Для начала я бы хотела рассказать о себе: я сама — приемный ребенок, я психолог и терапевт. Десять лет назад я создала первую в Германии группу самопомощи, сейчас это зарегистрированное общество «Корни и крылья — форум усыновленных».

Ко мне за советом и поддержкой обращалось множество людей, я часто сопровождала их в поиске корней. Как приемный ребенок, я сама тоже очень активно занималась своей судьбой, искала, находила, переживала взлеты и падения.

Идентичность — что это на самом деле?

Это значит «полное соответствие во всех деталях». Это не есть что-то прочное, что-то, чем человек «обладает», она, подобно уровню нашего развития, душевному состоянию и внешнему окружению, постоянно формируется заново.

В философии, религии и культуре человек всегда задавал себе вопрос «Кто я?». Однако для приемных детей этот вопрос, который в жизни задает себе, наверное, каждый, имеет иное экзистенциальное измерение. Поскольку другим всегда ясно, что куда бы я ни шел, как бы ни развивался, есть ли у нас контакт, доволен я этим или недоволен, я всегда остаюсь ребенком своих родителей.

Но у приемного ребенка две пары родителей, а история его начинается не с момента усыновления.

Кризисы идентичности и ее новое обнаружение относится к развитию человека. Эрик Эриксон выделяет восемь «стадиально-специфических кризисов», с которых начинается каждая новая фаза развития. Соответственно возрасту очередность этих кризисов такова:

• на первом году жизни,

• на втором/третьем году жизни,

• на пятом/шестом году жизни,

• в латентный период,

• в пубертатный период и в юношеском возрасте,

• в раннем взрослом возрасте,

• во взрослом возрасте,

• в зрелом возрасте.

Нарушения в развитии обостряюще сказываются на более поздних психосоциальных кризисах. У приемных детей, каждый из которых перенес травму расставания с родной матерью, это означает тяжелое нарушение в большинстве случаев на первом году жизни. Обстоятельства, приводящие к усыновлению, чаще всего драматичны.

Травма, причиненная расставанием, этот насильственный и неестественный разрыв, в подавляющем большинстве происходит во время первого психосоциального кризиса — «доверие против первичного недоверия». Для младенца разрыв равнозначен смерти. Взрослый, может быть, способен понять, что его отдали, но этого никогда не понять «внутреннему ребенку». Глубокая травма не проходит, человек может научиться с этим жить, это может даже способствовать его развитию. Сказывается она в любом возрасте, а «запускающий механизм» срабатывает постоянно и переживается очень драматично, «земля уходит из под ног», пустота, паралич, отчаяние...

Решающие вопросы

Теперь решающую роль для дальнейшего развития ребенка играет то, как ведут себя его новые родители, занимают ли они место приемных или хотят быть «настоящими родителями». Свою роль здесь могут играть и мотивы усыновления, а также то, как родители обходятся со своей возможной недобровольной бездетностью. Как далеко здесь могут зайти люди, мы знаем, — вспомним только о детях из пробирки, внекорпоральном оплодотворении, суррогатных матерях, банках спермы, торговле детьми и т. д.

Недавно в одной берлинской газете появилась статья о супружеской паре, которая привезла ребенка в Берлин из Литвы за (названные подарками) корову, свинью и телевизор.

Возможно или исключено, чтобы в приемной семье было место для родительской семьи усыновленного ребенка? Насколько высока будет степень табуизации?

Усыновленный ребенок приспосабливается

Ребенок, переживший то, что его отдали, приспосабливается к данности. Снабженный чувствительными сейсмографами, он часто более чутко, чем другие дети, реагирует на невербальные желания и послания своей новой семьи. Он пытается соответствовать ожиданиям, он не задает волнующих его вопросов, если чувствует, что они нежелательны или могут поставить приемных родителей в трудное положение.

