— Я ощущаю себя идиоткой, — почти прорычала молодая женщина. Её тёмно-карие глаза гневно полыхнули, но двух мужчин, сидевших напротив неё за отдельным столиком в тускло освещённом баре ресторана, это не взволновало. Точнее, не взволновало, что этот гнев может быть направлен на них. В последнее время Агнес Нордбрандт бесило многое. Что, в конце концов, и свело их вместе.

— Лучше ощущать себя идиоткой, чем оказаться в лапах сизарей, — отозвался один из мужчин. Кличка обыгрывала тёмно-серый цвет формы Национальной Полиции Корнати.

— Может быть, — Нордбрандт раздражённо подёргала светлый парик, прикрывавший её собственные чёрные волосы. Один из мужчин язвительно изогнул бровь, и она фыркнула: — Арест мог бы дать мне более заметную трибуну!

— На день-другой, — отреагировал другой.

Он, очевидно, был в этой паре старшим, а его внешность — средне-каштановые волосы, неяркие карие глаза, неброские черты лица, среднее телосложение — была настолько незапоминающейся, что Нордбрандт ощущала раздражающую уверенность, что ему ни разу в жизни не приходилось прибегать к изменению внешности.

— Может быть, даже на несколько недель. Чёрт, будем оптимистами и сойдёмся на трёх месяцах. Затем вынесение приговора, заключение в тюрьму, и вы исчезли из политического уравнения. Это то, чего вы действительно хотите?

— Конечно, нет, — взгляд Нордбрандт метнулся по полутемному залу.

Большая часть её раздражения, и она прекрасно это сознавала, проистекала от нежелания вести подобные разговоры в публичном месте. С другой стороны, человек, которого она знала только как "Зачинщика", был, вероятно, прав. Учитывая дефицит современных технических средств в Скоплении Талботта, производимый прочими посетителями фоновый шум, скорее всего, обеспечивал всю необходимую маскировку их разговора. Не стоило сбрасывать со счетов и принцип прятаться на самом видном месте, чтобы не возбуждать подозрений.

— И я так не думаю, — сказал Зачинщик. — Но если у вас есть хоть какие-то позывы пойти этим путём, мне бы действительно хотелось знать это сейчас. Лично я не испытываю желания ознакомиться с интерьером чьей бы то ни было тюрьмы, что прямо здесь, на Корнати, что за тридевять звёзд отсюда у манти. Что означает, что я не особо заинтересован работать с кем-то, кто может захотеть лично испытать достижения пенологии только для того, чтобы сделать политическое заявление.

— Не волнуйтесь, — буркнула Нордбрандт. — Вы правы. Позволить им посадить себя за решётку будет хуже, чем бессмыслицей.

— Я рад, что наши взгляды сходятся. А сходятся ли они ещё в отношении чего-нибудь?

Нордбрандт взглянула на него поверх пивных кружек, стоявших на столе между ними, изучая выражение его лица настолько пристально, насколько позволяло тусклое освещение. В отличие от большинства обитателей Приграничья — громадного пояса неправильной формы, состоящего из слаборазвитых миров, и находящегося за пределами официальных границ Солнечной Лиги — она была реципиентом пролонга. Но на самом деле была настолько молода, насколько выглядела. Здесь, на Корнати была доступна только наименее совершенная, наименее эффективная терапия пролонга первого поколения. Она останавливала видимый процесс старения в значительно более поздний момент жизни реципиента, чем разработанные позже терапии второго и третьего поколений. В свои тридцать три Нордбрандт была смуглокожей женщиной с осиной талией, в которой, казалось, беспрерывно бурлят молодость, гнев, энергия и целеустремлённость.

И при всём при этом она колебалась. Потом она тряхнула фальшивыми золотистыми кудрями и, словно бросаясь в воду, кивнула.

— Да, сходятся, — решительно заявила она. — Я отдала свою жизнь борьбе за то, чтобы держать этих ljigavci из Пограничной Безопасности подальше от моего мира не затем, чтобы отдать его кому-то другому.

