Стефани завопила в полном восторге, увлекаемая мощным восходящим потоком. Ветер взлохматил ее короткие, кудрявые волосы, и она наклонилась на бок, закладывая дельтаплан в вираж и взмывая еще выше. Антигравитационное устройство на спине могло бы поднять ее еще выше, причем быстрее – но разве она получила бы от этого столько же удовольствия!

Она наблюдала за верхушками деревьев внизу и сквозь наслаждение почувствовала малюсенький укол совести. Ей ничего не угрожало над этими деревьями – даже высоченным дубам с кронами было далеко до ее нынешней высоты – но она знала, что сказал бы отец, узнай он, где сейчас его дочь. Того, что он не знал, а значит, и ничего не сказал, не хватало для того, чтобы убедить себя, что ее действия не выходили немного за рамки, но зато она всегда сможет заявить, причем совершенно искренне, что не нарушила своего слова. Она не гуляла по лесу одна, и никакие гексапумы или скальные медведи не могут представлять для нее угрозу на высоте двух-трех сотен метров.

Несмотря на это, свойственная ей честность заставила ее признать, что родители, проведав о ее планах, тут же запретили бы их. Но папе пришлось отменить сегодняшний урок из-за срочного вызова, и он связался с мистером Сапристосом, мэром Твин Форкс, который помогал ему на занятиях дельтапланеризмом. Мистер Сапристос согласился подменить его на день, но папа не уточнил, что Стефани обязательно будет. Автопилот в мамином аэрокаре доставил бы ее на место под управлением компьютеров, заведовавших планетарным воздушным движением, и он, видимо, посчитал, что так все и будет. К сожалению – или к счастью, в зависимости от точки зрения – он был в такой сильной спешке, что не попросил маму отвезти дочь (Стефани, ощущая себя виноватой, была уверена, что он полагал, что она скажет матери. Но, напомнила она себе, он ведь не сказал это точно?)

Значит, папа думал, что она была с мистером Сапристосом, но мистер Сапристос с мамой считали, что она была с папой. Благодаря этому, у Стефани появилась возможность выбрать свой собственный план полета без необходимости объяснять его кому-то еще.

Подобная ситуация возникала не в первый раз… и не в первый раз она обратила ее в свою пользу. Но ведь не каждый день у предприимчивой молодой женщины появляется такая возможность, и она ухватилась за нее обеими руками. У нее не было выхода, так как долгие дни Сфинкса проползали мимо, и ни в одном из предыдущих неразрешенных полетов у нее не хватало времени на задуманное. Чтобы не дать родителям обнаружить котов, ей приходилось поворачивать обратно, не добираясь до того места, где, по ее предположениям, таились исследуемые существа, и если она не выяснит о них больше в ближайшем времени, это сделает кто-то еще. Конечно, она не ожидала узнать о них много летая над ними, но на самом деле она добивалась другого. Если бы она смогла определить их местоположение, она обязательно уговорила бы папу отправиться с ней туда, может даже с кем-то из его друзей из Лесной Службы, чтобы найти физические подтверждения ее открытия. Она еще подумала, что ее способность указать им, где искать, также стала бы доказательством ее странной связи с похитителем сельдерея, связи, которая, несомненно, потребовала бы много доказательств, прежде чем кто-то еще оказался готов поверить в нее.

Она закрыла глаза, еще раз сверяясь с внутренним компасом, и улыбнулась. Направление не менялось, а значит, она двигалась в правильном направлении, и она снова открыла глаза.

Стефани снова повернула, совсем немного, поправляю курс точно в нужном направление, и ее лицо пылало от волнения. Наконец-то она вышла на след. Она знала это, как и то, что на этот раз у нее достаточно времени на то, чтобы достигнуть цели – и в этом она не ошибалась. К сожалению, она все еще была очень неопытной, и, несмотря на весь свой ум, допустила одну небольшую оплошность.

* * *

Лазающий-Быстро замер, и его передняя лапа застыла на полпути, не достигнув ветки над ним, а уши прижались к голове. Он уже привык к своей способности чувствовать направление к детенышу двуногих, хотя еще никому не сообщил об этом. Он даже привык к тому, с какой невероятной скоростью порою передвигался детеныш – очевидно, в одной из летающих машин двуногих – но на сей раз ощущение было другим. Детеныш двигался быстро, хотя и не так быстро, как иногда, но направлялся прямо к Лазающему-Быстро – и уже был гораздо ближе, чем когда-либо с тех пор, когда разведчик был освобожден от обязанности следить за двуногими, и Лазающего-Быстро внезапно пробил озноб.

