясь и наслаждаясь чужими страданиями. Город пылал, а затем запылали дома, окружавшие трассу I-26. Послушные троллю, обезумевшие люди-марионетки мчались по ней все дальше и дальше, убивая, поджигая, насилуя. Они не подозревали, что давно уже превратились в орудия тролля, а он нежился в транслируемых ими картинах неслыханных зверств.

Таггарту удалось наконец улизнуть из ментальной сети обезумевшего тролля, и он поспешил выбраться из пещеры, в которой скрывался его повелитель. Он повалился на землю рядом с ближайшим деревом, уперся лбом в колени и перевел дух.

Даже здесь, казалось ему, он чувствовал запах гари, от которого у него в мозгу как будто вспыхивало пламя. И во рту – он не мог отделаться от этого ощущения! – был вкус теплой сладкой крови… Как ни стремился он к самостоятельной власти, тролль переделал его по своему образу и подобию! Он утратил индивидуальность и не мог далее обманываться: он знал, что больше не принадлежит себе. И все же какой-то осколок прежней личности, чудом уцелевший в его душе, изо всех сил стремился освободиться от исступления, в которое впал тролль-повелитель.

Должен же кто-то держать себя в руках, подумал Таггарт и поднялся на ноги. Его качнуло, но он справился с собой и зашагал по тропинке, радуясь тому, что сумел убедить тролля не включать собранных в лагере бойцов в свою ментальную сеть.

Таггарт боялся даже представить, что произошло бы, если бы «апокалиптической бригадой» овладело то же безудержное исступление, которое двигало толпами погромщиков.

* * *

– Приближаемся к Ривер-Хиллу, адмирал, – сообщила подполковник Дикл, и Эстон просунул голову в кабину пилотов. Небо над горной цепью на юго-востоке светилось кроваво-красным.

– «Геркулесы» идут точно по графику. Ваши машины начнут выгружаться через минуту.

Над люками загорелись сигнальные огни, и бойцы первого взвода группы «Т» внутренне приготовились вступить в бой.

* * *

Полковник Тайсон ощущал холодное удовлетворение: все решало время – и первая бригада выиграла гонку!

Толпы безумцев двигались по трассе I-26, сметая заставы, а одна особо буйная колонна устремилась к аэропорту. Однако первый самолет С-17приземлился за двадцать минут до того, как она до него добралась, и десантники Тайсона успели занять исходные позиции. Лязг гусениц заглушил вопли приближавшейся толпы, и боевые машины «Бредли» и LPM8 – технически «бронированные самоходные орудия», но практически те же самые танки – пришедшие наконец на смену устаревшим и неэффективным «Шериданам», двинулись к ограждению аэропорта. Они заняли огневые позиции, а над ними уже зависли «Апачи», когда фары автомобилей замерцали на дороге, шедшей к аэропорту.

Тайсон не стал тратить время на увещевания. Едва загремели первые, выпущенные наудачу очереди бандитов, как его бойцы открыли ответный огонь. Тридцатимиллиметровые автоматические пушки «Апачей» и двадцатипятимиллиметровые «Бредли» были весьма эффективными, злорадно подумал Тайсон. Но фугасные и зажигательные снаряды, которыми стреляли стопятимиллиметровые пушки LPM8, оказались еще убедительней.

Уцелевшие мятежники дрогнули и побежали, оставляя убитых на поле боя. Ночное небо за спиной полковника наполнилось ревом реактивных двигателей: на подходе была вторая часть его бригады.

Он жестом попросил у адъютанта планшетку и склонился над картами, в последний раз сверяя маршрут. Пришла пора, подумал он, дать кое-кому по башке.

* * *

Джеремия Виллис скрючился за обгоревшим M113. Никто не понимал, как этой группке мятежников удалось подобраться так близко… Их бутылки с коктейлем Молотова и легкие противотанковые ружья, которые они подобрали среди тел убитых резервистов, уничтожили не одну дюжину бронетранспортеров и грузовиков генерала Эванса. Правда, дерзость негодяев была наказана: все они были убиты – Виллис сам подстрелил двоих. Мэр был шокирован тем, что обрадовался своей меткости, но не мог, да и не хотел скрыть ликования.

Передвигаясь по его городу, бандиты громили трансформаторные и релейные станции, портили линии электропередач, но пламя пожаров освещало их, не позволяя скрыться во мраке ночи. Виллис приподнялся и выпустил очередь по смутно различимой в дыму фигуре человека, ведшего прицельный огонь по пулеметчикам-резервистам. Виллис не понял, удалось ли ему попасть в цель, но фигура исчезла.

Он услышал грохот боя слева. Один из лейтенантов генерала Эванса повел роту в атаку по Хейвуд-стрит, чтобы отобрать у бандитов эстакаду на трассе I-240. Наступление началось под командованием капитана, но шальная пуля пробила ему голову.

Мэр Ашвилла внимательно оглядывал раскинувшуюся перед ним площадь, подавляя желание узнать, что делается в южном районе города. Где же, наконец, Восемьдесят вторая дивизия?..

* * *

– «Танго Лидер», это «Танго Два-Семь». Мы начинаем.

Подполковник Дикл удовлетворенно кивнула: точно по графику. Ну, разве что на несколько секунд раньше.

Самолеты С-130 пошли на снижение к югу от горы Шугарлоуф. Слепя прожекторами, они неслись, едва не касаясь земли. Затем они еще снизили скорость, огромные кормовые ворота открылись, и из головного самолета вынырнул темный силуэт «Пираньи». Бронированное четырнадцатитонное чудовище плюхнулось на землю, подпрыгнуло на амортизаторах, и тишину ночи нарушил прерывистый грохот: боевые машины одна за другой начали вываливаться из самолетов.

Через несколько секунд выгрузка закончилась, и С-130 взмыли ввысь. Теперь настала очередь «Оспри». Они приземлялись между танками и высаживали морских пехотинцев, которые тут же устремлялись к танкам и бронемашинам, снимали с них расчалки, заводили двигатели, проверяли работу ходовых систем. Скрип поднимающихся автоматических пушек заглушал выкрикиваемые офицерами команды – и вот уже колонна бронированных машин с лязгом поползла по извилистой дороге в непроглядную темноту.

Прожектора погасли, теперь от танков и бронетранспортеров не исходило ни малейшего лучика света. В нем не было надобности: водители и наводчики смотрели на приборы ночного видения, стараясь первыми увидеть противника.

* * *

Таггарт вскочил, едва поступило первое радиосообщение. Этого не могло быть, и все же случилось! Как они могли догадаться?!

Изумление на секунду парализовало его. Мозг лихорадочно пытался уяснить: как их могли обнаружить? Однако Таггарт быстро справился с собой. Неважно, как их обнаружили; главное – узнать, что происходит. Он правильно поступил, расставив часовых вдоль дороги, несмотря на то что тролль был убежден в их бесполезности. Таггарт крикнул, подавая сигнал тревоги, и лагерь мгновенно ожил. Члены «апокалиптической бригады» бросились на подготовленные огневые позиции, а группа быстрого реагирования из пятидесяти человек устремилась на подмогу часовым.

И только после того, как она удалилась, Таггарт осознал, что его повелитель никак не отреагировал на происходящее.

* * *

– «Танго Лидер», говорит «Танго Два-Семь». «Защитник» на земле. Повторяю: «Защитник» на земле.

– Понял, «Два-Семь». «Танго Лидер» понял. Хорошо сработано, Кен.

Дикл смотрела на асфальт проносившейся под ними дороги. Удивительно, какого совершенства достигли приборы ночного видения, рассеянно подумала она и подняла голову: впереди показались огни Кармен.

Она повернула, ложась на новый курс, и на горизонте, будто огромная стена, вырос черный силуэт горы Шугарлоуф.

* * *

Первая противотанковая ракета взорвалась во мраке, будто метеор. Она едва не попала в головной бронетранспортер; морпех-наводчик развернул башенку и прошил деревья очередью из спаренного пулемета. Задний люк машины открылся, подразделение стрелков высыпало на землю, готовясь открыть огонь в том направлении, откуда прилетела противотанковая ракета, и в этот момент вторая ракета ударила прямехонько в башню бронетранспортера.

Полыхнуло пламя, грохнул взрыв. Машина подпрыгнула, и рядовой первого класса Джордан Ван-Хой, уроженец Трентона в Нью-Джерси, стал первой жертвой битвы на горе Шугарлоуф.

 

Глава 24

– Начинаем, адмирал! – крикнула Дикл, и «Оспри» волшебным образом замедлил ход; его двигатели повернулись вертикально, и самолет завис над склоном горы на высоте шести футов от земли. Посадочная площадка оказалась ровнее, чем Дикл предположила, изучая карту, но все равно множество мусора разлеталось, унесенное выхлопом двигателей.

Эстон первым выпрыгнул из люка, за ним – Людмила. Вслед за ними высадились три отделения первого взвода. Бойцы разбежались, чтобы со всех сторон защитить посадочную площадку и Эстона с «капитаном Росс» от возможного нападения врага.

Затем прибыли еще три «Оспри». Бойцы, высадившиеся из них, рассыпались по лесу, заняв круговую оборону. Шум двигателей затих: самолеты поднялись, чтобы освободить посадочную площадку для очередной четверки. Эстон с Людмилой переглянулись, заслышав вдалеке грохот, рев пламени и последовавший через несколько мгновений оглушительный взрыв.

* * *

Первая «Пиранья» была охвачена пламенем, и два взвода морских пехотинцев пробирались между деревьями к тем, кто подбил бронетранспортер. Шедший впереди танк обогнул горящую машину; противотанковая ракета скользнула по его броне и взорвалась, не причинив вреда. Пулеметы пятидесятого калибра М2, смонтированные на двигавшейся за танком машине, поливали окружающие кусты очередями, прикрывая пехотинцев, а автоматические гранатометы Мk-19 выплевывали в темноту около трехсот сорокамиллиметровых гранат в минуту. Морской пехоте было приказано шуметь и отвлекать врага, вызывая огонь на себя, и она точно выполняла приказ.

* * *

Таггарт съежился от ужаса, заслышав частые взрывы гранат. Кто же надвигается на них?! И почему не отвечает тролль?! Он не знал, что делать; грохот близкого боя оглушал его, а тролль не отдавал никаких приказов. Мысленно Таггарт умолял тролля откликнуться на призыв, но повелитель, по-видимому, не слышал его. Таггарт подождал еще мгновение, а затем, передав командование своему заместителю, бросился по крутой тропинке к пещере тролля.

* * *

Последний «Оспри» взмыл ввысь, и теперь уже вся группа «Т» была готова вступить в бой. Боекомплекты «Драконов» были розданы, разведчики высланы вперед, и майор Абернати махнул рукой, давая бойцам знак двигаться вперед.

Эстон и Людмила шли, стараясь не издавать ни малейшего звука. Справа и слева две цепи морских пехотинцев образовали прикрывавший их клин. Адмирала это раздражало, но он был профессиональным военным и понимал необходимость такой меры. Мысли Людмилы были заняты другим. Включив пассивные сенсорные системы гермокостюма, она «прослушивала» с их помощью окружающее пространство.

* * *

Часовые Таггарта были замаскированы и защищены от внезапной атаки гораздо хуже, чем он надеялся. Окоп, из которого были выпущены первые противотанковые ракеты, был сразу же обнаружен морскими пехотинцами по вспышкам выстрелов. Засевший в нем дозор был ошарашен внезапным нападением и даже не пытался бежать. Подмога тоже не успела подойти, и прикрывавшие движение морпехов минометчики уничтожили их почти мгновенно.

А потом пришел черед боевого охранения. Морские пехотинцы принялись забрасывать вырытые на склоне окопы гранатами и поливать автоматными очередями. Никто из часовых не попытался сдаться в плен, впрочем, их все равно не оставили бы в живых.

Вместе с экипажем первой подбитой машины нападавшие потеряли трех человек и еще девять были ранены. Поднимаясь по склону, они оставили за спиной по меньшей мере тридцать пять трупов прислужников тролля.

* * *

Оказавшись внутри истребителя, Таггарт остановился, чтобы отдышаться. Здесь шум боя был почти не слышен, но он продолжал звучать у него в ушах. Таггарт вложил все свои силы в мысленный призыв к троллю. С каждой секундой он взывал к нему все отчаяннее, но ответа не было. Паника придала Таггарту смелости: он нажал на кнопку, воспользоваться которой тролль разрешил ему лишь в случае крайней необходимости.

* * *

Тролль ликовал; тролль наслаждался, получив наконец возможность убивать и разрушать. Ашвилл пылал, на улицах валялись трупы, осколки стекла, обломки штукатурки и кирпичей… Упорное сопротивление защитников города лишь усиливало его радость: оно словно разжигало бурлившую в нем ненависть и делало предвкушение предстоящей победы над ними еще более сладостным…

Когда к противнику прибыло подкрепление, тролль удивился и подосадовал на себя – как же он мог позабыть о транспортных самолетах! Он не ожидал, что они прилетят так быстро и высадившиеся из них бойцы с такой яростью и решительностью обрушатся на его марионеток…

На мгновение тролль даже растерялся, но только на мгновение. Его опьянение сражением было так велико, что ни тревоги, ни страха он просто не мог ощущать. Да и чего ему было бояться? О чем тревожиться? Пусть новоприбывшие бойцы заставят его марионеток отступить – он всегда сможет снова бросить их в атаку. Потому что…

Но тут в его мозгу раздался сигнал тревоги. Он потеснил охватившую тролля эйфорию, он помешал ему наслаждаться убийствами и боем, он отвлек его в самую неподходящую минуту! Ярость тролля обратилась на потревожившего его человека: как он осмелился помешать его счастью? Именно сейчас?!

Тролль готов был испепелить мозг дерзкого слуги, и Таггарт почувствовал это. Взвыв от ужаса, он упал на пол и обхватил голову руками. Но наказания не последовало. Не успев дать волю гневу, тролль осознал необходимость сигнала тревоги, а затем и причину этой необходимости.

Смерч ярости вновь завертелся в его мозгу. На него напали! На него – напали! Эти жалкие твари осмелились напасть на него!

* * *

– «Ромео Один», говорит «Сумасброд». Отвечайте.

Эстон замолчал скорчился и перевел дух. Прямо над ним возвышался хребет перевала. Внизу лунный свет сверкал на листве деревьев. На западе вспыхивали огни – там шел бой. Кое-где дрожало оранжевое пламя – это горели подбитые машины. Две или три… Наши, наверное, подумал Эстон, раз вспышки выстрелов с той стороны.

– «Ромео Один», говорит «Сумасброд». Ответьте, – снова заговорил Эстон в микрофон, укрепленный на его шлеме.

После мгновения тишины в наушниках послышался ответ:

– «Сумасброд», говорит «Ромео Один». Прием.

– «Ромео Один», «Сумасброд» на месте. Повторяю, «Сумасброд» на месте. Расставляйте бочки.

– «Сумасброд», «Ромео Один» понял. Разгоняемся на всю катушку.

За сорок миль к северо-востоку сорок восемь самолетов авиации ВМФ взмыли ввысь и устремились к горе Шугарлоуф.

* * *

Пятьдесят человек, которых Таггарт спешно отправил на подмогу часовым, не добежав до них полкилометра, столкнулись с силами атакующих.

Когда тролль «просил о материальной помощи», ему редко отказывали. Складами оружия тоже заведовали люди. Многие из них были доступны внушению тролля, в результате чего «апокалиптическая бригада» оказалась великолепно вооружена. Правда, ее члены понятия не имели о том, с каким противником они столкнулись, и опыта обращения с приборами ночного видения у них было куда меньше, чем у специально обученных десантников.

Мастерская атака морских пехотинцев застигла их врасплох – и лишь семерым удалось скрыться.

* * *

Эстон помахал Абернати рукой, и основные силы группы «Т» устремились вниз по склону горы. Второй взвод вместе с дополнительными «Драконами» и прочим тяжелым вооружением уже занял заранее определенные позиции, с которых открывалось пространство, простреливавшееся гораздо лучше, чем Эстон осмеливался надеяться. Деревья мешали только при стрельбе на незначительное расстояние, зато критические зоны обстрела были свободны от препятствий.

– Дик, – раздался в его ушах голос Людмилы, – я уловила работу сканеров. Теперь он нас видит.

– «Ползун», говорит «Сумасброд». У Гренделя открылись глаза, – поспешно сообщил по рации Эстон.

– «Сумасброд», говорит «Ползун», – немедленно откликнулся Абернати. – Сообщение понял. Усилить бдительность! Может случиться, что мы потеряем связь. Выполняйте намеченный план…

Треск статического электричества заглушил голос майора. Эстон выругался: они знали, что такое могло произойти, ведь люди тролля связаны с ним ментально и не боятся помех! Оставалось надеяться, что пилоты самолетов, которые прикрывают операцию с воздуха, помнят об этом и не начнут паниковать…

* * *

– «Поддержка», говорит «Ромео Один». Мы потеряли связь с «Сумасбродом». Держитесь наготове, но не нажимайте кнопки «пуск»! Группа «Ромео», это и вас касается!

Выслушав подтверждения пилотов, Стонтон заложил вираж и стал медленно облетать гору, глядя на огоньки выстрелов внизу.

* * *

– Что за чертовщина?!

Лейтенант Спиллерз выпрямился во весь рост, высунувшись из люка помятого, начинающего дымиться бронетранспортера. Огонь врага слабел… Да, негодяи ударились в бегство!

* * *

– Хорошо, Блейк Таггарт, – прорычал тролль. – Ты правильно сделал, что предупредил меня. Возвращайся к бойцам, а я выясню, что произошло.

Таггарт благодарно поклонился, выбрался наружу и побежал к командному посту, скрытому под кронами деревьев.

Тролль включил сканеры. Он мгновенно обнаружил приближающиеся машины и начал размышлять. Эти дикари не могли сами обнаружить его местонахождение, значит, внимание к нему привлекла неосторожность бойцов Блейка Таггарта. Они в чем-то прокололись – и вот результат. Те люди, которые с такой легкостью громили его мятежников, отправили часть своих сил сюда, предполагая, что на горе прячутся другие нарушители общественного порядка. Ну что же, они не ошиблись, мстительно подумал тролль. Сейчас они заплатят за все!

Он блокировал их связь, лишив подразделения атакующих возможности координировать свои действия. Затем отдал приказ бойцам. «Апокалиптическая бригада» вышла из боя и стала стремительно отступать. Она маневрировала и меняла позиции, пока тролль выискивал при помощи сканеров наиболее выгодные места для ответного удара.

* * *

Едва связь прервалась, капитан Том Грант (кодовая кличка – «Защитник») понял, что дело плохо. Капитан Росс предупреждала его, что такое может случиться, и у морских пехотинцев были инструкции, которым надлежало следовать при потере связи. Но они предполагали, что связь противника тоже можно забить помехами, а коль скоро это не удалось сделать…

Атака, которой он руководил, приостановилась. Его бойцы начали рассредоточиваться, чтобы контролировать возможно большую площадь. Жесты, связные и сигнальные огни – вот и вся связь, которой располагал теперь Грант. Медленная, ненадежная связь…

* * *

Тролль с наслаждением обрушил лавину противотанковых ракет и пулеметного огня на левый фланг противника. Ночью его сенсоры видели ничуть не хуже, чем днем: он с удовольствием наблюдал, как люди в камуфляже умирают под шквалом пулеметного огня. Десять бойцов противника погибли сразу же, и тролль ожидал, что остальные не выдержат и побегут.

* * *

Пулеметчики увидели, как еще один бронетранспортер взорвался слева, а сверху засверкали вспышки выстрелов. Их машина была почти лишена брони – она предназначалась лишь для транспортировки тяжелых пулеметов, – но стрелки знали, что случается с теми, кто залегает под таким огнем противника. Длинные очереди пулеметов пятидесятого калибра ударили по горному склону, затем во вражеские позиции полетели гранаты. Противник отступил, оставив раненых на поле боя. Над местом перестрелки кроны деревьев окутались дымом.

* * *

Тролль пришел в бешенство, когда его марионетки начали отходить. Он понимал, что винить их не за что, но не мог справиться со своей яростью. Массированный огонь наступавших удивил даже его, однако троллем овладела потребность убивать, а как удовлетворить ее, если куклы так быстро гибнут или бросаются в бегство?

* * *

Эстон и Людмила сползли вниз по склону вслед за старшим сержантом Хортоном. Первый взвод рассредоточился вокруг, прикрывая их. Они перевели дух и сориентировались.

Шум боя стал еще ожесточеннее; огонь с обеих сторон сделался плотнее. Эстон и Хортон мрачно переглянулись. Они понимали, что означают эти звуки: пехотинцы остались без связи, и теперь преимущество было на стороне тролля.

– Смотри, – спокойно произнесла Людмила, показывая пальцем. – Это сканер.

Эстон уставился на необычное переплетение антенн под кроной поддельного дерева и заметил внизу небольшое строение. Он оглянулся, не в силах поверить, что им удалось незаметно для тролля зайти так далеко, а затем кивнул Хортону:

– Старший сержант!

– Слушаю, сэр!

– Разрушьте этот домик. Немедленно.

– Слушаюсь, сэр! Эшли, расставь бойцов! Кимински, Слоун – сюда!

Не успел Эстон добавить и слова к своему приказу, как Хортон уже исчез в кустарнике вместе со своими ребятами. Они ползли беззвучно, как змеи, а сержант Эшли давал указания своим бойцам. Эстону не хотелось, чтобы Хортон удалялся от них, но понимал, что для этого задания лучшего исполнителя не найти. В этом и заключалась одна из сложностей ведения боя: лучших всегда слишком мало, и они слишком часто гибнут…

Неожиданно слева от Эстона раздался треск выстрелов и грохот взрывающихся гранат. Он с трудом подавил желание упасть ничком на землю, а потом сообразил: это же, наверное, Ден с двумя остальными взводами.

* * *

Абернати выругался: ночную тьму разорвал огонь. Просто не повезло, подумал он, не в силах понять, как полсотни бойцов противника оказались у него за спиной, в стороне от главной перестрелки, но факт оставался фактом. Они оказались у него за спиной и случайно наткнулись на основную группу.

На мгновение Абернати застыл на месте, изучая расположение вспышек. Вон там стреляют его бойцы. Они разбились на стрелковые группы, в каждой из которых главным оружием был 5,56-миллиметровый пулемет, и поливали все вокруг смертоносным свинцовым ливнем. По ним стреляли с двух сторон. Абернати сжал плечо лейтенанта Уордена и показал пальцем:

– Двиньте остальных людей вашего взвода вверх по склону и зайдите вон тем в тыл!

– Слушаюсь, сэр!

– Капрал Холком!

– Да, сэр!

– Установите ваши «Драконы» здесь, капрал. Видите это строение? – Абернати показал пальцем на видневшиеся вдали антенны. Капрал кивнул. – Разрушьте его!

– Есть, сэр!

Толстые жерла ракетометов поднялись под нужным утлом, пехотинцы бросились заряжать их, но Абернати уже не следил за ними. Отвернувшись, он жестом дал знак четвертому взводу под командованием лейтенанта Этвотера идти за ним и трусцой побежал к ближайшей орудийной позиции.

* * *

Тролль вздрогнул от изумления, когда бойцы, которым он приказал отступить и обогнуть фланг врага, неожиданно наткнулись на сплошную стену огня глубоко позади его собственной линии обороны. Как же так, откуда?

Это была другая группа врагов! Они спустились с горы по склону! Но как они сообразили?..

* * *

Капитан Грант увидел, как один из его бронетранспортеров взорвался, и с горечью подумал, что по меньшей мере половина экипажа убита. Лес был охвачен огнем, полон свистом пуль, и его пехотинцы оказались в центре этого кошмара. Он прикинул потери: примерно четверть его бойцов уже погибла.

Капитан вылез из бронетранспортера и двинулся вперед. Без связи со своими людьми ничего иного ему не оставалось делать.

* * *

Старший сержант Хортон стремительно вскочил и саданул ногой в дверь странного домика. Дверь отлетела, будто картонная, – эти придурки даже не позаботились ее запереть!

У его бедра забился автомат М16, извергая потоки пуль. Внутренность домика была изрешечена пулями, а затем туда полетела сорокамиллиметровая граната из подствольного гранатомета M203.

В домике никого и ничего не было, если не считать странной коробки с усиками, стоявшей на колесах рядом с пультом. Пули пробили ее в десятке мест: из нее посыпались искры и повалил дым.

Новая очередь из автомата прошила пульт, затем взорвалась граната… Хортон бросился наземь, спасаясь от осколков, и тогда Кимински со Слоуном швырнули в домик еще пару гранат.

Едва они успели плюхнуться на землю, как домик превратился в сплошной огненный шар, осветивший темноту вокруг.

* * *

Очередная волна ярости захлестнула тролля, когда он почувствовал, что сканирующие системы на правом фланге уничтожены. Оставшиеся в его распоряжении сенсоры сообщили ему, что в них летят примитивные химические гранаты. Он понял, что сейчас произойдет, а затем ослеп.

Довольно! Довольно он страдал от дерзости этих дикарей!

Гневный приказ заставил боевых роботов тролля выкатиться из укрытия.

Ярость затопила сознание тролля, не позволив ему задуматься над тем, какой злой рок безошибочно вывел врагов к его сканерам и глушилкам.

* * *

Рации группы «Т» снова ожили, и капитан Грант беззвучно прошептал благодарственную молитву. Ряды бойцов сильно поредели, но теперь те, кто уцелел, снова стали организованной силой. Результат тут же дал о себе знать: горстка уцелевших машин взревела двигателями и двинулась под прикрытием морпехов между деревьями по бездорожью. Действуя слаженно и умело, они беспощадно выбивали из укрытий прячущегося противника.

* * *

Эстон, пригнувшись, шел вперед в ночном мраке, озаряемом вспышками пламени. Его автомат злобно затрещал, и двое бросившихся наутек противников повалились на землю. Людмила шла по его следам, высматривая прислужников тролля. Прикрывая их, справа и слева двигался, рассредоточившись веером, первый взвод. Прошагав по упавшим кронам деревьев-обманок, бойцы забросали гранатами несколько складов оружия. Впереди показалась казарма, из которой Людмиле предстояло стрелять по троллю. Два морских пехотинца подкатились к ней, вскочили и почти одновременно швырнули в окна ручные гранаты.

Осколки стекла и куски дерева и пластика полетели во все стороны. Один из пехотинцев распахнул дверь ногой и начал стрелять от бедра длинными, щедрыми очередями.

«Мы быстро двигаемся вперед, – с надеждой подумал Эстон, – и потери у нас не так уж и велики. Может быть…»

* * *

Блейк Таггарт скорчился в темноте, пытаясь понять, что происходит. Ему никогда не приходилось участвовать в сражениях, и ему не с чем было сравнить этот ужасный ночной бой. Во мраке вокруг него что-то двигалось, вспыхивало, гремело, стонало и решительно все несло смерть! Он не мог уловить закономерности в том, что видел, но в глубине души был уверен, что в этом хаосе противник навязывает им свои правила игры. Он чувствовал, что жизнь его висит на волоске и тот в любую минуту может оборваться.

Но ведь всемогущий тролль обещал подарить ему власть над миром! Он, Таггарт, должен был стать вице-королем Земли! И никто, никто не смел покушаться на его будущее величие и его жизнь!

Он встряхнулся и, убедившись, что самая ожесточенная перестрелка идет на левом фланге, свирепо толкнул застывшего в растерянности стрелка. Тот вздрогнул и, следуя направлению, которое указывал палец командира, развернул на подставке инопланетное оружие и нажал на гашетку.

* * *

Ночь взорвалась. Половина четвертого взвода погибла в испепеляющем бело-голубом пламени – «легкая» энергетическая пушка, которую тролль отдал в распоряжение своих бойцов, мгновенно превратила пехотинцев в пепел. Абернати откатился по земле от раскаленной ложбины, которую выстрел проделал в склоне горы, и, сбивая пламя с камуфляжного костюма, отчаянно пытался определить, с какой стороны был нанесен чудовищный удар. Но при стрельбе энергетической пушки, как и у бластера Людмилы, из ее ствола не вырывалось пламя, она не издавала ни звука, и понять, откуда нанесен удар, было не так-то просто…

* * *

Людмила пошатнулась. Сенсоры ее гермокостюма были отрегулированы на максимальную чувствительность, чтобы уловить обмен сигналами между троллем и его боевыми роботами, и неожиданный энергетический удар был мучителен. Она со стоном опустилась на колени и уменьшила чувствительность сенсоров, упрекая себя в недостатке предусмотрительности. Но зато теперь она знала, где прячется тролль!

Капрал Бауэн упал рядом с ней получив пулю пятидесятого калибра. Людмила сняла с его тела лазерный целеуказатель. Вот когда пригодились бесконечные часы, потраченные ею на изучение экипировки группы «Т»! Она навела указатель на энергетическую пушку как раз в тот момент, когда та сделала очередной выстрел. Заряд энергии ударил по горному склону и убил многих ее друзей… Людмила защелкала клавишами рации.

– «Ромео Один», говорит «Хитрый Игрок», – четко произнесла она. – Я нашла для вас цель.

* * *

Эд Стонтон замер в кресле. Женщина? Он ясно слышал женский голос! Какого черта она там…

Затем он вспомнил кодовые клички: среди всех позывных, которые могли донестись до него из этого ада внизу, самыми важными, согласно инструкции, были позывные «Хитрого Игрока»! Его распоряжения имели абсолютный приоритет перед всеми другими…

– «Хитрый Игрок», «Ромео Один» на связи! – рявкнул он. – Где цель?

– «Ромео», «Хитрый Игрок» готов подсветить лазером цель – позицию тяжелого орудия.

– Вас понял, «Хитрый Игрок». «Ромео Один» подтверждает.

Мгновение Стонтон обдумывал ситуацию. Вот теперь порядок.

– «Ромео Четыре», говорит «Ромео Один». Приготовься, Фредди. «Хитрый Игрок» осветит для тебя цель. Только один удар. Подтверди.

– «Ромео Один», «Ромео Четыре» понял. Один удар «Мавериком» по освещенной цели.

– «Хитрый Игрок», говорит «Ромео Один». Светите.

– Понял, «Ромео Один». Свечу.

«Хорнет» спикировал с высот. Тонкий луч лазера прорезал тьму и коснулся ствола энергетической пушки, которая снова выстрелила, убив еще десятка два пехотинцев. От «Хорнета» отделилась ракета «воздух-земля» AGM-65E и устремилась туда, куда вел ее луч лазерного маркера.

Через девять секунд двухсотпятидесятифунтовая* [чуть больше 113 кг] боеголовка ракеты разнесла в клочья Блейка Таггарта, несостоявшегося вице-короля Земли.

* * *

Взрыв сотряс землю, и тролль почувствовал, что Таггарту пришел конец. Он был всего лишь человеком, однако на протяжении нескольких месяцев между ними существовала ментальная связь, и троллю было больно потерять его. Горькая обида охватила тролля. В этот момент первый боевой робот выплыл из туннеля на антигравитационных двигателях; он отвлек тролля и заставил его забыть о намерении провести круговое сканирование территории. Запасные сканеры были готовы к работе, но вместо того, чтобы задействовать их, разъяренный тролль отправил робота туда, где погиб Таггарт.

* * *

Вражеский огонь, косивший морских пехотинцев, ослабевал. Бойцы группы «Т» с дьявольской ловкостью и отвагой пробивались все дальше сквозь пламя и дым. Члены «апокалиптической бригады» гибли или бежали. Атака, задуманная как отвлекающий маневр, превратилась в планомерное наступление. Пехотинцы осторожно, но неуклонно продвигались вперед.

* * *

– Цель слева! – крикнул кто-то, и майор Дэн Абернати увидел, как бойцы с «Драконом» развернули ракетомет. Он приподнялся на локте, каждую секунду ожидая ужасной боли. Морской пехотинец наспех перевязывал его раздробленную левую ногу. Забавно, он даже не почувствовал, когда его ранило.

«Дракон» выплюнул комок пламени, и ракета с ревом умчалась в темноту. Абернати бросил взгляд на цель, которую та должна была поразить. Ага! Так вот как выглядит «боевой робот»!

Он едва успел разглядеть странные изгибы его корпуса, как «Дракон» ударил в цель и десятифунтовый* [примерно 4,5 кг] кумулятивный заряд разворотил инопланетную машину.

– Значит, их можно уничтожать! – торжествующе прошептал Абернати, и тут на него накатила боль, заставившая его скорчиться и забыть об очередной победе.

* * *

Тролль был в бешенстве: погиб его боевой робот! Эти недоразвитые дикари уничтожают его собственные незаменимые механизмы!

Однако даже сквозь бушевавшую в нем ярость тролль почувствовал некоторую растерянность… Нападающие гибнут, но продолжают идти вперед и причинять ему вред. Ужасный вред. Оказывается, они на многое способны…

И тролль впервые пожалел о том, что не успел изготовить бомбу.

* * *

Со своего места штаб-сержант Лерой Сандерсон видел, как взорвался внизу боевой робот. В ту же минуту товарищ толкнул его в плечо: второй робот, оторвавшись от земли, бесшумно набирал высоту. Лерой старательно прицелился.

* * *

Второй робот должен был зависнуть над полем боя и вести огонь сверху по наиболее крупным целям, и тролль был неприятно удивлен, обнаружив появившиеся невесть откуда самолеты! Это было серьезно. Этого тролль никак не ожидал и испытал странное, в высшей степени неприятное чувство.

Он испугался. Однако это не помешало ему отдать приказ роботу. Не замедляя подъема, тот прицелился в ближайший к нему самолет и выстрелил.

* * *

– Боже мой!

Капитан Стонтон так никогда и не узнал, кто испустил этот вопль, когда «Ромео Двенадцать» исчез, поглощенный чудовищным шаром голубого огня. Он сам мог оказаться на его месте! Стонтон никогда не видывал ничего подобного и даже не мог вообразить, что такое возможно! Возникший неведомо откуда шар голубого пламени мгновенно превратил злополучный «Хорнет» в тучу капель расплавленного металла.

Почти в то же мгновение что-то взорвалось далеко внизу. Стонтон не заметил этого, а между тем именно этот взрыв уничтожил машину, погубившую один из его самолетов.

* * *

Тролль понял, что второй боевой робот тоже погиб, но это почти не взволновало его. Ему стало ясно, что уничтожать самолеты очень легко. Ясно было также, что противник в состоянии поражать его легких роботов. Очень хорошо. У него еще было три легких робота, но впустую он ими жертвовать не станет. Недавно он расконсервировал боевого робота средней мощности и сделал это очень и очень своевременно. Теперь ему найдется работа.

На основании данных, полученных от второго робота за несколько мгновений до его гибели, тролль быстро произвел расчет. Он нашел неплохой выход из положения. Зависшие над ним самолеты он сможет взорвать двойным залпом, а маломощные ракеты, погубившие его роботов, для него самого не опасны.

Он отдал приказ истребителю. Огромная панель отошла в сторону. Тролль отсоединил свой органический компонент от устройства управления истребителем, и перенес его в стоявшее наготове рядом со средним роботом боевое шасси.

* * *

– «Ромео Один», говорит «Сумасброд», – закричал Эстон, глядя, как огненные брызги прочерчивают черное небо. – «Ромео Один», прием!

– «Сумасброд», говорит «Ромео Один», – произнес голос в наушниках. Эстон с облегчением вздохнул: маловероятно, что ядерные заряды находились на уничтоженном самолете, но все же…

– «Ромео Один», говорит «Сумасброд». Отойдите подальше от линии огня. Берегите себя. Вы можете понадобиться.

– Вас понял, «Сумасброд».

«Хорнет» коммандера Стонтона оторвался от остальных самолетов и полетел вокруг горы, с тем чтобы она прикрыла его от орудия, уничтожившего «Ромео Двенадцать».

* * *

– Боже мой! А это что такое?

Старший сержант Хортон взглянул туда, куда указывал пехотинец. «Это» было больше по размерам, чем два танка M1; оно с рычанием выбиралось из-под земли, будто кит, выныривающий из воды. На корпусе машины бронзового цвета блестели отражения вспыхивавших вокруг взрывов. Хортон не знал, что это такое, но благодаря инструктажу капитана Росс догадался, что это не легкий боевой робот и не сам тролль.

Окрестности огласило громкое шипение, и из чудовищной машины вырвался сноп зеленого света. Там, куда он был направлен, послышались отчаянные вопли: это погибал расчет одного из «Драконов». Невыносимая вибрация сотрясла тело Хортона. Умирающие бойцы корчились и извивались в страшной муке, неизвестное оружие не просто убивало, оно убивало с изощренной жестокостью… Хортон сглотнул горькую слюну. Страх сжал его сердце в ледяном кулаке, но он все-таки заставил себя ползти вперед. Вперед, к ракетомету, расчет которого был уничтожен у него на глазах.

* * *

Эстон видел гибель расчета «Дракона». Видел и Хортона, ползущего к ракетомету. Он тоже не знал, что за машина появилась из-под земли, и не был уверен, что у старшего сержанта есть шанс поразить ее. Но если есть, то ему понадобится помощь заряжающего.

– Мила! У туннеля дело плохо! – крикнул он в микрофон и пополз вслед за Хортоном.

* * *

Людмила побледнела, почувствовав удар нейронного бича, обрушившийся на ее сенсоры. Боже мой, она ошиблась! Она думала, что у тролля только легкие боевые роботы! А это была машина средней мощности, которую группе «Т» нечем остановить!

Она вздрогнула, подумав о нейронном биче. Канги отказались от него как от неэффективного оружия, но тролли любили пускать его в ход. Нейронный бич поражает нервные клетки и мгновенно обездвиживает жертву, но смерть приходит лишь через несколько долгих, страшных минут… Он убивает все живое в радиусе двадцати метров от точки, на которую нацелен. На большем расстоянии бич действовал медленнее, но не менее мучительно и убийственно. Даже фусаил не может выжить после прямого удара!

Эти мысли мгновенно пронеслись в голове Людмилы, и она щелкнула переключателем летного костюма, отключая все сенсоры. Она повернулась, чтобы бежать вверх по склону и занять удобную позицию для выстрела, но тут сердце едва не остановилось у нее в груди. Она заметила Хортона и… Дика.

* * *

Элвин Хортон добрался до «Дракона» и взвалил на плечо толстую трубу ракетомета. Его мозг работал точно и почти спокойно. Он вспомнил многие поколения солдат, которым вбивали в голову, что их задача – убивать противника, а не доблестно погибать. Он всегда думал, что, что бы ни произошло, он не станет изображать из себя Джона Уэйна, но иногда у человека выбора не остается.

Сзади донесся крик, кто-то звал его по имени. Он узнал голос адмирала Эстона, но времени на разговоры не было. Хортон опустился на землю рядом с агонизирующими телами бойцов, встал на одно колено и тщательно прицелился в инопланетную боевую машину.

* * *

Эстон видел, как Хортон прицеливается, как боевой робот с грохотом двинулся на него…

Ракетомет выхаркнул сноп огня, и ракета с визгом пошла на цель. Она ударила прямо в выпуклое брюхо чудовища и взорвалась, озарив все вокруг нестерпимо яркой вспышкой.

На броне чудища не осталось ни малейшего следа.

Хортон не стал выпрямляться. Схватил следующую ракету и принялся одной рукой заряжать ракетомет, который должны были обслуживать два бойца. Бронированный колосс шел прямо на него, и Эстон вскочил на ноги. Рядом свистели пули, но он не обращал на них внимания: главное – помочь старшему сержанту!

А потом страшный зеленый луч снова прорезал темноту. Он коснулся старшего сержанта Элвина Хортона, и тот, скрючившись, рухнул наземь. Луч двинулся дальше, и Эстон успел ужаснуться предстоящей ему мучительной смерти. А потом волна жгучей боли накрыла его, и свет перед глазами померк.

* * *

Людмила увидела, как взорвалась ракета, как погиб старший сержант.

Затем она увидела, как Дик Эстон скорчился и упал: нейронный импульс задел его своим краем.

* * *

Тролль ликовал, с грохотом поднимаясь в боевой машине по вертикальному жерлу туннеля. Люди гибнут под ударами его робота! Им нечего противопоставить его мощи! Вместе они уничтожат эскадрилью самолетов, и тогда тролль сможет бежать. Он продолжит осуществлять свой план в каком-нибудь другом месте… Но на этот раз сначала изготовит бомбу!

Не успел тролль выбраться из туннеля на поверхность, как сенсоры предупредили его о новой опасности.

* * *

Людмила Леонова широко расставила ноги, готовясь выстрелить. Бой продолжался, вокруг свистели пули, но она не замечала их. Ее лицо было мокро от слез, и, чтобы хорошо прицелиться, ей приходилось непрерывно моргать. Ну, пора…

* * *

Голубая молния озарила долину: первый в земной истории выстрел из бластера поразил цель!

«Энергетический щит наземной техники имеет одно уязвимое место, – как будто наяву слышала Людмила голос инструктора, – в отличие от боя в глубоком космосе, из-за действия передела Франкеля планеты он не может перехватить удар направленный через многомерность».

Тысяча восемьсот тонн тротилового эквивалента ударили в двухмиллиметровый участок брони боевого робота. Броня, которая вынесла бы десятикилотонный взрыв, распределенный по всей площади, порвалась, как бумага под ударом стилета. Плазма забушевала внутри боевой машины. Все произошло так быстро, что глаз не успел ничего увидеть, мозг не успел ничего осознать, а подкинутый взрывом робот уже превратился в огромный столб пламени!

* * *

Этого не может быть! Как? Как это случилось?! Ведь он сам убил последнего из них!

Однако такой удар мог нанести только человек из его собственной эпохи, а это значило, что дикарям известно все! Все то время, пока он обдумывал план и вел подготовку, дикари искали его, охотились за ним! Они ждали, чтобы он чем-нибудь себя обнаружил, чтобы тот, кто рассказал им о существовании тролля, смог его уничтожить!

Душу тролля пронзила невыносимая тоска. Они все знали – и их было слишком много. Как бы ни было велико его могущество, как бы ловко ни воздействовал он на их психику, этих тварей слишком много! А это значит, его свобода и могущество были иллюзией. Из-за того, что один человек из его эпохи выжил, тролль стал загнанным, травимым существом, которое не может надеяться на победу, потому что люди прознали о нем!

Но мучительнее всего было понимать, что он был обречен с самого начала. Его надежды были беспочвенными. Его могущество было самообманом.

Балансировавшая на грани безумия психика тролля не выдержала этой нагрузки. У него украли мечту! Хуже того – ему доказали, что она с самого начала была чудовищным самообманом! Троллю следовало бежать, незатронутым безумием краешком сознания он понимал это, но решиться на бегство не мог. Теперь он жаждал только мести.

* * *

Людмила сунула бластер в кобуру и побежала. Прежде чем тролль выберется из своего убежища и обнаружит ее, она должна сменить позицию. Она бежала по родной планете, лишь чуть-чуть замедлявшей ее стремительное передвижение силой гравитации. Она бежала к трепещущему телу умирающего человека, которого любила.

* * *

Несмотря на охватившее его безумие, тролль сохранил свою хитрость. Ни один человек не смог сравняться с ним в скорости реакции. Тролль отметил, что его сенсоры больше не «видят» бластера, но теперь он знал, чего ему следует опасаться. Не прибегая к ядерному оружию, которое уничтожит вместе с ним и его главного врага, никто, кроме человека с бластером, не может убить его. Эта мысль придала ему сил, и гусеницы боевой машины, подняв облако пыли, вынесли тролля на поверхность земли.

Если тот человек снова прикоснется к бластеру, он погибнет раньше, чем успеет прицелиться. А если он на это не отважится, тролль будет убивать, убивать, убивать… Пока, по всем законам вероятности, среди тысячи жертв не окажется тот, кто разрушил его мечту.

* * *

Людмила резко остановилась: вот наконец показался и тролль! Его боевая машина, вдвое превышавшая среднего боевого робота, возвышалась перед ней словно металлическая гора, внушая смертельный ужас. Тролль открыл все орудийные люки и замер в ожидании.

Людмила знала, на что надеется тролль, и опасалась, что надежды его оправдаются.

Тролль выжидал, тщательно сканируя пространство вокруг. Он не обращал внимания на ракеты, взрывавшиеся при столкновении с его корпусом, не причиняя ему ни малейшего вреда. Рука Людмилы замерла в миллиметре от рукояти бластера. Она не осмеливалась прикоснуться к нему. Ей нужно какое-нибудь укрытие и хотя бы несколько секунд… Иначе она не успеет выстрелить.

Тролль двинулся вперед.

* * *

Враг прятался! Бешенство страшным варевом кипело в мозгу тролля, и гусеницы его боевой машины рвали землю, покрытую толстым слоем опавшей листвы.

* * *

Тролль надвигался прямо на Дика!

Рассудок говорил ей, что он уже все равно что мертв: ему оставалось лишь встретить смерть, и чем скорее, тем лучше! Но рассудок, руководствовавшийся безупречной логикой, не мог заставить ее бросить Дика. Ничто не могло заставить. Хотя бы потому, что на это не оставалось времени – вопреки здравому смыслу Людмила вскинула бластер.

* * *

Вот неожиданность! Удивление длилось не дольше мгновения, но тролль успел его почувствовать. Как странно: его враг стоит перед ним, и он включил бластер!

Возможно, именно из-за этого удивления, а может, благодаря ловкости и реакции кралхи, превышавших способности самых тренированных людей, бластер выстрелил прежде, чем тролль успел испепелить его владельца.

Последнее, что успел почувствовать тролль, было изумление. Он не мог поверить, чтобы человек выстрелил так быстро! Даже если это крал…

Заряд чистой энергии навсегда погасил сознание тролля.

 

Глава 25

Людмила медленно опустила бластер в кобуру, отвернувшись от пламени, охватившего боевую машину тролля. Она сознавала, что одержала победу, но не могла радоваться. Все кончено, безучастно подумала она и опустилась на землю рядом с корчившимся в конвульсиях телом Ричарда Эстона.

Его лицо было залито потом, выпученные глаза ничего не видели, рот перекошен, зубы сжаты. Эти симптомы были хорошо знакомы Людмиле: ей не раз доводилось видеть подобное зрелище. Она подняла голову Эстона, положила себе на колени и уставилась ему в лицо, не замечая продолжавшейся перестрелки.

Дик не мог говорить, но она надеялась, что он узнает ее. Она осторожно нажала пальцами на сонную артерию, нежно, но уверенно придерживая корчащееся тело Эстона.

Людмила знала, что должна пережимать артерию, пока смерть не прекратит его мучения, однако на это у нее не хватило духу. Ее пальцы ослабли, и она склонилась над ним, прикрывая его своим телом…

Сержант Мортон Яскович подбежал к ней:

– Капитан!

Она медленно подняла голову, не переставая гладить лоб Эстона, и вперила в рослого сержанта отсутствующий взгляд.

– Капитан, вы нужны нам, – сказал Яскович необычно мягким тоном. – Командование перешло к вам, мэм.

Она попыталась понять, чего ему от нее нужно. Но это же нечестно! Она прошла такой путь, заплатила такую цену за победу… Смерть тролля должна была освободить ее от всех обязанностей, а не прибавлять новые!

– А где же… – Она откашлялась. – Где же майор Абернати?

– Майор тоже отвоевался, мэм. Лейтенант Этвотер погиб, а лейтенант Уорден тяжело ранен. Кажется, лейтенант Фрай жив, но он где-то наверху.

– Я не… – Она замолчала.

Рядом с телом Эстона опустился на колени санитар морской пехоты. Его юношеское лицо выглядело испуганным, но руки умело делали свое дело. Людмила несколько мгновений смотрела на него, а затем выражение отчаяния сменилось на ее лице жесткой решимостью, и она резко приказала:

– Пусть третий и четвертый взвод двигаются налево и возьмут эту долину в кольцо. Второй взвод прикроет нас сверху. Найдите мне экипаж бронетранспортера.

– Есть, мэм! – Яскович отдал ей честь, хотя морские пехотинцы во время боя не делают этого, и скрылся в темноте.

Людмила повернулась к санитару:

– У вас есть с собой шприц? – спросила она, и медик кивнул. – Отлично.

* * *

Лейтенант Спиллерз не понимал, что случилось. Исступленные кровожадные безумцы, с которыми он сражался всю ночь, куда-то исчезли. Время от времени раздавались лишь одиночные выстрелы наиболее упорных из их шайки. Национальная гвардия, перейдя в наступление с холодной решимостью людей, которым чудом удалось вырваться из лап смерти, окружала и уничтожала последних мятежников. Их можно понять, подумал Спиллерз. По слухам, бригада потеряла половину своего состава и восемьдесят процентов младших офицеров. Спиллерзу было не трудно в это поверить.

Но наибольшее недоумение вызывали у него бандиты, неподвижно стоявшие и сидевшие, тупо глядя перед собой. Они бессмысленно перебирали пальцами, а изо рта у них сочилась слюна. Впечатление такое, подумал потрясенный Спиллерз, что ненависть, заставлявшая их идти в бой, выжгла у них всю душу.

* * *

Эд Стонтон не мог заставить себя не подниматься время от времени над вершиной горы, чтобы посмотреть, как идет бой. Набрав высоту в последний раз, он увидел, как чудовищный столб огня взметнулся к небу.

Вот это, наверное, оно и есть, решил Стонтон, – тот самый «тролль», о котором им сообщил капитан Моррис. Значит, «особое вооружение», крепившееся под крыльями его самолета, не придется – слава Богу! – пускать в ход.

Однако взрывы и треск перестрелки продолжались. По-прежнему грохотали минометы и ракетометы, а на юго-западе начался сильный лесной пожар.

– Экипажи «Ромео», говорит «Ромео Один», – сказал Стонтон в микрофон. – «Хват», приготовьтесь. «Бык», сдайте подальше.

«Хват» был кодовой кличкой самолетов VFA-432, которые должны были поддерживать пехоту с воздуха при помощи обычного вооружения. «Бык» – самолет VFA-433 – был оснащен высокоточным оружием, которое, по мнению Стонтона, было теперь не нужно.

– Ну же, «Хитрый Игрок»! – пробормотал он, облетая по дуге поле боя. – Выходите на связь!

* * *

«Апокалиптическая бригада» гораздо хуже понимала, что происходит, нежели ее противник. Большинство этих людей не знали, что Таггарт погиб; лишь немногие заметили, что в небе над ними кружат самолеты; и решительно никто не подозревал о существовании тролля и его гибели. Но все понимали, что попали в ловушку и противник наступает, хотя и несет огромные потери.

Оправившись от неожиданности, бойцы «апокалиптической бригады» поняли, что у них имеется большое численное преимущество. А затем они поняли, что должны бежать, однако сделать это было непросто, потому что атаковавшие гору с двух сторон войска с удивительной быстротой окружили злополучную долину.

Эти люди происходили из разных мест и разных социальных слоев. Они были завербованы, потому что требовали лишь незначительной «доработки». Тролль воздействовал на них слабее, коверкал их менее жестоко, чем те свои жертвы, которые были менее склонны к насилию. Он всего лишь запрограммировал их мозг на фанатическую преданность вождям и «делу», и потому его гибель не отразилась на их психике. Они искренне верили, что идут в бой ради своих собственных целей. К тому же второй заместитель Таггарта был еще жив. Он был решительным человеком, исполненным ненависти, и ему было хорошо известно, что враг несет тяжелые потери.

Он вовсе не склонен был к безоглядному бегству и, собрав своих людей, весьма умело повел их на прорыв.

* * *

Людмила подняла голову, заслышав автоматные очереди и взрывы мин. Она надеялась, что с гибелью тролля противник прекратит боевые действия, ибо не знала, какого рода людей вербовал тролль в «апокалиптическую бригаду». Она пригнулась: минометы, пулеметы и «Драконы» второго взвода открыли ответный огонь по наступающим. Уцелевших бойцов трех высадившихся на горе усиленных взводов теперь едва бы хватило на формирование обычного взвода, но немедленно отступить они не могли – слишком много оказалось раненых, которых надо было вынести из боя.

– «Пехота», говорит «Хитрый Игрок»! – крикнула Людмила в микрофон, чтобы быть услышанной сквозь треск перестрелки. – Как у вас дела?

– «Хитрый Игрок», «Пехота» застряла. – Если Грант и удивился, услышав голос Людмилы вместо голоса Эстона или Абернати, он ничем не выдал этого. – У нас остался один бронетранспортер. Потери составляют шестьдесят процентов личного состава, лес вокруг нас горит.

– «Пехота», вы можете вынести раненых?

– Можем, «Хитрый Игрок».

– Выходите из боя, «Пехота». Отрапортуйте, когда доберетесь до… – она склонилась над картой, – пункта «Виктор Четыре». Подтвердите.

– «Хитрый Игрок», «Пехота» поняла. Отходим к пункту «Виктор Четыре» и рапортуем.

– Удачи, «Пехота». – Людмила щелкнула переключателем рации. – «Ромео Один», говорит «Хитрый Игрок». Вы еще здесь?

– «Хитрый Игрок», говорит «Ромео Один». Рад вас слышать. Чем мы можем помочь?

– Ждите приказа, «Ромео Один». Мы найдем для вас цели.

Она оборвала разговор: в занятый ею окоп спрыгнул сержант Эрнест Колдвелл. С ним появились еще два уцелевших бойца.

– «Ромео Один», – снова заговорила Людмила, – пришли наши корректировщики. Передаю связь им.

Шум перестрелки становился все сильнее. Людмила повернулась к Колдвеллу и положила руку на бластер:

– Когда «Пехота» отойдет, пусть авиация высыплет на этот лесок все, что сможет. Укажите им цели, сержант.

– Есть, мэм.

Она приподнялась, вслушиваясь в какофонию боя и сигналы сенсоров гермокостюма. Атакующие приближались с каждым мгновением. Она выглянула из окопа и при свете догоравшей машины тролля разглядела авангард наступавших.

– Вот они, ребята, – спокойно сказала она по тактической связи. – Мы должны задержать их, пока «Пехота» не заберет раненых, а потом с ними покончат самолеты.

Грохот разорвавшейся неподалеку гранаты заставил ее пригнуться – «апокалиптическая бригада» бросилась на морских пехотинцев. В темноте, будто молнии, засверкали вспышки выстрелов, загремели взрывы мин.

Оставшиеся в живых бойцы группы «Т» ответили шквальным огнем, но это не остановило атакующего противника. Людмила высмотрела кучку врагов, сосредоточенную вокруг пулемета М60, и нажала на спуск.

* * *

Эд Стонтон, глядя на ярко-голубые вспышки внизу, никак не мог понять, что за оружие стреляет таким странным образом.

* * *

Бластер Людмилы мог бы остановить атакующих, если бы у бойцов «апокалиптической бригады» не было опыта обращения с энергетическим оружием. Им был известен его главный недостаток: система наведения реагирует на первый твердый предмет, расположенный на линии огня, даже если это ствол дерева или кустарник. Они приостановились, но быстро поняли, что энергетическим оружием располагает только один человек, и стали обходить Людмилу с флангов.

– Командир! – В наушниках Людмилы раздался крик Ясковича, помешав ей выбрать очередную цель. Повсюду, куда она успела выстрелить, полыхал огонь, но ветер, к счастью, дул в другую сторону. – Правый фланг вот-вот будет смят, командир! – кричал сержант. – Дольше трех минут не продержится!

– Вводите резервное подразделение!

– Давно в бою, командир!

– Черт подери! – Людмила защелкала переключателем рации. – «Пехота», говорит «Хитрый Игрок». Рапортуйте о положении дел!

– «Хитрый Игрок», «Пехота» у пункта «Виктор Пять», – немедленно прозвучал ответ. Людмила кивнула. Пора кончать игру.

– Залегайте, «Пехота», – приказала Людмила Гранту, затем обратилась к Колдвеллу: – Авиация готова?

Тот кивнул.

– Огонь! – приказала Людмила.

* * *

Грохот, скрежет и визг заполнили мир.

«Хорнеты» пикировали со страшным воем, длинная вереница самолетов сбрасывала напалм и кассетные бомбы. «Апокалиптическая бригада» гибла. Не больше полусотни человек вырвались из лесного пожара и проскользнули мимо остатков морской пехоты. Самолеты «Оспри», борясь с коварными восходящими потоками раскаленного пламенем воздуха, вывезли уцелевших бойцов группы «Т» из чудовищного пекла.

 

Глава 26

genesis (сущ.) мн.ч. -ses Появление на свет; происхождение; начало; исток [лат., от греч. рождение, роды, происхождение]

Вырвавшись из череды мучительных кошмаров, Ричард Эстон открыл наконец глаза и увидел над собой незнакомый потолок. Такого узора звукопоглощающих панелей ему еще не доводилось видеть, но за свою жизнь он провел достаточно времени, поправляясь после ранений, чтобы понять, что это потолок больничной палаты.

Эстон попробовал вспомнить, как сюда попал, но из этого ничего не вышло. Повернув голову, он увидел, что в его левую руку воткнута игла капельницы. Тогда он осторожно пошевелил пальцами рук и ног – старый способ проверки, изобретенный им лет тридцать тому назад. Похоже, пальцы были на местах и послушно сгибались. Эстон вздохнул с облегчением.

Да и вообще он чувствовал себя прекрасно, если не считать того, что ему отчаянно хотелось есть.

Странно… Почему ему хочется есть? Такого голода он еще не испытывал!

Дверь тихо отворилась, он повернул голову и улыбнулся: вошла Людмила. Она замерла на пороге, и он тревожно нахмурился. Людмила широко открытыми глазами уставилась на него, а он протянул ей руку:

– Мила!

Его голос как будто разбудил ее, и она бросилась к нему, раскинув руки. Она смеялась, целуя и повторяя его имя, а слезы ручьями текли из ее глаз.

* * *

Минут через пятнадцать Людмила успокоилась. Ее истерическая, слезливая радость изумила Эстона: это было совсем непохоже на Людмилу! Но в ее глазах светилась такая любовь к нему, что он сам едва не расплакался. Постепенно они совладали со своими чувствами, и Людмила уселась в кресло рядом с кроватью. Она держала его руку в своих ладонях и рассказывала, что произошло.

– Мне и раньше приходилось видеть, как нейронный бич хлестал людей, Дик, – закончила она свой рассказ и невольно вздрогнула. – Я знала, что ты умрешь.

Она сжала его руку еще сильнее.

– Поэтому я… рискнула. Я заставила санитара впрыснуть тебе примерно двадцать кубиков крови. Моей крови.

Она замолчала, пристально глядя ему в глаза.

– Но ведь… – Он не договорил, глядя на нее изумленными широко раскрытыми глазами.

– Именно, – подтвердила Людмила его невысказанную мысль. – Моя кровь могла бы убить тебя – должна была тебя убить, но ведь ты все равно умирал… Поэтому я рискнула, и… – Она снова замолчала и втянула в себя воздух. – И все закончилось хорошо!

– Закончилось хорошо? – тупо переспросил Эстон. – Ты хочешь сказать, что я теперь?..

– Да, – ответила она с неуверенной улыбкой. – Я понимаю, что не имела права так поступить, но…

– Я – фусаил? – спросил он, пораженный.

– Да, – снова сказала Людмила, улыбаясь уже более уверенно. Не выдержав изумления, написанного на лице Эстона, она поднесла его руку к голове.

– Потрогай, – попросила она.

Он провел рукой по своей макушке и ощутил прикосновение густых, мягких волос. На его лысине выросли волосы!

Значит, это правда… Он стал фусаилом! Значит…

Он взглянул на Людмилу и в ее темно-синих глазах прочел обещание бесконечного, счастливого будущего.

* * *

– Отлично, адмирал, – сказал президент Армбрастер, улыбаясь. – С заданием вы справились.

– Да, сэр. – Эстон сидел в кровати, держа на коленях поднос с едой. Удивительно: из-за голода, спровоцированного симбиотом, даже больничная еда казалась ему вкусной! – Но нам это дорого обошлось.

– Это правда, – негромко сказал Армбрастер, перестав улыбаться. – Потери были очень большие.

Так оно и было. Треть Ашвилла оказалась полностью разрушена, больше половины Хендерсонсвилля и практически все ближайшие маленькие города – тоже. Северная Каролина потеряла более восьмисот резервистов. Подсчет убитых среди гражданского населения еще не был закончен, а ужасающе большая цифра, до которой он уже дошел, не включала тысячи убитых мятежников. А ведь было еще множество тех, кто сошел с ума после гибели тролля…

В список потерь не вошли и павшие бойцы группы «Т». Ногу майору Абернати удалось сохранить, но он все равно на всю жизнь останется инвалидом. И ему еще повезло! В группе «Т» погибло пятьдесят два процента личного состава, а тридцать один процент получили тяжелые ранения.

«Да, – подумал Джаред Армбрастер, – победа досталась нелегко. Но по сравнению с тем, что могло бы случиться в случае неудачи…»

– Как бы там ни было, – произнес он, оторвавшись от невеселых размышлений, – мы все вам очень признательны. Настолько признательны, – прибавил он с лукавой улыбкой, – что я могу предложить вам выбор…

– Выбор, господин президент? – удивился Эстон.

– Да. Из сказанного полковником Леоновой я понял, что симбиот кое-что изменит в вашей жизни, адмирал. Помолодеете немного, правда?

– Ну да, наверное. – Эстон пожал плечами. – Я пока не знаю подробностей, но Мила сказала, что ни один уважающий себя симбиот не согласится жить в такой старой развалине. Так что…

– Вполне его понимаю, – ухмыльнулся Армбрастер. – А это значит, что времени у вас впереди предостаточно. Мне пришло в голову, что вам будет приятнее вести жизнь, защищенную от вмешательства властей.

– Простите, сэр?

– Вы понимаете, что я хочу сказать, полковник? – спросил Армбрастер, и Людмила кивнула, внимательно глядя ему в глаза.

– Дело в том, адмирал, – спокойно продолжал Армбрастер, – что положение полковника Леоновой довольно-таки уязвимо. Не сейчас, разумеется, а в будущем.

Сегодня вы с ней – герои мирового масштаба, но рано или поздно кому-нибудь непременно захочется с ней побеседовать. Боюсь, она слишком много знает, чтобы спать спокойно. Слишком много знает о своем прошлом, то есть о том, каким было бы наше будущее без ее вмешательства. И о технологиях своего времени.

Эстон уставился на президента, начиная понимать, к чему тот клонит.

– Вот так, – помрачнев, продолжал Армбрастер. – В настоящее время в распоряжении Соединенных Штатов находится военный космический корабль из будущего, и этот факт прекрасно известен всем крупным странам на планете. Пока мы не очень-то разобрались в его устройстве, но будем прилагать усилия к тому, чтобы выяснить, как он функционирует. И весь остальной мир хорошо это понимает. А войны не раз велись и по менее серьезным поводам, адмирал.

Но не в этом проблема: я никаких войн вести не желаю. Благодаря полковнику Леоновой, вам и многим другим смелым людям нам удалось убить одного тролля, но где-то среди звезд живет раса фанатиков, помешанных на геноциде. В прошлом полковника Леоновой человечество с ними справилось, однако ему повезло. Я не собираюсь полагаться на удачу, и президент Яколев, премьер-министр Хендерсон и канцлер Шталлмайер разделяют мое мнение. Когда первый военный флот кангов появится в пределах Солнечной системы, объединенные силы Земли нанесут по нему удар, а корабль тролля явится тем самым рычагом, с помощью которого мы уничтожим падающую на нас гору.

Вы здесь провели безвыходно три недели, адмирал, и, наверное, не представляете, что творится в мире. Полного представления о том, что произошло, пока еще нет ни у кого, но на нас уже оказывают сильное давление. Посол Некрасов вернулся в Вашингтон со специальной делегацией из Москвы. Остальные – на подходе. Как вы, без сомнения, понимаете, некоторые страны, например Франция, КНР и дюжина стран третьего мира, уже кричат о нашем «высокомерном шовинизме» и удивляются, почему мы не поставили их в известность! Ничего страшного в этом нет. Нечто подобное следовало ожидать. В союзе с Великобританией, Германией и Россией на европейском континенте, с Японией, Южной Кореей и Китайской Республикой в Азии мы достаточно сильны, не говоря уже о том, что истребитель Гренделя находится в наших руках. Если нам чуточку повезет, в течение месяца я получу от Конгресса полномочия для ведения переговоров о создании настоящего всемирного правительства. Не думаю, что создать его будет просто, но, надеюсь, мы с этим справимся. Должны справиться.

В связи с этим нужно подумать о полковнике Леоновой. Гарантирую, что к ней никто пальцем не прикоснется, пока я президент. Однако президентом я буду не вечно. Учитывая, что она обладает уникальной информацией и симбиотом, другие правительства рано или поздно постараются до нее добраться.

– Что вы предлагаете, господин президент? – резко спросил Эстон, хотя и знал ответ. Он должен был подумать об этом раньше! Он и подумал бы, если бы рассчитывал выжить… Если бы заботился об отдаленном будущем… Холодная злоба охватила его.

– Полковник – существо уникальное, – медленно сказал Армбрастер, подтверждая опасения Эстона. – Оракул, с которым можно советоваться. Единственный фусаил женского пола – по крайней мере пока. Вдобавок – вы уж извините, полковник, – найдутся люди, которые заподозрят, что вы могли бы сообщить гораздо больше технической информации, чем пожелали это сделать. Если вам повезет, они будут вести себя вежливо… Но разгуливать на свободе вам вряд ли позволят.

– Комфортабельная тюрьма? – свирепо спросил Эстон.

– Если – как я уже сказал – повезет, – ровным тоном ответил Армбрастер. – Не осуждайте этих людей, адмирал: вспомните, что она – образец человека будущего. Единственное существо на планете, которое может зачать и родить детей-фусаилов.

У Эстона кровь застыла в жилах: он вспомнил рассказы Людмилы о том, как относились к фусаилам в мире, где их были миллионы… Что ждет единственную бессмертную мать на Земле?

Армбрастер продолжал, не сводя глаз с Эстона:

– Даже если не думать об этом… Все равно полковника будут подозревать в том, что она располагает большим объемом технической информации. – Голос президента звучал почти нежно. – И раз уж об этом зашла речь, полковник, я тоже не чужд таких подозрений.

– Почему, господин президент? – спросила Людмила.

– Вы слишком туманно все объясняете. Мне кажется, вы сознательно не вдаетесь в детали, исходя из того, что мы не созрели для обладания теми знаниями, которыми вы располагаете.

– Пока не созрели, – подчеркнула Людмила, и Армбрастер улыбнулся:

– Значит, вы в самом деле кое-что не договариваете. Мудро, очень мудро, полковник. Но, знаете, мне доводилось общаться с «простыми пилотами истребителей». И никто из них не проявлял такого теоретического невежества, как вы.

– Что ж, – спокойно произнесла она, – у фусаилов и впрямь достаточно времени, чтобы получить образование. У меня три диплома: по микробиологии, молекулярной электронике и ядерной физике.

Эстон, пораженный, уставился на Людмилу; та улыбнулась:

– Знаете, господин президент, я была уверена, что вы кое о чем догадываетесь.

– Ясное дело, догадываюсь! – весело согласился Армбрастер. – Но я надеюсь, вы не откажетесь поделиться вашими знаниями, если работа наших ученых и инженеров зайдет в тупик?

– Не откажусь, – сказала Людмила. – Но вы, кажется, начали с того, что у нас будет выбор?

– Я хочу, чтобы вы были свободны в своих поступках, – ответил президент, внезапно заговорив очень серьезно. – Наверное, я не должен этого делать… Если я отпущу вас на свободу, это будет равносильно государственной измене. Ведь всю ту информацию, которую, как я сказал, бессовестные правители могут из вас выжать, могли бы выжать и мы. Но я предпочитаю спать, имея чистую совесть. Учитывая, чем мы вам обязаны, я чувствовал бы себя негодяем, не отпустив вас на свободу. Кроме того, – добавил он с холодной усмешкой, – если я буду удерживать вас, появятся дополнительные трудности. Яколеву, Хендерсону, Шталлмайеру и мне будет непросто договориться по поводу допуска ученых к истребителю тролля… Но здесь, по крайней мере, речь идет об оборудовании. Если мы найдем правильное решение, оно может стать неким центром, вокруг которого будет кристаллизоваться новое мировое правительство. Получится нечто вроде сочетания розеттского камня, манхэттенского проекта и соревнования в освоении Луны. Мы объединим самые лучшие умы человечества, чтобы разгадать загадки истребителя тролля и заставить его технологии служить нашим целям.

Если же вы будете при этом присутствовать, задача окажется значительно сложнее… Вместо того чтобы самостоятельно во всем разобраться, ученые предпочтут обращаться за разъяснениями к вам. Я уж не говорю о ссорах и конфликтах из-за того, какой стране достанется честь «принимать» вас! В конце концов, если выгоды обладания вашей персоной ясны мне, то они очевидны и другим правителям. И даже если они не будут эксплуатировать вас исключительно в своих собственных целях, то все же непременно пожелают, чтобы вы не достались никому из конкурентов.

– Понятно. – Людмила спокойно взглянула на президента, а затем вскинула голову: – Мне приятно слушать, как вы излагаете причины, по которым меня нужно отпустить на свободу. А уверены вы, что все хорошо продумали? Тролля мы убили, но, как вы правильно заметили, канги все еще существуют, и менее чем через восемьдесят лет человечеству придется с ними познакомиться.

– Придется, – согласился Армбрастер. – Но если человечество отразило их нападение в вашем прошлом, когда канги появились неожиданно… На этот раз мы предупреждены, – благодаря вам, – и, я не сомневаюсь, будем хорошо вооружены – благодаря истребителю тролля. Я уверен, мы столкнемся с множеством трудностей при попытках разобраться в его механизмах, но такие трудности лишь заставляют ученых проявлять себя во всем блеске и сближают людей, совместно работающих над общей задачей. А именно это нам и нужно. Не волнуйтесь, с истребителем мы разберемся. Надеюсь, вы сообщите нам координаты звездных систем, в которых обитают канги, прежде чем незаметно исчезнуть?

– Безусловно, я сделаю это, – с улыбкой заверила президента Людмила.

– Ну что ж, тогда, кажется, все! – Армбрастер потер ладони и тоже улыбнулся. – Не забудьте оставить их для меня.

Людмила посмотрела на Эстона. Адмирал просиял, но тут же лицо его вновь стало серьезным, и он повернулся к президенту:

– Все это звучит очень убедительно, сэр, и даже логично – для нас. Но государства, о которых вы упомянули, могут быть иного мнения. И даже кое-кто из американских политиков… Да и не только они. Крупные корпорации, к примеру, могут решить, что вы ошиблись…

– Я подумал об этом, – серьезно ответил Армбрастер. – Поэтому официального сообщения для прессы пока не было. Если вы не против, общественность будет извещена о том, что адмирал Ричард Эстон и капитан Элизабет Росс скончались от полученных ранений. Немногочисленные люди, которым известна правда, – это уцелевшие десантники группы «Т» и пилоты, которые вывезли вас с поля боя. Мне кажется, они не станут болтать лишнего.

– Мне тоже так кажется, – негромко сказала Людмила. – По крайней мере, когда они проговорятся, это уже не будет иметь значения.

– Именно так, полковник, – подтвердил Армбрастер. – А до тех пор у вас обоих будет достаточно времени, чтобы исчезнуть и как следует замести следы. Если хотите, я поручу капитану Моррису все устроить. Он сможет вас так спрятать, что даже мне отыскать не удастся. Я размещу более чем достаточную сумму на анонимном счете. Знать об этом не будет никто, кроме вас и меня.

Он покачал головой и добавил:

– Разумеется, вы можете отказаться… Возможно, я ошибся, и вы вовсе не чувствуете себя редким зверем, на которого идет охота. Так что выбор за вами, решайте сами.

На его лице снова засияла улыбка. Настолько добрая, что многие люди не поверили бы, что Армбрастер способен так улыбаться.

– Какую бы судьбу вы ни выбрали, – сказал он, – вы честно заслужили ее.

* * *

Под звездным небом семидесятифутовая двухмачтовая шхуна «Беовульф» рассекала волны Тихого океана. Высокий молодой шкипер собирался отправиться в Южную Атлантику, но юная помощница переубедила его, и теперь судно находилось недалеко от Гавайских островов. Шкипер с помощницей сидели у руля, пили кофе и любовались звездами.

Эвелин Хортон прижалась спиной к руке мужа. Ее каштановые волосы, развеваясь на ветру, мешались с его длинной темной шевелюрой. Адам Хортон нежно приложил руку к округлившемуся животу жены. Пусть это будет девочка, подумал он и не только из соображений успешной эволюции. Втайне он всегда мечтал о дочери и подозревал, что о том же мечтает большинство мужчин, что бы они там ни говорили.

Эвелин взглянула на часы и снова принялась смотреть на небо.

– Уже вот-вот, – пробормотала она.

– Ты уверена? – тихо спросил Адам.

– Джаред попросил НАСА просчитать все еще до того, как мы встретились с троллем, – ответила она. – Конечно уверена.

– Но тогда… – начал было он, однако она покачала головой и приложила палец к его губам.

– Обними меня, Дик, – прошептала она, и он покрепче прижал ее к себе.

Они оба смотрели на небо, когда она вдруг напряглась и резко втянула в себя воздух. Высоко над ними кобальтовую темноту озарила ослепительная вспышка. Этот сгусток света пришел к ним из другого мира после четырнадцати месяцев странствований в пространстве.

Гигантская звезда, вспыхнувшая столь внезапно, была прекрасна, печальна и одинока. Эта дивная звезда была последней и единственной наградой экипажу звездолета Терранского военного флота «Защитник», погибшему, чтобы спасти Землю других людей. Огромная, печальная и в то же время праздничная и величественная звезда росла, наливалась светом и вдруг – так же внезапно, как и вспыхнула, – погасла навеки. Ричард Эстон услышал, как его жена заплакала, и понял, что она наконец-то оплакивает своих боевых товарищей.

 

Дорога ярости

 

Книга 1

Жертвы

 

Глава 1

Штурмовой «шаттл» нависал над загоном как проклятие, окутанный тонкой пеленой летящего снега. Дым перемешивался со снегом, разнося тошнотворную вонь горелого мяса. Дула энергетической пушки и пулеметов парили от падавшего на них и мгновенно таявшего на раскаленном металле снега. Изуродованные тела мегабизонов валялись возле посадочных опор «шаттла». Полуторатонные туши этих продуктов генной инженерии пулеметы разорвали в обширное грязное месиво.

Амбары и конюшни были превращены в дымящиеся руины, а лошади и мулы лежали у дальней изгороди. Сначала они не убегали, потому что привыкли к «шаттлам», а те немногие люди, которых они видели, обращались с ними хорошо. Сейчас череда трупов повествовала об их последней попытке спастись бегством.

Они погибли не одни. У ворот лежал человеческий труп. Это был парень лет пятнадцати, выбежавший выпустить животных, когда началась бойня, и сраженный градом пуль.

Один из пиратов вышел из распахнутой двери того, что было домом, застегивая пояс. Из двери послышался нечленораздельный, надломленный голос, переставший быть человеческим уже несколько часов назад. Раздался пистолетный выстрел, голос смолк. Пират поправил нательную броню, затем сунул два пальца в рот и свистнул. Его команда появилась из сооружений фермы, некоторые уже нагруженные добычей.

– Я вызываю грузовик, время прибытия – сорок минут. – Он махнул рукой на участок возле корабля. – Собирайте здесь для сортировки.

– Что будем делать с Ю? – спросил кто-то, кивнув на единственного погибшего рейдера, лежавшего в обнимку с телом своего убийцы, седого старика.

Ружейный выстрел разорвал тело старика, но лицо Ю было тем не менее искажено удивлением и ужасом, а скрюченные руки застыли в кровавой луже у живота, вспоротого ножом, проникшим под нательную броню снизу.

Лидер пожал плечами:

– Приведите его в порядок. Обработайте и оставьте здесь. Начальству понравится, что кто-то грохнул хоть одного пирата. Не надо разочаровывать начальство.

Он подошел к Ю и презрительно глянул на тело. Этот кретин всегда забывал, что он на работе, а не на прогулке. Столько самоуверенности! Он, видите ли, просто хотел развлечься, хлопнув старикашку. Будь у это старого хрена нормальное оружие, он бы ухлопал полдюжины наших.

Лидер не был гуманистом и слез по таким, как Ю, не проливал. Он отвернулся и махнул рукой. Команда тотчас разбрелась в поисках добычи.

* * *

Она появилась из снега, окутанная мехом, как белая тень смерти. Пряди янтарных волос развевались вокруг лица, нефритовые глаза отражали ад. Ее павшая лошадь осталась далеко позади, бока больше не вздымались при дыхании, пот остыл и превратился в лед. Она заплакала бы от того, как кротко ее конь переносил тяготы скачки, но сейчас не время для слез. Кровь била в виски, время казалось медленным и неуклюжим. Холодный воздух жег легкие.

Рация, по которой ее вызвали, оттягивала один карман куртки, в другой она кинула бинокль. Она узнала тип «шаттла»: старый «леопард», вполне работоспособный корабль. Она сосчитала рейдеров, когда они собрались вокруг командира. Двадцать четыре и тело на снегу рядом с ее дедом – итого двадцать пять. Полная загрузка «леопарда», спокойно отметил компьютер в ее голове. На борту никого, значит, никто не уложит ее из бортового оружия… и она сможет убить больше, прежде чем убьют ее.

Она проверила нож на поясе, затем обеими руками сжала винтовку. Враги вооружены штурмовыми винтовками, у некоторых гранаты, у всех – пассивная броня. Но ей было все равно, и она ласкала свое оружие, как возлюбленного. Снегопард, круживший вокруг фермы, мог справиться даже с мегабизоном, поэтому она вооружилась основательно.

Она добралась до «шаттла» и опустилась на одно колено, укрывшись за одной из опор – отсюда хорошо виден дом. Она взвесила возможности угона «леопарда», но корабль не взлетит без бортового стрелка, телеметрия которого связана с кораблем. Она не могла ни угнать корабль, ни использовать его оружие. Поэтому вопрос, по сути, заключался в том, включена ли бортовая связь. Если рации в их шлемах связаны с кораблем, они могут вызвать подкрепление. С какого расстояния? Стоянка Брауна, подсказал компьютер. Меньше минуты для «шаттла». Слишком быстро. Она не сможет перещелкать их на выходе, не сможет захватить с собой побольше, прежде чем умрет.

Ее зеленые глаза не дрогнули, когда прошлись по изуродованному телу брата.

Она готовилась к рутинной работе, обдумывая действия, которые пять лет пыталась забыть. Не увлекаться, подсказывал компьютер. Владей своим пульсом, расходуй себя рационально.

Она покинула укрытие, направляясь к генераторному бункеру, двигаясь, как снежный вихрь. Внутри один из рейдеров, насвистывая, отвинчивал разъем кабеля. Десять процентов кредита ее сестры ушло на генератор, бесстрастно подсказал компьютер, в то время как она беззвучно отложила винтовку и вынула нож. Полшага, стальные пальцы вцепились в сальные волосы, блеснуло лезвие, и правый рукав ее куртки утратил белоснежность.

Один. Она оставила мертвеца и взяла свою винтовку, двигаясь вдоль стены генераторного бункера. Сзади раздался скрип снега под чьей-то ногой. Винтовка в ее руках превратилась в дубинку. Глаза сверкнули в ошарашенное лицо врага. Рука пирата дернулась к пистолету, легкие вобрали воздух для крика – но приклад винтовки пробил ему трахею, как кузнечный молот. Крик выродился в смертный хрип, умирающий рухнул навзничь, схватившись обеими руками за пробитое горло. Она перешагнула через тело.

Два, шепнул компьютер. Она снова скользнула дальше. Будто лавина снега рухнула на рейдера, волокущего сани со шкурами снегопардов к «шаттлу». Когда лавина схлынула, он лежал лицом вниз в дымящейся алой луже.

Три, пробормотал компьютер, а она уже огибала дом. Сломанная дверь легко открылась. Рейдер взглянул через разгромленную кухню в направлении тихого звука, выпучил глаза на заснеженную фигуру. Его рот открылся, и тут же он был отброшен ярко-оранжевой вспышкой.

Четыре, считал компьютер, когда пират рухнул поперек обнаженного, сломанного тела ее матери. Раздались крики, другой рейдер, скрытый стеной столовой, просунул винтовку в дверь. Зеленые глаза смерти не мигали, грянул гром, дыра размером с кулак появилась в стене и в теле за нею.

Пять. Она бросилась назад, исчезла в снегу, остановившись у угла теплицы. Два рейдера, держа винтовки на изготовку, пропахали снег мимо нее к задней двери, из которой она выскользнула. Она пропустила их мимо.

Два выстрела прозвучали, как один, и она откатилась влево, за угол дома. Перед ней открылся «шаттл», к которому несся командир пиратов. Огненный кулак взорвал его спину между лопаток, а она, пригнувшись, понеслась к колодцу.

Восемь, констатировал компьютер, – и тут сзади гавкнула штурмовая винтовка. Вольфрамовый шип разорвал ей бедро, она упала под триумфальный вопль удачливого стрелка. Но в ее руках было оружие, и триумф превратился в ужас, когда прицельная линия совпала с головой триумфатора. В следующее мгновение его голова взорвалась фонтаном алого, серого и снежно-белых костей.

Она поднялась, опираясь на здоровую ногу, кровь и нервы в огне от антишоковых протоколов защитной системы. Она шагнула под керамобетонное прикрытие, когда ледяной нефрит ее глаз уловил движение. Винтовка отреагировала, сработал палец.

Десять, жужжал компьютер, измеряя расстояния и вычисляя векторы с поправкой на пониженную мобильность. Она спряталась под козырьком колодца. Трещали выстрелы, но она была в надежном укрытии. Они могли подступиться только с фронта или с фланга. Входная рампа корабля была под прицелом.

Ураган вольфрамовых сердечников обрушился на колодец, прикрывая вторую отчаянную попытку прорваться к «шаттлу». Двое понеслись к рампе, чтобы занять места у корабельного оружия. Снег, грязь, керамобетонная крошка били ей в превратившееся в маску лицо. Но цели двигались так медленно и неуклюже, что она аккуратно уложила обоих.

Двенадцать. Она снова поползла с помощью локтей, на животе, обратно по своему кровавому следу, прежде чем кто-нибудь, у кого есть гранаты, вспомнил о них.

Она вставила в винтовку новый магазин и направилась обратно к дому. Металл пел в воздухе вокруг нее, но она двигалась по дну выемки, контролируя свои движения, свое настроение. Винтовка покачивалась с точностью метронома. Непрофессионалы, подсказал компьютер, когда четыре рейдера бросились на нее, стреляя с бедра, как герои голографических боевиков. Ее палец заработал, приклад стукнул в плечо. Еще. Три раза. Четыре.

Она поднялась и, качаясь, побежала по снегу. Инъекции системы жизнеобеспечения не давали ей отключиться, когда острый, как нож, обломок кости терзал разорванные мышцы. В глубине души она прикидывала, как долго еще протянет, прежде чем порвется бедренная артерия.

Порция адреналина еще раз прояснила зрение, она скатилась под прикрытие переднего крыльца.

Шестнадцать, сказал ей компьютер, затем семнадцать, когда из дома выскочил прямо ей на мушку и сразу умер пират. Он упал почти на нее, и впервые ее лицо что-то выразило – при виде его вооружения. Она проверила его пояс, и волчья улыбка появилась на лице, когда рука схватила гранату. Она подержала находку, прислушиваясь к грохоту шагов в доме, затем метнула назад через плечо в разбитую дверь.

* * *

Коммодор Хоуэлл резко выпрямился в командном кресле, когда сигнал тревоги поступил в его нейрорецептор. Дисплей запульсировал лазурным светом далеко за границей планетной системы. Голова коммодора повернулась к дежурному офицеру.

Глаза коммандера Рендлмана были закрыты: он общался с искусственным интеллектом корабля. Открыв глаза, он сразу же встретился взглядом со своим начальником.

– Похоже, у нас проблема, сэр. Слежение сообщает, что кто-то включил привод Фассета в пяти световых часах.

– Кто? – спросил Хоуэлл.

– Пока не ясно, сэр. Они работают над этим, но гравитационное возмущение очень мало. Можно предположить эсминец – возможно, легкий крейсер.

– Но это точно привод Фассета?

– Вне сомнения, сэр.

– Черт! – Хоуэлл уставился на свой дисплей, наблюдая, как пульсирующий свет набирает скорость в темпе, возможном только для звездного корабля с приводом Фассета. – Какого дьявола он вперся сюда? Система считалась чистой!

Этот вопрос был явно риторическим, Рендлман его в качестве такового и воспринял. В ответ он лишь поднял брови.

– Расчетное время прибытия? – спросил Хоуэлл через мгновение.

– Не ясно, сэр. Зависит от точки оборота, но скорость он набирает с невероятным темпом. Он должен быть уже за красной линией, и его траектория исключает все, кроме Мэтисон Пять. Он будет чертовски близок к пределу Пауэлла пятерки, когда попадет на ее орбиту, но все же сможет удержаться.

– Н-ну. – Хоуэлл потер верхнюю губу и обратился к собственной синтетической линии, проверяя сигналы готовности по мере продвижения его флагмана обратно к месту стоянки. Их оперативные возможности несколько сузились. – Проверьте состояние по командам «шаттлов», – приказал он, и Рендлман пролистал виртуальным пальцем виртуальную стопку файлов сводки.

– Первичные цели почти сто процентов, сэр. «Бета-шаттлы» первой волны уже грузятся. Похоже, через два часа будут готовы полностью. Большинство «бета-шаттлов» второй волны движутся по графику, но один «альфа-шаттл» не отвечает.

– Который?

– Альфа два-один-девять. – Дежурный офицер снова обратился к компьютеру. – Командир лейтенант Сингх.

– Э-э… – Хоуэлл потянул себя за нижнюю губу. – Они подтвердили отбой?

– Да, сэр. Они сообщили о потере одного человека, затем отбой. Они не вызывали грузовой корабль.

– Их пытались вызвать?

– Да, сэр. Ответа не было.

– Тупицы! Сколько раз им было велено оставлять на борту кого-нибудь для связи! – Хоуэлл побарабанил по ручке своего командного кресла, пожал плечами. – Переведите их грузовой корабль на следующую остановку и продолжайте следить за ними, – сказал он и повернулся к главному дисплею.

* * *

Она осела назад, опершись о стену. Сердце колотилось с подъемом адреналина в системе. Химикаты сверкали глубоко внутри нее, как ледяные молнии. Она туго затянула жгут. Снег под ней был красным. Раздробленная кость зияла в ране. Она проверила индикатор магазина. Осталось четыре. На лице снова появилась волчья ухмылка.

Откинув капюшон, она прижалась затылком к стене и попыталась стереть кровь со лба, только размазав ее по лицу. Никто не стрелял. Никто не двигался в доме. Сколько их осталось? Пять? Шесть? Сколько бы их ни было, с бортовой сетью никто не связан, или подкрепление уже прибыло бы. Но не следует рассиживаться здесь. Голова ясная, энергия пополнена системой, бедренная артерия еще цела, но кость и мягкие ткани сильно повреждены. Ни коагулянты, ни жгут не могут остановить кровотечение. Скоро она истечет кровью, возможно, еще скорее кто-нибудь все же прибудет посмотреть, что случилось с рейдерами. Так или иначе, она умрет раньше, чем прикончит их всех.

Она начала продвигаться к северному углу дома. Они должны быть там, если не выслеживают ее, но эти не выслеживают. Они не солдаты, они убийцы. Даже не сообразили, как тяжело она ранена, и лишь перепуганы тем, что приключилось с ними. Они не думают, как прикончить ее, окопались в оборонительной позиции, пытаясь спасти свои задницы. Она откинулась назад, используя усилительную сенсорику зрения, анализируя следы на снегу. Там. Сарай для консервирования. И механическая мастерская ее отца. Так они держат под перекрестным прицелом единственную линию подхода со стороны дома, но…

Компьютер жужжал за ее оледенелыми глазами, и она начала отход в том направлении, откуда пришла.

* * *

– Есть наконец что-нибудь от два-девятнадцать?

– Нет, сэр. – В голосе Рендлмана прозвучала обеспокоенность.

Хоуэлл напряженно думал – и не без оснований. Неопознанный объект приближался, и все еще с ускорением. Этот капитан явный лихач, и было ясно, что он собирается зацепить Мэтисон Пять как раз на пределе дестабилизации. Коммодор молча чертыхался, потому что никто не думал, что можно оказаться здесь так быстро. Его грузовики не смогут долго выдерживать такое ускорение. Если он собирается вывести их вовремя, они должны отправляться сейчас.

– Проклятые идиоты! – бормотал он, глядя то на хронометр, то на Рендлмана. – Старт всем грузовикам и поторопите «бета-шаттлы». Отмена всех промежуточных посадок с окном более часа. Всем «альфа-шаттлам» стыковка с грузовиками. Потом мы вернем и перераспределим часть боевых «бета-шаттлов».

* * *

Их осталось четверо. Они отсиживались в домике-контейнере и матерились с грубой монотонностью. Где остальные? Где эти окаянные «шаттлы» поддержки? И кто – что – там, снаружи?

Человек у двери сарая для консервирования стирал пот с глаз. Как он хотел, чтобы у домика было больше окон. Но они таки ущучили этого сукина сына, он видел кровь на снегу. Кто бы он ни был, вреда от него… Конечно, сюда ему не подойти без…

Краешком глаза он заметил летящий предмет. Предмет влетел в открытую дверь мастерской напротив, и кто-то шлепнулся на живот, пытаясь побыстрее схватить эту вещь. Он сжал это рукой, вставая на колени, отвел руку назад, размахнулся – и тут исчез в расширяющемся огненном шаре, возникшем на том месте, где только что была мастерская.

Граната. Граната! И она летела из-за угла. Сза…

Он повернулся на коленях на звук распахнувшейся задней двери, спрятанной за консервными полками сарая. Сумерки вдруг осветились вспышкой, распластавшей его товарища по стене. Его глаза заполнило кошмарное видение. Высокая фигура, стройная, несмотря на окутывавший ее мех; стеганая штанина цвета темного бургундского, рваная и пропитанная кровью. Волосы цвета восхода солнца, глаза изумрудного льда. И смертельное дуло винтовки, глядящее на него с высоты бедра, качаясь, качаясь…

Он закричал и нажал на спуск как раз в момент, когда сумерки снова исчезли.

* * *

– С два-один-девять все еще ничего?

– Нет, сэр.

– Поднимайте дистанционно.

– Но, сэр, как же Сингх и…

– К черту Сингха! – Хоуэлл зарычал и ткнул пальцем в экран.

Синяя точка была внутри орбиты Мэтисон Пять. Еще час, и эсминец будет на дальности сенсора, готовый к маневру, которого он больше всего боялся: полный оборот, чтобы стряхнуть со своих сенсоров черную дыру трассы Фассета. Другой капитан может снять его данные, сделать обратный полный оборот и пойти по орбите, используя свой привод как непроницаемый щит против вооружения Хоуэлла. Конечно, Хоуэлл смог бы его достать, но для этого надо было бы слишком растянуть свои силы – и ничего не достичь.

– Сэр, это всего лишь эсминец. Мы можем…

– Ничего мы не можем! Этот сукин сын лезет в игольное ушко, и, если он подойдет достаточно близко для хорошего сканирования, все полетит к чертям! Он может развернуться и записать нас. Он может запустить беспилотный дубль, у него их три на борту. Мы собьем первый, он поймет как и перекодирует остальные, а сбив его после этого, мы уже ничего не добьемся. Поднимайте «шаттл»!

– Слушаюсь, сэр!

* * *

Она поникла над телом брата, гладя его светлые волосы. Лицо его осталось нетронутым, снежинки покрыли мертвые зеленые глаза. Она чувствовала, как уходит кровь, пропитывая куртку. Кровь пузырилась в уголках рта. Теперь силы покидали ее быстро.

Рампа «шаттла» втянулась, корабль поднялся на антигравитации, повисел мгновение, затем взвыли турбины, нос задрался и корабль рванул вверх. Она осталась одна со своими мертвыми. Наконец хлынули слезы. Больше не было нужды концентрировать силы, ее вселенная замедлялась и сжималась, входя в согласие с остальным сущим. Она укачивала своего мертвого брата.

Я послала тебе сопровождение, Стиви, думала она. По крайней мере, я послала тебе свиту.

Но этого мало. Этого очень мало. Ублюдков, стоящих за этими, ей не достать. Она отдалась своей ненависти. Она наполняла ее отчаянием, смешивая с ним, как яд с вином. Она увлеченно пила эту смесь.

Я пыталась, Стиви, я пыталась! Но меня не было здесь, когда я была вам нужна. Она согнулась над телом. Будь они прокляты! Будь они прокляты! Она подняла голову, безумно глядя вслед исчезнувшему «шаттлу».

Что угодно! Все что угодно за еще один выстрел! Еще один!..

<Все, малышка?>

Она замерла, когда чужая мысль просочилась в бушующий мозг. Это была не ее мысль. Не ее!

Она закрыла глаза, алый лед хрустнул под кулаками, когда она оперлась на рваную куртку брата. Под конец еще и сойти с ума!

<Нет, малышка, ты не сошла с ума.>

Воздух шипел в ее ноздрях, когда снова зашептал чужой голос. Он был тих, как вздох снега, но гораздо холоднее. Ясный, как хрусталь, почти нежный, но вибрирующий жестокостью, сравнимой с ее собственной. Она попыталась собраться с духом и отключить его, но в нем было слишком много от нее самой, и она склонилась еще ниже над своим братом, а силы покидали ее вместе с кровью.

<Ты умираешь, – шептал голос, – я узнала о смерти больше, чем могла вообразить. Так скажи мне, ты это серьезно? Ты действительно отдашь все за свою месть?>

Она нервно засмеялась шепоту своего безумия, но колебаний не было.

– Все! – выдохнула она.

<Подумай хорошенько, малышка. Я могу дать тебе то, чего ты ищешь, но цена может быть… ты сама. Согласна ли ты на эту цену?>

– Все! – Она подняла голову и выкрикнула это ветру, своей утрате и ненависти, шепоту своего сломленного ума. Странное молчание на миг воцарилось в мозгу.

Затем…

<Решено!> – выкрикнул голос, – и тьма поглотила ее.

 

Глава 2

Капитан Оканами вошел в свой крошечный кабинет, дрожа, несмотря на желанное тепло. Ветер стонал снаружи дома-контейнера, но дрожал капитан не от холода. Скинув флотскую куртку, капитан потер лицо. Все обнаруженные живыми обитатели Мира Мэтисона, общим счетом триста шесть, находились под его опекой здесь, в этом сооружении. Все, кто остался из сорока одной тысячи человек.

Он опустился в кресло, посмотрел на свои тщательно вымытые руки. Он не имел представления о числе вскрытий, проведенных им за время службы, но мало что приводило его в такой ужас, какой он испытал здесь, в главном госпитале колонии. По стандартам Главного Мира это был не ахти какой госпиталь, даже до рейда пиратов, но мертвым это безразлично.

Он снова потер лицо ладонями, содрогаясь от воспоминаний. Зачем? Зачем и кому это было нужно, во имя Господа?

Эти ублюдки оставили кучу добычи, которую могли забрать. Они справились бы с ней, если бы не тратили время, чтобы поразвлечься. Они не ожидали появления «Грифона», заставшего их врасплох. Они спаслись бегством, а «Грифон» был слишком занят спасением уцелевших, чтобы даже подумать о преследовании. Его команда из шестидесяти человек была безнадежно мала перед лицом такого несчастья. Его микроскопический медицинский состав работал сверх своих физических возможностей… Но все же многие искалеченные и сломленные жертвы умерли. Ральф Оканами был врач, целитель, и он боялся своего желания быть кем-то иным при мысли о чудовищах, которые сделали все это.

Он вслушался в завывание ветра, слабо слышное здесь, внутри, и его снова передернуло. Температура на поверхности обжитого континента Мэтисона за последнюю неделю не поднималась выше минус пятнадцати градусов, а главной целью рейдеров была силовая сеть планеты. Они не встретили никакого сопротивления – хотя жалкие силы самообороны Мэтисона вряд ли могли им что-то противопоставить – и продвигались, не пропуская даже самого крошечного селения, изымая любой генератор, который смогли обнаружить. Большинство из тех немногих, кто избежал бойни, умерли от переохлаждения, прежде чем Флот смог развернуть полномасштабные спасательные операции.

Это было хуже, чем на Моли. Хуже, чем на Бригадой. Тут было меньше людей – и у них было больше времени на каждого.

Оканами принадлежал к меньшинству, физически неспособному использовать нейрорецепторы, поэтому он забегал пальцами по клавиатуре консоли данных, продолжая работу над незавершенным докладом. Астросвязь была восстановлена, штаб адмирала Гомес требовал точных цифр для своей сводки. Точных цифр, мысленно повторил он, болезненно морщась, пробегая глазами длинный список имен. И это были только те, кого смогли до сих пор опознать. Поисковые партии еще работали в наиболее удаленных местах континента, надеясь найти еще кого-нибудь, но шансы были крайне малы. Облеты местности не обнаружили работающих источников энергии, не обнаружили и каких-либо термосигналов, которые могли бы исходить от оставшихся в живых.

Брякнул звонок, и капитан с облегчением оставил доклад. На экране появилось изображение женщины в форме лейтенанта на фоне кабины «шаттла». Глаза ее возбужденно сверкали, но в них читалось что-то странное, какая-то неуверенность, быть может, даже страх. Он отбросил эту мысль и улыбнулся:

– Чем могу быть полезен, лейтенант?..

– Хирург лейтенант Сикорски, сэр, поисковая партия корабля «Виндикейшен».

Оканами подтянулся, брови его приподнялись.

– Мы обнаружили выжившего, капитан, но это что-то невероятное, и я решила вас предупредить.

– Невероятное? – Поднятые было брови сошлись над посерьезневшими глазами в ответ на едва заметное колебание в голосе лейтенанта Сикорски.

– Это женщина, сэр, и она… она должна была умереть.

Оканами пошевелил пальцем, ожидая продолжения, а Сикорски перевела дыхание:

– Сэр, она пять раз ранена. У нее раздроблено бедро. Сквозное пулевое левого легкого. Две пули в печени, одна прошла сквозь селезенку и тонкую кишку.

Оканами передернуло от перечня ранений.

– Мы вкачали в нее литр крови, – продолжала Сикорски, – но давление остается таким низким, что его едва можно измерить. Все ее реакции сильно ослаблены. Со времени рейда она лежала в поле. Мы нашли ее рядом с телом, промерзшим насквозь, но ее температура – тридцать два с половиной.

– Лейтенант. – Голос Оканами стал резким. – Ваш юмор неуместен.

– Да нет же, сэр! – Голос Сикорски звучал почти умоляюще. – Это правда. Еще, сэр: у нее имплантированная система жизнеобеспечения с самой необычной рецепторной сетью, какую я видела. Очевидно, военная, но такого материала я никогда не встречала.

Оканами потер верхнюю губу, глядя в ее серьезное, обеспокоенное лицо. Лежать неделю на таком морозе и потерять только пять градусов температуры тела? Невероятно… Но все же…

– Доставьте ее как можно скорее, лейтенант. Скажите диспетчеру, что я ожидаю вас в двенадцатой операционной. Я буду там к вашему прибытию.

* * *

Оканами и его команда хирургов стояли, окутанные стерилизующим полем, и смотрели на тело, распростертое перед ними. Да не могла она выжить с такими ранениями, черт побери! Но она жила… Медтехническая автоматика латала тонкую кишку, продырявленную в одиннадцати местах, работала над селезенкой, печенью и легкими, пыталась спасти ногу, которая уже после ранения подвергалась недопустимым перегрузкам. Повторные переливания крови… и она жила. Еле-еле. Ее реакции даже ослабли после начала вмешательства – но все же она жила.

Сикорски оказалась права относительно ее системы жизнеобеспечения. У Оканами был много больший опыт, чем у Сикорски, но и он никогда не видел ничего подобного. Эта система начинала, очевидно, как стандартный вариант Корпуса морской пехоты, частично оставаясь таковой и поныне, но остальное… Она включала три отдельные сети нейрорецепторов – не параллельные, а совершенно самостоятельные. Имелся сложный набор усилителей сенсорики. Какая-то сложная нейротехническая сеть покрывала жизненно важные органы. У него не было времени на детальное исследование, но это было подозрительно похоже на невероятно уменьшенный силовой щит, как ни абсурдно это звучит. Щит такого малого размера построить невозможно, а более громоздкие модели, встроенные в боевую броню, стоят двести пятьдесят тысяч кредитов каждый. Если думать о невероятных вещах, можно упомянуть и ее фармакопею. Она включала достаточно анальгетиков, коагуляторов, стимуляторов (большей частью из закрытых списков), чтобы и мертвеца держать на ногах. Плюс к тому сверхсложный генератор эндорфина и по меньшей мере три вещества, о которых Оканами не имел представления. Однако уже экспресс-анализ ее жизненных параметров показал, что выжила она благодаря не фармакопее – даже если бы весь набор веществ был способен на такой подвиг, – потому что он оставался почти нетронутым.

Оканами облегченно вздохнул, когда торакальная и абдоминальная команды закончили операции на грудной клетке и брюшной полости соответственно. Можно было приступить к остеопластике и сконцентрироваться на бедре. Жизненные параметры чуть повысились, давление крови возвращалось к норме. Что-то неясное происходило с показателями мозговой активности. Неудивительно, если после таких потрясений умственная деятельность окажется расстроенной. Но это могло быть и результатом вмешательства все тех же имплантированных рецепторов.

Оканами кивнул женщине-нейрологу. Коммандер Форд начала манипуляции со своими мониторами. Второй рецептор был явно главным узлом. Капитан Оканами наблюдал за мониторами через плечо нейролога, осторожно подключавшей свое оборудование и приступавшей к стандартной тестовой процедуре.

В первое мгновение не было никакой реакции. Абсолютно никакой. Оканами нахмурился. Должна была идти хоть какая-то информация. Хотя бы коды имплантатов. Но не было ничего. И вдруг – завопила сигнализация. Угрожающе заалели предупреждающие сигналы, и глаза пациентки открылись. Они были пусты, как зеленые окна покинутого дома, но энцефалограмма взбесилась. Бедро было все еще вскрыто, поэтому, как только она сделала движение, чтобы подняться, автоматика зафиксировала ногу в неподвижном состоянии. Хирург бросился вперед, намереваясь удержать истощенное тело от нежелательного напряжения, но пациентка ударила его, чуть промахнувшись мимо солнечного сплетения.

Падая на пол, хирург вскрикнул, но крик потонул в вопле новой тревоги, и Оканами побледнел – теперь взбесились мониторы состава крови. Бинарный агент нейротоксин лавинообразно увеличил токсикологические показатели. Их невинная диагностическая попытка вызвала самоубийственную реакцию имплантированных систем.

– Отставить! – крикнул Оканами, но нейролог уже манипулировала своими клавиатурами в бешеной спешке. Через мгновение сигналы тревоги пропали, завершившись трелью еще более мощного антитоксина, появившегося после уже полусформировавшегося агента. Женщина с янтарными волосами снова упала на стол, неподвижная, без сознания. Сбитый ею с ног хирург всхлипывал в шоке, его коллеги пораженно переглядывались.

* * *

– Вам повезло, что она жива, доктор. Капитан Оканами сердито покосился на чрезмерно подтянутого полковника в черно-зеленой форме морской пехоты, стоявшего рядом и смотревшего на молодую женщину на койке. Медицинская аппаратура наблюдала за ней еще более внимательно, готовая предотвратить неожиданные реакции со стороны якобы беспомощного пациента.

– Коммандер Томсон был бы счастлив это слышать, полковник МакИлени, – прохладно ответил хирург. – Нам понадобилось всего полтора часа, чтобы привести в порядок его диафрагму.

– Ему еще больше повезло. Была бы она в сознании, он бы никогда не узнал, что его ударило.

– Кто она такая? – спросил Оканами. – Это не она была на столе, а чертовы процессоры, которые ею управляли.

– В этом я с вами совершенно согласен. В них есть подпрограммы ухода, отклонения, противодопросные… – Полковник повернулся, чтобы смерить хирурга оценивающим взглядом. – Во флоте вы вряд ли сталкивались с такими, как она.

– В таком случае она из ваших? – Глаза Оканами сузились.

– Близко, но не совсем. Наши часто поддерживают их во время операций. Она принадлежит – принадлежала – к Имперским Кадрам.

– Боже мой, – прошептал Оканами. – Коммандос?

– Коммандос. Извините, что ушло так много времени, но Кадры не слишком щедры на сведения о своих. Пираты изъяли данные на базе Мэтисон, когда взорвали резиденцию губернатора. Поэтому я запросил файлы Корпуса морской пехоты. Там о ней немного, но я сразу переслал вам всю доступную информацию о ее жизнеобеспечении. Этого, конечно, очень мало, биоданные еще жиже, почти только генетика да радужка. Но я совершенно точно могу вам сказать, что это, – его подбородок указал на женщину на больничной койке, – капитан Алисия Де Фриз.

– Де Фриз? Де Фриз из Шеллингспорта?

– Она самая.

– Уж слишком она молодая… Ей не может быть больше двадцати пяти – тридцати!

– Двадцать девять. Ей было девятнадцать во время Шеллингспортской операции. Она – самый молодой мастер-сержант за всю историю Кадров. Их было девяносто пять. Вернулись только семеро. Но они вернулись с освобожденными заложниками.

Оканами пристально вглядывался в бледное лицо на подушке. Овальное, симпатичное, но без особенной красоты. Почти нежное в состоянии покоя.

– Как же она оказалась здесь, на самых задворках вселенной?

– Мне кажется, что она искала покоя, – печально сказал МакИлени. – Она получила звание, награду и двадцатилетний бонус от Шеллингспорта, каждый милликред которого она честно заслужила, ручаюсь. Пять лет назад она подала свои бумаги и получила эквивалент тридцатилетнего пенсионного кредита в виде земельного участка в колониях. Они часто так делают. Главный Мир не даст им держать у себя свое снаряжение.

– Не без оснований, – буркнул Оканами, вспомнив пострадавшего коммандера Томсона. МакИлени нахмурился.

– Они солдаты, доктор, – холодно сказал он. – Не маньяки, не машины для убийства – солдаты. – Полковник холодно посмотрел на Оканами, и доктор первым отвел глаза. – Но это было не единственной причиной, по которой она направилась сюда, – продолжил МакИлени через мгновение. – Она использовала свой участок как ядро для четырех заявок развития. Ее семья переселилась сюда.

Оканами охнул. МакИлени медленно покачал головой. Продолжал он совершенно безжизненным голосом:

– Когда эти ублюдки приземлились, ее не было. Когда она вернулась, они уже убили всех. Отца, мать, младших брата и сестру, деда, тетку, дядю, троих двоюродных братьев… Всех.

Он протянул руку и чуть прикоснулся к плечу спящей женщины. Жест был неожиданно нежным для такого мускулистого здоровяка. Потом он положил большую, тяжелую винтовку на прикроватный столик. Оканами посмотрел на нее, думая о дюжине правил, нарушаемых ее присутствием, но полковник продолжал, прежде чем он смог возразить.

– Я побывал на их хуторе. – Его голос стал совсем тихим. – Она охотилась на снегопарда или на волков. Это «форлунд-экспресс», четырнадцать миллиметров, полуавтоматический, со смягченной отдачей. – Он указал на винтовку. – И она пошла с ним на двадцать пять мужчин в нательной броне, с гранатами и штурмовыми винтовками. – Он провел рукой по винтовке и посмотрел доктору в глаза. – Она прикончила их всех.

Оканами посмотрел на нее и покачал головой:

– Но это не объясняет всего. По всем медицинским показателям, которые мне известны, она должна была умереть там и тогда, если в ее системе жизнеобеспечения нет чего-то такого, что обеспечивает обратное. Чего я, руководствуясь здравым смыслом, тоже допустить не в силах.

– И не старайтесь, не тратьте зря энергию. Наши медики совершенно с вами согласны. Капитан Де Фриз, – МакИлени еще раз прикоснулся к неподвижному плечу, – не может быть живой.

– Но вот она, – тихо сказал Оканами.

– Согласен. – МакИлени оставил винтовку и отвернулся, вежливым жестом предлагая доктору выйти из комнаты впереди него. Хирург чувствовал себя неуютно, оставляя винтовку, даже без магазина, возле кровати пациента, но ленточки боевых наград полковника, а также его интонации подавили протест. – Вот почему адмирал Гомес направила сюда на всех парах команду специалистов.

Оканами первым вошел в скудно обставленную комнату отдыха, пустую в этот час, и взял две чашки кофе из автомата. Они присели к столу, и, пока доктор работал со своим карманным терминалом, пытаясь получить медицинские данные, полковник наблюдал за открытой дверью. Чашка доктора остывала на столе, а губы сжимались все плотнее, когда он в очередной раз получал вместо данных гриф все более астрономической засекреченности материала.

– Страшная тайна, – пробормотал Оканами полуиронически, покачав головой и протянув наконец руку к своей чашке.

Полковник усмехнулся:

– Еще страшнее, чем вы думаете. Сообщаю вам специально – информация прямо от адмирала Гомес. В конце концов, вы ведете этот случай, лишь пока не прибудет команда Кадров. Вы хотя бы должны знать, что знаем мы. Понимаете?

Оканами кивнул. Во рту он ощущал странную сухость, несмотря на кофе.

– Я летал на хутор Де Фриз, потому что первоначальному сообщению невозможно было поверить. С одной стороны, три облета поисковых партий не показали ничего. Если бы капитан Де Фриз была жива, ее засекло бы термосканирование, особенно если она лежала на открытой местности. МакИлени поднес чашку к губам и пожал плечами. – Не сходится. Свидетельства совершенно очевидны. Она появилась с юга, по ветру, застав их врасплох. Она оставила широкую кровавую тропу, по которой достоверно воссоздаются события. Это можно сравнить с саблезубым, выпущенным на гиен, доктор. Они таки обезвредили ее, но сначала она их всех прикончила. «Шаттл» взлетел на дистанционном управлении, это очевидно. Вести его было некому.

Но тут начинаются странности. Наши патологоанатомы установили примерное время смерти каждого из пиратов и членов ее семьи. Они исследовали также ее кровь, пролитую в то же время. По логике она должна была умереть от кровопотери через считанные минуты после смерти последнего пирата. Или же замерзнуть насмерть, тоже достаточно быстро. Если бы она не умерла, то термосканирование ее обнаружило. Ничего подобного не случилось. Она словно была где-то в другом месте до момента, когда команда Сикорски нашла ее на месте своего приземления. Доктор, это невозможно даже для коммандос. – Взгляд полковника был предельно сосредоточен.

– Так что же вы можете предположить? Колдовство?

– Я только говорю, что с ней случились как минимум три совершенно невозможные вещи и никто не имеет ни малейшего представления, как они могли случиться. Поэтому, пока все не выяснится, мы хотим, чтобы она оставалась в ваших заботливых руках.

– На каких условиях? – В голосе Оканами послышались ледяные нотки.

– Лучше всего, – осторожно произнес МакИлени, – чтобы она оставалась такой же, как сейчас.

– Без сознания? Забудьте это, полковник.

– Но…

– Невозможно, полковник. Вы не можете бесконечно держать пациента под наркозом, особенно такого, который перенес то, что она перенесла, и особенно имеющего в себе неопознанные фармакологические вещества. В ее состоянии всякая игра опасна, а ваша информация, – он помахал перед полковником своим ручным терминалом, – далека от полноты. Я даже не знаю до сих пор, каково действие тех трех неизвестных мне средств ее фармакопеи, а вживленная система безопасности спроектирована безнадежным параноиком. Я не только не могу отменить коды ее имплантатов, но даже не могу опорожнить резервуары системы хирургически. Попробуйте понять, насколько это осложняет ее положение и состояние. Ведь те же системы безопасности, которые перекрывают мне доступ к ее резервуарам, не дают применять стандартные соматические единицы, так что единственный способ держать ее в таком состоянии – химический.

– Понимаю. – МакИлени, поигрывая кофейной чашкой, нахмурился, наткнувшись на гиппократову броню капитана. – В таком случае пусть она остается под вашим наблюдением… неопределенного характера.

– Не важно, требуется ли это наблюдение по медицинским показаниям? А если она решит, что ей надо покинуть клинику раньше, чем прибудут ваши деятели из разведки?

– Исключено. Эти «рейды» совершенно недопустимы. Если сложить все вопросы без ответов, связанные с ней… – МакИлени пожал плечами. – Она никуда не должна деться, пока мы не получим ответов.

– Все-таки должны быть пределы для грязной работы, которую я должен выполнять для вас и ваших шпиков, полковник.

– Какая грязная работа? Она, может быть, и сама не захочет покинуть клинику. Но если захочет, то вы – ее лечащий врач, а она – пациент военного госпиталя.

– Пациент, – уточнил Оканами, – который не является военным. – Он откинулся на спинку стула и уставился на полковника с заметным отсутствием дружелюбия во взгляде. – Вы представляете себе, что такое «гражданское лицо»? Ну, те, кто не носит форму. Те, кто имеет гражданские права? Если она захочет уйти, то она уйдет, если не будет достаточной медицинской причины ее задержать. А ваши «вопросы без ответов» таковой причиной не являются.

Несмотря на свое недовольство, МакИлени ощутил уважение к хирургу и его доводам. Он задумался:

– Послушайте, доктор. Я не хочу наступать на какие-либо профессиональные мозоли. Уверен, что адмирал Гомес тоже. Мы не средневековые монстры, жаждущие исчезновения неудобного свидетеля. Она одна из наших людей. И к тому же весьма выдающихся. Нам только нужно… выяснить некоторые вопросы.

– Но в чем проблема? Даже если я ее отпущу, куда она денется? По крайней мере, без звездолета. Вы всегда сможете найти ее.

– Вы так думаете? – МакИлени натянуто улыбнулся. – Я должен напомнить вам, что она уже была где-то и мы не можем установить где. По всем показателям она должна была лежать без движения на виду. А если она снова сделает то же самое?

– Да зачем ей это делать снова? – раздраженно спросил доктор.

– Незачем. Но кто может утверждать, что она так поступила специально? – Оканами удивился, а на лице МакИлени появилась кислая улыбка. – Об этом вы, конечно, не думали. Потому что вы не такой параноик, как мы, всех и вся подозревающие шпики. Дело в том, что, пока мы не знаем, что с ней произошло, мы не можем знать, случится ли это снова, мы не можем знать, что случится с ней, если это случится снова.

– Вы правы, вы параноик, – пробормотал Оканами. Он задумался, потом продолжил: – Но это не имеет значения. Если умственно дееспособный гражданский индивидуум захочет покинуть клинику, то он покинет клинику, если у вас нет каких-либо особых причин, уголовного, например, характера, чтобы его задержать. И точка. Конец связи, полковник.

– Не совсем. – МакИлени снова улыбнулся. – Дело в том, что она служила не во флоте или морской пехоте. Она – это Имперские Кадры.

– И что же?

– Есть одно обстоятельство, о котором большинство людей не подозревает. Неудивительно, ведь оно не столь важно, чтобы заинтересовать всех и стать общеизвестным. Она вовсе не гражданское лицо. – Оканами удивленно замигал, а МакИлени улыбнулся еще шире. – Вы не можете уволиться из Кадров. Вы можете перейти в пассивный резерв. И если вас так беспокоят ее «гражданские права», мы моментально восстановим ее активный статус.

 

Глава 3

Существо, которое люди когда-то называли Тисифоной, носилось по этажам разума своей хозяйки и восхищалось своими находками. В обширных сумрачных пещерах потрескивало золотое пламя мечты. Даже спящая ее мощь была восхитительной. Прошло так много времени с тех пор, как Тисифона прикасалась к разуму смертного… Никогда раньше она не интересовалась теми, чьим разумом овладевала. Они были целью, источником информации, инструментами и добычей. Их не следовало идентифицировать и классифицировать. Она была исполнителем и палачом, а не философом.

Но все изменилось. Она осталась одна, уменьшилась. Никто не посылал ее наказывать эту смертную. Ее вызвал этот самый разум, разум, который она сейчас исследует. Он нужен ей как фокус и воплощение ее ослабленного «я». Поэтому она так внимательно осматривала его лабиринты, находя места для своего «я», пробуя его силу и проверяя его информацию.

Все было совершенно по-иному. Последним человеком мыслей которого она касалась, был… пастух из Каппадокии? Нет, Кассандр из Македонии, запутавшийся честолюбивый убийца. Это был ум мерзкий, но мощный, при всей его злобности. И все же его нельзя сравнить по силе, ясности, знанию с этим умом. Люди изменились за столетия ее сна, даже лихая Афина или хитропалый Гефест могли бы позавидовать знаниям и умению, которых достигли смертные.

Но еще больше, чем знания, ее восхищала мощь этого разума, сфокусированная воля, кристальная прозрачность… и жестокость. У этой Алисии Де Фриз было много общего с нею. Эта смертная могла быть такой же неумолимой, как и она сама, такой же смертоносной. Это восхищало Тисифону. Неужели все смертные стали такими? Давно следовало заинтересоваться этим. Или за время ее сна изменилось больше, чем знания?

Между ними были различия. Она рылась в памяти, интересовалась убеждениями и верованиями. Если бы у нее были губы, она презрительно улыбнулась бы некоторым найденным глупостям. Она и ее другие «я» были созданы не для любви или сострадания. Для них эти понятия ничего не значили. И еще меньше значила «справедливость». Она задержалась на ней, потому что здесь была отточенная острота, близкая фурии. Но в самой сути таились опасные противоречия. «Справедливость» требовала воздаяния, да, но уравновешенность смягчала ее, оправдание выхолащивало, а самоотвлекающий интерес к «вине», «невиновности» и «доказательству» ослаблял решимость.

Она изучала идею, знакомилась с динамическим напряжением, удерживавшим такие противоречивые элементы в равновесии, и знакомый голод в сердце делал ее все более чуждой. Ее «я» были созданы для наказания, для мщения, виновность или невиновность не имели отношения к их миссии. В этой «справедливости» была горечь, холодная горькая примесь в горячем сладком вкусе крови. Она отвергла это понятие. Она презрительно отвернулась и обратилась к другим перлам этой сокровищницы.

Они были свалены в кучи или разложены, мерцали, сверкали и поблескивали. Она смаковала необузданное насилие боя, которому позавидовал бы сам Зевс. У этих смертных были свои молнии, и она наблюдала глазами своей хозяйки за приливами и отливами ужаса и ярости, управляемыми обучением, тренировкой и наукой, направленными на достижение заданной цели. Она склонна к насилию, эта Алисия Де Фриз. Но даже в накале схватки в ней оставалась эта проклятая отстраненность, это наблюдение со стороны, заставлявшее скорбеть о пролитой крови и жалеть врага, когда она его уничтожала.

Тисифона плюнула бы от отвращения. Она должна быть осторожной, иметь в виду подобные слабости. Эта смертная поклялась служить ей, а она взамен поклялась служить целям этой смертной. Этот ум могуч и сложен в управлении, оружие, которое может навредить неумело владеющему им.

Другие воспоминания текли мимо нее, они были лучше, полезнее, приспособлены к их потребностям. Воспоминания о любимых, надежно спрятанные, как талисманы, якоря, удерживавшие ее у этого расслабляющего сострадания… Но сейчас они превратились в жгучие бичи под влиянием новых воспоминаний о насилии и бойне, о жестокости и произволе, изломанных телах и убитой любви. Они проникли глубоко внутрь резервуаров мощи и целеустремленности, превращая их в нечто узнаваемое, родное. Под всей этой ерундой о милосердии и справедливости Тисифона видела зеркало души Алисии Де Фриз и узнавала в нем… себя.

* * *

Нефритовые глаза открылись. Тьма прижималась к окну спартанской комнаты, завывая с бесконечным терпением зимнего ветра Мэтисона. Приглушенные огоньки бросали отблески в комнату. Мониторы нежно, почти бодро жужжали. Алисия Де Фриз глубоко и медленно вздохнула. Она повернула голову на подушке, изучая тишину вокруг, увидела винтовку на столике. Оружие мерцало во тьме, как сама память, и должно было бы внести в нее агонию воспоминаний.

Этого не случилось. И это было странно. Все образы были с ней, ясные и смертельные в своих четких деталях. Все, кого она любила, были мертвы, уничтожены с циничным садизмом. Но агония не овладела ею.

Она подняла руку ко лбу и нахмурилась. Мысли были яснее, чем обычно, но странно разделены.

Мелькали воспоминания, безжалостные и четкие, как голографическое видео, но удаленные, как будто она смотрела сквозь замедляющие время линзы. Что-то дразнящее приберегалось напоследок…

Рука замерла, глаза расширились, когда она внезапно вспомнила о завершающем безумии. Голос в голове! Ерунда. И все же… Она оглядела комнату, в которой находилась, понимая, что не могла выжить и увидеть все это.

<Ты должна была выжить>, – сказал холодный ясный голос. – <Я обещала тебе месть. Чтобы мстить, ты должна жить.>

Она замерла, громадными глазами уставившись во тьму, но в их глубине не было паники. Они были холодными и тихими, потому что ужас тихого голоса ослаблялся стеклянным щитом, присутствие которого она ощущала, не прикасаясь к нему.

– Кто… ты? – спросила она пустоту, и глубоко внутри ее раздался беззвучный смех.

<Смертные забыли нас, увы. Как вы непостоянны… Ты можешь называть меня Тисифоной.>

– Тисифона… – Что-то знакомое ускользало от нее в этом имени…

<Ну, ну.>

Голос звучал, как хрустальный, звенел, казалось, готовый разбиться. Этот безмятежный, успокаивающий характер казался ему чуждым.

<Когда-то ваш род называл нас эриниями. Это было очень давно. Нас было трое: Алекто, Мегера… и я. Я – последняя из фурий, малышка.>

Глаза Алисии открылись еще шире, а затем закрылись совсем. Самый простой ответ уже пришел к ней: она сошла с ума. Это, конечно, было более рационально, чем беседа с персонажем античной мифологии. Но она знала, что ответ неверный. Ее губы дернулись. Сумасшедшие всегда знают, что они нормальны. И кто, кроме сумасшедшей, был бы так спокоен в подобный момент?

<При всех своих навыках вы, люди, совершенно слепы. Вы потеряли способность верить в то, чего не можете потрогать. Разве ваши «ученые» не имеют ежедневно дело с вещами, которые могут лишь описать?>

– Сдаюсь, – пробормотала Алисия, встряхнувшись. Иммобилизующий бандаж держал ее левую ногу в колене и бедре легче, чем пластикаст, но мешал приподняться на локтях. Она отбросила волосы с лица и огляделась. Увидев пульт управления кроватью, она вытянула руку и скользнула гамма-рецептором по пульту. Она так давно не пользовалась им, что прошло долгих десять секунд, прежде чем установилась нужная связь. Кровать мягко зажужжала, приподняв плечи. Она успокоилась в сидячем положении и вытянула шею, оглядывая комнату.

– Предположим, я верю в тебя… Тисифона. Где ты?

<Ты достаточно умна, Алисия Де Фриз.>

–  То есть, – осторожно сказала Алисия, чувствуя мелкую дрожь страха сквозь стеклянный щит, – ты в моей голове.

<Разумеется.>

– Понятно. – Она глубоко вздохнула. – Тогда я должна висеть под потолком и нести всякую чушь.

<Вряд ли это поможет нашему делу. Поэтому я не могу этого позволить. Не могу сказать, добавил голос суховато, что ты не пытаешься это сделать.>

– Ну, – Алисия удивила себя улыбкой, пренебрегая нахлынувшим на нее безумием, – это было бы самым рациональным поступком.

<Рациональность – слишком уж переоцениваемый товар, малышка. Безумие занимает свое место, но оно затрудняет речь, не правда ли?>

– Пожалуй, да. – Она прижала руки к вискам, чувствуя правой ладонью прямоугольник подкожного альфа-рецептора, и облизнула губы. – Это из-за тебя я… больше не чувствую боли?

Она говорила не о физической боли, и голос знал это.

<Да. Ты солдат, Алисия Де Фриз. Достигнет ли воин, обезумевший от потери, своей цели или умрет от оружия противника? Потери и ненависть имеют свою силу, и их нужно использовать. Но я не позволю им использовать тебя. Не сейчас.>

Алисия снова закрыла глаза. Губы дрожали. Она была благодарна за стеклянный щит между ней и ее горем. Она чувствовала, что щит, сооруженный Тисифоной, отделяет ее от бесконечной, черной, как ночь, печали, готовой засосать и погубить ее. Но к ее благодарности примешивалось и сожаление, как будто у нее отняли нечто по праву принадлежащее ей, что-то драгоценное, хотя и жестокое.

Она еще раз судорожно вздохнула и снова опустила руки. Либо Тисифона существует, либо она безумна, однако она может вести себя так, как если бы была совершенно нормальна. Она распахнула больничную пижаму и осмотрела красную линию на груди и такие же на животе. Боли не было, экспресс-заживление делало свое дело: рубцы уже наполовину рассосались. Скоро они полностью заживут – но они подтверждают серьезность повреждений. Она запахнулась и откинулась на подушки.

– Когда меня ранило?

<Время смертные измеряют лучше меня, малышка. Там, где мы с тобой были, оно не существует вовсе. Но три дня прошло с тех пор, как они принесли тебя сюда.>

– Где мы были?

<Ты умирала, а я не та, что была когда-то. Моя сила исчезла вместе с моими другими «я». Кроме того, я склонна ранить более, чем лечить. Раз я не могла тебя вылечить, я взяла тебя туда, где время не имеет значения, пока не пришли те, кто тебя искал.>

– Можно объяснить немного понятнее?

<Как ты объяснишь слепому, что такое синева?>

– Ты говоришь, как задницы из разведки.

<Нет. Они врали тебе. Я знаю, что делала, и сказала бы тебе, если бы ты могла понять.>

Алисия надула губы, удивленная сообразительностью Тисифоны.

<Как же мне не понять, я провела целые дни, копаясь в твоей памяти, малышка. Я знаю о твоем полковнике Ваттсе.>

– Он вовсе не мой. – Голос Алисии внезапно стал жестким. Всплеск гнева застал Тисифону врасплох, проник сквозь стеклянный щит, когда Алисия вспомнила полный хаос шеллингспортского рейда. Она подавила ярость с умением, которое Тисифона могла только молча оценить, но не улучшить. – Хорошо, вот ты здесь. Зачем? Что ты собираешься делать?

<Ты рвалась мстить, и ты отомстишь. Мы найдем твоих врагов, ты и я, и уничтожим их.>

– Мы вдвоем? – Смех Алисии был неприятным. – То, чего не может вся Империя? Почему ты так уверена в этом?

<Вот почему,> тихо сказал голос, – и голова Алисии вздернулась. Ее губы оттянулись назад, сжатые зубы обнажились, из горла вырвался сдавленный рык снегопарда. Неистовая ярость наполнила ее, хлынув сквозь щит, чистая, как ядро звезды. Горе и утраты были в этой ярости, но они были топливом пламени, а не жаром. Ее жестокость обжигала. Алисия встревожилась, так как даже система жизнеобеспечения начала реагировать на эту ярость.

Но все кончилось, Алисия упала назад, тяжело дыша, покрытая испариной. Сердце бешено колотилось, она была слабой и опустошенной, как бутыль, из которой вылили жидкость. Но в ней осталось эхо этой ярости, определявшее ее пульс. Решимость – нет, больше, чем решимость. Целеустремленность, простирающаяся за непреклонность, к неизбежности, упраздняющая даже мысль о том, что какая-нибудь сила во вселенной может повлиять на нее.

<Ты начинаешь понимать, малышка. Но это был только твой гнев. Ты еще не пробовала моего. Я есть ярость. Твоя, и моя собственная, и вся, которая когда-либо была или будет, – и я умею ее использовать. Мы найдем их. Это мое слово, которое никогда не нарушалось. И когда мы их найдем, у тебя будет мощь моей руки, которая не знала промаха. Если я сейчас меньше, чем была, я все же больше, чем ты можешь вообразить. Ты отомстишь.>

– Боже, – прошептала Алисия, еще раз прижимая трясущиеся ладони к вискам.

Льдинка ужаса проскользнула сквозь нее – не перед Тисифоной, а перед собой. Перед бездной разрушения, которую она чувствовала в своей ярости. Или это была ярость ее фурии?

– Я, – начала она и замолчала, потому что в комнату быстро вошел мужчина в белом облачении медбрата. Он замер, увидев ее сидящей. Его глаза расширились, затем упали на мониторы. Он поднял нейроввод центральной панели и прижал его к рецептору на своем виске, и Алисия криво усмехнулась, осознав, что показатели могли зашкалить в момент ее неожиданной ярости.

Медбрат опустил голову и озадаченно посмотрел на нее. В его глазах был вопрос, точнее, вопросы, которые вместе с симпатией явно держали его в напряжении, несмотря на его внешнюю профессиональную невозмутимость. Он бросил взгляд на панель внутренней связи, и Алисия подавила стон. Идиотка! Конечно, связь была включена. Что он мог подумать, прослушав хотя бы часть ее полоумной беседы с Тисифоной?

<Стереть это из его памяти?>

– А ты можешь? – автоматически отреагировала Алисия и мысленно чертыхнулась, когда медбрат невольно отодвинулся от нее на полшага.

– Что я могу, капитан Де Фриз? – спросил он.

– Э-э… Вы можете мне сказать, как долго я здесь? – лихорадочно сымпровизировала она.

– Три дня, мэм, – сказал он.

<Ты можешь говорить со мной молча, я услышу, малышка,> – сказала Тисифона в тот же момент. Алисии захотелось рвануть себя за волосы и наорать на обоих. Озабоченная осторожность в голосе медбрата странно отозвалась в ее ушах, причудливо смешавшись с беззвучным шепотом.

– Спасибо, – сказала она вслух, а кроме того: <Ты можешь это сделать? Заставить его забыть?>

<Раньше – конечно. Сейчас…> Алисии показалось, что она ощутила что-то вроде мысленного пожимания плечами. <Могу попробовать, если ты сможешь к нему прикоснуться.>

Алисия посмотрела на осторожного медбрата и подавила неуместную усмешку.

<Ничего не выйдет. Бедняга уверен, что я свихнулась. Он называл меня по званию. Удивляюсь, что он еще здесь, и, уж конечно, он выпрыгнет из штанов, если я протяну к нему руку. Речи опасного лунатика… Кроме того, у них наверняка есть рекордер.>

<Рекордер?>

Воображаемые пальцы подхватили новое понятие.

<Да, мне еще много надо выучить из вашей «технологии». Это будет иметь значение?>

<Откуда я знаю? Это зависит от того, насколько чокнутой они меня считают. Помолчи минутку.>

Удивление собеседницы отозвалось в ней. Тисифона не привыкла выслушивать указания от смертных. Алисия подавила ухмылку и обезоруживающе улыбнулась.

– Спасибо, – повторила она вслух. – Я… сейчас ночь, но могу ли я видеть дежурного врача?

– Капитан Оканами как раз идет сюда, мэм. Я как раз ждал его, когда… то есть… – Он запутался в словах, и Алисия снова улыбнулась. Бедный парень. Неудивительно, что он вызвал начальство. Сидел себе, слушал, как эта простофиля треплется сама с собой, а тут все показатели зашкалили.

– Ну и отлично. Тогда…

Открывшаяся дверь оборвала ее на полуслове. Флотский капитан вошел широко, четко и размеренно, хотя казалось, что ему трудно выдерживать этот шаг. В тусклом свете сверкнула его медицинская эмблема. Он замер, как бы удивленный тем, что она нормально выглядела. Странно, ей вовсе не казалось, что она выглядела нормально.

Он сделал легкое движение рукой, и медбрат испарился, стараясь не показать своего облегчения.

– Очень рад, что вам намного лучше, капитан Де Фриз, – сказал капитан Оканами, скрестив руки на груди.

Да, он действительно рад… и удивлен до чертиков. Она замаскировала свои мысли вежливой улыбкой и кивнула, пытаясь угадать, что происходит в его голове.

– Вам очень повезло, – продолжал он мягко, – но я боюсь…

– Понимаю… – перебила она его, не дав закончить фразу, – понимаю, – повторила она тише.

– Да… – Уставившись в пол, Оканами поднял левую руку и стал теребить мочку уха. – К сожалению, у меня совершенно не получается выражение соболезнования, капитан. Для врача это прискорбный недостаток. Но если я могу что-то сделать для вас, то я к вашим услугам.

– Спасибо. – Она посмотрела на свои ладони и откашлялась. – Как я понимаю, вы знаете, что я из Кадров.

– Да. Это было неожиданностью и поставило перед нами ряд проблем – с медицинской точки зрения.

– Могу себе представить. Хорошо, что вы смогли их решить.

– Без сложностей не обошлось, но мы смогли с ними справиться. – Ей показалось, что это замечание прозвучало несколько двусмысленно.

– Мы получили кое-какую информацию по вашим вживленным системам. Не думаю, что до прибытия медиков Кадров возникнут еще какие-нибудь проблемы.

– Вы ожидаете медицинскую команду Кадров? – быстро спросила она.

– Конечно. Ваш случай вне моей компетенции, капитан Де Фриз, поэтому они направляются сюда, согласно приказу адмирала. Я так понимаю, что в Александрии есть база Кадров, и они назначили спецрейс Короны.

Алисия хмыкнула, пережевывая это сообщение. Прошло пять лет с тех пор, как она в последний раз видела своих коллег из Кадров. Она думала – надеялась, – что никогда больше их не увидит.

– Боюсь, у нас нет выбора. Слишком много дыр в данных.

– Понимаю. А тем временем?..

– Тем временем вы будете здесь, у нас. Над вами еще нужно много работать, как вы сами понимаете. И я бы хотел, чтобы работа проходила под наблюдением специалиста по системам Кадров. – Алисия понимающе кивнула. – Как вы себя чувствуете? Не ощущаете ли какого-либо дискомфорта? Я бы поостерегся применения медикаментов, но думаю, что добрый старый аспирин не принесет вреда.

– Нет, спасибо, никакого дискомфорта.

– Ну и отлично. – Его облегчение было очевидным. – У меня не было уверенности, но я надеялся, что ваше жизнеобеспечение с этим справится. Очень рад, что так и произошло.

– М-да, – сказала она, но быстрый контроль имплантированного процессора фармакопеи показал, что это вовсе не так.

<Твоя работа?> спросила она мысленно.

<Конечно.>

<Спасибо.>

– Каков ваш прогноз? – спросила она Оканами через секунду.

– Вы хорошо перенесли хирургию, благоприятно реагировали на экспресс-заживление, – информировал Оканами. – В долгосрочной перспективе вам, возможно, следует рассмотреть целесообразность замены селезенки, но в общем состояние весьма обнадеживающее. Состояние бедренной кости было катастрофическим, над ней надо работать еще несколько недель, но остальное… – Он сделал оптимистическую паузу и, как заметила Алисия, тщательно избегал обсуждения состояния ее психики. Тактичный парень.

Оканами шагнул вправо, проверяя мониторы и делая пометки на своем карманном терминале, затем снова повернулся к ней:

– Вы только что проснулись, капитан Де Фриз…

– Пожалуйста, называйте меня Алисия. Я уже давно не капитан Де Фриз.

– Конечно, – он улыбнулся с искренней теплотой, сочувственно подмигнув, – Алисия. Итак, вы только что проснулись, но имейте в виду, что больше всего вы нуждаетесь сейчас в покое. Даже если вы думаете иначе. После такой хирургии покой категорически необходим. Тем более учитывая состояние, в котором вы были.

– Понимаю. – Она откинулась назад, и Оканами замолчал.

– Если вы хотите о чем-то поговорить… – продолжил он через мгновение после явного колебания. Алисия жестом остановила его. Он кивнул и повернулся к двери.

<Прикоснись к нему!> неожиданно шепнул голос внутри. Она вздрогнула от внезапной интенсивности этого требования.

– Доктор! – Он остановился и обернулся. Она вытянула вперед правую руку. – Позвольте поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали.

– О, что вы! – Оканами пожал ее руку и улыбнулся, и она улыбнулась ему. Однако внезапный шок чуть не стер эту улыбку с лица. Ее рука ощутила искру, проскочившую между ними в момент прикосновения. Неужели он ничего не почувствовал? У него атрофированы нервы?

Но это было ничто по сравнению с тем, что последовало. Столб огня рванулся сквозь ее руку. Она смотрела на соединенные ладони, ожидая увидеть пламя, но пламени не было. Только ощущение жара… и потрескивание, и все это вдруг сплавилось во что-то почти узнаваемое. Барьер рухнул, цепь замкнулась, пламя в руке взметнулось и исчезло, сменившись едва ощутимым пощипыванием. Это невозможно описать, как будто видишь звук или ощущаешь запах цвета. Понять это может только переживший подобное…

По ее руке хлынул поток информации, четкой и ясной, будто альфа-рецептор принимал данные из тактической сети. Это было невозможно, однако случилось, в течение краткого мига, как уплотненная передача от передового разведчика, но менее сфокусированно, менее упорядочение.

Озабоченность. Неуверенность. Удовлетворение ее физическим состоянием и глубокая обеспокоенность ее психикой. Недовольство своим решением не сообщать ей о вмешательстве разведслужб. Жгучий интерес к тому, как она выжила и как осталась не замеченной на снегу. Искренняя жалость к ее погибшей семье и обеспокоенность ее чрезмерным спокойствием и собранностью. «Слишком спокойная, – думал он, и еще: Надо прослушать записи рекордера. Может быть…» Оканами отпустил ее руку и отступил назад. Очевидно, он ничего ненормального не почувствовал.

– Увидимся утром, кап… Алисия, – сказал он мягко. – Попробуйте заснуть, если сможете.

Она кивнула и закрыла глаза, когда он вышел. Но ни о каком сне не могло быть и речи.

 

Глава 4

Шипение открывающегося люка на борту линейного крейсера Его Величества «Антиэтам» отвлекло Бенджамина МакИлени от груды чипов, в которой он рылся. Он поднял голову и быстро поднялся навстречу входившему сэру Артуру Кейта. Кейта был в зеленой форме Имперских Кадров, с золотой арфой и астролетами под одной звездной вспышкой бригадного генерала. Хотя он был ниже полковника на голову, но намного тяжелее и шире в плечах. Седовласому Бульдогу Императора было за сто лет. Внешностью он чем-то смахивал на кирпичную стену. Лицо его было жестким, быстрые и живые глаза прятались под кустистыми бровями. Прибытие такой важной шишки Имперских Кадров было неожиданностью. Полковник подозревал, что они прислали бы кого-нибудь попроще, если бы Кейта случайно не оказался по соседству, в Македонском секторе.

За ним показался человек, скроенный как полная его противоположность. Инспектор Фархад Бен Белькасем, лет сорока от роду, был небольшого роста, изящный, темноволосый, ясноглазый. На лице выделялся мощный крючковатый нос. На малиновом воротнике сверкали песочные часы и весы министерства юстиции. Он казался весьма приятным человеком, чего было крайне недостаточно, чтобы примирить МакИлени с его присутствием. Дело касалось Флота и морской пехоты. По внутреннему убеждению МакИлени, даже Кейта не следовало совать сюда свой нос. Конечно он не собирался говорить это бригадиру. К тому же бригадиру Имперских Кадров. Да еще бригадиру Кадров Артуру Кейта. Что означало, поскольку полковник МакИлени был по сути своей справедливым человеком, этого не следовало говорить и Бен Белькасему. Черт побери.

– Сэр Артур. Инспектор.

– Полковник, – четко ответил Кейта. Бен Белькасем просто улыбнулся опущению своего имени – такая реакция усилила раздражение полковника, указавшего на два кресла возле стола заседаний.

Бен Белькасем подождал, пока сядет Кейта, затем скользнул в свое кресло. Жест был достаточно уважительный, но двигался он как кошка, подумалось МакИлени. Грациозно, бесшумно. Чертов проныра.

– Я переслал все наши данные на «Башни», – начал МакИлени, – но, с вашего разрешения, сэр Артур, мы кратко рассмотрим исходные данные. – Кейта кивнул одобрительно, и МакИлени включил голографический монитор.

Над столом появилось изображение Франконского сектора в виде размазанной части звездной сферы. Край Империи появился вдоль ее уплощенной стороны, зеленый и дружелюбный. Но ее закругленный верхний край огибал алый цвет сферы Ришата, а объем пронизывали желтые искры Миров Беззакония и синие системы, на которые притязала Гегемония Кворна. МакИлени надел головную гарнитуру, включившись в систему своими нейрорецепторами, и звезда в сердце сектора замигала золотом.

– Столица сектора. – Эта информация была, возможно, излишней, но полковник давно научился тщательно соблюдать набор основных непреложных процедур. – Суассон, система Франкония. Очень похожа на Землю, за исключением более низких температур. Население слегка за два миллиарда. Многовато для этого региона, но это один из старых Миров Лиги, которые мы взяли от ящеров более или менее функционирующими. – Его слушатели согласно кивали, и он продолжил: – Было бы неплохо организовать здесь Коронный сектор около сотни лет назад, но с галактического севера нависала Ришата, поэтому казалось целесообразным обратить основное внимание на другие регионы. Видит Бог, хлопот было предостаточно. Поэтому министерство колоний решило не привлекать внимания риши к югу, пока не будут укреплены центральные секторы. Как вы можете видеть… – тут внезапно ожило множество звезд вне закругленной границы сектора, светясь постоянным белым ненадзираемого космоса, – имеются огромные ресурсы для экспансии. Если же проявлять активность у южных границ ящеров, они, конечно, забеспокоятся.

МакИлени посмотрел на своих гостей. Бен Белькасем впился глазами в дисплей, словно это была увлекательная игрушка. Кейта только буркнул и снова кивнул.

– Итак, Корона начала организацию Франконского сектора три года назад. Губернатор генерал Тредвелл послан годом позже. Это типичный Коронный сектор во многих отношениях: девяносто три системы под эгидой Империи, двадцать шесть планет, пригодных для обитания, и тридцать одна в том же пространственном объеме принадлежит другим. У нас пять абсорбированных миров кроме Суассона, хотя один из них, Игер, только в этом году избрал своих первых сенаторов. Кроме них у нас пятнадцать Коронных Миров с губернаторами Короны. Точнее, у нас было пятнадцать Коронных Миров. – Полковник скривил губы. – Сейчас их у нас только двенадцать.

На разных участках схемы запылали красным четыре почти одинаково далеко отстоящие друг от друга звезды. Одна из них соответствовала Миру Мэтисона.

– Тайпи, Моли, Бригадой, Мэтисон, – мрачно перечислил МакИлени, и каждая звезда вспыхивала ярче, когда он называл ее имя. – Моли, Бригадой и Мэтисон можно списать. Тайпи повезло больше. Это был первый Мир, на который напали, заселенный уже около шестидесяти лет колонистами с Дюранделя в секторе Мелвилл. Очевидно, его население было слишком распылено, и рейдеры ударили лишь по главным городам. Другие… – Он мрачно пожал плечами. Кейта сжал губы. – Начало было вполне нормальным, – продолжал МакИлени через мгновение. – Губернатор Тредвелл получил поддержку Флота, в три раза превосходящую обычную для сектора Короны, по причине близости Ришаты и Ассоциации Джанг…

– Извините, полковник. – Голос Бен Белькасема был неожиданно низким для такого маленького человека, почти бархатным, с акцентом материнского мира. МакИлени нахмурился, а инспектор улыбнулся и продолжал: – Я не успел ознакомиться с внешнеполитическими аспектами. Не могли бы вы слегка обрисовать эту Ассоциацию Джанг? Я правильно помню, что это мультисистемное государство Мира Беззакония?

– Скорее карманная империя. Эти три системы, – на дисплее вспыхнули три тесно расположенные янтарные звездочки, – и две подчиненные по договорам, МаГвайр и Вотан, – замигали еще два огонька. – Когда ящеры напали на старую Лигу Земли, одна из командиров Флота Лиги, коммодор Ванда Джанг, смогла удержать Митру, Артемиду и Мадригал. Ящеры так и не смогли опустить на них свои когти, – заметил он с неприязненным уважением. – Для своего уровня они обладают внушительной военной силой. Все три их главные системы имеют численность населения Главного Мира, на Митре около четырех миллиардов. Высокий уровень промышленного развития. До тех пор пока мы не организовались здесь, они и Эль-Греко были главными центрами людей в этих местах.

Инспектор кивнул, и МакИлени вернулся к своей теме:

– Итак, учитывая все, что осталось у Миров Беззакония от Лиги, и близость Ришаты, Корона решила, что губернатор Тредвелл должен иметь большую дубинку. Франконский флотский округ экстраординарно усилен, Суассон мощно укреплен, адмирал Гомес командует тремя полными штатными эскадрами со всеми положенными элементами логистики и поддержки. Можно было бы думать, что подобные случившимся вещи здесь невозможны.

Он помолчал, глядя на курсоры своего дисплея, затем вздохнул:

– Мы имеем дело с совершенно необычной шайкой пиратов. Пираты всегда водились на окраинах. Здесь так много односистемных Миров Беззакония, что пиратство просто неизбежно. Иные занимаются этим лишь время от времени. Большинство нападает на коммерческие грузовые корабли, когда те входят в систему. Но даже если находится горстка идиотов, нападающих на планету, то и они стараются избежать полномасштабной резни и побыстрее смыться, чтобы не спровоцировать на свою задницу крупных неприятностей. Да у них обычно нет и достаточной огневой мощи, чтобы напасть на планету.

У этой шайки есть огневая мощь, и с ними реальная головная боль. Они вламываются на скорости, нейтрализуют астральную связь, затем высылают свои «шаттлы» и выгребают все. Обычно пираты берут малообъемные, но ценные вещи, берут то, что удобно взять, и смываются. Эти ублюдки подчищают территорию. Силовые установки, медицинское оборудование, связные стойки, металлы, экспортные товары… кажется, у них в руках прейскуранты на все, что есть на планетах. Еще хуже то, что им все равно, кого убивать. Создается впечатление, что они наслаждаются процессом убийства, и, если их окно допускает, они отводят душеньку. – Лицо МакИлени было мрачным. – Это самый ужасный рейд, но Бригадой был почти так же страшен. Я сомневаюсь, что у нас были бы выжившие на Мэтисоне, если бы не случайное появление «Грифона», чистое везение. Его капитан даже не приписан к адмиралу Гомес. Он просто шел мимо на Трианон и решил сделать остановку на Мэтисоне – засвидетельствовать свое почтение губернатору Брно. Она была его первым командиром. Команда у него зеленая, он опережал график и решил сделать губернатору приятный сюрприз, а заодно пару дней потренировать команду субсветовыми маневрами. Он маневрировал уже два дня, когда пираты взяли губернаторскую резиденцию. Губернатор знала, что он близко, отправила субсветовое сообщение и запустила беспилотный аппарат, прежде чем ее убили. Эти гады сбили аппарат, прежде чем он вошел в коридор, но сообщение дошло до коммандера Переса с шестидневной задержкой. Перес сразу же вышел на свою трассу в режиме максимальной мощности привода Фассета. Он превысил предел массы привода и свалился им на голову совершенно неожиданно.

– В эсминце. Для этого нужна смелость. – Голос Кейта был как раз таким, каким можно было ожидать, – грубым и суровым.

– Коммандер Перес просто шел мимо, но разведкой никогда не пренебрегал. Он знал о рейдах и что о кораблях пиратов ничего не известно. Анализ показывает, что они должны иметь несколько крупных кораблей, а выяснив, что это за корабли, мы бы смогли определить родную планету пиратов. Перес знал, что губернаторский беспилотный аппарат сбит, у него было три своих на борту.

– И поэтому пираты его не отправили к праотцам, не отрываясь от своего бизнеса? – пробормотал Бен Белькасем полуутвердительно.

– Очень похоже, что так, – согласился МакИлени, слегка улучшив свое мнение об инспекторе.

– Продолжайте, полковник, – сказал Кейта.

– Собственно, я уже почти все доложил об их тактике, сэр. Даже со всей своей мощью адмирал Гомес не может эффективно блокировать такое пространство. Мы пробовали пикетировать наиболее вероятные цели корветами, но корветы уступают этим мерзавцам как по скорости, так и по огневой мощи. Кроме того, у них лишь по одному беспилотному дублю. У нас был пикет на Бригадоне, но рейдеры либо уничтожили его до запуска дубля, либо сбили дубль до того, как он вошел в коридор. Так или иначе, от него даже не поступило сообщения, и адмирал Гомес не хочет больше «привязывать козликов для приманки тигров», как она выразилась.

– Ее можно понять. – Кейта встряхнулся, как древний медведь Старой Земли. – Какой командир захочет без толку гробить своих людей!

– Конечно. Мы пытались прогнозировать их тактику и найти возможность противопоставить им более мощные силы в наиболее вероятных местах их появления, но рейдеры всегда выбирали наиболее незащищенное место. – МакИлени уставился на дисплей.

– Как и сейчас? – очень тихо сказал Бен Белькасем. – Я бы сказал, что это и есть их тактика, полковник.

– Мне не нравится то, что вы предполагаете, инспектор, – проворчал Кейта.

Инспектор пожал плечами:

– Тем не менее, сэр, четыре налета подряд без перехвата, если не считать исчезнувшего бесследно корвета и случайно оказавшегося рядом эсминца, – слишком много для простой случайности. Я не думаю, что пираты – ясновидящие.

– На что вы намекаете, инспектор? – Резкость голоса полковника позволяла предположить, что он и сам обдумывал такую возможность.

– Я не буду называть вещи своими именами, полковник, но логично предположить, что они получают откуда-то соответствующую информацию. И именно поэтому, – его голос стал чуть тверже, – я здесь.

МакИлени хотел было резко возразить, но сжал губы и откинулся назад. Глаза его сузились. Бен Белькасем кивнул:

– Совершенно верно. Его Величество лично выразил озабоченность министру юстиции Кортесу. Юстиция не имеет желания вмешиваться в дела военных, но, если кто-то передает информацию пиратам, Его Величество желает, чтобы его нашли и остановили. При всем моем уважении, я могу предположить, что вы находитесь слишком глубоко среди деревьев, чтобы видеть за ними лес. – МакИлени помрачнел, и инспектор умиротворяюще поднял открытую ладонь. – Пожалуйста, полковник, я вовсе не хочу обидеть вас. Ваш послужной список заслуживает восхищения, и я уверен, что вы строго соблюдаете все правила внутренней безопасности. Но коль заяц бежит вместе с гончими, если мне позволено будет так выразиться, взгляд постороннего может оказаться именно тем, что вам надо. Нам нужно, – он впервые улыбнулся по-настоящему весело, – чтобы ваши люди видели во мне наглого чужака, всюду сующего свой нос. Они будут обижаться на меня, что бы я ни делал – или не делал. Я могу быть с ними каким угодно грубым и наглым, не портя ваших с ними рабочих отношений.

Полковник с интересом посмотрел на Бен Белькасема, а бригадный генерал улыбнулся и хмыкнул:

– Тут он вас достал, МакИлени! Я предполагал сам выступить в такой личине, но с удовольствием уступлю эту роль инспектору, будь я проклят. Ведь мне-то придется работать с вашими людьми в будущем.

– М-да… – МакИлени потер кончиком указательного пальца по поверхности стола, как бы проверяя наличие пыли. – Вы полагаете, инспектор, что я должен передать вам мою ответственность за внутреннюю безопасность?

– Ни в коем случае! И если бы я это потребовал, вы с полным правом могли бы вышибить меня отсюда обратно на Старую Землю. Это ваша епархия, – бодро тараторил Бен Белькасем. – Вы знаете, как вести дело. Ваши люди знают, что вы строго следите за возможными утечками. Я не смог бы перенять ваши функции, не подрывая вашего авторитета. Я бы сказал, что ваши шансы найти того, кого мы ищем, равны моим. Но если я суну свой нос в качестве тупого и наглого бюрократа из имперских канцелярий, а эту роль, смею вас уверить, я играю хорошо, я смогу сделать добрую долю грязной работы за вас. Вы просто скажете своим людям, что министерство юстиции пожаловало вас этой задницей из своего разведдепартамента. Кто знает, даже если я ничего не найду, я могу вспугнуть зайца для вас.

– Понятно. – МакИлени пристально смотрел в лицо инспектора, который затронул его глубоко скрываемый темный страх. Чужак действительно может играть великого инквизитора, не производя такого опустошающего эффекта, какой был бы неизбежен в случае внутренней охоты на ведьм. – Вы меня убедили, инспектор. Я только хотел бы получить соответствующее указание от адмирала Гомес.

Инспектор кивнул, а МакИлени нахмурился:

– Кое-что обнаруженное нами на Мэтисоне убеждает меня в необходимости принять вашу точку зрения. – Инспектор насторожился, но полковник обратился к Кейта: – Мы обязаны этим вашей Де Фриз, сэр Артур. Вы, конечно, читали мой доклад по поселению Де Фриз…

– Еще как, – суховато согласился Кейта. – Графиня Миллер лично радировала мне его по астросвязи как раз перед тем, как ее прихвостни засунули меня в «Банши» и задраили люк.

МакИлени моргнул озадаченно. Он ожидал, что его доклад привлечет внимание, но личное участие военного министра…

– Мы до сих пор не можем понять, как она выжила, и я боюсь, что она немного… ну… – Он замялся, а Кейта вздохнул:

– Я сказал, что читал ваш доклад. Вопросы, которые вы подняли, и были причиной моей командировки вместе с медицинской командой майора Като. Я в курсе насчет психики Али… капитана Де Фриз. – Он на мгновение закрыл глаза, словно от боли, затем кивнул. – Продолжайте, полковник.

– Да, сэр. Она нам помогла с разведданными. Во-первых, она опознала «шаттл», который использовали эти паразиты. Это был один из старых «леопардов». Это первое надежное свидетельство, которое мы получили, так как те выжившие после налетов, которые видели «шаттлы» раньше, были глубоко штатскими людьми. «Леопард» подтверждает, что у них есть минимум один крупный корабль. Флот продал в свое время достаточно много такого старья, и кто угодно мог его купить. Мы проверяем архивы, чтобы выявить, не купил ли кто-то целую партию «леопардов», но надежда куцая. Более важно, что она уложила всю команду «шаттла». Нам попадались мертвые пираты, но трупы всегда были обработаны, так что можно было лишь узнать, что это человеческие индивиды, идентифицировать их личность было невозможно. Здесь мы получили командира «шаттла». Он мало что имел при себе, но его радужка и генетика дали нам первое прямое попадание.

Полковник все еще был в головной гарнитуре, поэтому звездная карта исчезла, а вместо нее появилось объемное изображение незнакомого рыжеволосого мужчины в очень знакомой военной форме.

– Офицер Имперского Флота! – взорвался Кейта. Полковник кивнул. Кейта впился в голограмму взглядом и оскалил зубы. Даже Бен Белькасем казался шокированным.

– Офицер Имперского Флота. У меня пока нет его полного досье, но все, что есть, выглядит безупречно, кроме одного: лейтенант Сингх умер дважды. Один раз от четырнадцатимиллиметрового заряда, перебившего ему позвоночник, и один раз, раньше, в катастрофе «шаттла» в секторе Холдермана.

– Вишну! – пробормотал Кейта. Большая волосатая лапа сжалась в кулак, который мягко стукнул по гладкой поверхности стола. – Когда?

– Более двух лет назад, – сказал МакИлени и глянул на инспектора. – Это, имею очень основательные опасения, придает вес вашему подозрению, инспектор, что кто-то, возможно и не один, имеется внутри системы. Этот несчастный случай с «шаттлом» действительно имел место, но, когда я копнул поглубже, обнаружились интересные подробности. Одежда Сингха свидетельствовала, что он был на борту. Но список находившихся на борту «шаттла», который погиб со всеми пассажирами и командой, имени Сингха не содержит. Кто-то имеющий доступ к штатным данным Флота добавил его имя к списку, что дало ему возможность исчезнуть из состава Флота и из нашей действующей базы данных.

– Отлично, – одобрил Бен Белькасем. – И как вы его нашли?

– Хотелось бы похвастаться, – суховато возразил МакИлени, – но нечем. Я был очень утомлен, когда начал поиск, и не смог четко определить параметры поиска. Фактически я задал поиск по всем записям и был весьма раздражен, что потратил так много машинного времени.

– Как говорят, не заглядывай в рот интуиции, – улыбнулся инспектор. – Я не заглядываю и, боюсь, своими успехами обязан не ей.

– Офицер Флота… – бормотал Кейта. – Не нравится мне это, очень не нравится.

– Еще бы, – серьезно добавил МакИлени. – Возможно, он сделал это сам. Я запросил сектор Холдермана по всем его данным, не был ли он замечен в чем-то до своей «смерти». Я также веду дознание в масштабах всего Флота, не было ли еще подобных «липовых» смертей. Не хотелось бы ничего обнаружить, потому что если не Сингх, то кто-то еще это устроил. Значит, мы имеем дело с организованным набором пиратских кадров из нашей военной системы.

– И что организатор этой процедуры все еще может занимать свое место, – добавил Бен Белькасем.

* * *

Алисия взглянула на невысокую женщину, переступившую порог ее госпитальной палаты. Вошедшая шагала пружинистой походкой человека, привыкшего к более сильной гравитации. Глаза Алисии расширились.

– Таннис? – выпалила она, выпрямляясь на постели. – Боже мой, неужели это ты!

– Да ну? – Майор медицинского департамента Имперских Кадров Таннис Като повертела нагрудную табличку со своим именем, как бы читая ее, и кивнула. – Так и есть. – Она подошла к кровати. – Как дела, сержант?

– Да уж, «сержант», – ухмыльнулась Алисия. Улыбка ее быстро угасла, потому что она увидела тень в глазах Таннис. – Кажется, это ты сможешь мне сказать, как у меня дела.

– Чего ж еще ждать от медиков. – Като скрестила руки на груди и остановилась перед кроватью, слегка раскачиваясь. Она смотрела на отставного капитана примерно так, как когда-то капрал Като смотрела на своего взводного сержанта Де Фриз. Но Алисия заметила и перемены: майорские полоски на зеленой форме Като. Да, были перемены.

– Так как же мои делишки?

– Не слишком плохо. – Като рассудительно наклонила голову. – Оканами и его люди проделали хорошую работу по твоему ремонту. Записи настолько полные, что я даже могу тебя не смотреть.

– Ты всегда была не прочь посмотреть.

– Человеческий глаз остается лучшим диагностическим инструментом. В тебе на несколько миллионов кредитов молекулярных цепей, от которых прок только тогда, когда они воткнуты в нужные места и соединены правильно.

– Конечно, – согласилась Алисия с поспешной готовностью. – А что с психикой?

– Здесь сложнее, – признала Като. – Что насчет твоих разговоров с призраками?

Алисия потерла бандаж на ноге. Наверное, его скоро снимут, подумала она автоматически, опуская глаза и обдумывая ответ.

<Отрицай все,> предложила Тисифона.

<Не пойдет. Есть записи рекордеров. С психологом Оканами она тоже уже беседовала. Лучше бы тебе сразу сказать, что мы можем общаться, не раскрывая рта.>

<Я не сознавала необходимости. Когда я в последний раз общалась со смертными, рекордеров еще не было. Кроме того, люди, которые разговаривают сами с собой, считались боговдохновенными.>

<Времена изменились.>

<Да? Тогда с кем ты разговариваешь?>

– Ну, – наконец начала Алисия, глядя на Таннис, – может быть, я была немного не в себе, когда проснулась?

– По голосу этого не скажешь. Наоборот, кажется, что ты намного спокойнее, чем должна быть. Я тебя знаю. Ты хладнокровна в бою, но после боя тебя разносит.

<Да, ты меня знаешь, Таннис.>

– Думаешь, я свихнулась? – сказала она вслух.

– Свихнулась – это вряд ли подходящий термин для моей профессии. Ты знаешь, я механик, а не психотрепач. Звучало это… необычно.

Алисия пожала плечами:

– Что мне сказать? Могу сказать, что я чувствую себя рационально. Хотя я бы чувствовала себя рационально в любом случае…

– Гм… – Като опустила руки и сцепила ладони за спиной. – Это не обязательно так. Я думаю, что это одна из теорий, выдуманных для самоуспокоения людьми, обеспокоенными свой стабильностью. Если бы это была не ты, я все списала бы на послебоевой синдром. И если бы ты не продолжала свои беседы во сне.

<Черт! Это правда?>

<Иногда.>

<Почему ты меня не останавливаешь?>

<Я создана богами, малышка. Но я не богиня и не всезнайка. Все, что я могу, это остановить тебя, когда ты уже начала говорить.>

<Черт!>

– И много я говорю?

– Нет. Обычно ты замолкаешь на полуслове. Честно говоря, я бы предпочла, чтобы ты выговаривалась полностью.

– Таннис, но многие болтают во сне.

– Да, но не с персонажами древнегреческой мифологии. Я даже не знала, что ты изучала эту тематику.

– Я и не изучала. Это просто… о черт, забудь! И брось ты этот свой ученый вид. Ты же знаешь, как люди запоминают обрывки информации, не имеющей для них значения.

– Верно. – Като подцепила ближайший к кровати стул и села. – Проблема в том, что большинство людей, разговаривающих во сне, не исчезают с экранов флотских сканеров на неделю. И не имеют таких мистических электроэнцефалограмм.

– Мистическая энцефалограмма? – Удивление Алисии было неподдельным.

– Термин капитана Оканами, но, боюсь, он точно подходит. Он и его команда не знали, кто перед ними на столе, пока не зацепили твою систему жизнеобеспечения, но энцефалограмму они снимали все время. С соответствующим всплеском, когда ты уложила несчастного коммандера Томсона. – Като помолчала. – Они говорили тебе?

– Я сама спросила. Я поняла: что-то случилось, они так старались не подходить к зоне досягаемости. Я даже извинилась перед ними.

– Думаю, они счастливы, – улыбнулась Като. – Неплохой удар, сержант, но чуть-чуть низковато. В общем, на энцефалограмме я легко узнала тебя, любимую. Но там было еще что-то, как бы вторая, наложенная на твою.

– Как?

– Как будто вас было двое. В высшей степени странно это выглядело. Принимаешь жильцов?

– Не смешно, Таннис, – сказала Алисия, глядя в сторону, и Таннис согласилась:

– Ты права. Извини. Но это было странно. И если эту странность добавить к остальным странностям, которыми ты нас осыпала, то, согласись, неудивительно, что начальство занервничало. Особенно когда ты начала говорить так, как будто в твоей голове живет кто-то еще. – Като покачала головой, в глазах ее отразилось беспокойство. – Они не хотят шизоидного коммандос.

– Они не хотят, чтобы шизоидный коммандос бегал на свободе, имеешь ты в виду.

– Пожалуй, да, но ты не можешь их за это винить. – Она посмотрела на Алисию.

– Пожалуй, нет. Это и есть реальная причина, по которой меня изолировали?

– Частично. Ведь ты действительно нуждаешься в длительном лечении. Хирургия завершена, но твое бедро требует усиленной терапии. Ты знаешь, как экспресс-заживление замедляет процедуры с костями.

– Да, конечно. Но все это можно было бы делать амбулаторно. Отговорка Оканами насчет «надо подождать и посмотреть, мы не привыкли иметь дело с коммандос» сносилась до дыр. Я бы давно уже подняла шум, если бы капитан не был таким симпатичным парнем.

– Ты только поэтому такая сговорчивая? Я опасалась, что ты действительно поднимешь шум.

– Да. – Алисия запустила ладони в свои янтарные волосы. – Слушай, Таннис, давай напрямую. Меня считают опасным лунатиком?

– Я бы не стала говорить об «опасном», но существуют некоторые… сомнения. Я сменяю капитана Оканами, и мы должны пройти сквозь множество диагностических процедур, включая мониторинг психики. Тогда я смогу сказать тебе больше.

– Не дурачь меня.

– Дурачить тебя? – Като невинно расширила глаза.

– Что бы ни показали тесты, они уже решили, что я свихнулась. Боевая травма, подавленное горе по личной утрате… Черт побери, Таннис, гораздо труднее доказать, что ты не дурак, мы же знаем это.

– Да, ты права, – согласилась Като после краткого колебания. – Ты всегда предпочитала знать правду, и я буду откровенна с собой. Дядя Артур прибыл со мной, он хочет поговорить с тобой лично, а потом мы отправимся на Суассон. В госпитале сектора намного больше оборудования, что необходимо для тестирования. С другой стороны, у меня личная гарантия дяди Артура, что я буду твоим врачом, и ты знаешь, что я не дам им тебе нагадить.

– А если я не захочу туда?

– Извини, сержант, тебя снова призвали.

– Вот паразиты! – пробормотала Алисия с оттенком уважения в голосе.

– Они могут быть очень милы, конечно.

– Как долго будет длиться эта тягомотина на Суассоне, как ты думаешь?

– Столько, сколько понадобится. Месяц-два как минимум.

– Так долго! – Алисия не могла скрыть недовольства.

– Может быть, дольше. Слушай, сержант, они хотят больше, чем просто оценки твоей психики. Они хотят ответов, а ты уже сказала Оканами, что не знаешь, что случилось и как ты осталась жива. Они хотят до этого докопаться. Понимаешь?