— Мы, очевидно, с этим согласны, иначе нас здесь бы не было, — сказал напарник Зачинщика. — Но отдадим должное даже Дьяволу, есть существенная разница между УПБ и манти.

— Для меня нет никакой, — голос Нордбрандт стал ещё решительнее, а глаза полыхнули. — Никто и никогда не был заинтересован в торговле с нами, или в отношениях с нами как с равными. А теперь, когда галактика узнала о Терминале Рыси и обо всех деньгах, которые он принесёт тому, кто будет его контролировать, вы хотите, чтобы я думала, будто долбанные солли и все такие благородные мантикорцы внезапно воспылали желанием заключить нас в свои объятия только по доброте душевной?

Губы её шевельнулись, словно она хотела плюнуть на столешницу, и мужчина пожал плечами.

— Это достаточно справедливо, но манти даже не предлагали нам присоединиться к ним. Это идея наших друзей и соседей — просить их аннексировать нас.

— Я знаю о голосовании об аннексии всё, — с горечью ответила Нордбрандт. — И о том, как мои так называемые "политические союзники" дезертировали гуртом, когда Тонкович и этот конченый ублюдок Ван Дорт начали размахивать обещаниями того, насколько богатыми мы все будем в качестве послушных илотов манти. — Она яростно потрясла головой. — Это богатые ублюдки сознают, что им будет достаточно неплохо, но мы, все остальные, просто обнаружим, что над нами добавился ещё один слой алчных правителей. Так что не надо рассказывать мне о голосовании! Тот факт, что стадо глупых овец добровольно шагает к волчьему логову вслед за козлом-Иудой, не делает волка сколько-нибудь менее хищным.

— А вы готовы подкрепить свои взгляды чем-нибудь кроме слов и выступлений "скажи нет голосованию"? — тихо спросил Зачинщик.

— Да, готова. И не только я. И уверена, что вы это понимали ещё до того, как вышли на контакт со мной.

Мужчина, известный под именем "Зачинщик", кивнул и напомнил себе не позволять пылкости и зашоренности Нордбрандт вводить его в заблуждение, недооценивая её ум.

Был его черёд задумчиво изучать её. До того, как открытие Терминала Рыси привело к контакту между Мантикорой и Сплитом, Агнес Нордбрандт была одним из самых молодых членов планетарного парламента Корнати, единственной обитаемой планеты системы Сплит. Позицию эту она завоевала в качестве основателя Партии Национального Искупления Корнати, чья экстремистская националистическая политика находила отклик у существенной доли населения Корнати, боявшейся перспективы прихода в Сплит Управления Пограничной Безопасности. Но сами по себе эти не необоснованные страхи не могли объяснить её успеха. Хотя ещё ребёнком она была удочерена и, впоследствии, воспитана бездетной парой из нижних слоёв олигархической элиты Корнати, она протянула руку слишком обширным лишённым избирательного права низшим слоям общества Корнати, каждый день прилагавшим отчаянные усилия, чтобы на столе у них была еда, а на ногах у их детей — обувь.

Многие её политические оппоненты высмеивали её за это. Они выставляли Партию Национального Искупления неудачной сборной солянкой без последовательной платформы. Что же касается попытки построить политическую машину на поддержке низших слоёв, то сама идея была нелепа! Девяносто процентов из них даже не регистрировались как избиратели, так что за поддержку они могли предоставить?

Но Нордбрандт была более прозорливым политиком, чем её воспринимали противники. Она обошла лучших из них, заключив союзы с политиками и политическими партиями придерживавшихся менее крайних взглядов, вроде Партии Примирения Вука Райковича. Может наиболее горячо поддерживавшие её городские маргиналы и не голосовали, но среди среднего класса было достаточно избирателей, в которых страх перед солли сочетался с пониманием насущной необходимости экономических реформ, и это приносило ей удивительный успех, когда дело доходило до урн для голосования.

