А в самом деле, что он может предложить? Механизировать доводку плиток?.. Но чем заменить движения руки?.. Вопросы эти неотступно преследовали Семенова.

Первым желанием было немедленно что-нибудь смастерить, испробовать практически. Скажем, какой-нибудь рычаг, который, как механическая рука, водил бы плитку туда и обратно по притиру. Нечто вроде рычага-«метелки» на переднем стекле автомобиля.

Но он обуздал свое нетерпение. В его жизни был уже случай… На одной из работ вскоре же после окончания фабзавуча приходилось ему помногу раз завертывать и отвертывать на деталях маленькие винты. Занятие довольно утомительное. И он решил соорудить такую отвертку с каким-нибудь заводом, чтобы она сама, механически, могла завинчивать и отвинчивать. Он долго возился над ее конструкцией и, когда сделал наконец, был очень горд своим изобретением. А потом зашел как-то в магазин инструментов - и что же? На прилавке была выставлена механическая отвертка фабричного производства. Она была гораздо более простого и надежного устройства, чем та, которую он так долго изобретал.

Урок этот Семенов запомнил твердо. Нет ничего горше в изобретательстве, как открыть уже давно открытое.

Поэтому он начал сейчас с разведки. Присматривался, расспрашивал… Может, кто-нибудь уже пытался? Может, за границей, откуда идут плитки, что-нибудь имеется?

Он пробовал искать в книгах, в журналах. Но в них было полное молчание.

Он решился обратиться с тем же вопросом к молодому Кушникову. Студент Леонид считался в артели серьезным «мужем науки». Он был близок к делу отца, проходил в артели производственную практику, давал желающим уроки черчения, проявляя явную склонность находить для всего закономерности и теоретические обоснования. Очень аккуратный и вежливый, он всегда был готов дать ученый совет. Но, увы, наука совсем еще не касалась тех вещей, какие волновали Семенова.

Он брал плитки Иогансона и, вооружившись сильной лупой, внимательно обследовал отделку их поверхностей, края, торцы. Трогает ли их какой-нибудь механизм? Но немые плитки крепко хранили чужой секрет.

- А ты, оказывается, вон какой - упрямый! - сказал ему Николай Васильевич, и в тоне мастера Семенову почудилась нотка одобрения.

Это заставило его еще упорнее продолжать свои поиски.

Да, он был упрям, этот бывший крестьянский парень. Упрям тем упрямством, которое еще в мальчишеские годы заставляло его вцепляться в ручки сохи и, несмотря на малую силенку, на усталость, вести борозду до конца. Вот так же уцепился он сейчас за свою идею, за эти плитки. Придя домой, в большую мрачную комнату в старой барской квартире на Васильевском острове, он и здесь не расставался с мыслями о плитках. И часто, к удивлению жильцов, машинально повторял в воздухе все изученные движения рукой, пытаясь угадать, как можно переложить их на механизм.

Иногда вдруг охватывало сомнение. Как мало он все же знает, как мало умеет! Простой слесарь, в сущности недоучка, а задумал такое… Тебе ли под стать? Вот начальная мысль - механическая рука-рычаг - казалась ему превосходной. Он примеривал ее по-всякому. Но все пришлось отбросить. Простое копирование руки, очевидно, было ложным. А студент Леонид Кушников, узнав об этом, доказал ему то же самое сразу на листе бумаги, разложив схему рычага по формулам механики.

Семенов отдавал себе отчет, как придется ему расплачиваться за недостаток знаний, каким напряжением. Но отступать не собирался. Он уже не мог не думать о плитках, не искать разгадки тысячи движений.

В те дни он был хмур, нелюдим. Часто ссорился с милой девушкой Шурой. Конечно, по пустякам. «Характер показываешь!» - упрекала она. А он с упрямой обидчивостью уходил и шагал один вдоль Невы, досадуя на себя, на нее, на весь свет. Никто его не понимает!

Николай Васильевич видел: поиски Семенова действительно серьезны. Но чем помочь ему?

- Знаешь, - сказал мастер, - у нас в кладовой лежит одна машинка. Жимки. Посмотри…

…Присев на корточки, Семенов тряпкой обтирал этот странный запыленный предмет: две толстые чугунные плиты-притиры, прижатые друг к другу болтами. Между ними проложен широкий металлический лист. Все это напоминает простой конторский пресс. Это и есть жимки.