Последствия табуизации

Степень табуизации может варьировать от полного умолчания факта усыновления до полной свободы информации Естественно, табу влияет на ребенка, он чувствует, что у него что-то не так, как у других. Берт Хеллингер сказал однажды, что усыновленные гораздо чаще страдают психическими расстройствами, а по данным американских исследований, они в процентном соотношении чаще проходят лечение в консультационных центрах или больницах, чем это соответствует их доле в общей численности населения.

На приемного ребенка оказывает системное влияние история его родительской семьи, а на его социализацию — история его приемных родителей, в том числе причины усыновления и страхи. Как правило, чем выше степень табуизации, тем сильнее страх. Если у приемной матери, например, есть бессознательное ощущение, что она «отняла» ребенка у другой женщины, страх особенно велик Если же она может ее поблагодарить и воздать ей должное, страх исчезает. Как и если они друг с другом познакомятся, поскольку фантомов всегда боятся больше. Табуизация и страх отражаются, естественно, и на воспитании.

Шок для ребенка, если усыновление обнаруживается

Если усыновление обнаруживается поздно, это приводит к шоку независимо от того, как ребенок об этом узнал — копался ли он в документах, или об этом проболтались другие, или как-то еще. Такой шок может иметь тяжелые последствия и привести к серьезным кризисам. Именно в пубертатный период или в юношеском возрасте, когда каждый переживает сильный кризис идентичности, это может стать причиной, например, побегов из дома, наркомании, очень ранних партнерских отношений, ухода или депрессии, чрезмерного стремления к успеху, сверхадаптивности и психосоматических заболеваний. Этот шок связан с крахом доверия в отношениях с приемными родителями, преодолеть который иногда так и не удается.

Влияние усыновления на жизнестроительство

Обобщая, можно сказать, что этим людям нелегко обрести свою идентичность как приемным и принять свою отличную от других судьбу Как я знаю, в том числе и по себе, они снова и снова сталкиваются со старым чувством покинутости, с сомнением в своем праве на жизнь и страхами — например, страхом остаться одному, страхом не соответствовать ожиданиям и т. д. Помимо того, у многих из них есть ощущение, что они — «второй выбор».

Сильнее всего вся эта проблематика, обрисованная здесь лишь в общих чертах, влияет на сферу отношений. Разлука с партнером или его смерть могут вызывать тяжелейшие потрясения. Эти люди часто бывают не в состоянии оставить несчастливые отношения, а могут даже по этой причине вообще не завязывать прочных отношений.

Естественно, это влияет и на другие стороны жизни, например, просто на жизненную ориентацию. Всем приемным детям, которых я знаю, знакомо ощущение «быть в поиске» — в личном ли, духовном, психологическом, творческом или религиозном смысле. Судя по многим известным мне биографиям, их жизненный путь, как правило, не прям, а извилист и часто тяжел. С другой стороны, благодаря этой особой истории высвобождается энергия: мужество, чтобы идти новым путем, развивать фантазию и креативность — иметь определенную свободу.

Поиск родных родителей

Разбираясь со своей жизнью, приемные дети в большинстве случаев начинают поиск своей родной семьи, а предприятие это не из легких. Им приходится бороться не только с собственной неуверенностью и внутренними колебаниями, зачастую палки в колеса им вставляют власти и предубеждения других. Многие, если они на этом пути одни, сдаются, поэтому хорошо, когда есть поддерживающие их группы самопомощи.

Когда я создавала самую первую группу самопомощи, я не знала других людей с теми же проблемами. А потом у людей, переживших то же, что и я, встретила понимание, которого иначе быть не может. В последующие годы я познакомилась со многими судьбами и сопровождала не один процесс поиска идентичности. Я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь пожалел о том, что начал искать, вне зависимости от того, что из этого вышло, возник ли, например, прочный контакт.

Во всяком случае, я могу сказать, что любое знание, даже если оно ужасно, лучше, чем незнание. Тогда проясняется многое в собственной истории или личности. Уже благодаря одному только наличию информации становится легче. Обнаруживаются какие-то параллели в биографии, физическое сходство, сходство в способностях, в угрозах, характере. Кроме того, всегда кто-нибудь находился; даже если мать, например, от контакта отказывалась, возникал хороший контакт со сводными братьями/сестрами, тетей или отцом.