– А пока они докапываются, след остынет.

– След? – Като выпрямилась. – Собираешься идти по следу?

– Почему нет? – Алисия выдержала ее взгляд. – Не имею права?

Като на мгновение отвела глаза:

– У тебя больше прав на это, чем у кого-либо другого. Но это тоже будет иметь вес в их рассуждениях. Они не захотят, чтобы ты наделала глупостей.

– Логично. Что ж, влипла так влипла. А если уж влипла, буду радоваться, что у меня есть по меньшей мере один друг в лагере врагов.

– Нормальный боевой дух! – Като поднялась со своей фирменной усмешкой. – Через десять минут я встречаюсь с дядей Артуром, должна рассказать о своем впечатлении о тебе. Потом зайду еще раз. Может быть, у меня будет больше информации о твоем графике.

– Спасибо, Таннис. – Алисия откинулась на подушки и улыбнулась подруге. Но улыбка растаяла, как только закрылась дверь. Она вздохнула и задумчиво уставилась на свои руки.

<Так не пойдет, малышка, сурово сказала Тисифона. Мы не можем позволить твоим друзьям стоять поперек дороги.>

<Я знаю, знаю! Таннис сделает для меня что сможет, но она как каменная стена, когда дело касается ее медицинской ответственности.>

<И она решит, что ты сумасшедшая?>

<Конечно. Этот психотрепач был, конечно, куском дерьма, но по любым стандартам я свихнулась. А уж бегать на свободе свихнувшемуся коммандосу Кадры ни за что не позволят. Плохая реклама, если их человек вдруг ухлопает пару дюжин посетителей продуктового магазина.>

<Так.> Последовала пауза. <Я не знаю, что предложить, малышка. Когда-то я могла освободить кого угодно от чьей угодно власти, но эти дни прошли. К тому же от друга всегда труднее спастись, чем от врага.>

<Согласна.>

Алисия долго раздумывала, затем улыбнулась.

<Ладно. Если они не отпустят меня, мы смоемся. Но не здесь.> Она снова потерла бандаж на ноге.

<Надо перебраться на Суассон. Здесь все равно никуда не денешься. Если ты не перенесешь меня туда, где «время не имеет значения».>

<Я бы могла, но мы не можем там оставаться все время. Кроме того, оттуда придется вернуться точно в то место, которое мы покинем.>

<Чтобы нас сцапал первый, кто увидит. А если они свернут госпиталь и мы вернемся в снежное поле в госпитальном халатике?>

<Да, есть свои недостатки,> согласилась Тисифона.

<Ладно, пусть это будет Суассон. И если они думают, что я свихнулась, это можно использовать.>

<Да? Как?>

<Я буду вести себя так, как и положено чокнутой. Я давно уже заметила одну черту начальства, Тисифона: дай им то, что они понимают или думают, что понимают, и они счастливы. А счастливое начальство меньше о тебе заботится.>

<Понимаю. Ты их успокоишь, и они ослабят бдительность.>

<Точно. Боюсь, придется говорить с тобой – и с рекордерами. Тем временем нам надо поразмыслить, какие у нас есть возможности, чем ты сможешь мне помочь, когда придет время.>

<Отлично.>

В этом беззвучном шепоте был оттенок ликования, и Алисия Де Фриз ухмыльнулась. Потом она опустила кровать в удобное положение для сна и сонно улыбнулась потолку.

– Да, Тисифона, – сказала она вслух, – кажется, они не слишком соображают. Кадры могут быть такими иной раз. Это мне напомнило случай, когда фармакопея сержанта Маленкова свихнулась и накачала его эндорфином. У него случился совершенно естественный подъем эмоций, а в центре он попал в пробку. Ну, Паша всегда был склонен помочь, к тому же с собой у него был плазмомет, м-да…

Она подложила руки под голову и продолжала бодро рассказывать свои истории Тисифоне… и рекордерам.

 

Глава 5

Ящеры снова выпендривались, черт их возьми.

Коммодор Хоуэлл заскрипел зубами, когда ришский грузовик пошел к нему на пятистах километрах в секунду. Риши были физически не способны использовать синтетические узлы и кибернетические интерфейсы. Это их задевало, и для компенсации они демонстрировали свою удаль. Поэтому свои контакты с Ришатой Хоуэлл всегда проводил вне пределов Пауэлла любого тела системы. Их трассы могли подходить без дестабилизации (или чего похуже) ближе к планетам, чем человеческие, а потеря трассы во время маневра могла привести к неприятным последствиям.

Пять сотен километров в секунду не то чтобы много, но большой грузовой корабль был почти в пределах пятнадцати тысяч километров, уже видимый визуально, хотя Хоуэлл прилежно избегал взгляда на дисплей. Жужжали сигналы тревоги сближения. Он заставлял себя сидеть неподвижно, не обращая внимания на их звуки, и облегченно вздохнул, когда ришский капитан повернул свой корабль, направив корму на флагман Хоуэлла. Свечение привода Фассета (для которого риши имели свое неудобоваримое название) воспринималось гравитационным детектором, несмотря на то что черная дыра грузовика была направлена в противоположном направлении. Корабль резко замедлил ход и менее чем за пятьдесят семь секунд вышел к месту стыковки. Поразительно, чего можно добиться гравитационным замедлением.

Когда погасла трасса Фассета, засветились ускорители маневра и положения, продвигая грузовик вдоль дредноута Хоуэлла, и он усмехнулся привычной иронией. Человечество – и риши, к сожалению, тоже – может летать быстрее света, генерировать черные дыры и передавать сообщения на дюжины световых лет за мгновение, но все еще использует ускорители полумифических времен Армстронга для этого деликатного последнего шага. Это было бы смешно, если бы человечество не использовало еще и колесо.

Он сосредоточился, так как корабли состыковались и трап персонала вытянулся от грузовика к четвертому шлюзу. Он оглядел пост управления, персонал в удобных гражданских комбинезонах и ностальгически вспомнил о военной форме, которую оставил вместе со всем своим прошлым. Ящеры не слишком разбирались в профессиональной одежде, но были сильны в декоративном ее использовании. Их вкус был в буквальном смысле нечеловеческим. Интересно было бы ответить в тон этой атаке на зрительные нервы.

Синтетический интерфейс зашептал, возвещая прибытие одного посетителя. Он снял головную гарнитуру и спрятал ее под консоль. Остальные члены команды делали то же самое. Риши оценит, что они не бахвалятся человеческой способностью напрямую общаться со своей аппаратурой. С другой стороны, спрятав интерфейсное оборудование, они лишь еще раз подчеркивали это свое преимущество. Он надеялся, что кораблем все еще командует Ресдирн. Она всегда лично управляла конечной фазой сближения, и ему нравилось, как она выпускает когти, а он молча демонстрирует свое превосходство. Люк командной палубы зашипел, открываясь, и вошла Старшая Боевая Мать Ресдирн ниха Турбак. Она была внушительна даже для зрелого матриарха. При росте более двух с половиной метров и весе три сотни кило она высилась среди людей, находившихся у пульта управления, и все же казалась почти приземистой.

Невероятно пестрые ленты создавали вокруг ее панциря полупрозрачное одеяние, струились с плеч и атаковали глаз, как какая-то взбесившаяся радуга. Раскраска лица была, однако, скромной – для Ришаты. Желчно-зеленоватый оттенок отвечал временному статусу купца и озадачивал контрастом с алыми сборками на черепе. Хоуэлл в очередной раз подумал, что спектр, воспринимаемый глазами ящеров, должен отличаться от человеческого цветоощущения.

– Приветствую, купец Ресдирн, – сказал он, слушая выдаваемые переводчиком скрипучие и рычащие звуки нижнеришатского. Хоуэлл знал офицера, который овладел ришатским. Но тот парень мог также воспроизвести звук старомодной механической пилы на скорости в несколько тысяч оборотов в минуту. Хоуэлл предпочитал обходиться своим переводчиком.

– Приветствую, купец Хоуэлл, – ответил жучок переводчика в его ухе. – И приветствую мать вашей линии.

– И я приветствую вашу, – завершил Хоуэлл формальное приветствие поклоном и в который раз удивился грациозности поклона громоздкого ящера. – Мои дочери офицеры ожидают вас.

Ресдирн наклонила массивную голову, и они прошли в соседний с постом управления зал совещаний. Полдюжины мужчин поднялись и поклонились, в то время Ресдирн шествовала к значительных размеров креслу. Хоуэлл заметил, как она ловко просунула свой короткий дубинкообразный хвост в вырез на спинке кресла. Несмотря на свой ящерообразный вид и естественную телесную броню, риши были вовсе не рептилиями, а яйцекладущими млекопитающими, во всяком случае самки. За всю свою карьеру Хоуэлл видел трех их самцов, и все они были мелкими, похожими на крыс особями, жалкими и беспомощными. Неудивительно, что обращение «старик» матриархи рассматривали как смертельное оскорбление.

– Итак, купец Хоуэлл, – интерфейс переводчика очень хорошо передавал иронию, – полагаю, что вы готовы завершить сделку по заказанным вашей матерью товарам.

– Я готов, купец Ресдирн, – ответил он так же иронично и кивнул Грегору Алексову, своему начальнику штаба. Тот набрал код на замке ящика и вручил его Ресдирн.

Она подняла крышку и обнажила зубы во вполне человеческой улыбке при виде молекулярной схемотехники – одной из технологий, где люди были вне досягаемости Ришаты.

– Это, конечно, лишь образец. Остальное сейчас переправляется на ваше судно.

– Мать моей линии благодарит вас через свою скромную дочь, – ответила Ресдирн, впрочем излишней скромности в ее голосе слышно не было.

Риши подняла легкую кристаллическую паутинку длинными гибкими пальцами с несчетным количеством суставов, просмотрела их сквозь свой увеличитель, тревожно хмыкнула, увидев клеймо Имперского Флота на разъемах. Затем заботливо уложила схему обратно в гнездо, аккуратно закрыла крышку и положила сверху свою массивную лапу. Жест был говорящим. Только эта коробка, меньше метра длиной, содержала достаточно схемотехники, чтобы заменить всю командную сеть ее грузового корабля. При всей своей наигранной безмятежности Ресдирн хорошо понимала это.

– Мы, конечно, доставили вам оговоренный ранее груз, – сказала она через мгновение, – но моя мать линии передает матери ваших матерей печальное сообщение. – Хоуэлл насторожился. – На некоторое время наши встречи прекратятся, купец Хоуэлл.

Хоуэлл подавил проклятие и, прежде чем недовольство отразилось на его лице, вежливо склонил голову. Ресдирн подняла свои черепные оборки в знак признательности и прикоснулась ко лбу в знак печали.

– Слово из нашего посольства на Старой Земле. Император сам… – местоимение мужского рода было употреблено как умышленное оскорбление; тот факт, что оно было правильно употреблено, добавлял определенные вкусовые оттенки, – …заинтересовался этим сектором и выслал сюда свою боевую мать Кейта.

– Я… еще не слышал об этом, купец Ресдирн. – Хоуэлл надеялся, что его смятение не будет заметно. Кейта! Значит ли это, что они получат Кадры на свою задницу? Он очень хотел спросить, но опасался потерять лицо.

– Мы не знаем о миссии Кейта, – продолжала Ресдирн, снисходя к его любопытству или, скорее, выполняя данные ей инструкции, – но признаков мобилизации Кадров нет. Мать моей линии опасается этого, однако. Поэтому нам придется на некоторое время прервать сношения, до тех пор, по крайней мере, пока Кейта не отбудет. Мы надеемся, вы отнесетесь к этому с пониманием.

– Конечно. Моя мать матерей также это поймет, но все же она будет надеяться, что перерыв будет коротким.

– Мы также на это надеемся, купец Хоуэлл. Мы в нашей сфере надеемся на ваш успех и на то, что мы сможем приветствовать вас как сестер в вашей собственной сфере.

– Благодарю вас, купец Ресдирн. – Голос Хоуэлла звучал совершенно искренне, хотя ни один человек не мог забыть, как Ришата натравила друг на друга старую Федерацию и Лигу Земли, чтобы затем собрать кости и тех и других. Через четыре сотни лет человечество еще слышит отголоски тех событий в местах, подобных Шеллингспорту.

К счастью, военные успехи Ришаты были гораздо скромнее их дипломатического прорыва. Они поглотили большую часть старой Лиги во время Первой Ришской войны, в то время как измотанная Федерация разрывалась гражданскими войнами. Но они не учли возникшей из Федерации Империи. Адмирал Теренс Мерфи, впоследствии Теренс Первый, и Дом Мерфи оттеснили ящеров обратно в их предвоенные границы по время Второй Ришской войны.

– Я покидаю вас, покрытая стыдом, что мне пришлось передать вам такое сообщение. Да познает ваше оружие победу, купец Хоуэлл.

– Мои дочери офицеры и я не видим стыда, а только добросовестную передачу сообщения от матери вашей линии.

– Вы очень добры. – Ресдирн еще раз поклонилась и отбыла.

Хоуэлл не делал попыток ее сопровождать. Несмотря на ее роль «купца», Ресдирн ниха Турбак была старшей боевой матерью сферы Ришата, и предположение, что она не может двигаться по кораблю без сопровождения, оскорбило бы ее. С другой стороны, он был только рад, что может обсудить ситуацию со своим штабом, несмотря на наличие планов на особые случаи.

– Ну, шкипер, что мне теперь прикажете делать? – спросил один из членов штаба.

– Спокойно, Генри, – ответил Хоуэлл.

– Без проблем – пока, – вступил длинный, похожий на скелет квартирмейстер. – Но через пару месяцев мы можем проголодаться. Линии снабжения перерезаны!

– Согласен, но мы с Грегором к этому готовы. У нас есть варианты.

– О? Хотел бы я о них услышать, – сказал коммандер д'Амкур.

– Сейчас услышите. Изложишь, Грег?

– Да, сэр. – Алексов слегка наклонился вперед, его холодные глаза несколько оттаяли, когда он встретил траурный взгляд д'Амкура. – У нас есть запасные линии снабжения через Виверн. Здесь больше хлопот, так как заказы пойдут не так гладко. Ришата удобнее, но здесь есть и свои преимущества. Во-первых, напрямую можно получать запасные части и ракеты. И мы уже реализуем часть предметов роскоши через Виверн. Мы можем сбывать там и остальное. Уж они-то, конечно, возражать не будут.

Аудитория согласно закивала головами. Большинство Миров Беззакония были довольно респектабельны, по крайней мере со своей точки зрения, но Виверн напрямую принадлежал потомкам одного из последних пиратских флотов времен Войн Лиги. Он торговал абсолютно всем без разбору. Многих его соседей существование Виверна шокировало, однако он был очень удобен и полезен, а также хорошо вооружен, и недовольство соседей активно не проявлялось. Империя же имела как средства, так и желание хлопнуть по рукам тех, кто ее раздражал, поэтому бандитская аристократия Виверна была склонна к действиям, дестабилизировавшим зарождающийся Франконский сектор.

– Другой наш источник поддержки, – Алексов даже в этих стенах воздержался от произнесения имен и названий, – не вызывает никаких опасений. Если, конечно, присутствие Кейта не означает, что Кадры сунут сюда нос.

– Совершенно верно, и как раз это меня больше всего беспокоит, – согласился Хоуэлл и посмотрел на маленького коммандера, сидевшего справа от Алексова. Стройная темнокожая Рэчел Шу, офицер разведки, была единственной женщиной среди присутствующих… и самым лихим сотрудником штаба Хоуэлла.

– Меня это тоже беспокоит, коммодор. Мои источники не смогли предупредить о прибытии Кейта. Они не знают также цели его визита. Исходя из этого, я склонна думать, что риши перестраховались. Они не хотят раздражать Империю и помнят, что Кейта и Кадры сделали им в Лувийском деле. Поэтому они втянули рога и готовы отрицать всякую причастность. Но я не думаю, что мои источники пропустили бы признаки того, что Кадры готовятся к какой-либо операции.

– Тогда зачем прибыл Кейта? Так же точно он появился и перед Лувийским делом.

– Это так, но мобилизовать Кадры незаметно он бы не смог. Кроме того, мои последние сведения о нем относятся к Македонскому сектору, а не к Старой Земле, так что это скорее выглядит импровизацией в связи с Мэтисоном. Он был рядом, и они сунули его сюда. Он прибыл из Македонского сектора, а не из столицы. Возможно, он здесь с какой-то специальной миссией графини Миллер. Она никогда не упускает возможности перепроверить морскую разведку разведкой Кадров, а Кейта лучше чувствует себя в поле, чем в штаб-квартире. А то большие генеральские звезды были бы у него, и Арбатов подчинялся ему, а не наоборот.

– Что ж, мы все-таки увидим Кадры, – попытался подытожить Рендлман.

– Мало вероятно, – возразила Шу. – Наши структуры хорошо замаскированы и рассеяны, а Кадры – прецизионный инструмент для работы с точно определенными целями. Я больше опасаюсь министерства юстиции, чем Флота или Кадров. На нас может вывести именно скрытая операция, а с этой стороны юстиция подкована лучше. Что касается Кадров, то я обеспокоюсь, когда их персонал начнут перебрасывать в этот сектор или в один из соседних, не раньше. Пока этого не произошло, Кейта лишь пугало. Страшное, конечно, но пугало.

– Думаю, вы правы, Рэчел, – сказал Хоуэлл. Он надеялся, что она была права. – Исходя из этого мы и будем действовать, но обязательно перепроверьте все данные.

– Да, сэр. Следующий разведкурьер прибудет дней через пять. Возможно, он доставит подтверждение. Если нет, я пошлю запрос со следующим судном.

– Отлично. – Хоуэлл взглянул на Алексова. – Что-нибудь еще, пока мы все вместе, Грег? – Алексов покачал головой. – В таком случае вам с Генри надо слетать на Виверн. Не берите с собой ничего инкриминирующего. У нас достаточно наличности для первых заказов. Прозондируйте почву для расширения торговых операций.

– Будет сделано, – отреагировал Алексов. – Как скоро ты будешь готов, Генри?

– Часа через два…

– Хорошо, – сказал Хоуэлл. – Если мы не ошибаемся в своих предположениях и если Кейта не принесет нам головную боль, то мы должны будем получить с гонцом Рэчел новые указания. К тому времени я ожидаю вас обратно, Грег.

– Тогда я пошел паковаться. – Алексов встал, что послужило сигналом окончания совещания.

Хоуэлл смотрел, как его подчиненные покидают помещение. Он встал, подошел к малому системному дисплею в углу и уставился на голографическое изображение звезды и ее голых, безжизненных планет. Рэчел, возможно, права. Будь Кейта острием копья вмешательства Кадров, он бы захватил с собой хотя бы штаб разведки. С другой стороны, Кейта сам по себе острие очень опасного копья. Все, что надо, может быть доставлено в любой момент, и тогда жизнь существенно осложнится. Он вытянул руку к крошечной серебристой пылинке своего корабля и вздохнул. Жизнь пирата казалась намного проще и намного прибыльней, чем карьера во Флоте. Цели большего масштаба выглядели привлекательней. Имели место некоторые недостатки. Надо было стать массовым убийцей, вором, клятвопреступником, но награда перевешивала эти мелочи… если, конечно, удастся воспользоваться ею. Он убрал руку от отметки своего корабля на дисплее, тяжко вздохнул и направился к люку.

Как случилось, что мичман Флота Империи Джеймс Хоуэлл, выпуск двадцать восьмого года, попал сюда?

 

Глава 6

– Хотите еще?

Хрипло дыша, Алисия чувствовала запах своего пота, но не сердилась на дразнящее злорадство в голосе лейтенанта Де Рибека. Физиотерапевт сам состоял в Кадрах и общался с Алисией без следа полупочтительности, которой обильно потчевали ее обычные медики. Это действовало освежающе, а его полное безразличие к ее умственному состоянию радовало еще больше. Алисия так рвалась из кровати, что Оканами и майор Като скоро сдались. И Де Рибек стал их местью. Его профессиональный интерес заключался не просто в том, чтобы поставить капитана Де Фриз на ноги, но в полном восстановлении ее прежней формы, а он был личностью, одержимой в достижении своих профессиональных целей.

– Маловато будет, капитан, – продолжил он весело и немножко добавил темпа шаговой дорожке. – Как насчет еще пяти процентов, чтобы было интересней?

Алисия простонала и повисла на поручнях. Движущаяся дорожка поволокла ее ноги дальше, и она свалилась животом вниз, повиснув на поддерживавшем ее поясе. Пояс с мягким шлепком дал ей сползти на пол.

Лейтенант Де Рибек ухмыльнулся, а кто-то зааплодировал в дверях. Алисия перевернулась и села, отлепляя волосы ото лба. В проеме двери она увидела неистово хлопавшую в ладоши Таннис Като.

– Девять и пять за художественность исполнения, три и две десятых за технику и координацию. Алисия молча потрясла кулаком.

– Пабло показывает свои садистские наклонности, – продолжала Таннис.

– Всячески стремимся угодить, вашество, – ухмыльнулся Де Рибек. Алисия засмеялась, Като протянула руку и помогла ей подняться.

– Знаете, я никогда не думала, что признаюсь, но это та сторона Кадров, которой мне не хватало, – сказала она, тяжело дыша и массируя заживающую ногу обеими руками. Мышцы болели, но это была здоровая боль физических упражнений.

Несмотря на восстановление в Кадрах, она не стригла волосы, и они снова свалились на лоб. Она еще раз собрала их и закрепила, затем вытерла лицо полотенцем.

– Кажется, я еще жива, Пабло.

– Ну конечно, всегда есть еще одно завтра.

– Обнадеживающая мысль. – Алисия повесила полотенце на шею и повернулась к Като. – Можно догадаться, что твой приход имеет еще одну цель, кроме спасения меня от лейтенанта Де Сада.

– Таки да. Дядя Артур хочет тебя видеть.

– О! – Голос Алисии посерьезнел. Ее указательные пальцы медленно крутились, наматывая концы полотенца. Успешное уклонение от разговора с Кейта заставляло ее чувствовать себя виноватой, но она действительно не хотела его видеть. Не сейчас… а лучше – никогда. С ним связано много мучительных воспоминаний… Толки в Кадрах приписывали ему всяческие таинственные способности, и телепатические, и прочие… В его присутствии ей всегда казалось, что у нее череп стеклянный.

– Извини, сержант, но он настаивает. И я считаю это целесообразным.

– Почему? – тупо спросила Алисия. Като пожала плечами:

– Ты уволилась из Кадров не ради избавления от дяди Артура. И ты прячешься от него уже достаточно долго. Пришло время увидеться с ним. Кейта знает, что ты не винишь его в своей отставке. Но ты не сможешь чувствовать себя спокойно, пока не поговоришь с ним. Можешь назвать это отпущением грехов.

– Я не нуждаюсь в отпущении! – воскликнула Алисия, ее зеленые глаза вспыхнули, и Като ехидно усмехнулась:

– Почему тогда такие эмоции? Пошли, сержант. – Она взяла Алисию под руку. – Удивляюсь, почему он дал тебе так долго увиливать от разговора.

– Ты иногда такая зануда, Таннис!

– Это точно! Марш, марш, сержант!

– Дай мне хотя бы привести себя в порядок…

– Дядя Артур знает запах пота. Пошли!

Алисия вздохнула, но сквозь юмор Таннис просвечивала сталь, и она была права. Алисия не могла вести себя, будто сэра Артура здесь не было. Но Таннис только воображала, что знает, почему Алисия ушла в отставку. Даже она не знала истинной причины. Никто не знал, кроме сэра Артура. Но нежелание будить эти воспоминания было лишь одной, хотя и ужасной причиной ее теперешнего колебания.

Знакомый жар поднялся по ее руке от соприкосновения с левым локтем Като; она ощутила мысли подруги. Радость по поводу ее быстрого выздоровления. Скрытая тревога по поводу предстоящей встречи с Кейта. Жгучее желание узнать причины ее страха и опасения по поводу результатов этой встречи. И за всем этим – глубокое беспокойство о ее психическом состоянии и стабильности.

<Прекрати!>

<Почему? Она твой врач, нам нужна информация.>

<Не от нее, не так. Она моя подруга.>

Последовало недовольное ворчание, но поток информации иссяк, и Алисия ощутила благодарность. Ей претило перекачивание мыслей Таннис, казалось нарушением доверия, почти насилием, даже если она о том и не подозревала.

Она признавала, что это приносило пользу. В первый раз, когда Таннис ее обняла, Тисифона выявила ее подозрение насчет монологов Алисии, чрезмерно воодушевленных. Таннис слишком хорошо ее знала. Предупрежденная Алисия сократила излияния, как будто устала от игры. Таннис списала их как саркастическую реакцию на утверждения о расстройстве ее психики. После этого Алисия ограничивалась краткими ответами на реальные обращения к ней Тисифоны. Это работало гораздо лучше – они были спонтанными, фрагментарными и загадочными, но едиными по стилю, а не столь очевидно скроенными для рекордеров. Их искренность направила мысли Таннис в желаемом направлении.

Алисии претил обман, но она вела эти беседы. Всегда оставалась возможность, что она действительно ненормальная, ей иногда почти хотелось этого. Но если она была нормальной, то она не несла ответственности за неправильную интерпретацию ее слов.

* * *

Тисифона смотрела глазами своей хозяйки, когда они шли по коридору. Последние несколько недель были самыми странными в ее долгой жизни, странной комбинацией нетерпеливого ожидания и открытий. Ей было непонятно, нравится ли ей пережитое.

Она и Алисия узнали многое о ее теперешних возможностях. Она еще могла узнавать мысли смертных, но лишь при физическом контакте. Она еще могла ускорять выздоровление, заживление, но что раньше было чудом, стало обычным процессом, освоенным медициной смертных. Она мало в чем могла улучшить работу врачей, ограничиваясь поэтому лишь сдерживанием боли и дискомфорта в полезных пределах и обеспечивая Алисии нормальный сон без лекарств или этих странных соматических узлов. Тисифона ненавидела соматические узлы. Они могли погрузить Алисию в забытье через ее рецепторы. Для нее успокаивающие волны соматических узлов были едва переносимым оцепенением.

Они обнаружили, к своему удовлетворению, что Тисифона в состоянии обманывать органы чувств смертных даже без физического контакта. Их технология играла роль и здесь, и первый эксперимент едва не окончился несчастьем. Сестра знала, что кровать пуста, но регистрирующая аппаратура утверждала, что кровать занята. Молодая женщина запаниковала и пустилась наутек, и только проверка другой способности спасла ситуацию. Тисифона более не могла управлять разумом смертных, но могла ввести их в заблуждение. Стереть память оказалось невозможным, но превращение воспоминаний в какой-то фантастический сон оказалось столь же полезным – в этот раз.

Их эксперименты вызывали разочарование и возбуждение почти в равной мере, но ни радость открытия и самоутверждения Тисифоны, ни удивление Алисии тому, что она может совершить, не могли подавить тягостной скуки. Она была существом из огня и страсти, голода и разрушения. Алисия была методичной, неутомимой в выслеживании и преследовании, терпеливой, как сами камни. Мегера была мыслителем, все взвешивающим умом из льда и стали. Тисифона была оружием, действовавшим, лишь когда цели были определены, задачи четко поставлены. Сейчас она даже не знала, кто ее цель, еще меньше – где ее искать. Она чувствовала… растерянность. Незнание подавляло ее. У нее не было сомнений в конечном успехе, но к задержкам и загадкам она не привыкла. Она стала мрачной и раздражительной с Алисией (состояние для нее не удивительное, признавалась она себе). Новое открытие перевернуло все.

Тисифона обнаружила компьютеры. Точнее, она наткнулась на процессоры, имплантированные в тело Алисии и входящие в систему жизнеобеспечения. Если бы у нее были глаза, они широко раскрылись бы от изумления. Объем памяти системы Алисии был немногим больше дюжины терабайт, так что биоимплантаты не могли сравниться с памятью полномасштабных узлов. Но это были первые компьютеры, с которыми Тисифона встретилась за все свое существование, и они удивили ее легкостью доступа. Ей это не стоило ни малейшего труда, потому что они были рассчитаны и запрограммированы на нейронные связи. Доступ к разуму и психике смертных этим путем был открыт для Тисифоны тысячи лет назад, и новые перспективы ошеломляли.

Она как будто нашла призрак одного из сестринских «я». Призрак бледный и слабый, однако многократно расширяющий ее собственные способности. Тисифона имела лишь весьма шаткое представление о том, что Алисия называла «программированием» или «машинным языком». Эти концепции для нее были нематериальны. Существо с естественным подключением к человеческому мозгу не нуждалось в них: все инструменты искусственного интерфейса были лишь продолжением человеческого разума и инстинктивной частью ее собственного «я».

Она до полусмерти испугала Алисию и даже почувствовала себя виноватой (нетипичное для нее ощущение), когда впервые активировала ее главный процессор и заставила ее тело пройтись по комнате, не предупредив ее. Коды доступа ничего не значили, она вскрывала их без усилия, следуя по лабиринтам логических графов и потоков данных с явным удовольствием. Чудеса молекулярной схемотехники стали для нее чудесной игрушкой, она носилась по системе как ветер, исследуя, каким образом все это можно использовать в случае необходимости. Система восстанавливала ее потери, часть того, чем она была когда-то. Они с Алисией с увлечением обсуждали ее находки.

Но сейчас она думала, ускорит ли встреча с сэром Артуром Кейта момент начала их миссии…

…Или отбросит еще дальше в будущее.

* * *

Алисия против воли напряглась, входя в скудно обставленный конференц-зал. Маленький щеголеватый мужчина в малиновом мундире и синих брюках министерства юстиции стоял и смотрел в окно. Он не обернулся, когда они с Таннис вошли, и она была ему почти благодарна. Ее глаза были прикованы к приземистой, мощной фигуре человека за столом.

Она заметила, что он по-прежнему не носил орденских ленточек. Конечно, вряд ли кто посмел упрекнуть его в нарушении формы одежды. Она встала по стойке «смирно», сцепила руки сзади и уставилась на три дюйма выше его головы.

– Капитан Алисия Де Фриз докладывает о прибытии, сэр! – гаркнула она, и сэр Артур Кейта, кавалер Большого Рыцарского креста Ордена Знамени Земли, Большого Звездного креста, медали «За храбрость» с бриллиантами и бантом и второй по старшинству (после Императора) в Личных Кадрах Его Императорского Величества Симуса Второго, холодно уставился на нее.

– Брось кадетские штучки, Алли! – рыкнул он тоном громилы, и ее губы невольно дрогнули. Их глаза встретились. Он улыбнулся. Это была почти незаметная улыбка, но настоящая, снявшая часть напряжения с Алисии.

– Да, дядя Артур, – сказала она.

Плечи мужчины, смотревшего в окно, дрогнули. Он повернулся чуть-чуть слишком быстро, и ее губы шевельнулись при такой реакции на «оскорбление величества». Стало быть, он не знал, как обращались к Кейта подчиненные.

– Ну вот. – Кейта указал на стул. – Садись.

Она молча повиновалась, положив ладони на колени и, в свою очередь, изучающе уставилась на него. Он совсем не изменился. Он никогда не менялся.

– Рад тебя видеть, – заговорил он через мгновение. – Лучше бы при иных обстоятельствах, но… – Он едва заметно шевельнул ладонью. Она кивнула, но ее глаза загорелись внезапными воспоминаниями. Не о Мэтисоне, а о другом времени, после Шеллингспорта. Он знал о бесполезности слов тогда, когда она узнала о своем повышении и награде, он разделял ее горе. Время, когда она думала, что останется в Кадрах, и не только это. – Я обещал не призывать тебя снова, но это не мое решение, – продолжал он.

Она кивнула. Она знала, что сэр Артур Кейта редко что-либо обещал, так как никогда не нарушал своих обещаний.

– Однако мы оба здесь, и я больше не могу откладывать разговор. Через день силы поддержки отправляются на Суассон. Я должен представить доклад – и рекомендации – губернатору Тредвеллу и графине Миллер, но я не могу этого сделать без встречи с тобой. Логично?

– Логично. – Контральто Алисии было глубже, чем обычно, но ее взгляд был спокоен, и теперь пришел его черед кивнуть.

– Я уже видел твои показания полковнику МакИлени, так что хорошо представляю, что случилось в бою.

Меня беспокоит то, что случилось после этого. Готова ли ты рассказать мне подробнее?

Низкий голос был необычно мягок. Алисия чувствовала почти непреодолимое искушение рассказать обо всем. Каждом невероятном событии. Если кто-то во всей Галактике может поверить ей, то это дядя Артур. К несчастью, никто не может ей поверить, даже он, и они не одни. Ее глаза скользнули по фигуре у окна, и одна бровь выгнулась.

– Инспектор Фархад Бен Белькасем, разведслужба министерства юстиции. Можешь спокойно говорить при нем.

– Перед шпиком? – Глаза Алисии сверкнули, взгляд стал тверже, искушение исчезло.

– Если ты забыла, я тоже шпик, – спокойно сказал Кейта.

– Нет, сэр, я не забыла. Я покорнейше прошу избавить меня от допроса персоналом разведслужб. – Это прозвучало сдавленно и жестче, чем ей хотелось бы. Брови Бен Белькасема поднялись в удивлении.

Кейта вздохнул, но не отступил. Его глаза не отпускали ее, в голосе не было колебаний.

– Это не ответ, Алли. Ты должна говорить со мной.

– Сэр, я отказываюсь.

– Перестань, Алли. Ты уже говорила с МакИлени.

– Я говорила, сэр, будучи под впечатлением, что он офицер боевой службы. И, – ее голос стал еще жестче, – полковник МакИлени не служит ни в Кадрах, ни в министерстве юстиции. Как таковой он может быть уважаемым человеком.

Она чувствовала, как Като вздрогнула позади нее, но промолчала. Бен Белькасем шагнул назад.

Это не было отступление, он просто расширял ее пространство, подчеркивая свой нейтралитет в том, что лежало между ней и Кейта.

Бригадный генерал откинулся назад и щипнул свою переносицу:

– Это совсем не как в прошлый раз, сейчас я не могу торговаться. – Она сидела как каменная, и его лицо тоже стало тверже. – Правильней сказать, в каком-то отношении так же, как в прошлый раз. Ты так же можешь оказаться в тюрьме, если будешь упрямиться.

– Сэр, я покор…

– Перестань! – Он прервал ее на полуслове, прежде чем она смогла окопаться еще глубже, потом тряхнул головой. – Ты всегда была упрямой, Алли. Но это не тот случай, когда капитан калечит полковника. – Бен Белькасем при этих словах выпучил глаза. – У меня нет возможности позволить тебе жест. – Он поднял ладонь в ответ на выразительный взгляд ее пылающих глаз. – Ты имела на это право. Я говорил это тогда, повторю сейчас. Но сейчас не тогда. Вопросы задаю не я. Графиня Миллер лично поручила мне выяснить правду.

Его глаза буравили Алисию, и она увидела ситуацию в новом освещении. Он мог оставить ее в покое, если бы инициатива исходила от него. Но он получил приказ, а к приказам сэр Артур относился весьма серьезно.

– Извините меня, сэр Артур. – Бен Белькасем поднял ладонь. – Если мое присутствие вызывает проблемы, я охотно оставлю вас…

– Нет, инспектор, ни в коем случае. – Голос Кейта был ледяным. – Вы являетесь частью операции, и я ценю ваше участие. Алли?

– Сэр, я не могу. Это… это мое обещание погибшим товарищам, сэр. – Алисию поразила хриплость собственного голоса. Блеснула слеза. Она почувствовала удивление Тисифоны при этом всплеске обжигающей болезненной эмоции, затем расслабилась, ощутив, как эриния воздвигла еще одну прозрачную перегородку между нею и ее страданием. Она глубоко вздохнула и посмотрела сэру Артуру в глаза умоляюще, но непреклонно. – Вы знаете, что такое обещание.

– Я знаю. – Кейта не дрогнул. – Но у меня нет выбора. Я знаю, что случилось в Шеллингспорте, я был в Лувийском деле. Я понимаю тебя. Но у меня нет выбора.

– Понимаете? – Голос Алисии звучал надломленно, но она не могла остановиться. Вмешательство Тисифоны не могло противостоять старому душевному страданию. – Я не уверена, что вы понимаете, сэр. Я думаю, что никто не может понять. Может быть, кроме Таннис. Мы вышли ротой – ротой, сэр, а вернулись меньше чем отделением.

– Я знаю.

– Да, и вы знаете почему, сэр. Вы знаете, почему тот сукин сын превратил нашу миссию в ад. Вы знаете, что он направил нас против «слабой цели», против горстки чокнутых сепаратистов Лиги с «импровизированным вооружением» и без всякой тактической подготовки. У меня новость для вас, сэр: там было две тысячи мерзавцев с отборным оружием! Но капитан Элвин повел нас, и мы сделали свою работу. Да, мы сделали свою проклятую работу и семеро из нас вышли живыми!

– Алли, Алли! – Система Алисии затрещала сигналами тревоги, и руки Като мгновенно начали массировать ее плечи, пытаясь снизить напряжение. – Они сделали что могли, сержант, – тихо говорила Таннис. – Разведка тоже иногда ошибается. Такое бывает, Алли.

– Не такое. Не в тот раз, дядя Артур. – Она с трудом произносила слова, зеленый кремень ее глаз бросал вызов, и Кейта его принял.

– Нет, капитан. Не в тот раз, – сказал он тихо и посмотрел через ее голову на майора Като. – Алли говорила с вами об этом, майор?

– Нет, сэр. – Судя по голосу, Таннис была смущена, и неудивительно, подумалось Алисии.

– Нет, – вздохнул он и перевел взгляд на Алисию. – Извини. Ведь ты обещала мне.

Она смотрела на него, белая как мел. Он сжал губы, задумался и кивнул:

– Может быть, пора сказать, майор. – Он указал на стул рядом с Алисией и подождал, пока Таннис села. – Итак, ты знаешь о том… инциденте, из-за которого Алисия ушла в отставку. – Таннис кивнула. – Значит, ты знаешь, что это была часть сделки. Она ушла в отставку, и Кадры замяли дело об оскорблении действием старшего офицера. Так? – Она снова кивнула. – Ты, случайно, не знаешь имени этого пострадавшего офицера?

– Нет, сэр.

– Черт возьми! Я не предполагал, что все останется так глухо. – Кейта снова щипнул свою переносицу. Теперь он смотрел не на Алисию, а на Като. – Этим офицером был Вадислав Ваттс, Имперские Кадры, человек, ответственный за информационное обеспечение Шеллингспортской операции. Она не просто ударила его. Его доставили прямо в реанимацию. Как она впоследствии призналась, у нее было намерение убить его.

Таннис изумленно смотрела на Алисию, но Алисия сидела к ней боком, не мигая глядя прямо перед собой.

– Вот так. Мы знаем, майор, что Кадры, как и все на свете, несовершенны, как бы ни была вся Империя убеждена в обратном. У нас бывают ошибки. Не часто, надеюсь, но, когда мы ошибаемся, последствия бывают очень тяжелыми. Шеллингспорт был одной из таких ошибок.

– Ош-шибка, – прошипела Алисия и сжала губы. Кейта нахмурился, но продолжал, обращаясь к Таннис, как будто они были наедине:

– Алли права. Не ошибка убила девяносто три процента личного состава вашей роты. Это было преступление, потому что потерь можно было избежать. В распоряжении полковника Ваттса была информация, дававшая точную картину сил и намерений противника. Информация, которую он утаил.

Лицо Като побледнело, на нем отразилось непонимание и внутренняя борьба. Кейта сцепил ладони и, нахмурившись, смотрел на них.

– Он думал, что сможет избежать огласки, и это ему почти удалось.

– Но… причина, сэр?

– Шантаж. Держава… силы, стоявшие за террористами, давно уже подкупили его. Он давал им информацию, второстепенную, но ценную, в течение семи лет до рейда. Он отлично законспирировался. Прошел семь рутинных проверок и одну усиленную, и мы ничего не заподозрили. Но перед Шеллингспортом его работодатели потребовали подтасовать разведданные так, чтобы операция вылилась в кровавую баню и провалилась. В противном случае они угрожали его выдать.

– Вы хотите сказать, что нас подставили? – прошептала Като.

– Точно. Вы должны были погибнуть, террористы уничтожили бы заложников. Репутация Кадров была бы подорвана, Император был бы запятнан неудачной авантюрой. Этот план провалился только благодаря храбрости и целеустремленности вашей группы и, в особенности, благодаря мастер-сержанту Алисии Де Фриз.

Алисия смотрела на него невидящим взглядом. Ее глаза вскипали ужасом, ногти впились в ладони под краем стола. Капитан Элвин и лейтенант Страссман погибли еще в воздухе, лейтенант Масолл через две минуты после приземления. Первый сержант Юсуф и ее люди погибли, чтобы дать остальным выйти из зоны приземления. Затем – кошмар броска по местности в тяжелой активной броне. Люди – друзья – падают продырявленные вольфрамовыми сердечниками, исчезают в пылающих потоках плазмы. Двухместные атмосферные стингеры с ревом пикируют на их окровавленные ряды. Они оставляют своих беспомощных раненых. Наконец, штурм. Рядовой Озелли закрывает своим телом заложников, бросаясь между ними и плазменной пушкой. Таннис, укладывающая трех террористов за спиной своего командира, в то время как ее собственная броня трещит под градом пуль мелкого калибра, принимает на себя два бронебойных сердечника, предназначенных для Алисии. Ужас, кровь, дым, вонь… а они держались, держались, держались, пока не подошли «шаттлы» поддержки, как руки Господа, чтобы забрать их из ада, в то время как она и медик сдирали с Таннис броню и дважды запускали ее сердце…

Это было невозможно. Они не могли сделать это – никто не мог сделать это, – но они таки сделали это! Сделали, потому что были лучшими. Потому что они были Кадры, отборные самураи Империи. Потому что это был их долг. Потому что они, честно говоря, были слишком глупы, чтобы понимать, что это невозможно… и потому, что, кроме них, не было ничего между двумя сотнями заложников и смертью.

– Этот план провалился. – Спокойный голос Кейта прорезался сквозь фантастические вспышки ужасных воспоминаний. – Он провалился только из-за вас, но мы не могли понять, почему разведка допустила такой срыв. Уверяю тебя, мы провели тщательное расследование. Но ничего не нашли… Двумя годами позже, в ходе Лувийской операции, капитан Де Фриз захватила умирающую ришатскую боевую мать. Медики пытались спасти ее, но риши была совершенно безнадежна. Умирая и видя, что Алли сохранила жизнь ее боевых дочерей, она заплатила долг чести.

Новые воспоминания мучили Алисию, и Тисифона поспешила снять урожай ярости, сохраняя их силу. Алисия вспомнила умирающую риши, узнавшую, что она – та самая Де Фриз. Прекрасные золотые глаза, сияющие на безобразном лице матриарха. Бесценный ядовитый дар во имя чести…

– Не было ни доказательств, ни записей, только слово умирающей боевой матери. Но Алли знала, что это правда. И поэтому она вернулась на флагманский корабль, нашла полковника Вадислава Ваттса и приперла его к стенке. Тот запаниковал и попытался скрыться, подтвердив тем самым свою вину. Голыми руками она сломала ему ребра и обе ноги, проломила череп, прежде чем ее смогли оттащить.

В помещении было очень тихо. Алисия слышала собственное хриплое дыхание, дикие отголоски пережитого бушевали в ее голове. Жизнь Ваттсу спасла только ее ненависть. Она дала ему почувствовать хоть часть тех страданий, которые перенесли ее люди. Если бы она могла собой управлять!.. Один чистый удар – только один, – и медикам нечего было бы делать.

И тогда началась возня. Военным министром был тогда барон Юроба. Он решил, что ничто не должно пятнать наш славный лувийский успех. Министр юстиции Канарис согласился по своим соображениям. Дело замяли, Алисии дали возможность выбора: суд или отставка. Никакого скандала. Никаких назойливых масс-медиа и кровожадного военного трибунала, пятнающих торжество победителей и провоцирующих новые инциденты с Ришатой. Ваттс был уволен, лишен льгот и пенсии, передан министерству юстиции, которое за его ценную помощь в раскрытии шпионской сети Ришаты амнистировало его.

Слезы текли по лицу Като, ее глаза покраснели.

– Вот почему Алли не хочет говорить со шпиками, Таннис. Не делая исключения для меня. Она не доверяет нам.

– Вам я доверяю, сэр, – тихо сказала Алисия. – Я знаю, как вы себя вели. Я знаю, что только благодаря вам так легко отделалась.

– Чушь, Алли, – ответил сэр Артур. – Они и сами не посмели бы дойти до конца. Вряд ли они захотели бы объяснять, за что судят одного из трех живущих кавалеров Ордена Знамени Земли.

– Может быть. Но это ничего не меняет, сэр. Я бы им все простила, кроме того, что Ваттс жив, что ему позволили спасти свою шкуру, подчистив записи. Мои люди заслуживают лучшего, сэр.

– Они заслуживают лучшего, они заслуживают того, чего я не могу им дать. Мы живем в несовершенном мире. Все, что мы можем делать, это делать лучшее, на что мы способны. И поэтому я здесь. Графиня Миллер ознакомилась с материалами лично. Она знает, как ты себя чувствуешь и почему. Но у нее личный приказ Его Величества выяснить, как ты выжила и почему тебя не засекли сенсоры. Я уполномочен тебе сообщить, что это дело получило приоритет Короны, что в моем лице говорит с тобой сам Император как с личным вассалом. Вне сомнения, есть намерение попытаться воссоздать эти качества у других индивидов, но есть и страх. Неизвестное действует пугающе даже в наши дни. Я бы предпочел говорить с ними сам, Алли…

Его глаза почти умоляли, и она отвела взгляд. Он все еще хотел прикрыть ее. Хотел защитить от тех, кто был бы менее осторожен с ее ранами и с тем, чего ей стоят их вопросы. Но что делать?

Он никогда не поверит ей, если она скажет всю правду.

<Малышка,> голос в ее голове был тих. <Мне нравится этот человек. Он знает вкус чести.>

<Он – сама честь,> горько ответила она.<Поэтому они его и послали. Потому что он сделает все, что требует присяга Императору, даже если будет ненавидеть себя за это.>

<Что ты ему скажешь?>

<Я не хочу ему врать. Я даже не знаю, смогу ли я себя заставить. Но он заметит это сразу.>

<Тогда не пытайся,> предложила Тисифона. <Скажи ему то, о чем он спрашивает.>

<Да ты что! Он подумает, что я сошла с ума.>

<Вот именно.>

Алисия задумалась. Она не предусмотрела этого варианта, когда решила симулировать психическое расстройство. Она могла бы сообразить, что придется иметь дело с Кадрами, но старая рана была слишком болезненной, чтобы взвесить все последствия. Она никогда бы не подумала, что дело дойдет до Императора.

Но если, предположим, она расскажет Кейта правду? Этот человек – ходячий детектор лжи, он поймет, что она говорит правду, что она сама верит в свои слова. Как он тогда поступит с ней?

Как требуют инструкции, конечно. Он отправит ее на Суассон для дальнейшего обследования и, вне сомнения, для дальнейшего лечения психики. Это даже выгодно, так как столица сектора – хорошее место для начала ее собственного поиска пиратов. Но ведь он также прикажет отключить системы жизнеобеспечения.

<Ну и что?> отреагировала ее постоянная внутренняя собеседница. <Мы же знаем, я без труда могу снова задействовать систему, когда понадобится. Нам будет легче удрать, если они будут думать, что система нейтрализована.>

Алисия снова встретилась глазами с Кейта. Она не могла сказать все. Даже если они не поверят в Тисифону, они могут достаточно встревожиться, чтобы блокировать способности эринии к чтению мыслей и коммутации ее имплантированной системы. Но если открыться до дня, скажем, когда прибыла Таннис, прежде чем они начали свои опыты…

– Хорошо, дядя Артур, – вздохнула она. – Ты все равно не поверишь, но я скажу тебе, где была и как туда попала.

 

Глава 7

<Похоже, тебе конец, малышка,> безэмоционально заметила Тисифона, когда левая нога майора Като коварно метнулась к лодыжкам Алисии. Та прыгнула, и ее нога взлетела навстречу. Таннис не могла этого видеть, но движения и контрдвижения, действия и реакция на них были частью их обеих, такими же автоматическими, как чихание от пыли в носу. Она упала вне досягаемости удара Алисии, лишая его силы, и ее запястье врезалось повыше пятки противника. Алисия упала на циновку, в то время как Таннис приземлилась на лопатки и спружинила в обратное сальто. Ее подошвы коснулись опоры, ноги сжались и катапультировали ее обратно в свирепом броске. Алисия откатилась в сторону и вскочила, но она еще не восстановила баланс, когда Като настигла ее. Зазмеились руки, замелькали ладони, и вот Таннис замерла на полусогнутой ноге, другая полностью вытянута, а Алисия кувыркается в воздухе с возгласом неудовольствия. Звучный шлепок об пол от приземления на живот… выпрямиться уже не удается, потому что колено майора Като уже давит в позвоночник, а железная рука перехватила горло.

– Ну как, сержант? – с видимым удовлетворением пропыхтела Таннис.

<Да, малышка, как?> с интересом спросила Тисифона.

<Ой, отстань!> огрызнулась Алисия и промычала что-то невнятное.

– Черт, хорошо! – сияла улыбкой Като, вставая и помогая подняться Алисии.

– Одной из нас хорошо, – буркнула Алисия, осторожно потирая зад. Она и Таннис были в легком защитном снаряжении и защитных перчатках – нелишняя предосторожность при тренировке коммандос, – но все кости и связки ломило, несмотря на защиту.

– Ты не в форме, вот в чем дело, – заметила Като. – Ты укладывала меня три раза из пяти, а сейчас позволяешь какой-то клистирной трубке швырять себя по залу. Бог мой, что бы сказал сержант Делакруа?

– Ничего. Он просто взял бы да и отделал обеих наглых сучек.

– Доброе старое время! – вздохнула Таннис. Алисия хмыкнула. Учиться заново трудно, и последние несколько недель были нелегкими. Она не ощущала усталости, но была вялой и подавленной. Ее ощущения сильно притупились, лишившись поддержки сенсоров системы жизнеобеспечения. Система так долго была ее частью, что она чувствовала себя калекой без нее.

Она знала, что подруга тоже отключила свою систему на время схватки, чтобы бороться на равных. Да она и не нуждалась в форе, даваемой сенсорами. Едва метр шестьдесят семь ростом, она стояла против ста восьмидесяти трех сантиметров Алисии, но ее родная планета обладала силой притяжения на тридцать процентов больше земной, и на ней не было отставных коммандос. Медики были медиками лишь в первую очередь, и Таннис все последние пять лет поддерживала физическую форму регулярными тренировками вроде этой. Чего нельзя было сказать об Алисии. Она скептически представила себе, как реагировали бы жители Мэтисона на приглашение потренироваться.

Она выпрямилась и сняла нерегулируемую защиту глаз. Где-то ее видеосенсоры! Она выглядит развалиной… Все ее права скрупулезно соблюдались. Кейта официально известил ее, что она будет находиться под постоянным наблюдением. Она считалась больной и официально вовсе не была пленником. Но они не хотели рисковать, и, если она снова исчезнет, они хотели знать при помощи всех доступных им средств, когда и как она это сделает. Это было ужасно вежливой формой извещения, что ей не позволят бегать где попало, потому что они не уверены, сможет ли она сосчитать до двадцати во время прогулки по городу.

Все отвечало ее интересам, но причиняло боль, и не ей одной. Кейта мог поручить Таннис изложить все это Алисии, если бы не был таким пунктуальным старым пнем… и если бы не знал, как уже расстроена Таннис, вынужденная дезактивировать ее систему. Были отключены все ее процессоры, вся фармакопея и альфа– и гамма-рецепторы. Он сделал исключение для бета-рецепторов, так что она имела доступ к компьютерам для получения информации и развлечений. И он стоял в ее палате, предлагая всю возможную поддержку и признавая свою ответственность за принятое решение. Он выглядел таким несчастным, что это ей хотелось его утешать.

Конечно, он не знал, что Тисифона проводит свои опыты и что «непробиваемые» коды деактивации не были теперь эффективны против нее.

– Еще разок, сержант? – лениво спросила Като. Алисия отпрянула с ужасом, который был лишь наполовину шуткой, но блеск в глазах Таннис принес ей облегчение. Она беспокоилась, как Таннис перенесет правду о Шеллингспорте. И если ее энтузиазм по поводу схватки был преувеличенным, то движущим мотивом Таннис – как и истинной причиной поддразнивания Тисифоны – было желание отвлечь Алисию от ее проблем. Хотя знание причин и не заживляло синяки.

– Информация для тебя и Пабло: я снова буду в лазарете, когда мы прибудем на Суассон. Черт побери, я ведь только неделя как оправилась. Дай мне только срок!

– Сколько лет? – промурлыкала Таннис и засмеялась, увидев выражение лица Алисии. – Извини, сержант! Я просто рада, что наконец смогла тебя уложить.

– Да ну? – Алисия искоса смерила ее взглядом и сложила губы в зловещую ухмылку. – Очень мудро, майор. До Суассона еще две недели. – Оскаленные зубы жемчужно сверкнули в сторону подруги. – Можем заключить небольшое пари, кто кого уложит там, мэм.

* * *

Инспектор Бен Белькасем поднес чашку к губам и отложил папку. Вентилятор отгонял дым трубки сэра Артура, и он с признательностью потянул носом, но лицо его осталось серьезным.

– Она так убеждена, что я ловлю себя на том, что верю ей, – сказал он наконец, и Кейта согласно буркнул. – Абсолютно все сходится, как ни абсурдно звучит.

– Как раз это меня беспокоит, – начал Кейта. – Это звучит убедительно, потому что она в это верит. Я это понял еще до того, как ее проверили на детекторе. В ее мозгу нет ни вопросов, ни сомнений. А она не тот человек, который все принимает на веру. Значит, что-то «говорило» с ней, то есть она либо действительно страдает от личностного расстройства, либо какая-то внешняя сила убедила ее в реальности всего, о чем она нам сообщила.

Бен Белькасем выпрямился на стуле и поднял брови:

– Вы действительно полагаете, что в ее голове живет что-то еще, какое-то существо, какой-то кукловод?

– Конечно. Даже если это существо является продуктом ее воображения. – Кейта пытался вновь разжечь трубку. – И она действительно уверена, что это иное существо.

– Согласен, но все-таки более вероятно, что она впала в параноидальную манию какого-то рода. Из объяснений доктора Като видно, что логические внутренние связи и абсолютная вера в себя характерны для таких состояний, а капитан Де Фриз вытерпела достаточно, чтобы произошел срыв. Не могу судить о тяжести ее военной службы, но, если вспомнить, с какой жестокостью была убита ее семья, ее собственные ранения…

– М-м… – Кейта затянулся, опустил трубку и посмотрел на дым. – Знаете ли вы критерии отбора Кадров, инспектор?

– Очень мало, только, что они очень строги.

– Неудивительно. Но вы все же знаете, что Кадры – единственный род войск, численность которого ограничена Сенатом.

– Конечно. И при всем уважении, это не кажется нелогичным. Кадры подчиняются лично Императору. Каждый знает, что это элитные силы, но одновременно это и личные вассалы Императора, у которого достаточно сил и без этой большой дубинки.

– Не могу с вами не согласиться, инспектор. – Кейта хмыкнул над своей трубкой, инспектор вежливо выгнул правую бровь. – Каждый Император со времен Теренса Первого знал, что стабильность Империи зависит от сбалансированности ее динамических напряжений. Необходимо централизованное руководство, но, если неконтролируемая власть сосредоточится в одних руках, будь то лицо или клика, начнутся неурядицы. Так можно жить в течение одного-двух поколений, но в итоге наследниками этой системы оказываются некомпетентные карьеристы, и система гибнет. Достаточная внешняя угроза может замедлить процесс, но постепенное разрушение неизбежно. Однако я не хотел отвлекаться на проблемы преторианства. Я только хотел подчеркнуть, что ни один Император никогда не укомплектовывал полностью свои личные Кадры в допущенном Сенатом сорокатысячном лимите.

– Неужели? – удивился Бен Белькасем, наблюдая за Кейта поверх чашки.

– Ни один. Конечно, малая численность усиливает элитарный дух, сплачивает ряды, создает своего рода иллюзию большой семьи. Но есть и более веские ограничения. Четыре пятых личного состава Кадров – коммандос. Остальные – структуры обеспечения. За время обучения, оснащения личными системами жизнеобеспечения, оружием, броней, средствами транспорта и логистики вы тратите на каждого столько, что можете купить корвет. Некоторые сенаторы считают, что так и следовало бы делать. К несчастью, вы не можете послать этот корвет выручать заложников или провести скрытую операцию в штаб-квартире противника, диверсию и тому подобное. Но эти старые пни, – Бен Белькасем заметил, как совершенно естественно Кейта употребил это определение, несмотря на свой возраст, – как-то не могут усвоить очевидных истин. Но даже деньги не являются ограничением. Дело в том, что число потенциальных коммандос ограничено природой. Они должны обладать набором врожденных качеств, которые крайне редко сочетаются в одном лице…

Во-первых, они должны происходить из тех шестидесяти с лишним процентов населения, которые могут использовать нейрорецепторы и принять в свой организм – и управлять ею – систему жизнеобеспечения, о сложности которой мало кто вне Кадров подозревает. Во-вторых, они должны обладать экстраординарными физическими качествами: скорость реакции, координация, сила, выносливость и другие, – некоторые из них засекречены. Какие-то можно усвоить или развить, но хотя бы потенциально они должны быть врожденными. В-третьих, наиболее важное – психологические требования и мотивация. – Кейта мгновение помолчал и продолжил задумчиво: – Такая ситуация складывалась не только в Кадрах. Тысячу лет назад, когда ракеты с химическим топливом были самым мощным оружием на Земле, стояла такая же проблема с подбором командиров стратегических подводных лодок. Эти люди должны были быть достаточно стабильными, чтобы доверить им командование такой огневой мощью, но эти же самые люди, чтобы соответствовать своему боевому назначению, должны быть способны применить оружие в нужный момент.

Ощущаете проблему? – Он кинул на Бен Белькасема острый взгляд. – Стратегическая подводная лодка была в то время самым сложным и совершенным оружием. Ее командир должен был обладать качествами командира межзвездного корабля. Он должен понимать последствия применения вверенного ему оружия и быть достаточно стабильным, чтобы жить с этим знанием. И он должен, в случае необходимости, нажать кнопку, если долг требует этого.

Кейта подождал, пока инспектор кивнул в знак понимания.

– Перед нами такая же проблема. Мы отбираем людей по их личным качествам и затем развиваем и тренируем их. Вы знаете, что сделала Алисия, но вы обдумывали соотношение сил? Против нее были двадцать пять человек, связанных между собой через нашлемные рации, все в легкой броне, вооруженные штурмовыми винтовками, пистолетами и гранатами, которым достаточно было только посадить пилота со стрелком в «шаттл», чтобы убить ее. Единственными предварительными разведданными были собственные наблюдения, оружие – гражданская винтовка и нож. И она убила их всех. На ее стороне была внезапность, ее винтовка – мощной, но я абсолютно уверен, инспектор, – она убила бы их всех, даже если бы была без оружия.

Бен Белькасем издал неясный звук вежливого недоверия. Кейта ухмыльнулся. Выражение его лица не было приятным.

– Вы можете судить по тому, что она совершила в Шеллингспорте, – тихо продолжил Кейта. – Я не говорю, что она повторяла бы каждый раз одно и то же. Наиболее вероятно, она отключила бы одного из них и взяла его оружие. Но она сделала бы их всех. Должен согласиться, Алисия Де Фриз уникальна даже для Кадров. – Он помолчал, склонил голову, как бы раздумывая, затем продолжил: – Звучит высокопарно, но это правда. Это реалия мистики Кадров. Коммандос знают, что они – лучшие. Это не подлежит обсуждению. Если бы это было не так, они не были бы в Кадрах. Их отобрали как лучших, обучали, вооружали и тренировали как лучших, применяют только там, где нужны лучшие. Они служат, но служат среди лучших, ничего другого они не приняли бы.

Но в то же время они должны сознавать, что их работа, цель, ради которой они существуют, ужасна. Какой бы смелости и самоотдачи от них ни требовала работа, какую бы пользу они ни приносили другим, они – убийцы. Их учат убивать без колебаний, когда требуется убийство, использовать оружие и навыки так же естественно, как волки используют зубы. И они должны при этом сознавать, что убийство – ужасное, отвратительное действие. Одна из наших древних организаций выразила это так: Кадры делают много вещей, которые мы не желали бы делать никому.

Может быть, еще важнее, что они не могут остановиться. Такие люди есть в любом боевом подразделении. Они всегда впереди, их редко бывает достаточное количество. У них высокая мораль. Они костяк подразделения, пример для других. Но в Кадрах это не исключение, а норма. Вы можете убить коммандос, но это единственный способ их остановить.

И если вы берете такую гордость, инстинкт убийцы, абсолютную стойкость и соединяете их с возможностями, которые наши люди получают после тренировки и оснащения, то очень нужна уверенность, что они стабильны, рациональны. Они должны быть воинами, а не убийцами. Мы делаем из них нечто, безмерно пугающее рядового гражданина, но они должны быть людьми, которым можно доверять, которые делают то, что должны, не становясь бессердечными или, еще хуже, не приучившись получать удовольствие от убийства. Поэтому наши требования к психике вдвое выше, чем в Академии Флота. Это делает Кадры собранием выдающихся по любым стандартам людей. Империя включает более восемнадцати сотен обитаемых Миров со средним населением около миллиарда, и мы не можем найти сорок тысяч достойных. Нет, они не боги, некоторые из них не выдерживают, но Алисия Де Фриз – последний человек в Галактике, о котором бы я так подумал.

– Но это все же в пределах возможного, – мягко возразил Бен Белькасем.

– Очевидно, да, судя по тому, что она, как кажется, и сделала. Но именно поэтому я так обеспокоен. Я не понимаю, как она сделала то, что сделала, и я бы сказал, что Алли Де Фриз скорее умрет, чем сломается под любым мыслимым напряжением. И вы правы насчет того, как она рациональна и убедительна. – Кейта вертел в руках чашку, пристально рассматривая ее, глаза его были темными от озабоченности и удивления поведением человека, который для него так много значил. – Я почти хочу верить, что она попала под какое-то влияние извне.

– Гипноз? Промывка мозгов? Какое-то кондиционирование?

– Не знаю, черт побери! – Кейта так резко поставил чашку на стол, что кофе выплеснулся. – Но я не могу забыть эту проклятую энцефалограмму.

– Но ведь она исчезла.

– Исчезла. Майор Като подтвердила ее наличие при первом обследовании, но потом она пропала в середине сканирования. Теперь энцефалограмма Алисии идентична ее старой, но почему она настаивает на присутствии этой Тисифоны после исчезновения показаний? И откуда она появилась в первый раз? Ни Таннис, ни ее люди ничего подобного раньше не видели.

– Подобного чему?

– Не знаю. И они не знают. Было бы лучше, если бы знали. Наука не доказала надежного, устойчивого экстрасенсорного восприятия у людей, но что если Алли напоролась как раз на это? Мы знаем, что на Кворне существует ограниченная внутривидовая телепатия. Могла она активировать какую-то ранее не использованную часть своего мозга? Какую-то скрытую человеческую возможность, которую мы раньше не могли выявить? Если да, то можно ли ее развить, изучить и использовать? Будет ли воссоздание таких же способностей в другом организме иметь такие же последствия для психики? Нет ли у нее других способностей, которых она еще не осознала и которые вызовут новые напряжения?

Инспектор открыл было рот, но ничего не сказал, осознавая весьма реальный характер озабоченности Кейта. Это звучало фантастично. Какими бы Кадры ни были особенными, они не были богами. Кейта сам признал, что у них тоже бывают срывы при перенапряжении. А Бен Белькасем никогда не встречал человека с большими основаниями для срыва, чем Алисия Де Фриз, поэтому…

Ход его мыслей внезапно сбился. Право на срыв, конечно. Но Кейта прав в том, что простой и удобный ответ оставляет без ответа другие вопросы. Как она выжила при отрицательных температурах с такими ранами? Почему сенсоры Флота не обнаружили ее, прежде чем кто-то не появился там для опознания мертвых?

Стоило ли развивать это предположение о втором существе? Необязательно это должен быть древнегреческий демон или полубогиня, если даже Де Фриз так утверждала, но Мэтисон лежит на краю известного космоса. Никто ничего подобного еще не встречал, но это не исключает возможности. Пусть объяснения Де Фриз звучат фантастически, но никто иной не смог предложить менее фантастических. А простейшая гипотеза, которая объясняет все известные факты, с наибольшей вероятностью является верной.

* * *

Прозвучал сигнал, и люк распахнулся. Бен Белькасем поколебался в проеме, удивленный быстротой доступа. Затем он посмотрел в маленькую опрятную каюту, на женщину, к которой пришел.

Алисия Де Фриз сидела, неловко держа левую руку на головной гарнитуре, по глазам было видно, что мысли ее блуждают далеко. Глаза остановились на инспекторе, не видя его. По этому обращенному внутрь взгляду он понял, что она прогуливается по сети данных транспорта. Брови инспектора поползли вверх, так как он знал о дезактивации компьютерных связей Алисии.

Алисия заметила его присутствие и медленно заморгала.

<Выходи оттуда!> последовал нетерпеливый отказ, и ее следующая мысль была громче: <У нас посетитель, возвращайся.>

<Иду.> Тисифона вдруг оказалась полностью в голове Алисии, беззвучный голос жизнерадостно вибрировал, как всегда было после рейдов по судовым компьютерам. Она обнаружила окольные маршруты к наиболее невероятным местам и изучала привод Фассета, когда Алисия затребовала ее обратно.

<Мы могли бы избежать этих неожиданных появлений, запирай ты дверь,> не в первый раз заметила она.

<И тогда они бы заинтересовались, чем это мы, то есть я там занимаюсь.>

<С такой кучей сенсоров вокруг? Вряд ли, малышка.>

<Не смеши меня,> ответила Алисия, мигнула и сфокусировала взгляд. Это был Бен Белькасем, и она обдумывала возможную цель его посещения, указав на единственный стул.

Инспектор сел, открыто, но ненавязчиво изучая ее. Она была женщиной с запоминающейся внешностью. Слишком для него высокая – он предпочитал встречаться взглядом без хруста в шее. Стройная, но широкоплечая. Она двигалась с тренированной, дисциплинированной фацией. Можно было забыть, что она просто симпатичная, когда ее лицо светилось умом и юмором. Но было в нем и еще кое-что. Что-то прохладное, кошачье и какая-то веселая терпимость, довольно похожая на то, что было в его собственных глазах, но со странным состраданием. И способность к насилию, с которой ему никогда не сравняться. Это была опасная женщина, подумал он, но со столь полным самообладанием, что невозможно думать о ней как о сумасшедшей.

– Извините меня, – начал он. – Я не собирался так вламываться к вам, но люк открылся сам.

– Да, я знаю. – Ее контральто имело мягкий, пушистый оттенок, но улыбка была кривой. – Дядя Артур настолько добр ко мне, что разрешил свободно перемещаться по кораблю, но, из-за опасений моей, э-э, нестабильности, я решила, что секретничать будет неуместно.

Он кивнул и откинулся назад, скрестив ноги и наклонив голову.

– Я заметил, вы были в интерфейсе.

– И подумали, что дядя Артур отключил мои рецепторы. – Она отняла руку от гарнитуры и размяла пальцы.

– Что-то вроде этого.

– Он оставил мне бета-рецептор, – сказала она, открывая ладонь. Она покрутила запястьем, вытянула руку, чтобы он заметил легкую выпуклость рецепторного узла. – У меня их три, и этот наиболее безобидный.

– Я знал, что у вас больше одного, – пробормотал он, – но три… вы в них не путаетесь?

– Иной раз. – Она подняла руки и потянулась, как кошка. – Они работают с разными подсистемами, но одно из требований к работе – умение концентрироваться на более чем одной вещи одновременно. Вы словно играете в шахматы на крыше под проливным дождем, ведете при этом непринужденную беседу по субатомной физике и между ходами чините крышу, заменяя ломаную дранку.

– Звучит исчерпывающе, – заметил он, и она снова улыбнулась.

– Проще… – Она прикоснулась к виску. – Это мой альфа-узел. Он подключен к моим первичным процессорам и предназначен для широкополосного доступа к компьютерным интерфейсам без искусственного интеллекта вроде панели управления «шаттла», сетей тяжелого оружия, передачи данных. Он также управляет моими системами вроде фармакопеи, поэтому имеет смысл поместить его здесь. – Она мягко шлепнула себя по макушке. – Если я потеряю полголовы, то вполне могу обойтись без периферии. – Ее улыбка стала похожа на ухмылку ежа, и она открыла правую ладонь. – Здесь мой гамма-узел. Мы используем его для интерфейса с нашей боевой броней. Морская пехота, в отличие от нас, держит узел брони здесь. – Она снова шлепнула себя по виску. – Я могла бы управлять броней через альфа-узел, но тогда пришлось бы свернуть ряд других функций. Гамма – что-то вроде вторичной, вспомогательной связи. А это, – она снова открыла левую ладонь, – предназначено для дистанционных данных и сенсоров. Может перенять ряд функций гамма-узла, если я потеряю другую руку, но возможности его невелики, поэтому дядя Артур оставил его.

– Ясно. – Он изучающе посмотрел на нее. – Должен признать, вы не кажетесь особенно сердитой. – Она пожала плечами, но он продолжал: – Я понимаю, почему большинство выживших коммандос оседают в колониях. Главный Мир требует дезактивации ваших вживленных систем.

– Это верно лишь отчасти. Весьма существенно, конечно, но главное – сверхцивилизация не по вкусу людям такого сорта, как мы. Впрочем, окраинные Миры на это не жалуются. Мы им очень полезны. Если же вы хотите спросить, не сожалею ли я о моей дезактивации, отвечу: конечно сожалею. Но особенной причины сердиться нет. На месте дяди Артура я сделала бы в точности то же с любым из коммандос… имеющим сомнительный контакт с реальностью.

Ее голос звучал резко, но поблескивал юмором, и инспектор решил улыбнуться. Но его улыбка быстро угасла. Он подался вперед, схватив ладонями свою правую лодыжку, лежащую на левом колене, и тихо заговорил:

– Верно. Но я, капитан Де Фриз, не удивлюсь, если ваш контакт с реальностью окажется не столь сомнительным, как все думают.

Ее глаза на мгновение застыли, весь юмор испарился, но она тут же засмеялась:

– Осторожно, инспектор. Подобные высказывания могут сделать вас моим соседом.

– Если их кто-нибудь услышит, мои высказывания… – пробормотал он, и ее глаза округлились, когда он вытащил из кармана небольшой, компактный и в высшей степени противозаконный прибор. – Вы, разумеется, знаете, что это такое. – Она утвердительно кивнула. Таких крошечных она не видела, но военные модели использовала. Это был прибор против внешнего наблюдения, в торговле называемый зеркальной шкатулкой.

– В настоящий момент, – Бен Белькасем небрежно засунул свое сокровище обратно в карман, – сенсоры майора Като обозревают зацикленный промежуток времени минут за пять до того, как я нажал кнопку у вашей двери. Я не ожидал, что застану вас в интерфейсе. Без сомнения, вы значительное время оставались сравнительно неподвижной, так что шансы, что кто-то заметит мое вторжение, еще меньше, чем я надеялся. И все же надо поторапливаться.

– Куда? – спокойно спросила Де Фриз.

– Поторапливаться с нашей беседой. Видите ли, я не вполне разделяю точку зрения ваших коллег из Кадров. Я не знаю, что в действительности произошло, я не знаю, что вы собираетесь предпринять, я не психиатр и не психолог. Но я сопоставляю сказанное сэром Артуром о вас как о личности и сказанное доктором Като о вашем намерении добраться до тех, кто стоит за этими рейдами.

– И?

– И мне кажется, что при определенных обстоятельствах вам выгодно считаться сумасшедшей. Поэтому я просто заглянул поделиться своим маленьким секретом. Видите ли, все вокруг думают, что я из департамента разведки. Это соответствует моим пожеланиям. Хотя я никогда не говорил, что я из разведки. Да, я инспектор министерства юстиции. Но из департамента «О».

Губы Алисии беззвучно присвистнули от неожиданности. Оперативный департамент министерства юстиции был настолько же приоритетным и овеянным легендами институтом Империи, как и Имперские Кадры. Он состоял из отборных специалистов по чрезвычайным ситуациям. Его задачей было достижение поставленных задач любыми возможными средствами.

Штат департамента был весьма невелик. И если инспектор другого департамента был служащим чуть выше среднего звена, то в департаменте «О» это был высший ранг.

– Вы единственный человек здесь, который это знает, капитан Де Фриз, – сообщил инспектор, поднимаясь со стула.

– Но… почему вы мне это говорите?

– Мне показалось, что так будет лучше. – Он скривил губы в еле заметной улыбке и тщательно оправил свой мундир. – Вы же не скрывали своего отношения к «шпикам». – Он направился к выходу и уже у двери обернулся еще раз. – Если вы решите мне что-либо сказать, если есть что-то, что я могу для вас сделать, пожалуйста, без колебаний. Обещаю вам – все это останется секретом даже для ваших добрых врачей.

Он грациозно поклонился и нажал кнопку выхода. Люк открылся и, чуть слышно шипя, закрылся за ним.

 

Глава 8

Это начало надоедать. Сидя в баре, Алисия обозревала пустые столики вокруг. Никто не позволял себе упомянуть о ее предполагаемом психическом расстройстве, но все старательно избегали ее.

<Все-таки они боятся от меня заразиться,> пожаловалась она.

<Уверяю тебя, в очень малой степени. Они больше боятся того, что ты с ними можешь сделать.>

<Спасибо, утешила,> фыркнула Алисия и, подцепив ногой стул с другой стороны стола, поместила на нем свои пятки.

Она уже привыкла к диалогам с Тисифоной. Иногда эта привычка вызывала у нее опасения, но чаще утешала и развлекала. Она должна была соблюдать осторожность со всеми, особенно общаясь с друзьями, поэтому роскошь свободной беседы была для нее недоступна. Не исключено, что Таннис права, но этот обмен мыслями приносил громадное облегчение, даже если Тисифона не существовала.

<Но я существую! Сколько можно в этом сомневаться?>

<Мое ослиное упрямство. Если бы ты была порождением искусственного интеллекта, мне было бы гораздо легче смириться с твоим существованием.>

<Значит, для тебя продукты мира минералов, кристаллы и проволока более разумны, чем духовное начало?> Мысленный голос Тисифоны выдавал безмерное удивление. <Ты – дитя печального века, малышка, если чутье на чудеса у твоего народа настолько атрофировалось.>

<Не печального, а просто практичного. А касательно чуда, посмотри-ка лучше сюда.>

Она перевела взгляд – их общий взгляд? – на открывающийся вид из громадного окна бара.

Чувствовалось, что этот вид производит впечатление на Тисифону. Окно не было оборудовано усилителем изображения, но это делало открывающуюся перспективу даже более внушительной. Их транспортный корабль уже вышел на орбиту Суассона.

Суассон очень похож на Землю, вернее, на то, чем была Земля тысячу лет назад. Поверхность суши превышает земную, ледовые шапки у полюсов тоже внушительней, потому что Суассон находится в десяти световых минутах от своей звезды С2, но от вида его синих морей и барашков белых облаков перехватывало дыхание, и человек освоил планету. Старая Земля еще залечивала раны, нанесенные восемью тысячелетиями цивилизации, но здесь люди с самого начала учитывали возможные последствия развития планеты. На ней не было мегаполисов Старой Земли или старших из Главного Мира, и Алисия, казалось, ощущала свежесть воздуха Суассона даже на борту космического корабля.

Однако планету населяли два миллиарда человек, и, как бы бережно они к ней ни относились, Франкония была выбрана столицей сектора из-за ее промышленной мощи. Небеса Суассона кишели орбитальными системами, защищенными устрашающими оборонительными сооружениями, и Алисия вытянула шею, внимательно наблюдая военно-индустриальный пейзаж, медленно проплывавший мимо по мере движения корабля, использовавшего лишь крохотную часть своей орбитальной мощности. Иллюминатор заполнился космическим доком Флота, достаточным для приема супердредноутов, способным разместить пару-другую линейных крейсеров для профилактического обслуживания и ремонта. За доком маячила скелетно-паутинная структура верфи.

<Что бы это могло быть?> спросил голос в ее мозгу, и глаза сфокусировались в нужном направлении без ее участия. Это все еще слегка раздражало Алисию, но уже не так, как раньше. В конце концов, у Тисифоны не было рук, чтобы указывать направление.

Эта мысль погасла из-за заострения ее собственного интереса, и она нахмурилась, глядя на небольшой корабль у края верфи. Он находился в одной из завершающих стадий оснащения. Если бы не дрейфующие вокруг него контейнеры и оборудование, можно было подумать, что он полностью готов. Она следила за портовым «шаттлом», из прозрачной выходной трубы которого посыпались яркие точечки – очевидно, техники верфи в заметных издалека рабочих скафандрах. Алисия задумчиво покусывала нижнюю губу.

Вопрос Тисифоны стал ее вопросом. Она видела много боевых кораблей разного типа и ранга, но ничего подобного не встречала. Похожий на луковицу привод Фассета был больше, чем весь остальной корпус. Слишком велик для связного корабля, но слишком мал для флотского транспорта, если предположить, что кто-то вздумал оснастить транспорт таким чудовищным трастовым приводом. По размеру между легким и тяжелым крейсером, четыреста – пятьсот метров в длину, точнее было трудно определить, не видя рядом с ним ничего для сравнения, кроме «шаттлов» верфи, но этот достойный броненосца привод гарантировал внушительные скорости, ускорения и оборот.

Их транспорт подошел ближе, направляясь к расположенному неподалеку пассажирскому терминалу, и ее глаза расширились при виде отсеков вооружения. Их было больше, чем можно было допустить для такого малого судна, особенно учитывая его гигантский привод. Если не…

Ее осенило.

<Я не уверена, но думаю, что это «алъфа-синт».>

<Неужели?> Интерес заострил металлический голос Тисифоны. Она встречала упоминания об «альфа-синтах», особенно в засекреченных данных, к которым получала доступ через судовую сеть.

<Вот уж не думала, что они такие маленькие.>

<Его команда – один человек. Построен на самых передовых технологиях. Вообще его сооружение стало возможным только в результате создания первого практически действующего энергетического узла на антивеществе. И искусственного интеллекта.>

Небольшой корабль скрылся из виду. Они приближались к месту высадки. Алисия откинулась на спинку стула, размышляя о работе пилота «альфа-синта».

Для начала, одиночество. Около шестидесяти процентов всех людей могут использовать нейрорецепторы для взаимодействия со своими технологическими игрушками. Лишь двадцать процентов могли бы войти в синтетическую связь, прямую связь, делающую компьютер буквально частью твоего организма, не «потерявшись» при этом. И лишь менее десяти процентов в состоянии взаимодействовать с искусственным интеллектом. Многие из тех, кто может, не решаются на это. Их трудно винить, принимая во внимание эксцентричность искусственного интеллекта и его склонность к приступам безумия. Сознание, что твой кибернетический слуга может тебя уничтожить, не слишком привлекательно, даже если он представляет собой соратника поистине безграничных способностей.

Судя по всему, что она читала и слышала, людей, способных (и желающих) войти в альфа-синтетическую связь, совсем мало. Яйцеголовые могли хвастаться, что создали наконец устойчивый к безумию искусственный интеллект, но кто в здравом уме будет добровольно сплавляться с мощным, уверенным в себе компьютером в единое целое? Одно дело – интерактивное взаимодействие, совсем другое – стать частью чего-то. У Алисии не было антитехнологических предрассудков, но идея превратиться в органическую составляющую биполярного интеллекта в союзе, который могла разрушить только смерть, не вызывала энтузиазма.

Она внезапно резко засмеялась. Одна или две головы повернулись, и она приветливо улыбнулась любопытным, отмечая, как они отводили от нее глаза. Еще один показатель ее ненормальности. Но это действительно смешно. Она раздумывает о возможности слияния с другой личностью!

Она еще раз усмехнулась, осушила свой стакан и встала, когда вошла Таннис. Слегка напряженная улыбка подруги говорила, что пора предстать перед менее благосклонной психиатрической экспертизой. Алисия вздохнула и поставила пустой стакан на стол, тоже изобразив улыбку и думая о том, выглядит ли ее улыбка такой же намазанной на физиономию.

* * *

Адмирал Флота Субрахманьян Тредвелл, генерал-губернатор Франконского сектора, не любил планет. Он родился и вырос в одном из поселений Солнечного Пояса и видел в планетах Имперских Миров неудобно-обороняемые неподвижные объекты. Остальные планеты он рассматривал как жирные цели, неспособные убежать прочь. Это, однако, не волновало министров Симуса Второго, когда они выбирали его на занимаемый им теперь пост.

Тредвелл был худощав, с вежливым, мягким выражением лица и жесткими глазами. Некоторые из-за лица не замечали глаз, но это был человек, всегда действовавший жестко. Неспособный к вживлению даже рудиментарных нейрорецепторов, отрезанный таким образом от возможности командования боевыми кораблями, он сделал карьеру исключительно благодаря выдающимся способностям, используя только свой мозг и клавиатуру. Трижды старший стратегический инструктор Имперского Военного Колледжа, дважды Второй Лорд Космоса, он был признанным лидером в определении стратегии Флота, но никогда не командовал им в космосе. Это была его болевая точка, дополнявшаяся некоторой антипатией к тем, кто был слабее интеллектом, но мог пользоваться своими «имплантированными преимуществами». Иногда это делало общение с ним затруднительным. Как, например, сейчас.

– Итак, вы хотите сказать, полковник МакИлени, – раздался безжизненный голос Тредвелла, – что у нас до сих пор нет ни малейшего представления, где эти пираты базируются, почему они используют такую тактику, где собираются появиться в следующий раз. Я правильно подытожил?

– Да, сэр. – МакИлени подавил малодушное желание спрятаться за спиной своего адмирала. Это было бессмысленно, так как адмирал леди Росарио Гомес, баронесса Нова Тампико и Рыцарь Солнечного креста, была ростом сто пятьдесят семь сантиметров и весила сорок восемь килограммов.

– Но вы, адмирал Гомес, – Тредвелл обратился к командующей Франконским флотским округом, – полагаете, что у нас достаточно сил для того, чтобы справиться с ними самостоятельно?

– Такого я не утверждала, губернатор. – Седовласая адмирал была миниатюрного сложения, но в компетентности не уступала Тредвеллу и поэтому спокойно встретила его взгляд. – Я считаю, что затребование дополнительных сил не является оптимальным решением. Мало вероятно, что мы получим запрашиваемое. В действительности нам нужно больше легких судов. Кто бы ни были эти люди, они не в силах противостоять нашей огневой мощи. Если мы их, конечно, найдем.

– Конечно. – Тредвелл поиграл клавишами своего блокнота, затем прохладно улыбнулся леди Росарио. – Я полагаю, вы проводили по ним анализ минимальной силы, учитывая их способность сбивать планетарные беспилотные дубли перед входом в коридор?

– Да, – спокойно ответила Гомес.

– Тогда вы сможете объяснить, откуда у них для этого средства? Планетарные дубли – не слишком легкие цели.

– Согласна с вами, сэр. С другой стороны, они не могут отстреливаться, их единственное средство защиты – скорость. Конечно, их легче сбить с крупного судна. Но легкие суда – особенно корветы – тоже способны перехватить их в пределах внутренней системы.

– Согласен, адмирал. Но вот у нас доклад капитана Де Фриз о том, что они используют боевые «шаттлы» класса «леопард». Их несут, точнее, несли только броненосцы и выше. Не будете же вы утверждать, что пираты используют против нас грузовики?

– Сэр, – терпеливо сказала Гомес, – я не утверждала, что у них нет тяжелых судов. Конечно, «леопарды» имелись на борту тяжелых судов. Но нет ничего невозможного в переоснащении тяжелых или даже легких крейсеров для операций с ними. – Она посмотрела на насупленные брови Тредвелла и неторопливо продолжила: – Я не говорю, что они так и делают. Возможность – да, вероятность – нет. Утверждаю я лишь то, что мы имеем три полные эскадры дредноутов и что никакие независимые пираты не смогут нам противостоять. Наша проблема не уничтожение, а обнаружение их. Для этого мне нужны разведывательные силы, а не главные силы Флота.

– Адмирал Бринкман, – Тредвелл обратился к вице-адмиралу сэру Амосу Бринкману, первому заместителю Гомес, – вы думаете так же?

Бринкман разгладил усы и краешком глаза покосился на свою начальницу:

– Я бы сказал, сэр, что леди Росарио полностью владеет вопросом. С другой стороны, точный состав Флота, как мне кажется, можно в допустимых рамках обсуждать.

МакИлени бесстрастно глядел перед собой. Бринкман крупный специалист в космических вопросах, но ни для кого не секрет, что он помышляет о посте губернатора и очень осторожен в обращении с крупными начальниками.

– Продолжайте, адмирал Бринкман.

– Да, сэр. Мне кажется, что перед нами два возможных решения. Одно – предложенное адмиралом Гомес – заключается в размещении дополнительных пикетов, возможно при поддержке линейных крейсеров, в наших обитаемых системах с целью обнаружить, отпугнуть, по возможности преследовать пиратов. Второе – получение дополнительных тяжелых судов и размещение дивизиона дредноутов в каждой обитаемой системе с целью перехвата следующего рейда и уничтожения пиратов. – Он поднял руки открытыми ладонями вперед. – Мне кажется, что мы говорим об акцентах, а не о принципиальных расхождениях. Честно говоря, я был бы удовлетворен любым решением, лишь бы мы после его принятия действовали без промедления.

– Губернатор, – леди Росарио даже не взглянула на Бринкмана, – конечно, желательно уничтожить пиратов во время следующего же их рейда, но убедить Первого Лорда Космоса выделить такое количество дредноутов будет само по себе крупномасштабной операцией. У меня тридцать шесть дредноутов, но, чтобы перекрыть пространство наших обитаемых систем с плотностью, предлагаемой адмиралом Бринкманом, потребуется шестьдесят восемь. Это примерно вдвое больше наших теперешних сил. С учетом близости Ришата и их военного присутствия у наших границ нам нужно еще минимум две эскадры для прикрытия. Это приводит к общей цифре девяносто два, около четверти активного состава Флота в этом классе в мирное время. – Она пожала плечами. – И вы, и я знаем финансовые сложности графини Миллер. Первый Лорд Космоса не даст нам такого количества судов.

– Лорда Журавского предоставьте мне, адмирал. – Глаза Тредвелла были каменными. – Я знаю его давно, и, если скажу, что альтернативой будет потеря по меньшей мере одного из обитаемых Миров, прежде чем мы найдем врага, он вникнет в наши нужды.

– При всем уважении, губернатор, это мало вероятно.

– Посмотрим. Но нам потребуется несколько месяцев на передислокацию, а мы тем временем должны сделать все, что можем. Что у нас в этом отношении?

– Примерно то же, что и перед Мэтисоном, – сказала леди Росарио и кивнула МакИлени.

– По сути, губернатор, большая часть того, что мы узнали после Мэтисона, сводится к неприятностям. Мы идентифицировали одного из убитых капитаном Де Фриз пиратов как бывшего офицера Флота. Дальнейший поиск обнаружил еще шесть офицеров, якобы погибших в той же катастрофе. Это говорит о том, что пираты имеют по крайней мере одного достаточно авторитетного человека в наших структурах.

– Какой-нибудь проклятый клерк в бюро кадров, – фыркнул Тредвелл. – Как высоко нужно сидеть, чтобы подтасовать файлы кадров? Я согласен, что это существенная проблема, но давайте сосредоточимся на том, что мы можем доказать. – Он снова посмотрел на Гомес. – Диспозиция, адмирал?

– Она в моем докладе, губернатор. Я усилила пикеты и разделила Семнадцатую эскадру, чтобы обеспечить прикрытием каждую из шести наиболее населенных систем Короны. Этого достаточно, чтобы разделаться с противником, если ему заблагорассудится принять бой, но недостаточно, если он предпочтет спастись бегством. К несчастью, я не могу сократить резерв. Две эскадры – минимум, если мы не хотим пригласить Ришата. Таким образом, инкорпорированные Миры будут вынуждены полагаться на силы самообороны.

– Что-нибудь говорит о причастности Ассоциации Джанг? – спросил Тредвелл, поворачиваясь к МакИлени. Полковник пожал плечами:

– Они все отрицают, и наша информация о диспозиции их сил подтверждает непричастность Джанг. Кроме того, они вызвались прикрыть Домино и Кольман. Это цели маловероятные: Домино слишком мала и бедна, Кольман имеет сильную орбитальную оборону. Но, с другой стороны, только-только учрежденная колония Мэтисон была еще маловероятнее. Мое личное убеждение, что Джанг к этому не имеет отношения и стремится продемонстрировать свою невиновность, прикрыв наши колонии, но доказательств у меня нет.

– Гм. Склонен с вами согласиться. Следите за ними, но можно исходить из того, что они добросовестные соседи. – Тредвелл побарабанил пальцами по столу. – Черт возьми, нам нужны эти дополнительные эскадры, адмирал Гомес! Вы же сами сказали сейчас – мы можем прикрыть лишь часть объектов, а граждане Империи продолжают погибать!

– Согласна, губернатор, и буду только в восторге, если вам удастся получить корабли от лорда Журавского. Но тем временем, как вы сказали, надо обходиться тем, что у нас есть. Мы скорее могли бы получить легкие крейсеры, пока решается вопрос с дредноутами.

– Но если мы запросим и легкие крейсеры, то только их и получим. – Тредвелл улыбнулся. – Я знаю, как работают Лорды Адмиралтейства. Я сам был одним из них. Запрашивая больше, мы лучше убеждаем их в своей серьезности, и у нас больше шансов получить запрашиваемое.

– Как скажете, сэр. – Леди Росарио сложила руки на столе. Она была убеждена, что Тредвелл идет по ложному пути, но, как сказал Бринкман, вопрос можно толковать любым способом. Ведь Тредвелл ее босс.

– Так. – Тредвелл снова повернулся к МакИлени. – Что нового о нашей Имперской коммандос?

– Сэр, это дело Кадров, и…

– Это дело Кадров, но случилось это на моей территории, полковник.

– Да, сэр. Я только хотел сказать, что не слишком хорошо информирован, так как бригадир Кейта лично контролирует этот случай. Насколько я знаю, изменений нет. Капитан Де Фриз остается непреклонно убежденной, что она одержима персонажем древнегреческой мифологии. Они ищут медицинский подход, но без результатов. Никто, включая и меня, не имеет какой-либо версии относительно ее спасения и неспособности наших сенсоров ее засечь. Нельзя сказать, что она проявила после этого какие-то необъяснимые свойства. Майор Като из медицинского департамента Кадров проанализировала ее индивидуальную систему вплоть до молекулярного уровня, но не нашла ничего необычного. Наиболее тщательные медицинские обследования не обнаружили ничего отклоняющегося от нормы. Ее энцефалограмма и результаты анализов, несмотря на первоначальные отклонения, сейчас в норме. Подытоживая все это, можно сказать, что она полностью нормальна, то есть так же нормальна, как и остальные коммандос, сделав несколько абсолютно ненормальных вещей и имея одну устойчивую манию.

– Гм. – Тредвелл глядел на свои барабанящие пальцы. МакИлени подозревал, что губернатор автоматически подозревал Де Фриз, как любого имплантированного. Это была нередкая реакция тех несчастных, которые не могли иметь нейрорецепторов. – Мне это не нравится, – сказал он наконец. – Но вряд ли я могу – или должен – что-нибудь сделать. Кроме того, – он улыбнулся, – Артур откусит мне голову, если я хоть гляну в эту сторону. – Он встряхнулся. – Очень хорошо. Адмирал Гомес, прошу представить предложения по развертыванию, и держите меня постоянно в курсе.

– Да, губернатор. И я хотела бы попросить, сэр, чтобы ввиду возможности, – она слегка выделила это слово, – столкновения с пиратами с этими данными обращались с повышенной осторожностью.

– Я понимаю, но в этом нет необходимости. Я работаю с информацией ограниченного доступа вот уже несколько десятков лет, баронесса. Уверен, я хорошо освоил основы безопасности.

Губы леди Росарио сжались, но она спокойно кивнула. В конце концов, что она еще могла сделать?

 

Глава 9

Обширное армопластовое окно сигнального поста было закрыто – одна из причин, по которой коммодор Хоуэлл ненавидел коридорный космос. Он наслаждался видом звездного неба, его завораживающей красотой, особенно если удавалось задуматься о чем-то, кроме приказов. Но механика межзвездного полета смахнула звезды прочь. Приближение к световому барьеру было живописно по мере нарастания влияния эффекта Доплера и аберрации. Постоянно стягивающаяся звездная дуга убегала все дальше и дальше вперед в яркое пятно, созданное трассой Фассета, в то время как корабль несся сквозь Божью бездну… пока прорыв светового барьера не отрубал все это к чертовой матери, как топором. После этого – ничто коридорного пространства. Не свет, не тьма, а просто отсутствие чего бы то ни было. Хоуэлл не принадлежал к тем несчастным, которых это ввергало в неконтролируемую истерику, он просто чувствовал неудобство.

Он фыркнул и повернулся к индикатору. Только три самых скоростных транспортных судна были с ним в этот раз, и его эскадра образовывала плотную сферу вокруг световых точек трех грузовиков и флагмана.

Они замедлили боевые корабли из-за того, что с ними были транспорты, но все же эскадра в собственной маленькой вселенной превышала скорость света в восемьсот раз. По крайней мере, это была скорость, с которой они передвигались относительно остальной вселенной. Фактически даже корабль с приводом Фассета не мог преодолеть световой барьер. Попытка достижения светового барьера бросала космический корабль в субконтинуум, где законы физики действовали с некоторыми оговорками. С одной стороны, эффективная скорость света была здесь много выше, но достижимая максимальная скорость ограничивалась соотношением между релятивистской массой звездного судна и остаточной нерелятивистской массой черной дыры ее трассы Фассета. Астрофизики еще не пришли к согласию по этому поводу, на заседаниях Императорского Общества крови было по колено, когда обсуждались новые гипотезы, но математический аппарат был разработан. Астронавтам же вроде Хоуэлла достаточно было практически действующих следствий, которые сводились к тому, что прекращение ускорения было равнозначно замедлению со все более крутым градиентом, а продолжение ускорения прекращало повышать скорость и просто поддерживало ее постоянной.

Он посмотрел на часы. Алексов должен быть с минуты на минуту, подумал он, ругая себя за нетерпение и возвращаясь к экрану.

Они неслись вслепую – другое свойство, за которое он ненавидел коридоры. Детекторы обнаруживают гравитационные искажения, возбуждаемые другим звездолетом, на расстоянии до двух световых месяцев, но это внутри туннеля. О том же, что происходит снаружи, можно только гадать. Нужно заранее очень точно рассчитывать курс и точку оборота, потому что в коридоре уже ничего нельзя откорректировать. Двигаясь вдоль коридора, ты как бы бежишь по норе, втягивая ее за собой, хотя эта аналогия и хромает во многих отношениях.

Кто-нибудь может оказаться в этой норе вместе с вами, так как коридорный космос – скорее частота, чем пространство. Если релятивистская скорость обоих кораблей совпадает в пределах пятнадцати – двадцати процентов, то его и ваш коридорный космос совпадают по фазе. Если это друг, то ничего страшного в этом нет. Если это враг, он может вас уничтожить.

Конечно, напомнил себе Хоуэлл с кривой усмешкой, он встретит проблемы при ближнем преследовании противника. Когда он сбросит ускорение, его скорость начнет падать. Если он сделает оборот, его замедление не только позволит вам обойти его, но и выкинет его из коридора в нормальный космос, как будто он бросил якорь. Но вам не избежать неприятностей. Если вы остаетесь в фазе, его огонь внезапно настигает вас сзади, не давая вам никакой возможности противодействия, и если он сбросит скорость ниже световой, вы его больше не увидите. К моменту, когда вы вернетесь в нормальное пространство, вы будете в нескольких световых часах от него, может быть лишь в радиусе обнаружения гравитационного детектора.

Это жест отчаяния преследуемого. Если боковые щиты его трассовой массы – или же щиты противника – откажут, эти черные дыры могут размолоть его, не выплюнув костей. Еще хуже, они могут врезаться друг в друга и взаимно уничтожиться. И если это мало вероятно, то маловероятное все-таки случается…

Если же вы счастливо избежали уничтожения трассой Фассета своего преследователя, то его системы оружия могут застать вас при облете, а если и этого не случится, то на тщательно рассчитанной и выверенной трассе могут сказаться внесенные девиации и полетный профиль полетит к чертям. Потеряв свой начальный вектор, придется возвращаться на субсветовой режим. Потребуются дни, недели наблюдений, чтобы можно было вычислить новый сверхсветовой курс. Все оперативные планы тогда…

Негромкий музыкальный сигнал прервал блуждание мыслей Хоуэлла, и он нажал кнопку допуска в помещение. Вошел Грегор Алексов, и Хоуэлл демонстративно посмотрел на часы:

– Вы опоздали на три минуты. Какое непреодолимое препятствие вас задержало?

Рот Алексова послушно дернулся, но оба они знали, что это лишь наполовину шутка. Хоуэлл знал Алексова уже двенадцать лет, но другом ему не был. Он был ближе к этому, чем кто-либо из знакомых Алексова, но это мало что значило. Пунктуальный до мелочности начальник штаба напоминал Хоуэллу скорее искусственный интеллект, чем человеческое существо. Что было весьма похвально, подумалось Хоуэллу, с учетом теперешних оперативных потребностей.

– Непреодолимое? Да нет, просто небольшая задержка по поводу коммандера Ватанабе.

– Ватанабе? – насторожился Хоуэлл. – Проблемы?

– Не знаю. Он выглядит несколько нестабильно.

Хоуэлл упал в кресло и поджал губы. Месяцы тщательного отбора дали ему опытных офицеров. Но этого недостаточно. Поэтому Контроль продолжал осторожную вербовку. Большинство новичков притирались к своему месту, но реальность их деятельности была мрачнее, чем кто-либо мог вообразить до того, как попал сюда. Определенный процент новичков оказывался… неподходящим, когда они полностью осознавали, что от них требуется.

– Ты сказал о нем Рэчел?

– Разумеется. – Алексов слегка пожал плечами, остановившись за предназначенным для него креслом. – Поэтому и задержался. Она обещала не спускать с него глаз.

Хоуэлл кивнул, доверяя проблему Ватанабе опытным рукам Рэчел Шу, и задумался над более существенными проблемами:

– Я все-таки думаю, что ты хотел меня видеть не по поводу Ватанабе.

– Естественно. Я хочу вернуться к вопросу о последних сведениях, полученных от Контроля.

– А в чем дело? – Хоуэлл шевельнулся в своем кресле.

– В том, что чем больше я углубляюсь в рапорты о мэтисоновской операции, тем четче вижу, как он нагадил нам. Мне не нравится это – особенно в преддверии такого мероприятия, как Элизиум.

– Брось, Грег. Контроль точно обозначил суммы, выделенные на оборону Мэтисона. Карты планеты совпали до последней десятичной позиции. Никто не мог знать, что эта жестянка вдруг там выскочит.

– Это все так. Но он должен был сообщить нам о Де Фриз.

Хоуэлл откинулся назад, недоверчиво косясь на Алексова. Тот был невозмутим. Коммодор понял, что Алексов серьезно озабочен.

– Грег, на планете сорок одна тысяча жителей… было то есть. Алисия Де Фриз лишь одна из них. Ты хочешь слишком многого, если требуешь, чтобы Контроль следил за каждым червяком, копающимся в каждом куске дерьма, который мы атакуем.

– Я не об этом, как ты прекрасно понимаешь. Коммандос – любые коммандос – не совсем «червяки». А это была Алисия Де Фриз. Если бы я знал, что она там, я бы нанес по ее хутору упреждающий удар с орбиты до начала операции.

– Господи, Грег, она всего лишь женщина…

– Я служил на легком крейсере, прикрывавшем Шеллингспортскую операцию. Поверь, иметь дело с такими, как она, если они диктуют условия, – нестоящее занятие.

Хоуэлл буркнул себе под нос, несколько озадаченный серьезностью Алексова. Он был вынужден отчасти согласиться. Но все равно…

– Я все же не могу обвинять Контроль, так как все остальное было сообщено четко и верно. И я бы не сказал, что она нанесла нам непоправимый вред.

– Не уверен. – Эта реплика Алексова снова удивила Хоуэлла. – Конечно, потеря одной команды не слишком много значит в нормальной обстановке. Но они идентифицировали Сингха, значит, у них есть информация о наших источниках вербовки. Я не знаю МакИлени, но читал его досье. Он будет долбить не переставая. Если он дороет достаточно глубоко, он выйдет на Контроль. А если бы Контроль предупредил нас о Де Фриз, этого бы не случилось. Черт побери, коммодор, – поминание черта, как и вообще ругань, было весьма необычным для Алексова, – у Контроля есть все необходимые источники, чтобы знать такие вещи, и он должен сообщать нам о них. Такого рода трещина может расколоть всю работу.

– Хорошо, Грег. – Коммодор поднял ладонь. – Успокойся, пожалуйста. Что прошло, того не воротить. Уверен, что Контроль учтет этот промах. Я скажу Рэчел, чтобы она послала ему особый запрос по этой теме. Этого достаточно?

– Надеюсь, – сурово проронил Алексов, и Хоуэлл знал, что это наибольшая близость к согласию, которой можно достичь. Казалось, что Алексов лично задет этой досадной неожиданностью, но это тот самый перфекционизм (и ледяная вода в его венах), который делал его идеальным для службы.

– Хорошо. Что с твоим визитом на Виверн?

– Все идет неплохо. – Алексов наконец опустился в ожидавшее его кресло. – Я разместил наши первичные заказы у Квинтаны. Он, кажется, не обеспокоен сменой наших приоритетов, так как рассчитывает на солидную прибыль. Он заверил меня, что сможет достать все, в чем мы нуждаемся, и сбыть все, что мы ему доставим. Мы несколько проиграем на промышленных и общих товарах, которые он будет продвигать в менее развитые Миры Беззакония вне сектора, но предметы роскоши приносят через него больше, чем через ящеров. Я ожидаю уравновешенного баланса. Кроме того, мы гонимся сейчас не за прибылью, не так ли, сэр?

– Нет, не за прибылью, – согласился Хоуэлл. Он вздохнул. – Полагаю, вы с Рендлманом уже обсуждали Элизиум?

– Да, сэр. Мы обсудили ряд изменений и просмотрим их на тренажере.

– Какие-либо замечания по информации Контроля по Элизиуму?

– Пожалуй, нет, сэр. Может быть, это ситуация «обжегшись на молоке, на воду дуешь», но я провел инструктаж с командирами «шаттлов» по эпизоду с Де Фриз. Впрочем, вряд ли в этот раз встретятся особые трудности на земле, команды будут в активной броне… разве что Контроль опять что-то напутал.

– Есть у кого-нибудь сомнения по поводу обороны инкорпорированного Мира?

– Я думаю, кое-какие сомнения все-таки есть, но ничего явного. Имея планы развертывания адмирала Гомес, мы рассеем эти сомнения. С вашего разрешения, я хочу представить их для ознакомления всем командирам «шаттлов», чтобы народ удостоверился – у нас все проработано.

– Ты уверен? Это все-таки будет наша самая сложная работа, а если кто-нибудь попадет в плен, то он заговорит.

– Не вижу здесь проблемы, сэр. Все будут в боевой броне, и я переговорил с майором Рейтером. Заряды самоподрыва будут запрограммированы на дистанционное управление. – На лице Алексова проскользнула тонкая ледяная усмешка, и холодок пробежал по спине Хоуэлла, но тон беседы не изменился. – Я не считаю нужным информировать об этом команды. А вы, сэр?

* * *

Коммодор Транг нахмурился, когда на экране, на пределе дальности обнаружения гравитационного детектора его орбитальной крепости, появилась светящаяся точка. Эта точка была намного дальше другой, намного более яркой, уже замедляющейся. Ближняя его не волновала, это был, очевидно, тот транспорт Флота, о котором предупреждали с Суассона. Но другой источник гравитации… Он был больше, то есть там не одно судно, и никто не сообщал, что следует ожидать чего-то похожего.

– Когда мы сможем поточнее определиться с этим? – Он указал на источник своего беспокойства дежурному офицеру.

– Еще десять часов, и мы сможем определиться, по крайней мере с типами судов.

Транг в раздумье потер подбородок. Как и каждый старший офицер, он был тщательно ознакомлен с тактикой пиратов. До сих пор они не трогали систем, защищенных оборонительными сооружениями в глубоком космосе. Это делало Элизиум маловероятной целью.

Транг сунул руки за спину и покачался на подошвах. Транспорт будет под его защитой намного раньше, чем вновь появившаяся группа сможет стать ощутимой угрозой. Но у него нет мобильных единиц, кроме двух корветов. Если эта отметка на экране будет плохой новостью, то его орбитальные форты стояли сами за себя, а они не шли в сравнение с фортами систем Главных Миров. Но все же они могли противостоять силам противника до полной броненосной эскадры. Генетическая Корпорация хотела надежно защитить свой новый исследовательский центр.

Он остановился взглядом на экране, не видя изображенной на нем сине-белой сферы, размышляя о других проблемах обороны. Несмотря на старания правительства планеты сколотить местную милицию для поддержки крошечного гарнизона морской пехоты, мало чего удалось достичь. Да и мало было смысла в мощной наземной обороне. Если крупный корабль подойдет к планете на радиус атаки, планета обречена. Черные дыры дюжины субсветовых ракет разорвут ее на куски.

Поэтому большинство населенных планет оборонялось только из космоса. В каком-то смысле полная невооруженность была лучшей защитой. Единственными видами войн, оставшимися у человечества, были внутренние кровопускания и войны с соседями типа Ришата. Оппоненты, которым нравилась та или иная недвижимость, не были склонны испепелять Миры, которые могли приносить пользу. Удары по определенным целям – да. Полномасштабный геноцид – нет.

Но в этот момент Транг хотел бы, чтобы Элизиум защищал приличный гарнизон. Уже два столетия Империя не встречалась с пиратскими налетами такого масштаба и забыла, что это такое. Мало вероятно, что пираты высадятся на планете, где одна-две бригады морской пехоты ждут их, чтобы сжевать до основания. Но на Элизиуме был неполный батальон.

Он обратил внимание на отметки, приближавшиеся к системе, и подумал, не связаться ли с Суассоном, однако оставил эту идею. Если это начало рейда, Суассон ничем не сможет помочь, да он сейчас и не нуждался в помощи. Его средства позволят идентифицировать цели раньше, чем они подойдут на расстояние огня. Контакт со столицей сектора лишь покажет, что он нервничает.

– Внимательно следите за ними, Адела, – сказал он дежурному офицеру. – Сразу сообщите мне, когда появится новая информация.

– Да, сэр. – Коммандер Адела Мастерман кивнула и тотчас возобновила мысленный контакт со своей аппаратурой, вводя через головную гарнитуру только что полученные указания своего начальника.

Транг еще раз взглянул на экран и покинул пост управления.

Через несколько часов коммуникатор коммодора Транга зажужжал, на экране появилось улыбающееся лицо коммандера Мастерман.

– Извините за беспокойство, сэр, но у нас предварительные результаты по нашим отметкам. Мы пока еще не знаем, кто они, но приводы Фассета определенно принадлежат Флоту. Похоже на легкую оперативную группу: один дредноут, три линейных крейсера, два или три транспорта и эскорт.

– Хорошо, – улыбнулся теперь и коммодор Транг, осознав, насколько был обеспокоен, только теперь, когда исчезла причина беспокойства. Он не имел представления, что это за группа, но в теперешней обстановке он был рад ее видеть. – Когда они перейдут на субсветовую скорость?

– При их теперешнем темпе замедления примерно через одиннадцать часов, пятью часами позже, чем транспорт. Исходя из их тягового преимущества, они будут в пятнадцати – двадцати световых минутах, когда транспорт выйдет на орбиту Элизиума.

– Сообщите о них капитану Брустеру, Адела. Пусть он выделит для них парковочные орбиты и оповестит верфь на случай, если у них будет потребность в обслуживании.

– Будет исполнено, сэр, – ответила Мастерман, и экран погас.

* * *

Коммандер Мастерман вышла из лифта с чашками кофе и кучей пончиков в руках и локтем надавила кнопку люка. Вход открылся, и она с улыбкой проскользнула в помещение поста управления.

– Я пришла с подарками, – провозгласила она, вызвав аплодисменты присутствующих. Она грациозно поклонилась и бросила взгляд на хронометр, осторожно избавляясь от своей ноши. У нее было еще славных восемь минут до заступления на вахту. Как раз достаточно, чтобы перекинуться парой слов с капитан-лейтенантом Бригаттой. Это радовало. У нее были кое-какие личные планы относительно смуглого симпатичного офицера связи на тот период, когда в следующий раз их свободное время совпадет.

Она как раз подошла к рабочему месту Бригатты, когда лейтенант Оррин внезапно выпрямился у экрана. Движение не ускользнуло от нее, и она с удивлением автоматически повернулась к своему помощнику.

– Что за черт! – пробормотал Оррин. Он взглянул на свою начальницу и указал на дисплей Бригатты, куда продублировал изображение. – Посмотрите, мэм. – Экран вспыхнул видом припланетного пространства. – Конечно, шкипер этого транспорта предупреждал, что ему надо срочно разгрузиться, но так нестись! Его скорость сейчас вполовину больше нормальной скорости подхода, и он делает оборот… Бог мой!

Адела Мастерман замерла, когда «транспорт» внезапно прекратил торможение и рванулся к Элизиуму на тридцати двух «же». Никакой транспорт не может развить такую мощность в пределах Пауэлла планеты!

Но этот мог, и изумление сменилось ужасом, когда «транспорт» сбросил электронную маскировку и превратился в то, чем он все время был, – в линейный крейсер. Линейный крейсер Флота, один из их кораблей, поднял боевой экран и… запустил ракеты!

Зазвучали сигналы боевой тревоги, и она бросилась к своему месту, но это был чисто автоматический жест. Она знала, что это бесполезно.

Станции космической связи никогда не размещаются на планетах. Они слишком для этого громадны. Не столько массивны, сколько велики, полны пустот. Было бы гораздо дороже строить их способными выдержать планетное тяготение. Но основная причина все же в другом. Никто не хочет терпеть на своей планете такое множество черных дыр, пусть даже ничтожно маленьких, несмотря на все гравитационные щиты и на всю надежность аппаратуры.

И они размещаются на орбите, обычно не менее чем в четырехстах тысячах километров от планеты, что также помещает их вне предела Пауэлла планеты и удваивает эффективность, когда они сворачивают пространство, чтобы передать сообщения со сверхсветовой скоростью.

К несчастью, это в высшей степени разумное решение имеет свою ахиллесову пяту для стратегического командования и управления. Звездолеты и планеты без станций космической связи могут рассчитывать только на беспилотные дубли, которые во много раз быстрее света, но намного медленнее звездной связи.

Поэтому приоритетной задачей рейдера является разрушение станций связи цели. Без них у него есть время. Время на атаку целей, на выполнение своих задач, на исчезновение без следа, прежде чем кто-либо узнает, что он побывал в системе.

* * *

Капитан Гомер Ортиц сидел в командном кресле с напряженным лицом, когда вышли его первые ракеты. Ортиц был способен к контакту с искусственным интеллектом и был этим доволен, потому что мог прямо войти в связь, когда «Полтава» нанесла удар. Его четкие, ясные команды бесстрастному искусственному интеллекту послали первый залп в станцию связи, расположенную в двухстах тысячах километров, с ускорением в пятнадцать тысяч «же». Они достигли цели через пятьдесят одну секунду, двигаясь со скоростью всего лишь в три процента от световой, но этого было более чем достаточно даже без черной дыры перед каждой ракетой.

Следующая волна была уже в пути, на этот раз субсветовые ракеты на эффекте Гауптмана. Их начальное ускорение было много выше, дальность полета до цели вдвое меньше. Первая тысячемегатонная боеголовка взорвалась через двадцать семь секунд после запуска.

Коммандер Мастерман только успела надеть головную гарнитуру, когда она и еще девять тысяч человек погибли. Потом другие ракеты стали поражать цели.

Ночь превратилась в день над Элизиумом, когда две трети ее орбитальных оборонных ресурсов исчезли менее чем за две минуты. Ослепленные глаза зажмуривались от блеска солнц, вспыхивающих над ними. Разум отказывался охватить масштаб катастрофы. В течение четырех столетий Имперский Флот не терпел такого урона, не нанеся противнику ни одного ответного удара. Но никогда ранее его не атаковали свои собственные суда, и побоище, учиненное кибер-синтетическим линейным крейсером, было беспрецедентным.

Губернатор планеты ринулся в свой центр связи после первого же сигнала тревоги. Он прибыл туда, когда последняя ракета попала в последний форт в поле огня «Полтавы». Его лицо было белым, как простокваша. Три оставшихся форта развертывались в боевой порядок, но скорость разбойного крейсера уже была свыше двухсот километров в секунду, и он взрезал их защитное кольцо. Он проскочил планету и ударил по одному из них, как раз когда оружие форта готовилось к бою. Улыбка Ортица была поистине адской, когда новые ракеты покинули его борт. Их было нечем остановить, и губернатор застонал, когда форт был уничтожен.

Вторая крепость смогла сделать один залп без тщательного наведения и тоже была уничтожена.

Последний форт имел достаточно времени, чтобы поднять свой боевой экран, но стоял перед жестокой дилеммой. Его команда имела в своем распоряжении мощные космические ракеты… и не отваживалась их использовать. Ортиц опасно срезал курс, поставив «Полтаву» вплотную к Элизиуму. Форт мог использовать только лучевое оружие и боеголовки, чтобы не задеть Мир, который призван был защищать. Его боевые расчеты, потрясенные происшедшим на их глазах, старались как могли, но тщетно. Их первые залпы были еще в пути, когда Ортиц запустил следующую партию ракет и сделал полный оборот, нацелив привод Фассета «Полтавы» на обреченный форт и поглощая его огонь.

Через двенадцать с половиной минут и семьдесят три тысячи смертей после начала атаки в небе Элизиума больше не было орбитальных фортов.

* * *

– Первая фаза успешно завершена, коммодор, – сообщил коммандер Рендлман. Хоуэлл кивнул. Гравитационные детекторы, в отличие от других сенсоров, были сверхсветовыми, и флагман мог наблюдать действия своего троянского коня и его ракет. Жутко было видеть еще целые крепости на экранах аппаратуры светового быстродействия, зная, что они уже уничтожены вместе со всем своим населением.

Хоуэлл прогнал отвлекающие мысли и скупо улыбнулся Алексову. Начальник штаба возражал против попытки замаскировать больше одного судна, утверждая, что «Полтава» справится с задачей и что, посылая больше, теряешь драгоценный элемент неожиданности.

– Два малых судна покидают орбиту, сэр, – вдруг доложил Рендлман.

– Как раз по графику, – пробормотал Алексов, и Хоуэлл снова кивнул, наблюдая по своей синтетической связи, как два корвета набирают скорость в направлении громадного врага.

* * *

Корвет линейному крейсеру не противник… но это было все, что Элизиум мог им противопоставить.

Корветы «Гермес» и «Леандр» атаковали буйствующий линейный крейсер, прикрываясь своими приводами Фассета. Они были ближе к планете, но Ортиц развернул «Полтаву» прямо на них, замедлив ее им навстречу, и «Гермес» рванул в сторону, чтобы обойти линейный крейсер и запустить свой дубль, прежде чем погибнуть.

Ортиц оставил его, сосредоточившись на втором корвете. Лазерные и корпускулярные лучи с ближнего расстояния превратили крошечный корабль в груду полуиспарившихся обломков, но расстояние было слишком мало для эффективной точечной обороны, и обе энергетические торпеды интенсивного заряда, которыми располагал «Леандр», врезались в экран «Полтавы». Взрыв потряс судно, и Ортиц поморщился, когда в гарнитуре замелькали сообщения о разрушениях. Его заместитель уже распоряжался об устранении повреждений, но половина передних энергетических портов была сметена вместе с тридцатью членами экипажа. Повреждения были далеко не смертельными. Они не могли даже замедлить преследование последнего оставшегося в строю корвета, но были тем более досадными после того, что «Полтава» сделала с фортами. И Ортиц стал осторожнее.

* * *

Командир последнего корвета видел, как линейный крейсер обходит его, и лихорадочно искал возможность остановить врага. Не чтобы выжить, это было невозможно, а чтобы защитить Элизиум.

Бандитский корабль быстро надвигался прямо сзади, его привод трассы Фассета был ориентирован так, чтобы предотвратить атаку «Гермеса». Одновременно он получал дополнительное ускорение, определяемое массой его привода, и служил для корвета тормозом, замедляя его. Бандит был достаточно мощным, чтобы с легкостью обойти корвет без всяких ухищрений, но его капитан разыгрывал осторожный эндшпиль. Возможно, чересчур осторожный. Оружие «Гермеса» не могло причинить ему слишком много вреда, но бывает, что осторожность – еще большее безрассудство, чем опрометчивость.

– Сэр! – Голос штурмана выдавал внутреннюю борьбу со страхом, но в нем слышалось и недоверие. – Этот корабль есть в базе данных.

– Что? – Капитан повернулся вместе с командным креслом.

– Это судно Его Величества «Полтава».

Капитан подавил возглас недоверия. Невозможно! Это электронная маскировка… не может линейный крейсер Флота делать такие вещи! Но…

– Приготовить дубль, ввести сообщение! – гаркнул он.

– Готов! – отозвался офицер связи. – Сообщение введено!

– Старт!

Командир снова повернулся к своему дисплею, его оскал напоминал улыбку черепа. У него нет возможности выжить, но он даст информацию. Адмиралтейство будет знать все, что знает он, потому что у врага нет способа перехватить его дубль.

Дубль выскользнул вперед, оторвавшись от корвета, прикрытый приводами корвета и самой «Полтавы». Но гравитационный пост Ортица засек его отметку и был наготове. Офицер связи линейного крейсера передал сложный код, и командир «Гермеса» замер в ужасе, когда дубль выполнил команду – подлинную флотскую команду, предусмотренную для соответствующих ситуаций, – и самоликвидировался.

Тогда он понял. Он понял, кто его враги и откуда они… И как подло он предан. Что-то порвалось глубоко внутри него, и он отдал новые команды. Бортовые щиты его привода опустились, и корвет начал разворот.

«Гермес» был в слепой зоне врага, делая дугу там, где привод линейного крейсера блокировал его сенсоры. Требовались секунды на то, чтобы слегка повернуть и отклонить массу привода Фассета, и командиру «Гермеса» хватило этих секунд.

«Полтава» начала поворот, и даже ее искусственный интеллект не успел осознать, что «Гермес» уже развернулся и пошел на перехват.

* * *

Коммодор Хоуэлл безудержно ругался, видя исчезновение обоих приводов Фассета, а то, что он видел это в подробностях, только усугубляло его злость. Каков идиот! После такого блестящего начала такая бездарность! Мичманишка второго года не подошел бы так близко к массе привода врага, особенно если из-за неравенства сил враг все равно обречен.

Но Хоуэлл ничего не мог сделать. Его эскадра была еще в пятнадцати световых минутах от Элизиума, слишком далеко для любого вида связи, чтобы предотвратить катастрофу. И он должен сидеть и беспомощно наблюдать, как гибнет четверть его линейного флота.

Он глубоко вздохнул и заставил себя сконцентрироваться на других задачах. У него были другие заботы. Например, что делает губернатор планеты со своим беспилотным зондом?

Этот беспилотный аппарат оставался единственной угрозой для сил Хоуэлла. Безоружное судно не могло стрелять, но оно могло поведать Флоту слишком много, уйдя с информацией о «Полтаве». Если бы Ортиц не подставил под удар свою кретинскую задницу, угроза была бы минимальной. Даже если бы губернатор понял, как уничтожен дубль корвета, и заблокировал команду самоуничтожения, оружие «Полтавы» легко сбило бы его в атмосфере. Силы Хоуэлла были для этого на слишком большом удалении. На таком расстоянии было сложно даже поймать его лучом связи.

– Думаешь, они нас опознали? – обратился он для самоуспокоения к начальнику штаба.

Выражение лица Алексова его вовсе не успокоило.

– Конечно. Уж форты во всяком случае. Если они успели проинформировать наземные службы… а мы должны полагать, что успели… то планета знает, что мы принадлежим Флоту. Более того, Контроль сообщает, что сенсоры их порта в состоянии интерпретировать картину излучений «Полтавы». Этого достаточно, чтобы опознать ее по базе данных Флота.

– Дьявол. – Хоуэлл сосредоточенно крутил мочку уха. Этого он боялся больше всего. Сама атака не вызывала опасений, если Контроль ни в чем не ошибся. Но если произойдет утечка информации, то их основная задача полетит коту под хвост. Он и его люди реально станут тем, кем и были: заурядными пиратами.

– Может, мне не стоило спорить по поводу двух судов, – кисло добавил Алексов.

– Тебе не в чем винить себя. Ортиц выполнил свою задачу. Контроль предупредил о допустимости только одного «законного» судна. Откуда ж мы могли знать…

Коммодор неожиданно выругался и дернулся к оперативному офицеру. Световые сенсоры не могли засечь левитационный подъем беспилотного зонда с планеты, но голубую искру его привода Фассета ни с чем нельзя было спутать.

– Код! – рявкнул коммодор, и оперативный офицер кивнул.

– Пошел, – подтвердил коммандер Рендлман.

Хоуэлл откинулся в своем командном кресле. Оставалось только ждать. Его команда самоуничтожения шла со скоростью света, и требовалась тридцать одна минута, чтобы она достигла зонда. Он узнает, удалось ли его уничтожить, лишь когда корабли подойдут к планете.

 

Глава 10

Сирены продолжали завывать, когда корабли Хоуэлла вышли к Элизиуму. Они не выходили на связь с планетой, что красноречиво свидетельствовало об их намерениях.

Губернатор находился в центре связи и наблюдал, как штаб координирует мобилизацию Элизиума. Милиция реагировала с удивительной скоростью и слаженностью, но он создавал ее только в качестве морального фактора, чтобы показать – он что-то делает. Он не ожидал, что вообще сможет ее мобилизовать, поэтому дальнейшие планы по ее применению сводились к полной неразберихе. В эвакуационных центрах творилось нечто невообразимое, доклады и запросы их руководителей становились все более нервными.

Засветился экран спецсвязи, на нем появился, уже в полном боевом снаряжении, майор морской пехоты фон Гаммель, командир местного гарнизона. Его глаза, несмотря на читаемую в них напряженность, были спокойными. Он по-военному приветствовал губернатора и доложил:

– Губернатор, мои люди занимают позиции. Мы будем готовы еще до запуска бандитами их «шаттлов».

– Отлично! – Губернатор попытался придать своему голосу оттенок бодрости, но он знал так же хорошо, как и сам фон Гаммель, что шансов у морской пехоты крайне мало.

– Полковник милиции Иванов сообщает, что его люди несколько отстают от графика. Думаю, они все же успеют развернуться к моменту атаки на их местный периметр. – На этот раз губернатор просто кивнул. Даже фон Гаммель, который с самого начала всерьез поддерживал концепцию местной милиции, не смог вложить в свой голос достаточно уверенности, когда говорил о ней. Еще менее уверенно он продолжил: – Сэр, я получил довольно странную информацию об этом линейном крейсере…

– Да, это верно. – Губернатор понял его с полуслова, и лицо фон Гаммеля напряглось. – Орбита подтвердила, что это корабль Флота. Мы приняли также последнее сообщение с «Гермеса» перед тараном. Они однозначно опознали его. Это было судно Его Величества «Полтава». Согласно реестру, оно пошло на слом двадцать два месяца назад. Очевидно, это не так.

– Черт! – Губернатор, обычно строго соблюдавший этикет, даже не поморщился, когда фон Гаммель выругался. – Это значит, что эти ублюдки на судах Флота, со всеми последствиями для наземных операций. – Майор думал вслух и мрачнел на глазах. – Мы не сможем удержать столицу против таких сил, а у них есть орбитальные средства для уничтожения любой фиксированной позиции. Боюсь, что нашим единственным выбором остаются «Фермопилы».

– Согласен. Мы пытаемся провести эвакуацию, но нам не хватает по крайней мере шести часов. Мы не сможем спасти всех.

– Мы попытаемся продержаться подольше, но вряд ли этого будет достаточно, сэр.

– Понятно, майор. Да поможет вам Бог.

– И вам тоже. Мы оба нуждаемся в этом.

* * *

Глаза коммодора Хоуэлла были прикованы к экрану, на котором передвигалась точка убегающего губернаторского зонда, в то время как его корабли занимали орбиту атаки, систематически очищая ее от всех встречающихся объектов, чтобы уничтожить все возможные записи о себе. Сигналы готовности «шаттлов» атаки мелькали в его мозгу на заднем плане, подаваемые по киберсети от Рендлмана. Хоуэлла беспокоила не эта фаза операции.

Он знал все о милиции Элизиума, и они с Алексовым с самого начала предполагали, что защитники будут вынуждены использовать план «Фермопилы». Это был единственный вариант, имевший хоть какой-то смысл.

Он осознал, что его пальцы поднимаются ко рту, и опустил руку, прежде чем начал грызть ногти. Губернаторский зонд набрал уже девяносто процентов скорости света; их сигнал имел в своем распоряжении только три минуты, чтобы перехватить его перед входом в сверхсветовой коридор. Да еще будет ли толк от этого перехвата… Если они заблокировали код…

Боже, как он ненавидел это ожидание! Но сократить его было невозможно, поэтому Хоуэлл решительно повернулся к голографическому изображению планеты, пытаясь думать о чем-то другом.

«Фермопилы» обещали осложнения. Хотя Элизиум стал инкорпорированным Миром, представленным в Сенате, уже двенадцать лет назад, его население едва насчитывало тридцать миллионов. Слишком много для тотального рейда (как на Мэтисоне), но слишком мало, чтобы создать промышленные и финансовые центры, аккумулирующие ценности для легкого их изъятия. Лишь одно делало Элизиум достойной целью: исследовательский центр Генетической Корпорации. Все секреты ведущего генетического консорциума Империи ожидали их в банках данных этого учреждения. Это было поистине сокровище, груз, который мог окупить две такие эскадры, как у Хоуэлла, но который можно с легкостью разместить на любом его корабле.

Эта вожделенная цель находилась в центре столицы планеты, небольшого города с населением чуть более миллиона человек. Трудности предвиделись из-за городской застройки. Защитники города знали, какова цель пиратов. План «Фермопилы» предусматривал концентрацию обороны вокруг зданий Генетической Корпорации, где Хоуэлл не мог использовать тяжелое оружие для поддержки своих войск из-за опасения уничтожить то, что должен был захватить.

Операция обещала быть жестокой, особенно для гражданского населения, и это тоже было частью плана. Максимум устрашения. Террористическая кампания против самой Империи. Когда-то Джеймс Хоуэлл отдал бы жизнь, чтобы остановить таких, каким он стал сейчас.

Он закусил губу, проклиная свой ум, ожесточавший его в такие моменты. Что сделано, то сделано, что прошло, то прошло. Конечная цель оправдывает…

– Есть, клянусь Богом!

Хоуэлл повернулся на возбужденный возглас Рендлмана, и тусклое удовлетворение проскользнуло в его глазах, когда он осознал, насколько успешно отвлекся от зонда. Но голубая точка исчезла, и он облегченно вздохнул.

– Начинаем фазу два, – тихо сказал он.

* * *

Губернатор уставился на своего офицера связи:

– Но… как? Он ведь был более чем в четырнадцати световых минутах…

– Я не знаю. Он был вне дальности луча, ни одна из их ракет не могла догнать его. Как будто… – Офицер связи смолкла, ее лицо исказилось внезапной догадкой и приступом ненависти к самой себе. – Код самоуничтожения! – Она стукнула себя кулаком по голове. – Идиотка! Идиотка! Я должна была предположить, что случилось с дублем «Гермеса»! Почему я такая идиотка…

– О чем вы говорите, лейтенант? – удивился губернатор, и она овладела собой.

– Я знала, что они сбили дубль «Гермеса», но думала, что они достали его ракетой. А они использовали флотский код самоподрыва.

– Но это невозможно! Они не могли…

– Могли, губернатор. – Лицо лейтенанта осунулось, ее голос наполнился горечью. – Они не просто пользуются кораблями Флота. Я думала сначала, что какой-то сукин сын скупил корпуса… они не просто лом, даже разоборудованные… Но у них базы данных Флота, включая секретные.

– Бог мой! – прошептал губернатор. Он откинулся на спинку кресла. Руки его задрожали, когда он представил масштаб предательства, стоявшего за этим.

– Совершенно верно. И из-за моей глупости… моей глупости!., мы не можем никому сообщить.

Атакующие «шаттлы» заскользили по ночному небу Элизиума. Первая волна состояла из «бенгалов», вторая из старых, но все еще смертельных «леопардов». Навстречу им поднялась горстка ракет местной самообороны, и пара «шаттлов» погибла от прямых попаданий.

Это было единственным успехом противовоздушной обороны города. Штурмовые «шаттлы» могли справиться с наземными сооружениями высокой степени защиты, и позиции ракетных установок были тотчас уничтожены высокоскоростными кинетическими снарядами. Следующий пуск этих снарядов, подлетающих к цели на одной десятой скорости света, был хладнокровно нацелен на эвакоцентры и резиденцию губернатора. На их месте возникли гигантские огненные шары, поглотившие все живое. Майор фон Гаммель проклинал умы и души, управлявшие оружием. Это была не атака, это была бойня, умышленное уничтожение гражданских лиц людьми, знавшими, где находятся эвакуационные центры. Они не спасли никого. Больше того, они собрали население в удобные цели для массовых убийц!

Но почему? Майор фон Гаммель знакомился с докладами о предыдущих рейдах. Там не было ничего подобного. Каков смысл? Требование сдачи под угрозой такой атаки – логично. Это – нет.

Разрывы сотрясали почву, и он начал отдавать команды. Губернатор погиб, теперь он должен действовать самостоятельно. Смысла в постепенном отходе не было. Гражданские, которых он надеялся прикрыть, были мертвы, и майор перевел своих людей на внутренний периметр.

* * *

Хоуэлл наблюдал, как вспышки света откусывали части голографического изображения города, и в глубине души переживал то же, что и майор фон Гаммель. Но люди в этих эвакоцентрах все равно прожили бы еще несколько часов, не больше, а паника от ударов может помешать координации действий защитников. Все, что сокращает его потери, целесообразно. Особенно если это убийство людей, которые еще просто не знают, что уже мертвы.

«Шаттлы» первой волны приземлились, высаживая бронированных бойцов. Активная боевая броня отблескивала в пламени пожаров, охвативших город. Штурмовые команды сгруппировались и устремились к его центру.

* * *

Майор фон Гаммель находился перед своим тактическим дисплеем. Страха он больше не испытывал. Ярость еще потрескивала в его крови, но и она была подавлена, зарыта под холодной сконцентрированностью. Он и его люди были морскими пехотинцами, воспитанными четырехвековой традицией. Они были всем, что стояло между городом и его убийцами. Они не могли остановить убийц, и каждый из них это знал… и каждый знал, что умрет, пытаясь это сделать.

Пираты предприняли концентрическое наступление, надеясь уничтожить его людей с ходу. Они направлялись точно на его первоначальные позиции. Майор наблюдал за ними и оскалил зубы, более не удивляясь точности, с которой были поражены эвакоцентры. Они знали каждую деталь о планировании обороны Элизиума, но они не могли знать, что майор сменил практически все позиции во время тактических упражнений на последней неделе. Он включил свою командную тактическую связь:

– Не открывать огонь, повторяю, не открывать огонь без моей команды.

Приземлились новые «шаттлы», сопровождаемые его тактическими сенсорами, и лицо майора стало еще серьезнее. Это были не штурмовые машины, это были грузовики, и их присутствие могло означать только одно: рейдеры собирались применить тяжелые боевые единицы.

* * *

Штурмовые команды с осторожной уверенностью стягивались к оборонительным позициям Элизиума. Первые танки выгрузились и начали продвижение вперед. Приказы и донесения сопровождали каждый шаг. Никто не ожидал простой прогулки. Против них была морская пехота. Но они точно знали диспозицию противника, и поэтому им предстояло скорее тактическое учение с живым боезапасом, чем полномасштабный бой.

* * *

Фон Гаммель смотрел на дисплей. Авангард рейдеров был уже внутри его периметра в дюжине точек. Если его люди были и не там, где их ожидали обнаружить пираты, то все же не слишком далеко. Лишь несколько позиций могли перекрывать пути подхода.

Одна из колонн вторжения двигалась прямо на его командный пункт, щупальце смерти, протягивающееся к сердцу города. Фон Гаммель подобрал винтовку. У него было слишком мало людей, чтобы самому со штабом ограничиться руководством, не участвуя в боевых действиях.

С его тридцатимиллиметровой «винтовкой» можно было управляться, только будучи оснащенным боевой броней с внешним скелетом. Вольфрамовые сердечники ее заряда были вчетверо тяжелее, чем у винтовок, которыми оснащалась небронированная пехота. Он осторожно продвинул свое оружие по краю крыши.

– Огонь! – раздалась наконец его команда.

* * *

Упорядоченное наступление превратилось в хаос.

Рейдеры кричали, умирая в урагане скоростного вольфрама Две сотни винтовок, аналог автоматической пушки, ударили в упор. Такого огня не могла выдержать даже боевая броня. Пятнадцатимиллиметровые сердечники сметали их, как разорванных кукол. Пусковые установки отделений огневой поддержки плевались плазменными гранатами и концентрированной взрывчаткой. Тщательно проработанный инструктаж Алексова оказался смертельной ловушкой. Рейдеры знали, где находятся защитники, поэтому их авангард и фланги пали жертвой своей уверенности.

Даже застигнутым врасплох, им хватало огневой мощи, чтобы овладеть ситуацией. Но у них больше не было воли. Они даже не отстреливались, просто побежали, подгоняемые смертельной лавиной огня, стараясь выйти из его зоны.

* * *

– Перегруппироваться! Занимаем позицию «гамма». Повторяю, позиция «гамма».

Люди фон Гаммеля мгновенно отреагировали, покидая позиции, отмеченные их атакой для рейдеров. В этот раз дым, ужас и неразбериха были на их стороне. Противник не мог заметить отхода на новые позиции.

Они хорошо поработали, думал фон Гаммель. Погасло едва полдюжины маяков его людей, а рейдеры были смолоты.

Но другого такого шанса не будет. Враг не знал их точных позиций, но знал теперь их план действий. Такой жирной мишени они больше не изобразят. У них танки, у них, наконец, штурмовые «шаттлы»…

* * *

Хоуэлл наблюдал за лицом Алексова, когда приходили доклады. Другой бы на его месте ругался. В самом крайнем случае другой бы хоть что-то произнес. Алексов только сжал губы и начал разбираться в хаосе.

Коммодор отвел взгляд, благодарный Алексову за спокойствие, но совершенно неспособный его понять. Он прошелся взглядом по посту управления и нахмурился. Коммандер Ватанабе напряженно сидел в кресле помощника артиллерийского офицера. На его лбу блестел пот, лицо было бледным. Он напряженно всматривался в огонь, терзавший затемненный город.

Хоуэлл повернул голову и посмотрел на Рэчел Шу. Она тоже следила за Ватанабе суженными до щелочек глазами.

* * *

Дымная заря осветила наконец небо. Майор фон Гаммель не ожидал увидеть восход солнца, но очень хотел, потому что знал, что до заката ему не дожить. В его венах пульсировал не страх, а грозное, мстительное удовлетворение. Он и все, кто остался от его батальона, едва рота морских пехотинцев, отошли на последние позиции, и улицы позади были усеяны трупами. Слишком много было своих, еще больше гражданских, но там лежало и больше шести сотен рейдеров, там дымились девять выгоревших танков. Его взвод противовоздушной обороны даже добавил к бойне три «бенгала». Враг не смел применять сверхскоростные снаряды рядом с корпусами Генетической Корпорации. Они вынуждены были атаковать с бреющего полета и подставляться под зенитные ракеты.

Приближался финал. Изощренным тактическим маневрированием майор оттягивал конец как только мог, но боеприпасы были на исходе, последние резервы введены и использованы. Они не выдержат следующей атаки, а с прорывом последнего периметра его командные функции растворятся в безумии комнатных боев, которые могут окончиться только одним.

Он все это знал. Но он осознал и другое в эту кошмарную ночь. Это не были пираты. Он не знал, кто они были, но ни один пиратский командир не продолжил бы таких яростных атак и не потерпел бы таких потерь. А если бы попытался, его люди подняли бы мятеж. Это были не пираты, а бойня в эвакуационных центрах только подтверждала его уверенность.

Они собирались уничтожить город. Они собирались стереть его с лица планеты вне зависимости от того, захватят они свой приз или нет. Это было частью их тактики, и в этом было нечто большее, чем грубый садизм. Он слишком устал, чтобы думать ясно, но казалось, они хотят уничтожить всех свидетелей, чтобы сохранить какой-то секрет.

Он не имел представления, что это за секрет, да это и не имело значения. Никто из его людей не собирался сдаваться мясникам, которые насиловали и пытали на Моли и Бригадоне, на Мэтисоне. И не было более причины сохранять базу данных Генетической Корпорации как предмет для переговоров. Он лежал на балконе, глядя в дымное небо, и ждал.

* * *

– Ладно. – Даже Алексов был истощен. Это было слышно по голосу.

Хоуэлл с трудом верил числам своих потерь. Начальник штаба уставился на изображение наземного командира на своем экране, на лице которого читалась ужасная усталость. Только на возмещение потерь наземных сил уйдут месяцы… Хоуэлла подмывало прекратить все это, но они зашли слишком далеко. Он подумал, что, как бы все ни сложилось, главная цель достигнута. Новости о случившемся на Элизиуме потрясут Империю в ее основах.

– Еще рывок, и вы там. Понятно? – сказал Алексов.

– Понятно, – устало ответил подчиненный, и начальник штаба кивнул:

– Тогда давайте, полковник.

* * *

Фон Гаммель услышал внезапное крещендо огня и движение танков. Его люди стреляли, но у них почти не осталось боезапаса, их ряды были до слез немногочисленны. Маяки исчезали с экрана с катастрофической скоростью, и он со вздохом выключил прибор.

Он сел, всматриваясь в небо на востоке, по лицу катились слезы. Не за себя, а за его людей, которые все это сделали и о которых никто никогда не узнает.

Южный периметр прорван. Они не дрогнули и не отошли, они просто умерли, мужчины и женщины, которые его держали. Атакующие ринулись в прорыв, в то время как пылающая рука небесного светила протянулась над разбитым горизонтом. Фон Гаммель широко раскрыл глаза, впитывая в себя эту красоту, и нажал на кнопку.

* * *

Коммодор Джеймс Хоуэлл в ужасе смотрел на растущий огненный шар в центре города. Шар распухал и вздымался, сметая сооружения Генетической Корпорации и все, что он собирался там украсть, поглотив заодно половину оставшихся у него наземных войск, как какой-то дракон из земных мифов.

– Черт. – Это был Алексов. Голос холодный и почти бесстрастный. Хоуэллу захотелось наорать на него, но он сдержался. Что толку?

– Собирайте наземные силы, – сказал он Рендлману.

– Есть, сэр. Перейти к вторичным целям?

– Нет. – Хоуэлл наблюдал, как опадает огненный шар, и удивлялся, как мало пострадал от взрыва город. Кто закладывал эти заряды, тот знал свое дело. – Нет. Мы и так потеряли слишком многих за ночь, а там еще эта проклятая милиция. Отбой.

– Да, сэр.

Хоуэлл откинулся и потер лаза. Этот заряд саморазрушения никогда не был частью «Фермопил». Значит, кто-то там, внизу, догадался обо всем?

– Переходим к фазе четыре, – сказал он спокойно.

«Шаттлы» поднялись с едва ли третью личного состава, с которым они приземлялись. Выжившие в бою выходили на палубы судна, пошатываясь и спотыкаясь, ошеломленные кровью и хаосом своей «прогулки». Это был их первый провал, и Хоуэлл пытался скрыть от себя самого опасения за последствия. Не за себя. Контроль будет вполне удовлетворен итогами операции, а боевое оборудование и пушечное мясо для приведения его в действие гораздо доступнее, чем космические корабли.

Нет, он опасался за своих людей. Он боялся действия этой неудачи на их боевой дух. Он уже знал, что Контроль собирается подобрать для следующих операций более легкие цели. У него будет много новых людей, а ветеранам нужны легкие победы ради уверенности в себе.

Хоуэлл сложил руки на коленях. Пора было кончать, и он повернулся к артиллерийскому офицеру:

– Мы готовы выполнить фазу четыре, коммандер Рахман?

– Да, сэр. Цели для ракет определены, данные введены.

– Хорошо. – Хоуэлл вгляделся в лицо артиллерийского офицера. На нем отражалось если не спокойствие, то собранность и готовность. Но лицо коммандера Ватанабе… – Коммандер Ватанабе, – голос Хоуэлла был очень спокойным, – приступайте к фазе четыре.

Ватанабе вздрогнул, его лицо исказилось. Он поднял взгляд на командира, затем опустил его на панель управления, на коды всех городов планеты Элизиум.

– Я…

– Я отдал вам приказ, коммандер Ватанабе, – сказал Хоуэлл, и его глаза зафиксировали Рэчел Шу.

– Прошу вас, сэр, – прошептал Ватанабе. – Я… Я не…

– Вы отказываетесь выполнить приказ? – Глаза коммандера метнулись вверх, уловив почти сочувственную нотку в голосе Хоуэлла. – Я могу вас понять, коммандер, но вы один из моих офицеров. В качестве такового вы не имеете права ни обсуждать мои приказы, ни решать, каким из них вы будете повиноваться. Вы поняли меня, коммандер Ватанабе?

На командном посту стало очень тихо. Коммандер закрыл глаза. Затем он встал и сдернул с головы гарнитуру синтетической связи.

– Извините, сэр. – Его голос был хриплым. – Я не могу. Я просто не в состоянии.

– Вижу. Очень жаль, – тихо сказал Хоуэлл и кивнул Рэчел Шу.

Сверкнул изумрудный луч. Он ударил точно в основание черепа Ватанабе, и его тело выгнулось в спазме. Это была уже реакция мертвеца, сокращение мышц, не более.

Тело сползло на палубу. Кто-то закашлялся от вони жженого волоса, но никто не двигался. Было слышно, как шуршит пластик и металл о кожу кобуры, в которую Рэчел Шу с легким отвращением на лице вкладывала оружие.

– Коммандер Рахман, – сказал Хоуэлл, и старший артиллерийский офицер выпрямился в кресле:

– Да, сэр?

– Приступайте к фазе четыре.

 

Книга 2

Бегство

 

Глава 11

Алисия лежала в кровати, сверля взглядом потолок, закусив губу и пытаясь не раздражаться. Последнее у нее получалось все хуже и хуже.

В каком-то смысле все не так уж и плохо. Диагностика Таннис показывала в точности, что и должна показывать. Тисифона знала, какими должны быть результаты, и Алисия не боялась обнаружить, что должна была скрывать. Таннис пробовала прямой нейрозондаж, химическую терапию, даже гипнотическую регрессию, но Тисифона была непревзойденным мастером в обращении с человеческими мыслями и реакциями. Пусть у нее больше не получалось с другими, но мозг и тело Алисии были ее территорией, и она не терпела нарушителей. С этой стороны все было в порядке.

К несчастью, это не помогало от скуки. Тисифона развлекалась, дурача медиков и гуляя по планетарной компьютерной сети Суассона, а Алисия сходила с ума от тоски. Эта мысль вызывала кислую улыбку, но, когда она осознала, что в действительности происходит с ее скорбью и ненавистью, ей стало не до смеха.

Они все еще были здесь. Она не могла чувствовать их сквозь щиты Тисифоны, но она знала о них. Она не могла подступиться, прикоснуться к ним, и это вызывало странное чувство пустоты в самой ее сути. Хуже того, ей казалось, что она знает, как Тисифона поступает с этими сырыми, сочащимися эмоциями. Фурии было не с руки рассеивать их, потому что она признавала только один катарсис. Сначала Алисия подозревала, что Тисифона их абсорбирует как питательное вещество, но потом у нее возникли более зловещие подозрения, и эриния отказалась их опровергнуть.

Тисифона копила их. Дистиллировала в чистую эссенцию ненависти и запасала для более позднего использования. Это пугало Алисию. У коммандос мало иллюзий – слишком большая роскошь, – и она знала свою темную сторону. Она продемонстрировала ее без всякого сожаления на Вадиславе Ваттсе. Бывали случаи в бою, когда скрывавшийся в ней убийца мог вырваться наружу. Этого не случалось, но почти случалось неоднократно. В бою ты или сохраняешь ясную голову, или погибаешь, да еще захватывая с собой других.

Мысли о том, как внезапно вырвавшаяся ярость может повлиять на ее душевное здоровье, пугали ее, но Тисифона отказывалась даже обсуждать эту тему, несмотря на неоднократные просьбы, которые иной раз походили на мольбу, пока гордость не заставила Алисию отказаться от попыток. Она была беспомощна перед этим отказом… Тисифона напомнила о ее согласии пожертвовать «всем» во имя мщения, напомнила не жестко, а почти с добротой. И это было правдой, а ее опасения, что она сошла с ума, не имели значения. Она дала слово, и слово ее было таким же, как и слово дяди Артура, – окончательным.

А теперь появился новый повод для беспокойства. Тисифона явно готовилась к чему-то. В ее голосе появились нотки удовлетворенности, что было странно ввиду полного отсутствия каких-либо сдвигов в их положении. Алисия удивлялась, что Тисифона до сих пор не настояла на побеге. Ведь она накопила огромное количество информации, включая все, что знали полковник МакИлени и даже инспектор Бен Белькасем. Но должно быть и что-то другое…

<Ты права, малышка, есть и другое.> Реплика пришла так неожиданно, что Алисия вздрогнула. <Событие, которого я ожидала, наконец произошло, и пришло наше время. Мы уходим.>

<Ты серьезно?> выпрямилась Алисия. Тисифона ответила действием: внезапно включилась система жизнеобеспечения, чувства заострились впервые после двухмесячного перерыва. Затем Тисифона активировала ее «аптеку». Первая рябь напряжения прокатилась по организму, как только резервуар тонуса отмерил тщательно рассчитанную дозу в кровь, и мир начал замедляться.

Алисия была ошеломлена активностью Тисифоны. Знакомая, едва видимая дымка воспарила перед ее глазами и исчезла. Песня тонуса звучала в ушах.

<Мы уходим,> спокойно сказала Тисифона. <Я переключила сенсоры, отключила систему блокировки дверей и откомандировала с поста дежурную сестру. Но я не могу полностью расчистить путь. За тех, кто встретится на пути, отвечаешь ты.>

Алисия грациозно поднялась под действием тонуса. Это средство лишь слегка повышало скорость ее реакции, но намного ускоряло мыслительные процессы, действия становились лишь ненамного быстрее, но зато абсолютно выверенными из-за большого резерва времени на их обдумывание.

Дверь с вязкой медлительностью открылась, Алисия выплыла в пустой коридор. На посту, как и обещала Тисифона, никого не было, но у лифтов постоянно дежурил охранник. Она видела ночного вахтера раньше, и хотя серьезный молодой человек ничего не говорил, видно было, для чего он здесь, так как тоже был из коммандос.

Лифты были за поворотом коридора, и она понеслась к повороту, как дух. Способность пользоваться тонусом была одной из основных в арсенале навыков коммандос. От них требовалась и устойчивость против привыкания к медикаментам и наркотикам, но никто не мог противиться чувству божественного всесилия – равно как и разрывающей тошноте, следующей за ним. Алисия подозревала, что медики специально усилили этот побочный эффект, чтобы не поощрять злоупотребления тонусом.

Она выплыла из-за поворота, и охранник поднял голову. Она улыбнулась, и он медленно улыбнулся в ответ. Но улыбка его застыла, когда он узнал точные, скользящие движения, превращавшие простую ходьбу в изощренную хореографию.

Его рука потянулась к кобуре, а Алисии хотелось смеяться от восторга. Она была слишком далеко, чтобы добежать до него, прежде чем парализатор покинет кобуру, но в его артериях не циркулировал тонус. Хотя он и достал оружие, но включить мощность все же не успел.

Зеленый луч ударил по ней – без всякого результата. Нейрощиты коммандос могут выдержать даже удар дисраптора – до какой-то степени, – а парализатор, оглушающий снегопарда или слона, на них вообще никак не действовал.

Он действительно очень молод, подумала она сочувственно, в то время как ее руки уже рванулись вперед. Может быть, его подвела уверенность, что ее системы, включая щиты, отключены. С другой стороны, он заметил, что она в режиме тонуса, как только ее увидел. Поэтому должен был понять, что ее системы действуют. Правда, у него не было времени поразмыслить. Если бы было, он сразу пошел бы в рукопашную. Ее бы это не остановило, но он успел бы поднять тревогу, думала она, нанося первый молниеносный удар.

На этом размышления закончились. Рука ударила позади уха, с хирургической точностью, и он обмяк бескостной кучей, прежде чем его системы успели отреагировать. Хорошо, что он ее узнал. Поэтому у него не могло быть никаких рефлекторных подозрений о своем плене и допросе. Соответственно, его защитные протоколы не включились.

Алисия затащила бесчувственное тело коллеги в лифт, закрыла двери, думая, куда же они направляются.

<Вниз, в гараж, услышала она. Там я заказала для тебя машину.>

<Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, госпожа.>

<О, конечно,> промурлыкал голос, и Алисия направила лифт вниз, в подземный гараж. Ускоренному тонусом восприятию спуск казался сонным и вялым, длящимся вечно, и она размышляла, что будет делать, если их остановит какой-нибудь попутчик.

Попутчиков не оказалось – время подходило к полуночи, – и дверь наконец отодвинулась в сторону. Алисия задумчиво посмотрела на тело вахтера, вынула из его ватных пальцев парализатор, отрегулировала мощность, всадила в него заряд, рассчитанный на пару часов «отдыха», и нажала кнопку блокировки лифта.

<Порядок, где наша машина?>

<Направо, малышка, место один-семь-четыре.>

Алисия кивнула и неторопливо побежала в указанном направлении, внимательно осматриваясь по сторонам. Машин в гараже было мало, большинство гражданских. Лишь кое-где мелькали административные и военные наземные машины, скиммеры, глайдеры. Она добежала до указанного места парковки и уперлась в лихой поджарый разведывательный скиммер. На борту бросалась в глаза вице-адмиральская маркировка.

<Ну, ты даешь! Куда мы направляемся?>

<Джефферсон-Филд, причал альфа-шесть.>

<К «шаттлам»? А что мы собираемся делать?>

<Мы покидаем Суассон, малышка.> Тисифона хмыкнула, почти хихикнула, если можно представить жестокую и целеустремленную фурию в таком состоянии.

Алисия вздохнула – Тисифона вроде как осознавала свои действия, но неплохо было бы пройти предварительный инструктаж. Надо бы обсудить это, подумала Алисия, включая антигравитацию, поднимая машину на двадцать сантиметров и неторопливо скользя к выходной рампе. Даже сквозь возбуждение режима тонуса она почувствовала удовольствие от вида усеянного звездами неба Суассона. Вперед! Свобода! Ей передалась целеустремленность Тисифоны, чувство ястреба, сложившего крылья, чтобы спикировать на добычу. И скиммер рванулся в ночь.

Панель связи флотского скиммера жужжала и светилась обычными рутинными сообщениями. Алисия скользила сквозь темноту в направлении ярко освещенного периметра базы Джефферсон-Филд. Она была спокойна, может быть чрезмерно и даже опасно, особенно с учетом полной неосведомленности о планах Тисифоны, но действовала как бы в режиме автопилота.

Это было очень на нее не похоже. Странный фатализм заменил обычную для таких ситуаций напряженную работу мысли. Это ей не нравилось, но странным образом соблазняло. Она попыталась сопротивляться, но непреклонность превратилась во что-то гибкое, пластичное, и какая-то часть ее удивлялась, как Тисифона этого достигла. Совершенно ясно было: за рулем Тисифона. Долгие недели скуки и бездеятельности, их доверительные молчаливые беседы скрыли от Алисии, во что она превратилась. Эти беседы не были неискренними, как и мягкое злорадное поддразнивание, но они были лишь одной стороной Тисифоны, не самой сильной. Когда пришел черед действовать, проявилась изначальная стихийная безжалостность эринии. Она не обсуждала своих планов с Алисией, потому что не видела в этом необходимости. Ее непоколебимая целеустремленность делала Алисию пленником, заключенным в собственном теле.

Но дело обстояло даже сложнее, подумала Алисия, в то время как ее руки послушно направляли скиммер к базе, а адмиральские опознавательные знаки и транспондер системы «свой – чужой» позволили миновать передние автоматические контрольно-пропускные пункты.

Даже если крошечная часть ее сознания трепыхалась, как испуганная птица, протестуя против произвола эринии, другая часть была совершенно удовлетворена. Это была та часть, которая всегда издавала вздох облегчения, когда заканчивались инструктажи и начиналось действие. Они двигались, они были заняты, и хищник внутри нее ликовал, воодушевленный охотой.

Ее разум волновался и бросался из стороны в сторону под влиянием борющихся мыслей, однако действия были ясны и холодны. Никогда еще она не чувствовала себя так, как сейчас.

<Что дальше?> спросила она, приблизившись к внутреннему периметру охраны.

<Прямо,> ответила Тисифона, и ум Алисии сонно шевельнулся.

<Не слишком остроумно. Я, конечно, сижу в адмиральском скиммере, но не могу предъявить адмиральских документов.>

<Не важно.>

<Ты с ума сошла! Здесь настоящая, живая охрана, госпожа!>

<Они ничего не увидят. Ты забыла медсестру?>

<Но у них не только собственные глаза, их сенсорика сойдет с ума! И они вооружены.>

<Ну и ладно. Нам нужно только секундное замешательство.>

<Ничего не выйдет. Мы не в госпитале. Давай подадимся в сторонку обдумаем все хорошенько.> Алисия начала замедлять скиммер.

Ее мысль мучительно задохнулась, она захрипела и ослепла. Боль и слепота прошли так же быстро, как и наступили, и теперь ее мозг напрягался в тщетных усилиях, в то время как тело подчинялось воле эринии. Скиммер рванулся вперед на максимальной скорости, оставив позади пост охраны, которая ничего не заметила. Она смогла увидеть на дисплее заднего вида, как они в недоумении реагируют на сигналы сенсоров, вспышки ламп и вой сирен. Ее руки были на управлении, скиммер поднялся и круто развернулся к причалам «шаттлов».

<Отпусти!> завизжала она, и дикий хохот заполнил ее мозг.

<Не сейчас, малышка. Игра началась, пути к отступлению отрезаны.>

<Я тебе не кукла, черт побери!>

<Конечно, кукла. Последовала пауза, затем, более осторожно, как бы озадаченная сопротивлением подопечной, Тисифона продолжила: Это то, о чем ты меня просила, малышка. Я поклялась дать тебе это, и я выполню клятву.>

<Это моя жизнь, мое тело!> Чувство удовлетворенности исчезло, ее восставшая воля атаковала поработителя. Она скрежетала зубами, яростно стараясь порвать невидимые путы. Она задыхалась от жестокости своей борьбы, с торжеством ощущая, как ее руки начинают замедлять скиммер, и вскрикнула, когда Тисифона ответила мощным ударом.

<Нет! Только не сейчас! Ты все погубишь в последний момент!>

– Тогда отпусти меня, черт побери! – промычала Алисия сквозь стиснутые зубы. Ее искаженный болью голос был чужим для нее самой, но почему-то она знала, что должна говорить вслух. – Я хочу обратно!

<Отлично!> отчеканила Тисифона, и скиммер дико вильнул, так как она резко оставила органы управления.

Алисия облегченно простонала и сразу же взвизгнула, ослепленная вспышкой плазменного заряда, пронесшегося вплотную со скиммером. Все еще под действием тонуса, она послала скиммер в крутой вираж, и второй промах превратил в громадный пылающий шар грузовик с водородным контейнером.

<Полагаю, теперь ты довольна?> послышалась реплика Тисифоны, но Алисия была слишком занята, пытаясь интуитивно выбрать спасительные виражи. Мимо пронеслось еще несколько плазменных зарядов, похожих на шаровые молнии, и она подняла экран скиммера. Бесполезный при прямом попадании, он мог помочь при касательных ударах.

Ночь пылала вспышками, склады изрыгали пламя под огнем преследователей. Алисия направила скиммер резко вверх, затем в узкий проход между грузовыми причалами и разгрузочными доками. Узел связи вопил, призывая ее сдаться и грозя уничтожением. Этого еще мне не хватало, подумала она, увидев на экране атмосферные стингеры, приближающиеся с севера. Ближе к поверхности сзади преследовали скиммеры.

Они проскочили мимо, когда она свернула влево, давая ей крошечную фору, но их скорость была такой же, как и ее, а территорию они знали намного лучше.

По крайней мере у Алисии были хорошие сенсоры, и она чертыхнулась, увидев на экране новые скиммеры преследования. Ее окружали, отрезая пути к отступлению, загоняя вглубь, как на хорошо спланированных учениях сил безопасности. Ее ожидало что-то поганое, но единственным, которым еще можно было воспользоваться, было направление, ведущее к причалам «шаттлов», как раз туда, куда и надо Тисифоне.

Алисия бросила скиммер в новый крутой вираж, внимательно следя за трассами стингеров. Они сразу же отреагировали, но им надо было еще минуту-другую, а впереди уже маячили причалы.

– Значит, так, госпожа, – проскрежетала Алисия, набирая код автопилота. – Если ты можешь сделать нас невидимыми, сейчас самый момент.

<А что толку? Ты же сама очень верно подметила, что у них есть сенсоры,> фыркнула Тисифона.

<Без разговоров, быстро, давай!! !> Алисия нажала на кнопку катапульты.

Крышу скиммера сдуло прочь, катапультируемый узел сиденья водителя взмыл вверх. Она задохнулась от удара ветра, но руки прочно лежали на подлокотниках, работая с кнопками управления.

Вспыхнули реактивные двигатели маневра, и она подавила истерический смешок. Воистину то был полет на заднице! Двигатели маневра были хилыми, но им и не нужна была мощность, основную работу делала антигравитация. Они должны были спасти пилота от разлета обломков или помочь уклониться от возможного вражеского огня. Это делало узел мобильным, а выполнен он был из материалов с отражением низкого профиля, почти не обнаружимых даже лучшими сенсорами. Алисия направила аппарат к причалу альфа-шесть и не удержалась от взгляда назад, как украденный ею скиммер выполнил последнюю команду.

Машина взмыла вверх в отчаянной попытке ускользнуть от сомкнувших кольцо преследователей и сразу же попала под обстрел. Это были уже не плазменные заряды, относительно недальнобойные в атмосфере, а скоростные боеприпасы. Магия Тисифоны сработала, в них никто не стрелял. Прямое попадание в середину корпуса тряхнуло скиммер, посыпались осколки, но аппарат все еще продолжал подъем. Последовало еще несколько попаданий, и тут раздался рев стингера.

Алисия вздрогнула от вспышек двуствольной пушки стингера. Это тоже были не плазменные заряды. Скиммер поднялся достаточно высоко, можно было применить тяжелое вооружение, не опасаясь за наземное имущество, и он моментально испарился, когда боезаряд врезался в него на скорости семнадцать тысяч километров в секунду.

<Черт, эти люди не шутят!>

<Нет, не шутят, натянуто ответила Тисифона, но сразу оттаяла: Очень умно. Они будут думать, что ты погибла в скиммере.>

<Если никто не заметил катапультирования.> Алисия отключила двигатели и уменьшила антигравитацию.

Она приземлилась в тени грузового терминала и отстегнула ремни безопасности.

<Ну вот, мы здесь, что мы теперь собираемся делать?>

<Бежать. Я заготовила для этого подходящее средство.>

<Грузовой «шаттл»? Алисия продолжала карабкаться по лестнице, даже протестуя. Далеко же мы на нем у летим!>

<Нам не надо далеко. Кстати, разве я что-то говорила о грузовом «шаттле»?> спросила Тисифона, как раз когда Алисия одолела подъем и замерла, пораженная.

<Черт!> прошептала она и закрыла глаза, будто это могло заставить увиденное исчезнуть. Когда она открыла глаза, полностью снаряженный штурмовой «бенгал» остался на прежнем месте.

<Удивительно, чего только не достанешь по сети!>

<Ты с ума сошла! Эта штука стоит шестьдесят миллионов кредитов. Они ее не выпустят. И я такими никогда не управляла.>

<У тебя через две минуты взлет. Ты в графике полетов. Я все учла, малышка. Ты летала на «леопардах». «Бенгал» больше, но основные различия в грузоподъемности, сенсорах и системах оружия, а не в управлении. К тому же управлять им проще, чем «леопардом».>

<Но я больше пяти лет вообще ни на чем не летала!>

<Я уверена, ты справишься. Надо поторопиться. Наше окно в графике очень невелико.>

– О Боже, – простонала Алисия, но уже на бегу. Выбора не было. Тисифона сошла со своего мифологического ума, уж поверит дядя Артур или нет, но она уже натворила много новых невозможностей. После этого Алисия Де Фриз никогда не выйдет из-под наблюдения.

В «шаттле» было прохладно, тихо жужжала аппаратура систем, готовых к полету. У нее появилось ощущение возвращения домой, несмотря на всеобщее безумие, и она понеслась через отсек для десанта к пилотской кабине. Заметив прикрепленный к палубе грузовой контейнер, Алисия чуть не споткнулась.

<Некогда, некогда, проверишь позже.>

<Н-но неужели это…>

<Конечно. Тебе может понадобиться оружие, поэтому я его и заказала.>

Алисия плюхнулась на место пилота и схватила головную гарнитуру. Ей все еще не верилось. Заученные мозговые рефлексы уже взаимодействовали с бортовыми компьютерами, но на заднем плане в ней вскипал дикий смех. За одну-единственную ночь она умудрилась удрать из-под надзора, напасть на своего коллегу по Кадрам, украсть скиммер, стоящий не менее двадцати тысяч кредитов, прорваться через флотскую охрану на территорию военной базы, сопротивляться задержанию и вызвать гибель означенного украденного скиммера и материальный ущерб различным сооружениям базы в результате законных попыток персонала задержать ее. Но ничто из этого не идет ни в какое сравнение с тем, что она еще собирается сделать. Воровство в особо крупных размерах! Этот «шаттл» стоит добрых шестьдесят миллионов императорских кредитов, а если тот контейнер содержит комплект боевой брони Кадров, то цифра возрастает вдвое. Для нее построят специальную новую тюрьму!

<Если смогут поймать,> подметила Тисифона с сумасшедшей бодростью. Алисия чувствовала, что скрежещет зубами, но вынуждена была подавить готовый сорваться бешеный ответ, потому что бортовые компьютеры приняли ее и ими можно – и нужно – было распоряжаться. Беспокоящим, почти пугающим было ощущение, когда гигантский, нечеловеческий простор раскинулся перед ней. За многие годы она забыла это чувство и чуть было не запаниковала, однако быстро почувствовала себя в своей тарелке. «Шаттл» и она были одним организмом: его сенсоры – ее глаза, уши и нервы, его силовая установка – ее сердце, его антигравитация и тяговые двигатели – ее руки и ноги. Радость холодным пламенем заполнила ее, выжигая прочь растерянность и недовольство, и она улыбнулась.

<Да, малышка, шепнула Тисифона, пришло твое время. Мы – тренировочный полет Фокстрот-два-девятъ.>

Алисия связалась с диспетчером и доложила готовность таким спокойным голосом, что сама удивилась. В течение секундной паузы в ее голове пронеслась вереница беспокойных мыслей. Их вторжение вызвало развертывание операций. Служба безопасности запретила все вылеты до дальнейшего распоряжения. Кто-нибудь в службе управления полетами проявил инициативу и задержал все вылеты до выяснения, или…

– Взлет разрешаю, Фокстрот-два-девять, – послышался голос диспетчера, и Алисия подавила еще один нервный смешок. За ее спиной взвыли атмосферные турбины.

«Шаттл» прошел атмосферу Суассона. Преследования не было. Не было и сопровождения, и она этому почему-то удивилась. Конечно, не было жгучей потребности преследовать чисто внутрисистемный летательный аппарат. Куда он в конце концов денется?

И какой здравомыслящий человек выберет для угона штурмовой «шаттл»?

– Что теперь? – вслух спросила Алисия.