Во всяком случае, пока до Корнати не добралось искушение кинуться в объятия Мантикоры, чтобы избежать нескольких поколений жизни в кабале эксплуатации коммерческими предприятиями солли под покровительством УПБ.

Стандарт жизни на Мантикоре, несмотря на тянущуюся более десяти лет ожесточённую войну с Народной Республикой Хевен, был одним из самых высоких во всей исследованной части галактики. Звёздное Королевство может и было мало, но при этом невероятно богато, и богатство это при пересказе ничуть не уменьшалось. Половина жителей Корнати похоже считали, что просто получение мантикорского гражданства каким-то образом мгновенно сделает их такими же невероятно богатыми. Большинство из них в глубине души понимали, что это не так, и, к их чести, мантикорцы никогда не раздавали подобных обещаний. Но какие бы иллюзии ни лелеяли корнатцы в отношении Мантикоры, это не меняло того факта, что они совершенно точно знали, чего ожидать от УПБ. Встав перед выбором, семьдесят восемь процентов решили, что всё что угодно было лучше такой судьбы, и что связать себя навсегда с Мантикорой было единственным способом её избежать.

Нордбрандт была с этим не согласна и развязала против голосования об аннексии ожесточённую политическую кампанию не считаясь ни с чем. Но это решение подорвало силы Партии Национального Искупления. Довольно быстро стало понятно, что у многих, до того поддерживавших ПНИ, сопротивление ненасытности Пограничной Безопасности подпитывалось больше страхом, чем двигавшей Нордбрандт пламенной верой в националистический социализм. Её политическая база стала быстро осыпаться, и, по мере этого, её риторика принимала всё более крайние формы. А теперь, похоже, она на самом деле была готова совершить логически следующий шаг.

— Насколько многие согласны с вами? — через секунду напрямик спросил Зачинщик.

— Я не готова в настоящий момент говорить о конкретных цифрах, — ответила она и слегка откинулась в кресле с тонкой улыбкой. — Мы едва знаем друг друга, и не в моих привычках переходить к интиму на первом же свидании.

Зачинщик одобрительно усмехнулся, хотя глаза его улыбка едва затронула.

— Не виню вас за осторожность, — сказал он. — На самом деле, я бы скорее не рискнул сближаться с кем-то, кто не осторожен. Но, по тому же самому принципу, вы должны убедить меня, что у вас есть что предложить, чтобы это оправдывало мою готовность рискнуть и поверить вам.

— Это я понимаю, — откликнулась она. — И согласна. Говоря совсем уж начистоту, я бы не рискнула пойти на контакт с вами, если бы не верила, что вы можете предложить нам нечто достаточно ценное, чтобы это оправдывало риск.

— Рад, что мы понимаем друг друга. Но мой вопрос остаётся. Что вы можете предложить?

— Настоящих корнатийцев, — отрезала она и улыбнулась при виде непроизвольной вспышки изумления — и тревоги — во взгляде Зачинщика.

— Ваше произношение в действительности достаточно неплохо, — продолжила она. — К вашему сожалению, лингвистика всегда была для меня чем-то вроде хобби. Полагаю, это как-то связано с искусством политика. Я постоянно извлекала пользу из умения говорить как "своя девчонка", когда приходилось политиканствовать в народе. Как говорят здесь у нас на Корнати, "Вы не из отсюда, верно?"

— Это очень опасное умозаключение, миз Нордбрандт, — сказал, сузив глаза, Зачинщик. Рука его спутника нырнула под полу распахнутой куртки, а Нордбрандт улыбнулась.

— Надеюсь, никто из вас не думает, что я пришла сюда одна, — спокойно сказала она. — Не сомневаюсь, что ваш друг может убить меня в любой момент, мистер Зачинщик. Однако, в таком случае, ни один из вас не выйдет из бара живым. Несомненно, все мы трое желали бы избежать такого… малоприятного исхода. Так ведь?