Многие отваживаются заняться поиском только после смерти приемных родителей, или ведут его тайно, или если контакт с ними прерван. Приемная семья редко оказывает им в этом поддержку.

Если мать пытается найти своего ребенка (юридически она на это права не имеет), она вынуждена обращаться за помощью в административные органы. То же самое относится к братьям и сестрам.

Во всяком случае, я точно знаю, что на поиски отправляются все больше людей. И в соответствии с постановлением Федерального конституционного суда, которое гласит: «Знание своего происхождения является одним из основных прав», я полагаю, что это является еще и основной потребностью.

Тайное или открытое усыновление?

Между тем я пришла к тому, чтобы вообще поставить под вопрос тайное усыновление. Собственная история не может и не должна «вычеркиваться», законы не могут аннулировать связь. Это имеет скверные последствия — и с системной, и с любой другой точки зрения. Большинство женщин, отдавших детей на усыновление, говорят, что не сделали бы этого снова. Многие из них были оставлены на произвол судьбы, брошены другом, родителями, зачастую они были в той или иной степени вынуждены так поступить. Будь у них больше поддержки, в большинстве случаев они бы оставили ребенка. Они тоже страдают от остающейся травмы. Системные последствия затрагивают семьи всех участников происшедшего.

Все приемные дети, которых я знаю, желали бы большей открытости. Если бы все участвующие в усыновлении действовали «на благо ребенка», как это прекрасно записано в наших законах, страх был бы уже не нужен. Дети в высокой степени способны к любви и интеграции, они многое в состоянии понять. Пока не будут найдены другие, в том числе и законодательные решения, помимо большей поддержки для попавших в беду женщин или семей здесь хороши такие решения, как открытое усыновление, опекунские семьи и т. д.

Работа с расстановками при усыновлении

В своей практике я до сих пор работала в основном с расстановками в индивидуальном сеттинге. Вместо многих других я приведу один короткий пример.

Ко мне пришла одна приемная мама, у которой были серьезные проблемы с тем, какую жизнь выбрал ее уже взрослый приемный сын. Последние два года он в основном бродяжничал или жил то в одном, то в другом социальном учреждении Он не работал, попрошайничал, и она не была уверена, нет ли здесь еще и наркотиков

На индивидуальной сессии в расстановке с камнями стало очевидно, что его сильно тянет как к родной матери, которая выросла в приютах и в юности была наркоманкой, так и к отцу, который, скорее всего, был бродягой и алкоголиком. Расстановка показала, что безопасное для него место рядом с приемной матерью, но он следовал за отцом

В последующих беседах приемной матери стало ясно, что рядом с ней для него всегда есть место, но в настоящий момент она не в состоянии его удержать, и не исключено, что ей даже придется с любовью отпустить его к отцу. 

В июне 1997 года Берт Хеллингер проводил в Берлине семинар, где взрослые приемные дети делали расстановки своих семей. На этом семинаре можно было увидеть, насколько быстро семейные расстановки выявляют переплетения, как широк диапазон динамик в этих семьях и какими разными могут быть решения. Существует видеозапись этого семинара. [В издательстве «Carl-Auer-Systeme» вышла семичасовая видеозапись «Держите меня, чтобы я остался жить» В январе 1998 года в том же издательстве вышла одноименная книга с записью этого семинара]

Следующая статья посвящена расстановке приемной семьи, которую (на другом семинаре) проводил сам Берт Хеллингер. Она наглядно демонстрирует многие решающие шаги и элементы.

Приемный ребенок делает расстановку своей семьи

Берт Хеллингер

Искать и найти

Берт Хелингер (Фридерике): Что у тебя?