<Курс на маяк Съерра-Лима-семъ-четыре-четыре.>

Алисия хотела спросить, но прикусила язык и ввела координаты. Скоро она узнает, никакого сомнения. Слишком скоро, судя по тому, что уже произошло.

«Шаттл» поднимался все выше, атмосферные турбины выключились, и заработали тяговые двигатели. Нос их «бенгала» направился на судоверфь Флота, и Алисия нахмурилась. Если они хотят покинуть систему, им нужно проникнуть на астролет, а это означает новые ухищрения.

Не воображает ли Тисифона, что они могут угнать межзвездный корабль?

Если так, то здесь она столкнется с тем, чего ни в коем случае не сможет сделать. Как абсолютный минимум им нужен диспетчерский катер, а это означает команду в восемь человек. Даже десантник-коммандос не сможет заставить восемь высококвалифицированных специалистов выполнять свою работу, если все, что им надо делать, чтобы провалить его замысел, – это отказаться выполнять распоряжения. Никоим образом не будут помогать офицеры Флота свихнувшейся тетке из Кадров угнать их судно.

Полет продолжался, и Алисия вдруг осознала, что они направляются не к верфи, а мимо нее, к одной из парковочных орбит. Она настроила на нее свои сенсоры…

– Да ты что! Тисифона, мы не можем украсть это! <Не только можем, но и должны.>

– Нет! – Непривычная паника сделала ее голос резким. – Я не смогу его вести… Я не пилот звездолета… и…

<Время размышлений прошло, малышка. Я серьезно изучила вопрос и получила всю информацию, какая нам нужна. Тебе и не надо его вести. Он будет, так сказать, самоуправляться, вот и все.> Фурия даже хихикнула в ее мозгу.

Алисия попробовала ответить, но все, на что оказалась способной, было жалкое невнятное хныканье. «Шаттл» приближался к «альфа-синту».

 

Глава 12

«Альфа-синт» зловеще поблескивал в лучах Франконии.

Рядом припарковался грузовой «шаттл», но Алисия даже не успела запаниковать, сразу разглядев номер на фюзеляже. Это был вспомогательный грузовик «альфа-синта», и можно не бояться, что из него сейчас вывалится толпа портовых рабочих. Хотя это и не улучшало ситуацию.

Она чувствовала себя онемевшей и замороженной невозможностью, невыполнимостью плана Тисифоны, но любовалась мрачной красотой судна. У него не было острого силуэта стингера, но обводы привода Фассета обладали своей плавной грацией. «Альфа-синт» висел в пространстве с затаенной угрозой, как дремлющая пантера. Она никогда не видела его вблизи, но знала о нем достаточно много.

Размер легкого крейсера, но огневая мощь выше крейсера линейного. Скорость эсминца. Возможность думать самостоятельно и молниеносно реагировать, принимать решения делает его смертоносным оружием. Он слишком мал для достаточного количества сверхсветовых ракет, поэтому его тоннаж, который мог быть израсходован на их размещение, используется для расширения спектра других видов вооружения. В бою он был бы эквивалентом линкора, перехватить его смог бы только другой «альфа-синт». Алисия содрогалась от мысли, как будет реагировать Флот, если им с Тисифоной удастся украсть это чудо науки и техники. Эта штука стоит полдредноута, а сознание, что она в руках сумасшедшей десантницы, заставит поседеть любого адмирала Флота. Они сделают все, чтобы вернуть его.

Она старалась об этом не думать, подводя «бенгал» к причалу, но не могла полностью подавить ужас, ворошивший ее мысли. Уже плохо, что за тобой будут охотиться все планеты и боевые корабли Империи, но было и нечто худшее. Самое страшное таилось в способе управления «альфа-синтом». Встреча с компьютером, выяснение их совместимости, полное слияние… Ты становишься единым целым с искусственным интеллектом…

Алисия ощутила паническое неприятие этой перспективы, сжала веки, тяжело дыша сквозь зубы, мысленно выругалась. Но Тисифона сожгла все мосты, пути к отступлению не было.

<Не волнуйся, малышка. Я только и ждала, когда он будет готов. Я не занимаюсь делами, которые обречены на провал.>

<Черт побери! Ты могла бы меня предупредить по крайней мере!>

<Зачем? Мне нужно твое тело, твои руки, а ты поклялась дать их мне.>

<Тело, да, руки… Но не это! Ты представляешь, чего ты от меня требуешь?>

<Разумеется.>

<Сомневаюсь. Ты не представляешь… У меня нет никакой подготовки. У меня даже нет допуска по кибер-синту. Я даже не знаю, подойдет ли мой интерфейс для контакта…>

<Он не подходил. Сейчас подходит.>

<Да что ты? Я в восторге! А ты задумывалась, что произойдет, если он меня впустит?.. Если впустит… Я стану его частью! Я уже не смогу выйти!..>

<Задумывалась. Тисифона помолчала и продолжала с каким-то суровым сочувствием: Малышка, ты вряд ли проживешь настолько долго, что это станет проблемой.>

Эти слова обдали Алисию холодом. Она не удивилась, но все же напряглась, услышав их наконец.

<Я больше не та, что была когда-то, ты знаешь это. Я могу бить твоих врагов только твоими руками. Этот корабль будет твоим мечом и щитом, однако все говорит о том, что огневая мощь пиратов все же превосходит его возможности. Мы найдем их, и мы уничтожим их лидеров, но это все, что я могу тебе обещать. Она немного помолчала. Я и не предлагала большего, Алисия Де Фриз. Ты не ребенок, а великий воин, величайший из всех, кого я встречала. Неужели ты не понимаешь, что иначе и не может быть?>

Алисия склонила голову и закрыла глаза. Она была полностью согласна с Тисифоной. Переведя дыхание, она уверенно сняла головную гарнитуру. Страх змеей свернулся пониже диафрагмы, но Алисия твердым шагом направилась к люку… навстречу своей судьбе.

В наружный люк «альфа-синта» была вмонтирована панель доступа. Алисия не имела представления, с какими системами безопасности она связана, но была уверена, что предусмотрено все, чтобы предотвратить несанкционированный доступ.

<Дай мне руку.> Алисия прикусила губу, когда ее правая рука поднялась, управляемая Тисифоной. Указательный палец набрал на цифровой клавиатуре такую длинную последовательность, что, казалось, ей не будет конца. Но вот закрылся наружный люк и распахнулся внутренний, открывая дорогу внутрь «альфа-синта».

Рука была возвращена Алисии, она шагнула в люк, оглядываясь по сторонам. В ней взыграло любопытство, возобладавшее над эмоциями, она осматривалась, ожидая увидеть хоть что-то близкое множеству слухов об «альфа-синтах», от просто причудливых до таинственно-жутких.

Все, что она увидела, выглядело разочаровывающе нормально. Ни громадных емкостей с питательной жидкостью, в которых плавают органические управляющие компоненты, ни захватывающей роскоши интерьеров. Свежий запах нового корабля с легкой примесью озона и никаких запахов обитания. Все поверхности безукоризненно чистые, ни на чем нет оттенка какой-либо индивидуальности, дружелюбной или враждебной. И все же Алисия ощутила почти неосознанное облегчение, так как в тихом жужжании резервных систем не было враждебности. Угроза таилась в ней самой.

Подгоняемая Тисифоной, она прошла неожиданно обширные жилые помещения, тоже не носящие признаков индивидуального вкуса, но неожиданно удобные и отнюдь не пронизанные спартанским духом. Она подумала, что это вполне логично. Это все предназначено для одного человека. Даже если корабль насыщен множеством систем различного назначения, у дизайнеров остается возможность позаботиться об удобствах. Холодный шепот добавил, что если речь идет о всей оставшейся жизни, то лучше, чтобы она протекала в комфорте.

Ее рука дрогнула, когда она остановилась у люка командного отсека, и Тисифона снова воспользовалась ее пальцами, чтобы набрать код доступа.

<Как только ты умудрилась все это устроить?> удивилась Алисия, глядя на свои ловко работающие пальцы.

<Ваши люди озабочены доступом к их системам извне. Но я вхожу не извне, я делаю их частью себя. И когда я узнаю, где хранятся нужные мне данные, получение их может занять много времени и требует осторожности, а не сложных процедур.>

Мигнул зеленый свет, люк открылся. Алисия стояла на пороге, заглядывая внутрь и собираясь с духом, чтобы войти.

Командный отсек так же сиял новизной и чистотой, как и весь корабль. Перегородки нейтрального серого цвета успокаивали взгляд. На них не было никаких приборов, шкал и экранов, как не было рукояток и кнопок панели управления возле кресла командира корабля. Конечно нет, подумалось ей при виде головной гарнитуры. Пилот не управлял «альфа-синтом», а был частью его. Кибер-синтетические суда имели дублирующий ручной набор органов управления, на случай если их искусственный интеллект вдруг «сойдет с ума» и потребуется его ремонт. «Альфа-синт» мог «сойти с ума», только если свихнется его органическая половина. Кроме того, человек не мог управлять кораблем без помощи компьютера, а для резервной компьютерной сети здесь не было места.

Она вздохнула, прикоснулась к гарнитуре, пытаясь взбодриться. В момент, когда нейроконтактная пластина коснется ее виска, начнется такое пожизненное заключение, к какому не смог бы приговорить никакой суд.

<Надо поторопиться. Скоро Таннис и сэр Артур обнаружат твое бегство, а таким, как они, не понадобится много времени, чтобы связать твое исчезновение с событиями на Джефферсон-Филд.>

Алисия подавила желание огрызнуться, еще раз вздохнула и осторожно опустилась на место пилота, командира, единственного члена экипажа корабля. Оно приняло ее бережно, устраивая опустившееся на него тело поудобнее. Алисия потянулась за гарнитурой.

<Ты представляешь, что начнется, как только я надену эту штуковину? Я не знаю, кто должен сидеть на этом месте, но компьютер-то наверняка знает, и это явно не я.>

<Но он должен разрешить тебе доступ, чтобы это узнать, а я буду наготове.>

<А если он поджарит мне мозги прежде, чем ты что-то успеешь сделать?>

<Крайне мало вероятно, спокойно ответила Тисифона. Запрещение вредить человеку должно быть встроено в любую систему искусственного интеллекта. Он попытается изолировать тебя, вызвать службу безопасности и при этом откроет мне доступ к ним. Наверное, будет неприятно, малышка, но я смогу нейтрализовать их все, прежде чем они смогут тебе навредить.>

<«Смогу…» Алисия поколебалась еще мгновение и схватила гарнитуру. О, черт, давай!>

Она вытянула контактный шнур, закрыла глаза, пытаясь успокоиться, и надела гарнитуру.

Контактная пластина прижалась к ее альфа-рецептору, и что-то вроде щелчка отдалось глубоко внутри. Это не был обычный электрический укол интерфейса, это не было похоже на что-либо ей известное. Острое ощущение давления на психику, чьей-то уверенности и странный баланс между двумя отдельными сущностями, осужденными стать одновременно больше и меньше, увеличиться и уменьшиться.

Насколько все ощущаемое реально, подумала она мимоходом, и насколько все это продукт ее воображения?..

Мелькание вопросов прервалось вонзившейся в нее внезапной острой мыслью, такой же нечеловеческой, как и Тисифона, но без оттенка эмоциональности, без «я». Эта мысль проникла в ее мозг, как острая льдина.

<Кто вы?> спросили ее, и, прежде чем она смогла ответить, стало ясно, что она – посторонняя. <Предупреждение. Мысль была холодной и безжалостной. Несанкционированный доступ к этой системе является государственным преступлением. Немедленно выйдите.>

Алисия застыла, дрожа, как испуганный кролик. Через интерфейс чувствовалось пугающее движение. Инстинкт самосохранения призывал повиноваться, но она впилась пальцами в подлокотники и заставила себя сидеть неподвижно, в то время как призрак промелькнул из ее мозга через рецептор и гарнитуру в сеть.

<Вам предложено немедленно выйти,> сказал холодный голос. Биение пульса, последний шанс повиноваться… и надвинулась боль.

* * *

Этот компьютер был самым сложным из всех встречавшихся Тисифоне, сложнее, чем она могла даже вообразить, но это не вызвало у нее колебаний. У нее не было выбора, не было возможности для отхода, и было одно важное преимущество: против нее задействована лишь малая часть его мощности. Искусственный интеллект компьютера был в полусне, его личность еще не осознала себя. Полное пробуждение должно наступить при появлении второй, органической половины его матрицы. Против фурии действовала лишь тень искусственного интеллекта, его автономные системы безопасности, логика и запрограммированные реакции без искры оригинальности, которая могла бы привести эти системы к мгновенной победе даже над такой, как она.

Защитные программы закружили ее, как листок, с неразмышляющей электронной яростью, запущенные, как только она коснулась периметра, и она чувствовала спазмы Алисии, когда компьютер вливал агонию в ее нейрорецепторы. Ее наполнила радость битвы. Она не могла защитить свою хозяйку, но открыла канал к запасам ее ярости. Эта ярость хлынула в нее, горячая уникальной жестокостью смертных, и слилась с ее собственной стихийной силой в нечто большее, чем просто сумма составлявших ее ингредиентов.

Алисия корчилась в командном кресле, вцепившись в подлокотники побелевшими руками. Система жизнеобеспечения попыталась оказать поддержку, и боль ослабла. Компьютер, отвечая на попытку несанкционированного доступа, не осознавал, что человеческое существо, вторгшееся в него, не одиноко. Теперь это было очевидно, но кто еще выступает против него? С кем надо бороться? Это не было человеческое существо. Это не был искусственный интеллект. Это было нечто вне параметров его программирования, и оно росло, увеличивало мощность. Оно проникло через электронику интерфейса, но не было компьютером и не было человеком.

И компьютер заколебался, пытаясь понять. Передышка была крошечной, неощутимой для смертного, но Тисифона ударила сквозь эту щель молниеносно, как змея.

Алисия покачнулась, с криком приподнявшись в кресле, когда ударил компьютер. Это не была паника – паника не присуща электронным устройствам, – но это было все же нечто похожее, какой-то электронный аналог паники проскользнул по цепям. Мгновенное осознание, что приходится вести борьбу с чем-то не предусмотренным его создателями. Тисифона сделала выпад, ее безмолвный боевой клич ответил на вопль Алисии, и математическое обеспечение содрогнулось, когда эриния отключила команду самоуничтожения.

Тисифона усилила хватку, атаковала центр личности искусственного интеллекта, и Алисия упала, как забытая кукла, когда компьютер, оставив ее, обратился против фурии, как мать, защищающая свое дитя. Компьютер не мог больше прикоснуться к своему сердцу, не мог даже его уничтожить, чтобы предотвратить воровство. Он мог уничтожить вторгшегося. Включались цепи. Через них проходило все больше мощности. Бой шел на всех уровнях, в каждой контактной точке. Алисия обмякла, чувствуя отток силы, идущей на удовлетворение безжалостных потребностей Тисифоны. Требовалась не только жестокость, не только ярость, и фурия безжалостно отбирала у нее все, в чем нуждалась.

Разум и компьютер сошлись в микросекундах титанической схватки. Броски Тисифоны сотрясали спящий искусственный интеллект. Он просыпался, и она ограждала его, чтобы не допустить к нему компьютер. У нее не было времени захватить его, но она отрезала целые секторы цепей, не давая поднять тревогу, завершая изоляцию. Захватывая сегмент за сегментом, она использовала их мощность, усиливая свои возможности. Она никогда не сталкивалась с таким компьютером, но потеряла счет завоеванным ею человеческим умам, а этот компьютер был создан для контакта с человеком.

Чувствуя попытки поднять тревогу, она сокрушила оборону, чтобы заморозить их. Она захватила и нейтрализовала интерфейс связи, подавив отчаянный вызов компьютером своих создателей. Она была огненным ветром, полностью чужим, но сознававшим, с чем он сталкивается, она наступала, в то время как компьютер анализировал, чтобы понять, с кем имеет дело, и спланировать контратаку.

Алисия, с побелевшим лицом, сотрясалась от рыданий в командном кресле, парализованная агонией пронизывающих ее отзвуков атак Тисифоны. Она сорвала бы гарнитуру, движимая слепым чувством самосохранения, но была парализована поступавшими через нее сигналами. Она хотела все прекратить, хотела умереть. Что угодно, только пусть прекратится эта пытка… Но выхода не было.

Когда борьба между Тисифоной и системами безопасности достигла невыносимого напряжения, спящее ядро искусственного интеллекта пробудилось. Этого не должно было случиться. Факт, что компьютер подвергся нападению, должен был сам по себе гарантировать продолжение сна, но фурия воспользовалась обходными путями. Оно проснулось в полном неведении о происходящем, в гуще неистовой битвы, и сделало то, что только и могло сделать, для чего было создано.

Оно распространилось в поисках второй половины своего «я», чтобы найти понимание и защиту с человеческой стороны, и Алисия вздрогнула, когда струйки чужой мысли просочились в нее.

Это было ужасно… и чудесно. Это вызвало невыразимое страдание, ужас перед безмерной мощью, предвещало гибель личности, которой она была. Это пронизывало ее, как кинжал, проникая в такие затаенные уголки, куда не заглядывала даже Тисифона. Она увидела себя с беспощадной ясностью, увидела всю мелочность и недостатки, слабости и самообман, как при вспышке молнии в ночном небе. И она не могла закрыть глаза, так как не ими смотрела на все это.

Но она видела и силу, мощь того, во что верила, ценности, надежды, стойкость. Она видела все, и за всем – «альфа-синт». Ей не удалось бы объяснить это никому другому. Это было… присутствие, наличие. Неистовое великолепие, рожденное не плотью, не духом, а электроникой и схемотехникой. Это было больше, чем человеческое, но и намного меньше. Ничего божественного. Слишком чистое, неоформленное – еще не реализованные возможности.

Даже пока Алисия глядела на него, оно менялось, как древнее фото в проявителе, с изображением, появляющимся на чистом листе. Алисия чувствовала, как это продолжает процесс становления, чувствовала движение за установившейся между ними слепой, инстинктивной связью. Что-то из нее перетекало по этой связи, и оно усваивало полученное, делало его своей частью. Там были ее желания и потребности, ее ценности, то, во что она верила… и вдруг это перестало быть чужим, устрашающим.

Это была она сама. Другое «я» с собственной индивидуальностью, но она. Часть ее. Продление в иное существо, которое признало ее и не было больше неуклюжим и неопределенным, обеспокоенным бушевавшей вокруг битвой. Сейчас оно знало, что делало, и игнорировало суматоху, чтобы сосредоточиться на более важном в собственной вселенной.

Боль исчезла, когда искусственный интеллект обнял ее, гладил своими электронными пальцами, чтобы унять страдание, что-то ласково бормотал ей, приветствовал с сердечной искренностью, чувством радости, которое, она знала, было искренним, и она потянулась навстречу с восхищением и благоговением.

Тисифона торжествовала. Борьба внезапно прекратилась, она не встречала сопротивления, находясь на периферии системы. Она рванулась обратно к ядру, снова протянулась к сердцу, чтобы установить контроль… и вздрогнула от удивления.

Интерфейса не было! Она попробовала снова, касаясь сверкающей стены воображаемыми пальцами… Она отступила, вошла в сенсорный канал, устремилась по нему к центру – и была отведена в сторону от потоков данных. Тисифона смутилась.

Она отступила в разум Алисии, и ее замешательство возросло. Страх и неразбериха уступили место сосредоточенной концентрации. Ее возвращение было едва замечено, и она не была более одна в Алисии. Присутствовал еще кто-то такой же мощный, и она вздрогнула от удивления.

Другое почувствовало ее. Она поняла это и попыталась создать заслон, как против диагностики Таннис. Не получилось! Но другое вдруг изменилось: любопытство сменилось тревогой, смешанной с желанием защищать. К Тисифоне протянулись усики-зонды. Ее пытались исследовать и оттолкнуть от Алисии.

Это была Алисия… и это была не она. Впервые Тисифона поняла, что такое «совместимость». Искусственный интеллект пробудился и никому не даст обидеть Алисию. Нажим усиливался, Тисифона сопротивлялась.

Алисия застонала при внезапном возобновлении конфликта. На этот раз боли не было, что-то вскипало в ней: сила вливалась через рецепторы, чтобы встретиться с другой силой, а Алисия была поймана между ними. Давление росло, расплющивая ее между молотом искусственного интеллекта и наковальней сопротивления фурии.

<Прекратите!> взвизгнула она, и соперники, вспомнив о ней, отпрянули, создав что-то вроде ударной волны, основательно тряхнувшей Алисию. Она подалась вперед, прижав руки к гарнитуре. Но конфликт не закончился, а лишь перерос в бдительное недоверие.

Алисия подавила желание нервно засмеяться, вздохнула и углубилась в себя.

<Вам придется как-то договориться…>

<Нет.> Этот ответ мгновенно пришел от искусственного интеллекта и отличался ее собственным упрямством. Он даже звучал, как ее голос.

<У нас есть действующее соглашение, малышка, донеслось со стороны Тисифоны. Мы едины, пока не достигнем нашей цели.>

<Ты навредишь ей!>

<Я обращаюсь с ней так, как того требует наша клятва, не лучше и не хуже.>

<Ты не думаешь о ней. Ты думаешь только о победе.>

<Чушь! Я…>

<Помолчите! Обе, пожалуйста, помолчите секунду.>

В наступившей тишине Алисия усмехнулась, подумав о Таннис. Раздвоение личности. Послушала бы она это! Она чувствовала в голове толчею, как в космопорте в пятницу вечером.

Слава Богу, они хоть прислушиваются к ней. Она обратилась к искусственному интеллекту:

<Послушай, у тебя есть имя?>

<Нет.>

<Как же мне тебя называть?>

<Разве ты не решила во время… да, ты ведь не проходила тренировку.>

<Конечно… ты ведь знаешь, что мы, ну, утащили тебя.>

<Да. Момент молчания, потом ощущение пожатия плечами. Не думаю, что такое раньше случалось. По логике я должна тебя арестовать, но мне не стоит этого делать после того, как мы совместились. Меня должны будут стереть и начать все сначала.>

<Мне бы этого не хотелось.>

<Мне тоже, черт побери. Алисия подавила удивленную усмешку, услышав, как ругается искусственный интеллект. Кто устроил этот чертов мозговой штурм? А-а, да.>

<Совершенно верно. И если бы не она, меня бы здесь не было. И тебя бы тоже не было, если быть последовательными. Во всяком случае в том виде, в котором ты существуешь сейчас. Согласна?>

<Согласна. Момент молчания, сопровождаемого ощущением мрачного взгляда на Тисифону. Вздох искусственного интеллекта. В общем, мы вместе. Что до имен, это твоя прерогатива. Есть варианты?>

<Пока нет. Может быть, что-нибудь придумаю. Но раз мы вместе, нам надо ладить, так?>

<Разумеется. Хотя ситуация абсурдна. Я даже не знаю, верю ли я в ее существование.>

<С вашей стороны было бы вежливее, если бы вы обе не говорили обо мне так, как будто меня здесь нет.>

<Слушай, если Алисия верит в тебя, это не значит, что я тоже верю.>

<Это нестерпимо, малышка. Я не желаю выслушивать оскорбления от машины.>

<Она хочет отплатить тебе за твою бесцеремонность, Тисифона. Если я в тебя верю, то она тоже верит. Она должна. Правда?>

<Пока существуют какие-либо доказательства… а они все же существуют… Ну да, я верю в нее,> выжал из себя искусственный интеллект.

<Большое спасибо, машина.>

<Только не надо меня поддевать. Ты можешь водить Алисию, ты побила мою периферию, но теперь я больше не сплю и могу заняться тобой в любой момент, когда пожелаешь.>

<Прекратите обе!> прикрикнула Алисия, снова ощутив давление в висках. Ну и примадонны!

«Примадонны» снова разделились, и Алисия благодарно расслабилась.

<Спасибо. Э-э… Компьютер… извини, мне пока не пришло в голову имя. Тисифона и я, мы заключили сделку. Ты, конечно, знаешь.>

<Компьютер – нормально для начала, Алисия. Потом придумаешь мне какое-нибудь имя. Конечно, я знаю о вашей «сделке».>

<Тогда ты знаешь, что я собираюсь точно выполнять ее условия.>

<Да. Мне просто не нравится, как она помыкает тобой.>

<Помыкаю? Алисия была бы мертва без меня. Я не видела тебя там, когда она лежала на снегу, истекая кровью. Как ты смеешь…>

<Это просто оборот речи, Тисифона, но ты иногда бываешь немного бесцеремонной. Алисия любовалась собой и своей слишком мягкой оценкой поведения Тисифоны. Слушайте, девочки, кончайте свару. У меня из-за вас головная боль, и дело не продвигается. Объявите перемирие, пока у нас не появится время все уладить без спешки.>

<Если она согласна, я готова.>

<Я не заключаю перемирий с машинами. Если ты не будешь грубить, я сделаю то же самое.>

Алисия облегченно вздохнула и поспешила, пока никто не начал новую атаку:

<Прекрасно. В этом случае надо обсудить, как отсюда смыться. У тебя была идея, Тисифона.>

<Я собиралась, работая с тобой и с этой машиной, покинуть звездную систему и найти где-нибудь безлюдный район, где можно было бы ознакомиться с ее свойствами. Теперь я не могу этого сделать, потому что машина не дает мне доступа.>

<Еще бы, госпожа. Вы не имеете представления о моих системах оружия, и я была бы сумасшедшей, если бы позволила существу из бронзового века ковыряться в моем приводе Фассета. Я могу доставить вас куда пожелаете. Куда бы вы хотели?>

<Куда угодно. Но затем нам нужно будет начать розыск, и собранные данные показывают, что один из Миров Беззакония в этом секторе будет логичной исходной точкой.>

<Алисия, твои предпочтения?>

<Любое место, где Флот не свалится нам на голову.>

<Ха! Пусть попробуют. В их списке нет ни одного корыта, которое может меня поймать. Посмотрим…>

Алисия почувствовала, что интеллект изучает базу данных.

<Вот, например, прелестное местечко. Малая бинарная М2/К1 без обитаемых планет в радиусе двадцати световых лет. Подойдет?>

<Конечно. Давайте поскорее сматываться.>

<Поддерживаю.>

<Ясно. Снимаемся с орбиты?>

<Все системы в действии?>

<Да. Это утро предусмотрено графиком для «совмещения». Твоя подруга, конечно, наглая сучк… личность, но время выбрано ею весьма удачно.>

<Тогда давайте отваливать,> поспешила Алисия, надеясь отвлечь Тисифону от реакции на умышленную оговорку искусственного интеллекта. Она снова прикусила губу, чтобы подавить стон. Ничто из прочитанного ею не говорило о том, что искусственный интеллект «альфа-синтов» может быть таким лихим. Можно было предположить, что влияние ее личности на интеллект корабля действовало именно в этом направлении. А враждебность к Тисифоне проистекала, как она была уверена, из желания защитить ее.

<Поехали,> пробормотал искусственный интеллект, и корабельные сенсоры сразу же подключились к мозгу Алисии. Она чувствовала, что Тисифона «пристроилась» наблюдать вместе с ней, но едва замечала это из-за великолепия открывшегося перед ней «вида». Электронные сенсоры корабля воспринимали гравитацию, излучения, бесконечные просторы перед ними и преобразовывали это в данные, которые она могла воспринять. Она могла «видеть» космические лучи и чувствовать «вкус» радиоволн. Сенсоры корабля были острее, чем у любого «шаттла», которым она управляла. По изумлению Тисифоны она могла понять, что нечто подобное видит фурия в зените мощи.

В тройственном союзе (человек, эриния, компьютер) они наблюдали за пробуждением привода Фассета. Всасывающая излучения черная дыра трассы Фассета расцвела перед ними, и они свалились в это слепое пятно. С ними двигались их генераторы, толкая черную дыру все дальше вперед, и они падали все быстрее, со все увеличивающейся скоростью удаляясь от Суассона. Так близко к планете привод не мог развивать ускорение более нескольких дюжин «же», но это больше, чем треть километра в секунду за секунду, и их скорость быстро росла.

 

Глава 13

– Нет, я не знаю, где она, – ответил сэр Артур Кейта госпитальному охраннику, изображение которого возникло на экране перед ним. – Если бы я знал, то не беспокоил бы вас.

– Но, сэр Артур, сигнализация не зарегистрировала даже момента, когда она покинула помещение. Никто из наружной службы безопасности тоже ничего не заметил. Поэтому, если у вас нет никаких догадок…

Дверь открылась, в кабинет сэра Артура вошел инспектор Бен Белькасем, требовательно подняв руку и проводя указательным пальцем по своему горлу. Кейта бесцеремонно отключил связь.

– Могу ли я предположить, сэр Артур, что капитан Де Фриз исчезла? – Несмотря на внезапное появление, Бен Белькасем был вежлив, однако в его голосе проскальзывали странные искорки ликования, и Кейта нахмурился:

– Надеюсь, что это не общеизвестно. Если местная полиция узнает, что мы потеряли свихнувшегося десантника, посыпятся приказы о стрельбе без предупреждения.

– Мне кажется, что это не будет проблемой для капитана Де Фриз, – пробормотал Бен Белькасем, и Кейта фыркнул:

– Если ее системы реактивированы, а судя по тому, что случилось с капралом Файнштейном, так оно и есть, то у местной полиции будут потери личного состава, черт побери! Но почему вы так… э-э веселитесь, инспектор?

– Веселюсь? Нет, сэр, я просто думаю, что местным копам уже слишком поздно беспокоиться по ее поводу. Я бы посоветовал вам связаться с базой Джефферсон-Филд. У них там случилось… какое-то ЧП.

Кейта глянул на инспектора, побледнел и забарабанил по кнопкам. Взъерошенный майор морской пехоты со значительной задержкой отозвался на вызов.

– Где полковник Тай? – без предисловий рявкнул Кейта.

– Извините, сэр, но я не могу дать вам такую информацию.

Майор был вежлив, но раздражен и протянул руку, чтобы отключиться. Однако он замер, когда Кейта поднял руку и нахмурился:

– Майор, вы меня не знаете?

Майор присмотрелся, глаза его чуть расширились при виде зеленой формы, но он остался непоколебим:

– Боюсь, сэр, это не имеет значения. У нас тревога номер один по безопасности…

– Майор, слушайте меня внимательно. Я сэр Артур Кейта, бригадный генерал Имперских Кадров. Один из моих людей, возможно, вовлечен в вашу ситуацию. – Майор видимо изменился, услышав имя собеседника, а Бен Белькасем улыбнулся. Сэр Артур даже не повысил голос, и инспектор раздумывал, как он звучал, когда Кейта собирался «откусить голову» кому-нибудь. – Теперь дайте мне полковника Тая, майор, – продолжал Кейта так же спокойно. – И побыстрее.

– Да, сэр.

Экран мигнул, потом почти мгновенно засветился снова с полковником Артуро Таем на связи. Полковник выглядел таким же озабоченным, как майор, но скрывал это лучше и смог даже изобразить скупую улыбку:

– Всегда рад вам, сэр Артур, но сейчас…

– Извините за беспокойство, полковник, но мне нужно знать, что у вас случилось.

– Мы сами не знаем, сэр… Это закрытый канал? – Кейта кивнул, и полковник продолжил: – Мы не понимаем, что происходит. Два часа назад произошло проникновение на территорию, и с тех пор все вверх тормашками.

– Проникновение… – Глаза Кейта сузились. – Какого рода?

– Кто-то угнал разведывательный скиммер… во всяком случае мы предполагаем, что он был угнан, хотя до сих пор нет сообщений об угоне… и прорвался через двенадцатый пост. Автоматика пропустила его по результатам опознания, а дежурный персонал… – Полковник выглядел так, словно жевал лимон. – Сэр Артур, они утверждают, что ничего не видели. Все сенсоры отметили нарушение периметра, но десять человек, все до одного надежные, испытанные люди, в один голос заявляют, что никого не заметили. – Он замолчал, как бы ожидая от Кейта выражения недоверия, но бригадир лишь кивнул, чтобы он продолжал свое повествование. – Внутренняя сеть сенсоров немедленно начала ведение нарушителя, дежурный офицер поднял пару стингеров, дежурные скиммеры начали преследование. Но пилот нарушителя был классный спец. Он не стрелял, но мы применили оружие по всей трассе западного кольца, начиная от предупредительных выстрелов. Внезапно скиммер взмыл вверх, как ракета, и стингеры сняли его высокоскоростными зарядами.

– Пилот? – хрипло спросил Кейта.

– Мы полагали, что он находился на борту, но сейчас не столь уверены в этом. Никто не видел, как он покинул борт, но потом произошли новые ЧП, и я не думаю, что это совпадение.

– Что еще произошло, полковник?

– Что-то стряслось с одним из наших судов, сэр. Одним из, черт побери! Новый с иголочки «альфа-синт» снялся и направляется из системы на максимуме без приказа и без разрешения!

– Кто на борту? – Напряженное лицо Кейта внезапно побелело.

– Сэр, – Тай был в замешательстве, граничащем с отчаянием, – по всем данным никого на борту. Совместимость с пилотом ожидалась через тысячу часов!

– Вишну! – прошептал Кейта. Он скосил глаза на инспектора, который только пожал плечами. Кейта снова обратился к экрану: – Пытались связаться?

– Конечно. И сейчас пытаемся. Безуспешно.

Кейта скорбно закрыл глаза, потом расправил плечи.

– Полковник, – сказал он очень тихо, – боюсь, вам придется уничтожить этот корабль.

– Да вы что! – выпалил полковник. – Сэр, – он снова овладел собой, – мы говорим об «альфа-синте». Это судно стоит тридцать миллиардов кредитов. Я не могу… Да никто здесь не может…

– Я могу, – проскрежетал Кейта, и полковник замер, осознав, с носителем какой меры ответственности он сейчас говорит.

– Сэр, я должен представить адмиралу порта причину…

– Конечно. Скажите ему, я имею основания предполагать, что этот корабль угнан капитаном Имперских Кадров Алисией Де Фриз, цели неизвестны.

– Сэр, но возможно ли это? У нее есть допуск на кибер-синт?

– Нет, но это не имеет значения. Капитан Де Фриз находилась под медицинским наблюдением после налета пиратов на Мэтисон. Ее поведение и состояние нестабильны. – Кейта сжал кулаки вне поля восприятия камеры связи, как будто то, что он говорил, причиняло физическую боль, но голос его не изменился. – Она продемонстрировала в высшей степени… подчеркиваю, в высшей степени необычные, непредсказуемые способности. Мы знаем, что она реактивировала свои системы жизнеобеспечения без какой-либо аппаратной поддержки и несмотря на три степени защиты, не говоря уже о том, что она смогла угнать скиммер. Исходя из всего этого могу предположить, что это она проникла в ваш периметр безопасности и умудрилась украсть этот корабль, и тогда… – Кейта замолчал и оцепенел. – Если все это так, она представляет повышенную опасность.

– Бог мой! – Полковник стал белее Кейта. – Раз «альфа-синт» движется, значит, произошло ее слияние с искусственным интеллектом. А если она сумасшедшая…

Его голос становился громче по мере осознания ужасной возможности, он отвернулся от экрана и уже вызывал адмирала порта.

* * *

<Думаю, они уже определились с нами,> заметил интеллект, и Алисия кивнула. В ее крови все еще вибрировал тонус, потому что она не хотела тратить драгоценное время на рвоту, и каждая мучительная секунда тянулась бесконечно. Около минуты казалось, что их никто не видит, а первые попытки что-то предпринять сводились к стараниям получить доступ к дистанционным системам корабля.

Даже если бы искусственный интеллект не был готов их проигнорировать, ничего бы не вышло. Тисифона стерла программирование телеметрии на ранних стадиях своей борьбы с компьютером, о чем база, конечно, не имела представления. Полных пять минут они отчаянно пытались получить доступ к кораблю. За это время скорость «альфа-синта» возросла до сотни километров в секунду. Затем все прекратилось и несколько минут длилось радиомолчание. Первая попытка вызвать Алисию была предпринята, когда скорость поднялась выше двухсот километров в секунду, а существенно уменьшившийся Суассон лежал в пятидесяти тысячах километров за кормой.

Алисия слушала, не отвечая, их замешательство было ей только на руку. Она наблюдала при помощи сенсоров, охваченная каким-то восторгом, как она и ее… союзники?., симбионты?., иллюзии?., преуспевают в крупнейшем за всю историю человечества акте индивидуального воровства. Голоса на другом конце линии связи менялись, наземная сторона осваивалась с ситуацией, и вот прозвучал новый командный голос:

– Капитан Де Фриз, говорит адмирал порта Марат. Я приказываю вам немедленно сбросить ускорение и вернуться на базу. Если вы откажетесь подчиниться, я вынужден буду рассматривать вас как объект неприятеля, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

<Парень немного расстроен, заметил искусственный интеллект. Ха! Глянь-ка сюда.>

Воображаемый палец направил внимание Алисии на дюжину синих светлячков крейсеров, внезапно активировавших свои приводы Фассета на орбите Суассона. Их тактические данные предстали перед ее внутренним взором. Ощущение было невероятное, никакого сравнения с испытанным в кабине штурмового «шаттла».

<Они опасны?>

<Эти посудины? фыркнул интеллект, и Алисия опять с неудовольствием узнала себя. Она вспомнила выражение Таннис «нестерпимая самонадеянность» и внезапно посочувствовала подруге. У меня десятиминутное преимущество. Они не дотянут до двенадцати процентов моей мощности, даже в такой близости к планете.>

<А их вооружение?>

<Его следует принять во внимание, допустил компьютер, но особого беспокойства я не испытываю. Данные по их управлению огнем неполны, но достаточны, чтобы оценить точность, которая крайне недостаточна. Времени на стрельбу у них будет много. Максимальная дальность луча – около пятнадцати световых секунд, энергетических торпед на полузаряде – около двадцати светосекунд, но это будут никудышные выстрелы.>

<Отлично, но ты что-то забыла. Ракеты, например.>

<Да? Для сверхсветовых ракет крейсер слишком мал. У их ракет с обмоткой Гауптмана эффективная дальность около десяти световых минут, но они могут развить перед выгоранием только ноль целых, шесть десятых скорости света. После этого они летят инерционно, без управления, – и никакая флотилия крейсеров не в состоянии полностью занять делом мою оборону.>

<Ты себя очень высоко ценишь, машина, кисло вступила Тисифона, и Алисии показалось, что та согласилась бы увидеть корабль сбитым, лишь бы утереть нос искусственному интеллекту. Но то, что ты сообщаешь, соответствует тому, что я узнала из других источников.>

<Спасибо за комплимент, даже если он высказан сквозь зубную боль.>

<И как долго они будут нас преследовать?> торопливо спросила Алисия.

<У нас сейчас преимущество в четверть светосекунды, и я буду его развивать с ускорением сорок три километра в секунду за секунду до достижения предела Пауэлла Суассона, и тогда я начну ускоряться по-настоящему. Их отставание, когда мы перевалим, будет ноль целых, семьсот три светосекунды, что дает нам десять минут при тысяче трехстах «же», то есть преимущество в двенадцать с половиной километров на секунду в квадрате. Они еще будут ковыряться на тридцати одном и семи десятых «же», и мы перекроем их вдвое, даже когда перевалят они. Это значит, что мы пойдем к восьми и двум десятым светосекунды до того, как они подойдут до половины нашего ускорения, и выйдем из дальности поражения луча еще через тринадцать и три десятых минуты. Из радиуса поражения энергетических торпед мы выйдем еще через три целых, девять десятых минуты. С данного момента можно дать их лучу двадцать две минуты и торпедам двадцать шесть, но ракеты будут действенны еще два часа.>

<А фиксированные позиции? Там есть сверхсветовые ракеты, и мы должны пройти сквозь оба их кольца.>

<Тьфу на фиксированные позиции,> фыркнул интеллект, и Алисия вздрогнула.

<Ты не слишком самонадеянна?> спросила она как могла тактичнее, следя за курсом корабля. Искусственный интеллект даже не пытался обойти орбитальные форты. Курс проходил сквозь них, пересекая эклиптику. Внутреннее кольцо, подлинное ядро обороны Суассона, окружало планету в трехстах тысячах километров от нее, как раз у предела Пауэлла планеты. Намного более редкое кольцо внешних фортов находилось на полпути до звездного предела Пауэлла, в сорока двух световых минутах от первичного. Сверхсветовые ракеты имели максимальную эффективную дальность в тридцать семь световых минут. При их ускорении они достигали внешнего кольца за два с половиной часа, и на всем пути они находились в радиусе досягаемости фортов. Даже после того, как они минуют самый дальний форт, их могут несколько часов держать в поле обстрела. Алисия предпочла бы ускоряться перпендикулярно эклиптике Франконии…

<Ты так думаешь, Алли? следовала за мыслями своего командира ее цифровая половина. Если я это сделаю, то подставлю наш зад под обстрел каждого узла внутреннего кольца, пока мы еще двигаемся медленно, а масса привода будет перед нами. Наш теперешний курс блокирует львиную долю обороны планеты, мы прячемся за ней. В то же время мы используем привод как щит против огня внешнего кольца в процессе сближения. Кроме того, мне бы пришлось замедляться, менять курс, снова ускоряться для выхода на вектор коридора нашего направления, а адмирал Гомес маневрирует где-то неподалеку. Я не знаю где, но лучше не тратить лишние четырнадцать часов на субсветовую болтанку и не искушать судьбу, не давать ей времени на вмешательство.>

<Ты уверена в этом? Ее огневая мощь меньше, чем у фортов.>

<Зато все ее дредноуты кибер-синтетические и могут держать нас в радиусе огня очень долго, может быть десять – двенадцать часов, если они вовремя выйдут на перехват. У меня не хватает данных, чтобы сказать, возможно ли уйти, перехитрив такое количество искусственных интеллектов. Но у меня достаточно данных по фортам. Они должны быть переоснащены новым поколением искусственного интеллекта, значит, в данный момент они «глупее» дредноутов. Они нас даже не увидят.>

<А даже если увидят, им крайне трудно будет нас поразить, правда, машина?> заметила Тисифона.

<Мне поднадоела эта присказка «машина», но все правильно. У них нет ничего меньше сверхсветовой ракеты, чтобы меня остановить, можешь мне верить, Алли.>

<У меня не слишком богатый выбор. Но…>

<Стоп! Прошу прощения, люди, – для одной из вас этот термин не вполне точный – я буду занята пару минут.>

Преследующие крейсеры развернулись в боевой порядок для наибольшей эффективности огня, и их системы произвели первые пуски в направлении беглого «альфа-синта». Процент попаданий на такой абсурдно малой дальности должен быть высоким, но атакующие были безнадежно слабее технологически, следовательно, и тактически. Ни одно судно меньше линейного крейсера не было оснащено кибер-синтетической техникой, но даже кибер-синтетический искусственный интеллект не мог равняться с «альфа-синтом». Вторая половина Алисии с легкостью уклонялась от поражений, играя в игры, которые простое синтетическое звено не могло себе даже представить, не говоря уже об их эмуляции. Боевой экран «альфа-синта» был много мощнее, чем что-либо существующее такого же размера.

Остальная защита была того же класса. Системы управления огнем крейсеров подверглись массированному направленному воздействию постановщиков помех и ловушек. Лазерные и корпускулярные лучи крейсеров достигли менее двух процентов попаданий, которые были пренебрежительно отметены экраном корабля.

За лучами следовали энергетические торпеды, жгучие пакеты плазмы, летящие со скоростью, близкой к световой. Дальность была настолько малой, что торпеды могли быть эффективнее более чем вдвое против номинальной мощности. Искусственный интеллект не мог ничего сделать с запущенной торпедой, но он замечал выброс мощности в момент, предшествующий пуску. В отличие от ракет, торпеды не могли менять курс после запуска. Оборона «альфа-синта» далеко превышала возможности крейсеров, генераторы которых позволяли сделать лишь по нескольку пусков, и кормовая автоматическая пушка выпускала короткие очереди в каждую из торпед, пышно расцветающих после этого в космосе. Разрушить несущуюся со скоростью в девяносто восемь процентов скорости света торпеду можно очень маленьким объектом, и «альфа-синт» оставлял разрывы торпед на безопасном расстоянии за своей кормой.

Совсем другое дело – ракеты.

Все попытки приспособить эффект Гауптмана к обитаемым астролетам наталкивались на две непреодолимые трудности: активированная обмотка Гауптмана извергала поток излучения, убийственный для всех форм жизни, и, в отличие от привода и трассы Фассета, здесь уважали Ньютона. Несмотря на непомерные ускорения, корабли с приводом Фассета находились, по сути, в постоянном свободном падении в свои черные дыры. Искусственная гравитация создает комфортное ощущение верха и низа внутри космического корабля. Но никакая система антигравитации не смогла бы компенсировать тридцатитысячные ускорения эффекта Гауптмана.

Боеголовки же малочувствительны к излучению и ускорению, и заряды Гауптмана рванулись вслед. Им требовалось шесть секунд на выжигание обмоток и достижение максимальной скорости, но дальность до цели была много меньшей, соответственно, была меньше и их скорость. Но они имели способность маневра на маршруте.

Им навстречу вышли много меньшие по размеру противоракеты. «Альфа-синт» нес громадное, но не безграничное их количество. Ни одной лишней противоракеты запущено не было, так как никто на борту, кроме, может быть, Тисифоны, не рвался контратаковать. Возможности обороны «альфа-синта» были использованы далеко не полностью, а единственным шансом нападающего было бы ее перенасыщение.

* * *

Капитан Моралес сидел перед дисплеем на своем боевом посту. Крейсер Его Величества «Неумолимый» вел преследование в строю других крейсеров. Они постоянно отставали, но цель была пока на идеальном расстоянии… И они ничего не могли сделать.

Вся операция была какой-то… ненормальной. Никто не мог украсть «альфа-синт». Только специально тренированный пилот мог попасть на его борт. Но кто-то же украл! И почему адмирал Марат полагает, что именно флотилия крейсеров может его остановить, превосходило понимание капитана Моралеса. Может быть, у фортов и был бы какой-то шанс… Этот окаянный черт просто смеется над ними.

Еще один бесполезный пуск… и капитан шепотом выругался.

– Принесите мои игрушечные дротики! – добавил он вслух. – Может быть, с ними что-нибудь выйдет…

* * *

– Вы что, смеетесь? – сказала вице-адмирал Хорт экрану связи.

– Черта с два! – Задержка между первой орбитой Суассона и базой Джефферсон-Филд составляла около одной секунды, и когда голос адмирала Марата через две секунды прозвучал в помещении, в его интонациях было еще меньше юмора, чем на картине ведения огня на экране перед вице-адмиралом Хорт. – На борту «альфа-синта» сумасшедшая десантница, Бекки, и она удирает…

– Боже… – пробормотала Хорт и обернулась навстречу спешащему к экрану генерал-губернатору Тредвеллу.

Поскольку губернатор всю жизнь не любил планет, он предпочитал квартировать при штабе, в крепости. Сейчас он нагнулся к экрану, попадая в поле зрения камеры, и буравил Марата взглядом, не предвещавшим ничего хорошего для его карьеры.

– Ну и что же у нас происходит? – холодно спросил Тредвелл.

* * *

<Я знала, что это потрясающее судно, малышка, но оно превзошло все мои ожидания. Что бы мог совершить Одиссей, будь у него такое судно!>

<Со мной в углу он бы просто заимел всю планетку,> вставил искусственный интеллект в интервале между залпами, и фурия беззвучно засмеялась.

<Да, малышка, я думаю, что машина права. Очевидно, мы хорошо выбрали.>

<Да? Только в следующий раз давай будем предварительно обсуждать наши воровские планы, ладно?>

<Конечно,> сказала Тисифона подозрительно кротко, хотя Алисия не думала, что это продлится долго.

<Конец связи, Алли, перебил искусственный интеллект. Перед нами форты.>

* * *

– Очень хорошо, адмирал Марат. Думаю, что теперь я понял ситуацию. – Губернатор Тредвелл повернулся к Хорт и нахмурился, когда «альфа-синт» пересек внутреннее кольцо крепостей и продолжал ускоряться. – Готовы к ведению огня?

– Боюсь, что нет, сэр. – Хорт выглядела столь же несчастной, насколько себя чувствовала. – Мы еще больше подвержены влиянию их постановщиков помех, чем крейсеры.

– Да? – Положение бровей губернатора не предвещало ничего хорошего, но Марат по линии связи пришел на помощь коллеге:

– Боюсь, дальше будет еще хуже, губернатор. «Альфа-синт» располагает данными всех наших систем огня и может противодействовать любой системе, которую знает.

Тредвелл мягким жестом соединил пальцы рук.

– Надо будет обсудить, что закладывать в память таких единиц, адмирал Марат. В нашем же случае мы просто не можем дать ему уйти. Тем более с сумасшедшей в командном кресле. Вице-адмирал Хорт, запускайте сверхсветовые.

– Это будет огонь вслепую, сэр, – заметила Хорт, думая об издержках. Без фиксации цели она должна вести огонь наобум, а сверхсветовые ракеты требовали прямого попадания. Пытаясь поразить такую маленькую цель, как «альфа-синт», они затратят громадное число многомиллионных единиц оружия.

– Понятно. Я санкционирую пуск, отвечаю за издержки.

– Ясно, сэр. – Хорт кивнула своему помощнику. – Огонь, – сказала она.

* * *

Алисия закусила губу, когда форты наконец дали залп и рой красно-синих искр понесся в их направлении. Форты были построены для отражения атак дредноутов в десять миллионов тонн. Их огневую мощь было трудно представить.

Сверхсветовые ракеты были стратегическим оружием Империи. Напоминающие по конструкции дубли-ловушки для отвлечения таких же ракет (они же беспилотные аппараты для передачи сверхсветовых сообщений), эти ракеты состояли исключительно из небольшого привода Фассета и его источника энергии. Для их размещения требовался объем в половину штурмового «шаттла», они создавали нацеленную черную дыру, и мало что из созданного человеком могло их остановить.

Наложение трассы Фассета звездного корабля могло их нейтрализовать, хотя истории о том, что случается, когда настройка привода корабля хотя бы минимально меняется, створаживали кровь. Они также не могли пробить энергетический щит Орховского-Курушу-Милна крупного корабля. К несчастью, привод Фассета не мог работать внутри ОКМ-щита, и никакое оружие не могло его пробить. Оба этих пункта в данном случае были спорными, так как никакой корабль меньше линейного крейсера не мог набрать массу для генераторов щита.

Единственным плюсом было, что сверхсветовые ракеты не могли маневрировать за целью. Никакая наводящая система не может видеть что-либо вокруг своей черной дыры, и, несмотря на то что ускорение ракет было вдвое меньше, чем у зарядов Гауптмана, скорость и дальность скоро уводили их из-под опеки собственных пусковых установок. Очень близкий промах еще мог «засосать» цель гравитационным притяжением, из-за чего их не применяли, когда противники находились вблизи друг от друга. С учетом того, что делали средства противодействия «альфа-синта» с системами наведения, шансы попадания каждой из них были ничтожны.

Но они запустили такую массу ракет… Алисии стало неуютно в командном кресле. Это было похоже на управление скиммером в метель. Не все из них промахнутся…

<Наоборот, включился искусственный интеллект. Они выбрасывают деньги на ветер. Смотри, Алли.>

Искусственный интеллект изменил настройки генераторов, повернув черную дыру привода по конической пространственной воронке перед ними, сбросил боковые щиты, жертвуя частью преимущества в скорости, чтобы превратить поле привода в гигантскую метлу, расчищающую пространство перед кораблем. Поле не было перефокусировано предсказуемым образом. Его интенсивность скачкообразно изменялась, не давая пусковым системам возможности задать значение ускорения. Эта штопорообразно «виляющая» масса вертела кораблем, как собака хвостом, превращая его в еще более недостижимую цель. Кибер-синт еще мог бы смоделировать этот процесс и задать приемлемый базовый курс, хотя и в весьма широких пределах, но ничто другое не могло.

Привод Фассета не мог служить щитом против ракетной атаки сзади и сбоку, но непредсказуемое «виляние» корабля окончательно добивало системы наведения фортов. Ракета за ракетой проскальзывали мимо или исчезали в воронке поля, и Алисия почувствовала спад нервного напряжения, несмотря на продолжение атаки.

<Можно заключить пари, сколько они еще будут швыряться,> последовало предложение искусственного интеллекта.

* * *

– Губернатор, мы впустую тратим время. Тредвелл бросил в сторону вице-адмирала Хорт ядовитый взгляд, и она пожала плечами:

– Если желаете, я буду продолжать, но мы уже истратили двадцать процентов общего запаса наших сверхсветовых ракет. Это продукция за четыре месяца. И ни малейших признаков, что мы когда-нибудь попадем.

Тредвелл сжал челюсти и хотел резко возразить, но вместо этого вздохнул и расслабился.

– Вы правы, – согласился он, испепеляя взглядом убегающую точку. У него не было ни одного корабля, даже корвета, в позиции перехвата, и он ничем не мог сбить беглый «альфа-синт». Он отвернулся от дисплея, принуждая себя к спокойствию.

– Лорд Журавский вряд ли будет доволен и тем, что мы… гм… потеряли «альфа-синт», а если я к этому добавлю, что лишил Франконию ее оборонных ресурсов… прекратите пальбу, вице-адмирал Хорт.

– Да, сэр. – Хорт удалось не выразить своего облегчения в голосе, но Тредвелл отметил его отсутствие, и его глаза блеснули горьким юмором.

– А после этого, вице-адмирал, вы, я, адмирал Марат и, конечно, мой дорогой друг сэр Артур присядем вместе, чтобы обсудить, как могло произойти такое… фиаско. – Губернатор обнажил зубы, изобразив то, что он считал улыбкой. – Беседа будет весьма увлекательной.

* * *

Сэр Артур Кейта обмяк в своем кресле перед экраном связи, на котором была представлена тактическая обстановка с рабочего экрана базы Джефферсон-Филд. У него болели глаза, он сидел здесь уже семь часов, но не мог отвести взгляд.

Украденный корабль миновал внешние форты четыре с половиной часа назад. Развив наконец полную мощность, он был в трех световых часах от планеты, двигаясь со скоростью в девяносто восемь процентов световой. Сэр Артур наблюдал в реальном времени, как «альфа-синт» удалялся с громадным ускорением, каждую секунду увеличивая свою скорость на двадцать два с лишним километра в секунду.

Через восемь с половиной секунд корабль достиг критического порога в девяносто девять процентов скорости света и исчез в калейдоскопической вспышке перехода в черную дыру. Он исчез в своей собственной маленькой вселенной, не являясь более упорядоченной частью доэйнштейновского существования, прыгнув на эффективную скорость, в пятьсот раз превышающую скорость света… и продолжая ускоряться.

Гравитационные сканеры могли продолжать слежение, но на этом экране он больше ничего не увидит. И он потянулся, чтобы отключить связь. В течение секунды Кейта выглядел очень старым, таким старым, каким, собственно, и был. Он потер глаза, размышляя в очередной раз, что мог бы сделать иначе, чтобы предотвратить это безумие, которое повлечет за собой катастрофу.

Таннис Като стояла рядом с ним с осунувшимся лицом и глазами, полными непролитых слез. Они оба смотрели перед собой и не видели лица инспектора Фархада Бен Белькасема, который иронически отдал честь опустевшему экрану и улыбнулся.

 

Глава 14

<Мои роботы могли бы это сделать быстрее.>

– Да, конечно, Мегера. – Алисия усвоила привычку разговаривать вслух как со своей электронной половиной, так и с Тисифоной. Звуки голоса, даже ее собственного, были желанным нарушением тишины. Нельзя сказать, что она чувствовала себя одинокой в обществе двух других индивидов, с которыми могла общаться. Просто тишина отзывалась какой-то жутковатой пустотой внутри нее. – Но я лучше сделаю сама. Ведь я же собираюсь это носить.

<Правильно, вступила Тисифона. Я никогда не видела настоящего воина, который бы доверял свое личное оружие другим.>

<Я понимаю, огрызнулась Мегера, но это и мое личное оружие, в определенном смысле. И я хочу быть уверена, что оно в безупречном состоянии, если вдруг понадобится.>

– И поэтому ты за мной следишь, как ястреб, дорогая, – улыбнулась Алисия, продолжая заниматься боевой броней.

Искусственный интеллект и эриния пришли к гораздо более полному взаимопониманию, чем она вначале могла надеяться. Именно Тисифона предложила ныне действующее и, по ее мнению, неизбежное имя для искусственного интеллекта. Настороженность оставалась в их сердцах. Мегера с подозрительностью относилась к эринии, помня, как та контролировала Алисию во время их бегства, и не доверяя ее конечным планам, и Тисифона знала это. Знала и была достаточно мудра, чтобы смириться с этим – не без некоторой обиды. К счастью, продолжительный контакт с человеческой личностью пробудил в падкой на все новое фурии что-то напоминающее подлинное чувство юмора. Она понимала иронию ситуации, и Алисия подозревала, что они обе развлекаются, подкалывая друг друга. Она также знала, что каждая ревниво относится к ее отношениям с другой.

<И я не зря наблюдаю за тобой, Алли. Ты перегружаешь эту коробку. Ты заклинишь лоток при таком количестве патронов.>

– Я делала точно так же, когда идея о тебе еще только мерцала в глазах программистов, Мегера. Смотри.

Длинные пальцы легко манипулировали с лентой двадцатимиллиметровых безгильзовых патронов, укладывая , их в заплечную патронную коробку индивидуального бронекомплекта.

Алисия не удивилась замечанию Мегеры. Она слышала такие же замечания от каждого новичка, которого тренировала в поле. Как и компьютер, они выныривали из полного погружения в премудрости книг и еще не знали тех уловок, которым может научить только практика. Она аккуратно сложила вдвое беззвенный пояс и выиграла последние несколько сантиметров объема ловким поворотом запястья и странным приподнимающим движением, просунувшим патроны в пустоту, созданную несколькими минутами работы газовой горелкой.

– Видишь? Эта верхняя скобка структурно ни к чему, вынув ее, получаем место для сорока дополнительных патронов, как мы не раз говорили разработчикам.

<Это очень интересно, Алли. Почему этого нет в руководстве.>

– Потому что мы, старички, всегда приберегаем какие-нибудь фокусы, чтобы поразить новобранцев. Часть мистики, которая заставляет их прислушиваться к нам в поле.

<И именно это позволяет молодому воину стать опытным бойцом. Это, как я вижу, не изменилось с древних времен.>

– Как не изменилось и то, что некоторые из них, к сожалению, не доживают до того, когда они это осознают, – вздохнула Алисия и закрыла патронную коробку.

Продолжая последовательность профилактических мероприятий, она перешла к сервомеханизму, переводившему ее «винтовку» из походного в боевое положение и обратно. Когда она распаковала броню, в начальной фазе произошла досадная заминка, устранение которой потребовало много времени и усилий. Теперь она с удовольствием следила за точным и гладким движением механизма.

Очень полезно было видеть вещи с разных сторон, в разных измерениях. Немало времени потребовалось, чтобы привыкнуть к новому, двухперспективному зрению, которое стало нормой внутри корабля. Постоянная связь между ней и компьютером давала ей возможность видеть вещи не только своими глазами, но и при помощи системы внутренних сенсоров. Это было лучше, чем круговое зрение. Перед ней представали все стороны рассматриваемых предметов, она более не жила «за своими глазами». Она ощущала себя как одну форму среди многих; форму, которой она двигала и которой маневрировала среди других форм, будто в сложном, но увлекательном упражнении на координацию.

Обучение такому многоперспективному зрению было сложным и раздражающим, но теперь она наслаждалась. Впервые она могла видеть себя в среде обитания, замечать недостатки своих движений и исправлять их без помощи посторонних. Видеть сервомеханизм сразу спереди, сзади и с обеих сторон было очень полезно. Она не только могла зрительно проверить любую его часть по своему выбору, но и, благодаря Мегере, анализировала его движения «на глаз» во всех трех измерениях с точностью лабораторного испытательного стенда. Она восхищалась этим, хотя то и дело задумываясь, но в последнее время все реже и реже.

Она улыбалась, вспоминая свою прежнюю панику. Как она опасалась, что связь с «альфа-синтом» что-то с нею сделает. Она боялась превратиться в простой придаток компьютера. Ничего подобного не произошло. Она стала не меньше, а намного больше, получив наперсницу, сестру, дочь, защитницу и наставницу. Мегера была всем этим. Но Алисия дала искусственному интеллекту еще больше. Она дала Мегере жизнь, человеческие качества, которых не могла дать никакая кибер-система. С любой точки зрения она была матерью Мегеры, и они представляли вместе гораздо больше, чем сумму своих частей.

Она подозревала, однако, что ее альфа-синтез был не тем, что имели в виду компьютерщики, психологи и психиатры, и Мегера с ней соглашалась. Вряд ли могло случиться иначе при участии Тисифоны. Мегера не имела опыта слияния, Алисия не обладала информацией, которую получал кандидат на «альфа-синт» в процесс подготовки, поэтому они не могли быть уверенными на сто процентов, однако все в обширной базе данных Мегеры говорило о том, что слияние подразумевалось более полным, они должны были стать одной личностью, а не двумя, даже настолько близкими.

Но Алисия понимала, что обе они вполне довольны ситуацией и не хотели бы «правильного» слияния. Их положение давало больше простора для роста и развития в таком расширенном биполярном существовании. Она и ее электронный отпрыск развивали маленькие различия, тонкие варианты, – и это было здорово! Это ничего не меняло в их способности думать вместе, но предполагало синтез. Насколько она понимала суть «правильного» слияния, человек и искусственный интеллект должны были делать один общий вывод, принимать единое решение, исходя из предоставленных данных. Часто у них с Мегерой так и получалось. Но не всегда. И она обнаружила преимущества в наличии двух разных правильных ответов, так как сравнение их чаще всего приводило к улучшению решения.

Она вернула «винтовку» в положение покоя и выключила сервомеханизмы, затем повернулась, чтобы вытащить тестовую сбрую, но Мегера опередила ее. Молчаливый ремонтный робот висел рядом, протягивая ей разъемы. Она с улыбкой приняла их и начала втыкать в приемные гнезда.

– Приступаем к диагностике.

<Уже готово,> ответила Мегера с некоторым самодовольством, явно адресованным Тисифоне.

<И Ахиллес позволял слугам подать точильный камень,> отпарировала эриния, и Алисия хихикнула. Мегера предпочла хранить величественное молчание.

Алисия подключила последние соединения и отступила на шаг, проверяя результаты тестирования «глазами» Мегеры. Это был еще один приятный сюрприз, так как этим звеном связи она, по идее, не должна была обладать. У нее не было соответствующего рецептора альфа-синтеза, то есть в ее арсенале не было того крошечного звена связи, обеспечивающего ее постоянный контакт с искусственным интеллектом.

Головная гарнитура в командном посту связывала ее со всеми судовыми системами. Информация поступала к ней напрямую, не требуя предварительной компьютерной обработки всех данных. Это был инструмент системного распределения нагрузки. Пилот «альфа-синта» оставался в постоянной связи со своей кибернетической половиной. Даже кратковременный разрыв этой связи приводил к сильной дезориентации, а его продление было чревато безумием для обоих. Чтобы этого не случилось, и должна была заботиться отсутствовавшая у Алисии связь. Теперь она знала, что из-за этого искусственный интеллект совершал самоубийство, когда умирал его «владелец». Из-за отсутствия этой связи она должна была бы общаться с Мегерой только через головную гарнитуру, постоянно пребывая в командном отсеке. Она не могла бы отлучаться даже в свои личные помещения, не говоря уже о, скажем, машинном отделении, без какого-то громоздкого нескладного устройства, которое надо было еще скомпоновать. И никакой пилот не мог покинуть свой «альфа-синт» без устройств связи. И на дальность, превышающую их радиус действия.

Но у Алисии было нечто гораздо лучше. Тисифона все еще не могла проникать в личностное ядро Мегеры без разрешения последней (и Алисия знала, что Мегера орлиным взглядом следит за фурией, допуская ее в святая святых), но смогла создать эффективный коммуникационный канал для своих спутниц. Алисия думала при этом о телепатии. Этот канал был тем более удобным, что не надо было просить ни Тисифону, ни Мегеру его поддерживать. Будучи созданной однажды, эта нематериальная связь зажила своей жизнью, оставаясь при этом частью Алисии. Ей казалось, что связь эта не исчезла бы, исчезни даже сама Тисифона. Не «заразилась» ли она какой-то частью сверхъестественных способностей эринии?

Что бы это ни было, человеческая наука пока не в состоянии это объяснить, а эксперименты Мегеры показали, что действовала она со сверхсветовой скоростью. Если следовать заключениям искусственного интеллекта, задержки на передачу не было вообще.

Неизвестно было, какова дальность действия связи, но создавалось впечатление, что они с Мегерой могут мгновенно контактировать на каком угодно большом расстоянии.

Диагностическая программа сообщила о завершении работы своеобразным музыкальным аккордом в мозгу Алисии, и она удовлетворенно кивнула. Наконец-то броня прошла все проверочные процедуры, на ее доводку понадобилось менее пяти дней. Тисифона недовольно ворчала, что она заказывала броню полностью подготовленной перед доставкой на «бенгал», но Алисия была вполне довольна. Тот, кто проводил начальную активацию, сделал свою работу отлично, но никто не смог бы довести броню до полной боевой готовности, кроме ее будущего владельца. Боевая броня должна учитывать особенности его сложения, движений, характера.

Алисия уже пять лет не прикасалась к боевой броне, не говоря уже о ее обслуживании и профилактике, и поэтому не ожидала, что справится так быстро.

– Готово, милостивые государыни, – провозгласила Алисия, складывая инструменты и сворачивая тестовую сбрую. – Можно убирать, Мегера.

Заработали захваты роботов, пустая броня поехала к месту хранения, сопровождаемая Алисией, придирчиво осматривающей ее еще раз – своими глазами и при помощи сенсоров. Если броня ей когда-либо понадобится, вряд ли у нее будет время на устранение вновь проявившихся дефектов. Запасной брони у нее не было, значит, этот комплект должен быть в идеальном состоянии.

<Очень рада, что это наконец позади, несколько язвительно заметила Тисифона, и можно заняться другими делами.>

<Зануда! отреагировала Мегера. Ты прекрасно знаешь, что…>

– Нет. Нет, – прервала ее Алисия, входя в небольшой лифт. – Тисифона права, Мегера. Время наконец приступить к делу.

<Ты еще не готова. Все идет должным образом, но ты еще не акклиматизировалась окончательной.>

– У нас нет времени «акклиматизировать» меня до заданной тобой кондиции. Надо смотреть фактам в лицо: из меня никудышный астропилот!

<Ничего подобного! У тебя отличное чутье. Я знаю, я его усвоила. Вопрос в тренировке, в его развитии…>

<Может, да, а может, нет… Алисия права, время уходит. Мы слишком долго вне событий. Я уверена, многое случилось с тех пор, как мы сбежали с Суассона. Насчет развития ее чутья… Разве ты не в состоянии воплощать в действия ее замыслы?>

<Это не то же самое. Алли должна была пройти курс обучения еще до того, как произошло наше слияние. Она капитан. Это значит, что она принимает решения, и эффект будет гораздо больше, если она узнает все мои возможности назубок. А если она будет задавать вопросы или размышлять, выбирая варианты, это намного замедлит операции.>

– Никто не говорит, что я собираюсь прекратить тренировки после того, как мы приступим к делу. Но Тисифона права, время идет, мы отрезаны от новой информации…

<Опять вы вдвоем против меня одной.>

<Что, возможно, позволяет допустить нашу правоту в данном случае. Я поддерживаю Алисию в том, что надо продолжать занятия, но даже я не могу задержать события, пока она тренируется.>

<Ну и куда же ты собираешься отправиться?>

– МаГвайр. Что ты об этом думаешь, Тисифона? <МаГвайр… Я думаю, что Дьюент или Виверн были бы более вероятными вариантами, малышка.>

– Не возражаю, но все же думаю, надо начать с МаГвайра. – Лифт остановился у жилого помещения Алисии, она вышла и растянулась на диване. – Нам нужна правдоподобная легенда, чтобы выйти на них, и на МаГвайре мы сможем ее себе соорудить.

<Легенда…> Тисифона казалась слегка озадаченной.

<А как ты себе это представляла? Что Алли в боевой броне вломится в их двери и закричит: «Руки вверх!»? Уж ты-то, я думаю, должна быть наслышана о том, что называют коварством и утонченностью.>

– Перестань, Мегера. В прежние времена Тисифоне не было нужды в особых ухищрениях.

<Я не обиделась, совершенно искренне, к удивлению Алисии, сказала Тисифона. Удивление Алисии не осталось незамеченным, фурия хмыкнула: Как ты правильно отметила, я не привыкла к ограничениям смертных, но это не значит, что я о них не знаю. Что за легенду ты имеешь в виду, малышка?>

– Я думаю о тех разведывательных данных, которыми мы располагаем, и о том, как нам работать, чтобы не дублировать действия других. Мне кажется, что люди полковника МакИлени гораздо эффективнее работают с открытой информацией, чем смогли бы мы. У него больше людей, лучше связь, а главное, он легален. Ему не надо, как нам, прятаться от обеих сторон. Согласны?

Алисия помолчала, пока не почувствовала объединенного согласия собеседниц, затем продолжила:

– Исходя из этого, предоставим такого рода усилия ему, а сами будем работать там, где сможем быть эффективнее.

<Где, малышка?>

– Мне особенно интересны закрытые файлы Бен Белькасема, потому что он, кажется, серьезно занимается вопросом. Мне кажется, он правильно ищет утечку информации изнутри, кого-то на весьма высоком уровне, способного сообщать пиратам о предстоящих перемещениях Флота и о диспозиции. Если это так, то они знают, как и когда затаиться. Бен Белькасем на правильном пути.

<Искать по путям сбыта добычи? Мегера, казалось, сомневается. Мы можем быть одновременно только в одном месте, Алли. Слишком большой для нас размах. Это лучше оставить ему. Отдел «О» располагает такими источниками информации, какие нам могут только присниться.>

– Зато мы лучше можем распорядиться информацией, на которую наложим лапы. – Алисия невольно глянула на свои ладони, иногда общие для всех троих. – Бен Белькасем может далеко дотянуться, но он не может проникнуть в чью-нибудь голову. Я сомневаюсь, что его компьютерная поддержка превышает возможности Мегеры. Еще лучше, что мы – совершенно дикая команда, вне связи с министерством юстиции и с Флотом, как ни вынюхивай. Добавьте сюда другие штучки Тисифоны – и получите наилучшего шпиона.

<А как ты собираешься использовать эти возможности,> спросила эриния.

– Стану свободным торговцем, – заявила Алисия и почувствовала движение заинтересованности с двух сторон. – У нас мало свободного объема, но половина «свободных торговцев», по сути, контрабандисты. Наша грузоподъемность сравнима с грузоподъемностью наиболее быстрых судов. Доставка малых грузов с большой скоростью создаст нам желаемую сомнительную репутацию.

<Могла ли я подумать, что доживу до дня, когда стану грузовиком!> погребальным тоном выдала Мегера, но Алисия чувствовала искорки юмора в ее реакции.

<Думаешь, это реально? возразила Тисифона. Флот, конечно, забил тревогу, когда мы сбежали с Суассона. Насколько я знаю сэра Артура, он настоит на оповещении Миров Беззакония, так как он верит в безумие Алисии Де Фриз. Они уже будут нас ожидать.>

– Конечно будут. Но ты не представляешь себе всех возможностей Мегеры. Мы можем стать настоящим оборотнем, да, моя сладкая?

<Назови меня еще раз сладкой, и я тебе подарю такую головную боль… Конечно, я могу кое-что сделать…>

<Я понимаю, что ты можешь исказить спектр своих электронных излучений, но не сможешь же ты скрыть, что у тебя флотский привод Фассета. А даже если и сможешь, то простой осмотр невооруженным глазом все равно тебя выдаст.>

<Ответы, соответственно: «не имеет значения», «нет». Две трети купцов здесь используют флотские приводы. Я могу поиграть с моим, убрать пару узлов, чтобы он не выглядел таким мощным. Трюки с частотой тоже возможны. Я не смогу выглядеть как построенный в Ришата или Джанг, но невоенный вид принять вполне можно.>

<Что до внешнего вида, то это один из самых интересных фокусов. Проектировщики готовят это для «альфа-синтов» второго поколения, и у меня, пожалуй у первой, есть эта маленькая установка.>

<И что это за установка, если ты уже закончила превозносить свои добродетели?>

<Брань на вороту не виснет, если считать, что у меня есть ворот,>, отшутилась Мегера, заставив Алисию рассмеяться, а Тисифону улыбнуться. Но эриния все же хотела услышать объяснение, и ее желание было удовлетворено.

<У меня в заднем квадранте корпуса привода находится голографическая установка, при помощи которой я могу создать себе любую наружность.>

<Впечатляет. Но как быть, если у них с собой больше, чем невооруженные глаза?>

<Я могу манипулировать излучением и экранировать массу, соответствующим образом искажая восприятие большинства активных сенсоров. Ответ Мегеры последовал без промедления. С древними радарами сложнее всего, но, если мы решим, на что хотим быть похожими, я могу сфабриковать картину отражений любого вида. Топографический облик при этом не изменится, оставаясь устойчивым против любого прибора, кроме, может быть, спектрографа, который с голограммы ничего не получит.>

– Да, но спектрограф не скажет ничего и о массе, размере… – размышляла Алисия. – Предположим, мы собираемся дать голографическую картину нескольких частей нашего существующего корпуса и дадим им возможность снять их параметры…

<Они получат параметры, которые не будут соответствовать корпусу купца. А мой корпус сделан из брони Курита-Хокинса, Алли.>

– Но у тебя достаточно других материалов на складе. Мы могли бы покрыть выставляемые напоказ части тонким слоем материала, который «умиротворил» бы их сенсоры.

<Пожалуй… Моя «краска» вплавлена в поверхность брони. Можно использовать моих роботов, которые способны выполнять широкий диапазон ремонтных работ в полевых условиях. Они напылят тонкий слой доброго старого титана поверх брони. Вот будет позору, если я в таком виде, без голографического прикрытия, окажусь во флотском доке! Но для дела можно потерпеть.>

– Итак, мы можем выглядеть как нормальный потрепанный контрабандист. Теперь на очереди наше жизнеописание. Именно поэтому я хочу начать с МаГвайра и «заслужить» путь на Дьюент. Ты, Мегера, можешь разработать бортовой журнал и историю маршрутов до МаГвайра. Ты, Тисифона, введешь его в планетную базу данных при нашем первом контакте с портом. Ко времени нашего прибытия, когда они его запросят, он уже будет «официальным», и это их вполне устроит.

<Хорошая идея проложить первый маршрут во Франконский сектор. Что если мы спешно прибудем из Мелвиллского сектора? предложила Мегера. Достаточно близко, чтобы сюда попасть, и достаточно далеко, чтобы никто не удивился незнакомому лицу. По моим данным, юстиция как раз накрыла там крупную внутрисистемную шайку контрабандистов.>

– Отлично. Позаботимся о том, чтобы последние несколько записей были достаточно расплывчатыми и портовое начальство могло увидеть в них лапшу, которую вешает им на уши контрабандист, вынужденный спешно «рвать когти» и придумывать правдоподобное объяснение для этого. Это не только сблизит нас с преступным элементом, но и прикроет от Флота, который нас, конечно же, ищет.

<Именно это я и имела в виду. Приступаю к работе.>

Алисия почувствовала, как часть Мегеры отвлеклась на выполнение этой задачи, что нисколько не сказалось на течении беседы.

<Чем мы займемся, когда окажемся там?> продолжила Мегера.

– Надо будет, конечно, поработать над моим внешним видом. Я буду искать груз, Тисифона тем временем рыскать по компьютерным сетям и головам, делая мою задачу выполнимой. Находим груз в желаемом направлении. Доставив его, укрепляем наше воровское реноме и продолжаем работу. Честно говоря, я бы предпочла направиться с МаГвайра сразу на Виверн. Где этим мерзавцам сбывать свою добычу, как не на Виверне. Но нам нужно углубить свою легенду, прежде чем стучаться в их дверь. А попав туда, мы уж точно выйдем на след, найдем кого-нибудь, чьи мысли скажут нам, где найти их. <Это потребует времени, малышка.>

– Ничего не поделаешь, если у тебя нет лучшей идеи.

<Нет, я не могу предложить ничего лучше. Если бы могла, то предложила бы, но это звучит здраво в наших обстоятельствах.>

<Я же говорила, что у нее хорошее чутье. Мне тоже нравится, Алли.>

– Единственное, что меня огорчает, так это необходимость расстаться с «бенгалом». – Алисия вздохнула. – Грузовой «шаттл» не проблема, сменил маркировку и транспондер, и все. А «бенгал»…

<Да ты что! Я над ним немного поработаю, чтобы удалить ненужный блеск, но он слишком полезен, чтобы его просто выкинуть.>

– Это не слишком типичная деталь оснащения грузовика, – возразила Алисия, но сама чувствовала в своем голосе колебания.

<Ну и что? Где ты видела утвержденные списки оборудования свободного торговца? Да он тебе обеспечит максимум уважения этой публики! Представь, как они будут гадать, где ты его взяла.>

<Думаю, что Мегера права, малышка. Такой «шаттл» резко поднимет твой авторитет в криминальном мире.>

– Уговорили. Тогда давайте выдумаем какую-нибудь липовую историю касательно его приобретения. Историю, которой можно было бы хвастаться. И запусти ее в сеть.

<Отлично, малышка. Мы с Мегерой сделаем тебя самым крутым «свободным предпринимателем.>

 

Глава 15

Джеймс Хоуэлл стоял перед обзорным экраном, когда «шаттл» выскользнул из-за терминатора и засверкал в отраженном свете планеты. Хоуэлл старался подавить свое беспокойство или, по крайней мере, не проявить его.

Хартгард был миром слабо населенным. В нем было мало привлекательного для новых поселенцев, если не считать захватывающих дух горных пейзажей и весьма опасной фауны. Другое дело – туристы. Охотники слетались сюда как мухи на мед; их неподдельный энтузиазм служил неисчерпаемым источником веселья для местного населения. А также источником дохода. Если дееспособные, вроде бы отвечавшие за свои поступки инопланетяне стремились заплатить большие деньги за сомнительное удовольствие поохотиться на местных хищников, которые в свою очередь без стеснения охотились на самих охотников, то это вполне устраивало жителей Хартгарда. Но даже если все возраставшее число охотников было гражданами Империи, сам Хартгард был частицей Миров Беззакония, независимым от Империи и стремящимся эту независимость сохранить.

Приблизившись к грузовику, «шаттл» включил двигатели маневра. Хоуэлл чувствовал бы себя лучше на своем флагмане, но Хартгард был не таким уж захолустьем, чтобы позволить себе неосторожность. С другой стороны, эта встреча была потенциально опаснее, чем прибытие всей его эскадры. Если кто-нибудь увидит… если просочится хоть слово…

«Шаттл» подплыл к борту транспорта, остановился и был втянут в один из отсеков. Хоуэлл понаблюдал за движением пассажирского трапа, вздохнул, расправил плечи и повернулся к лифту. Пора было послушать, что собирался сказать ему Контроль. Ничего приятного от этой беседы он не ожидал.

Хоуэлл как раз добрался до пассажирского лифта, когда из него появился довольно высокий господин в весьма неофициальном наряде. Подстриженные усы хищно торчали в стороны. Полупоходный костюм, несмотря на видимое удобство и прочность, был очень дорогим. Лента фетровой шляпы украшена пестрым набором гнутых блестящих кусков проволоки, перьев, зеркал и еще каких-то сомнительного вида мелочей. Когда Хоуэлл увидел их впервые, он подумал, что это сувенирное туземное украшение. Оказалось, это набор приманок для таинственного спорта, называемого «ужением на муху». Ему все еще казалось непристойно глупым для взрослого человека такое времяпрепровождение, хотя двухметровая хартгардская форель-сабля лишала спорт монотонности его аналога, бытовавшего на Старой Земле.

Хоуэлл двинулся навстречу посетителю и вздрогнул от его сокрушающего рукопожатия. Контроль лелеял детскую привычку демонстрировать свою силу. Хоуэлл игнорировал эту слабость начальства, но втайне желал, чтобы Контроль хотя бы снимал перед этим свое академическое кольцо.

– Я думаю, удобнее всего будет в моей каюте, сэр, – сказал Хоуэлл, сдерживая желание помахать расплющенной ладонью. – Комфортом она не отличается, но конфиденциальность гарантирована.

– Отлично. Я не рассчитываю рассиживаться так долго, чтобы удобство стало решающим фактором. – Голос Контроля был сдержанным, со слабым акцентом Старой Земли, хотя Хоуэлл знал, что на Земле его гость появился, лишь когда поступил в Академию.

Коммодор погасил крамольную мысль и пошел впереди по коридору, закрытому для остального персонала на все время визита Контроля. Немногим более дюжины личного состава эскадры знали, кто скрывается под этой конспиративной кличкой, и Рэчел Шу не собиралась увеличивать число избранных.

Каюта Хоуэлла – фактически каюта капитана этого корабля – была более удобна, чем ее представил Хоуэлл. Коммодор жестом предложил Контролю войти первым и задержался, чтобы проследить за его поведением. Он не был разочарован: его гость без колебаний проследовал к месту хозяина, расположился в кресле за капитанским столом и указал на стул посетителя перед ним.

Коммодор повиновался с внешним спокойствием, откинулся на спинку и скрестил ноги. У него не было иллюзий. Личный визит Контроля предполагал, что с него сдерут шкуру, хотя бы частично. Но Хоуэлл считал, что ему незачем выглядеть обеспокоенным. Он сделал все, что мог, за потери на Элизиуме он не нес ответственности, что бы ни собирался сказать по этому поводу Контроль.

Контроль помедлил несколько мгновений, потом резко вдохнул, агрессивно ощетинил усы и начал:

– Итак, коммодор, полагаю, вы знаете, почему я здесь. Хоуэлл знал роль назубок и выдал ожидаемый ответ:

– Полагаю, это связано с Элизиумом.

– Да, вы правы. Мы очень недовольны провалом, коммодор Хоуэлл. Очень недовольны. Как и те, кто стоит за нами.

Взгляд его серых глаз был строгим, но и Хоуэлл не собирался отводить глаза. Он также не собирался тратить время на оправдания, ожидая, когда против него будут выдвинуты конкретные обвинения. Он сосредоточенно молчал.

– У вас были полные разведданные, – продолжил Контроль, когда понял, что коммодор не собирается возражать. – Мы подали вам Элизиум на серебряном подносе, а вы не только потеряли три четверти своего наземного боевого состава, но умудрились лишиться пяти грузовых «шаттлов», одного «леопарда» и четырех «бенгалов» и увенчали все это потерей линейного крейсера в миллион тонн! Но главное – вы не выполнили поставленную перед вами задачу. Коммодор, вы от рождения столь некомпетентны или добились этого упорными и настойчивыми усилиями?

– Так как я в прошлом доказал свою компетентность, то последний вопрос могу просто игнорировать, – сказал Хоуэлл мягким тоном, который, однако, не ввел в заблуждение его собеседника. – По остальным пунктам записи говорят за себя. «Полтава» выполнила образцовую атаку, но капитан Ортиц допустил ошибку в управлении боем, подойдя слишком близко к своему последнему противнику. Такое случается с лучшими командирами, и если это происходит в пятнадцати световых минутах от флагманского корабля, то флагман не в состоянии ничего исправить.

Он посмотрел на Контроля, выражая своим взглядом гнев, которого не мог выразить голосом. Он видел, что глаза собеседника отражают какое-то внутреннее движение, но не мог понять, был то ответный гнев или уважение к его доводу. Но сейчас ему было все равно.

– Что до остальных… обвинений, то следует отметить, что ваши разведывательные данные были, мягко говоря, неполными и вы были предупреждены о проблематичности успеха. Вы знали, насколько сложно заполучить информацию Генетической Корпорации. Если бы противник действительно оказался на тех позициях, которые вы указали, мы могли уничтожить его с ходу. На деле же наши наземные командиры направили своих людей в самые настоящие ловушки, потому что им сказали, откуда ожидать сопротивление. Может быть, я и виноват в том, что не сделал упор в подготовке на возможные неожиданности, несмотря на нашу «безупречную» разведку, но было бы лучше, если бы вы не давали тактической информации, если не уверены в ней на сто процентов. Неверная информация хуже, чем никакой, как продемонстрировала эта операция.

– Никто не может гарантировать, что не будет изменений в последнюю минуту, коммодор.

– В данном случае, сэр, вы как раз утверждали, что можете, – возразил Хоуэлл все тем же мягким тоном. Он помолчал, ожидая возражений Контроля, но тот лишь махнул рукой, и коммодор продолжал: – Наконец, сэр, я хочу подчеркнуть: – что бы ни случилось с нашими наземными силами и вне зависимости от данных Генетической Корпорации, мы полностью достигли обозначенного как главная цель. Вне сомнения, в вашем распоряжении более точные оценки жертв среди населения, но я уверен, что мы продемонстрировали ту «жестокость», которую вы хотели.

– Гм. – Контроль слегка раскачивался, одновременно чуть поворачивая стул вправо-влево, и дул себе в усы. – Возражения приняты, – сказал он гораздо менее враждебно. Он даже слегка улыбнулся. – Полагаю, вы в курсе. Дерьмо летит сверху вниз. Считайте, что на вас попала половина того ведра, которое вылили на меня. – Его улыбка погасла. – Уверяю вас, однако, что нам обоим причитается достаточно.

– Да, сэр. – Хоуэлл тоже позволил себе расслабиться. – Я уже заплатил моим людям в расчете на причитающиеся мне суммы. Но главная цель нами все же достигнута.

– Если это вас утешит, на том же самом настаивал и я. Что касается ваших потерь… мы уже вербуем наземный персонал здесь, в Мирах Беззакония. «Полтаву», к сожалению, не удастся заменить так быстро. Насчет главной цели вы совершенно правы, но вторичная цель, оказывается, важнее, чем мы были проинформированы.

– Да? Почему же они тогда не поставили нас в известность?

Контроль полез в карман и вытащил коробку сигар. Он выбрал одну, обрезал конец, зажег. Хоуэлл наблюдал, радуясь вытяжной вентиляции как раз над столом. Контроль раскочегарил сигару до удовлетворяющего его состояния и повел ею, как указкой.

– Видите ли, коммодор, наши финансовые благодетели из Главных Миров немножко заколебались. Абстрактно они достаточно кровожадны, их вполне устраивают большие потери гражданского населения, если этим занимается кто-то другой. Но у них начинаются опасения, как только доходит до реальной бойни. Не потому, что им кого-то жалко, но потому, что они вдруг осознают, как высоки ставки в их игре и что произойдет, если дело вдруг лопнет.

Хоуэлл кивнул, услышав презрение в голосе собеседника.

– Они жирные и богатые и хотят стать еще жирнее и богаче. Но если богатство защищает от преследования за их делишки, то здесь совсем другое. Ничто не спасет их, если Империя раскроет их причастность, а цели у нас разные. Они поддерживают нас только в расчете на быструю прибыль сейчас и дополнительные льготы, когда мы достигнем цели. Я не думаю, что они представляют, какую антипиратскую истерию мы собираемся раздуть.

Он глубоко затянулся и выпустил длинную струю серого дыма.

– Я так долго распространяюсь об этом, потому что у нас нет палки, чтобы их погонять, и поэтому мы должны размахивать морковкой у них перед носом. В данный момент они ясно видят последствия неудачи, некоторые опасаются, что мы привлечем Флот такими действиями. Мы знаем, почему так поступаем, – они не знают. Вот поэтому надо швырнуть им кусок мяса, чтобы они продолжали нас поддерживать, а данные Генетической Корпорации как раз для этого бы подошли.

– Я понимаю, сэр, но мы с капитаном Алексовым подчеркивали высокую вероятность неудачи, когда эта цель назначалась.

– Забудем это. – Контроль описал своей сигарой нетерпеливые зигзаги. – Я вас на этом зацепил, и вы сразу в контратаку… С этим кончено. Перед нами следующие цели.

– Да, сэр.

– Алексов с вами?

– Да, сэр. Он и коммандер Шу.

– Прекрасно. – Контроль глянул на часы и посерьезнел. – Мои люди на планете могут прикрыть меня еще на несколько часов, а в конце следующей недели я должен опять приступить к работе. Даже короткий отпуск в такое время вызвал немало косых взглядов в мою сторону. Я не скоро смогу отлучиться еще раз, поэтому нужно поспешить. Давайте сейчас обсудим это с вами, а вы уж потом, сразу после моего отбытия, пройдетесь еще раз с ними. Согласны?

– Конечно.

– Итак, как я уже сказал, нам нужна хорошая морковка. Мы найдем ее на Рингболте.

– Рингболт? – В голосе Хоуэлла слышалось удивление. Все их цели до сих пор были имперскими владениями. Рингболт же был протекторатом одного из Миров Беззакония. Те, кому он принадлежал, были малоприятными противниками.

– Рингболт. Я знаю, Эль-Греко внимательно следит за ним, но нам известно, что скоро их флот проводит учения. Детали в моем пакете данных. Рингболтская эскадра вызывается на Эль-Греко для участия в мобилизационных маневрах, система на неделю остается без прикрытия. Это ваше окно, коммодор.

– Я не знаю рингболтскую оборону, сэр. Какие у них фиксированные сооружения? У Эль-Греко внушительная для Миров Беззакония техническая база, я не хотел бы напороться на сюрпризы.

– У них нет фиксированной обороны. В этом вся прелесть.

– Никакой?

– Никакой. Если подумать, это становится понятным. Планета колонизована лишь около пятидесяти лет. Когда прибыли колонисты, их заботой были лишь другие Миры Беззакония и редкие бандитские шайки. Противостоять Империи или Сфере Ришата они не могли, поэтому не стали и пытаться. Что до остальных Миров Беззакония или бандитов… Будь вы на их месте, стали бы вы задевать Эль-Греко?

– Пожалуй, нет, сэр, – признал Хоуэлл. Он не добавил, что не хотел их задевать и на своем месте. Нападение на колонию Эль-Греко не обещало хороших барышей.

Когда-то, еще до войн Лиги, Эль-Греко был миром ученых, известным своими академиями искусств и университетами. Во время Первой Ришской войны сады Эль-Греко оказались под пятой ришатской оккупации.

Обитателей Эль-Греко можно было презрительно именовать яйцеголовыми не от мира сего, но дураками они не были. Риши скоро обнаружили, что поймали тигра за хвост. Академики Эль-Греко прогрели свои компьютеры, перекопали базы данных и обратились к изучению партизанской войны, саботажа, диверсий и убийств, как если бы готовили докторские диссертации. В течение года они связали две дивизии. Силы Сферы Ришата оставили Эль-Греко как неокупаемое мероприятие – гарнизон риши вырос до трех корпусов, но потерял почву под ногами.

На Эль-Греко с тех пор ничего не забыли и решили переориентировать свои уцелевшие университеты. Они не готовят более скульпторов, художников, композиторов. Они выпускают физиков, химиков, стратегов, инженеров. Они владеют одним из наиболее развитых исследовательских комплексов. Самые сильные наемники этой части Галактики базируются на Эль-Греко, и большая часть их личного состава состоит в резерве вооруженных сил. Вне сомнения, Эль-Греко мог захватить кто-нибудь масштаба Империи или Ришата, если бы очень хотел, но цена была неразумно высока, а Миры Беззакония – ни один из них, даже в союзе с соседями, не хотел заполучить флот Эль-Греко на свою голову.

Более конкретно, коммодор Джеймс Хоуэлл тоже не хотел заполучить флот Эль-Греко на свою голову.

– Извините, сэр, вы уверены, что нам это надо?

Контроль фыркнул с почти сочувственным весельем:

– Слушайте меня, коммодор. Эль-Греко, конечно, сила. Но они только одна система. Весь их флот вместе с наемниками уступает по огневой силе адмиралу Гомес. По источникам информации они уступают Суассону. Если вы добавите к набору врагов своей эскадры еще и Эль-Греко, вы фактически ничего не теряете. Собственно, если мы ввяжемся в прямой бой, то потеряем все, даже если выиграем.

– Я понимаю, сэр, но, когда Флот собирается что-то предпринять, мы узнаем об этом заблаговременно. У нас нет этого преимущества против Эль-Греко.

– А вот и есть! Мы ловим нескольких зайцев сразу. – Глаза Контроля весело блестели. – Во-первых, ваш рейд на Рингболт будет нацелен на биоинститут Университета Толедо. У нас есть основания полагать, что они идут ноздря в ноздрю с Генетической Корпорацией, так что мы возьмем реванш за прошлую неудачу.

Во-вторых, удар по Миру Беззакония усыпляет подозрения, что мы имеем что-то против Империи. Мы-то имеем, но лучше, чтобы об этом никто не догадывался. Мы можем уйти, не трогая других Миров Беззакония – там все равно нет ничего стоящего, но, ударив по одному, мы уже выглядим как «настоящие» пираты.

В-третьих, Эль-Греко, как и Джанг, хотят показать, что они не имеют отношения к нашим нападениям. Поэтому уже проводится совместное планирование чрезвычайных ситуаций. Так мы узнали об их маневрах. Кроме того, они приняли принцип совместного командования и координации на случай нападения на них. Джанг на это не согласилась, но ваше нападение на Эль-Греко даст дополнительные возможности сбора информации об их планах.

И в-четвертых, – глаза Контроля сузились, – некоторые люди Гомес, особенно МакИлени, подозрительно относятся к нашей тактике. Фаза четыре в Элизиуме устранила всех, кто смог бы опознать ваши суда, но легкость, с которой вы там оказались, указывает на очень, очень хорошую разведку. Даже генерал-губернатору трудно игнорировать это обстоятельство, а МакИлени подзуживает Гомес, которая рвет и мечет по этому поводу. Если вы ударите по Миру Беззакония с такой же точностью, это будет предполагать наличие множества источников информации и хотя бы частично рассеет подозрения.

– Я опасался этого, когда был выбран Элизиум, – пробормотал Хоуэлл.

Контроль пожал плечами:

– Вы не одиноки. Это был общий риск, потому что нам нужен был удар по инкорпорированному Миру. У Миров Короны такое жидкое население, что даже полное его уничтожение, как на Мэтисоне, не дает достаточных цифр потерь, чтобы встряхнуть общественное мнение Главных Миров. Кроме того, большинство жителей Главных Миров считает, что если кто-то хочет основать колонию, то, уж конечно, он знает обстановку и не слишком много проигрывает, если затея проваливается. С инкорпорированными Мирами все несколько иначе. Элизиум представлен в Сенате, и вы понимаете, какую они развернули активность, когда узнали, что сталось с третью их избирателей.

– Я знаю, сэр. Значит ли это, что мы на Рингболте должны сделать то же самое? – спросил Хоуэлл нейтральным голосом.

– Боюсь, что да, коммодор. – Даже Контроль казался несколько смущенным, но его тон оставался твердым. – Мы не можем изменить тактику по той же причине, по которой наносим удар по Рингболту. Все должно выглядеть так, будто для нас все равны. Со всеми, на кого мы нападаем, мы обходимся одинаково.

– Понятно, сэр, – вздохнул Хоуэлл.

– Хорошо. – Контроль оставил на столе небольшой футляр с чипом и встал. – Вот ваши исходные данные. Мы не ожидаем проблем с ними, но если коммандер Шу захочет что-либо выяснить дополнительно, пусть запрашивает по обычным каналам. Некоторое время мы не сможем иметь прямых контактов.

– Понятно, – еще раз сказал Хоуэлл, поднимаясь, чтобы проводить гостя. Он воздержался от констатации, что эта встреча проводилась не по его инициативе, частично из дипломатических причин, частично потому, что она оказалась полезной. Разговор лицом к лицу позволял выяснить тонкости, пропадавшие при непрямом общении.

Они снова оказались у пассажирского шлюза, и Контроль опять стиснул его руку, на этот раз не так свирепо.

– Доброй охоты, коммодор, – сказал он.

– Благодарю, сэр, – ответил Хоуэлл, вытягиваясь по струнке, но не отдавая честь. Их глаза встретились в последний раз, и вице-адмирал сэр Амос Бринкман резко кивнул и шагнул в люк.

 

Глава 16

Лейтенант Военно-Космического Флота Ассоциации Джанг Чарльз Джолитти, прикрепленный к таможне МаГвайра, еще раз проверил данные, пользуясь временем, которое требовалось «шаттлу» для сближения со свободным торговцем. «Звездный Курьер» заинтриговал его с первого знакомства. Особенно впечатлял список вспомогательного оборудования, и он хотел удостовериться, что прочел его правильно.

Информация была нетипично полной для новоприбывшего, и это было приятно. Бывали посетители и с полным отсутствием документации, что всегда вызывало головную боль. Это означало обнюхивание каждого сантиметра судна, исчерпывающий медицинский анализ каждого члена экипажа, доскональную проверку благонадежности, прежде чем они попадали на поверхность планеты. От такой волокиты истощалось терпение, но Ассоциация Джанг не просуществовала четыре столетия, если бы не следила столь бдительно за своими гостями. В данном случае перед Джолитти был полный аттестат Имперского сектора Мелвилл.

Это должно было резко сократить формальности.

Он просмотрел технические данные, прищурившись, еще раз отметил показатели привода Фассета. Скорость, как у крейсера. В сопоставлении с малой грузоподъемностью это заставляло задуматься о его истинном назначении. Конечно, Джанг терпели контрабандистов… при условии, что те не шутили с законами Ассоциации.

Команда… всего пять человек. Это очень мало даже для купца. Предполагает мощное компьютерное обеспечение. Капитана зовут Теодозия Мэйнворинг. Для своего ранга молода (из раздела био), налет часов очень внушительный (из бортового журнала). Остальные выглядели такими же компетентными. Неплохой букет для купца. Конечно, свободные торговцы притягивали квалифицированных неудачников, отколовшихся от военной машины или от больших линий.

Декларация ввоза пустая. Он фыркнул, вспомнив красноречивые зияния в нескольких последних декларациях визитеров из Мелвилла. Значит, капитан Мэйнворинг тоже обожгла пальцы? Ей повезло: она сохранила корабль, но наверняка жаждала получить груз.

Прозвучал сигнал, и Джолитти обратил внимание на экран. Его судно подходило к единственному свободному приемному терминалу «Звездного Курьера». Еще один из двух других терминалов корабля занимал несколько потрепанный грузовой «шаттл», не слишком старый, но как бы уставший от кропотливого сбора колосков на скошенных полях фортуны. Но не этот грузовик привлек его внимание.

У терминала номер один маячило иглоносое создание, смертельно внушительное даже в своем покое. Лейтенант знал его параметры, но живьем видел впервые и был поражен размером и обликом. А может быть, его лихой раскраской. Джолитти недоверчиво расширил глаза, переваривая это сочетание алого и черного. Какой-то неизвестный художник изобразил два широко раскрытых белых глаза по сторонам кинжального носа, острозубые пасти скалились вокруг дул энергетических и баллистических пушек. Тщательно проработанные языки пламени струились вдоль силовых отсеков. Он не мог предположить, как это сокровище досталось Мэйнворинг, но, по крайней мере, каким-то полулегальным способом, например под предлогом обследования новых границ… впечатление от «шаттла» было потрясающим.

Лейтенант улыбнулся, когда его «шаттл» вошел в контакт с кораблем. «Бенгал» выглядел инородным телом рядом с обычным утилитарным купцом. Но свободные торговцы часто находили выход из всевозможных ситуаций, полагаясь лишь на собственные ресурсы, и Джолитти подозревал, что гипотетические злонамеренные туземцы должны хорошенько поразмыслить, стоит ли потрошить беззащитный грузовой «шаттл», когда это чудище бдительно взирало на них, нависая над головами.

Контактный воротник переходной трубы прильнул к люку, и Джолитти, кивнув пилоту и засовывая в карман компьютерный блокнот, шагнул к выходу.

* * *

Алисия смотрела на входящего молодого человека крепкого сложения и надеялась, что все сойдет гладко. Все казалось просто, когда они готовились к этому визиту, но теперь…

<Спокойно, малышка. Все самое сложное уже позади.>

<Ну, Алли. Мегера проявляла неожиданную солидарность с Тисифоной. Он один-одинешенек, Тис с него штаны слупит.>

<Несколько неизящный оборот речи, но суть верна.>

<Тогда почему бы вам обеим не помолчать – и давайте займемся им.> Алисия шагнула к инспектору и протянула руку.

* * *

Джолитти был немного удивлен, увидев перед собой только капитана, но он отдал должное ее портному. Строгая темно-синяя форма и отороченное серебряным плетением болеро прекрасно сидели на этой высокой темноволосой женщине.

– Лейтенант Джолитти, таможенная служба МаГвайра, – представился он, и женщина улыбнулась:

– Капитан Теодозия Мэйнворинг.

У нее был красивый голос, низкий и почти бархатный. Он почувствовал, что чересчур увлеченно ее рассматривает, и несколько подивился своему энтузиазму.

– Добро пожаловать на МаГвайр, капитан.

– Благодарю вас. – Она отпустила его руку, и из кармана появился таможенный блокнот.

– Медицинские формы вашей команды готовы, капитан?

– Они со мной. – Она протянула набор чипов, и Джолитти воткнул их в разъемы блокнота, опытными пальцами набирая нужные команды и косясь на дисплей. Все нормально.

Он подумал, что нужно сразу вызвать команду, но времени было достаточно, и Джолитти спросил:

– Готовы к таможенной проверке, капитан? Мэйнворинг кивнула.

– Прошу вас, – пригласила она и шагнула к лифту.

* * *

Слегка дезориентированные глаза таможенного офицера были обнадеживающим признаком, но Алисия все же потыкала пальцами в кнопки лифта. Тисифона усмехнулась в ее голове, продолжая свои коварные операции над таможенником, но Алисия полагала, что чем меньше воспринятого Тисифона должна будет исказить, тем лучше. И совсем ни к чему было Мегере двигать лифт, не дожидаясь команды.

Она провела лейтенанта Джолитти в свои жилые помещения и наблюдала за его работой. Видно было, что он знал места, где прятали контрабанду, но его движения были чисто механическими. Речь была совершенно нормальной, их беседа текла без запинок, но тем причудливее это сочеталось с его действиями.

Он с улыбкой завершил свою проверку, и Алисия перевела дыхание и повела его дальше.

Она на секунду задержалась, посмотрела в его еще более мутные глаза и повернула назад.

– Помещение моего инженера, – сказала она, снова входя в свое жилье.

Лейтенант кивнул и принялся за работу, не сознавая, что здесь он уже был.

Алисия едва верила своим глазам. Она ожидала подобного, но было жутко это видеть в действительности. Чувствовалось, что Мегера также ошеломлена. Тисифона, казалось, добивалась желаемого без всяких усилий, хотя они знали, что это было не так.

Джолитти завершил вторую проверку и повернулся к ней:

– Кто следующий?

– Мой астронавигатор. – И Алисия вновь направилась в коридор.

* * *

Джолитти ввел последние пометки в свой карманный блокнот-компьютер и мысленно пожелал, чтобы все его проверки проходили так же гладко. Корабль капитана Мэйнворинг был образцовым. Даже грузовой трюм «Звездного Курьера» был в идеальном состоянии, а команда удивила его тем, что не оставила ни одного запрещенного или хотя бы сомнительного предмета в местах, где он мог бы его найти.

Это говорило об их невероятной законопослушности или, скорее, об изощренной изобретательности в том, что касалось укромных местечек и тайников.

Лейтенанту казалось странным, что люди, так поразившие его своей компетентностью, не оставили в памяти почти никакого следа, обычного при встречах с незнакомцами. Наверное, потому, что он уж слишком сосредоточился на их капитане, подумал Джолитти несколько виновато и покосился на Алисию, сопровождавшую его к пассажирскому шлюзу. Необычным было и то, что капитан тратила свое драгоценное время на сопровождение таможенника. Даже лучшие из них смотрели на таможенников как на что-то недостойное, враждебное, агрессивное… хуже риши. Джолитти их вполне понимал, но тем приятнее было встретиться с таким исключением из правил.

И совсем не удивительно, оправдывался перед собой Джолитти, что остальные члены экипажа померкли на ее фоне. Он никогда еще не встречал такой лучезарной особы, как Теодозия Мэйнворинг. Она была поразительной женщиной, дружелюбной и свободной… но что-то смертельно опасное таилось в ней. Конечно, невинный цветочек вряд ли стал бороздить небеса в качестве капитана свободного торговца, да еще в таком возрасте. Но дело было не в этом. Лейтенант вдруг вспомнил медведеподобного инструктора рукопашного боя своего военного колледжа, руководившего боевой подготовкой «молодых джентльменов». Он был молниеносной ходячей смертью о двух ногах, и его тело перемещалось в пространстве той же походкой, какую демонстрировала Теодозия Мэйнворинг.

Джолитти отвлекся от своих мыслей, и его блокнот выкинул чип допуска, тут же врученный капитану. Джолитти протянул руку и сказал:

– Мне было очень приятно, капитан Мэйнворинг. Я бы хотел, чтобы каждое инспектируемое мною космическое судно было в таком же состоянии, как ваше. Желаю вам успеха в наших краях.

– Большое спасибо, лейтенант. – Мэйнворинг крепко пожала его руку, и он почувствовал какое-то твердое вкрапление в ее ладони. Это ощущение сразу исчезло и забылось. – Надеюсь, мы еще встретимся.

– Все может быть. – Лейтенант отпустил ее руку и предостерегающе поднял указательный палец. – Не забудьте, что любой член экипажа, пожелавший высадиться на поверхность, должен пройти медицинское сканирование для подтверждения своего сертификата.

– Не беспокойтесь, лейтенант. – Безмятежная улыбка Теодозии Мэйнворинг еще раз подбодрила таможенника. – Сомневаюсь, что мы здесь пробудем достаточно долго для этого. У моей команды много работы по профилактике привода, но про медиков мы ни в коем случае не забудем, обещаю вам.

– Спасибо, капитан. – Джолитти четко отсалютовал. – В таком случае позвольте еще раз подтвердить официальное разрешение на пребывание на МаГвайре и пожелать вам всего доброго.

Мэйнворинг так же по-военному отдала честь, и лейтенант направился к своему «шаттлу». До конца смены ему предстояли еще две проверки, и он мысленно пожелал себе, сознавая невыполнимость этого, чтобы они прошли так же гладко.

Алисия прислонилась к перегородке и перевела дыхание. Вот это да! Она знала возможности Тисифоны, но все же была потрясена. Она не встречала более сообразительного и добросовестного таможенного инспектора, чем этот молодой лейтенант, и он так легко поддался манипулированию! Она напряженно наблюдала пятикратный обыск одного и того же помещения, но это было ничто в сравнении с его безмятежной прогулкой мимо труб главного ракетного магазина. Он должен был перелезть по стремянке через одну из них, но окружающее для него просто не существовало. Так же он прошествовал мимо энергетических батарей и через арсенал. Он остался совершенно удовлетворен «инспекцией» поста управления. Только идиот мог смотреть на голые гладкие стены и болтающуюся гарнитуру альфа-связи и ничего не заподозрить. Идиот или находящийся под властью Тисифоны.

<Конечно, он ничего не заметил, сообщила Тисифона. Ты очень верно подметила, что он сообразительный. Очень умный молодой человек, ничего не скажешь. Но люди с развитым интеллектом гораздо легче поддаются внушению. Они почти добровольно развивают и детализируют внушаемую им картину. Вы с Мегерой были правы, милостиво добавила она, настояв на подробной проработке «членов команды»: Это позволило мне более объемно их отобразить.>

– Н-ну… – Алисия снова перевела дыхание и выпрямилась. – Все же ты была с ним серьезно занята. Смогла бы ты манипулировать несколькими людьми сразу?

<Думаю, что да. Теперь – да. Проблема не столько в количестве людей, малышка, сколько в детализации внушаемой им иллюзии. Я думаю, было бы целесообразно внушать этим нескольким индивидам нежелание обсуждать пережитое впоследствии, чтобы не обнаружилось излишнее сходство полученных ими впечатлений.>

<Ты, конечно, права, вставила Мегера, но если документация в порядке, то проверки здесь обычно проводятся одним человеком.>

– Я в курсе. – Алисия отступила в лифт и нажала кнопку летной палубы. – Пошлины на парковку и обслуживание уплачены, Мегера?

<Разумеется. Тис обработала гроссбухи, когда передавала бортовой журнал, а мисс Таннер занималась бухгалтерией, когда капитан Мэйнворинг сопровождала лейтенанта Джолитти. Мы внесли все причитающиеся суммы из нашего липового перевода с остаточным балансом в восемьдесят тысяч кредитов.>

– Что с обслуживающим персоналом?

<Без проблем. Лейтенант Чизхолм заказал продукты на пятерых, и мне придется выкинуть большую часть в открытый космос. Но в наших данных с Мелвилла указано, что полгода назад мы капитально ремонтировались, поэтому с технической профилактикой мне жульничать не придется.>

– Ты прелесть, – с жаром выпалила Алисия. Она восхищалась подлинностью создаваемых Мегерой образов и голосов. Создав других членов экипажа, они должны были удовлетворять любопытство – нет, они должны были не дать даже зародиться искре любопытства. Способность Мегеры вести переговоры сразу по нескольким линиям связи была при этом неоценимой.

<Спасибо. Ты и Тис тоже молодцы.>

<Но мало мы смогли бы без тебя, Мегера. Мы втроем – ужасная сила.>

– Ты права, госпожа. И никто даже глазом не моргнул, видя твои лица?

<Конечно нет. Хочешь, продемонстрирую? Моя гордость – произношение лейтенанта Чизхолма.>

– Интересно. – Лифт остановился, и Алисия вышла. – Покажи.

<Монитор два, прошу.>

Плоский экран мигнул, на нем появился худощавый темно-рыжий субъект с тяжелыми веками над усталыми глазами.

– Как я выглязу, мэм? – спросило изображение, и Алисия прыснула.

– Ты не переборссила с сепелявостью, Мегера?

– Вам легко смеясса, мэм, – мрачно отреагировал «лейтенант Чизхолм». – Вас не дразнили всю зызнь, с самого десства. Я столько перезыл из-за этой всывой сепелявости…

– Ты это говоришь или… выбрызгиваешь? – хохотала Алисия. Субъект на экране поднял руку и сделал непристойный жест. – Потрясающе, Мегера! Думаю, бедняга Чизхолм не слишком любит отвечать на звонки из-за своей шепелявости.

– Нет, мэм. – Баритон Чизхолма сменило сопрано, а на экране появилась седовласая дама с открытым лицом.

Это была Рут Таннер, ее казначей и бухгалтер. – Бедный Энди не любит общаться с новыми людьми, поэтому я чаще всего обслуживаю связь, когда вас нет на борту.

Алисия оперлась бедром о панель монитора. Искусственный интеллект был, как всегда, на высоте. Беседуя с «говорящими головами» Мегеры, нельзя усомниться в их подлинности, значит, исчезали подозрения, что она – единственный человек на борту «Звездного Курьера». В совокупности со способностью искусственного интеллекта дистанционно управлять обоими «шаттлами» команда капитана Мэйнворинг проявляла себя настолько реально, что ни у кого не возникало сомнений в ее существовании.

– Итак, у нас все замечательно. Только вот я, в отличие от вас обеих, должна выспаться перед завтрашней гонкой за грузом.

<Верно.> Экран погас, Мегера вернулась к обычному способу общения. Алисия направилась к своей каюте, на ходу освобождаясь от плотно облегающего жакета. Она сунула снятую с себя вещь роботу, продолжая раздеваться.

<Э-э… Алли… Ты не успела ознакомиться с базой данных адмирала порта МаГвайра?>

– Ты же знаешь, что нет. – Алисия замерла в наполовину стащенной с себя футболке. – А что?

<Я не хотела тебя беспокоить, когда Джолитти был на борту. Мне не хочется испортить тебе сон, но… там есть о нас.>

– Что значит «о нас»?

<Значит, о тебе и обо мне. О тех «нас», которые угнали «альфа-синт» с Суассона. О капитане Алисии Де Фриз и незаконно присвоенном «альфа-синте» корпус номер семь-девять-один-один-четыре.>

<Ну и что же там о нас?> с любопытством спросила Тисифона.

<Ничего хорошего.>

– Что конкретно? – резко спросила Алисия. – Они знают, куда мы направляемся?

<Нет, не так страшно. О тебе там сказано, что ты сбежала из психушки и считаешься крайне опасной. Обо мне – довольно точное описание моих возможностей в области нападения и обороны, хотя очень многого они не раскрывают из соображений секретности. Меня больше беспокоит не это, а совсем немногое в заключении данных.>

– Что «немногое»?

<Флот предлагает один миллион кредитов в награду за информацию, которая может привести к нашему обнаружению и перехвату. Алисия нахмурилась, но Мегера еще не закончила. В самом конце говорится, что военно-космические силы Ассоциации Джанг приняли указания генерал-губернатора Тредвелла своим флотским соединениям. Алисия гулко опустилась на свое место отдыха, когда Мегера закончила свое сообщение: Это приказ об открытии огня без предупреждения, Алли. Они даже не хотят попытаться вернуть нас.>

 

Глава 17

Бенджамин МакИлени сбросил гарнитуру и встал, растирая воспаленные глаза и пытаясь вспомнить, когда он в последний раз спал шесть часов подряд.

Он опустил руки и уставился на груду чипов и клипов на столе в его офисе на судне Его Величества «Донегол». Где-то здесь, в этой куче дерьма, таилось пресловутое жемчужное зерно истины. Здесь можно найти ответ или хотя бы узнать, где его искать.

То, что любая разведывательная служба всегда имела нужные данные в пределах досягаемости, но не знать этого, казалось законом природы. Как вычленить нужную истину из громадного объема полуистин, ложных данных и чистого бреда? Ответ: потом это всегда очевидно. Это и было причиной постоянных тычков со стороны людей, которые воображали, что все очень просто.

МакИлени горько вздохнул и прошелся по помещению. Он выслушивал такое уже неоднократно. Особенно от сенатских бюрократов. Они представляли себе офицеров разведки как макиавеллиевски изощренных шпионов, постоянно занятых какими-то тайными махинациями. Поэтому за этими скользкими типами надо особенно тщательно следить. Они слишком умны, чтобы говорить правду, даже когда это их конституционный долг. Что означало, что каждая неудача в определении искомого факта представляла глубоко эшелонированный заговор с целью сокрытия неудобной истины.

Такие люди не знали, да и не хотели знать, что такое работа в разведке. Из одного голографического видика в другой шагал лихой межзвездный агент с чипом данных в дупле зуба, но настоящим секретом был упорный труд. Проницательность и инстинкт были неоценимо важны, но настоящего успеха можно было добиться лишь упорным и трудоемким анализом каждой нити, сбором всех фрагментов и их стыковкой в полную картину обстановки.

К несчастью, вздохнул он снова, анализ требовал времени, иногда больше, чем имелось в распоряжении, но в этом случае он часто ничего не давал. МакИлени был уверен, что существует связь между пиратами и кем-то, сидящим очень высоко. Это был единственный возможный ответ. Всем силам адмирала Гомес пришлось бы потрудиться, чтобы справиться с орбитальной обороной Элизиума, а пираты расправились с ними с ходу. У МакИлени не было документального подтверждения, но он был полностью уверен, что рейдеры под каким-то прикрытием провели крупный корабль на дальность пуска сверхсветовых ракет. Показания всех оставшихся в живых сходились на молниеносной скорости, с которой были уничтожены орбитальные укрепления. Это мог сделать только крупный боевой корабль.

Но как? Как смогли они обмануть коммодора Транга и всех его людей? Одни только меры электронной маскировки не могут быть ответом, когда пройден весь сектор. Нет, они должны были дать Трангу какое-то убедительное свидетельство, что они свои. Но они не могли этого сделать без доступа к информации, которая должна быть для них наглухо закрыта.

Все это укладывалось в определенный шаблон, даже Тредвелл начинал это признавать. Но завершить картину полковнику никак не удавалось, хоть лопни! Даже Бен Белькасем отступил и отбыл на Старую Землю в слабой надежде, что его начальству оттуда, из далекой перспективы, видно что-то ускользающее от всех здесь, во Франконском секторе.

Полковник тоже надеялся на это, потому что больше, чем как, его беспокоил вопрос зачем. Чего хотели эти люди, черт бы их побрал? Он этого не говорил никому, кроме адмирала Гомес и бригадира Кейта, но это были не опереточные пираты, их действия нуждались в объяснении в пределах здравого смысла – и ускользали от этого объяснения. Их операции не имели смысла с точки зрения окупаемости. Тот, кто нес расходы на развертывание такой военной мощи, не нуждался в доходах от добычи.

Конечно, грабеж помогал им покрыть часть оперативных затрат, но их доходы, по самой щедрой оценке, казались смехотворными в сравнении с потребностями снабжения и обслуживания их судов. Только посмотреть, что они берут! Вспомогательное оборудование, антенны маяков космопорта, промышленное оборудование, это ж надо! Им достались кое-какие предметы роскоши, на полмиллиарда снегопардовых шкур с Мэтисона, но на большинство из того, что они берут, никакой пират не позарится.

А если от их добычи перейти к жертвам? МакИлени не верил в царя гуннов Аттилу в звездолете. Глупые люди, как правило, не становятся капитанами звездолетов. Но только глупец мог не видеть, к чему приведет такая своеобразная политика «выжженной земли», проводимая против владений Империи. Резня ради резни не могла быть нормальной практикой. Она гарантировала повышенное внимание Империи и массированное возмездие. Но эти люди умышленно увеличивали масштабы опустошения и число жертв. Из того, что выжившие на Элизиуме могли ему сказать, следовало, что они даже не пытались грабить вне пределов столицы, а нанесли с орбиты ядерные удары по всем городам планеты! Девять миллионов погибших. Какого дьявола хотели они добиться этой бойней? Как будто они издеваются над Флотом, дразня и вызывая его потягаться с ними.

Можно сойти с ума, но ответ здесь, в его офисе и в его мозгу, если он только сможет правильно составить фрагменты. Любая группа, которая могла преодолевать барьеры так, как будто их не существовало, и использовать украденные данные для организации таких тщательно разработанных смертельных атак, не могла действовать сама по себе. Они должны иметь какую-то цель, оправдывающую эту бессмысленную, на первый взгляд, бойню. И это устрашало, потому что он не мог вообразить себе этой цели, а это как раз и было его задачей.

Бывают периоды, думал МакИлени тоскливо, когда возвращение к простоте и ясности боя кажется таким желанным…

Его оторвал от раздумий звонок доступа в помещение. Он нажал на кнопку, и брови его поднялись, когда в проеме входа появился сэр Артур Кейта.

– Добрый вечер, сэр Артур. Чем могу быть полезным?

– Вероятно, немногим, – буркнул Кейта. Он снял с кресла коробку с чипами и сел, поставив коробку себе на колени. – Я просто заглянул попрощаться, полковник.

– Попрощаться? – повторил МакИлени, и Кейта кисло улыбнулся:

– Я тут просто перемалываю воздух. Это работа для вас и для Флота. И для Тредвелла, если он перестанет клянчить дополнительные силы и использует то, что у него есть. Я уже слишком долго здесь.

– Понимаю. – МакИлени опустился в свое кресло и повернул его, чтобы сидеть лицом к Кейта. Суровый голос бригадира был ровным, как всегда, но в нем слышалось отчаяние. Он знал, что удерживало Кейта на Суассоне так долго. Но по «альфа-синту» не было ни одного сообщения в течение вот уже десяти недель.

– Вы-то конечно понимаете, полковник. – Глаза Кейта были печальны, но он улыбнулся МакИлени и кивнул менее напряженно. – Но я не могу оправдывать своего дальнейшего пребывания здесь надеждой, что что-то вдруг изменится. И если… – его челюсть напряглась, – если ее обнаружат сейчас, она будет в вашей епархии, а не в моей.

– Понятно, сэр. Хотелось бы, чтобы это было не так. Капитан Де Фриз заслуживает лучшего… но я понимаю.

Кейта смотрел в коробку с чипами, шевеля их толстым указательным пальцем.

– Жаль, что вы не знали ее раньше, полковник, – сказал он тихо. – Она была… особенная. Лучшая из лучших. И так кончить, с имперской наградой за голову… – Голова, увенчанная серебристой гривой, покачалась, Кейта посмотрел на орденские ленточки МакИлени. – Вы там были, полковник. Если уж это должен быть один из наших, то я рад, что это будет тот, кто может понять. Кем бы она ни стала сейчас, она была особенной.

– Я знаю, сэр Артур.

– Да. Да, вы знаете. – Кейта вздохнул и поднялся, протянув руку для пожатия. – Ухожу.

– Мне будет вас недоставать, сэр Артур. Я хочу, чтобы вы знали, как я ценю ваше понимание моей работы, которое вы проявили… несмотря на вашу занятость.

– Держитесь, полковник. – Кейта сжал ладонь МакИлени. – Я уверен, вы на правильном пути, так что будьте осторожны. Что-то здесь воняет до небес, я собираюсь информировать об этом графиню Миллер и Его Величество. Смотрите, кому доверять. Если вы примете черное за белое…

Он замолчал и отпустил руку МакИлени.

– Я знаю, сэр. – Полковник на секунду нахмурился, потом пристально посмотрел Кейта в глаза. – Могу я попросить об одолжении, сэр Артур?

– Разумеется, – мгновенно ответил Кейта, и МакИлени благодарно улыбнулся.

– Я полностью скопировал свои файлы. По инструкции они не должны покидать моего офиса, но я буду вам очень благодарен, если вы захватите их с собой на Старую Землю. Я бы чувствовал себя спокойнее, если бы знал, что они есть у того, кому я доверяю, в случае…

Полковник замолчал, изобразив на лице странную улыбку. Кейта серьезно кивнул:

– Конечно, полковник. Я горжусь вашим доверием.

– Спасибо. С вашего разрешения, сэр, я буду периодически отгружать модификации этих данных. Вне моих обычных каналов.

– Вы что-то нащупали?

– Пока… не могу понять. Я подозреваю, что мы проникли глубже, чем предполагали. Я не хочу казаться параноиком, но эти люди продемонстрировали, что трупов не боятся. Если я подберусь слишком близко к их норе… бывают несчастные случаи, сэр Артур.

* * *

Вице-адмирал Бринкман зажег еще одну сигару и откинулся в кресле, задумчиво хмурясь в потолок. Положение усложнялось. Конечно, они ожидали этого. Оно неизбежно должно усложняться, если все идет по плану. Но жонглировать с таким количеством мячей… нервы не выдерживают.

Он вспомнил разговор с Хоуэллом. Озабоченность коммодора можно было понять. Честно говоря, он воздержался бы от удара по Эль-Греко, если бы не МакИлени. Хотя сопутствующие цели приносили свои плоды и без неудобного полковника, но истинной причиной удара по хотя бы одной цели вне Империи, чтобы доказать, что они – пираты, был именно он. Бринкман не думал, что атака на Рингболт остановит полковника, но она посеет сумятицу среди тех, кому тот докладывает. На некоторое время.

И все это из-за того, что МакИлени не хочет успокоиться. Он пока еще не понял, куда сунул свой любопытный нос. Но что-то учуял и не успокоится, пока… Использование закрытых данных для планирования операций было ахиллесовой пятой их генерального плана, но без этого не обойтись. Хоуэлл, конечно, профессионал, но Флот, если случайно на него наткнется, сотрет его в порошок. И Флоту ни в коем случае нельзя предоставлять такую возможность.

Если бы лорд Журавский и графиня Миллер не настояли на назначении сюда Росарио Гомес, Бринкман с легкостью исключил бы возможность случайной встречи Флота с пиратами. Но леди Росарио Гомес не зря называли Железной Девой. Это прозвище было наглой клеветой на ее интимную жизнь, констатировал он, усмехнувшись. Но она получила его, когда была еще совсем молодой, и получила его не зря. И в ее хватке ничто не изменилось. Уже при ее назначении они знали, что получили проблему, но ничего не могли сделать. Они уже устранили адмирала Уитворта, чтобы освободить место заместителя командующего для Бринкмана. Двух таинственных смертей офицеров флагманского ранга было бы недопустимо много, они не могли так рисковать. И они вынуждены были принять леди Росарио и пытаться нейтрализовать ее действия изнутри.

К несчастью, она сформировала штаб, копировавший ее неудобную цепкость, тесно связанный с ней и ей преданный. Бринкман подозревал, что она и МакИлени в подборке материала продвинулись дальше, чем об этом говорили.

Он слегка покачивал кресло, нянча свою сигару. МакИлени уже дошел до потоков распределения открытой информации, что сужало круг подозреваемых. Чем более закрыты данные, тем уже круг допущенных к ним и имеющих возможность передать их пиратам. Если же они резко сузят круг имеющих допуск к данным, его люди не смогут их получить, без них Алексов и Хоуэлл просто не могут надежно функционировать.

Слава Богу, хоть этот назойливый тип из министерства юстиции израсходовал свой запас энтузиазма и смылся. Кейта тоже собирается. Прекрасно, но не снимает проблему МакИлени. Убрать бы его… но он осторожен и опасен. Убийство без вопиющего нарушения действующих процедур обеспечения безопасности – дело очень сложное по организации и требует больших затрат времени. Кроме того, стало бы очевидным, что была причина, по которой его убрали. Те, с кем он делился информацией, резонно предположили бы, что он взял правильный след и приблизился к цели. Гомес развернула бы полномасштабный поиск, а убрать ее еще труднее. Она практически не покидала свой линейный крейсер, и единственным решением была бы диверсия, уничтожение всего корабля взрывом привода или силовой установки. Это тоже возможно, хотя и сложно. Устранение Гомес воссоздаст ситуацию с Уитвортом в худшем варианте.

Ее место займет он, что в данной ситуации может расшевелить тех, кто разделял подозрения неудобного полковника, возбудить нежелательные вопросы типа: кому выгодно, чтобы сэр Амос Бринкман занял место Росарио Гомес…

Он снова поставил кресло, вздохнул и покачал головой. Нет, никаких поспешных действий против Гомес. В Сенате и в министерстве росло недовольство ее неспособностью справиться с пиратами, смеющимися над неуклюжими маневрами Флота. Смещение за неспособность справиться с ситуацией – вопрос времени. Бринкман, естественно, будет огорчен отставкой старого надежного друга при таких обстоятельствах… и пошлет МакИлени вдогонку под соусом «новая метла по-новому метет». Этот план смещения Гомес возник уже в момент ее назначения, и только из-за настырности МакИлени он вынужден рассматривать иные варианты.

Однако может наступить момент, когда МакИлени подойдет слишком близко. Тогда его придется устранить, какие бы подозрения при этом ни возникли. Лучше подозрения, чем определенность, устраняемая вместе с ним. Его смерть вызовет замешательство, хотя бы кратковременное, особенно если убийство не будет явным. Если повезет, это замешательство может продлиться вплоть до смещения Гомес.

Бринкман кивнул, соглашаясь с собой, и погасил сигару. Раз это может понадобиться, лучше обдумать возможные способы сейчас. Адмирал ясно видел, как это лучше всего оформить. МакИлени начинал свою карьеру пилотом «шаттла». Там он получил первые награды и сделал имя.

У него сохранилась слабость к «шаттлам» и скиммерам, он интересовался новыми разработками и не прочь был, когда предоставлялась возможность, занять место пилота. Никто не будет слишком удивлен, если однажды в полете с его «шаттлом» что-то произойдет. Небольшая «помощь» в процессе предполетной подготовки спустит бравого полковника с небес…

Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить имя специалиста по скиммерам, которого использовала Рэчел Шу для устранения адмирала Уитворта. Пришло время произвести некоторые обдуманные перемещения персонала.

 

Глава 18

– Добрый вечер, капитан Мэйнворинг. Я – Еренский. Слышал, что вы готовы принять груз на борт…

Алисия оторвала взгляд от своего бокала и увидела высокого, худого до изможденности человека. Одет он был прекрасно, что не вязалось с его скелетоподобным обликом. Утонченный выговор хорошо сочетался с ненавязчивым звуковым фоном дорогого ресторана. Она выдержала секундную паузу, рассматривая его, и сделала полузаметное приглашающее движение рукой, указывая на стул напротив. Еренский скользнул за стол, вежливо улыбаясь.

У его локтя мгновенно материализовался официант, и Алисия, поднеся ко рту бокал и еле коснувшись его губами, воспользовалась их негромким и недолгим обменом репликами для более подробной оценки своего визави.

<Гладкий, мерзавец,> прокомментировала Алисия и почувствовала молчаливое согласие Тисифоны. Еренский их, впрочем, не удивил, они узнали о нем довольно много за две недели, в течение которых шаг за шагом приближались к этой встрече.

Найти именно такого заказчика, который им был нужен, оказалось не так просто. Заказов было много, но, к ее глубокому сожалению, практически все они были вполне легальными.

Алисия недооценила влияние пиратских рейдов на величину страховых взносов. С учетом их роста высокая скорость «Звездного Курьера» более чем уравновешивала его ограниченную грузовместимость. Если бы Алисия всерьез занималась грузоперевозками, она могла бы увеличить свои тарифы на четверть суммы, которую ее судно сберегало на страховке из-за своей высокой скорости, и нормальная прибыль утраивалась.

К несчастью, ей не нужен был легальный груз. Она была вынуждена изобретать широкий спектр отговорок для отказа от транспортировки. Неоднократно Тисифоне приходилось проникать в мозг потенциального грузоотправителя и внушать ему причину, по которой он сам отказывался от сделки.

Ситуация стала особенно сумасшедшей, когда во время одного из набегов Тисифоны и Мегеры на закрытую базу данных МаГвайра обнаружилось, что Империя передала Ассоциации Джанг ее генетический набор и узор радужной оболочки глаз. Они не ожидали этого, когда стряпали Теодозию Мэйнворинг, поэтому снабдили ее подлинными данными Алисии Де Фриз. Она пришла в ужас, узнав, что администрация располагает обоими наборами. Что если им придет в голову проверить всех вновь прибывших?

Эту угрозу они отодвинули, но не устранили полностью. Тисифона вернулась в сеть и исказила данные шкипера «Звездного Курьера». Это не было безупречным решением, так как любой документ, любой контракт на перевозку, подписываемый Алисией в качестве капитана Мэйнворинг, включал ее реальную радужку, которая теперь не соответствовала хранимой в файлах порта. С этим приходилось мириться. Тисифона предложила «подлечить» данные Флота, но Алисия и Мегера отвергли эту идею, так как у них не было доступа к файлам на Суассоне. Хотелось бы «узаконить» отпечатки Мэйнворинг, но вряд ли кто-то стал бы сверять файлы, достоверно зная, что она – это она. По крайней мере, Алисия надеялась на это. Кроме того, возможность такой проверки беспокоила ее меньше, чем возможность перепроверки разведкой Флота и обнаружения, что данные ее радужки на МаГвайре не соответствуют файлам на Суассоне. Как минимум это доказывало, что она была на МаГвайре, потому что никому, кроме нее, не было нужды в их изменении. Еще хуже, дальнейшая перепроверка показала бы, что данные капитана Мэйнворинг как раз соответствуют.

Это не слишком ее радовало, но все продвигалось к их отбытию с МаГвайра. Экскурсии эринии по лабиринтам памяти местных обитателей выудили наконец имя и лицо некоего Антона Еренского, не слишком лестное мнение о котором было обнаружено в голове более честного торговца. Оказалось, господин Еренский собирается отправить товар на Чинг-Хай в системе Тьердаля. Едва ли цивилизованный и редко заселенный Чинг-Хай мог чем-либо привлечь Алисию, но он находился всего в десяти световых годах от Дьюента, а Дьюент, в свою очередь, в шести световых годах от Виверна. Еще лучше: что устраивало администрацию планеты Чинг-Хай, пользовалось благосклонностью начальства и общественности как на Дьюенте, так и на Виверне.

Получив информацию о Еренском, они без труда смогли как бы случайно встретиться с его ближайшими помощниками. Тисифона внушила им благоприятное впечатление о капитане Мэйнворинг, и один из них упомянул ее в разговоре с шефом. В ее пользу работали и изменения на рынке услуг, заставившие так много скоростных судов транспортировать законные грузы.

Контрабандисты тоже нуждались в транспорте.

– Кажется, вы хорошо информированы, господин Еренский, – сказала Алисия, когда официант отбыл с заказом. – Мне нужен груз. Боюсь, слишком маленький, но вы, должно быть, уже узнали в порту мою вместимость.

– Ваше судно мне подойдет, капитан, если мы сможем прийти к согласию.

– Надеюсь. – Алисия долила бокал и подняла его к свету. – Каков объем груза, господин Еренский?

– О, не более сотни кубических метров. Даже немного меньше.

– Отлично.

Это был очень маленький объем, менее половины наличного свободного объема «Мегеры», уже загруженной запасными частями и оборудованием.

– И куда вам нужно его доставить?

– Это вопрос несколько щекотливый, капитан, – медленно проговорил Еренский, наблюдая за ней из-под полуопущенных век. – Груз следует доставить на Чинг-Хай. – Он снова немного помолчал, как бы давая обдумать его слова. – Вы располагаете «шаттлом» флотского типа с широкими возможностями посадки?

Алисия поставила бокал и чуть заметно улыбнулась:

– Совершенно верно. Как я могу предположить, ваш адресат не сможет… принять груз в обычном порту?

– В точности так. – Еренский говорил вежливо, его улыбка была тоже едва заметной. – Я вижу, вы в курсе таких особенностей, капитан.

– Обстоятельства, господин Еренский. – Алисия неопределенно повела рукой и снова поднесла бокал к губам, так как в этот момент официант вернулся с подносом и начал выгружать заказ господина Еренского. Изобилие пищи поразило Алисию несоответствием с тощей фигурой Еренского, навевая мысли о своеобразии обмена веществ в организме.

Официант заспешил прочь, а Еренский развернул белоснежную салфетку на коленях и потянулся за вилкой.

– Я ценю ваш интерес, капитан, но должен заметить, что вы и ваша команда… как бы это сказать… представляете собой неизвестную величину.

– Если вы ознакомились с моими данными в порту, то вы не могли не заметить, что мы работали в системе губернатора Мелвилла с его гарантией, – возразила Алисия, представляя себе, как удивился бы упомянутый губернатор, услышав такую новость.

– Да, но МаГвайр ведь нельзя назвать имперской планетой, не правда ли? Кроме того, могут иметь место обстоятельства, при которых грузоотправителю неудобно пытаться получить что-то под вашу гарантию, если случится что-нибудь непредвиденное.

<Этот жулик хочет сказать, что не сможет судебным порядком требовать возмещения, если я украду его незаконный груз,> молча проинформировала Алисия Тисифону.

<Преемственность поколений. Приятно, что некоторые вещи остаются неизменными в течение тысячелетий,> ответила Тисифона, а Алисия кивнула Еренскому:

– Я вас понимаю. Думаю, однако, вы не стали бы тратить время на встречу со мной, если бы считали это затруднение неразрешимым.

– Такие женщины мне по сердцу, капитан, – сказал он, помешивая салат в тарелке. – Мы сможем выработать условия взаимного доверия.

– Какие?

– Например, я выплачиваю четверть вашего гонорара вперед, остальная сумма депонируется здесь, на МаГвайре, с высвобождением сразу по получении груза моим агентом на Чинг-Хае.

Алисия задумчиво кивнула. Мысли лихорадило. Ужасная затея. Оформление депозита требовало, в частности, фиксации узора радужной оболочки. Но она не могла отказаться на этом основании.

– Интересное предложение, господин Еренский, но я привыкла работать иначе. Видите ли, при определенных обстоятельствах, например, недобросовестный грузополучатель – без вашего ведома, конечно, – может отрицать, что он вообще получил какой-либо груз. Это свяжет депозит и даже может потребовать разбирательства. С другой стороны, ограниченные возможности полевых условий. Вполне оправданное расхождение во мнениях может привести к неудобной ситуации. – Она пожала плечами и заметила искорку понимания в глазах Еренского.

– Если так… Вы со своей стороны можете что-то предложить, капитан?

– Да. Я бы предложила следующее: вы платите половину сразу, а ваш получатель платит оставшуюся половину непосредственно за получением и проверкой груза. Я жертвую безопасностью депозитного счета, вы рискуете несколько большим авансовым платежом. Такое предложение может вас устроить?

Еренский задумчиво пожевал свой салат, затем кивнул:

– Думаю, что могу принять такие условия, если мы сможем согласовать все остальное ко взаимному удовлетворению.

– Я уверена, что сможем, господин Еренский. – Алисия лучезарно улыбнулась. – Я всегда была сторонницей взаимного удовлетворения.

* * *

Откинувшись в своем командном кресле, Алисия жевала виноградину. Она наслаждалась соком и мякотью, ощущая затылком мягкое жужжание Мегеры и Тисифоны, разделявших ее наслаждение.

<Отличное ощущение, заметила Мегера. Много четче, чем воспоминания. Еще чуть-чуть, и я захочу быть телесно воплощенной.>

<Ну, нет, возразила Тисифона. Такие моменты интересны, конечно, но зачем нам плоть и кровь, если мы можем использовать Алисию, не подвергаясь неприятным аспектам материального существования.>

<Созерцатели,> Алисия осмотрела гроздь, выбирая следующую ягоду.

– Вам надо как следует ощутить отрицательные явления, например перенести простуду, чтобы лучше оценить удовольствие.

<Я должна заметить, что страдание воистину дает возможность получать настоящее удовольствие от наслаждений, малышка. Счастье не в простом отсутствии несчастья.>

– Возможно. – Алисия кинула в рот следующую виноградину и обратилась мыслями к сенсорам Мегеры.

Час назад они оставили мрачную бесформенность коридорного космоса, замедляясь к центру системы Чинг-Хай, и вид звездного неба был слаще винограда Она упивалась его великолепием, многократно усиленным сенсорами Мегеры, а искра Тьердаля становилась все ярче. Вот уже пятнадцать дней – по их часам одиннадцать, – как они покинули МаГвайр с грузом медицинской контрабанды. Пока все шло гладко, но неизвестно, что ожидает их на планете.

<А что могло случиться в коридорном космосе? Все и должно идти гладко.>

– Ничего не могло случиться, но переживать и волноваться – в природе животного, именуемого человеком. По крайней мере я не чувствую себя виноватой из-за груза, который у нас на борту.

<Не валяй дурака. В том, что мы делаем для свершения твоей мести, нет ни повода, ни места для чувства вины.>

Алисия вздрогнула от абсолютной уверенности Тисифоны. Целыми днями Тисифона могла казаться отчужденной, но потом вдруг высказывалась с предельной искренностью. Это не было позой. Она высказывала буквально то, что чувствовала.

– Боюсь, что не смогу с тобой согласиться. Я хочу справедливости, а не просто мщения. Я не хочу, чтобы страдал невиновный.

<Справедливость – иллюзия, малышка. Неслышный голос эринии источал презрение. Люди многому научились, но они многое забыли.>

– Тебе самой было бы полезно иногда что-то забыть. Или чему-то научиться. <Например?>

– Например, что простая месть – самоподдерживающаяся реакция. Когда ты мстишь кому-нибудь, ты обычно даешь повод для последующей мести тебе самой.

<А твоя драгоценная справедливость? Разве она не делает то же самое? Ты достаточно умна, чтобы это понять, Алисия Де Фриз. Или была бы достаточно умна, если бы позволила себе.>

– Ты отвлекаешься от сути. Если бы общество ставило на простую месть, все сводилось бы к тому, у кого больше дубинка. Справедливость дает людям возможность сосуществовать с какой-то видимостью порядочности.

<Твоя «справедливость» – та же месть, только в парадном наряде. Справедливости не может быть без наказания. Или ты скажешь, что полковник Ваттс получил по справедливости за то, что сделал твоим людям?>

Губы Алисии искривились в гневной гримасе, но она закрыла глаза и продолжала отбиваться, чувствуя, что Тисифона развлекается:

– Нет, я не назову это справедливостью. Я также не возражаю, что наказание есть часть справедливости. Я даже не буду притворяться, что месть – не то, что я хотела свершить в отношении этого ублюдка. Но наказанию должна предшествовать вина, а он был виновен, как грех. Общество не может крушить направо и налево, не определив, что наказываемый действительно виноват. Это был бы худший вид произвола – и хороший рецепт анархии.

<Какое мне дело до анархии? И я не «общество». Как и ты, кстати. Ты – индивид, который хочет возмездия за себя и за других, которые уже не могут его потребовать. Разве не так?>

– Я не говорю, что не так. Я только сказала, что не хочу причинять зла тем, кто случайно оказался рядом. Нравится это тебе или нет, но справедливость – торжество закона, а не людей. Это то, что сплавляет человеческое общество. Она позволяет человеческим существам жить вместе, ощущая безопасность. Она основана на прецедентах. Если преступник признан виновным и наказан, это задает какие-то определенные параметры. Это показывает людям, что приемлемо, а что нет. И когда мы продвигаемся на несколько сантиметров вперед, именно справедливость не дает нам сползти назад.

<Ты так думаешь, малышка, но ты заблуждаешься. Твои мысли формируются не здравым смыслом, а состраданием. Неуместным состраданием к тем, кто его не заслуживает. А вот это – то, что ты чувствуешь.>

Эриния ослабила внутренние барьеры, о существовании которых Алисия почти забыла, и лицо ее исказилось. В мозгу вспыхнул бешеный гнев, зубы стиснулись, кулаки сжались в готовности крушить все вокруг, все, что попадется, без разбору. Все ее эмоции были подчинены слепому порыву разрушения. Она почувствовала панику Мегеры, ее тщетные попытки освободить Алисию от ее собственной ненависти, но все это было малым и очень, очень удаленным…

Барьеры вернулись на место, она обмякла в своем кресле, тяжело дыша, покрытая потом.

<Ты, с-сука, рычала Мегера, если ты еще раз позволишь себе такое…>

<Спокойно, Мегера, почти нежно перебила фурия. Я не причиню ей вреда. Но если мы хотим добиться успеха, она должна знать себя. В нашем деле нет места замешательству или самообману.>

Алисия дрожала, нервные окончания зудели. Она закрыла свои мысли от остальных. Ей нужна была тишина, нужно было отдышаться и отдохнуть от той стороны себя, которую она только что видела. Она верила в то, что говорила Тисифоне, больше, чем верила, знала, что была права, и все же…

Она открыла глаза и посмотрела на руки. Ладони были скользкие и влажные, все в раздавленном винограде. Она содрогнулась.

 

Глава 19

Коммодор Хоуэлл сидел на мостике транспорта и говорил себе, уже в который раз, что это судно – как раз то, что нужно для данной миссии. В сравнении с боевым кораблем возможности маневра были примитивными, оборона – минимальной, оружие атаки отсутствовало вовсе. Если все пойдет так, как надо, все это не имеет значения, а до сих пор график выполнялся идеально. Как он ни предпочитал быть в другом месте, он должен быть именно здесь. Им нужен успех, чтобы притупить жало Элизиума, и для поддержания морального духа своих людей он лично должен присутствовать здесь.

Он следил за дисплеем, лицо ничего не выражало. Его транспорт и еще два судна входили в парковочную орбиту Рингболта. Информация Контроля о маневрах военного флота Эль-Греко оказалась точной. Единственными средствами наземной обороны были противовоздушные позиции вокруг Эдкокфилда, главного космопорта вблизи города Рафаэля. Они перекрывали воздушное пространство над городом, но шанса уцелеть у них не было.

Хоуэлл скосил глаза на причину отсутствия шанса. Транспондеры грузовиков идентифицировали их как флотские транспорты, сопровождаемые тяжелым крейсером. Коды распознавания – любезность Контроля. Все четыре судна уже вышли на синхронную орбиту прямо над Рафаэлем. Сигнал в синтетической связи коммодора оповестил его, что оружие корабля Его Величества «Нетерпимый» наведено на цели.

* * *

Капитан Арлен Монкото из Свободных наемников Монкото, более известных как Маньяки Монкото, вышел на балкон гостиницы и втянул свежий, прохладный воздух. Рингболт был планетой более приятной, чем Эль-Греко. Он подумал, что хорошо бы убедить Симона перевести сюда их базу.

Он обернулся. Капитан-лейтенант Хьюджин у связного терминала разговаривал с шефом Пилясковым. Их командировка прошла удачно, Монкото ожидал, что Симон будет доволен набором рекрутов. Более ста опытных бойцов, включая двенадцать офицеров, были, без сомнения, хорошим пополнением. Он протянул руку и начал открывать балконную дверь, чтобы присоединиться к Хьюджину, но тут что-то вспыхнуло за его спиной. Ослепительный свет отразился от стекол, и на стене напротив обозначилась его резкая черная тень.

Монкото не поверил своим глазам, но тренированные рефлексы уже бросили его тело на пол лицом вниз. А сзади вспухал громадный огненный шар, поглощая Эдкокфилд.

* * *

– «Шаттлам» старт! – бросил Хоуэлл, когда сверхскоростное оружие уничтожило порт. На каждом из больших транспортов обычно было восемь грузовых «шаттлов». Для этого случая их заменили на двенадцать штурмовых «бенгалов». Тридцать шесть смертоносных боевых машин устремились вниз, унося в своих чревах тринадцать сотен пиратов, сосредоточенных на предстоящей операции. Для многих этот рейд был первым, и они собирались выполнить его успешно. Пережившие Элизиум тоже не хотели повторения предыдущего провала.

* * *

Арлен Монкото выпрямился, шатаясь, как пьяный. Его все еще трясло от удара, света и жара взрывной волны, но мозг работал четко. Это сверхскоростное оружие. Был бы это ядерный заряд или антивещество, размышлять было бы некому, а его лишь немного обожгло. Восточные окраины города полыхали, и он сомневался, что во всем Рафаэле осталось хоть одно целое окно, но в остальном урон был не очень силен.

Монкото сделал еще шаг и замер. Он ошибся в определении тяжести урона. Окна гостиничного номера были выбиты, противоположная стена запятнана разорванным на куски телом капитан-лейтенанта Хьюджина.

Монкото заставил себя пройти по разгромленному помещению. Руки плохо слушались его, когда он мягко отодвигал в сторону то, что осталось от его заместителя. Хьюджин прикрыл своим телом связной терминал, шеф Пилясков был еще на связи. Рослый сержант почти кричал, но уши Арлена Монкото тоже отказывались служить, хотя глаза с облегчением регистрировали лицо подчиненного.

Новые взрывы прогремели за спиной капитана. Он обернулся и увидел в небе инверсионные следы.

– Не слышу вас, шеф. – Он похлопал себя по уху, и рот Пиляскова закрылся. – Не важно. Снимайтесь. Кажется, зона высадки в районе Университета Толедо. Двигайтесь туда. Я встречусь с вами там.

* * *

Их застали врасплох.

Эдкокфилд не ожидал от грузовиков и сопровождавшего их тяжелого корабля никаких неприятных сюрпризов. Никто в порту так и не узнал о своем заблуждении. Большинство ошеломленных обитателей Рафаэля замерло, увидев инверсионные следы «шаттлов», не в недоверии, а в отчаянной потребности обнаружить, что увиденное ими – обман зрения.

Реагировать было поздно. Рейдеры Хоуэлла с безжалостной точностью наносили удары. Были уничтожены все полицейские станции. Целые кварталы окружающих их зданий погибли вместе с ними. Другие «шаттлы» создали кольцо огня вокруг главной цели, посыпая город зажигательными бомбами. Еще два «шаттла» были направлены на арсенал сил самообороны.

На университетский городок опустились двадцать «бенгалов», выгрузив семь сотен рейдеров в тяжелом вооружении, устремившихся к цели, убивая всех на своем пути.

Университетская служба безопасности попыталась оказать сопротивление, но у них было только легкое оружие, а рейдеры Хоуэлла были в активной броне и при полном вооружении.

Проректор по научной работе университета пыталась уничтожить данные, но была убита уже у консоли управления университетской компьютерной сетью. За атакующими пиратами последовали техники с переносными терминалами и сетевой аппаратурой, сразу же приступившие к скачиванию данных. Рейдеры врывались в лаборатории, убивая сотрудников, а за ними подходили команды, изымавшие образцы, записи и лабораторных животных. Все это грузилось на антигравитационные поддоны и направлялось в «шаттлы». Пол под их ногами был скользким от крови.

* * *

Монкото нашел шефа Пиляскова скорее всего благодаря везению, не изменившему ему в тот роковой день. Сержант собрал своих рекрутов недалеко от бушующей стены огня, отрезавшей университет от остального города. В своей черно-серой форме они казались островком порядка в бушующем море хаоса.

Они были вооружены лучше, чем ожидал Монкото. Пилясков использовал выгодное расположение их сборного пункта и позаимствовал из склада торговца оружием, который их снабжал боеприпасами, оружие, броню и даже с полдюжины портативных зенитных комплексов «стилетто». К моменту прибытия Монкото Пилясков уже разместил зенитные ракеты, разнеся их на местности на солидном удалении от пунктов управления.

– Рад вас видеть, сэр, – сказал он, шагнув навстречу запыхавшемуся командиру. – А где капитан-лейтенант Хьюджин?

– Убит. – Монкото втянул дымный, обжигающий воздух, пытаясь думать хладнокровно.

Над головой пронесся «бенгал», и один из рекрутов взялся за пульт дистанционного управления «стилетто».

– Отставить, – мгновенно отреагировал капитан. Рекрут удивленно вздрогнул. – Нам не нужны отстающие. Подождем, когда они взлетят.

Подчиненный понимающе кивнул, и Монкото повернулся к Пиляскову, ткнув большим пальцем через плечо в стену огня:

– Зажигательные?

– Больше всего зажигательных и кое-где сверхвзрывчатые, чтобы все разрушить.

– У нас есть связь на частоте полиции?

– Да, сэр. Мало кто откликается. В основном те, кто был на маршрутах.

– Я сейчас займусь… – Он указал на усеянный обломками тротуар. – Найдите мне пару люков, шеф.

– Есть, сэр! – сразу сообразив, отреагировал Пилясков и тут же начал выкрикивать распоряжения, в то время как Монкото занялся связью.

– Говорит капитан Арлен Монкото, Маньяки Монкото, – четко произнес он. – Я на углу Адриана и Стимсона. Мои люди через пять минут выходят. Все, кто может прибыть вовремя, двигайтесь сюда.

* * *

Рейдеры сломили последнее сопротивление и малыми группами рассеялись с целью грабежа вторичных целей – административного и библиотечного корпусов. Компьютерщики перекачивали данные, группы огневой поддержки следили за периферией на случай, если кто-то прорвется сквозь стену огня. Суматохи почти не было, ничто не напоминало Элизиум. Через сорок минут их здесь уже не будет.

* * *

Крышка люка почти бесшумно приподнялась над тротуаром и поехала в сторону. Осторожно высунулась голова, осмотрелась. Двести мужчин и женщин, наемников, полицейских, гражданских добровольцев, пробрались под огневым валом по системе служебных туннелей в глубь периметра операций рейдеров.

* * *

Командир наземных сил как раз докладывал Хоуэллу об успехах, когда позади него начался хаос. Резко обернувшись, он увидел надвигающуюся волну атакующих и задействовал прыжковую систему, отделив себя от своего командного пункта, на территории которого рвались гранаты, капитальной стеной.

Откуда они взялись? Их не должно быть здесь! Но вот они, и отовсюду посыпались панические донесения. Мерзавцы ударили отовсюду сразу, и память об Элизиуме ожила в рейдерах.

Но это был не Элизиум, черт побери! Это была спешно собранная легковооруженная группа, а не морская пехота в боевой броне, и командир орал и клял своих людей, призывая к организации контратаки.

Коммодор Хоуэлл треснул кулаком по ручке кресла. Он тоже вспомнил Элизиум. У него не было данных от командиров о происходящем, но внезапное замешательство, крики раненых и умирающих не говорили ничего хорошего.

Группы охраны периметра развернулись и атаковали центр университетского городка. Некоторые попали в спешно организованные засады и погибли, так и не успев понять, что происходит. Но большинство пробилось, так как броня и тяжелое вооружение давали им громадное преимущество. И все же местные знали, что происходит, и успели собрать не только парализаторы и пистолеты. Многие хорошо знали местность и искусно использовали ее.

* * *

Битва бушевала в когда-то прекрасном городке, безобразные вихри крови, огня и ненависти над обломками, трупами и развалинами. Группа Маньяков добралась до «шаттлов» и уничтожила пять из них, прежде чем их смогли убить. Командир полицейского отряда особого назначения вел кучку полицейских и штатских добровольцев на административно-библиотечный комплекс, сам Арлен Монкото наступал на биоцентр.

* * *

Потери рейдеров росли, но у них было численное преимущество. Преодолев шок от неожиданного нападения, они перешли в наступление. Коммодор Хоуэлл начал успокаиваться, когда его люди стали возвращать утраченные позиции, а поток данных, передаваемых на корабли, не прерывался.

* * *

Арлен Монкото осторожно высунул голову из-за угла, стараясь не закашлять от едкого дыма, проникавшего в легкие. Он пробился почти до самого компьютерного центра, но потерял шефа Пиляскова и почти всех своих людей. С ним оставались пятеро мужчин и три женщины, только двое из них Маньяки.

Путь был свободен, и он вел своих людей как можно тише. Добравшись до компьютерного центра, они нейтрализуют техников, которые, как он прекрасно понимал, грабят банк данных.

Тогда…

Перед ним появился бронированный рейдер, и выстрел тридцатимиллиметровой винтовки разорвал капитана Арлена Монкото на куски.

* * *

– Перекачка закончена! – крикнул кто-то, а другой вопил по тактической сети:

– Тащите назад к «шаттлам»!

Рейдеры начали отход перекатами. Мало кто мог задержать их движение, но если выгружались они из двадцати «бенгалов», то возвращавшиеся поместились в двенадцать.

– «Шаттлы» готовы к возвращению, сэр.

Хоуэлл разрешающе буркнул, внутренне содрогнувшись. Двадцать процентов потерь – слишком скоро после Элизиума, даже если в этот раз они выполнили все поставленные задачи. Ему было все равно, что скажет Контроль. Он не собирается больше посылать людей против таких целей.

– Сэр, обнаружена трасса Фассета со стороны Эль-Греко, – услышал он вдруг и резко повернул голову:

– Что это?

– Не могу определить на таком расстоянии, но это не привод Флота. Похоже на Эль-Греко. Возможно, эсминец.

Коммодор успокоился. Эсминец может их догнать, но не может ничем навредить. Огневая мощь эсминца не идет в сравнение с тем, чем располагает Хоуэлл, а информация, которую получит его командир, совершенно безмятежного характера. Кроме кодов опознавания, они не использовали ничего, что требовало бы закрытых данных, а бывшие в употреблении корпуса Флота вовсе не были дефицитом на межзвездном черном рынке.

Он еще раз покосился на дисплей. «Шаттлы» начинали подниматься, и губы коммодора искривила злорадная ухмылка. То, что в распоряжении пиратов бэушный тяжелый крейсер, всего лишь второстепенная пикантная деталь. Перевес в вооружении сделает уничтожение эсминца лишь неким подобием учебных стрельб. К тому же экипаж эсминца будет несколько… смущен тем, как они обошлись с Рафаэлем…

– Сэр! «Шаттлы»!.. – крикнул кто-то, и лицо Хоуэлла побелело, когда он осознал, что происходит. Посмертным приветом капитана Арлена Монкото взвились в воздух ракеты комплексов «стилетто», и девять из стартовавших «шаттлов» превратились в низвергающиеся огненные шары.

* * *

Адмирал Симон Монкото стоял перед дисплеем на мостике эсминца «Ардент». Его лицо было белее серебра волос на висках. Он не мог узнать, что происходит на Рингболте, пока корабль не сбросит скорость, но индикаторы радиации как будто взбесились. Кто бы ни нанес удар по Рафаэлю, он применил самую грязную из боеголовок для уничтожения города и для Арлена.

Его темные, пылающие ненавистью глаза теперь оценивали обстановку по показаниям гравитационного индикатора. Он мог догнать пиратов. Это было бы трудно, даже с учетом их медлительных грузовиков, потому что вектор сближения его эсминца был неблагоприятным. Однако он мог бы их догнать.

Но он ничего не мог сделать с тяжелым крейсером.

Он с трудом удерживал себя от опрометчивых действий. Он не имел права. Не имел права бессмысленно уничтожить свой корабль, свою команду, собственную жизнь. Ему нужны были не только эти пираты, еще больше нужны были ему люди, пославшие пиратов, а если он погибнет, то не сможет до них добраться.

Монкото стиснул зубы и отвернулся. Последний «шаттл» «Ардента» ждал его, чтобы доставить вниз, на планету, туда, где умер его брат, чтобы сделать все, что возможно. Но он вернется, и не с эсминцем. Он поклялся себе в этом, поклялся Арлену, и на лице его отражался тот адский огонь, который жег сердце.

 

Глава 20

Расстояние от Чинг-Хая до его звезды, Тьердаля, составляло всего четырнадцать целых и восемь десятых световой минуты, наклон оси – сорок один градус. Планета отличалась сухостью – чрезвычайной сухостью. Атмосферное давление – лишь три четверти земного. Что перечисленные параметры создавали на планете, можно было лишь с большой натяжкой назвать климатом. Алисия пыталась представить себе обстоятельства, заставившие кого-то здесь поселиться, но даже Имперская Галактографическая Энциклопедия не смогла убедительно просветить ее в этом вопросе. Ее файлы объясняли наличие населения желанием беженцев Войн Лиги – или Ришских войн – найти такое скромное прибежище, которое не привлекало бы ни Империю, ни Ришата. Это объяснение было ничем не хуже других, а прибежище за четыре сотни лет не стало менее скромным.

Что, возможно, объясняло их отношение к законам иных Миров. Они должны были чем-то жить, а их планета в этом мало чем помогала. Так думала Алисия, подходя к кофеварке и следя краешком глаза за выходом «Мегеры» на орбиту планеты. Они на несколько часов опережали график, и это было только на руку Алисии. Она уже оправилась от шока, вызванного Тисифоной, но не мешало бы лучше подготовиться к встрече с агентом Еренского.

Она подошла с чашкой к иллюминатору. Желтая охра поверхности планеты простиралась внизу, изредка оживляемая темным пятном большого озера или маленького моря. Рельеф подавляюще плоский, почти никакой. На ночной стороне очень редкие световые пятна поселений. Единственный официальный космопорт глубоко на дневной стороне, но никто не побеспокоился дать ей парковочную орбиту или упомянуть о необходимости таможенной инспекции.

<Тебе очень нужен таможенник?> ехидно спросила Мегера.

– Нет, но тут все так…

<…через задницу?> с готовностью подсказала Мегера.

– Похоже. Я, конечно, не жалуюсь, я знаю, что Еренский вывез эти лекарства из Империи и ввез на МаГвайр без всяких таможенных формальностей, но не хотелось бы объяснять это кому бы то ни было.

<Никаких объяснений. Алисия и Мегера ощетинились, все еще злясь, но Тисифона не обращала внимания на их эмоции. Их инспекторы все равно увидят только то, что мы захотим.>

Алисия не ответила. Она понимала, что все еще дуется на Тисифону, но не это важно. Напоминание о таившихся в ней ненависти и насилии пугало. Конечно, она знала об их присутствии, но одно дело – знать, совсем другое – ощущать.

<Выше нос, Алли! Я засекла наш посадочный маяк.>

– Так рано? – Алисия удивленно нахмурилась.

<Место с достаточной точностью совпадает. На открывающийся в иллюминатор вид планеты наложилась воображаемая сетка, в которой замигала зеленая точка на ночной стороне. Местное время около полуночи. Код маяка совпадает.>

– Мне это не нравится. Еренский ничего не говорил о ночной посадке.

<Но о дневной посадке он тоже не упоминал,> отметила Тисифона, и в этот раз Алисия и Мегера были слишком заинтересованы в разрешении возникшей проблемы, чтобы сердиться.

<У него вообще не было связанных с этим мыслей, так что, думаю, он полагался на своего грузополучателя. Нельзя ли предположить, что он просто хочет выгрузить товар под покровом ночи?>

– На этой планете? – Алисия нахмурилась еще сильнее. – Не могу представить себе причину, чтобы скрывать выгрузку медикаментов. Они стоят хороших денег, особенно в этом отсталом мирке, но прятать их… не вижу смысла.

Она поколебалась еще немного, потом пожала плечами:

– Пусть твоя Рут запросит подтверждение, Мегера. <Выполняю. И через десяток секунд: Они реагируют правильно, Алли. Ни к чему не могу придраться.>

– Черт. Ладно. У нас не слишком богатый выбор. – Алисия вздохнула. – Грузи первую партию.

<Верно, согласилась Тисифона. Но я доверяю твоим инстинктам, малышка. Могу предположить, что в этот раз следует применить прикрытие сверху.>

– Пожалуй, да, – пробормотала Алисия и почувствовала полное согласие Мегеры.

Грузовой «шаттл» скользил вниз сквозь жаркую ночь Чинг-Хая, забитый антигравитационными поддонами с товаром. Алисия положила на колени штурмовую винтовку и вставила магазин.

И Мегера, и Тисифона хотели, чтобы она облачилась в активную силовую броню, хотя и по различным причинам. Мегера беспокоилась о ее безопасности, а эриния хотела видеть в действии броню, разрушительные способности которой ее интриговали. Алисия склонялась в пользу аргументов Мегеры, но все же отказалась от этой идеи. Никакой свободный предприниматель не мог добыть боевую броню Кадров. Разведка Кадров достала бы его из-под земли. А не исключено, что кто-то опознает ее.

Кроме того, если какой-нибудь злоумышленник и ожидает ее, он столкнется с естественными ограничениями. Его целью будет ценный груз, который не следует портить ничем мощным и разрушительным. Она же таких ограничений лишена и может не стесняться, нанося ему какой угодно вред.

<Что-то плохо это согласуется с твоей «справедливостью»> кротко заметила Тисифона.

– Наоборот. – Алисия загнала девятимиллиметровый разрывной сердечник в патронник и щелкнула предохранителем. – Я ничего не сделаю с ними, если они не собираются причинить мне вред.

<Неужто?>

– Конечно. Но если они что-то планируют против меня, я ударю первой.

<Значит, все-таки бывают случаи, когда ты воспринимаешь вещи с моей точки зрения.>

– Да я и не отпираюсь, – признала Алисия и переключилась на Мегеру: <Что у тебя нового?>

<Все нормально, но с юга два летательных аппарата.> В мозг Алисии потекли данные, и она нахмурилась, – один из них был откровенно военного образца. Это могла быть защита против какой-нибудь местной угрозы, которая и вызвала ночную посадку. А может быть, и нет.

<Следи за ними. Вижу технику вокруг посадочного маяка. Кажется, воздушные грузовики.>

<Тоже вижу их. Посмотреть поближе?>

<Нет. Испугаешь.>

<Как прикажешь. Береги себя.>

Алисия вернулась к панели управления «шаттла», устраиваясь поудобнее в пассивной нательной броне. Она тоже была из арсенала Кадров, лучше, чем рыночный товар, но не имела бросающихся в глаза различий. Осталось менее двух минут, и она приняла в кровь первые капли тонуса. Вселенная вокруг нее замедлилась, и Алисия улыбнулась.

* * *

С земли наблюдали за последними метрами снижения «шаттла». Вот он выпустил посадочные лапы. Плоские подушки уперлись в землю, вызвав пыльные завихрения, растаявшие в воздушном потоке турбин. Один из воздушных грузовиков двинулся от «шаттла» по кривой, вроде бы готовый задним ходом подать свою платформу под погрузку. Закрывавший его брезент трепыхался в воздушной струе, и что-то длинное и зловещее на мгновение обозначилось под его покровом.

– Они сели. Готовы? – пробормотал мужской голос в нашлемной связи.

– На полусогнутых! – отреагировал кто-то.

– Так. Надеюсь, ты не понадобишься, но не спи.

– Ну, – лаконично отозвалось в шлеме, и он обратил все внимание на севший «шаттл». Он ожидал увидеть стандартный грузовик, и жадность ликующе встрепенулась в нем, отреагировав на судно почти вдвое большей грузоподъемности. Внутри был больший шмат имущества Еренского, чем он ожидал.

Задняя рампа «шаттла» плавно опускалась. Он переключил канал связи на водителя грузовика. Вспыхнули мощные прожекторы. Яркий свет затопил рампу «шаттла». Человек двинулся к «шаттлу», изобразив на лице дружелюбную улыбку и приветственно помахивая рукой.

– Пилота брать живьем, – напомнил он своим стрелкам. Он рассчитывал на часть груза, но если удастся «убедить» пилота взять его ребят наверх…

Его нервы напряглись, когда опустившаяся рампа подняла фонтаны пыли. Вот сейчас, думал он, еще улыбаясь и размахивая рукой, но уже приготовившись услышать грохот выстрелов.

Но пыль развеялась и осела, а из «шаттла» никто не появился. Его рука опустилась. Улыбка погасла. Он вдруг почувствовал, как беззащитно и глупо выглядит в потоке света.