Нет сомнений. Он понял точно, что делал детеныш, ибо раньше и сам делал почти то же самое. Конечно, он обычно преследовал свою добычу по запаху, но теперь он понял, что, должно быть, чувствовал земной бегун, когда осознавал, что за ним охотятся – потому что двуногий использовал связь между ними точно таким же образом. Он шел по его следу, и если найдет его, то вместе с ним найдет и главное гнездовище клана Яркой Воды. К добру ли, ко злу, его способность найти Лазающего-Быстро приведет к обнаружению всего клана!

Он постоял миг, и его сердце колотилось, уши прижались к голове от смеси возбуждения и страха, а потом решился. Он отказался от своей прежней задачи и, прыгая, помчался по вытянутой ветви, чтобы встретить приближающегося двуногого вдали от остального клана.

* * *

Стефани сосредоточилась на деревьях внизу. Полет длился больше двух часов, но она наконец приблизилась к цели. Она чувствовала, что расстояние стремительно тает – даже казалось, будто древесный кот сам устремился ей навстречу – и из-за волнения ее внимание сузилось еще больше. Заросли королевского дуба поредели, когда она стала подниматься в предгорье. Теперь леса под ней состояли из различных вечнозеленых деревьев и причудливой геометрии частокольного леса.

Ну конечно, подумала она, и глаза ее загорелись. Частокольный лес с его грубой корой должен быть идеальной средой обитания для ее маленького воришки! Каждая сеть частокольного леса выходила из одного центрального ствола, от которого отрастали длинные, прямые, горизонтальные ветви на высоте от трех до десяти метров. Выше этого уровня ветки могли принимать любой форму; под ним, они всегда росли в группах по четыре, отходя друг от друга под почти идеальным прямым углом на расстояние от десяти до пятнадцать метров… и в этой точке, каждая ветка направляла вертикальный отросток вниз, к земле, чтобы установить свою корневую систему и со временем превратиться в узловой ствол. Каждое «дерево» в частокольном лесе могло простираться буквально сотни километров в любом направление, и нередко случалось, что одно «дерево» встречалось с другим и сливалось с ним. Когда боковые ветви двух систем пересекались, они образовывали узел, который опускал свой собственный побег.

Мать Стефани была в восторге от частокольных лесов. Растения, которые распространяются, отпуская отростки, были не так уж редки, но те, кто распространяются только через них, встречались нечасто. Тем более редко случалось, когда росток распространялся в воздухе и рос вниз к земле, а не наоборот. Бесконечная сеть ветвей и стволов должна была сделать систему частокольного леса смертельно уязвимой для болезней и паразитов, но растение предпринимало что-то вроде природного карантина. Каким-то образом – который доктору Харрингтон еще предстояло обнаружить – частокольный лес мог обрубить связи со своими зараженными частями. Подвергнувшись нападению болезни или паразитов, система вырабатывала мощные растворяющие целлюлозу ферменты, которые разъедали соединенные ветки и буквально отсоединяли их от промежуточных узловых стволов, и доктор Харрингтон намеревалось найти механизм, который позволял это осуществить.

Но на данный момент, заинтересованность ее матери в частокольном лесе очень мало значила для Стефани, за исключением понимания важности этого же растения для древесных котов. Частокольный лес не достигал верхней границы произрастания лесов, но запросто пересекал горы через долины или низкогорье и произрастал почти во всех климатических зонах. Значит, он мог служить древесным котам эквивалентом воздушных сообщений, которые простирались через весь континент! Они могут путешествовать сотни – нет, тысячи! – километров, ни разу не спускаясь на землю, где крупные хищники типа гексапумы могли бы до них добраться!

Она рассмеялась своей дедукции, но тут ее дельтаплан резко дернулся в сторону, и ее смех оборвался, как только она перестала думать о видах деревьях под ней и вместо этого обратила внимание на скорость, с которой она пролетала над ними. Подняв голову, она быстро огляделась, и вся похолодела.

Ясное голубое небо, под которым она начала полет, все еще простиралось перед ней к западу. Но к востоку небо позади уже не было безоблачным. Угрожающе выглядевший фронт грозовых туч, белоснежных и пушистых вверху, но зловеще багрово-черных внизу, неуклонно двигался к западу. Уже сейчас, посмотрев через плечо, она видела, как под ними сверкает молния.