Фридерика: Я думаю, все мои проблемы с отношениями и те болезни, которые у меня были, связаны с тем, что я нахожусь в постоянном поиске родины. Меня удочерили и в 14 дней забрали из больницы. На самом деле я все еще ищу этого праконтакта.

Б. X.: Что у тебя за болезни?

Фридерика: Физически они проявлялись в очень частых болезнях горла в детстве. В настоящий момент это соматизируется очень по-разному. Это не какая-то одна болезнь, я бы обозначила свое состояние как «потерять себя».

Б. X.: И что я должен с тобой сейчас сделать?

Фридерика: Я прочитала книгу «Кризисы любви», закрыла ее и подумала: вот то, что мне нужно сделать. И теперь сижу здесь и очень надеюсь, что смогу кое-что прояснить или получить новую точку зрения.

Б. X.: Ты замужем?

Фридерика: Да, но живу отдельно.

Б. X.: Дети есть?

Фридерика: Да, сын. Тринадцать лет.

Б. X: С кем он живет?

Фридерика: То тут, то там, когда как.

Б. X: Что ты знаешь о своих родителях?

Фридерика: Совсем ничего. Я знаю их имена. Наверное, можно было бы найти адрес, но я не хотела.

Б. X: Что тебе рассказывали про удочерение? Кто отдал ребенка?

Фридерика: Насколько я знаю от приемных родителей, это произошло из-за тяжелого материального положения. Ребенка хотела отдать мать.

Б. X: А отец?

Фридерика: Этого я не знаю. То есть так мне сказали.

Б. X.: Теперь я расставлю эту систему, а именно твоего отца, твою мать, тебя и приемных родителей. Ты знаешь, как это происходит?

Фридерика: Приблизительно, я сейчас немного растеряна.

Б. X.: Сейчас ты выберешь кого-нибудь, кого захочешь, на роль отца, матери, себя самой и своих приемных родителей. У приемных родителей есть дети?

Фридерика: Нет. Они не могли иметь детей.

Б. X. (Фридерике, после того как она выбрала заместителей): Теперь ты берешь заместителей за плечи и расставляешь их по отношению друг к другу. Делай это очень собранно. Пока ты это делаешь, образ развивается.

(Заместителям): Вы тоже оставайтесь собранными и просто воспринимайте то, что в вас происходит, пока она вас расставляет.

Образ 1

О = отец, М = мать, ПР = приемный ребенок (Фридерика)

ПО = приемный отец, ПМ = приемная мать

Б. X. (заместителям, после того как их расставили): Теперь я спрошу вас, как вы себя чувствуете, и вы точно скажете, как вы это внутренне воспринимаете.

Как чувствует себя мать? 

Мать: Я чувствую себя так, будто отец задает направление назад. То есть прочь. И мне нужно бы пойти следом. Сначала я думала, дочь подойдет ближе. А она остановилась.

Б. X: Отец?

Отец: Мне очень фустно. У меня офомная тяжесть в желудке. На этом месте я чувствую себя совершенно потерянным, мне очень грустно.

Б. X. (заместительнице Фридерики): Как чувствует себя ребенок?

Приемный ребенок: Теперь мне лучше, с тех пор как сюда пришли приемные родители. Но я пока еще в замешательстве.

Б. X.: Как чувствует себя приемная мать?

Приемная мать: Пока я не пришла на это место, у меня сильно билось сердце; я чувствую, что стою тут и могу воспринимать приемного ребенка. Еще я чувствую дистанцию между ней и мной. Меня беспокоит, что приемный отец тоже тут, хотя я его сейчас не воспринимаю. В данный момент я его не вижу.

Б. X.: То есть, твоего мужа.

Приемная мать: Да.

Б. X.: Как чувствует себя приемный отец?

Приемный отец: Мне здесь как-то одиноко и еще немного фустно. У меня как-то мало контакта с семьей, да еще в углу, что-то вроде безопасности для меня одного.

Хеллингер ставит приемную мать рядом с мужем.

Образ 2

Б. X.: Как теперь?