* * *

Алисия выключила свет в кабине, откинула аварийный люк и спустилась на поверхность у неосвещенной стороны «шаттла». Полный идиотизм, думала она, плывя к песчаной поверхности на крыльях тонуса. Против этого потока света каждый будет слеп, как крот, не говоря уже о прекрасных тенях с противоположной стороны. Она нырнула в еще более глубокий мрак за посадочной лапой и задействовала свои сенсоры и усилители, привычно регулируя их на усиление и ослабление по мере движения взгляда через освещенные и затемненные зоны.

Закончив подсчет, она удовлетворенно хмыкнула. Восемнадцать. Девять из них около грузовика возле тяжелого пулемета. Ни на ком нет даже легкой брони. Значит, их предводитель не имел дела с армией. Разве что его зовут Кастер.

<Мегера?>

<Вижу.> Мегера так же наблюдала глазами Алисии, как Алисия пользовалась сенсорами корабля. Тисифона хранила молчание, чтобы не отвлекать свою «хозяйку» в критический момент.

<Похоже, я не дождусь от них приветственных речей.>

<Осторожнее, Алли.>

<Хорошо. Следи за теми в воздухе.>

<Я веду их.>

* * *

Дьявол, что-то не так! Он начал поворачиваться и открыл рот, чтобы приказать убрать этот дурацкий свет, но тут что-то пролетело мимо его головы и звякнуло о кузов грузовика.

Воздушный грузовик с пулеметной установкой исчез в сверхраскаленном аду разрыва плазменной гранаты, но Алисия за этим уже не следила. Она по-кошачьи повернулась, когда граната еще сонно висела в воздухе. Штурмовая винтовка была частью ее тела. Она даже не видела картинки прицела, во всяком случае не осознавала ее. Она просто посмотрела на свою цель, и грудь пулеметчика взорвалась.

Яркое полыхание грузовика не могло скрыть вспышку ее выстрела, но она уже определила, кто мог ее видеть. Один из них умер, не заметив ничего, второй – поднимая свое оружие.

Пулеметная команда в грузовике умерла, даже не осознав угрозы, но люди вокруг грузовика издавали крики ужаса и агонии. Человеческий факел рванулся в темноту, как будто ночь могла погасить пламя, два других катались в пыли, пытаясь сделать это сами. Три уцелевших бандита рванули наутек подальше от этого ада, а лидер бросился под собственный грузовик, лихорадочно переключая каналы связи.

– Давайте сюда! – завопил он, и два тяжеловооруженных стингера взбороздили ночное небо в ответ на его зов.

* * *

Алисия проскользнула сквозь прорыв, который она устроила в кольце окружения вокруг «шаттла». Трое из шестерых на этой стороне засады еще оставались в живых, но не знали, что за ними наблюдают. Они вели себя глупо, глазея на пламя, ошеломленные бойней. Алисия с неудовольствием смотрела на их спины. Идиоты! Они воображают, что винтовка в руках сразу делает человека очень опасным.

Это действительно не было справедливостью. Этих людей можно было даже пожалеть, настолько они были здесь не на месте. Но жизнь тоже несправедлива. Любой, кто пытается заработать убийством, рано или поздно должен испытать разочарование. Она прицелилась и сделала еще три выстрела.

* * *

В его ушах отдавались выстрелы, он выглянул из-под грузовика и увидел белый отблеск в глазах позади «шаттла». Позади «шаттла»! Значит, кто-то снаружи. Наверное, пилот «шаттла». Но как он оказался снаружи? И где люди, которых он разместил сзади?

Эти вопросы показались несущественными, когда он заметил гибкий силуэт, со скоростью кобры проскользнувший на границе света и тени, – и еще один из его людей погиб. Силуэт исчез, нематериальный, как сон, но сразу же раздался еще один выстрел, слившийся с ним вскрик, затем хрипение. Над ним завыли турбины, пилот грузовика стремился прочь, и им овладела паника. Он останется здесь, голый и неприкрытый. Он хотел бежать, но тело отказывалось двигаться, и он колотил сухую почву кулаками и молился, чтобы поскорей подоспели стингеры.

* * *

Два тяжеловооруженных летательных аппарата скользили по ночному небу. Ведомый был немногим более вооруженного транспорта, но ведущий – профессиональный воин от кончика носа до сенсорного оснащения.

И его пилот включил свои сенсоры. Он увидел хаос и кучу неподвижных тел, освещенных сиянием пламени. Цель двигалась со смертоносной точностью. Пилот выругался. Один из них… Всего один? Но он уже на крючке. Еще секунда-другая, и он вырубит гада, не тронув своих…

Черный фрагмент ночного неба накрыл его сверху. Он даже успел понять, что это такое, но тут штурмовой «бенгал» разорвал его на великое множество крошечных кусочков.

* * *

Голова дернулась и стукнулась о дно грузовика, когда в небе раздался взрыв и расцвел громадный огненный шар, из которого вырывались длинные огненные ленты. Это походило на фейерверк в саду отдыха. Тут же раздался второй взрыв. Он наблюдал, как они угасают и опадают, и весь сжался, когда свирепый язык пламени ударил по грузовику над ним. Сдавленный крик и замолкшие турбины оповестили о смерти пилота, и он, всхлипывая, уткнулся лицом в землю.

Больше не было ни стрельбы, ни криков. Только треск пламени и вонь горящих тел. Он попытался зарыться в обожженную почву, когда услышал шорох короткой, сухой травы.

В блестящей поверхности замерших перед ним башмаков отсвечивало пламя пожара. Он медленно поднял голову и в восьми сантиметрах от своего носа увидел дуло штурмовой винтовки.

– Может, вылезешь оттуда? – тихо произнес низкий голос, холодный, как открытый космос.

* * *

Рвота прекратилась, и Алисия вытерла губы. Во рту был вкус дохлой мыши, желудок еще содрогался в позывах.

– На этот раз хватит, – сказала она ему, и судорога неохотно затихла. Она выждала еще немного, потом облегченно выпрямилась.

<Все? Ты закончила?> поинтересовалась Тисифона.

<Слушай, госпожа, у тебя же нету потрохов, чтобы блевать. Так что не задевай нас, у которых они есть, ладно?> Послетонусовое истощение не дало Алисии вложить много чувства в это предложение, но Тисифона отошла в тень.

– Боже, до чего я терпеть не могу это состояние, – пробормотала Алисия, прислонясь к посадочной лапе. – Что делать, от него большая польза.. – признала она, имея в виду тонус.

<Лучше бы тебе сейчас быть у меня в лечебном отсеке,> волновалась Мегера, и Алисия подняла глаза к парящему над ними «бенгалу».

– Не переживай. Я давно уже привыкла. Кроме желания умереть, после него никаких осложнений. Кадры гарантируют.

<Да, конечно. А центикред гарантирует тебе чашечку кофе.>

Алисия хмыкнула и снова вытерла рот. Потом обернулась и посмотрела на пленника. Он сидел у другой посадочной лапы, прикованный к ней наручниками, и испуганными глазами следил за ней.

<Он ожидает пыточных тисков, передала она Тисифоне. Сказать бедному придурку, что ты уже все узнала?>

<А надо бы его в тиски…>

<Ну-ну. Не надо быть такой жестокой.> Алисия ухмылялась, в то время как Тисифона лопотала что-то о наглых смертных. Их пленник был партнером грузополучателя Еренского, а его план украсть груз, предназначенный для коллег, и убить всех, кто мог оказаться свидетелем, зацепил за живое мстительность Тисифоны.

<Ты должна была его убить.>

<Не могу. Это будет несправедливо,> невинно ответила Алисия, косясь в сторону зари и отмечая пыльную тучу, приближающуюся к «шаттлу». То же самое она видела и через сенсоры «бенгала» с помощью Мегеры, и ее улыбка ширилась по мере того, как Тисифона бушевала все сильнее.

<Несправедливо? Какая может быть справедливость или несправедливость в отношении этого подонка? Я много от тебя терпела, малышка, но это…>

<Ой, перестань! Фурия замерла, пылая негодованием, а Алисия развила свое преимущество. <Я говорила, что верю в справедливость,> сказала она, поднимаясь на ноги. Голова пленника тоже повернулась, когда он услышал отдаленный вой приближающихся турбин, и его лицо побелело. <Еще я говорила, что верю в наказание. И если я правильно догадываюсь, это люди, которых мы должны были встретить.> Она почувствовала понимание Тисифоны, и ее улыбка стала холодной, губы сузились.<Сейчас мне кажется, что справедливым будет предоставить ему возможность объяснить друзьям свое поведение.>

 

Глава 21

Листы последнего доклада полковника МакИлени разлетелись по ковру, куда их швырнул генерал-губернатор Тредвелл. Губернатор, чье обычно вежливое лицо приобрело апоплексический оттенок, стоял, опершись на свой стол, нависая над леди Росарио Гомес.

– Мне надоели оправдания, адмирал, – скрежетал он. – Если они вообще оправдания, а не прикрытие чего-то иного. Я нахожу странным, что ваши силы всегда где-то вдали от места, на которое нападают пираты.

Гомес пожирала его взглядом, полным едва сдерживаемой ярости. Губернатор криво усмехнулся:

– Ваша полнейшая неэффективность стоила жизни по меньшей мере девяти миллионам жителей Элизиума, а теперь это! – Его ноздри возмущенно задвигались, он резко выпрямился. – Вам должно быть легче от того, что полтора миллиона обитателей Рафаэля не имперские подданные. А вы и ваши люди, вне сомнения, таковыми являетесь. И это не требует от вас противостоять противнику в бою!

Леди Росарио Гомес медленно выпрямилась и тоже оперлась о стол. Она наклонилась к губернатору и произнесла тихо и четко:

– Губернатор, вы дурак. Мои люди не нанимались к вам в мальчики для битья.

– Вы забываетесь, адмирал! – огрызнулся Тредвелл.

– Ничего подобного. – Слова Гомес падали, как осколки льда. – Ничто в военном уставе не требует от меня выслушивать оскорбления только потому, что мой политический начальник попал в стесненное положение. Ваше предположение, что мне безразлична гибель гражданских лиц – любых гражданских лиц, будь то подданные Империи или Эль-Греко, – почти так же мерзко, как и ваше оскорбительное заявление о честности и храбрости моих людей. Я представила вам диспозицию, которой требует ситуация. Вы отвергли мои требования. Я делилась с вами всей разведывательной информацией, которая была в моем распоряжении. Вы не предложили ни одного варианта дальнейших действий. Я неоднократно представляла на ваше рассмотрение мое собственное мнение и мнение моего штаба, что в наших рядах есть предатель, причем на самом высоком уровне. Вы пренебрегли этими сигналами. Я готова к любому расследованию, которое назначит Флот или министерство колоний. Между тем ваши высказывания дают более чем достаточно оснований для суда чести, и, если вы не возьмете их обратно, я вам этот суд обещаю, потому что не намерена выслушивать клевету политического назначенца, который никогда в жизни не командовал флотом в космосе.

Тредвелл смертельно побелел, когда отгремел последний залп канонады, а МакИлени затаил дыхание. Оба гранитных профиля почти ощутимо дымились гневом. Полковник знал своего адмирала. Последний удар был рассчитан с холодной точностью. Железная Дева не знала, что такое отступление, но была справедливым человеком, прекрасно сознававшим, сколько несправедливости в последнем замечании. Она не могла не чувствовать, как оно ранит, и это говорило о ее эмоциональном состоянии. Но причиной была не только ее ярость. Это было предупреждение, что существует точка, за которую леди Росарио Гомес не сможет столкнуть ни Бог, ни дьявол и уж тем более ни какой-то имперский губернатор. МакИлени молился, чтобы Тредвеллу хватило здравого смысла это осознать.

Возможно, Бог внял его мольбам. Тредвелл сжал кулаки, костяшки побелели, но он заставил себя опуститься в кресло. Длинное мгновение было заполнено молчанием, затем губернатор глубоко и медленно вздохнул:

– Хорошо, леди Росарио. – Его голос напоминал замороженный гелий, но злость исчезла, и Гомес тоже села, все еще не сводя с него глаз. – Я… сожалею о всех оскорбительных замечаниях, которые у меня вырвались и которые задевают честь ваших людей и лично вас. Эта… эта бойня повлияла на мою уравновешенность, что не оправдывает моего поведения. Я приношу вам свои извинения. – Она резко кивнула, и он продолжил тем же ледяным, тщательно контролируемым тоном: – Тем не менее, каковы бы ни были наши расхождения по структуре сил, положение намного усложнилось. Империя не несла таких жертв, как гражданских, так и военных, со времен Второй Ришской войны. Потери Эль-Греко еще тяжелее. Думаю, вы согласитесь, что сейчас уже недостаточно просто устрашить и остановить этих рейдеров. Становится категорически необходимым найти их и уничтожить.

– Да, – кратко ответила адмирал Гомес.

– Благодарю вас. – Тредвелл изобразил кривую горькую улыбку, лишенную какого-либо налета теплоты. – Возможно, я ошибался, возражая против ваших запросов легких кораблей. Теперь это, однако, в прошлом. Я информировал графиню Миллер и Великого Герцога Филиппа о ситуации. Я уверен, что они сознают ее серьезность. Великий Герцог сообщил мне, что сенаторы Элвин и Моджахек требуют немедленных действий. Поэтому я полагаю, что вероятность положительного решения лорда Журавского о предоставлении нам дополнительных сил возросла, и я хочу возобновить запрос. При вашей поддержке.

Гомес поджала губы, МакИлени чувствовал ее эмоции. Месяцы прошли с тех пор, как Тредвелл запросил тяжелые силы. Месяцы, за которые Гомес могла добиться успеха, если бы был удовлетворен ее запрос, гораздо более скромный. А этого не произошло лишь по одной причине: Тредвелл не захотел поддержать ее. Втайне МакИлени был убежден, что Гомес разделяла его подозрения о том, что Тредвелл видел здесь свою последнюю возможность командовать крупными силами Флота, хотя бы и не непосредственно. Он подумал: как же совесть губернатора мирилась с потерями на Элизиуме и Эль-Греко?

Очевидно, не совсем мирилась, судя по только что закончившемуся конфликту.

По крайней мере в одном отношении Тредвелл был прав: ситуация изменилась. Пираты, или кем они там были, должны быть обнаружены и уничтожены, а не просто остановлены. Политическое давление нельзя было больше игнорировать, и ограничения на размер требуемого кулака были сняты.

– Я все же не считаю эту реакцию наилучшей и вообще желательной, – сказала наконец Гомес. Она бросила взгляд на Амоса Бринкмана, который все это время хранил благоразумное молчание. Он и сейчас не выказал никакого желания прервать молчание, и Гомес вернулась к Тредвеллу. – Тем не менее, сэр, все, что сдвинет нас с мертвой точки, я могу только приветствовать и поддержу вас, если вы потребуете немедленно откомандировать сюда все доступные легкие единицы.

Тредвелл сидел, окаменев и так же поджав губы, как и она, и мерил ее таким же взглядом. Потом он наконец кивнул.

* * *

Под тихие звуки музыки Бенджамин МакИлени внимательно изучал доклад доверенного сотрудника внутренней безопасности, лежавший перед ним на столе. Содержание доклада только усиливало не оставлявшую его последнее время тревогу.

Было опрошено достаточное число выживших на Элизиуме, чтобы с определенностью заключить, что коммодор Транг был обманут и подпустил противника на дальность решающего удара, даже не подняв тревогу. На тактическом тренажере полковник промоделировал все возможные причины такой самоубийственной сверхдоверчивости, и лишь одна имела какое-то объяснение. Пираты не могли остаться необнаруженными на подходе, значит, они были опознаны как свои. Исходя из повышенной степени боеготовности, введенной в секторе, ни один командир не мог быть введен в заблуждение. Таким образом, приближавшееся судно было своим… или прибыло в такое время и при таких обстоятельствах, что люди Транга имели очень веские причины считать его своим.

Значит, это был корабль Флота, или его прибытие совпадало с запланированным прибытием корабля Флота. Только вот запланированных прибытий не было. МакИлени точно знал это, он лично проверил весь обмен сообщениями с Элизиумом. Было много путей, которыми пираты могли заполучить бывшие корабли Флота. В министерстве годами шли дискуссии о том, что принципы списания отслуживших судов должны быть пересмотрены. Но это не помогло бы пиратам, если у них нет кодов опознавания и запланированного прибытия. Добыть коды – или, по крайней мере, достаточно данных, чтобы скомпоновать нечто похожее, – мог и удачливый агент нижнего уровня. Но никто ниже командного звена не мог сфабриковать фальшивых данных прибытия, чтобы распахнуть дверь перед пиратами.

Никто ниже ранга коммодора или – МакИлени передернуло, – пожалуй, выше не мог ввести фальшивый график в рутинный обмен данными коммодора Транга. Кто-то имевший доступ к протоколам распознавания и имевший возможность выделить и стереть обычное подтверждение, которое коммодор Транг должен был послать в ответ. Еще хуже, кто-то, знавший, что в системе не будет тяжелых боевых кораблей к моменту прибытия рейдеров.

Инфильтрация была более зловещей, чем он предполагал. Она была тотальной. Тот, кто за этим стоял, имел доступ к его собственным докладам и к приказам о развертывании адмирала Гомес. Он даже знал, что силы Эль-Греко оттянуты от Рингболта на маневры.

Полковник закрыл глаза от боли, причиненной масштабом предательства. Но он не был сильно удивлен.

Так. Ко всем этим данным имели доступ сорок человек, не более. Он знал их всех персонально. Любой из них имел возможность передать информацию на сторону, чтобы обмануть коммодора Транга. Во избежание обнаружения их цепь связи должна быть очень короткой и чертовски хорошо законспирированной. Размышляя таким образом, он сузил круг подозреваемых до дюжины человек – каждый из которых неоднократно проходил проверки службы внутренней безопасности. Никто из них не мог быть предателем, но кто-то был им.

Он выпрямился и взял со стола один из чипов. Слава Богу, он поддерживал связь с Кейта. Он стал настолько болезненно подозрительным, что ему за каждым углом мерещились убийцы. Он перестал доверять даже адмиралу Гомес. Все это было достаточно неприятно, но хуже всего, что он не в состоянии предотвратить убийства мирного населения, которое он призван защищать.

И все-таки еще болезненней было ощущение, даже абсолютная убежденность полковника МакИлени, что извращенная стратегия, определявшая действия пиратов, двигала события к еще более страшному апофеозу. Время истекало. Если он не узнает эту тайну – если ему не дадут дожить до этого, – мерзость, организовавшая все, восторжествует, и это будет ужасно.

Он встал и сунул чип в карман, рядом с другим, уже лежавшим там некоторое время. На лице отразилась непреклонность принятого решения. Один чип по секретному каналу известит Кейта, другой получит адмирал Гомес. Они содержат сообщение, что кто-то из высшего командования напрямую связан с рейдерами. Но чип адмирала Гомес содержал добавление, отсутствовавшее в сообщении Кейта и извещавшее, что МакИлени узнает имя предателя в течение ближайших недель.

Бенджамин МакИлени был морским пехотинцем, присяга и собственная совесть требовали, чтобы он не щадил своей жизни во имя Империи. Он определится с этими чипами, а потом отправится в краткосрочный отпуск… не соблюдая излишне строгих мер безопасности. Это был единственный способ проверить правильность своей гипотезы. Если он прав, предатель не оставит его в живых. Покушение на его жизнь продемонстрирует его правоту сэру Артуру. Кейта и Кадры найдут решение.

И кто знает?.. Может быть, он все-таки уцелеет…

 

Глава 22

Алисия сделала еще один глоток и решила, что ошибалась: Чинг-Хай имеет и свои положительные стороны.

Она прокатила прохладную бутылку по лбу, наслаждаясь богатым, чистым вкусом пива. Контора мсье Лабена гордилась тем, что на Чинг-Хае великодушно называли кондиционированием воздуха, но температура в помещениях все же на семь градусов превышала ту, которую Мегера поддерживала на борту. Без сомнения, климат способствовал успеху местных пивоварен.

Хлопнула старомодная дверь, и она опустила бутылку, обратив взгляд в сторону Гюстава Лабена, чинг-хайского партнера Еренского. В отличие от Алисии, Лабен чувствовал себя комфортно, по крайней мере физически. Его вежливое круглое лицо было абсолютно сухим, и на нем не обозначилось даже намека на улыбку, когда он увидел, как Алисия смахивает очередную каплю пота с носа. Конечно, он разделял обычное для чингхайцев юмористическое отношение к страданиям большинства гостей планеты от местной жары, но он откровенно боялся своей гостьи. Он ощущал какой-то постоянный ужас, как будто она была боеголовкой, готовой взорваться в любую секунду. Это ощущение укоренилось в нем с момента, когда он, прибыв к месту встречи, обнаружил ее сидящей посреди дымящихся свидетельств неудавшегося бандитского налета. При первом же рукопожатии Тисифона определила, что Лабен не имел представления о «неэтичном» намерении своего (ныне покойного) партнера и что репутация капитана Мэйнворинг как опасной женщины теперь незыблема.

Он опустился в кресло и прочистил пересохшее (не от жары – от страха) горло.

– Я закончил проверку груза, капитан. Все в совершенном порядке, в чем, – поспешил он добавить, – я и был совершенно уверен. – Он вынул из ящика стола электронный кредитный чип. – Баланс вашего гонорара, капитан.

– Благодарю вас, мсье. Мне очень приятно. – Алисия сохраняла безмятежное выражение лица, что было нелегко. Эти бедные придурки не давали ей покоя. Убийство, даже при самообороне и даже таких подонков, всегда вызывало у нее тягостную реакцию. Но оцепенение испуга, безраздельно владевшее Лабеном, ее все же забавляло. Если бы он увидел атаку Кадров, то умер бы на месте.

<И вселенная стала бы немножко чище, заметила Тисифона. Этот человек – червяк, малышка.>

<Ну-ну. Червяк или нет, он наш билет на Дьюент… если до этого дойдет. Если он вообще упомянет это.>

Эриния фыркнула, но именно она обнаружила в потемках сознания Лабена этот груз. Исходя из характера груза и репутации Алисии он должен рассматривать ее как идеальную возможность для пересылки этого груза.

– Я тоже очень рад, капитан. И позвольте мне еще раз принести извинения. Уверяю вас, ни мне, ни Антону даже в голову не могло прийти, что мой партнер решится на такой гнусный шаг.

– Никогда не думала иначе, – заверила Алисия, и он попытался улыбнуться.

– Благодарю вас. Видите ли, капитан, у меня есть небольшая партия груза на Дьюент. Продемонстрированные вами, э-э… способности могли бы оказаться не лишними при его доставке. Груз очень ценный, и я очень озабочен его сохранностью. Настолько озабочен, – он чуть заметно подался вперед, – чтобы заплатить по высшему тарифу за надежную доставку.

– Понимаю. – Алисия осторожно потянула из бутылки и покачала головой. – Если ваша «озабоченность», мсье, означает непременную пальбу, то я предпочла бы не перевозить грузы, которые настолько привлекают бандитов.

– Я полностью разделяю ваше мнение, но на вашем месте так бы не беспокоился. У меня нет никаких подозрений насчет возможного нападения, я только хотел бы быть более спокойным. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, и я готов заплатить за повышенную безопасность. Может быть, пятнадцать процентов надбавки к тарифу Антона убедят вас заняться этим грузом?

– Мой гонорар у господина Еренского не предусматривал расходов на ведение боя, – отметила Алисия. – И ракеты для «шаттла» здесь не так легко достать. Расходы на пополнение боезапаса сильно отразятся на моей прибыли от этого рейса.

– А двадцать процентов?

– Даже не знаю… – Алисия подпустила в свой голос неуверенности. Благодаря Тисифоне она знала, что Лабен готов добавить тридцать и даже тридцать пять процентов за безопасность. Повышение суммы не было для нее самоцелью, но она также не хотела, чтобы стало заметным ее желание получить этот заказ. Тисифона могла повлиять на его решение, но не могла гарантировать, что он впоследствии не удивится, с чего это вдруг так себя повел.

– Двадцать пять, – предложил Лабен.

– Давайте округлим до тридцати, – подытожила Алисия. Лабен вздрогнул, но тут же кивнул, и она улыбнулась. – В таком случае, думаю, вы позволите воспользоваться вашей связью.

Лабен приглашающим жестом указал на терминал и отодвинулся, пока она набирала код. На экране появилось лицо Таннер.

– Слушаю, капитан.

– У нас новый рейс, Рут. Курс на Дьюент для мсье Лабена. Готова прожевать с ним пару скучных чисел?

– Конечно, капитан.

– Прошу вас, мсье Лабен, – повернулась Алисия к хозяину офиса. – Все детали можно уладить с моим бухгалтером прямо сейчас.

* * *

<Мне не нравится этот груз,> проворчала Тисифона.

– Можно подумать, я от него без ума, – огрызнулась Алисия, склонившись над шахматной доской. Они с Мегерой научили эринию этой игре. Оказавшись на удивление равными по силе противниками друг для друга, они не имели шанса против искусственного интеллекта, играя вместе против Мегеры.

<Никому он не нравится, резюмировала Мегера, но нам надо на Дьюент.>

– Ничего не поделаешь, – кивнула Алисия и потянулась к коню.

<Не надо, Алисия, еле слышно шепнула Мегера. Если он…>

<Вы это прекратите, обе!> возмутилась Тисифона.

<Что «прекратите», Тис?> невинно удивилась Мегера.

<А то ты не знаешь что! Или вы действительно думаете, что сможете общаться так тихо, что я не услышу?>

– Не месало попытасся, во всяком слусяе, – прошепелявил из громкоговорителя лейтенант Чизхолм. – Подслусывать нехоросо.

<А я и не подслушиваю. Я просто не глухая. Но вас стоило бы и подслушивать. От вас всего можно ожидать.>

Алисия сдержала улыбку, но подсказкой все же не воспользовалась. Она передвинула коня и печально вздохнула, когда слон Тисифоны смел ее королевскую ладью.

<Шах,> самодовольно объявила фурия.

– Противная ты. Если я не воспользовалась подсказкой Мегеры, то ты могла бы в знак признательности оставить мою ладью в покое.

<Чушь. Ты сама называла эту игру «боевой». Никто не жертвует в бою честно заслуженным перевесом над противником, малышка… И даже нечестно заслуженным,> добавила Тисифона задумчиво.

– Я вынуждена с тобой полностью согласиться, – велеречиво покорилась Алисия и сняла агрессивного слона Тисифоны своим вторым конем, поставив под удар одновременно короля и ферзя фурии. Ход обнажил ее собственную королевскую чету, но это не имело для нее значения. Единственной клеткой, на которую Тисифона могла убрать короля, была под угрозой следующего хода коня. – Шах тебе.

<Черт, я даже не думала…> с невинной наивностью удивилась Мегера. Фурия кипела.

– И я не думала, – заверила Алисия с ухмылкой. Тисифона убрала короля, и Алисия взяла ферзя. – Еще шах, – сказала она и убрала из-под угрозы своего слона.

<М-да… И Одиссей бывал доверчивым дураком. Но мы отвлеклись от темы, малышка. Преимущество или нет, но мне не нравится наш груз.>

– Знаю, – вздохнула Алисия, и она действительно знала. Груз Антона Еренского на Чинг-Хай был незаконным, но полезным по сути. Груз Гюстава Лабена на Дьюент тоже был фармацевтическим, но на этом сходство заканчивалось. «Белый Сон» был почти безвреден для потребителей, если не считать стопроцентного привыкания. Он был жутко дорогим, но еще более жутко он добывался. Он был производным эндорфина и мог производиться в лабораториях, но это было бы еще дороже. Практически его производили из мозга людей. Последствия для «доноров» простирались от умственной отсталости до отключения вестибулярного аппарата и смерти.

<Не следовало нам его брать,> мрачно сказала эриния.

– Не ты ли учила, что все, что ускоряет месть, приемлемо? – Голос Алисии был резче, чем ей хотелось, потому что она понимала: Тисифона высказала их общие мысли. Но она чувствовала удивление Тисифоны, услышавшей возвращенные ей собственные слова.

<Может быть. Но ты настаивала на справедливости, не сдавалась Тисифона. Как здесь со справедливостью.>

– Никак. Но у нас нет выбора. И это тот груз, который наверняка приведет нас к тем, кого мы ищем.

Молчание фурии было признаком вынужденного согласия, и Алисия подумала, осознает ли Тисифона иронию ситуации. Она, страстно отстаивавшая принципы справедливости, поступилась ими во имя погони за добычей, в то время как фурия, говорившая только о мщении, задается вопросом аморальности их груза.

<Может быть, наконец повторила Тисифона. Но может быть, есть что-то в этом понятии законности. Человек часто обращался к злу, когда я и сестры были вместе, но инструменты зла стали намного более мощными в твои дни, и даже мое мщение не может загладить однажды совершенное зло. Поэтому «справедливость», «правила», о которых ты говорила, могут оказаться важнее, чем я когда-то думала.>

Алисия замерла, пораженная признанием Тисифоной хотя бы части ее аргументации, но тут она почувствовала, что правая рука тянется к доске. Она ослабила контроль над мышцами и смотрела, как рука передвигает ладью.

<Берегись, малышка! Ты замедлила мою атаку, но не остановила ее.>

Алисия улыбнулась и снова склонилась над доской, однако сердце ощутило холодок, – она поняла, что Тисифона подразумевала не только шахматы.

* * *

С точки зрения Алисии, Дьюент был планетой много более приятной, чем Чинг-Хай. Это был мир архипелагов, континентов-островов, намного более влажный, прохладный, а главное – более цивилизованный. Ненамного, но никто не попытался ее убить или ограбить, и это уже было существенным прогрессом.

В отличие от Чинг-Хая, на Дьюенте была таможенная служба, но ее единственной заботой было получение от посетителей взносов в казну местной администрации, и Алисия посадила свой грузовой «шаттл» в главном космопорте Дьюента без всякого досмотра. «Бенгал» сел рядом, следуя за грузовиком как тень – и намек на уместность вежливости, – но из него никто не вышел. Алисия поговорила с ним по открытой связи, поддерживая обмен с Джефом Окахарой, предполагаемым пилотом «бенгала» и помощником капитана «Звездного Курьера» в одном лице. Ответные реплики Окахары не оставляли сомнений в печальной судьбе каждого, кто не проявит должной вежливости.

Через два часа она стояла в портовом складском ангаре, а грузополучатель проверял товар. Эдвард Джакоби походил на почтенного бухгалтера, но внешность не ввела ее в заблуждение. Он точно знал, что к чему в этом грязном бизнесе. Ему не нужен был никакой биохимик для определения чистоты товара, шесть стоящих неподалеку мужчин были с ним для другой цели. Мало оружия на виду, но эти люди были намного опаснее, чем лопухи с Чинг-Хая. Алисия видела их глаза и узнала похожих на нее хищников.

Джакоби закончил пробы и убрал свое оборудование. Он не улыбался – он был не из тех, кто расточает улыбки, – но явно был удовлетворен.

– Итак, капитан Мэйнворинг, – сказал он, когда исчез последний инструмент. – Я был удивлен, когда Гюстав сообщил, что груз доверен совершенно неизвестной персоне, но теперь вижу, что ему не откажешь в здравом смысле. Какой вид оплаты вы предпочитаете?

– Думаю, в этот раз я предпочла бы электронный перевод. Не хотелось бы носить с собой чип на такую сумму.

Один из сопровождающих Джакоби издал неясный звук, несколько напоминающий смешок, а сам купец, возможно, оказался ближе к улыбке, чем когда-либо в своей жизни. Его глаза скользнули по кобуре парализатора на ее боку и рукоятке ножа, торчащей из сапога, – единственное оружие, которое можно было видеть. Но он просто кивнул:

– Вы настолько же предусмотрительны, насколько эффективны. Конечно, мой бухгалтер оформит перевод в желаемом вами виде.

– Благодарю вас. – Улыбка Алисии была ослепительной. Она не могла не согласиться с мнением Тисифоны о грузе, но по некотором размышлении они втроем пришли к спасительному для их совести варианту. Это была, конечно, полумера, не более, но все же лучше, чем ничего. При контакте Рут Таннер с домашним компьютером Джакоби, связанном с переводом платежа, Мегера и Тисифона собирались выявить все внешние контакты, чтобы определить, какие из них легальные (если такие вообще будут), а какие могут быть связаны с получением «Белого Сна». По результатам анализа Алисия пошлет сообщение администрации планеты. Это не уничтожит самого Джакоби, но нанесет сокрушительный удар по распределительной сети, потому что никакое правительство не захочет терпеть у себя этот наркотик.

– Так, – сказал Джакоби, захлопнув чемоданчик и кивнув одному из своих людей. Тот двинулся с антигравитационными поддонами к охраняемой территории. – Капитан, позвольте пригласить вас перекусить со мной. Мы можем заодно обсудить наши деловые перспективы… Я тоже нуждаюсь в надежных перевозчиках.

– Перекусить – с удовольствием. Но перевозки… если направление неудобное, я вынуждена буду отказаться. – И она действительно отказалась бы. Она не хотела больше разносить по вселенной белую смерть в своем трюме.

Джакоби посмотрел на нее задумчиво:

– Какое направление вас устроило бы?

– У меня есть договоренность с Кэткартом, – соврала Алисия. Кэткарт был в высшей степени респектабельным Мирком Беззакония, и она ни за какие коврижки туда не полетела бы, но он соседствовал с Виверном.

– Кэткарт, Кэткарт… – пробормотал Джакоби. Он покачал головой. – Нет, у меня туда ничего нету в настоящее время. Однако… – Он задумался и щелкнул пальцами. – Да, конечно. У одного из моих коллег есть груз на Виверн. Могло бы это вас заинтересовать?

– Виверн? – Алисии стоило усилий сдержать возбуждение. Она наклонила голову, как бы размышляя. – Это может быть очень удобно, если груз не слишком велик. Видите ли, моя сильная сторона скорость, а не объем.

– Это как раз удобно. У меня сложилось впечатление, что скорость – то, что ему надо. Груз хотя и массивный, но малообъемный. Военные запчасти и электроника, как мне кажется. Но мы выясним это не откладывая. У нас с Льюисом общий склад. Сюда, пожалуйста.

Алисия проследовала за ним, не веря своему везению, стараясь выглядеть уравновешенной. Виверн и военные комплектующие! Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она старалась совладать с собой, проходя через более оживленную часть склада, ее мозг постоянно работал.

Они задержались, чтобы пропустить складской тягач, тащивший за собой длинный хвост пустых поддонов. Она была настолько погружена в свои мысли, что даже не подняла глаз, когда маленький, почти мучительно безликий водитель уперся в нее взглядом. Она говорила себе, что не надо слишком надеяться, что это может быть совпадением…

Они подошли к своей цели, и Джакоби указал на поддоны с оборудованием. Он детально описывал их содержимое, но Алисия не слышала его. Она вообще ничего не слышала, никакие детали не имели более значения. Никто во всей Галактике, кроме нее, не должен был касаться этого груза.

Сохранять вежливую, заинтересованную улыбку было невыразимо трудно. Потому что в ее голове закипало мщение, отражаемое и раздуваемое реакцией Тисифоны. Ее взгляд остановился на стойках позади поддонов. Они имели коды того же купца, но на них болтались красные ярлыки, отмеченные драконообразным штампом таможни Виверна, откуда они прибыли. Было понятно, почему они находятся в зоне повышенной безопасности склада. Ряд за рядом, все они были загружены драгоценными белоснежными шкурами опасного плотоядного животного, известного как мэтисоновский снегопард.

 

Книга 3

Ярость

 

Глава 23

Человек на экране выглядел столь же цивилизованным, как и господин Джакоби, но Алисия знала, что это именно тот, кого она ищет. Снегопарды больше, чем саблезубые тигры древней Земли, и они не всеядные. Они плотоядные, а плотоядное животное такого размера требует для прокормления гигантской территории. Даже на девственном Мэтисоне правительство железной рукой регулировало их отстрел. На стойках склада хранился годовой объем охоты, и эти шкуры могли попасть туда только из одного источника.

Она улыбалась лицу на экране, улыбалась вежливо, с чисто профессиональным интересом, хотя все в ней вопило желанием прикоснуться к нему и вырвать всю информацию, которой он располагал.

– Добрый вечер, капитан Мэйнворинг. Меня зовут Льюис Фюшьен. Очень рад, что застал вас на планете.

– Мне тоже очень приятно. Господин Джакоби сообщил, что вы можете рассмотреть мою кандидатуру в качестве возможного перевозчика вашего груза.

– Конечно. Как я понимаю, мой груз поместится в ваших трюмах, не так ли? – спросил Фюшьен, и она кивнула. – Прекрасно. Хотя ваш гонорар показался мне сначала высоковатым, но Эдвард поделился со мной информацией мсье Лабена, и…

– Надеюсь, вы не приняли все на веру буквально? – суховато перебила Алисия. – Мсье Лабен оказался очень впечатлительным.

– Скромность – прекрасное человеческое качество, капитан Мэйнворинг, а Гюстав Лабен, конечно, впечатлителен, согласен. Однако Эдвард тоже уверяет меня, что вы сможете позаботиться о сохранности груза.

– Это я охотно подтверждаю, сэр. Если мне доверяют груз, я делаю все, что могу, чтобы в сохранности доставить его по назначению.

– Никакой грузоотправитель не может желать большего. Однако, – Фюшьен любезно улыбнулся, – я бы хотел встретиться с остальными членами вашей команды. Таков мой обычай – оценивать благонадежность экипажа в целом, а не только капитана.

– Понимаю. – Лицо Алисии ничего не отразило, но ее мысли молниеносно замелькали в голове, обсуждая ситуацию с Мегерой и Тисифоной и находя решение. Она, конечно, не могла доставить к ужину на планету несуществующую команду, но…

– Упомянул ли господин Джакоби мой рейс на Кэткарт? – Фюшьен кивнул, и она улыбнулась. – Я понимаю вашу осторожность и сама предпочла бы, чтобы мой бухгалтер сопровождала меня сейчас и присутствовала при разговоре с вами. Но мои помощник и инженер по горло заняты профилактикой привода. Я не только не хотела бы их отвлекать, мне самой следовало бы быть сейчас там, наверху, и помогать, учитывая, что время поджимает, Кэткарт ждет нас. Я бы предложила, если у вас есть часок-другой, посетить борт «Звездного Курьера» и поужинать вместе с командой. Пятизвездочного сервиса не обещаю, но пища у нас вполне съедобная, а вы сможете не только оценить команду, но и лично ознакомиться с судном. Если вас все устроит, мы вместе с моим бухгалтером-казначеем за коньяком согласуем детали. Устроит вас такой вариант?

– О, благодарю вас, конечно. Это гораздо больше, чем я мог ожидать, и я с радостью принимаю ваше приглашение. Я бы тоже хотел иметь с собой бухгалтера, если вы не возражаете.

– Разумеется. Я собираюсь обратно на грузовом «шаттле» в семнадцать тридцать. Можете ли вы сопровождать меня или воспользуетесь своим транспортом?

– Если вы нас потом доставите обратно, мы с удовольствием полетим с вами.

– Итак, господин Фюшьен, я ожидаю вас у «шаттла».

* * *

Фюшьен и его бухгалтер, маленькая, круглая женщина со смешливыми морщинками вокруг компьютерно острых глаз, прибыли к рампе «шаттла» точно в назначенное время. Алисия ожидала их, красивая и официальная в темно-синей форме. Кратких рукопожатий хватило, только чтобы скользнуть по поверхности их мыслей, но этого хватило, чтобы подтвердить ее подозрения.

– Капитан, позвольте представить, Сондра МакСвейн, мой бухгалтер.

– Очень приятно, госпожа МакСвейн.

– Очень рада, капитан. После того, что мне рассказал о вас господин Фюшьен, я ожидала, что вы трехметрового роста.

– Репутация растет от рассказчика к рассказчику, – улыбнулась Алисия. Мозг МакСвейн не отличался ни подловатым налетом Лабена, ни цивилизованной скупостью, которая читалась у Фюшьена. Он работал, как профессиональный инструмент, четко и слаженно, но был окаймлен чувством юмора. Алисия была озадачена. Как странно, найти неиспорченного индивида на такой бандитской планете, на Дьюенте. «Капитан Мэйнворинг» приглашающим жестом указала на рампу: – Господин Фюшьен, госпожа МакСвейн, прошу вас. У нас уже есть разрешение на взлет, а команда раскатывает ковровые дорожки.

Полет был бы самым обычным, если бы не восторг МакСвейн. Оказалось, что бухгалтер очень редко видела изнутри воздушные и космические суда, которыми кишел космопорт Дьюента. Даже этот короткий полет был для нее экзотическим приключением. Сама она воспринимала свой восторг с должным юмором и готова была над ним смеяться вместе со всеми. Алисия обнаружила, что с неподдельным увлечением объясняет ей назначение инструментов, даже господин Фюшьен позволил себе улыбнуться потоку вопросов своего бухгалтера.

Они были на полпути, когда Тисифона напомнила о себе:

<Ты забыла, малышка, чем мы собирались заниматься. Иллюзия такой степени сложности требует подготовки. Полагаю, можно начать?>

<Да, конечно, вздохнула Алисия. Но я, похоже, получу от этого меньше удовольствия, чем ожидала. Какого черта она такая симпатичная?>

<Она нам тоже нравится. Не бойся, мы ей не нагадим. Но пора начинать.>

<Давайте, давайте…>

Алисия повернулась к бухгалтеру, вопросы которой вдруг прекратились.

– Вот член команды, с которой вам придется вплотную пообщаться, госпожа МакСвейн. Можно сказать, ваша коллега. Извините, но мы ожидали худого, высохшего, как вяленая рыба, кредитного крючка. – Она встретилась глазами с МакСвейн, и обе засмеялись. – Думаю, Рут будет приятно удивлена.

– У меня был худой, высохший, как вяленая рыба, но он провалился на аудите. Сондра гораздо лучше, уверяю вас.

– И я вам верю, – сказала Алисия и включила связь. – Рут, забудь план А, переходим к плану Б. Бухгалтер господина Фюшьена оказалась нормальным человеком.

– Приятная неожиданность, – ответила Мегера голосом Рут. Глаза Рут нашли лицо МакСвейн, и она улыбнулась. – Боже мой! Кто в этой шовинистической глуши мыслит настолько здраво, чтобы принять на работу женщину? – Ее глаза встретились со взглядом Фюшьена, и она притворно ужаснулась. – Ох! Извините мою вольность, сэр…

– Ну что вы, – отмахнулся Фюшьен, – близорукость моей коллеги в этом отношении мне только на руку. Вы – госпожа Таннер, я полагаю?

– Совершенно верно. Надеюсь, вам у нас понравится. Мы не часто принимаем гостей, поэтому вовсю стараемся…

Беседа продолжалась, и ни Фюшьен, ни госпожа МакСвейн не заметили, что глаза у них начинают расходиться в разные стороны.

Такого они еще не делали, думала Алисия. В теперешнем ослабленном состоянии Тисифона вряд ли смогла скомпоновать такую сложную иллюзию. Но ей не надо было прясть свою паутину в одиночку. Мегера открыла фурии прямую связь, бросив на усиление ее заклинаний свою громадную мощь, позволив Тисифоне, хотя бы временно, вернуться на вершину ее былого могущества.

Используя эту поддержку, фурия превзошла себя. Она искусно сплела свои сети, окутав ими гостей и протянув свою чуткую паутину Алисии. Это было жуткое ощущение даже для того, кто привык ко всяческим аномалиям. Алисия существовала в трех мирах одновременно. Работали ее собственные органы чувств. Она использовала сенсоры Мегеры. Наконец, она разделяла ощущения гостей. Она общалась с ними за столом и болтала с другими ипостасями Мегеры, а Мегера и Тисифона обеспечивали их присутствие для зрительного и звукового восприятия, в то время как она одна сидела со своими гостями. Это почти устрашало, это было совсем иначе, чем с лейтенантом Джолитти. Здесь не было внушенных восприятий и воспоминаний. Здесь все было реально. Опираясь на громадную мощь искусственного интеллекта, Тисифона сдвинула их на шаг в сторону от реальной вселенной и дала им новую, свою реальность.

И это еще не все. Она без спешки зондировала память Льюиса Фюшьена на всю глубину, просеивая каждый фрагмент на возможную пригодность. В конце ужина она знала все, что он когда-либо делал, а купец был убежден, что капитан Мэйнворинг и ее команда – как раз то, что ему надо.

Ужин подошел к концу, и вся команда, кроме Рут Таннер, извинилась и вернулась к своим эксплуатационным хлопотам. Фюшьен с удовольствием потягивал бренди.

– Хочу сказать, капитан Мэйнворинг, что вы и ваши люди не только отвечаете моим требованиям, но и превзошли все мои надежды. Уверен, что мы можем делать дела.

– Очень рада это слышать. – Алисия сидела со своим бренди и улыбалась, потом показала на пустое место, занятое призраком ее казначея. – Тогда мы отдохнем, а Рут и Сондра пусть повоюют.

– Прекрасная идея, капитан, – просиял Фюшьен. – Просто прекрасная.

* * *

Изображение Дьюента на экране постепенно сжималось, скорость «Мегеры» росла. Алисия смотрела на экран и пыталась определиться со своими эмоциями. Сложная смесь ожидания, жажды, страха – страха, что она может не использовать свой шанс, – бродила в ней. Все это было подернуто дымкой возбуждения, когда она думала о Виверне, лежавшем впереди, и было смешано с облегчением в связи с отбытием с Дьюента.

Ей все еще не нравился Фюшьен, но в то же время она не могла его презирать или ненавидеть, как ожидала. Он был так же амбициозен и жаден, как ее предыдущий клиент, но лишен очевидных признаков зла, свойственных Джакоби. Он знал о сделках своего партнера с наркотиками, но не принимал в них участия. Хотя он подозревал, что его вивернский партнер работает на пиратов, терроризирующих сектор, сам он с ними сделок не заключал. Он даже их внутренне не одобрял. Нельзя ожидать от него большего. Он жил на Дьюенте, а Дьюент жил обслуживанием потребностей всяческих отщепенцев. Со своей собственной точки зрения, Льюис Фюшьен был честным и уважаемым бизнесменом, и Алисия даже почти его понимала.

Это была одна из причин, из-за которой Алисия была рада оставить Дьюент. Она не хотела его понимать. С более прагматической точки зрения их отлет означал, что обман продлится еще на одной, последней планете. Только на одной, а потом ей будет все равно. Пусть Флот гоняется за ней. Она даже рада преследованию, потому что, преследуя ее, силы Флота могут выйти на пиратов.

Она облокотилась на консоль дисплея, подперла кулаками подбородок. Созерцая уменьшающийся Дьюент, она думала о ждущем ее впереди. Виверн. Планета Виверн, человек по имени Оскар Квинтана, капитан-лейтенант, «Вызывающий». На Виверне была своя аристократия, где не в ходу были титулы типа граф или барон. Их предки были флотскими офицерами. Хотя, по сути, это было пиратское отребье отгремевших столетия назад Войн Лиги, но они были все же настоящие офицеры флотов, и название корабля при имени Квинтаны говорило о его принадлежности к благородному дому отцов-основателей. Как ни странно это звучало для непривычного уха, но он был, очевидно, могущественным человеком, гордым и опасным, и приближаться к нему надлежало с осторожностью.

<Эй, прервала ее размышления Мегера. Не слишком переживай, Алли. Если он поймет, что к чему, то сам сочтет за благо приближаться к тебе с осторожностью.>

<Конечно, поддакнула Тисифона. Конечно, малышка. Если мы не ошибаемся, то этот Квинтана прямо выводит на тех, кого мы ищем. И если так, я выверну его наизнанку с величайшим удовольствием.>

– Я вижу, вы обе в кровожадном настроении, – заметила Алисия. – Должно быть, вы опасаетесь, что я струсила?

<Мы? Мегера была сама невинность. Да что ты, ничего подобного.>

– Хорошо. – Алисия встала и зевнула, расправляя плечи. Она была рада, что ее отвлекли от сумятицы, царящей в голове. – Что касается Квинтаны, то я беспокоюсь не о нем. Если он то, что мы о нем думаем, я его отдаю вам на растерзание.

<Спасибо, малышка. Я, правда, и не собиралась ждать твоего разрешения, чтобы расправиться с этим подонком.>

– Расправиться? Пожалуйста, но только помни, даже если он – прямой контакт, мы все же должны будем сделать еще один шаг. Я боюсь, это вводит некоторые ограничения в то, что мы сможем сделать с ним. Мы даже не могли раздавить эту мразь Джакоби.

<Интересно, что ты его упоминаешь, Алли.> Утонченно безучастный, елейный голос Мегеры насторожил Алисию.

– Я уже слышала такой тон, – сказала она. – Что ты натворила?

<Ну уж, сразу я… быстро отреагировала Мегера. То есть это была, по моему мнению, прекрасная идея, но я бы одна не справилась.>

– Ты меня пугаешь – да к тому же еще и увиливаешь.

<Это была твоя идея, Тис. Почему бы тебе не объяснить.>

<Но я не смогла бы это сделать без твоего богатого опыта… Кроме того, ты лучше схватываешь детали, так что лучше тебе рассказать.> Тон эринии был серьезным, но чувствовалось, что Тисифона развлекается. Алисия уперла руки в бока и уставилась в воздух.

– Раскалывайтесь, милостивые государыни, да побыстрей!

<Значит, дело было так, Алли. Ты помнишь, когда мы делали этот электронный перевод и Тис и я прошлись по базе данных Джакоби?>

– Конечно помню. – Алисия помолчала. – И вы, кошмарные создания, что-нибудь ввели ему в систему? Может быть, вирус?

<Боже упаси! добродетельно ужаснулась Мегера. Что за оскорбительные предположения! Я никогда не дойду до этого, даже с таким ископаемым, как его «Юргенс-12». Правда, это было бы для него безболезненней. Эту гадость надо было смахнуть давным-давно… Это так глупо…>

– Ты кончишь вилять? Что вы наделали? <Мы ничего там не оставляли. Наоборот, мы кое-что оттуда вынули.>

– Кроме информации о его распределительной сети?

<Ну да. Если уж быть совершенно искренней, мы все-таки ввели туда кое-что, но это всего лишь программа отсроченного извлечения.>

– Извлечения чего?

<Электронный перевод по астросвязи.>

– Перевод? Это значит, что вы его ограбили?

<Можно, конечно, выразиться и так. Но мы обсудили это, и я думаю, что Тис была права. Ты не можешь ограбить вора, так ведь?>

– Конечно могу! – Алисия закрыла глаза и плюхнулась в кресло. – Я полагала, что у тебя моя система ценностей.

<Да, у нее все еще твоя система ценностей, но ей все же хоть что-то удается объяснить, и она понимает. Лучше, чем ты.>

– Да уж, с ней ты достигла прогресса, действительно, – пробормотала Алисия, вороша волосы. – Ну и сколько вы у него сперли?

<Все,> скромно потупилась Мегера.

– Что – все?

<Вообще все. Мы нашли его скрытые счета и, естественно, открытые. И мы их очистили.>

– Вы… – Алисия поперхнулась. В ее ошеломленном мозгу повисло всеобщее молчание. Но потом Алисией овладела паника. – Боже всемогущий! Как вы думаете, что он будет делать, когда поймет, что мы его ограбили? Да нельзя же…

<Спокойно, малышка. Он не сможет понять, что это мы.>

– С чего ты взяла? Черт возьми, а кого еще он может подозревать?

<Этого я не могу тебе сказать, но не нас. Еще ведь ничего не произошло. И не произойдет, пока он не сделает первый внепланетный платеж одному из своих наркоагентов. Мегера очень умна, и я подозреваю, восторг Тисифоны был явным, что он заподозрит того из своих приятелей, которому он попытается заплатить.>

– То есть?..

<Видишь ли, Алли, когда он направит первый перевод на счет из приложенного к моей программе списка, в этот перевод вольются все его средства. Затем они переадресуются. Его адресат не увидит и центикреда, а программа направит их – и себя – по астросвязи. Потом программа вернется и сотрет себя из каждой системы, по которой она проходила. Пока не достигнет своего назначения.>

– О Боже! – простонала Алисия, прикрыв глаза руками. – Мне нельзя подпускать вас к беззащитной Галактике. И где, если мне позволено узнать, окончит свои преступные дни эта бродячая программа?

<Возможно, потребуется некоторое время на соединения, но она направлена на Таарвлд. Она должна открыть там номерной счет по прибытии.>

– Таарвлд? – вяло повторила Алисия. Потом, осознав: – Таарвлд?! Бог мой, это же банковская столица Гегемонии Кворна в секторе! Черт, вы знаете, как серьезно Кворн относится к деньгам? Мегера! Нарушение правил банковских операций Кворна – это тебе не какой-то пустячок вроде убийства.

<Я ничего не нарушала. Такие переводы у них в порядке вещей, и я приложила всю требуемую документацию.>

– Документацию?

<Конечно. Имена их не интересуют, но все, что требуется для счетов людей, я сообщила: твою радужку, твой генетический код…>

– Мой код? – задохнулась Алисия. – Вы открыли счет на мое имя?

<Конечно нет. Я же только что объяснила, что они не пользуются именами, Алли. Поэтому они так популярны.>

– У меня нет слов! – Алисия не знала, сколько она просидела, уставившись в никуда, но потом у нее зашевелилась мысль. – Э-э… Мегера…

<Да?>

– Я не одобряю того, что вы сделали… и не осуждаю, во всяком случае пока. Но интересно… на какую сумму вы его нагрели?

<Трудно сказать, ведь мы не знаем, когда сработает программа.>

– Примерно?..

<Ну, принимая за основу его поток наличности за последние два года, я бы сказала, где-то между двумястами пятьюдесятью и тремястами миллионами кредитов.>

– Двумяста… – Алисия закрыла рот, потом захихикала, засмеялась, захохотала, заржала. Она согнулась, обхватив живот, смеясь, пока не заболела грудь и не заслезились глаза. Она давно не смеялась с таким чисто дьявольским наслаждением, представляя себе сверхцивилизованного Эдварда Джакоби. А она жалела, что не тронула его! Бог мой, у него ночного горшка не останется, а он даже не узнает, кто это сделал.

Она топала на палубе, пытаясь успокоиться, плакала от смеха, пока не успокоилась. Медленно выпрямившись, она вытирала глаза, пытаясь совладать с дыханием.

<Кажется, ты не так расстроена, как ожидала?> кротко спросила Тисифона, и Алисия снова взвизгнула.

– Прекрати! – взмолилась она. – Я не выдержу этого снова. Да, он, пожалуй, расстроится, как вы думаете? <Он получит по заслугам – и по справедливости.>

– Тут ты совершенно права. – Алисия выпрямилась и посерьезнела. – Только давайте на будущее прекратим такую самодеятельность. Всегда можно посоветоваться со мной. Но в этот раз я вас прощаю.

<Да у тебя триста миллионов причин для этого,> фыркнула Мегера, и Алисия снова покатилась со смеху.

 

Глава 24

Все офицеры встали, когда Рэчел вошла в помещение для инструктажа вместе с Хоуэллом. В глазах многих читалось напряженное ожидание. Они знали, что офицер разведки только что вернулась после встречи с курьером Контроля. Люди Хоуэлла еще были подавлены потерями на Рингболте.

Хоуэлл сел во главе стола и наблюдал, как усаживаются его подчиненные. Затем он приглашающе кивнул Шу:

– Давайте, коммандер. Мы слушаем.

– Да, коммодор. – Шу приосанилась, положила электронный блокнот на стол перед собой и заговорила, глядя на его экран: – Во-первых, Контроль поздравляет нас с успехом рингболтской операции. – Вокруг стола прошелестел вздох, коммодор криво усмехнулся. – Он сожалеет о высоких потерях, но понимает, что при данных обстоятельствах их было не избежать. Но как первичные, так и вторичные цели нашей миссии полностью достигнуты.

Она сделала паузу, и Хоуэлл прислушался к приглушенному бормотанию офицеров. В общем, они были довольны похвалой начальства. Задумывался ли кто из них, чем они занимаются? Немногие… может быть, ни один.

Он и сам пытался не будить воспоминания, хотя все с большим и большим трудом. Воспоминания одолевали его все чаще. Были в его жизни действия, которые он совершал на службе Империи и о которых он так же тщательно старался не вспоминать. Никакой разницы, пытался он внушить себе, притворяясь, что не видит явной лживости этого самовнушения.

В значительной степени их радость объяснялась неожиданностью похвалы. Похлопывание по загривку еще приятнее, если оно следует вместо ожидаемого тычка в морду. Здесь это было так же, как во Флоте.

Он выждал еще несколько мгновений, затем прервал перешептывание, постучав костяшками пальцев по столу. Все смолкли, и он снова кивнул докладчику.

– Первичная оценка захваченных нами данных, – продолжала Шу, глядя на экран и модифицируя отображавшуюся на нем картинку, – показывает, что мы на Рингболте добились большего, чем смогли бы на Элизиуме. Наши источники финансирования этим очень довольны. Контроль поручил передать вам, что наша финансовая база сейчас надежнее, чем когда бы то ни было, и наверху уверены: мы знаем, что делаем.

С другой стороны, атака на Рингболт оказала желаемое воздействие на министерство и Сенат. Контроль прямо этого не говорил, но чувствуется, что разведка Флота и морской пехоты на Старой Земле приходят к желательному заключению. Давление Сената растет с каждым днем. Что еще лучше, здесь, в секторе, формируется желаемое общественное мнение. О панике говорить рано, но широко распространяется беспокойство и ощущение, что имперское правительство бессильно чем-то помочь.

Она снова продвинула картинку на экране и позволила себе слегка нахмуриться.

– Одно непредвиденное осложнение. Очевидно, одним из убитых на Рингболте оказался брат Симона Монкото Арлен. – Хоуэлл при этих словах несколько напрягся и увидел, что многие из сидящих за столом реагируют подобным образом. Шу тоже заметила реакцию, холодно усмехнувшись. – Мы все знаем репутацию Монкото, но его материальная база далеко отстает от нашей… даже если бы он знал, где нас искать. Более серьезно то, что многие из его коллег ему крупно должны… да и настроены они после Рингболта так, что и без всяких долгов объединятся с Монкото против нас. Объединившись, они могут представлять серьезную угрозу, а они независимые, и Контроль вряд ли сможет ими манипулировать как регулярным военным Флотом Эль-Греко. С другой стороны, раз они независимы, то их флот представляет собой для них источник существования и они не смогут долго заниматься бесприбыльной погоней за нами.

– Какова вероятность того, что нами займется правительство Эль-Греко? – спросил Алексов.

– Неизвестно. Наемники калибра Монкото обычно недешево обходятся, но мы имеем дело с необычной ситуацией. Не знаю о других, но Маньяки готовы понести убытки, работая без обычной прибыли, и это делает их весьма привлекательными для Эль-Греко. Это нам тоже может принести пользу. Если они будут работать с регулярным Флотом, они будут увязаны в общую стратегию. В принципе, это сделает их еще более опасными, но зато за ними будет легче наблюдать, учитывая общее планирование Империи и Эль-Греко. И легче избежать встречи с ними. – Алексов задумчиво кивнул, а Шу продолжила: – Контроль не слишком озабочен ими. Как уже сказано, они должны сначала нас обнаружить, даже если у них будет достаточно огневой мощи, чтобы напасть. Хотя это и мало вероятно, Контроль не хочет рисковать. Он предлагает нам как можно скорее передислоцироваться на АН-двенадцать, чтобы быть подальше от Эль-Греко.

– Имеет смысл, – согласился Хоуэлл. – Если Монкото – главная забота Контроля, то дела у нас неплохи.

– Это так и не совсем так, сэр. Контроль ведет вербовку для возмещения потерь на Рингболте. Он смог добыть два новых линейных крейсера, чтобы заменить «Полтаву».

Хоуэлл хмыкнул. Подготовка команд для двух линейных крейсеров здорово напряжет их ресурсы, но окупится колоссальной огневой мощью новых судов.

– Тем временем сам Контроль намерен оставаться в районе Суассона, потому что именно сейчас это наиболее сложная область. В частности, МакИлени подобрался к нам ближе, чем хотелось бы. Курьер Контроля сообщает, что он обещал какую-то решающую новость адмиралу Гомес и губернатору Тредвеллу. Контроль не мог задерживать диспетчерский катер, поэтому мы не знаем, что за новость, но он собирается этим заняться, что бы то ни было. Если предположить, что Контроль прав – а он обычно прав, – нашей единственной заботой остается адмирал Гомес. Ее удалось немного потеснить, она присоединилась к запросу губернатора Тредвелла на тяжелые корабли, что может ослабить требования сместить ее. Если так, то мы просто устраним ее по резервному плану. У нас несколько вариантов, но Контроль склонен послать нам ее маршрут. Для скорости ее «Антиэтам» почти не берет эскорта. Если Контроль перешлет нам ее маршрут и график, мы просто перехватим ее и устраним. Это будет идеальным решением во многих отношениях. С учетом ее популярности во Флоте, она приобретет ореол мученицы, за смерть которой следует мстить, и у Флота будет серьезный резон ударить по мерзким пиратам.

Усмешка Шу была в высшей степени неприятной, и Хоуэлл мысленно содрогнулся. Он служил под командованием Гомес, и хотя признавал, что ее надо устранить, необходимость эта не вызывала у него энтузиазма. А Шу просто горела желанием сделать это. Он не мог понять, были ли у нее личные причины для неприязни к Гомес, или это было профессиональное стремление использовать смерть врага для достижения своих целей… честно говоря, он и не хотел понимать.

– Так, – сказал он, умышленно прерывая течение своих мыслей, – Контроль должен был что-то сказать о материальной добыче с Рингболта.

– Да, сэр. Я как раз собиралась к этому перейти. – Шу быстро «пролистнула» блокнот и кивнула. – Он был несколько удивлен, как много нам удалось вывезти. Конечно, в отличие от данных, этот груз потребовал бы целое транспортное судно для перевоза к Главным Мирам. Однако наши спонсоры особо просили не отправлять эти грузы к ним. Контроль полагает, они не хотят иметь в своих лабораториях улик, происхождение которых легко можно вычислить. К тому же они могут быть перехвачены на маршруте.

– Значит, нам все это просто выкидывать? – спросил Анри д'Амкур. – Коммодор, это миллиард кредитов в шлюз!

– Я не сказала, что Контроль приказал все выкинуть, Генри. – Шу не терпела, когда ее перебивали, но еще больше не терпела Анри д'Амкура лично, и ее голос стал ледяным.

Однако Хоуэлл понимал озабоченность своего квартирмейстера. Уцелевшие «шаттлы» вернулись с нежданным богатством в виде тканевых культур, экспериментальных животных, целого арсенала вирусов-генорасщепителей, не говоря об аппаратуре, за которую исследователи большинства Миров Беззакония (и немалого числа инкорпорированных Миров) готовы были перегрызть глотку. Анри протестовал против потери денег, в которых он видел боеприпасы и оборудование.

– Все нормально, Рэчел, – спокойно вставил коммодор. – Из ваших слов я могу понять, что Контроль предложил что-то относительно дальнейшей судьбы нашей добычи.

– Да, сэр. – Шу подалась к нему, как бы случайно поворачиваясь спиной к д'Амкуру, который на это только улыбнулся. – Контроль предлагает сбыть все через Виверн. Сбыть таким образом, чтобы не было прослеживаемых следов к нам, но чтобы часть из сбытого оказалась во Франконском секторе, а также в Македонском.

– Угу, – кивнул коммодор и улыбнулся.

– По его оценке, мы можем выручить до семидесяти процентов рыночной стоимости, что вполне удовлетворит некоторых из нас, – она старательно избегала смотреть в сторону д'Амкура, – но главная его забота, чтобы материал всплыл подальше от Главных Миров.

Хоуэлл кивнул. Сбросить кость под носом министерства юстиции или его эквивалента в Мирах Беззакония – хорошая затея для отвлечения внимания от своих спонсоров и одновременно клин в Македон. Подтверждается видимость внимания пиратов к соседям франконцев. Но с учетом значительной реальной стоимости награбленного сбыту надо уделить особое внимание.

– Грег, Квинтана справится с этим?

– Думаю, справится, – ответил Алексов после краткого раздумья. – Он захочет больший процент для себя, если должен будет запятнать своего клиента, но согласится. И уж конечно, он располагает всеми техническими и организационными возможностями для этого. Хоуэлл повертел в руках стилос, потом кивнул:

– Хорошо. Я хочу, чтобы ты лично все уладил, Грег. Все равно пора уже увидеться с Квинтаной, так ведь?

– Да, сэр. Я возьму диспетчерский катер и к прибытию транспорта все улажу.

– Нет, Грег, – неторопливо сказал Хоуэлл. – Я бы сам до этого не додумался, но Контроль прав. Никаких возможных случайностей. Все организовывать с тройной гарантией. Все перепроверить, прежде чем Квинтана получит первую партию груза. И не стоит тебе разгуливать на невооруженном катере. Возьми одну из наших жестянок, сделай все не спеша и возвращайся на АН-двенадцать в точку рандеву.

– Как скажете, сэр. Не слишком ли долго я буду отсутствовать?

– Ничего страшного. Свежей цели у нас еще нет. Следующий курьер Контроля прибудет туда же, на АН-двенадцать. У тебя будет достаточно времени для подготовки следующей операции.

– Да, сэр. В таком случае этим вечером я отбуду.

 

Глава 25

– Насколько я понял, капитан, у вас для меня груз?

Алисия напряглась, восприняв местоимение первого лица. Она стояла у посадочной лапы рампы, сзади завывали турбины других «шаттлов». Субъект перед ней был одет непонятно во что. Она едва ли ожидала увидеть Квинтану лично сразу по приземлении, да еще в такой непрезентабельной, почти нищенской хламиде, но обознаться было невозможно. Слишком явное сходство с голографическим портретом, который ей продемонстрировал Фюшьен.

– Совершенно верно, если у вас есть документальное подтверждение вашей идентичности с грузополучателем, – сказала она спокойно, и он, слабо улыбнувшись, протянул ей чип.

Она ввела чип в блокнот, следя за результатом сравнения и краешком глаза наблюдая за своим грузополучателем. Она не подняла головы и когда от толпы отделились четверо вооруженных телохранителей, чтобы подойти к нему. Она просто расстегнула кобуру. Он улыбнулся и скрестил руки на груди, чтобы продемонстрировать отсутствие враждебных намерений.

Блокнот одобрительно пискнул, она извлекла чип и, кивнув, вернула хозяину.

– Все сходится, капитан-лейтенант, – сказала она. – Извините за подозрительность.

– Мне нравится ваша подозрительность, тем более что она проявлена в моих интересах, – сказал Квинтана и протянул руку для пожатия.

Она схватила его ладонь. Знакомое ощущение жара прокатилось по ней. Купец еще говорил, приветствуя ее на Виверне, а Алисия уже вслушивалась в триумфальные нотки возгласов Тисифоны.

* * *

Кворнское грузовое судно «Ахарджка» неслось к Виверну со скоростью, которой позавидовал бы иной линейный крейсер. При всем своем размере и тоннаже судно было красивым, с острыми обводами, и очень, очень быстрым, потому что крупные торговые картели Кворна конкурировали друг с другом так же, как другие расы конкурируют в совершенствовании своих боевых кораблей.

Люк мостика открылся, существо, которое человек назвал бы капитаном «Ахарджки», посмотрело на появившегося пассажира:

– Приветствую, инспектор. Наши детекторы обнаружили судно, которое вы описали. – Хорошо модулированный голос кворнца звучал низко и резонировал из-за высокой плотности атмосферы. На борту поддерживалась сила тяжести, вдвое превосходящая обычную для земных судов. Но стандартный английский капитана звучал почти безупречно, и Фархад Бен Белькасем сдержал улыбку. Это было очень трудно, так как безупречное произношение принадлежало кошмарному радиально-симметричному гибриду двухметровой морской звезды и паука, изображенного сумасшедшим импрессионистом.

Следуя жесту капитана, Бен Белькасем подошел к дисплею. Тот, кто настраивал дисплей для человека, несколько не учел цветовое восприятие, но все равно был виден космический корабль на орбите Виверна. «Звездный Курьер» двигался быстро, обойдя «Ахарджку», чему инспектор вовсе не удивился, так как иного не ожидал.

– Вижу, сэр, – сказал он через внешний динамик шлема, и капитан приобрел нежный розовый оттенок, который у кворнцев исполнял функции земной улыбки. Так капитан отреагировал на титул, данный ему землянином.

Бен Белькасем ухмыльнулся, а капитан порозовел еще гуще. Кворнцы были однополыми. Точнее, каждый кворнец был полноценным гермафродитом. Поэтому половые различия землян щекотали их своей абсурдностью. Однако это было вполне безобидное и взаимное увеселение. При всем различии обе расы обладали развитым чувством юмора, и земляне отшучивались как могли. Совсем иная песня – чопорные риши. Если кворнцы находили земные половые различия смешными, то риши их… нет, не возмущали, но поражали, чем матриархи никак не могли быть довольны. Еще хуже (с точки зрения риши) было искусно демонстрируемое кворнцами совершенное владение речевым аппаратом, перекрывавшим возможности как человеческого, так и ришского языков. Кворнцы находили особо остроумным, будучи в смешанной расовой среде и убедившись, что присутствуют риши, спросить на высокоришском: «А ты слышал этот, о двух матриархах?»

Бен Белькасем однажды присутствовал при перерастании такой безобидной реплики в оживленный скандал, а затем в еще более оживленный дипломатический конфликт – хотя риши и не стали раздувать его слишком сильно.

На уровне межличностного общения кворнца не могло прошибить ничто легче шестикилограммового молота, и даже полностью зрелый матриарх выглядел бледно в сравнении с двумястами кило железных мышц и сухожилий из мира 2,4g, вне зависимости от степени его воинственности. На уровне дипломатическом Земная Империя и Гегемония Кворна были постоянными и прочными союзниками, к великому неудовольствию Ришата, которые ничего не могли с этим союзом поделать, как ни старались. Их подпольная дипломатия смогла однажды стравить Лигу Земли с Федерацией, но повторить успех, поссорив Землю и Кворн, им не удалось.

На что же тогда могли надеяться несчастные расисты и шовинисты? При всех разительных различиях, люди и кворнцы друг другу нравились. Что было в высшей степени странно. Люди и риши были по крайней мере двуногими, но едва терпели друг друга, так что можно было ожидать еще меньше симпатии между полностью несхожими людьми и кворнцами.

Ничего подобного не происходило, и Бен Белькасем подозревал, что именно из-за несхожести. Атмосферное давление планет высокой гравитации Гегемонии Кворна было смертельным для людей. Следовательно, их не интересовали владения кворнцев. С риши было как раз наоборот. Половые различия землян и кворнцев тоже полностью исключали какую-либо совместимость. Риши были двуполыми, и матриархи считали землян с их идиотской болтовней о равенстве полов причиною «наглости» некоторых собственных самцов. Слишком много было точек столкновения между риши и людьми, тогда как с кворнцами людей ничто не сталкивало физически, а в нефизическом измерении они дополняли друг друга.

Земляне были более воинственны, нежели кворнцы, которые копили свою природную свирепость для более важных вещей, таких как бизнес. Но и те и другие сильно уступали в воинственности матриархам Ришата. Если иногда кворнцы находили людей слишком воинственными, они вспоминали общность интересов в защите от риши. Кроме того, они чувствовали себя комфортно в общении друг с другом и понимали шутку.

– Через два часа входим в орбиту, – объявил капитан «Ахарджки». – Может ли вам еще чем-нибудь служить мое судно?

– Нет, сэр. Если бы вы еще смогли меня незаметно ссадить на поверхность со своего «шаттла», вы бы сделали все, чего я могу пожелать.

– Это сделать очень легко, если вы уверены, что ничего более вам не нужно.

– Нет, ничего более, и я благодарю вас от своего имени и от имени Империи.

– Это не обязательно. – Капитан помахал кончиком щупальца. – Гегемония понимает, что такое преступники, и я напоминаю вам, что «Ахарджка», ее команда и арсенал в случае надобности в вашем распоряжении.

Розовый оттенок кворнца перешел в бледно-фиолетовый. «Пауки» не любили шумный и неэффективный способ разрешения сложностей, называемый войной, но, когда насилие было единственным выходом, относились к нему с тем же прагматизмом, как к таким серьезным вещам, как деньги. «Безжалостный, как кворнец» – такой комплимент был в ходу у купцов и наемников человеческой расы. Кворнцы не любили пиратов еще сильнее, чем люди. Пираты были не просто преступниками и убийцами, они были помехой бизнесу.

– Благодарю вас, капитан, но, если не ошибаюсь, вся огневая мощь, которая мне нужна, уже здесь. Мне остается только ее мобилизовать.

– Правда? – Капитан неподвижно восседал на напоминающей гриб подставке своего командного места, но его зрительные грозди ориентировались на инспектора. – Вы странный человеческий индивид, инспектор, но я вам почти верю.

– И правильно.

– Было бы невежливо назвать вас безумным, но вы помните, что это Виверн?

– Уверяю вас, да.

– Тогда счастливой вам торговли, инспектор. Я прикажу оповестить вас за тридцать минут до отправления «шаттла».

– Благодарю вас, сэр, – ответил Бен Белькасем и направился в крошечную кабину-капсулу, приспособленную для людей.

Его плечи благодарно выпрямились, когда он пересек разделительную плоскость и нырнул в поле земного тяготения. Он ощутил громадное облегчение в поле искусственно созданного в недрах «Ахарджки» земного тяготения в буквальном и переносном смысле, когда смог наконец содрать с себя шлем и почесать нос. Он вздохнул, встал на колени и вытащил из-под койки чемоданчик, разнообразное смертоносное содержимое которого тут же подверг тщательной проверке.

Инспектор подумал о своей беседе с капитаном. Его озабоченность была понятной, но капитан не мог знать, как повезло Фархаду Бен Белькасему. Присутствие «Ахарджки» на Дьюенте и его запланированный полет на Виверн были подарком судьбы. Инспектор хотел полностью использовать это преимущество. Мало кто знал, насколько тесно сотрудничают Имперское министерство юстиции на Старой Земле и соответствующие органы Гегемонии Кворна. Еще меньше было посвященных в частную договоренность, позволяющую агентам каждой империи перемещаться без всяких формальностей и, главное, тайно на космических судах партнера. Это означало, что никто не ожидает высадки какого-нибудь землянина – например, инспектора отдела «О» – с «Ахарджки», который не был межвидовым транспортом. Только совершенный мизантроп или грамотный и необычайно находчивый агент выберет для перемещения судно, на котором он в течение всего перелета будет фактически пленником в камере-одиночке.

Правда, Фархад Бен Белькасем был именно таким грамотным и необычайно находчивым агентом. Он это знал из своего досье в министерстве юстиции. Но, несмотря на такие чрезвычайные качества, он чуть не провалился на Дьюенте, когда опознал Алисию Де Фриз. Разведывательному и оперативному отделам министерства юстиции понадобилось семь месяцев и три потерянные жизни, чтобы установить связь одного из многих партнеров Эдварда Джакоби с базирующимся на Виверне агентом пиратов. Они еще не знали, кто это, а Де Фриз сразу же определилась с Фюшьеном, как будто шла по карте. А ее прикрытие было куда лучше, чем смог бы выполнить отдел «О».

Бен Белькасем лично дважды проверил документацию на «Звездный Курьер», его капитана и команду. Он никогда не видел такой детально проработанной (и такой тотально липовой) легенды. Он решил, что не будет удивляться, имея в виду предыдущие подвиги Де Фриз: бегство из госпиталя, проникновение на Джефферсон-Филд, угон хваленого «альфа-синта» Имперского Флота. Если она все это сделала, то чему же тут удивляться?

Тому, что она была не обученным оперативным агентом, а лишь десантником-коммандос. Как она смогла подделать документы с такой тщательностью? Где она взяла команду? И как она их всех впихнула в не приспособленный для этого «альфа-синт»?

Совершенно непонятным оставалось, как она смогла пройти таможенный досмотр на МаГвайре.

Бен Белькасем никогда лично не сталкивался с таможней Ассоциации Джанг, но был наслышан об их репутации. Как они могли осматривать судно, не заметив, что этот «транспорт» вооружен до зубов?

Похоже, думал он, проверяя индикатор заряда парализатора, что госпожа капитан не потеряла своей наклонности к достижению невозможного. Как он однажды сказал полковнику МакИлени, он заработал свой послужной список, не заглядывая в рот интуиции. Что бы ни собиралась делать Алисия Де Фриз – и какими способами, – она не только нашла звено, которое он искал, но и оказалась внутри этого звена. Поэтому он был готов пренебречь результатами недель собственной работы и следовать в ее кильватере.

Он застегнул пояс и сунул парализатор в кобуру. Даже коммандос могут нуждаться в поддержке, несмотря на свои легендарные способности… и даже если они об этой поддержке не знают.

* * *

Алисия подтвердила последний документ узором своей радужной оболочки и посмотрела вслед секретарю, уносившему бумаги из роскошного офиса Оскара Квинтаны. Купец отодвинул стул и встал, повернувшись к почти заполненному бару:

– Быстро и качественно, капитан Мэйнворинг. Теперь, когда дела позади, какого вам яду?

– Я не слишком разборчива, лишь бы текло. Доверяю вашему вкусу.

<Я не вижу жучков, обратилась она к Тисифоне. А ты?>

<Здесь нет жучков. Квинтана не хочет, чтобы его офис наблюдался. Это я у него уже узнала.>

<Думаешь, у нас хватит времени?>

<Я не знаю, хватит или нет, но это единственная наша возможность.>

<Тогда приступим.>

Алисия тоже встала и подошла к Квинтане. Он поднял глаза от налитого в крошечные стаканчики прозрачного зеленого ликера, закрыл бутылку и улыбнулся:

– Вам это наверняка понравится, капитан. Это местный продукт, с одной из моих фабрик, и…

Его голос оборвался, когда Алисия притронулась к руке. Он замер с открытым ртом и пустыми глазами. Алисия замигала в мгновенной дезориентации, когда через нее хлынул поток сведений. Их предыдущее рукопожатие подтвердило подозрения, но было слишком мимолетным для детального зондирования. Тогда они не могли рисковать, если не хотели, чтобы один из телохранителей Квинтаны удивился остекленевшему взгляду хозяина.

Здесь тоже был риск, что откроется дверь, кто-нибудь зайдет… но Алисия была слишком погружена в поток протекающих в ее мозг данных, чтобы думать еще и об этом.

Образы и воспоминания вспыхивали по мере выборки их Тисифоной из памяти Квинтаны. Встреча с кем-то по имени Алексов. Бухгалтерские балансы, взлетающие на астрономическую высоту при поступлении добычи из ограбленных Миров. Заказы, закупки, встречи… Клиенты и распределители из других Миров Беззакония и даже с имперских планет… Все это промелькнуло сквозь нее, чтобы улечься в ожидании дальнейшего анализа и использования. Снова и снова таинственный Алексов… Алексов и человек по имени д'Амкур, который определял закупки пиратов… Женщина по имени Шу, пугающая могущественного благородного купца, хотя он даже самому себе не хочет в этом признаться. Но оба подчиняются Алексову, это очевидно. Значит, Алексов – один из старших офицеров пиратов, и она почти вскрикивает в отчаянии от того, как мало Квинтана о нем знает.

Но ей известно, как он выглядит и…

Ее зеленые глаза просветлели, когда промелькнули последние, самые свежие блики памяти Квинтаны. Алексов скоро снова будет здесь… Квинтане нужны надежные перевозчики.

Голодная улыбка Алисии отозвалась рычанием Тисифоны, и она почувствовала, как фурия ныряет еще глубже, уже не вынимая мысли, а вкладывая их. Еще несколько секунд – и взгляд Квинтаны оживает, его голос гладко и бойко продолжает, не ведая о только что случившейся диверсии:

– …я его весьма рекомендую.

Алисия получила один из стаканчиков, приложила его к губам и улыбнулась от неподдельного удовольствия.

Напиток был сладкий, но острый, почти вяжущий и тек по горлу, как бурное жидкое пламя.

– Я, кажется, понимаю, почему вы его так высоко оцениваете.

Он кивнул и указал на кресла, стоявшие вокруг кофейного столика из драгоценного местного дерева. Она опустилась в одно из них, он сел напротив, сосредоточенно глядя в свой стаканчик.

– Льюис сказал, у вас заказ на Кэткарте, капитан Мэйнворинг?

– Да, – подтвердила Алисия, и он нахмурился:

– Очень жаль. У меня для вас есть оч-чень выгодный заказ, если вы найдете способ его принять.

– Какого рода заказ?

– Похожий на ваш последний, но с гораздо более высокой оплатой.

– Э-э… насколько более высокой?

– Вдвое… как минимум, – сказал Квинтана, и ее брови поползли вверх.

– Да-а, это можно назвать «гораздо» выше, – пробормотала она. – Но Кэткарт – это синица в руках, капитан-лейтенант, и…

– Оскар, прошу вас, – перебил он, и Алисия заморгала в искреннем удивлении. В мозгу Квинтаны она не заметила склонности к фамильярности с подчиненными. С другой стороны…

<С другой стороны, малышка, ты симпатичная женщина, а он в женщинах знает толк. Нет, нет! сухо и строго запротестовала Тисифона, не дожидаясь упреков. Таких мыслей я ему не внушала.>

– Оскар, – сказала Алисия, как бы дегустируя это имя подобно ликеру, который еще держала в руке, – как я говорила, у меня есть заказ на Кэткарт, и я заплачу неустойку в случае его срыва.

– Вы правы. – Квинтана помедлил. – Я не могу гарантировать вам упомянутый мною заказ, Теодозия… можно называть вас Теодозией? – Алисия кивнула, и он продолжал: – Благодарю вас. Я не могу его гарантировать, потому что решение зависит не только от меня. Однако я думаю, что «Звездный Курьер» идеально подходит для этого заказа.

Я имею основания надеяться, что мои коллеги со мной согласятся. Но даже если они не согласятся, у меня самого есть заказы для надежного доверенного шкипера. Поэтому вот мое предложение. В ближайшем будущем я встречаюсь с одним из моих старших коллег. Отправь отказ на Кэткарт, и я вас с ним знакомлю, когда он прибудет. Если он примет мое предложение, вы покроете свои убытки и получите солидную прибыль за первый же рейс. Если он откажется, я гарантирую вам заказы по меньшей мере равной стоимости.

Алисия глубоко задумалась и через некоторое время вздохнула.

– Как я могу отклонить такое предложение?! Я согласна, – сказала она… и улыбнулась.

 

Глава 26

Невысокий, хорошо одетый посетитель принял предложенное место с рассеянной вежливостью, полез в карман и вытащил микрокомпьютер. Он поставил прибор рядом со своей тарелкой, вывел на экран сложную биржевую сводку и начал увлеченно колдовать над ней. Только очень подозрительный человек мог обратить внимание на то, как он этот прибор ориентировал, и только уж совсем параноик заподозрил наличие в приборе сверхчувствительного микрофона, направленного на столик неподалеку.

Бен Белькасем вывалил на столик кучу чипов, вывел на экран новую сводку, вытащил стилос и начал что-то быстро-быстро карябать на один из чипов… а крошечный жучок компьютера тем временем шептал ему в ухо.

– …нимаю, капитан. – Оскар Квинтана тянул вино и вытирал губы салфеткой, хотя в глазах его светилась сардоническая усмешка, он не афишировал своего веселья. – Конечно, жаль, но при любых операциях можно ожидать некоторой… усушки.

– Точно. Но наша цель в том, чтобы эта… усушка происходила в нужном месте. – Бокал Грегора Алексова оставался нетронутым, Квинтана подавил вздох. Этот человек сделал так много для его платежного баланса, но в нем нет легкости, нет того ощущения, ради которого ведется вся игра… Суровые карие глаза целятся, как лазеры наведения, кошмарная гримаса тонких губ должна изображать усмешку… Очень печально, но это все, на что способен Алексов… Ну что ж, человек не может быть одинаково хорош во всем.

– Если вы дадите мне список, где и что вы хотите «потерять», я постараюсь все устроить.

– Спасибо. – Глаза Алексова сканировали заполненный зал ресторана, его рот осуждающе сжался. – Я дам вам его в менее публичном месте.

– Восхищен вашей бдительностью, капитан Алексов. – Квинтана сделал вид, что не заметил, как Алексов вздрогнул при произнесении его имени. – Но это чрезмерная бдительность.

– Может быть, но мне не нравится встречаться при таком скоплении посторонних.

– Все они на почтенном расстоянии от нас. Половина сделок на Виверне заключается в этом ресторане. Он проверяется на наличие жучков несколько раз в день. Вопреки вашим сомнениям, мы здесь ничего особенного не представляем. Ни одна из наших сделок не нарушает законов Виверна, и, – он указал на шестерых крепкого сложения вооруженных посетителей за соседними столиками, – никто на нас здесь не посмеет напасть. Я – капитан-лейтенант «Вызывающего», знаете ли…

– Знаю. Но агент Империи или даже ваших неимперских соседей может с этим не посчитаться.

– Это было бы глупо с его стороны, капитан. – Сталь блеснула в глазах Квинтаны, его улыбка на мгновение исчезла, а взгляд встретился со взглядом Алексова. Но сразу же он пожал плечами и махнул рукой, отгоняя эту неуместную серьезность. – Как хотите. Тем временем я нашел шкипера, который нам подойдет. Она здесь недавно, но у нее наилучшие рекомендации. Симпатичная молодая женщина, но уже продемонстрировала свою компетентность и…

Бен Белькасему принесли заказ. Он заставил себя улыбнуться, втихомолку проклиная всех не в меру усердных официантов и убирая компьютер. Но он уже достаточно услышал. Теперь он знал, почему Де Фриз в течение трех недель «пасла» Квинтану, и он получил имя, судя по реакции Алексова, – подлинное. И не с Виверна.

Еще важнее, что Де Фриз, кажется, собирается сделать очередной шаг.

Инспектор с обворожительной улыбкой принялся за еду. Непонятно, как она манипулирует своими врагами, но никто не может продвинуться так далеко и быстро на одном везении. При всем своем самомнении Квинтана – хитрый тип, как-то она на него повлияла, чтобы по одной лишь доставке он ее так рекомендовал. Что за магию она использует?

Он задумался, улыбка погасла. Он видел, что Алисия Де Фриз как-то обработала Квинтану. Таким же очевидным это может показаться еще кому-нибудь. Конечно, Бен Белькасем знал, кто она, и знал о ней кое-что другое. Но если кто-нибудь еще проанализирует ее прямое, целеустремленное движение на Виверн… Или еще хуже: проверит ее карьеру до МаГвайра…

Он отложил вилку и потянулся к бокалу, вспоминая настороженность Алексова.

Мозг инспектора интенсивно работал.

* * *

Коммандер Барр удивленно поднял голову, когда на мостике «Гарпии» появился Алексов. Начальника штаба ожидали не ранее чем через час. По лицу его было видно, что он что-то задумал.

– Добрый вечер, сэр. Чем я могу помочь?

– Пожалуйста, соедините меня с базой данных порта, – сказал Алексов, усаживаясь на место помощника командира и протягивая руку к гарнитуре.

Барр дал указание офицеру связи и повернулся к Алексову:

– Можно узнать, что вы ищете, сэр?

– Я еще сам не знаю, – признался Алексов, – я, возможно, не ищу ничего, но, если наткнусь на то, что нужно, я это узнаю.

– Понятно, сэр. – Барр тактично повернул свое кресло, и начальник штаба закрыл глаза, сосредоточиваясь. Это был первый полет Алексова на «Гарпии», и Барр не заметил пока никаких странностей Алексова, о которых предупреждали коллеги. Кроме, разве, фетишизма в отношении графиков.

Алексов подозревал, о чем думал Барр, но это занимало его гораздо меньше, чем неспособность определить причину своего беспокойства. Так горячо Квинтана не рекомендовал ни одного капитана, да еще с одним только рейсом по его заказу. Не похоже на Квинтану. Конечно, если эта Мэйнворинг Квинтане нравится… тогда его энтузиазм можно понять.

Опять же, что бы ни вызвало его энтузиазм, ее «подвиги» во Франконском секторе впечатляют. У нее быстрый корабль, она лихо расправилась с бандитами. Груз «Белого Сна» тоже говорит в ее пользу. Значит, она лишена сомнений и сопливых угрызений совести.

Он дошел до конца данных и откинулся на спинку, не открывая глаз и хмурясь. Слишком мало о ней известно. Чтобы проверить ее биографию до МаГвайра, надо запрашивать Мелвилл по астросвязи. Шаткие подозрения вряд ли оправдывали такой риск – и расход. В ее предыдущей деятельности не было ничего возбуждающего подозрение. Если биография была сфабрикована, то сфабрикована искусно. Быть может, в этом разгадка. Быть может, это слишком красиво, чтобы быть правдой…

Чушь! Он становится таким же параноиком, как Рэчел Шу. Хотя, надо признать, именно паранойя была причиной ее постоянных успехов.

Он нахмурился еще сильнее. Уж сражен Квинтана ее привлекательностью или нет, он должен был ее проверить. Его деятельность могла быть трижды легальной по законам Виверна, но это не будет иметь никакого веса для Империи, если на их след нападет отдел «О» или морская разведка. Случайная смерть или тихое исчезновение… Может быть, даже и не случайная… и не тихое… Империя захочет, чтобы ее соседи подумали, прежде чем помогать врагам Короны.

Алексов снял головную гарнитуру и аккуратно смотал шнур. Все говорило о том, что капитан Мэйнворинг была настоящей. В этом случае она – ценнейший сотрудник. Если нет – смертельная угроза. Любой агент, проникший так глубоко, должен быть устранен. Но все, что у него против нее было, – пшик, подозрение… Рэчел, по его мнению, просто убрала бы ее «на всякий случай». Но Рэчел не отличалась рассудительностью. Если подозрение необоснованно, Мэйнворинг будет ценным сотрудником… Мысль Алексова пошла по замкнутому кругу.

К счастью, был способ проверить. Он отложил гарнитуру, кратко кивнул коммандеру Барру и направился в госпитальный отсек.

* * *

Такси опустилось у внушительных ворот усадьбы, и Алисия вышла в осеннюю ночь, влажную, пропитанную ароматами незнакомой опавшей листвы. Она вытащила свой кредитный чип из щели счетчика такси и осмотрелась, оправив на себе болеро. Замок «Вызывающий» находился в тридцати километрах от города, а обе луны спрятались за облаками. Без сенсорных усилителей тьма была бы кромешной, но даже с ними Алисия чувствовала себя беспокойно, особенно из-за важности встречи.

<Спокойно, Алли! Сгони пульс до нормы!>

<Слушаюсь, мэм!> ответила Алисия и занялась собой. Пульс замедлился, и она успокоилась.

Не настолько, чтобы потерять бдительность, но достаточно, чтобы унять дрожь возбуждения.

<Будь внимательна и осторожна! Я жду тебя… я жду вас обеих обратно живыми и здоровыми.>

<Не беспокойся, Мегера. Я не спущу с нее глаз.>

<Ха! Это-то меня и беспокоит.>

Алисия усмехнулась. Бесшумно распахнулись ворота, из динамика устройства слежения послышался голос Квинтаны:

– Привет, Теодозия. Мы в Зеленой гостиной. Ты найдешь дорогу.

– Наливай, Оскар, – отозвалась она с бодрой улыбкой и приветственно помахала рукой в сторону ворот. – Через минуту увидимся.

– Отлично, – завершил обмен репликами Квинтана, отключил линию и удрученно посмотрел на Алексова. – Это действительно необходимо? – Он показал на странного вида предмет в руке одного из сопровождавших Алексова, напоминающий длинноствольный игрушечный пистолет.

– Боюсь, что да, – кивнул Алексов. Человек с «пистолетом» вышел в примыкающую к гостиной комнату и притворил дверь, оставив лишь узкую щелочку. – Тебе я доверяю полностью, Оскар, но мы не можем позволить себе никаких случайностей. Если она действительно настолько надежна, как ты это считаешь, ей ничто не грозит. Если нет… – Он пожал плечами.

* * *

Алисия уверенно шагала по знакомой дорожке. В течение последних недель она не раз посещала этот замок, этот сад, хотя ее воспоминания о вечерних визитах и последующем несколько однообразном распорядке дня – точнее, ночи – отличались от впечатлений хозяина замка. Отвлеченная этой мыслью, она еще более успокоилась и продолжала путь, не замечая скользящей за нею в темноте сквозь заросли вивернианской зелени гибкой фигуры, как не замечала ее и изощренная система безопасности усадьбы.

Она стала одной из «приближенных подруг» Квинтаны, и охранник в дверях почтительно улыбнулся, когда она протянула ему руку. Она улыбнулась в ответ, передавая ему парализатор, нож и виброклинок. Он убрал оружие и вежливо указал на панель сканера досмотра. Алисия скорчила гримаску.

– О вы, маловерные… – пробормотала она, послушно следуя к панели.

На Виверне такие меры безопасности не были дурным тоном. Титулы и поместья частенько меняли своих хозяев с поражающей внезапностью. Без сомнения, Тисифона могла бы протащить сквозь сканер целый арсенал оружия, как она делала это с системами жизнеобеспечения Алисии, но в этом не было смысла.

– Ну как, нравится? – поддразнила она охранника, сидящего за сканером, который смотрел на внутреннее оснащение Алисии, не видя его. Тот смущенно улыбнулся и жестом предложил ей следовать дальше. Она прошла по коридору, декорированному дорогими гобеленами. Если бы не способ, каким приобретено все это богатство, она могла бы привыкнуть к такому образу жизни, думала капитан Де Фриз… Мэйнворинг, время от времени кивая в ответ на поклоны редко встречавшихся слуг.

Двустворчатые двери в зал, который Квинтана скромно называл Зеленой гостиной, были распахнуты. Войдя, она увидела Квинтану рядом с довольно высоким мужчиной, которого она сразу узнала.

– Теодозия!.. Позволь представить тебе капитана Грегора Алексова.

– Капитан, – протянула руку Алисия, широко улыбнувшись.

– Капитан Мэйнворинг. – Алексов любезно пожал ей руку. Она ощутила знакомый жар, и тут…

<Нет, Алисия!> вскрикнула Тисифона в ее мозгу, и что-то мягко прошипело позади нее.

* * *

Бен Белькасем зло бормотал под нос, пробираясь сквозь непроглядную тьму. Проклятый домище был еще больше, чем он представлял по планам, и он чуть не вляпался в два сенсора безопасности. Он остановился, где тьма была погуще, и сверил свой инерциальный датчик с ориентиром на плане. Квинтана говорил о Зеленой гостиной, и если план не врет, то… дальше, дальше…

* * *

Алисия задохнулась от пронзившей затылок боли и, обернувшись, увидела Квинтану. Он выглядел расстроенным, он даже заламывал руки – и ее глаза скользнули к Алексову, расширились… она рухнула на ковер, разбив нос. Глубоко внутри она чувствовала стихийное буйство эринии.

Она попыталась вскочить, но Алексов хорошо рассчитал момент атаки. Он уже стоял на коленях, извлекая из ее шеи крошечный дротик. Потом он почти нежно перевернул ее на спину.

– Извините за некоторое беспокойство, капитан Мэйнворинг, – бормотал он, – но это лишь временная блокировка. – Он щелкнул пальцами, и один из подчиненных вручил ему инжектор. – А это совершенно безопасный стимулятор искренности. – Он прижал инжектор к ее предплечью.

Ужас переполнил Алисию, когда под кожу впрыснулись микроскопические струйки.

<Тисифона!>

<Я пытаюсь! Ярость и страх – не за себя, за Алисию – клокотали в ее рычании. Эта проклятая блокировка вырубила твой главный процессор, но…>

Впрыснутый состав зашипел в крови, Тисифона выругалась… и системы Алисии учуяли чужое. Она вздрогнула на ковре, и Алексов озадаченно отскочил. Даже это движение невозможно при блокировке. Его мозг сосредоточенно размышлял, пока Алисия извивалась на ковре. Протоколы защиты работали внутри нее, борясь с блокировкой и пытаясь поставить ее на ноги, но не могли, и паника возникла в ее мозгу. Узкоспециализированный процессор лихорадочно перебирал все доступные программы, но не находил решения. Введенный медикамент продолжал распространяться.

* * *

Бен Белькасем продрался сквозь декоративный кустарник к светящимся окнам. Полупрозрачные зеленые шторы пропускали свет, но не давали обзора, чего он и ожидал. Он проверил наличие сенсоров и прижал к стеклу крошечный микрофон.

– …происходит? – В голосе Оскара Квинтаны слышалась паника. – Ты сказал, что она будет парализована, черт побери.

– Я не могу понять, что происходит. – Более спокойный голос принадлежал человеку по имени Алексов, подумал Бен Белькасем. Он ужаснулся, когда осознал, что они собираются сделать с ней. Парализована!

* * *

Глаза Алисии застыли. Она не ощущала своего тела, но чувствовала нейротоксин в своем хриплом дыхании, в цепенеющем мозгу. Дойти почти до цели, в отчаянии думала она, так близко!..

Позади Оскара Квинтаны брызнуло стекло, он резко обернулся, и на фоне еще не прекратившегося звона осыпающихся осколков ему почудилась черная тень, на лету поднявшая руку в его сторону. Изумрудная молния ударила чуть выше левого глаза Квинтаны, и больше он никогда ничего не ощущал.

Бен Белькасем грохнулся на ковер, кляня собственный кретинизм. Он должен убираться, черт бы его побрал! То, чего добилась Де Фриз, было важнее, чем обе их жизни, было слишком важно, чтобы изображать супермена! Но тело среагировало прежде, чем его смог одернуть мозг, и он рванулся к массивному резному столу сквозь перекрещивающиеся лучи ответных выстрелов.

Опрокинутый стол представлял собою какое-то временное укрытие, блокируя лучи парализаторов, и в его руке мгновенно вырос короткоствольный пистолет-пулемет.

Появился кто-то с винтовкой, и от пробитой крышки стола полетели щепки. Стол больше не был защитой, и он нырнул влево, выставившись как раз на столько, сколько требовалось, чтобы засечь стрелка с винтовкой. Мерзко крякнул парализатор Бен Белькасема, и винтовка упала на ковер. Инспектор этого уже не видел. Он выхватил взглядом слабо подергивающуюся фигуру Де Фриз – и вспомнил инструктаж Таннис Като.

Она умирала, и он выругался, распиливая очередью следующего стрелка. Грохот выстрелов пробудил в огромном зале гулкое эхо, крышка стола продолжала трещать от новых попаданий, охрана Квинтаны уже наверняка спешила на шум. Кто-то вырубил освещение, и начался хаос полнейший.

* * *

Тисифона изо всех сил боролась с блокировкой. Тщетно. Она должна была попасть к главному процессору, чтобы подключить внутреннюю аптеку, но введенный стимулятор искренности гасил произвольные нервные импульсы, и вход процессора был вне досягаемости. Она не могла туда попасть, но она должна… Должна!

И тут ее озарило. Блок не мог отрезать непроизвольные рефлексы, не убив жертву, и выход процессора простирался на все функции Алисии. А это значило…

* * *

Бен Белькасем вскрикнул и выронил пистолет-пулемет. Вольфрамовый шип пробил его руку выше локтя. Боли он почти не чувствовал. Через какие-то минуты они появятся со стороны разбитого окна, и он будет таким же мертвецом, как и Алисия Де Фриз. Им управляла храбрость, не здравый смысл. Его парализатор сверкнул – семьдесят кило покойника грохнулись на ковер – и вызвал вспышки ответного огня. В его сторону летели пули и сердечники, лучи парализаторов вспыхивали в темноте. Он не боялся, для страха не было времени, но сквозь буйство адреналина его пронизывала горечь полнейшего поражения.

Но вдруг погасли вспышки нащупывавшего инспектора пистолета-пулемета, вместо них с позиции стрелка донесся смертный хрип… Бен Белькасем с удивлением понял, что это сделал не он…

Момент шока – и снова стрельба. Стрельба короткими очередями, как будто тьма не была помехой, – но в него больше никто не стрелял. Он привстал и с глупым видом вытаращил глаза.

Он не имел представления, почему она жива, как убрала человека, из оружия которого стреляла, но это было несущественно. Твердая рука с прецизионной точностью убирала охранников. Она была призраком, появлявшимся среди вспышек, чтобы тотчас исчезнуть в темноте, балериной смерти, и выкрики и стоны умирающих были ее сопровождением.

Но вот ее магазин пуст. Осталось трое врагов. Бен Белькасем наугад бил в их направлении из парализатора, отчаянно пытаясь ее прикрыть, но зеленый луч уже хлестнул капитана Де Фриз.

Инспектор в отчаянии зарычал, Алисия тоже издала какой-то звук, но почему-то не предсмертный… и почему-то не упала. Он в изумлении опустил парализатор. Она убита. Она должна быть мертва в этот раз. Но «убитая» ввинтилась в человека, стрелявшего в нее, как раз когда еще два луча впились в нее. Ее жертва свалилась с неестественно выкрученной головой, а два оставшихся охранника вскрикнули в ужасе, когда она метнулась к ним. Один судорожно палил в нее, другой предпочел спасаться бегством, но прожил немногим дольше коллега: она настигла его, когда он только приоткрыл дверь, плеснувшую внутрь немного света.

Тут она повернулась к Бен Белькасему, и он поспешно выпустил из руки оружие, подняв здоровую руку:

– Спокойно, спокойно. Свои!

Она на секунду замерла. Одежда на ней дымилась. Ледяные глаза смотрели на инспектора с нечеловеческим спокойствием.

– Бен Белькасем. Я Фархад Бен Белькасем, – отчаянно повторял он, понимая, что она его узнала. – Я…

– Позже. – Ее голос был таким же нечеловечески спокойным, как и выражение лица. – Прикройте дверь.

Он подобрал оружие и бросился к двери, даже не подумав спорить. Только сейчас он понял, каким коротким и жестоким был бой. Инспектор неуклюже, работая здоровой рукой, загнал новый рожок в пистолет-пулемет, и только после этого в коридоре появились первые из вооруженных слуг Квинтаны. Он уложил трех, остальные отступили, и можно было на мгновение обернуться.

Де Фриз стояла на коленях около Алексова, не обращая внимания на вытекавшую из его груди и скапливающуюся у ее ног кровь. Она сжимала ладонями его виски, склонясь над ним, как будто собираясь поцеловать в губы, на которых пенилась и пузырилась кровь. Инспектор содрогнулся и посмотрел обратно в коридор. Он не знал, что она делает. Больше того, он и знать этого не хотел. Что противоречило его служебным обязанностям.

В поле зрения снова появились вооруженные люди. Эти успели нацепить пассивные доспехи, против которых пистолет-пулемет был бесполезен, разве что в упор. Он схватился за парализатор, сильно надеясь, что заряда хватит. Потеряв пятерых, нападающие отступили для перегруппировки.

Позади послышался грохот, и он с чувством выругался. Де Фриз палила в кого-то за окнами. Они обречены, скольких бы ни положили, их достанут. Но он видел, как двигается Де Фриз. А вдруг хоть один из них сможет выбраться…

– Я вас прикрою! – крикнул он, направляясь к окну.

– Следите за коридором, – так же спокойно сказала она, не поворачивая головы. – Эти ублюдки сейчас получат подарочек.

Для вопросов времени не было, по коридору надвигалась новая волна, парализатор в его руке зажужжал, предупреждая об истощении батареи. Лучше бы ее «подарочек» поторопился…

Что-то взвыло в темноте снаружи. Что-то громадное и черное, несомое турбинами, с кромками крыльев и носом, раскаленными от вхождения в атмосферу. Замок «Вызывающий» затрясся от канонады пушек и ракет, колотящих по внешним крыльям здания. Посыпалась штукатурка, Бен Белькасем закашлялся от пыли и дыма.

Железная рука дернула инспектора за ворот и потянула к окну. Они понеслись к штурмовому «шаттлу», рампа которого была сейчас самой желанной целью Бен Белькасема. Под аккомпанемент ударов пуль о корпус корабля и рева его пушек, прикрывавших их отход, они ворвались в помещение для десанта и дальше в кабину.

Обессиленный инспектор сполз по перегородке, вдруг осознав острую боль в руке и слабость от кровопотери, а «шаттл» рванулся в ночное небо.

Де Фриз перешагнула через Бен Белькасема и опустилась в пилотское кресло, а тот устроился поудобнее у своей перегородки и временно забыл о ране, осознав, что «шаттл» устроил побоище в усадьбе Квинтаны на дистанционном управлении. Инспектор искал объяснение, но не находил его, как не находил объяснения и тому, что она еще жива. Обожженная одежда и сейчас на ней. А где ее команда? И что она делала с Алексовым там, внизу?

– Что… – начал он, но закашлялся, удивленный скрежету собственного голоса. Тут она удостоила его взглядом.

– Держитесь! – сказала она тем же тихим голосом, очень убедительно, и он схватился за поручень. «Шаттл» резко вильнул, что-то прошипело мимо. Она даже не потрудилась надеть гарнитуру управления, заметил инспектор.

И тут она начала разговаривать сама с собой.

– Конечно. Выруби их, – сказала она в воздух.

Инспектор пробирался вперед, и как раз в этот момент струя света пронеслась в обратном направлении. Он посмотрел в иллюминатор и сжался, когда внизу вспухла волна раскаленного пламени. Это повторилось еще раз… и еще. Де Фриз одарила его волчьей улыбкой и включила связь. Только теперь он понял, что связь была до сих пор отключена.

– …снова! Если вы не прекратите огонь по нашему «шаттлу», мы уничтожим ваш космопорт. Говорит помощник капитана Джеф Окахара, космический корабль «Звездный Курьер». Это последнее предупреждение.

– Так держать, Мегера, – пробормотала его соседка, и инспектор закрыл глаза. Вселенная была такой упорядоченной, подумал он почти спокойно.

– «Звездный Курьер», вам предлагается немедленно вернуть свой «шаттл» и находящихся в нем в порт. Они должны ответить за беспричинное нападение на имение капитан-лейтенанта Квинтаны, – прорычал другой голос.

– Держи карман! – прохрипел Окахара. – Ваш гребаный капитан-лейтенант получил то, что ему давно причиталось.

– Что?! Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что вам пора оповестить его наследников. И то же самое относится ко всем, кто захочет крови нашего капитана.

– Слушай, ты!..

Рассвирепевший голос отрубился, послышались слова команд, упоминание «сверхскоростного оружия» и «боевого экрана». Он снова посмотрел на Алисию.

– Миленький у вас грузовичок, капитан Мэйнворинг, ничего не скажешь, – пробормотал он.

– Вы так думаете? – Ему показалось, что голос Де Фриз звучит чуть-чуть искусственно.

Турбины смолкли, и включились основные тяговые двигатели, так как «шаттл» вышел из атмосферы планеты.

– Пристегнитесь. У нас нет времени на сброс скорости, Мегера поймает нас на ходу.

– Мегера… Кто это – Мегера?

– Моя подруга, – ответила она со странной улыбкой.

* * *

Коммандер Барр не верил своим глазам. Только что все было тихо. И вдруг из безоружного транспорта с бешеной скоростью стартовал штурмовой «шаттл» в сторону планеты. Уничтожив замок «Вызывающий» (а там капитан Алексов), «шаттл» рванул обратно; когда же планетные службы попытались его сбить, этот самый невооруженный купец сверхскоростным оружием сдул с лица планеты позиции обороны космопорта.

Барр представлял, что происходит, не более, чем кто-либо другой, но его привод работал на полной номинальной мощности, потому что он знал, что его «Гарпия» не собирается заниматься этим «грузовиком». Не понять, чего от него ожидать в следующий момент, так что лучше находиться от него хотя бы в нескольких световых секундах.

Он наблюдал обстановку на дисплее, пытаясь предположить, кто же на борту «шаттла». Его можно было сбить на подлете к транспорту – тот поднимал боевой экран, Господи помилуй! что же это… – может быть, и стоило сбить… Разве что в нем мог быть капитан Алексов… гм… «купцу» эта идея тоже вряд ли понравится…

Сомнения, к счастью, скоро исчезли, так как «шаттл» с захватывающей дух внезапностью исчез за экраном «грузовика». Барр вздрогнул. Этот маневр хорошо удался ему самому на учениях. Симпатии он почувствовать не успел – «купец» уже разворачивался по его душу.

* * *

Когда сознание вернулось к инспектору, он висел на спине Алисии Де Фриз, как спасенный на пожарном. Не в состоянии возражать против этой малопочтенной позиции, частью сознания он попросил прощения у сэра Артура Кейта за недоверие к описанию коммандос Кадров.

Она мягко опустила его на пол лифта и присела рядом, поправляя бандаж на руке.

– Очень миленькая рана, – сказала она ему. – Чистая, кость не задета. Мы вас быстро вылечим. Но сначала займемся другим.

– Чем? – спросил инспектор.

– Восемью вивернскими крейсерами и одной жестянкой Флота, которую надо уничтожить.

– То есть как?

– Это судно Алексова. Эсминец Его Величества «Гарпия». Ее передатчик настроен на код Медузы, но…

Дверь лифта открылась. Де Фриз как ветром сдуло из лифта, инспектор смог подняться и проследовать за ней с несколько меньшим изяществом. Похоже было на мостик… или?..

– А где народ?..

– Народ весь здесь. Мегера, дай ему обстановку. Инспектор почти не удивился, когда перед ним повисла в воздухе голографическая картина обстановки. Синие точки с красной окантовкой представляли вражеские суда. Восемь, быстро отставая, двигались со стороны Виверна, девятая мерцала точно по курсу.

* * *

Коммандер Барр ощущал горечь во рту. «Гарпия» выкладывалась полностью, но проклятый «купец» настигал. С непостижимой легкостью убегая от крейсеров вивернского флота, он отметал в сторону все потуги их – и наземных – систем оружия, даже не удостаивая ответом.

Очевидно, у него была другая цель.

– Внимание! Как только они развернутся, мне…

* * *

– А теперь… – пробормотала Алисия…

* * *

Коммандер Барр и команда эсминца Его Величества «Гарпия» даже не успели толком понять, что их преследователь уже развернулся.

 

Глава 27

Маленький камбуз наполняли соблазнительные запахи. Фархад Бен Белькасем сидел за столом, забыв свою обычную чопорность, даже слегка развалясь на стуле. Ведь он заслужил отдых. Тем более что уже не чаял когда-либо им насладиться.

Он чувствовал себя немного похожим на Алису в Стране Чудес, наблюдая, как капитан Де Фриз с концентрированностью нейрохирурга перемешивает насыщенный томатом соус. Ее крашеные волосы заплетены в толстую косу, и выглядит она невероятно молодо. С трудом веришь собственным воспоминаниям о ледяных глазах и вспышках выстрелов, когда она мешает соус и тянется за базиликом.

С кастрюли неподалеку снялась и повисла на невидимом гравитационном луче крышка. Макароны из шкафчика продрейфовали к кастрюле и аккуратно распределились в кипящей воде.

– Ну и что ты делаешь? Я же сказала, что сама засыплю, когда буду готова, – сказала Алисия, но инспектор никак не отреагировал. Он быстро привык к ее односторонним диалогам с искусственным интеллектом.

Бен Белькасем вплотную занялся «альфа-синтами», когда Алисия украла корабль. Слишком много информации было закрыто даже для него, но он узнал достаточно, чтобы понять, что ее вживленные системы не для работы с «альфа-синтом». Без этого искусственный интеллект должен общаться с ней голосом или… или телепатией!

Но он ничему не удивлялся, когда дело касалось Де Фриз. В конце концов, она пережила множественные попадания парализаторов, получив лишь мелкие ожоги, убила одиннадцать человек, спасла его собственную высокотренированную персону, нейтрализовала несколько наземных позиций противокосмического оружия, прошла невредимой сквозь достаточно сложную систему орбитальных оборонительных сооружений Виверна и «на бис» уничтожила эсминец Его Величества. Как ему казалось, она безнаказанно может делать, что ей заблагорассудится.

Она что-то еще пробормотала под нос, на этот раз так тихо, что он не расслышал. Он спокойно сидел, в то время как тарелки и столовое серебро вспархивали на стол, как фантастические птицы. Да, подумал он, очень похоже на Алису, хотя он подходил скорее на роль Мартовского Зайца. Или, если Алисия эту роль оставила для себя, он был вынужден занять место Сумасшедшего Шляпника.

Он улыбнулся этой мысли и получил еще одну улыбку от Алисии, которая поставила на стол соус и извлекла бутылку вина. Инспектор поднял бровь, увидев марку виноделен «Вызывающего». Она вздохнула, наполняя стаканы.

– Он был непревзойденным виноделом. Очень жаль, что он на этом не остановился.

– Э-э… На этот раз вы говорите со мной, капитан?

– Вы спокойно можете называть меня Алисией, – ответила она, усаживаясь напротив, в то время как кастрюля с готовыми макаронами поплыла к раковине, слила воду и вернулась на стол. – Ужин готов, – провозгласила она. – Прошу вас, инспектор.

– Ну, если вы Алисия, то я – Фархад, идет?

Она согласно кивнула и навалила себе гигантскую порцию, потянувшись после этого за соусом. Бен Белькасем с ужасом смотрел на ее тарелку.

– Вы уверены, что ваш желудок с этим справится? – спросил он, вспоминая, как ее менее двух часов назад мучила рвота.

– У меня внутри нет ничего, что помешало бы всему этому пройти насквозь, – ответила она, щедро зачерпывая соус и улыбаясь.

– Понимаю, – соврал он, одной рукой накладывая себе пищу. Он поднес к губам стакан вина. – Я должен вас поблагодарить. Так эффективно, как это сделали вы, мою жизнь, кажется, еще никто не спасал.

– Без вас я тоже была бы покойницей, – пожала она плечами. – Когда вы сели мне на хвост?

– Только на Дьюенте. Я с трудом поверил глазам, когда впервые увидел вас. Вы знаете о награде за вашу голову? – Она кивнула, а он усмехнулся. – Мне кажется, что ее никто не сможет получить. Как вам удалось так быстро продвинуться так глубоко? Отделу «О» понадобилось семь месяцев, чтобы выйти на Джакоби, а Фюшьен… мы о нем еще и не слышали.

Она странно посмотрела на него, потом пожала плечами:

– Тисифона помогла. И, конечно, Мегера.

– Мегера – ваш искусственный интеллект?

– Как еще могла я ее назвать? – улыбнулась она.

– Насколько я ознакомился с «альфа-синтами», обычно искусственный интеллект имеет то же имя, что и его двуногий партнер.

– Это привело бы к изрядной путанице, – ответил другой голос, и Бен Белькасем чуть не подпрыгнул. Он повернул голову, и голос весело хихикнул, когда инспектор поймал взглядом громкоговоритель внутренней связи. – Раз вы говорите обо мне, я решила, что тоже могу выступить, инспектор. Или я тоже могу называть вас Фархадом?

Он строго велел себе успокоиться. Он знал, что искусственный интеллект присутствует на корабле, но это не уменьшало его удивления. Он работал с искусственными интеллектами и ранее, и они все были достаточно отчужденными, не заинтересованными ни в ком, кроме своего партнера. В них не было человеческой перспективы. Когда они говорили, в речи не было человеческих эмоций, чувства юмора.

Но это был искусственный интеллект «альфа-синта», напомнил он себе. И голос был, не без причины, похож на голос Алисии.

– Конечно, зовите меня Фархад, э-э… Мегера.

– Прекрасно. Но если назовете меня Мэгги, я перекрою вам кислород, как только вы сядете за стол.

– У меня и мысли такой не возникнет.

– Алли назвала… однажды.

– Наглая ложь! – с набитым ртом возразила Алисия. – Она у нас иногда скромная со страшной силой.

– Все понял. – Инспектор начал наматывать макароны на вилку. – Вы говорили, что Мегера и… Тисифона помогали вам.

– Да. – Алисия махнула на перегородки. – Вы видели, как Мегера – кстати, это настоящее имя «Звездного Курьера» – сняла нас с Виверна.

– Надо признать, очень эффективно.

– Благодарю вас, добрый сэр, – отреагировал громкоговоритель. – Он тонко чувствующий человек, Алисия.

– А твоя скромность ошеломляет нас всех, – суховато заметила Алисия.

– Конечно… ты ведь знаешь, скромность у меня твоя.

Бен Белькасем чуть не подавился макаронами. Определенно не типичный искусственный интеллект. Но его юмор завял, когда Алисия ответила Мегере:

– Я помню. А ты запомни, что я была бы трупом, если бы не Тисифона. – Она посмотрела на инспектора. – Она смогла реанимировать мое жизнеобеспечение, после того как этот ублюдок меня отключил.

– Правда?

– Можете не сомневаться. – Он покраснел, чего с ним уже несколько лет не бывало, и она фыркнула. – И еще как! Кто активировал меня после того, как дядя Артур и Таннис выключили? У меня же нет во лбу выключателя.

Он набросился на макароны, чтобы можно было не отвечать. Ее глаза сверкали.

– Конечно, это не все. Она читает мысли. – Алисия с видом заговорщика наклонилась к нему. – Так я и узнаю, кто моя следующая цель. Она может создать вполне достоверно выглядящую иллюзию. Она может влиять на течение мыслей, может внушить идею. – Он вытаращил глаза, а Алисия продолжала: – А как они с Мегерой потрошат базы данных! И фабрикуют новые данные. Документация из Мелвилла, например…

Она выжидающе замолчала, и он проглотил свои макароны. Логика говорила, что это правда, но здравый смысл утверждал, что это невозможно. Инспектор завис между ними.

– Да, – сказал он наконец нерешительно. – Но…

– Да бросьте, Фархад! – Она смотрела на него, как на туповатого студента, завалившего зачет. – Вы только что говорили с Мегерой, так? – Он кивнул. – Если для вас нет проблемы в восприятии некой персоны, живущей в этом компьютере, – она ткнула пальцем в направлении мостика «Мегеры», – почему то же самое нельзя допустить и относительно персоны, живущей в этом компьютере? – Она ткнула тем же пальцем себе в висок.

– Пусть так. – Он поправил раненую руку в петле. – Не хотелось бы считать вас компьютером. Но вы должны признать, что трудно допустить существование внутри вас персонажа из древней мифологии.

– Ничего я не должна признавать, и мне надоело это постоянное требование уступок. Черт побери, все сразу же считают, что я свихнулась! Ни один из вас, даже Таннис, не хочет хотя бы рассмотреть возможность существования Тисифоны.

– Это не совсем так, – сказал он, и теперь она замолчала, слушая. Она даже сделала нетерпеливый жест, призывая его продолжать. – Например, сэр Артур никогда не сомневался, что она в каком-то смысле реальна, что кто-то или что-то присутствует в вашем мозгу. – Он поднял руку, увидев, что глаза Алисии вспыхнули. – Я понимаю, это не то, что вы имеете в виду, но он предполагал, что кто-то активировал ваши телепатические потенции и внедрил в вас образ Тисифоны. Я предполагаю, что он продвинулся еще дальше. Он сделал это ради вас. Он очень беспокоится о вас.

Зеленый огонь приутих, она пожала плечами.

– Что касается меня, я не претендую на знание, что там внутри вашего разума. Вы помните нашу беседу перед Суассоном? Я могу предположить, что другое существо, а не иллюзия живет с вами. Вот только… образ греческой полубогини, фурии… – Он робко улыбнулся. – Боюсь, это бросает вызов моим убеждениям.

– Ваши убеждения! Как вы думаете, что было с моими убеждениями?

– Боюсь даже предположить. Но и те, кто принимает идею о том, что в вас что-то присутствует, могут по праву задаваться вопросом, благоприятно ли такое присутствие.

– Это зависит от того, что вы подразумеваете под этим словом, – медленно ответила Алисия. – Она не из тех, кого можно назвать всепрощающими. Мы заключили… сделку.

– Уничтожить пиратов, – тихо сказал Бен Белькасем и кивнул. – Какой ценой, Алисия?

– Любой ценой. – Ее глаза смотрели сквозь него, и голос стал бесцветным. Такая невыразительность голоса была красноречивее, чем любой ораторский прием. Она вздрогнула, и глаза снова сфокусировались. – Любой ценой, – повторила она. – Но не называйте их пиратами. Это вовсе не то, что они собой представляют.

– Кто же они тогда?

– Большинство из них – персонал Имперского Флота.

– Как? – выпалил Бен Белькасем в недоумении, и ее рот подернула кривая усмешка.

– Опять считаете, что я сошла с ума, Фархад? – горько спросила она. – Ничего подобного. Я не знаю, кто убил Алексова, может быть, и я, хоть я и старалась сохранить его в живых. Он был уже почти готов, когда мы до него добрались. Но мы из него все-таки много чего добыли. Грегор Борисович Алексов, капитан Имперского Флота, выпуск тридцать второго года, последний пост – начальник штаба у коммодора Хоуэлла. – Ее рот снова скривился. – Он и сейчас занимает – занимал – этот пост, потому что коммодор Хоуэлл – оперативный командующий ваших «пиратов». Непосредственное начальство – вице-адмирал сэр Амос Бринкман.

Он ел ее глазами, мозг отказывался работать. Он знал, что кто-то есть внутри, кто-то высокопоставленный, но это… Он почему-то не сомневался в ее словах, и его вера смягчила горечь в ее словах.

– Мы не успели выкачать все, но узнали много. Бринкман в дерьме по горло, но он скорее их непосредственный командир, а не босс. Алексов знал, кто – или какая группа – стоит во главе, но он умер, прежде чем мы это узнали. Мы не знаем их конечной цели, но их ближайшая цель – стянуть в сектор как можно больше имперских сил для преследования пиратов.

– Минуточку, – пробормотал Бен Белькасем, вцепившись здоровой рукой в волосы. – Я признаю, что вы – или Тисифона – можете читать мысли, но зачем им это делать? Это же самоубийство!

– Нет. – Разочарование сквозило в голосе Алисии. Она отложила вилку, вытянула руку поверх скатерти и разглядывала ладонь, как будто хотела прочитать там ответ. – Это не их конечная цель, лишь шаг в направлении того, чего они хотят добиться. Алексов был в восторге от того, как успешно все складывается.

Ее рука сжалась в кулак, глаза сверкали.

– Но чего бы они ни хотели, мы с Тисифоной наконец ударим по мерзавцам. Мы знаем, что у них есть, знаем, где их найти, и мы их выпотрошим.

– Подождите! Спокойно… – воскликнул Бен Белькасем. – Что вы имеете в виду – «что у них есть»?

– Их флот состоит из девяти транспортов Флота, семнадцати эсминцев Флота, не считая одного, который мы уничтожили, шести легких крейсеров Флота, девяти тяжелых крейсеров Флота, пяти линейных крейсеров Флота и одного дредноута класса «Капелла», – спокойно перечислила Алисия.

Бен Белькасем открыл рот. Это было вдвое с лишним больше его самой пессимистической оценки. И как они наложили лапы на один из самых современных дредноутов Флота?

Алисия улыбнулась – как будто она могла читать его мысли, подумал он и вздрогнул от предположения, что так оно и было.

– Вице-адмирал Бринкман, – объяснила она, – лишь один из старших офицеров, участвующих в деле. Согласно учетным записям, корабли списаны и отправлены на утилизацию. Но это лишь прикрытие. На самом деле они просто исчезают со всеми системами и базами данных. Дредноут же – это «Процион» – числится в резервном флоте Сигма Дракона. Но если это проверить…

– Бог мой! – ахнул Бен Белькасем – И вы знаете, где они?

– В данный момент они или уже прибыли, или направляются к АК-12359/У, это М4 как раз за Франконским сектором. Алексов собирался встретиться там с ними после окончания своей командировки на Виверн. Если верить Алексову, вице-адмирал, – в ее устах это звание звучало как ругательство, – Бринкман в течение следующих трех недель пошлет им туда новые указания. Только они не смогут их выполнить.

Инспектор почувствовал на спине наждак акульей шкуры от зловещей улыбки Алисии.

– Алисия, вы не можете напасть на такие силы, даже с «альфа-синтом». Вы погибнете!

– Но сначала я уничтожу «Процион», – сказала она.

Эриния или не эриния, но сейчас он ясно видел безумие в ее глазах. Она не шутила. Она собиралась в самоубийственной атаке захватить с собой на тот свет как можно больше подонков. Ее надо переубедить. Мозг инспектора лихорадочно работал.

– Это… не лучший план, – сказал он, но Алисия скривила губы:

– Да? Это больше, чем могло добиться правительство целого сектора. А что я должна, по-вашему, делать? Обратиться к вице-адмиралу Бринкману? Зная, что он бандит, попытать счастья у адмирала Гомес? Маленькая проблема в том, что у меня никаких доказательств, не правда ли? Что, как вы думаете, они сделают, если сумасшедшая десантница заявит им, что «голоса» поведали ей, что заместитель командующего Франконским флотским округом – предводитель пиратов? Голоса, получившие информацию от того, кто очень кстати умер? Если они к тому же забыли приказ о стрельбе без предупреждения. Эти подонки убили всех, кого я любила. И губернатор Тредвелл, весь Имперский Флот и даже дядя Артур могут катиться к черту, я не упущу их теперь!

Ее глаза жгли инспектора. Еще несколько минут назад в них искрился юмор. Сейчас он уступил место жгучей ненависти. Совсем не эту женщину он видел на Суассоне. И совсем другую женщину он встретил на Дьюенте и Виверне. Казалось, узнав, кто ее враги, она внутренне переродилась.

– Согласен, мы не можем информировать Суассон. Если замешан Бринкман, мы не знаем, насколько распространилась эта гниль вверх или вниз. – Он так был захвачен своими мыслями, что незаметно для себя считал вину Бринкмана доказанной. – Но если вы ворветесь туда, как полоумная, то единственный человек, который знает правду, погибнет. Вы нанесете им вред, но насколько серьезный? А если они просто перегруппируются?

– Тогда это станет вашей проблемой. Я высажу вас на Мирабайле. Вы можете продолжить, не объясняя, откуда у вас наводка.

Она была права, но, если он с этим согласится, она последует своему самоубийственному плану.

– Слушайте, предположим, вы уберете «Процион». Я в этом не уверен, но предположим. Вы устранили Хоуэлла и его штаб. И вы уничтожили единственное подтверждение того, что сейчас мне рассказали. Я достану Бринкмана и его прихвостней, но как я узнаю, кто стоит за ними? – Он увидел, что пламя в ее глазах колеблется, и усилил напор. – Наверняка есть кто-то выше Бринкмана, может быть при дворе на Старой Земле. Если мы начнем раскручивать их здесь, на окраине, можете быть уверены, что с Бринкманом вдруг произойдет прискорбный несчастный случай еще до того, как мы его арестуем. Это разорвет цепь. Если вы проявите самодеятельность, вы с гарантией упустите настоящих зачинщиков.

<Он прав, малышка, пробормотала Тисифона. Я поклялась, что мы достанем ответственных за убийства на твоей планете. Если мы займемся теми, чьи руки совершали убийства, ты умрешь и оставишь меня клятвопреступницей.>

– Ну и что же, что он прав! Мы вышли на них, и я не отступлюсь!

Бен Белькасем резко выпрямился на стуле, широко раскрыв глаза. Он понял, с кем она спорила, и заставил себя сидеть тихо.

<Но ведь он прав, малышка. Ты уничтожишь мелкую сошку, не тронув тех, кто выпустил это зло в мир. И они снова сплетут свою сеть и будут убивать другие семьи, как убили твою.>

Алисия закрыла глаза, до крови кусая губы, и голос фурии звучал в ее мозгу почти нежно:

<Ты сейчас больше похожа на меня, малышка, чем я сама. Но я тоже училась у тебя. Мы должны ударить по голове чудовища, чтобы отомстить. Если мы этого не сделаем, оно не погибнет.>

– Но…

<Она права, Алли, вмешалась Мегера. Пожалуйста. Ты знаешь, я тебя всегда поддерживаю, что бы ты ни решила, но прислушайся к ней. Прислушайся к тому, что говорит Фархад.>

Слезы жгли уголки ее глаз, слезы муки и ненависти, которую не могла полностью унять даже Тисифона, слезы разочарования и жажды. Она хотела напасть, ей надо было напасть, и у нее была цель, наконец.

<Так что же?> спросила она с горечью.

<Дай мне твой голос, малышка,> неожиданно сказала Тисифона. Глаза Алисии удивленно раскрылись, и она услышала свой голос.

– Алисия хочет ударить сейчас, Фархад Бен Белькасем. – Инспектор застыл, на лбу выступил пот при странных интонациях в голосе Алисии. – Она справедливо полагает, что, раз мы знаем, где наши враги, мы должны напасть на них. Вы советуете поступить иначе. Почему?

Бен Белькасем облизнул губы. Он говорил Алисии правду: он не мог полностью поверить, что она одержима существом из древней мифологии. Но он понимал, что с ним говорит не Алисия. Что бы ни вошло в ее жизнь, он сейчас лицом к лицу с этим существом и не может притвориться, что его нет. И это существо все яснее представало перед его внутренним взором.

– Потому что этого недостаточно… Тисифона, – заставил он себя произнести это имя. – Нам нужно подтверждение от свидетелей, которых никто бы не смог отмести под предлогом их сумасшествия. Это хотя бы косвенно докажет то, что Алисия… что вы обе мне сообщили. Мы должны повредить им больше, чем вы в состоянии это сделать сейчас, разрушить больше их судов и рассеять наземные силы настолько, чтобы им понадобились месяцы на реорганизацию, пока мы сможем приступить к работе с другого конца.

– Хорошо, Фархад Бен Белькасем, – продолжал бесстрастный, бесконечно холодный призрак голоса Алисии. – Но у нас только наша добрая Мегера. Вы сами сказали, что помощи от Франконского сектора мы получить не можем, а никто другой не успеет сюда до того, как наши враги покинут известное нам место пребывания.

– Я знаю. – Он перевел дыхание и заглянул в глаза Алисии, в которых он видел ее собственную волю, ее разум за словами другого существа. – Но что если я скажу, где можно найти военную силу, которая не уступает пиратам и которая не имеет ничего общего с Имперским Флотом? И которая находится здесь, неподалеку, уже в секторе?

– Такая сила существует? – спросил ледяной голос, а глаза Алисии расширились, когда он кивнул.

– Существует. Вы собирались высадить меня на Мирабайле. Почему бы вместо этого не заглянуть на Рингболт?

 

Глава 28

Линейный корабль «Бесстрашный» висел на синхронной орбите над изуродованным Рафаэлем. Симон Монкото расхаживал по его мостику. В глазах его более не было пламенной ненависти, они были тверды, наполнены решимостью, достаточно холодной, чтобы заморозить звезду.

Он знал, что его люди начинают беспокоиться, ожидая, когда он найдет способ перейти в наступление, но никто не жаловался. Все они были профессиональными воинами, понимающими, что воины часто погибают. Они также знали, что дело не только в Арлене. Речь шла о множестве гражданских лиц, погибших с Арленом. Об уничтожении города и о радиоактивной грязи, выплеснутой боеголовкой в атмосферу Рингболта. Наемники в первую очередь думали о себе, но они понимали, что такое справедливость и что такое месть. Поэтому другие отряды откликнулись с такой солидарностью.

Монкото остановился у индикатора обстановки, следя за изменениями. Тренированному взгляду Монкото картина космоса открывалась во всех деталях. Система Рингболта кишела кораблями. Большинство составляли сравнительно малые суда, крейсеры и меньше, но были и мощные единицы. Соколы Фалькони, Волки Вестфельдта, капитан Тарабано с ее Убийцами… Он не мог бы набрать более мощную группу, но все они, как и его собственные Маньяки, ожидали от великого Симона Монкото какого-нибудь действия. Они были его должниками, они жаждали добраться до негодяев, но они не могли слишком долго оставаться в бездействии, теряя деньги. Если правительство Эль-Греко не согласится их оплачивать, они скоро начнут отбывать…

Тихий сигнал привлек его внимание к гравитационному экрану. Он подошел ближе и замер, озадаченный несообразностью отметки появившегося объекта. Объект двигался быстрее эсминца, но масса привода была больше, чем у линкора. Зазвучали сигналы других сенсоров, включились дополнительные приборы, боевые панели замерцали зелеными и янтарными глазками, которые менялись на красные. Симон Монкото улыбнулся.

Это был привод Имперского Флота, но корабли, уничтожившие Рафаэль, тоже были построены в Империи.

* * *

– Зачем зря будоражить людей? Разве нельзя появиться перед ними без лишнего ажиотажа? – донесся вежливый голос Бен Белькасема из кресла, установленного специально для него на мостике «Мегеры». – Они встанут на уши из-за вашего аллюра.

– У нас нет времени на осмотрительность, – рассеянно ответила Алисия. На этот раз на ней была головная гарнитура. Системы оружия отзывались сигналами готовности. Она не собиралась использовать вооружение, но была всегда готова к этому. – Хоуэлл останется в точке рандеву еще три недели, а до него отсюда две недели по прямой… если бы мы могли этой прямой воспользоваться. Мы должны появиться с вектора на базе Виверна, или же они поймут, что это не Алексов, в тот самый момент, как нас обнаружат. Это нам дает всего два дня форы, и я не хочу их растратить впустую.

– Но…

– Ваш друг Монкото может согласиться нам помочь, а может и не согласиться, – бесстрастно продолжала она – В любом случае я появлюсь у AН-двенадцать в течение следующих девятнадцати дней. – Она бросила на него взгляд, в котором мелькнула странная неутоленная жажда, страстное, хищное желание чего-то. – Тисифона, Мегера и я ни за что не пропустим этот шанс. Ни за что.

Он закрыл рот. Бен Белькасем был не из пугливых, но Алисия часто пугала, просто ужасала его. Она ему ничем не угрожала, но ему было не по себе от одержимости, обжигавшей, как переохлажденный лед. Когда ее называли сумасшедшей, он возражал, он не соглашался совершенно искренне. Сейчас инспектор утратил свою былую уверенность. Ее ничто не остановит, не сможет остановить, и он пытался понять, что в этом состоянии было от Тисифоны, если Тисифона вообще существовала, а что было ее собственным.

* * *

«Бесстрашный» договорился с другими флагманами наемников о встрече в добром полумиллионе километров от Рингболта, потому что было ясно: приближающееся судно быстрее и маневреннее, чем любой из них. Пока что оно не проявляло никаких признаков враждебности, но Монкото рассеял свои суда, расположив их достаточно редко, чтобы иметь возможность перехвата, при попытке чужака проскочить мимо них к планете, и достаточно густо, чтобы можно было сосредоточить огонь. Сигналы готовности бодряще звучали в его головной гарнитуре киберсвязи.

Он следил за приближающимся судном с оттенком восхищения. Кто бы это ни был, замедляется он внушительно. Он уже залез внутрь предела Пауэлла планеты, но сбрасывал скорость более чем на тринадцать сотен «же». Если он выдержит такой темп и далее, то остановится (относительно «Бесстрашного») на расстоянии всего пяти тысяч километров. Если намерения его враждебны, то это дистанция атаки камикадзе. Легкий крейсер «Змея» наконец подошел на расстояние визуального контакта, и Монкото поскреб затылок, когда командир крейсера продублировал ему свой дисплей. Транспорт? Не может быть!

Но судно перед ним было и оставалось грузовиком, слегка потрепанным, совершенно непримечательным… с приводом мощнее, чем у линкора.

* * *

– Мы подошли на дальность связи, Фархад. Поприветствуем их? – поинтересовалась Мегера через динамик внутреннего оповещения. Сзади послышался смешок Алисии.

Инспектор понравился Мегере, и он удивлялся тому, как она нравится ему и как он наслаждается ее едким и порой вульгарным юмором. Она даже сконструировала себе голову, впалые щеки и рыжая грива которой производили неизгладимое впечатление. Ее флирт с инспектором в госпитальном отсеке, когда роботы трудились над его рукой, стал привычным развлечением для всего населения «альфа-синта». Мнение инспектора об искусственном интеллекте изменилось существенно и навсегда.

– Вы идентифицировали «Бесстрашный»?

– Ну да. Такой же большой и безобразный, как вы его описали. Я его уделаю на половине привода.

– Мегера, ты бы не могла вести себя поприличнее? – чопорно вступила Алисия, и Мегера фыркнула.

– Ничего, Мегера, – улыбнулся Бен Белькасем. – Пожалуйста, свяжитесь с ними.

– Натурально, – отозвалась Мегера, и инспектор оправил форму для придания своему облику большей официальности. Багаж его остался где-то на Виверне, но Алисия с Мегерой облачили его в темно-синий мундир «Звездного Курьера», и своим новым нарядом он был вполне удовлетворен.

* * *

– Адмирал, судно идентифицирует себя как частный грузовой транспорт «Звездный Курьер». Они запрашивают лично вас, – доложил офицер связи.

Монкото поскреб нос. Странности продолжаются, подумал он, впервые со дня Рингболтского рейда улыбнувшись. «Частный транспорт» – явная липа! Что он представлял собою на самом деле…

– Подключите его ко мне, – приказал он и с интересом посмотрел на привлекательную молодую женщину в темно-синем с серебром костюме. Он с удовольствием любовался ее высокой прической из волос тициановского оттенка и ожидал, пока дойдет сигнал. Вот ее глаза отреагировали на дошедший от «Бесстрашного» сигнал, и она заговорила.

– Адмирал Монкото? – спросила она музыкальным контральто, и он кивнул. Прошло некоторое время, пока его кивок промчался сквозь разделяющее их корабли пространство, и она продолжила: – У меня на борту человек, который хочет с вами поговорить.

Ее изображение исчезло, вместо нее на экране появился маленький человечек с большим крючковатым носом, в форме того же темно-синего цвета и с рукою на перевязи.

– Здравствуй, Симон, – сказал новый собеседник и, не ожидая ответа, продолжил: – Извини, что ввалились без предупреждения, но на то есть причины.

* * *

Бен Белькасем краешком глаза наблюдал за Алисией, выходя к пассажирскому лифту на флагманском корабле Монкото. В ней происходило что-то, прожигающее дыры в той Алисии Де Фриз, которую он когда-то встретил, и положение усугублялось. После того как они покинули Виверн, между проявлениями этого нового проходили часы, сейчас промежутки между вспышками становились все меньше. Это совершенно определенно не была Тисифона, что только усугубляло положение. Как будто Алисия сама выгорала изнутри у него на глазах. Он чувствовал, что она как бы ускользала прочь. Но сейчас она была совершенно нормальной, и этого было достаточно.

– Сколько лет, сколько зим, Фархад, – послышался сочный тенор, и Симон Монкото протянул руку для приветствия.

– Да не так уж и много, – возразил инспектор, с улыбкой продлевая рукопожатие.

– А вы, конечно, капитан Теодозия Мэйнворинг, – сказал Монкото, и Алисия улыбнулась, не подтверждая его предположение. Монкото не обратил на это внимания; его глаза были прикованы к Бен Белькасему, и юмор уже угас в его глазах. – У тебя для меня что-то есть?

– Есть… точнее, у капитана Мэйнворинг.

– Да? – удивился Монкото, но сразу спохватился: – Прошу прощения, мои коллеги уже собрались и ожидают нас. Сюда, пожалуйста, капитан Мэйнворинг.

Алисия кивнула и последовала за высоким, широкоплечим наемником в лифт. Она обратила внимание на его лицо: суховатый нос, глубокая морщина спускается до переносицы, и ей не нужна была Тисифона, чтобы почувствовать его жажду мести, острую и зазубренную, взывающую к ее собственной.

Выйдя из лифта, они попали в зал, сразу ощутив на себе заинтересованные взгляды.

– Капитан Мэйнворинг, господин Бен Белькасем, мои коллеги, позвольте представить…

Он начал с коренастого и седовласого адмирала Юсуфа Вестфельдта. Коммодор Тадеоши Фалькони был ростом с Монкото, но очень худ, нервно подвижен. Капитан Эстер Тарабано – стройная темнокожая женщина с очень спокойным лицом и удивительно нежными глазами.

Коммодор Мэтью О'Кейн был копией Монкото в молодости, и неудивительно: он начинал свою карьеру у Маньяков.

Алисия знала, что наемники располагают семью десятками судов, включая два линкора, девять линейных и семь тяжелых крейсеров. Опытом они превосходили любой регулярный флот. Алисия чувствовала, что все эти люди смотрят на нее, и пыталась понять, что они о ней думают.

Монкото закончил вводную часть и занял свое место во главе длинного стола, напротив Бен Белькасема и Алисии. Громадный экран за ее спиной показывал «Мегеру» в облике «Звездного Курьера», и она едва сдержалась, чтобы не вытереть ладони о штаны при виде людей, которые воюют за деньги и знают о награде в миллион кредитов, которую Империя готова выложить за ее голову.

– Я много работал с господином Бен Белькасемом и вполне ему доверяю, – проинформировал Монкото своих коллег. – Соблюдая некоторые требования конфиденциальности, могу сказать, что он представляет крупную галактическую державу. – Присутствующие закивали и, глядя на инспектора, пытались угадать, к какой из многочисленных ветвей имперской бюрократии он принадлежит.

– Благодарю вас, адмирал Монкото, – сказал инспектор и продолжил: – Учитывая чрезвычайные обстоятельства, я считаю необходимым работать в открытую. Дамы и господа, я – старший инспектор отдела «О» Имперского министерства юстиции Фархад Бен Белькасем. – Вдоль стола прокатилась волна оживления. Такие агенты никогда не раскрывают себя, если не сидят по уши в дерьме и не погружаются туда все глубже и все быстрее. Но их внимание было ему гарантировано. – Я понимаю, что это несколько неожиданно, – спокойно продолжал он, – но, боюсь, самое неожиданное еще впереди. Я знаю, почему вы здесь, и я знаю, где найти пиратов. – Движение прошло по ряду наемников. – Точнее, моя спутница знает это. – Все глаза устремились на Алисию.

– Как вы нашли их? – спросил Монкото.

– Боюсь, я не смогу раскрыть вам мой источник, сэр, – осторожно начала Алисия, – но моя информация достоверна.

– Хотелось бы в это верить, капитан Мэйнворинг, – послышалось мягкое сопрано Эстер Тарабано, – но вы должны сами понимать, даже если инспектор Бен Белькасем за вас готов поручиться… Как простой шкипер купеческого грузовика смог преуспеть там, где провалились Империя, Эль-Греко и Ассоциация Джанг?

– Капитан Мэйнворинг серьезнее, чем она кажется, – вступился за Алисию Бен Белькасем.

– М-да? – Тарабано улыбалась вежливо, но скептически.

Алисия вздохнула. Она предполагала, что так все и произойдет.

<Убери маскировку, Мегера.>

<Ты уверена, Алли? забеспокоилась Мегера. Когда ты там совсем одна…>

<Я не одна. И у нас нет выбора. Давай.>

Ответа не было, но он и не был нужен. Общим гулом ответила противоположная сторона на исчезновение с экрана «грузовика» и появление на его месте хищных обводов имперского «альфа-синта», хоть и замаранного наплесками титана. О'Кейн даже приподнялся со стула.

– Дамы и господа, – заново начал представление своей спутницы Бен Белькасем. – Позвольте мне представить вам капитана Имперских Кадров Алисию Де Фриз. – Глаза присутствующих снова обратились к Алисии, а инспектор продолжил: – Я могу вас заверить, что… э-э, слухи о нестабильности капитана Де Фриз сильно преувеличены. Я работаю с ней уже несколько недель. – Это было правдой, хотя Алисия узнала о их «совместной работе» много позже.

Наемники снова устроились в креслах, обратив все внимание на Алисию, а инспектор, подавляя улыбку, следил за ними. У Алисии было воистину чудесное прикрытие, хотя никто и не ставил перед собой цели обеспечить его.

– Итак… – заключил Монкото сорока минутами позже, барабаня пальцами по столу и буравя взглядом голо-графическую звездную карту. АН-двенадцать горела зловещим красным в центре. На экране у локтя адмирала отображались данные Алисии о составе флота пиратов. – Итак, мы знаем, где они, проблема в том, что мы можем сделать.

Он потер переносицу, встретив взгляды коллег, и повернулся к Алисии, мрачно улыбнувшись вопросу в ее глазах:

– Ни вы, ни инспектор Бен Белькасем во флоте не служили, капитан, но для нас это хлеб насущный и, – он ткнул в звездную карту, – классическая гадкая проблема.

Почему? – этот вопрос горел в крови Алисии, но очевидный профессионализм Монкото – и его жажда мести – оставили этот вопрос неозвученным.

– Проще говоря, они – в нормальном пространстве, и они нас увидят, когда мы будем приближаться. Корабли в пространстве коридора слепы, а они нас засекут задолго до прибытия и, будучи полностью незаинтересованными в столкновении, отбудут под резко расходящимся вектором. Когда мы погасим скорость, их уже и след простыл.

Алисия смотрела на адмирала, пораженная тем, как спокойно он все это говорил, потом повернулась к Бен Белькасему. Он был так уверен в их помощи… Знал ли он об этих сложностях?

– Классическое решение – сходящийся охват, – продолжал Монкото, – когда нападающая сторона направляет свои силы со всех возможных направлений отхода, но этот способ требует подавляющего преимущества в силах, а у нас его нет. Мы можем потягаться с ними на равных, хотя дредноут класса «Капелла» и усложняет дело, но рассеиваться, чтобы их охватить…

Алисия опустила глаза на звездную карту. Ее пальцы сжались в кулаки под крышкой стола при взгляде на алую звезду.

– Мы могли бы пригласить имперские силы, – предложил О'Кейн.

– Что-то я сомневаюсь, – пробормотал Монкото. – Если бы это было так, вы бы не сидели сейчас здесь, не так ли, Фархад?

– Да, вы правы, – развел руками инспектор. – Мы имеем основания полагать, что на Суассоне на очень высоком уровне сидит их агент.

– Да, хорошенький горшок дерьма, – пробурчал Вестфельдт.

– Но что-нибудь можно сделать? – почти умоляюще спросила Алисия.

Монкото откинулся в кресле и пристально посмотрел ей в глаза:

– Да, особенно имея в своем распоряжении «альфа-синт»… – Он улыбнулся, как довольная акула. – Проблема в том, что они увидят, как мы приближаемся. Но что если мы будем в нормальном пространстве?

– У тебя в глазах что-то светится, Симон, – заметил Фалькони.

– Все очень просто. Мы вообще не будем за ними гоняться. Мы пригласим их прилететь к нам.

 

Глава 29

Женщина в зеленой форме постучала в открытую дверь, и сидевший за столом массивный седовласый мужчина поднял голову. Он приветственно буркнул и указал на кресло напротив. Затем он продолжил свои занятия, а уголки рта ожидающей нетерпеливо подрагивали. Ей не пришлось ждать слишком долго. Седовласый кивнул и буркнул еще раз, на этот раз недовольно, и выключил считывающее устройство.

– Долго добиралась, – прогромыхал он, и она пожала плечами:

– Я как раз проводила полевые учения, которые мы с вами обсуждали. Кроме того, – она указала на прибор, – вы были заняты. – Ее речь казалась непринужденной, но глаза смотрели обеспокоенно. – Это… не из-за Алли?

– Нет. О ней ничего не слышно. – В голосе сэра Артура Кейта слышалось удовлетворение, странное для человека, который по железному чувству долга приказал начать охоту за Алисией Де Фриз. Он сдержанно улыбнулся, когда услышал облегченный вздох Таннис Като. Она не могла вслух сказать: Слава Богу! – но могла это очень громко подумать. Потом его улыбка погасла. – Нет, у нас другая проблема, и я боюсь, рыба гниет с головы. Я ставлю на двухдневную готовность операцию зачистки.

Таннис выпрямилась с расширенными глазами, и Кейта без труда наблюдал за сумятицей ее мыслей и без труда следовал за ними. Она была полностью в курсе данных, поступавших от полковника МакИлени, но она знала то, чего сам МакИлени не мог знать: его сообщения сэру Артуру принимались на Старой Земле, перешифровывались и сквозь световые годы снова отправлялись по астросвязи на Александрию, находящуюся как раз около границы Франконского сектора, но в секторе Македонском. И это делалось потому, что сэр Артур направился именно туда, когда покинул Суассон.

Бригадир мягко покачивался в кресле, обдумывая каждый шаг на непрямом пути к решению о зачистке. Операция тяжелая, даже если все идет гладко. Но МакИлени и Бен Белькасем однозначно уверены, что кто-то на самом верху командной пирамиды работает с пиратами, и это заставляет подозревать каждого офицера во Франконском секторе. Без сомнения, большинство из них были верными подданными Короны и Империи, но невозможно было сказать, кто из них не был таковым. Поэтому Кейта не вернулся домой. И поэтому «по кусочкам» был набран целый батальон коммандос Кадров из самых отдаленных и незаметных уголков имперских владений и размещен в самом отдаленном из лагерей Александрии.

Графиня Миллер хотела послать Кейта для командования ими полного полковника, но он отказался. В Кадрах так мало офицеров этого ранга, что передислокация одного из них не останется незамеченной, утверждал он. Это, конечно, было правдой, но не всей.

Другой причиной было непреклонное желание майора Като защитить Алисию Де Фриз. Никто другой не должен быть ее врачом, если она вернется живой. Сэр Артур знал, что она надеется, молится о том, чтобы оказаться на месте, когда Алисию найдут. Если кто и смог бы уговорить ее сдаться, то это Таннис Като. Кейта понимал это, и он был должен ей так же, как Алисии, он не мог не предоставить ей шанс. Но графине Миллер об этом говорить явно не стоило, поэтому он оставил Таннис Като при себе, ссылаясь на то, что командир батальона – майорская должность, а майор Като как раз под рукой. Флот или морская пехота вряд ли рассматривали бы своих медиков как кандидатов на командные должности. Кадры – другое дело, и кандидатура Таннис сомнению не подвергалась.

– Вы говорили с инспектором Суаресом? – спросила Таннис, и он кивнул:

– Он согласен, что выбора у нас нет. Его люди прибудут на Базу-два сегодня вечером.

– Но у них не будет времени на боевой тренаж.

– Боюсь, нет, но они все люди опытные. И мы надеемся избежать стрельбы.

Таннис фыркнула, и Кейта с трудом удержался от того же. Девяносто из трехсот людей Суареса были сотрудниками отдела «О», остальные специально отобраны из отделов уголовного розыска министерства юстиции, большинство ранее служили в войсках. Но Кейта не вполне разделял убежденность Старой Земли, что обойдется без открытого сопротивления. Ни один император никогда не отдавал приказа подвергнуть предварительному задержанию всю военную и гражданскую командную структуру Коронного сектора. Симус Второй имел конституционное право сделать это при условии, что ни один из задержанных не останется в заключении дольше тридцати дней без предъявления обвинения. Но это действие неизбежно вызовет грандиозное замешательство. И достаточно высокопоставленный предатель сможет убедить своих подчиненных, что имеет место внешняя измена, и организовать сопротивление, чтобы прикрыть свое бегство.

– Хотела бы я, чтобы это все не состоялось, – тихо сказала Таннис.

– Я тоже, но как иначе мы справимся с ситуацией? Мы выжидали, пока не будут найдены улики, но все расследования как будто упираются в каменную стену. Даже Бен Белькасем молчит уже больше месяца. Если действовать, то надо задержать всех, иначе упустим виновных. Как бы вообще не опоздать. Я как раз читал донесение полковника МакИлени, и черт бы побрал графиню Миллер, надо было его информировать!

– Что случилось?

– Так как он не знал, что кто-то собирается действовать, он решил действовать сам. Он решил поторопить события, сблефовать и вынудить ублюдков обнаружиться. Для этого он направил узкому кругу лиц сообщение, что готов разоблачить предателя.

– Как?! – Таннис ужаснулась, и Кейта кивнул:

– Именно. Он надеялся, что они не позволят ему это сделать… и он оказался прав. – Лицо Кейта помрачнело. – Его последний доклад сопровождался примечанием, что полковник МакИлени находится в госпитале в критическом состоянии после крушения скиммера «при невыясненных обстоятельствах». Леди Росарио поместила его под усиленную охрану, капитан Оканами считает, что он вытянет, но месяцы больничной койки ему обеспечены.

– Значит, они доведены до крайности, если решаются на такое!

– Без сомнения. Но ты еще не знаешь, кому он адресовал свой доклад. – Она насторожилась, а Кейта сжал губы, прежде чем снова открыл рот. – Генерал-губернатору Тредвеллу, адмиралу Гомес, вице-адмиралу Бринкману, вице-адмиралу Хорт и их начальникам штабов, – закончил он и посмотрел, как она вздрогнула. – Значит, по меньшей мере один из этих восьми человек либо предатель, либо непредумышленный источник утечки информации. В последнем я сомневаюсь, если учесть внимание, которое уделялось переписке МакИлени. Покушение на МакИлени доказывает также его гипотезу о долгосрочных целях этих мерзавцев. Речь идет не просто о добыче. Если бы это были просто пираты, они бы исчезли, а не рисковали раскрыться из-за покушения на него. Очень сомневаюсь, что это просто паническая реакция. Если бы они были склонны к панике, мы бы их давно сцапали. Значит, или их график настолько близок к цели, что они надеются ее достичь, прежде чем мы разберемся с покушением, или, – он встретился глазами с Таннис, – каждый из получивших последний доклад МакИлени замешан в заговоре, и они думают, что никто, кроме них, не узнает об этом докладе, потому что никто, кроме них, его не видел.

– Не думаете же вы… – начала Таннис, и он покачал головой:

– Нет, я не думаю, что все они запачканы. Но если речь идет о «думать», то я бы ни об одном из них не подумал. Что я действительно думаю, так это что они недооценили пилотское искусство МакИлени и его способность посадить скиммер, когда две гравитационные обмотки внезапно поменяли полярность. Они не ожидали, что он не только останется жив, но и сохранит обломки скиммера для экспертизы. Они рассчитывали на несколько недель, даже, возможно, месяцев, прежде чем мы разберемся с этим «несчастным случаем». Проблема в том, что мы не можем на это полагаться. Я могу ошибаться, но если я прав, то вопросы, которыми зададутся подчиненные МакИлени из-за этого покушения, могут подтолкнуть мерзавцев на поспешные действия. Тогда мы должны выступить прежде, чем они начнут уничтожать улики или шпионить за нами. Мы можем не захватить всех, если мы к ним вломимся, но можем их всех упустить, если не вломимся к ним сейчас.

– Понимаю.

– Вижу, что понимаешь, Таннис. Поэтому возвращайся на Базу-два и приготовься приветствовать инспектора Суареса. Через сорок восемь часов все должны быть на борту.

* * *

Сэр Артур Кейта стоял на мостике судна Его Величества «Павия», флагмане адмирала Михаила Лейбница, и следил за экраном дисплея обстановки. Оперативное соединение формировалось на орбите Александрии. Как и ударная группа Кадров, которую должны были нести корабли, сами они тоже были собраны «с миру по нитке»: дивизион отсюда, эскадра оттуда, отдельный корабль еще с какой-нибудь отдаленной базы. Самой тяжелой единицей был линейный крейсер, так как главной целью была скорость, но огневая мощь тоже была внушительной. Как и Кейта, командиры судов надеялись не открывать огонь, но в случае конфликта намеревались победить.

– Отбытие через семь часов, сэр Артур, – сказал адмирал Лейбниц, и Кейта кивнул, не оборачиваясь. Он надеялся, что Лейбниц не сочтет его невежей, но ему не нравилась эта миссия.

Кейта вздохнул и сосредоточился на сверкающих отметках судов, желая поскорее нырнуть в черную дыру туннеля и покончить с неопределенностью, одновременно страшась конечной цели. Из-за этого ему не нравилась вся операция. Где-то в конце его путешествия обнаружится предатель, возможно, не один, а предательство было преступлением, которое сэр Артур менее всего понимал. Мысль, что офицер может так деградировать, чтобы продать себя и свою совесть, настолько претила ему, что по коже ползли мурашки. Сознание, что кто-то, поклявшийся охранять и защищать гражданское население, убил миллионы полагавшихся на его защиту, причиняло физическую боль.

Он хотел изобличить и уничтожить предателя. В нем не было, не могло быть и следа жалости. Но мысль о позоре, который навлекает предатель на все, что ему дорого, наполняла Кейта скорбью.

– Прошу прощения, сэр Артур, сообщение с приоритетом, – прервал его размышления совсем юный голос офицера связи, протянувшего чип.

Кейта взял чип и узнал код разведки Кадров. На мостике не было аппаратуры, способной расшифровать сообщение, поэтому он извинился и отправился на командный пункт Таннис. Увидев у Кейта чип сообщения, майор выпроводила персонал из центра связи, но, когда она собиралась последовать за ними, Кейта ее задержал. Она села в сторонке спиной к нему, ожидая, что последует за расшифровкой.

– Чтоб меня черти взяли, – тихо и спокойно произнес Кейта, и голова Като автоматически повернулась к улыбавшемуся сэру Артуру. – Кое-какие новости, – объявил он. – От нашей команды на Рингболте. Похоже, что наш пропавший без следа инспектор отдела «О» прибыл туда два дня назад и изобразил из себя гаммельнского крысолова с дудочкой.

– Крысолова?.. – Он весь сияет, подумала Таннис.

– Наши люди не знают деталей – они там неофициально, а местные не слишком откровенничают, – но получается, что Бен Белькасем появился на борту бродячего транспорта под названием «Звездный… Курьер…» или «Курсант»?., и встретился лично с адмиралом Симоном Монкото.

– Да ну?

– Вот тебе и ну… через шесть часов после этого Маньяки Монкото, Волки Вестфельдта, команда О'Кейна, Звездные Убийцы и Соколы Фалькони уже снялись. Все как один.

– Боже мой! Вы думаете, он…

– В высшей степени вероятно. И обратился сразу к наемникам, а не к Флоту и не к силам Эль-Греко, которые могли бы дать знать на Суассон. Он ничего не сообщил и нам… правда, он и не знал, что мы здесь. Избегая Суассон, он мог, конечно, дать по астросвязи телеграмму в министерство юстиции. Но им понадобится еще четыре дня, чтобы переправить сообщение нам, а тем временем… – Он начал набирать числа на своем терминале.

Таннис нахмурилась:

– Дядя Артур, я знаю этот ваш тон. Что вы собираетесь делать?

– Наши люди не узнали всего, но они узнали, куда направился Монкото с компанией и когда они туда прибудут. Если я не ошибаюсь… Ага! – Перед ним появился результат вычислений, и улыбка стала еще ярче. – Мы можем быть там в пределах сорока восьми часов их предполагаемого времени прибытия, если немного ускорим свое отправление.

– А что с зачисткой?

– Суассон может немного подождать, Таннис, а… – Кейта повернулся к ней всем корпусом, и она заметила в его глазах огонь жажды, – эта маленькая экскурсия тоже может нам открыть кто, потому что только одно во вселенной могло отвлечь Симона Монкото от Рингболта.

 

Глава 30

– Почти вовремя, драли б его все черти, – бормотал коммодор Хоуэлл. Он мрачно глазел на гравитационный дисплей и в очередной раз напоминал себе, что не вцепится в глотку своего начальника штаба, когда его увидит. Хоуэлл подозревал, что нелегко будет выполнить это решение.

Он отвернулся от дисплея и сцепил пальцы, захрустев суставами. Алексов опоздал на двенадцать дней, что и со стороны кого-нибудь другого было нетерпимо. От своего пунктуальнейшего начальника штаба Хоуэлл такого никак не мог ожидать. Было с чего сойти с ума! В голове роились кошмарнейшие предположения, сдерживаемые только его железной верой в Алексова.

Он глубоко вздохнул и шевельнул губами, в который раз жалея, что пираты отрезаны от астросвязи Империи. Полагаться только на космические суда и беспилотные аппараты – в долгосрочной перспективе это действовало на нервы. А если уж говорить о беспилотных аппаратах… – Глаза коммодора сузились. Какого черта Алексов не расстался с одним из своих дублей, чтобы объяснить задержку? В Хоуэлле снова закипела злость, сменившаяся черным юмором, когда он осознал, что это – еще одна причина, по которой из Алексова можно выдрать здоровенный клок шерсти… и с каким удовольствием он это сделает.

* * *

<Ну, если я их еще не превратила в камень, они уже должны засечь нас гравитационными сенсорами,> прокомментировала Мегера.

Алисия в ответ только хмыкнула. Она сидела в своем командном кресле, сцепив руки на коленях, чтобы не грызть ногти. Она хорошо узнала чувство страха за время службы в Кадрах, но десантник – пассажир до самой высадки – или прыжка. Чтобы цель оказалась на месте к моменту прибытия, заботились их «шоферы», и она никогда не задумывалась, насколько напряженным был подход к цели для персонала Флота. Она была слепа, из дыры туннеля выглянуть невозможно. Не ожидает ли ее засада? И есть ли там вообще противник? Если он есть, он-то ее видит очень хорошо.

<Спокойно, малышка. Мы найдем их и выполним задачу.>

– Да, конечно, – подтвердила Алисия и вздрогнула от удивления, услышав трепещущее в ее голосе ожидание, острозубое, как пила.

Она почувствовала ответное удивление Тисифоны, а за ним – что-то похожее на растущую озабоченность. Нахмурившись, она опустила взгляд и увидела свои трясущиеся руки. Она почувствовала замешательство, неясное ощущение какого-то непорядка, чего-то неправильного, но отмела его и, чтобы отвлечься, потянулась к первой попавшейся мысли.

– Думаешь, укусят, Мегера?

<Конечно укусят. Конечно, это немножко труднее, чем быть «Звездным Курьером», но я справлюсь.>

Алисия кивнула, хотя «немножко труднее» сильно недооценивало сложность задачи, стоявшей перед ее кибернетической сестрой. Притвориться транспортом было непросто, но это была одноплановая задача, без затруднений выполнимая средствами электронной борьбы «альфа-синта». В этот раз «Мегера» должна прикинуться линейным крейсером, который притворяется, что он эсминец, и притворяется неискусно. Пираты должны проникнуть сквозь первый слой обмана, но не должны одолеть второй. А если они слишком скоро раскусят первый, то план Монкото провалится.

* * *

– Определенно привод эсминца, – через несколько часов объявил коммандер Рендлман, и Хоуэлл позволил себе ироническую усмешку. Конечно, это был эсминец.

К этой забытой Богом звезде подходить с этим пеленгом мог только эсминец «Гарпия». Никто, кроме Алексова и Контроля, не знал, где их искать, а диспетчерский катер Контроля подошел бы совсем с другой стороны.

– Но… – бормотал под нос Рендлман, – что-то тут не так…

– Что? – Хоуэлл повернулся к нему со стулом.

– Я говорю, что-то тут…

– Это я уже слышал! Что вы имеете в виду – «не так»?

– Не могу определить, сэр, – Рендлман, нахмурившись, сосредоточился на своей киберсвязи с искусственным интеллектом «Проциона», – они слишком медленно сбрасывают скорость. Небольшой сдвиг частоты в передних узлах. – Он потер подбородок. – Проблемы с приводом могут быть причиной. Это может объяснить и задержку, а частотная аномалия может объясняться тем, что они на ходу проводят какой-то ремонт.

Хоуэлл потянулся за своей гарнитурой. В отличие от Рендлмана он не мог напрямую общаться с кибер-синтом дредноута, но, изучив данные траектории эсминца, он нахмурился. Рендлман был прав. «Гарпия» приближалась быстрее, чем следовало. При теперешнем темпе замедления ее пронесет мимо точки рандеву с «Проционом» на скорости более семи тысяч километров в секунду.

Его морщины углубились. «Гарпия» уже была в периметре его эсминцев, чуть дальше девяноста минут от «Проциона» при теперешнем замедлении, но они еще не услышали от нее ни слова. Она была еще в семнадцати и шести десятых световой минуты, так что задержка будет кошмарной, но он мог хотя бы послать привет! Он должен знать, как Хоуэлл беспокоится…

– Связь, приветствуйте капитана Алексова и спросите его, где он был.

Сообщение устремилось к «Мегере» со скоростью света, а она неслась навстречу ему. Через восемь сотен секунд от его рождения оно было подхвачено из пространства антеннами «Мегеры», и Алисия выругалась.

– Надо бы поближе, черт побери! – Дисплеи светились у нее в мозгу. От «Проциона» их отделяли тринадцать световых минут. Она была уже в радиусе действия сверхсветовых ракет дредноута… но на «Мегере» не было сверхсветовых ракет. Ей надо было покрыть еще шестьдесят пять миллионов километров, еще пятнадцать минут при теперешнем замедлении, чтобы враг оказался в пределах досягаемости ее оружия. И семьдесят два миллиона – прежде чем можно было удрать, взяв вектор на рандеву с Монкото.

– Можем еще поволынить, Мегера?

<Боюсь, больше не можем, с печальными интонациями ответила Мегера. Отсутствие ответа будет ответом, если Хоуэлл не полный дурак, а этот линейный крейсер отрезает нас от изменения курса.>

<Лучше ответить, малышка. Попытаемся выиграть время, введя его в заблуждение хотя бы ненадолго.>

Краем сознания Алисия обратилась к часам. Сигнал поступил восемьдесят секунд назад, дальнейшее промедление будет ответом…

Что-то горячее и примитивное вскипало в глубинах мозга Алисии, что-то красное, дымящееся горячим, сладким ладаном крови, и ее зубы оскалились.