— Я уж всяко желаю, — согласился Зачинщик с напряжённой улыбкой. Его пристальный взгляд не отрывался от лица Нордбрандт. Возможно, она лгала, но он так не думал. Судя по тому, что увидел у неё в глазах.

— Славно, — она подняла свою кружку с пивом и с удовольствием отхлебнула, а затем поставила её на место. — Подозрения у меня появились поле первой же беседы с вами, — заявила она, — но уверенности у меня до этой встречи не было. Вы действительно очень хороши. Или вы интенсивно изучали наш диалект стандартного английского, или много с нами общались. Но в ответ на ваш вопрос о том, что я могу предложить, думаю, тот факт, что я распознала в вас инопланетников и предприняла подобающие меры для собственной защиты, прежде чем отправиться на встречу с вами, что-то да говорит о моих способностях. И, если оставить всё это в стороне, для меня очевидно, что вы ищете союзника на Корнати. Итак…

Она слегка пожала плечами и подняла левую кисть ладонью вверх, словно что-то предлагая.

Зачинщик взялся за свою кружку и отпил пива. Это было всего лишь поводом потянуть время, и он знал, что она знает это не хуже него. Секунду спустя он поставил кружку и слегка наклонил голову к плечу.

— Вы правы, — признал он. — Я не с Корнати. Но это не значит, что я не принимаю интересы системы Сплит близко к сердцу. В конце концов, Сплит — это часть Скопления. Если оккупация манти пройдёт гладко здесь, это обязательно повлияет на реакцию всех остальных. И я здесь в поисках союзника среди корнатийцев.

— Так я и думала, — голос её был спокоен, но во взгляде промелькнул огонёк готовности к действию. И это несмотря на то, что Зачинщик был вынужден признать за ней куда более впечатляющий уровень самообладания, чем ему показалось в начале.

— Простите, — сказал он, — но в свете вашего хорошо известного… патриотизма я обязан был проявить осторожность. В конце концов, ваша позиция во время дебатов о референдуме была вполне ясна. Насколько помню, вы заявляли "Корнати — для корнатийцев".

— Именно это я и имел в виду, — отозвалась она ровным тоном. — На самом-то деле, мне бы хотелось, чтобы вы это помнили. Потому, что в то же мгновение, когда я заподозрю, что вы злоумышляете против Корнати, я мгновенно обрушусь на вас. Но это не значит, что я достаточно глупа, чтобы думать, что мне не нужны союзники. И нужны они мне, как минимум, столь же остро, как, похоже, вам.

— О, — она взмахнула левой рукой над столом, словно разгоняя дым, — я могу осложнить жизнь манти и их богатым свиньям-коллаборационистам здесь, в Сплите. Я могу устраивать им самые разнообразные неприятности, по крайней мере, в ближней перспективе. Теоретически возможно даже то, что я смогу сместить Тонкович и её шайку, что поставит манти перед интересным выбором. Если я стану Планетарным Президентом, то сдержат ли они своё обещание, насчёт права на самоопределение, или покажут своё истинное лицо и пошлют вперёд морскую пехоту?

— Но, говоря реалистически, у меня и моих последователей не так много шансов свалить Тонкович только своими силами. И даже если мы в этом преуспеем, для манти будет намного проще решиться на силовое подавление одинокой "бунтарской" звёздной системы. Нет, — она помотала головой, — я готова сражаться с ними силами только моих сторонников, если у меня не будет другого выбора. Но шансы на самом деле чего-то добиться неимоверно возрастут, если Сплит будет не единственной системой, которая поднимется на борьбу за то, чтобы вышвырнуть манти прочь. И даже если мы не сможем свергнуть коллаборационистов, думаю, есть прекрасные шансы за то, что поднявшаяся по всему Скоплению волна движения сопротивления сможет убедить манти, что они неудачно разворошили осиное гнездо. Они уже воюют. Если мы сделаем так, что удерживать нас станет слишком сложно и слишком накладно, они могут решить, что у них есть дела поважнее и ближе к дому.