Приемная мать: Так лучше.

Приемный отец: Неприятное чувство одиночества и изолированности исчезло. Теперь лучше. Я чувствую что-то вроде помощи, поддержки.

Б. X. (заместительнице Фридерики): Что изменилось у тебя?

Приемный ребенок: Стало труднее, потому что до этого было так много пустоты справа и слева, а теперь часть этой пустоты снова тут, справа передо мной. То есть до того, как пришли приемные родители, все было пусто, и теперь опять многое пусто.

Хеллингер ставит ее так, чтобы она могла всех видеть.

Образ 3

Б. X: Что теперь?

Приемный ребенок: Так лучше. По направлению к родителям я не чувствовала вообще ничего. Теперь я вижу больше.

Б. X: Что изменилось у матери?

Мать: Чем дольше я стояла, тем больше замечала, что мне хочется повернуться к ребенку, я хочу ее видеть. Теперь она ближе для глаз, но дальше от меня. Я бы хотела туда поближе и повернуться.

Б. X: Повернись. Как чувствует себя отец?

Отец: Я просто ощущаю большую тяжесть, чувствую себя очень покинутым.

Б. X.: Тоже повернись и встань рядом с женой.

Образ 4

Б. X. (заместительнице Фридерики): Что теперь? Приемный ребенок (в глубоком волнении): Я хочу к ней. Б. X: Иди.

Заместительница Фридерики идет к матери, сердечно ее обнимает, громко плачет.

Образ 5

Б. X. (через некоторое время, когда она успокаивается): Я теперь сразу

введу сюда настоящую Фридерику. (Фридерике): Иди к своей матери.

Фридерика идет к своей матери и сердечно ее обнимает.

Б. X. (в то время как Фридерика обнимает мать, обращается к отцу): Что у тебя?

Отец: Я по-прежнему чувствую себя одиноким и брошенным. Больше всего я хотел бы уйти. У меня такое чувство, что мне нет здесь места. S. X: Развернись. Сделай шаг вперед.

Образ 6

ШХ: Как сейчас?

Отец: На этом месте мне легче.

Б. X. (через некоторое время, обращаясь к Фридерике): Посмотри матери в глаза. Скажи: «Мама».

Фридерика (всхлипывая): Мама.

Б. X.: Смотри на нее.

Фридерика: Мама.

Б. X.: «Мама, пожалуйста».

Фридерика: Мама, пожалуйста.

Б. X.: Что у мамы?

Мать: Я хорошо это понимаю. Для меня это слишком быстро. С одной стороны, слишком быстро, и я могу ее так принять. Я потрясена.

Б. X.: Скажи ей: «Мне жаль».

Мать: Мне жаль.

Б. X. (Фридерике): Скажи ей: «Посмотри на меня как на своего ребенка. Пожалуйста».

Фридерика: Посмотри на меня как на своего ребенка. Пожалуйста. Б. X.: «Мама, пожалуйста». Фридерика: Мама, пожалуйста.

Мать и дочь сердечно обнимаются. Фридерика громко плачет.

Б. X.: «Мама, пожалуйста. Мама, пожалуйста».

Фридерика: Пожалуйста.

Б. X. (когда Фридерика успокаивается): Глубоко вдыхай. Это как принятие матери в сердце. Очень глубоко вдыхай.

(Приемной матери, пока Фридерика и ее мать продолжают стоять обнявшись): Что происходит у приемной матери?

Приемная мать: Сначала я чувствовала, что больше всего хотела бы обнять свою приемную дочь. Я чувствовала, что меня к ней тянет, но я не могла, потому что она стояла в другом месте. Но в то же время я ощутила тихий контакт с мужем. Он меня очень успокоил. А теперь я вижу, что моя приемная дочь действительно нашла свою мать и счастлива этим, и меня это тоже делает счастливой.

Б. X.: Приемный отец?