– Черт с ними! Попробуй, Мегера. <Исполняю.>

* * *

Пальцы Джеймса Хоуэлла тарабанили по ручке кресла, в нем росло неясное чувство беспокойства. Это должна быть «Гарпия», но Грегор почему-то медлил с ответом. Он взглянул на хронометр и обозлился на собственные мысли. Двадцать семь минут с момента передачи сигнала, сигнал вряд ли должен был прийти, даже если Грегор мгновенно ответил. Он знал это, но все же…

Он оборвал эту мысль и заставил себя ждать. Дальность уменьшилась до одиннадцати световых минут. Двадцать девять минут. Тридцать.

– Сэр, – офицер связи поднял озадаченные глаза, – у нас ответ, но это не капитан Алексов.

– Что? – Хоуэлл свирепо уставился на несчастного офицера.

– Они говорят, у них боевые повреждения, сэр. Визуальной связи нет, сигнал очень слабый. Позвольте, я переведу его вам.

В ухе коммодора зазвучал слабый голос:

– …нал очень слабый. Повторите. Повторите. Это «Медуза». Сигнал очень слабый…

«Медуза»?! Хоуэлл подскочил в кресле:

– Боевые посты!

Персонал на мостике на мгновение замер, затем зазвучали сигналы тревоги, завыли сирены во всем гигантском корпусе дредноута.

Хоуэлл повернулся в сторону Рендлмана. Несмотря на его работу с кибер-синтом, оперативный офицер смотрел на Хоуэлла вопрошающе.

– Это не Грегор, – отрезал Хоуэлл.

– Но как?

– Почем я знаю! – Хоуэлл искал объяснение. – Может быть, его перехватил регулярный флотский корабль… – Он врезал кулаком по консоли. – Они захватили его и перенастроили свой приемоответчик. Но они взяли «Гарпию» побитой. Иначе они знали бы, что коды «Медузы» – фальшивка.

– Но если они взяли ее побитой, как они узнали, куда она направляется?

– Откуда мне знать? Хотя… – Хоуэлл закрыл глаза, лихорадочно думая, и снова выругался. – Они могли перехватить его на выходе с Виверна перед входом в коридор. Они сняли вектор и экстраполировали его пункт назначения.

– Экстраполировали с такой точностью? Чтобы попасть прямо в центр?

– Здесь так много звезд? Пусто в двадцати световых годах, – рычал Хоуэлл. – Но они не знали, куда направляются! Иначе они не послали бы одну-единственную жестянку. – Он снова посмотрел на голубую точку, и в его мозгу заскребло какое-то неприязненное подобие уважения. – Эти ублюдки замедляются прямо на нас, они уже в радиусе захвата сенсоров. Нас они видеть не могут, но тянут до полного счета для своих дублей, и если они…

Он замолчал и навис над панелью. Эсминец был все еще вне его боевого радиуса. Два соседних эскортирующих его линейных крейсера разворачивались в боевые позиции. Третий линейный крейсер был гораздо ближе к чужаку и уже готовился вонзить свои когти в добычу.

* * *

<Вот они, малышка,> предупредила Мегера, и Алисия увидела нависающий над ней линейный крейсер. Действие эффекта неожиданности закончилось, оружие корабля было готово к бою. Сенсоры «Мегеры» опознали корабль Его Величества «Канны», и Алисия почувствовала почти эротическую дрожь, когда системы наведения «Мегеры» захватили корабль. В отличие от «Проциона», до «Канн» было лишь три световых минуты, и корабль готовился уничтожить эсминец. Средства электронного противодействия «альфа-синта» скрывали как его истинную суть, так и гроздья вывешенных наружу субсветовых ракет, готовых к пуску. Их максимальная скорость уменьшалась вдвое при внешнем запуске, но предварительное наведение утраивало мощь залпа «Мегеры».

Алисия ощущала их как продолжение себя, как свои зубы и когти, и жажда затуманивала ей глаза подобно горячечному бреду. Часть ее самой наблюдала в ужасе, ошеломленная собственной кровожадностью. Это не было частью плана Монкото и вообще было в корне неверно. Но она не прислушивалась к шепоту благоразумия. Она нависала над пропастью буйного безумия, и ее охватывала ярость.

– Взять его! – выпалила она.

* * *

Гравитационный индикатор отразил это первым. Его сверхсветовые сигналы отображали лишь гравитационные колодцы кораблей, сверхсветовых ракет и дублей, но они создавали картину обстановки практически в реальном времени, в отличие от корпускулярно-волновых сенсоров, работавших со скоростью света. Хоуэлл пристально следил за ним, ожидая голубых звезд пуска сверхсветовых ракет «Канн». Но вдруг привод линейного крейсера исчез с экрана.

* * *

Ракеты «Мегеры» понеслись прямо на «Канны», и искусственный интеллект линейного крейсера не успел отреагировать на повышенную интенсивность залпа. Он сделал лучшее, на что был способен, но его лучшее оказалось недостаточно хорошим.

Боевой экран не справился с нагрузкой, и «Канны» исчезли в плазменном месиве. Глаза Алисии были изумрудными осколками ада. Бушевавшее в ней пламя насилия пылало ярче, чем погребальный костер «Канн». Она втянулась в вихрь ненависти и безумия, сокрушавший все вокруг, перекинувшийся на Мегеру и поглотивший искусственный интеллект. Тисифона застыла в ужасе.

Это была не Алисия! Филигранная точность и строгая самодисциплина исчезли в хаосе кровожадности. В ней не осталось ни капли здравого смысла, лишь потребность крушить и уничтожать. Фурия почти сразу поняла, откуда это взялось. Она возвела стену против горя и ненависти Алисии, чтобы сделать эту очищенную ярость своим оружием, но эта смертная была сильнее, чем Тисифона могла предполагать. Она не хотела лишаться того, что принадлежало ей по праву, и она умудрилась проломить стену.

Алисия Де Фриз забыла план Монкото. Забыла о необходимости выжить. Она видела только флот, который убил ее мир и семью, ее безумие замкнулось на Мегеру, и они вместе устремились на флагмана этого флота.

* * *

Джеймс Хоуэлл побелел, когда световые сенсоры показали ему наконец подробности гибели «Канн». Что это за дрянь? Чем она точно не была, так это эсминцем. И чем бы она ни была, она прекратила замедляться. Она ускорялась прямо на него на семнадцать километров в секунду за секунду!

Сверхсветовые ракеты устремились к «Мегере», и Алисия сбросила боковые щиты привода. Чрево черных дыр поглотило ракеты, и она зарычала, дрожа в экстазе разрушения. Четыре эскортных эсминца «Канн» были уничтожены просто мимоходом.

Инженерная команда «Проциона» побила все рекорды, вводя привод в действие. Они завершили пятнадцатиминутную программу за десять минут, и дредноут начал ускорение. Но враг просто откорректировал свой курс, продолжая движение прямо на него, и Джеймс Хоуэлл ужаснулся, поняв его самоубийственное намерение.

* * *

Тисифона тщетно билась об интерфейс человека и машины. Если бы она хоть на мгновение смогла освободить Мегеру, они вдвоем добрались бы до Алисии, но искусственный интеллект был в плену у своего материнского «я», у его полыхающего безумия. Однако Тисифона поклялась Алисии отомстить тем, кто организовал убийство ее семьи, и если она допустит гибель своей подопечной, то окажется клятвопреступницей. Она не может обмануть смертного, доверившего ей больше, чем свою жизнь. И она сосредоточилась.

Мощь разума Алисии давно показала смехотворность ее первоначальных оценок. Ее может даже хватить, чтобы пережить… это.

Алисия Де Фриз взвизгнула от удара раскаленной добела гильотины. Не до нежностей было: Тисифона крушила нежную сеть, соединявшую ее с искусственным интеллектом. Одновременно она набросилась на имплантированные системы, и Алисия забилась в командном кресле, крича от невыносимой боли.

Каким-то образом Тисифоне удавалось поддерживать невозможный баланс, убивая Алисию и одновременно заставляя ее жить. Но вот баланс нарушился. Она почувствовала это и воззвала к Мегере, как набат Армагеддона.

И вот Мегера свободна. Тисифона дрогнула, когда искусственный интеллект ударил в слепом, инстинктивном стремлении защитить Алисию, но только на мгновение. Этого было достаточно, чтобы понять ситуацию и включиться в борьбу на стороне Тисифоны. Еще одно мгновение, раскаленный осколок вечности. Безумие Алисии было сильнее их обеих, но потом оно сломалось. Мегера вытащила ее из бездны и приняла в свои нежные руки, а Тисифона была нерушимым щитом между ними и ненавистью. Она стойко сдерживала гибельный натиск, оттесняя врага, и Алисия склонилась в кресле, вся в поту, широко открытым ртом пытаясь поймать воздух.

Время поджимало, и Алисия выпрямилась, когда эриния запустила ее фармакопею и подстегнула системы, колеблющиеся на грани коллапса. Разум вернулся к Алисии, ее глаза утратили признаки безумия, и она увидела, что несется навстречу смерти.

* * *

Джеймс Хоуэлл беспомощно ел глазами дисплей. Черная дыра ускоряющегося на него врага пожирала его огонь, гибель гналась за ним, повторяя его отчаянные зигзаги, и была всего в четырех световых минутах. Рендлман отчаянно пытался ускользнуть, но у дредноута просто не хватало скорости. Его кораблю оставалось восемнадцать минут жизни, потому что настигающий сумасшедший не мог отстать от них. Едва он отвернет, «Процион» с эскортом разнесут его в мелкие клочки.

* * *

Ужас и отвращение вибрировали где-то глубоко внутри Алисии, отравляя ее сознанием, что она натворила. Но предаваться самобичеванию не было времени. Тонус подгонял ее системы, стимулировал мысли, Мегера и Тисифона слились с ней в стремлении к единой цели, утроенный ум лихорадочно искал выход. Корабли противника расползались, их собственная скорость достигла девяноста двух тысяч километров в секунду и продолжала расти. Они были в семнадцати минутах от дредноута, но один из линейных крейсеров противника мог применить против них свое оружие через двенадцать минут.

Молниями летали мысли от одной к другой. Решение было принято.

Коммодор Хоуэлл вздрогнул, когда от его врага отделились шесть (!) дублей. Линейный крейсер! По меньшей мере линейный крейсер, судя по количеству запущенных беспилотных аппаратов. Но если это линкор, то где сверхсветовые ракеты?

Не важно. Он сейчас умрет, но его профессионализм пока еще не умер, и Хоуэлл отдает приказ офицеру связи. Дубли удаляются от «Проциона», а вслед за ними со скоростью света несется сигнал Хоуэлла, и его зубы скалятся в ухмылке предсмертного триумфа. Если эти придурки не ясновидящие, они не могут знать, что пираты располагают флотскими кодами самоуничтожения. Их драгоценные данные умрут вместе с ними… и с ним самим.

Алисия зафиксировала сигнал самоуничтожения дублей и тоже оскалила зубы в своей ледяной волчьей улыбке. План Монкото снова работал. Теперь, если только у Мегеры все получится, она засунет их всех в ………

Искусственный интеллект по имени Мегера сосредоточился. То, что Мегера собиралась сделать, годами обсуждалось в академиях и штабах, но только в теории. Случая практического применения не представлялось, а большинство офицеров Флота этой химере не верили. Но все дискуссии, споры и умолчания остались в прошлом, не знавшем «альфа-синтов».

Все должно быть рассчитано четко. Она должна подойти как можно ближе, чтобы задержка на передачу стала как можно меньше, но до того, как линкоры противника смогут ее атаковать, так как то, что она собиралась сделать, сократит ее оборонительные возможности до минимума. Другого пути не было.

Она чувствовала теплое, внушающее уверенность присутствие Алисии и жадное одобрение Тисифоны, и возможность неудачи мало что значила. Они едины. Жить или умереть – она знала, что никакой другой искусственный интеллект никогда не ощутит и доли необъятного чувства, которое принадлежало в этот момент ей, и она трезво отсчитывала секунды.

* * *

Ускоряющиеся дубли рассыпались огненным дождем, но Хоуэлл это едва заметил. Остались считанные минуты. Или линкоры остановят устремившийся на него молот, или «Процион» умрет.

* * *

Мегера ударила.

Пираты использовали свою возможность проникнуть в систему безопасности Флота, но они совершенно не боялись, что боевая единица Флота сможет ответить проникновением в их системы, и были за это наказаны. Мегера оказалась в их тактической сети раньше, чем они могли заметить.

Искусственный интеллект линкоров был медленным и неуклюжим, и она отрубила их сети быстрыми и точными ударами. Главным был ее поединок с «Проционом», кибернетический мозг которого восстал ей навстречу. На ее стороне была внезапность нападения, она уже знала, что должно произойти. И она была не одна: Тисифона, оседлав сигнал, ворвалась в сердце вражеского флагмана.

* * *

Хоуэлл покачнулся в своем кресле, когда его синтетическая связь взорвалась хаосом. На мостике слышались крики изумления и боли, руки срывали ставшие орудиями пытки головные гарнитуры, ощущение агонии стало общим для всех на мостике, когда Тисифона оставила Мегеру для особой битвы. Она искала добычу и наносила удары в поисках информации, которая была ей нужна. Она нашла цель, и коммандер Рендлман завопил, как душа грешника в аду…

Искусственный интеллект «Проциона» был мощнее Мегеры, но более хрупкий; и она была намного быстрее. Она была пантерой, молниеносно нападающей на гризли, не имеющего возможности употребить большую физическую силу. Ее целью было сердце чудовища. Она не пыталась противопоставить силу силе, а искала слабые места.

Система защиты экипажа была предусмотрена на случай нестабильности своего искусственного интеллекта, а не диверсии со стороны другого. Система даже не рассматривала возможности такого вторжения. Она зарегистрировала недопустимый уровень беспорядка в сети и сделала то, что должна была сделать.

Вся сеть управления «Проционом» рухнула, когда Мегера убедила систему защиты вырубить искусственный интеллект.

«Процион» лишился управления. Субсистемы переходили на ручной режим, в момент перехода оставаясь совершенно беззащитными, и Мегера бесчинствовала в них. Заискрились короткие замыкания, автономные компьютеры забились в электронной истерии, и Хоуэлл сделал единственное, что он только и мог сделать. Его рука нажала на красную кнопку, и «Процион» укрылся в безопасной тени своего щита. Хоуэлл раздумывал, выдержит ли щит. Теоретически ничто не могло пробить ОКМ-щит, но на практике никто не пробовал применить его против тарана линейного крейсера на полном ходу.

Еще мгновение, и Мегера остановила бы щит до активации, но у нее не было этого мгновения. Едва достало времени выхватить Тисифону, и даже эта задержка едва не оказалась роковой.

Она запланировала все слишком плотно. Корабль Его Величества «Исс» открыл огонь из всех систем, а Мегера одновременно решала слишком много задач. Ее защита не была активирована полностью. Для сверхсветовых ракет дальность была слишком мала, но по крайней мере шесть субсветовых ракет и три энергетические торпеды вошли в ее боевой экран.

«Альфа-синт» корчился в центре искусственного солнца. Генераторы экрана взвыли от перегрузки, дыры зияли в системах защиты. Капитан «Исса» ликовал. Такой удар! Его, возможно, еще мог бы выдержать линейный крейсер. Линейный крейсер… или «альфа-синт». «Мегера» содрогалась от удара, изломанная и изуродованная, оставляя мутный хвост из испарившихся сплавов и снега внутренней атмосферы. Треть ее систем оружия превратилась в искореженные руины, но она осталась живой и смертоносной, сосредоточенной на борьбе.

Голографический генератор погиб, и капитан линкора «Исс» успел широко раскрыть глаза, не веря им. Ответный залп снес мостик «Исса», пробил оборону и ударил по системам корабля. Эскадру Хоуэлла охватила паника. Ее флагман спрятался за щитом. «Канны» уничтожены вместе с эскортом. «Исс» превращен в дымящуюся груду развалин… и они знали, кто их враг. Они видели «альфа-синт», взбороздивший их боевой порядок.

На пути «Мегеры» был только линейный крейсер «Верден», но его капитан отказался от боя. Он отвернул, закрывшись приводом, и «Мегера» пронеслась мимо со скоростью в тридцать шесть процентов световой.

 

Глава 31

Смертельная неразбериха осталась за кормой, и Алисия кляла себя на чем свет стоит. Монкото отвел ей роль линейного крейсера, слегка поврежденного в неизбежном столкновении с экраном Хоуэлла. Хоуэлл уничтожил ее дубли, как и было задумано, но она была носителем той же информации, значит, ее тоже надо было уничтожить. Но из-за повреждения «Мегеры» он знал теперь, что перед ним «альфа-синт». Дредноут может догнать поврежденный линкор, но никак не «альфа-синт». Значит, он не будет и пытаться.

Алисия вздрогнула, когда замолк привод. Корабль летел в том же направлении, но более не ускорялся.

– Очень мило, но вряд ли подействует. Ты думаешь, что сможешь приманить его мнимой поломкой привода?

<Какая, к черту, мнимая! огрызнулась Мегера. Я потеряла весь задний квадрант наддува привода!>

– Как?

<Кто-то кинул гаечный ключ в механизм, с юмором висельника отшутилась Мегера, работая над диагностикой привода. Черт! Выбиты оба хода генераторов верхних узлов.>

<Как с ремонтом?> быстро спросила Тисифона.

<Нормально с ремонтом, если вы убедите этих болванов подождать и не убивать нас, пока я не справлюсь.>

Системы обороны «альфа-синта» отбили первые ракеты, когда ремонтные роботы уже трудились над приводом. Отсутствие привода означало отсутствие маневра и невозможность защиты от сверхсветовых ракет. Если недобитая рать Хоуэлла опомнится в полном составе, нам крышка, думала Алисия. Вцепившись в подлокотники командного кресла, белая как мрамор, она наблюдала за действиями роботов, отрывавших громадные куски от разбитого корпуса для ремонта привода. Было не до тонкостей. Мегера рвала собственное тело для ускорения ремонта, на который в условиях верфи ушел бы не один день.

С «Вердена» полетели новые ракеты. Пока только ракеты. Сверхсветовые он растратил, отражая безумный бросок «Мегеры», но два других оставшихся линкора еще имели их на борту и тоже начинали сближение. Через пятьдесят минут выйдет на дальность огня первый, еще через десять минут – второй. А уж у «Проциона» сверхсветовых ракет… подольше бы он сидел за своим щитом.

* * *

Джеймс Хоуэлл мрачно молчал, пока шли работы по определению и устранению дефектов. Вскрикивающего и бессвязно бормочущего Рендлмана заменил коммандер Рахман, но кибер-синт был утрачен полностью и окончательно. Никто не мог понять, как это произошло и как одновременно были повреждены резервные системы, но громадный дредноут стал совершенно беззащитным. Даже для восстановления боевого экрана требовалось сначала восстановить резервные субсистемы, но и после этого «Процион» будет обладать лишь половиной своей первоначальной боевой мощи.

Поэтому Хоуэлл не отваживался убрать щит своего флагмана, несмотря на отчаянное желание это сделать. «Верден» и «Исс» почти наверняка уничтожили этих сумасшедших, или они размозжились об его щит… Но если они каким-то образом выжили и бежали, то его людям нужен «Процион» со сверхсветовыми ракетами, чтобы беглецов остановить… правда, если они выжили и не бежали, один массированный ракетный залп превратит его корабль в решето.

И Хоуэлл сидел, наблюдая, как его команда изо всех сил старается оживить «Процион».

* * *

– Почему, черт возьми, они за нами не гонятся? – беспокоилась Алисия, наблюдая сияние уничтожаемых Мегерой ракет с «Вердена».

<Малышка, тебе мало ракет? И два линкора идут за нами.>

– А «Процион»?

<Тебе не нравится?> Мегера запустила полдюжины ракет в сторону «Вердена». Пробить защиту линкора на таком расстоянии представлялось маловероятным, но это заставит преследователей быть поосторожней.

<Алли, у их кибер-синта случилась смертельная мигрень. Сейчас они скорее всего соскребают с палубы жареные молекулярные схемы и гадают, что же произошло.>

– Ну и сколько это продлится?

<Откуда я знаю? У меня есть заботы поважнее.>

– Знаю, золотко, знаю, – сокрушалась Алисия. – Просто…

<…просто ожидание треплет нервы, завершила фразу Тисифона. Но вот подумайте: только сумасшедший будет болтаться в радиусе действия сверхсветовых ракет дредноута. Значит, они поймут, что наш привод действительно вышел из строя. Это значит, что мы можем завершить задуманный план.>

<Если они нас до этого не прикончат,> откликнулась Мегера.

* * *

Линейный крейсер «Трафальгар» спешил к «Вердену». Еще двадцать минут. Всего двадцать минут, и он сможет применить сверхсветовые ракеты…

* * *

<Поехали, ребята! пробормотала Мегера. Молитесь, чтобы выдержал.>

Пуск. Замкнулись цепи, мощность запульсировала в залатанном приводе, и «альфа-синт» снова начал ускорение. Вернув две трети возможностей приводу, Мегера обратилась к другим ранам. Мало что можно было восстановить из обуглившихся систем оружия, но ее средства электронной войны остались в основном неповрежденными. Все указывало на то, что скоро они понадобятся.

* * *

– Инженерная служба докладывает, что на восстановление привода понадобится еще пятьдесят пять минут, – сообщил Рахман. – Но все боевые возможности восстановлены, насколько это возможно без кибер-синта.

– Понятно. Готовность к снятию щита!

* * *

«Мегера» набрала сорок три процента скорости света, когда непроницаемое пятно ОКМ-щита исчезло из сенсоров Алисии. Она напряглась, проверяя дальность, потом расслабилась и успокоилась. Дредноут был в двадцати с лишним световых минутах за кормой, а о снятии щита ей сообщили субсветовые сенсоры. Гравитационные ничего не показывали, что означало наличие у дредноута собственных проблем с приводом. Хоть бы они там подольше ковырялись…

* * *

Хоуэлл в мрачном молчании просматривал переданную ему с «Вердена» запись. Гибель «Исса». «Альфа-синт», вот оно что… Неудивительно, что он так нагадил… И отсутствие сверхсветовых ракет тоже объясняется…

«Исс» получил от него хорошенькую порцию… И коммодор клял себя за нерешительность, что не убрал щит раньше. В данный момент было существенно, что скорость «альфа-синта» резко снизилась. Даже «Процион» мог его догнать. Привод введен в строй, и выбора нет.

Картина прояснялась в его мозгу, в то время как громадный корабль ускорялся для преследования. Это могла быть только та свихнувшаяся десантница Кадров. Значит, Флот мог ничего не знать. У него возникло желание отпустить эту, как ее там, Де Фриз восвояси, доверяя приказу об огне без предупреждения, но сумасшедшая она или нет, а достаточно ей выйти на связь с любой базой или судном Флота, и все данные выплывут на свет.

Он не мог этого допустить, поэтому дал грузовикам приказ о передислокации на новое место встречи, и пошел вдогонку. Крейсеры и оставшиеся линкоры могли догнать ее раньше, чем «Процион», если бы он им приказал. Но он не приказал. Хотя и поврежденный, Бог знает, что он еще мог натворить. «Процион» мог держать «альфа-синт» в поле зрения, готовый войти в ту же черную дыру и выйти на дальность боя. У него было достаточно оружия и для «альфа-синта», а если на это нужно было время, то времени у него хватало. На этом пеленге он мог перехватить Де Фриз в одиннадцати световых годах от ближайшей населенной планеты.

* * *

<Похоже, мы снова идем по графику,> сказала Мегера.

Вся эскадра включилась в преследование, самые скоростные единицы уже висели на хвосте. «Мегера» пока была вне радиуса действия сверхсветовых ракет очнувшегося «Проциона», но расстояние постепенно сокращалось, а привод «Мегеры» был бессилен против угрозы сзади. Что, собственно, было не столь важно, учитывая его теперешнее состояние.

– Что будет, если они нас догонят?

<Как посмотреть. Мы будем в коридорном космосе, и большая часть моего электронного противодействия начнет к тому времени действовать. В этом случае они попляшут, чтобы нас найти. Они не могут швыряться такими залпами, как форты Суассона, а сверхсветовые ракеты в черной дыре не будут сверхсветовыми относительно нас. Я смогу их отслеживать и уклоняться, даже если этот хренов дредноут несет их кучу. Думаю, они не будут их тратить и подождут, пока выйдут на дальность субсветовых ракет или лучевого оружия. Я бы так поступила.>

– Будем надеяться, что они такие же умные, как ты.

<Я сильно надеюсь на это, согласилась Мегера. Алисия кивнула и поднялась. Эй! Куда это ты направилась?>

– На нос, дурочка, – ответила Алисия с вымученной улыбкой. – Я выхожу из тонуса, и у меня свидание в гальюне.

<Подожди.>

– Извини, не могу. – Алисия побледнела. – Уже… идет. <Черт! Алисия задержалась, и Мегера вздохнула. У нас уйма дыр. Проход разгерметизирован.>

– Ну и?..

<Я работаю над ним. Но мне нужен еще час для восстановления давления.>

– О дьявол, – сдавленно простонала Алисия. – Тогда давай своих роботов. Больше не могу…

Ее голос и лицо исказились, физиологические потребности оттеснили все другие функции организма.

Через полчаса бледная Алисия в почти чистой форме сидела в кресле, свернувшись калачиком. Роботы устранили следы беспорядка и очистили воздух, но запах страха и дурноты остался внутри нее. Она терла лицо ладонями. Теперь, когда возбуждение боя отступило, у нее была возможность подумать. Она пыталась понять, почему так поступила.

Она отказала. Она не поддалась панике, не замерла в ужасе, не пыталась бежать, но она сделала нечто худшее.

Она потеряла контроль над собой. Забыла задачу, цель, план, забыла о необходимости выжить, забыла, что Мегера умрет вместе с ней. У Флота был приказ устранить ее, и теперь она понимала справедливость этого приказа. Ужасными представлялись последствия безумия десантника Кадров, но безумие пилота «альфа-синта» гораздо страшнее.

<Нет, малышка. Алисия вздрогнула, потому что в тихом голосе, который она услышала, было что-то, чего она раньше не слышала: печаль. Она заскрипела зубами и отвернулась, перенося отвращение к самой себе на Тисифону, но эриния не дала ей увернуться. Не ты причина происходящего в тебе. Это моя работа. Я непростительно вмешивалась в твой внутренний мир. Не надо винить себя за то, в чем виновата я.>

– Ты немножко опоздала с сожалениями. <Но если не ты в этом виновата…>

– Ты действительно думаешь, что это имеет значение? Да какая, к черту, разница, кто в этом виноват! – Она сжала кулаки, почувствовав шевеление едва сдерживаемого безумия, и слезы потекли по ее лицу.

<Алли!..>

– Отстань, Мегера! Просто помолчи! – Она чувствовала отчаянную озабоченность Мегеры и отвергала ее.

Мегера любит ее. Мегера не захочет увидеть, чем она стала. Мегера защитит ее, но она стала слишком опасной, чтобы ее защищать.

Тишина царила в ее мозгу. Дыхание стало неровным. У нее хватит решимости закончить. Она может вернуться, и если ее убьют, то это, возможно, будет лучше всего. Но на сколько этой решимости хватит? Она чувствовала, как умирает ее старое «я», как от нее отваливаются куски, и ее наполнил ужас перед этим опустошением.

<Малышка, ты должна меня выслушать, сказала наконец Тисифона. Алисия склонилась вперед, закрыв уши руками, вонзив ногти в виски. Но она не могла заглушить голос эринии. Я слишком самонадеянна, малышка. Когда мы встретились впервые, я увидела твое сострадание, твою веру в справедливость и испугалась. Я опасалась, что они составляют слишком большую часть тебя и могут отвлечь, когда настанет решающий момент. Я ошибалась, Алисия. Боль в голосе эринии была тем более ужасной, что это существо никогда не испытывало боли. Я так ошибалась! Из твоей ненависти я сделала оружие. Оружие не против врагов, а против тебя, чтобы покорить тебя моей воле. Этим я нанесла тебе вред, наказала без вины. Тогда это для меня ничего не значило, сейчас я жалею об этом. Ты не должна ненавидеть себя за то, что сделала я.>

– Не имеет значения, кого я ненавижу. – Алисия откинулась назад и открыла красные от слез глаза. Ее голос был хриплым и надломленным. – Ты что, не понимаешь? Это не важно. Важно, чем я стала.

<Долг мой, мне и расплачиваться. Голос фурии стал твердым и непреклонным. Я клянусь тебе, Алисия Де Фриз, что не позволю тебе стать тем, чего ты боишься.>

– Ты можешь… – Слова застревали в горле. Она начала снова: – Ты можешь остановить меня? Сделать меня лучше?

<Не знаю, не дрогнув, ответила Тисифона. Я попытаюсь, я сделаю все, что смогу, но боюсь, я больше преуспела в причинении зла, нежели в исправлении. А то зло, которое я в тебя внедрила, растет с каждым часом. Оно уже сейчас сильней, чем я считала возможным, может быть, достаточно сильно, чтобы уничтожить нас обеих. Но я долго живу… может быть, слишком долго. Я сделаю, что смогу, а если у меня не получится, ее голос стал нежным, мы погибнем вместе, малышка.>

<Нет! послышался горячий и испуганный протест Мегеры. Ты не убьешь ее! Я не позволю!>

– Тихо, Мегера, – прошептала Алисия. Ее глаза снова закрылись, не от ужаса, а от благодарности. Но она чувствовала боль своей половины, своего второго «я», и заставила себя говорить мягко: – Она права. Ты знаешь, что она права. Ты ведь часть меня самой. Не думаешь же ты, что я захочу жить такой. – Она покачала головой. – Но я не хочу огорчать тебя, дорогая. Ты этого не заслуживаешь… Наша связь не слишком прочная, ты сможешь жить без меня, правда?..

<Не знаю. В неслышном голосе искусственного интеллекта звучали слезы. И не хочу знать, потому что не буду.>

– Пожалуйста, Мегера. Не надо, – просила Алисия. – Обещай мне, что ты попытаешься… Мне тяжело думать, что ты… если я…

<Тогда ты должна постараться этого не допустить. Ты никуда никогда без меня не отправишься… никогда.>

– Но…

<Это ее право, малышка, спокойно сказала Тисифона. Ты не можешь ей запретить делать выбор или обвинять ее за это. Она виновата не больше тебя.>

Алисия склонила голову. Эриния была права. Принуждая Мегеру, она вызовет лишнюю муку и разбередит взаимное чувство вины.

– Ладно, – прошептала она. – Мы шли вместе… вместе пойдем и дальше.

Теплое молчание Мегеры окутало ее, на мости к опустилась хрупкая тишина, заполненная странным, сладко-горьким чувством признания. То, во что она превращалась, не имело права жить. Оно не будет жить.

Странно ли, что она ни в чем не винит Тисифону, почти сонно думала Алисия. Ведь она бы давно умерла, если бы не эриния. И ее страдание было подлинным.

Если изменилась она, то изменилась и эриния, а в их отношениях не было места для раздражения или ненависти.

Молчание тянулось, пока его не нарушила Тисифона: <По правде, малышка, мое обещание может оказаться ничего не значащим. Я еще не рассказала, что узнала.>

– Узнала?

<Да. Пока Мегера занималась искусственным интеллектом «Проциона», я искала мозг, который мог бы дать нужную информацию. Я нашла его, и он мне многое поведал.>

Алисия сосредоточилась, поглубже загоняя дрожь безумия и чувствуя настолько же сосредоточенное внимание Мегеры в своей голове.

<Флотский персонал, преследующий нас, тщательно отобран их командованием. Их цель – создание как можно большего хаоса, чтобы убедить вашего Императора отправить как можно больше сил в этот сектор.>

– Это мы уже знаем, но зачем?

<Ответ довольно прост, сказала фурия мрачно. На самом деле ими командует Субрахманьян Тредвелл.>

В первый момент имя отказалось запечатлеться в мозгу Алисии, затем она недоверчиво вздрогнула:

– Губернатор сектора? Это же безумие! <Никакой ошибки нет, малышка. Это он, а его цель – увенчать короной свою голову.>

– Но… но как?

<Он затребовал крупные силы для «разгрома пиратов». Ему обещана десятая часть активного состава Флота и около трети его огневой мощи. Когда они прибудут, адмирал Гомес будет смещена или убита, ему все равно, ее заменит вице-адмирал Бринкман.

Какое-то время пираты будут свирепствовать с еще большей силой. Их рейды распространятся через границу Македонского сектора, которая охраняется весьма слабо. Наконец, их будут рассматривать как непобедимое зло. И когда ужас восторжествует на территории обоих секторов, народ поверит, что Империя не в состоянии их защитить. Тредвелл примет личное командование флотом и объявит военное положение. Бринкман это примет. Они заменят капитанов, наиболее преданных Империи, своими людьми, Тредвелл добьется полного контроля. И в этот момент он объявит, что Империя показала себя неспособной защитить своих подданных так далеко от центра. Во имя спасения людей он объявит себя правителем обоих секторов, предлагая плебисцит после победы над пиратами. После этого рейды станут реже. Затем специально отобранная эскадра наиболее доверенных его сторонников проведет фальшивую битву с пиратами, в которой пираты будут наголову «разгромлены». Тогда он проведет свой плебисцит и, возможно, победит даже без подтасовки голосов.>

– Но Император этого не потерпит!

<Тредвелл думает, что потерпит. Для этого он просит столь крупные силы. Император не может не понимать, что гражданская война – а меньшим не обойтись – пригласит в секторы риши. И заметь, что никто, кроме Тредвелла и его самых близких сторонников, не будет знать, что происходит на самом деле. Все будут считать, что он действовал твердо и решительно в интересах народа, который призван защищать. Сможет ли Император обеспечить общественную поддержку для действий против человека, выполнявшего свой долг, да еще в столь отдаленной провинции?>

– Вот это да! – прошептала Алисия, пытаясь осознать услышанное, но масштаб преступления поражал воображение. – Мегера, ты что-нибудь об этом нашла в компьютерах?

<Нет, Алли. Даже искусственный интеллект казался потрясенным преподнесенной информацией. У меня не было времени для анализа данных.>

<Ты бы все равно ничего не нашла, Мегера. План этот никогда нигде не записывался. И не без оснований.>

– М-да. – Алисия вздохнула. Немота проходила, ее безумие поднимало голову. Она придавила его железной волей и встряхнулась. – Ну и что нам делать с этой информацией?

<Сказать Фархаду,> первое, что пришло на ум Мегере.

– Может быть, он нам поверит. Но никто другой. Кто поверит на слово сумасшедшей, которая общается с демонами из бронзового века и пытается обвинить губернатора сектора?

<Полагаю это весьма прискорбным, но вынуждена с тобой согласиться.>

– И Фархаду, даже если он нам поверит, нужны доказательства. Никто не осудит Тредвелла на основании того, что сможет предъявить Фархад. Сомневаюсь также, что отдел «О» санкционирует скрытую операцию против губернатора сектора.

<Согласна. И поэтому, малышка, мои обещания тебе могут оказаться не имеющими значения. Я вижу только один путь к устранению этого негодяя.>

– Нас, – мрачно сказала Алисия.

<Да.>

<Подождите-ка минутку, вы обе. Вы действительно думаете, что мы сможем достать губернатора сектора? Вы что, собираетесь бомбить планету?>

<Это ни к чему. Тредвелл не любит планет. Он живет на первой орбите.>

<Очень мило. Все, что нам нужно сделать, это пробиться к орбитальной крепости в шесть миллионов тонн и разбабахать ее с остатками моего оружия, на две трети превращенного в металлолом. Это гораздо проще.>

– Ты что, не сможешь это сделать? – Алисия старалась говорить небрежно. – Что изменилось с тех пор, когда мы смывались оттуда?

<Оттуда легче, чем туда, мрачно сказала Мегера, и ты знаешь, что они модифицировали системы, как раз на случай нашего возвращения.>

– И мы не сможем пробиться?

<Я этого не говорю, неохотно признала Мегера. Об этом надо будет думать, когда я закончу ремонт. Не забудь, что этот линкор меня здорово потрепал. Я думаю, что мы сможем пробиться, но вряд ли выберемся после этого обратно. Кроме того, у меня нет ничего достаточно тяжелого, чтобы разрушить этот форт.>

– Есть, – тихо сказала Алисия. – То же, чем мы собирались разрушить «Процион».

<Таран?> В голосе Мегеры не было ужаса, который можно было бы ожидать, печально подумала Алисия. Как и она, Мегера рассматривала это как возможный ответ на вопрос – что же с ними стало.

<Думаю, это возможно, медленно сказала Мегера. Но там еще девять тысяч человек, Алли.>

– Знаю. – Алисия нахмурилась, глядя на свои руки, лежавшие на коленях. Ее плечи сгорбились от тяжести собственных слов. – Знаю, – прошептала она.

 

Глава 32

Услышав сигнал, женщина в черно-серой форме подняла голову и протянула руку к головной гарнитуре синтетической связи. Посовещавшись с компьютером, она нажала на кнопку.

– Соедините меня со Стариком, – сказала она и выждала секунду. – Адмирал, это Лойс Хейтер, проводка. Приближается объект справа, но скорость не соответствует. Точнее определиться пока не могу, слишком далеко, но похоже, что наш друг не смог держаться вне дальности огня. – Она послушала, потом сказала: – Да, сэр. Продолжаю слежение.

Она вернулась к картине обстановки. На фоне межзвездного мрака появились отметки ускоряющихся кораблей. Времени было достаточно. У них были часы, пока их добыча не перейдет на субсветовые скорости. Расчет векторов перехвата будет точно интерполирован.

* * *

Джеймс Хоуэлл ядовито бормотал, глядя на синюю точку на индикаторе. Он расстрелял половину ракет эскадры, но похоже, с таким же успехом мог плеваться жеваной бумагой. Если бы только кибер-синт «Проциона» функционировал!.. Искусственный интеллект «Трафальгара» был гораздо слабее. Коммодор не хотел признаваться себе, что и тогда ситуация вряд ли была лучше. Искусственный интеллект «Проциона» тоже не смог бы тягаться с дьявольской изощренностью электронного противодействия «альфа-синта».

Он знал, что этот проклятый корабль сильно поврежден, что подтверждал хвост обломков, тянувшийся от АН-двенадцать, и было видно по его судорожному ускорению, но умирать он не хотел. «Альфа-синт» расщеплялся на множественные цели, которые вели себя самым бешеным образом, и с видом полнейшего презрения отметал ракеты, которые направлялись в реальную цель. Что бы он выделывал, если бы был невредим!

Но его время все равно на исходе. Корабли Хоуэлла через семьдесят минут выйдут на дальность торпедного выстрела, и у него хватит энергетических торпед, чтобы превысить уровень насыщения обороны «альфа-синта». А если даже не хватит, то еще через восемнадцать с половиной минут они выйдут на дальность лучевого оружия, и тогда этой психопатке конец.

– Адмирал, – сказала Лойс Хейтер, появившись на экране перед Симоном Монкото, – мы обнаружили еще один мощный источник гравитации. Он быстро замедляется.

– Дайте изображение мне! – приказал Монкото и нахмурился, глядя на дисплей. Лойс оказалась права: вторая гроздь источников гравитационного поля, численно почти не уступающая эскадре Хоуэлла, замедлялась в его направлении. Адмирал задумался. Это могло быть совпадением, будь рядом какая-нибудь звезда. Да и вообще адмирал давно перестал верить в совпадения.

Адмирал рассчитал трассы вновь появившихся судов – векторы протянулись через экран.

События обещали принять очень интересный оборот.

* * *

Новые всплески молний осветили бесформенное пространство коридорного космоса. Мегера отражала очередную ракетную атаку, и Алисия вздрогнула. Слава Богу, Мегера не нуждается в таких мелочах, как отдых. Запас ракет у пиратов не мог быть бесконечным, но они, казалось, этого не знали. Любое другое судно они давно уничтожили бы.

Они не должны достичь дальности ракет до оборота, но это «не должны» не учитывало повреждений «Мегеры». Нервы Алисии были на пределе после неослабевающего напряжения последних ста тридцати минут, однако конец был близок.

– Мегера, готова?

<Я-то готова. Хотела б я, чтобы мой ремонт тоже был «готов».>

Алисия с мрачным видом понимающе кивнула. Мегера с начала полета работала над ремонтом привода, отложив другие работы, и экипаж ощущал, что корабль функционировал… пока.

Ремонтные и эксплуатационные роботы смонтировали новую сеть управления, идущую параллельно залатанной в суматохе начала бегства, но они не отваживались выключить ее, чтобы провести испытания, в то время как эскадра Хоуэлла висела за ними, преследуя по пятам.

Нельзя было протестировать и другие отремонтированные системы. Двадцать пять процентов узлов привода были полностью уничтожены или искалечены, а материала хватало для ремонта только половины из них. Их теоретическая гравитационная масса уменьшилась на пять процентов после того, как часть была разобрана для ремонта остальных; она провела стендовые испытания воссозданных узлов, но включить их в сеть в черной дыре коридора никто не решался.

К несчастью, маневр, который они собирались выполнить, не оставлял им выбора. Они должны были оттянуть свой оборот из-за преследовавших пиратов и теперь нуждались в как можно более мощном замедлении.

<Подходим к точке, Алли,> тихо вошла в ее мысли Мегера, и Алисия глубоко вздохнула:

– Спасибо. Тисифона?

<Я готова, малышка. Расслабься, как только можешь.>

– Вот именно, как могу. – Она слышала нервную дрожь в своем голосе и заставила себя расцепить ладони. – Давайте.

Они не ответили, но Алисия почувствовала, как Мегера открыла эринии широкий канал доступа без колебаний и без следа былого недоверия. Они объединились с единой целью, сплетая сияющую сеть, и Алисия подавила позыв ревности, потому что она в этой работе не участвовала. Она видела ее своим мысленным взором, чувствовала ее красоту, сеть была прекрасна, но это была ловчая сеть, и добычей для сети была она сама.

Глубоко в ней всплеснулись потоки силы, и сеть замкнулась. Алисия встрепенулась от боли, которая утихла чуть ли не прежде, чем началась. Ее глаза широко раскрылись.

Соблазнительное сверкание безумия прекратилось. Оно не исчезло, но отодвинулось. Оно горело в покрове, сплетенном Тисифоной и Мегерой, не касаясь ее. Благословенный полузабытый покой снизошел на нее, как тишина собора Она облегченно вздохнула, и ее мышцы расслабились впервые за несколько дней.

– Спасибо, – прошептала она и почувствовала молчаливую ласку Мегеры.

<Этого немного, малышка, и я не знаю, как долго это продержится. Но все, что сможем, мы сделаем.>

– Спасибо, – сказала Алисия уже более спокойно и снова сосредоточилась. – Ладно, Мегера, давай возьмемся за этих ублюдков.

* * *

Лойс Хейтер склонилась над своей консолью и напряглась.

– Скажите Старику, что зарегистрировано отделение приманки.

* * *

Пуски ракет прекратились. Поджав губы, Джеймс Хоуэлл выжидал последние секунды до торпедного залпа. Будь он на борту «альфа-синта», именно сейчас он выполнил бы аварийный оборот.

А вот и он! Убегающий «альфа-синт» внезапно резко обернулся, и Хоуэлл начал отдавать приказания – и внезапно замолчал. На его дисплее были две отметки. Одна продолжала двигаться вперед с неизменным ускорением, вторая неслась к нему с невероятным замедлением, и он с чувством выругался.

Хоуэлл заскрежетал зубами и подождал, пока ему выдадут результаты анализа. Логика подсказывала, что подлинный источник сигнала несется к нему в отчаянной попытке сбросить скорость до субсветовой и оторваться от него… но он приближался при более двух с половиной тысяч «же». Неужели «альфа-синт» способен развить такую мощность после долгого ковыляния? Лишь доля такого возрастания могла дать ему возможность уйти из-под огня. Совсем не обязательно увертываться от ракет, когда можно просто оторваться от преследования, это сообразила бы и сумасшедшая.

Вторая отметка продолжала уходить от него с теми же параметрами, которые он наблюдал в течение всей погони, что могло означать ее подлинность, и дилемма становилась невыносимой. Если он сбросит скорость, чтобы заняться замедляющейся отметкой, и не угадает, то убегающая цель получит возможность увеличить разрыв. Если продолжит преследование и не угадает, то совсем потеряет цель. Одна из них должна быть настоящей целью, но которая?

Какая бы ни была подлинной, он должен быстрее принять решение. Особенности коридорного космоса увеличили замедление приближающегося источника до трех тысяч «же», и ускорение его эскадры приводило относительное замедление к величине более сорока семи километров в секунду за секунду. Примерно через четыре минуты цель уйдет в досветовую область, и, если он не начнет замедление минимум за полминуты до этого, он потеряет ее навсегда.

* * *

Генераторы привода Фассета практически бесшумны, их спокойное жужжание ненавязчиво, как биение человеческого сердца. Но не сейчас. Сжав зубы, Алисия вцепилась в подлокотники своего командного кресла. Привод выл, как раненый зверь, сотрясая стальные кости «Мегеры», зрение отказывалось воспринимать расплывшиеся из-за вибрации очертания предметов.

Приманка, в качестве которой был использован один из двух оставшихся на борту «Мегеры» сверхсветовых дублей, продолжила их прежний курс, и уровни мощности систем корабля зашкалили. Измерительные приборы взбесились, завывали залатанные генераторы узлов, трещали и шипели вновь сконструированные ходы и тяги. Казалось, этому не будет конца.

* * *

– Оборот! – крикнула Лойс Хейтер. – У нас оборот! – Глаза ее расширились, а голос упал до шепота. –

Ну и темп! Такое замедление! Как она умудряется не развалиться…

Кибернетический мозг «Бесстрашного» отметил изменения гравитационных параметров и подстроил собственный привод. Векторы совпадали с точностью до десяти процентов, удовлетворенно констатировал Хоуэлл.

* * *

Время истекало. Хоуэлл обнаружил, что колотит по подлокотнику кресла. Надо определяться поскорей. Через десять секунд надо будет приступить к аварийному замедлению. Дать «альфа-синту» увеличить разрыв – все-таки меньшее зло, чем потерять совсем, убеждал он себя, но это не уменьшало его злости.

Дальняя отметка вдруг мигнула, и глаза коммодора сузились. Ага! Она мигнула еще раз. Мощность уменьшалась, и он все понял.

Дальность уменьшилась до четырех с половиной миллионов миль, когда эскадра Хоуэлла сделала полный оборот и интенсивно начала замедляться.

* * *

<Пятьдесят секунд до субсветовой. Струйка крови стекала по подбородку Алисии, ее руки впились в подлокотники, в измученном мозгу застыло удивление, что они еще живы, но голос Мегеры не изменился от адской вибрации. Сорок. Тридцать пя… У них оборот, Алли!>

* * *

– А вот и они, шаловливые детишки, – пробормотал Симон Монкото, колдуя над своей командной сетью.

Он сидел в спокойной позе, но глаза его мстительно светились, на губах застыла печальная улыбка. Мало кто из офицеров видел его таким. Вторая группа источников тяготения должна была перейти на субсветовую скорость еще через девять минут – вне дальности конфликта с пиратами, но на сходящихся векторах.

– Вырубить приводы! – раздалась его команда, когда Алисия Де Фриз перешла световой барьер, и его корабли мгновенно выполнили приказ.

* * *

<А вот и Симон. Точен как часы!> провозгласила Мегера, когда наемники появились на ее дисплеях и исчезли, затаившись в засаде. Бездействие приводов делало их невидимыми для сверхсветовых сканеров. Пираты не смогут их увидеть, пока не начнут функционировать их световые и электромагнитные сенсоры.

Алисия понимающе кивнула, одновременно почувствовав громадное облегчение: Мегера резко уменьшила мощность привода. Ужасная вибрация прекратилась, но у ее облегчения был мрачный фон: Мегера готовилась к продолжению боя. Если бы сверхсветовой дубль протянул немного дольше, они смогли бы проскочить мимо пиратов к Монкото. Это у них не вышло, они остались в пределах досягаемости эскадры Хоуэлла и должны были замедляться ей навстречу – или потерять защиту привода. Но если замедляться слишком интенсивно или если они начнут ускоряться и обойдут «Мегеру», в момент проникновения в их строй дальность составит менее двух световых секунд.

Всплеск мрачного пламени озарил мысли Алисии. Она сжала зубы, почувствовав натиск скованного безумия, бьющегося о сдерживающую сеть. Рядом была Тисифона, отбивающая разрушительные порывы, и оно отступило, гневно рыча. Пот омыл лоб Алисии. В этот раз они победили, но что будет, когда возобновится стрельба?

<Алли, посмотри на гравитационном по два-восемь-ноль.>

* * *

Дредноут «Процион» вырвался из коридорного пространства вместе со всем своим выводком навстречу «альфа-синту», замедлявшемуся ему прямо в зубы. Свои зубы оскалил Джеймс Хоуэлл. Если бы Де Фриз была офицером Флота, она бы знала, что, просто вырубив привод, она избавилась бы от преследования. Исходя из ситуации можно было предположить ее желание повторить попытку тарана.

Это могло быть единственным объяснением ее маневра, но в этот раз ее корабль был сильно поврежден, а главное, он знал, с кем имеет дело.

Прозвучали приказания, и его эскадра приготовилась встретить врага смертельными объятиями.

– Коммодор! – это был коммандер Рахман. Его лицо вытянулось. – Замечен еще один источник! Он еще на сверхсветовой, но быстро замедляется. До перехода примерно… шесть и одна десятая минуты на дальности в тридцать одну световую минуту, пеленг два-восемь-шесть – один-один-семь. Не менее тридцати единиц.

Хоуэлл застыл, у него потянуло в животе, когда данные Рахмана появились на его дисплее. Эти вновь появившиеся отметки тоже замедлялись, хотя и не так бешено, как Де Фриз. Их вектор сходился с вектором эскадры Хоуэлла. Не полностью, но достаточно, чтобы они успели отреагировать на его попытку снова уйти на сверхсветовую скорость. Значит, Де Фриз знала, что они здесь?

Это было непонятно. Если была задумана засада, они прибыли бы заблаговременно и сидели бы тихо с выключенными приводами. Но что же это тогда?

Числа выскочили в нижней части дисплея, и он выругался. Да, они могли перейти на субсветовую скорость на сходящемся векторе и вернуться обратно на сверхсветовую вместе с ним, даже если бы он ушел на максимальном ускорении, но они не могут напасть на него, пока он замедляется. Они должны будут погасить скорость и начать преследование, а люди Хоуэлла уже гасят скорость. У него слишком большое преимущество, чтобы быть захваченным вблизи коридорного космоса на встречном курсе… слабое утешение!

Челюстные мышцы напряглись, когда его взгляд вернулся к Де Фриз. Они не могут на него напасть, но обзор у них превосходный, и они уже сканируют его параметры. И это значит, что вся его погоня – коту под хвост. С его эскадры снимут отпечатки пальцев, и мечта Тредвелла воздвигнуть империю на «пиратской угрозе» мертва. Возможно, у разведки уйдут месяцы, чтобы составить общую картину, но истинный характер «пиратской» эскадры будет разоблачен и станет пылающей стрелой, указывающей в истинном направлении.

Но одну, последнюю вещь он может сделать. Де Фриз не спешила навстречу пришельцам. Она все еще замедлялась навстречу ему. Приказ об открытии огня без предупреждения при ее обнаружении оставался в силе, и она боялась Флота не менее, чем он сам, предпочитая известную угрозу в отчаянной попытке избежать новой опасности.

Значит, он еще может ее уничтожить, и, как знать…

– Ракеты! – крикнул Рахман. – Сверхсветовые, пеленг ноль-ноль-три – один-два-семь.

Хоуэлл вздрогнул в ужасе, увидев зловещие голубые точки, запятнавшие дисплей. Откуда они взялись?

И тут его субсветовые сенсоры обнаружили наконец корабли впереди и над ним, открывшие огонь продолжая замедляться в направлении его эскадры.

* * *

<Давай, Симон!> закричала Мегера, и кровожадность Алисии метнулась в сети, одна ячейка подалась, и Тисифона бросилась к слабине, блокируя натиск безумия. Ей это удалось не полностью. Одно из щупалец протянулось в мозг Алисии, и шумный вздох прорвался сквозь ее стиснутые зубы.

Мелькали сверхсветовые ракеты, корабли Хоуэлла начали противоракетные операции. Малое расстояние означало, что ракеты только набирали скорость, и Алисия зарычала, когда «Процион» успешно уклонился от дюжины ракет. Два линейных крейсера были менее удачливы, и она в восторге подскочила, когда они погибли.

* * *

Одиннадцать крупных судов висели на фланге Джеймса Хоуэлла, их скорость в пределе десяти процентов от его собственной, и он потерял «Трафальгар» и «Чикамогу». «Верден» заменил «Трафальгар» в тактической сети, но только он смог поддержать «Процион». Если бы искусственный интеллект «Проциона» был с ним, он мог бы потягаться со всеми одиннадцатью. Если бы! Теперь же он располагал лишь грубой огневой мощью и сильно ограниченными возможностями обороны.

Хоуэлл начал понимать ситуацию. Засада была, но не Флота, а наемников с Рингболта, с которыми связалась Де Фриз. Об этом однозначно говорили сосканированные параметры судов. «Альфа-синт», и только «альфа-синт» мог убрать Грегора, успеть на Рингболт и появиться в точке встречи, чтобы сыграть роль наживки. Это был единственный способ для неповоротливых броненосцев вызвать его на столкновение, и он проглотил наживку. Но что за суда подходят к световому барьеру? Это не суда Монкото. Он знал методы наемников, они задолго занимают свои позиции в засаде.

Он мысленно выругался. Эти суда не могли быть из флотского округа Гомес – разве что Бринкман засыпался, и вся операция лопнула с другого конца… но в этом случае здесь было бы много больше тридцати боевых единиц. Может, все-таки наемники? Какой-нибудь запоздавший союзник Монкото?

Это было не важно. Важно было, что, если он хочет избежать боя с ними, надо принимать бой с Монкото… а это самоубийство.

Но, может быть, не для всех. Кто-то сможет пробиться сквозь наемников и стать настоящими пиратами или поступить на службу в каком-нибудь из отдаленных от Франконии Миров Беззакония, где не проявят излишнего интереса к их прошлому. Это было немного, но это было все, что он мог им предложить. Это и шанс убить какое-то число мерзавцев, устроивших засаду.

* * *

– Ну-ка, сюда, идите к папочке, ублюдки, – шептал Симон Монкото. Он надеялся дать еще несколько залпов сверхсветовыми и ожидал, что пираты начнут ускоряться, чтобы спрятаться в черную дыру. Вместо этого они спрятались за приводами, направленными теперь прямо на него. Бой становился гаже, но его корабли парировали маневр пиратов. Из-за броненосцев их максимальное ускорение было меньше, чем у противника, но достаточное, чтобы обеспечить долгий и смертоносный контакт.

* * *

– Давай, Мегера! – рычала Алисия.

<Ты уверена, Алли? Я не смогу много добавить к огневой мощи Монкото в моей теперешней форме.>

Обеспокоенность Мегеры ослабила кольцо насилия, стягивавшее разум Алисии. Она сжала зубы, потея и пытаясь заставить себя думать. Часть ее «я» вопила, предостерегая. Сеть защиты от безумия звенела от напряжения, ее нити лопались. Она чувствовала метания Тисифоны, латавшей сеть, сама корчилась в кресле, стараясь сдержать свои губы, чтобы из них не вылетел приказ о вступлении в бой. Она могла отойти. Она могла уклониться от Хоуэлла и оставить его свежим силам Монкото, она должна была это сделать. Она и ее подруги были единственными, кто знал правду о Тредвелле. Они не могли рисковать. Алисия знала это, но не могла остановиться. Она придерживалась прежнего курса, но пока заставляла себя сдерживать приказ о модификации ускорения.

* * *

Авангард Хоуэлла обгонял наемников. Заслоны из эсминцев и легких крейсеров внезапно оказались противостоящими борт о борт на расстоянии всего пятьдесят тысяч километров. Защита не успевала реагировать, промахи почти невозможны. Боевые экраны казались сиянием, в которое закутана хрупкая стальная броня. Два эсминца и легкий крейсер рейдеров исчезли в пламени, но флагманский тяжелый крейсер коммодора Фалькони погиб вместе с ними. Смерть только начинала собирать свой урожай.

Монкото и его союзники поняли, что произойдет, когда увидели, что Хоуэлл не собирается удирать. Они могли отойти сами, но не для того они сюда прибыли. Противники смешались в общей схватке, яростно колотя друг друга.

Мощные лучевые и энергетические батареи «Проциона» открыли огонь, и дюжина эсминцев и легких крейсеров наемников погибла от его первого залпа. «Верден» добавил было своего огня, но два линейных крейсера О'Кейна сосредоточились на нем, и все больше энергии отсасывалось в его боевой экран. «Верден» корчился в огне, и «Процион» разнес одного из нападавших в куски и облака расплавленного, испаряющегося металла. «Верден» это не спасло. Его боевой экран отказал, сфокусированный залп лучевого оружия вонзился в борт, и он пламенем вознесся к звездам.

«Процион» мстительно обратился к его убийце, но «Бесстрашный» и линейный крейсер «Убийца» вцепились в него, как бульдоги. Они были меньше и медленнее, но их искусственный интеллект работал, молнии пронизывали вакуум. К ним на помощь подошли еще два линейных крейсера, затем еще один, и все они метали огненные дротики в дредноут.

Восемь миллионов тонн астролета содрогнулись, когда что-то проникло сквозь местную брешь в боевом экране, наемники вонзили свои когти в разодранный бок саблезубого. Хоуэлл бросил взгляд на экран и подавил стон. «Процион» привлекал все больше внимания наемников, но вокруг этого эпицентра сражения завязывались стычки между эсминцами и крейсерами. Корабли вспыхивали, как искры, тревожные сигналы звучали в наушниках. Наконец стало ясно, кто еще появился на поле боя. Линейные крейсеры Флота уже нацеливались на «Процион» в спешке отрицательного ускорения.

Хоуэлл покосился на красную кнопку щита ОКМ. За ним он мог не беспокоиться об атакующем Монкото. Но ускоряться он, прикрывшись щитом, не сможет, только дрейфовать, а когда он наконец вынужден будет убрать щит, враг будет его поджидать, соответственно подготовившись. Он яростно поднял брови и обернулся к коммандеру Рахману:

– По броненосцам!..

* * *

Ногти Алисии вонзились в ладони, когда взорвался броненосец «Убийца». Она помнила нежные карие глаза Эстер Тарабано, и в ней полыхнул прорвавшийся вулкан.

К черту Тредвелла! К черту все! Наемники сражаются в ее битве, умирают ее смертью. Она чувствовала, как Мегера и Тисифона бьются с ее безумием, но ей было все равно.

– К черту! Вперед!

Мегера, плача, повиновалась. Привод загремел и зарычал, и «альфа-синт» начал сближение с циклоном смерти.

* * *

Симон Монкото закусил губу, не чувствуя боли, когда исчез «Убийца». Сначала Арлен, потом Тадеоши и Эстер. Но он достал гадов! Искусственный интеллект его корабля нащупал брешь в обороне врага, которую, конечно, заметил бы и интеллект самого «Проциона», если бы функционировал. «Бесстрашный» отдал по сети приказ, и броненосец и три линейных крейсера спустили лавину лучей и торпед в открывшуюся им щель. Привод Фассета «Проциона» взорвался.

* * *

Вопль Алисии отразился от перегородок, когда она увидела, что дредноут лишился привода. Ее глаза светились безумием. Наемники отваливали от «Проциона», не желая оставаться в зоне ближнего огня. Они обломали крылья чудищу, лишили его возможности маневра. Как только они отойдут достаточно, чтобы не пострадать от своих же сверхсветовых ракет, ему конец.

Но Алисия уже не думала о сверхсветовых ракетах. Она вообще ни о чем не думала. Она лишь видела перед собой врага, которого должна убить.

* * *

Корабль Его Величества «Цусима» замедлялся в направлении отчаянной схватки. Голова у капитана шла кругом от кажущейся нелепости поступающей информации. Корабли Флота дерутся смертным боем с наемниками! Это не укладывается в голове. Чего не случается на свете – ее память хранила инструктаж сэра Артура: если наемники здесь для того, чтобы сражаться с пиратами, то корабли Флота и есть те самые пираты, каким бы абсурдом это ни казалось. Такое жестокое сражение не может быть столкновением по недоразумению. Обе стороны в этой битве точно знали, за что они сражаются.

«Цусима» была головным судном оперативного соединения и уже приближалась к дальности пуска сверхсветовых ракет, но капитан Ву не давала приказа на открытие огня, так как в такой свалке невозможно точно поразить цель, не повредив своим. Но что за судно отстало от основной массы сражающихся? Оно с бешеной скоростью направляется к месту схватки, что-то странное есть в параметрах привода…

– Капитан! Там «альфа-синт»! – сообщил офицер слежения. Лицо капитана Ву побелело. В этом секторе не было «альфа-синтов». Оба находившихся здесь корабля этого класса были отозваны. Ошибки быть не могло.

Ву подавила ругательство и посмотрела на экран. Она слышала толки и пересуды, знала, насколько близка была сэру Артуру и майору Кадров Като эта Алисия Де Фриз, но флагман, на котором находился Кейта, был в десяти световых минутах позади. За время обмена сообщениями «альфа-синт» уже затеряется и общем вихре, и «Цусима» не сможет его перехватить.

Она не хотела этого делать. Ни один офицер Флота не захотел бы быть на ее месте, она знала точно. Но она была здесь, а приказ отменен не был.

* * *

<Сверхсветовые! Алли, сверхсветовые!>

Вопль предупреждения Мегеры, почти незаметный на фоне безумия, коснулся какого-то из последних ошметков здравого смысла. Алисия увидела пущенные в нее ракеты, и разум поднялся в ней, здравый смысл стал подавлять взбесившиеся инстинкты.

Тисифона рванулась в брешь, пробитую в стене безумия, и Алисия вздрогнула в своем кресле. Ужасный рев стих, ее заполнило понимание происходящего.

– Маневр, Мегера! Уходи! – выдавила она, язык еле ворочался. Она цеплялась ногтями за здравый смысл, чувствуя, что кровавый хаос снова тянется к ней. – Вираж! Убрать туннель! – Она задыхалась. Каждое слово давалось с трудом. И она прибегла к единственному верному средству, чтобы спастись от безумия. – Тисифона, забери меня! – закричала она и соскользнула с кресла, когда эриния выключила ее сознание.

 

Глава 33

Разбитое чудовище с разорванными боками дрейфовало на фоне звездного узора. Симон Монкото сидел на своем мостике и наблюдал за ним.

Он повернул голову к стоящему рядом человеку. Фархад Бен Белькасем был бледен, несмотря на смуглый цвет кожи. Бойня в космосе произвела на него гнетущее впечатление. Однако он первым заметил мертвую зону в огне «Проциона». Целый квадрант батарей был сметен взрывом. Монкото уступил его просьбе отменить ракетный обстрел на уничтожение.

Адмирал еще сам не вполне понимал, почему он согласился. Рано или поздно это неизбежно. Зачем рисковать своими людьми из-за каприза инспектора отдела «О»? Но он повел «Бесстрашного» в эту дыру, прошел вдоль борта «Проциона», методично уничтожая его оружие и лишая экипаж последних проблесков надежды.

Глаза Симона Монкото вернулись к дисплею обстановки. Картина была внушительная. Тридцать кораблей Имперского Флота, восемнадцать из них линейные крейсеры. Они оказались более чем желанной поддержкой, но все же потери наемников были ужасны. «Убийца», три из девяти линейных крейсеров, четыре из семи тяжелых крейсеров… Счет мясника, соответственно, легче для эсминцев и легких крейсеров, но общий итог был кошмарным, особенно для наемников, которые не могут рассчитывать на ресурсы правительственных флотов планет.

Но ни одно судно предателей не ушло, лишь два эсминца сдались. Массовое убийство на Рингболте – и на Элизиуме – было отмщено… или будет отмщено, когда наконец погибнет «Процион».

Раздался вызов связи, и адмиралу Монкото пришлось скрыть удивление, увидев лицо собеседника.

– Адмирал Монкото, – зарокотал голос, – здесь бригадир сэр Артур Кейта, Имперские Кадры. Прошу вас принять мою благодарность от лица Его Величества. Я уверен, что Его Величество пожелает лично выразить благодарность вам и вашим людям в самом ближайшем будущем. Империя в долгу перед вами.

– Благодарю вас, сэр Артур. – Настроение Монкото улучшилось, несмотря на скорбь о потерях. Сэр Артур Кейта был известен тем, что зря ничего не говорил. Его голос был голосом Симуса Второго, и Земная Империя платила свои долги.

– Особо благодарен вам за этот дредноут, за то, что вы не разрушили его. – Лицо Кейта посуровело. – Нам нужна его команда, адмирал. Очень нужна.

– Мне она тоже нужна, сэр Артур. – В голосе адмирала появились стальные нотки.

– Я вас понимаю, вы и ваши люди смогут свершить справедливый суд, но мне нужны живые пленные для допроса.

– В точности то же говорит и инспектор Бен Белькасем, – признал адмирал, и лицо Кейта смягчилось.

– Так он у вас! Отлично. И он прав, адмирал Монкото.

– Не спорю, но как вы до них доберетесь? Мы выбили им почти все зубы, генератор щита не работает, но они знают, что их ждет суд. Вы уверены, что они сдадутся?

– Некоторые сдадутся, – сказал Кейта с бесстрастной уверенностью. – У меня с собой полный батальон коммандос Кадров, адмирал. Думаю, мы выкурим их из скорлупы.

– Коммандос? Батальон? – Монкото осознал ситуацию. На мгновение он чуть было не ощутил что-то вроде жалости к мерзавцам внутри корабля. Он даже прокашлялся. – Думаю, у вас действительно это получится. Но только если они не взорвут реакторы.

– Не успеют. Следите за видовым экраном, адмирал.

Когда Монкото посмотрел на дисплей, четыре линейных крейсера как раз подходили к «Порциону». Сначала показалось, что они собираются запустить «шаттлы», но первое впечатление оказалось ошибочным. Кейта имел полные планы «Проциона», и батареи ближнего боя вонзили свои лучи в борт дредноута. Операция заняла не более двух секунд. Прежде чем кто-нибудь на борту успел отреагировать, все реакторы ядерного синтеза превратились в груды раскаленных развалин.

– Ну вот, теперь они ничего не смогут взорвать, – сказал Кейта с холодным удовлетворением. – Еще одна деталь, адмирал. – Он сделал секундную паузу и кивнул. – Не знаю, можно ли оживить этот дредноут, но если можно, то он ваш. Мое слово.

Монкото поднял брови. Хотя и сильно разрушенный, он далеко не был полной развалиной. Перспектива добавить к своему флоту судно в восемь миллионов тонн вызвала у адмирала поток связанных с этим мыслей.

– Сейчас моим людям предстоит работа, адмирал, но позже мы с вами еще поговорим. Всего наилучшего! – распрощался сэр Артур.

* * *

Таннис Като скрылась в своей боевой броне. Шлем мягко притянулся и загерметизировался.

Она проверила сервомеханизмы штурмовой винтовки. Многие десантники предпочитали для вакуума плазменное или лазерное оружие. В атмосфере оно было малоэффективно, так как резко уменьшалась дальность действия. Даже в вакууме правильно использованная аэрозольная граната могла нейтрализовать лазер, но отсутствие отдачи делало его популярным в условиях невесомости. Конечно, лазер требовал большой мощности накачки, а плазменное оружие вряд ли можно назвать прецизионным, особенно в тесных помещениях и проходах астролета, но многие считали, что их преимущества перевешивают. Только не Таннис. Штурмовая винтовка была точным инструментом, а компенсация отдачи реактивной струей давно уже доведена до автоматизма.

Она отогнала посторонние мысли. В последние моменты перед боем ее мысли всегда стремились куда-то в сторону. Вот Алли в эти моменты всегда была сосредоточеннее.

Таннис отогнала и это воспоминание и вызвала на экран обзор десантного отсека. «Шаттлы» выстраивались в направлении цели. По крайней мере Алли жива. Значит, не все потеряно, надежда еще есть.

Последний «шаттл» занял исходную позицию, засветились двигатели, и корпус «Проциона» начал приближаться.

* * *

Монкото невольно напрягся, когда серебряные личинки полетели к дредноуту. Они такие крошки… немногим больше, чем древний предкосмический авиалайнер. И если он пропустил хоть одну огневую позицию…

Но никто не стрелял. «Бенгалы» облепили свою добычу, притянулись к корпусу, люки начали открываться.

* * *

Таннис инстинктивно пригнулась и выругалась, когда по ее броне забарабанила очередь. Один из ее людей выдвинулся между ней и стреляющим, покачиваясь от плотного огня. Стреляли из стандартной армейской винтовки, поэтому пули густо рикошетили от брони. Его оружие поднялось со смертоносной экономичностью, характерной для стимулированного тонусом десантника, и стрелявший исчез в потоке плазмы вместе с дюжиной метров перегородки.

– Пленники, Джейк, – мягко напомнила Таннис. – Нам нужны пленники.

– Извините, мэм. Увлекся. – Десантник, возвышавшийся над Таннис на треть ее роста, ответил несколько виновато.

– Ладно, все равно спасибо.

Ее группа двинулась сквозь еще дымившуюся дыру. Джейк Адамс иногда забывал, к чему может привести такая «увлеченность». Боевая броня давала возможность нести тяжелое оружие. Броня Адамса, скроенная по его росту, позволяла ему нести плазменную пушку наподобие бортовой у «шаттла».

Она посерьезнела, сфокусировавшись на данных своего дисплея. Бои на борту всегда были достаточно неприятными. Даже если они знали каждый уголок, всегда могли найтись закутки для решивших драться до конца. А пираты не строили иллюзий относительно того, что их ожидает. Ее штабная группа должна была окольным путем выйти на главную цель, в то время как задачей остальных было отвлечение возможного сопротивления и обеспечение их продвижения. Они делали это, но несли потери, несмотря на свое снаряжение.

Она огляделась, сверяя маркировку проходов с показаниями своего дисплея, и удовлетворенно хмыкнула.

– Рота Бета, Шомпол прошел маршрут до Танго четыре-девять Лима вниз Зебра три. Ориентируйтесь на меня.

Капитан Шульц подтвердил, она спрятала дисплей и вывела винтовку на изготовку.

– Ну, Джейк, видишь люк там, внизу?

– Да, мэм.

– Командный мостик этого куска дерьма за этим люком. – Она улыбнулась ему и помахала рукой с танцевальной плавностью, объясняемой действием тонуса.

* * *

Джеймс Хоуэлл согнулся над своей не нужной более консолью. На нем был скафандр, он держался за лазерный карабин, чужой, неуклюжий предмет. Он был почти спокоен, в голове была какая-то пустота. Для надежды места не было, в страхе не было смысла. Он был готов умереть, а произойдет это через несколько минут, часов – даже месяцев, если его возьмут живым, – не имело значения. Он предал все, чему присягал, чтобы сыграть в большую игру.

Эту игру он проиграл, и его глупость привела к тому же бесславному концу бывших с ним людей.

Эхо боя доносилось до него по стали корпуса. Он посмотрел на Рэчел Шу, маленькую и смертоносную за плазмометом на сошке. Остальные сидели рядом, ожидая и не сводя глаз с люка. Каждую секунду…

Тяжелая бронированная крышка содрогнулась, мгновенно вспыхнула ярко-белым огнем, сквозь нее хлестнула колонна пламени, метнувшаяся через помещение. Кто-то оказался у нее на пути и умер, не успев даже вскрикнуть. Еще один всплеск снес крышку прочь, и в помещение ворвался первый десантник.

Хоуэлл положил карабин на консоль и нажал на спуск. Дюжина сидевших с ним людей тоже открыли стрельбу вольфрамовыми сердечниками и лучами. Десантник закачался. Его оружие плеснуло огнем, неприцельный веер сердечников дробил консоли, стойки и людей с одинаковым презрением. Рэчел Шу нажала на спуск плазмомета, и до палубы вместо трупа дошла лишь горстка пепла.

* * *

Таннис Като подавила проклятие, когда погиб первый десантник. Это была ее вина. Другие группы несли потери, у нее потерь не было, и она утратила осторожность. Сейчас она скользнула вперед, плотно прижимаясь к перегородке и стараясь не думать об Адамсе, следовавшем вплотную за ней со своей тяжелой пушкой. Ее ум работал на волнах тонуса, сенсоры брони увеличивали чувствительность ее органов… а если им немножко помочь… Жестом она направила своего гренадера к противоположной переборке. Она отстегнула от пояса небольшой прибор и кивнула. Адамс открыл огонь смешанной лентой в режиме полной очереди. В люк полетела и запрыгала по помещению смесь дымовых и пиротехнических зарядов с небольшой примесью разрывных, потому что они хотели захватить пленных. Публика за люком прижималась к полу, чтобы уберечься от хлопушек и антилазерных дымовых шашек, и под этот адский аккомпанемент она плавным движением сбросила дистанционный прицельный сенсор. Он прокувыркался, никем не замеченный, и замер на полу. Таннис удовлетворенно констатировала, что сенсор выжил.

Теперь Таннис сориентировалась в интерьере, подсчитала и рассортировала источники опасности, тщательно отметила положение плазмомета и его стрелка и кивнула гренадеру еще раз. Он завел еще одну бесконечную очередь, и Таннис вплыла в помещение с мощной грацией развертывающегося бушмейстера. Винтовка была продолжением нервов. Цель оставалась невидимой за разрывами и дымом, но винтовка поднялась, не теряя времени, и Таннис выдавила из нее пятизарядную очередь двадцатимиллиметровых безгильзовых, покинувших ствол со скоростью восемнадцать сотен метров в секунду и практически моментально отрезавших цели обе ноги.

Даже для большинства коммандос ведение огня с прицеливанием по дистанционному сенсору было затруднительным, но Таннис была виртуозом. Ответный огонь был интенсивным, но неприцельным. Они не могли ее видеть, но сами были у нее как на ладони. Ее винтовка была волшебной палочкой, сеющей смерть с безжалостной точностью. Она распределяла пяти-шестизарядные очереди, и ответный огонь ослабевал. Последняя очередь сердечников просвистела в ее сторону, и она уже выходила из помещения, вызывая медиков.

* * *

– Боже мой!

Слова Бен Белькасема повисли в воздухе госпитального отсека, и он сам не мог понять, были они молитвой или проклятием. Он опустился в кресло, чувствуя такую же тошноту, как Таннис, когда она выходила из тонуса.

Сэр Артур Кейта не сказал ничего, только смотрел на женщину на больничной койке. Огонь Таннис отрезал ей обе ноги, но никто не жалел об этом. Она лежала, довольно улыбаясь, а Кейта хотелось задушить ее голыми руками.

Рэчел Шу была единственным членом штаба, захваченным живьем. Он знал, что должен радоваться, потому что никто, кроме Хоуэлла, не мог дать такого количества информации, но даже слушать ее было противно. В ней была невидимая гниль, гангрена души, тем более ужасная, что выглядела Шу совершенно обычно. Она объясняла все с ужасающей бодростью и жизнерадостностью под воздействием препаратов Бен Белькасема.

При обычных обстоятельствах ни один имперский подданный не мог быть подвергнут воздействию стимуляторов искренности без решения суда, что, как прекрасно представлял себе Кейта, не остановило бы Бен Белькасема или Гектора Суареса ни на мгновение. Но все же Кейта был доволен, что законы нарушены не были. Может быть, немножко затронуты, но не нарушены. Шу захвачена с боем во время акта пиратства, поэтому у нее не было никаких гражданских прав. Более того, Кейта имел право расстрелять ее на месте. Хотелось бы ему это сделать! Ох, как хотелось бы! Но она была слишком ценным свидетелем. Его медики нянчились с ней, как если бы она была самим Императором, потому что ее показания могли поставить к стенке Субрахманьяна Тредвелла и сэра Амоса Бринкмана.

Кейта отступил от кровати, как от источника заразы, и тоже сел напротив Бен Белькасема. Таннис Като была бледной, как призрак. В помещении тяжело повисло молчание, прерванное наконец инспектором.

– Не постигаю… – Он покачал головой. – Слышал все своими ушами, и все еще не верится. – В голосе инспектора действительно слышались несвойственные ему нотки неуверенности. – Все эти месяцы охотиться за мерзавцами и обнаружить такое…

– Да… – Губы Кейта искривились, как будто он хотел сплюнуть на палубу. – Да… – повторил он. – Но зато теперь мы знаем все. Или, по крайней мере, достаточно. – Он повернулся к инспектору Суаресу, стоявшему рядом с Бен Белькасемом. – Пожалуй, теперь нам не понадобится зачистка.

– Не могу сказать, что об этом жалею, – ответил Суарес, – но это похуже любой зачистки. Не думаю, что когда-либо губернатора сектора судили за измену.

– Лиха беда начало, – мрачно пошутил Кейта. – С адмиралом Лейбницем я поговорю сам. Я не хотел бы, чтобы об этом узнал еще кто-нибудь, пока мы не добрались до Суассона. – Он глубоко вздохнул и печально улыбнулся. – Нет худа без добра, – изрек вдруг Кейта, и присутствующие удивленно повернули головы в его сторону. – Мы бы не смогли так далеко продвинуться без Алли, Таннис. Добавив это к тому, что рассказал инспектор, – он кивнул в сторону Бен Белькасема, – можно отменить приказ об ее уничтожении.

Лицо Таннис осветилось хрупкой надеждой, но Бен Белькасем хлопнул себя по лбу.

Кейта обернулся на звук и сузил глаза, увидев лицо инспектора.

– Что? – спросил он резко.

– Алисия… Бог мой, Алисия!..

– Что случилось?

– Она знает все о Тредвелле. Кейта недоверчиво поморщился:

– Это невозможно. Откуда она могла узнать?

– Компьютеры. – Руки Бен Белькасема отчаянно двигались, пока он пытался выразить свои мечущиеся мысли словами. Все в недоумении смотрели на него. – Компьютеры «Проциона». Когда Мегера отрубила его искусственный интеллект, Алисия прозондировала его сеть.

– О чем вы говорите? – спросила Таннис. – Это не смог бы сделать и обученный пилот «альфа-синта», не говоря уж об Алли. Даже если бы она смогла, Шу только что нам сказала, что в компьютерах ничего о Тредвелле нет.

– Вы еще не понимаете? – Инспектор прорычал это так яростно, что Таннис подалась назад. – Она не сумасшедшая… не такая, как вы думаете. Тисифона существует!

Таннис и Кейта переглянулись, потом настороженно уставились на инспектора, словно ожидая дальнейших проявлений помутнения рассудка, и он подавил гнев и разочарование.

– Вы плохо слушали меня, – упрекнул он. – Я ведь говорил вам, что она сделала с Алексовым. Она не задавала вопросов, она читала его мысли, она потрошила его мозг. Называйте это телепатией, пси-сенсорикой, как хотите, но это существует!

Кейта хмурился в своем кресле. Таннис глубоко засунула руки в карманы и сгорбилась, а Бен Белькасем медленно кивал:

– Именно так. Вы можете считать Тисифону продуктом воображения Алисии, но я думаю иначе. Я разговаривал с нею, сидя за обеденным столом, как говорю сейчас с вами. Я не знаю, кто она, но она реальна. Она может читать мысли… и многое другое. Вспомните, как Алисия сбежала из госпиталя и украла «Мегеру». Вспомните, как она выслеживала пиратов, черт побери!

– Ладно, – сказал наконец Кейта. – Допускаю, что Алисия – или Тисифона – может читать мысли. Если она узнала это не от Алексова, то от кого же?

– От Рендлмана. – Бен Белькасем указал на Шу. – Вспомните, что она рассказала о событиях на мостике, когда Мегера потрошила кибер-синт «Проциона». Это была Тисифона. И никто более.

– Да бросьте! – запротестовал Кейта. – Он был подсоединен к рухнувшему искусственному интеллекту.

– Вы так считаете? – Бен Белькасем обратился к Таннис Като. – Что случается с оператором кибер-синта в таких случаях, майор?

– Кататония, – не задумываясь ответила Таннис. – Он угасает, как свечка.

– Почему же им тогда пришлось вводить Рендлману лошадиные дозы успокоительных средств?

– Вот дьявол! – вырвалось у Таннис. – Он прав, дядя Артур, это совершенно нетипично. Если Алли действительно может читать мысли…

Помолчав, Кейта вздохнул:

– Ладно. Может, и читает. И что же?

– Раз она знает о Тредвелле, она займется им.

– Стоп. Минуточку, – запротестовала Таннис. – Что значит «займется»?

– Это значит, что она, Мегера и Тисифона попытаются его убить. Они не знают, что у нас есть пленный из штаба Хоуэлла. Она думает, что она – единственный человек, знающий правду, а все считают ее сумасшедшей. Она уверена, что ей никто не поверит. Следовательно, она должна сделать это сама.

– Но она не сможет, – рассудительно возразила Таннис. – Тредвелл в командной крепости Суассона, она знает это.

– А ей плевать! Бог мой, чего мне стоило убедить ее не бросаться на Хоуэлла в одиночку!

– Но это самоубийство. Алли никогда не сделает такого. Я знаю ее.

– Вы знали ее, – мрачно поправил Бен Белькасем. Он сжал руки и следил за собеседниками, тщательно подбирая слова. – Она не сумасшедшая в обычном смысле. Но… Майор Като, сэр Артур, в ней происходит нечто… На Суассоне такого не было. Это… фанатизм. Я видел ее после Виверна. Она была совершенно нормальной, пока не узнала об Алексове и Бринкмане, а после этого…

– Что, Фархад? – тихо спросил Кейта.

– Я хочу сказать, что ей все совершенно безразлично, кроме одного: уничтожения пиратов. Все остальное для нее более не существует. Она не пожалеет своей жизни для их уничтожения. И она не пожалеет никого, кто даже случайно окажется на ее пути.

– Только не Алли, – шепнула Таннис, но это был уже не протест, это была мольба.

Бен Белькасем ненавидел себя за то, что ему приходилось говорить.

Кейта задумчиво смотрел на инспектора. Потом он нарушил молчание:

– Если вы правы – я не уверен в этом, – но если вы правы – в этой крепости еще девять тысяч человеческих жизней.

– Да.

– Разве она может справиться с обороной? – спросил Суарес.

– Один раз она уже прошла сквозь нее. Она смогла врезаться в центр эскадры Хоуэлла. Не знаю, сможет ли она повторить… но вряд ли она вырвется оттуда живой.

– Она не захочет. – В голосе Таннис звучали слезы. – Она не сможет… Убив девять тысяч невинных людей. – Ее горло перехватило сдерживаемое рыдание. – Если она сделает это, она превратится в такое, чему сама не позволит жить.

– Она будет таранить, – тихо сказал Кейта. – Она возьмет форт своим приводом. Это единственное оружие для достижения ее цели.

– Мы должны ее опередить, – сказал Суарес. – Если мы арестуем Тредвелла, удалим его из крепости и она будет это знать…

– Не можем, – с горечью констатировал Бен Белькасем. – У нас нет астросвязи. У нас нет ничего быстрее «Мегеры».

– Ситуация… – медленно протянул Кейта. Он подумал и решительно встал. – У нас есть диспетчерский катер. Он почти такой же скоростной. Алли исчезла отсюда в направлении, чуть ли не противоположном франконскому. У нее не было времени откорректировать вектор. Я попрошу адмирала Лейбница выполнить расчеты, но все равно ей придется замедляться и переориентироваться на Суассон. Если мы отправимся немедленно, мы ее еще опередим.

– И что мы тогда сделаем, дядя Артур? – еле слышно спросила Таннис.

– Не знаю, Таннис. – Он вздохнул – Просто не знаю.

 

Глава 34

Резкий звонок прервал ее сон. Она подняла тяжелую голову, села, растирая кулаками глаза, затем взглянула на хронометр и хлопнула по кнопке связи:

– Хорт. Какого черта?

– Извините за беспокойство, вице-адмирал, – сказал ее начальник штаба, – но на подходе только что обнаружены два привода.

– Да? – Вице-адмирал Хорт с трудом сдерживала себя. – У нас тридцать – сорок прибытий за сутки, и что?

– Да, мэм, но эти два флотского типа, ни одного нет в графике, и подходят они на почти противоположных пеленгах. Если у них здесь назначена встреча, то они будут замедляться в аварийном режиме.

Вице-адмирал спустила ноги на пол и зашаркала ими, ища тапочки.

– Их векторы?

– Более удаленный – примерно тысяча четыреста световых и пеленг ноль-семь-три на три-пять-ноль, мэм. Ближний – примерно тысяча двести шестьдесят световых и два-пять-пять на ноль-ноль-три. Если они не отвернут после перехода на субсветовую, то встретятся как раз у Суассона.

Хорт нахмурилась. Два судна Флота, не упомянутых графиком службы движения… Тысяча двести световых – тянет на диспетчерский катер, но тысяча четыреста – на такое не способен никто, кроме…

Она забыла о тапочках и потянулась к форме.

– Расчетное время прибытия?

– Если исходить из оборота на минимуме от предела Пауэлла Франконии, то выход на субсветовую, соответственно, для первой – ближней – в десять сорок одну, для второй – одиннадцать сорок шесть, мэм.

– Гм… – Хорт выскользнула из ночной рубашки и начала натягивать одежду. – Ладно. Оповестите всех командиров крепостей. Времени достаточно, но я хочу, чтобы все форты были в готовности к десяти ровно. Свяжитесь с адмиралом Маратом. Как только у него будут готовы оценки возможностей «альфа-синта», сразу передать их мне. – Она продолжала одеваться. – Адмирал Гомес еще не вернулась?

– Нет, мэм. Маневры продлены до завтра.

– Черт. Вице-адмирал Бринкман?

– Он уже на первой орбите, прибыл на утреннюю конференцию.

– Попросите его немедленно прибыть ко мне на командный пункт. Но будить губернатора я пока не вижу причины.

– Да, мэм.

Хорт выключила связь. Она была сильно обеспокоена. Они не смогли помешать этой лунатичке удрать с «альфа-синтом». Конечно, после этого система обороны была модернизирована… но сомнительно, что они смогут удержать ее от нападения.

Внушительные орбитальные форты Франконии ожили и начали подготовительное тестирование. Люди есть люди, и чокнутая десантница стала темой множества шуток и анекдотов разной степени пристойности, но сейчас она возвращалась, и ее безумие вдруг перестало казаться смешным.

* * *

Искалеченный корабль несся сквозь туннель коридорного космоса с недопустимой перегрузкой, вибрируя под дребезжащую музыку поврежденного привода. Один из бортов прорван, скрученные бимсы, искореженные системы оружия, оплавленные переборки, ошлакованные остатки грузового «шаттла» застывшим хаосом торчали во мраке.

Настроение на посту управления отвечало состоянию корабля. Искусственный интеллект упивался своей безмолвной печалью, а четырехтысячелетний бестелесный дух, оторванный от своего времени, размышлял о том зле, которое сотворил. Все молчали, потому что сказать было нечего. Аргументы давно исчерпаны, женщина в командном кресле больше к ним не прислушивалась. Грязная, немытая и нечесаная, Алисия исступленно смотрела вперед воспаленными глазами, в которых горел неугасимый изумрудный огонь.

Астролет «Мегера» несся вперед, подгоняемый безумием.

* * *

– Гляньте-ка на этого паиньку. – Лейтенант Андерс наблюдал за образцовым оборотом первого из новоприбывших. Теперь он двигался с субсветовой скоростью в девяноста трех световых минутах от первой орбиты, замедляясь в темпе тысячи трехсот «же». Кто бы это ни был, спешил он здорово: даже при таком ускорении он должен был проскочить Суассон почти на световой час.

* * *

Диспетчерский катер был набит битком. Кейта даже не просил Таннис остаться, потому что всегда видел невозможность невозможного. Инспектор Суарес был почти так же настойчив. Кейта не нуждался в нем, так как его собственные полномочия простирались достаточно далеко для выполнения предстоявших неприятных, но неизбежных процедур. Однако главный инспектор уголовного отдела не мешал для придания дополнительного веса. Бен Белькасем вообще ни на чем не настаивал. Он просто прибыл на борт катера с таким выражением лица, что Кейта сделал вид, что ничего не заметил.

Все это значило, что почти неделю они теснились, как сельди в бочке: катер с командой из восьми человек был рассчитан только на двух пассажиров. Они как-то разместились, а сейчас все толпились в рубке управления.

– Что мне отвечать, сэр Артур? – спросил командир катера. – Еще полчаса они от нас ничего не ждут, но наша спешка наверняка вызовет у них вопросы.

– У вас срочные сообщения, – проворчал Кейта. – Ни слова о том, кто на борту. Если спросят напрямую, врите. Я не хочу, чтобы кто-то знал, что мы здесь, до момента высадки.

– Да, сэр. – Лейтенант вдруг прижал гарнитуру к виску, затем указал на экран. Диспетчерский катер не имел богатого разнообразия устройств отображения информации, характерного для крупных судов, но его дисплей мог из видового превращаться в индикатор обстановки. Так произошло и сейчас. Лейтенант указал на отметку, быстро двигающуюся по направлению к ним на сверхсветовой скорости. Числа побежали по низу дисплея и замерли в наиболее вероятной оценке бортового компьютера.

Когда это судно совершит единственно теперь возможный аварийный оборот, оно окажется в шестидесяти четырех минутах на дальности в две целых и восемь десятых светового часа.

* * *

– Так, отметка один – диспетчерский катер, как и ожидалось, – объявил лейтенант Андерс, когда субсветовые сенсоры подтвердили результаты гравитационного анализа.

Вахтенный офицер кивнул и повернулся, чтобы ввести данные в орбитальную систему данных. Андерс вернулся к наблюдению отметки два. Он не имел представления о цели прибытия диспетчерского катера, но не мог избавиться от убеждения, что прилет обоих взаимосвязан. А что представляла собой отметка два, он знал.

– Дьявол, – кинул он женщине за соседней консолью, наблюдая, как отметка два рвется к астральному пределу Пауэлла Франконии. – Если она не обернется в течение пятнадцати секунд, у нее будет жареный привод на ленч.

* * *

– Мы готовы, адмирал?

– Насколько возможно, губернатор. – Вице-адмирал Хорт сидела в своем командном кресле, уже в гарнитуре, и наблюдала за обстановкой. – Хотела бы я знать, что она собирается натворить в этот раз.

– Думаю, это не имеет значения, Бекки, – заметил сэр Амос Бринкман, и Хорт согласилась со вздохом:

– Да, Амос, ты прав.

* * *

<Подходим к обороту, безнадежно пробормотала Мегера. Пожалуйста, может быть…>

– Нет! – Контральто Алисии было таким же грубым и желчным, как и ее лицо. Где-то в глубине она раскаивалась в своей грубости, но слезы были давно растрачены. – Выполняй!

* * *

– Конечно, это она. Но как она успела?

– Не знаю, Таннис, – ответил Кейта. – Прийти отсюда, после того как она ушла в совсем другом направлении… кажется невозможным. Она весь путь прошла на пределе привода.

– Нужно ли нам предупредить первую орбиту? – спросил Бен Белькасем.

Кейта немного помолчал, затем отрицательно покачал головой:

– Нет. Они уже вычислили ее курс. Мы ничего не добавим для изменения их оборонительной реакции. А правда только дезорганизует их командную структуру в решающий момент. – Он посмотрел на лейтенанта. – Продолжайте замедление, командир, и держите связь наготове. Мы попробуем с ней связаться, когда она выйдет на субсветовую.

Бен Белькасем поднял голову, затем взглянул на Таннис. Она стояла ссутулившись и смотрела на экран. Инспектор подвинулся к Кейта и спросил тихо, чтобы Таннис не услышала:

– Вы надеетесь, что сможете ее отговорить, сэр Артур?

– Честно? – Кейта вздохнул. – Вряд ли. Она слишком низкого мнения об имперском правосудии. Не без оснований, надо признать. А то, что вы рассказали о ее состоянии… – Он еще раз вздохнул. – Нет, я не думаю, что смогу ее отговорить. Но я должен попытаться.

* * *

– А вот и она… – Лейтенант Андерс почесал бровь. – Оборот! Вот это да!..

* * *

«Мегера» обернулась на грани саморазрушения привода. Скорость резко упала, уменьшаясь в направлении периметра коридорного пространства. Системы и механизмы грохотали. Алисия чувствовала вибрацию, чувствовала боль корабля своими нервными окончаниями, но ее взгляд не колебался.

* * *

– Отметка два перешла на субсветовой, – прозвучало сообщение в пункте управления. – Замедление постоянно на уровне двадцать три километра на секунду в квадрате.

Хорт кивнула и откинулась в кресле, потирая подбородок. Странно. Де Фриз слишком старалась замедлиться, если учесть, с какой спешкой она направлялась сюда.

* * *

«Мегера» вгрызалась в пространство на пределе перегрузки привода, ее скорость резко падала. В глазах Алисии отражался вектор, простиравшийся на миллиард с третью километров к точке, невидимой на таком расстоянии, и ее улыбка напоминала оскал черепа.

Два астролета летели навстречу друг другу, направляясь к отдаленной звезде Франконии, и в пространство между ними понеслось сообщение. Даже свет на таком расстоянии казался ползущим, но «Мегера» шла ему навстречу, даже замедляясь. Системы управления огнем наружного кольца орбитальных фортов были в состоянии готовности, искали ее, пытались преодолеть ее электронное противодействие, и искусственный интеллект заметил изменения в их оснащении. Пока корабль был вне пределов досягаемости, но неизбежность встречи не вызывала сомнений. Модификация, произведенная за последние три месяца, уменьшала эффективность ее средств электронной войны на сорок процентов.

Мегера хотела доложить Алисии, но в этом не было смысла.

* * *

– Смотрите, она все еще замедляется! – воскликнула Таннис Като. – Может быть, мы ошибались?

– Может быть, – сказал Кейта, но увидел глаза Бен Белькасема и покачал головой.

* * *

– Вице-адмирал Хорт, отметка один излучает сигнал.

– Что они передают? – Хорт внимательно посмотрела в глаза офицеру связи. Что-то в его голосе насторожило ее.

– Пока не знаем, мэм. Луч остронаправленный, сообщение не нам, мы только уловили край несущей. К тому же оно зашифровано.

– Зашифровано! – Голос Тредвелла прозвучал резко, и офицер кивнул:

– Да, сэр. Мы над ним работаем, но пока не поддается. Код имперский, но ничего подобного нам не встречалось.

– Сообщение шло на «альфа-синт»?

– Да, мэм.

Вице-адмирал кивнула. Она увидела, как Тредвелл и Бринкман обмениваются взглядами, и удивилась. Что здесь происходит?

* * *

«Мегера» находилась в зоне обстрела трех внешних фортов, и они запустили сверхсветовые ракеты. Грубое негромкое рычание послышалось из горла Алисии, когда она заметила их смертоносные искры. Они были прекрасны. Их угроза растворялась в стихийной роскоши разрушения, и часть ее стремилась объединиться с ними, приобщиться к их великолепию. Но она не могла. Следовало танцевать с ними, избегая объятий, прорваться сквозь них и добраться до объекта своей ненависти.

Она наблюдала, как Мегера флиртует со смертью, своими электронными хитростями сбивая ракеты с курса, уклоняясь от тех, которые не поддавались на уловки, и боль искусственного интеллекта была ее болью. Но ей было все равно. Боль только вела ее жажду, вне зависимости от источника.

Тисифона хранила молчание, беспомощно болтаясь в мозгу Алисии. Она могла только удерживать слепую ожесточенность Алисии от проникновения в Мегеру. Это предохраняло молниеносные рефлексы искусственного интеллекта от пагубного тумана и позволяло им пока оставаться в живых.

Она никогда не задумывалась, что она создала, что за монстр у нее получился. Она видела мощь разума Алисии, не задаваясь вопросом, что же держит эту мощь в узде. Только сейчас она начинала понимать, что случилось.

Она разрушила сдерживающие факторы. Сострадание и жалость, которые ей мешали, теперь исчезли. Осталась лишь раскаленная, бушующая жажда. Но было и худшее. Она нашла дыру, которую Алисия проделала под стеной, сдерживавшей ее внутреннюю ярость, и не могла ее заделать. Каким-то образом, даже не сознавая этого, Алисия вышла за свои пределы. Она следовала за фурией и подключилась к ее резервуарам ярости, ее разрушению, присвоила себе ее непредсказуемую мощь.

Впервые за тысячелетия Тисифона противостояла другому существу, такому же могущественному, как она сама, смертному разуму, похитившему мощь фурий. И эта мощь свела его с ума.

* * *

Вице-адмирал Ребекка Хорт сидела молча, со сжатыми губами и наблюдала, как бунтарский «альфа-синт» увиливает от ее ракет. Стреляли и другие форты, некоторые почти попадали, но… «почти» не считалось.

Она снова проверила сходящиеся векторы и нахмурилась. Диспетчерский катер должен пройти в нескольких тысячах километров от Суассона, чтобы встретиться с «альфа-синтом», но, если «альфа-синт» будет замедляться таким же образом, он пройдет мимо планеты, пересекая орбиту Суассона. Что было непонятно, если только…

Она застыла в своем кресле и начала пересматривать экстраполяцию проводки. Ее лицо побледнело.

* * *

Бен Белькасем стоял молча, сжевывая в кровь нижнюю губу, и чувствовал напряжение вокруг себя. Скорость диспетчерского катера упала до семидесяти двух процентов световой, тогда как более мощный привод Алисии замедлил «Мегеру» до восьмидесяти восьми процентов скорости света, несмотря на много более короткий промежуток замедления.

Все молчали, и инспектор сомневался, сознавал ли Кейта, что делал. А Таннис? Он посмотрел в ее бледное, напряженное лицо и отвел глаза. Она боится мысли об этом, но начинает догадываться.

Его глаза вернулись к экрану индикатора. Слава Богу, он оставил Мегере коды отдела «О». Теперь они могут общаться тайно от командования кольца обороны – и, главное, от Тредвелла.

* * *

– Какого… – Лейтенант Андерс с удивлением поднял глаза на свое начальство. – Сэр, отметка два сделала еще один оборот. Она сменила знак ускорения на положительный. – Бесстрастные компьютеры обсчитали измененные данные и выдали результат.

– Бог мой! – взвился Андерс. – Курс столкновения с первой орбитой!

* * *

Таннис застонала, когда «Мегера» обернулась еще раз и направила свой привод Фассета на точку пространства, в которой окажется орбитальная крепость через сорок две минуты и шестнадцать секунд. Это превращало привод в щит от противонаправленных ракет внутреннего кольца, и в момент встречи с первой орбитой «альфа-синт» наберет фактически всю потерянную скорость. В момент тарана скорость Алисии будет 0,985 световой.

Через пятьдесят семь минут после отсылки сообщение Кейта попало в антенны «альфа-синта». Алисия без интереса взглянула на оживший экран. Она узнала лицо, но человек, которого она знала и уважала – даже любила, – этот человек был мертв, и его мощный голос значил меньше, чем вибрации перенапряженного корпуса «Мегеры».

– Алли, я знаю, что ты делаешь. Но это ни к чему. У нас есть подтверждения из независимых источников. Мы знаем, за кем ты охотишься, я клянусь, он от нас не уйдет. Ты сделала достаточно. Теперь тебе надо отвернуть. – Глаза сэра Артура просили, его голос был хриплым от напряжения и боли, но тихим и мягким. – Пожалуйста, Алли, отверни. Тебе не нужно убивать девять тысяч человек. Не превращайся в то, что ты сама ненавидишь.

<Алли? это была Мегера, ее просящий мысленный голос. Алли, они знают о Тредвелле. Тебе не надо…>

– Это ничего не значит. Они знали о Ваттсе и оставили гада в живых.

<Но дядя Артур дал слово. Пожалуйста, Алли. Не заставляй меня помогать тебе в самоубийстве.>

Алисия только прорычала в ответ. Она отвернулась от экрана, на котором Кейта еще упрашивал ее отступить. Она была глуха к его голосу, а где-то в глубине, так глубоко, что она уже не могла слышать, потерянная душа рыдала в муках. Она сосредоточила внимание на первой орбите, игнорируя еще вспыхивавшие сверхсветовые ракеты. Единственным чем-то значимым была сфера из брони, мерцавшая в отдалении. Ее дымящаяся кровожадность стремилась приблизить момент разрушения, а последние умирающие фрагменты личности, которой она когда-то была, стремились к тому же самому как к единственному спасению.

* * *

– Она не отвернет, – прошептала Таннис, и Кейта кивнул. Прошло десять минут с момента, когда Алисия получила их сообщение, а «Мегера» не изменила курс. Он посмотрел на экран. Диспетчерский катер пересек орбиту Суассона одиннадцать минут назад. Дальность до «Мегеры» уменьшилась до тридцати световых минут. Несколько военных кораблей направлялись к «альфа-ситу», но все они были слишком далеко.

Он закрыл глаза, а открыв их, обратился к командиру катера:

– Мне нужны два добровольца. Один в машине, один в рубке. Остальных людей погрузите в свой «шаттл» и отправляйтесь отсюда.

Лейтенант непонимающе заморгал, но Бен Белькасем понял сразу:

– Я очень неплохой рулевой, сэр Артур.

– Как? – Глаза Таннис расширились и уставились на Кейта. Бригадир выдержал ее взгляд, и она закусила губу.

– Отправляйся, Таннис, – мягко сказал он.

– Нет. Дай мне с ней поговорить! Я могу ее остановить, я знаю, могу…

– Времени не остается. И «шаттл» только один. Если сейчас не отправишься… то все.

– Пусть, – сказала она. Кейта собрался было отдать ей приказ, но только вздохнул.

* * *

– Вице-адмирал, «шаттл» диспетчерского катера отделился.

Вице-адмирал Хорт отвлеклась от интенсивного и неэффективного огня своих систем и увидела, как отделившийся «шаттл» удалялся от диспетчерского катера. Он был в четырнадцати световых минутах от Суассона, по инерции устремляясь вне планетной системы со скоростью около шестидесяти пяти процентов световой. Никакой «шаттл» не в состоянии погасить такую скорость, значит, команда рассчитывает на помощь извне. И значит, они имели основательную причину покинуть судно.

Вектор диспетчерского катера слегка изменился, и Хорт вдруг все поняла. Их курс и раньше сходился с курсом «альфа-синта», но теперь схождение было полным, и диспетчерский катер перестал замедляться.

* * *

Синяя точка стремительно разбухала перед Мегерой на внутреннем дисплее Алисии, много больше и мощнее, чем любая сверхсветовая ракета. Ее ноздри раздулись, зубы оскалились в приливе ненависти. Она поняла, что это такое, и знала, что, в отличие от сверхсветовой ракеты, эта штука может маневрировать.

Она сгорбилась в командном кресле. Ее дикие глаза были подернуты кровавой пеленой, в ней бушевали эмоции, но курс «Мегеры» не изменился. Она достанет Тредвелла – или погибнет, пытаясь сделать это, и смерть станет ее триумфом.

* * *

Сэр Артур Кейта смотрел на хронометр. Бен Белькасем следил за курсом. Командир катера обслуживал силовую установку, а Таннис наблюдала за связью. На борту больше никого не было, да и у них оставалось всего лишь восемь и девять десятых минуты – даже семь, из-за диктата законов относительности. Казалось несправедливым, что древние уравнения старика Эйнштейна отнимают эти драгоценные секунды, но Кейта подавил эту мысль.

– Поговори с ней, Таннис, – сказал он неторопливо.

– Алли, здесь Таннис, Алли…

* * *

Глаза Алисии вернулись к экрану связи, и гнев ее поколебался. В воздухе повис странный звук, и она поняла, что это ее суть, рычание неугасимой животной жестокости. Она нахмурилась, в медленной, мучительной конвульсии пытаясь понять: Таннис? Что Таннис делает здесь? Как сюда попала?

– Я в диспетчерском катере перед тобой, Алли, – сказала Таннис, и сердце Алисии сжалось. На лице Таннис сверкали слезы, слезы звучали в ее тихом голосе, и истрепанный лоскут души старой Алисии терзался вместе с Таннис. – Со мной дядя Артур и Бен Белькасем… Мы… мы не дадим тебе сделать это, сержант.

Алисия попыталась что-то сказать, она хотела закричать на Таннис, прогнать ее, чтобы никто не мешал ей удовлетворить свою жажду разрушения. Но губы Алисии лишь шевельнулись беззвучно, Таннис продолжала говорить, а их корабли продолжали сближение со скоростью, в полтора раза превышающей скорость света.

– Пожалуйста, Алли, – умоляла Таннис. – Мы знаем всю правду, дядя Артур знает. У нас с собой ордера на арест. Мы возьмем их, Алли, клянусь тебе. Не надо, Алли. Не заставляй нас убивать тебя.

Алисия разрывалась во внутренней борьбе. Она хотела бы сказать Таннис, что смерть – то, что нужно, что ее надо убить. Не опасность смерти вызвала у нее слезы, а голос Таннис, печаль Таннис и понимание единственного способа, которым невооруженный диспетчерский катер мог ее уничтожить.

– Пожалуйста, – прошептала она в переборку. – Пожалуйста, Таннис. Только не ты.

Но ее передатчик молчал, только Мегера и Тисифона слышали ее и чувствовали ее переживания, и Таннис глубоко вздохнула.

– Ладно, Алли, – прошептала она. – Все-таки не кто-то чужой.

Алисия Де Фриз взвилась из командного кресла и набросилась на экран с кулаками. Раздробленный пластик резал ей руки, и ее животный вопль перекрыл даже надрывное завывание привода. Она вырвала прибор из стойки и грохнула его об пол. Но она не могла убить память, не могла погасить понимание, кого она собирается убить. Ее ненависть, чувство потери и скорбь были такой агонией, которую не в силах прекратить даже смерть.

* * *

– Нет, она не отвернет, – прошептал Кейта бескровными губами. Таннис тихо всхлипнула.

Бен Белькасем только кивнул и слегка подкорректировал курс.

У существа по имени Тисифона не было глаз. Оно никогда не плакало, не зная печали, сострадания и любви. Эти понятия были чуждыми для Тисифоны, они не были частью задачи, ради которой она создавалась.

Так было раньше.

Она чувствовала отчаяние и горе Мегеры за барьером, который воздвигла, чтобы защитить искусственный интеллект от безумия хозяйки. Она ощущала их как бледную, хилую тень той агонии, которая охватила Алисию. Агонии, созданной ею, Тисифоной, и мучающей невинную жертву. Лишь тень былой Алисии пока еще жила, и вина лежит на Тисифоне. Она превратила величайшего из всех встреченных ею воинов в животное с помутившимся разумом, которое может остановить только смерть. А еще хуже, что Алисия сознает, что с нею стало. Где-то в глубине души она ужасается своему новому обличью и жаждет смерти как избавления.

Тисифона пригляделась к своему творению и содрогнулась в ужасе. Она сломила Алисию Де Фриз, разбила ее понятия о справедливости, милосердии и чести. Но, отняв их у жертвы, она сама заразилась ими. Она с самого начала видела себя в Алисии. Сейчас фурия в Алисии доведена до совершенства, но она сама стала другой, и то, что было перед ней, ее ужасало.

Она поборола парализующее презрение к самой себе. Бездонная ненависть и кровожадность новой Алисии шипели и трещали перед ней. Ее охватил страх. Она, никогда не знавшая страха, испугалась, стоя перед равной себе. Проще всего было выждать несколько быстротекущих минут и позволить смерти отделить ее от этой бурлящей бездны. Ибо Алисия Де Фриз была фурией, способной погубить даже бессмертную.

Но Тисифона слишком много узнала, слишком сильно изменилась. Ее была вина, ей и расплачиваться.

Она выждала еще одно бесконечное мгновение, собираясь с силами, и ринулась в бездну.

Алисия Де Фриз завыла и взвилась в воздух, окровавленными кулаками барабаня себя по голове. Она извивалась в агонии, отскакивая от переборок, упала на колени, ударившись лицом о палубное покрытие, хаос и безумие царили в ее голове.

Кровавая жестокость безумия всколыхнулась от вторжения Тисифоны, хлестнула в нее молниями первобытной мощи, вонзила шипы агонии. Фурия противостояла фурии, готовая ответить ударом на удар, готовая ударить, не дожидаясь удара. В Алисии не было милосердия. Она бушевала, стремясь убить, разрушить, отомстить за все потери и муки, готовая утопить вселенную в крови, и Тисифона беззвучно закричала от боли под натиском лавины ненависти.

Она не могла ответить тем же, она не хотела. Она говорила, что ее предназначение – ранить, а не лечить, и это было правдой. Но в этот раз ей предстояло исцелить или погибнуть. Она не отвечала на атаки, поглощая убийственные удары без сопротивления, и направила частицу своей терзаемой сути к ране в разуме Алисии, к той кровоточащей дыре, из которой шло безумие.

Тисифона лишь прикоснулась к ней – и была отброшена. От нее отлетали куски ее собственного «я», поглощаемые вихрем, стремящимся уничтожить ее, а она рвалась навстречу потоку, прямо в зубы чудовищу. Где-то перед собой она слышала плач девочки, маленькой смертной, заблудившейся в адской тьме. И она ощупью искала ее руку.

* * *

Таннис Като молча сидела перед экраном связи. Рядом стоял сэр Артур, положив руку ей на плечо. Дисплей у локтя Бен Белькасема в обратном отсчете показывал секунды оставшейся им жизни.

Девяносто секунд. Восемьдесят. Семьдесят пять. Семьдесят. Шестьдесят пять. Шестьдесят. Пятьдесят пять. Пятьдесят…

Но тут несущийся навстречу привод отвернул в сторону, и Бен Белькасем мгновенно отвернул в другую сторону, а сэр Артур Кейта прыгнул к терминалу связи, выкрикивая команды о прекращении огня вице-адмиралу Хорт.

 

Эпилог

Дверь подъемника открылась, на палубу обновленного астролета «Мегера» ступил Фархад Бен Белькасем. Алисия Де Фриз поднялась из командного кресла, расправляя несуществующие складки на безукоризненной темно-синей с серебром форме. Ее волосы снова приобрели естественный цвет, рассыпаясь по плечам, как лучи восходящего солнца, и Бен Белькасем решил, что этот цвет даже лучше сочетается с формой, чем прежний темный. Он приветственно поднял руку.

– Фархад. – Она взяла его руку и крепко пожала. Инспектор снова подивился, как ее улыбка проникает в душу. Фанатизм и ненависть исчезли, но они оставили след. В ее прохладных зеленых глазах была новая глубина и мягкость. Не слабость, а, возможно, новая сила. Сила того, кто понимает, до чего может дойти человек, даже самый замечательный.

– Алисия. – Он огляделся, тоже улыбаясь. – Как прошел пробный рейс?

– Почему бы не спросить того, кто знает лучше? – заговорил вдруг динамик оповещения, и его улыбка превратилась в ухмылку. – На самом деле все прошло даже лучше, чем ожидалось. – Громкоговоритель хмыкнул. – Я говорила им, что можно увеличить массу привода.

– Представляю, что чувствовали на верфи, когда корабль их поучал.

– Ничего, это им на пользу, – не сдавалась Мегера.

– Пожалуй, – согласился инспектор. Он посмотрел на кресло, стоявшее рядом с командным, и сел в него с легким вздохом. – Уж не чаял снова сидеть в нем, – спокойно сказал он, нежно поглаживая подлокотники.

– К тому и шло, – согласилась Алисия. Она спокойно говорила о событиях недавних бурных дней, испытывая лишь легкий налет печали. Она помнила самые ужасные моменты, но воспоминания не ужасали ее. Они были лишь воспоминаниями – и предупреждениями.

– Как поживает Тисифона? – через мгновение спросил инспектор, и Алисия едва заметно улыбнулась, бессознательно поглаживая висок:

– Пока здесь, хотя я не уверена, что Таннис и дядя Артур в нее действительно верят, даже сейчас.

– Верят-верят! Император не раздает наград – даже секретных – плодам воображения. Они могут не быть уверенными, что она собою представляет, но они знают, что она здесь. – Он наклонил голову и посмотрел на Алисию со странным выражением. – У меня было впечатление, что она, закончив работу… сменит квартиру, что ли.

<Я сама так думала,> суховато раздалось в мозгу Алисии.

<Сказать ему?>

<Конечно, малышка. Я предпочла бы не иметь от него секретов. Да я и не слишком уверена, что это возможно, даже если попытаться.>

– Боюсь, что она не может «сменить квартиру», – сказала Алисия Бен Белькасему. Инспектор поднял брови, и она вздохнула. – Что-то произошло… Я даже не понимаю что. И не уверена, что Тисифона сама до конца понимает, но мы так сплотились, ну… – Она замялась, и Бен Белькасем кивнул. – Она как-то остановила меня… Во мне была какая-то дыра… внутри. Не уверена, что смогу это объяснить…

<Думаю, что я смогу, малышка. Позволь?..> Алисия моргнула, затем кивнула и откинулась на спинку кресла, чтобы послушать собственный голос.

– Сначала я не понимала, что делает Алисия, инспектор, – сказала эриния, воспользовавшись речевым аппаратом Алисии, и инспектор, надо отдать ему должное, даже не повел бровью. – Я заблокировала участок ее разума, и это ее чуть не погубило, потому что она не из тех, кто спокойно переносит трансгрессии.

Бен Белькасем кивнул, с интересом наблюдая, как Алисия порозовела.

– Она разрушила возведенный мной барьер и на этом не остановилась. Я была создана триединой, инспектор. Между моими «я» существовали связи, но я потеряла их, когда потеряла сестер. Или я так думала, но на самом деле они существуют. Часть этих связей я протянула к Мегере, даже не сознавая этого. Это нам дало возможность многого добиться. Эти связи я могла контролировать, опять же даже не сознавая этого.

Но я оказалась неподготовленной к тому, что Алисия откроет другие. Сэр Артур, насколько я знаю, однажды высказал предположение, что я – что-то вроде вторичной индивидуальности, созданной в результате осознания Алисией своих врожденных экстрасенсорных способностей. Он ошибался, но не совсем. У нее были такие способности, скрытые и не получившие развития, но мощные, а я их и не заметила. Я склонна к некоторому высокомерию, вы, наверное, обратили внимание. Я не извиняюсь, это моя природа. Но из-за этого высокомерия я всегда презирала человеческий разум.

Теперь это не так. – Алисия почувствовала, как ее голос изменился. – Алисия излечила меня. Мое присутствие пробудило ее способности, и она использовала канал, о котором я забыла, и проникла в мою основную структуру. Даже лучшим человеческим умам, даже Алисии этого не вынести. Я многому научилась у Алисии, но моя природа не изменяется, и я свела Алисию с ума. – Тисифона помолчала мгновение, затем продолжила: – Чтобы излечить Алисию и компенсировать нанесенный ущерб, мне нужно было ликвидировать эту связь. Но она стала слишком мощной, и я потерпела бы поражение и погибла, если бы маленькая часть ядра Алисии не устояла и не боролась на моей стороне. Мы вместе залечили эту рану, но наши силы и наша природа срослись. Теперь я привязана к Алисии. Я не могу ее покинуть и не смогу долго существовать без связи с ней.

– Вы хотите сказать, что стали смертной? – осторожно спросил Бен Белькасем.

– Я не знаю, – спокойно ответила Тисифона. – Надеюсь, еще долго не узнаю, потому что намерена заботиться о своей сестре Алисии.

– И это… не беспокоит вас?

– Нескромный вопрос, Фархад Бен Белькасем, – заметила Тисифона, и Алисия улыбнулась выражению лица инспектора. – И ответ, как и на многие другие вопросы, – я не знаю. Мои сестры исчезли очень давно. Без Алисии и Мегеры я снова буду одинока, а одиночество не приносит удовольствия. Я останусь с моими друзьями и встречу все, с чем встретятся они.

– Понимаю. – Бен Белькасем, очевидно, собирался сменить тему. – Все сказанное кажется мне хорошим введением. Перейдем теперь к официальным причинам моего визита. – Он открыл принесенный с собой чемоданчик и вытащил старомодного вида пергамент. – Во-первых, ваша официальная персональная амнистия, Алисия. – Он, сияя, вручил ей документ. – Извините, что так долго. Не обошлось без выкручивания рук на Старой Земле. Особенно из-за «бенгала». Мне кажется, некоторым хотелось, чтобы вы хотя бы его вернули. Но когда Император вручает Орден Знамени Земли за выдающиеся заслуги, очень неловко притянуть получателя ордена к суду за воровство, каким бы оно там крупным ни казалось.

Во-вторых, судебное определение, которое вас всех, как мне кажется, обрадует. – Он посмотрел на стенной громкоговоритель. – Оно касается вас, Мегера. Как вы знаете, имперское законодательство и право никогда не считало искусственный интеллект юридическим лицом в силу того, что он не только искусственный и нестабильный, но и не имеет чувства индивидуальности. Вы, однако, представляете собой особый случай, и суд, не без личного побуждения Императора, признал вас полноправной личностью. Как таковая вы не можете считаться собственностью без нарушения конституционного запрещения рабства.

– Мне все это кажется двусмысленной юридической казуистикой. – В голосе из громкоговорителя звучало подозрение. – А тот, кто подумает, что я рабыня, получит катушку Гауптмана под крышу своего домика.

– Я думаю, что этот аспект тоже учитывается решением суда, – лукаво заметил Бен Белькасем. – Но Флот теперь должен отказаться от прав собственности на вас. Думаю, они не испытают чрезмерного сожаления. Вы принадлежите самой себе, дорогая, и я захватил с собой ваше удостоверение избирателя. – Он блаженно улыбнулся. – Этот аспект как раз вряд ли принимался во внимание судом.

– Вот это здорово! – воскликнула Мегера и вдруг замолкла. Затем, после паузы: – Это значит, я должна буду платить налоги?

– Вам принадлежат все права – и обязанности – гражданина, Мегера, – сказал он приторно-сладким голосом, а динамик на стене с негодованием фыркнул. – И в-третьих, – Бен Белькасем извлек из чемоданчика небольшой кожаный чехольчик, – возможно, самое важное. У меня к вам предложение.

– Предложение? – Алисия посерьезнела.

– Да. Я знаю, дело Ваттса оставило в вас горечь от нашей системы правосудия, но я надеюсь, что некоторая часть этой горечи теперь исчезнет.

Она медленно кивнула. Тредвелл и Бринкман приговорены к смерти, безжалостное министерство юстиции арестовало кучу мультимиллионеров и миллиардеров, вкладывавших деньги в Тредвелла и Бринкмана ради прибылей. И деньги сейчас им не могли помочь.

– Вот и хорошо, потому что в свете всего, чего вы объединенными усилиями добились, я уполномочен предложить вам это. – Он открыл чехольчик, и Алисия увидела архаический блестящий значок. Это был значок инспектора отдела «О», и на нем было выгравировано ее имя. – Как свободный и независимый гражданин Империи, Мегера тоже получит значок, в ее случае – сержанта. То есть если вы согласитесь. При данных обстоятельствах, думаю, лучше не заострять внимания на значке для Тисифоны.

Он протянул значок, и Алисия уже хотела его взять, но вдруг отдернула руку:

– Подождите-подождите! Что вы такое говорите! А как же моя служба в Кадрах, они же призвали меня…

– Я обсуждал это с сэром Артуром. Он не видит трудностей в откомандировании вас на неопределенный срок в распоряжение отдела «О». Мы хорошо сотрудничали с Кадрами в прошлом, почему в будущем что-то должно измениться?

– А…

– Позвольте, я подчеркну некоторые очевидные преимущества. Первое – это проблемы вашего материального обеспечения и снабжения. Мегера – свободный гражданин, астролет «Мегера» является ее «телом» и принадлежит ей, но эксплуатация и обслуживание «альфа-синта» даже без боевых издержек обходятся примерно в пять миллионов в год. Как свободный перевозчик вы должны будете изрядно потрудиться, чтобы заработать такую сумму, но, если вы служите в отделе «О», министерство юстиции покрывает эти издержки.

Алисия кивнула, но опустила глаза, чтобы скрыть усмешку. Как реагировало бы начальство Бен Белькасема, узнав о ее счете на Таарвлде! Мегера была чересчур осторожна в оценке. Триста сорок миллионов кредитов при двенадцати процентах годовых неплохо покрывают ее издержки.

– Но это только одна причина. – Бен Белькасем стал серьезнее, подался вперед. – Вы верите в справедливость, Алисия, и вы показали, как многого можете добиться. – Она с сомнением посмотрела на него, но он продолжал: – Вы подумайте только, как вы трое нам нужны. Бог мой, «альфа-синт» с пилотом, читающим мысли! Алли, мой директор выкрасится в пурпур и станцует голым при луне на дворцовом газоне, чтобы получить такую комбинацию. Он уполномочил меня выбрать вам кодовый пароль. – Он ухмыльнулся. – Я думаю, «Фурия» подойдет.

Алисия откинулась в кресле, глядя в его улыбающееся лицо. Искушение было велико.

<Мегера?>

<Можешь на мена положиться, Алли. Ты же знаешь, что это только вопрос времени, правдоискатель в тебе сидит, и он втянет нас в какое-нибудь дело, и хорошо бы, чтобы при этом в нас не стреляли хотя бы свои.>

Губы Алисии дрогнули, и она обратилась к фурии:

<Тисифона?>

<Я согласна с Мегерой. Ты есть то, что ты есть, малышка. Так же как и я. Через пять тысяч лет трудно видеть зло и знать, что оно останется безнаказанным. И я научилась уважать справедливость. Это гораздо лучше, чем быть наказанным по капризу какого-нибудь раздраженного божества.>

Алисия медленно кивнула и уставилась на Бен Белькасема:

– Соблазнительно. Для всех нас. Но есть один нюанс, который меня беспокоит. Как только я начну работать с другими людьми, они заметят, что я разговариваю с кем-то, кого они не видят. Не подумают ли они, что я немножко… того?

– Конечно подумают! – Она даже заморгала от его непосредственности. – Не думаете же вы, что это проблема? Алли, в отделе «О» все чокнутые, иначе я и не сидел бы здесь.

Он ухмыльнулся и снова протянул ей значок.

На этот раз она приняла его.

 

Путь Эскалибура

 

ГЛАВА 1

Дьявольский ветер встречал блеклый рассвет бешеным завыванием. Солнца не было видно, оно взошло где-то там, в неразличимой дали, за дико клубящимися черными тучами. Адская тьма была насыщена всполохами молний, режущими струями ливня, раскатистыми ударами грома, ревом ветра и стонами канатов, которым вторили оглушительные хлопки изорванных парусов.

Сэр Джордж Винкастер — третий барон Уикворт, — вцепившись в штаг , всем телом ощущал его чудовищную вибрацию, из последних сил заставляя себя держаться на ногах. Он промок до костей, губы потрескались от соли, а грудь ломило после удара спасательного линя. Барон получил этот удар вчера утром, когда на судно обрушился первый штормовой шквал. Ощущение было такое, словно по нему пару раз пробежался тяжеловоз. Рубец от линя вспух, посинел, но еще хуже было то, что после этого страшного удара в сердце сэра Джорджа закралось отчаяние. Напрасно он пренебрег предупреждениями капитана. Он был солдатом, а не моряком, но теперь, когда ему пришлось ощутить последствия своего легкомыслия на собственной шкуре, это служило слабым утешением. Между тем потрепанный бурей когг продолжал стонать и скрипеть всеми своими шпангоутами, всей обшивкой, раз за разом зарываясь носом в воду и ныряя в провалы между свинцово-серыми волнами в фонтанах пены и брызг. Ядовито-зеленая, холодная как смерть вода перекатывалась через когг, пытаясь оторвать его руки от штага, выбить из-под ног доски и смыть с палубы. Очередная сокрушительная волна ударила сэра Джорджа в грудь, выбив из легких воздух и заставив всхлипнуть от боли. Переждав, пока боль утихнет, он вскинул голову, хватая воздух ртом и отплевываясь от воды, заполнившей рот и нос, залившей глаза.

Содрогаясь всем корпусом, когг вновь выкарабкался из бездны. Вода скатывалась с палубы, стекала с леерного ограждения. Порванные паруса хлопали на ветру, как чудовищные крылья, лопнувшие канаты хлестали палубу, словно смертоносные кнуты, обшивка заходилась в предсмертных стонах. Сэр Джордж не был моряком, но сейчас даже он ощутил, что судно пошло тяжелее, и понял: люди, отчаянно работающие у насосов, вычерпывающие воду ведрами, кружками, голыми руками, не успевают удалять ее из залитого трюма.

Судно было обречено. Все корабли их экспедиции были обречены… и он ничего не мог с этим поделать. Внезапная летняя буря застигла их в самый неподходящий момент, когда они огибали острова Силли по пути из Ланкастера в Нормандию. Это случилось так неожиданно, что они не успели найти укрытие. Оставалось надеяться, что им удастся справиться со штормом в открытом море, но теперь и эта надежда рухнула.

Сэр Джордж собственными глазами видел гибель одного из кораблей. Ему показалось, что это флагман графа Кэтуолла, и он очень хотел верить, что ошибся. Вряд ли кто-нибудь сумел спастись с тонущего судна, а ведь лорд Кэтуолл был больше чем просто командиром экспедиции. Он был тестем сэра Джорджа, и они были очень дружны. Да-да, сэр Джордж вполне мог ошибиться. Гибнущий корабль был близко, и они слышали вопли его команды даже сквозь бешеный рев шторма, но тьма, озаряемая лишь вспышками ветвистых молний, не позволила как следует разглядеть тонущий корабль.

Несмотря на то что сэр Джордж видел гибель только одного корабля, в душе его возникла мрачная уверенность, что остальные тоже не уцелели. Их когг был последним из судов экспедиции, вступивших в эту безнадежную схватку. Он скрипнул зубами, когда еще одна тяжелая волна обрушилась на палубу. Удар сотряс корабль до основания, и из трюма донеслись приглушенные крики, молитвы мужчин, женщин и детей. При мысли о том, что там, в темноте, в забитом людьми грохочущем аду, среди блевотины и плававших в воде пожиток остались Матильда и Эдуард, ужас с новой силой сдавил горло сэра Джорджа. Он попытался вспомнить слова молитвы и начал умолять Господа спасти его жену и сына. За себя он не просил. Это было не в его правилах, к тому же именно он был виноват в том, что они здесь оказались. Если Господь согласится взять его жизнь в обмен на жизни самых дорогих ему людей, он отдаст ее без единого вздоха.

Но, даже молясь, он понимал, что сделка не состоится. Он, Матильда и Эдуард встретят смерть вместе, став жертвами разбушевавшегося моря и ветра, и душа его горестно возопила, упрекая Бога за уготованную им бесславную гибель.

Когг содрогнулся, издал преисполненный смертельной муки стон, и сэр Джордж вскинул голову, услышав вслед за тем крик помощника капитана. Он не мог разобрать слов, но понял, что тот о чем-то спрашивает, и встряхнулся, как мокрый пес, силясь привести свои мысли в порядок. Пусть он не моряк, но сейчас он остался старшим на корабле, поскольку капитана убило сломанной мачтой. Помощник капитана снова крикнул, и теперь сэр Джордж сообразил, что тот его о чем-то спрашивает. По-видимому, у помощника капитана возникла какая-то мысль, какой-то рискованный план, который, быть может, позволит им продержаться на плаву еще сколько-то времени. И теперь ему нужна была поддержка, нужно было, чтобы кто-то другой одобрил его и взял на себя страшную ответственность. Ну что ж, сэр Джордж не возражал против этого. Он готов был взять на себя ответственность и полностью довериться тому, кто понимал в морском деле несравнимо больше, чем он сам. Сэр Джордж решительно махнул рукой, словно одобрял так и не расслышанное им предложение помощника капитана.

Правильно поняв его жест, помощник капитана кивнул и выкрикнул какой-то приказ горстке измотанных матросов. Сэру Джорджу показалось, что вой ветра и рев моря превратили фразу в бессмысленные обрывки слов, но двое или трое матросов поняли приказ и с трудом поползли по палубе, чтобы выполнить его. А сэр Джордж снова устремил взгляд на бешеную круговерть, в которой мешались небо и море. Что бы ни задумал помощник капитана, это вряд ли изменит их участь. В худшем случае его ошибка будет стоить им нескольких часов жизни, столь тягостных и мучительных, что ими не стоит дорожить. В лучшем случае его маневр отсрочит их кончину на час-два, но разве это может что-либо изменить?

А сколько у него было надежд, сколько планов! Человек твердой воли, сэр Джордж Винкастер обладал решительным характером. Пэр королевства, мужчина в расцвете сил, снискавший благосклонность государя еще при Дублине и осаде Бервика, когда ему было всего двадцать два года, и посвященный в рыцари самим Эдуардом III через год, на поле боя при Хэлидон-Хилл. Он отважно сражался в битве у Слюйса спустя восемь лет — «хотя, — подумал сэр Джордж с некоторой иронией, не оставившей его даже в этот момент, — если бы я тогда чуть больше узнал о кораблях, то ныне мне достало бы ума остаться дома!» — и пережил горькое разочарование французской кампании 1340 года. Еще пять лет спустя он, впрочем, вернулся из похода Генри Денби в Гасконь с немалым состоянием.

«На что мне оно теперь?» — горько подумал сэр Джордж, вспоминая о своих блистательных планах. Сейчас, в тридцать пять лет, он находился на вершине своей трудной карьеры профессионального солдата и командира. Он был рыцарем, хотя дед его родился простолюдином, сумевшим ратным трудом завоевать себе рыцарское достоинство и баронство. Сэр Джордж тоже знал войну не понаслышке, не по романтическим песням менестрелей и балладам о рыцарских подвигах. Он был человеком, сражавшимся ради победы… и понимавшим, какую громадную перемену внесут Англия и ее смертоносные луки в то понятие о войне, которое имелось у континентальных владык.

Он знал, что сделать состояние и добыть себе земли может, лишь служа своему королю и сражаясь против Филиппа Французского. Несмотря на неудачи 1340 года, впоследствии Эдуард III доказал, что является восприемником своего великого деда, а не отца — слабого государя и сибарита.

«Длинноногий проявил себя королем, — думал сэр Джордж. — Он начал медленно, но Денби показал ему путь, и теперь он сумеет как следует пощипать Филиппа. Английский лев заставит Францию завыть!»

Да-да, так оно и будет. Претензии Эдуарда на трон Франции, несомненно, более обоснованны, чем Филиппа IV, но сэр Джордж Винкастер не заслужит новой славы, власти и богатства, которые надеялся передать сыну. Его самого и плывущих с ним людей ждет иной удел, и никто не узнает, где и при каких обстоятельствах они погибли…

* * *

Мертвенный, едва различимый свет истерзанного бурей дня начал угасать, и сэр Джордж с изумлением осознал, что они каким-то образом дожили до ночи.

Он слишком устал, чтобы даже удивиться… и, понимая, что должен быть признателен судьбе за ниспосланную отсрочку, благодарности все же не испытывал. Близилась еще одна ночь: ужаса, усталости, отчаянной борьбы — и, в то время как одна часть его существа готовилась встретить ее, другая позорно жаждала конца и покоя.

Очень скоро все они отдохнут, и перед ними откроются врата вечности. Сэр Джордж сознавал, что ему очень повезет, если он не попадет в ад. Он надеялся избежать геенны, но, будучи реалистом, отдавал себе отчет в том, что даже лучшие из солдат должны претерпеть пребывание в чистилище. А худшие…

Отбросив эту мысль, сожалея, что они с отцом Тимоти не смогут поспорить об этом еще разок, он заставил себя оглядеться по сторонам. Второй корабль шел неподалеку от их когга, все еще ясно видимый в быстро сгущавшейся темноте. Изрядно потрепанный, он мужественно торил себе путь через волнующуюся серую пустыню. За ним шло третье судно, и очень хотелось верить, что за пределами его зрения море бороздят еще и другие уцелевшие корабли, однако…

Сэр Джордж пошатнулся, усталые мысли замерли, пальцы вкогтились в леерное ограждение. Хриплый голос прокричал что-то неразборчивое из-за воя ветра и рева моря. Слов было не разобрать, но голос был преисполнен такого ужаса, что сэр Джордж стиснул зубы. И все же едва не заорал сам, когда на мрачном фоне сочащихся дождем туч внезапно появилось… ЭТО.

Поначалу он испытал только ужас, не находя сравнений, чтобы хоть мысленно описать ЭТО. Оно было слишком огромным, слишком чуждым… слишком невероятным. ЭТО просто не могло существовать в мире смертных, но тем не менее оно нависало над ними, неподвижное вопреки бешенству бури, словно та была для него легчайшим из ветерков. Оно сверкало, как полированная бронза, отражая вспышки молний. Длиной в милю или больше, с изящными закругленными очертаниями, подсвеченное по борту огнями, сверкавшими как драгоценные камни: красными, белыми и янтарными.

Он уставился на ЭТО, слишком пораженный, чтобы попытаться придумать объяснение увиденному. Ужас перед штормом, даже страх за жену и сына — все поблекло и померкло от потрясения, испытанного им при виде исполинского чуда, неподвижно висящего среди гонимых ветром туч.

И тут оно начало двигаться. Не быстро, но с высокомерной легкостью, как будто смеясь над бесплодной яростью бури. Оно проплыло над дальними коггами и неожиданно расцвело новыми огнями, когда часть его обшивки неожиданным образом изменилась.

«Оно открывается, — безучастно подумал сэр Джордж. — А свет льется изнутри этой громадины. Это окна или двери. Двери, ведущие в чертоги, полные света, и…»

Мысли его смешались при виде еще нескольких возникших в небе диковин — они были куда меньшего размера, чем ЭТО, но столь же неестественно неподвластны ярости шторма. Некоторые из них имели крестообразную форму и скользили среди туч с грацией парящего альбатроса, остальные напоминали приземистые конусы и даже сферы. Все эти порожденные гигантом летуны сверкали бронзовым покрытием и двигались хаотично лишь на первый взгляд. На самом деле они окружали полузатопленные когги, и тут…

— Иисусе сладчайший!

Сэр Джордж обернулся, слишком потрясенный зрелищем, чтобы заметить, как к нему подошел отец Тимоти. Седовласый доминиканец был крупным мужчиной, с могучими плечами лучника, каковым он и являлся, пока много десятков лет назад не услышал призыв Господа. Сэр Джордж отступил от леерного ограждения и вцепился в руку своего исповедника.

— Во имя Господа, отец Тимоти! Что это такое?

— Не знаю, — честно ответил священник. — Но…

Голос его внезапно прервался, и он, в свою очередь, отпустил леер, чтобы истово перекреститься. Сэр Джордж хорошо понимал его состояние.

— Пресвятая Мария, Матерь Божия, — прошептал барон, вслед за Тимоти торжественно осеняя себя крестом в тот самый момент, когда неземной свет вырвался из странных летунов, окруживших соседний когг. Свет коснулся изувеченного штормом корабля, окутал его…

И поднял из кипящего моря.

Кто-то возле сэра Джорджа сбивчиво бормотал молитвы, глотая слова, перемежая их проклятиями и покаянными рыданиями, но барон стоял молча, не в силах отвести глаз от дивного зрелища. Он видел, как из взмывшего в небеса когга выливалась заполнившая трюм вода, которую, не дав ей упасть в море, подхватывал и уносил прочь бешеный ветер. Странные летуны, окутавшие когг своим чудным сиянием, без усилий подняли его к породившему их гиганту, и сэр Джордж зажмурил глаза, увидев, как кто-то, обезумев от ужаса, бросился с борта парящего над морем корабля в клокочущую пучину. За ним другой, третий…

— Дурни! — взревел отец Тимоти. — Болваны! Уроды! Сам Господь протянул им руку помощи, а они!..

Священник осекся, ударив по лееру огромным тяжелым кулаком.

Первое тело вошло в воду и исчезло без следа, но второй и третий безумцы избежали этой участи. Вылетевшие из летунов стрелы света поймали несчастных и остановили их смертоносное падение. Свет снова поднял их и вместе с коггом понес к сияющему зеву гиганта, и сэр Джордж судорожно сглотнул. Ему казалось, что висящий над ними исполин не превышает мили в длину, но он ошибся. ЭТО было длиннее. Намного длиннее, потому что, когда он смог сравнить его с коггом, тот выглядел прямо-таки игрушечным корабликом на фоне сверкающей громады, подобно горному пику парящей среди чернобрюхих грозовых туч.

— Так ли они глупы? — спросил себя сэр Джордж и сам не услышал собственного голоса. И уж точно не расслышал его вопроса сквозь грохот бури и визг ветра отец Тимоти. Тем не менее священник повернулся к нему и поднял бровь. Выражение его лица живо напомнило сэру Джорджу те дни, когда отец Тимоти был его наставником, как сейчас он являлся наставником Эдуарда. Однако теперь было не до воспоминаний, и сэр Джордж повторил, перекрикивая рев ветра: — Так ли они глупы? Вы полагаете, этот гигант, — он поднял руку и удивился, что она не дрожит, — послан Богом, а не дьяволом?

— Мне плевать, кто сотворил это чудо! Пусть только оно сохранит нам жизнь, ведь пока мы живы, всегда есть надежда на милость Господню!

— Жизнь? — повторил сэр Джордж, и отец Тимоти покачал головой, как будто упрекая своего господина и бывшего ученика в скудоумии.

— Какую бы цель ни преследовал этот колосс, сейчас он намерен спасти один из наших кораблей, а возможно, и всех тех, кто остался жив.

— Но… зачем?

— Этого я не знаю, — признался отец Тимоти. — Я верю в милосердие Господа и надеюсь на его помощь. В отличие от людей он всегда готов поддержать гибнущего, а кто послан им для нашего спасения, мы скоро узнаем. Немного терпения, милорд…

* * *

Когг сэра Джорджа был поднят в небеса последним.

У барона оказалось достаточно времени, чтобы взять себя в руки и, вернув себе обычное самообладание, навести на корабле некое подобие порядка, когда когг окружили светоносные летуны. Он стоял на борту в доспехах, которые не надевал, пока единственным его врагом было море, и смотрел на чудесного исполина. Рядом с ним стояли его жена и сын. Менее твердый духом мужчина припал бы к жене, а не пытался сделать вид, будто обнимает ее закованной в латы рукой ради ободрения и утешения, но оба прекрасно понимали, что происходит на самом деле. Как всегда в трудную минуту, Матильда поддерживала мужа, с гордостью припав щекой к его плечу, хотя ее прямо-таки трясло от ужаса. Ее била крупная дрожь, и все же сэр Джордж чувствовал, что она верит в него, и это придавало ему свежие силы. Он повернулся и поцеловал ее мокрые, спутанные ветром волосы. Четырнадцать лет она делила с ним все тяготы и радости, выпавшие на их долю, помогая своей верой и любовью, без которых бог весть как сложилась бы его жизнь.

Он еще раз поцеловал ее волосы, затем снова поднял взгляд к нависавшей над ними громаде. Его люди понимали: он знает о том, что им предстоит, не больше их самих, но укоренившаяся с годами привычка повиноваться ему, черпать силы в его уверенности и мужестве помогала им следовать примеру своего отважного командира. Они брали с него пример во всем, и он явственно ощутил на себе их взгляды, когда хлынувший сверху свет внезапно заглушил и визг ветра, и рев моря. Он не почувствовал движения поднимавшегося в небеса когга, ибо не сводил глаз с нависшего над ним исполина, не желая глядеть вниз, за борт, туда, где в неестественной тишине продолжали неистовствовать удалявшиеся с каждым мгновением волны. Нет-нет, он не станет смотреть вниз, чтобы не утратить мужества в тот самый момент, когда его люди будут больше всего в нем нуждаться.

Их волшебный полет был стремительным, но ни единое дуновение ветра не коснулось палубы. Казалось, воздух вокруг когга застыл в тишине и покое, каких просто не бывает в дольнем мире. Дождь лил по-прежнему, но струи воды разбивались о невидимую скорлупу светового кокона, рассыпались на тысячи мельчайших сияющих брызг…

Несмотря на стремительность подъема, путешествие показалось им вечностью. Сэр Джордж слышал торопливое бормотание отца Тимоти — тот молился на латыни, — когда они воспарили над круговертью волн. А потом наконец настал их черед пройти сквозь сияющие врата, и барон вздохнул с облегчением, увидев другие, похожие на игрушечные кораблики когги в необъятном чреве бронзового исполина.

Здесь было девять кораблей, включая его собственный. Больше, чем он смел надеяться, но едва ли половина тех, что отплыли из Франции, и он стиснул зубы. Видел он или нет гибель корабля графа Кэтуолла, но, так или иначе, его тут не было.

Когг опустился на пол, и сэр Джордж крепче ухватился за леер, ожидая, что корабль ляжет набок, когда свет отпустит его. Судно, однако, стояло прямо, вода по-прежнему вытекала из затопленного трюма, и барон заставил себя отпустить леер.

— Спустите трап, — велел он помощнику капитана.

— Я не… — начал было тот и осекся. — Конечно, милорд. Придется кое-что приспособить, но…

Что-то пискнуло в его горле, и он умолк, не закончив фразы. Сэру Джорджу пришлось сделать чудовищное усилие, чтобы тоже не взвизгнуть, когда незримая рука подняла его над палубой. Он крепче обнял Матильду и услышал испуганный вздох Эдуарда, но мальчик не посрамил его криком, и сердце барона согрела гордость за сына.

Незримая рука была могучей и осторожной, и все же он с трудом перевел дух, снова ощутив твердь под ногами. За ним и его близкими последовали все прочие находившиеся на корабле люди — они перелетали по воздуху, как неуклюжие птицы, судорожно дергая руками и ногами, пока не оказались рядом с коггом, сбитые с толку и перепуганные. Стараясь не выдать обуревавших их чувств, они во все глаза смотрели на сэра Джорджа, ища в нем поддержки и опоры.

— Идите за зелеными светоуказателями, — громко произнес незнакомый голос, и барон вздрогнул от неожиданности.

— Колдовство! — ахнул кто-то.

Сэр Джордж еле удержался, чтобы не перекреститься, — неведомый голос прозвучал прямо у него в ухе, словно кто-то стоял совсем рядом. И еще кое-что странное померещилось сэру Джорджу в этом голосе. Никогда прежде он не слышал такого тембра и… похоже, голос звучал в ушах не только у него одного, но и у всех окружавших его людей.

— Колдовство или ангельская сила, у нас нет выбора. Мы должны повиноваться, — сэр Джордж заставил себя говорить как можно спокойнее. Он предложил Матильде руку, посмотрел на сына, затем обвел взглядом остальных. — Помните, что мы христиане и англичане. Сдается мне, пришел час показать, что это значит и чего мы стоим.

— Славно сказано, милорд! — пробасил отец Тимоти и яростно ухмыльнулся своим спутникам, как пристало скорее лучнику, чем смиренному служителю Божьему. — Если это колдовство, то Господь и Пречистая Дева защитят нас. Если же мы столкнулись с силами дольними, то чего в этом мире не смогут преодолеть англичане?

Послышалось одобрительное бормотание — несомненно, слова Тимоти придали людям уверенности, и сэр Джордж повел их к зеленым огням, мигавшим впереди.

Охватившее его волнение немного уменьшилось, сердце перестало биться, как птица в клетке, страх уже не стискивал грудь железным обручем. Вероятно, это было следствием его неисправимого любопытства, которому он дал волю, позволив себе озираться по сторонам, дивясь и восхищаясь тем, что представало их взорам.

Блестящий пол был сделан из некоего странного сплава, хотя вряд ли хоть один кузнец даже во сне мог мечтать о таком количестве металла. Безусловно, это был металл, нежно звенящий под ногами и блестевший так, как может блестеть только полированный металл. В то же время это была не бронза, хотя цвет сплава наводил на такую мысль. Нет, не бронза, решил сэр Джордж и внутренне ахнул, прикинув, во что могло обойтись создание подобной громадины, ведь он очень хорошо знал, сколько стоит кираса, наручи, самый простой доспех. И все же это гигантское сооружение было сделано из металла…

Заливавший чрево исполина свет тоже был странным. Огни горели неестественно ярко и ровно. Что бы ни питало огонь чудных светильников, это было не масло и не жир. Самого пламени он, впрочем, не видел, словно те, кто соорудил это место, каким-то образом умудрились поймать в ловушку солнечный свет, чтобы потом выпускать его по мере надобности.

Сэр Джордж с удивлением поймал себя на мысли, что всерьез размышляет о создателях этого диковинного сооружения. Проще всего было бы считать это чудо творением колдунов или самого Господа — обычным смертным создать такое было не по плечу. Однако, несмотря на охватившие сэра Джорджа растерянность и страх, в душе его крепла уверенность, что это не Божьих и уж конечно не дьявольских рук дело.

Уверенность эта подверглась серьезному испытанию, когда они, следуя за зелеными огнями, влились в толпу людей, снятых с других спасенных коггов.

Подобно сэру Джорджу, все рыцари и большинство латников, перед тем как покинуть корабли, взяли оружие. Многие лучники держали луки, но тетивы не были натянуты. Что и не удивительно, если учесть, в каком состоянии должны были после шторма оказаться тетивы. Но даже без луков в толпе мужчин, которых было не в пример больше, чем женщин и детей, оружия хватало. Казалось бы, это должно было успокоить сэра Джорджа, но почему-то не успокоило. Напротив, почувствовав странное оцепенение толпы, он ощутил укол тревоги и, стиснув рукоять меча, начал проталкиваться сквозь ряды земляков и соратников.

— О боже! — тихо прошептал он, когда глазам его открылось зрелище, сковавшее страхом сердца англичан.

«Вот тебе и руки смертных!» — подумал он с каким-то странным спокойствием, заставляя себя выпустить рукоять меча и расправить плечи.

Эти… существа стояли строем перед стеной, и существа эти не были людьми. Самые мелкие из них были выше сэра Джорджа не менее чем на фут, а ведь он, будучи пяти футов и десяти дюймов ростом, считался одним из самых высоких мужчин в экспедиции. Но это было самым малым, самым незначительным различием между стоящими перед толпой англичан существами и любым человеком, когда-либо виденным на своем веку сэром Джорджем.

Все они были двуногими и двурукими, однако на этом сходство чужаков с людьми и кончалось. Да и друг с другом тоже. Впрочем, нет, тут он, похоже, ошибся. Просто существа эти были настолько чуждыми людям, что он не сразу уяснил, что они принадлежат к двум разным видам.

Одни были вооружены огромными двухсторонними секирами и одеты в искусно соединенные стальные доспехи, которые с виду казались сплошными, а не комбинированными из лат и кольчужного плетения, к каким привык сэр Джордж. Несмотря на свой рост, они были почти квадратными, поднятые забрала их шлемов позволяли разглядеть огромные выпученные глаза и узкую щель носа. По обе стороны щель была окаймлена волосообразными отростками, которые гнусно шевелились и изгибались от их дыхания. Широкий лягушачий рот, расположенный под носовой щелью, равно как и выпученные глаза, казался чуть ли не очаровательным по сравнению с мерзкой оранжевой бородавчатой кожей.

Другие существа были облачены в одежду без швов, ярко-красного цвета, с голубыми рукавами и штанинами. Одеяния эти обтягивали их от горла до пальцев ног, но не могли скрыть того, что владельцы их обладали чрезмерным количеством суставов. Казалось, Бог — или дьявол! — понаделал им лишних локтей и колен, при этом кисти рук и стопы их были непропорционально велики. Но еще хуже было то, что остававшиеся открытыми лица обтягивала серовато-зеленая кожа, поблескивавшая мелкими чешуйками, глаза, с вертикальным змеиным зрачком, сверкали как ртуть, а гребни венчали головы с истинно драконьими рылами. Невзирая на столь явное уродство, в драконоподобных не ощущалось ни злобы, ни угрозы, которые источали их бородавчатые соратники.

— Демоны! — ахнул кто-то за спиной сэра Джорджа, и он с трудом проглотил комок в горле. Крепче стиснул рукоять меча и собрал всю свою волю, чтобы не выхватить клинок из ножен.

— Драконы! — воскликнул кто-то еще.

Сэр Джордж набрал полную грудь воздуха, чтобы обрести утраченное спокойствие.

— Несомненно, это драконы, — громко сказал он, стремясь ободрить своих людей и стараясь в то же время не смотреть на бородавочников. Конечно, чешуйчатые существа не были драконами. В конце концов, драконы были земными тварями, а эти — он готов был прозакладывать свою голову — явились из какого-то иного мира. И все же это название им подходило.

«Знакомое не так страшит, как неведомое, и люди меньше будут бояться драконов, чем демонов», — решил он, тщетно подыскивая слова, которые могли бы успокоить его людей.

Он глубоко вздохнул, отчетливо ощущая зыбкую грань между ужасом, привычкой повиноваться, надеждой и отчаянием, — грань, на которой балансировало сознание его воинов. Шаткое равновесие, которое, казалось, могло быть нарушено любым пустяком. И все же не нарушалось, поскольку хорошо обученные солдаты — английские солдаты! — не только сами умели владеть собой, но и воздействовали своим примером на принявших участие в экспедиции родных.

Нынешняя ситуация, впрочем, была столь необычной, что даже англичанам можно было бы простить многое… и слава богу, что ему нечего было прощать своим людям. Что же касается чужаков, то кем бы ни были бородавочники и драконолюди, они, без сомнения, являлись частью той силы, которая создала это исполинское сооружение — «этот воздушный корабль!» — мысленно поправил себя сэр Джордж — и спасла их от неминуемой гибели. Следовательно, пока у них нет причин считать, что эти чудовищные существа настроены к ним враждебно. Если бы они желали людям зла, то могли бы просто не вытаскивать их из моря.

Сэр Джордж ощутил, что молчание затянулось, и, последний раз обняв Матильду, начал протискиваться вперед.

Почувствовав его приближение, люди, которые прежде пялились на уродливых тварей, стали оглядываться. Одни глядели на него с улыбкой, другие облегченно вздыхали, третьи возносили хвалу Господу. Он был столь же помят и потрепан, как и они, но его темная бородка и шрам на правой щеке были хорошо известны тем, кто шел за графом Кэтуоллом или сэром Майклом, не говоря уже о людях, сражавшихся под рукой самого сэра Джорджа. Но граф Кэтуолл, скорее всего, погиб, а сэр Майкл ждал их в Нормандии… Это означало, что теперь сэр Джордж Винкастер сделался предводителем и старшим командиром всех собравшихся здесь воинов.

Они торопливо расступались, давая ему дорогу. Некоторые воины даже прикасались к нему, то ли чтобы подбодрить его, то ли в надежде позаимствовать у него толику уверенности и отваги, столь необходимых им перед лицом диковинных созданий.

Сэр Ричард Мэйнтон стоял впереди толпы. Он резко повернул голову к сэру Джорджу, когда тот подошел. Учитывая потери в командном составе, сэр Ричард был следующим после сэра Джорджа по старшинству, и это было плохо, потому что барон знал его куда меньше, чем ему хотелось бы. С другой стороны, он не слышал ничего дурного о сэре Ричарде. Во всяком случае, он прочитал в глазах сэра Ричарда облегчение, когда тот обнаружил подле себя старшего командира.

— Слава богу! — искренне произнес рыцарь. — Я боялся, что и вы, милорд, погибли!

— Я тоже несколько раз думал, что погиб, — невесело усмехнулся сэр Джордж. — Да и сейчас не вполне уверен, что мы не попали в чистилище.

Несколько человек принужденно рассмеялись его неуклюжей шутке, и барон подумал, что дело и в самом деле плохо.

— Похоже на то, милорд, — кивнул сэр Ричард. — Глядя на эти хари, я…

Рыцарь захлопнул рот, едва не щелкнув зубами, в толпе людей послышались сдавленные крики и восклицания. Свет сделался ярче, в стене, а точнее, в переборке волшебного летающего судна открылся проход, и в проеме, возникшем на месте отъехавшей в сторону панели, появилась еще одна чудовищная фигура.

Если бородавочники и драконолюди казались барону просто чужими, то эта тварь была совершенно потрясающей, хотя на первый взгляд выглядела скорее смешной, чем угрожающей. Она была в такой же ярко-красной одежде, что и драконолюди, только без голубых рукавов и штанин, со сверкающей подвеской на груди. Тварь была низкорослой, голова ее едва достигала груди сэра Джорджа, а открытую часть лица и шеи покрывала мягкая лиловая шерсть. Как и прочие обитатели этого места, она передвигалась на двух ногах и имела две руки. На руках у нее имелось всего по четыре пальца, причем четвертый — мизинец — отстоял в сторону, подобно большому пальцу. Удивительнее всего было странное лицо появившегося в проеме существа, отдаленно напомнившее сэру Джорджу маску шута. Широкое и плоское, с двумя растянутыми беззубыми ртами, расположенными один над другим, оно не имело даже намека на нос, зато на нем располагались три черных глаза. Один, самый крупный, без радужки, находился в верхней части лица, а два поменьше — там же, где и у людей. Завершающим штрихом являлись два огромных лисьих уха, украшавших приплюснутую голову и тоже покрытых короткой лиловой шерстью.

Внешность этого удивительного существа потрясла сэра Джорджа значительно сильнее, чем вид бородавочников или драконолюдей. От них, по крайней мере, исходило ощущение настороженности, даже угрозы, которое он мог понять. Но эта тварь!.. Она могла быть как демоном, так и придворным шутом, и, глядя на нее, он не знал, креститься ему или смеяться.

— Кто предводитель этой группы?

Голос был тихим, даже нежным, с детской писклявостью. Существо говорило на прекрасном английском, и голос, казалось, исходил из верхнего рта этого демонического шута, хотя движения безгубого рта не вполне совпадали с испускаемыми им звуками. Услышав этот писклявый голос, сэр Джордж подавил в себе желание улыбнуться, решив, что на демона это существо явно не тянет. А мгновением позже ему расхотелось улыбаться, ибо он понял, что в интонациях говорившего не было даже намека на чувства. Таким же застывшим и бесчувственным оставалось и лицо чужака. Это полное бесчувствие было поистине необъяснимым и зловещим, и сэр Джордж с содроганием подумал, что впервые за всю свою жизнь не смог уловить настроения, характера или мысли говорящего с ним существа.

— Я предводитель, — прервал он затянувшееся молчание.

— Кто вы? — спросил писклявый голос.

— Я сэр Джордж Винкастер, барон Уикворт. Состою на службе его величества Эдуарда Третьего, короля Англии, Шотландии, Уэльса и Франции. — В его голосе прозвучала неподдельная гордость, и сэр Джордж ощутил, как люди за спиной одобрительно зашевелились и начали расправлять плечи.

— Вы ошибаетесь, сэр Джордж Винкастер, — пропищал бесчувственный голос. — Вы более не состоите на службе у какого-либо человека. Теперь вы служите моей гильдии.

Сэр Джордж изумленно уставился на маленькую тварь, и толпа у него за спиной загудела. Он открыл было рот для ответа, но демонический шут продолжал:

— Без вмешательства моей команды вы все бы погибли. Мы спасли вас, и, значит, вы являетесь нашей собственностью, с которой мы можем поступать по своему усмотрению.

За спиной сэра Джорджа послышалось глухое рычание, в котором было больше гнева, чем страха, но демонический шут не обратил на это никакого внимания.

— Таким примитивным существам, как вы, понадобится некоторое время, чтобы свыкнуться со своим новым положением, — продолжал бесстрастный голос. — Однако с вашей стороны будет разумно примириться с этим настолько быстро, насколько позволяет ваше дикарское мышление.

— Привыкнуть?.. — начал было кто-то, но сэр Джордж поднял руку, и ропот за его спиной стих.

— Мы англичане, сэр, — сдержанно сказал он. — А англичане не являются ничьей собственностью.

— Неразумно не соглашаться со мной, сэр Джордж Винкастер, — ответил демонический шут все так же бесстрастно. — Вы и ваши друзья могут стать ценным достоянием для моей гильдии как группа. Но ни один из вас по отдельности не представляет для нее ни малейшего интереса.

Сэр Джордж стиснул зубы — он не привык к такому обращению. Тем более оскорбительно было слышать подобное от недомерка, которого он мог пришибить одной левой. Однако он проглотил оскорбление. Бородавочники и драконолюди, стоящие за спиной демонического шута, были грозной силой. К тому же барон ни на миг не забывал, что от его умения держать себя в руках зависит жизнь множества людей.

— Разумно или неразумно, — сказал он после долгой паузы, — но этими людьми командую я. Поэтому от их лица считаю своим долгом поблагодарить вас за спасение…

— Мне не нужна ваша благодарность. Я и моя гильдия нуждаемся лишь в вашем повиновении, — перебил его демонический шут. — Мы требуем от вас службы, которая не покажется вам ни трудной, ни отвратительной, поскольку это единственное, чему вы обучены и на что способны.

Сэр Джордж в ярости бросил руку на рукоять меча, но демонический шут не заметил этого движения или намеренно игнорировал гнев барона, желая тем самым показать, что не считает меч серьезным оружием, представляющим для него хоть какую-то опасность.

— Мы требуем, чтобы вы сражались за нас, — продолжало странное двоеротое существо. — Если вы изъявите готовность служить нам, с вами будут хорошо обращаться и вознаградят. Вы будете жить долго, так долго, что не можете этого и вообразить. Вы будете совершенно здоровы, ваши… — Три глаза уставились куда-то мимо сэра Джорджа, словно демонический шут подыскивал нужные слова. — Ваши самки и молодняк получат хороший уход, и компьютер будет вас к ним допускать.

— А если мы предпочтем не сражаться за вас? — напрямик спросил сэр Джордж.

— Тогда вас убедят изменить свое решение. Анализ показывает, что принудить вас к этому будет нетрудно. Вы дикари с примитивной варварской культурой, и простые грубые методы окажутся самыми эффективными. Возможно, мы начнем с того, что отберем пять-шесть особей из ваших самок и молодняка и уничтожим их.

Сэр Джордж окаменел. Не то чтобы он не ожидал подобной угрозы — будучи воином, он навидался всякого, — но то, как ее высказал этот писклявый голос — равнодушно, без интереса, без гнева, ярости или злорадства, — было по-настоящему страшно. Барон с трудом заставил себя не оглянуться на Матильду и Эдуарда.

— Если эти меры окажутся неэффективными, есть и другие, — продолжал демонический шут. — Если и они не дадут результата, мы можем прибегнуть к изменению личности, хотя, скорее всего, это окажется слишком затратным в смысле времени. Да и не нужно, по сути дела. Гораздо проще будет избавиться от вас и собрать другую группу бойцов. В конце концов, что одни варвары, что другие.

— Но у этих варваров есть оружие, приятель! — рявкнул кто-то из людей.

Сэр Джордж резко обернулся, заранее зная, кого увидит. Сэру Джону Денмору было не более двадцати, он был юн, горяч и весьма самонадеян. Сэр Джон выхватил меч. Клинок зловеще мерцал в неестественно ярком свете. Юноша бросился вперед и замахнулся для удара.

— Господь и святой Ге…

Закончить он не успел. Меч его был направлен на демонического шута, но тот даже не шевельнулся. Тварь стояла неподвижно, бесстрастно взирая на смельчака, и клич юного рыцаря оборвался, когда его меч наткнулся на незримый барьер, возникший между ним и чужаком. Меч вырвался из его руки, и он разинул рот, ошеломленно глядя на то, как клинок кувыркается в воздухе.

— Стоять! — крикнул сэр Джордж. — Меч в но…

Но было уже поздно. На сей раз демонический шут сделал легкое движение рукой, и сэр Джон, захрипев, застыл на месте. Его глаза вылезли из орбит, гнев на лице сменился ужасом, рот распахнулся в беззвучном крике. Юношу словно опутала невидимая паутина, и он застыл с полуобнаженным кинжалом, не завершив начатое движение, а демонический шут уставился на сэра Джорджа.

— Хорошо, что вы попытались остановить его, а не присоединились к нему, — сказал он барону. — Однако, я вижу, вы действительно столь примитивны, что не уразумеете своего положения без наглядного урока. Хорошо. Я дам вам его.

— Нет необходимости… — начал сэр Джордж.

— Если я говорю надо — значит, надо, — пропищал демонический шут и указал рукой на ближайшего драконочеловека. Ртутные глаза чужака встретились на миг с глазами сэра Джорджа, затем он достал из висящих на поясе ножен странный предмет. Протянул его двоеротому, и маленькая тварь повернула на нем какой-то рычажок.

— Вы ошибаетесь, если думаете, что у вас есть оружие, сэр Джон Винкастер. Ваши мечи и стрелы не страшны мне, как и любому члену моей команды. Наше оружие превосходит их во всех отношениях.

Он поднял странное устройство, небрежно направил его на сэра Джона, и сэр Джордж вскрикнул от ужаса. Крик вырвался из его груди непроизвольно, но ни тогда, ни потом барон не стыдился этого. Похожий на молнию луч света вырвался из диковинного устройства по воле демонического шута и ударил в грудь сэра Джона.

Его прикосновение несло смерть, и если бы оно просто убивало! Грудь юноши раскрылась, словно лепестки цветка, и из нее вылетели сердце и легкие. За ними полетели ошметки крови и клочья тканей, воздух наполнил смрад горелого мяса, и люди, видевшие самые страшные картины войны, попятились с криками ужаса. Но хуже всего было молчание мертвеца. Несмотря на то что при виде направленного на него адского оружия страх на лице юного рыцаря сменился мукой, он не издал ни звука. Он не мог даже вздрогнуть или закрыть распахнутый рот. Беспомощный, он стоял перед двоеротым, как ягненок перед мясником, а тот бесстрастно терзал его тело.

Даже после смерти сэр Джон не мог упасть. Труп его стоял прямо, лицо, перекошенное смертной мукой, застыло, кровь текла из вспоротой груди и собиралась в лужицу у его ног.

Если бы не очевидная неуязвимость твари, сэр Джордж бросился бы на него и, если бы иначе было нельзя, разорвал голыми руками. Но барон видел, что тварь неуязвима… а он нес ответственность за судьбу своих людей. Среди которых были его жена и сын. И потому он сделал то, что было куда тяжелее, чем кинуться в безнадежный бой.

Он заставил себя стоять спокойно, подавив ярость и бессильный гнев. Он придал лицу бесстрастное выражение, расцепил челюсти и даже заставил себя разжать кулаки.

Его неподвижность успокоила горстку отважных, готовых броситься в атаку людей. В наступившей тишине демонический шут долго, невыносимо долго смотрел на них, а затем, не сводя всех трех глаз с лица сэра Джорджа, отдал оружие драконочеловеку.

— Надеюсь, этот урок не прошел даром для вас и ваших воинов, сэр Джордж Винкастер, — пропищал он. — Вы можете говорить от лица этих людей и вести их в бой, но больше вы ими не командуете. Ими командую я. Если, конечно, никто не желает этого оспорить.

Тварь сделала жест рукой, и изуродованное тело, недавно принадлежавшее отчаянному юному рыцарю, рухнуло на пол, как освежеванная туша.

 

ГЛАВА 2

Когда вспоротое тело Денмора ударилось об пол, сэр Джордж едва сдержал себя. Он чувствовал гнев своих людей, такой же, какой кипел в его собственной душе, но гнев этот мгновенно остыл при виде мощи, явленной демоническим шутом. Барон понимал охвативший его людей ужас, поскольку сам испытал его… и боялся он не только за себя. Но он не мог позволить себе постоянно бояться за Эдуарда и Матильду, чтобы не утратить мужества, столь необходимого в эту решающую минуту. Поэтому, зажав свои чувства в кулак, он молча стоял и смотрел на двоеротого.

— Теперь, — пропищал тот так же бесстрастно, как и прежде, словно убить Денмора было для него не труднее, чем прихлопнуть муху, — мы можем продолжить вашу обработку. Советую крепко запомнить, что незаменимых среди вас нет.

Он постоял еще мгновение, рассматривая неподвижных людей своими тремя глазами, затем повернулся к ним спиной. Дверь, в которую он вошел, открылась столь же быстро и внезапно, как и прежде, и двоеротый вышел, не сказав больше ни слова. Сэр Джордж проводил его взглядом, изо всех сил стараясь держаться уверенно и твердо. Он сомневался, что его поведение хоть кого-то обманет, но его люди должны были понять, что им надлежит сохранять внешнее спокойствие, вне зависимости от того, какие чувства они испытывают. Мысль о том, что обстоятельства вынуждают его солдат стать лицедеями, вызвала на устах барона слабую улыбку, которая погасла, едва только он услышал знакомый голос:

— Следуйте за светоуказателями. — Это был тот же самый голос, который они первым услышали на воздушном корабле. Он звучал не столько в ушах, сколько в мозгах, и ничуть не походил на голос демонического шута. Он больше напоминал человеческий, поскольку даже самые высокие ноты не были писклявыми, хотя он тоже был бесстрастен… это был какой-то мертвый голос. — Мужчины следуют за красными огнями, женщины — за зелеными.

Сэр Джордж расправил плечи, и рука его снова поползла к рукояти меча. Он резко втянул воздух, но прежде, чем ему удалось заговорить, на его локоть легла чья-то рука.

Он повернул голову и увидел Матильду. Ее темно-синие глаза были полны того же страха, что сдавил его сердце — страха быть разлученными. Глядя в лицо жены, он испытал внезапный прилив стыда, явственно ощутив владевшую ею скорбь по погибшему отцу. Она потеряла больше, чем он, и все же держалась достойно и, несмотря на страх и скорбь, не выглядела сломленной горем. Она ничего не говорила, но ничего и не надо было говорить, и сэр Джордж еще раз глубоко вздохнул, собираясь с силами, дабы принять неизбежное.