Она должна была заметить их раньше, оцепенело подумала она, когда ноющие руки сильнее сжали управление дельтаплана в побелевших кулаках. Надо было следить за ними! Но она так привыкла, что другие – взрослые люди – проверяют погоду до того, как она полетит, что позволила себе увлечься, целиком сосредоточиться на том, что делает, обратить так мало внимания…

Более сильный толчок ветра рванул ее дельтаплан, завертев его, и страх превратился в ужас. Попутный ветер становился сильнее уже довольно долго, осознала малюсенькая рассудительная часть ее. Она точно заметила бы его, несмотря на свое сосредоточение, если бы не летела в том же направлении, следуя по ветру, а поперек или против него, где разница в скорости не могла остаться незамеченной. Но грозовые облака сзади стремительно догоняли ее, и предвестники шквального фронта хлестали воздушное пространство перед ними.

Папа! Она должна связаться с отцом – сказать ему, где она – сказать, чтобы она прилетел за ней – сказать ему…

Но времени не оставалось. Она напортачила, и впервые в жизни Стефани Харрингтон оказалась лицом к лицу с собственной смертностью. Все теоретические обсуждения того, как следует себя вести в плохую погоду, все суровые наказы избегать неровного ветра обрушились на нее, и теперь были уже совсем не теоретическими. Ей угрожала смертельная опасность, и она об этом знала. Антигравитационное устройство не помогло бы: такой яростный шторм, какой догонял ее, мог обрушить ее дельтаплан с такой же легкостью, с которой она могла прихлопнуть муху, и с тем же смертельным исходом. Она могла погибнуть в течение следующих нескольких минут, и ужасалась этому, но не запаниковала.

Да, надо связаться с мамой и папой, но она и так знала, что они скажут ей, если она это сделает. Необходимо было приземлиться, и она не могла позволить себе отвлечься на объяснение своего местонахождения, пока она будет пытаться осторожно спуститься вниз… особенно сквозь сплошной на вид зеленый покров под ней.

Она вновь накренила дельтаплан, дрожа от страха, взглядом отчаянно ища любой просвет, каким бы маленьким он ни был, а воздух дрожал от грома, грохотавшего позади.

* * *

Лазающий-Быстро встал на задние и средние лапы, его губы обнажили острые как иглы белые клыки, когда его накрыла волна ужаса. Она билась глубоко внутри него, пробуждая древний инстинкт – «дерись или беги» – который, хоть он и не знал, у его вида был общим с человечеством, но это был совершенно не его ужас.

Потребовалось мгновение на то, чтобы он понял, и все же это было так. Это был не его страх, а детеныша двуногих, и даже когда страх детеныша обрушивался на него, он чувствовал новый всплеск ощущения чуда. Он был все еще слишком далеко от двуногого. Он знал, что никогда бы не смог почувствовать мыслесвет другого из Народа на таком расстоянии, но мыслесвет этого двуногого полыхал в нем, как лесной пожар, призывая его на помощь, даже не сознавая, что способен на такое, и ударил его как плеть. Он разок потряс головой, а потом промчался кремово-серым вихрем вдоль линии леса, называемого людьми «частокольным», и его пушистый хвост развевался сзади.

* * *

Стефани исполнилась отчаянием. Гроза почти настигла ее – первые белые дробинки града заколотили по натянутому покрытию дельтаплана – и без антиграва она уже давно бы свалилась. Но даже антигравитационное устройство не сможет спасать ее от растущей турбулентности далее, и…

Ее мысли оборвались, когда спасение внезапно замаячило перед ней. Черный, неровный шрам старого лесного пожара прорезал огромную дыру среди деревьев, и она подавила благодарный всхлип, заметив его. Земля была опасно неровной для посадки в таких условиях, но невообразимо более заманчивой, чем густая паутина веток, метавшихся и хлеставших под ней, и она повернула к нему.

Ей это почти удалось.

* * *

Лазающий-Быстро бежал так, как никогда раньше. Каким-то образом он знал, что бежит наперегонки с самой смертью, хотя он даже не задумывался о том, что сможет кто-то его размера сделать даже для юного двуногого. Он помнил лишь об ужасе, страхе – опасности – которые угрожали другому присутствию в его разуме, и он сломя голову мчался к нему.

* * *

Все дело было в силе ветра. Но и при такой его силе ей бы удалось добраться, если бы не внезапный нисходящий поток, обрушившийся на нее в последний миг, но оба фактора вместе оказались чересчур. Стефани поняла, что произойдет, за миг до столкновения, но избежать его уже не хватало времени. Не было времени даже полностью осознать все до того, как ее дельтаплан врезался в крону вечнозеленого великана со скоростью свыше пятидесяти километров в час.