Приемный отец: Мне хорошо на это смотреть. Я чувствую, что там что-то стало правильным. Это меня успокаивает. Есть еще какое-то чувство по отношению к ее отцу, не совсем ясное. У меня такое ощущение, что я что-то несу и что на мне какая-то ответственность, которая принадлежит не мне.

Б. X.: Как сейчас чувствует себя мать?

Мать: Мне хорошо.

Б. X. (Фридерике, когда она отрывается от матери): Посмотри на нее и скажи: «Я принимаю тебя как мою мать».

Фридерика (очень взволнованно): Я принимаю тебя как мою мать.

Б. X: Повтори: «Я принимаю тебя как мою мать».

Фридерика: Я принимаю тебя как мою мать.

Мать и дочь с любовью обнимаются

Б. X. (матери): Теперь возьми ее за руку и подойди с ней к приемным родителям. Склонись перед ними так, как ты это чувствуешь, и скажи им: «Спасибо».

Образ 7

Мать (низко кланяясь): Спасибо.

Б. X.: «Спасибо, что вы приняли моего ребенка».

Мать: Спасибо, что вы приняли моего ребенка.

Б. X: «И дали ему то, что ему нужно». s Мать: И дали ему то, что ему нужно. 

Б. X.: «Я уважаю вас за это».

Мать: Я уважаю вас за это. 

Б. X. (Фридерике): Как это для тебя?

Фридерика: Очень хорошо. Потому что я очень много получила.

5. X.: Тоже посмотри на них и скажи: «Спасибо».

Фридерика (тоже кланяясь): Спасибо. Спасибо.

Б. X. (приемной матери): Как это?

Приемная мать: Хорошо. Я бы все-таки хотела ее ненадолго обнять, мою приемную дочь.

Б. X.: Не думаю, что этому что-то мешает.

Фридерика и ее приемная мать обнимаются. Затем она подходит к приемному отцу и обнимает его.

Б. X. (отцу, в то время как Фридерика и ее приемная мать обнимаются): Как ты себя чувствуешь?

Отец: Мне не хорошо. У меня по-прежнему огромная тяжесть на плечах, в желудке. А тут у меня контакта быть не может.

Б. X.: Развернись и повернись к ним.

Хеллингер ставит Фридерику рядом с ее приемной матерью, а мать немного дальше слева.

Образ 8

Б. X. (Фридерике): Посмотри на своего отца и скажи: «Я принимаю тебя как моего отца». Фридерика: Это трудно. Б. X.: Это первый шаг. Скажи ему: «Я принимаю тебя как моего отца».

Смотри на него.

Приемная мать ободряюще гладит ее по спине.

Фридерика (рыдает, отец склоняет голову): Я принимаю тебя как моего отца.

Б. X.: «Пожалуйста, благослови меня как своего ребенка».

Фридерика: Пожалуйста, благослови меня как своего ребенка.

Б. X.: Как это для отца?

Отец: Больше всего я хотел бы уйти. Я не могу.

Б. X. (Фридерике): Повтори еще раз: «Я принимаю тебя как моего отца».

Фридерика: Я принимаю тебя как моего отца.

Б. X.: «Я ценю то, что у меня от тебя».

Фридерика: Я ценю то, что у меня от тебя.

Б. X.: «И с любовью тебя отпускаю».

Фридерика: И с любовью тебя отпускаю.

Она плачет, отец тоже плачет и опускает голову. | Б. X.: Подойди к нему.

Фридерика подходит к отцу, они долго сердечно обнимаются. Отец рыдает.

Образ 9

Б. X. (отцу): Глубоко вдыхай и выдыхай, тогда боль вытекает. Глубоко вдыхай и выдыхай.

Б. X. (Фридерике): Как тебе рядом с отцом? Фридерика: Я чувствую, что здесь мне нужно быть более сильной. Б. X.: Да. Так оно и есть. Вернись опять к приемной матери.

Она встает рядом с приемной матерью. Они держатся за руки.

Б. X. (отцу): Теперь возьми жену за руку и подойди вместе с ней к приемным родителям.