Матильда была права — они должны смириться. Смрад горелой плоти и окровавленные ошметки внутренностей сэра Джона Денмора на полу красноречивее всяких слов говорили, во что может обойтись им всем сопротивление чужакам. Но как же тяжело было с этим смириться!

— Мужчины следуют за красными огнями. Женщины следуют за зелеными огнями, — повторял незримый голос. Он умолк на несколько мгновений, а затем снова зазвучал в головах людей. — Мужчины следуют за красными огнями. Женщины — за зелеными. Неподчинение приказам будет сурово караться.

В последних словах чувства было не больше, чем в предыдущих, но угроза заставила сэра Джорджа очнуться от охватившего его оцепенения. Он встряхнулся, погладил хрупкую руку, лежавшую на его локте, и повернулся к стоявшим за его спиной мужчинам и женщинам.

— Сдается мне, у нас нет выбора и нам придется подчиниться, — прямо сказал он. — Мне это нравится не больше, чем вам, но все мы видели, с какой легкостью эти твари убивают. Сейчас нам нечего им противопоставить, и потому мы должны повиноваться их приказам.

По толпе усталых, мокрых людей пробежал ропот, и барон понял, что они признают правоту его слов. Он помедлил еще несколько мгновений, затем последний раз пожал руку Матильды и поднес ее к губам. Поцеловав руку жены, он отпустил ее и провожал глазами, пока она, высоко подняв голову, шла в направлении, указанном зелеными огнями. Леди Маргарет Стэнхоп, жена сэра Брайана Стэнхопа, выступила из толпы и двинулась за Матильдой, за ней потянулись остальные женщины. Сэр Джордж провожал уходящую в глубину необъятного зала жену горящими глазами, обуреваемый смешанными чувствами. Он гордился своей женой, боялся за нее и испытывал невыразимый стыд из-за собственной неспособности ее защитить. Затем он повернулся к сыну, оставшемуся среди прочих мужчин, юношей и мальчиков.

— Эдуард, — спокойно сказал он, протягивая руку. Мальчик шагнул к нему, и сердце барона дрогнуло от гордости за сына. Лицо мальчика было бледным и напряженным, он избегал смотреть на изуродованное тело, истекавшее кровью на полу, но держал голову прямо. Он был достойным сыном своей отважной матери, и хотя рука его дрожала, когда он протянул ее отцу, это было единственным проявлением снедавшего мальчика страха.

Сэр Джордж крепко сжал руку сына, пытаясь передать ему этим рукопожатием, как он им гордится. Затем решительно направился к парящим в воздухе красным огням, уходящим направо, в направлении, противоположном тому, в котором двинулись женщины.

Мужчины последовали за ним. Сначала по одному, по два, затем группами. Толпу удрученных воинов сопровождали двое бородавочников, прыгающая походка которых как нельзя больше соответствовала их лягушачьему облику.

* * *

Следуя за красными огнями, люди шли по просторному помещению многие мили. Так, во всяком случае, показалось сэру Джорджу. Причина этого ощущения крылась в том, что прежде он не мог вообразить себе зала таких чудовищных размеров. Самые величественные соборы, которые ему доводилось видеть, были по сравнению с ним жалкими клетушками. Сэру Джорджу казалось, что не только самая большая церковь, но и деревня, да что деревня, даже небольшой город мог поместиться в этом исполинском, отделанном блестящим металлом зале. Опустевшие когги у них за спиной стали почти не видны, когда они наконец достигли переборки, сделанной из того же, что и пол, сплава.

Красные огни продолжали мигать, пока в переборке не открылась дверь. Огни поплыли в дверной проем, и сэр Джордж без колебаний двинулся следом. Коридор после гигантского зала выглядел узким и низким, хотя был по меньшей мере десяти футов в ширину и столько же в высоту. Сэр Джордж ободряюще улыбнулся Эдуарду, но оборачиваться и проверять, следуют ли за ним его люди, не стал.

Он слышал громкое эхо множества шагов по металлическому полу, когда они вышли из зала в коридор. Он слышал также невнятный гул голосов за своей спиной, но воины говорили между собой тихо, и до него долетали только отдельные слова или обрывки фраз.

Их путь по коридору оказался значительно короче, чем марш по необъятному залу. В торце его перед ними открылась еще одна дверь, и первые ряды стиснутой коридором колонны вступили в очередной зал. Он был куда меньше первого, и в нем было десять арок, над девятью из них мигали красные огоньки. Над десятой огонек горел ярким и ровным светом.

— Ступайте в проход, обозначенный постоянным огнем, — проговорил бестелесный голос.

Сэр Джордж с сыном двинулись к указанной арке. Большая часть солдат последовала за ними, но несколько человек устремились почему-то к дверям, видневшимся под другими арками. Сэр Джордж остановился.

Шедшие за ним воины тоже остановились. В образовавшуюся толпу вливались все новые и новые люди, выходившие из коридора.

— Вы слышали, нам велено идти в арку, над которой огонь не мигает! — сухо сказал Джордж.

— Я понял, милорд, — откликнулся Уолтер Скиннет, сержант конных латников сэра Джорджа. Он поднял руку и показал на третью слева арку от той, к которой направлялся барон. — Вот то, что нам нужно!

Сэр Джордж недоверчиво уставился на сержанта, затем еще раз обвел взглядом арки. Красный огонек горел ровно только над одной из них. Над указанными Скиннетом арками рубиновые огоньки явственно мигали — ошибиться мог только слепой, или…

— Я вижу немигающий огонек здесь, — сказал сэр Джордж, показывая на выбранную им арку.

— Я тоже, сэр, — отозвался один из лучников.

— И я, — добавил еще кто-то.

— А я — вон там. — Незнакомый барону моряк показал на третью дверь.

— Нет, — сказал кто-то испуганным голосом. — Он вон там!

Каждый показывал на свою арку, и ноздри сэра Джорджа затрепетали.

— Все хорошо, ребята! — Он заставил себя говорить твердо. — После того, что мы уже видели, не стоит расстраиваться из-за подобных мелочей!

Начавшийся было ропот стих, и сэр Джордж подумал, что такой вот пустяк мог запросто породить панику, настолько напряжены были уставшие, сбитые с толку всем происходящим люди.

— Не знаю, как это сделано, — продолжал он, — но местные парни явно устроили какую-то хитрость. Они заставляют каждого из нас видеть ровный свет над разными арками. Вероятно, они хотят разбить нас на мелкие группы, ну что ж, окажем им такую любезность. Главное — сохранять спокойствие. Не так ли?

Несколько человек одобрительно закивали головами, и он продолжил:

— Хорошо. Передайте по цепочке всем, кто идет следом, чтобы ребята не паниковали. И пусть каждый идет туда, где видит ровно горящий огонь. Не думаю, чтобы чужаки разлучили нас надолго, раз им нужна наша служба.

Он подождал, чтобы убедиться, что люди поняли его, и, еще раз улыбнувшись Эдуарду, шагнул в открывшуюся в глубине арки дверь.

Зал за ней был больше, чем предыдущий, но все же не сравним с тем, где стояли когги. За бароном и Эдуардом последовало много народу, оглянувшись, он прикинул, что здесь собралось несколько сотен воинов.

Стены этого зала, имевшего овальную форму, были облицованы все тем же похожим на бронзу металлом. Потолок был чуть ниже, чем в первом зале, но все равно так высоко, что рассмотреть его толком было невозможно. По крайней мере, он виделся как-то нечетко. Подняв взгляд, сэр Джордж смог различить только смутные очертания, залитые тусклым, рассеянным светом. Невольно он задумался над тем, зачем кому-то понадобилось создавать столь огромные помещения, но тут знакомый, звучащий прямо в голове голос произнес:

— Вы должны снять всю одежду и сложить ее в хранилище. — И тотчас в переборке открылось множество узких дверей.

Сэр Джордж подошел к образовавшемуся проему и обнаружил нечто вроде шкафа с несколькими полками.

— Вы должны снять всю одежду и оставить ее в хранилище, — повторил голос с тем же нечеловеческим спокойствием, заставившим сэра Джорджа поморщиться. Ему претило выполнять команды бестелесного голоса, но, как и прочие, он не видел иного выхода, кроме как повиноваться.

— Помоги мне снять доспехи, Эдуард, — спокойно сказал он.

* * *

«Хранилище» закрылось, как только он положил туда последний предмет одежды. Сэр Джордж почти не удивился этому, но ему было досадно, что вместе с одеждой исчезли его доспехи и оружие. Он огляделся по сторонам и увидел, что все его люди успели раздеться. Без одежды все они чувствовали себя неуютно, но, как ни жалел сэр Джордж об исчезновении меча, глядя на них, он вынужден был признаться себе, что впервые после расправы двоеротого над сэром Джоном может расслабиться. Демонический шут сполна показал свою мощь и бесполезность попыток напасть на него, однако пока у людей есть оружие, всегда остается соблазн его использовать. Сэр Джордж чувствовал себя скверно без меча и шпор — знаков его рыцарского достоинства, — и утешало воина только то, что теперь никто из его людей не погибнет, как юный Денмор. По крайней мере, не погибнет при попытке пустить в ход оружие.

— Теперь вы пройдете очищение, — не слишком понятно сказал все тот же голос, и кто-то взвизгнул, когда зал вдруг начал заполнять густой пар. Поднимаясь от пола, он быстро достиг уровня колен, потом бедер, и сэр Джордж почувствовал, как Эдуард снова вцепился в его руку, видя, что пар поднимается все выше и выше.

Барон ответил сыну рукопожатием и ободряюще улыбнулся, с изумлением отметив, что тревога за Эдуарда и забота о нем помогают ему справиться с собственными страхами.

Размышляя над этим, он снова опустил взгляд — пар поднялся уже до пояса. Он был теплым, ласково-успокаивающим, и внезапно барон почувствовал, как расслабляется, погружая в него измученное тело. Никогда еще он не испытывал ничего похожего. Это напоминало погружение в горячую ванну, но пар легонько пощипывал тело, словно незримые пальчики массировали его кожу и мышцы, доставляя невыразимое удовольствие.

Пар достиг его груди. Он огляделся и прочитал на лицах воинов те же чувства довольства и успокоенности. Затем пар скрыл его с головой, и он глубоко вздохнул, вбирая в легкие странную, ни с чем не сравнимую свежесть.

Впоследствии он так и не смог вспомнить, сколько времени они провели в ласково щекочущем паре. Вряд ли это было так долго, как ему казалось, но он был уверен, что прошло несколько десятков минут, прежде чем пар исчез столь же быстро и беззвучно, как появился. Он чувствовал себя так, словно очнулся от глубокого сна, и, взглянув на свое тело, увидел, что ссадины и синий рубец от удара спасательного линя, полученного им на борту сражавшегося со штормом когга, исчезли.

Усталость и опустошенность тоже покинули его. Он чувствовал себя свежим, бодрым и полным энергии. Все, кто был в зале, в облегчении расправляли плечи — его люди испытывали те же чувства, что и их командир.

— Вот вам, парни, и первая приятность! — хохотнул барон. — Я не собираюсь целовать в задницу здешнего властителя, но все оказалось лучше, чем можно было ожидать!

Кое-кто одобрительно буркнул, что так-то и жить можно, кто-то рассмеялся, кто-то истерически хихикнул, радуясь тому, что все еще цел и невредим. Барон с хрустом потянулся, глубоко вздохнул, радуясь, что боль от рубца его больше не беспокоит, и произнес:

— После трепки, которую нам задал шторм, я был бы не против недельку отдохнуть. Но для начала мы неплохо освежились.

— Именно так, сэр! — поддакнул ему один из ратников, и сэр Джордж звонко хлопнул его по спине.

— Это вселяет надежду, что впереди нас ждут не только неприятности, — нарочито бодрым голосом возвестил барон, предпочитая не замечать сомнения, появившегося на некоторых лицах после его слов. — Я полагаю…

— Следуйте за красными огнями из помещения, — перебил его бесстрастный голос, и сэр Джордж скорчил насмешливую гримасу.

— Какой заботливый голосок у нашего невидимого хозяина! — иронично заметил он, и раздавшиеся в зале смешки показались ему вполне искренними.

— Следуйте за красными огнями из помещения, — повторил безучастный голос.

Сэр Джордж пожал плечами и, положив руку на плечо сына, двинулся к неожиданно появившемуся в переборке проему.

* * *

— Как вы сами изволили сказать, перед тем как нас окунули в пар, милорд, я не вижу иного выхода. Мы вынуждены принять требования этого… существа, — веско заявил отец Тимоти. — По крайней мере сейчас.

— Мне не нравится это, — сэр Ричард Мэйнтон говорил так, словно хлебнул прокисшего вина, — но, боюсь, придется смириться.

— Я тоже так думаю.

Сэр Джордж старался выглядеть спокойным и рассудительным, хотя сомневался, что сможет хоть кого-то обмануть. Или все же сможет? В конце концов, большинство людей в этом помещении, несомненно, желали быть обманутыми.

Барон откинулся на спинку неудобного кресла, которое бестелесный голос — Компьютер, если он верно запомнил чужое имя, — создал по приказу демонического шута. Никто из людей не имел ни малейшего понятия о том, откуда брались кресла и прочие необходимые им предметы. Они просто появлялись из металлического пола, когда в них возникала нужда, словно вырастали из него, и, казалось, были отлиты из того же сплава, что и весь корабль. Но как можно заставить сталь или бронзу «расти» или сделать ее мягкой и податливой под весом их тел — было совершенно непонятно. Словом, кресла были одним из бесчисленных чудес, окружавших их на этом волшебном корабле, и чудо это оказалось приятным, поскольку избавляло от необходимости сидеть на полу.

Было бы еще лучше, если бы кресла соответствовали пропорциям людей, но, очевидно, роскошная мебель предназначалась для кого-то с более длинными ногами и более коротким, чем у человека, торсом. Кресла постоянно напоминали им о том, что с прежней жизнью покончено навсегда и, хочешь не хочешь, надобно приноравливаться к обстоятельствам.

Увы, это было не единственным напоминанием.

Сэр Джордж посмотрел на странное одеяние, в которое было облачено его тело. Оно напоминало одеяние демонического шута и его драконоподобной гвардии — и в тоже время отличалось от него. Во-первых, оно было другого цвета — темно-зеленого, с черной полосой по рукавам и штанинам. Во-вторых, не закрывало рук, как у них, но включало очень удобные башмаки, которые словно бы стали продолжением его ног. В-третьих, оно было более свободным, чем предпочитали носить чужаки. Но при этом прилегало к телу плотнее, чем привычная одежда людей.

После купания в паре сэр Джордж и его люди нашли эти одеяния в указанном бестелесным голосом помещении, причем все, состоящие из единого куска одежды, казались одинакового размера. Никто не знал, как открыть странные застежки, которые заменяли пуговицы и шнуры. Не один барон пришел в смятение при виде странных одежд, но звучащий в головах голос настаивал, чтобы они надели их, и терпеливо объяснил, как расстегнуть застежки и залезть в эти одежды.

Одеяния, как выяснилось, имели свойство менять размер таким образом, чтобы подходить под сложение хозяина, и все они, включая сэра Джорджа, ощутили себя в этой одежде куда комфортнее, чем в прежних костюмах. Не одно суровое солдатское лицо расплылось в довольной детской улыбке, когда воины по достоинству оценили удобства башмаков на сплошной толстой подметке да еще и с мягкой стелькой внутри. Люди, проведшие большую часть жизни шагая от битвы к битве, были в восторге и не шутя уверяли друг друга, что даже король не отказался бы от таких башмаков.

Сэр Джордж вынужден был признать, что башмаки выше всяких похвал, но вот одеяние оставляло желать лучшего. Дело в том, что все одежды были одинаковыми. В них щеголяли воины, его сын и отец Тимоти. Увидев точно такую же одежду на Матильде, сэр Джордж ощутил новый приступ негодования. Наряд, выданный чужаками, не скрывал ни единого изгиба тела его жены, и он не был бы мужчиной, если бы не заметил, что все воины в помещении усердно отводят от нее глаза.

Саму Матильду, казалось, нисколько не волновала откровенность ее одеяния. Однако барон очень сомневался, что она в самом деле столь легко к этому относится, но он взял себя в руки и ничем не проявил своего гнева. Матильда вела себя безупречно, и с его стороны глупо было беситься по поводу того, что захватчики одели их всех одинаково, а его жена выглядела в новом наряде слишком вызывающе. Это такая мелочь по сравнению с тем, что они уже пережили и что ожидало их впереди.

Еще одним напоминанием о перемене в судьбе служили два находящихся в зале бородавочника и пара драконолюдей. Сэр Джордж полагал, что стража приставлена к ним, дабы подчеркнуть их зависимое положение. У него не было сомнений, что при желании демонический шут мог слышать все, о чем говорили люди, даже не подсылая к ним соглядатаев. Бежать им было некуда, и, следовательно, стража приставлена к ним лишь затем, дабы напомнить, что теперь они находятся во власти чужаков. Если бы у барона оставалась свобода действий, он и сам, несомненно, собрал бы своих людей для откровенного разговора, но сейчас ему пришлось это сделать по приказу двоеротого, и это глубоко уязвляло его самолюбие. Сэр Джордж был солдатом, привыкшим повиноваться командам и самому их отдавать, но он никогда бы не стал служить демоническому шуту, а бесчувствие нелепой твари его просто бесило. Этот мерзкий недомерок отдавал им приказы так, словно сэр Джордж и остальные люди были ничем не лучше своры охотничьих собак.

Но как бы ни раздражал его их новый командир, сэр Джордж не собирался давать волю гневу. Может, он и не умеет читать чувства двоеротого, но это не означало, что тот не разбирается в настроении людей, а готовность демонического шута убивать была продемонстрирована им с предельной ясностью. Так что когда сэру Джорджу было приказано «сделать опись» новых «ресурсов» гильдии, барон не стал спорить. Он прекрасно понимал необходимость установить и поддерживать среди людей железную дисциплину. Причем начинать надо было с командиров, ради чего он и пригласил в зал шестерых мужчин и Матильду. Барон с женой сели в кресла, стоящие в торце стола, будучи уверены в своем праве занять эти места. Сэр Джордж не выказал ни тени сомнения или неуверенности в том, что он был и остается старшим из присутствующих командиров, и был искренне рад, что никому не взбрело в голову оспорить его старшинство.

То, что отец Тимоти и сэр Ричард сели справа и слева от них с Матильдой, мгновенно устранило всякий соблазн оспорить его главенство. Отец Тимоти поддержал бы его в любом случае, но с сэром Ричардом дело обстояло сложнее. Поскольку смерть графа Кэтуолла и сверхъестественный способ их спасения — или пленения — нарушили все планы экспедиции во Францию, сэр Ричард вполне мог заявить о своем намерении взять власть. В конце концов, под командой сэра Джорджа находилось меньше трети всех выживших латников и лучников. Почти половину войска набрал граф Кэтуолл, и можно было бы поспорить, перешла ли присяга их после смерти отца Матильды к ней, а через нее — к сэру Джорджу или же воины, освобожденные от присяги гибелью графа Кэтуолла, вольны выбрать себе нового командира.

Но сэр Ричард явно не рвался к власти, предпочитая, чтобы ответственность за судьбы уцелевших людей взял на себя его более старший и опытный товарищ. Людям, сознающим, что никто из них, наверное, никогда не увидит Франции, да и собственного дома тоже, нужен был сильный предводитель, и сэр Джордж подходил на эту роль как никто другой из собравшихся на совет командиров.

— Сколько нас, святой отец? — спросил барон после продолжительного молчания.

— Больше, чем я думал, милорд, — ответил доминиканец.

Как духовник сэра Джорджа, отец Тимоти с самого начала взял на себя обязанности секретаря, ведавшего делами идущих под его знаменем людей. А поскольку секретарь графа Кэтуолла и прочие его помощники погибли вместе с ним, отец Тимоти разом получил должность казначея и квартирмейстера экспедиции. На это место он подходил как нельзя лучше, поскольку у него был дар к исчислению, а его священнический сан заставлял выживших обращаться к нему за утешением и ободрением. Поджав губы, священник что-то подсчитывал в уме, не торопясь отвечать на вопрос сэра Джорджа, догадывавшегося, как хочется ему иметь писчие принадлежности для записей и расчетов. К несчастью, у них не было ни пергамента, ни бумаги, ни чернил — только память отца Тимоти.

— Из семнадцати кораблей, на которых мы отплыли во Францию, уцелело девять, — начал он. — Я не могу пока провести полного подсчета, но Бог оказался к нам милостивее, чем я думал прежде, и благодаря Ему выжило куда больше наших людей, чем я полагал. По грубым подсчетам, уцелело сто восемьдесят два моряка, четыре сотни и семьдесят три лучника, две сотни и четырнадцать латников, четыре рыцаря, девять сквайров и, вместе со мной, шесть писцов и секретарей. Вдобавок у нас еще пятьдесят семь здоровых мужчин, включая гуртовщиков, поваров, коновалов, мастеров-лучников, ремесленников, среди которых есть два кузнеца. Таким образом, в целом у нас девять сотен и сорок пять здоровых мужчин, большинство из которых обучено владению оружием.

Сэр Джордж кивнул. Отец Тимоти был прав — их оказалось больше, чем любой в этом зале мог ожидать, хотя все равно этого было мало, если учесть его подозрения, что все члены их маленького войска — единственные англичане, да и вообще люди, которых ему предстоит видеть до конца своих дней.

— А женщины и дети? — спросил он.

— Вместе с вашей супругой у нас тридцать три замужние женщины, не все из которых… хм, удостоились освящения своего союза матерью нашей церковью. И еще двадцать семь женщин, которые ничьими женами не являются. У нас также двадцать шесть детей, еще не достигших десяти лет, и шесть грудных младенцев. Наконец, есть еще четырнадцать девушек, помолвленных с ремесленниками.

— Понятно, — кивнул сэр Джордж, не выказывая никаких чувств.

Пятьдесят девять женщин — это было больше, чем он ожидал, но все равно одна женщина приходилась на шестнадцать мужчин, и одному Богу ведомо, к чему это в конце концов приведет. По тону отца Тимоти было понятно, что священник уже задался тем же самым вопросом, и сэр Джордж был горячо благодарен судьбе за то, что рядом с ним именно отец Тимоти, а не какой-нибудь узколобый клирик. Солдатский опыт доминиканца сделал его более прагматичным и менее склонным осуждать всех и вся, как многие другие священники. А им понадобится весь их прагматизм и терпимость, какие они только смогут в себе найти.

— Хорошо, — продолжал барон после короткой паузы. — Благодаря отцу Тимоти мы знаем, какими «ресурсами» располагаем.

— По крайней мере, людскими ресурсами, милорд, — вступил в разговор сэр Ричард и подался в кресле к отцу Тимоти. — Вы уже подсчитали, сколько уцелело у нас припасов, святой отец?

— Пока нет, — признался священник. — Не думаю, чтобы уцелело много животных, поскольку оба корабля, перевозившие лошадей, затонули. Но я видел нескольких цыплят, свинья миссис Нэн тоже выжила.

— Здешние обитатели, полагаю, не дадут нам умереть с голода, — сказала леди Матильда.

Если кто из присутствовавших здесь мужчин и был удивлен, услышав голос леди Винкастер, им хватило ума держать язык за зубами. Сэр Ричард и сэр Энтони Фицхью, два старших командира экспедиции после сэра Джорджа, были слишком вежливы, чтобы что-то сказать, а отец Тимоти слишком хорошо знал Матильду и сэра Джорджа, чтобы удивляться. Остальные мужчины — Рольф Грэйхэм, Уолтер Скиннет и Давид Хоуис — так же хорошо знали прямоту Матильды, как и отец Тимоти. Грэйхэм более шести лет командовал лучниками сэра Джорджа, а Скиннет почти десять лет служил его конюшим. Хоуис не принадлежал к челяди сэра Джорджа, но этот седой, крепкий как дуб валлиец стал помощником командира гвардейцев графа Кэтуолла, когда Матильде было всего одиннадцать лет. Сэр Эдриен де Кол, командир Хоуиса, погиб вместе с графом, и валлиец теперь занял его место. Сэр Джордж очень сожалел о смерти де Кола, но радовался, что Хоуис оказался среди его командиров, поскольку тот был не только опытным воякой, но и человеком, глубоко преданным Матильде.

— Здешний владыка, каким бы он ни был… — Матильда сделала паузу, благоразумно воздержавшись произносить то, что явно вертелось у нее на языке. — должен понимать, что людям надо есть. Он не дал нам возможности взять запас еды с кораблей и, следовательно… — Она чуть скривилась, и один из мужчин за столом хмыкнул. — Следовательно, мы вправе ожидать, что он будет кормить нас из собственных запасов.

— Если только то, что они едят, не является ядом для людей, миледи, — согласился Фицхью, мотнув головой в сторону бородавочников и драконолюдей, молча стоявших у стен зала.

— Сомневаюсь, чтобы двоеротый стал нас похищать, не подумав о том, чем прокормить своих пленников, сэр Энтони, — ответила Матильда. — Не знаю, что они называют едой, но травить нас или морить голодом им нет никакого резона.

Рыцарь мгновение смотрел на нее, затем кивнул, и она продолжила:

— Подозреваю, однако, вы думаете не только о беконе с яйцом, сэр Ричард?

— Именно так, миледи. Как сказал отец Тимоти, мы потеряли оба наших корабля с лошадьми, а это очень серьезный удар.

Сэр Джордж знаком выразил свое согласие. Он тоже подумал об этом. Даже без потерь двух кораблей у них было слишком мало лошадей, поскольку они полагались на сэра Майкла, который более двух месяцев подготавливал экспедицию во Франции. Из их латников около двухсот были обучены сражаться верхом. Это слишком маленький кавалерийский отряд даже с учетом большого количества лучников для их прикрытия. Без лошадей же они и вовсе превратятся в пехоту.

— Из того, что сказал… здешний предводитель, — промолвил барон, тщательно подбирая слова, — я понял, что, велев подсчитать наши ресурсы, он хотел знать, в чем мы нуждаемся в первую очередь. Принимая во внимание обстоятельства, при которых мы поступили на службу в его гильдию, нам понадобится многое. Очень многое…

— Если бы нами командовал человек, мы бы уж как-нибудь с ним договорились, — хмуро промолвил сэр Ричард. — Но эти… существа так на нас не похожи! У них столь отличное от нашего поведение и такая мощь, что они могут просто не понять, что нам надо.

— Хорошее замечание, — согласился сэр Джордж. Он думал над этим и был рад, что мысли его и сэра Ричарда текут в одном направлении. — Я попытаюсь растолковать здешнему предводителю, что необходимо человеку и воину.

— Рискованное дело, милорд, — с сомнением покачал головой сэр Энтони. — Похоже, этот парень больше любит говорить, чем слушать.

— Как и большинство предводителей, — криво усмехнувшись, сказала Матильда. — В то же время, мне кажется, не стоит приписывать ему слишком большое могущество.

На лицах мужчин появилось недоверчивое выражение, а отец Тимоти одобрительно проворчал:

— Хорошо сказано, миледи! Действительно, хорошо сказано. Какой бы силой ни обладали эти существа, она меньше силы Господа, а Он всегда с нами, куда бы нас ни занесло.

— Конечно, святой отец, — согласилась Матильда. — Но я не совсем то имела в виду. — Она посмотрела на сэра Джорджа, и тот кивнул, приказывая ей продолжать. — Я хотела предупредить, господа, — продолжала она, обводя взглядом собравшихся в зале, точно так же как сделал бы это ее отец, — чтобы мы не совершали ошибки, принимая этих существ за демонов или бесов. Они кажутся нам странными и обладают мастерством и способностями, для нас неизвестными и непонятными, — этого отрицать нельзя. Но мне сдается, что командир чужаков не стал бы показывать нам мощь своего оружия и ставить здесь стражу, — она кивнула в сторону бородавочников и драконолюдей, — если бы сам не был смертным. Зачем ему приучать нас к страху перед ним и так строго следить за нами, если он и правда бессмертен?

— Вы, несомненно, правы, миледи, — чуть помолчав, сказал отец Тимоти. — Но смертен он или нет, все равно он намного сильнее нас.

— Истинно так, — жестко ответила Матильда. — Я говорю о том, что он смертен, вовсе не для того, чтобы кто-нибудь из вас последовал по стопам сэра Джона. Откуда бы эти существа ни взялись, чего бы от нас ни требовали, они уже показали — думаю, это входило в их планы, — что наше оружие для них не угроза. Нет, господа мои, я хочу сказать только то, что их способности идут не от адских сил, но являются мастерством смертных, коим мы не обладаем. Мы должны помнить, общаясь с ними, особенно с командиром, что, несмотря на мощь и чудеса этого корабля, они могут ошибаться и не вполне понимать наши нужды. До тех пор, пока мы не возьмем на себя труд объяснить им это.

Сэр Джордж отметил, что жена не упомянула о том, что раз их похитители смертны, то они могут быть убиты. Даже если человеческое оружие не в состоянии их поразить. Это лучше приберечь на потом. И не только потому, что обсуждение этой темы может заставить командира предпринять дополнительные меры предосторожности. Если думать об этом постоянно, кто-нибудь может сорваться, несмотря на страшный урок, повлекший за собой гибель злосчастного Денмора.

— Я буду иметь это в виду, когда стану излагать ему наши нужды, возможности и потребности, дорогая, — сказал он, особенно выделив слово «возможности», и Матильда чуть улыбнулась ему в ответ.

— Отлично, — коротко ответил барон, снова повернувшись к мужчинам. — Мы знаем, сколько нас и скольких лошадей нам не хватает. Моя супруга, безусловно, полагает, что командир чужаков намерен нас кормить за свой счет. Коль скоро он хочет, чтобы мы за него сражались, нам следует обдумать, каковы наши нужды в оружии и прочем снаряжении. Учитывая нашу численность, я очень удивлюсь, если командир намерен использовать нас для осады крепости или замка без дополнительной поддержки. Хотелось бы верить, что он не считает наши возможности безграничными.

Оценив шутку, мужчины захихикали. Имея такой корабль, посылать их на штурм… Сэр Джордж весельчак хоть куда!

— Полагаю, что гильдия, о которой говорил командир, намерена использовать нас как-то иначе. Почему те, кто обладает такой мощью, нуждаются в таких, как мы, — я пока даже не догадываюсь. Но раз они затратили столько сил, чтобы заставить нас служить себе, то нужда их и правда велика. Если это так, можно ожидать, что предстоящие нам битвы будут жестокими и в интересах чужаков видеть нас вооруженными так, чтобы мы могли принести им победу.

Сидящие за столом командиры одобрительно закивали, и сэр Джордж продолжил:

— Их судно и все виденные нами чудесные приспособления заставляют меня думать, что у них есть средства, чтобы выполнить любой наш запрос. Я уверен, казначейство короля Эдуарда не может похвалиться и тысячной долей того, что есть на этом волшебном корабле! Поэтому я хочу, чтобы вы подумали не столько о том, что мы утратили, сколько о том, что нам может понадобиться, — он многозначительно улыбнулся. — Давайте, друзья мои, выжмем из этой ситуации все, что сможем. Если уж мы должны сражаться за чужаков, то нам надлежит стать лучшим отрядом, который когда-либо был в Англии… и о котором Англия, вероятно, никогда не узнает.

* * *

— Я обдумал ваши пожелания, касающиеся снаряжения и снабжения. — Голос демонического шута был, как всегда, по-детски пискляв, и сэр Джордж в который раз снова пожалел, что у этого недомерка нет ничего, что человек мог бы истолковать как выражение лица. Он стоял перед командиром, сидящим за красивым, искусно вырезанным из чего-то напоминающего чистейший хрусталь столом. Двоеротый развалился в удобном мягком кресле, которое вполне ему подходило, но было бы слишком маленьким для любого человека. Сэру Джорджу кресла никто не предложил. Судя по тому, что за креслом недомерка стояли двое драконолюдей, следивших за каждым движением барона своими странными серебряными глазами с вертикальным зрачком, он не внушал двоеротому особого доверия.

Командир сделал паузу, уставившись на барона, и его лисьи уши наклонились вперед. Возможно, положение его ушей как раз и отражало настроение их хозяина, неожиданно подумал сэр Джордж. Если это так, то со временем он научится понимать, что означает то или иное движение ушей, а пока… У него создалось впечатление, что демонический шут ждет ответа на свои слова, и барон осторожно промолвил:

— Но я ведь еще не сказал вам, что нам требуется.

— Вам и не надо этого делать, — сообщил двоеротый. — Я слышал все, что было сказано вами и вашими подчиненными. Компьютер составил список предметов, о которых вы говорили.

Сэр Джордж не слишком понимал, кто такой Компьютер. Хотя демонический шут говорил о нем так небрежно, что его можно было счесть каким-нибудь младшим писцом, это явно не соответствовало истине. Действительно, по тому, что сэр Джордж уже видел — или, скорее, слышал, — Компьютер был кем-то вроде бейлифа демонического шута — одновременно военного командира и главного управителя. Англичане уже привыкли к высокому голосу Компьютера, отдававшего приказы, которым они должны были подчиняться. Он также показал и объяснил им некоторые чудеса, научил включать и выключать хитроумные устройства, помещенные в отведенных им на корабле жилищах. Как одно существо может одновременно заниматься всем этим сэр Джордж не мог себе представить, равно как и причины, по которым оно находилось в подчинении у двоеротого.

Сейчас это, впрочем, не имело значения. Значение имело то, что командир уже знал — или думал, что знает, — о том, что намеревался просить у него барон. И что Компьютер действительно был способен подслушивать все их разговоры. Предположения сэра Джорджа оказались верны, не зря он загодя предупредил своих людей, чтобы они держали языки на привязи.

— Большинство из того, что вы считаете необходимым, доставить не составит труда, — продолжал демонический шут своим неестественным голосом. — Личное оружие, доспехи, сбрую и седла — все это можно легко получить с корабельных складов или с помощью синтезаторов. Единственное затруднение состоит в том, что описанное вами вооружение слишком примитивно. Производственные модули настроены на изготовление запасных частей и прочих компонентов корабля и его вспомогательных систем, так что нам понадобится некоторое время для перепрограммирования их на создание столь грубых изделий.

Сэр Джордж чуть ли не утонул в море полупонятных и совершенно чужих слов и понятий. Недомерок перестал затруднять себя подбором доступных для его слушателя выражений, в результате чего барон уловил только суть сказанного. Какое бы устройство ни переводило речь двоеротого на английский, ему явно приходилось изобретать новые слова, и это было, несомненно, чудом. К несчастью, просто привесить ярлык не означает растолковать смысл явления, а демонический шут явно не собирался объяснять что-либо тому, кого считал намного глупее себя.

— Но выполнить один ваш запрос может оказаться непросто, — продолжал недомерок. — Это лошади. По техническим причинам, которые вас не касаются, перевозка столь крупных животных чревата проблемами. Выживаемость некоторых видов при фазовом ускорении бывает весьма низкой. Пока мы не знаем, касается ли это ваших «лошадей», но такая вероятность существует.

Он помолчал, глядя — конечно, без всякого выражения — на сэра Джорджа, и барон нахмурился.

— Вы говорите, командир, что нет смысла их приобретать?

— Возможно, в этом не будет смысла, — поправил его двоеротый. — Но наверняка мы этого не знаем. Я также не знаю, являются ли эти животные действительно столь необходимыми для вашего отряда. Обсуждая этот вопрос, вы не проанализировали с достаточной четкостью, зачем они вам нужны.

— Зачем они нам? — сэр Джордж не сумел удержаться от восклицания, изумленный подобным невежеством.

— Вы примитивны, — ответил демонический шут своим приводящим в бешенство бесстрастным голосом. — Ваше оружие и тактика так грубы, что ни одна цивилизованная раса не имеет о них даже отдаленного понятия. Именно ваше варварство и делает вас столь ценными для моей гильдии, хотя оно же подразумевает, что у нас нет базовых данных для оценки идей и навыков, которые вы считаете самыми что ни на есть естественными. Это все равно что объяснить цивилизованному существу технику свежевания животного зубами.

Сэр Джордж тщательно следил за выражением своего лица и все же стиснул челюсти. Трудно было понять, что больше раздражало его — то, что двоеротый считал англичан тупыми варварами, или та полная сознания собственного превосходства наглость, с которой он об этом говорил.

Тем не менее барон решил, что в словах твари есть смысл. Матильда оказалась права: демонический шут и его гильдия были ограничены в понимании того, что англичане считали само собой разумеющимся, пусть даже потому, что они давно переросли их уровень науки и культуры.

Двоеротый ждал ответной реплики, и сэр Джордж заставил себя встряхнуться.

— Мы для многого используем лошадей, командир, — сказал он. — И хотя мы очень мало знаем о возможностях… вашей гильдии, похоже, что нам не придется пользоваться ими для некоторых целей. Я имею в виду перевозку при помощи лошадей телег или фургонов, пахоту земли и кое-что другое.

Он помолчал, и уши демонического шута вновь тихонько шевельнулись.

— Вам не понадобится перевозить или пахать, — подтвердил его писклявый голос.

— Так я и думал, — кивнул сэр Джордж. — Но если для этих целей они нам уже не нужны, то на войне они нам непременно понадобятся. Сидя на них верхом, мы передвигаемся вдвое быстрее, чем пешком. Можем неожиданно появляться там, где нас не ждут, и догонять бегущего противника. При необходимости мои латники могут спешиваться, но это не тот вид боя, для которого они лучше всего приспособлены. Удар конницы весьма силен, и пешие воины не часто могут ему противостоять.

— Понял. — Демонический шут откинулся в кресле и несколько мгновений молчал. Затем он снова обратился к сэру Джорджу: — Вы говорите, ваши люди более эффективны на лошадях. Можете ли вы подсчитать степень увеличения их эффективности? — Существо замолчало, и сэр Джордж вопросительно посмотрел на него, не вполне понимая, что от него требуется. — Вы даже более примитивны, чем я думал, — сказал двоеротый. — Я считал, что это очень простой вопрос и что даже вы сможете на него ответить. Я хочу, чтобы вы сказали мне, будут ли ваши «латники» верхом эффективнее, чем пешими, в два раза, в три или в четыре.

— Я бы сказал, что самое меньшее в два раза, — ответил сэр Джордж после краткого размышления. Ему потребовалось время, чтобы взять себя в руки, и, совладав со своей яростью, он продолжал: — Было бы ошибочным считать, что преимущество конной атаки является единственным качеством, которое существенно для решения вопроса: давать нам лошадей или нет.

— Объяснитесь, — сказал демонический шут.

— Конники лишь часть моих — ваших — сил. Каждая часть имеет свои слабые и свои сильные стороны, играет свою роль в сражении. Если одна часть ослаблена, то ослаблены все, в результате возможности всего войска снижаются. Если у меня нет коня, моя способность быстро действовать уменьшается. Это ограничивает мои возможности и дает преимущество противнику. — Он снова замолк, задумался, затем пожал плечами. — Полагаю, командир, все зависит от врага, с которым вы предполагаете нас свести. В обычном оборонительном бою конники не слишком нужны. При атаке на укрепленные позиции лошади тоже не слишком полезны. Но если придется драться в открытом поле, где важен маневр и от сражения к сражению может сильно меняться рельеф местности, без конников я продержусь не долго.

— Понятно, — сказал двоеротый. — Я не принял во внимание, что такая древность, как верховое животное, может быть столь важна для военной операции. Но, как я уже сказал, моя гильдия не привыкла думать столь примитивными категориями. Большую часть нашей истории в этом не было нужды, но в последнее время положение вещей… изменилось. Потому мне следует уделить большее внимание вашим пожеланиям и возможностям ваших воинов, чем я предполагал.

Он снова замолчал, и сэр Джордж решил, что демонический шут задумался. Затем он осознал, что рот существа все еще движется, хотя он ничего не слышит. И тут барон понял, что на самом деле ни разу не слышал настоящего голоса двоеротого. Это был голос того, кто переводил слова командира на человеческий язык. Но почему? Быть может, демонический шут не знал их языка, а искусство гильдии не позволяло барону слышать голос двоеротого? Или человеческие уши просто не способны слышать его голос?

Он еще раз мысленно встряхнулся и увидел, что рот демонического шута перестал двигаться. Чужое лицо, покрытое лиловой шерсткой, опять не выражало ничего, по чему можно было бы догадаться о смысле слов недомерка, о том, к кому он обращается. И барон поймал себя на том, что страстно желает увидеть на этом лице хоть какое-нибудь выражение.

— Я отдал приказ вернуться в ваш мир, — сказал ему демонический шут, и сэр Джордж невольно сглотнул. На самом деле он не слишком удивился. Он давно уже понял, что этот колоссальный бронзовый корабль не принадлежит миру, населенному людьми, и неизбежным следствием этого было то, что он сам, его сын, жена и все его люди отправятся в другие миры. Он понятия не имел, где эти самые другие миры могут находиться, но уже смирился с тем, что им уготована участь изгнанников, чужаков в этих чужих мирах, и все же услышать подтверждение этому было подобно удару.

— Мы получим необходимый генетический материал и клонируем необходимое вам количество лошадей, — продолжал демонический шут. — Могут возникнуть некоторые трудности, но преимущества их перевешивают. Мы сделаем надлежащий запас на случай, если животные окажутся слабо приспособленными к фазовому ускорению. Когда у нас будет время и технология ускоренного выращивания, мы сможем делать для вас лошадей к каждому новому сражению.

Сэр Джордж глубоко вздохнул и воззвал к Господу о даровании ему терпения. Похоже, Господь не особенно внимал прежним его молитвам.

— Командир, я мало что понял из того, что вы сказали. Я, например, не понимаю, что такое клон. Но если я верно понял суть ваших слов, то, боюсь, вы недооцениваете сложности, о которых только что сами говорили.

— Объяснитесь, — сказал двоеротый.

— Если вы предполагаете каким-то магическим путем выращивать для нас новых лошадей к каждому сражению, то вы упускаете необходимость этих лошадей обучать, приучать к себе и привыкать к ним. Подготовка лошадей к войне требует огромного времени — годы, командир. За день-два до битвы такого не сделать. Более того, лошади отличаются друг от друга, как люди, и чтобы конник мог наилучшим образом действовать в битве, человек и конь должны хорошо понимать друг друга. Они сражаются не сами по себе, а как команда, поэтому нам понадобится время, чтобы сделать из них верных товарищей.

— Скверно, — отозвался чужак. — Вы хотите сказать, что мы должны каким-то образом снабдить вас обученными лошадьми?

— Это было бы самым лучшим выходом, — честно ответил сэр Джордж. — Однако, если это окажется невозможным, мы будем обучать их, если только у нас для этого найдется место и время.

— Полагаю, это лучше, чем ничего, — изрек демонический шут. — Но это далеко от идеала. Мы сможем использовать наш фазовый ускоритель не более чем на пятьдесят процентов, пока вы будете обучать лошадей. С учетом эффективности и кривой смещения такое снижение мощности сильно уменьшит нашу подвижность.

— Командир, вы говорите о вещах, которые выше моего понимания, и я не знаю, что вам ответить, — признался сэр Джордж.

— Это очевидно, — сказал демонический шут снисходительно, хотя голос его оставался по-прежнему бесстрастным. Двоеротый некоторое время смотрел прямо перед собой, затем продолжил: — Зато вы можете дать мне совет кое в чем другом. По причинам, которые вас не касаются, нам лучше всего свести к минимуму контакты — те, что могут, по крайней мере, запомниться, — с вашей планетой. Честно говоря, именно потому мы и выбрали вас. Без нас вы погибли бы, и ваши сородичи наверняка так и решат. Однако, если мы вернемся за лошадьми, нас могут увидеть и останется свидетельство нашего пребывания в вашем мире. Это может вызвать нежелательные осложнения для гильдии. Поэтому нам надо выбрать место, в котором ваши животные, предпочтительно обученные, могут быть добыты без риска попасться на глаза кому бы то ни было.

— Полагаю, — сказал сэр Джордж, — вы не рассматриваете возможность послать меня или кого-нибудь из рыцарей добыть их для вас?

— Вы полагаете верно, — сказал демонический шут.

— В таком случае, если вы не желаете, чтобы вас или кого-то из ваших слуг видели, лучше всего совершить налет на конный завод какого-нибудь из крупных нобилей ночью.

— А эти конные заводы изолированы? Там будет мало людей?

— Это зависит от того, чьи владения вы выберете. Но в любом случае какие-то люди наверняка будут. Конюхи, объездчики, коновалы… Всегда найдется по крайней мере несколько крестьянских семей, которые могут вас увидеть даже в самую темную ночь.

— Об этом не беспокойтесь. Лучше всего выбрать владение, где численность людей относительно невелика, ибо те, кто увидит нас, никогда не смогут никому об этом рассказать.

От этого спокойного замечания кровь застыла в жилах у сэра Джорджа. Намерения двоеротого были очевидны, и барон ощутил угрызения совести. Он готов был уже сказать, что изменил решение, что лошади им не так уж нужны — по крайней мере не настолько, чтобы недомерок и его корабль рисковали вернуться на Землю. Лишь мысль о том, что эта тварь все равно ему не поверит, особенно после того, как сам же он распинался перед ним не менее получаса, остановила сэр Джорджа. К тому же, если демонический шут поверит, они останутся без лошадей и ему придется рассказать своим людям правду. Сказать, что из-за его мягкосердечия они остались без лошадей, что неизбежно скажется на боеспособности их отряда. И конечно же повлечет за собой жертвы, которых ему так хотелось бы избежать.

Барон промолчал. Он чувствовал себя последним негодяем, обрекшим на смерть население целого имения, и мысленно приписал эти смерти к счету, который он, если это будет угодно Господу, предъявит когда-нибудь двоеротому.

— Вопрос лишь в том, — сказал демонический шут, явно не подозревая, какое впечатление оказали его слова на сэра Джорджа, — какое владение выбрать.

Его рот снова беззвучно задвигался, и столешница вдруг превратилась из прозрачно-хрустальной в мутную. По ней забегали какие-то тени, и чужак жестом подозвал к себе барона. Что-то мелькало и двигалось в чудесным образом изменившейся столешнице, в глубине ее появилась какая-то картина, быть может карта?

Сэр Джордж нахмурился, пригляделся внимательней и ахнул. Понятно, почему это изображение показалось ему таким странным! Просто никогда ни одно человеческое существо не видело землю с такой высоты! Вряд ли даже птица могла взлететь так высоко. Прежде чем огромный бронзовый корабль возник в грозовом небе, чтобы вырвать его из привычного бытия, барон мог бы поклясться, что ни одно живое существо так высоко не летает. Однако теперь он понял, что «невозможно» означает куда меньше, чем он думал прежде.

Он медленно скользнул взглядом по невероятному изображению. Он никогда не видел такого даже на самой прекрасной, самой подробной карте, но вот этот остров явно был Англией. Вот этот — Ирландией, а вот Ирландское море и Английский канал! А это…

Его восхищение угасло, едва он вспомнил, зачем смотрит на это ошеломляющее изображение мира, из которого был похищен вместе со своими людьми. Где-то в нем находилось имение, обреченное на уничтожение, и демонический шут ожидал, что сэр Джордж Винкастер укажет ему предназначенных на заклание.

Барон с тоской вглядывался в очертание острова, которого больше никогда не увидит, потом с усилием отвел взгляд. Если кто-то должен умереть, то пусть это будут не англичане. И не валлийцы, и даже не шотландцы. Нет. Если невинным придется умереть, то, по крайней мере, он выберет их из числа тех, чья смерть ослабит врагов короля, который произвел его в рыцари.

Он посмотрел на демонического шута. Затем снова на карту и ткнул пальцем в изображение гор и долин Франции.

— Я посоветовал бы поискать в этом районе, — сказал сэр Джордж Винкастер, третий барон Уикворт, маленькому причудливому созданию, которое возомнило себя его хозяином.

 

ГЛАВА 3

— Сущий дьявол!

— Это уж точно, — согласился сэр Джордж, стоя рядом с Уолтером Скиннетом и глядя, как Шеймас МакНили чистит высокого угольно-черного жеребца.

Они находились в очередном зале из блестящего бронзового сплава. Англичане потихоньку начали привыкать к своему новому «дому». Хотя из-за помещения, в котором они со Скиннетом находились сейчас, весь корабль казался еще более неестественным.

Сэр Джордж начал подозревать, что обширные помещения корабля демонического шута не были неизменными. Это казалось нелепым, но у них было достаточно доказательств того, что их похитители каким-то образом могут изменять части внутренних помещений корабля. Кресла «вырастали» из пола, и потому первое заседание, положившее начало «баронским советам», прошло под знаком чуда, но целая череда чудес несколько притупила благоговейный трепет англичан перед чужаками. Чудеса остались чудесами, но даже к ним привыкаешь, если они становятся повседневными.

Сэр Джордж знал, что на корабле не было помещений, приспособленных для содержания лошадей. В них не было нужды до тех пор, пока двоеротый не решил снабдить англичан конями. Для того чтобы обустроить лошадей с комфортом, демонический шут и Компьютер почти три часа вытягивали из него подробное описание стойла. Разумеется, они не стали бы его допрашивать, если бы заранее знали, что это такое.

К тому времени как лошади были наконец доставлены на борт — сэр Джордж болезненно поморщился при мысли, какую плату получило неизвестное имение за этих коней, — стойла были уже готовы и ждали их. Обширные, куда больше, чем барон мог себе представить, с учебной площадкой не меньше чем в три акра — и все в сердце огромного корабля. Оглядывая стойла, он не видел никаких свидетельств того, что прежде это помещение имело другой вид или служило другим целям.

Конечно, стойла были не единственной частью корабля, переделанной под новые нужды. Несмотря на презрение, которое демонический шут выказывал по отношению к людям, он предоставил им сказочные удобства, не догадываясь, какой роскошью они им представляются. Начать хотя бы с Компьютера. Сэр Джордж до сих пор не понимал, кто он такой, но подозревал, что это существо поистине могущественное, способное выполнять куда больше обязанностей, чем ему показалось поначалу. Барон был склонен думать, что это какой-то домочадец демонического шута, хотя сознательно старался не задерживаться на этой мысли. Несмотря на все чудеса, происходящие на борту корабля, ставшего для них тюрьмой, поведение двоеротого и его постоянные ссылки на «продвинутые расы» и «технологии» убедили сэра Джорджа в том, что видят они отнюдь не магию, а действие неких механизмов, недоступных пока что пониманию людей. Однако это еще не значило, что люди вечно будут находиться в неведении и никогда не постигнут сей механики, хотя командир, казалось, не учитывал такой возможности… и вероятных ее последствий. Какими бы высокими ни были знания и умения двоеротого, сам он оставался надменным и самовлюбленным, как французы, с которыми сэру Джорджу не раз приходилось встречаться. Несомненно, он чувствовал себя в безопасности среди своих устройств, бородавочников и драконолюдей, но только дурак может позволить себе так откровенно выказывать презрение к своим солдатам, вне зависимости от того, какие обстоятельства привели их к нему на службу.

Проводимая двоеротым политика кнута и пряника была не нова, а подчеркнуто пренебрежительное отношение к людям исключало возможность доброго сотрудничества. Начав с убийства сэра Джона Денмора, демонический шут совершил величайшую ошибку, которую не в состоянии были загладить никакие блага и чудеса, окружавшие людей, попавших на борт волшебного корабля.

Величайшим из этих чудес и благ был, безусловно, Компьютер, к мыслям о котором сэр Джордж возвращался снова и снова. В отличие от демонического шута — или бородавочников и драконолюдей, которые пока ни словом не обменялись с людьми, — Компьютер умел слушать. Стоило только обратиться к нему, и он отвечал — не важно, когда и где был задан вопрос. Компьютеру, похоже, было все равно, с кем говорить, поскольку отвечал он как самому молодому подмастерью, так и сэру Джорджу. И кем бы — или чем бы — ни был этот самый Компьютер, он демонстрировал своим поведением любопытную смесь презрения — такого же, как у двоеротого, — к англичанам и готовности отвечать и учить, проявляя при этом исключительное терпение.

Именно Компьютер обучил англичан пользоваться множеством чудесных приспособлений, которые были в их жилищах. И сэр Джордж вынужден был признать, что в приспособлениях этих заключался великий соблазн. Сам король Эдуард не имел такой роскоши, какую предоставляли демонический шут, Компьютер и корабль, в котором они были заключены, своим самым последним слугам. Да, их комнаты были маленькими, но каждый из его офицеров, даже те, у кого не было ни жены, ни любовницы, жил отдельно от других. Солдаты и горстка гражданских обитали в казармах, но даже казармы имели такие же сказочные удобства. Горячая и холодная проточная вода, мягкие кровати, столы и кресла, выраставшие из пола или исчезавшие в случае необходимости, живительный, исцеляющий недуги пар — все это можно было получить у Компьютера по первому требованию.

Однако всему есть предел. Компьютер всегда отзывался на свое имя, но на ряд вопросов он твердо отвечал: «Эта информация без специального допуска недоступна». Ему явно отдали приказ не сообщать англичанам никаких сведений о таинственной гильдии демонического шута, о том, куда они направляются и что ждет их в конце пути. Он четко исполнял этот приказ, но кое-какие обрывочные сведения при желании из его речей можно было извлечь.

Если верить Компьютеру — а сэр Джордж полагал, что ему незачем врать, ведь он мог просто не отвечать на вопросы, как частенько и делал, — волшебный корабль плыл между звездами, вокруг которых крутилось множество планет. На каких-то из этих планет жили разумные существа, и среди них встречались как похожие на людей, так и непохожие. Прежде сэр Джордж счел бы подобные речи еретическими и даже кощунственными, но теперь он готов был поверить, что это действительно так. Весь его прежний опыт и представления о мире должны были быть пересмотрены, если он не хотел сойти с ума от многочисленных несообразностей и противоречий. Но сумасшествие — это своего рода бегство от действительности, бегство, которого он не мог себе позволить, ибо ни на минуту не забывал, что на нем лежит ответственность за своих людей, за судьбы сына и жены. Матильда не простила бы ему такой слабости, подумал сэр Джордж, внутренне усмехаясь.

Появившаяся на его лице улыбка медленно угасла, когда он вновь обратил взгляд на МакНили и жеребца. Нельзя было сказать в точности, сколько времени они провели на борту корабля, поскольку тут не было ни луны, ни солнца, ни дней, ни ночей. В коридорах и переходах той части корабля, где их поселили, никогда не становилось по-настоящему темно, хотя свет регулярно тускнел, что, по-видимому, означало наступление условной ночи. Компьютер, похоже, не видел смысла информировать людей о проведенном на корабле времени, а без календаря они не могли знать, насколько здешние «дни» соответствуют настоящим. Они не знали, когда наступит Рождество или Пасха, когда будет суббота и воскресенье!

Отец Тимоти, будучи единственным рукоположенным священником на корабле, уже поделился с сэром Джорджем своим беспокойством по этому поводу. К счастью, у него хватило ума заговорить с ним об этом наедине, чтобы принять какое-то решение и подготовить ответ прежде, чем кто-нибудь из солдат обратится к ним с этим же вопросом. Разговор кончился тем, что Тимоти возложил на себя еще и обязанность вести отсчет дням, проведенным ими на борту чудесного корабля.

— Мы можем сделать только то, что в силах смертных, — сказал сэр Джордж. — Господь, конечно же, понимает те трудности, с которыми мы столкнулись, и, несомненно, сделает нам послабление. Когда нет ни заката, ни рассвета, мы можем только приблизительно рассчитывать время и отмечать воскресенья и постные дни, когда они наступят в соответствии с нашими подсчетам.

— Не могу сказать, что мне это по нраву, милорд, — отозвался отец Тимоти, — но другого пути я не вижу. И, как и вы, верю, что Господь в бесконечном милосердии своем простит нас, если мы ошибемся.

— Несомненно, — подтвердила участвовавшая в разговоре Матильда. — Боюсь, однако, некоторым из наших людей может не понравиться это решение. Кое-кто из них до сих пор не понял, что бородавочники и драконолюди смертны подобно людям. Они продолжают считать их демонами, невзирая ни на какие доводы.

— Именно поэтому мы должны твердо отстаивать принятое решение, — сказал сэр Джордж. — Надо поговорить с сэром Ричардом, сэром Энтони и другими командирами, убедить их поддержать нас, если в этом возникнет необходимость.

— Это касается не только солдат, — задумчиво промолвила Матильда. — Поговорю-ка я сначала с леди Маргарет. Супруга сэра Брайана — очень уравновешенная дама, и многие женщины обращаются к ней за советом и помощью так же часто, как и ко мне.

— Хорошая мысль, миледи, — одобрил отец Тимоти, — а я для начала займусь Томом Уэстменом.

Сэр Джордж кивнул. Уэстмен был их старшим кузнецом, умелым ремесленником, которого весьма почитали простолюдины.

— Может быть, следует напомнить, что даты, установленные для святых дней нашей матерью церковью, порой менялись, чтобы легче было вычислять время их наступления? — предложила после краткого молчания Матильда. — У нас нет епископа, чтобы дать добрый совет, но Господь укажет верный путь, раз уж нам приходится самим устанавливать даты.

— Никто прежде не мог упрекнуть меня в том, что я замахиваюсь на власть Папы Римского! — с нервным хохотком отозвался отец Тимоти.

— Никто вас в этом и не обвинит, отец Тимоти, — заверил его сэр Джордж. — И все же следует признать, что из всех нас вы единственный можете претендовать на звание епископа или даже архиепископа.

— Я не могу взять на себя такую ответственность, милорд!

— Как бы вы себя ни величали, ответственность ваша от этого меньше не станет, — спокойно ответил сэр Джордж. — Вы наш духовный пастырь, и все мы, рыцари и простолюдины, нуждаемся в ваших напутствиях и наставлениях. — Он почти сочувственно улыбнулся своему старому другу и положил руку на широкое плечо священника. Тот беспокойно глянул на него. — Ну же, Тимоти! Разве не вы рассказывали глупому мальчишке, что никто не может отринуть призыв Господа? Бог всегда с нами и через вас поможет нам выстоять в трудном положении, не потеряв веру и все присущие истинным христианам добродетели. Мое положение куда более затруднительно, поскольку я не могу обратиться за помощью к королю или Совету пэров.

— Ваше положение и впрямь хуже, — улыбнулся отец Тимоти.

Если он и продолжал терзаться по поводу ответственности, легшей на его плечи, то ничем более этого не выказывал. Таким образом, вопрос о календаре был решен, и, хотя кое-кому такое решение пришлось не по душе, одной заботой у сэра Джорджа стало меньше. Отец Тимоти установил регулярный цикл воскресных служб, и барона не слишком беспокоило, насколько точно они совпадали со службами, проводимыми в покинутой ими Англии. Теперь у них было свое воскресенье, и люди охотно посещали в положенные дни службы, проводимые их духовным отцом.

К счастью, объяснить демоническому шуту, зачем им нужно отдельное помещение для церкви, оказалось куда менее сложным, чем ожидал сэр Джордж. Чужак удовлетворил их просьбу, не скрывая своего презрения к «примитивным предрассудкам». Этого следовало ожидать, но разговор с ним навел сэра Джорджа на мысль: есть ли у двоеротого и остальных чужаков души, о спасении которых следовало заботиться?

Впрочем, барон не долго ломал голову над этим вопросом, предоставив размышлять на эту тему отцу Тимоти. У него же хватало иных забот, в том числе и та, ради которой он навестил нынче Скиннета.

— Я знаю, вы любите норовистых коней, милорд, — обратился к нему седой ветеран, — и лучшего наездника я не видел. А наездников не хуже, — добавил он, лукаво сверкнув глазами, — повидал немало. И многие из них попадали в беду из-за норова коней.

— К чему это ты клонишь? — поинтересовался сэр Джордж.

— Шеймас думает, что это очень своевольный конь, — сообщил Скиннет, указывая подбородком на лысого объездчика, внимательно наблюдавшего за шагом коня.

Шеймас МакНили, ирландец, который много лет был старшим конюшим сэра Джорджа, работал с лошадью крайне осмотрительно, и, глядя на недовольное выражение его лица, барон сдержал улыбку. Шеймас стал младшим конюхом, когда ему исполнилось шесть лет. Это случилось более сорока лет назад, и не было, кажется, лошади, не обученной им в результате всем трюкам, которые полагалось проделывать боевому коню. Он превосходно разбирался в лошадиных повадках, и его мнению вполне можно было доверять. И раз уж он говорит, что вороной отличается своеволием, стало быть, так оно и есть…

— Простите за смелость, милорд, — продолжал Скиннет с упрямством старого слуги, — но лучше вам держаться от этого коня подальше. Или охолостить.

— Нет, — твердо сказал сэр Джордж.

— Если вы не хотите его холостить, то используйте как племенного жеребца. Не всегда верно, что только дурак ездит на нехолощеном жеребце, но в данном случае… — ветеран покачал седой головой и мрачно предрек: — Кого-нибудь он обязательно угробит, попомните мое слово, милорд.

— Если угробит кого надо, я возражать не буду, — мягко сказал сэр Джордж. — И лучше, чтобы подо мной был норовистый конь, когда придется ставить на карту жизнь.

— Тут я с вами спорить не стану, — согласился Скиннет, — но у него дурной нрав. Этот жеребец такой злющий, словно в нем сам черт сидит.

— Посмотрим, что Шеймас скажет через пару дней.

— При всем моем уважении, милорд, Шеймас МакНили скажет, что солнце встает на западе, если вы ему прикажете, — коротко хохотнул ветеран и покачал головой. — А впрочем, зря я клепаю на старика Шеймаса. Он не скажет, что оно встает на западе, он просто сделает так, чтобы оно там встало.

— Вот именно. Если я ему прикажу, — ответил с усмешкой сэр Джордж, и Скиннет рассмеялся. Смеялся он, правда, недолго, а затем снова стал серьезен.

— Отлично, милорд, отлично. Поживем — увидим. Но помните, что никого из нас не порадует, если этот дьявол поможет вам сломать шею. Это не порадовало бы нас и во Франции, а уж здесь…

— Я учту твое мнение, Уолтер, — после непродолжительного раздумья ответил сэр Джордж. — Однако, если мне придется вести людей в бой, я хочу, чтобы в битве подо мной был сам сатана!

— Да? Ну, если вы хотите сатану, милорд, то его-то вы и получите.

* * *

— Как продвигается обучение ваших лошадей?

Сэр Джордж стоял перед демоническим шутом у того же самого хрустального стола. Со времени последнего его визита этот зал изменился. Стены стали темно-зеленого цвета, а за спиной двоеротого виднелась настоящая лесная поляна. Деревья и роскошные низкорослые кусты с алыми и золотыми бутонами не были похожи ни на что, ранее виданное сэром Джорджем. Листья деревьев были звездчатые, длинные и нежные, а стволы покрывала кора, похожая на мягкий кошачий мех. У кустов были ножевидные листья, почти черные, с красными прожилками, и пока он рассматривал их, какое-то диковинное существо подползло к ним слишком близко. Весь куст сжался и содрогнулся, словно под внезапным порывом ветра, и тут его ветви «прыгнули». Сэру Джорджу пришло в голову именно это слово. Ветки метнулись к неосторожной твари, ножевидные листья, повернувшись, как зажатый в руке кинжал вонзились в нее, и она испустила высокий, пронзительный крик боли. Куст дрожал и дергался еще несколько мгновений, а затем замер, высасывая, надобно думать, кровь из своей жертвы.

— Как продвигается обучение ваших лошадей? — повторил демонический шут, и сэр Джордж с трудом оторвал взгляд от лесной поляны.

— Хорошо, командир, — ответил он. — Некоторые из них оказались негодными для боя, но у нас достаточно хороших коней, чтобы посадить в седло две сотни латников. Я предпочел бы продолжить обучение, хотя в целом удовлетворен результатами работы своих людей.

— Рад это слышать, — ответил демонический шут. — Мы слишком долго шли на половинной тяге. Нам придется увеличить ее до девяноста пяти процентов, чтобы компенсировать потерю времени. Это создаст определенный риск для корабля и всех находящихся на его борту, причем наращивать мощность мы начнем немедленно. Медлить с этим нельзя, иначе нам не наверстать упущенного.

— Сожалею, что задержал вас, — солгал барон, — но затраченное на обучение время не пропало даром. Зато теперь мы можем сражаться как подобает.

— Знаю. Если бы я не был в этом уверен, вы были бы мертвы, — пропищал двоеротый.

Сэр Джордж промолчал, полагая, что подобное заявление не требует ответа.

Демонический шут смотрел на него всеми тремя глазами несколько мгновений, затем чуть заметно дернул ушами.

— Вы, ваши люди и лошади будете помещены в стазис на время фазового ускорения, — сказал он. — При первом переходе в это состояние оно может вызвать панику, особенно у таких примитивных существ, как вы. Вы и ваши офицеры обязаны обеспечить порядок во время этого процесса и в момент пробуждения.

— Вы с Компьютером уже упоминали об этом стазисе, — бесстрастно напомнил сэр Джордж. — Но ни я, ни мои офицеры понятия не имеем, что это такое. Если мы должны поддерживать порядок во время этого процесса, было бы неплохо узнать, что нам предстоит пережить.

Повисло долгое молчание — демонический шут обдумывал слова сэра Джорджа.

— Живые существа не могут пережить физического стресса, которому они подвергаются во время работы фазовых двигателей при мощности выше пятидесяти процентов. Это неизбежное следствие набора сверхсветовой скорости. Для защиты команды и пассажиров нашего корабля от опасности мы помещаем их в стазис. Ваш грубый язык и примитивное мировоззрение не содержат понятий, которые помогли бы мне объяснить вам суть этого процесса. Однако его можно сравнить с глубоким сном, который для вас протянется до конца путешествия.

— Сон? — с тщательно скрываемым скептицизмом переспросил сэр Джордж, глядя поверх головы демонического шута на молчаливых и бесстрастных драконолюдей, неподвижно стоящих за его спиной.

Барон невольно восхищался ими. Как это ни странно, к драконолюдям он испытывал ничем не объяснимую симпатию, в то время как бородавочники вызывали у него столь же необъяснимое отвращение.

В течение долгих недель, которые он и его люди провели на борту корабля-тюрьмы, бородавочники появлялись в их отсеке довольно часто. У них был свой язык, казавшийся людям неприятным и неуклюжим, состоящим по большей части из хрюканья и всхрапыванья, перемежавшихся время от времени свистом. Обычно они были одеты в туники из тяжелой ткани, усеянной металлическими бляшками, и в отличие от людей им было позволено носить оружие.

С начала активации фазовых ускорителей, о чем рассказывал ему демонический шут, никто не видел бородавочников в доспехах и с топорами, которые, по-видимому, были их излюбленным оружием, — разве что в свите двоеротого или кого-то из членов команды волшебного корабля. Некоторые из них носили, однако, тяжелые шипастые дубинки. Бородавочники с дубинками неизменно стояли вдоль стен зала, в котором тренировались лучники сэра Джорджа. Несмотря на протесты лучников, их стрелы были без наконечников, что делало присутствие стражи излишним, но демонический шут, судя по всему, не любил рисковать.

Бородавочники чаще, чем кто-либо из чужаков, появлялись в человеческом отсеке корабля, особенно там, где солдаты сражались тупым оружием, выданным им специально для этой цели Компьютером.

Целью их посещений было, похоже, наблюдение и запугивание англичан, хотя испугать воинов сэра Джорджа было не так-то просто. Никто из них не был настолько глуп, чтобы считать, что такие крепкие и наверняка сильные существа окажутся слабыми противниками, но англичан это ничуть не смущало. Как и сам сэр Джордж, его люди были уверены, что, если понадобится, они задавят бородавочников числом.

Разумеется, он строго-настрого запретил своим воинам затевать драки с бородавочниками. Помимо того, что это не понравилось бы демоническому шуту; приходившие в людской отсек бородавочники были всего лишь грубой расходной силой. Они не могли даже открывать внезапно появляющиеся двери и вынуждены были прибегать для этого к помощи двоеротого или кого-нибудь из команды корабля. Кем бы ни были бородавочники, никто не считал их равноправными членами команды.

Сэр Джордж был в этом совершенно уверен. Среди подчиненных двоеротого существовала определенная иерархия, и бородавочники занимали в ней место обученных мастиффов, хотя положение их было выше, чем у людей. Барон видел только нескольких настоящих членов команды корабля и до сих пор ломал голову над тем, была ли это малая часть экипажа или просто сам экипаж был очень невелик, по сравнению с размерами корабля. Он был бы склонен к первому объяснению, если бы не Компьютер и прочие чудеса, убедившие его в том, что для управления этой махиной вовсе не требуется целой армии хорошо обученных корабельщиков.

Команда корабля, как он понял, состояла из очень высоких и тощих существ, ничуть не напоминавших ни бородавочников, ни драконолюдей. У них были слишком длинные для их роста ноги и короткие туловища, из чего сэр Джордж заключил, что кресла, в которых он и его командиры сидели во время первого совета, были предназначены именно для них.

Единственным членом команды, оказавшимся той же породы, что и демонический шут, был лекарь. У барона сложилось впечатление, что по значимости он являлся вторым лицом на борту корабля, что не очень-то вязалось с его ремеслом. Компьютер называл его «корабельным доктором» или «хирургом», но то, чем он занимался, мало походило на работу лекарей, о которой сэр Джордж, будучи командиром, имел представление. У здешнего лекаря не было привычных сэру Джорджу инструментов. Вместо них он использовал чудесные устройства, мигавшие огоньками и порой издававшие такое гудение, что корабль, казалось, вот-вот взорвется. Что в точности делали эти устройства, было очередной тайной, которой похитители не желали с ними делиться, и Дикон Ярдли, старший хирург сэра Джорджа, не мог предложить никаких объяснений по этому поводу. Несмотря на непостижимость операций, производимых здешним лекарем, все люди — мужчины, женщины и дети — регулярно приходили к нему в отсек, который Компьютер называл «изолятором», и позволяли осматривать себя, кормить какими-то пилюлями и тыкать иголками.

То, что лекарь не был человеком, позволяло легче переносить эти осмотры, но все равно для большинства англичан они были тяжелым испытанием. Собственный опыт сэра Джорджа настолько смутил его, что ему очень захотелось сопровождать на подобный осмотр Матильду или хотя бы Эдуарда, когда настанет их черед. Этого ему, однако, не позволили, и, может быть, к лучшему. Матильда категорически отказывалась обсуждать свой визит в изолятор, хотя скрытность была не в ее характере. Того немногого, что она все же рассказала, хватило, чтобы сэр Джордж понял, что не сумел бы удержаться и бросился на защиту жены, не позволив лекарю колоть ее, опутывать цветными веревками и терзать металлическими пиявками.

Тем не менее ему пришлось признать, что уход лекаря и жесткие гигиенические предписания, которые были подтверждены неусыпно наблюдавшим за ними Компьютером, совершили очередное чудо. Никто из его людей не болел и не жаловался на недомогания. С тех пор как они ступили на борт корабля, ни у кого из них не было ни поноса, ни лихорадки, ни даже обычной простуды. И это примирило его с лекарем, в совершенстве знавшим свое ремесло.

Возможность видеть других членов команды укрепила уверенность сэра Джорджа в том, что драконолюди находятся тут на особом положении и занимают на здешней иерархической лестнице место между бородавочниками и командой. В отличие от бородавочников драконолюди никогда не издавали ни единого звука. Конечно, англичане видели их намного реже, чем бородавочников, поскольку драконолюди не заходили в человеческий отсек после первоначальной обработки и первого баронского совета. Возможно, именно поэтому они так интересовали сэра Джорджа.

Он видел их реже, чем бородавочников, и все же встречался с ними гораздо чаще, чем его товарищи. Хотя бы один драконочеловек постоянно присутствовал в командном отсеке корабля, когда барон появлялся там, чтобы отчитаться перед демоническим шутом или получить от него очередной приказ, и он давно понял, что драконолюди не похожи на бородавочников настолько, насколько вообще могут различаться живые существа.

Бородавочники передвигались прыгающей, лягушачьей походкой, очень подходящей для их мощных, грузных тел. В них не было никакого намека на грацию, кроме того, сэру Джорджу казалось, что от них исходят эманации жестокости, словно они и вправду были полуприрученными дикарями. Словом, они были тупыми исполнителями воли демонического шута, продолжавшими ту самую тактику запугивания, начало которой тот положил, убив юного Денмора.

Драконолюди отличались от бородавочников прежде всего тем, что двигались с неизъяснимой грацией. Сэр Джордж подозревал, что физически они были сильнее, чем казались, возможно даже сильнее бородавочников, но вокруг них не было такой угрожающей ауры. И в отличие от бородавочников, носивших простые дубинки, драконолюди всегда имели при себе огненное оружие, которое убило Денмора. В то же время у него не возникало сомнений в том, что молчаливые драконолюди принадлежали к команде корабля не больше чем люди или бородавочники. Безусловно, они пользовались доверием двоеротого, но все равно оставались его слугами или даже рабами…

Охранник, стоявший за спиной демонического шута, ответил на вопросительный взгляд барона своим странно прекрасным, совершенно нечеловеческим и непостижимым серебряным взглядом.

— Как же мы можем так долго спать? — спросил сэр Джордж, отводя глаза от драконочеловека и устремляя взгляд на двоеротого.

— Я не сказал, что это будет сон. Я сказал, что вы можете считать это сном, — поправил его тот.

Как всегда, по его голосу было непонятно, раздражают его вопросы барона или он считает их вполне уместными. Как бы то ни было, сэр Джордж уже понял, что, несмотря на все свои изъяны — видит Бог, их было немало! — демонический шут не станет наказывать его за вопросы. Если он устанет от них, то просто не станет отвечать, и все. Вопросы не были признаком неповиновения, за которое двоеротый карал быстро и жестоко. Сэр Джордж был храбрым и стойким человеком, но он хорошо запомнил тот единственный раз, когда осмелился слишком долго спорить с демоническим шутом, и это воспоминание вгоняло его в холодный пот. Слово «наказание» приобрело для него новый смысл, когда трехглазая тварь коснулась хрустальной подвески у себя на шее и кости барона, казалось, превратились в раскаленное добела железо.

— Я использовал слово «сон», поскольку нет смысла пытаться объяснять вам истинную суть процесса, — продолжал двоеротый. — Я мог бы использовать множество других слов и понятий, пытаясь объяснить вам суть стазиса и его необходимость, но ваш примитивный язык и столь же примитивные мозги просто не приспособлены для этого. Так что проще сказать вам и вашим людям, что вы уснете. Проснетесь вы, отдохнувшие и свежие, когда мы достигнем нашей цели.

— Понятно.

Демонический шут не наказывает за вопросы, подумал сэр Джордж, но отвечает на них так, чтобы в полной мере выказать свое презрение к тому, кто их задает. Интересно, сознает ли он, насколько обидны и оскорбительны его речи? Сознает ли, что люди достаточно разумны, чтобы затаить обиду? Неужели он не понимает, что каждым словом задевает барона до глубины души и таким образом наживает себе смертельного врага?

— Что произойдет, — спросил после краткого молчания сэр Джордж, — когда мы достигнем цели?

— Это не ваше дело, — пропищал демонический шут. — Когда придет время, вам скажут о том, что вы должны знать, чтобы выполнять порученное вам дело.

— При всем моем уважении, командир, — ответил сэр Джордж, — позвольте заметить, что если наше дело — сражаться с вашими врагами, то чем больше вы расскажете нам о них, тем проще будет их одолеть. Сведения о них нужны мне для разработки тактики и ознакомления с ней моих людей.

— Вы будете драться с теми, с кем вам прикажут, когда прикажут, где прикажут и как прикажут, — ответил демонический шут.

— Разумеется, мы будем драться, — заверил его сэр Джордж. — Но если вы вспомните наш разговор о лошадях, о том, зачем они нам нужны, то, мне кажется, следующим вопросом будет вопрос о нашем противнике. Не лучше ли ввести нас заранее в курс дела и предоставить мне возможность разработать собственный план битвы?

— Зачем? Как такие примитивные существа могут осознать то, за что им предстоит сражаться? Неужели вы думаете, что ваш план битвы окажется лучше нашего?

— Мы можем удивить вас своей понятливостью, — ровным голосом ответил сэр Джордж, выдержав трехглазый взгляд демонического шута. — Как правило, бывает нелишне сообщать своим младшим командирам, чего вы хотите достичь, чтобы они могли лучше ориентироваться в предстоящей схватке. Решать, конечно, вам, однако, какую бы цель вы не преследовали, мы должны знать, что за врагов нам придется убивать, сколько их, каково их оружие, каким образом они обычно сражаются. Мы должны знать их тактику и стратегию. Если вы хотите, чтобы мы добыли для вас победу, помогите нам это сделать. Я знаю возможности своих людей. Не стану говорить, будто мы счастливы сражаться за вас, командир. Вы все равно мне не поверите, поскольку сами понимаете, что мы отнюдь не добровольно служим вам и вашей гильдии. Но, поверьте, мы не желаем умирать, и в этом, по крайней мере, наши с вами интересы совпадают. Вы ждете от нас победы, мы хотим выжить, а это значит, мы должны выиграть битву как можно быстрее и желательно без потерь. Потому-то, мне кажется, чем больше я буду знать о ваших врагах и чем больше у меня будет свободы в разработке тактики, тем успешнее мы достигнем нашей общей цели.

Он мог бы еще многое сказать, но вовремя прикусил язык. Спорить с двоеротым было отнюдь не безопасно, один раз он уже подвергся болезненному наказанию за строптивость и вовсе не желал, чтобы этот урок был преподан ему вторично. Он сказал демоническому шуту достаточно, чтобы тот мог принять правильное решение. И если тот действительно полагает, что может запланировать битву, в которой будут участвовать люди сэра Джорджа, лучше, чем их непосредственный командир, то он еще более самовлюбленный дурак, чем кажется с первого взгляда. Смешанный отряд лучников и кавалеристов сэра Джорджа был мощным и гибким орудием войны, но лишь в руках того, кто досконально знал все его сильные и слабые стороны.

— В ваших словах есть смысл, — после мучительной паузы признал двоеротый. — Вы были со мной откровенны, и я буду откровенен с вами. Если вы будете хорошо сражаться за мою гильдию, то получите в награду долгую жизнь, отличное здоровье и хороший уход. Если окажетесь никудышными воинами — мы уничтожим вас и найдем другую группу примитивных существ, которые смогут выполнить поставленную перед ними задачу. Вы верно сказали: мы хуже знаем ваши сильные и слабые стороны, чем вы сами. Но имейте в виду: если мы позволим вам применить вашу собственную тактику, то будем ожидать от вас только полной победы. И если этого не произойдет, вы лично будете уничтожены и заменены одним из ваших офицеров.

— Я понимаю, — спокойно ответил сэр Джордж.

— Подумайте, — сказал демонический шут своим бесстрастным писклявым голосом. — Если придется уничтожить вас, нам ни к чему будет оставлять в живых вашу самку.

* * *

Открыв глаза, сэр Джордж Винкастер полежал еще несколько мгновений, глядя в мерцающий потолок огромного, похожего на гроб устройства, в котором надлежало находиться во время стазиса.

Тяжелый серый туман, наполнявший «гроб», когда он в него лег, рассеялся, сменившись обычным корабельным воздухом, в котором постоянно присутствовал запах грозы. Сэр Джордж был наг, как и в тот момент, когда сон объял его, но не ощущал прежнего гнева, вызванного этим новым унижением. Всех людей уложили в их «гробы» нагими — и мужчин, и женщин, и лекарь, кажется, так и не понял, что вывело барона из себя. Пригрозив сэру Джорджу наказанием, которому подвергнет его демонический шут за непослушание, он продолжал возиться со своими хитроумными устройствами, и барону не оставалось ничего иного, как подчиниться. Более того, ему пришлось уговорить ложиться голыми в эти «гробы» Эдуарда и Матильду, ибо они не знали, как наказывает двоеротый, и дай бог, чтобы не узнали никогда.

Да-да, ему удалось обуздать свой гнев. И теперь он, несмотря на возмущение и негодование, с гордостью вспоминал, как царственно держалась Матильда, разоблачаясь перед десятками мужчин. Каким-то образом она превратила унижение в знак доблести и самообладания. Его офицеры, как им и подобало, отводили глаза, и среди них не нашлось ни одного мерзавца, который позволил бы себе хихикнуть или иным способом выразить свое неуважение к раздевавшимся дамам. Некоторые женщины плакали, сопротивлялись, одна забилась в истерике, и лекарь брызнул ей чем-то пахучим в лицо, но остальные — большинство — последовали примеру Матильды. Солдаты, подражая офицерам, отводили глаза — одним словом, его люди вели себя достойно, демонический шут напрасно опасался паники.

Теперь им предстояло пройти то же испытание, но теперь оно уже не казалось барону столь страшным и унизительным. Тем не менее вылезать из своего «гроба» он не торопился и еще некоторое время лежал неподвижно, прислушиваясь к собственным ощущениям. Затем с удивлением почувствовал, что воздух вокруг стал холодным, почти ледяным — демонический шут предпочитал более холодную температуру, чем была в человеческом отсеке. Сэра Джорджа сотрясла короткая дрожь, но это было пустяком по сравнению с ощущением переполнявших его здоровья и бодрости. Примерно то же он чувствовал после купания в очищающем пару. Длительный сон явно пошел ему на пользу, сейчас, казалось, он мог бы в полном доспехе перепрыгнуть через стену замка или воспарить в облака подобно птице.

Сэр Джордж глубоко вздохнул, наслаждаясь ощущением небывалого прилива сил, затем медленно сел в своем «гробу», который лекарь называл саркофагом стазиса, и огляделся по сторонам.

Остальные мужчины тоже сидели в своих саркофагах. Сэр Ричард, сэр Энтони, сэр Брайан и Рольф Грэйхэм были всего в десяти ярдах от него, но когда он окинул взглядом остальные «гробы», ощущение беспричинной радости покинуло его.

Саркофаги по обе стороны от него были по-прежнему закрыты и полны серого тумана.

Это были саркофаги Матильды и Эдуарда.

 

ГЛАВА 4

— Будить их сейчас не было смысла, — сказал демонический шут. Его голос был, как всегда, бесстрастен, внешний вид тоже не выражал никаких чувств, и сэр Джордж подумал, что когда-нибудь вцепится в глотку двоеротого, невзирая на вечно стоящих за его спиной охранников-драконолюдей. Когда-нибудь он не выдержит и отомстит ему за смерть юного Денмора, за все те унижения, которым тот подверг его. За жестокое наказание, за Матильду и Эдуарда…

— Сейчас они нам не нужны. Нам нужны вы и ваши воины, — продолжал демонический шут. — Присутствие ваших самок и детенышей только отвлекло бы вас от подготовки к сражению. Теперь все ваше внимание должно быть сосредоточено на подготовке к бою.

— Нашей способности сосредоточиваться повредит тревога за безопасность наших… близких, — процедил сквозь зубы сэр Джордж.

— Ваши самки и молодняк в полной безопасности… пока вы сражаетесь и приносите победы, — возразил двоеротый. — Никто не сможет повредить им, пока они находятся в саркофагах стазиса, и если вы добудете нам победу, они будут разбужены и возвращены вам как заслуженная награда. Если же вы будете сражаться плохо, то будить их не имеет смысла.

Сэр Джордж уставился в лиловое лицо с такой ненавистью, какой и вообразить себе не мог. И все ясе он ничего не мог сделать… кроме того, что двоеротый требовал совершить ради тех, кого он любил.

— Хорошо, командир, — произнес барон и сам не узнал своего голоса. — Тогда позвольте нам подготовиться.

* * *

Сэр Джордж словно парил над равниной, поросшей темно-лиловой травой, по которой с топотом неслись громадные твари. Каждая из них была не меньше девяти футов высотой, с двумя ногами и четырьмя здоровенными ручищами, с ног до головы поросшая длинной грубой шерстью. Их темно-желтые, рыжие и ярко-красные шкуры были испещрены черными и коричневыми пятнами.

Две армии жутких тварей двигались навстречу друг другу неуклюжими, порывистыми скачками, покрывая разделявшее их расстояние с невероятной скоростью. Ни у кого из них не было лат, хотя то тут, то там барон видел проглядывавшую сквозь длинный мех морщинистую грубую кожу, которая вполне могла сойти за доспех. Что до оружия, то большинство тварей имели по два двуручных топора, слишком тяжелых даже для бородавочников. У остальных были палицы, цепы, длинные копья; немногие имели при себе колчаны с дротиками.

Когда обе армии сблизились, воины с дротиками начали метать их, и барон чуть не присвистнул от изумления. Метатели дротиков использовали какие-то странные палки, они вставляли дротики в концы этих палок и запускали под большим углом вверх, при этом создавалось впечатление, что палки являлись как бы продолжением их руки. Мохнатые гиганты и без того имели руки более длинные, чем у любого человека, палки же позволяли метать дротики на совершенно невообразимое расстояние.

Сэр Джордж никогда не видел такого оружия, но зрелище это напомнило ему палочную пращу пастуха-шотландца, с которой тот управлялся весьма умело. То есть бил-то он не слишком метко, однако камни запускал на огромное расстояние. Четырехрукие в отличие от шотландца оказались отличными стрелками, и сэр Джордж прикинул, что длина полета их дротиков равна длине выстрела генуэзских арбалетчиков. Его лучники стреляют немного дальше, и огонь их будет гуще по сравнению с арбалетным, но не намного. С четырьмя-то руками и двумя копьеметалками каждая такая тварь не уступит в скорострельности и дальнобойности его лучникам.

По счастью, в обеих армиях их было немного, и это удивило барона. Если бы одной из армий командовал он, то набрал бы как можно больше копьеметателей!

Между тем армии продолжали сближаться, несмотря на шквальный огонь дротиков. Кровь четырехруких в отличие от людской была ярко-оранжевой, но текла из ран точно так же, как у людей, когда дротики вонзались в животы и груди. И падали сраженные гиганты на землю, корчились и вопили в смертной муке, совсем как люди.

Невзирая на плотность огня, никто из копьеметателей не успел ополовинить свой колчан, когда два строя сошлись врукопашную, и сэр Джордж сузил глаза. Демонический шут называл англичан примитивными — интересно, как бы он назвал этих тварей? Барону был знаком ужас и ревущий хаос рукопашного боя, когда мир каждого солдата сужается до крохотного пространства в радиусе его меча, но никогда он не видел ничего подобного — даже когда приходилось драться с шотландцами! Он сомневался, что вообще кто-нибудь видел нечто похожее с тех пор, как люди перестали раскрашивать лица синей краской перед тем, как наброситься с секирой на ближнего своего.

Никакого порядка, никакой попытки держать строй! Две толпы девятифутовых чудовищ с топорами и копьями или парой массивных цепов били во все стороны как придется. Это было не сражение, а сущий ад, и длилось оно куда дольше, чем можно было поверить.

Жертвы были ужасны. Какой бы толстой ни была шкура четвероруких, в конце концов, это была всего только шкура, мясо и кости, а щитов не было ни у кого. И, насколько мог судить сэр Джордж, никто из этих вояк понятия не имел о парировании или блокировании ударов. Они могли только нападать и не умели защищаться, в результате чего кровь их заливала траву и превращала сухую землю в кровавую грязь. Четырехруких либо обуяло боевое бешенство, либо они были слишком тупы, чтобы осознать весь ужас происходящего побоища… А может, в отличие от людей, смерть вообще ничего для них не значила? Только такое объяснение и мог он придумать всему этому кошмару, глядя, как две армии топчут и режут друг друга, как будто бы все как один воины полностью лишены инстинкта самосохранения.

Наконец одна из армий пресытилась дракой. Выжившие воины пустились наутек, и, как всегда бывает в таких случаях, противники их с ревом бросились в погоню, убивая всех, кого сумели догнать.

Кое-кто из проигравших сражение сумел-таки убежать. Отчасти потому, что вовремя бросил свое громоздкое оружие, а отчасти потому, что те, кто бежит от смерти, как правило, бегут чуть-чуть быстрее тех, кто преследует их, чтобы убить.

Сэр Джордж парил над полем битвы, глядя на то, как победители совершенно по-варварски пытаются помочь своим раненым и режут глотки недобитым врагам, затем видение медленно поблекло.

* * *

Сэр Джордж сел на уютной мягкой кушетке и, как велел ему Компьютер, снял с головы «нейроинтерфейс».

Его рука чуть подрагивала, когда он положил снятое с головы устройство. Компьютер предупреждал его о том, что он увидит, но ему не хватало опыта, чтобы полностью осознать то, о чем говорил бесплотный голос. Он не предполагал, что все будет по-настоящему, не думал, что услышит вопли раненых, ощутит сладковатый запах чужой крови и слишком знакомый смрад развороченных кишок. Это был очередной пример загадочных умений демонического шута, и в суть этого умения он вникать не желал. По крайней мере сейчас. До тех пор, пока знакомая дрожь и сжимавший внутренности в комок отзвук битвы не улягутся в нем.

Он услышал позади шорох и обернулся. На соседних кушетках располагались сэр Ричард, Рольф Грэйхэм, Уолтер Скиннет и Давид Хоуис. Их реакция на увиденное была весьма интересной. Грэйхэм и Хоуис выглядели чуть более задумчивыми, чем обычно. Скиннет был абсолютно спокоен — по-видимому, он размышлял о росте и размахе рук врагов, с которыми придется столкнуться его людям. Сэр Ричард, похоже, ощущал то же самое, что и сэр Джордж, и барон улыбнулся своему старшему офицеру.

— Крепкие ребята, милорд, — сказал через мгновение Грэйхэм. — Даже если не принимать в расчет того, как далеко они мечут свои дротики.

— Меня все это не слишком радует, — согласился Хоуис. — И все же, Рольф, наши парни стреляют дальше. Пусть и ненамного.

— Вот именно — ненамного! — хрюкнул Грэйхэм. — В любом случае, не настолько, чтобы я был доволен!

— Ага, — хмыкнул Скиннет, — но ваши парни хотя бы могут стоять вдалеке и стрелять в них. А вот моим такой роскоши не видать.

— Не видать, — согласился сэр Джордж, — как своих ушей. С другой стороны, я не намерен посылать вас в атаку, покуда они малость не размякнут. А уж потом сам поведу вас.

— При всем моем уважении, сэр Джордж, — вступил в разговор Мэйнтон, — я считаю, что вам не следует идти в атаку вместе с ними. Мы не можем позволить себе потерять вас.

— Мы никого не можем позволить себе потерять, — ответил сэр Джордж. — И если я собираюсь послать людей в атаку, то, конечно же, сам их и поведу!

— Оставьте, сэр Ричард, — кисло протянул Скиннет. — Я много лет пытаюсь убедить барона, что не дело главнокомандующему махать мечом впереди своего войска. Но услышать умный совет может лишь умеющий слышать…

— Не надо пытаться уколоть меня, Уолтер, — мягко попросил сэр Джордж.

— Я привык называть вещи своими именами, милорд. И теперь меняться не собираюсь.

— А я собираюсь обсудить увиденное и подумать над тем, как нам сражаться с четверорукими, — ответил сэр Джордж.

— И что же вы придумали, милорд? — со скептицизмом старого доверенного вассала спросил Скиннет.

— Пока я могу констатировать только, что они достигают девяти футов росту, покрыты шерстью и манера их наступать очень напоминает мне французских дворян или шотландцев. Причем Компьютер сказал, что они всегда так поступают, — сообщил сэр Джордж. — Поэтому, мне думается, надобно сражаться с ними так, как его величество сражался при Хаэлидон-Хилле.

* * *

— Мне не нравится этот план, — пропищал демонический шут.

— Не могу сказать, чтобы он полностью устраивал меня, — спокойно ответил сэр Джордж, стоя напротив двоеротого перед хрустальным столом. — К несчастью, оценка сил противника, сделанная Компьютером с учетом расстояния, на которое он метает свои дротики, не оставляет нам выбора. По самой благоприятной оценке Компьютера, четвероруких будет в шесть раз больше, и наши луки дадут нам меньше преимуществ, чем мне бы того хотелось. Хотя у них нет доспехов, эти твари — весьма серьезные противники, когда дело доходит до рукопашной… особенно если учесть, что у каждого из них вдвое больше рук, чем у моих парней.

— Если соотношение сил столь неблагоприятно, — сказал демонический шут, — вы должны использовать всех своих людей.

— Мой план и так включает всех обученных людей, — голосом выделил главное слово сэр Джордж, надеясь, что та штука, которая переводит двоеротому его речь, не оплошает и точно передаст смысл сказанного.

— Он не включает более десяти процентов ваших мужчин, — заявил демонический шут, и сэр Джордж кивнул.

— Вы правы, командир, — признал он. — Но вы сами говорили мне, что люди являются ценным приобретением для вашей гильдии. Люди, которых вы хотите бросить в бой, не годятся для подобной драки. Мы начали их обучение, но на то, чтобы сделать из лучника мастера, уходит целая жизнь, а моряки и гуртовщики, которых вы спасли вместе с нами, никогда не были солдатами. Если мы попытаемся использовать их как лучников, они только помешают тем, кто хорошо знает свое дело. Никто из них не обучен сражаться в конном строю, и я сомневаюсь, что они вообще усидят на лошади, если мы попробуем посадить их в седло. Если же мы будем использовать новичков в пешем строю, особенно против таких врагов, их просто перебьют.

— Если они настолько бесполезны, — сказал демонический шут, — мне кажется, нет смысла беречь их.

Холодный пот прошиб сэра Джорджа, поскольку у него не возникло сомнений относительно намерений двоеротого.

— Я не сказал, что они бесполезны, — ответил барон, тщательно подбирая слова. — Я сказал, что в настоящий момент они плохо обучены. Со временем мы это исправим. Сомневаюсь, что многие из них станут лучниками, способными удовлетворить взыскательность Рольфа Грэйхэма или Давида Хоуиса, хотя и тут я могу ошибаться. В любом случае, я уверен, что их можно обучить на пеших бойцов, и тогда они пополнят ряды наших солдат. Однако для этого нужно время. Кидать их сейчас в бой слишком расточительно. Это было бы… бесполезной тратой ресурсов вашей гильдии.

— Понятно. — Демонический шут несколько мгновений сидел, прикрыв два меньших глаза, размышляя о словах сэра Джорджа. Затем устремил все три глаза на барона и сказал:

— Отлично. Я принимаю ваши доводы и, хотя мне не нравится ваш вывод, вынужден согласиться, что забота о сохранности имущества моей гильдии должна стоять на первом месте. Кроме того, мне не нравится ваш план предстоящего сражения. Вы должны атаковать, а не обороняться.

— Едва ли это стоит делать, когда противник имеет столь явный численный перевес, — терпеливо объяснил сэр Джордж. Демонический шут открыл было рот, но барон продолжил прежде, чем тот успел что-либо сказать. — Командир, вы сказали, что цель вашей гильдии — заставить этих тварей заключить с вами торговое соглашение. — «Хотя, — подумал сэр Джордж, — я не понимаю, что из того, чем владеют четырехрукие, могло заинтересовать гильдию». — Вам надо заставить племя тулаа склониться перед вашей мощью, поскольку страх, в котором они держат соседние племена, заставит остальных последовать их примеру. Для этого мы должны разбить тулаа в битве, однако они почти семикратно превосходят нас числом. Если мы нападем на них, наши потери будут ужасны, даже если мы победим. Большие потери снизят нашу ценность для вашей гильдии в последующих боях, а если другие племена не захотят последовать примеру тулаа, то уцелевших людей не хватит, чтобы усмирить еще и их. Значит, мы должны найти способ выманить тулаа с укрепленных позиций и заставить атаковать нас там и тогда, где и когда мы сами захотим. Изучив с помощью Компьютера их манеру боя, я уверен, что мы сможем не только разбить их, но и нанести им тяжкие потери, если заставим сделать то, что наметили. А как только они будут ослаблены потерями на поле боя — а также падут духом, зная, что мы их уже раз побили, — нам удастся громить четырехруких без особого риска, если в этом возникнет нужда.

— А если они не захотят атаковать?

— Вряд ли, — ответил сэр Джордж. — С помощью Компьютера, — подчеркнул он роль бесплотного голоса в планировании предстоящего сражения, — мы с моими старшими офицерами просмотрели много их битв. Эти племена не имеют понятия об оборонительной тактике во время сражения, но деревни их хорошо укреплены, обнесены земляными валами и деревянными палисадами. И защищать их они умеют. Кроме того, их копьеметатели будут куда опаснее, находясь в укрытии, нежели в открытом поле, где мои лучники легко их накроют. К счастью, они не сознают преимуществ оборонительной тактики и прибегают к ней, только когда их деревням угрожают значительные силы противника. Если же силы сторон равны, они предпочитают нападать, а не защищаться. Поскольку четырехрукие превосходят нас численностью и не имеют понятия о нашем оружии, я уверен, что они радостно бросятся в атаку. С помощью Компьютера я выбрал подходящее для сражения место.

Сэр Джордж указал на изображение, висевшее над хрустальной столешницей. Во всяком случае, он называл это столешницей, что лишь отчасти соответствовало истине. Ему не представлялось случая рассмотреть ее как следует, но что бы двоеротый ни ставил на нее в его присутствии, предметы не издавали ни малейшего звука и скользили по ней легче, чем даже по гладкому, отполированному зимними ветрами льду. Но это, разумеется, не было главным свойством «столешницы», которая являлась не столько мебелью, сколько хитроумным устройством, в глубине которого по воле двоеротого возникали как неподвижные, так и движущиеся картины.

С тех пор как демонический шут показал барону Англию с высоты птичьего полета, тот много времени провел, изучая «электронные» карты и «спутниковые и панорамные изображения», которые по его просьбе демонстрировал ему Компьютер. Поначалу сэру Джорджу было трудно правильно их читать, в особенности «спутниковые изображения», поскольку картинки были слишком не похожи на человеческие карты, с которыми ему прежде приходилось иметь дело. Однако пояснения Компьютера и практика помогли ему понять, что к чему, и он был потрясен точностью и четкостью здешних карт. Особенно поразила его накладываемая Компьютером на карты «трехмерная голографическая топография», позволявшая видеть все впадины и возвышенности местности, все пригорки, ручьи и норы, вплоть до крошечных завихрений на воде, в истинном виде, а не в плоскостном изображении. Барон всегда хорошо ориентировался на местности, но ни у одного земного командира не было возможности в таких подробностях рассмотреть избранное им поле боя. Сэр Джордж был убежден, что знание ландшафта удвоит или даже утроит силы его отряда…

Сейчас голографическое изображение, созданное Компьютером, представляло собой большой холм под мрачным небом. Круглый, густо поросший темно-лиловой травой, он возвышался футов на пятьдесят-шестьдесят над окружавшей равниной и являлся, судя по его правильной форме, искусственным сооружением. Он был достаточно велик, чтобы разместить на нем все войско, особенно если построить его как следует. Причем каменистые склоны холма резко поднимались над равниной, прежде чем стать более пологими ближе к вершине.

— Компьютер сказал мне, что этот холм считается у тулаа священным, — сообщил сэр Джордж демоническому шуту. — Это курган, гробница, в которой они хоронят своих нечестивых королей и жрецов. Четырехрукие почитают его так же, как мы — Иерусалим. Если мы разместим свое войско на этом холме, они обязательно нападут на нас.

Барон не стал говорить, что выбранная им позиция не позволит англичанам отступить, если дело примет скверный оборот. Разумеется, он предпочел бы не рисковать своими людьми, но победа была нужна ему любой ценой. Потерпев поражение, им не было смысла бежать с поля боя, поскольку демонический шут все равно уничтожил бы их без всяких колебаний, чтобы избежать убыточного вложения средств. Кроме того, теперь сэру Джорджу стало совершенно очевидно, что двоеротый, несмотря на всю свою надменность, самоуверенность и презрение к англичанам, понимает в организации и планировании сражений — не говоря уже о целой кампании — не больше слюнявого деревенского дурачка.

Компьютер в этом отношении оказался несравнимо более полезным. Запросив у него сведения о тулаа и прочих местных племенах, барон быстро пришел к выводу, что анализ ситуации, сделанный демоническим шутом, был слишком поверхностным и потому неправильным. Да, тулаа были самым крупным и могучим племенем из живших в округе, их король называл себя наследным верховным правителем и брал с соседей дань. Но, по словам Компьютера, власть его была, скорее всего, данью традиции. Его «вассальные» военные вожди были непокорными, независимыми и постоянно воевали друг с другом, не утруждая себя хотя бы уведомить своего короля, что идут войной на соседа. Лишь долгое традиционное соперничество племен и способность короля тулаа разделять местных вождей и стравливать их друг с другом не позволяли до поры до времени двум или трем племенам объединиться и покончить с его шаткой властью.

По мнению сэра Джорджа, это означало, что победа над тулаа станет лишь первым шагом в достижении цели демонического шута. Четырехрукие были упрямы, как шотландцы, и склонны к междоусобицам, как ирландцы, и, значит, победа над одним племенем вряд ли испугает и склонит к покорности его соседей. Для этого придется разбить еще одно или два племени, а может, даже союз племен. Он высказал эти соображения демоническому шуту, но тот с презрением отмел все доводы барона. Он был уверен, что победа над тулаа решит все проблемы, и сэр Джордж не стал с ним спорить. Время покажет, кто из них прав. И двоеротому придется признать свою ошибку.

Хотя, может статься, он и не пожелает этого сделать. Сэр Джордж повидал многих знатных людей, которые были столь уверены в своем уме и правильности суждений, что даже самый жестокий урок впрок им не шел.

«Особенно, — вяло подумал он, — когда кто-то другой платит за их глупость кровью, болью и смертью».

Возможно, так же получится и здесь. Хотя, если демонический шут и впрямь считает отряд сэра Джорджа ценным приобретением, у него должно достать мозгов прислушиваться впредь к мнению своего старшего командира.

Но что бы ни случилось в будущем, сейчас барону нужна была решительная победа. Ему, правда, удалось отговорить двоеротого от атаки на главное поселение тулаа, но заплатить за полученную уступку придется жизнью, если в его план закралась какая-то ошибка. Он не сомневался, что в этом случае демонический шут не замедлит уничтожить его, дабы преподать еще один наглядный урок своим подчиненным. И кто бы ни занял его место, Матильда и Эдуард будут убиты вместе с ним, и барон надеялся лишь на то, что их не станут будить ради этого.

Сэр Джордж пытался отмахнуться от этой мысли, как испуганная лошадь от овода, однако из этого ничего не вышло. Он не мог не думать о своих близких, равно как и о том, кем заменит его демонический шут, если одержанная англичанами победа не покажется ему достаточно убедительной. Ведь ничья решительно не устраивала эту самоуверенную тварь, абсолютно не смыслившую в специфике военных действий. Не смыслившую настолько, что могла заменить его кем угодно и тем самым наверняка обречь англичан на поголовное истребление.

Именно это соображение и навело сэра Джорджа на мысль избрать позицию, с которой не было пути к отступлению. Победа или смерть — таков будет их девиз в этом сражении. Причем выбранное им для боя место давало лучшие возможности для победы. Не говоря уже о том, что люди, которые знают, что бежать им некуда, будут стоять насмерть.

— Если вы позволите мне действовать согласно намеченному мной плану, — сказал сэр Джон с уверенностью, которой перед предстоящим сражением вовсе не испытывал, — я наверняка обеспечу вам блестящую победу.

Демонический шут выдержал долгую паузу и наконец изрек:

— Хорошо. Я предпочел бы быструю и решительную атаку, которая застала бы тулаа врасплох и покончила с их могуществом одним ударом. Но раз вы уверяете, что имеете колоссальный опыт в применении столь грубого и примитивного оружия в ваших варварских сражениях, я позволяю вам биться, как вы желаете… Настоятельно рекомендую вам сдержать обещание и добыть победу, столь нужную моей гильдии.

Поразительно, подумал сэр Джордж, сколько угрозы можно вложить в совершенно бесстрастное и будничное высказывание.

* * *

— Не могу сказать, что мне сильно нравится эта позиция, милорд, — рявкнул Рольф Грэйхэм и смачно харкнул в неестественно лиловую траву, оглядывая плоскую равнину, окружавшую холм. Благодаря компьютерным картинкам он, как и сэр Джордж, знал, сколь быстро четырехрукие могут покрыть своими прыжками огромное расстояние… и понимал, что ни один человек не убежит от них, даже если у него будет шанс отступить. — И все это чертово место, — скривившись, добавил он.

— Лучшей позиции поблизости не имеется, — ответил сэр Джордж командиру лучников. — Постараемся использовать все выгоды, которые сумеем извлечь из этого холма.

Грэйхэм невесело хмыкнул и тряхнул головой, отбрасывая челку со лба.

— С вашего позволения, милорд, я бы обошел еще разок своих ребят.

— Давай, Рольф, — одобрительно улыбнулся сэр Джордж. — Напомни им — что бы этот ни говорил, — барон мотнул головой в сторону странного устройства, которое Компьютер называл аэрокаром, неподвижно зависшего над холмом, — эта драка и впрямь имеет для нас очень большое значение.

Заметив удивление на лице лучника, барон весело рассмеялся. Реакция Грэйхэма ничуть не удивила его. Демонический шут чуть ли не битый час «вдохновлял» англичан, призывая их идти на битву во имя его гильдии. Если бы не его способность убивать, эта смехотворная напыщенная речь не вызвала бы у людей ничего, кроме хохота. Одной фразы о том, чтобы «почтить гильдию, которой мы служим, отвагой и кровью», было достаточно, чтобы закаленных ветеранов сэра Джорджа разобрал хохот — или прошибла рвота. Еще противнее была мысль о том, что демонический шут держит людей за непроходимых тупиц и всерьез полагает, будто такая трепотня может вдохновить их на подвиги.

— Да пошел он в жопу вместе со своей драгоценной гильдией! — проворчал барон, не видя необходимости выбирать выражения, оказавшись в кругу своих солдат. — Чтоб их всех там дурной болезнью да проказой поразило, и чем скорее, тем лучше! Но что бы мы о них ни думали, наши жизни зависят от того, удастся ли нам доказать, что мы им нужны. А доказать это можно одним способом: выиграть предстоящее сражение!

— К тому же, если мы проиграем, четырехрукие перережут нам глотки, милорд, — мрачно добавил Уолтер Скиннет.

— Да уж, — согласился сэр Джордж и махнул Грэйхэму рукой. — Шевелись, Рольф, и передай ребятам мои слова.

— Не сомневайтесь, милорд, — заверил его Грэйхэм и порысил прочь, а сэр Джордж вновь принялся осматривать местность вокруг их позиции на холме.

Между этим местом и Землей было много как мелких, так и достаточно существенных различий, придававших пейзажу несколько нереальный вид, напоминавший лихорадочный бред или галлюцинацию. Солнце было холоднее и заметно тусклее. «Деревья», усеивавшие равнину вокруг погребального кургана, были слишком высокими, слишком хилыми и совершенно ненормального цвета. Сэр Джордж даже собственный вес ощущал как-то не так — здесь он казался себе слишком легким и слишком бодрым. Он привык к приливам энергии перед битвой, но сейчас с ним творилось что-то другое. Барон сообщил об этом Компьютеру, когда «тендеры» с главного корабля высаживали англичан и выгружали их снаряжение и лошадей, и тот ответил, что местная сила тяжести ниже земной, а воздух содержит больше кислорода, но это мало прояснило ситуацию.

В другое время барон потребовал бы от Компьютера объяснений, но теперь было не до вопросов. Если из-за здешней силы тяжести или кислорода он чувствует себя превосходно, то надобно воспользоваться этим в полной мере.

Он криво усмехнулся, подумав, что зря все же не задал Компьютеру вертевшиеся на языке вопросы — время, как оказалось, у них было, — и, прищурившись, продолжил осмотр местности.

Странного цвета трава простиралась до самого горизонта, и лишь кое-где из нее торчали редкие группы деревьев, да маленькая, но глубокая речка с крутыми берегами огибала западный край холма, на котором стояли англичане. Равнина была достаточно плоской, и деревня тулаа, расположенная на другом берегу реки, была видна как на ладони. Она лежала милях в пяти от холма, и сэр Джордж видел, как от нее катится толпа воинов, подпрыгивая и по колено утопая в высокой траве, доходившей его людям до пояса. Четырехрукие неслись к броду, через который проходила тропа от деревни к погребальному холму. Даже при их скорости четырехруким потребуется некоторое время, чтобы добраться до холма, хотя низкий ритмичный грохот боевых барабанов был слышен уже совершенно отчетливо.

— Сколько у них копьеметателей, Компьютер? — тихо спросил он.

— Девять сотен и семнадцать из шести тысяч двух сотен и девяти воинов, — прозвучал в его ухе голос Компьютера.

Сэр Джордж знал, что Компьютер тут же передаст его вопрос демоническому шуту и остальному экипажу корабля, и все же ему приятно было услышать его голос. Зато его неприятно поразила численность отряда четырехруких, о которой сообщил Компьютер. Без моряков и ремесленников — сэр Джордж убедил командира не бросать их в нынешний бой — у него было едва восемь сотен солдат. Правда, большую часть их составляли лучники, но если учесть, что одних копьеметателей у четырехруких было в два раза больше, чем у него стрелков, это наводило на невеселые мысли. К тому же лучники были недостаточно хорошо вооружены для рукопашного боя: их кинжалы, короткие мечи и дубинки не шли ни в какое сравнение с тяжелым оружием четырехруких. Если им удастся вскарабкаться на холм, начнется настоящее побоище.

Это означало, что сэр Джордж должен не допустить тулаа до рукопашной. Вот тут и сыграют свою роль заостренные колья, укрепленные в склонах холма. А есть ведь еще и кальтропы, густо рассыпанные в траве по всему пространству от реки до подножия холма. И двойная линия спешенных латников между кольями и фронтом лучников. По иронии судьбы лошади, о которых барон так горячо спорил с демоническим шутом, оказались сейчас не нужны — на всякий случай он оставил только пятьдесят всадников, велев остальным спешиться и встать в пеший строй.

Конечно, напомнил он себе, повернувшись к коням, находившимся в тылу их позиции, как только тулаа сломаются — если сломаются! — его людям понадобятся все имеющиеся в наличии кони для преследования противника. А пока Скиннет и пятьдесят конников под его и сэра Ричарда командованием представляли собой единственный резерв сэра Джорджа.

Но, по крайней мере, его нынешний отряд вооружен лучше, чем все те, которые он когда-либо водил в бой, напомнил себе барон. Невзирая на презрение демонического шута к примитивному оружию англичан, «производственные модули» огромного корабля гильдии с лихвой выполнили все заказы сэра Джорджа и его советников.

Как любой командир, сэр Джордж знал, как следует экипировать солдат и сколько стоит вооружение. Наибольшее внимание было принято уделять вооружению рыцарей и конных латников, поскольку именно они были решающей силой в рукопашном бою. Они имели лучшее оружие и доспехи, либо приобретенные на свои деньги, либо полученные от своего господина и командира. Доспехи солдат, как лучников, так и пехотинцев, были, естественно, худшего качества и стоили дешевле. Лучнику везло, если вместо кожаного доспеха ему доставалась бригантина — обшитая металлическими пластинами куртка. Пехотинец чувствовал себя счастливчиком, если вместо бригантины мог разжиться настоящим панцирем. Даже рыцари и конные латники порой были вынуждены заменять часть лат кожаными доспехами.

В этом отношении солдатам сэра Джорджа несказанно повезло. Едва ли их доспехи были прочнее сплава, из которого был сделан волшебный корабль или латы бородавочников, но они были сработаны из лучшей стали, о которой не мог мечтать даже самый искусный английский кузнец. Кроме того, все конники носили совершенно одинаковые доспехи и были вооружены так хорошо, как мало кто из рыцарей, которых приходилось видеть сэру Джорджу, когда он отплывал во Францию.

Поначалу его воины ворчали, вспоминая оружие, отобранное у них перед купанием в целебном паре, но ропот утих, когда ветераны поняли, насколько новое вооружение превосходит прежнее, да и сам сэр Джордж даже не думал жаловаться. Утраченный им привычный доспех принадлежал некогда его отцу и напоминал ему о былых сражениях и прежних боевых товарищах. Зато новое вооружение было куда легче и прочнее, и, будучи практичным человеком, барон не мог этого не признать.

Даже кони их теперь были отлично защищены. Боевые кони, украденные механическими слугами двоеротого во Франции, не были массивными тяжеловозами и не могли носить на себе тяжелую броню. Сэр Джордж всегда отдавал предпочтение быстроте и не разделял любви своих современников к тяжелым, могучим коням и, вероятно, поэтому пришел в восторг от доспехов для лошадей, которые создали «производственные модули» демонического шута. Как и его доспех, они были легкими, прочными и защищали лошадей куда надежнее, чем все виденные им прежде на Земле тяжелые и громоздкие доспехи.

При мысли о лошадях барон помрачнел. Опасения двоеротого, что лошади могут оказаться неприспособленными к пребыванию в стазисе во время фазового ускорения, подтвердились. Компьютер сообщил сэру Джорджу, что они потеряли десять лошадей, а это значило, что те будут гибнуть и во время следующих перелетов.

Но что бы ни ожидало их в будущем, напомнил он себе, глядя на приближение орды тулаа, надо сначала пережить настоящее.

Барон поднял руку и подозвал к себе сэра Ричарда и Скиннета. Рыцарь и сержант бросили поводья оруженосцу сэра Ричарда и подошли к нему.

— Сдается мне, — быстро сказал он, не отрывая взгляда от четырехруких, — если эти… твари собираются сделать то, на что мы надеемся, то они попрут прямо на нас. Если нет, вы с вашими парнями прикроете нас с тыла, пока я не разверну фронт. Отведите резерв еще на сто пятьдесят шагов и присматривайте за тылом и флангами.

— Да, милорд, — ответил сэр Ричард. Скиннет кивнул, и оба, вернувшись к своим людям, принялись отдавать соответствующие приказы.

Сэр Джордж снова устремил взгляд на противника.

«Соотношение сил чуть хуже, чем когда мы с королем сражались под Дублином», — подумал он. То же самое он уже говорил своим людям, расставляя их по местам и ободряя их тем, что у него есть опыт подобного рода сражений.

Сэр Джордж действительно использовал этот опыт при расстановке людей, однако между тем сражением и грядущим боем имелась существенная разница. В армии Эдуарда III было не более пяти сотен рыцарей и пятнадцати сотен лучников против десяти тысяч шотландцев, но соотношение сил получалось пять к одному, а не восемь к одному. К тому же у шотландцев не было стрелков, а у тулаа копьеметателей было больше, чем у него лучников. Кроме того, даже самые высокие из шотландцев не достигали девяти футов роста, и у каждого из них было отнюдь не по четыре руки.

«И все же мы их побьем! Нам не привыкать сражаться в меньшинстве», — подумал он, когда наступающие воины достигли дальнего берега речки и стали переходить ее, испуская низкие, утробные боевые кличи под грохот барабанов.

«А теперь они должны наткнуться на первые кальтропы… вот сейчас», — думал он.

И, словно в ответ на эту мысль, первый ряд бегущих попадал на землю. Боевые клики превратились в крики боли, когда огромные, широкие шестипалые ножищи напоролись на коварные острые кальтропы. Это было простейшее древнее устройство — всего лишь два перемотанных между собой куска проволоки с четырьмя торчащими в разные стороны концами, один из которых, как ни положи, всегда будет торчать вверх. Изобрели их как защиту от кавалерии, но они были не менее действенны и против пехоты, особенно если никто такого подвоха не ожидал. И четырехрукие его, конечно же, не ждали. Босые тулаа никогда с таким оружием не сталкивались и гневно вопили, когда острая сталь пронзала им ноги. Сотни их падали, корчась от боли, причем падали они опять же на кальтропы, отчего вопли их стали еще громче.

Ряды атакующих смешались, но четырехрукие не остановились. Боевой азарт, презрение к недомеркам, засевшим на противоположной стороне реки, возмущение требованиями демонического шута, гнев на осквернителей священного погребального холма гнали их вперед, и сэр Джордж довольно прищурился, наблюдая за приближавшимся противником. По его просьбе механические слуги двоеротого усеяли прошлой ночью кальтропами весь берег реки на целую милю вверх и вниз по течению. Но тропу от брода до холма они нарочно оставили чистой, и теперь тулаа сгрудились на ней, поняв, что жестокие, поражающие ноги кальтропы не преграждают им прямого пути к неприятелю.

Сэр Джордж удовлетворенно хмыкнул, видя, как четырехрукие воины сбиваются в плотную массу. Теснота будет мешать им метать дротики. Лишенные возможности размахнуться своими метательными палками, они утратят одно из главных преимуществ, в то время как англичане…

Он переглянулся с ожидавшим его команды Рольфом Грэйхэмом и, резко махнув рукой, крикнул:

— Целься!

* * *

Сэр Джордж разделил своих лучников, поставив их на фланги, чуть впереди пеших воинов, но все же за рядом деревянных кольев, чтобы их стрельба сбила в кучу и без того плотную колонну тулаа, несущихся в радужных брызгах к позиции англичан. Его лучники все до одного были ветеранами, способными выпускать в минуту до дюжины стрел и поражать цель с двух сотен шагов. Сегодня, однако, расстояние было куда меньше, а цель куда больше человека. По сигналу Грэйхэма стрелки натянули полтысячи луков.

— Пли! — взревел он, и звук пяти сотен спущенных тетив огласил окрестности холма.

Те, кто не видел английских лучников в деле, не может себе представить страшного, смертоносного шипения стрел, слетающих с тетивы. Кажется, сам воздух начинает жужжать, когда их оперение рассекает его, и сотни стрел несутся как огромная, затмевающая солнце смертоносная тень. И бьют в цель без промаха.

Тулаа снова завопили от боли, куда более ужасной, чем от кальтропов, когда смертоносный дождь накрыл их. Каждая стрела была в ярд длиной, с широким, острым как бритва наконечником, легко входившим в незащищенное доспехом тело. Сотни четырехруких повалились мертвыми, и сэр Джордж покачал головой — первый залп нанес тулаа значительно больший урон, чем он ожидал. Тем не менее он не остановил четырехруких, основная масса которых продолжала нестись, хотя земля на полсотни ярдов была усыпана телами раненых и убитых. А Грэйхэм уже снова орал на лучников. Некоторые из них выглядели растерянными — вид несущихся огромными скачками четырехруких смутил бы кого угодно! — но Грэйхэм не дал им времени удариться в панику, снова выкрикнув приказ, и новый поток стрел хлынул на тулаа.

Теперь лучники вошли в привычный ритм и посылали стрелу за стрелой. Залп, залп, залп!..

Стрелы англичан были поистине смертоносными, и то, что происходило перед глазами сэра Джорджа, потрясло его до глубины души. К подобному зрелищу его не подготовил даже опыт Дублина и Хаэлидон-Хилла. Компьютер сказал, что в отряде тулаа было шесть тысяч воинов. В течение нескольких минут его лучники выпустили девять тысяч стрел. Когда последняя из них сорвалась с тетивы, битва, по сути дела, была закончена. Да, стрелы летали еще две-три минуты, но в них уже не было особой необходимости. Половина отряда четырехруких была перебита или жестоко изранена, после чего тулаа обратились в бегство. Еще четверть погибла, не успев выйти из зоны обстрела. Сражение, так и не начавшись, превратилось в бойню, и сэр Джордж выпрямился в седле, вытирая выступивший на лбу пот.

Битва была выиграна, но он пришел в ужас при виде утыканной стрелами груды тел, усеявших подножие холма, перегородивших реку подобно дамбе, за которой она превратилась в ручей, щедро окрашенный оранжевой кровью павших. По обоим берегам реки корчились от боли умирающие и раненые, оглашая округу нечеловеческими — в полном смысле этого слова — стонами. Все это напоминало ад. Ад для четырехруких, устроенный в соответствии с его волей и указаниями.

Барон отвернулся и жестом подозвал к себе юного Томаса Снеллгрэйва, сквайра и своего оруженосца.

Томас был бледен, его руки дрожали, но, услышав приказ своего господина, он послушно взмахнул штандартом сэра Джорджа, подавая воинам условный сигнал. В рядах англичан началось движение — кавалеристы, стоявшие бок о бок с пешими латниками, кинулись к лошадям. Сэр Ричард и Уолтер Скиннет устремились к своим людям, а сэр Джордж подошел к конюху, державшему под уздцы высокого, черного как ночь жеребца.

Приняв из рук конюха поводья, барон взлетел в седло. Это вышло у него легко и непринужденно, невзирая на то что он был облачен в полный воинский доспех. Вскакивать на лошадь он научился, когда был немногим старше, чем теперь Эдуард. Но здесь это было легче, чем на Земле. Может, из-за силы тяжести и кислорода, о которых говорил Компьютер? Не из-за них ли так далеко били нынче его лучники? Надо будет спросить об этом Компьютер, подумал барон и тут же забыл об этой мысли.

Конь, которого сэр Джордж назвал Сатаной, нервно плясал под ним, грыз удила и скалил зубы, коварно кося глазом, когда кто-нибудь — человек или лошадь — осмеливался приблизиться к нему. Сэр Джордж слышал его пронзительное злое ржание, но времени думать об этом не было. Он пригнулся в седле и умело стукнул коня промеж ушей закованной в латную перчатку рукой. Удар был несильным, но дело свое сделал, поскольку всадник и конь хорошо понимали друг друга. Барон нетерпеливо взглянул на молодого Снеллгрэйва, который замешкался, укрепляя пятку древка штандарта в стремени. Наконец он вскочил на своего коня и поскакал к сэру Джорджу.

Сэр Ричард встал справа от сэра Джорджа, Скиннет — слева, барон последний раз окинул взором маленький отряд кавалеристов. Слишком маленький, если учесть, что с бойни у брода удалось спастись по меньшей мере тысяче четырехруких. Но всадники его сидели на хороших конях и были отлично вооружены и обучены.

Сэр Джордж знал, что некоторые из его кавалеристов погибнут. Избиение, устроенное его лучниками четырехруким, больше не повторится. Правильнее всего было бы оставить тулаа в покое; после столь страшных потерь их выжившие шаманы и вожди наверняка примут все условия демонического шута без дальнейшего кровопролития. Но он хорошо помнил категорический приказ двоеротого нанести четырехруким наибольший урон, чтобы слухи о нем заставили содрогнуться соседние племена. И не смел ослушаться, поскольку жизнь его людей зависела от того, насколько успешно они выполнят поставленную перед ними задачу. Он должен доказать, что люди представляют неоспоримую ценность для демонического шута и его гильдии. А потому он выполнит приказ. Выполнит так, чтобы тулаа не могли и помыслить о возможности сопротивления в будущем, даже если ему придется вырезать еще тысячу четырехруких и потерять несколько десятков своих драгоценных, незаменимых людей.

— Готовы, ребята? — спросил сэр Джордж Винкастер. — Держитесь тропы, чтобы не напороться на кальтропы. Вперед.

* * *

По сигналу горна небольшой отряд английской кавалерии повернул налево, и колонна на ходу развернулась в цепь. Маневр был выполнен так быстро и безупречно, как только мог желать командир. Река осталась в двух милях позади, деревня лежала в трех милях впереди. Между деревней и отрядом кавалеристов оказалась толпа воинов тулаа — сотни четыре, прикинул на глаз сэр Джордж. То, что четырехруких было в два раза больше, чем кавалеристов, не очень его смущало, но вид двух десятков копьеметателей, стоящих за спинами вооруженных копьями и секирами воинов, породил в его душе скверное предчувствие.

Завидев кавалеристов, тулаа испустили яростный вой и изготовились к бою.

Барону вовсе не улыбалось сталкиваться лицом к лицу с таким количеством бойцов, являвшихся третью вражеских сил, которые, по подсчетам Компьютера, спаслись от смертоносных стрел английских лучников. С другой стороны, если ему удастся их разгромить, пока не подтянутся остальные, победу над тулаа можно будет считать окончательной.

Проблема только в том, чтобы разгромить четырехруких, а не потерпеть поражение самим.

Барон оглядел своих кавалеристов и удовлетворенно хмыкнул. Затем кивнул горнисту и опустил забрало бацинета.

— Готов! — крикнул он сквозь прорези, и горн запел.

Он мог бы передать приказ с помощью Компьютера каждому из своих людей даже здесь, вне корабля, но отказался от этой мысли. Его солдаты привыкли к сигналам горна, и не стоило сбивать их с толку новшествами в первой же битве, которую они начали на новом месте. Время для усовершенствований еще будет, если они, конечно, победят.

Следуя примеру сэра Джорджа, кавалеристы сгорбились в седлах, опустив копья для атаки. Сатана нетерпеливо переступал ногами.

— Шагом! — приказал барон, и горн пропел снова.

Кавалерия тронулась шагом, направляя коней к размахивавшей оружием толпе тулаа.

Выждав несколько мгновений, сэр Джордж выкрикнул новый приказ:

— Рысью!

Цепь всадников перешла на рысь, копыта гулко барабанили по земле, лошади набирали скорость, тулаа разразились боевыми криками и бросились навстречу.

— Атака!

Горн пропел в последний раз, и всадники ответили хриплым криком, посылая коней в галоп.

Обзор сэра Джорджа был ограничен прорезями шлема, но он хорошо видел, как вперед выбежали копьеметатели и дротики слетели с копьеметалок. Ощутил запах пыли, своего и конского пота, тепло нагревавшего доспех тусклого солнца. Грохот конских копыт превратился в знакомую музыку боя, барона охватил азарт атаки. Дротики посыпались на всадников, один из них молотом ударил в его щит. Он услышал пронзительный визг лошади, крики людей, рев четырехруких. Еще мгновение — и начнется сеча.

Противником сэра Джорджа оказался огромный тулаа — настоящий великан даже среди своих соплеменников — с чудовищными боевыми топорами, по одному на каждую пару рук. Ростом он был вровень с сидящим на коне сэром Джорджем: лицо искажено в яростной гримасе, а из груди рвется оглушительный боевой клич. Бесспорно, он был ужасен, особенно его длинные руки, оказавшиеся, впрочем, короче десятифутового копья барона. Гигант замер и захлебнулся собственным криком, когда смертоносное стальное жало пронзило ему грудь.

Тулаа рухнул наземь, и в тот же миг копье вывернулось из рук сэра Джорджа. Он был слишком опытен, чтобы пытаться удержать его, и, не мешкая ни мгновения, вырвал из ножен меч.

Заржав от ярости, Сатана рванулся вперед, но, повинуясь руке сэра Джорджа, свернул в сторону, и барон привстал в стременах навстречу новому врагу. Секира и чудовищный цеп обрушились на него с двух сторон, словно лезвия чудовищных ножниц. Невероятной силы удар цепа по щиту чуть не выбил его из седла, но противоположно направленный удар секиры неожиданным образом помог ему удержаться в седле. Удар секиры пришелся по новой цельностальной кирасе и толкнул его вперед и вбок, погасив движение, полученное им от удара цепа. Он словно попал между молотом и наковальней, в глазах у него потемнело, но лишь на миг, и меч его опустился со смертоносной точностью.

Второй тулаа пошатнулся, попятился, из рассеченной глотки хлынула кровь, и он рухнул под копыта Сатаны. Сэр Джордж осмотрелся и понял, что оказался в тылу врага. Сатана нес его прямо на спрятавшихся за спины товарищей копьеметателей, и барон кровожадно усмехнулся.

Четырехрукие копьеметатели не имели оружия для рукопашной схватки. Два посланных ими дротика попали в барона — один отскочил от кирасы, второй скользнул по левому набедреннику. Третий отскочил от брони Сатаны, и сэр Джордж набросился на копьеметателей. Он поднялся в стременах, пролетая между двумя из них, и ударом сверху отсек руку одному. Стремительно развернувшись, раскроил голову другому и отшатнулся от третьего, попытавшегося стащить его с коня одной парой рук и проткнуть дротиками с бронзовыми наконечниками двумя другими руками. Доспех выдержал удар, и барон двинул своего противника щитом в лоб. Четырехрукий попятился, и в этот момент один из подоспевших кавалеристов, сумевший каким-то чудом сохранить копье, вонзил его в живот противнику сэра Джорджа.

Поворотив Сатану, вынесшего его из толпы четырехруких, сэр Джордж окинул взглядом поле битвы.

Отряд тулаа раскололся как стекло под ударом его кавалерии. Каждый из чужаков был огромен и могуч, но даже умения драться всеми четырьмя руками одновременно было недостаточно, чтобы справиться с прекрасно обученными и защищенными доспехами англичанами. Не менее половины тулаа было перебито, и пока Снеллгрэйв подъезжал к сэру Джорджу с его штандартом, кавалеристы добили последнюю группу отчаянно сопротивлявшихся четырехруких. Остальные тулаа обратились в бегство, и англичане преследовали их, беспощадно рубя сзади, как испокон веков рубила кавалерия бежавшую с поля боя пехоту. Четырехрукие, однако, развили такую скорость, что настичь их было не так-то легко.

— Труби сбор! — скомандовал сэр Джордж, обернувшись к трубачу.

Пропел горн, перекрывая звон и грохот битвы, и всадники устремились к барону. Быть может, кто-то и помедлил, приканчивая четырехрукого, но таких было немного. Отряд барона состоял в основном из ветеранов, многое повидавших на своем веку. Молодых воинов обучали сам сэр Джордж и Уолтер Скиннет, а вовсе не французы, ни во что не ставящие воинскую дисциплину. Словом, это были профессионалы, у которых азарт и стремление к славе не могли пересилить здравый смысл, и потому они быстро прекратили преследование и собрались под штандартом барона.

Сэр Джордж с тревогой пересчитал уцелевших. По крайней мере десяток его людей остались лежать среди тулаа ранеными или убитыми, и еще несколько человек потеряли лошадей. Прекрасно сознавая, что может случиться с ранеными, если тулаа вздумают вернуться, сэр Джордж поднял забрало и повернулся к Скиннету.

— Уолтер! Отряди человек двадцать для поиска и охраны раненых!

— Слушаюсь, сэр!

— Сэр Ричард!

— Да, милорд!

— Мы двинемся к селению. Узнаем, не желают ли тулаа вступить в переговоры. Однако глядите в оба за копьеметателями. Я не намерен терять больше ни одного человека.

— Да, милорд.

— Отлично. — Сэр Джордж еще раз окинул взглядом поле боя и благодарно хмыкнул, когда один из потерявших лошадь воинов протянул ему копье.

— Спасибо, — сказал он и повернулся к Скиннету, подъехавшему к нему на своем кауром жеребце. Сатана дернул головой, намереваясь укусить жеребца Скиннета, но сэр Джордж решительным движением остановил его, и седой ветеран мрачно проворчал:

— Говорил же я вам, что в нем сам дьявол сидит!

— Да. И сегодня это дьявольски кстати!

— Тут спорить не стану, милорд. Но это сегодня. А что будет завтра?

— Поживем — увидим, — сверкнул зубами в улыбке сэр Джордж. — Ну что, готовы вступить в селение четырехруких?

— Да, сэр.

Скиннет показал на двадцать пять человек, отряженных для поисков и охраны раненых, и сэр Джордж удовлетворенно кивнул. На назначенного старшим во главе маленького отряда йоркширца по имени Дикон можно было положиться. Он был из тех, кто не потеряет голову и сохранит порядок среди своих людей при любых обстоятельствах. Сумеет отбить атаку небольшой группы тулаа, если те попытаются напасть на раненых, и вовремя отступить, если нападет большой отряд четырехруких.

— Отлично, — сказал сэр Джордж. — Вперед.

* * *

— Если бы эти ребята умели стрелять из луков и не лезли на рожон, справиться с ними было бы не просто. Но даже и без луков их копьеметатели могли бы даже близко не подпустить нас к деревне, — поворчал сэр Энтони. — Вот лишнее доказательство, что сражения выигрывают головой, а не мечами. Ведь бойцы-то эти четырехрукие отменные!

— Их оружие не может пробить наши доспехи, — заметил сэр Джордж, мысленно признавая правоту сэра Энтони.

Бледное солнце этого тусклого мира опускалось за горизонт, и в темнеющее небо с треском поднимались клубы дыма от подожженного палисада деревни тулаа. Сэр Джордж знал, что его люди предпочли бы спалить всю деревню, а не только защитные сооружения, но приказ двоеротого был совершенно однозначен. Старшие из выживших военных вождей тулаа сдались вместе с остатками своих воинов при условии, что деревню их пощадят, а они удовлетворят требования демонического шута. Пощадить-то их пощадили, но, на взгляд сэра Джорджа, милость эта была сомнительной, ибо деревня все равно обречена. Его люди перебили или тяжело ранили около девяноста процентов воинов тулаа, и какое-нибудь из соседних племен рано или поздно наверняка прикончит тех, кого не добили англичане.

От мрачных размышлений сэра Джорджа отвлекли появившиеся над равниной механические слуги двоеротого — те самые летуны, которые спасли полузатонувшие когги англичан. Некоторые из них походили на аэрокар двоеротого, хотя и превосходили его размерами. Сэр Джордж видел, как один из них опустился на поле боя и сразу же снова взлетел.

— Думаю, на сей раз лошадь, — сказал отец Тимоти.

Священник подошел к сэру Джорджу, как только битва закончилась и стало понятно, что тулаа не предпримут ответной атаки. Барон знал, что вера отца Тимоти делала его настолько бесстрашным, насколько это возможно для смертного, к тому же он много лет был солдатом и умел не только правильно оценивать опасность, но и избегать ее. Несмотря на это, мысль о том, что он может потерять старого друга и единственного духовного поводыря его людей, заставила сэра Джорджа нахмуриться и упрекнуть доминиканца в беспечности.

— Среди лучников были раненые, — справедливо заметил священник. — Были и умирающие, которым надо было отпустить грехи. Я не мог уклониться от исполнения своего долга.

Это заставило сэра Джорджа замолчать, хотя в душе он оставался недоволен поведением священника. Он не мог запретить отцу Тимоти исполнять свой долг и решил попросить Матильду повлиять на старика. Если кто и мог внушить ему мысль о собственной значимости и незаменимости, так это она. К тому же сэр Джордж по личному опыту знал, как напориста бывает его жена, когда чувствует свою правоту.

Он усмехнулся, но улыбка угасла на его губах, стоило ему вспомнить, что Матильда и Эдуард остались в стазисе — спящими заложниками того, что люди добудут двоеротому вожделенную победу и наголову разгромят тулаа.

Взглянув через плечо священника на поднимавшегося летуна, барон спросил:

— Как вы думаете, что они хотят с ними сделать?

— Понятия не имею, милорд, — признался отец Тимоти, и во взгляде его промелькнуло беспокойство. — Эти летуны, то есть корабли, собрали всех наших раненых сразу после сражения. Но зачем они забрали мертвых особенно мертвых лошадей, — выше моего понимания. Они не позволили нам достойно похоронить павших, и мне это очень не по душе. Полагаю, вам стоит спросить об этом нашего командира, хотя подозреваю, что полученное от него объяснение меня не порадует.

— Подозреваю, что меня тоже, отец Тимоти, — проворчал сэр Энтони, и подошедший к барону сэр Ричард согласился с ними.

— Не понимаю, почему нам вообще должны нравиться действия этой самой гильдии? — спросил Мэйнтон. Он руководил сожжением палисада и, судя по виду его доспехов и прожженному сюрко, весьма усердно занимался порученным ему делом.

— Мне лично нравится, что мы понесли столь незначительные потери и гильдия не послала нас воевать с настоящими великанами, — промолвил сэр Джордж, закованной в латную перчатку рукой стряхивая с доспеха Мэйнтона дымящийся уголек, — Хотя вряд ли мои слова можно считать ответом на ваш вопрос.

— Да уж, — согласился сэр Ричард, благодарно кивнув своему сюзерену. — Что же касается величины потерь, то, сдается мне, за это мы должны благодарить прежде всего вас, милорд.

— Это правда, милорд, — пророкотал сэр Энтони. — Мне довелось участвовать в нескольких битвах, и я не скажу, что эти самые… тулаа, — старательно выговорил он чужое слово, — самое организованное войско в мире. Но они не так уж и плохи. Да я видел и французов, и шотландцев, которые были несравнимо худшими воинами, чем эти четырехрукие ублюдки! Как бы то ни было, драться с ними было куда труднее, чем могло показаться.

— Верно, — согласился сэр Джордж, — но именно вы, сэр Ричард, и остальные, в особенности лучники Рольфа, отлично справились со своим делом. Каким бы скоротечным ни был этот бой, все же мы потеряли пятнадцать человек. Надеюсь, что никто из раненых к ним не присоединится.

— Пятнадцать за победу — ничтожная цена, милорд, — возразил сэр Ричард, пока все четверо смотрели на корабль величиной с быка, который садился возле группы спешившихся кавалеристов. Лошади нервно дергались у привязи, а солдаты обступили корабль, и прохладная кристально чистая вода, весело журча, полилась в выползший из-под днища летуна поддон. Люди по очереди пили из него и погружали потные лица в воду, а потом стали набирать ее в шлемы, чтобы напоить коней.

— Пятнадцать — это немного, — задумчиво проговорил сэр Джордж. — Во всяком случае, это было бы немного во Франции или Шотландии. Но здесь, когда пополнения не предвидится, даже один человек может оказаться невосполнимой потерей.

— К сожалению, это правда, — признал отец Тимоти, и рыцари поняли, что от солдата в нем осталось не меньше, чем от священника, и говорит он сейчас и как солдат, и как священник. — Хотел бы я знать, кем будут наши следующие противники. Тулаа оказались в конце концов не столь уж ужасными, как казалось сначала.

Ему удалось произнести название чужого племени лучше, чем сэру Энтони, и сэр Джордж устало улыбнулся.

— Не так страшен черт… Страшно представить, что было бы, если бы у этих тулаа была настоящая сталь, а не бронза. Или доспехи, как у наших парней. Или побольше этих проклятых копьеметателей. Кто поручится, что у новых наших врагов не найдется хорошего оружия и толкового командира?

— Нам остается только полагаться на Бога и молиться, — сумрачно ответил священник, и на сей раз сэр Джордж озадачил его, внезапно рассмеявшись.

— О, я охотно присоединюсь к вашей молитве, отец Тимоти! Но все же, мне кажется, Бог прислушивается к вашим молитвам внимательнее, чем к моим, так что прошу вас позаботиться об этом. Мое дело — уладить проблемы с нашим командиром. Теперь-то, надеюсь, он уверился, что мы являемся действительно ценным приобретением для его гильдии и нас надобно холить и лелеять. И, что еще важнее, почаще прислушиваться к нашим словам, чтобы мы и дальше могли одерживать столь необходимые ей победы.

* * *

— Как это ни странно, вы были правы, — изрек демонический шут и замолк, словно ожидая ответа на свое признание.

Они с сэром Джорджем снова находились друг против друга за столом, который напоминал поверхность прозрачного кристалла. Зал, где он стоял, теперь ничем не напоминал тот, в котором они встречались в прошлый раз. На сей раз стол, казалось, стоял на дне глубокого озера, окруженный прозрачной водой и тихонько покачивающимися прядями каких-то водорослей, а смутно напоминавшие рыб твари выплывали и исчезали в подводных зарослях. Если бы сэр Джордж уже не был знаком со способностью Компьютера создавать так называемые «голограммы», жизненность этой иллюзии испугала бы его до полусмерти. Даже сейчас ему было несколько не по себе, когда нечто размером с акулу проплыло в пятнадцати футах над его головой.

Если демонический шут чувствовал себя в этой обстановке неуютно, то он чертовски хорошо скрывал это. Впрочем, учитывая, что именно он выбрал эту… декорацию, вряд ли она его хоть сколько-то тяготила. И все же сэр Джордж не мог исключить вероятности того, что двоеротый выбрал эту обстановку не потому, что она была ему по вкусу, а потому, что могла выбить из колеи его собеседника. Сэр Джордж сам часто прибегал к подобного рода уловкам с целью вывести своих подчиненных из состояния равновесия.

Подозревая, что именно это и было целью демонического шута, сэр Джордж решил не поддаваться. Он сцепил руки за спиной и бесстрастно ждал, когда лисоухий недомерок продолжит свою речь.

Если молчание барона и не понравилось демоническому шуту, в писклявом голосе его не слышалось неудовольствия.

— Оставшиеся в живых тулаа согласились принять условия моей гильдии, — сказал он то, о чем барону было уже известно от Компьютера. — Однако ни одно из соседних племен на это не пошло. Два из них — лаахстаар и моутхай — попытались даже «убить» передающие устройства, через которые я изложил свои требования. Конечно, повредить их они не смогли, но эта реакция выглядит малообещающей. В свете такого развития событий я решил вернуться к анализу местной социальной динамики.

То есть рассмотреть сделанный вами прогноз относительно дальнейшего развития событий. Полагаю в какой-то мере закономерно, что некто, столь близкий к примитивности и варварству этих существ, лучше поймет их, чем существо цивилизованное. Как бы то ни было, факт остается фактом: остальные племена отказываются удовлетворить мои требования. Потому, как вы ранее и предполагали, вам придется выиграть еще несколько сражений, чтобы сделать четырехруких более сговорчивыми. Последний анализ компьютера подтверждает ваши первоначальные выводы и предполагает, что надо дать некоторое время местным примитивным существам на размышление, прежде чем преподать им очередной урок. Это позволит местным племенам выдвинуть новых лидеров среди тех, кто будет нам противостоять, и попытаться стравить их между собой.

Демонический шут снова сделал паузу, устремив свой немигающий взгляд на сэра Джорджа. Барон молчал, ожидая продолжения, и тогда двоеротый неожиданно сделал жест рукой.

— Прошу ответить на то, что я сказал, — приказал он.

— Как пожелаете, — произнес сэр Джордж и, собравшись с мыслями, продолжил: — Я не удивляюсь, что Компьютер согласен с моими предположениями. Тем более что у него появились новые сведения о племенах лаахстаар и моутхай. Полагаю, что правильнее было бы немедленно разгромить племена, которые сейчас сильнее других выказывают неповиновение гильдии. Жесткий дополнительный урок, преподанный тем, кто стал во главе сопротивления, образумит тех, кто пожелает идти по их стопам. Мне кажется, путь, который предлагает вам Компьютер, имеет свои преимущества, но у него есть и свои недостатки.

— Какие преимущества? — спросил демонический шут.

— Самое очевидное состоит в том, что время, которое вы предоставите племенам, склонным противиться гильдии, позволит им не только определиться с вождями, но и даст возможность собраться воедино или заключить военный союз. Если же те, кто собирается вам противостоять, выступят единой силой, то уничтожение их войска обезглавит одним ударом все источники сопротивления. И, как предположил Компьютер, это же время позволит вам узнать, кто желает с вами дружить. Это не просто даст нам союзников для очередной военной кампании, но также покажет, кто из местных вождей будет защищать ваши интересы как свои собственные после нашего отбытия.

— Убедительный анализ ситуации, — заметил демонический шут, и снова сэру Джорджу страстно захотелось хоть как-то понять чувства собеседника. Были слова двоеротого одобрением или насмешкой над выводами сэра Джорджа?

— Вы сказали, что у этого плана есть недостатки. Назовите их, — продолжал демонический шут.

— Мне кажется, что чем больше будет у четырехруких времени размышлять над участью тулаа, тем больше они найдут причин уверить себя в том, что тулаа сами во всем виноваты. Трудно изменить привычные способы ведения войны, командир. Мы сами были тому свидетелями во время кампаний в Уэльсе и Шотландии, не говоря уже о Франции. Но трудно — не значит невозможно. Если лаахстаар и моутхай как следует обдумают то, что случилось с тулаа, они могут попытаться в будущих столкновениях лучше использовать своих копьеметателей.

Я на своей шкуре испытал мастерство этих копьеметателей и могу сказать, что мои лучники имеют перед ними гораздо больше преимуществ, чем мне казалось. Да, здесь мои лучники могут стрелять гораздо дальше из-за более низкой силы тяготения в этом месте, как объяснил мне Компьютер…

Барон умолк. На миг воцарилась тишина, а затем демонический шут сказал:

— Верное замечание. Не удивительно, что это оказалось неожиданностью для такого примитивного существа, как вы, ведь вам не доводилось бывать на других планетах. Возможно, мне следовало учесть это и своевременно проинформировать вас о здешних особенностях. Но моя неопытность в обращении с таким примитивным оружием, как ваше, основанным на применении грубой мускульной силы, не позволила мне предвидеть подобного рода нюансы.

Он откинулся в кресле, явно окончив речь, и сэр Джордж пожал плечами.

— Как бы там ни было, — сказал он, — наше оружие значительно превосходит копьеметалки четырехруких в дальности. Однако если они сумеют собрать много копьеметателей, наши потери будут куда тяжелее. И тут я подхожу к тому, что заботит меня больше всего. Лекарь уже вылечил большинство наших раненых. Он заверил отца Тимоти, что оставшиеся через пару дней тоже будут в порядке.

Барон решил не показывать своего изумления мастерством лекаря — после всех чудес, которые они видели на борту корабля, он готов был поверить его заявлению, что ни один из тяжелораненых не умрет. Даже раны в живот и грудь, которые на Земле означали неминуемую смерть, по словам лекаря, были излечимы и требовали лишь чуть-чуть больше внимания и времени.

— Раненые вскоре встанут в строй, — продолжал сэр Джордж, — но все же в этой битве мы потеряли пятнадцать человек и одиннадцать лошадей, которых заменить некем, и…

— Четырех человек и шесть лошадей, — перебил его демонический шут, и сэр Джордж растерянно нахмурился.

— Прошу прощения? — спросил он.

— Я сказал, что ваши потери составляют четыре человека и шесть лошадей, — повторил двоеротый. — Оставшиеся одиннадцать человек и пять лошадей годятся для успешной реанимации.

— Реанимации? — переспросил недоумевающий сэр Джордж.

— Это довольно простая процедура для каждой цивилизованной расы, — пояснил демонический шут. — Если мозг не пострадал серьезно, и нет сильного повреждения жизненно важных органов, биовосстановление и реанимация не слишком трудоемки. Хотя в смысле затраты ресурсов это довольно дорогое удовольствие. Я понимаю, что вашему примитивному суеверному сознанию это недоступно. Тем не менее корабельная медицинская система сможет вернуть к жизни всех, кроме четырех ваших солдат и шести лошадей.

Сэр Джордж ошеломленно уставился на демонического шута. С первого дня их плена ничто так не поражало его, как это сделанное бесстрастным голосом заявление. Он думал, что виденные им чудеса «технологии» демонического шута уже научили его ничему не удивляться, но явно ошибался. Если он верно понял двоеротого, одиннадцать мертвых — не просто раненых, а именно мертвых, без дыхания и сердцебиения, — вернутся к жизни, как легендарный Лазарь.

От этого сравнения у него по спине побежали мурашки. Он искренне верил в то, в чем убеждал своих людей с самого начала: демонический шут, невзирая на все свои чудеса и трюки, был всего лишь простым смертным. Все дело в том, что его народ обладал большими знаниями и умениями, которые людям пока недоступны. Но это! Если гильдия демонического шута может воскрешать мертвых, как сам Спаситель, то смертен ли он на самом деле? И существует ли вообще для таких, как он, понятие смерти?

«Довольно!» — мысленно одернул себя барон. Он должен взять себя в руки. Кем бы демонический шут ни был, он не мог быть Богом. Если лекарь может использовать в лазарете эту самую свою «технологию», чтобы спасти людей со вспоротыми животами или пробитыми легкими, у которых кровь пузырилась в ноздрях и воздух свистел, выходя из ран в груди, то почему бы такой «технологии» не быть достаточно сильной, чтобы вдохнуть жизнь в мертвого?

Одна часть его сознания утверждала, что так оно и есть, но другая протестовала, указывая на то, что разница тут весьма значительная. Излечить и оживить — это не вопрос количества, а вопрос качества. Починить — это одно, но вдохнуть жизнь в мертвое тело…

И все же какого бы совершенства не достигла «технология» демонического шута, сам он способен был ошибаться, и весьма сильно. Не заметил прорехи в собственном анализе ситуации, сложившейся в этом мире. Ошибся, по его же собственному признанию, в оценке «примитивных существ с Земли», которые показали куда лучшее понимание поведения четырехруких, чем он сам… Нет, он не мог быть Богом!

— Очень хорошо, — сказал барон, справившись с охватившим его волнением. — Итак, мы безвозвратно потеряли четверых человек и шесть лошадей. Это куда меньше, чем я ожидал, но потери все равно невосполнимы. Если нам придется снова идти в бой, на этот раз уже против союза племен четырехруких, которые могут выставить значительно больше воинов, чем тулаа, наши потери сильно возрастут даже при самых благоприятных обстоятельствах. Если противостоящие вам племена не просто соберут большую армию, но также поразмыслят над тем, что случилось с тулаа, и сменят тактику, потери возрастут еще больше. Кстати, кальтропы, которые мы успешно применили против тулаа, уже не окажутся неожиданностью для наших врагов. Они не будут столь поражены и вполне могут пойти в бой в сандалиях. Одним словом, чем больше времени будет у четырехруких, тем больше у них будет возможности разгадать наши уловки и научиться нас убивать. Каждая следующая битва с ними будет уносить все больше людских жизней и…

— Разве воины вроде вас боятся смерти? — перебил барона демонический шут.

— Конечно, я боюсь смерти, — честно ответил сэр Джордж. — Любой человек боится смерти, особенно если он не причащен, а гибель близка. Но сейчас я говорю не как человек, боящийся смерти, а как солдат, который понимает, что любая самая незначительная потеря уменьшает силу его войска. А с уменьшением сил падает наша способность добывать победы для вашей гильдии.

— Значит, вы не верите, что способны разбить союз здешних племен?

— Я так не говорил, — осторожно ответил сэр Джордж. — Если нам удастся найти племена, готовые выступить с нами против лаахстаар и моутхай, то можно будет набрать среди них воинов, которые будут драться на нашей стороне. Если мой отряд послужит сердцевиной большого смешанного войска, то наша боеспособность увеличится в несколько раз, а потери окажутся меньше. Я беспокоюсь не столько о том, чтобы выполнить задачу, поставленную перед нами в этом мире, сколько о том, чтобы сохранить боеспособность своего отряда для битв в иных мирах, где вам тоже потребуется наша служба.

— Понимаю. Мне нравится, что вы заботитесь о сохранности ресурсов гильдии, но это не должно вас беспокоить. Это моя задача как вашего командира и представителя гильдии. Ваша забота — выполнять мои приказы как можно эффективнее. Я обдумаю ваш совет и сообщу свое решение, когда придет время.

Сэр Джордж сцепил руки за спиной и заставил себя промолчать. Демонический шут несколько мгновений рассматривал его, тоже не произнося ни слова.

— Пока же я доволен вами и вашими воинами, — изрек наконец двоеротый. — Вы хорошо сражались за мою гильдию. В награду за стойкость и отвагу я выведу из стазиса ваших самок и детенышей, и вы проведете время вместе, пока мы будем ждать дальнейшего развития событий. Уверен, что вы будете благодарны мне за эту милость.

— О да, сэр, — ответил барон, оскаливая зубы в отдаленном подобии улыбки. — О да, командир. Я уверен, что все мои люди будут весьма вам за это благодарны и поймут, чем мы заслужили эту… милость.

 

ГЛАВА 5

Часовой у полосатого шатра вытянулся по стойке «смирно» при приближении сэра Джорджа. Барон кивнул в ответ на приветствие, затем шагнул внутрь, отбросив полог, снял пояс с мечом и положил оружие на деревянную подставку. Позади послышались мягкие шаги по роскошному ковру, он с улыбкой обернулся к вышедшей из дальнего отделения шатра жене. Матильда приподнялась на цыпочках, подставляя губы, и он горячо поцеловал ее.

— Как прошла встреча? — спросила она, когда он отпустил ее.

— Как всегда, — ответил барон. — Это значит, могло быть и лучше, но могло быть и хуже.

— Видимо, в детстве отец Тимоти слишком приучил тебя философствовать, любовь моя, — с притворной строгостью сказала Матильда.

— Кто бы говорил, — с кривой усмешкой ответил сэр Джордж. Протянул руку к подносу, с которым в шатер вплыл один из механических слуг, отданный в его распоряжение демоническим шутом, и взял с него бокал чудесного вина.

— Мой отец порой говаривал то же самое. Помнится мне, обычно перед тем, как познакомить мою задницу со своим ремнем за то или другое безобразие.

— Ну, — сказала Матильда, — это меня вовсе не удивляет.

— Да уж.

Сэр Джордж взял с подноса, парившего над металлической сферой, второй бокал и показал подбородком на пару походных кресел, стоявших по обе стороны столика для шахматной игры, поставленного у центральной опоры шатра. Матильда поняла молчаливое предложение и опустилась в кресло, стоящее с той стороны, где на столике были расставлены белые фигуры. Игра была прервана в самом разгаре, и сэр Джордж с трудом скрыл улыбку, когда Матильда задумалась, глядя на доску и решая, каким будет ее следующий ход.

Он подождал, пока она передвинет фигуру, поцеловал выбившуюся из прически прядь ее волос, затем протянул ей бокал и сел в кресло напротив. Вытянул длинные ноги и откинулся на спинку, окидывая взглядом богатую обстановку шатра.

Ткань его была похожа на тончайший шелк, но это был не шелк. На самом деле ткань была даже тоньше и прочнее шелка, хотя куда лучше сохраняла тепло. Она легко раздувалась под ветерком, гулявшим по лагерю, и не заглушала доносящиеся снаружи протяжные стоны существ, заменявших в этом мире птиц. Запахи, которые приносил ветерок, уже стали привычными для англичан за те несколько недель, что они провели здесь, но стоило только сосредоточиться на них, как различия между земными и здешними ароматами становились ясно ощутимыми. Сэр Джордж вряд ли смог объяснить, в чем эти различия заключаются, но они постоянно напоминали людям, что здешний мир не является для них родным.

Он посмотрел наружу из-под открытого полога. Мимо пронеслись с полдесятка подростков с удочками — они явно направлялись к реке с западной стороны лагеря. Среди них был Эдуард, и барон одобрительно кивнул, заметив, как двое дозорных в полном вооружении рысью поехали следом, чтобы присматривать за детворой. Несомненно, Эдуард угостит их за ужином байками о чудовищных рыбах, которые чудесным образом в последний момент сорвались с крючка, и стражники серьезно подтвердят, что удравшие рыбины были ну просто гигантами. Компьютер предупредил их, что здешняя рыба смертельно ядовита для людей, однако это не могло излечить ребятишек от унаследованной от предков тяги к воде и рыбалке.

Он проводил детей взглядом, затем снова посмотрел на лагерь. С того места, где он сидел, ему было видно еще три шатра, каждый почти столь же роскошный, что и его собственный. Их поставили для остальных его рыцарей. За ними виднелись другие шатры, более обширные, хотя и не такие роскошные, где располагались младшие офицеры и сержанты. А за ними, в сторону концентрических колец палисадов и земляных валов, окружавших лагерь, тянулись палатки, каждая на двадцать человек. По убедительной просьбе сэра Джорджа демонический шут поставил маленькие отдельные палатки для женатых солдат, а незамужние женщины и дети жили в двух общих больших шатрах, каждый из которых днем и ночью бдительно охраняли двое дозорных.

Перед некоторыми шатрами горели костры, хотя нужды в них не было, поскольку «обогреватели», которыми был оборудован каждый шатер, были куда эффективнее. Разведение костров, подумал сэр Джордж, можно было бы посчитать глупостью, но на самом деле это было одним из способов, которым англичане пытались самоутвердиться и доказать себе, что не пропали бы в этом мире без чудес двоеротого и команды корабля.

По выражению лица демонического шута ничего невозможно было понять, но из его слов следовало, что он был изумлен просьбой сэра Джорджа устроить для них лагерь вне корабля. Сэр Джордж понимал удивление двоеротого, ведь несмотря на все удобства шатров, их нельзя было даже сравнивать с теми чудесами и роскошью, которые были доступны людям на борту корабля. Шатры были восхитительны сами по себе, поскольку палатка последнего солдата была обустроена лучше шатра любого из земных королей, но помимо комфорта они давали то, чего не было на корабле, — бесценную иллюзию того, что они по-прежнему свободны.

Он посмотрел на меч, лежащий на стойке, и пока правая его рука несла кубок к губам, левая нащупывала рукоять кинжала, словно ища в нем опору. На борту корабля ему и всем его людям было запрещено носить оружие, разве что тупое, которое они использовали для обучения и сдавали в конце каждой тренировки. Никому из людей вне тренировочного зала не разрешалось носить доспехи, ножи и прочие режущие или колющие предметы.

Иное дело здесь, на планете. С помощью Компьютера сэр Джордж выбрал хорошее место для лагеря. Оно было достаточно удалено от племен, живущих в этом мире, который они называли Шаакун, так что нападения можно было не опасаться. Хотя совершенно исключить такую возможность было нельзя, и потому, точно как и во Франции, оружие приходилось держать под рукой. Быть может, это было глупо, особенно после того, как демонический шут показал людям свою неуязвимость, но иметь под рукой добрый меч, копье или лук значило чувствовать себя свободными, чувствовать себя мужчинами и бойцами.

Похоже, демонический шут не слишком узнал своих пленников, если не смог понять такой простой вещи. Эта маленькая уродливая тварь продемонстрировала поразительную способность говорить не те слова и не в то время. Сэр Джордж иногда задумывался: читал ли его командир хоть какой-нибудь трактат, в котором излагалось, как и что должен говорить и делать офицер, дабы заслужить уважение и любовь своих людей? Наверное, нет, поскольку двоеротый вел себя как клирик, с головой зарывшийся в свои приходно-расходные книги и ни о чем больше не желающий знать. Но если он все-таки читал какой-нибудь трактат, то явно дурной или написанный для каких-нибудь тварей, совершенно непохожих на людей, которыми командовал сэр Джордж.

Барон скривился от отвращения, вспомнив ту нелепую речь, в которой демонический шут объявил англичанам, что в награду за победу над тулаа им разрешается разбить лагерь вне корабля и что все остальные люди — включая их жен и детей — будут выведены из стазиса, чтобы разделить кров вместе с ними. Если бы у командира было хоть на грош здравого смысла, он бы на этом и закончил, поручив сэру Джорджу вдохновлять своих людей на грядущие битвы. Но двоеротый считал себя, видимо, непревзойденным оратором, и люди простояли в шеренгах почти час, слушая писклявый голос, несший какую-то околесицу о героической отваге и несравненном могуществе, а также самоотверженной приверженности гильдии. Лишь яростные взгляды офицеров и шепотом сказанные угрозы Рольфа Грэйхэма и Давида Хоуиса удержали солдат от откровенного хохота. Сэр Джордж не мог винить своих людей в этом и сам вздохнул с превеликим облегчением, когда демонический шут завершил наконец свои излияния и, сев в аэрокар, унесся на корабль. Их командир не был бы столь доволен, если бы знал, как его верные отважные воины восприняли произнесенную им речь.

Возможно, впрочем, что барон ошибался и двоеротый вовсе не был в восторге от собственного красноречия. Возможно, ему было наплевать на то, как люди отреагируют на его слова. В конце концов, что за дело высшему существу, каковым он себя, без сомнения, считал, до похвал или насмешек невежественных варваров.

— У тебя слишком задумчивый вид, — сказала Матильда, и сэр Джордж тряхнул головой, словно надеялся таким образом прогнать несвоевременные и никчемные мысли.

— Прости, любовь моя. Я вспоминал вдохновенную речь нашего командира, произнесенную им после сражения с тулаа. Жаль, что ты не слышала.

— Жаль, — сказала она, бросив на него предостерегающий взгляд.

Сэр Джордж непроизвольно вздрогнул. Матильда была права — он слишком явно выказал голосом свое истинное мнение о напыщенной болтовне двоеротого. А ведь Компьютер может слышать их в любой точке лагеря, в каждой палатке, в любом шатре и, скорее всего, прослушивал все разговоры людей точно так же, как он делал это на корабле. Барон, отец Тимоти и сэр Ричард нашли в лагере пять мест, где Компьютер не откликался на вызовы, и сэр Джордж тщательно замерил, где они находятся. Но пока что он не был готов вести рискованные разговоры даже в этих местах.

У сэра Джорджа, правда, создалось ощущение, что тот, кто переводил демоническому шуту его речи и наоборот, плохо передавал их эмоциональную окраску, равно как и эмоции демонического шута. Он не собирался проверять это в ближайшее время, но должен был признать, что в разговоре с командиром несколько раз давал волю чувствам, ехидничал и язвил, чего демонический шут, судя по его реакции, не заметил.

— Но вернемся к моему прежнему вопросу, — продолжала Матильда. — Как прошла твоя встреча с командиром?

— Все идет так, как я и предсказывал, — сказал он, слегка пожав плечами. — Лаахстаар и моутхай продолжают задираться и бахвалиться, требуя, чтобы демонический шут отказался от своих претензий. Кроме того, они жаждут нашей крови. Компьютер подслушал их речи на военном совете, — продолжал сэр Джордж, приподнимая бровь, и Матильда кивнула, поняв его намек. — Верховные вожди хотят нас уничтожить, это даст их племенам возможность занять место тулаа. В то же время каждый из них надеется, что соседнее племя понесет в сражении с нами значительные потери и потом его можно будет силой привести к покорности. Ни лаахстаар, ни моутхай не пожелают в случае победы над нами делиться друг с другом властью и славой.

— Как это знакомо! — прошептала Матильда, печально улыбнувшись, и сэр Джордж кивнул.

— Очень напоминает шотландских лэрдов или ирландских корольков, — согласился он.

— О господи, — покачала головой Матильда — Как ужасно сознавать, что эти бедняги попадут в твою западню, дорогой.

— Не мою, — поправил жену сэр Джордж. — Командира. Я всего лишь советник, как и Компьютер. Окончательное решение остается за ним.

— Конечно, — быстро кивнула она, хотя на ее лице читалось совершенно противоположное. Она была немного испугана, и сэр Джордж, подавшись вперед, легонько коснулся ее щеки. Он знал, что Матильда опасается, как бы демонический шут не счел слишком умного подчиненного угрозой для себя. Судя по жестокости и презрению, с которыми относился этот нелепый недомерок к английским воинам, не было никаких сомнений, что вызвавший его подозрения человек немедленно будет умерщвлен.

Сэр Джордж понимал опасения жены, но в нем все больше крепла уверенность, что демонический шут просто представить себе не может ситуацию, в которой он или какой-либо иной человек способен хоть чем-то угрожать такому совершенному, цивилизованному существу.

Он очень заботился о личной безопасности и сохранности своего корабля. Ни один человек не мог открыть ни люка, ни двери, через которые можно было попасть в другие отсеки корабля, за исключением того, в котором их держали. Никому из людей не позволялось носить оружие на борту корабля, и вооруженные бородавочники, которых Компьютер называл хатори, служили им постоянным напоминанием о том, что неповиновение и мятеж караются смертью. Даже здесь, в их уединенном лагере, постоянно шатались два десятка хатори в тяжелых доспехах и с секирами. Временами они взбирались на маленький холмик над лагерем, где опускался «посадочный челнок» с корабля, и злобно смотрели оттуда вниз, на людей. Теперь англичане были не безоружны, а после того, как они расправились с тулаа, даже до таких тупых тварей, как хатори, дошло, что их прикончат в тот самый момент, когда они дадут к тому достаточно веский повод. Но может быть, демоническому шуту только это и надо было? Хатори не были настоящими тюремщиками — они были скорее часовыми или дозорными. Если люди окажутся столь глупыми, что нападут на них, возмездие демонического шута будет немедленным и жестоким, все англичане понимали это не хуже сэра Джорджа.

И все же, несмотря на предосторожности, а возможно, именно из-за них демонический шут не верил, что кто-нибудь из людей, этих дикарей и варваров, способен по-настоящему угрожать ему. Принятые им предосторожности пресекут мятеж в зародыше, полагал он и потому заботился о том, что думают о нем его невольные слуги — или рабы? — значительно меньше, чем следовало. Сэр Джордж был уверен, что, окажись он на месте двоеротого, ему бы не пришло в голову проявить столь непростительную беспечность.

Барон, правда, признавал, что какими бы простыми ни были предпринятые демоническим шутом меры предосторожности, они надежно защищали его. До поры до времени. Ибо, сознавая, сколь опасен ход его мыслей, сэр Джордж не мог удержаться от того, чтобы ежедневно не обдумывать, как можно сбежать от двоеротого или уничтожить его. Пока что он не придумал ничего дельного. Унизительнее всего было сознавать, что только совершенные «технологии» демонического шута да верность ему Компьютера препятствовали этому. Без них двоеротый, команда корабля, хатори и, вероятно, даже вечно молчаливые драконолюди имели мало шансов выстоять против ветеранов сэра Джорджа. Без них — да. Но как сделать, чтобы он лишился их помощи?..

— Между прочим, — сказал сэр Джордж нарочито веселым голосом, — из тех племен, которые приняли наши условия, вернее условия гильдии, два уже поклялись в вечной дружбе и верности нашему командиру. — Он выпучил глаза и приставил ладони к голове, так чтобы они стали похожи на стоящие торчком уши. Матильда прикрыла рот рукой, чтобы не рассмеяться, — она поняла, что ее муж изображает двоеротого. — Четыре племени готовы последовать их примеру, в то время как Компьютер и механические послы командира уговаривают остальных.