Их пытались одно время приспособить для обработки плиток. Плитки закладывали, как в обойму, в отверстия листа, сжимали между чугунными притирами и тащили лист за рукоятку: вперед-назад, как попало. При каждом движении оба притира, сдобренные мелким порошком, счищали с поверхности плиток слой металла. Очень заманчиво: обрабатывается одновременно несколько плиток сразу с двух сторон.

Но из этой механизации что-то ничего не получилось. Даже самая предварительная, грубая доводка на жимках не пошла. Да и в самом деле, через два-три прохода плитки становились тоньше и начинали проскакивать между притирами вхолостую. Снятие металла прекращалось. Значит, развинчивай все сооружение, устанавливай верхнюю плиту заново, опуская ее на какую-то дольку миллиметра, и снова зажимай. Да еще следи при этом, чтобы сохранить между притирами строгую параллельность. А через два-три прохода опять перестройка, еще на дольку миллиметра… И так непрерывная канитель. Проще взять плитку в руку и елозить по притиру без всяких механических затей.

Жимки были сданы в кладовую - увы! - вместе с надеждой механизировать сложный, капризный процесс. Многие в артели даже забыли, что существует такая машина, которую неизвестно даже кто придумал…

Семенов вытащил ее на свет и, обтерев пыль, поставил перед своим столом.

- Музей устраиваешь! - фыркнул дядя Вася.

Молодой слесарь не ответил на ироническое замечание. Он подолгу смотрел на жимки и думал: в чем корень этой ошибки?

Два притира - это хорошо, остроумно. Вот пример, как можно подойти к задаче совсем по-другому, чем просто подражать руке в виде рычага, идея, которой он уже переболел и отбросил.

А раз так, то должны быть какие-то салазки, чтобы протаскивать на них плитки между досками. Лист с гнездами или что-нибудь в этом роде - принцип верный.

Так в чем же дело? Все как будто правильно, а механизация потерпела провал.

Но нет, оставался еще один момент: крепление притиров. Их жестко зажимали болтами, чтобы сохранить вполне точное расстояние и параллельность. Так жестко, что вначале плитки шли с трудом, со скрежетом и визгом. Но потом всякий раз, как надо было менять расстояние, то же крепление причиняло столько хлопот! Крепление тормозило всю работу.

Что же получается? Крепление и необходимо и в то же время вредно. Заколдованный круг! И неизвестно, как к нему подступиться. Семенов напрасно бился над этим противоречием: нужно ненужное крепление. Как тут быть? До него уже сделали вывод: послали жимки пылиться в кладовую. Значит, отвергнуть систему двух притиров? Но она ему определенно нравилась. Он чувствовал, что в этих притирах кроется какая-то истина, но по-настоящему еще не раскрытая. Мешает крепление. В чужой ошибке пытался он найти нужный для себя урок.

Ясно: крепление не должно быть жестким. Но каким же оно должно тогда быть? А этого никто ему не мог сказать. Вольно же загадывать себе такие загадки!

Все теперь стало вращаться для него вокруг этих двух притиров. Они не выходили из головы. Семенов даже пробовал посвятить в их тайну свою Шурочку. Она слушала внимательно, а потом вдруг сказала:

- Ой, смотри, как ты похудел! Не жалеешь себя…

Он обижался, что Шура плохо разделяла его мечтания. И уходил к товарищам - толковать, спорить о тех же притирах.

Вокруг такие события, страна шумит исполинской стройкой, всюду волнующие разговоры и новые слова - «Днепрострой», «Тракторострой», «Кузбасс», «Магнитка», - из деревни пишут, что идет коллективизация, с трудностями, сопротивлением кулаков, с убийствами из-за угла… А тут ходит человек и бредит какими-то чугунными плитами.

Нет, он не прятался от жизни, от великих перемен, совершающихся вокруг. Он помнил, какую роль в больших событиях играют маленькие плитки точности. И если бы ему удалось… От одной мысли об этом он готов был снова и снова ломать голову над проблемой двух притиров.