Б. X. (родителям): Поклонитесь и скажите: «Спасибо».

Образ 10

Они кланяются, выпрямляются и смотрят на приемных родителей.

Мать: Спасибо.

Отец: Спасибо.

Б. X.: Как это для приемного отца?

Приемный отец: Так для меня намного лучше. Я могу это принять.

Приемная мать: Для меня это тоже хорошо. Я рада, что моя приемная дочь все еще рядом со мной.

Б. X. (Фридерике): Как ты себя чувствуешь?

Фридерика: Еще я ищу своих братьев и сестер.

Б. X.: Это следующий шаг. Ты должна их разыскать, сейчас и всех, кто сюда относится. И бабушек, и дедушек. Всех, кто сюда относится. Приемная мать это поддержит? Какое у тебя ощущение?

Фридерика: Не совсем. С трудом.

Б. X. (приемной матери): Скажи ей: «Ты имеешь на это право».

Приемная мать: Ты имеешь на это право.

Б. X.: «И я помогу тебе в этом».

Приемная мать: И я помогу тебе в этом.

Б. X. (группе): Без разрешения ребенок этого не сделает. Да. В таких вещах ему нужно разрешение, и согласие, и помощь приемных родителей. Хорошо. Тогда все? Хорошо.

Б. X.: Это была первая расстановка, где мы смогли увидеть, насколько глубокие силы любви действуют в семье и как они часто оказываются перекрытыми. И какие возможны решения, и какие целительные силы начинают действовать, когда это обнаруживается. И как просто это обнаружить.

Если теперь посмотреть: кого из них пятерых можно осудить? Кто возьмет на себя смелость кого-нибудь осудить? Так не пойдет. Они все особым образом переплетены. Судя по тому, как протекала расстановка, и по обратной связи, которую я получил, дело обстоит так, что инициатива передачи ребенка на усыновление здесь исходила, по всей вероятности, от отца. Он больше всех чувствовал себя виноватым и хотел уйти, словно в искупление. Поэтому ребенку было легче подойти к матери — намного легче, чем к отцу. Это было видно.

Когда я провожу такую расстановку и если она проходит так же сосредоточенно, как было здесь, то можно исходить из того, что те, кто здесь говорит, отражают чувства реальных лиц. Что они чувствуют, что у них происходит. Не то чтобы это можно было теперь проверить научно. Да и зачем? С помощью этих высказываний мы находим решение. Для нее теперь есть решение. Теперь у нее в сердце совсем другой образ матери и отца, приемных родителей и себя самой. Поскольку теперь она носит в душе этот другой образ, она стала другой. И те лица, с которыми она теперь вступает в контакт, например, приемная мать или приемный отец, или если она придет к своим родным родителям, будут другими. Это целая система, в которой все взаимосвязано, и если один просто стал другим, они все с любовью меняются вместе с ним. Противиться этому они никакие могут.

Б. X.: Хорошо. Если у вас есть вопросы, можете задавать.

Участница: Я была бы очень благодарна, если бы мы могли немного подробнее рассмотреть роль родного отца. Во-первых, я не все смогла расслышать. Во-вторых, мне кажется, тут что-то есть. Я тут не уследила. В этом месте для меня все было слишком быстро, а я бы очень хотела это понять.

Б. X: По той динамике, которая здесь разворачивалась, у меня сложилось впечатление, что он не хотел иметь с этим ничего общего, потому что чувствует себя виноватым. Поэтому он и хотел уйти. Поскольку это будет для него очень тяжелый груз. Я «списал его со счета». Я списал его внутренне в том смысле, что как отец он свои права потерял.

Если кто-то отдает своего ребенка, он, по сути, теряет свои права как отец или мать. Но все же и в этом случае решение иногда еще есть. Мать тоже не решалась повернуться кребенку, поскольку чувствовала себя виноватой.

Участница: Просто это тоже было так быстро.