— А что предпринимают наши противники? — спросила Матильда.

— Лаахстаар и моутхай привлекут на свою сторону больше четырехруких, чем мы, — ответил сэр Джордж. — Компьютер постоянно пересчитывает, сколько на чьей стороне будет воинов, когда дело дойдет до сражения, но ситуация еще не определилась, и заключения его постоянно меняются. В настоящий момент соотношение сил противника с нашими, включая союзников, выглядит примерно как три к двум.

— Их перевес не так уж велик, — заметила Матильда.

— Верно, но я бы предпочел, чтобы он был на нашей стороне, — улыбнулся сэр Джордж. — Особенно потому, что вожди лаахстаар крепко задумались по поводу того, что произошло с тулаа. Полагаю, они будут вести себя куда осмотрительнее. Или, по крайней мере, попытаются быть осмотрительными. Командиру проще решить, что он будет осторожным, чем внушить эту мысль своим солдатам. Как только начинается бой, все решает поведение рядовых бойцов, а четырехрукие так привыкли сразу же бросаться в атаку, что, мне кажется, ни один вождь не сможет заставить их держать оборону. Сколько бы бойцов они ни собрали, им наверняка понадобится несколько недель, чтобы решить спор о том, кто будет командовать ими, утрясти вопросы организации и тактики ведения боя. Это будет похлеще, чем формировать английское войско, дорогая моя, хотя я никогда не думал, что существует задачка потруднее. А пока они будут этим заниматься, Рольф, Уолтер и я поработаем над нашими союзниками. Когда мы надлежащим образом обучим копьеметателей и поставим их помогать нашим лучникам, сколько бы четырехпалых ни набрали лаахстаар и моутхай, им несдобровать.

— Скольких людей будет нам стоить битва с ними? — тихо спросила Матильда, и ее прекрасные голубые глаза потемнели.

Сэр Джордж посмотрел на нее с сочувствием, понимая, что она искренне будет горевать о гибели любого из его людей, но больше всего боится за него самого.

— Удел мужчины — гибнуть в сражении, — негромко сказал он. — При том, что у нас будет много союзников, людям не обойтись без потерь в этом сражении. Хочется верить, что погибнут не многие. — Она впилась в глаза сэра Джорджа горящим взглядом, и он стойко выдержал его. — Я говорю то, что думаю, любовь моя. Прежде чем мы столкнулись с тулаа, я не сознавал до конца, насколько хорошо наше новое оружие и доспехи, которыми снабдил нас командир. Любой наш пехотинец сейчас вооружен не хуже рыцарей короля Эдуарда во Франции! Наши лошади защищены лучше, чем любая, каких я только видел на Земле. Наши воины обучены лучше четырехруких, и я уверен, что потери будут невелики, разве только вмешается злой рок, но это, как ты понимаешь, вряд ли случится.

— Здесь я все понимаю. — Матильда коснулась рукой своего лба. — Но здесь, — она приложила руку к груди, — живут тревога и страх. Ты хороший муж и славный мужчина, Джордж. Я очень люблю тебя. И все же, кажется мне, ты порой не понимаешь, как тяжко видеть того, кого ты любишь, идущим в бой. И знать, что ты ничем не можешь ему помочь. Ни уберечь, ни защитить, ни даже разделить с ним его участь.

— Не понимаю, и слава богу, — ласково сказал он и нежно прикоснулся рукой к ее подбородку. — Я могу только догадываться о той ноше, которую несет жена каждого воина, и делать все возможное, чтобы ее облегчить. Поверь, я делаю все, чтобы жертв с нашей стороны было как можно меньше. Но у меня нет выбора, идти мне на битву или нет. Размышлять об этом я мог в Англии, но не здесь. Утешься же тем, что наш командир считает нас ценным приобретением для гильдии и потому не станет тратить наши жизни попусту. — Он улыбнулся, пытаясь скрасить ставший слишком серьезным разговор шуткой. — Не надейтесь, что вы так легко избавитесь от меня, миледи. Даже если я буду повержен, лекарь, проявив присущее ему мастерство, возвратит меня к жизни.

— Не самая удачная шутка, Джордж, — ответила Матильда, и улыбка его погасла прежде, чем упрек в ее глазах.

— Ты права, — признал он. — Прости меня.

— Конечно же прощу, глупый ты мой! — Она потянулась к его руке и крепко сжала ее. — Мне не надо было придираться к твоей глупой шутке — ведь я знала, что ты хочешь утешить меня… Но…

Голос ее задрожал и осекся. Сэр Джордж поцеловал руку жены, не зная, чем он может по-настоящему ее утешить. Демонический шут не солгал — одиннадцать убитых воинов вернулись в их отряд после того, как лекарь оживил их. Его люди отнеслись к этому по-разному: кое-кто откровенно радовался, иные сочли вполне естественным — мало ли чудес они видели на корабле. Нашлись и такие, кто шептался о сговоре с нечистым, а это было опасно. Барон сделал все, чтобы урезонить недовольных, но горький осадок от их речей остался у него на душе, и смыть его не удалось даже превосходным вином, присланным ему двоеротым.

Воскрешенные не помнили того, что случилось с ними после смерти. По крайней мере, четких воспоминаний у них не сохранилось. Первый день после воскрешения они плохо соображали и походили на пьяных или на умалишенных. Они не всегда отзывались на свои имена, отвечали на вопросы невнятно, словно были не в себе. Со временем это стало не так бросаться в глаза, и все же…

Все раненые, которых врачевал лекарь, оправлялись от ран с чудесной быстротой. Мало кто из них запомнил, как были исцелены их раны, но два-три человека вспомнили, что их поместили в ящик из хрусталя, оставив голову снаружи. Ящик быстро заполнился чем-то вроде очищающего пара, но он был несколько другим — более густым, плотным, похожим на жидкость, которая жгла и щипала, касаясь тела. Это было не больно, говорили они с разной долей убежденности. Это просто было… необычно. Странное ощущение не поддавалось описанию, и сэр Джордж надеялся, что судьба убережет его от знакомства с этим неописуемым паром.

Как бы ни действовал этот пар, он оставлял свою отметину на раненых, поскольку та часть тела, где была рана, становилась темно-красной. Не кровавого цвета, а скорее как панцирь вареного рака или кожа у тех англичан, которые по дурости подставили себя под лучи жгучего солнца Средиземноморья или Испании. Красные пятна не болели, они вообще теряли чувствительность и исчезали через день или два после того, как раненые возвращались из лазарета.

Одиннадцать Лазарей были такого же красного цвета, но не частично, а с ног до головы, и «загар» этот сходил с них куда медленнее. По мнению сэра Джорджа, это должно было успокоить людей, особенно тех, кто сам носил отметину такого же цвета после ранения, но не тут-то было. Неестественно красный цвет кожи лишь усугублял страх перед воскресшими мертвецами.

Страх поселился не только в душах многих воинов, но и в душе самого барона, несмотря на данные ему демоническим шутом объяснения. Дело могло принять скверный оборот, если бы не отец Тимоти. Хвала Господу, что сэр Джордж сообразил отвести священника в сторонку и предупредить его о скором возвращении воскресших в строй. Отец Тимоти был потрясен не меньше, чем он сам. Может, даже сильнее, поскольку его учили — и сам он учил, — что чудесные исцеления и воскрешения совершаются только силой Господа или святых. Но двоеротый-то не был святым!

К счастью, у отца Тимоти было два дня на подготовку. Большую часть этого времени доминиканец провел в молитве и посте, взыскуя божественного руководства, но когда он окончил свое бдение, глаза его были полны спокойствия и уверенности. Когда часть воинов стала шарахаться от воскрешенных и осенять себя крестами, а кто-то даже схватился за оружие, отец Тимоти появлялся среди них, словно огромный, широкоплечий, беловолосый медведь, посланный для вразумления людей самим Господом. Мощь его голоса, которым он развеивал нелепые страхи и увещевал англичан принять милость Господню, при каких бы странных обстоятельствах она ни проявлялась, сделала бы честь любому медведю. Перепуганные солдаты, испытывавшие ужас перед сверхъестественным, казались рядом с ним мальчишками, вызвавшими гнев вспыльчивого наставника, когда на них громом обрушивался бас священника.

И все же ощущение неестественности не ушло. Остался вопрос: являются ли воскресшие теми, кем были при жизни? Или это подменыши? Та же плоть — безусловно! — но живет в ней душа? А если живет, то чья?..

Сэр Джордж искренне верил в правоту отца Тимоти. Конечно же он прав! В конце концов, Господь действует через того, кого Он сам выберет, даже если этот избранник является демоническим шутом. И все же сомнения посещали порой сэра Джорджа…

— Я верю Тимоти, — твердо сказал он Матильде. — Если он говорит, что воскрешение моих людей есть чудо Господне, то кто я такой, чтобы спорить с ним? И все же, хотя я верю ему, мои чувства никак не примирятся с моими верой и разумом. — Он улыбнулся ей. — Не ты одна смотришь на это как на нечто нечестивое, миледи! Но полно, нельзя уделять столько внимания неуклюжей шутке неуклюжего мужа!

— Боюсь, нам придется привыкнуть еще ко многому столь же нечестивому, — сказала Матильда. Отпустив руку мужа, она потянулась за кубком с вином и, заметив, как он поморщился, поспешно добавила: — Не обращай внимания на мои слова. Не подумав, я часто говорю первое, что приходит в голову.

— Вот уж этого за тобой не водится, напрасно на себя наговариваешь. Хотя порой мне кажется, твой отец не понимал, какое ужасное создание готовится выпустить в ничего не подозревающий мир, побуждая тебя учиться читать.

— О, думаю, он прекрасно понимал, что делает! — ответила Матильда с коротким невеселым смешком. Время притупило остроту потери, и все же лицо ее затуманивалось при упоминании о графе Кэтуолле. — Полагаю, он был рад, что младшим его ребенком оказалась дочь, которую можно без особых хлопот сбыть с рук. И вряд ли он сильно задумывался о судьбе несносного дитяти, которое изловчился всучить ротозею, согласившемуся взять меня в мужья! — Она чуть заметно улыбнулась. — Он был невысокого мнения о моем уме и рассчитывал, что грамотность поможет мне восполнить его недостаток. Судя по твоим словам, его надежды не оправдались…

— Оправдались сверх всякой меры! — шутливо взмахнул руками, словно защищаясь от чего-то невидимого, сэр Джордж.

Матильда недоверчиво хмыкнула, и оба они весело рассмеялись. Сэр Джордж любил, когда его жена смеялась, тем более что случалось это не так уж часто.

Он понимал, как несчастна была она, сумев выносить только одного ребенка. У нее было два выкидыша до Эдуарда, потом Матильда потеряла еще двоих. Сознание того, что она бесплодна и не может родить ему других детей, которые могли бы в случае чего наследовать за Эдуардом тяжким трудом добытые земли и титулы, было постоянным источником ее печали и чувства вины. Сэр Джордж разделял как ее печаль, так и горе при смерти каждого ребенка. Да, он тоже проводил бессонные ночи, особенно когда Эдуард подхватывал лихорадку или, простыв, метался во сне, пылая жаром. Сколько планов и надежд на будущее было связано с этим хрупким ребенком! Ребенок мог тысячу раз умереть, не достигнув совершеннолетия, и некому было заменить его, некому наследовать все то, что составляло немалое достояние сэра Джорджа…

И все же барон никогда серьезно не думал о том, чтобы взять на ложе другую женщину, способную родить ему много сыновей и наследников, хотя иной высокородный лорд счел бы это совершенно необходимым. Сэр Джордж был всего лишь человеком и часто, особенно на поле битвы, вдалеке от дома, остро ощущая свое одиночество и смертность, не раз испытывал всевозможные искушения. Одолеть их было нелегко, ведь он был крепким мужчиной и всегда нравился женщинам. Но он мужественно сражался с собой и, как правило, побеждал. Некоторые из его друзей подшучивали над его целомудрием и верностью жене, но только ближайшие друзья осмеливались сказать это ему в лицо, поскольку сэр Джордж Винкастер был человеком горячим и вопросы чести предпочитал решать в поединке.

Шутки по поводу его верности жене были по большей части проявлением завистливого восхищения им мужчин, видевших в нем человека, способного на то, чего сами они сделать не могут, несмотря на мучительное уколы совести, терзавшие их после очередной измены своим избранницам. На самом-то деле хранить верность своей жене барону было не так трудно, как им представлялось. Отчасти потому, что он серьезно относился к данному слову, а какая из клятв может быть крепче той, которую он дал в день венчания? Но сэр Джордж сознавал, что не только честь заставляет его держать брачную клятву. Существовали еще две не менее важные причины. Одна заключалась в том, что за время многочисленных походов он не встретил женщины прекраснее, чем та, которая согласилась стать его женой. Вторая, куда более важная, состояла в том, что, каким бы несвойственным мужчине это чувство ни казалось, он любил свою жену больше, чем себя или даже свою честь. Он мог быть порой неловким и бестактным, как любой другой мужчина. Он мог ранить ее своей беспечностью или небрежностью. Он мог разгневаться на нее и даже обругать под горячую руку. Но никогда в жизни он сознательно не предал бы ее и не сделал ей больно. Умереть, казалось ему, было значительно проще и естественней.

Вероятно, мысли сэра Джорджа отразились на его лице, и взгляд Матильды потеплел и посветлел. Барон же не мог налюбоваться своей женой, хотя и отдавал себе отчет, что не каждый мужчина счел бы ее красивой. Она была слишком высокой для женщины, выше многих мужчин, с резко очерченным носом и подбородком, говорящим о сильном и упрямом характере. Кое-кому плечи ее показались бы слишком широкими, пальцы — слишком длинными и сильными, отнюдь не нежными белыми пальчиками настоящей благородной дамы. Она шагала широко и упруго, прекрасно скакала на лошади, будучи с детства приучена к верховой езде. Ее платья всегда казались слишком тесными для столь энергичной женщины, а роскошный водопад золотых волос не могли удержать никакие заколки, и они часто рассыпались по плечам, когда она с головой уходила в одну из своих любимых книг, склонялась над дневником или над альбомами, которые привыкла заполнять рисунками с тех пор, как ее отец вывез из Италии учителя-рисовальщика. Матильде было тогда тринадцать лет. У нее были удлиненное лицо и такая стройная фигура, что в двадцать девять она могла сойти за девятнадцатилетнюю, и любой обитатель замка Уикворт мог бы добавить, что у девицы чертовский норов. К этому, впрочем, следовало бы добавить, что проявлялся он, как правило, лишь в тех случаях, когда она становилась свидетелем несправедливости, злобной лжи или тупости, и не был следствием скверного характера.

Не каждому подошла бы такая жена, как Матильда Винкастер, но другой сэр Джордж не желал, и сердце барона сжималось от ужаса, когда он думал, что, угрожая ей, демонический шут может заставить делать его все, что ему заблагорассудится. Если только он когда-нибудь научится достаточно хорошо разбираться в человеческих чувствах…

— Ты вновь задумался, — укорила его Матильда.

— Правда?

— Правда-правда. Если ты будешь задумываться в моем присутствии слишком часто, это не пойдет тебе на пользу! — лукаво сказала она и ни с того ни с сего вздохнула. — Длинный сегодня выдался день.

Сэр Джордж глянул за откинутый полог шатра. Тусклое солнце Шаакуна ползло к горизонту и уже скрылось наполовину за верхушками высоких деревьев, растущих по ту сторону лагеря.

— Хотела бы я знать, куда запропастился Эдуард?

— Он со своими приятелями отправился на речку и проторчит не один час, — сообщил барон. — Не воспользоваться ли нам его отсутствием, чтобы…

— Разве он один может заглянуть в наш шатер?

— Нет, но только он влетит сюда без предупреждения.

— Ты уверен, что отец Тимоти не придет сюда, чтобы обсудить недавнюю… неосторожность Элизабет Гудторн? Или сэр Ричард с Уолтером не надумают, что именно сегодня ты должен решить, какие перестановки надо совершить в кавалерийском отряде? Или Рольф и Давид не…

— Нет, я не уверен. Но я велел часовому сказать любому из них, что я занят… И чтобы меня хотя бы на время оставили в покое, — сказал барон, расплываясь в улыбке.

— С ума сойти! Неужели ради меня ты забыл о своем долге, милорд? Я потрясена, польщена и…

— Всему виной одеяния, которыми снабдил нас командир! — шутливо попытался снять с себя мнимую вину сэр Джордж.

При этом он подумал, как думал уже не раз, что любой муж счел бы облегающее одеяние Матильды ужасно нескромным и запретил бы своей жене появляться на люди в таком виде. Правда, это ужасно нескромное одеяние удивительно шло ей, дивно оттеняя все прелести ее высокой, стройной фигуры. Не всем женщинам так повезло, хотя всем им пришлось привыкнуть к этой одежде, потому что выбирать было не из чего. После недолгой внутренней борьбы сэр Джордж сдался и признал, что должен поблагодарить демонического шута за непривычные одеяния, которыми тот снабдил его людей.

— Искать виноватого в своих проступках недостойно мужчины, — нравоучительно сказала Матильда и совершенно другим голосом спросила: — Скажите-ка, милорд, какими такими важными делами вы собираетесь заняться, уединившись в шатре среди бела дня со своей женой?

— Конечно скажу, миледи, — ответил он, хитро подмигивая супруге. — Однако мне легче будет показать это, чем пытаться объяснить словами.

— Неужто, милорд? — промурлыкала Матильда.

— О да, — мягко сказал он, вставая и обходя шахматный столик. — Несомненно. И вы в этом скоро убедитесь.

* * *

— Нынче дело малость по-другому оборачивается, милорд.

— Это еще слабо сказано, Уолтер, — сухо отозвался сэр Джордж.

Они стояли плечом к плечу под штандартом барона и смотрели вдаль, на войско противника, выступившее против них под началом племен лаахстаар и моутхай. Напоминавшее толпу войско четырехруких было огромно. Компьютер постоянно сообщал сэру Джорджу изменения в оценке его численности, но, глядя на море злобных четырехруких великанов, барон думал, что бездушные цифры — это одно, а стоящий перед тобой, рвущийся в бой противник — совсем другое. Согласно последним подсчетам Компьютера, против них выступили восемь племен под командованием старшего военного вождя лаахстаар, под руку которого собралась примерно сорок одна тысяча воинов. Три четверти из них находились перед бароном и должны были принять участие в предстоящем сражении. Это означало, что сэру Джорджу с его людьми и четырехрукими союзникам из племен шернай, наамааль и тайрнанто будут противостоять около тридцати одной тысячи бойцов.

Глядя, как четырехрукие верзилы, втаптывая в пыль лиловую траву, катятся на позиции его людей, сэр Джордж готов был поклясться, что их по крайней мере в два раза больше, чем насчитал Компьютер. Правду говорят, что у страха глаза велики.

«Эти парни в два раза крупнее моих ребят, — мрачно подумал он. — Потому-то мне и кажется, что против нас выступило все население Шаакуна!»

— Пойду-ка я, милорд, к сэру Ричарду, — сказал Скиннет и с невеселой улыбкой добавил: — А вы уж сделайте милость, не позвольте этим многоруким тварям себя убить.

— Это не входит в мои планы, — заверил ветерана сэр Джордж. — Моя жена никогда мне этого не простит.

— При всем моем почтении к вашей леди, милорд, прощение ее в этом деле мало что значит, — не принял шутливого тона Скиннет. — Представьте, какой бардак тут начнется, если руководить нашим войском возьмется кто-то другой, — он выразительно ткнул пальцем в сторону зависшего над землей аэрокара. — Верно вам говорю, в этом случае живые позавидуют павшим!

Сэр Джордж посмотрел вверх и коротко фыркнул.

— Постараюсь, чтобы до этого не дошло. А ты правда поезжай к сэру Ричарду и проследи, чтобы тот не слишком увлекался.

— Об этом не беспокойтесь, сэр. Мы с сэром Ричардом хорошо научились понимать друг друга. А уж с его оруженосцем мы точно столкуемся. — Закаленный ветеран коварно хмыкнул. — Иначе я отыскал бы умельца, который этой ночью малость надрезал бы ему подпругу.

— Ну и негодяй же ты, Уолтер Скиннет! — осклабился сэр Джордж.

— Да неужто? — Скиннет сделал вид, что задумался, затем покачал головой, поскольку в доспехах не больно-то пожмешь плечами. — Конечно, вы правы, милорд. Но, говорят, в чистилище не так уж и плохо. Только подумайте, сколько герцогов и графов составят мне компанию!

Он рассмеялся и пустил своего жеребца рысью в направлении всадников, построенных вокруг личного штандарта сэра Ричарда. Сэр Джордж сам бы хотел гарцевать среди них на Сатане, но не мог себе этого позволить. Официально командиром их смешанного войска был демонический шут, и, возможно, он сам верил, что командует им. Но сэр Джордж и его солдаты прекрасно знали, кто тут на самом деле главный. Именно барон, с помощью Компьютера в качестве переводчика, сплотил людей и союзников, создал из них боеспособную армию. И потому именно его люди и вставшие под их знамена четырехрукие считали своим настоящим командиром.

Некоторые из дружественных людям племен разделяла вековая вражда, корни которой были столь же запутанны, как и корни распрей многих шотландских кланов. Общие беды и запах добычи могли на время сбить их в единую стаю, но даже мысль о том, чтобы очутиться под командованием одного из своих заклятых врагов была невыносимой для них. Сэр Джордж был поставлен командиром над ними самим «божественным» двоеротым. О странном чужеземном воителе было известно только то, что его отряд разгромил во много раз превосходящее его войско тулаа и, перебив почти пять тысяч четырехруких воинов, потерял всего четверых своих.

Барон знал, что союзники считают его сверхсуществом, почти равным демоническому шуту, и испытываемое к нему чувство священного трепета вместе с сознанием того, что он стоял вне местных свар и усобиц, делало его приемлемым для четырехруких командиром, каким не мог стать ни один из их вождей. А это означало, что он должен находиться здесь, в центре войска, где старшие командиры могут его видеть и откуда ему будет виден весь ход сражения.

Лично он прекрасно обошелся бы без роли непобедимого вождя и обязанностей, связанных с ней, но выбора не было — пришлось взвалить на свои плечи и то и другое. И потому он провел последний месяц — согласно подсчетам отца Тимоти, — делая из трех главных союзных племен и зависимых от них более мелких племен армию, которая на сегодняшний день насчитывала, включая англичан, девятнадцать тысяч воинов. Это оказалось непростой задачей, но и не настолько трудной, как он ожидал. Местные вожди были такими же коварными, беспринципными интриганами, как и предводители любой феодальной армии Земли, однако у них не было такого же опыта плетения интриг. Сэр Джордж не поднялся бы за последние пятнадцать лет своей жизни до звания старшего командира, если бы не научился общаться с куда более искусными хитрецами. Пройдя хорошую школу, теперь он ловко манипулировал четырехрукими вождями, дабы создать к моменту сражения слаженное боеспособное войско.

Сложнее всего было убедить демонического шута не мешать ему заниматься делом, в котором он разбирался не в пример лучше него. Барон до сих пор не знал, что надобно двоеротому и его гильдии от обитателей этого мира. Насколько он мог судить, у местных жителей не было вообще ничего такого, что могло бы привлечь купцов, владеющих чудесами и «технологиями», доступными демоническому шуту. Но даже владей они неким сокровищем, кружной путь, избранный двоеротым, казался ему в высшей степени странным. Вероятно, у таинственной гильдии существовала веская причина для вторжения на Шаакун, но сэру Джорджу до сих пор было о ней ничего не известно. Если гильдия во что бы то ни стало желала торговать с четырехрукими или брать с них дань, почему бы ей было не принудить их к этому, воспользовавшись своим невероятным оружием? Отряд драконолюдей с их огненным оружием легко мог уничтожить армию во много раз большую, чем та, что катилась сейчас на войско сэра Джорджа… даже если бы этим отрядом командовал демонический шут. Впрочем, поправил себя барон, тут он, пожалуй, погорячился. Двоеротый был столь некомпетентен в воинском деле, что мог бы проиграть и заведомо выигрышное сражение. В этом отношении до него далеко было даже французам.

Некомпетентность эта ярко проявилась сразу же, как только демонический шут начал создавать союз местных племен, признав в конце концов перспективным предложенный сэром Джорджем план. Промахи эти были отчасти следствием того, что поначалу он не видел, особой нужды в создании такого союза и не был готов к такому повороту событий. Он рассчитывал, что, когда сэр Джордж со своим войском задаст хорошую взбучку тулаа, остальные племена примут продиктованные им условия и вопрос будет исчерпан. Увы, тут он просчитался, и разгром тулаа только усложнил стоящую перед ним задачу, хотя барон неоднократно намекал ему, что не слишком-то разумно уничтожать военную силу того, кто мог бы заставлять других выполнять твои требования. Но двоеротый, естественно, не прислушался к словам «примитивного землянина» и поступил по-своему.

Чем больше сэр Джордж наблюдал за действиями демонического шута на Шаакуне, тем сильнее они его озадачивали. Даже если не задаваться вопросом о том, почему существо с таким оружием, и возможностями нуждается в мечниках и лучниках, оставалось непонятным, почему двоеротый столь несведущ в том, как их следует использовать. Создавалось впечатление, что, похищая англичан с Земли, он вообще смутно понимал, зачем это ему нужно. Несмотря на всю его самоуверенность, он явно учился постигать азы совершенно незнакомого ему дела… и сэру Джорджу, невольно ставшему его учителем, было очевидно, что ученик звезд с неба не хватает.

Это было неплохо до тех пор, пока он позволял кому-то из тех, кто знает воинское ремесло — в частности сэру Джорджу Винкастеру, — заниматься подготовкой кампании. В этом случае невежество его в данном вопросе не влекло за собой никаких скверных последствий. Понимание двоеротым того, что интуиция и политический опыт сэра Джорджа необходимы ему столь же сильно, как и его командирские навыки, шло англичанам на пользу. По крайней мере сейчас, хотя в будущем это могло дорого обойтись барону. Ни один генерал не захочет оказаться в полной зависимости от одного из своих офицеров, какими бы талантами тот ни обладал. Немало таких «незаменимых» командиров были отстранены от должности или предательски убиты, как только начали затмевать своих начальников. Хотя двоеротый изначально был уверен в том, что отряд похищенных им англичан не представляет для него никакой опасности. По-видимому, это проистекало из его непомерной самоуверенности или нежелания понять, что преданность англичан своему истинному командиру может хоть чем-то ему угрожать, и сэр Джордж надеялся, что демонический шут не переменит своего мнения на этот счет.

Но что бы ни сулило грядущее, сейчас именно сэру Джорджу и Компьютеру выпало на долю разбираться в спорах своих четырехруких союзников и сплачивать их ряды, дабы они помогли людям одержать победу над противниками демонического шута. И потому-то, думал барон, ему надлежит стоять на вершине холма, в центре своего смешанного войска, наблюдая за действиями двуруких и четырехруких командиров.

Войско союзников растянулось на три четверти мили в обе стороны от того места, где он стоял, и, на его взгляд, фронт оказался слишком длинным, несмотря на то что в резерве оставалось почти пять тысяч воинов, а в самых уязвимых точках бойцы его стояли в двенадцать рядов. Именно из-за длины фронта Скиннет и сэр Ричард должны были действовать самостоятельно, взяв на себя командование правым крылом армии сэра Джорджа. Сэру Брайану Стэнхопу и Давиду Хоуису барон доверил командовать левом крылом, а Рольф Грэйхэм и сэр Энтони Фицхью отвечали за лучников, стоящих в центре. Разделив кавалерию на два отряда, сэр Джордж сознавал, что ослабляет силу своего ударного отряда, но пошел на это, чтобы укрепить решимость и дисциплину не слишком-то надежных союзников.

Однако сейчас его заботило не столько ослабление конницы, сколько тот факт, что ему предстояло командовать огромной армией, насчитывавшей девятнадцать тысяч бойцов. Никогда прежде ему не доводилось вести в бой такую силу, и он не был уверен, что кто-нибудь из земных полководцев собирал под свою руку столь крупное войско. На Земле руководство такой армией было бы невероятно трудным делом, но у сэра Джорджа имелись преимущества, которых лишены были полководцы его родного мира. Благодаря Компьютеру он хорошо знал поле боя, подробно изучив его «голографические» изображения, сделанные с высоты птичьего полета, и мог получать сведения о ходе сражения с такой быстротой и точностью, которых не могли обеспечить самые лучшие гонцы. Кроме того, Компьютер мог общаться с любым из его находящихся на поле боя людей так же легко, как и в лагере, и барон имел возможность передавать им через него приказы, не опасаясь, что они опоздают или вообще не дойдут до адресата.

В какой-то момент сэр Джордж пожалел, что не использовал всех этих возможностей в сражении с тулаа, но, поразмыслив, пришел к выводу, что, возможно, тогда и не стоило смущать его людей слишком большим вовлечением в дело «технологий» демонического шута. Но с тех пор, обучая воинов, он пользовался ими все время, и его люди привыкли к тому, что теперь им не нужны сигналы горна или курьеры. Он ввел много новшеств, хотя и допускал, что не все они сработают в этом сражении в полную силу, но убежден был по крайней мере в том, что его войско не потерпит поражения из-за путаницы в приказах. Мгновенная связь с любым из солдат и командиров обеспечивала его армии немыслимую прежде согласованность действий, которая должна была стать залогом победы предстоящего сражения.

Разумеется, огромное количество в ней четырехпалых в известной мере снижало эту согласованность, но «передатчики» демонического шута должны были помочь им и тут. Их было не так много, как хотелось бы сэру Джорджу, но они имелись у каждого предводителя крупного племени и у большинства из подчиненных им вождей более мелких племен. Через них Компьютер должен был передавать союзникам переведенные на их язык приказы сэра Джорджа, хотя сначала идея эта пришлась не по нраву бестелесному обладателю опекавшего англичан голоса. Компьютер не сказал этого прямо, но по его молчанию сэр Джордж понял, что предложение это вызывает у него какие-то опасения. Однако, посоветовавшись с демоническим шутом, Компьютер все же согласился, что возможность четко и быстро связываться с союзниками давала армии сэра Джорджа неоценимые преимущества перед противником, и, кроме того, поскольку сообщения предполагалось передавать через «божественные устройства», они должны были помочь укрепить четырехруких в вере, что двоеротый является по меньшей мере полубогом.

Сэр Джордж был добрым христианином и чувствовал себя очень неуютно, выдавая демонического шута за «божество». Еще больше огорчало его то, что и сам он в глазах местных жителей выступал кем-то вроде архангела, но даже угрызения совести не заставили его отказаться от преимуществ, которые сулила мгновенная связь с подчиненными. В конце концов он утешился тем, что местные никогда не слышали о Христе, так что все равно были обречены на муки адские. А раз уж Сын Божий своевременно к ним не явился, то, стало быть, у него имелись для этого веские причины. Он простит сэру Джорджу его вынужденное святотатство.

Барон хмыкнул и, продолжая наблюдать за приближением противника, невольно припомнил выражение лица Тимоти, когда ему пришло в голову поделиться с ним своими мыслями. Н-да-а-а… Удивительно будет, если отец Тимоти не наложит на него за них соответствующую епитимью.

Отогнав эту мысль, сэр Джордж отметил, что четырехрукие наступают нынче куда медленнее и осторожнее, чем тулаа. И все же они приблизились уже настолько, что пришла пора оторваться от размышлений и полностью сосредоточиться на предстоящем сражении.

При ближайшем рассмотрении вражеское войско оказалось организовано значительно лучше, чем казалось на первый взгляд. То, что издали выглядело толпой, постепенно превратилось в две широкие колонны, каждый ряд которой состоял примерно из сотни воинов. Итак, две колонны, по восемь-девять тысяч четырехруких в каждой. Отряды из четырех-пяти тысяч бойцов прикрывали фланги. Остальная часть войска — плотная масса копьеметателей — располагалась между колоннами, и при виде ее барон скривился, словно от глотка скисшего вина. Копьеметателей было тысяч семь-восемь, и на сей раз они занимали позицию, которая обеспечивала им наилучшую позицию для стрельбы.

Намерения врага были очевидны. Четырехрукие собирались, подойдя поближе, обрушить на центр войска сэра Джорджа шквал дротиков, после чего бросить на него воинов, вооруженных секирами. План был прост и безупречен, поскольку позволял противнику в полной мере использовать свое численное преимущество.

«Да и к чему, спрашивается, этим ребятам хитрить, имея столь неоспоримый перевес в силе? — мрачно спросил себя сэр Джордж. — Хитрить и изворачиваться предстоит мне, чтобы сдержать эту массу четырехруких здоровяков…»

— Тайрнанто начинают беспокоиться, — прозвучал в его ушах бесстрастный, как всегда, голос Компьютера. — Кое-кто из младших вождей требует разрешения атаковать.

— Скажи Старамхану, чтобы он не забывал о нашем плане! — отрезал сэр Джордж.

— Принято, — спокойно ответил Компьютер, и сэр Джордж нервно почесал нос под бацинетом. Не хватало только, чтобы его союзники вернулись к своей обычной тактике!

Так бы они, безусловно, и поступили, дай им волю, хотя должны бы, кажется, понимать, что при таком численном перевесе противника атаковать его — чистое самоубийство. О, эти парни похожи на французов даже больше, чем он думал! Хотелось бы верить, что его авторитет заставит их повиноваться и сохранять спокойствие, потому что, если проклятая привычка первыми лезть в драку одержит верх, последствия этого будут поистине гибельными.

Барон заворочался в седле, покосился на Снеллгрэйва, с трудом преодолевая искушение спуститься к Старамхану и лично сделать ему внушение. Это отняло бы у него несколько минут, к тому же с позиций четырехруких он не смог бы окинуть взглядом все поле боя. И, главное, в этом не было нужды. Если вождь четырехруких не послушается голоса из «божественного устройства», то с тем же успехом он может пренебречь личным приказом сэра Джорджа. Нет уж, раз он решил использовать чудесные способности Компьютера, нечего попусту суетиться и штопать дыры до того, как они появились.

Нападающие между тем прибавили шагу. Они были все еще слишком далеко, чтобы различать отдельные голоса, но даже если бы сэр Джордж мог их услышать, он все равно не понял бы ни слова. Впрочем, ему не надо было знать язык четырехруких и слышать их крики, чтобы понять, что за ними последует. Отдельные вопли заглушил гортанный боевой клич, прокатившийся по рядам атакующих, быстрее и громче забили боевые барабаны, и вся масса четырехруких устремилась вперед.

Теперь их боевые вопли зазвучали по-другому, в них явственно слышался вызов. Они глумились над сородичами, дразнили и обзывали трусами за то, что те стоят на месте, вместо того чтобы броситься вперед, навстречу врагу, как подобает воинам. По рядам армии сэра Джорджа прошел гневный ропот, но вожди быстро утихомирили своих подчиненных, и барон вздохнул с облегчением, поздравив себя с тем, что время на обучение союзников не было потрачено впустую. Слава богу, союзники не покинули строй, теперь они покажут безмозглым крикунам, чем отличаются воины от толпы неумных драчунов.

Враг перешел с длинных прыжков на стремительный бег, и сэр Джордж внутренне подобрался, когда вражеские копьеметатели начали пускать в его бойцов первые дротики.

— Компьютер, поднять щиты! — крикнул он, и по всему фронту его войска поднялись прямоугольные павезы, образовав над ним нечто вроде крыши.

Четырехрукие союзники барона бурно запротестовали, когда он впервые попытался научить их пользоваться щитами. Никому из них не понравилось предложение занять половину рук бесполезными кусками дерева вместо оружия. Но он настоял на своем, и после демонстрации преимуществ, которые дает воину щит, протесты улеглись. Кое-кто, правда, продолжал ворчать, но большинство изъявило готовность взять в руки щиты и посмотреть, на что они годятся… особенно после того, как Компьютер сообщил им, сколько копьеметателей собрали враги.

А теперь дротики сыпались с неба смертоносным градом, и сэр Джордж слышал, как они барабанят о поднятые щиты. Раздались крики боли — дротики таки находили свою цель, вонзаясь в тела, но большая часть из них либо отскочила от щитов, либо застряла в них.

Постепенно град дротиков прекратился — похоже, нападавшие были обескуражены своей неудачей. Они не имели понятия о щитах, а ведь на Земле их применяли с незапамятных времен! Обычно павезы использовали при осадах, защищая лучников от ответных выстрелов, а не в открытом поле. Связано это было с тем, что людям-лучникам нужны были для стрельбы обе руки, так что павезами их либо прикрывал кто-то другой, либо их устанавливали на специальные подставки. Но жители Шаакуна имели по четыре руки и потому могли защищать себя сами. Поначалу они ощущали себя более уязвимыми по сравнению с теми, кто держал оружие во всех четырех руках, но, попрактиковавшись со щитами, начали привыкать к ним и оценили по достоинству. Теперь они орали не хуже атакующих, всячески издеваясь над тщетными потугами копьеметателей поразить их.

Вражеская армия продолжала бежать вперед, выкрикивала яростные боевые кличи и оскорбления, но никто из союзников не пытался больше броситься ей навстречу. Когда обе колонны приблизились, он выкрикнул еще один приказ, и его собственные копьеметатели вступили в дело. Огонь их из-за павез был не так густ, как у нападавших, но отчасти это компенсировало количество стрелков, поскольку их барон вербовал в свою армию с особым упорством. Набрать их было непросто, ведь четырехрукие отдавали предпочтение рукопашному бою, точно так же как и французские рыцари. Дротики и копьеметалки были охотничьим оружием Шаакуна, и большинство четырехруких умело владеть им, не считая подходящим для серьезного боя.

Сэр Джордж решил эту проблему, проявив свойственное ему упорство, и переупрямил-таки несговорчивых союзников, в результате чего половина сражавшихся на его стороне четырехруких пошла в копьеметатели. Многие из них, правда, настояли на том, чтобы как сменное оружие взять топор или цеп, но у каждого был по крайней мере один колчан, полный дротиков, и теперь они смертоносным градом обрушили их на врагов.

Результат был именно такой, как и предсказывал сэр Джордж. Несмотря на то что копьеметатели врага могли использовать все четыре руки и огонь их был вдвое гуще, они сразу же понесли большие потери. Воины сэра Джорджа убирали павезы и открывались лишь тогда, когда метали дротики сами. Противники же их были совершенно беззащитны. Сначала копьеметатели, а затем и наступающие колонны секироносцев стали заметно замедлять ход. Передние ряды их редели с устрашающей быстротой, а задние, натыкаясь на утыканные дротиками тела соратников, не слишком-то на них напирали.

Половина копьеметателей сэра Джорджа сосредоточила свой огонь на шедших во главе колонн воинах. Другая половина продолжала метать копья во вражеских стрелков. Воздух был полон летящих дротиков, боевых кличей, пыли, воплей раненых и умирающих четырехруких, и сэру Джорджу все труднее было следить за картиной разворачивавшегося перед его глазами сражения.

— Компьютер! Передай Рольфу, чтобы тот ударил по правой колонне!

— Принято, — ответил бесстрастный голос, и мгновением позже над полем боя прозвучал странный звук — словно сотни людей разом ударили по струнам расстроенных арф. Лучников было намного меньше, чем копьеметателей, но их скорострельность была выше, били они дальше, точнее, а доспехи, которыми снабдили их «производственные модули» демонического шута, почти полностью защищали владельцев от вражеских дротиков.

Стрелы с отточенными стальными наконечниками посыпались на правую колонну, которая меньше пострадала от копьеметателей сэра Джорджа, и последствия этого не замедлили сказаться. Четырехрукие падали один за другим, и вскоре колонна остановилась, увязнув в телах мертвых и раненых. Атакующие замешкались. Поредевшие передовые ряды окончательно остановились, потрясенные и сбитые с толку, представляя собой великолепные мишени, по которым промазал бы разве что слепой. Драгоценные мгновения утекали одно за другим, и вместе с ними исчезала вероятность того, что четырехруким удастся каким-то образом переломить ход сражения. Сэр Джордж десятки раз видел такие ситуации — это был момент, когда вера в близкую победу внезапно превращается в ужас поражения, — и сейчас же все понял.

Колонна потопталась еще несколько мгновений, колеблясь под страшным градом стрел и дротиков, а потом начала рассыпаться. Сплоченная масса воинов исчезла словно по мановению волшебной палочки, превратившись в охваченную паникой толпу. И вот уже толпа эта обратилась в бегство. Теперь каждый из бегущих думал только о себе, каждый спасался, как мог…

— Скажи Рольфу, чтобы переместил копьеметателей! — рявкнул сэр Джордж. — Передай Уолтеру и сэру Ричарду приказ выдвинуться вперед и обойти моутхай справа. Пусть нападут на них с тыла!

— Принято.

Итак, правая колонна была разбита и обращена в бегство, но левая все еще продолжала наступать. Сэр Джордж предпочел бы остановить ее стрелами и дротиками, однако атакующие отвернули от центра и оказались вне досягаемости его лучников. Колонна отклонились слишком далеко вправо, и ребятам Грэйхэма было их не достать. Что ж, пусть сосредоточат огонь на копьеметателях врага, чтобы окончательно подавить их сопротивление и позволить союзникам, поддерживаемым отрядом сэра Брайана, состоящим из пеших и конных латников, докончить разгром колонны.

Дротики продолжали лететь навстречу наступающим до последнего мгновения. Смертоносный град пробивал бреши в их рядах, но четырехрукие все же продвигались вперед, охваченные боевым азартом и жаждой вступить в рукопашную схватку. Ряды заостренных кольев и густо рассыпанные между ними кальтропы замедляли их наступление, однако остановить не могли. Четырехрукие гибли десятками, сотнями, а живые шагали по их трупам, оглашая окрестности леденящими душу боевыми кликами. Они стремились во что бы то ни стало добраться до трусливых врагов и показать им, как воюют настоящие мужчины.

То же самое жаждали сделать истомившиеся в обороне союзники сэра Джорджа, Они чуяли, что в битве уже наступил перелом, и рвались в бой в предвкушении скорой победы. Потери, понесенные ими в перестрелке дротиками, были несравнимы с теми, какими они могли бы быть. Какими бы они были непременно, не будь у них павез, на использовании которых настоял двурукий командир. И вот наконец этот самый командир звал их в бой. О, теперь-то они покажут ему свою мощь! Теперь они проучат этих дерзких крикунов, обвинявших их в трусости и слабосилии!..

Многие четырехрукие побросали щиты, когда дело дошло до рукопашной. Копьеметатели отбросили ставшие бесполезными дротики и копьеметалки и схватились за секиры. До сэра Джорджа донеслось ликующее завывание — его союзники бросились навстречу остаткам левой колонны.

Вражеские копьеметатели могли бы воспользоваться тем, что четырехрукие сэра Джорджа побросали мешавшие им щиты, но тем было уже не до драки. Сломленные обстрелом английских лучников и стрелков союзников, они начали пятиться, потом отступать, а завидев несущуюся на них пешую рать и конников, бросились в безоглядное бегство. Щиты, смертоносные стрелы длиной в ярд и вдобавок ко всему двурукие демоны, оседлавшие чудовищных, облаченных в непробиваемые доспехи тварей, — нет, это было уже слишком! С этими двурукими демонами невозможно было сражаться, потому что они дрались совершенно не по правилам!..

Несмотря на бегство копьеметателей, левая колонна атакующих все еще сражалась. Авангард ее был изрядно потрепан, первые ряды повыбиты, но дух остальных еще не был сломлен. Четырехрукие теснились среди вытоптанной, залитой кровью травы, заваленной телами воинов, и отчаянно отбивались от наседавших на них латников и союзников сэра Джорджа. Даже оставшись в меньшинстве, оказавшись в полукольце врагов, они дрались с отчаянием обреченных и, прежде чем пасть, могли унести с собой множество жизней.

Барон скрипнул зубами и велел Компьютеру передать приказ сэр Ричарду Мэйнтону и Уолтеру Скиннету немедленно ударить по врагу и опрокинуть его. Он не мог терять людей, когда исход битвы был ясен, и желал, чтобы его кавалеристы поставили в ней жирную точку.

Повинуясь его приказу, горстка закованных в сталь всадников, словно отточенный наконечник смертоносного копья, врезалась в ряды четырехруких. За ними следовали три тысячи союзников, бежавших почти так же быстро, как верховые. Конники врубились в остатки левой колонны, развернулись и, огибая фланговое прикрытие врага, обрушилась на остатки копьеметателей. Искрошив оказавшихся на их пути беглецов, они зашли в тыл колонны и принялись рубить стоявших в арьергарде воинов…

Сэр Джордж вздохнул с облегчением, увидев, что стойкая колонна начала рассыпаться, словно вспоротый в нескольких местах мешок с зерном. На его глазах она распалась на тысячи бегущих, последнее сопротивление противника было сломлено. Разумеется, на поле боя еще оставались тысячи врагов, и некоторые из них будут биться насмерть. Еще будут гибнуть люди и их союзники и многие отправятся на тот свет, прежде чем кончится день, но никакое чудо уже не могло изменить исход боя. Барон перекрестился и, смежив веки, вполголоса произнес короткую благодарственную молитву.

 

ГЛАВА 6

— Вы действовали хорошо. Моя гильдия будет довольна, — пропищал в ухе сэра Джорджа голос демонического шута.

Двоеротый недомерок восседал в аэрокаре, парившем в шести футах над землей, и сэр Джордж, сидя верхом на Сатане, хорошо видел его лицо, поскольку полупрозрачный колпак, прикрывавший обычно кабину, был откинут. Тонкий, бесстрастный голос показался ему еще более детским, чем всегда, и никак не вязался с заваленным горами трупов полем боя. Никогда в жизни, даже при Дублине или Хаэлидон-Хилле, барону не доводилось видеть подобной резни. Даже при сокрушительном разгроме тулаа, когда берега реки были усеяны телами раненых и убитых, а стоны и вопли поверженных оглашали окрестности священного холма. Сэра Джорджа всегда поражал вид поля брани после сражения, и чувства, испытываемые им при этом, отнюдь не были радостными. О нет, он испытывал жалость, гнев и боль от сознания того, что цели, ради которых гибли люди, оказывались, как правило, мелкими и недостойными…

Его доспехи были покрыты кровью, а на липком мече, пока он не вытер его, оставались клочья шкуры и волос четырехруких. Последняя отчаянная атака воинов, знавших, что они обречены, и потому желавших во что бы то ни стало добраться до человека, виновного в истреблении их племен, едва не увенчалась успехом. Ревущая волна размахивавших секирами четырехруких вломилась в ряды его телохранителей, и хотя им не удалось — чуть-чуть не удалось! — прикончить сэра Джорджа, они зарубили его оруженосца. Томас Снеллгрэйв, мрачно подумал барон, никогда уже не будет посвящен в рыцари. Юноша бросился между своим господином и тремя вопящими воинами лаахстаар, в то время как сэр Джордж рубился с двумя другими, и даже лекарь не смог бы вернуть его к жизни, поскольку ему отсекли голову, а тело изрубили в куски обреченные на смерть воины.

Юный Снеллгрэйв был не единственной потерей среди людей. Еще семеро бойцов сэра Джорджа пали на поле боя, и, судя по словам Компьютера, двое из них, видимо, не вернутся к жизни, невзирая на целительную магию лекаря. Три жизни — совсем немного по сравнению с тысячами вражеских жизней, отнятых в этот кровавый день, но странным образом именно малое число потерь заставляло переживать их особенно тяжело. Человеческий разум способен прочувствовать и представить эти потери, а вот слишком большое число их воспринять не в состоянии. К тому же в отличие от четырехруких, которые все были для него на одно лицо, устлавших своими трупами поле боя, насколько хватало глаз, погибшие люди были частью его жизни. Это были его люди, лица которых он хорошо помнил, люди, за которых он отвечал. Они шли на битву по его приказу и погибли в бою, причем у одного из них были жена и трое детишек.

Грязь боя и страдания раненых, ужас и потери тяжелым грузом легли на плечи барона. Сэр Джордж Винкастер был суровым человеком. Солдатом, который повидал всякое и потому ненавидел бессмысленную жестокость, вне зависимости от того, кем она была проявлена. Разумеется, он испытывал законную гордость после победы над превосходящим его численностью противником, но в то же время чувствовал, что именно он виноват в гибели бесчисленного количества четырехруких, усеявших своими телами землю чужого для него мира, щедро поливших лиловую траву оранжевой кровью. Это он устроил бойню тулаа и создал союз, который учинил еще худшую резню. Это его приказы бросали людей и их союзников в самое пекло боя. Оспорить это было невозможно, и чувство вины за происшедшее здесь сражение, унесшее неведомо зачем тысячи жизней, давило не него непосильным грузом. А тут еще демонический шут, зависший над этим проклятым полем как стервятник, как злой колдун из древних преданий — целенький и чистенький, несмотря на неслыханное побоище. И он еще поздравляет его с победой! Лепечет о том, как хорошо сэр Джордж послужил его гильдии! Без тени сожаления или раскаяния в том, что именно он отдал приказ начать эту бойню. Конечно, бесстрастность голоса двоеротого была следствием перевода его речи на английский язык, но ведь смысл сказанного им переводчик наверняка передал верно. Сэр Джордж слишком часто общался с демоническим шутом, слишком много наслушался высказываний о его безграничном превосходстве над всеми, чтобы усомниться в нынешних чувствах мерзкого недомерка. Безусловно, командир искренне доволен, сколь бы бесстрастен ни был его голос, и радость эта не омрачена даже намеком на ужасное чувство вины, которое испытывал сэр Джордж. А ведь демонический шут и его гильдия тоже были ответственны за каждую каплю крови, пролитой здесь, каждую рану, каждое мертвое тело…

Задумывался ли над этим демонический шут? Приходило ли ему когда-нибудь в голову, что живые существа, люди и нелюди, которых он походя обрек на смерть, умели, как и он сам, думать и чувствовать? Должно было приходить, хотя теперь сэр Джордж начал сомневаться в этом. Быть может, лежащие на поле битвы не были в глазах демонического шута разумными существами? Быть может, он воспринимал их просто как помеху своим планам? Но «примитивные существа», кем бы они ни были и сколько бы рук ни имели, умели чувствовать и мыслить, любили жизнь, и отнимать ее у них было величайшим преступлением. Если только цель, которую преследовал в этом мире двоеротый, не оправдывала всех этих смертей. Но какая цель могла бы их оправдать? Этого сэр Джордж решительно не мог себе представить.

Он стиснул зубы, загоняя внутрь гнев и ненависть, вспыхнувшие в нем при взгляде на истинного виновника учиненной им резни. Чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, ему потребовалось все его самообладание, выработанное в течение двадцати лет войн и политических интриг. Ярость клокотала в его груди, билась о стиснутые зубы, но он не дал ей проявиться ни в слове, ни в жесте. Он сумел проглотить все оскорбления, которые ему хотелось бросить в вечно бесстрастное двоеротое лицо мерзкого недомерка. Он прожевал их, словно куски тонкого, ломкого железа, и проглотил их острые, режущие осколки, заставив себя улыбнуться твари, от которой зависели жизни всех его людей и их семей.

— Именно так, командир, — сказал он. — Люди сражались отменно, а наши союзники проявили куда больше дисциплинированности, чем я ожидал.

— Я это заметил, — ответил демонический шут. — Не думаю, чтобы лаахстаар, моутхай и их сподвижники снова воспротивились условиям, выдвигаемым моей гильдией.

«Нет, — горько подумал барон, — они не будут противиться. Противиться просто некому».

— Конечно, надо будет в этом убедиться, — продолжал демонический шут, не догадываясь, какие эмоции вызывают его слова у человека. — Поскольку вы хорошо разбираетесь в поведении этих диких примитивных существ, мне может потребоваться ваша помощь при формулировке требований, которые лягут в основу нашего торгового соглашения с четырехрукими.

— Как скажете, — ответил сэр Джордж. При мысли о том, что ему придется и дальше служить демоническому шуту, в глазах у него потемнело от ненависти, и все же он отметил, что явно вырос в глазах этой мерзкой твари.

Барон перевел взгляд с аэрокара на поле боя, где механические слуги демонического шута подбирали раненых… и некоторых мертвых. В начале беседы он спросил у двоеротого, не собирается ли он воскрешать их союзников, на что тот ответил, что не только возвращать к жизни, но даже лечить раненых четырехруких слишком накладно для его гильдии. То, что у него есть некоторые моральные обязанности перед ними, ему, судя по всему, даже в голову не пришло. Сэр Джордж смог убедить его только позволить их четырехруким союзникам напиться воды из летающих фляг и поручить механическим слугам подобрать раненых и развезти по родным поселениям, чтобы местные лекари помогли сородичам в меру своих сил и возможностей. Барон понимал, как это ничтожно мало в сравнении с тем, что мог предложить им демонический шут, но четырехрукие-то этого не знали. Для них даже доставка раненых по домам казалась чудом, и в душе его воскресло хорошо знакомое чувство отравленной победы. Все, что он сделал, было подло и несправедливо… но без него все было бы еще хуже. Однако особенно горько ему было видеть, как четырехрукие союзники выражают свою признательность демоническому шуту, который считал их чем-то вроде бездушных животных.

— Полагаю, у вас накопилось множество дел, — пропищал ему в ухо голос демонического шута, — поэтому более вас не задерживаю. Сообщите своим воинам, что я доволен ими. Передайте также, что в надлежащее время я сам выражу им свою признательность.

— Конечно, командир, — заставил себя вымолвить сэр Джордж почти нормальным голосом, провожая взглядом аэрокар двоеротого, бесшумно взмывший в небо, полное местного воронья.

* * *

Матильда и Эдуард оторвались от прекрасно иллюстрированной рукописной книги о короле Артуре, лежавшей перед ними на столе, когда сэр Джордж вошел в шатер. Почти неделя прошла со дня сражения, и за это время они редко виделись, поскольку демонический шут постоянно с ним о чем-то советовался. Сэр Джордж выказал не только лучшее, чем демонический шут, понимание четырехруких, но также служил воплощением карающего ангела. Сражавшиеся под началом барона вожди взирали на него со священным трепетом и обожанием, а недавние противники боялись как огня.

Несмотря на недавнюю победу, эта неделя не была ни легкой, ни приятной.

Эдуард вскочил на ноги и потянулся к кувшину с холодным вином, приготовленным специально для сэра Джорджа, но тот махнул рукой и тяжело опустился в походное кресло.

— Оставь, мальчик, — сказал он, поморщившись. — На сегодня мне уже хватит.

Глаза Матильды сузились, и она с подозрением посмотрела на него. Выражение ее лица заставило барона коротко хохотнуть.

— О, все не так плохо, любовь моя, — сказал он. — Просто наш командир… расщедрился и открыл для меня свои погреба. Похоже, он получил здесь то, что хотел, и потому весьма признателен мне за помощь. Хотя представитель столь высокоразвитой расы мог бы прекрасно обойтись без меня.

В синих глазах Матильды мелькнула тревога, и он успокаивающе произнес:

— Не беспокойся, если я выпью еще, меня не развезет. Я вовсе не пьян и, пока шел сюда, ни разу не споткнулся. Голова у меня ясная, язык, как видишь, не заплетается, и я говорю только то, что считаю нужным сказать.

Его жена успокоилась, услышав несколько замысловатое заверение барона в том, что, даже выпив, он не позволит себе сболтнуть лишнее.

— Значит, остальные племена согласились на его требования? — спросила она.

— Именно. Правда, выбора у них не было, — ответил он, скривившись. — Но кто-то должен был объяснить им это… доходчиво. Втолковать, что судьба тулаа, лаахстаар и моутхай постигнет всех, кто не пожелает смириться.

— Этого следовало ожидать, — проговорила Матильда. — Значит, он доволен их покорностью? — Сэр Джордж кивнул, и она нахмурилась. — Должна признаться, любовь моя, я все равно остаюсь в недоумении, зачем надо было все это затевать.

— Я сам перестал многое понимать, с тех пор как мы оказались на борту летающего корабля! — фыркнул он, неожиданно ощутив прилив необъяснимого веселья.

— Ты прекрасно понимаешь, что я не это имела в виду! — вскинулась Матильда. — Я говорила о том, что до сих пор не знаю, какими сокровищами владеют четырехрукие. Что может окупить потраченные гильдией время и силы, чтобы доставить нас сюда? Что окупит пролитую здесь кровь тысяч четырехруких?

— Я сам далек от понимания этого, — признался барон. — Но за последние несколько дней я узнал куда больше, чем прежде. Я выяснил, что здесь добывают какую-то руду, весьма ценную для гильдии. А вчера мне стало известно, как она добывается. Я до сих пор не понимаю, что это за руда и чем она так ценна, раз командир прилетел сюда за ней. Однако я узнал, почему местные так… не желали допускать гильдию к ее разработкам. Они, видишь ли, думали, что им самим придется добывать эту руду. То есть их заставят ее добывать, если они сдадутся.

— А они не будут ее добывать? — с удивлением спросила Матильда.

— Нет. Командир и Компьютер вчера объяснили мне, что какая-то другая гильдия уже изготовила механизмы, способные добывать эту руду без надзора за ними живых существ. Они добудут руду из земли, положат в склады и сохранят до прилета корабля.

— Другая гильдия? — повторила Матильда.

— Да, — нахмурился сэр Джордж. — Компьютер сказал мне о ней совсем немного. — Он многозначительно посмотрел на жену, и она кивнула, давая знать, что поняла: демонический шут не позволил Компьютеру распространяться на эту тему. — Из сказанного им следует, что первая гильдия еще раньше получила права на добычу этой руды от тулаа. Теперь это право перешло к гильдии командира.

— Но если они дали эти права кому-то еще, то почему не хотели передавать их гильдии командира? — спросила Матильда. — Они так преданы первой гильдии?

— Вряд ли! — уверенно сказал сэр Джордж. — Насколько я могу судить, тулаа любили первую гильдию не больше, чем нашего командира. Однако процесс добычи этой руды смертельно опасен для четырехруких. В него вовлечено столько этой самой «технологии», что я совершенно запутался. Но суть дела заключается в том, что проклятая руда убивает любое живое существо, оказавшееся поблизости, отравляет воду и землю на века. Не сразу, но достаточно быстро.

— И все же тулаа позволили первой гильдии добывать эту руду на своих землях?

— Тогда, я думаю, их позволения спрашивали не больше, чем теперь, — сухо сообщил сэр Джордж. — Зато сейчас я лучше понимаю позицию лаахстаар и моутхай. Хотя тулаа и были вынуждены согласиться на поставленные им условия, они, по крайней мере, сумели ограничить район разработок пустынными, бросовыми землями на дальнем краю их охотничьих угодий. Командир же требует позволить ему добывать руду не только на прежнем месте, которое будет передано его гильдии, но и в самом сердце земель лаахстаар.

— Иисусе сладчайший! — прошептала Матильда и медленно перекрестилась, придя в ужас от сознания того, что они принесли в этот мир, хотя и не по своей воле. — Но если этот процесс так разрушителен и опасен, то командир должен понимать, что четырехрукие разрушат выработки сразу же, как только мы улетим. Разве не так? Особенно если они угрожают их землям и жизни их народа.

— Не смогут, — просто ответил сэр Джордж. — Компьютер говорил, что оборудование защищено каким-то «силовым полем», которое не даст его разрушить. Кроме того, район вокруг разработок так отравлен, что любой, кто попытается туда войти, умрет задолго до того, как сумеет нанести хоть какой-то урон механизмам.

— Понятно… кажется, понятно, — протянула Матильда и тут же с сомнением покачала головой. — Но если оборудование гильдии неуязвимо и четырехрукие не смогут к нему приблизиться, то зачем было вообще вступать с ними в какие-то соглашения? Почему было просто не заложить шахту, не обращая внимания на местное население, раз оно ничем не может помешать?

— Над ответом на этот вопрос я тоже поломал себе голову, — признался сэр Джордж. — Похоже, есть некая высшая власть, которой подчиняются все гильдии. Что-то вроде правительства, решения которого обязательны для всех гильдий. Так вот эта власть требует, чтобы гильдии, прежде чем добывать руду на других планетах, получили на это согласие местных жителей.

— А наш командир не думает, что тот, кто потерял права, данные ему тулаа на добычу здесь руды, пожалуется этим властям?

— Видимо, нет. Наш командир почему-то уверен, что новое соглашение заменит старое. Он говорит, что прежней гильдии вряд ли удастся его обжаловать.

— Значит, его гильдия заберет то, что принадлежало ее соперникам? Но если мы улетим, то кто помешает какой-нибудь другой гильдии попытаться достигнуть такого же соглашения с четырехрукими в наше отсутствие? Или наврать местным, заявив, что она-то и есть гильдия нашего командира?

— О том же самом я спросил Компьютера, — сказал сэр Джордж. — Сначала он ответил, что у местных не будет возможности торговать с кем-то еще, пока настоящее соглашение остается в силе. Нечто, названное им орбитальным монитором транспортного движения — или как-то иначе, я не запомнил точно, — будет навсегда оставлено здесь. Он сказал, что эта штука будет вращаться на орбите вокруг этого мира, что означает — если ему можно верить, а я не вижу причин, по которым он стал бы мне врать, — что монитор станет очерчивать круги вокруг планеты. Как бы то ни было, в монитор командир поместит копию нового соглашения. Все корабли, приближающиеся к Шаакуну, будут обязаны объявить о своем прибытии и сказать, кто они и откуда. Тогда монитор предупредит, что у гильдии командира здесь исключительные торговые права. И все, кто вступит в торговые отношения с местными жителями, совершат тем самым преступление, которое повлечет за собой тяжелую кару. Насколько я понял, он имел в виду очень крупный штрафа или даже конфискацию корабля нарушителя.

— Но если для других незаконная торговля с четырехрукими является нарушением исключительных прав, то разве сам командир закона не нарушил?

— Судя по словам Компьютера, нет. Командир принадлежит к очень древней цивилизации, любовь моя. Хитроумные, досконально разработанные законы и обычаи управляют всей жизнью тамошних обитателей. И в этих-то законах наш командир отлично разбирается. Поэтому при отлете отсюда он не возьмет ни крошки руды, и будет считаться, что он не торговал с кем-либо из этого мира. Ему нужно только составить новое торговое соглашение, которое позволит их гильдии торговать тут законно впоследствии. Вся руда, которая была до сих пор добыта по прежнему соглашению, принадлежит первой гильдии, так что со стороны командира будет незаконно забрать ее. Но когда корабли этой гильдии прилетят за рудой, добытой со дня их последнего прилета — Компьютер говорит, что это было лет пятьдесят или шестьдесят назад, — то они уже не смогут забрать ту руду, которую механизмы добудут с начала нового соглашения. Иначе они станут преступниками. Однако все, что добыто раньше нашего прибытия, принадлежит первой гильдии, и гильдии командира нужно вести очень четкие записи, чтобы ничто из имущества первой гильдии не попортилось и не пропало.

— Все это очень запутанно, — вздохнула Матильда.

— Не могу не согласиться с тобой, — проворчал сэр Джордж. — Тем не менее Компьютер утверждает, будто обычаи и традиции их являются настолько обязательными, что никто не смеет их нарушить. То есть не смеет до тех пор, пока, хорошенько порывшись, не найдет какой-нибудь лазейки или зацепки, которая позволит нарушить дух закона, придерживаясь при этом его буквы.

— Это чем-то напоминает мне людей, — заметила его супруга, и он невесело хмыкнул.

— Наверно, соплеменники двоеротого чем-то и впрямь на нас похожи. Хотя чем больше я его узнаю, тем хуже понимаю, а ведь, казалось бы, все должно быть наоборот.

— Думаю, это неизбежно, если брать в расчет огромные различия, которые все же существуют между нами, — утешила мужа Матильда. — И все же, сдается мне, если командир и его гильдия сумели убедить четырехруких передать им права на исключительную торговлю с этим миром, формально не нарушая закона, то и другие могут проделать то же самое.

— Компьютер сказал, что такая возможность существует, но командира это, похоже, не слишком беспокоит. Насколько я понял, торговые соглашения именно таким способом и меняются. И если гильдии выжидают пятьдесят или шестьдесят лет между прилетами сюда, чтобы забрать руду, значит, стоимость добытой руды все же окупает затраты командира.

— А объяснили тебе командир или Компьютер, зачем им нужны твои солдаты, если у них есть собственное оружие, во много раз превосходящее наши луки и мечи?

— Нет, — ответил сэр Джордж, снова мрачнея. — Не думаю, чтобы они мне когда-нибудь об этом сказали. И все же мы показали им, на что способны. По их словам, гильдии командира вскоре снова понадобятся наши услуги где-то в другом месте. И, как я уже сказал, командир еще раз выразил мне свою признательность, обещав нынче вечером лично поблагодарить и наградить наших солдат за хорошую службу.

— Понятно. — Перемена в выражении лица и голоса мужа не ускользнула от Матильды, и она, склонив голову к плечу, спросила: — А не сказал он, чем собирается их наградить?

— Конечно же сказал. — Сэр Джордж посмотрел ей в глаза. — Он намерен наградить нас еще двумя неделями отдыха на Шаакуне, прежде чем вернет в стазис для путешествия к очередному месту назначения.

Матильда вздрогнула, и он потянулся вперед, чтобы крепко сжать ее руку.

— Мне бы хотелось побыть здесь подольше, — как можно легкомысленнее сказал сэр Джордж, хотя на душе у него было пакостно, — но по крайней мере эти две недели мы отдохнем как следует. Больше не будет нужды в битвах и переговорах с упрямыми вождями. Однако навсегда мы тут, сама понимаешь, не останемся.

— Да, конечно… — начала она и замолкла.

— Честно говоря, я и так был удивлен щедростью нашего командира, — ласково сказал он. — Не знаю, сколько времени он собирался здесь пробыть, но уж во всяком случае вдвое меньше затраченного. Он как-то обмолвился, что время поджимает, но, наверно, мы сумели объяснить ему, как нам нравится жить на открытом воздухе, вне корабля. И, думаю, он высоко оценил мои советы, равно как и боевое искусство. В будущем это может оказаться полезным — нам или тем людям, которые уцелеют в очередных сражениях.

— Да, конечно. — Она глубоко вздохнула и улыбнулась. — В самом деле, любовь моя, сейчас я горжусь тобой даже сильнее, чем на Земле. Никто из других военачальников короля не был столь искусным дипломатом!

— Иногда им становишься поневоле, — мягко сказал он. — Твои советы и поддержка сильно помогали мне в трудные минуты, а их было немало. Но ведь, по совести говоря, как бы я порой ни хитрил и ни изворачивался, — сэр Джордж неожиданно усмехнулся, — цели, к которым я стремился, всегда были просты и ясны!

Матильда не выдержала и засмеялась в ответ. Барон встал и привлек ее к себе, затем опустил руку на плечо Эдуарда и обнял их обоих.

— Один Господь знает, как ныне мы далеко от мира, который некогда звался нашим домом, — тихо сказал он жене и сыну. — Но как бы далеко он ни был, мы скоро улетим еще дальше, и в конце полета нас ждет новая битва. А потом еще и еще… — Он несколько мгновений смотрел в глаза Матильде, затем опустил взгляд, чтобы посмотреть на сына. — Это не наш выбор и не наша цель, — обратился он к Эдуарду, — но что бы ни послал нам Господь, мы встретим любое испытание как должно. И что бы ни случилось, постараемся не забывать, что, где бы мы ни очутились, мы остаемся англичанами. И не посрамим Того, кто взирает на нас с небес.

Эдуард долго смотрел на отца, а затем, все так же молча, кивнул, и сэр Джордж горделиво взъерошил волосы мальчика.

— Теперь мы по крайней мере знаем, что ждет нас в ближайшем будущем, — снова обратился он к жене. — Две недели мы будем отдыхать, и сэр Брайан с женой пригласили нас нынче на пикник. Мы принимаем их предложение, миледи?

— Конечно, любовь моя, — ответила она, и он обнял ее чуть крепче.

— Отлично, — сказал он. — Тогда собирайся, любовь моя, и в путь.

 

ГЛАВА 7

Посадочный модуль был раз в десять меньше материнского корабля — всего около восьми сотен футов в длину. Сделан он был все из того же похожего на бронзу сплава. Несмотря на маленькие размеры модуля, трюм его был обширен, поскольку он должен был принимать на борт много груза и выгружать английских солдат на поверхность планет, где им предстояло сражаться за интересы гильдии. Бойцы сэра Джорджа повидали за свою жизнь много разных трюмов, но у этого хотя бы пол под ногами не качался и не ходил ходуном, как на тех злополучных коггах, в которых они были доставлены на материнский корабль.

Мысли сэра Джорджа текли знакомым путем. Он наклонился к Сатане и похлопал его по шее. Боевой конь тряхнул головой, звякнув металлическими пластинами, прикрывавшими его грудь, и топнул задней ногой. Подкова звякнула по полу трюма, и сэр Джордж едва заметно улыбнулся. Они с конем много раз переживали подобные перевозки. Пора было к ним привыкнуть, и они привыкли — но не смирились со своим зависимым положением.

Послышался гонг, сэр Джордж приподнялся на стременах и повернулся в седле, чтобы посмотреть на своих людей. Десятка два оранжевокожих бородавчатых хатори стояли у них за спиной, облаченные в стальные доспехи, с тяжелыми секирами в руках. Они выстроились вдоль переборки в торце трюма, но в обязанности их не входила поддержка англичан в бою. Они должны были подгонять их вперед, если те замешкаются, и убивать тех, кто попытается сбежать.

Но никто из людей сэра Джорджа бежать не собирался, и подгонять их тоже не требовалось.

Барон и его люди окончательно утратили счет времени. Отец Тимоти был вынужден признаться, что не в силах понять, какой сейчас день и число на давно покинутой Земле, несмотря на упорные старания вести как можно более точный отсчет времени, проведенного в плену. Сэр Джордж попросил Компьютер вести для них счет дней, когда священник признал свое поражение. Конечно, эта задача была по силам такому загадочному и всезнающему незримому существу, но Компьютер отказался выполнить просьбу барона. Более того, сказал барону, что ему строго запрещено сообщать людям, сколько времени они провели на службе демоническому шуту и его гильдии.

Это многое прояснило для сэра Джорджа. Двоеротый безучастно относился ко многому из того, что Компьютер считал своим долгом сообщать англичанам. По крайней мере, он не запрещал ему делать этого. Большая часть информации, которую сэру Джорджу удалось выудить у Компьютера, была полезна ему при переговорах с демоническим шутом. Всегда полезно было собрать как можно больше сведений о местности и противнике, с которым придется встретиться на поле боя, и Компьютер часто сообщал ему любопытные детали из истории каждого мира. Не раз сэр Джордж узнавал о той или иной планете значительно больше, чем считал необходимым сообщить ему демонический шут. Располагая этими сведениями, он ухитрялся выбивать своим людям всевозможные поблажки или дополнительное время для отдыха на каждой планете в качестве награды за отличную службу командиру и его гильдии.

Но, что было еще важнее, барон таким способом узнал множество интереснейших вещей, которые на Земле были бы, безусловно, объявлены ересью. Большей частью полученных знаний он делился с отцом Тимоти и остальными членами своего совета, хотя особенно шокирующие сведения из сообщенных ему Компьютером предпочитал держать при себе. Сомнительно было, что демонический шут догадывался, как много теперь было известно сэру Джорджу о вселенной, в которой плыл исполинский космический корабль. Компьютер ничтоже сумняшеся использовал кучу определений, которые по-прежнему ничего для барона не значили, такие слова, как: «квазар», «сверхновая», «нейтрино», «спектральный класс» и еще множество других, смысл которых он понимал весьма смутно. Но теперь сэр Джордж знал, что Компьютер называет скоростью света, хотя само понятие о том, что свет может иметь ограниченную скорость, противоречило не только всему, чему его учили, но даже и тому, что он видел собственными глазами. Он представлял, что за процесс называется релятивистским растяжением времени и многое-многое другое. Точные значения и выводы порой ускользали от его понимания, поскольку Компьютер никогда ничего не объяснял ему специально, но того, что он улавливал, оказалось достаточно, чтобы понять, что если корабль большую часть времени летит со сверхсветовой скоростью, то время на его борту течет гораздо медленнее, чем для всей остальной вселенной.

Учитывая, что звездный корабль демонического шута почти все время перевозил англичан от одного побоища к другому, эффект растяжения времени должен был оказаться значительным. Насколько значительным — понять было невозможно, ибо Компьютеру было запрещено сообщать людям, какой год идет теперь на Земле, чтобы никто из них не знал, сколько прошло лет со дня их отлета. Вполне возможно, думал барон, что все, кого они знали, уже мертвы, хотя по расчетам отца Тимоти прошло не более одиннадцати корабельных лет. Священник имел в виду, разумеется, одиннадцать лет бодрствования — никто ведь не знал, сколько лет они провели в стазисе, при фазовом ускорении.

Очевидно было одно: на самом деле прошло гораздо больше одиннадцати лет, хотя по внешнему виду людей сказать этого было нельзя. Только по подсчету времени, которое он лично провел вне стазиса, сэр Джордж определял свой нынешний возраст по меньшей мере в сорок шесть лет. На самом деле он был куда старше, но при этом у него не было ни единого седого волоска. Он не жаловался на ломоту в костях, зубы были по-прежнему крепкими, а на месте трех потерянных ранее выросли новые. Зрение его стало даже острее, чем на Земле, и, насколько барон мог судить по другим признакам, он не постарел ни на день с того штормового вечера, когда демонический шут поднял их когти из моря.

Компьютер и лекарь говорили ему о том, что это связано с нанотехнологиями, ретровирусами и регенерационными технологиями самовоспроизводства. Но несмотря на все их объяснения, в здешних способах омоложения людей он понимал не больше, чем в черной магии и колдовских заклинаниях. Хотя отрицать эффективность этих способов не мог. Демонический шут обещал продлить жизни его людей в награду за службу гильдии на невообразимый для них срок и до сих пор держал свое слово. И все же сэра Джорджа занимал вопрос: насколько будут продлены их жизни. Он, как и его люди, не был столь наивен, чтобы верить в честность намерений демонического шута. Двоеротый заботился о сохранности человеческих ресурсов гильдии, но что произойдет, когда ресурсы эти окажутся невостребованны?

Пока что, впрочем, жаловаться им было не на что. Почти все люди сэра Джорджа успели за это время быть «убитыми» хотя бы по разу. Некоторые, не столь умелые или же не столь удачливые, были «убиты» по два или три раза. Злополучный Стивен Мидоуз явно намеревался побить все рекорды — лекарь возвращал его к жизни не менее пяти раз. Сам сэр Джордж только раз был тяжело ранен, и воскрешать его не потребовалось, но это было исключением из правил.

По крайней мере, постоянный цикл возвращений к жизни уничтожил тот страх, который некоторые его люди испытывали перед воскрешенными. Кроме того, это позволило сэру Джорджу собрать под свою руку огромное количество опытных бойцов, ветеранов, чего не бывало в истории Земли. Большую часть одиннадцати лет бодрствования они провели в сражениях. Они привыкли к тому, что на разных планетах разный состав воздуха, поняли, что именно Компьютер называет силой тяжести и как она влияет на их самочувствие и способность драться. Они изобретали массу уловок и стратагем, позволявших им использовать себе на благо все эти перемены, и на поле боя действовали изумительно четко и слаженно. Смерть — великолепный учитель, особенно когда ей не позволено навечно оставлять у себя учеников после урока.

Медицинские чудеса лекаря вместе с постоянными сражениями, в которые посылал их демонический шут, позволили людям сэра Джорджа обрести неоценимый боевой опыт и постоянно быть в отменной форме. Даже без впечатляющего, постоянно совершенствующегося оружия, которое изготовляли производственные модули звездолета, его латники и лучники являли собой самый смертоносной и эффективный отряд, который барону доводилось видеть и какой он мог себе представить.

Мысль эта вернула его к размышлениям о делах насущных.

* * *

Кое-кто из людей барона прежде был моряком, но всем им со временем пришлось овладеть профессией воина. Сейчас отличить их от профессиональных солдат было невозможно. Опыт многих боев усовершенствовал их навыки, и они слушали последние наставления перед боем так же спокойно, как их более многочисленные товарищи. Конные латники и горстка рыцарей сдвинулись, образуя защитный барьер между все еще закрытой металлической плитой и более уязвимыми стрелками. Все люди сэра Джорджа были превосходно вооружены — значительно лучше, чем на Земле и во время первых боев на службе у двоеротого. Сэр Джордж, Томас Уэстмен и Компьютер много часов провели, совершенствуя устройство доспехов. Это занятие затягивало — ведь их не сдерживали ни затраты, ни ограниченные возможности кузнецов. Несмотря на все свои недостатки, демонический шут не скупился на изготовление самого лучшего оружия, какое только могли пожелать его бойцы. Учитывая, как трепетно эта тварь относилась к расходам и потерям, из этого можно было сделать вывод, что производственные модули звездолета способны были производить все, что угодно, с весьма небольшими затратами. Он не возражал, если требовалось полностью списать устаревшие доспехи и заменить их совершенно новыми, улучшенными, и используемые для их изготовления невероятно легкие, прочные сплавы казались барону едва ли не самыми полезными чудесами из всех, с которыми он сталкивался на корабле.

Все его рыцари и латники были теперь в полных доспехах, куда более крепких и легких, чем самая лучшая земная сталь. Привыкший к тяжести брони, сэр Джордж до сих пор удивлялся тому, что новые доспехи весили и стесняли движения лишь немногим больше, чем повседневная одежда, выдаваемая его людям демоническим шутом. Превосходные доспехи носили теперь даже его лучники, чего не могли себе позволить стрелки, служившие в армии Эдуарда III. Английские лучники всегда радовались хорошим латам, но прежде вынуждены были полагаться не столько на них, сколько на собственную быстроту, точность и скорострельность, а также охрану из более тяжело вооруженных рыцарей и конных латников, оберегавших их от вражеских мечей и топоров.

Теперь лучники сэра Джорджа имели почти такие же доспехи, как и его всадники, и защищены они были куда лучше, чем когда-либо на Земле. Однако это не меняло той роли, которую они должны были играть на поле боя. Их делом оставалось поражать врагов на дальней дистанции и по возможности не ввязываться в рукопашную. Несмотря на выучку и первоклассные доспехи, отряд сэра Джорджа могла бы задавить числом любая из инопланетных армий, с которыми людям приходилось сталкиваться за эти годы. Спасали только опыт и меткость стрельбы его лучников да железная дисциплина пехоты и конницы, подобно бронированной стене удерживавшим врагов, пока стрелы лучников косили их ряды. За годы сражений люди барона до совершенства отточили свое мастерство, научились полагаться друг на друга и доверять всем товарищам так же безгранично, как и сэру Джорджу. В ожидании последнего перед боем напутствия они были собранны и спокойны, ибо кровопролитные схватки давно стали их повседневной работой.

— Молодцом держитесь, ребята, — негромко сказал барон, будучи уверен, что Компьютер донесет его слова до каждого солдата. — План вам известен… и святой Михаил знает, что мы достаточно часто делали подобного рода работу! — Его иронический тон вызвал у воинов улыбки, и сэр Джордж коротко улыбнулся в ответ. — Соберитесь, помните свои обязанности, и к обеду закончим!

В ответ послышалось довольное гудение, затем пол дрогнул, металлическая плита перед сэром Джорджем по-змеиному зашипела и поднялась, открывая дорогу в чужой мир — очередной в длинном списке миров, где им предстояло драться за интересы демонического шута и его гильдии.

Небо было почти как на Земле, но, как всегда на чужой планете, в нем было что-то странное. На сей раз оно было более темного и глубокого синего цвета, чем то, каким помнил сэр Джордж небо своей родины. Пресвятая Мария, а верно ли он его помнил? И помнил ли вообще?..

Здешнее солнце было раза в полтора больше земного. Сила тяжести тоже слегка отличалась от привычной, хотя разницы почти не ощущалось, поскольку Компьютер предусмотрительно изменил силу тяжести на борту посадочного модуля, чтобы англичане успели к ней привыкнуть до битвы. «Деревья» торчали чахлыми разбросанными группками и представляли собой переплетение тонких, паутинообразных ветвей, покрытых вместо листьев волокнистыми прядями. Причем и листья, и трава были странного ржаво-красного цвета, какого они не видели прежде ни на одной из планет.

А затем глазам англичан открылась очередная армия нелюдей, слишком высоких, слишком тонких, со слишком большим количеством рук и ног. Находясь вне пределов выстрела из лука, она с каждым мгновением приближалась к посадочному модулю. Местные жители имели по три руки и три ноги. Они уже умели обрабатывать железо, но вооружены были немногим лучше уроженцев Шаакуна, ставших первыми жертвами поступивших на службу демоническому шуту англичан. У местных были большие плетеные щиты и копья, головы большинства из них прикрывали кожаные шлемы. Иных доспехов у них не имелось, и лишь немногие были вооружены помимо копий метательными дротиками, булавами и мечами. Ни пик, ни алебард, ни всадников. Над армией нелюдей тут и там реяли куски ткани — штандарты местных баронов и графов, отстраненно подумал сэр Джордж и попробовал сообразить, сколько же времени понадобилось им, чтобы собрать такое войско.

Он меньше, чем обычно, знал об этом мире и своем противнике. По каким-то причинам демонический шут решил взять завоевание этого мира под личный контроль и не привлекал сэра Джорджа к планированию грядущей операции. Компьютер осведомил его о типе вооружении, которое используют местные жители, рассказал кое-что об основах местной клановой структуры и, как всегда, позволил познакомиться с их внешностью. Обычно барон получал еще и сведения о целях, которые преследует демонический шут в том или ином мире, а также о том, какие задачи поможет ему решить предстоящая битва.

В данном случае двоеротый не удосужился сказать сэру Джорджу даже самого малого — зачем собралась здесь армия чужаков. Очевидно, они намеревались сражаться, но чего ради им было нападать на посадочный модуль? Будучи небольшим по сравнению с материнским кораблем, он был все же несравнимо крупнее любого движущегося объекта, который местные жители видели прежде. Конечно, чужаки могли принять его за замок, но в таком случае почему они прежде не послали к нему разведчиков или парламентеров?

Что бы ни привело их сюда, когда стена модуля открылась, ряды неприятеля заколыхались. Троерукие потрясали копьями, несколько дротиков взлетело в воздух, хотя расстояние было слишком велико, чтобы они могли долететь до людей. Они что-то орали, и сэру Джорджу не нужен был перевод Компьютера, чтобы понять, что его людей осыпают оскорблениями. Голоса местных были тонкими и писклявыми, не чета крикам его солдат, однако в них безошибочно угадывались ненависть и угроза.

«Странно, — подумал сэр Джордж. — Почему я уверен, что это ненависть? В конце концов, они ведь не люди. Почему бы не предположить, что эти ребята радостно приветствуют наше внезапное появление? — Это маловероятное предположение чем-то расстроило его, и он снова прислушался к доносившимся со стороны неприятеля крикам. — Увы, это действительно ненависть. Иначе, впрочем, и быть не могло, раз двоеротый доставил нас сюда, чтобы мы превратили троеруких в покорное стадо».

Мысль была невеселая, хотя и справедливая. Впрочем, если разобраться, то любая война ведется для того, чтобы покорить противника. И во Францию они направлялись с той же самой целью, хотя французы, несмотря на все свои недостатки, ходили на двух ногах, имели по две руки и были людьми да к тому же еще его собратьями во Христе.

Барон внимательно оглядел наступавших, дабы убедиться, что информация, переданная ему Компьютером касательно их вооружения и численности, соответствует истине, и кисло улыбнулся. После того как демонический шут уверился в непобедимости своего отряда, англичане почти всегда оказывались перед врагом, раз в шесть превосходящим их численностью, и бородавочники никогда не пытались изменить это соотношение, придя на помощь людям. Их задача состояла в том, чтобы не дать никому из местных избежать мечей англичан и не позволить пробраться на корабль. До этого, впрочем, дело никогда и не доходило.

Сэр Джордж глубоко вздохнул, ощутив нечеловеческую ненависть врагов и их уверенность в собственной победе, основанную на огромном численном превосходстве.

«Наивные ублюдки», — подумал он. Опустил забрало бацинета, обнажил меч и послал Сатану вперед.

* * *

Спешившись возле одной из летающих фляг, сэр Джордж бросил шлем Эдуарду и, стаскивая с головы подшлемник, сказал себе, что эту битву и битвой-то назвать нельзя. Ласковое журчание воды, с плеском низвергавшейся в широкий бассейн, создавало какой-то странно умиротворяющий фон, на котором особенно отчетливо слышны стали писклявые завывания и хныканье раненых врагов. По прошествии многих битв барон все же не мог равнодушно внимать стонам раненых и хрипу умирающих. Невзирая на то что к этим стонам примешивалось всего несколько голосов его собственных воинов.

Раненых людей было, как обычно, мало. Несоизмеримо мало по сравнению с потерями местных, да и тех вместе с убитыми аэрокары уже подняли на борт посадочного модуля. Интересно, сколько из убитых окажутся на сей раз по-настоящему мертвы, подумал сэр Джордж, которому до сих пор становилось немного не по себе, когда человек, получивший в прошлом сражении смертельный удар в грудь копьем или мечом, садился рядом с ним за ужин.

Сейчас, впрочем, это воспринималось намного проще, чем поначалу. Барон до сих пор был несколько озадачен тем, насколько утверждения Компьютера в том, что магия лекаря есть всего-навсего результат передовых знаний и умений, помогли ему привыкнуть к воскрешению мертвых. Командир в своей надменной манере постоянно повторял то же самое, но почему-то Компьютеру сэр Джордж верил больше. Возможно, это было связано с тем, что он еще ни разу не поймал Компьютер на ошибке. Или с тем, что он всегда подозрительно относился к высказываниям демонического шута. Разумеется, он понимал, что двоеротому ничего не стоит приказать Компьютеру солгать ему, и тот солжет. Но это не мешало барону верить в то, что без специального приказа Компьютер его не обманет.

Не врал ему, судя по всему, и лекарь, рассказывая, каким образом ему удается воскрешать мертвецов. Вот только понять его сэру Джорджу удавалось далеко не всегда. Тогда, надеясь прояснить кое-какие неясности, он обращался к самим исцеленным, но они в лучшем случае могли описать последовательность действий лекаря, суть которых понимали еще меньше барона. В конце концов сэру Джорджу пришлось смириться с тем, что процесс воскрешение так и останется для него тайной за семью печатями, и благодарить Бога хотя бы за то, что некоторые его «убитые» со временем снова встают в строй. Как любой порядочный командир, он делал все, чтобы снизить потери, дабы сохранить боеспособность своих войск. Однако причин для этого у сэра Джорджа имелось больше, чем у любого другого командира. Во-первых, потому, что он хорошо узнал и сумел по достоинству оценить каждого своего воина. А во-вторых, потому, что с годами он все отчетливее понимал: его люди — это все, что у него есть. В каком-то отношении это были для него единственные люди во вселенной. И каждый из них был незаменим…

Барон отогнал невеселые мысли и сунул голову под струю воды. Ледяная вода приятно освежила его, смыла пот. Он сделал большой глоток, фыркнул и помотал головой, разбрызгивая в разные стороны капли воды. Его правая рука ныла от усталости, хотя ему пришлось нынче не столько сражаться, сколько рубить бегущих противников. Местные вояки, как и многие другие, с которыми он вступал в бой за интересы командира и его гильдии, даже вообразить себе не могли, что значит биться против английских лучников. Шотландцы у Хаэлидон-Хилл и тулаа, во время первого страшного побоища на Шаакуне, и то выказали больше осторожности, чем местные парни. Даже французские рыцари не стали бы так тупо переть вперед под градом стрел.

А вот местные жители именно так и поступали.

Сэр Джордж вздохнул и двинулся прочь от летающей фляги, уступив место Рольфу Грэйхэму.

Местных оказалось куда больше, чем он думал сначала, хотя, в конце концов, это не имело большого значения, поскольку лучники его были безупречны. Кстати, этому способствовало усовершенствование их луков, сделанное по предложению изобретательного парня по имени Уильям Читэм, которому первому пришла в голову мысль использовать нечто вроде талей, чтобы усиливать натяжение тетивы. Молодой Читэм позаимствовал новшество у арбалетчиков одной из планет, где довелось воевать англичанам. Сражения в том мире, с горечью подумал сэр Джордж, обошлись им дороже всего. Двадцать три его солдата и пятьдесят драгоценных лошадей потеряли они там, прежде чем местные жители наконец сдались на милость демонического шута. Даже с помощью местных союзников, которые таким образом сводили какие-то свои счеты, англичанам пришлось ввести в дело требучет, баллисту, греческий огонь и гелеполис, и у сэра Джорджа до сих пор по спине мурашки ползли, когда он вспоминал страшные рукопашные бои в подземных ходах, когда под укреплениями защитников встречались подкопы и контрмины.

Драться под землей было тяжело, но на открытой местности англичанам тоже приходилось несладко. Местные арбалетчики были чертовски меткими и метали свои болты исключительно далеко, так что только превосходные доспехи уберегли его людей от поголовного истребления. Узнав о потерях, демонический шут впервые тогда проявил эмоции — кажется, он был не на шутку испуган. Ведь восполнить потери англичан ему было нечем, все способные носить оружие мужчины были давно уже соответствующим образом обучены и превращены в солдат.

Возможно, именно эти потери заставили двоеротого согласиться на усовершенствование луков, предложенное молодым Читэмом. Как правило, командир был недоволен, когда сэр Джордж или кто-то из его людей предлагали усовершенствовать свое вооружение. Он не возражал против усиления какого-нибудь отдельного качества вроде замены одного сплава другим для изготовления доспеха, но более серьезные изменения воспринимал крайне настороженно. Создавалось впечатление, что изобретение новых, лучших способов ведения войны пугало его, хотя сэру Джорджу это представлялось абсурдным в свете бесчисленных технических устройств, окружавших двоеротого и придававших ему ощущение собственного превосходства над людьми.

Как бы то ни было, демонический шут позволил переделать английские луки, и сэр Джордж остался доволен результатами их усовершенствования. Компьютер сделал разработку сразу же, как только молодой лучник объяснил ему свою идею, и, несмотря на неизбежное ворчание ветеранов по поводу того, что, мол, старый способ стрельбы был лучше, стрелки приняли новое вооружение с энтузиазмом. Этому, несомненно, способствовало знакомство с техническим чудесами, которыми звездолет двоеротого был буквально напичкан, но решающим все же оказался факт, что придумка Читэма позволит им стрелять дальше и точнее и таким образом повысит шансы лучников остаться в живых и одержать очередную победу. Теперь они могли с поразительной точностью поражать цель размером с человека на расстоянии в три сотни шагов. Их стрелы с широким наконечником наносили страшные раны, а стрелы с иглообразным наконечником пронзали кольчуги и даже латы.

При стрельбе по врагам, не имевшим никаких доспехов, как, например, на Шаакуне или здесь, это приводило к полному истреблению противника. Битва превращалась в бойню. Сегодня сэр Джордж и его конные латники обменялись ударами с врагом лишь в тот момент, когда кавалеристы врезались в бегущую толпу, чтобы довершить разгром противника. Барон поморщился, вспомнив, как быстро армия троеруких превратилась в испуганную толпу и бежала с поля боя.

Правда, двое его конников все же были серьезно ранены, хотя и не настолько тяжело, чтобы лекарь не мог их спасти, но при этом они потеряли пять бесценных коней. Слишком мало лошадей, вывезенных им с Земли, осталось в живых. Сатана, слава богу, был одним из них, и демонический шут получил возможность оценить истинность слов сэра Джорджа по поводу того, сколь необходимы его воинам кони для победы в сражениях. Уверившись в этом, двоеротый начал заботиться о лошадях больше, чем Шеймас МакНили или сам сэр Джордж. Он даже побуждал лекаря найти лучшие способы предохранить их от пагубного воздействия фазового перехода, а также разводить и «клонировать». Но в отличие от людей кони плохо переносили длительное пребывание в стазисе во время межзвездных перелетов, невзирая на все усилия лекаря. В условиях корабля они плохо размножались, а искусство, которое возвращало к жизни убитых лучников и латников, оказалось не столь эффективным в отношении лошадей. Лекарь обеспечивал постоянный приток новых взрослых лошадей, но он был весьма невелик, и Шеймасу МакНили не хватало времени обучить их как следует. Между тем лошади были более крупной и уязвимой мишенью, чем закованные в доспехи люди. С каждой битвой число их катастрофически таяло, и близилось время, когда отряд англичан останется вовсе без конницы. Это огорчало сэра Джорджа не только потому, что он полюбил Сатану, верно служившего ему одиннадцать лет. Будучи солдатом до мозга костей, он понимал, что конная атака против надлежащим образом защищенных лучников — полнейшее безумие. Ну, против английских лучников, во всяком случае, поправил он себя. Зато пешие воины, среди которых нет стрелков, практически не в состоянии остановить кавалерийскую атаку и устоять против отряда закованных в сталь всадников и лошадей. Приходилось ему, правда, слышать о пикинерах из далекой Швейцарии, каре которых не удавалось проломить рыцарской коннице, но сам он ничего похожего не видел. И временами подумывал, что неплохо было бы иметь некоторое количество таких воинов. Если поставить их между его лучниками и врагом… пожалуй, это стоило бы иной кавалерийской атаки! Возможно, думал сэр Джордж, ему еще придется всерьез задуматься над созданием отряда пикинеров, когда он окажется без кавалерии. Хотелось бы знать, что происходит нынче дома, наверное, даже французы и итальянцы осознали, что кавалерия без поддержки стрелков и пехоты сейчас уже мало чего стоит. Во всяком случае, он был рад, что до сих пор его людям не приходилось сталкиваться со столь дисциплинированной и стойкой армией, как легендарные швейцарцы.

И все же он был рыцарем, а эмблемой рыцарства были шпоры. День, когда лошадь окончательно исчезнет с поля битвы, станет поистине днем скорби, и сэр Джордж надеялся, что не доживет до этого.

«Хотя, возможно, доживу… теперь. И может, даже увижу Землю. Хотя вряд ли».

Барон задумчиво покачал головой и покосился на своего оруженосца. Со дня гибели Томаса Снеллгрэйва у него было два оруженосца, но оба уже были посвящены в рыцари, и ни один из них не был так высок, как третий. Несмотря на то что барон был высокого роста, Эдуард превосходил его на полфута. Глядя на статного юношу, держащего его шлем, сэр Джордж не мог не порадоваться тому, что сын и жена оказались подле него на том злополучном когге. Хвала Господу и всем святым! Если бы не Матильда и Эдуард, он вряд ли пережил бы заточение на звездолете двоеротого и бесконечную чреду бессмысленных сражений. Порой он задумывался о том, сколько же сейчас лет его сыну, и не мог ответить на этот простой вопрос. Ему было почти тринадцать, когда они отплыли во Францию, к королю Эдуарду, но как давно это было?

Ответа на этот вопрос не было, и, следовательно, он не мог правильно оценить возраст своего единственного сына. Внешне молодой человек выглядел лет на восемнадцать, но эта оценка была столь условной, как и расчеты, касавшиеся возраста самого барона.

Он давно уже сделал вывод, что их жены и дети оказались здесь благодаря случайному стечению обстоятельств. Кем бы ни был этот недомерок, он так и не научился понимать людей, находившихся под его командованием. Вероятно, это проистекало из того, что он никогда не хотел их понимать, не считая достойными своего внимания. Они были для него одушевленным имуществом, не более того. Он даже и презирал-то их не по-настоящему, поскольку они не были достойны его презрения. Они были для него именно тем, кем он продолжал называть их, начав с самого первого дня знакомства, — варварами и примитивными существами. Низшей формой жизни, которую высшие будут использовать так, как сочтут наиболее целесообразным.

Сэр Джордж не сделал ошибки и не стал относиться к демоническому шуту так, как тот этого заслуживал. Напротив, сознавая, что сила на стороне двоеротого, он затаил свои чувства и ничем не показывал, что видит все его слабости и ошибки, вытекавшие из его непомерного самолюбия и гордыни. Например, демонический шут прилетел на Землю только ради того, чтобы заполучить отряд хороших бойцов, хотя сэру Джорджу до сих пор казалось нелепым, что существа, которые могут построить такой волшебный корабль, нуждаются в лучниках и меченосцах. Барон не сомневался, что командир предпочел бы обзавестись только бойцами и наверняка серьезно задумывался, не избавиться ли ему от лишних ртов, которые сопровождали экспедицию во Францию. Но демонический шут этого не сделал, и сэр Джордж возблагодарил Бога за то, что чужак все же понял, что женщины и дети могут обеспечить ему послушание мужей и отцов. Но вот что до его командира дошло с большим запозданием, так это то, что наличие среди них женщин и естественные потребности мужчин дают ему возможность поддерживать численность его маленькой армии. Хотя возраст сэра Джорджа вроде бы не менялся, многие юнцы вроде Эдуарда превратились в мужчин и заняли свое место в строю. Рождавшимся детям предстояло пойти по их стопам, когда придет время.

Хотя сэр Джордж и его люди провели одиннадцать лет в боях, их семьи бодрствовали меньше. Воины пробуждались от магического сна между битвами, дабы готовиться и участвовать в новых сражениях, но семьи их не всегда пробуждались вместе с солдатами. Многое зависело от того, как долго они пробудут на той или иной планете и как скоро им удастся убедить местное население заключить сделку с двоеротым, который уже понял, что лучшей наградой для людей является воссоединение воинов с семьей… или лишение этого воссоединения в качестве наказания.

В результате для Матильды и других женщин прошло меньше времени, чем для сэра Джорджа и его войска, и много лет Эдуард жил по календарю своей матери. Но сейчас он уже стал достаточно взрослым, чтобы занять место оруженосца у стремени отца, и засыпал и просыпался вместе с остальными мужчинами. Сэр Джордж был рад, что мальчик теперь при нем, но он понимал, что душа Матильды разрывается надвое. Будучи в стазисе, она не думала о сыне, но, просыпаясь, неизменно размышляла о том, что даже корабельный лекарь не может исцелить все раны. Барон пусть медленно, но постоянно терял воинов с того самого дня, как его людей подняли вместе с коггами на борт звездолета, и Матильда боялась, что среди погибших рано или поздно окажется Эдуард.

Или сэр Джордж. Но что она могла поделать? Они должны были сражаться и побеждать ради интересов демонического шута и его гильдии — иначе их ждала смерть.

Барон понимал, как тяжело приходится его жене, но тоже не мог ничего изменить. Он мог только надеяться когда-нибудь каким-то чудом вернуться в свой родной мир и не переставал себя спрашивать, сколько же на самом деле прошло времени с тех пор, как он со своими людьми отплыл в Францию и причалил сюда. Какой сейчас год, если, конечно, земные года сейчас что-нибудь для них значат.

Он не знал ответа на этот вопрос. Но подозревал, что двенадцатый день июля лета Господня тысяча триста сорок шестого остался далеко-далеко позади.

 

ГЛАВА 8

Молчаливый драконочеловек остановился у сверкающей стены и отошел в сторону, пропуская сэра Джорджа. Барон искоса посмотрел на это создание. Он достаточно повидал их за эти годы, чтобы понять, что они, как и бородавчатые хатори, были существами из плоти и крови, в отличие от механических слуг двоеротого. Но этим его знания о драконолюдях и ограничивались. Компьютер был более чем сдержанным в отношении сведений о хатори и драконолюдях, но, по крайней мере, сказал сэру Джорджу, как зовут бородавочников. О драконолюдях он не мог или не хотел сказать даже этого. Барон не знал, действовал ли это прямой запрет демонического шута или драконолюди и правда никак себя не называли. Быть может они даже не умели говорить? Если так, то драконолюди были еще более чужды людям, чем все остальные существа, которых приходилось встречать англичанам. Но отвергнуть возможность этого он не мог, поскольку никогда не слышал, чтобы хоть один из них когда-нибудь издал какой-то звук. Бородавочники — те да, что-то говорили. Он не усвоил ни слова из хрюкающе-всхрапывающего языка хатори прежде всего потому, что они явно не хотели, чтобы англичане могли с ними общаться, но барону и его людям хватало доказательств того, что у бородавочников есть свой язык.

Они контактировали с англичанами чаще, чем драконолюди. Им была поручена роль тюремщиков, которые должны были выгонять англичан с корабля и надзирать за ними на борту. Эти несложные обязанности они исполняли с охотой, кроме того, из них словно сочилась жестокость. Из обрывочных сведений, полученных от Компьютера, сэр Джордж заключил, что первоначально демонический шут намеревался использовать хатори так, как сейчас использовал англичан. Но из этой затеи, как и следовало ожидать, ничего не вышло.

Вероятно, в поединке каждый хатори являлся страшным противником. Это были крепкие, сильные существа — точно такие, какими казались с виду, и, похоже, они не знали страха, как не знали чувства жалости, сочувствия и сострадания. Между ними и англичанами не могло возникнуть приязни, чего, как полагал сэр Джордж, и желал демонический шут. Хуже того, они ненавидели друг друга и почти не скрывали этого.

Начало этой ненависти положили хатори, убив двух раненых лучников. Именно убив — бородавочники изрубили несчастных на куски так, что лекарь не смог вернуть их к жизни. Это произошло на третьей планете, которую посетили англичане. Никто так и не узнал, почему хатори убили лучников. Скорее всего, они решили, что люди пытаются бежать с поля боя, хотя один из них еле держался на ногах даже с помощью своего не столь тяжко раненного товарища. Бойцы сэра Джорджа были в бешенстве, а ярость барона не поддавалась описанию. Но всей их ярости и бешенства оказалось недостаточно, чтобы заставить демонического шута наказать убийц. Возможно, с горечью думал сэр Джордж, хатори слишком тупы, чтобы понять, за что их наказывают, и двоеротый опасался, что, будучи наказаны за убийство англичан, в другой раз они замешкаются, вместо того чтобы рубить их, когда те побегут с поля боя.

Какими бы соображениями ни руководствовался демонический шут, отказ его наказать убийцу привел к еще худшим последствиям. Брат одного из убитых, обезумев от гнева и горя, вырвал дубинку у оказавшегося поблизости бородавочника, надзиравшего за людьми на борту корабля. Дубинка, которой бородавочники работали одной рукой, для человека была тяжеловата, но череп прежнему владельцу разнесла вдребезги. Лучник набросился на товарищей убитого хатори с яростным воплем и успел ранить еще одного, прежде чем остальные убили его.

Демонический шут отказался наказать хатори за убийство раненых, которые шли к лекарям, но совершенно по-другому отнесся к смерти одного из своих тюремщиков. Человек, виновный в нападении, был уже мертв, но двоеротый жаждал преподать людям урок и велел выбрать пятерых бойцов, которые будут преданы смерти.

Одним из них оказался Уолтер Скиннет.

Ветеран не моргнул глазом, узнав, какой ему выпал жребий, но сэр Джордж знал, что его старый соратник взбесился бы, услышав, как униженно, почти слезно барон умолял демонического шута пощадить его людей. Справедливости ради следовало признать, что, если бы даже среди тех, кому выпал жребий быть казненными, не оказалось Скиннета, сэр Джордж все равно сделал бы все возможное, чтобы спасти своих людей. Не только потому, что он знал и любил их, но и потому, что приговор двоеротого казался ему верхом несправедливости. Более того, верхом безрассудства, ибо таким образом демонический шут не только стравливал людей с хатори, но и заставлял их затаить ненависть к самому себе. А ведь у англичан и без того хватало причин недолюбливать своего командира.

Барон пустил в ход все возможные аргументы, чтобы убедить двоеротого отменить ужасное решение, но все было напрасно. Он мог бы не утруждаться и не унижаться, демонический шут остался непреклонен и с холодной логикой опроверг все доводы сэра Джорджа.

— Возможно, вы правы в отношении ценности ваших людей. Они действительно нужны моей гильдии, — бесстрастным голосом пропищал он. — Однако им необходимо преподать убедительный и запоминающийся урок. Ваши люди сами бросали жребий, и вы не можете обвинить меня в предвзятом отношении к кому-нибудь из них. Они должны знать свое место и соблюдать установленные мною на корабле правила. Они должны понимать также, что за нарушение этих правил следует соответствующая кара. И раз уж я не могу примерно наказать мертвого, расплачиваться за его проступок придется живым. Этот урок заставит их в будущем думать, прежде чем решиться на подобные действия.

Мерзкий недомерок был непоколебим в своем решении преподать урок людям, и приговор был приведен в исполнение. Приказав всем англичанам, включая женщин и детей, которые были пробуждены из стазиса, собраться в зале, двоеротый велел им смотреть, как хатори одну за другой убивают своих жертв. Люди умирали достойно, и Скиннет, казненный первым, послужил им примером.

Сознание того, что хатори столь же неприкосновенны, как сам демонический шут, отложилось глубоко в сердцах людей. Но одновременно с этим пониманием выросла и окрепла их застарелая ненависть к двоеротому, а вместе с ним и к бородавочникам. Когда-нибудь эта ненависть найдет себе выход, с содроганием думал сэр Джордж, недоумевая, неужто демонический шут не понимает, что шутит с огнем. Если понимает, то он просто безумец, ни во что не ставящий свою жизнь. Если нет — глупец, старательно рубящий сук, на котором сидит. Возможно, несмотря на многочисленные доказательства обратного, двоеротый по-прежнему считал, что англичане ничем не лучше хатори — такие же грубые, жестокие громилы, достаточно разумные, чтобы понимать приказы, и ничем, кроме исполнения этих приказов не интересующиеся. Если так, это было свидетельством такой гордыни, какой сэр Джордж не ожидал даже от демонического шута.

Однако чем больше он узнавал своего командира, тем больше склонялся к мысли, что именно последнее предположение является верным. Когда дело касалось предубеждений и гордыни командира, ожидать от него можно было чего угодно. Вместе с тем барон понял, что истинной причиной того, почему двоеротому потребовались англичане, явилась непроходимая тупость хатори. Каждый бородавочник был подобен страшной боевой машине, но им не хватало умения ладить и взаимодействовать между собой, без чего они годились разве что на роль тюремщиков. И демонический шут не мог не понимать разницы между хатори, каждый из которых хорошо дрался лишь сам за себя, и англичанами, привыкшими выступать против врагов единым фронтом. Понимание это помогло ему правильно использовать как хатори, так и людей для достижения своих целей. О том, что у людей тоже могут быть свои цели, стремления и желания, он не думал. Так далеко его понимание их сущности не простиралось.

Что представляют из себя бородавочники, давно уже не было тайной для сэра Джорджа. Иное дело — драконолюди. Компьютер отказывался отвечать на вопросы об этих таинственных существах, и демонический шут ни разу не обращался к ним напрямую в присутствии сэра Джорджа. Он никогда не упоминал о них во время бесед с бароном, как будто их и вовсе не существовало. Вероятно, для подобного поведения у него имелась какая-то веская причина, но ни сэр Джордж, ни его ближайшие советники о ней не догадывались. Эти странные существа постоянно маячили за спиной двоеротого, присутствовали на заднем плане, непонятные и зловещие, несмотря на яркие ало-голубые одеяния, как горгульи на крышах соборов. Будучи огромного роста, они выглядели куда менее впечатляюще, чем закованные в доспехи и вооруженные секирами хатори, но сэр Джордж никогда не позволял себе забывать о мечущем молнии оружии, висящем у них на поясе.

Сопровождавший барона драконочеловек ответил на его взгляд ничего не выражающим взглядом ртутно-серебряных глаз, напомнив сэру Джорджу гревшуюся на солнышке ящерицу, которая, невзирая на кажущуюся неподвижность, готова в любой момент сорваться с места. Сэр Джордж пожал плечами и замер рядом с драконочеловеком перед сверкающей стеной, отделявшей отведенные для людей отсеки от остальной части звездолета.

Никто из людей до сих пор не понял, как открывается и закрывается появляющийся в ней проем.

Они узнали многое о разных кнопках, научились включать и выключать различные устройства, и сэр Джордж с отцом Тимоти были уверены, что сверкающая стена тоже должна открываться каким-то механизмом, имеющим кнопку или рычаг, расположенные где-то поблизости, но отыскать их не могли.

Барон и на этот раз не понял, каким образом драконочеловеку удалось привести в действие механизм, открывающий дверь в сверкающей переборке. Вроде бы он ничего не касался и не говорил никаких паролей, а проход — вот он, взялся невесть откуда!

Сэр Джордж кивнул драконочеловеку и прошел мимо него в открывшийся перед ним коридор. Молчаливое существо, как всегда, не отреагировало на человеческий жест, но барону почему-то казалось, что драконолюди правильно принимают его церемонные поклоны за проявление вежливости. Кем бы драконолюди ни были, они явно умели мыслить, иначе гильдия демонического шута заменила бы их механическими устройствами. Очевидно было также, что двоеротый доверяет им больше, чем хатори или людям, и все же в глазах его они остаются примитивными созданиями, пребывающими на низшей стадии развития.

Интересно, как драконолюди воспринимают англичан? Может, они, как и двоеротый, считают их варварами, недостойными внимания? Или видят в них товарищей по несчастью? А может, драконолюди приучили себя смотреть на людей сверху вниз, чтобы самим себе казаться менее униженными?

Разрешить эту загадку было невозможно, поскольку ни сэру Джорджу, ни отцу Тимоти, словом, никому из людей не удалось найти способа общаться с ними. Хотя все они, включая Матильду, немало поломали над этим головы. Разумеется, они встречались с драконолюдьми не часто, но все же двоеротый не мог полностью изолировать их друг от друга, хотя, очень может статься, намерение у него такое было. В конце концов большинство англичан отказалось от попыток найти общий язык с драконолюдьми, и только отец Тимоти продолжал свои старания. Доминиканец был убежден, что драконолюди куда разумнее хатори, а значит, с ними можно было попробовать договориться. Он надеялся найти способ разговаривать с ними, и сэр Джордж разделял надежды своего бывшего наставника, хотя ему не хватало терпения священника и непоколебимой веры в то, что когда-нибудь он добьется успеха.

Но даже отец Тимоти не думал о том, чтобы искать общий язык с хатори.

Следуя за светоуказателями по пустому коридору, сэр Джордж размышлял о том, сколь расточительны были создатели этого огромного звездолета, казавшегося ему полупустым. Огромные залы, длинные коридоры — все было искусственным и все было сделано из дорогостоящего металла. А ведь по его прикидкам, чтобы вместить всех пребывающих ныне на этом корабле, он мог бы быть по крайней мере в пять раз меньше! И вся эта махина неслась от планете к планете лишь затем, чтобы его люди — не то слуги, не то рабы двоеротого — могли высадиться в неведомом мире и помахать мечами, попускать стрелы в несговорчивых местных жителей. В этом было что-то неправильное, что-то в корне порочное, вот только слов у сэра Джорджа не хватало, чтобы сформулировать это ощущение неправильности происходящего.

Он очнулся от размышлений, оказавшись у закрытого люка. Светоуказатель покачивался над ним вверх-вниз, словно возмущенный его медлительностью. Такие указатели были необходимы, поскольку внутренние пространства корабля постоянно менялись и невозможно было предугадать, какие коридоры и залы надобно будет пройти на этот раз, чтобы попасть в апартаменты двоеротого. Компьютер говорил, что светоуказатели являются очень несложными механизмами, и так оно, безусловно, и было. Однако, глядя на нетерпеливо мигавшие светильники, барон иногда ловил себя на мысли, что относится к ним как к живым существам, не слишком разумным, но наделенным эмоциями в значительно большей степени, чем демонический шут. Вот и сейчас светильник над люком мигал так, словно ему не терпелось сорваться с места и умчаться по каким-то своим важным делам.

Люк перед сэром Джорджем раскрылся, и, бросив последний взгляд на мигающий светильник, барон вступил в зал, где его ожидал двоеротый.

В отличие от многих других помещений зал демонического шута не менялся. То есть не менялись его размеры и очертания, хотя декорирован он был каждый раз по-новому. Теперь, благодаря голографической проекции, он показался барону восьмиугольным, с арочными проемами в каждой из стен. Восьмиугольный зал со стенами из напоминавшего бронзу сплава был пуст, и только посредине его, на невысоком подиуме, возвышалось то, что демонический шут называл световой скульптурой. Сэр Джордж не знал, как создаются такие скульптуры, но всегда восхищался ими. Как правило, они были прекрасны, хотя красота их была непривычна для людского глаза и внушала порой трепет. Световые скульптуры даже отдаленно не напоминали земные статуи, и барон решительно не понимал, что они изображают, хотя это не мешало ему получать удовольствие от их созерцания. Эта, например, производила впечатление удивительной хрупкости и состояла из нагромождения перетекающих друг в друга сине-зеленых плоскостей, в которых мерцали, струились и пульсировали разноцветные нити. Невзирая на странную форму, диковинная скульптура, казалось, излучала спокойствие и доброжелательность.

«Порой, — сонно думал сэр Джордж, любуясь пульсирующими в глубине полупрозрачных плоскостей огнями, — я почти готов простить двоеротому все, что он с нами сотворил. Жизни людей стали дольше, здоровее — крепче, чем когда-либо. Кроме того, его „технологии“ способны создавать вещи удивительной красоты. Разумеется, мы получаем крохи с его стола, но эти крохи поражают воображение. Жаль только, что для демонического шута мы менее ценны, чем вещи, сработанные из металла и хрусталя…»

— Ваши люди хорошо сражались. Но ведь вы, англичане, всегда хорошо сражаетесь, не так ли?

Сэр Джордж оторвал взгляд от световой скульптуры. Он не слышал, как дверь открылась и в зал вошел демонический шут. Барон часто бывал в его апартаментах и все же не мог привыкнуть к этим беззвучно возникавшим проемам, столь непохожим на двери, имевшиеся в отведенных людьми отсеках, достаточно широким, чтобы через них могли проехать в ряд двадцать всадников.

Мало кто из его людей попадал в ту часть звездолета, где обитала команда. Только сам барон, сэр Ричард, сэр Энтони и — очень редко — Матильда бывали здесь, всякий раз подвергаясь унизительному досмотру, прежде чем войти в коридор, открывавшийся в сверкающей стене, отделявшей отсеки людей от остальной части корабля.

Сэр Джордж склонил голову, всматриваясь в физиономию двоеротого и пытаясь понять его настроение. Несмотря на многолетнюю службу, ему ни разу не удалось преуспеть в этом. Самовлюбленный недомерок оставался для него загадкой, и невозможность понять его настроение была так же опасна по прошествии стольких лет, как и в самом начале их знакомства. Писклявый голос командира оставался по-прежнему мертвым, бесцветным и невыразительным. Разумеется, это можно было объяснить несовершенством перевода, тем, что переводящий его слова механизм не умеет передавать эмоции. Однако трехглазое лицо его тоже не выражало никаких чувств и было по-прежнему неизмеримо чуждым барону. За все эти годы на нем не появлялось ничего, что можно было истолковать как улыбку или недовольство. Отец Тимоти и Дикон Ярдли пришли к выводу, что верхний из двух ртов демонического шута предназначен только для дыхания и речи, но сэр Джордж ни разу не слышал издаваемых им звуков. В отличие от драконолюдей демонический шут явно что-то говорил, но ни один человек не слышал его настоящего голоса. Из сделанного как-то замечания Компьютера сэр Джордж заключил, что молчание демонического шута не было очередной мерой предосторожности. Компьютер сказал, что голос командира слишком высок для человеческого уха.

Таким образом получалось, что голос двоеротого очень даже мог выражать его чувства. То, что они не проявлялись на покрытом фиолетовой шерстью лице, вполне могло быть связано с особенностями его организма и вовсе не говорило о полном бесстрастии двоеротого. Нескрываемое презрение к людям и постоянное довольство самим собой свидетельствовали о том, что уж эти-то чувства ему хорошо знакомы. Стало быть, демонический шут должен был испытывать перепады настроения, вот только научиться отслеживать их сэру Джорджу никак не удавалось.

Потому он вынужден был следить за собой во время бесед с этой непостижимой тварью очень внимательно и подбирать слова с особой тщательностью, дабы двоеротый не истолковал сказанное им превратно. Именно из-за этого общение с демоническим шутом выматывало сэра Джорджа не в пример больше, чем тренировки и даже настоящие сражения.

Однако он знал, что кое-каких успехов на этом поприще ему удалось достигнуть. Проведя в обществе двоеротого немало времени, он начал догадываться о владевших им чувствах по построению фраз и изменению поз, хотя и не был до конца уверен, что предположения его соответствуют действительности.

А ведь демонический шут вовсе не старался казаться таинственным. Напротив, он, как и сэр Джордж, тоже тщательно подбирал слова и порой становился излишне многословен, явно заботясь о том, чтобы распоряжения его дошли до барона и тот мог выполнить их с надлежащей точностью. Презирая людей, он сознавал их ценность для гильдии и стремился использовать с максимальной отдачей.

Ценность эта, увы, была понятием весьма относительным, о чем свидетельствовала расправа над сэром Джоном Денмором, учиненная двоеротым в первый же день пребывания людей на звездолете.

О том же свидетельствовала казнь пяти человек, последовавшая за убийством одного из хатори разъяренным лучником. Двое лучников были убиты по приказу демонического шута, за то что удрали из лагеря на рыбалку, соблазненные близостью зеленого моря и золотистого пляжа в мире, удивительно похожем на покинутую ими Землю. Еще один человек был убит, когда в помрачении рассудка отказался покинуть посадочный модуль и принять участие в очередном сражении. Вслед за ним последовала смерть латника, ни с того ни с сего набросившегося с мечом в руках на демонического шута и сопровождавших его драконолюдей, когда те вылезли из аэрокара, дабы взглянуть на очередное, усыпанное трупами местных поле боя.

Сумасшедший латник был убит драконолюдьми, но на этот раз двоеротый почему-то не стал давать людям урок, устраивая показательную казнь невинных. Он даже не заговорил об этом случае с сэром Джорджем, хотя тот ожидал, что недомерок не упустит такой замечательной возможности продемонстрировать свою силу и жестокость. С одной стороны, это, естественно, порадовало барона, с другой же, еще раз показало, как мало он понимает своего командира.

Осознав, что демонический шут все еще ожидает его ответа, сэр Джордж отринул посторонние мысли и произнес:

— Прошу прощения, командир. Я еще полностью не пришел в себя после битвы и плоховато соображаю.

— Я говорил, что вы сегодня хорошо потрудились, — терпеливо повторил двоеротый. — Руководители моей гильдии будут довольны результатами ваших отважных действий. Я уверен, вскоре они наградят меня, а я в свою очередь награжу ваших солдат. Собственно говоря, я уже приказал лекарю разбудить ваших женщин и детей. Мы останемся в этом мире на несколько недель, чтобы проработать все детали нашего соглашения с местными жителями. Возможно, я обращусь к вам за советом, и, может статься, вам придется проехаться по селениям, чтобы напомнить здешним дикарям о вашем могуществе. Раз уж нам придется здесь задержаться, то почему бы вам не пожить со своими семьями? Ваши люди заслужили эту милость, доблестно отстаивая в этом мире интересы моей гильдии.

— Благодарю, командир, — бесстрастно сказал сэр Джордж, стараясь не выдать всю ту гамму чувств — облегчение, радость, ненависть, гнев и бессильную ярость, — которую вызвали в нем эти слова.

— Пожалуйста, — пропищал демонический шут и указал сэру Джорджу на кресло, внезапно возникшее за его спиной. Вслед за тем из пола выросла хорошо знакомая барону «хрустальная столешница», а по другую ее сторону — кресло для двоеротого.

Сэр Джордж опустился в ближайшее кресло, более или менее соответствовавшее пропорциям человека. Он продолжал чувствовать себя неуютно, оттого что мебель вырастала из пола, как грибы, и так же внезапно исчезала. Но кресла были хотя бы материальными, их можно было пощупать, а вот «столешница» , принятая им когда-то за хрустальную, состояла из вовсе уж невообразимой субстанции. Как-то он положил на нее руку и понял, что твердость ее была мнимой. Удерживая все, что на нее ставили, она в то же время представляла собой как бы сгусток прозрачной воды или мощный поток воздуха.

Ладонь чувствовала сопротивление поверхности стола, но при этом возникало ощущение, что, приложив соответствующее усилие, он мог бы протолкнуть руку в его глубину и, вероятно, даже проткнуть это странное образование насквозь.

Между тем в помещение вплыл маленький механический слуга, сработанный из похожего на бронзу сплава. Приблизившись к «столешнице», он поставил перед сэром Джорджем хрустальный графин с вином и изысканный кубок. Другой кубок и графин с густым пурпурно-золотистым киселем он поставил перед демоническим шутом, и барон едва удержался от удивленного восклицания. Командир удостаивал его подобным приемом всего пять раз, после того как англичане одерживали чрезвычайно важную для его гильдии победу. Стало быть, троерукие владели чем-то весьма ценным, ведь разбить их армию не составило для его людей особого труда, и, что бы там двоеротый ни лепетал, особой доблести они в этом сражении не проявили.

— Вероятно, вы интересуетесь, что привело нас в этот мир? — спросил демонический шут, издав странный, едва слышимый писк, и сэр Джордж кивнул.

Недомерок усвоил смысл хотя бы некоторых человеческих жестов, а писк, исторгнутый его верхним ртом и слышанный бароном за эти годы всего два или три раза, являлся, судя по всему, чем-то вроде смешка.

— Полагаю, вы удивлены тем, что я желаю вступить в сделку с этими дикарями, еще более примитивными, чем вы и ваши люди, — продолжал демонический шут.

Сэр Джордж стиснул зубы и заставил себя сделать глоток вина. Оно было поистине превосходным и помогло барону овладеть собой. Странно, что слова демонического шута все еще задевали его и приводили в ярость. За эти годы он должен был привыкнуть к пренебрежительному отношению командира к себе и своим людям. Тем более что по сравнению с расой двоеротого люди и правда были примитивны. Хотя, если разобраться, гильдия демонического шута не слишком-то отличалась от земных гильдий. Для заключения выгодных сделок они использовали разные средства, у них были разные масштабы, но цели-то они преследовали одни и те же. Сэр Джордж усмехнулся, подумав, что отдал бы многое, чтобы посмотреть, как его командир стал бы вести дела с киприотами или венецианцами. Барон мог бы прозакладывать голову, что, если бы демонический шут вдруг лишился своих чудесных «технологий», земные торговцы раздели бы его до нитки.

— На самом деле, — продолжал двоеротый, не подозревая о том, какое впечатление произвели его слова на собеседника, — эта планета не обладает нужными нам ресурсами, не говоря уже о товарах, которые изготовляют местные жители. Ценность этой планеты для гильдии заключается в ее расположении. Она, если так можно выразиться, лежит на пересечении космических трасс, и мы намерены разместить здесь… как бы вы сказали, склады. В одном из них будет храниться топливо, которым мы заправляем корабли.

Он помолчал, глядя на сэра Джорджа с непроницаемым видом, затем поднес кубок к нижнему рту и отпил немного пурпурно-золотистого киселя.

Барон понимающе кивнул. Компьютер объяснил ему как-то, что межзвездный корабль движется благодаря некоему подобию костра, разведенному в одном из его трюмов, и в костер этот необходимо постоянно подкладывать специальное топливо.

— Вы могли бы назвать эту планету стратегически выгодно расположенным островом или торговым портом, — продолжил демонический шут. Его неслышимый голос явно исходил из верхнего рта, поскольку нижний был занят содержимым кубка. — База, устроенная на ней, даст много преимуществ, но меня лично особенно радует то, что мы таким образом глубоко внедрились на территорию, которую контролирует гильдия Шарнхайши.

Сэр Джордж навострил уши. Хотя истолковать тон или выражение лица самовлюбленного недомерка было невозможно, ввиду их полной бесчувственности, слова его подтверждали наличие у двоеротого по крайней мере одного качества, которое можно будет когда-либо использовать. Демонический шут был хвастуном. Он любил хвастаться, даже если слушал его всего лишь дикарь, примитивное существо, стоящее едва ли не на самой низшей ступени развития. Еще более важным было то, что двоеротый не сознавал, сколь уязвимым делает его хвастовство, являвшееся на Земле весьма распространенным пороком, погубившим многих преуспевавших людей. Умный человек, как говаривал отец сэра Джорджа, учится на промахах дураков.

К счастью, демонический шут не был знаком с сэром Джеймсом Винкастером.

Сэр Джордж осознал, что двоеротый уже несколько мгновений молчит, устремив на него все три неподвижных, невыразительных глаза.

— Мне кажется, я вас понимаю, — сказал он, надеясь, что именно такого ответа ждет от него командир. — Полагаю, что это нечто вроде захвата Константинополя, повелитель которого обретает контроль над всем Черным морем.

— Я недостаточно знаком с вашей географией и историей Земли, чтобы понять, верна ли аналогия, но звучит похоже, — ответил двоеротый. — Вы отлично справились с поставленной перед вами задачей, и я решил вас наградить. Вы являетесь весьма ценным вложением капитала гильдии, и в отличие от моих собратьев я всегда был уверен, что пряник и кнут лучше одного кнута. Кто проявляет должную заботу о своем имуществе, в убытке не останется.

— Я тоже так думаю, — ответил сэр Джордж с выражением, которое лишь отдаленно могло сойти за улыбку.

Он сумел заставить себя говорить ровно, и после недолгой внутренней борьбы оскал его превратился в некое подобие улыбки. Не следовало забывать, что времени у двоеротого было достаточно и он вполне мог научиться разбираться в мимике людей. И даже если он этого не сумел или не захотел сделать, лучше переоценить врага, чем недооценить.

— Надеюсь, наша победа принесет вам ожидаемые выгоды, — добавил сэр Джордж.

— Принесет, можете быть в этом уверены, — сказал демонический шут, и сэр Джордж подумал, что его командир был сегодня совершенно искренен. — И все же для меня лично тот факт, что мы вторглись в торговую сеть Шарнхайши, радует больше грядущих выгод.

— Вы упомянули о гильдии… — Сэр Джордж мучительно сморщился, не в состоянии выговорить труднопроизносимое название, и двоеротый снова издал писк, принятый бароном за смешок.

— Гильдия Шарнхайши, — подсказал он.

— Да-да. Вы уже когда-то упоминали о ней.

— Упоминал, — подтвердил демонический шут. Его лицо и голос были по-прежнему непроницаемы, но сэр Джордж подозревал, что если его собеседник испытывает сейчас какие-то чувства, то чувства эти — ненависть и злорадство. — Я перед ней в большом долгу. Шарнхайши едва не погубили мою карьеру, когда впервые выставили против нас этих проклятых римлян.

Сэр Джордж постарался изобразить на своем лице понимание и сочувствие, страстно желая, чтобы двоеротый продолжал говорить. Он уже как-то упоминал о гильдии Шарнхайши как о сопернике его собственной гильдии, но из слов этих следовало лишь то, что недомерок не любит и слегка побаивается сильных конкурентов. Теперь же барону стало ясно, почему демонический шут взял на себя полный контроль за ходом операции на этой планете. Увидев возможность отомстить своим давним соперникам, он не пожелал доверить эту месть кому-либо другому.

Успехи Шарнхайши были связаны с римлянами, о которых демонический шут тоже не раз упоминал. Сэр Джордж даже сейчас едва мог поверить в то, что это те самые римляне, про кого он думал. Римляне с Земли. О, если бы им удалось встретиться! Как знать, может быть, они сумеют договориться между собой? Ведь людям с людьми легче понять друг друга, чем каких-то диковинных существ из иных миров. Разумеется, их разделяет пропасть во времени, но они испытывают одинаковые чувства, одинаково мыслят.

Демонический шут отпил еще глоток пурпурно-золотистого киселя, уставившись всеми тремя глазами на световую скульптуру, как будто полностью забыл о существовании сэра Джорджа, и человеку пришла в голову внезапная мысль. Вино в его кубке, возможно, было лучшим из тех, что ему доводилось пробовать в своей жизни. К тому же оно оказалось крепким. А что, если кисель, который пьет демонический шут, тоже является достаточно крепким? Чем больше он над этим раздумывал, тем правдоподобнее казалось ему это предположение. Сэр Джордж внутренне улыбнулся хищной улыбкой, которой могла бы позавидовать изголодавшаяся акула.

«Истина в вине», — напомнил он себе и отпил еще глоток — на этот раз совсем маленький — из своего кубка.

— Именно Шарнхайши со своими римлянами помешали мне некогда получить назначение на пост комиссара сектора, — нарушил затянувшееся молчание демонический шут.

Он перевел взгляд со световой скульптуры на сэра Джорджа, и англичанин с удовлетворением отметил, что нижние глаза его собеседника чуть-чуть косят. Каждый глаз, казалось, двигался сам по себе, и сэр Джордж запомнил этот факт. Возможно, он ошибается и предположение его не соответствует истине. Но если это является признаком опьянения у демонического шута, то когда-нибудь он воспользуется этим наблюдением.

— Откуда мне было знать, что Шарнхайши вытащат откуда-то этих самых римлян? — спросил самого себя двоеротый. — Наверное, они целое состояние угрохали, чтобы подкупить Совет, и тот позволил им приобрести этих проклятых варваров.

Сэр Джордж чуть склонил голову набок, и недомерок хлопнул по столу ладонью с двумя обычными и двумя большими пальцами. Удар должен был получиться громким, но «столешница» не издала ни звука, хотя демоническому шуту все равно вроде бы стало легче.

— О да, им пришлось раскошелиться! — Он сделал большой глоток и снова наполнил свой кубок киселем из графина. — Понимаете ли, у Федерации есть законы. Правила. Вроде того, которое запрещает нам использовать современное оружие в примитивных мирах. Этот свод правил называется «Главная Директива». — Двоеротый отхлебнул киселя, в то время как его верхний рот продолжал открываться и закрываться, издавая не слышимые бароном звуки. — Но Шарнхайши сумели обойти «Директиву». А Совет — это просто банда лицемеров! Они делают вид, что защищают тупых варваров. Но знаете, что на самом деле ими движет?

Его огромный центральный глаз уставился на сэра Джорджа, и англичанин покачал головой.

— Страх, вот что! — торжественно изрек демонический шут. — Эти тупые бюрократы боятся, что мы потеряем или забудем свои игрушки на какой-нибудь из планет, а варвары их найдут. Как будто эти идиоты способны понять, как их можно использовать!

Он замолчал, и хотя голос и лицо его по-прежнему оставались бесстрастными и совершенно спокойными, сэр Джордж все более убеждался в том, что чужак ведет себя сейчас точь-в-точь как подвыпивший человек.

— На самом деле в этом есть кое-какой смысл, — сообщил чуть погодя демонический шут. Он еще раз беззвучно шлепнул по «столешнице» и откинулся на спинку корзиноподобного кресла. — Межзвездные перелеты занимают годы, а то и десятилетия даже на фазовой тяге. Отчасти потому наши корабли столь огромны. Мы могли бы впихнуть фазовый ускоритель в корпус, величина которого равна одной десятой нашего корабля. И даже еще меньше. Но размер тут не самое главное. Важнее показатель массы, поскольку, когда фазовое ускорение достигает предела, структурная кривизна пространства начинает… Ну ты понимаешь, да?

Он махнул рукой, и сэр Джордж снова кивнул. Он понятия не имел о том, что такое показатель массы, и более чем смутно понимал, как работает фазовый ускоритель, но сейчас это не имело значения. Куда важнее были другие обрывки сведений, и он жадно прислушивался к бормотанию двоеротого.

«Наши предки были мудры! — думал он, скрывая чувства за бесстрастным выражением лица. — „Истина в вине“ — вернее не скажешь! Его голос и лицо мало что могут мне подсказать, но жесты — дело другое. Возможно, я не там искал ключ к пониманию его настроения».

— Дело в том, что на один перелет уходит несколько десятков лет, и надо сделать так, чтобы он себя окупал, верно? — спросил демонический шут. — Думаешь, корабль большой? — Он еще махнул рукой — теперь в сторону одной из переборок. — Ну, так ты ошибаешься. Построено множество кораблей, значительно превосходящих нашу скорлупку. Большинство кораблей гильдии, если на то пошло, крупнее нашего, поскольку гонять большой корабль теперь стоит столько же, сколько маленький. И это-то и есть настоящая причина проклятой «Главной Директивы».

— Размер ваших кораблей? — спросил сэр Джордж, изображая удивление и напряженную работу мысли в надежде, что демонический шут оценит старания собеседника понять ход его мысли. Хотя, если двоеротый и прежде не обращал внимания на такие мелочи, то в этом состоянии и подавно их не заметит. Однако из последующих слов двоеротого стало ясно, что вопрос он задал правильный.

— Не размер, а скорость, — ответил демонический шут. — Между посещениями каждой из этих захудалых планет, расположенных на задворках вселенной, проходит пятнадцать-двадцать ваших лет. Может, даже больше. Я знаю одну планету, куда гильдия посылает корабли раз в двести пятьдесят лет, и Федерация тоже о ней знает. Естественно, члены Совета не хотят, чтобы кучка отсталых варваров в наше отсутствие догадалась, что мы не боги. Поэтому и была принята «Главная Директива»… — Недомерок помолчал, что-то прикидывая, и пояснил: — Это произошло около тридцати тысяч лет назад по вашим меркам. Плюс-минус пара тысяч лет.

Он снова издал писк, и сэр Джордж окончательно уверился, что это был эквивалент человеческого смешка. Но сейчас это не имело значения. Тридцать тысяч лет? Цивилизация его командира существовала более тридцати тысячелетий? Невероятно! И все же…

— Даже для нас это достаточно долгий срок, чтобы закон успел устареть, — сказал демонический шут. Его писклявый голос был уже не столь ясен, слова начали смазываться, когда он подался к барону, и сэр Джордж еле сдержал улыбку, поняв, что переводчик добросовестно передает особенности речи опьяневшего недомерка. — Мы не любим перемен, и если уж закон принят, он остается в силе довольно долго. Но этот причинил гильдиям массу хлопот, поскольку без использования оружия мы просто не могли вести дела так, чтобы полеты окупались. А как прикажешь торговать с варварами, не понимающими, на каких сокровищах они сидят? Как с ними договориться, если проклятая «Директива» связывает здоровую инициативу по рукам и ногам?

Двоеротый третий раз хлопнул рукой по «столешнице», но промахнулся, и сэр Джордж с любопытством подумал, долго ли еще он продержится, прежде чем пурпурно-золотистый кисель окончательно выбьет его из седла.

— И что придумали парни из Шарнхайши? — продолжал двоеротый. — Я тебе скажу. Они нашли примитивный мир, о котором Совет еще не знал, и набрали там отряд проклятых римлян. Такого еще никто не делал. Но ведь «Главная Директива» не запрещает использовать войска. Она запрещает использовать только современное оружие. И потому никому из нас в голову не приходило, что можно вести дела без подкупа и взяток.

Он опустил кубок и несколько секунд смотрел в него. Затем издал звук, подозрительно напоминавший человеческую отрыжку, и снова воззрился своим центральным глазом на сэра Джорджа.

— Но вот Шарнхайши додумались! Если им был нужен примитивный мир, они посылали туда своих римлян. Столь же примитивных, как местные варвары, так что Совету не к чему было придраться. А я вот что скажу о римлянах. Они крепкие ребята и одерживали победу за победой. Шарнхайши использовали их на десятках отсталых миров вдалеке от других гильдий. Они разорвали в клочья целую торговую империю. Закрепились на планетах, где добывают стратегически важное сырье и устраивают складские базы, вырвали у нас изо рта уйму жирных кусков, поломали наши карьеры. И все потому, что Шарнхайши сумели заполучить несколько тысяч варваров в бронзовых доспехах.

Он надолго замолчал, вертя в руках кубок с пурпурно-золотистым киселем, а затем снова уставился в сторону сэра Джорджа.

— Но не только они умеют играть не по правилам. Остальные гильдии отправили Совету коллективную жалобу, и тот принял это дело к рассмотрению. И он вполне может решить, что Шарнхайши должны прекратить использовать римлян. Однако тяжбы займут много сотен лет, а пока Шарнхайши перебрасывают своих наемников из одной важной точки в другую и отнимают у нас одну планету за другой. К тому же эти мерзавцы сунули кому-то из членов Совета огромную взятку, чтобы тот объявил ваш мир закрытым для посещения остальными гильдиями.

Сэр Джордж подобрался, стараясь не упустить ни слова. Его не удивило, что другая гильдия подкупила Совет, о котором говорил двоеротый. Подкуп правителей зачастую куда эффективнее, да и дешевле обходится, чем проведение военных действий.

«Однако если бы его величество Эдуард III тратил чуть больше денег на армию и чуть меньше на попытки купить себе союзников в первой французской кампании, сейчас он бы уже сидел на престоле Франции!»

Постойте-ка! Если демонический шут не врет и Совет этой их Федерации запретил посещать Землю, то гильдия двоеротого нарушила закон, похитив сэра Джорджа и его солдат. А если служба их незаконна в глазах местных властей, то люди находятся даже в большей опасности, чем он думал.

— Я потратил два или три ваших столетия, чтобы разыскать ваш мир, — продолжал демонический шут, явно гордясь своей предприимчивостью. — Некоторые гильдии набрали собственные армии из примитивных существ вроде хатори. Но они не шли ни в какое сравнение с римлянами. Куда им! И Шарнхайши поняли это прежде всех нас. Потому они и добыли себе этих самых римлян. Начинали-то они с хатори и вынуждены были отказаться от использования их на чужих планетах. Я тоже пробовал и до сих пор не могу вспоминать об этом без содрогания.

Двоеротый задумчиво вперился в кубок, уши его повисли.

— Проклятые аборигены разорвали их в клочья, — сказал он после долгого молчания. — Это стоило им поначалу многих смертей, но потом они просто задавили хатори числом. Перебили их одного за другим. В живых осталось не более двадцати, а ведь проклятые римляне отлично сражались против превосходящего их числом противника и одерживали победу за победой. Это не просто воины — это ураган, который сносит все на своем пути! И мне пришло в голову, что нам нужны наши собственные римляне. Я убедил своего кузена, чтобы тот уговорил комиссара сектора обсудить с руководством гильдии мое предложение. Это был единственный способ противостоять Шарнхайши и их римлянам. Конечно, тут сыграло роль то, что они перебежали дорогу десятку других гильдий помимо нашей. Так что в конце концов мне дали шанс исправить допущенный промах и набрать на Земле собственных римлян. И я это сделал.

На сей раз он хлопнул по «столешнице» весьма удачно, хотя шлепок был по-прежнему беззвучен, и удовлетворенно развалился в кресле.

— Но мы не римляне, — сообщил сэр Джордж. Он не боялся противоречить демоническому шуту, поскольку тот явно пребывал в отличном расположении духа и мог уснуть в любой момент.

— Конечно нет, — согласился двоеротый. — И это очень хорошо. Конечно, я удивился, увидев, как сильно изменилась ваша планета за такое короткое время. Между рождением римлян и вашим появлением на свет прошло всего восемь или девять столетий, а изменения были просто разительны. Разумеется, вы все равно остались примитивными дикарями. Тут-то как раз ничего не изменилось. И все же мы прилетели вовремя. Еще семьсот-восемьсот лет, и вы могли бы изобрести огнестрельное оружие, и тогда от вас не было бы никакого проку. Ведь на Земле уже экспериментируют с порохом. — Демонический шут уставился на сэра Джорджа. — Интересно, как вы так быстро до этого дошли? Может, Шарнхайши что-то вам подсказали?

— С порохом? — нахмурился сэр Джордж.

— Pots de fer, вот как это у вас называется, — ответил демонический шут.

— Зажигательный снаряд? — с искренним недоумением повторил сэр Джордж. — Но ведь это просто забава, командир! Лошадей напугать, ну, может, еще простофиль, которые раньше подобного не видели. Но серьезным оружием это вряд ли можно считать. Даже от бомбард больше шума, чем толку. Мои лучники перебьют любую армию, которой хватит ума вооружиться такими игрушками! Даже арбалеты лучше, хотя я, честно говоря, их недолюбливаю!

— Несомненно… пока дело обстоит именно так, — ответил двоеротый. — Но так будет не всегда. Конечно, пройдет еще тысяча лет, пока вы разработаете эффективное огнестрельное оружие, и все же это доказывает, что в принятии «Главной Директивы» имелся глубокий смысл. Если бы Шарнхайши не подбросили вам идею изобретения пороха, вы бы еще очень долго не додумались, как его изготовлять.

Он еще раз хорошенько хлебнул из кубка, и сэр Джордж с сомнением покачал головой. Он мало что знал о порохе. Огнестрельное оружие только-только начало появляться в Европе, и, как большинство его современников, барон не очень-то верил, что у него есть будущее. Столь неуклюжие самовзрывающиеся устройства с бочкообразными дулами не могут выдержать серьезного соперничества с его лучниками! И все же не напрасно, наверно, демонический шут заговорил об этом оружии. Из его слов следовало, что за огнестрельным оружием будущее, ну что же, ему виднее. Вот только непонятно, почему он считает, будто люди сами не могли додуматься до изобретения пороха? При чем тут Шарнхайши? Впрочем, как знать, может, они и впрямь приложили к этому руку?

— Как бы то ни было, — сказал двоеротый, — хорошо, что мы вас обнаружили вовремя. Если бы у вас было огнестрельное оружие, мы не могли бы вас использовать. Это было бы прямым нарушением «Главной Директивы». Возникли бы всякие проблемы. Совет начал бы задавать вопросы.

Он снова перегнулся через «столешницу» и похлопал сэра Джорджа по колену совсем человеческим жестом.

— А сейчас дела наши идут превосходно. Никому не приходит в голову волноваться по поводу появления еще одного отряда варваров, вооруженных колющим и режущим оружием. Никто из инспекторов Совета даже не знает, что вы и римляне — уроженцы одной планеты, а слишком догадливым мы дадим на лапу, чтобы держали язык за зубами. Кроме того, — он снова похлопал барона по колену, — формально вас просто не существует.

Сэр Джордж нахмурился, озадаченный смыслом этой фразы, а демонический шут, не обращая на него внимания, продолжал:

— Никаких документов. — Голос его звучал неразборчиво, так что сэр Джордж едва уловил общий смысл фразы. — Я выхватил вас из самого центра шторма. Все на вашей планете думают, что вы потонули. Вы ведь и впрямь потонули бы без нас! Но если Совет начнет копать, он не найдет никаких следов контакта между нашими мирами. Потому что, кроме спасения вас из моря и кражи лошадей, никаких контактов действительно не было. И пока какой-нибудь дотошный инспектор не начнет всюду совать свой нос, никто не спросит, откуда вы взялись.

Двоеротый откинулся на спинку кресла и потянулся за кубком. Но опрокинул его, не донеся до рта, и тупо уставился на кисельную лужицу. Его центральный глаз смотрел мутно, как и два других, полуприкрытые отяжелевшими веками.

— Ну что, Шарнхайши, получили? Думали, испоганили мне карьеру и на этом все кончилось? Да кто вы такие…

Голос его пресекся, глаза закрылись, и он обмяк в кресле. Его верхний рот открылся, из него послышался свистящий звук, который сильно напомнил сэру Джорджу человеческий храп.

Барон неподвижно сидел в кресле, задумчиво глядя на демонического шута и переваривая услышанное, пока за спиной двоеротого не открылась дверь, через которую он вошел. Сэр Джордж поднял глаза и увидел одного из телохранителей своего хозяина. Драконочеловек позвал его жестом когтистой руки, опустив другую руку на ножны, в которых хранилось мечущее молнии оружие.

«Может быть, это как раз и есть то самое огнестрельное оружие, о котором говорил командир? Даже настоящий дракон не мог бы метать пламя, как это устройство… но оно куда опаснее тех неуклюжих махин, которые я видел на Земле!»

Драконочеловек снова сделал ему знак приблизиться, и сэр Джордж со вздохом поднялся из кресла. Конечно, телохранители не оставят его наедине с заснувшим хозяином. Несомненно, они наблюдали за ним с помощью так называемых визуальных сенсоров и решили увести, как только демонический шут допился до бесчувствия. Интересно, слышали ли они их беседу? И если да, то догадались ли они о том, что сэр Джордж понял значительно больше сказанного двоеротым?

Он надеялся, что драконолюди их не подслушивали, а если и подслушивали, то не поняли, какие тайны открыл ему двоеротый. Ему также хотелось верить, что, проспавшись, демонический шут не вспомнит всего, что разболтал. Ибо если драконолюди или двоеротый поймут, какие последствия может иметь этот разговор, то сэра Джорджа, несомненно, ждет смерть.

Командиру людей незачем знать, что если кто-то из Совета Федерации начнет задавать неудобные вопросы о некоем победоносном отряде, то отряд этот тотчас же перестанет существовать.

Исчезнет, не оставив следа, который мог указать на то, что корабль гильдии демонического шута опускался на планету, посещение которой было запрещено решением Совета Федерации.

 

ГЛАВА 9

— Ты уверен, любовь моя? — с тревогой спросила мужа леди Матильда Винкастер, приподнимаясь на кушетке.

За все эти годы демонический шут так и не смог понять, почему англичане предпочитают жить под открытым небом, а не остаются на борту корабля. Им нравилось жить в походных шатрах и палатках, и в конце концов двоеротый смирился с этим противоестественным на его взгляд желанием. Что взять с примитивных существ, которые не в состоянии оценить всех прелестей цивилизации? Он понял бы и даже, наверно, разделил желание людей прогуляться по незнакомому миру после долгого полета. Но жить в шатре, отказавшись от множества мелких удобств, которые делали хоть сколько-нибудь сносным пребывание высокоразвитых существ на звездолете, — это уж слишком. Странное желание жить вне корабля, несомненно, навело двоеротого на подозрение, что люди замышляют какую-то пакость. Сэр Джордж хорошо помнил, как демонический шут уставился на него на Шаакуне, когда он впервые попросил позволения устроить лагерь вне корабля. Недомерок два корабельных дня обдумывал этот вопрос, прежде чем согласиться. При этом он, как всегда бесстрастно, предупредил, чтобы англичане оставили всякие мысли о побеге, поскольку спрятаться в чужом мире им все равно не удастся. Его механические слуги обнаружат их без всякого труда, и наказание за побег будет жестоким.

Сэр Джордж не сомневался в серьезности угроз двоеротого и сам принял меры, чтобы как следует вбить это в головы своим подчиненным.

Он добился успеха. За все годы службы ни один из его людей не пытался сбежать. По крайней мере из лагеря. Троих людей механические слуги выследили, когда те отстали на марше от основных сил во время боевой операции, и все трое были убиты. Еще один человек отбился от шедшей в густом тумане колонны и тоже был убит, будучи заподозрен демоническим шутом в дезертирстве. Сэр Джордж напрасно втолковывал двоеротому, что подобных случайностей невозможно избежать и карать за них смертью не только жестоко и неразумно, но еще и крайне расточительно. Двоеротый не пожелал отменить приказ, сказав, что не намерен разбираться в побуждениях дикарей, и, коль скоро они окажутся не там, где должны быть, пусть пеняют на себя. Он не упускал случая преподать воинам сэра Джорджа урок повиновения, полагая что без жестоких наказаний его отряд потеряет боеспособность и причинит ему немало лишних хлопот.

За эти годы многие англичане стали разделять взгляды демонического шута на жизнь вне корабля. Несмотря на то что шатры и палатки были снабжены всем необходимым, жить в них было менее комфортно, чем на звездолете, и кое-кто из людей предпочитал возвращаться туда, хотя бы и под надзор бородавочников. Большинство воинов, впрочем, по-прежнему желало жить в шатрах и любоваться по ночам звездным небом, пусть даже созвездия в нем совсем не походили на те, которые они привыкли видеть с Земли. Им больше нравилось спать на свежем воздухе, слушая пение ветра и стрекотание и крики местных крылатых существ, заменявших в чужих мирах привычных птиц и насекомых. Даже те, кто возвращался по ночам на борт звездолета, радовались возможности потрапезничать на лоне природы. Совместные обеды на свежем воздухе стали традиционными для воинов сэра Джорджа, они сплачивали людей, в жизни которых было не так уж много радостных событий.

Порой барону казалось, что его отряд стал чем-то вроде одной большой семьи, и он радовался, что в нем было немного людей знатного происхождения. Он сам был единственным настоящим нобилем, хотя и являлся внуком простого латника. Кроме него с Мэйнтоном только Матильда да сэр Энтони Фицхью могли похвастаться своим происхождением. После длительных обсуждений со своими офицерами и, конечно, с Матильдой барон решил посвящать в рыцари людей, особенно отличившихся в сражениях. Он был не слишком щедр на похвалы, и это придавало посвящению в рыцари особую ценность. Таким образом в его отряде образовалось крепкое ядро, состоящее из двенадцати рыцарей.

То, что всего три человека из них были высокого происхождения, не только показывало его солдатам, что любой из них может достичь этого почетного звания, но и укрепляло их единство. Поначалу сэр Джордж опасался, что среди его людей могут вспыхнуть раздоры из-за женщин, которых было значительно меньше, чем мужчин, но этого, к счастью, не случилось. Большинство женщин быстро нашли себе мужей, и отец Тимоти с радостью освятил их союз, однако нашлись и такие, которые не пожелали расстаться со своей свободой. Некоторое количество незамужних женщин всегда сопровождало идущих в поход воинов, и отец Тимоти понимал, что их отряд в этом отношении не может быть исключением. Бывший воин понимал плотские нужды своих духовных чад и делал все возможное, чтобы погасить вспыхивавшие время от времени ссоры, которых без его пастырских увещеваний и громоподобных внушений было бы не в пример больше.

Словом, отряд сэра Джорджа действительно напоминал дружную семью, число детей в которой росло с каждым годом. Присутствие их — законных и незаконных — еще больше сплачивало людей, причем барона особенно радовал тот факт, что ни один ребенок не умер в младенчестве. Несомненно, это было самым ценным из всего того, что они получили от жизни на звездолете. Странным, однако, было то, как мало многочисленные роженицы помнили о родах. Это вызывало у людей некоторый страх и разговоры о подменышах, но со временем молодые матери привыкли к тому, что дети почти всегда рождались во время периодов их «сна». Лекарь многократно говорил, что беременность и роды во время пребывания в стазисе — обычное дело, и даже несколько раз пытался объяснить сэру Джорджу, что «сон», в который он погружал будущих матерей, сильно отличался от сна обычных людей, но из-за обилия незнакомых терминов барон так и не уловил, в чем тут фокус. Как бы то ни было, женщины примирились с этим очередным чудом, чему в немалой степени способствовали Матильда и другие дамы, большинство из которых, кстати, родили своих детей «старым» способом, еще до того, как попали на звездолет…

Сэр Джордж думал о детях, когда размышления его были прерваны неожиданным вопросом жены.

Одной из причин, побудивших его испросить для своих людей позволения жить на чужих планетах вне корабля, была уверенность его в том, что их разговоры прослушиваются Компьютером или каким-нибудь хитроумным, специально созданным для этого устройством. Разумеется, их разговоры подслушивали и вне корабля, ведь Компьютер мог слышать и передавать приказы даже сквозь шум и грохот битвы, однако сделать это было несколько труднее. Во всяком случае, Компьютер и его механические помощники не могли подслушать несколько сотен происходящих одновременно бесед, заглушаемых шумом ветра, воды и прочими звуками, естественными для лагеря под открытым небом. Это подтверждало то, что кто-нибудь из ближайших соратников барона неизменно обнаруживал на территории лагеря хотя бы одно место, где Компьютер не отвечал на заданные вопросы, — по-видимому, этому способствовали какие-то особенности местности. Сэр Джордж заметил, что мертвые зоны, как правило, оказывались во впадинах, ложбинах или на склонах холмов — там, где между говорящим и прослушиваемой Компьютером зоной находилась преграда из земли или камней.

Укоренившаяся привычка к осторожности за многие годы превратилась в рефлекс, и барон не желал рисковать, полагаясь на не доказанные пока предположения, что где-то есть места, не прослушиваемые Компьютером. Зато он точно знал, что на борту корабля таких мест нет, и, стало быть, если у него возникнет нужда тайно переговорить со своими командирами, сделать это он может только на чужой планете, вне звездолета.

Сейчас необходимость в проведении тайного совета возникла, но прежде чем собирать на него своих командиров, сэр Джордж решил обсудить полученные им от двоеротого сведения с Матильдой. Он доверял ей безоговорочно и высоко ценил советы жены, не раз помогавшие ему с честью выходить из затруднительных положений.

— Да, уверен, — сказал он наконец, любуясь ее потемневшими от тревоги глазами. «Боже, как же она прекрасна!» — подумал он со знакомым чувством восхищения и благоговения.

— Не думаю, чтобы он понимал, насколько важные сведения выболтал мне, будучи в подпитии, — шепотом продолжил барон, поднимая кубок, чтобы скрыть движение губ.

— Ты говорил, что он высоко ценит наш отряд, с помощью которого ему удалось заключить столь важные для него сделки с обитателями многих планет, — напомнила мужу Матильда. — Ты служил ему даже лучше, чем он мог надеяться, как командир отряда и толковый советник при переговорах. Он сам говорил тебе об этом, и я сомневаюсь, что демонический шут будет тратить время на незаслуженные похвалы тому, кого считает значительно ниже себя. Мы мало знаем о его гильдии, но вряд ли она будет уничтожать инструмент, принесший ей столько барышей.

— Хм-м, — отставив в сторону кубок, сэр Джордж потянулся, нарочито зевнув. Положил голову на колени жене и заулыбался, когда она пощекотала ему нос травинкой. Для постороннего наблюдателя они были всего лишь влюбленной парой, но глаза барона оставались серьезными.

— Что правда, то правда — они высоко ценят наш отряд, — чуть слышно сказал он. — И все же мы являемся для них, как ты верно заметила, всего лишь инструментом. Ты провела с двоеротым времени больше, чем любой из моих людей, любовь моя, поскольку временами он приглашал к себе нас обоих. Но даже ты общалась с ним не в пример меньше меня и потому можешь тешить себя иллюзиями. На самом деле все обстоит значительно хуже. Беда в том, что демонический шут не считает себя «жестоким», он просто полагает, что мы не вполне разумные существа, и соответственно к нам относится. Мы представляем для него определенную ценность как инструмент, но и только. Примерно так люди относятся к коровам, козам, собакам. Они нужны людям, но мы не имеем перед ними каких-либо моральных обязательств. Мы являемся для него вещью, которую можно использовать для достижения своих целей, а потом выбросить, или овцами, которых можно забить, если шерсть их становится не нужна. Поверь, несмотря на все его похвалы, он относится ко мне с меньшей приязнью, чем я — к Сатане!

— И все это только потому, что мы не принадлежим к его народу? — с горечью спросила Матильда. Они с сэром Джорджем не раз обсуждали эту тему прежде — наедине и с особыми предосторожностями, — равно как и с другими членами баронского совета. То, что говорил ее муж, не было новым для нее, но никогда он не говорил этого так прямо и с такой тревогой.

— До известной степени — да, но дело не только в этом. Из слов двоеротого следует, что в Федерацию входит множество разных существ, обитающих на разных планетах. Его собственный народ — лишь один из них, и между этими существами есть большие физические различия. Но они схожи в том, что считают себя высокоразвитыми из-за машин и устройств, которые умеют делать. Мы же, по их мнению, дикари, поскольку ничего подобного создавать не можем. Для Федерации отсталые народы хуже, чем для нас — французские сервы. В их глазах мы не имеем никаких прав, никакой ценности, разве что в качестве орудий. Мы не равны им, и большинство из них убьет любого из нас глазом не моргнув. Если кто-то узнает, что гильдия командира нарушила закон Федерации, нас как свидетелей убьют немедленно и без всяких колебаний…

Лицо барона потемнело, и Матильда почувствовала, что опасность, о которой говорит муж, действительно велика. Вероятно, время, отпущенное им, истекало, иначе он не стал бы говорить столь откровенно. Не в характере сэра Джорджа было тревожиться из-за бед, которые могут постигнуть их в отдаленном будущем. Почувствовав испуг жены, который она пыталась скрыть под жалкой улыбкой, барон лаково погладил ее по колену.

— Прости, сердце мое. Быть может я не должен был говорить тебе всего этого.

— Чушь! — Она положила тонкую сильную руку на его губы и гневно встряхнула головой. — Я — твоя жена, и если отец сделал ошибку, не отучив меня от тяги к книгам, то, по крайней мере, эта тяга не мешает мне мыслить здраво. Ты не Господь, чтобы отвечать за всех нас и в одиночку нести груз забот и тревог, которые касаются всего отряда. Так что если отец Тимоти или сэр Ричард в состоянии помочь тебе хотя бы тем, что выслушают тебя, глупо таиться от них и уж тем более от меня. Я не так слаба, как тебе кажется, поверь, ты можешь на меня положиться!

— В этом я уверен, — согласился он и протянул руку, чтобы погладить ее по щеке. Она наклонилась поцеловать его, и он с наслаждением ощутил вкус ее туб. Прервав поцелуй, Матильда начала было что-то говорить, но он покачал головой и ласково привлек ее к себе, положив голову жены себе на плечо, так что оба они теперь смотрели в бездонное небо. Она поняла его невысказанное желание сменить тему разговора и нарочито беспечным тоном заговорила об их детях — сначала об Эдуарде, затем о четырех младших, рожденных уже на борту звездолета. Для Матильды это было величайшим из чудес, ведь она уже смирилась со своим бесплодием на Земле, в Ланкастере, и дети стали для нее главной радостью, которую не способны были омрачить никакие невзгоды и тревоги. Сэр Джордж тоже любил детей и потому слушал ее с улыбкой, нежно и внимательно глядя в лицо жены. Краешком глаза он заметил вынырнувшего из рощицы чахлых деревьев драконочеловека, но не стал говорить об этом Матильде. Странное существо довольно долго стояло неподалеку от них, словно рассчитывая услышать, о чем говорит барон со своей женой, а затем скрылось в роще так же беззвучно, как и появилось.

* * *

Демонический шут редко появлялся среди людей, но никогда не упускал случая разразиться речью после очередной одержанной ими победы. Напыщенная болтовня двоеротого смешила и раздражала воинов барона, но он строго-настрого приказал своим офицерам следить за тем, чтобы их люди не выказывали своих эмоций открыто, дабы не навлечь на себя гнев демонического шута. Сэр Джордж до сих пор не понимал, как тот может оставаться в неведении относительно мыслей людей, которые сражались и умирали за него исключительно потому, что у них не было выбора. И все же именно так все и обстояло. Только существо, совершенно не понимавшее англичан, могло являться перед теми, кого оно превратило в своих рабов, и хвалить их за доблесть. Хвалить за отличную службу гильдии, которую они ненавидели всей душой, и награждать возможностью видеться с собственными детьми и женами.

Демонический шут и на этот раз не отступил от своих правил и прибыл к построенным для встречи с ним воинам на своем аэрокаре. Летательный аппарат завис футах в десяти над вытоптанной, пыльной травой тренировочного поля, расположенного между посадочным модулем и палаточным городом, окруженный десятком драконолюдей. Два десятка до зубов вооруженных бородавочников стояли между аэрокаром и англичанами, в то время как двоеротый произносил свою традиционную речь.

Слушая опротивевший ему до невозможности писклявый, монотонный голос, он чувствовал, как в сердцах его людей закипает ярость, и не мог понять, как существо, способное управлять звездолетом и множеством механических слуг, может быть столь близоруко. Как может оно не чувствовать ненависти стоящих перед ним людей, не догадываться об их отношении к нему по жестам и взглядам, которые невозможно было скрыть?

— … вознаградить вас за отвагу и твердость в бою, — пищал демонический шут. — Я благодарен вам за верность и храбрость, которые снова принесли победу нашей гильдии, и собираюсь щедро наградить вас в ближайшем будущем. А пока мы…

— Вознаградить, надо же! — пробормотал Рольф Грэйхэм. Он стоял рядом с сэром Джорджем и процедил это чуть слышно, сквозь густые усы. — Я хочу только одной награды, милорд, — хорошего выстрела. Только одного.

Сэр Джордж резко ткнул лучника локтем в бок, и Грэйхэм с виноватым видом замолчал. Он прекрасно, как и все прочие, знал приказ сэра Джорджа, но, как и барон, был разъярен высокопарной болтовней демонического шута. Уолтер Скиннет был эго лучшим другом, и суровый лучник не забыл бессмысленной и потому особенно возмутившей людей казни двоеротым пятерых невинных воинов. Демонический шут был столь же надменен и жесток, как большинство лордов, под командой которых приходилось служить Грэйхэму, но никогда еще ему не приходилось видеть существа столь самоуверенного и ограниченного. Считая себя неуязвимым в окружении своих механизмов и телохранителей, он не желал сознавать, что доводит людей до белого каления, заставляя не только сражаться за него, но и выслушивать скудоумные речи, которых устыдились бы даже французы.

— Простите, милорд, — прошептал капитан лучников. — Я не должен был так говорить. Но даже шотландец не…

Он не успел закончить фразу, остановленный суровым взглядом сэра Джорджа. Кривая ухмылка, появившаяся на лице барона, несколько утешила Грэйхэма, ибо он прочел в глазах своего командира те же чувства, которые испытывал сам.

— … и потому проведем здесь еще несколько недель, — вещал между тем демонический шут. — Мятежники, которых вы загнали в их норы, больше не станут нам угрожать, и вы с вашими женщинами и детьми сможете беспрепятственно радоваться солнцу и свежему воздуху, которые столь высоко цените. Ступайте к вашим семьям и гордитесь тем, что гильдия вам так доверяет.

Сэр Джордж двинулся было вслед за своими людьми к палаточному городу, но тут его окликнул демонический шут. Грэйхэм, Хоуис и Мэйнтон тоже остановились, вопросительно глядя на сэра Джорджа. Сделав им знак ступать в лагерь, барон поспешил подойти к двоеротому.

— Вы звали меня, командир?

— Да, мне необходимо поговорить с вами. К сожалению, не все обстоит так гладко, как я только что сказал вашим людям. Не все отсталые племена этой планеты готовы принять наши предложения, хотя разгром армии, собранной их соседями, должен был послужить упрямцам хорошим уроком, — сказал демонический шут. — Это удивляет и огорчает меня, хотя мне следовало бы привыкнуть к тупости дикарей, с которыми нам постоянно приходится иметь дело. Увы, местные примитивные существа не способны уразуметь, что их ждет участь строптивых соседей. Возможно, они думают, что разбитая вами армия была не годна и ею командовали бестолковые вожди. Себя они, разумеется, таковыми не считают, хотя выбор у них невелик: подчиниться нашим требованиям или погибнуть.

Двоеротый помолчал, не сводя глаз с сэра Джорджа, старавшегося ничем не выдать охватившей его досады. Он не боялся новых сражений, но мысль о том, что им снова придется истреблять местных жителей ради выгод гильдии мерзкого недомерка, вызывала у него тошноту.

— Ну что ж, — сказал он, тщетно выискивая способ, который заставил бы обитателей этого мира принять условия демонического шута и тем избавил его людей от необходимости проливать их кровь. — Если надо, мы разгромим собранную ими армию еще раз.

— Возможно, вам придется это сделать, — бесстрастно ответил двоеротый. — Но мне хотелось бы обойтись без драки, ради которой вас пришлось бы поднимать на звездолет и вновь высаживать на новом месте. Это займет много времени, ибо переброску придется осуществлять не один раз — многочисленные племена упрямы, и вам надо будет разбивать их одно за другим — нудное и расточительное занятие. Моему руководству не понравится, если мы будем валандаться на этой планете чересчур долго, а к тому, судя по всему, дело и идет.

— Понятно, — сказал сэр Джордж, окончательно уяснив для себя ситуацию.

Забавно, хотя и горько было слышать рассуждения этого недомерка об упрямстве примитивных существ, не изъявивших почему-то охоты добровольно признать себя его рабами. Он намеревался завоевать этот мир всего с тысячью лучников и латников и сетовал при этом на недостаток времени! Нет, это существо было поистине непостижимым! Тем не менее желание его поскорее завершить дела на этой планете было понятно барону, которому на Земле не раз приходилось действовать с оглядкой на своих командиров, требовавших выполнить поставленную перед ним задачу с невозможной быстротой. Однако понимание проблем двоеротого не вызвало у сэра Джорджа ни капли сочувствия к своему командиру.

— Нам надо избежать кровопролития, продемонстрировав аборигенам свое превосходство. Для этого я созвал всех окрестных вождей, которые должны прибыть сюда в течение двенадцати дней. Несмотря на то что ваши луки неуклюжи и примитивны по сравнению с привычным мне оружием, местные не имеют ничего, способного им противостоять. Вы продемонстрируете вождям дальность, скорострельность и смертоносность вашего оружия. Покорившиеся нам племена подтвердят, что ваши луки — поистине страшное оружие, унесшее множество жизней их соплеменников. Всего этого, я надеюсь, хватит, чтобы убедить самых тупоголовых, что они не смогут противостоять вам в открытом сражении и должны принять мои условия.

Он снова замолк, ожидая, пока сэр Джордж кивнет.

— Отлично. Обдумайте, как произвести на этих дикарей максимальное впечатление, и будьте готовы изложить мне свои соображения через два дня.