Зачинщик сделал ещё один, более долгий глоток пива. А потом решительно отставил в сторону кружку.

— Вы правы, — просто заявил он. — Чего бы мы с вами ни желали, истина заключается в том, что в настоящий момент перевес в политических и военных силах не на нашей стороне. Мы никак не можем, говоря реалистично, надеяться на глобальные изменения в правительствах Скопления. Но вы также правы в том, что если мы сделаем для них игру слишком неприятной, цену слишком высокой, то манти могут решить забрать свои игрушки и валить домой. Они не смогут позволить себе что-то ещё. А если мы сумеем заставить их собрать манатки, то может как раз и сможем воспользоваться набранными движением силой и авторитетом, чтобы погнать, в конце концов, коллаборационистов поганой метлой.

Он медленно, с мрачным видом, кивнул.

— Буду с вами откровенен, миз Нордбрандт. Вы на Корнати не единственная, с кем мы собирались вступить в контакт. Есть, к примеру, Белостенич и Главинич. Или Деклева. Но я впечатлён. Сочетание проницательности и прагматизма, которые вы только что продемонстрировали, — это именно то, что я искал. Я не нуждаюсь в романтичных идеалистах, но и с буйными фанатиками иметь дело не хочу. Мне нужен тот, кто может отличать фантазии от возможностей. Но я всё ещё должен узнать, насколько далеко вы готовы зайти. Одно дело фанатики; но те, кто не готов сделать то, что необходимо, ничем не лучше. Так являетесь ли вы мыслителем-затворником, который способен теоретизировать не хуже других, но не желает испачкать руки… в крови, например?

— Я готова зайти настолько далеко, насколько потребуется, — категорично заявила она, напрягаясь, но уверенно выдерживая его взгляд. — Я не без ума от насилия, если вы это имеете в виду под "буйными фанатиками". Но и не чураюсь его. Политика и политическая власть, если дойти до сути, держатся на силе и на готовности пролить кровь, и независимость моей звёздной системы достаточно для меня важна, чтобы оправдать всё что угодно, что потребуется от меня сделать, чтобы её защитить.

— Хорошо, — тихо отозвался он. — Замечательно. В настоящий момент всё ещё только утрясается. Пока я здесь, на Корнати, мои коллеги проводят подобные беседы на других планетах по всему Скоплению. В течение нескольких недель, максимум пары месяцев, мы будем готовы начать составлять конкретные планы.

— Так значит всё это, все разговоры были всего лишь упражнением в риторике?

Взгляд Нордбрандт резко похолодел, но Зачинщик только невозмутимо покачал головой.

— Ни в коей мере. Просто всё ещё только начинается. Вы действительно думаете, что я в праве принимать скоропалительные решения за всю организацию всего лишь на основании единственной личной беседы? Вы бы захотели иметь хоть какие-нибудь дела со мной, если бы думали, что так оно и есть?

Он удерживал её взгляд, пока она не покачала медленно головой, а потом пожал плечами.

— Я отправлю донесение в наш центральный комитет. Моей настоятельной рекомендацией будет установить полноценный союз с вами и вашими людьми здесь, на Корнати. И когда мы найдём подобных союзников на других планетах, мы либо займёмся координацией ваших действий, или, возможно, даже выведем вас на прямой контакт друг с другом, такой же, как у вас будет с нами. В конечном итоге, мы надеемся на создание центрального координационного органа — в котором вы практически наверняка будете иметь право голоса, — который будет заниматься организацией и поддержкой движения сопротивления по всему Скоплению. Но процесс организации этого, особенно если мы не хотим позволить местным властям, вроде вашего президента Тонкович, проникнуть в наше движение и задавить его в зародыше, займёт какое-то время.

Нордбрандт кивнула, очевидно нехотя. В её взгляде горело разочарование обманутых надежд сделать что-нибудь немедленно, но разочарование это сдерживала дисциплина. И понимание того, что сказанное им имеет смысл.