Б. X.: В таких вещах невозможно быть достаточно быстрым. Только когда ребенок сказал: «Я принимаю тебя как мою мать», мать почувствовала к себе уважение, сумела преодолеть свою вину и повернуться к ребенку.

С отцом я не надеялся, что это получится. Но когда она попросила его о благословении, его сердце растаяло, и контакт стал возможен. Потому что тогда вина, так сказать, ушла. Всегда, когда приходит любовь, вина исчезает. Тогда она смогла подойти, а я смог подвести его. Так что вот такая была динамика.

Участник: У меня тоже вопрос по поводу отца. Вы сказали, что он отворачивается, может быть, из-за своей вины, потому что он, возможно, отдал ребенка на удочерение или отказался от него. А не может ли быть так, что он отворачивается, поскольку связан в своей родительской семье, и тогда ребенку нужно это принять. И что тогда действительности будет больше соответствовать, если он в конце так и останется стоять отвернувшись, чем если он будет стоять с ними, и не будет видно той реальности, что он, возможно, хочет уйти из-за чего-то другого, чего здесь увидеть нельзя, но что, возможно, нужно принять как реальность.

Б. X.: Я смотрю здесь только на передний план. Потому что, каким бы ни было переплетение отца, он должен нести ответственность за свои действия. Переплетение не освобождает его ни от вины, ни от ответственности за свои поступки. Мы можем это понять, но ответственность остается на нем. Поэтому в подобной ситуации нельзя пытаться его освободить. Поскольку, если так сделать, это лишит его достоинства. В принципе он ведь тоже был здесь ребенком. Его чувство - это ведь чувство детское. И тем не менее как отец, он должен отвечать за свой поступок, и я не вправе идти ему тут навстречу.

Но если бы он сейчас был у меня, я бы прошел с ним динамику. Но если делать это здесь, это отвлекло бы от главного персонажа. Тогда он стал бы центром внимания, а ребенок, о котором на самом деле идет речь, оказался бы отодвинут на край. Поэтому здесь необходима иерархия действий.

Участник: Я не имел в виду, что здесь будет что-то сделано с переплетением в его родительской семье, поскольку работа идет все-таки с клиенткой. Но то, что он отворачивается, поскольку не способен взять на себя роль отца и ответственность, может быть, больше соответствует действительности, чем когда его включают в образ.

Б. X.: Я задам вам один вопрос. У кого больше места в вашем сердце? У отца или дочери? Это важный вопрос. Для терапии важно, чтобы я в первую очередь дал место самому «тяжелораненому», то есть чаще всего ребенку. Ребенку я даю место, а взрослых призываю к ответу, так сказать, каким бы ни было их переплетение. Но если они приходят ко мне — уже отдельно, я тоже принимаю их как ребенка. Но здесь, в этой ситуации, я считаю, что отец должен быть отцом, каким бы ни было его переплетение, а мать должна быть матерью, каким бы ни было ее переплетение.

Это очень распространенная позиция, даже среди терапевтов и служб по делам молодежи, — они скорее становятся на сторону больших. Они спрашивают: «Как чувствует себя мать? Как можно ей помочь? Ах, бедная мать не может сейчас растить своего ребенка». И тогда с матерью обращаются как с ребенком, а с ребенком — как с какой-то массой, которой можно распоряжаться.

Я поступаю иначе. Я поддерживаю ребенка и требую, чтобы каждый взял на себя свою ответственность. Я ищу решение, в котором груз перекладывается на взрослых, а ребенок от него освобождается.

Участник: В принципе с этим мне понятно. Может быть, я не очень ясно выразился. Ребенок уже в моем поле зрения. Может быть, я сформулирую вопрос по-другому. Не лучше ли для ребенка видеть действительность — то, что его отец отворачивается, поскольку слишком сильно переплетен?

Б. X.: Нет. Иначе ребенок превратится в родителей. Тогда ребенку приходится понимать, приходится вести себя как взрослому, а отец вправе вести себя как ребенок. Это нарушение порядка.