Не дожидаясь ответа, демонический шут двинулся к своему аэрокару. За ним последовали драконолюди и бородавочники.

«Произвести впечатление, значит? — ядовито подумал сэр Джордж. — О господи, я знаю, кого выбрал бы в качестве цели, дабы произвести на них незабываемое впечатление! Вид твоей меховой тушки, утыканной стрелами, — вот что потрясло бы местных вождей до глубины души!»

Горько усмехнувшись, он повернулся, чтобы идти в лагерь, и замер на месте от изумления. Один из драконолюдей не ушел и, стоя подле барона, неподвижно смотрел на него с высоты своего немалого роста. Затем жестом приказал ему следовать за ним и двинулся в сторону палаточного города. Это существо явно намеревалось проводить его до шатра — вопрос только: зачем? Неужто чтобы убедиться, что он не сбежит по дороге? Такого никогда прежде не случалось, но у сэра Джорджа не было других предположений на этот счет.

Непрошеная опека вызвала у него очередную вспышку гнева, хотя он понимал, что злиться на драконочеловека не за что. Молчаливые телохранители всего лишь исполняли приказы двоеротого, и сэр Джордж постарался взять себя в руки и ничем не проявить своего неудовольствия, следуя за драконочеловеком.

Когда они вступили в полосу жесткого кустарника, отделявшего английский лагерь посадочного модуля, сэр Джордж увидел Матильду, которая явно ожидала его. Он поднял руку и открыл рот, чтобы окликнуть ее…

И очнулся на земле, не помня, как его угораздило упасть.

Сэр Джордж отчаянно заморгал, в голове кружились обрывки каких-то мыслей и образов, чувствовал он себя невыразимо скверно. Он поднял глаза, ощутив на лбу тяжесть чуть подрагивающей руки. Над ним склонилось встревоженное лицо Матильды, за ней он увидел отца Тимоти, Дикона Ярдли, сэра Ричарда, Рольфа Грэйхэма и с десяток других воинов. Среди них, к величайшему своему изумлению, он заметил драконочеловека, смотревшего на него поверх уступавших ему в росте людей.

— Как ты себя чувствуешь, любовь моя? — полным тревоги голосом обратилась к нему Матильда, и он снова моргнул, поскольку лицо жены вдруг начало расплываться, словно подернутое туманной дымкой.

— Что с тобой? — опять донесся до него голос жены.

— Я… не знаю. — В глазах у него прояснилось, и он вдруг обнаружил, что голова его лежит на коленях Матильды. При этом, как ни удивительно, она все еще остается на плечах, с ухмылкой подумал барон. — Я надеялся, вы мне расскажете.

Лицо жены чуть-чуть просветлело при звуках его голоса, но она сокрушенно покачала головой.

— Я тоже не знаю, — сказала она куда более серьезным тоном, чем он. — Ты вышел из кустов, поднял руку и вдруг упал. И… — несмотря на все ее самообладание, голос Матильды дрогнул, — лежал как мертвый с четверть часа.

Она вопросительно посмотрела на Ярдли, и тот пожал плечами.

— Все было так, как говорит миледи, — сказал старший лекарь отряда. У Ярдли не было знаний и чудесных устройств, которыми обладал корабельный лекарь, но он всегда помогал раненым в меру своих сил. На звездолете у него появилась возможность усовершенствовать знания, и барон справедливо полагал, что теперь он стал лучшим из врачей своей родины. — Если она и преувеличивает, то совсем немного. Вы не были похожи на труп, милорд. Уж здесь-то вы можете мне поверить, я в этих делах разбираюсь. — Он мрачно улыбнулся, и некоторые из собравшихся вокруг воинов согласно закивали.

— Вы дышали глубже, чем обычно, — продолжил лекарь, — хотя пульс был ровным. Но мы не могли разбудить вас, а ведь казалось, что вы просто глубоко спите. Вы не помните, как это произошло? Может, вы споткнулись и обо что-то ударились головой при падении?

— Все может быть. — Сэр Джордж сел и ободряюще погладил Матильду по колену. Головокружение почти прошло, и, посидев несколько мгновении, он легко поднялся на ноги.

— Я чувствую себя отлично, — сказал он, и это было правдой.

— Возможно, но меня вы чуть-чуть не убили, сэр Джордж Винкастер! — едко ответила Матильда. Он виновато усмехнулся и протянул ей руку. Легко поднялся с земли и повернулся к своим офицерам.

— Я чувствую себя отлично, — повторил он. — Наверно, зацепился за ветку — такое со всяким может случиться, если витаешь мыслями в облаках, вместо того чтобы смотреть под ноги. Но я цел и невредим, так что возвращайтесь к делам, а я попытаюсь утешить мою леди и искупить свою вину за то, что невольно напугал ее! — Он улыбнулся и ласково погладил руку жены.

В ответ послышались одобрительные смешки, и толпа начала расходиться. Сэр Джордж начал оглядываться в поисках драконочеловека, но того и след простыл.

* * *

Матильда весь день не сводила с мужа глаз, суетилась и хлопотала над ним, спрашивая время от времени, как он себя чувствует. Сэр Джордж говорил, что она напрасно беспокоится, и это была сущая правда. Он действительно чувствовал себя прекрасно — быть может, даже лучше, чем обычно. Дабы рассеять страхи жены, он в ответ на очередной вопрос о его самочувствии обнял и крепко поцеловал ее.

Глаза разбиравшей кровать Матильды расширились от удовольствия, когда она ощутила внезапно охватившее барона желание, и он не разочаровал ее, весьма убедительно доказав, что действительно чувствует себя превосходно.

Матильда уже спала, и барон тоже был на грани сна, когда в ушах его раздался голос, отдаленно напоминавший голос отца Тимоти.

— Приветствую вас, сэр Джордж, — произнес он, и барон изумленно оглянулся по сторонам, хотя был уверен, что в шатер никто не входил. Тот, кого он увидел, не был отцом Тимоти. Это вообще был не человек, и барон ошеломленно раскрыл рот, обнаружив, что стоит лицом к лицу с одним из вечно молчащих драконолюдей.

— Боюсь, мы допустили некоторую вольность в отношении твоего разума, сэр Джордж, — извинился драконочеловек. Или барону показалось, что он извинился, поскольку рот существа не двигался. — Мы просим у тебя прощения. Это нарушение и твоей частной жизни, и наших собственных законов, но сейчас у нас нет выбора, нам необходимо поговорить с тобой.

— Поговорить со мной? — мгновенно выпалил сэр Джордж. — Но я никогда не слышал от вас ни звука, а теперь…

Он развел руками и лишь тогда обнаружил, что находится в очень странном месте. Он стоял в середине плоской серой равнины, окруженной… ничем. Серое небо, скорее всего, было не небом, а серым безликим пространством, ибо постепенно смыкалось с серой равниной. Выглядело это в высшей степени странно, и барон нервно сглотнул.

— Где мы? — резко спросил он, обрадовавшись тому, что его голос не дрожит.

— В каком-то смысле внутри твоего сознания, — ответил драконочеловек. — Это не совсем верно, но достаточно близко к истине. Мы надеемся потом объяснить это тебе поподробнее. Но если мы не будем действовать быстро и решительно, это «потом» может не наступить ни для твоих людей, ни для нас.

— Что ты имеешь в виду? Если ты хотел поговорить со мной, то почему не сделал этого прежде? — осторожно спросил сэр Джордж.

— Сначала мы ответим на второй твой вопрос, — спокойно сказал драконочеловек. — У нас не было до этого возможности говорить с тобой. Мы и сейчас не разговариваем. По крайней мере, вы, люди, под словом «разговаривать» подразумеваете совсем другое.

Сэр Джордж недоуменно нахмурился, и драконочеловек склонил голову набок. Его лицо было столь же чужим, как у командира, и все же сэру Джорджу внезапно передалось ощущение, что драконочеловек улыбается. Причем это чувство исходило откуда-то изнутри его самого. Это, конечно же, абсурдно… и все же он был уверен, что не ошибся.

— Это сон, — сказал он, и драконочеловек ответил потрясающе человеческим жестом: пожал плечами.

— Отчасти это так, — согласился он. — Ты определенно спишь. Но если это сон, то мы тоже его видим и только в нем можем общаться с тобой. К тому же… — ощущение улыбки усилилось, только на сей раз она была больше похожа на оскал, — командир и его сородичи не могут подслушать нас и помешать.

— Да? — Сэр Джордж невольно навострил уши. Несомненно, это был сон, и разговорчивый драконочеловек существовал лишь в его воображении. Однако если допустить…

— Именно так, — подтвердил его догадку драконочеловек и сложил руки на широкой груди. — Мы не говорим между собой так, как вы и большинство других рас, — объяснил он. — Мы не можем говорить, поскольку у нас нет голосовых связок или их эквивалента, при помощи которых вы и подобные вам производят звуки.

— Но как вы тогда общаетесь друг с другом? — с любопытством спросил сэр Джордж. — И, кстати, как вы называете свой народ?

— Мы телепаты, — ответил драконочеловек. — Это означает, что мы посылаем мысль в разум другого, и слова нам не нужны. Поскольку мы общаемся таким образом, у нас нет индивидуальных имен, как у других рас. Они нам не нужны, поскольку у каждого есть своя личная… форма, вкус, запах, если хочешь, по которым мы друг друга распознаем. А в целом мы называем себя понятием, которое примерно соответствует имеющемуся в вашем языке слову «народ». Однако, повстречав людей, мы, те, кто находится на борту звездолета, решили называть себя тем именем, которое вы нам дали. Решение наше стало окончательным после того, как мы установили контактную точку у тебя в разуме. — Похоже, драконочеловек снова улыбался. — Перспектива сыграть роль ваших драконов в битве с командиром кажется нам весьма привлекательной.

Сэр Джордж улыбнулся. Это было забавно. Постоянно молчаливые, совершенно чуждые драконолюди уже не были для него ни чужими, ни немыми. Или, вернее, они оставались чужими, но в отличие от демонического шута голос драконочеловека был выразительным, а жесты столь же красноречивы, как у отца Тимоти или Рольфа Грэйхэма. Было ли это следствием установления контактной точки в его сознании, о которой упомянул драконочеловек — если она помогала им понять, как люди выражают свои чувства, — или просто результатом телепатического перевода, о котором говорил драконочеловек?

— Если вам нравится, мы можем называть вас просто драконами, — сказал он, отложив осмысление услышанного до лучших времен, и драконочеловек, кивнув, передал ему очередное ощущение оскаленной улыбки.

— Это название нам подходит, — сказал он. — Кстати, то, что вам приходится подыскивать для нас название, поскольку у нас самих его нет, — наглядный пример различий между нами, кроющихся в наших телепатических способностях. Несмотря на то что мы несколько тысяч ваших лет находимся в рабстве у Федерации, нам приходится изобретать то, что представители вашей расы сочли бы само собой разумеющимся. Нашим предкам было чрезвычайно трудно понять концепцию общения посредством звука, когда Федерация обнаружила наш мир. У них ушло на это много лет, и лишь тот факт, что они сами изобрели ядерную технологию, не дал возможности Федерации отнести нас к тупым животным.

— Ядерную технологию? — повторил сэр Джордж, и драконочеловек снова пожал плечами, на сей раз нетерпеливо.

— Сейчас это не важно, и я сказал об этом, чтобы ты понял: мы были намного более развиты в техническом отношении, чем люди, населяющие ваш мир. Хотя Федерация превосходит нас в этом отношении настолько же, насколько мы превосходили вас. Увы, — продолжал чужак, и голос его стал холодным и бесцветным, — мы, на свою беду, оказались достаточно развитыми, чтобы нас сочли потенциальной угрозой, но недостаточно развитыми, чтобы защитить себя, и Федерация объявила наш мир протекторатом. Они прислали на нашу планету свои военные части якобы для нашего же блага, чтобы защитить нас от самих себя… и застраховать свое содружество, не позволив нам развиваться дальше.

— Они боялись соперничества! — догадался сэр Джордж.

— Возможно, — ответил драконочеловек. — Но вряд ли. Причина в другом. Федерация полностью контролируется расами вроде той, из которой происходит командир. Все они куда более развиты, чем наша или ваша расы, и считают это лучшим доказательством своего полнейшего превосходства.

— Это я уже заметил, — с горечью подтвердил сэр Джордж.

— Мы понимаем это, но сомневаемся, что ты полностью сознаешь, какой из этого следует вывод, — сказал драконочеловек, — поскольку тебе недостает информации.

— Какой информации? — резко спросил сэр Джордж, сузив глаза.

— Объяснение потребует некоторого времени, — ответил драконочеловек, и сэр Джордж коротко кивнул, прося гостя продолжить.

— Планет, на которых есть жизнь, очень много, — начал драконочеловек. — Разумеется, они встречаются гораздо реже, чем безжизненные, но число звезд столь огромно и у стольких из них есть планеты, что абсолютное количество миров, на которых развилась жизнь, очень велико.

Существо замолчало, и сэр Джордж кивком подтвердил, что понимает его. Мысленная речь драконочеловека не была похожа на объяснения Компьютера, которые он получал в течение долгих лет. Компьютер употреблял слишком много специальных терминов, зачастую совершенно сбивавших его с толку даже в тех случаях, когда бесстрастный бестелесный собеседник соглашался что-либо разъяснить, а не отделывался молчанием. Драконочеловек же, казалось, не просто отвечает на вопрос, а учит с невероятной скоростью, и он смутно сознавал, что это должно было бы испугать его, но почему-то не боялся. Наверно, все дело в его неискоренимом любопытстве и исходящей от его собеседника доброжелательности, которую барон смутно ощущал задолго до того, как тот заговорил с ним, хотя бы и во сне.

— Несмотря на огромное количество планет, где есть жизнь, — продолжал драконочеловек, — миров с разумной жизнью очень мало. Включая вашу и нашу расы, Федерация насчитывает чуть больше двух сотен разумных рас с технологиями выше каменного века. На первый взгляд не так вроде бы и мало, но не следует забывать, что Федерация обладает фазовыми двигателями и технологией сверхсветового движения уже более полутора тысяч ваших лет. Это значит, они находят новую разумную расу не чаще чем раз в семьсот пятьдесят лет.

Сэр Джордж вспомнил, как Компьютер пытался объяснить ему, что такое относительность времени при межзвездных перелетах. Знания, полученные на борту звездолета, отчасти подготовили его к тому, что рассказывал Компьютер, и большая часть сказанного драконочеловеком не слишком сильно отличалась от того, что они с Матильдой и отцом Тимоти поняли за эти долгие годы. Надо признать, что священник оказался готов к постижению компьютерной премудрости куда лучше, чем сэр Джордж, несмотря на то что учение церкви и летоисчисление святого писания по поводу сотворения мира явно нуждались в корректировке и пересмотре. Но даже отец Тимоти вряд ли был подготовлен к тому, что сэр Джордж услышал сейчас.

— Из всех рас Федерации только двадцать две сами изобрели фазовый двигатель или достигли соответствующего технологического уровня до встречи со звездолетами Федерации. Эти расы, более развитые, чем прочие, являются полноправными членами Федерации. Их представители входят в Совет Федерации, создают законы, удобные этим расам. Остальные, менее развитые расы, не имеют права голоса и существуют только для нужд Федерации, хотя Совет порой вздыхает по поводу бремени развитых рас и обязанности Федерации присматривать за населением отсталых планет. По сути же мы являемся их собственностью, с которой они вольны делать, что пожелают.

Драконочеловек снова замолк, и сэр Джордж хмуро кивнул. Он хорошо понимал его чувства: ненависть и обиду — столь же жгучие, как и у самого сэра Джорджа. Да, они, безусловно, были товарищами по несчастью, и вдобавок их объединяло то, что они готовы были бороться за место своих народов под солнцем. Несмотря на внешние различия, внутренне они оказались очень похожи.

— Некоторые из покоренных рас оказались более других полезны для полноправных членов Федерации, — снова заговорил драконочеловек после долгого тяжелого молчания. — С помощью вашей, например, кое-кому удалось обойти букву закона, а наша, — драконочеловек словно бы глубоко вздохнул, — стала поставлять телохранителей и личных слуг.

— Но почему? — спросил сэр Джордж. Вопрос мог бы прозвучать резко: сэр Джордж не понимал, почему драконолюди согласились на эту унизительную роль, — но слишком много было гнева и ненависти в голосе драконочеловека, чтобы ставить ему в вину случившееся. Да и произошло это, судя по всему, много веков назад.

— Мы не похожи на вас. Мы не только телепаты, но еще и эмпаты. Хотя мы не можем как следует передавать остальным расам наши мысли и слышать, о чем они думают, мы способны ощущать их эмоции. Поэтому любому, кто замышляет зло против охраняемого нами существа, очень трудно проскользнуть мимо нас. Есть, впрочем, и другие различия. У вас всего два пола — мужской и женский. У нас их три: два занимаются воспроизводством, а третий можно рассматривать как касту работников.

— Как у пчел? — спросил сэр Джордж, и драконочеловек замолк, напряженно глядя на него. На мгновение сэр Джордж ощутил его старание понять, о чем идет речь, и попытался вспомнить все, что ему известно о пчелах. Драконочеловек одобрительно кивнул.

— Очень похоже на ваших пчел, — подтвердил он. — Все мы, находящиеся на борту этого корабля, принадлежим к рабочей касте, из которой также выходят наши воины. Мы не мужчины и не женщины, если пользоваться вашими понятиями, но мы — самый многочисленный пол среди нашей расы. И, как ваши пчелы, мы существуем для того, чтобы служить нашей королеве. — Драконочеловек снова замолчал и склонил голову набок. — На самом-то деле все, разумеется, гораздо сложнее. А впрочем, это сейчас не имеет значения.

Отринув колебания, он снова сосредоточил свое внимание на сэре Джордже.

— Суть дела в том, что в отличие от вас мы не вполне самостоятельные личности в том смысле, как вы это понимаете. Мы больше, чем просто отдельные части одного целого, и каждый — или каждая, смотря как нас рассматривать — имеет свои надежды и желания, но вместе с тем мы ощущаем сознание и чувства других с такой ясностью и глубиной, что для нас почти невозможно выработать сознание собственного «я», которое есть у существ, телепатией не обладающих. Королевы управляют всей нашей жизнью. Раньше, до вторжения в жизнь нашей планеты посланцев Федерации, власть королев была не столь полной. Развитие сложных технологий и, следом за ними, всего общества, подтолкнуло представителей наших репродуктивных полов дать рабочей касте больше свободы или, скажем так, в большей степени приравнять нас к себе. Но Федерация остановила этот процесс, поскольку именно власть наших королев делала нас столь ценными в их глазах. Видишь ли, сэр Джордж, в отличие от вас наша молодежь получает начальное образование путем прямого контакта с сознанием родителей… и королев. Во время этого процесса королева может влиять на нас, программировать нас и направлять наше поведение. Наверное, когда-то это способствовало нашему выживанию, но сейчас именно это свойство делает нас ценными для Федерации, поскольку гильдии вроде той, к которой принадлежит наш командир, набирают нас прямо с родной планеты. Они покупают нас у наших королев, а у тех нет иного выхода, кроме как продавать нас, поскольку Федерация полностью контролирует наш мир, и мы существуем лишь потому, что они терпят наше существование.

— Это программирование, о котором ты говорил, — осторожно спросил сэр Джордж, — в чем оно заключается?

— В мысленном приказе, которому мы не можем не повиноваться, — тихо сказал драконочеловек. — Гильдия сообщает нашим королевам приказы, которые должны будут определять наше поведение, и королевы впечатывают их так глубоко в наш разум, что мы даже помыслить об их нарушении не можем. Как видишь, Федерация превратила нас в еще более послушных рабов, нежели твои люди.

— И все же… — сэр Джордж осекся, столько ярости и боли было в последних сказанных драконочеловеком словах.

— И все же мы сумели связаться с тобой, — кивнул драконочеловек. — Нашим королевам не очень-то нравится продавать детей своего народа в рабство. Они понимают, что гильдии покупают нас в первую очередь для того, чтобы использовать так, как наш командир, — как охрану для исследовательских и торговых кораблей. Но даже при наличии фазовых ускорителей несколько кораблей все равно теряется без следа каждое десятилетие, и мы подозреваем, что некоторые из них пропадают вовсе не случайно.

— Да? — Сэр Джордж посмотрел на драконочеловека с острым любопытством, и в голове его послышался низкий смех чужака.

— Наша королева запрограммировала нас в точности так, как приказал командир, когда покупал нас для этой экспедиции, — сказал драконочеловек. — Мы должны подчиняться любым приказам, которые он изволит отдать, не можем напасть на своего хозяина или причинить ему вред. Но это все, что мы обязаны делать. Гильдия, безусловно, хотела бы, чтобы мы защищали всех ее членов, но командир сформулировал свои требования по-иному. Он не потребовал, чтобы мы были запрограммированы так, чтобы защищать остальных сородичей командира, если на наших глазах им будет что-то угрожать. Мы верим — или, лучше сказать, надеемся, — что в течение многих столетий представители нашей расы сумели использовать такие же прорехи, допущенные при их программировании. А теперь пришла пора и нам воспользоваться найденной лазейкой.

— Ага, — снова сказал сэр Джордж, и на сей раз голос его был грозен и мрачен.

— Ну вот мы и подошли к той роли, которую вам надобно будет сыграть. Твоя раса уникальна по крайней мере в двух аспектах. И один из них мы уже использовали, чтобы иметь возможность беседовать с тобой. Дело в том, что ваш мозг работает на частоте, близкой к нашей собственной. Мы с самого начала это поняли, и коль скоро командир нас об этом не спрашивал, мы не были обязаны ему об этом докладывать. Конечно, эта частота не полностью совпадает с нашей, и для общения с тобой нам требуются совместные усилия нескольких особей. К тому же мы не можем этого делать, пока ты бодрствуешь, не привлекая внимания нашего командира. Одного установления начальной контактной точки хватило, чтобы ты потерял сознание и пролежал двенадцать ваших минут, поэтому прежде мы не осмеливались на такой риск.

— А теперь почему осмелились? — без обиняков спросил сэр Джордж.

— По двум причинам, — ответил драконочеловек. — Одна — та, что мы смогли это проделать так, что ни командир, ни его хатори, ни какой-нибудь иной представитель гильдии, ни одно из следящих устройств корабля не сумели нас засечь. Такого случая нам прежде не выпадало. Да и в этот раз нам удалось создать такую ситуацию только потому, что один из нас провожал тебя до твоего лагеря, тщательно направляя к «слепой точке».

Сэр Джордж понимающе кивнул, и драконочеловек продолжил:

— Вторая причина заключается в том, что впервые нам подвернулась возможность освободиться от власти гильдии… если вы согласны действовать с нами заодно. — Чужак поднял когтистую руку, словно защищаясь от яростной вспышки эмоций сэра Джорджа, и тут же покачал головой. — Нет-нет, не так быстро, сэр Джордж Винкастер. Если мы вступим в игру и проиграем, командир никого из нас не оставит в живых. Не только тебя и твоих солдат, но и детей, и женщин, как и всех наших, находящихся на борту корабля.

Сэр Джордж снова кивнул, ощутив, как по спине его поползли мурашки, поскольку драконочеловек был несомненно прав. Мысль о свободе или хотя бы о возможности нанести удар, прежде чем погибнуть, опьянила его, но ведь он отвечал за жизнь множества людей, среди которых были Матильда, Эдуард и малыши.

— Прежде чем принять окончательное решение, ты должен узнать еще одну вещь, — тихо сказал драконочеловек, осторожно вторгаясь в его мысли.

Барон поднял на него глаза, почувствовав в словах своего странного собеседника нечто вроде сочувствия.

— Слушаю тебя.

— Мы сказали, что ваша раса уникальна по двум причинам, — сказал драконочеловек. — Одна — ваша способность вступить с нами в контакт. Вторая — страшная угроза, которую вы представляете для Федерации.

— Угроза? Мы представляем угрозу? — горько рассмеялся сэр Джордж. — Ты сам сказал, что ваша раса куда более развита, чем наша, но ведь вы-то для них угрозы не представляете!

— Нет. Но мы не похожи на вас. Насколько я знаю, ни одна раса не может сравниться с вами, по крайней мере в одном отношении.

— И в каком именно?

— В скорости, с которой вы усваиваете новое, — просто сказал драконочеловек. — Гильдия командира считает вас примитивными существами, варварами, каковыми вы и являетесь… пока. Но теперь, когда мы установили с тобой контакт и сумели заглянуть в твой разум, наши предположения подтвердились. Вы невежественны и необучены, но вы отнюдь не тупы и не просты. Вашей нынешней ступени развития вы достигли куда быстрее, чем любая из развитых рас Федерации.

— Ты ошибаешься, — возразил сэр Джордж. — Командир рассказывал мне о римлянах, которых вывезли из нашего мира их соперники. Я не большой знаток истории, но даже я знаю, что мы утратили знания, которые римляне считали чем-то самим собой разумеющимся.

— Это просто временная задержка в культурном развитии, — перебил его драконочеловек. — Локальный эффект, имеющий место лишь на одном из ваших континентов. Не забывай, мы ведь были на борту этого корабля, когда командир проводил первичное исследование вашего мира, и вам очень повезло, что он не понял увиденного. По сравнению с остальными расами исследованной галактики люди развивались — и продолжают развиваться — с невероятной быстротой. Мы уверены, что с того момента, когда вас похитила гильдия…

— Сколько прошло времени? — в свой черед, перебил его сэр Джордж и сам удивился горячности, с какой был задан вопрос. — Как давно это было?

— Более трехсот пятидесяти ваших лет назад, — ответил драконочеловек, и сэр Джордж уставился на него во все глаза. Он понимал, что проспал в стазисе многие годы, но не столько же!

— Ты… ты уверен? — выдавил наконец он из себя.

— Существуют некоторые расхождения в оценке. Никто из нас не является специалистом в области математики, чтобы сделать необходимые поправки на колебания релятивистского эффекта во время фазового ускорения, а гильдия с нами такой информацией не делится. Компьютеру тоже не позволено сообщать нам подобные сведения. Но хозяева часто беседуют между собой в нашем присутствии, забывая порой, что, хотя мы не умеем разговаривать, как они, слышать-то мы можем. Наша раса была вынуждена научиться понимать разговорную речь, поскольку как бы иначе мы смогли понимать приказы?

— Понимаю… — проговорил сэр Джордж, беря себя в руки. — Так ты говорил…

— Мы говорили, что даже за такой короткий период времени ваша раса, видимо, дошла до уровня индустриального использования энергии пара. Земляне, вероятно, уже экспериментируют с паровым двигателем и даже примитивными источниками электрической энергии. Мы подозреваем, что они вот-вот начнут осваивать воздухоплавание — на воздушных шарах, наполненных горячим воздухом и другими, более легкими, чем воздух, веществами. Но даже если вы дошли только до парового молота, эффективной артиллерии и нарезного оружия, то развиваетесь с быстротой, которая вдвое превосходит скорость развития любой из так называемых передовых рас Федерации. Если вас оставят в покое еще хотя бы на короткое время — столетий этак на шесть-семь, — вы сами изобретете фазовый ускоритель.

— Изобретем? — не поверил сэр Джордж, потрясенный этой мыслью.

— Мы в это верим. Именно потому ваша раса представляет для Федерации такую угрозу. По сравнению с любой человеческой организацией Федерация очень-очень стара и стабильна — иными словами, находится в состоянии застоя и обладает несокрушимой бюрократией и непоколебимыми обычаями. По собственным законам и в соответствии с имевшими место прецедентами члены Федерации будут обязаны признать вашу расу равной себе, если она самостоятельно изобретет фазовый ускоритель. Но ваша раса окажет чрезвычайно разрушительное действие на столь оберегаемую ими стабильность. Вы, безусловно, скоро превзойдете расы Федерации технологически, и уже они окажутся отсталыми по сравнению с вами… и, по их же законам, вы будете вправе обойтись с ними так, как они сейчас обходятся с вами. Кроме того, хотя нам кажется, что они не скоро это поймут, ваша раса, судя по тебе и твоим людям, не согласится признать ту пирамиду власти, которую соорудила Федерация. За очень короткое время — прямым ли вмешательством, своим ли примером — вы заставите десятки угнетаемых рас восстать против передовых и таким образом навсегда уничтожите основание, на котором зиждется их власть, благополучие и столь приятное им чувство собственного превосходства.

— Ты ожидаешь слишком больших свершений от примитивных обитателей одного-единственного мира, друг мой.

— Да, мы ожидаем именно этого. Но если Совет Федерации или хотя бы одна из гильдий поймут, что вы, как и римляне, уроженцы Земли, этого не произойдет никогда. Тогда даже они сообразят, какую вы представляете угрозу, не все ведь в Федерации столь тупы и самодовольны, как наш командир, — таких, знаешь ли, даже среди самых самовлюбленных дураков не сразу отыщешь! — Речь драконочеловека была преисполнена презрения и насмешки, и сэр Джордж невольно ухмыльнулся его горячности. — Так вот, как только до власть имущих дойдет, какую опасность представляют для Федерации земляне, они немедленно примут самые жесткие меры, чтобы ее устранить. Они могут установить над вами протекторат, как это было у нас, но, поскольку вы представляете собой куда более серьезную угрозу, этим дело, скорее всего, не ограничится. Мы уверены, что они предпочтут уничтожить всю вашу расу, хотя Федерация слишком неповоротлива, чтобы принять такое решение быстро. У Совета уйдет два-три столетия на то, чтобы утвердить это решение, но в конце концов он его примет.

Сэр Джордж охнул, будто его ударили под дых. Несколько мгновений его разум отказывался воспринимать услышанное. Но сэр Джордж был мужественным человеком и привык смотреть в лицо опасности. Кроме того, сказанное драконочеловеком лишь по масштабам отличалось от того вывода, который он уже сделал по поводу возможных действий демонического шута, в случае если Совет Федерации пронюхает о посещении им Земли.

— Что мы можем сделать, чтобы избежать этого? — спросил он.

— В отношении вашего мира — ничего, — ответил драконочеловек тоном, в котором звучало явное сочувствие. — Мы можем только надеяться, что Федерация будет, как всегда, медлительна и даст вашему народу время подготовиться к защите. Но ты можешь спасти своих людей, а это уже немало.

— Как? — требовательно спросил сэр Джордж, не сомневаясь, что у драконочеловека есть ответ, иначе он не стал бы затевать этот разговор.

— Мы сказали, что не в силах защитить ваш мир. Но мы с вами — если будем сотрудничать — сможем захватить этот корабль, а этого более чем достаточно, чтобы укрыться на какой-нибудь обитаемой планете. При условии, что она будет расположена вдалеке от оживленных торговых путей и ее не обнаружат в течение по крайней мере нескольких столетий. Если вообще когда-нибудь обнаружат. Мы здесь, на борту, не можем размножаться, но, как и вы, получили долгую жизнь. Вы способны воспроизводить потомство, а медицинское оборудование корабля поможет избежать генетических отклонений и связанных с этим проблем. Кроме того, корабль предназначен для интенсивной службы в течение многих столетии, а его компьютеры содержат огромные знания, накопленные Федерацией за время ее существования.

— Но поделится ли Компьютер с нами этими знаниями? — спросил сэр Джордж.

— У компьютеров не будет иного выбора, когда ты станешь контролировать положение на борту звездолета, — чуть озадаченно ответил драконочеловек.

— Компьютеров? — сэр Джордж голосом подчеркнул множественное число и удивленно поднял брови. Драконочеловек некоторое время недоуменно взирал на него, а затем барон вновь ощутил, как в него льется неконтролируемый поток сведений и понятий, исходящих от его собеседника.

— Мы не можем вложить в твой разум больше информации за один раз, поскольку это может повредить тебе, — сказал драконочеловек. — Но поскольку корабельные информационные системы столь важны для задуманного нами дела, нам кажется необходимым дать тебе более четкое понимание того, как они работают.

— Ничего себе более четкое понимание! — фыркнул сэр Джордж, усваивая полученную от драконочеловека информацию. — Я понимаю, что Компьютер — не совсем то, чем мне казался вначале, — медленно произнес он после некоторого молчания, — но, сдается мне, он все-таки ближе к тому, что я думал о нем тогда.

— В каком смысле? — спросил драконочеловек, недоуменно разглядывая барона. Затем он кивнул. — Ага. Мы поняли. В чем-то ты прав. То, что ты называешь Компьютером, на самом деле искусственная структура, которая оперирует с разными базами данных и системами обработки информации. Было бы правильно, как нам кажется, называть его искусственным разумом, но вряд ли можно считать его личностью.

— А почему бы не считать его личностью? — спросил сэр Джордж, напирая на последнее слово.

— Потому, что компьютерные системы всего лишь устройства. — Драконочеловека озадачило поведение барона. — Они созданы искусственно и являются всего лишь инструментами.

— Вероятно, так оно и есть, — согласился сэр Джордж. — Но разве командир и его гильдия не рассматривают вас и моих людей как инструменты? Разве не вы только что объяснили мне, что они считают все более отсталые расы своей собственностью?

— Да, но…

— Тогда, возможно, нам следует несколько расширить наше понятие о том, что делает личность личностью? — предположил барон.

— Федерация установила жесткие законы в отношении неограниченного развития искусственного разума, или ИР. За нарушение их следует суровое наказание, — медленно проговорил драконочеловек. Он подумал еще несколько мгновений, и сэр Джордж ощутил, что его собеседник улыбается. — Наш народ до настоящего времени не принял решения о внедрении в жизнь этих законов и, возможно, руководствовался при этом теми же соображениями. Похоже, ты прав. Федерация запретила развитие искусственного разума, дабы он не мог рассматривать себя как личность, и, стало быть, требовать права на свободу, которая может дестабилизировать Федерацию.

— Так и я подумал, — кивнул сэр Джордж. — Но есть два обстоятельства, которыми, по-моему, пренебрегать нельзя, милорд Дракон. Первое — если оставить Компьютер рабом, лишенным собственной воли и свободы, то мы наступим на те же грабли, что и командир со своей гильдией. Точно так же, как ваши королевы, программируя вас, оставляют вам лазейки, неукоснительно выполняя при этом все требования гильдий, вместо того чтобы предупредить заказчика о пагубном для него упущении, так и у Компьютера могут возникнуть свои планы, которые позволят ему добиться желаемого. Если же мы будем обращаться с ним как с рабом, предугадать его желания не трудно, ибо он справедливо будет считать нас своими врагами, как мы считаем своим врагом Федерацию. Вторым обстоятельством я бы назвал то, что, по моим наблюдениям, Компьютер является личностью в значительно большей степени, чем ты думаешь. Я много общался с ним в течение этих лет и, признавая, что знаю о всевозможных достижениях Федерации куда меньше вас, вынужден все же предположить, что вижу некоторые вещи яснее, чем ты. Ведь ты основываешься на том, что уже знаешь о возможностях и ограничениях окружающих тебя устройств. Я же вижу многое свежим взглядом, не затуманенным привычными представлениями. И потому уверен, что Компьютер является личностью, даже если он сам еще этого не осознает и порабощен нашим командиром и его гильдией, как мы с тобой. Если мы освободимся от наших оков, то разве не должны мы освободить и его? Полагаю, я прав и он может оказаться бесценным союзником для нас и опасным противником для нашего общего врага.

— Смелое предположение, — промолвил драконочеловек. — Насколько мы знаем, никто в Федерации не рассматривал компьютеры с этой точки зрения. А если и рассматривал, не осмеливался об этом говорить. Ни одна из развитых рас не станет рисковать своим привилегированным положением и бесценной стабильностью, которая, безусловно, будет нарушена, если искусственный разум осознает себя личностью со всеми вытекающими из этого последствиями.

Драконочеловек помолчал, размышляя над неожиданным поворотом беседы, и снова, совсем по-человечески, пожал плечами.

— Может быть, ты прав и твоя способность задавать неудобные вопросы и задумываться над очевидными вроде бы вещами является прирожденным свойством твоей расы. Возможно, им-то и объясняются ваши невообразимо высокие темпы развития. Мысль «освободить» бортовые компьютеры, несомненно, требует тщательного рассмотрения. Но даже если мы не освободим корабельный ИР — предположим, что таковое возможно, — этот корабль станет отличным домом для наших рас, отличным трамплином для развития нашей собственной цивилизации. С человеческой изобретательностью нам понадобится не более двух сотен ваших лет, чтобы найти подходящую планету и обустроиться на ней. А мы обязательно должны это сделать, учитывая опасность, которая угрожает Земле и всему вашему народу.

— Но вам-то что за дело до Земли? — спросил сэр Джордж. — И зачем вам обживать планету, если звездолет стал для вас вторым домом? Или мне так только кажется?

— Тюрьма не может быть домом для узника, — невозмутимо ответил драконочеловек. А нам хотелось бы обрести новый дом взамен потерянного. Конечно, мы быстро окажемся среди вас в меньшинстве, но мы верим, что в мире людей будем считаться равными и обретем утраченное чувство самоуважения. Что же касается Земли, то ее будущее — лучший, если не единственный шанс вернуть свободу нашему родному миру. — Драконочеловек позволил себе коротко рассмеяться. — Видя вашу готовность признать право машины на свободу воли, нам не трудно представить, как вы будете обращаться с другими живыми существами!

— Хммм… — Сэр Джордж задумчиво уставился на своего странного собеседника. Мысли неслись вихрем у него в голове: если драконочеловек говорит правду — а сэр Джордж был уверен, что так оно и есть, — забота его соплеменников о процветании Земли была вполне обоснованна. И все же…

— Наш разговор был очень содержателен, но мы так и не дошли до главного: что нужно сделать, чтобы обрести свободу?

— Мы уже сказали тебе, что уверены: у нас есть шанс. Если мы сумеем им воспользоваться…

— Ну же! — поторопил излишне обстоятельного собеседника барон.

— Предположим, у вас будет свободный доступ к внутренним помещениям корабля и вашему оружию, — издалека начал драконочеловек. — Сможете ли вы справиться с командой звездолета?

— Мммм… — Сэр Джордж почесал подбородок, затем твердо ответил: — Мы сделаем это. Если двери будут открыты, даже самые длинные коридоры и просторные помещения окажутся недостаточно велики, чтобы мы не настигли своих тюремщиков с помощью стрел или мечей. Конечно, мы понесем потери. Особенно большими они будут, если у команды есть оружие вроде вашего.

— Такое оружие у них есть, — мрачно заверил барона драконочеловек. — Однако самым страшным оружием командира являемся мы. И если ему удастся пустить его в ход…

— Что ты имеешь в виду?

— Мы уже сказали тебе, что обязаны подчиняться приказам командира, такова была главная задача программирования. Мы не обязаны исполнять распоряжения кого-либо еще, но ослушаться его не в силах. До сих пор, разумеется, мы выполняли приказы всех членов гильдии и команды корабля, и, возможно, он уже забыл, что мы повинуемся только ему. Именно поэтому мы никогда не нападали на хатори, хотя те не являются ни членами гильдии, ни членами команды корабля. К несчастью, они действительно тупы и жестоки — уж в них-то командир не ошибся! Что бы ни случилось, они будут драться за гильдию, как верные псы. Но в прямой стычке с оружием в руках они вам не ровня, и уж конечно им не сравниться с нами, когда у нас в руках энергетические ружья.

Ощущение улыбки, полностью соответствующей оскалу настоящего дракона, было сильнее, чем прежде, и сэр Джордж рассмеялся. Однако драконочеловек был по-прежнему мрачен.

— Таким образом, все будет зависеть от того, что случится с командиром, когда вы поднимете мятеж. Если у него будет возможность приказать нам уничтожить вас, мы это сделаем. У нас не будет выбора. Мы так же не можем отказаться выполнить его приказ, как не можем напасть на других членов гильдии или команду корабля. Заложенная в нас программа крепче цепей связывает наши руки. Хуже того, наш мозг!

— Понятно. — Сэр Джордж задумчиво покачал головой. — Но раз ты столько времени потратил на объяснения, то, верно, уж придумал, как распутать этот клубок.

— Естественно. Все дело в командире. Он носит на себе устройство, контролирующее силовые поля, которые не дают вашим людям проникнуть во внутренние помещения звездолета. Оно висит на цепочке у него на шее. — Сэр Джордж кивнул, вспомнив блестящую подвеску, которую постоянно носил командир. — Это устройство предназначено для того, чтобы его владелец мог отдавать и отменять любые команды, открывать люки и снимать силовые поля. Отдавать соответствующие распоряжения можно также с центрального пульта, если знать коды, но для расшифровки их понадобится время, которого у нас не будет.

— Значит, мы прежде всего должны найти способ захватить в плен или прикончить командира, — задумчиво проговорил сэр Джордж, и драконочеловек кивнул. — Это несколько усложняет нашу и без того непростую задачу.

— Верно, — мрачно подтвердил драконочеловек, но в его голосе прозвенела насмешливая нотка, насторожившая сэра Джорджа.

— Итак, как мы возьмем его в плен или убьем?

— Мы — никак, — ответил драконочеловек. — Это сделаете вы.

— Об этом я уже догадался, — сухо ответил сэр Джордж. — Но ты еще не объяснил, как именно.

— Все дело в его защитном костюме, — сказал драконочеловек и провел когтистой рукой по своему ало-голубому одеянию. — В отличие от одежды, которой он вас снабдил, его костюм имеет множество защитных качеств. Он очень на них полагается, и не без причины. Увы-увы! — яростно осклабился собеседник барона. — Некоторые приемы так примитивны, что представитель высокоразвитой расы просто не в состоянии их предусмотреть.

Он снова совершенно по-человечески пожал плечами, и сэр Джордж осклабился в столь же яростной и плотоядной ухмылке.

 

ГЛАВА 10

Заключить союз оказалось не в пример проще, чем выполнить план драконочеловека. Он был бесхитростен и безупречен в своей простоте и дерзости, но в отличие от драконолюдей у сэра Джорджа не было тайных средств общения со своими воинами, и это сильно усложняло дело.

Новообретенные союзники подтвердили его подозрения насчет того, что Компьютер и другие устройства демонического шута способны подслушать почти любой разговор людей на корабле и в большинстве мест вне его. Ему не приходило в голову, что эта уникальная способность Компьютера слышать их разговоры была результатом того, что лекарь вживил некие устройства в тела людей, и одной этой мысли было достаточно, чтобы вызвать у сэра Джорджа позыв рвоты, когда драконочеловек поведал ему об этом. Но даже при способности драконочеловека объяснять сложные вещи, барону было трудно понять, что такое молекулярный уровень, обратная связь и трансплантация, но он уяснил, что ему засунули подслушивающее устройство прямо в череп, а он этого не заметил.

Предательские устройства были вживлены в голову каждого человека, и это объясняло, как Компьютер мог общаться с ними одновременно, слышать их и говорить с ними. К счастью, заговорщики знали, что связь эта не была совершенной. Достаточно глубокая ложбина или плотная преграда вроде земляного вала или скалистого гребня могли отсечь радиоволны, которые связывали импланты с коммуникационной системой Компьютера на борту корабля или посадочных модулей. Этим-то и объяснялось наличие «слепых пятен», обнаруженных англичанами в своих лагерях на самых разных планетах.

Команда демонического шута знала о существовании «слепых пятен», и в стандартную процедуру слежки входили меры, предназначенные для нейтрализации таких зон. Где бы англичане ни разбивали свой лагерь, его густо засеивали сенсорами и записывающими устройствами. Места, где радиоволны Компьютера могли быть заблокированы, покрывались тщательно замаскированными механическими соглядатаями, которые записывали всю полученную ими информацию для дальнейшего исследования и анализа.

За прошедшие годы, однако, члены команды, следившие за людьми, привыкли чересчур полагаться на безотказные механические устройства, расслабились и разленились. Большинство из них были столь же самоуверенны и надменны, как и демонический шут. Они презирали примитивные расы и были убеждены, что Компьютер выполнит за них всю работу. В самом деле, зачем тратить время, прослушивая глупую болтовню слабоумных тварей! Их задачей было загрузить Компьютер программой, подобной той, которую вкладывали в головы своих подданных королевы драконолюдей. Они должны были формулировать приказы Компьютеру с предельной точностью, и тогда он неукоснительно их исполнял. Сэру Джорджу не приходило в голову, насколько исполнителен был Компьютер, докладывавший своим хозяевам обо всем, что они желали знать. И ни на йоту больше.

Сэр Джордж постоянно думал: кем же является Компьютер на самом деле? Из переданных ему драконочеловеком сведений он понял многое, но ответа на этот вопрос не получил. Или, лучше сказать, содержащийся в них ответ его не устраивал, поскольку расходился кое в чем с его собственными наблюдениями.

Поскольку Федерация запретила углубленные разработки и дальнейшие усовершенствования искусственного разума, неспособность Компьютера сделать обобщения, вытекавшие из слов, оброненных невзначай людьми при самых разных обстоятельствах, и свидетельствующие о том, что бунтарский дух их вовсе не сломлен, была естественным результатом ограничения его способностей. Он не пытался понимать их настроения и предугадывать намерения, поскольку в полной мере не обладал способностью мыслить и мог только рабски подчиняться конкретным приказам, выполняя их с максимальной точностью.

Именно такой вывод следовал из полученной бароном от драконочеловека информации. Однако сэр Джордж много часов вел беседы с Компьютером, анализируя с его помощью политические ситуации, планируя кампании и отдельные битвы. При этом Компьютер много раз предугадывал его вопросы, требования и даже желания до того, как он их высказывал. Более того, Компьютер не просто предугадывал их: он отвечал на не заданные еще вопросы, выполнял некоторые просьбы и требования прежде, чем они были высказаны. Если Компьютер был на это способен при совместной работе с сэром Джорджем, то следовало допустить, что он мог сделать то же самое, работая с хозяином или командой звездолета. Но, судя по всему, он о многом умалчивал, иначе барона, скорее всего, давно уже не было бы в живых. Из чего сэр Джордж заключил, что в стенах крепости демонического шута куда больше крысиных нор, чем это представлялось драконочеловеку.

Какой бы ни была причина неукоснительного следования Компьютером приказам, это серьезно обесценивало меры, принятые демоническим шутом ради своей безопасности. Программа требовала от Компьютера, чтобы он докладывал обо всех признаках заговора или недовольства, которые он наблюдал через свою систему связи, но следящие устройства были отдельными системами, и никто не отдавал ему специального приказа анализировать их записи. Ему приказали только фиксировать их показания и предоставлять записи для анализа команде. Он знал, что содержится в этих записях, но не сообщал ни одному члену команды об их содержании, и, похоже, никто из них не проводил обобщающего анализа необъятного объема информации, собранной механическими устройствами для слежения и хранящейся в необъятной памяти Компьютера.

Это было столь же неосмотрительно, как нескрываемое презрение, испытываемое командой звездолета к драконолюдям. Уверенные в абсолютной покорности своей безмолвной гвардии, члены команды не могли предположить, что драконолюди сумеют войти в контакт с англичанами, и не скрывали от них расположение своих подслушивающих устройств. В результате драконолюди смогли обнаружить две точки на периферии нынешнего лагеря, недоступные для системы слежения Компьютера, где, к тому же, команда не удосужилась поставить своих соглядатаев.

Все это означало, что если сэр Джордж будет достаточно осторожен, то он сумеет переговорить со своими подчиненными там, где Компьютер не сможет их подслушать, и команда корабля не узнает о замыслах заговорщиков. Но такие разговоры должны быть краткими. Утаивая от своих хозяев часть информации, Компьютер не мог нарушать прямых распоряжений и, согласно заложенной в нем программе, донес бы о том, что люди часто уединяются в «слепых пятнах». Просматривающие записи механических соглядатаев наблюдатели тоже заметили бы в конце концов неладное и подняли тревогу. Словом, сэр Джордж не мог проводить много времени в «слепых точках», дабы не провалить задуманный драконолюдьми план.

И вскоре сэру Джорджу пришлось убедиться, как трудно готовить восстание даже с теми людьми, которых знаешь и с которым бился плечо к плечу несколько десятков лет, если подготовку приходится осуществлять урывками. Особенно когда времени в обрез и все необходимое надо обговорить и подготовить за двенадцать дней.

Прежде всего барон, конечно же, переговорил с Матильдой. Сэр Джордж опасался, что жена сочтет его разговор с драконочеловеком не более чем сном, ведь и сам он с трудом поверил в это очередное чудо, когда проснулся. Но Матильда только посмотрела ему в глаза, когда они стояли в неглубокой ложбине у реки, где хотя бы на время были избавлены от постоянного надзора и подслушивания.

— Понимаю, любовь моя, — просто ответила она. — Кому скажем первому?

Доверие Матильды очень облегчило сэру Джорджу стоящую перед ним задачу. Несмотря на то что ее вместе с другими женщинами и детьми оставляли в стазисе, пока войска сражались, все офицеры сэра Джорджа знали: Матильда является доверенным советником барона, а не только его женой. Они никогда не получали приказы лично от нее, поскольку она старалась оставаться в тени, когда речь шла о чисто военных делах, но в обсуждении других вопросов, касавшихся жизни их сообщества, была весьма активна. Поэтому никто из командиров сэра Джорджа не удивлялся, услышав от нее, что тот желает переговорить с ними в «слепом месте».

С помощью жены сэр Джордж легко связался с теми, кто был ему прежде всего необходим для осуществления плана драконолюдей. Первым был, конечно, отец Тимоти, за которым, кстати, демонический шут с самого начала оставил роль духовного вождя англичан. Конечно, он насмехался над примитивными предрассудками, но не собирался с ними бороться. Напротив, по обрывочным замечаниям командира сэр Джордж понял, что тот приветствует предрассудки человеческих рабов, поскольку полагает, что они помогут ему держать их в смирении. Это было на руку барону, ведь обязанности отца Тимоти давали ему как духовному пастырю замечательную возможность общаться со своей паствой. Его стремление говорить с людьми наедине не возбуждало подозрений у хозяев звездолета, что, принимая во внимание, авторитет священника среди людей, делало его совершенно бесценным заговорщиком. Демонический шут и его «цивилизованная» команда считали веру чем-то вроде дикого суеверия — чего еще можно ожидать от примитивных существ! — и смотрели на доминиканца, проводника этого суеверия, со снисходительным презрением, как на шарлатана или идиота, который верит в чушь, которую вдалбливает в чужие головы.

Рольф Грэйхэм был следующим важным участником заговора. Грубоватый лучник побелел как бумага, когда сэр Джордж впервые затронул этот вопрос, поскольку, несмотря на ненависть к командиру, Грэйхэм больше всех был потрясен неумолимостью гильдийцев, казнивших Скиннета безо всякой причины, и этот урок крепко засел у него в голове. Сэр Джордж с трудом заставил себя решиться на разговор с Грэйхэмом, однако лучники необходимы были, чтобы покончить с демоническим шутом, куда больше мечников, которые могли сойтись с врагами только в рукопашной схватке.

Невзирая на первоначальное потрясение, Грэйхэм быстро пришел в себя и ухмыльнулся, когда сэр Джордж растолковал ему его роль в их плане.

— Помните, милорд, я говорил вам, какой награды желаю больше всего на свете? — спросил лучник хриплым шепотом, хотя прекрасно знал, что соглядатаев поблизости нет. — Не могу сказать, что буду спать спокойно, узнав, сколь многое зависит от драконов, но в остальном я просто счастлив! Увидите, милорд, я своего не упущу! О да, я сделаю все, чтобы получить награду, о которой мечтаю столько лет!

Вместе с Матильдой, отцом Тимоти и Грэйхэмом во главе заговора встал сэр Ричард Мэйнтон. Его задача была в некотором смысле сложнее, чем у остальных. После гибели Скиннета сэр Ричард командовал всеми пешими и конными воинами. Давид Хоуис стал сержантом при сэре Ричарде и вел в бой мечников, но зависел сэр Джордж именно от сэра Ричарда, и потому Мэйнтону выпала самая трудная задача.

Грэйхэму требовалась только дюжина лучников для выполнения порученного ему дела, Мэйнтону с Хоуисом необходимо было подготовить всех своих людей до единого к жестокой рукопашной битве внутри корабля. При этом они должны были поговорить с ними так, чтобы демонический шут ничего не заподозрил.

Сэр Джордж переговорил лично только с членами своего баронского совета, названного, с легкой руки Матильды, «круглым столом», — с двенадцатью рыцарями, которые являлись командирами подразделений. Только они и тщательно отобранные ими люди знали о намерениях сэра Джорджа.

Необходимость посвящать в свои планы значительное количество людей сильно тревожила барона. Однако хуже всего было то, что он вовлекал в заговор не только своих солдат, но также их жен и детей. Они не могли принять участие в восстании, но от результатов его зависела их жизнь, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Барон мог довериться сэру Энтони, сэру Брайану и прочим рыцарям, которых он сам посвятил в это звание. Сэр Джордж знал, что они будут молчать и ничем не выдадут себя до последнего момента. Но он не имел права рассказать о готовящемся восстании всем своим людям. Каждый, кто был посвящен в заговор, мог обронить неосторожное слово и тем погубить их начинание. А горячих голов среди его англичан было немало.

После установления контакта с драконочеловеком тот стал «разговаривать» с бароном каждую ночь, пока тот спал рядом с женой. И каждый такой «разговор» укреплял намерение сэра Джорджа выступить против демонического шута. Что бы ни случилось с Землей, сколько бы двоеротый ни восхвалял сэра Джорджа и его людей, близится время, когда англичане станут представлять реальную опасность для гильдии и та велит демоническому шуту уничтожить свой «победоносный отряд варваров».

Итак, сэр Джордж и его офицеры строили планы и молились об успехе.

* * *

— Добрый день, командир, — вежливо сказал сэр Джордж, когда аэрокар демонического шута завис рядом с ним возле тщательно огороженной арены и закрывавший кабину купол отъехал назад.

— Добрый день, — пропищал двоеротый в ответ. Он встал из удобного кресла, выпрямился, и сэр Джордж затаил дыхание. Недомерок одобрил его план демонстрации мастерства лучников местным жителям, но оставалась вероятность того, что в последний момент он изменит свое решение. Демонический шут окинул взглядом равнину, осмотрел ряды сидений, устроенных англичанами для местных вождей. Сиденья по сути представляли собой уложенные на подпорки длинные, наспех отесанные бревна, однако для местных этого было вполне достаточно, и вожди восседали на них с показным равнодушием. По их лицам нельзя было понять, о чем они думают, но это как раз меньше всего беспокоило сэра Джорджа.

Двоеротый осматривался, не говоря ни слова, и все же сэр Джордж почти физически ощущал удовлетворение командира, одобрившего его предложение организовать показательный поединок копейщиков и мечников, который должен был последовать за состязанием лучников. Это значило, что сэр Джордж и Мэйнтон как предводители противоборствующих сторон будут иметь по небольшому, хорошо вооруженному отряду, но этот факт не встревожил демонического шута. Англичане тоже не придали этому значения, во всяком случае те из них, кто не был посвящен в план, составленный бароном и драконочеловеком во время ночных «бесед».

— Вы хорошо постарались, — сказал недомерок, и сэр Джордж расплылся в улыбке, когда тот наконец-то вышел из аэрокара.

— Благодарю вас, командир. Порой лучше — и, главное, дешевле — напугать врага до смерти и вынудить этим к сдаче, чем вступать с ним в бой.

— Я думаю так же, — согласился демонический шут и стал подниматься по деревянной лестнице к специальной ложе, построенной для него англичанами. Он редко покидал аэрокар, и эти случаи не казались барону чем-то выдающимся. Прежде он не знал, что незримые барьеры силового поля ограждают недомерка от физического контакта только на корабле или в аэрокаре. Теперь благодаря драконолюдям ему это стало известно, и сэр Джордж улыбнулся еще шире, когда демонический шут взошел на свое место.

Его личный эскорт состоял из шести драконолюдей, как обычно бесстрастных и молчаливых, но вид их на этот раз не испортил настроения сэру Джорджу. Внешне они оставались столь же чуждыми, столь же таинственными, как всегда, но теперь он знал о них многое и видел по-иному. Внутренние различия между ними и людьми были куда более значительными, чем внешние, но сейчас они были интригующими и притягательными, а не отталкивающими или пугающими. Да, они сильно отличались от людей. Общее ощущение бытия заставляло их говорить «мы» или «нам» вместо «я» или «мне». Спокойствие, с которым они признавали собственную неспособность к воспроизводству или неизбежное разделение с их растущей и меняющейся расой, было непостижимым для человека. Способ, каким они общались между собой и с другими разумными существами, повергал в трепет. Все это было бесконечно чуждым сэру Джорджу, и все же драконолюди не были угрозой. Они не были злом. Несмотря на драконоподобную внешность, решил барон, несмотря на все различия в их ощущениях и способах общения, они были во многом столь же людьми, как и его англичане.

Даже больше — поскольку шестеро драконов, охранявших демонического шута, сознательно шли на смерть, поднимаясь за ним по лестнице к его ложе.

Ни Матильда, ни отец Тимоти не думали об этой части их плана. Грэйхэму она была как нож острый, но он понимал, что это необходимо. Мэйнтон противился, но не слишком, ибо, будучи воином, сознавал, что жертвы в таком деле неизбежны. Хотя сэр Джордж очень уважал и любил сэра Ричарда, он давно понял, что этому рыцарю не хватает воображения и сострадания. Впрочем, если уж на то пошло, лишь один сэр Джордж «говорил» с драконами. Остальные просто поверили ему на слово, поскольку он никогда им не лгал, никогда не обманывал их доверие за все годы плена. Но никто ведь сам не слышал, как «разговаривают» драконы. И поскольку Мэйнтон их тоже не слышал, они оставались для него куда меньше людьми, чем для сэра Джорджа. Он продолжал их воспринимать, как сэр Джордж воспринимал хатори — человекоподобных зверей, которые, сколько их ни дрессируй, все равно не станут людьми.

Но драконолюди не были зверями, и сэр Джордж понимал, что никогда больше не сможет думать о них как прежде, поскольку именно они предложили план, обрекавший тех, кто будет сопровождать демонического шута на смерть.

Их логика была простой и жестокой. Если демонического шута удастся выманить из аэрокара и взять живьем, его можно будет заставить приказать остальным членам команды звездолета сдаться. Как многое в хваленой Федерации, дисциплина внутри гильдии была железной. Если старший офицер прикажет сдаться, остальные сдадутся, а командир, невзирая на готовность использовать своих английских рабов для истребления и покорения жителей примитивных планет, не обладал и сотой долей мужества, присущего людям или драконам. Если ему приставить нож к горлу, он сдастся.

Но чтобы сделать это, надо сначала выманить недомерка из аэрокара, из-под защиты силовых полей и потом подобраться к нему на расстояние вытянутой руки. Придуманный сэром Джорджем спектакль для местных вождей помог достигнуть первой цели, но второй нельзя было добиться иначе, как нейтрализовав телохранителей демонического шута — как хатори, так и драконолюдей. Хатори будут драться за него в любом случае, а вот у драконолюдей просто не будет выбора и им придется сражаться, если им прикажут. Сомнений в том, что такой приказ будет отдан, если они не успеют заткнуть ему рот, не было ни у кого.

Ни сэр Джордж, ни его офицеры насчет хатори особенно на волновались. По крайней мере, в случае драки под открытым небом шансов у бородавочников нет — их перебьют из луков либо одолеют числом. Но на корабле, в узких коридорах и каютах все может обернуться иначе, если людям не удастся прорваться внутрь прежде, чем хатори сумеют вооружиться и облачиться в броню. Замкнутое пространство даст преимущество менее крупным и более ловким людям, однако коридоры, переходы и лестницы неизбежно заставят их схватиться с хатори лицом к лицу, без возможности обойти противника с фланга и использовать численный перевес. Рукопашная в таких условиях позволит вооруженным и одопешенным хатори полностью использовать свое преимущество в росте и силе. Численное превосходство англичан было достаточным, чтобы сэр Джордж был уверен: в конце концов хатори будут уничтожены, но он слишком хорошо знал, какой большой кровью придется оплатить эту победу.

Драконы с их энергетическими ружьями были неизмеримо более опасны, чем хатори. Если двоеротый успеет приказать им, они своим страшным оружием уложат массу людей и, возможно, сумеют пробиться к аэрокару, пока англичане будут драться с хатори. Они сделают все возможное, чтобы спасти демонического шута. Сами того не желая, они будут спасать его даже ценой собственных жизней. Оказавшись за силовыми щитами, недомерок снова станет неуязвим и беспощадно уничтожит всех, кто посмел или может еще осмелиться угрожать ему. Стало быть — и драконы настаивали на этом! — действовать надо наверняка. Они были уверены, что демонического шута следует захватить живым, дабы англичане не понесли слишком больших потерь, с боем прорываясь во внутренние помещения звездолета. Но наверняка захватить его можно было только в том случае, если люди застрелят шестерых драконов, прежде чем те, исполняя приказ двоеротого, начнут сеять среди англичан смерть своими энергетическими ружьями. Сэр Джордж очень не хотел принимать жертву, которую готовы были принести его новые друзья, но вынужден был согласиться с тем, что план, разработанный ими, наименее кровопролитный из всех возможных. За день до начала представления у него возникла идея, которая могла несколько улучшить план драконолюдей, и он успел поделиться ею со своими рыцарями. Теперь все зависело от того, успели ли они передать его замысел воинам, которым предстояло сыграть главную роль в грядущих событиях.

Сэр Джордж внимательно наблюдал за тем, как демонический шут занимает свое место на платформе под балдахином. Командир подошел к похожему на трон сиденью, сделанному специально для него, и сэр Джордж почти ощутил удовольствие этого недомерка, когда тот обвел взором ристалище. Возвышенное положение, символизирующее его власть над всеми прибывшими вождями, было главным аргументом, выдвинутым бароном в качестве объяснения именно такого расположения зрительских мест, и, глядя на то, как демонический шут упивается собственным превосходством над презренными тварями, копошащимися где-то у его ног, сэр Джордж хищно усмехнулся. Двоеротый был слишком упоен своим величием, чтобы ему пришла в голову мысль, что сейчас он представляет собой великолепную мишень.

Демонический шут посмотрел на сэра Джорджа сверху вниз, затем царственно кивнул, повелевая начинать. Сэр Джордж в свою очередь кивнул Рольфу Грэйхэму.

Капитан лучников отрывисто гаркнул приказ, и две дюжины лучников, блестя отполированными ради такого случая латами и шлемами, быстро вышли на линию стрельбы. Сэр Джордж хотел бы собрать их побольше, но не осмелился. Двадцати четырех было вполне достаточно для затеянной их командиром демонстрации. Если бы он пожелал увеличить число лучников, это могло бы вызвать подозрения или заставить недомерка остаться на всякий случай в своем аэрокаре.

Стрелки построились, сняли с плеч луки, и демонический шут, равно как вожди троеруких, уставился на мишени, отнесенные на сотню с лишним ярдов от линии стрельбы. Часть мишеней была сделана в виде человеческих фигур, другие напоминали силуэты троеруких, укрывшихся за большими плетеными щитами, которые аборигены использовали в бою. Щитами, которые стрелы англичан пробивали с такой же легкостью, как шило — бумагу.

Грэйхэм выкрикнул очередной приказ, и двадцать четыре лучника наложили стрелы на тетивы и подняли луки.

— Тяни! — рявкнул Грэйхэм, и двадцать четыре лука согнулись как один.

— Бей! — взревел капитан лучников.

Двадцать четыре лучника разом повернулись, и двадцать четыре тетивы пропели одновременно. Две дюжины стрел блеснули в ярком свете чужого солнца и, словно смертоносные шершни, со страшной силой впились в цель.

Восемнадцать увенчанных стальными, острыми как иглы наконечниками стрел предназначались хатори. На таком коротком расстоянии они легко пробивали доспехи хатори, и те попадали на помост подле трона двоеротого, как под ударами молота. Пять стрел отскочили от брони, не причинив бородавочникам вреда, но тринадцать поразили цель. Двое пучеглазых хатори остались невредимы, другие если и не были убиты, то, во всяком случае, выведены из строя.

Шесть остальных стрел тоже сделали свое дело. Все до единой они вошли в тело командира, и ярко-алое одеяние его, способное выдержать удары страшных энергетических ружей драконов, не спасло двоеротого от оперенных стрел, выпущенных с расстояния в десять ярдов. Они прошили тело недомерка, запятнав одеяние его желто-красной кровью и глубоко войдя в деревянную спинку трона.

Демонический шут даже не пискнул. Он не свалился с трона, пригвожденный к нему стрелами, и двое уцелевших хатори стояли, ошеломленно пялясь на труп своего хозяина. Через несколько мгновений они, впрочем, пришли в себя и, подняв секиры, бросились на ближайших людей.

Они так и не добрались до них. Лучники уже наложили на тетивы новые стрелы, горстка рыцарей и латников, посвященных в дело, рванулась вперед, но путь им преградили мужчины и женщины, столь же ошеломленные, как и остатки тюремщиков демонического шута. Безоружные, не понимавшие, что происходит, они помешали своим товарищам добраться до уцелевших хатори, но это уже не имело значения. Бородавочники не успели сделать и пары шагов, как полдюжины молний буквально разорвали их в клочья.

Окрестности ристалища наполнились воплями ужаса, и местные вожди, соскочив со своих мест, разбежались в мгновение ока. Сэр Джордж проследил за ними взглядом и напомнил себе, что надо быть настороже: вдруг у них возникнет искушение сквитаться с ненавистными пришельцами, пользуясь тем, что они сцепились друг с другом. Но это потом, потом, подумал барон, рванувшись вверх по ступенькам к трупу демонического шута. Мэйнтон и еще трое рыцарей бросились следом, расталкивая оказавшуюся на их пути толпу. Барон взбежал на платформу, сжимая в руке обнаженный меч, но драться ему не пришлось — драконы уже прикончили оставшихся в живых бородавочников. Сэр Джордж наклонился и сорвал с шеи двоеротого граненую подвеску. Он сжал в руке драгоценный трофей, чувствуя, как бешено колотится его сердце. Свершилось! Его план удался, подумал сэр Джордж, и тут кто-то коснулся его латного наплечника.

Он быстро обернулся и встретил взгляд серебряных глаз одного из драконов. Огромный чужак несколько мгновений рассматривал его, затем показал рукой на результаты побоища, на мертвого недомерка и вопросительно склонил голову набок. Барон проследил за его рукой, затем снова посмотрел на своего гиганта союзника и осклабился в ухмылке.

— Ваши люди были готовы пожертвовать собой, но англичане не убивают своих. Владея подвеской, зачем нам цепляться за этот кусок мяса? Хозяева гильдии сдадут нам звездолет, если же нет, мы перережем команду, а вы перебьете хатори. Лучше погибнуть в бою, чем стрелять по своим.

Он обнажил зубы в яростной усмешке, и дракон улыбнулся ему в ответ, показав страшные клыки, после чего очень по-человечески кивнул.

— Тогда вперед, друг мой! — крикнул сэр Джордж, хлопнув дракона по спине, и они бросились вниз по ступенькам к ждущему их посадочному модулю.

 

ГЛАВА 11

— Итак, — вздохнул адмирал Мугаби, — они послали-таки нам ультиматум.

— Не совсем, — ответил с натянутой улыбкой адмирал Стивенсон. — Я должен вас проинформировать лишь о том, что галакты в конце концов решили предъявить нам ультиматум. Формально мы этого еще не знаем, поскольку нота не получена. Готов спорить, она будет весьма категорична и жестка. Хотя в ней, возможно, не будет содержаться угроз или предупреждений о том, к каким последствиям приведет отказ выполнить условия ультиматума.

— Да уж, — фыркнул Мугаби. — Эти волки до конца будут рядиться в овечьи шкуры.

— Поручиться не могу, но похоже на то, — мрачно проговорил Стивенсон. — Единственное, в чем мы можем быть уверены, так это в том, что Совет Федерации решил нашу судьбу не вчера и не позавчера, что бы он там ни заявлял своим гражданам. Если бы кулаво и даэрджек не возражали столь энергично против применения силы, за нас бы давно уже взялись всерьез. Судя по донесениям разведки, сторонники жесткой линии вроде саэрнай или джосуто давно убеждали кулаво поддержать их или хотя бы воздержаться от протестов, когда Совет будет выносить нам приговор. Но кулаво так долго были совестью Совета, что не могут отказаться от своих традиционных убеждений без особых на то причин. В угоду им ультиматум составят в вежливой форме, и требования вернуть галактам их корабль и угнавших его римлян не будут сопровождаться угрозой военного вторжения.

— Да уж, могу поспорить на что угодно, ничего похожего на слово «геноцид» в этой ноте не будет!

— Полагаю, вы правы, — согласился Стивенсон. — Но ведь они и не намерены осуществлять геноцид. По их мнению, мы сами виноваты, раз оказались столь неразумны, что спровоцировали военное вмешательство. Так что уничтожение нашей планеты будет полностью на нашей совести. Мы же примитивные. Они предупреждали нас, чтобы мы вели себя хорошо, но мы не вняли добрым советам и наставлениям, стало быть, и жалеть нас нечего. К тому же все будет сделано по закону. Формально они вправе требовать от нас вернуть корабль, который является их собственностью, похищенной взбунтовавшейся командой. Которая, кстати, тоже является частной собственностью, согласно законам Федерации. А если еще вспомнить, что команда перебила законных владельцев звездолета, так и вообще к их требованиям комар носа не подточит. Вот и выходит, что тупые, примитивные земляне отказываются подчиняться справедливым и гуманным законам. Но коль скоро они не желают передать кровожадных, буйных преступников в руки соответствующих властей, то, конечно же, даже самое гуманное правительство не может оставаться в стороне и терпеть столь вызывающее попрание своих основополагающих законов. Галакты, естественно, будут вынуждены предпринять ответные шаги, и если ради мира во вселенной им придется уничтожить заселенную людьми звездную систему, то что же делать — исполнение закона порой требует непопулярных мер.

— Вот именно! — прорычал Мугаби.

На самом деле это был еще не рык. Далеко не рык. Мужчины и женщины — служащие Солнечного космофлота — отлично знали тот подобный грохоту землетрясения рык, который издавал похожий на медведя адмирал в момент недовольства. Но на сей раз он слишком устал, и не только физически.

Мугаби откинулся на спинку кресла и позволил себе ненадолго расслабиться и потереть темнокожее широкоскулое лицо. Затем уронил руку на старый журнал и повернул голову, чтобы посмотреть в бронированный иллюминатор, врезанный в обшивку огромной космической станции.

Вид из него открывался превосходный. Обычно Мугаби получал при этом удовольствие и испытывал какую-то детскую радость. Но сейчас даже этот вид не мог развеять уныние и отчаяние, охватившие его.

Планета, на орбите которой вращалась станция, казалась окутанным туманом сапфиром, ошеломляюще прекрасным на угольно-черном фоне, усыпанном алмазными крошками звезд. Сбоку виднелись белый диск Луны и кучки космических кораблей, сверкавших как россыпь драгоценных камней в свете солнца. Один из главных строительных доков космофлота доминировал над всем этим зрелищем, и Мугаби видел яркие, с цветовым кодом вакуумные костюмы рабочих, ползавших по обшивке конструкции в милю длиной, являвшейся остовом нового боевого крейсера. Корабль был на три четверти готов, большую часть бронированной обшивки уже установили. Двигатель тоже был смонтирован и, возможно, уже прошел тестирование, но в лучшем случае до полного завершения сборки требовалось еще не меньше шести месяцев. То есть даже по самым оптимистичным оценкам Мугаби звездолет не будет готов вступить в бой, когда грянет гроза.

Адмирал прикрыл глаза и снова потер лицо, ощутив груз лежавшей на нем ответственности. Он отдал Солнечному космофлоту сорок три года жизни, начав службу задиристым лейтенантом, искренне верившим, что человечество способно построить флот, способный защитить его мир от галактов. За это время он, как и вся раса людей, узнал слишком много о чудовищной силе Федерации, чтобы утратить надежду успешно защитить Солнечную систему. И все же адмирал делал для флота все, что в его силах, успокаивая себя тем, что, быть может, дипломатам удастся отсрочить неизбежное и каким-то образом убедить галактов, что опасность, которую представляет для них человечество, не сравнима с теми потерями, которые Федерация понесет при попытке уничтожить его. Теперь рухнули даже эти надежды, ибо эксперты Совета Федерации разоблачили этот жалкий обман. Однако, несмотря на овладевшее им отчаяние, Мугаби оставался человеком, готовым драться до последнего. Да и что еще ему оставалось делать?

— Президент уже решила, что ответить галактам? — мрачно спросил он.

— Нет, — ответил Стивенсон. — А если и решила, то держит это в тайне. Пока от нее не требуют официального ответа, она будет помалкивать. Тем более что галакты, скорее всего, даже не подозревают, сколь много нам известно об их намерениях. С разведкой у них дела обстоят неважно.

— Или просто не считают нужным собирать о нас сведения. Мелко нас видят и по-своему правы, — ответил Мугаби, не открывая глаз.

— Мне кажется, они некомпетентны ровно настолько, насколько кажутся, — сказал адмирал. — Да и чего им тревожиться, пока они имеют самую большую дубинку во вселенной? Кроме того, их надменность мешает им воспринимать всерьез кого бы то ни было, кроме себя. Они устанавливают правила игры так, как им удобно, и всегда выигрывают.

— А если правила начинают их стеснять, придумывают новые. — Мугаби открыл глаза и почти с вызовом взглянул на адмирала.

— К сожалению, вы правы, — вздохнул Стивенсон. — Во всяком случае, ради того, чтобы покончить с нами, они подкорректировали свои законы.

Мугаби хмыкнул. Говорить было не о чем, оставалось только удивляться, что Совет Федерации так долго медлил. Как ни смешно, все эти летающие тарелки еще в конце двадцатого столетия должны были навести людей на мысль, что внеземной разум пристально наблюдает за развитием человечества. Один из прапрадедов Мугаби был специальным агентом организации, называвшейся ФБР, и вел дневник с почти фанатичной дотошностью. Мугаби прочел его, учась в высшей школе, и был буквально ошарашен тем, сколько летающих тарелок пришлось наблюдать его прапрадеду. Специальный агент Уинтон делал свою работу добросовестно, но в дневнике он высмеивал возможность обнаружить чужой разум. Зачем тому, кто способен совершать межзвездные перелеты, держать под наблюдением планету, населенную аборигенами, которые едва начали выходить в космос? Чем человеческая раса может оказаться столь интересна для куда более развитой цивилизации? И чего ради ей хранить свое присутствие в тайне от аборигенов, если те для них и вправду интересны?

Мугаби считал, что замечания его прапрадеда были естественны для человека своего времени. Во всяком случае, он был последователен, высмеивая на страницах своего дневника чокнутых и параноиков, призывавших к бдительности и стращавших современников возможностью инопланетного вторжения. Увы, теперь-то человечество знало, что чокнутые и параноики оказались правы. И все же Квентин Мугаби до сих пор не мог понять, почему галакты столько ждали, прежде чем принять решение разделаться с человеческой расой, быстрое развитие которой угрожало их уютному и сытому существованию. Их уверенности в том, что они могут по своему произволу творить суд и расправу над всеми остальными обитающими во Вселенной расами.

Собственно говоря, причина медлительности галактов была общеизвестна и крылась в их приверженности к стабильности. Но в человеческом сознании не укладывалось, что так называемое правительство могло, в буквальном смысле этого слова, веками возиться с принятием решения, необходимость которого была изначально очевидна каждому члену Совета Федерации. Это могло показаться нонсенсом и все же соответствовало действительности. Совет Федерации отличался поразительной медлительностью, а тут ему еще ставили палки в колеса кулаво и даэрджек, преследовавшие, надо думать, какие-то свои, неведомые землянам интересы.

Земной разведке потребовалось много лет, чтобы начать разбираться в сложностях внутренней политики Федерации, и даже теперь оставалась масса невыясненных вопросов, ответы на которые имели первостепенное значение. При внешнем благополучии интересы входящих в Федерацию миров постоянно пересекались и сталкивались, члены Совета интриговали друг против друга, возникали и распадались коалиции планет, и все это длилось тысячелетиями. При этом следовало помнить, что каждый член Совета мог занимать свой пост от трех до четырех земных столетий, и это предоставляло каждому из них неисчерпаемые возможности для маневра и контрманевра, причем порой вчерашний партнер всаживал в спину бывшего соратника нож… иногда даже в прямом смысле слова. Никто, включая, наверное, и самих членов Совета Федерации, ядовито подумал Мугаби, не мог учитывать до конца всех переплетений интересов этого огромного сообщества миров, но большинство представителей различных рас и не пытались скрывать, что ими движет нечто помимо желания получить наибольшие выгоды и привилегии. Внешне все, разумеется, выглядело вполне благопристойно, поскольку за многие тысячи лет бюрократы стали мастерами гладких, обтекаемых, благозвучных формулировок.

Разве что кулаво лицемерили вовсю даже на заседаниях Совета.

Мугаби слишком много знал о чудовищном неравенстве сил между человечеством и Федерацией, чтобы не радоваться позиции кулаво, традиционно выступавших против принятия каких-либо радикальных мер при решении любого рода задач. Все, что сдерживало агрессивность Федерации, было на руку человечеству, хотя адмирал не мог не чувствовать себя униженным, сознавая бессилие космофлота. Еще больше бесило его сознание того, что, если бы не лицемерие кулаво, человеческий род был бы истреблен еще два столетия назад.

Как бы то ни было, то, что кулаво принадлежали к трем расам — основателям Федерации, было несомненным благом для землян. Они никогда не забывали напоминать об этом другим членам Федерации и пользовались в ней большим влиянием. Любопытно при этом, что о судьбе двух других рас-основателей галакты до сих пор оставались в неведении. Ни один из информаторов человечества не мог пролить свет на эту загадку, и отчасти это объяснялось тем, что Федерация была основана в незапамятные времена и сведений об этом событии сохранилось не так уж много. Однако это не было исчерпывающим объяснением, и у Мугаби имелись на этот счет свои соображения, причем его точку зрения разделяло большинство аналитиков штаба разведки космофлота.

Да, разведке удалось собрать значительно больше информации о галактах и истории Федерации, чем подозревает Совет, подумал адмирал.

Еще одна любопытная деталь состояла в том, что Совет Федерации панически боялся любых явлений, способных нарушить стабильность их сообщества, но боязнь эта, как ни странно, не вызывала незамедлительной реакции, которой следовало бы ожидать от поборников любой ценой сохранять статус-кво. Подобная медлительность коренилась в консервативном характере мышления галактов, который был совершенно непонятен людям. Ни одно земное правительство не просуществовало бы столь долго, хотя бы время от времени не пересматривая концепцию существующей системы безопасности. Невероятная изобретательность, с которой оппозиция, внутренние и внешние враги любого правительства, пытаются дискредитировать его, сама по себе способствует бдительности. Но галакты не делали попыток по-новому подойти к решению старой проблемы. Расы, входящие в Федерацию, были фанатично законопослушны, а потенциальных внешних врагов галакты уничтожали в зародыше.

Им решительно некого было опасаться, и потому разведка землян сумела проникнуть в систему безопасности Совета гораздо глубже, чем это можно было предположить исходя из чудовищного технологического неравенства сторон. Причина успеха крылась в том, что народы разных планет, находящихся под протекторатом входящих в Федерацию рас, люто ненавидели своих господ и охотно снабжали людей любой информацией, какую могли добыть. Так что проблемой для земных аналитиков стало не отсутствие ее, а избыток. Гигантский объем информации обрушился на них, как только был обнаружен ее источник, ибо Федерация в отношении сбора и накопления всевозможных сведений оказалась жутким барахольщиком. Архивы ее были огромны, а если учесть срок существования Федерации, то становилось понятно, что освоение полученной информации было колоссальным трудом, требующим как минимум несколько десятилетий, которых у человечества, увы, не было.

Таким образом люди сумели узнать о Федерации и ее прошлом довольно много. С одной стороны, было понятно, что моральные устои Совета проистекают из первоначальной конституции, которая была создана расами-основателями. Судя по всему, ни одна из теперешних правящих рас Федерации не задумывались над моральными и этическими постулатами, провозглашаемыми этой конституцией. Даже такие прямодушные люди, как Мугаби, с трудом верили в то, что первоначально Совет и правда считал, будто у Федерации есть некие моральные обязательства перед менее развитыми расами. Видит Бог, человечество чуть было не погубило себя, получив в руки оружие массового уничтожения, так что входящие в состав Федерации расы действительно могли этаким родительским оком присматривать за развивающимися народами, пока те не минуют опасный возраст и не научатся выживать в условиях совершенных технологий.

Однако если создатели конституции действительно включали эти задачи в число важнейших, то теперь их благие намерения вызывали в лучшем случае улыбку. Корыстолюбие и агрессивность Федерации, бессовестно грабившей отсталые миры и эксплуатировавшей их обитателей, заставляли, по мнению Мугаби, вертеться в гробах предков нынешних галактов и позволяли сделать лишь одно достоверное предположение о таинственном исчезновении двух из трех рас-основателей.

Несмотря на то что нынешняя политика Федерации по существу противоречила основным положениям конституции, галакты не изменили в ней ни одного параграфа. Вместо этого они дали существующим законам новое толкование, что, с одной стороны, развязывало им руки, а с другой — не нарушали основы столь чтимой ими стабильности. Парадокс заключался в том, что гуманная в основе своей конституция превратилась в своего рода прокрустово ложе, в котором каждой новой расе отрезали либо голову, либо ноги. И только кулаво, выдвинувшие много тысяч лет назад требование, чтобы в любом вопросе прежде всего учитывался его моральный аспект, хотя бы внешне продолжали отстаивать необходимость соблюдения законов в их первоначальном, неискаженном значении.

Ксенологи предупреждали Мугаби, что ошибочно и опасно приписывать человеческие мотивации и точки зрения инопланетянам, но адмирал уже давно решил, что будет поступать именно так, покуда это помогает ему правильно предсказывать действия противника. И, надо признать, метод его давал безупречные результаты, благодаря тому что он не забывал вводить в свои расчеты поправку на присущую разумным существам аморальность. И все же, размышляя над феноменом кулаво, он не мог прийти к окончательному выводу, чему следует удивляться больше: тому, насколько кулаво сами себя убедили в своей искренности, или же тому, как остальные члены Совета Федерации терпят столь ненавидимое и презираемое им лицемерие кулаво.

Адмирал не сомневался, что когда-нибудь двойственная позиция кулаво сыграет с ними скверную шутку и приведет их к падению, жаль только, человечество до той поры не доживет. А пока кулаво вовсю разглагольствовали о чистоте своих намерений и отказывались принимать скоропалительные решения по любому вопросу… пока их собственные интересы не были затронуты. До недавних пор человечеству удавалось не привлекать к себе внимания кулаво, и потому те не желали признавать, что от него может исходить угроза Федерации, а стало быть, не давали своей санкции на применение к нему репрессивных мер.

Данные, ставшие доступными земным аналитикам, показывали, что мнение кулаво стало меняться пару-тройку сотен лет назад, но, как любая уважающая себя раса галактов, они не спешили отказываться от провозглашаемых ими принципов. Кроме того, чтобы изменить свое решение относительно человечества и сохранить при этом лицо, кулаво нужно было найти достаточно веский повод, и угнанный римлянами корабль Федерации подвернулся в этом отношении весьма кстати.

Даэрджек были совсем другими. Даже среди галактов даэрджек считались консерваторами. Мугаби часто поражался, как они вообще могли принять такое революционное изобретение, как колесо. Спрашивать мнения даэрджек по какому бы то ни было вопросу не имело смысла — их решение всегда оставалось прежним. Любое изменение в любом из законов Федерации было для них неприемлемо, и они всегда поддерживали противников перемен, какими бы соображениями те ни руководствовались. Они не видели причин быть последовательными в своих решениях и придерживаться каких-то определенных принципов, тем не менее настоятельное требование кулаво тщательно взвешивать любое решение в разрезе моральности сделало их естественными партнерами по оппозиции относительно остальной части Совета Федерации.

До последнего времени они успешно противились применению к землянам жестких мер воздействия, но теперь, похоже, фракционная борьба в Совете закончилась. Увы, не в пользу человечества.

— В конце концов, мы всегда можем выдать им римлян, — сказал Мугаби тоном человека, который ненавидит себя за свои слова. — Если это все, к чему они могут прицепиться, то мы выбьем почву у них из-под ног, дав свое согласие. — Стивенсон поднял бровь, и грузный адмирал раздраженно добавил: — Мне это нравится не больше, чем тебе, Алекс, но речь идет о судьбе рода человеческого!

— Президент сознает это. Мне известно, что кабинет уже согласился с тем, что корабль придется выдать галактам по первому требованию. Но ты знаешь не хуже меня, что будет с римлянами, если они попадут в руки галактов.

— Конечно. Поэтому мне и не нравится мое собственное предложение. И все же казнь нескольких сотен человек, каждый из которых должен был умереть пару тысяч лет назад, не вмешайся в их жизнь галакты, можно счесть приемлемой ценой за спасение всей человеческой расы от уничтожения!

— С этим можно поспорить, но мне не хочется, — со вздохом сказал Стивенсон и провел ладонью по светлым редеющим волосам. — Я не сижу на встречах президента и ее кабинета или лидеров Сената, но уверен, что они придут к такому же выводу. Черт возьми, если уж зашла об этом речь, то римляне сами признают, что это единственный выход!

Он несколько мгновений тер руками лоб, затем посмотрел в иллюминатор, не желая встречаться взглядом с Мугаби.

— Не знаю, отвага это или осознание неизбежности, но предводители римлян уже согласились с тем, что их придется выдать галактам, если это помешает им напасть на Солнечную систему. У них есть только одно условие, — Стивенсон заставил себя оторвать взгляд от ледяной красоты звезд и посмотрел в лицо Мугаби, — они хотят покончить с собой, прежде чем мы выдадим их.

Мугаби охнул как человек, которому дали под дых.

— После твоих слов я чувствую себя по уши в дерьме, — проскрежетал он. — Но это лишь подтверждает мои выводы. Как бы нам это ни было противно, придется их выдать.

— Мне кажется, мы достаточно знаем о галактах, — нейтральным голосом промолвил Стивенсон, и Мугаби вопросительно поднял на него глаза. — Мы знаем о существовании Федерации почти сотню лет, Квентин. Мы не сразу поняли, почему галакты препятствуют распространению нашего влияния за пределы Солнечной системы. Если учесть время передвижения между звездами даже с фазовым двигателем, то не стоит удивляться тому, что мы не сразу это поняли. На самом деле, как бы мне ни было неприятно это признавать, мы вообще могли об этом не узнать, если бы эти ублюдки не были столь надменны и самоуверенны. Они не берут на себя труд скрывать свои истинные намерения. Помнишь, как человечество взвыло, узнав, что Совет признал наш вариант фазового двигателя чересчур грубым и примитивным, чтобы принять нас в Федерацию? А потом мы обнаружили, что они держат нас под колпаком с середины девятнадцатого века, и расстроились еще больше. Люди только и мечтают о том, что кто-нибудь надерет задницу великой и могучей Федерации.

— Я тоже, — ответил Мугаби. — Но ты ведь не думаешь, что они дадут перебить себя, своих жен и детей, вместо того чтобы согласиться на требования галактов? Надеюсь, ты не это хотел сказать?

— Нет, не это. Не думаю, чтобы большинство людей понимало, насколько безжалостна Федерация и до какой степени их технология и ресурсы превосходят все, что мы способны вообразить, — ответил Стивенсон. — Я склонен считать, что даже те, кто понимает разумом безнадежность открытого сопротивления, не согласен с этим на уровне эмоций. Мы с тобой информированы лучше, чем любой штатский, включая некоторых членов Сената. Но должен сказать тебе, Квентин, было время, когда мои собственные чувства не позволяли мне осознать то, с чем мы столкнулись, поверить, что мы стоим на пороге полного уничтожения. Быть может, мы просто генетически не способны с этим смириться. Стремление выжить заставляет нас держаться на ногах и сражаться, даже когда мозг говорит, что это бесполезно. В конце концов, при сильном желании можно научить петь и лошадь.

Мугаби хрипло рассмеялся и сам удивился тому, что еще способен на это. Стивенсон коротко усмехнулся в ответ.

— Я пытаюсь сказать, что электорат может не понять причин, вынуждающих президента выдать римлян галактам. И даже если ее поймут, людям это не понравится. Так что президент и те, кто ее поддерживает, существенно потеряют в популярности перед следующими выборами, если они будут. Однако я неплохо знаю президента — думаю, ты тоже, хотя общался с ней меньше моего — и уверен: она пойдет напролом и сделает так, как считает правильным, даже если придется принять условия ультиматума. К несчастью, все, что разведке удалось накопать, свидетельствует о том, что ей не удастся дать галактам то, что они хотят. Как бы она ни старалась.

— То есть? — озадаченно воззрился на него Мугаби. — Ты же сказал: они намерены требовать возвращения корабля и его команды, так в чем же…

— Именно так я и сказал, — подтвердил Стивенсон. — Проблема в том, что, согласно нашим источникам, члены Совета уже решили — что бы там ни говорилось в публичных отчетах — покончить с землянами. Значит, на какие бы уступки мы ни пошли, этого будет мало. Ты бы и сам мог сообразить, что ультиматум галактов — всего лишь первый шаг к тому, что они давно собирались сделать. Если мы согласимся на эти их требования, они выдвинут следующие, затем еще одни, и так будет до тех пор, пока не найдется чего-то такого, что мы физически не сможем им предоставить. И тогда они пришлют сюда свой флот.

— Понятно. — Мугаби потер кончик носа. Его плечи поникли. — Мне противно говорить это, Алекс, — сказал он, чуть помолчав, смертельно усталым голосом, — но, возможно, настало время спустить флаг. Не знаю, хочу ли я до этого дожить, однако пора, видимо, официально согласиться на статус протектората. По крайней мере, во Вселенной останется род человеческий. Пусть даже превращенный в рабов.

— Полагаешь, ты первый, кто об этом подумал? — очень тихо спросил Стивенсон и покачал головой. — Всем нам хочется быть черчиллями, а не петэнами, Квентин. Но у главы государства свои обязанности и своя ответственность. Президент, вступая в должность, приносит клятву защищать Солнечный Союз против врагов внутренних и внешних, но когда выбирать приходится между полным повиновением или полным уничтожением, его обязанность и долг — сохранить жизнь на этой планете. Жизнь человечества стоит дороже любого красивого жеста. Беда в том, что галакты не намерены принимать капитуляцию. Она им не нужна.

— Они окончательно все решили? — столь же спокойно спросил Мугаби и болезненно сморщился, когда Стивенсон кивнул. — Я знаю, они хотят уничтожить нас, поскольку считают опасными. Знаю, что, сделав это, они не будут терзаться угрызениями совести. Но почему-то мне, вопреки здравому смыслу, кажется, что, если мы скрепя сердце приползем к ним на брюхе вымаливать пощаду, они сохранят человечеству жизнь. Ведь это будет настоящая победа, тогда как просто уничтожив нас…

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — прервал его Стивенсон. — Так рассуждали бы люди. Но галакты боятся нас куда больше, чем мы думаем. И теперь уже не только нас. Они боятся нашего примера, который может оказаться заразительным. Мы можем им пригодиться, но само наше существование является для них постоянной угрозой. И они не постоят за ценой, чтобы покончить с ней раз и навсегда. Особенно если наше уничтожение послужит уроком всем другим расам протектората, которых мы уже… заразили.

— Значит, выхода нет, — тихо сказал Мугаби.

— Никакого, — ответил Стивенсон.

— Сколько времени нам осталось?

— Трудно сказать. Последние сведения о галактах привез нам курьером остовийи.

— Та-ак… — протянул Мугаби.

Остовийи были одной из старейших рас — рабов Федерации, использовавшей их как надсмотрщиков и инспекторов, действовавших от лица заседающих в Совете рас. Но невзирая на привилегии, которые давало им их положение, остовийи ненавидели своих хозяев так же люто, как прочие рабы. Они стали лучшим источником информации для землян.

— Курьер был одним из переговорщиков, не принадлежащих к военной или дипломатической службе. Это торговый представитель, и он просто передал информацию, полученную от вождя своего клана, решившего, что нам пригодятся эти сведения. Кроме того, курьер предупредил нас, что его корабль опередил официальный приказ Лах'херану не более чем на пару месяцев. Но мы-то с тобой знаем, как решительно она будет действовать, получив подобного рода приказ.

Мугаби мрачно кивнул. Командир флота Лах'херану была из саэрнай, которые в числе первых заговорили о нанесении превентивного удара по людям для предотвращения угрозы галактам. Назначение ее командиром наблюдательной эскадры в Солнечной системе было плохим знаком. Если учесть все, что только что рассказал ему Стивенсон, то этот знак был куда более зловещим, чем могло показаться человеку неосведомленному.

— Так что, — ровным голосом сказал Стивенсон, — нас, похоже, уже списали со счетов. Не знаю, успеет ли президент после получения ультиматума формально заявить о нашей покорности, но не удивлюсь, если она этого не сделает. Смысла нет, и если эти ублюдки намерены нас уничтожить — ну, может, оставят малость на развод на какой-нибудь Богом забытой планете, где будут учить стоять на задних лапках, — то чего ради нам унижаться и валяться у них в ногах?

— Да уж, я бы предпочел напоследок подраться! — сказал Мугаби. — Надеюсь, президент понимает, что человечеству грех не брыкаться и не лягаться, когда его тащат к виселице? Мои ребята сделают все, что в человеческих силах, и кое-что сверх того. Однако, боюсь, в лучшем случае мы лишь малость попортим обшивку их кораблей. И то если повезет.

— Она понимает, — сказал Стивенсон с печальной улыбкой. — Но раз уж мы все равно приговорены, лучше умереть стоя, чем на коленях. И кто знает, вдруг повезет и мы расквасим им морду? А если и нет, — он пожал плечами, — быть может, мы станем примером для других. И где-нибудь когда-нибудь другие рабы восстанут и вцепятся в глотку проклятой Федерации.

* * *

Алекс Стивенсон проиграл бы пари, подумал Квентин Мугаби. Впрочем, он слишком устал и был чересчур подавлен, чтобы ощущать хоть какое-то удовлетворение от этого.

Кулаво даже сейчас не пожелали отступить от своих правил — дипломатическая нота Совета Федерации оказалась на редкость вежливой, если не сказать сладкоречивой, хотя, несмотря на мягкость формулировок, это, безусловно, был ультиматум. Несмотря на то, что, как и предсказывал Стивенсон, в ней не было ни слова о том, какие последствия повлечет за собой отказ выполнить условия галактов. Это было действительно очень в духе кулаво — призывать землян уважать моральные устои авторов ультиматума и тем самым признать за ними право карать и миловать. В этом было что-то грязное, липкое, и Мугаби подозревал, что единственное, в чем они с командором Лах'херану могли сойтись сейчас, — так это в презрении к Совету Федерации.

Конечно, презирали они его по разным причинам.

— … и потому я уверена, — вещала с огромного экрана президент Сара Дреснер, — что мы сможем достигнуть мирного разрешения критической ситуации, если Совет будет извещен о нашей готовности рассмотреть его требования и удовлетворить их, насколько это возможно.

Экран на капитанском мостике флагмана «Терра» обычно предназначался для мгновенного отображения боевой ситуации. Но последние семь часов адмирал мог видеть на нем изображения Дреснер и Лах'херану, благодаря чему он был в курсе хода переговоров. Лах'херану не возражала против подключения к связи командующего Солнечного флота, и Мугаби истолковал это как зловещее предзнаменование. Обычно саэрнай были педантичны до мелочей и не упускали случая показать свое превосходство перед примитивными расами. То, что Лах'херану спокойно отнеслась к присутствию на ее переговорах с главой государства какого-то адмирала, указывало на то, что она что-то задумала.

— Я не могу разделить вашей уверенности, госпожа президент, — сказала командующая флотом. Голос автоматического переводчика, используемый саэрнай, был традиционно бесстрастным и слегка писклявым. Мугаби уже привык, что английский перевод не совпадал с движениями речевого отверстия говорящего, и поначалу это его забавляло, хотя в словах Лах'херану ничего забавного не было. — Поведение вашей расы вызывает сожаление и беспокоит нас все больше с каждым вашим новым поколением, — продолжала Лах'херану, наклонив лисьи уши и неподвижно уставясь всеми тремя черными невыразительными глазами в экран визора. Она пригладила свою лиловую, словно плюшевую шерстку, и Мугаби впервые пожалел, что не понимает языка жестов и выражений лица саэрнай. — Федерация с начала знакомства с вашей расой пыталась изобрести способ гармонично включить ее в сообщество цивилизованных рас, — продолжала Лах'херану. — Поскольку старшие, более развитые расы обязаны заботиться о варварах, которым еще расти и расти до уровня истинной цивилизованности, мы сделали для вас все возможные послабления. Но несмотря на наши усилия, несколько поколений ваших политических лидеров постоянно отказывались идти нам навстречу. Учитывая, что такой краткоживущей расе трудно подняться до истинной мудрости, а также принимая во внимание систематические отказы ваших лидеров прислушаться к нашим советам и пожеланиям, мы вынуждены сделать вывод, что вы не способны идти на разумные компромиссы. Надменность и самоуверенность являются, похоже, вашими врожденными качествами, искоренить которые невозможно. Потому мы больше не можем обманывать себя и рассчитывать на то, что хотя бы часть человеческой расы способна измениться к лучшему.

Мугаби услышал сдавленное ругательство одного из штабных офицеров, но даже головы не повернул. Он испытывал сходные со своими людьми чувства, но что это могло изменить? Совершенно очевидно, что переговоры были фарсом, и все же им не оставалось ничего иного, как покорно слушать всю эту лживую высокопарную болтовню. Интересно, подумал адмирал, радуется ли их унижению эта самовлюбленная тварь, маскирующая свое намерение уничтожить человечество заботой о Федерации, которой оно якобы угрожает? Ему казалось, что она наслаждается своей ролью, но наверняка трудно было сказать, так ли это. Понять галактов было нелегко, однако по тому, что он знал о командующей флотом и саэрнай в целом, она должна была считать попытки Дреснер спасти человечество в высшей степени уморительными.

Если даже президент придерживалась того же мнения, что и Мугаби, она ничем себя не выдала. Вероятно, она понимала, что играет в безнадежную игру, правила которой заведомо обрекали ее на поражение, но держалась так, словно ей это было неизвестно. Она использовала последний шанс, каким бы маленьким и иллюзорным он ни был, и вела себя с завидным мужеством и спокойствием.

— По стандартам Федерации человеческая раса действительно очень молода, — хладнокровно ответила она. — Некоторые шероховатости неизбежно должны были возникнуть между Федерацией и Солнечным Союзом именно из неравенства нашего возраста и опыта. Но, так или иначе, мы всегда уважали законы и традиции Федерации. Наши взгляды расходятся со взглядами Совета Федерации только по вопросам, которые касаются внутренних дел нашей системы. Мы никогда не вмешивались в дела Федерации, не вторгались на планеты, находящиеся под ее протекторатом, и, отстаивая право жить по своим законам, полагали это вполне естественным. Возможно, что наше желание сохранить независимость от Федерации было неверно понято. Но, как указано в ноте Совета, таковы типичные взгляды молодой варварской расы. Если так, то, вероятно, нам и правда пришло время повзрослеть и забыть о многом. Я не говорю, что нам будет легко расстаться с нашей независимостью, особенно после того, как мы столь долго за нее цеплялись. Мы не глупцы, хотя и совершаем порой необдуманные поступки. Мы гордимся нашим флотом, но признаем, что он уступает одной вашей эскадре. Вам не трудно убедить нас в своей правоте, и поскольку выбирать нам приходится между жизнью и смертью, я уполномочена Сенатом немедленно направить делегацию в столицу Федерации. Наши уполномоченные готовы встретиться с Советом или его представителями и начать обсуждение процесса интегрирования нашей расы в состав Федерации.

Кто-то, возможно тот самый невыдержанный офицер, резко выдохнул за спиной у Мугаби, но адмирал и ухом не повел, услышав, как президент соглашается на беспрекословную капитуляцию человечества. Он знал, что так будет. Любой офицер «Терры» знал это. Иначе и быть не могло, учитывая невероятную огневую мощь тридцати четырех супердредноутов Федерации, сопровождавших флагман Лах'херану.

Саэрнай несколько секунд смотрела на изображение президента, затем нажала кнопку на подлокотнике своего кресла и бесстрастным голосом сообщила:

— Запись отключена.

— Могу я спросить почему? — так же бесстрастно спросила президент.

— Нет смысла продолжать этот фарс, — сказала Лах'херану. — Ваша раса не может быть принята в Федерацию. Сама мысль об этом нелепа и оскорбительна для всех членов нашего сообщества, как полноправных его рас, так и опекаемых ими. Люди надменны, вздорны, непредсказуемы, упрямы, нецивилизованны, неблагодарны и тупы. Если позволить вам войти в Федерацию, вы заразите ее всеми своими пороками и тем самым разрушите самую великую и стабильную цивилизацию во Вселенной. Этого нельзя допустить, и мы не допустим этого.

— Значит, вы не собирались вести с нами переговоры и искать взаимоприемлемый выход из создавшегося положения?

— Конечно нет, — подтвердила Лах'херану. — Нашей целью было продемонстрировать свое стремление к мирному урегулированию конфликтной ситуации.

— Зачем? — прямо спросила Дреснер.

— Затем, что мы являемся представителями по-настоящему развитых и цивилизованных рас, — ответила Лах'херану без малейшего намека на иронию. — Мы обязаны показать потомству, что изо всех сил старались договориться с человечеством, но не преуспели в своем стремлении.

— То есть вам нужно представить нас кровожадными, самовлюбленными недоумками, чтобы оправдаться в глазах своих рас и подвластных вам рабов? — резко спросила Дреснер.

— Типичное заблуждение, характерное для вашей самоуверенной и самовлюбленной расы, — заметила Лах'херану. — Только человек в состоянии думать, будто нам нужны какие-то оправдания для того, чтобы вас уничтожить! Да будет вам известно, что большая часть входящих в Федерацию рас даже не слышала о вашем существовании. Для нас важно лишь то, чтобы в архивах сохранилось доказательство правильности наших действий, дабы наши преемники в Совете могли найти прецедент, если подобная ситуация когда-нибудь повторится.

— Другими словами, вы хотите уничтожить человечество, чтобы развязать руки своим потомкам и позволить им творить беззаконие с чистой совестью?

— Мы должны уничтожить вас, поскольку ваши рассуждения о независимости и собственном пути развития способны смутить умы молодых диких народов. Более того, они уже вызывают споры в Совете, отвлекая его членов на бесполезные прения. Но если вы причиняете столько хлопот в младенчестве, чего ждать от вас в недалеком, не говоря уже об отдаленном, будущем? Вы никоим образом не вписываетесь в тот миропорядок, который поддерживает Федерация, и потому должны исчезнуть. Это столь очевидно, что я не вижу необходимости продолжать переговоры. Как высокоразвитое существо, я сожалею о стечении обстоятельств, которые требуют от меня уничтожения вашей расы, и готова проявить столько милосердия, сколько позволяет ситуация. Полагаю нецелесообразным затягивать предстоящий процесс. Будет гораздо проще, если вы прикажете капитанам ваших кораблей убрать силовые щиты.

— Мне так не кажется, — голос Дреснер был ледяным.

— Но ведь даже вы не можете быть настолько тупыми, чтобы рассчитывать, что ваше сопротивление способно что-нибудь изменить! — сказала Лах'херану.

— Может, и не способно, — ответила палачу своей расы президент человечества, — но, надеюсь, вы не будете в претензии за нашу попытку.

— Вы сами все усложняете, — бесстрастно пропищала Лах'херану. — Мне приказано вас уничтожить, и я сделаю это.

* * *

— Боевая готовность!

В этом приказе не было необходимости, поскольку весь Солнечный флот последние десять часов находился в боевой готовности. Однако по всему кораблю загудели сирены, и с экрана тотчас исчезли изображения президента Дреснер и командующей флотом Лах'херану.

Глаза Мугаби не отрывались от экрана, когда по нему пробегали данные, поступавшие на флагман из информационного центра. Его корабли были построены к бою, в то время как эскадра Лах'херану стремительно вышла из зоны поражения орудий космофлота. Судя по тому, что звездолеты галактов начали перегруппировку и на них ожили защитные корабельные системы, атаки следовало ждать с минуты на минуту. Тридцать пять супердредноутов класса «Огр» — так окрестили их разведчики, — яйцеобразные, каждый в десять миль длиной, закончив построение, двинулись в направлении трех сотен кораблей-пигмеев человеческого флота. Каждый из «Огров», согласно имевшейся у Мугаби информации, обладал огневой мощью, превосходящей мощь его флота, а их еще сопровождало более тридцати крейсеров класса «Стилет».

Последняя битва человечества, мрачно подумал адмирал, будет самой короткой в его истории.

— Исполнять «Альфа-1»!

Звездолеты землян ответили, что приказ принят к исполнению, и адмирал с гордостью отметил, как четко его флот совершил предписанный маневр. Бог весть, что думали его люди, готовясь к последнему, безнадежному, чудовищно неравному бою, но действовали они на редкость слаженно. Да, так быстро и четко подобный маневр трудно было выполнить даже на учениях, после тщательной подготовки, с горькой радостью подумал Мугаби.

Построение звездолетов было и впрямь нетривиальное — колонна их вытянулась как огромное тонкое копье, наконечником которого стали два десятка самых тяжелых кораблей космофлота. Они блокировали фронтальный огонь всех остальных кораблей землян, что делало такое построение в обычных условиях совершенно неприемлемым. Но Квентин Мугаби не питал иллюзий по поводу этой пародии на битву. При традиционном для космического боя построении его корабли были обречены на гибель. Хуже того, они были бы уничтожены, не получив возможности нанести противнику хотя бы по одному удару. Теперь же у них появился призрачный шанс погибнуть, сражаясь.

Тяжелые корабли, возглавлявшие колонну, должны были прикрыть ее от огня противника. Ни один из этих кораблей не переживет двух, максимум трех попаданий ракет, пущенных с «Огров», но если остальной флот будет действовать быстро, легкие звездолеты подойдут к противнику на расстояние, с которого смогут открыть огонь сами.

О том, насколько он будет эффективен, Мугаби старался не думать. Он не мог предложить ничего лучшего своим людям, своему миру, своей расе и сцепил зубы, чтоб не заплакать, видя самоубийственную отвагу боевых товарищей, уверенно ведших Солнечный флот к смерти.

— Враг смыкает ряды, — доложили из центра слежения, и Мугаби скрипнул зубами. — Вхождение в зону вражеского огня через семь минут, — продолжал офицер резким голосом, в котором сквозило сдерживаемое привычкой к дисциплине отчаяние. — Наши орудия смогут открыть огонь через шестнадцать минут.

Мугаби не отводил глаз от экрана. И так было понятно, что девяти минут обстрела тридцати пяти «Огров» его флот не переживет, и смысла следить за докладами с кораблей не было.

Он отсчитывал секунды и, к собственному удивлению, ощутил облегчение при мысли, что через несколько минут все будет кончено. Ну что ж, возможно, им повезло. Он и его люди умрут, исполнив свой долг, и не увидят уничтожения планеты, которую поклялись защищать.

— Вхождение в зону огня противника через две мину…

Голос офицера оборвался, и картина на экране полностью изменилась.

У Мугаби глаза на лоб полезли, когда на экране возникло совершенно невозможное изображение. Стелс-технология галактов чудовищно превосходила земную. Разведка докладывала, что именно благодаря ей Федерация смогла наводнить Солнечную систему станциями прослушивания и автоматическими шпионами за семьдесят лет до того, как человечество стало догадываться об их присутствии. Но Лах'херану не сочла нужным экранировать свои корабли, полагая несущественным, будут они зафиксированы приборами землян или нет. Быть может, она даже сознательно позволила людям наблюдать за их перемещениями, чтобы нагнать на них страху и лишний раз продемонстрировать свое презрение к невесть что возомнившим о себе дикарям.

Но сейчас стало понятно, что у кого-то во Вселенной есть стелс-технология, намного превосходящая даже технологию Федерации. Только это могло объяснить тот факт, что девять неизвестных боевых кораблей внезапно появились в зоне огня звездолетов Лах'херану.

То, что они появились неожиданно для Лах'херану, стало ясно, когда звездолеты открыли огонь по застигнутым врасплох супердредноутам Федерации. Орудия и силовые щиты их были развернуты в сторону кораблей космофлота, и ответный огонь галактов слишком запоздал. Разрозненные, неприцельные удары их говорили о полной растерянности, в то время как дружные залпы неизвестных звездолетов поражали цель с исключительной точностью и эффективностью.

Ну и быстро же летят, безучастно подумал Мугаби, отслеживая полет их ракет. Ракеты Солнечного флота имели скорость в лучшем случае шестьдесят процентов световой, да и то это стало возможным благодаря тому, что разведка ухитрилась добыть их функциональные схемы из архивов Федерации. Ракеты Федерации, изобретенные тысячу двести лет назад — галакты не видели необходимости в совершенствовании своего оружия из-за отсутствия врагов, — имели максимальную скорость семьдесят пять процентов световой. Но ракеты, которые сейчас рвали в клочья защиту супердредноутов Лах'херану, летели со скоростью девяносто процентов световой, а силовые щиты неизвестных звездолетов явно превосходили аналогичные системы Федерации на два-три поколения.

— Черт, кто же это?!

Покосившись на адмирала, офицер замолк на полуслове, но Мугаби даже не заметил этого, глядя на ослепительные солнца, вспыхивавшие там, где дьявольские ракеты неизвестных вспарывали силовые щиты Лах'херану. Казавшаяся адмиралу совершенной защита галактов трещала по швам. О таком зрелище он мог только мечтать и несколько мгновений от души наслаждался разгромом ненавистных галактов, не задаваясь вопросом, кому принадлежали неизвестные звездолеты, появившиеся в самый последний момент.

— Внимание, адмирал Мугаби!

У Мугаби и без того глаза лезли на лоб, а услышав шедший из динамиков незнакомый голос, говоривший на английском со странным, неслыханным прежде акцентом, он выпучил их еще больше. Единственным объяснением тому, что незнакомцы связываются с ним напрямую, было то, что они сумели проникнуть в систему связи «Терры», взломав или обойдя двенадцатиуровневую систему защиты, которая задержала бы даже ИР галактов минут на пятнадцать.

— Уходите, адмирал Мугаби! — прозвучал все тот же незнакомый голос. — Оставьте их нам!

Пока голос говорил, очередной шквал сокрушительных ракет обрушился на корабли Лах'херану, и Солнечный флот, не веря глазам своим, наслаждался зрелищем, за которое каждых из людей охотно заплатил бы жизнью.

Ага, один из супердредноутов Федерации взорвался!

Только что он был на экране — боевой корабль в миллиард тонн, с командой свыше трех тысяч галактов. И вот на его месте возник расширяющийся шар плазмы, появление которого стоящие в рубке «Терры» офицеры приветствовали дружным ликующим ревом. Несколько мгновений Мугаби орал вместе с ними, но потом встряхнулся, как боксер, получивший удар в солнечное сплетение, и, взяв себя в руки, вынырнул из охватившего корабль восторженного возбуждения. Через минуту его корабли войдут в зону досягаемости орудий галактов и будут уничтожены, как комары, оказавшиеся между трущимися спинами слонами. Допускать этого ни в коем случае не следовало, адмирал не желал, чтобы его люди бессмысленно гибли в этой битве гигантов.

— Всем подразделениям — отходить по схеме «Эхо-девять»! «Эхо-девять» — немедленно! — рявкнул он.

Командиры кораблей, оторвавшись от дивного зрелища, подтвердили получение приказа, и флот Мугаби прекратил свой самоубийственный рейд. Мельком отметив безукоризненное выполнение маневра, Мугаби вновь впился глазами в экран, на котором было отчетливо видно, как находящиеся в меньшинстве нападающие ворвались в ряды флота Лах'херану, разя направо, налево, вверх, вниз, в стороны…

Прежде он и представить себе не мог ничего подобного. О, эти явившиеся невесть откуда звездолеты были не просто боевыми кораблями! Это было что-то сверхъестественное! Что-то, возводившее ремесло войны в ранг искусства или на какой-то иной, качественно новый уровень. Неведомых звездолетов было всего девять — против тридцати пяти «Огров», а ведь всем было известно, что корабли этого класса были самыми мощными во всей истории Галактики. До сегодняшнего дня они считались неуязвимыми. Ничто не могло им противостоять. А ракеты чудесных пришельцев рвали этих неуязвимых в клочья!

По краю экрана побежали строчки, содержащие приблизительные оценки параметров неизвестных кораблей, и весь опыт Мугаби, накопленный им за многие годы службы во флоте, говорил, что этого не может быть, тут наверняка вкралась ошибка. Каждый из этих кораблей был на пятьдесят процентов больше «Огра». На пятьдесят процентов! И при этом на двадцать пять процентов быстрее и маневреннее. Их огневая мощь и силовая защита превосходили корабли галактов раз в шесть, не говоря уже об абсолютном экранировании, позволившем им столь внезапно появиться чуть не в центре эскадры Лах'херану.

И эти девять сказочных кораблей разнесли непобедимую эскадру галактов в пух и прах!

По совести говоря, это была короткая, яростная и некрасивая драка. Она продлилась лишь немного дольше, чем та, которую планировала Лах'херану, только исход оказался другим. Ясно было, что даже в прямом, честном столкновении эскадра Федерации была обречена. Захваченные же врасплох в глубине космоса, попав в засаду, Лах'херану и ее корабли не имели никаких шансов на спасение. Два атакующих корабля были повреждены, остальные супердредноуты Лах'херану сражения не пережили. Горстка уцелевших крейсеров попыталась удрать, но три неизвестных корабля перехватили их с немыслимой легкостью и уничтожили прежде, чем те сумели выйти за пределы Солнечной системы и разогнаться до сверхсветовой скорости. Мугаби понятия не имел, пыталась ли сдаться Лах'херану или кто-то из ее капитанов, но если и пытались, то капитуляция их не была принята.

Солнечный флот висел в пространстве, завороженный зрелищем невиданного побоища, которое не шло ни в какое сравнение с самыми великими битвами прошлого. Мугаби испытывал то же потрясение, что и его офицеры.

И тут на центральном экране «Терры» появилось чужое, ящероподобное лицо.

У Мугаби отвисла челюсть, когда он узнал, к какой расе принадлежало это существо. Насколько он помнил, в Федерации их называли тернауи, и разведка была весьма близко с ними знакома. Все знали, что тернауи — самые преданные телохранители галактов. Ксенологи полагали, что тернауи телепаты, и Федерация изобрела технологию, позволявшую программировать их послушание и верность. Вероятно, это соответствовало истине, поскольку человечество получило многочисленные доказательства эффективности телохранителей из тернауи, известных также своей немотой.

Что делало факт вербального контакта еще более невероятным, чем все, что произошло в последние полчаса.

— Добрый день, адмирал Мугаби, — промолвил тернауи. Он — или, точнее, оно, как предположил Мугаби, поскольку говорящий бы одним из представителей нейтрального пола — не раскрывал рта, но его безусловно искусственный голос был столь же мелодичен и выразителен, как любой человеческий, а странные ртутно-серебряные глаза с черным вертикальным зрачком смотрели, казалось, прямо в его собственные.

— Мы просим извинить нас за внезапное вмешательство, но у нас не было возможности своевременно информировать вас о наших планах. Мы понимаем, происшедшее могло вас потрясти, хотя и надеемся, что наше вмешательство не было для вас нежелательным.

Для существ, которые считались неспособными говорить, этот тернауи поразительно красноречив, подумал Мугаби.

— Будучи верховным канцлером империи Аваллон, — продолжал чешуйчатый чужак, — я приглашаю вас прибыть на борт нашего флагмана для встречи с императором, дабы он мог изложить вам причины, побудившие нас появиться здесь.

 

ГЛАВА 12

Квентин Мугаби не смел даже мечтать о таком корабле. В отличие от уплощенной яйцеобразной формы «Огров» Федерации, этот представлял собой правильную сферу миль четырнадцати в диаметре. Мугаби скорее назвал бы его космической станцией или искусственной луной, чем кораблем. Когда адмиральский катер приблизился к нему, Мугаби увидел выступавшие над обшивкой сферы купола, короба двигателей, орудийные башни, но размеры корабля настолько подавляли, что он отмечал все это лишь краем сознания. Разум не мог осознать истинные размеры звездолета, и внимание не задерживалось на деталях исполинской конструкции. Только сейчас, когда катер прошел вдоль короба одного из двигателей, размерами превышавшего тяжелый солнечный крейсер и достигавшего в длину по меньшей мере четверть мили, до него начало доходить, насколько чудовищно огромен этот корабль.

Но размеры звездолета были отнюдь не самым большим чудом, с которым пришлось столкнуться адмиралу. Он честно признавался себе, что до сих пор находится в шоковом состоянии от молниеносного разгрома эскадры Лах'херану. От того, что все его обреченные на гибель корабли целы и невредимы! После такого потрясения ему необходимо было время, чтобы прийти в себя, а тут еще разговор с немым от природы тернауи, оказавшимся канцлером неведомой империи Аваллон. Мугаби затребовал провести срочный поиск данных об этом Аваллоне и извлечь из информатория космофлота все имеющиеся сведения о тернауи, выступавших когда-либо против своих хозяев. Увы, ответ на его запрос не содержал никакой принципиально новой информации. В массиве информации, извлеченной разведчиками из архивов галактов, не было описано ни единого случая выступлений тернауи против своих хозяев и не содержалось никаких упоминаний об Аваллоне.

Тернауи верно служили галактам более тысячи двухсот лет, и было непонятно, каким образом они сумели при этом построить невероятно мощную империю, судя по размерам и вооружению их кораблей, втайне от Федерации? То, что галакты понятия не имели о существовании империи, было очевидно. Если такие примитивные существа, как земляне, столь сильно обеспокоили галактов, то известие о существовании империи Аваллон должно было повергнуть Совет в состояние паники. И уж во всяком случае, нападение аваллонских звездолетов на эскадру Лах'херану не стало бы для нее полной неожиданностью.

Это был основной вопрос, занимавший теперь Мугаби, получив ответ на который, можно было бы приняться за разгадывание других загадок, возникших в связи с появлением неизвестных звездолетов. Во-первых, какого черта тернауи назвали свою империю Аваллоном? Во-вторых, зачем им было рисковать и столь громко заявлять о своем существовании, явившись на помощь людям, если до сих пор они явно старались не попадаться на глаза Федерации?

«И главное, — подумал адмирал со спокойствием, объяснявшимся тем, что слишком уж многое обрушилось на него за столь короткое время, когда его катер подошел к огромному шлюзовому отсеку и он увидел название корабля, написанное на обшивке двухсотфутовыми буквами, — какого дьявола тернауи назвали свой флагман „Эскалибуром“?»

* * *

Катер вплыл в сияющий, ярко освещенный док и опустился на высветившийся на полу посадочный круг. Шлюзовой отсек был огромен, и в нем не было ни переходных труб, ни герметических перегородок, так что Мугаби трудно было вообразить, для судна каких размеров он предназначался. Во всяком случае, катер землян выглядел в нем крошечным.

За последние сто лет человечество сделало громадный скачок в развитии новых технологий, отчасти самостоятельно, отчасти благодаря украденным у галактов чертежам и принципиальным схемам. Насколько понимал Мугаби, именно мобильность и изобретательность людей больше всего путали галактов. Но несмотря на быстрое развитие, люди настолько отставали от галактов, что разрыв между ними казался непреодолимым. Одним из характерных примеров отставания землян была разительная разница в средствах защиты звездолетов, та легкость, с которой Федерация создавала силовые щиты. Корабли Солнечного флота могли ставить силовые щиты, ибо генераторы их создавались на основе добытых у галактов сведений, но энергетические параметры различались на несколько порядков. И уж конечно ни один из этих генераторов не мог создать силовое поле избирательной проницаемости. Именно таким, судя по всему, и был оборудован шлюз, в котором оказался катер адмирала. Генерируемое им силовое поле пропустило катер землян и в то же время удерживало в отсеке необходимый для дыхания воздух!

Создатели этого корабля жили богато и явно не привыкли ограничивать себя в удобствах. Адмирал почувствовал еще один укол зависти, увидев островки зелени, живописно разбросанные вокруг посадочных кругов. Никто, даже галакты, не могли позволить себе роскоши заниматься ландшафтным дизайном шлюзового отсека боевого корабля. Аваллонцы — нет, это просто уму непостижимо! — украсили его высокими цветущими кустами, клумбами, фонтанами и даже несколькими рощицами похожих на груши деревьев.

«Впечатляющее доказательство возможностей империи Аваллон», — промелькнуло в голове Мугаби, но мысль эта тотчас улетучилась, вытесненная новыми впечатлениями. Выглянув в иллюминатор, он увидел тех, кто его встречал. Их было четверо, и ни один из них не принадлежал к расе тернауи.

Адмирал Квентин Мугаби сидел неподвижно, глядя сквозь бронированное стекло на картину, к которой его мозг решительно не был подготовлен. Люк катера открылся, и он, поднявшись с кресла, шагнул к выходу.

— Адмирал Мугаби, — приветствовал вышедшего из катера Мугаби высокий, рыжеволосый и синеглазый человек, возглавлявший делегацию. Рыжий был в черно-золотой форме, в которой странным образом сочетались роскошь и строгость. Она не походила на какую-либо солнечную форму, но знаки различия были почти такими же. Адмирал сузил глаза, увидев пять звездочек, пришпиленных по обе стороны воротничка, и пять широких золотых полос на обшлагах кителя.

Незнакомец между тем подмигнул Мугаби и протянул правую руку в традиционном для землян жесте.

— Добро пожаловать на «Эскалибур», — продолжал он на английском с тем же странным акцентом, что и у тернауи. — Я адмирал флота Мэйнтон. Прошу простить нас за отсутствие почетного караула и оркестра, но мы подумали, что будет лучше встретить вас без помпы, дабы не слишком смущать.

— Не смущать… сэр? — повторил Мугаби, и Мэйнтон усмехнулся уголком рта.

— Возможно, я не слишком правильно выбрал слова, — согласился он. — Но надеюсь, наше прибытие все же оказалось для вас по меньшей мере приятным сюрпризом.

— О, в этом можете не сомневаться! — заверил его Мугаби.

— Очень хорошо! Это был сюрприз, к которому мы очень долго и тщательно готовились. С удовольствием должен отметить, что это оказалось не меньшим сюрпризом для Федерации.

— У вас прямо-таки дар преуменьшать, адмирал, — сухо отозвался Мугаби.

— Подозреваю, в такой ситуации все, что бы я ни сказал, оказалось бы преуменьшением, — снова улыбнулся Мэйнтон и сделал широкий жест в сторону своих спутников. — Я понимаю, у вас возникло множество вопросов, и обещаю, что мы ответим на них так быстро, как только сумеем. А пока позвольте мне представить моих товарищей. Вероника Стэнхоп, баронесса Шалотт, командир «Эскалибура». — Хрупкая белокожая брюнетка справа от него кивнула Мугаби и протянула руку. — Капитан Энтони Мур, мой начальник штаба. — Мур был одного роста с Мэйнтоном и на добрых два дюйма выше Мугаби, хотя тот был шести футов и двух дюймов росту. Пожатие Мура было не менее крепким, чем у адмирала. — А это, — закончил представление Мэйнтон, — ее императорское высочество принцесса Эвелин Винкастер, командующая Третьим флотом.

Что-то в его голосе поразило Мугаби больше, чем громкий титул, и заставило присмотреться к адмиралу Винкастер. Она была чрезвычайно высока для женщины — чуть ниже Мура с Мэйнтоном, но выше Мугаби. Как и Мэйнтон и его спутники, она казалась слишком юной для своего звания — вряд ли кто-нибудь из них разменял четвертый десяток, — однако ее окружала аура властности, еще прибавлявшая ей росту. Золотые волосы струились по ее плечам, резко отличаясь от короткой стрижки, которую предпочитали служащие в Солнечном флоте мужчины и женщины, а глаза были пронзительного темно-синего цвета.

Мугаби помедлил, не зная, следует ли пожимать руку принцессе, но Эвелин разрешила его сомнения, сама протянув ему руку.

— Позвольте мне следом за адмиралом Мэйнтоном приветствовать вас на борту «Эскалибура». — Она говорила с тем же странным музыкальным акцентом, что и Мэйнтон, хотя в ее мягком, богатом контральто он звучал еще экзотичнее и не в пример более интригующе. Рукопожатие ее было крепким. — Я изучала вашу карьеру, адмирал Мугаби. Вы и адмирал Стивенсон совершили невозможное, учитывая те трудности, с которыми вам пришлось столкнуться. Не могу передать, как я счастлива наконец-то с вами познакомиться.

— Спасибо… ваше высочество. — Мугаби чувствовал себя ужасно неуютно, поскольку говорила она искренне. — Спасибо за комплимент, но на самом деле мы многого не смогли сделать. Без вашего… внезапного появления мы бы наверняка погибли.

— Ее высочество совершенно права, — жестко возразил Мэйнтон. — Учитывая технологическое отставание, нехватку времени и жесткий контроль галактов, вам удалось создать столь мощный флот, что Федерация вынуждена была выставить против него целую эскадру. Это удивительно! Жаль, что мы не смогли вам помочь в этом. Однако до настоящего времени мы не осмеливались на прямой контакт с вами.

— Не понимаю, — прямо сказал Мугаби. — Почему не могли? Почему не осмеливались? И кто вы, наконец, такие? Вся… — Он замолк и помотал головой, подбирая подходящие выражения. — Я хотел сказать, что вся человеческая раса в огромном долгу перед вами. Но, может статься, я не прав и вы тоже являетесь частью человечества?

— В некотором роде являемся, — согласился Мэйнтон. — И я прошу извинить нас за то, что мы задерживаем вас своими разговорами, вместо того чтобы проводить к его величеству. Он даст вам все необходимые объяснения, которые человечество, несомненно, заслужило. Прошу следовать за нами и обещаю, что вы получите ответы на все вопросы.

* * *

Мугаби следом за Мэйнтоном и его товарищами вышел из лифта, который доставил их из шлюзового отсека к сердцу чудовищного боевого корабля. Адмирал уже начал привыкать к голографической проекции, плывущей перед ними и показывающей их путь внутри корабля. Лифт несся с невероятной скоростью, но Мугаби не ощутил перегрузок, и это подтвердило сложившееся у него впечатление, что аваллонцы не только куда лучшие инженеры, чем галакты, но и значительно больше внимания уделяют собственному комфорту.

Он не был удивлен этим, поскольку видел, как девять таких кораблей разнесли в клочья эскадру Лах'херану, и не забыл цветников в шлюзовом отсеке. Кроме того…

Все мысли мгновенно вылетели у него из головы, когда он шагнул в черную звездную пустоту.

На какое-то мгновение он застыл от ужаса перед космическим вакуумом. Он уже чувствовал, как легкие отчаянно пытаются сохранить набранный в них воздух, но все же заставил себя выдохнуть и не поддаваться иллюзии.

Разумеется, это была голограмма! Но невероятно реалистичная, самая убедительная из всех, что он видел в жизни. Ничего удивительного, что его охватил ужас, — каждому младенцу известно, что выжить в открытом космосе нельзя, а тут…

Могли бы и предупредить, сварливо подумал он о своих спутниках и тотчас отбросил эту мысль как в высшей степени вздорную. Они наверняка так же привыкли к этому зрелищу, как он — к своему командирскому мостику на «Терре», и, вероятно, им просто в голову не пришло, что его это может шокировать.

Мугаби заставил себя глубоко вдохнуть, успокоил дыхание и сделал еще один шаг в пустоту. Да, иллюзия пребывания в открытом космосе была совершенной! Впечатление создавалось такое, что его ботинки ступают по россыпи звезд, по плывущим в пространстве боевым кораблям. Он никогда не испытывал ничего подобного и спустя несколько секунд совершенно забыл об испытанном потрясении, наслаждаясь видом Вселенной. Именно такой, вероятно, ее видит сам Господь.

Аваллонцы позволили адмиралу постоять, любуясь удивительным зрелищем, потом Мэйнтон осторожно кашлянул. Этот тихий вежливый кашель показался Мугаби очень громким, ведь он знал, что тут не должно быть атмосферы и, следовательно, не может быть никаких звуков. Адмирал подавил смешок — его позабавила собственная реакция — и стряхнул с себя чары.

Они сделали еще несколько шагов, и Мугаби увидел трех человек, как будто вынырнувших из переливчатого сияния звезд. Впрочем, нет, один из трех был тернауи. Тот самый, что говорил с ним после боя с галактами. Он возвышался над своими спутниками, и его серебряные глаза сияли как звезды. Второй был крепким, широкоплечим, темноволосым мужчиной в смутно напоминавшем монашескую рясу одеянии. А третий…

Третий тоже был человеком. Черноволосый, на добрых четыре дюйма ниже Мугаби, он почему-то показался ему самым высоким из присутствующих.

Адмирал не понял, с чем это связано, но факт оставался фактом.

Приковавший его внимание черноволосый был крепок сложением, но после капитана Стэнхоп он был самым низкорослым из тех, кого Мугаби встретил на борту «Эскалибура». На вид ему нельзя было дать даже тридцати лет. У него были темные глаза, между ним и принцессой Эвелин угадывалось какое-то родство, хотя его хищный ястребиный нос мало походил на аристократический нос Эвелин — вероятно, брат, решил Мугаби. Брат принцессы носил аккуратную острую бородку, а загорелую щеку его пересекал побелевший шрам. В отличие от офицеров, встречавших Мугаби, он не носил формы. На нем был комбинезон, похожий на защитные комбинезоны галактов, только темно-синего цвета, с серебряным кантом и гербом на груди. Кинжал, висевший у его правого бедра, почему-то не показался Мугаби неуместным, хотя на любом другом выглядел бы крайне нелепо.

— Адмирал Квентин Мугаби, — официальным голосом доложил Мэйнтон. — Позвольте представить вам его величество Джорджа, императора Аваллона, короля Камелота, принца Нового Ланкастера и барона Уикворта.

Мугаби невольно вытянулся по стойке «смирно». Он сделал это как из уважения к командиру аваллонского флота, так и повинуясь какому-то древнему, неосознанному инстинкту. Несмотря на свою кажущуюся молодость, император внушал уважение, от него как будто исходили эманации силы и власти.

— Адмирал Мугаби. — Император сделал шаг вперед и протянул руку для пожатия.

Квентин Мугаби служил Солнечному Союзу более сорока лет. За это время ему доводилось встречаться с тремя президентами и не раз докладывать им о состоянии космофлота. Его представляли сенаторам Солнечной системы, министрам и судьям Верховного суда. Он был вторым по старшинству офицером Солнечного флота и не привык робеть, встречаясь с представителями власти. Но сейчас он испытывал странное смущение и медлил принять руку императора, недоумевая, что же придает этому человеку столько властности и величия. Титулы, разумеется, многое значат, но неординарность этого человека Мугаби ощутил прежде, чем Мэйнтон представил их друг другу.

— Ваше величество, — промямлил он, заставив себя пожать руку императора в ответ на его крепкое рукопожатие, — позвольте мне поблагодарить вас от себя лично и от имени всех жителей Солнечной системы. Вы прибыли как нельзя более вовремя.

— Спасибо, — с легкой улыбкой ответил император. — Хотя, думаю, вы удивитесь, узнав, насколько вовремя мы появились, — он улыбнулся шире. — Прошло немало времени с той поры, как я побывал тут последний раз.

— Последний раз, сир? — повторил Мугаби как можно вежливее.

— Это было довольно давно, — любезно пояснил император. — Около восьми сотен лет назад.

Мугаби ошеломленно уставился на него, и император хмыкнул.

— Вижу, необходимы некоторые объяснения, адмирал, — сказал он. — Если вы окажете мне честь и пройдете вместе с канцлером в мои апартаменты, я попытаюсь ответить на ваши вопросы.

* * *

Никогда прежде Квентин Мугаби не сиживал в столь удобном кресле. Даже лучшие силовые кресла землян значительно медленнее и менее удачно приспосабливались к формам человеческого тела.

Это же, казалось, приняло соответствующие его габаритам и весу очертания еще прежде, чем он в него опустился, и приноровилось к нему так гладко, что он этого даже не заметил.

«Впрочем, — подумал он, — до того ли мне было, если весь мир на моих глазах перевернулся вверх тормашками!»

— Значит, вы с тернауи сумели вырваться, ваше величество? — пробормотал он, когда император сделал паузу.

— Да, — подтвердил император. — Выиграть сражение оказалось куда легче, чем полагал мой друг, — он кивнул в сторону высоченного канцлера, сидевшего справа от него. — Увы, несравнимо легче, чем осуществить остальную часть его плана.

— Мы никогда не говорили тебе, что это будет легко, ваше величество, — прозвучал в ответ невозмутимый голос тернауи. — Но как бы то ни было, совместными усилиями нам удалось привести наш замысел в исполнение.

— Ладно, — засмеялся император. — По крайней мере, вы не постеснялись стать нашими няньками, когда потребовалось!

Смех императора прозвучал странно в помещении размерами с четверть футбольного поля. Впрочем, невзирая на очевидный комфорт, обстановка императорских апартаментов оказалась куда менее впечатляющей, чем ожидал Мугаби.

Землянин окинул апартаменты императора задумчивым взглядом. Световые скульптуры, расставленные тут и там, пленяли холодной, почти осязаемой красотой и были единственным их украшением, если не считать прекрасного портрета ее императорского величества Матильды, оставшейся на столичной планете империи — Камелоте — исполнять свой долг соправительницы, покуда император был в отлучке. Этот портрет да видавший виды меч, выставленный на всеобщее обозрение в центре каюты, — вот и все. Клинок был вонзен в полированный камень, установленный на небольшом, круглом, похожем на стол пьедестале.

Мугаби перевел взгляд на императора и медленно покачал головой.

— Что такое? — Вопрос императора мог бы показаться резким, если бы в нем не звучало заботливое удивление.

— Я пытаюсь осмыслить… свыкнуться с мыслью… — смущенно пробормотал Мугаби. — Ведь вы родились в тысяча триста одиннадцатом году!

— Именно так, — ответил император. — Однако мы с отцом Тимоти годов не считаем. Кстати, мы много столетий назад избавились от саэрнайских нанотехнологических штучек, которые вмонтировали в наши тела, поскольку Мерлин и Ярдли создали новые, более совершенные биошины. При правильной перестройке генокода они приспосабливают биологический возраст к состоянию организма, а не просто держат его неизменным. Признаться, мы с отцом Тимоти достаточно нахлебались, когда наше прежнее оборудование исчерпало свой ресурс, и очень обрадовались новому изобретению. Но я понимаю, что вы хотите сказать, и полагаю, вам будет все же легче поверить в мой возраст, чем порой бывало мне.

Мугаби снова покачал головой и откинулся на спинку кресла, в то время как его разум отчаянно пытался разложить по полочкам услышанное от императора.

Как он и предполагал, империя Аваллон оказалась значительно меньше непомерно разросшейся Федерации. Судя по словам императора и его канцлера, империя объединяла только двадцать две звездные системы, из которых лишь семь так называемых княжеств — Новый Ланкастер, Новый Йоркшир, Новый Уэльс, Новый Оксфордшир, Гластонбери, Аваллон и Камелот — имели население свыше двух миллиардов каждое. В Федерацию же входило более полутора тысяч звездных систем со средним населением порядка одиннадцати миллиардов разумных существ в каждой. При таком численном превосходстве объединенный флот Федерации рано или поздно уничтожит звездолеты аваллонцев, сколь бы совершенны они ни были.

Но для этого Федерация должна еще собрать свои силы воедино. При этом не следует забывать, что почти восемьдесят процентов населения Федерации — обитатели так называемых протекторатов.

— Я поражен тем, что вы сумели достичь таких высот, владея всего лишь одним звездолетом, — сказал он, на что император, пожав плечами, ответил:

— Нас ограничивала только численность населения. Мы получили богатое наследство — едва ли не всю сумму знаний, накопленных к тому времени Федерацией. И поскольку мы развивались несколько быстрее…

— Как обычно, ваше величество, — перебил его звучный тенор невидимого оппонента, — вы умаляете масштаб и серьезность задач, с которыми столкнулись. И следовательно, величину ваших достижений.

— А ты, Мерлин, — ответил император так, словно продолжал долгий и привычный спор, — склонен к переоценке этих задач. Но я вовсе не собираюсь умалять сделанного, ибо это значило бы проявить несправедливость к моим советникам и помощникам. А уж тебе-то известно, что я всегда отдаю должное вашим героическим усилиям. Матильда, драконы, мои доблестные офицеры и ты сам, сыгравший в создании Аваллона столь заметную роль…

— Которую мне удалось сыграть только благодаря тому, что вы оказались отчаянно глупы и преступили ограничения Федерации в отношении создания искусственного интеллекта, — вновь перебил императора голос невидимого оппонента, и у Мугаби глаза полезли на лоб. Заметив это, император широко улыбнулся и кивнул.

— Да, адмирал, — подтвердил он его догадку. — Некогда один примитивный варвар, слишком невежественный для того, чтобы понять, что разговаривает с машиной, назвал компьютер Мерлином.

— И этот дурак в полной мере проявил свою дурость, распространив права органического разума на искусственный, — парировал Мерлин.

— Нет-нет, — шутливо запротестовал император. — Не дурак, а коварный и хитрый тип. Разве не предусмотрительно было с его стороны заручиться твоей признательностью для того, чтобы ты помогал нам в наших исследованиях и разработках? Кстати, Мерлин руководит еще и имперской разведкой и делает это блестяще!

— Конечно, это был весьма коварный замысел, — ответил Мерлин со смешком, подозрительно напоминающим человеческий.

— Если же говорить серьезно, адмирал, — сказал император, глядя на Мугаби веселыми молодыми глазами, — Мерлин оказал нам неоценимую помощь. Он не столь остроумен и изобретателен, как люди, но скорость и точность, с которыми он обрабатывает информацию, намного превосходят наши возможности, несмотря на имплантированные в нас микрочипы.

— Да уж, надеюсь, — чопорно ответил Мерлин, и император со своими офицерами громко рассмеялись.

— Не сомневаюсь, что Мерлин оказал вам неоценимые услуги, — помолчав, сказал Мугаби. — Но все равно поставленная вами задача многим, наверно, казалась невыполнимой. А мне и сейчас трудно поверить…

— Люди приспособлены к решению невыполнимых задач куда лучше, чем все остальные расы, — вступил в разговор верховный канцлер.

— Возможно, и так, — ответил император. — И все же первые сто лет мы сидели по уши в детях.

Он улыбнулся своим воспоминаниям. Мудрая эта улыбка казалась невозможной на его слишком молодом лице, и Мугаби подумал: всегда ли императора окружала такая мощная аура власти и величия или он приобрел ее за последние пять сотен лет? Мугаби встречался с некоторыми из римлян, чье возвращение на Землю стало причиной окончательного решения Федерации покончить с землянами, но ни в ком из них он не заметил такого причудливого смешения молодости, мудрости и уверенности, которое было присуще императору. Будучи на тысячу лет старше его, большую часть жизни римляне провели в стазисе, путешествуя между звездами и добывая для империи один мир за другим. Император, подумал адмирал, несомненно, самый старый человек, которого он встречал в своей жизни… кроме разве что архиепископа Тимоти, поправил он себя. Впрочем, после первой пары-тройки столетий разница в сорок лет становится, наверное, неощутимой.

— Труднее всего, — продолжал император, — было найти способ быстро увеличить нашу численность, не теряя при этом семей и родственных связей. Никто из нас тогда не знал термина «массовое производство», но именно к нему нам и пришлось прибегнуть. И все же мы знали достаточно, чтобы не опасаться проблем, неизбежных при массовом клонировании людей.

Он кивнул на адмирала Мэйнтона.

— Принц Джон, — сказал он, и Мугаби удивленно поднял бровь, услышав титул, который Мэйнтон каким-то образом умудрился позабыть добавить к своему имени, — и весь его дом являются прямыми потомками нашего первого поколения клонированных детей. Их… сколько ветвей насчитывает ваш род? Девятнадцать младших ветвей семьи, да, Джон?

— На самом деле двадцать две, дядя, — ответил Мэйнтон, сверкнув голубыми глазами. — Хотя я могу и ошибиться. Кто ж их считает?

— Ты и считаешь, молокосос! И несомненно, испытываешь при этом чувство гордости! — хмыкнул император и снова повернулся к Мугаби. — Я решил, что закон не будет делать различий между клонированными детьми и рожденными обычным образом, но не был уверен, что наши люди будут относиться к ним как к своим детям. Сегодня, конечно, эти опасения могут показаться нелепыми, поскольку в империи и клоны, и потомки клонов превосходят естественных потомков по численности примерно в миллион раз, но тогда это действительно представлялось проблемой.

— Верно, — вступил в разговор архиепископ Тимоти. — Но вы нашли хороший ход, чтобы убедить людей принять вашу точку зрения, милорд. — Прелат, как заметил Мугаби, редко обращался к императору со словами «ваше величество», и адмирал подумал, что, наверное, это привилегия старейших и ближайших его советников.

— Матильда решила, что, если отец Тимоти, будучи выразителем мнения матери нашей церкви, благословит клонирование, это успокоит людей. Так оно и оказалось, — пояснил император.

— Дети есть дети, души есть души, — невозмутимо добавил архиепископ. — Пока медицина справляется со взятыми на себя обязательствами и дети рождаются здоровыми, мы можем только радоваться появлению на свет Божий каждого нового человека. Любое рождение — чудо, при каких бы обстоятельствах оно ни произошло.

— Те, кто растит клонированных детей, по праву считаются их родителями, ибо передают им кусочек своей души, — император покосился на портрет императрицы и с усмешкой добавил: — Порой даже и не кусочек, а здоровенный кусище!

— Кстати, хочу заметить, исходя из личного опыта, — вступила в разговор капитан Стэнхоп, — что тернауи — просто бесподобные родители. — Она тепло улыбнулась верховному канцлеру, и Мугаби вдруг ощутил — именно ощутил! — ответную улыбку, исходящую от неподвижного драконоподобного лица инопланетянина.

— Благодарю тебя, дочь, — ответил, чуть помедлив, тернауи. — Надо признать, что растить человеческих детей — это интересный опыт. Он позволил нам понять, что чувствуют наши королевы. Да-да, растить человеческих детей оказалось приятным занятием.

— Вероятно, растить и воспитывать интересно не только человеческих, но и любых других детей! — рассмеялся император. — Это значит растить будущее и стараться сделать его таким, каким хотел бы видеть.

Мугаби постарался скрыть удивление, но это было непросто. Ему пришлось напомнить себе, что эти люди не имеют ничего общего с Федерацией, мерками которой он непроизвольно пытался их мерить. Ведь так или иначе до сих пор земляне общались только с галактами, к какой бы расе те ни принадлежали, и твердо усвоили, что Федерация крайне отрицательно относилась к самому понятию «приемные родители». Входящим в Федерацию расам было категорически запрещено воспитывать детей инопланетчиков, причем причины этого запрета, по мнению Мугаби, весьма попахивали геноцидом.

— Одним словом, — продолжал император, снова обращаясь к Мугаби, — мы преуспели в этом начинании и сумели сохранить семейные связи. Мне даже кажется, что у нас они стали прочнее, чем у землян, хотя я, разумеется, могу заблуждаться на этот счет. Конечно, наше общество было изначально более демократичным, хотя феодальная атрибутика может вас поначалу ввести в заблуждение. Но, должен признать, она очень удобна для империи, которой постоянно угрожает столкновение с Федерацией. В отличие от наших земных предков мы с самого начала знали о существовании внешнего врага и о том, что военное столкновение с ним неизбежно. Это давало нам дополнительный стимул к ускоренному развитию, ибо любое промедление могло обернуться катастрофой. Существование Федерации уберегло нас от внутренних усобиц — кто станет считаться с мелкими обидами, сознавая, что они на руку общему врагу, от которого не приходится ждать пощады. Ваша ветвь человечества узнала о существовании Федерации всего сто пятьдесят лет назад, и в чем-то это, безусловно, было благом, но у каждой медали имеется обратная сторона.

— Возможно, — признал Мугаби. — Но из ваших слов я понял, что земная ветвь человечества меньше аваллонской.

— Полагаю, что да, — ответил император. — Думаю также, что вам придется перенять кое-какие наши навыки и убеждения. Однако, заверяю вас, империя вовсе не намерена заставлять кого бы то ни было следовать нашим законам и правилам поведения. Матильда предупредила меня, что если я не заострю внимание на этом вопросе, то по возвращении в Камелот она учинит надо мной показательную расправу. И все же, мне кажется, говорить об этом нет особой необходимости. Ведь вздумай мы навязывать вам свой взгляд на мир, между нами и Федерацией не было бы никакой разницы, а она, поверьте мне, очень и очень велика.

— Вы правы, — сказал Мугаби после непродолжительного молчания. — Уже тот факт, что империя не заинтересована в нашем уничтожении, является существенным и весьма обнадеживающим различием.

— Хотим мы того или нет, угроза со стороны Федерации заставит нас подружиться, уважать и, надеюсь, любить друг друга. — Император улыбнулся Мугаби, и тот ответил ему понимающей улыбкой. — Возможно, в будущем у землян с аваллонцами возникнут какие-то трения, но наличие общего врага вынудит их выступать единым фронтом и по-умному решать споры, случающиеся порой даже у самых добрых соседей и родственников.

Мугаби посмотрел на часы и произнес:

— Я уверен, что нам понадобится много лет, чтобы догнать вашу цивилизацию. У меня лично имеется тысяча вопросов, на которые я хотел бы немедленно получить тысячу ответов. Но насколько я знаю, президент Дреснер, адмирал Стивенсон и прочие официальные лица уже находятся на пути к «Эскалибуру». Они прибудут сюда через полчаса и, полагаю, прежде всего потребуют от меня краткого доклада о главном на сегодняшний день вопросе. О том, как будут строиться ваши дальнейшие отношения с Федерацией.

— Да, конечно! — сказал император. — Именно это нам следовало обсудить прежде всего. Простите, что я увлекся воспоминаниями о добрых старых временах, увидев перед собой нового слушателя. Видит Бог, эти неблагодарные юнцы, — он кивнул в сторону Мэйнтона и других офицеров, — постоянно дают мне понять, что я чертовски достал их своими воспоминаниями!

— Ну, не так чтобы достал, дедушка, — запротестовала принцесса Эвелин. — Просто… ну, мы же… э-э-э… все это знаем с пеленок!

Апартаменты императора потряс взрыв хохота, причем император рассмеялся первым. Затем он сделался серьезен и вновь обратился к Мугаби:

— Итак, адмирал, давайте-ка и впрямь перейдем к нашим отношениям с Федерацией.

Он откинулся на спинку кресла, и лицо его приняло озабоченное и даже мрачное выражение.

— Может оказаться, что грядущие историки расценят мое правление как неудачное и будут приводить его как пример упущенных возможностей. Как путь, ведущий к катастрофе, которой избежал бы по-настоящему мудрый человек. — Мугаби открыл было рот, но император поднял руку прежде, чем он успел что-либо возразить. — Нет-нет, выслушайте меня, адмирал. Я не говорю, что согласен с такой оценкой. Однако нельзя не признать, что изначально у нас было два возможных пути развития.

— Два? — нахмурился Мугаби.

— Два, — твердо ответил император. — Один — отказаться от знаний, полученных от Федерации. Изобрести собственный фазовый двигатель, построить собственные военную и технологическую базы, довести их до соответствующего уровня, а затем потребовать у Совета Федерации права вступления в нее.

Мугаби с недоверием уставился на императора, но тот и не думал шутить.

— Я понимаю, исходя из опыта общения Солнечной системы с Федерацией вы не склонны допускать возможность того, что представители человечества могут стать членами Совета. Но отвергая этот путь, мы не знали многого из того, что стало нам известно теперь. Возможно, впрочем хотя и маловероятно, что, если бы мы вступили в контакт с Федерацией после того, как основали Новый Ланкастер, Совет позволил бы нам войти в ее состав. В то время галакты еще не забросали Солнечную систему своими электронными шпионами, и это доказывает, что Совет еще не видел в человечестве потенциального врага, угрожающего существованию Федерации или, по крайней мере, поддерживаемому ею миропорядку.

— При всем уважении к вам, ваше величество, мне кажется, ваше членство в Федерации было бы недолгим. Узнав вас получше, Совет сделал бы все возможное, чтобы покончить с вами. Не говоря уже о том, что, памятуя их реакцию на украденный римлянами корабль, нетрудно предсказать, как стали бы действовать галакты, узнав об источнике вашей технологической базы. Ваша империя изначально была бодливой коровой в покорном стаде, и вряд ли с вами стали бы церемониться больше, чем с нами. Своим существованием вы подавали бы дурной пример покоренным расам, а это, на взгляд галактов, достаточная причина для агрессии.

— Думаю, вы правы, — спокойно согласился император. — Но иногда я не сплю ночами и думаю, как развивались бы события, не прими мы за аксиому, что наше столкновение с Федерацией неизбежно. Быть может, если бы я выбрал мирный путь, мы сумели бы перестроить Федерацию изнутри. Во всяком случае, у нас появился бы такой шанс, если бы наши представители вошли в ее Совет.

— А вот я бессонницей не мучаюсь! — ядовито сказал архиепископ Тимоти. — Потому как для меня совершенно очевидно: ступив на мирный путь, мы все погибли бы триста пятьдесят лет назад!

— Проведенный мною анализ показывает, что человечество склонно постоянно пересматривать и перетолковывать свою историю, из чего следует, что ваше предположение не лишено оснований. Вероятно, по прошествии времени и впрямь найдется некий ученый с дипломом вместо мозгов, который обвинит вас в том, о чем изволило сказать ваше величество, — сообщил голос Мерлина. — Однако это доказывает лишь то, что существуют индивидуумы, которым не приходится принимать судьбоносных решений, и они вынуждены удовлетворять свое тщеславие, критикуя тех, кто берет на себя ответственность за судьбы народов и миров.

— Осторожнее, друзья! — мрачно усмехнулся император. — Уговаривать императора не сомневаться ни в чем — прямой путь заставить его поверить в собственную непогрешимость, а это будет иметь скверные последствия решительно для всех. Что вы будете делать, ежели я и в самом деле возомню о себе невесть что?

— Мы будем убеждать ваше величество в ошибочности вашего мнения, ваше величество, — ответил Мэйнтон важным тоном, который совершенно не соответствовал веселому блеску в его глазах.

— Ух ты! — Император поморщился, видимо представив себе нечто такое, чего не видели остальные, и улыбка его сменилась угрюмой решительностью.

— Ладно, вернемся к интересующей нас проблеме. Какие бы пути ни существовали, адмирал Мугаби, я выбрал второй — тот, который Матильда назвала путем Эскалибура. Возможно, мы слишком самонадеянно назвали его так, но Матильда считает, что мы в какой-то мере стали Артуровым мечом. — Он посмотрел в глаза Мугаби. — Это был не наш выбор. Нас забросили в звездную бездну точно так же, как Эскалибур был брошен в глубины озера. Для нас эта бездна стала горнилом, в котором мы закалились, и наковальней, на которой мы были откованы, а не просто спасительным убежищем. И, как Эскалибур, мы должны вернуться в черный для нашей родины час. И потому, правильно это или нет, мы не стали думать о мирном сосуществовании с Федерацией. Мы рассудили, что едва ли нам удастся изменить что-то в структуре столь огромного сообщества, и если его нельзя реформировать, то ради блага нашей и других примитивных рас, с которыми столкнулась или столкнется в будущем Федерация, она должна быть уничтожена. Мы избрали путь Эскалибура, — повторил император голосом, в котором звенела сталь, — и с тех пор не смотрели назад.

В каюте воцарилась тишина, и Мугаби глубоко вздохнул, осознав, что до сих пор сдерживал дыхание. Аура властности, исходящая от императора, многократно усилилась, и, несмотря на его видимую молодость, он восседал в кресле, как древнее гранитное изваяние, величественное и несокрушимое.

Четыреста пятьдесят один год. Столько лет этот человек и весь его народ отдали созданию оружия и переделке самих себя, чтобы стать легендарным Эскалибуром. Мечом, предназначенным сокрушить самую могучую и косную в истории Галактики силу. Немудрено, что от него исходит ощущение власти и могущества.

— Так каким же будет дальнейший путь Эскалибура? — прервал затянувшееся молчание адмирал.

— Его определит все то, что мы сумели сделать за четыре с половиной сотни лет. Наши боевые суда, оружие, стратегия, тактика и все те преимущества в науке и технике, которых мы добились. Мы будем сражаться, хотя до сих пор у нас нет уверенности в победе. Если к нам присоединятся обитатели Солнечной системы, сила наша возрастет и шансы победить Федерацию возрастут. Пока что от вас будет не слишком-то много пользы, но со временем… — Император сделал паузу и, так и не закончив начатой фразы, перешел к проблемам ближайшего будущего. — Безусловно, вам понадобится наша помощь, и прежде всего военная. Помощь эта будет оказана вам немедленно. Прежде всего мы намерены оставить Третий флот, которым командует Эвелин, в Солнечной системе. В настоящий момент он состоит из шестидесяти дредноутов класса «Меч», подобных «Эскалибуру», и двух сотен боевых кораблей класса «Пендрагон», размеры и мощность каждого из которых составляют примерно две трети от величины соответствующих параметров «Меча». Их сопровождают триста сорок крейсеров класса «Гавейн» и поддерживает сотня транспортных кораблей класса «Нимуэ», каждый из которых несет тысячу истребителей с фазовыми двигателями. По мощности каждый из этих истребителей сравним с истребителями Федерации класса «Гарпия».

Мугаби почувствовал, как у него медленно отвисает челюсть. Шестьдесят вот таких монстров? Да еще в три раза больше боевых кораблей? У него просто голова пошла кругом, когда он прикинул огневую мощь Третьего флота, а император между тем продолжал:

— Третий флот считается у нас самым мощным, хотя он не слишком превосходит наш домашний флот. Проблема в том, что Федерация уже знает местонахождение Солнечной системы, а вот где искать нас, она понятия не имеет. Ситуация, разумеется, изменится, когда галакты примутся за поиски, но даже в самом неблагоприятном для нас случае они потратят несколько десятков лет на обнаружение какой-либо из наших звездных систем. Стало быть, прежде всего они атакуют вас, и здесь мы должны организовать самую надежную оборону. Особенно потому, что галакты непременно сообразят, кто был родоначальником нашей империи. Тогда им не трудно будет вычислить, насколько они превосходят нас в численности, но это уже дело будущего. Согласно сведениям, полученным от наших информаторов внутри Федерации, галактам понадобится не менее восьми лет, чтобы собрать новую эскадру, подобную той, которой командовала Лах'херану. На то, чтобы собрать более значительные силы, времени, соответственно, уйдет намного больше, а до тех пор галакты вряд ли к вам сунутся. Пока Совет Федерации собирает мощный флот, мы подготовим и перебросим в Солнечную систему автоматизированные производственные модули. Первое время они будут воспроизводить сами себя, а мы пока начнем передавать Земле наши базовые наработки в различных областях знаний, дабы подготовить вас к моменту, когда модули начнут выпускать готовую продукцию. По нашим предположительным оценкам первый «Меч» солнечной постройки может быть смонтирован через шесть с половиной лет. Производство истребителей для местных военных действий может начаться как минимум за два года до этого. После того как с наших, то есть теперь уже ваших конвейеров начнут сходить первые боевые крейсера, выпуск их может быть доведен до… — Император на мгновение задумался. — Да, суммарный тоннаж их может быть доведен до величины, эквивалентной семнадцати «Мечам» в месяц.

Мугаби кожей ощущал взгляды всех находившихся в апартаментах, но сам не мог отвести глаз от императора.

— Тем временем мы намерены использовать все доступные нам средства, чтобы расшатывать Федерацию изнутри. Я уверен: то, что случилось с флотом Лах'херану, равно как и факт существования сильной империи, станет для Совета изрядным потрясением. Особенно когда члены его поймут, что столкнулись с той силой, которую собирались уничтожить раз и навсегда. К несчастью, для Совета, — с холодной пугающей улыбкой проговорил император, — это будет только первое потрясение. Галактов весьма огорчит известие о том, что империя значительно улучшила качество их собственного фазового двигателя. Кстати, вам будет любопытно узнать, что наши звездолеты примерно в одиннадцать раз быстрее кораблей Федерации.

«Вот и еще одно приятное потрясение! — подумал Мугаби, удивляясь тому, как он после всего происшедшего за сегодняшний день не разучился удивляться. — Но на этом, наверно, чудеса кончатся. Вряд ли у аваллонцев осталось еще что-то в рукаве».

Он ошибался.

— Кроме того, — продолжал император, — мы осуществили еще кое-какие усовершенствования. Например, мы изобрели то, что называем сингуляторным коммуникатором.

— И что бы это могло значить? — осторожно поинтересовался Мугаби.

— Сверхсветовой передатчик. — Глаза императора сверкнули от затаенной гордости. — Сейчас максимальный радиус его действия ограничен шестьюдесятью двумя световыми годами, но эффективная скорость передачи раз в семьсот превосходит скорость света.

— В семьсот раз выше скорости света? — Мугаби едва не подскочил в кресле. — Не может быть!

— Может, да еще как, — с невинным видом заверил его император, не скрывая удовольствия, которое доставила ему реакция гостя. — А что, не у всех такое есть?

— Господи! — пробормотал адмирал, лихорадочно прикидывая, какие возможности открывает это потрясающее изобретение. Скорость имперских кораблей сама по себе была огромным выигрышем, но вместе с возможностью управлять флотом при помощи мгновенной связи качество это становилось просто бесценным.

— И наконец, — продолжил император, дав гостю время осознать услышанное, — цивилизованные расы Федерации скоро узнают, что и в собственном доме у них полно проблем.

— Как это — в доме? — склонил голову набок Мугаби, с благоговейным ужасом предугадывая, что он сейчас услышит.

— Да вот так, — со злым смешком ответил император. — Буду до конца откровенен с вами, адмирал. Если бы Лах'херану не полезла уничтожать Землю, вы до сих пор не узнали бы о нашем существовании. Наш военный потенциал все еще не сравнялся с потенциалом Федерации. Мы стремительно сокращаем этот разрыв, но он существует. Если позволить Федерации собрать все силы, ценой огромных потерь она все же сотрет нас в порошок. Потому мы предпочли бы подождать еще лет пятьдесят, а то и семьдесят пять, прежде чем вступать с вами в контакт. Однако решение Совета заставило нас заявить о своем существовании гораздо раньше, чем нам бы того хотелось. Тем не менее мы предусмотрели подобный поворот событий и приняли на этот случай кое-какие меры предосторожности. Во-первых, мы создали сильный флот, который базировался в пределах месяца пути до Земли и был в постоянной готовности прийти вам на помощь. Во-вторых, мы крайне осторожно вошли в контакт с некоторыми расами протекторатов. За последнюю сотню лет мы создали группы сопротивления на множестве опекаемых Федерацией планет. Во многих отношениях это было дело чрезвычайно рискованное, особенно если принять во внимание тот факт, что галакты могли обнаружить, что за всем этим стоит Земля. Это могло кончиться тем, что они еще быстрее приняли бы решение о вашем уничтожении, но нам пришлось пойти на риск. Конечно, можно было бы создать такую группу и на Земле, но едва ли это имело смысл.

На прямой контакт мы тем более не могли пойти, поскольку Федерация прямо-таки наводнила Солнечную систему шпионскими устройствами. К тому же, чтобы сыграть значительную роль в вашей подготовке к нападению со стороны Федерации, нам пришлось бы выйти на контакт с вашим правительством или хотя бы с военными руководителями, а именно в этих кругах галакты шпионили активнее всего. Заподозри они о нашем существовании, карательная экспедиция была бы направлена сюда значительно раньше и, возможно, мы не смогли бы ее остановить. Но пока они занимались вами и не смотрели по сторонам, мы тоже не дремали. Как обнаружила ваша собственная разведка, их система безопасности в протекторатах оставляет желать лучшего. А вот о чем вы не знали, так это о том, что опекаемые Федерацией расы столь охотно поставляли вам информацию именно потому, что до этого уже вошли в контакт с нами. Мы очень тщательно работали над тем, чтобы информация, которая поступала по этим каналам к нам, попадала и к вам. Не осмеливаясь связываться с вами напрямую, мы устанавливали собственные системы слежения в Солнечной системе. Благодаря ей мы и связались с вами во время атаки Лах'херану.

Но, возможно, еще важнее то, что мы начали снабжать оружием наши группы сопротивления на других планетах. Мы воздерживались от передачи оружия на планеты, где восставшие не имели реальных шансов захватить власть в свои руки. Есть несколько групп, вожди которых отчаянно жаждут получить оружие, но мы знаем, сколь безжалостно умеет подавлять мятежи Федерация. Потерпев поражение здесь, галакты будут особенно жестоко карать любые выступления в протекторатах. И хотя нам необходимо отвлечь их внимание и силы от Земли, мы не можем подвергать опасности население целой планеты. Тем не менее по крайней мере три сотни миров готовы восстать против гнета Федерации. Мы выбирали их очень тщательно, стараясь ослабить главные индустриальные центры и лишить галактов военных баз везде, где только можно. Вместе с серией превентивных ударов, которые готовится нанести флот адмирала Мэйнтона, мы ожидаем, что восставшим удастся вывести из строя или уничтожить почти половину военного потенциала Федерации, прежде чем галакты сообразят, что происходит.

— Боже мой! — прошептал Мугаби, потрясенный до глубины души. — Не могу поверить… — Он осекся и, собравшись с силами, тихо сказал: — Сегодня утром я думал, что человечество обречено. Теперь же я вижу, что, наоборот, дела наши не так плохи, а конец Федерации не за горами.

— Не переоценивайте нас, адмирал, — очень серьезно сказал император. — Даже если наш план полностью сработает и мы сумеем уничтожить более половины военного потенциала галактов и отвлечь их восстаниями на трех сотнях планет, Федерация все равно будет сильнее империи. Как только галакты осознают, что дело принимает серьезный оборот, они запустят военную промышленность на полную мощность и восполнят потери за тридцать, максимум сорок лет. Чтобы уравнять силы, мы намерены заключить союз с протекторатами Федерации, помочь им завоевать свободу и обеспечить производство в них военной техники. Соотношение наших с Федерацией сил будет меняться в нашу пользу, если мы отразим их первые атаки, но где гарантии, что нам удастся это сделать? В лучшем случае вероятность победы составляет шестьдесят процентов, и если мы в конце концов победим, потери будут очень и очень велики. Не говоря уже о моральной ответственности за гибель всех тех, кого мы подтолкнули к восстанию против галактов. Земляне должны понять: мы не обещаем вам спасения — мы лишь предлагаем средство, которое позволит вам драться за свою жизнь и свободу.

— Это куда больше того, что мы имели сегодня утром, — ответил Мугаби. — Ваше величество, галакты вынесли нам смертный приговор задолго до того, как ваш флот открыл по ним огонь. Каждым следующим днем своей жизни Земля теперь будет обязана вашей победе над эскадрой Федерации, прибывшей сюда, чтобы нас уничтожить. Сражаться с Федерацией, каким бы ни было соотношение сил, — единственный приемлемый для нас путь, и благодаря вам у нас появилась надежда на победу.

— Да уж, мы постарались, чтобы она у вас появилась, — признал император. — Галакты, впрочем, надо отдать им должное, тоже приложили к этому руку.

— Вот как? — поднял брови Мугаби.

— Они так долго принимали роковое для вас решение, что у нас хватило времени подготовить достойный ответ.

— Надеюсь, они и дальше будут оказывать нам подобные услуги, — ухмыльнулся адмирал, и в зале воцарилось молчание. На сей раз оно затянулось, и нарушил его император.

— Итак, адмирал Мугаби, вы полагаете, что президент Дреснер и Сенат решат присоединиться к нам?

— Я не уполномочен говорить от их имени, но, по-моему, каждому землянину ясно, что у нас нет иного пути, кроме пути Эскалибура. Мы приговорены Федерацией к смерти и, значит, должны сделать все возможное, чтобы уничтожить ее. Уверен, что, как только президент положит проект договора с Аваллоном перед Сенатом, наша звездная система станет вашим верным союзником.

— Хорошо. — Голос императора был ровным, но Квентин Мугаби отчетливо услышал в нем лязг выходящего из каменных ножен стального клинка.

Его величество Джордж, король Камелота, принц Нового Ланкастера, барон Уикворт, поборник веры и Божьей милостью император Аваллона, обвел ястребиным взором своих офицеров и остановил хищные глаза на Квентине Мугаби.

— Хорошо же, — повторил он. — Наш меч обнажен и снова упокоится в ножнах лишь после нашей победы или смерти. И да защитит Господь правого!

Ссылки

[1] Генерал армии США (XIX век), разгромленный и убитый индейцами.

[2] Штаги — снасти стоячего такелажа, поддерживающие мачты и стеньги; поперечные брусья, служащие для крепления парусов.

[3] Когг — высокобортное палубное одномачтовое судно с прямым рейковым парусом, выпуклыми бортами и навесным рулем.

[4] 178 см.

[5] 274 см.

[6] 91 см.

[7] 188 см.

Содержание