— Тем временем, — продолжил он, — я могу воспользоваться правом начать оказание очень ограниченной в объёме финансовой и технической помощи. Позднее, естественно, мы надеемся предоставить более значимую помощь, в том числе оружием и разведданными. Если мы сумеем создать те центральные координационные структуры, какие намереваемся, то должны будем оказаться в состоянии получать разведывательные сведения от всех наших планетарных членов, не ставя под угрозу безопасность никого из них. Мы сможем собирать воедино предоставленные разными источниками кусочки, что должно дать нам возможность формулировать более эффективную стратегию. Также мы надеемся объединить наши финансовые возможности. Кстати говоря, надеюсь, вы понимаете, что перед нами может встать необходимость сделать нечто, чего никто из нас на самом-то деле не хотел бы, чтобы профинансировать наши операции?

— Это понятно. — В тоне Нордбрандт был весьма заметен оттенок отвращения, но, опять-таки, взгляда она не отвела. — Мне это не нравится, но движение сопротивления не может просто разослать налоговых агентов, чтобы собрать налог на прибыль.

— Рад, что вы это понимаете, — серьезно заявил Зачинщик. — Для начала, однако, мы, похоже, сумеем раздобыть по крайней мере какие-то из необходимых нам средств путем небольшой хитроумной электронной манипуляции.

— Да? — Нордбрандт явно заинтересовалась.

— О, да, — ответил Зачинщик с неприятной улыбкой. — Я, определённо, не в праве разглашать подробности. Если на то пошло, я, в данный момент, и не знаю особых подробностей. Но к концу текущего фискального квартала Бернардуса Ван Дорта ожидает открытие, что у Торгового Союза образовался непредвиденный перерасход средств.

Нордбрандт прижала ладонь к губам, чтобы сдержать взрыв радостного смеха, а её карие глаза заискрились. Зачинщик, в ответ, улыбнулся как мальчишка, ухитрившийся прогулять неделю школьных занятий, и не попасться на этом. Он так и думал, что ей понравится идея запустить руку в мошну могучей и теоретически не занимающейся политикой торговой организации, которая возглавила организацию референдума об аннексии.

— Не правда ли, в этом есть некая высшая справедливость? — секунду спустя спросил он её, и она с энтузиазмом кивнула.

— Как я и сказал, подробности мне неизвестны, — продолжил он, — но если операция пройдёт хотя бы наполовину так удачно, как мне дали понять, мы должны оказаться в состоянии начать через пару месяцев предоставлять некое ограниченное дополнительное финансирование вам и вашей организации. Может быть и несколько раньше, но я не думаю, что вам следует на это рассчитывать. Конечно же, прежде чем мы сможем начать, мы должны иметь некое представление о том, насколько велика и насколько активна может оказаться ваша организация.

— Я не собираюсь выспрашивать детали, — немедленно добавил он, взмахом руки словно отгоняя такую мысль. — Но, очевидно, мы должны иметь некое представление о размерах и возможностях разнообразных организаций, которые надеемся собрать вместе, если собираемся наилучшим образом использовать то, что неизбежно окажется ограниченными ресурсами.

— Я понимаю, — согласилась она. — Но прежде чем вовлекать своих людей во что-то, я, очевидно, должна это с ними обсудить.

— Естественно, — Зачинщик снова улыбнулся. — Уверен, нам будет казаться, что подготовительный период растягивается до бесконечности. Но я искренне убеждён, что, как только всё встанет на свои места, наша организация решит судьбу всего Скопления.

— Тогда давайте надеяться, что её создание пройдёт удачно, — сказала Агнес Нордбрандт, и подняла пивную кружку в салюте своим новым союзникам.

***

— Ты в своём уме?! — тихо потребовал ответа спутник "Зачинщика", когда они вдвоём двадцать минут спустя неспешно шли по тротуару. Случайный наблюдатель, вне всякого сомнения, принял бы их за двух приятелей, возвращавшихся с вечерней попойки, и мечтающих о ночи отдыха перед предстоящим им очередным рабочим днём.

— Думаю, да, — ответил Зачинщик и ухмыльнулся. — Хотя, конечно, будучи не в своём уме, я бы этого не сознавал, верно?

— Да? Ну, Эйхбауэр никак не санкционировала заходить настолько далеко, и ты знаешь это. Во имя Господа, Дамиен, ты практически пообещал этой сумасшедшей деньги!

— Да, пообещал, разве нет? — хохотнул капитан Дамиен Харахап, известный Агнес Нордбрандт как "Зачинщик". — Думаю, мое объяснение их происхождения было вызвано приступом вдохновения. Ей оно определённо понравилось, так ведь?

— Чёрт подери, да будешь ты серьёзен? — раздражение спутника было очевидным для Харахапа, хотя не было бы таковым для предполагаемого случайного наблюдателя. Старший агент вздохнул. Он уже работал с этим человеком раньше — нечасто, но два или три раза было дело — и полагал, что должен был привыкнуть к ограниченности напарника. Печально, однако, что у того было так мало представления о том, как ведётся Большая Игра.

— Я именно серьёзен, может быть на свой собственный лад, — сказал он несколько секунд спустя. — И могу напомнить, что я проработал с Ульрикой — я хотел сказать с майором Эйхбауэр — намного дольше тебя.

— Я в курсе. Но это должно было быть прощупыванием почвы. Мы должны были собрать информацию, а не заниматься чёртовой вербовкой! Ты настолько вышел за рамки инструкций, что это уже даже не смешно.

— Это называется "инициативой", Томми, — сказал Харахап, и на этот раз в его улыбке был едва уловимый оттенок презрения. — Ты действительно думаешь, что Эйхбауэр послала бы нас собирать подобную информацию, если бы в воздухе не витал, по крайней мере, потенциал намечающейся операции?

Он покачал головой, а его спутник поморщился.

— Старший ты, и Талботт является твоим так называемым регионом специализации, так что подставляешь ты свою задницу. Я, однако, всё равно думаю, что в ней появится новая дырка, как только Эйхбауэр прочитает твой отчёт.

— Может быть. Хотя я в этом сомневаюсь. В худшем случае "мистер Зачинщик" никогда больше не появится на Корнати. Нордбрандт никогда больше меня не увидит, и останется только с неотвеченными вопросами и бесполезными предположениями. — Харахап пожал плечами. — Она может решить, что я просто пытался прощупать её, или что я был по-тихому арестован и ликвидирован. Но если Ульрика действительно к чему-то готовится, установление надёжного контакта с человеком вроде Нордбрандт может оказаться весьма полезным. И я уверен, что мы сможем наскрести достаточно средств, чтобы подтвердить мою сказочку про ограбление РТС, не выходя за возможности секретных фондов Ульрики.

— Но зачем? — спросил его напарник. — Эта женщина не вполне в себе, и ты это знаешь. И она умна. Это плохое сочетание.

— Зависит от того, чего пытаешься добиться, разве не так? — парировал Харахап. — Согласен, что у неё, похоже, не хватает пары шариков. Если бы я хотел удержать Пограничную Безопасность подальше от моей планеты, я бы мгновенно ухватился за возможность присоединиться к Мантикоре. Также поступил бы и любой другой человек, разум которого пребывает в реальном мире. Но, на мой взгляд, Нордбрандт искренне верит, что сможет организовать движение сопротивления, которое не только сможет убедить Мантикору убраться куда-нибудь в другое место, но и проделать то же самое с УПБ и, вероятно, даже перевернуть всю экономическую систему на Корнати.

— Я же сказал — сумасшедшая.

— Не совсем, — возразил Харахап. Напарник недоверчиво посмотрел на него, и он снова усмехнулся. — О, она бредит, если думает, что Пограничной Безопасности перспектива превращения её и её верных сторонников в корм для ворон будет стоить хотя бы секунды сна. У УПБ слишком много опыта в расправе с подобными ей. Но она может оказаться права в отношении Мантикоры. А если майор Эйхбауэр или её глубокоуважаемое начальство на самом деле обдумывают какие-то операции здесь, в Скоплении Талботта, против кого, думаешь, они будут направлены?

— Полагаю, это резонный довод, — против воли признал напарник.

— Конечно, резонный. И в этом причина — ну, одна из причин — почему я собираюсь рекомендовать предоставить обещанное мною финансирование. И того, что мы также займёмся Вестманом.

— Вестманом? — напарник пристально на него уставился. — Я бы сказал, что он даже опаснее Нордбрандт.

— С нашей точки зрения? — Харахап кивнул. — Безусловно опаснее. Нордбрандт просто воображает, что по-настоящему разницы между Мантикорой и УПБ нет. Любая внешняя сила, отирающаяся в Талботте, с её точки зрения является врагом. Трудно её за это винить, даже если это её отношение отдаёт фанатизмом.

На секунду, на несколько коротких мгновений, его лицо закаменело, а глаза посуровели от воспоминаний о детстве, проведённом на другой планете, не слишком отличающейся от Корнати. Затем этот момент прошёл, и он снова усмехнулся.

— Главное, однако, в том, что она настолько зациклена на сопротивлении чьим бы то ни было "империалистическим притязаниям" на её родной мир, что просто физически неспособна осознать, насколько лучших условий может ожидать от Мантикоры, чем от УПБ.

— Вестман же совершенно другой случай. Нордбрандт ненавидит Ван Дорта и Торговый Союз из-за того, какую роль они сыграли в приглашении Мантикоры; Вестман же ненавидит Мантикору, потому что пригласить её было идеей Ван Дорта. Рембрандский Торговый Союз он ненавидел с самого момента его создания. Вестмана столь давно беспокоит их торговый империализм, что он автоматически противится всему, что РТС считает хорошей идеей. Но если копнуть поглубже, о мантикорцах он знает не больше Нордбрандт. В настоящий момент он видит их исключительно через призму состояния дел, как они шли до того, как Мантикора внезапно заполучила здесь терминал туннельной сети. Он куда более организован и более финансово состоятелен, на мой взгляд, чем Нордбрандт, а его фамилия пользуется на Монтане громадным влиянием. Но если он позаботится выяснить разницу между Мантикорой и Пограничной Безопасностью, то вполне может решить, что Монтана в этом деле со "Звёздным Королевством" может, в конце концов, что-то выиграть.

— И ты всё равно собираешься предложить заняться им?

— Конечно собираюсь. Что там говорит старая поговорка о том, что друзей надо держать близко, а врагов — ещё ближе? — фыркнул Харахап. — Если мы сможем убедить его в своей искренности — и если сможем привлечь Нордбрандт в качестве местного прикрытия — мы окажемся в куда более многообещающей позиции, чтобы управлять им. Или, по крайней мере, сдерживать его.

С минуту он шёл молча, а потом пожал плечами.

— Никогда не забывай, что мы на самом деле здесь делаем, Томми. Я уверен, что Эйхбауэр готовит операцию, или, по крайней мере, проводит рекогносцировку местности на случай, если ей прикажут операцию провести. И в этом случае целью неизбежно будет предотвращение аннексии Скопления Мантикорой. И Нордбрандт, и Вестман оба могут оказаться очень полезны для подобного замысла. Подцепить их обоих на крючок, чтобы мы могли "побудить" их к действиям и направить их с наибольшей возможной эффективностью, будет само по себе стоящим результатом. Но, в конечном итоге, если мы сможем не допустить сюда Мантикору, то только для того, чтобы занять Скопление самим. А в этом случае иметь надёжные, прочные связи с людьми вроде Нордбрандт и Вестмана будет ещё важнее.

Он взглянул на своего спутника, и на этот раз его улыбка была холодна как лёд.

— Всегда намного проще расправиться с местной оппозицией, если они считают тебя своим другом.