Как ни заманчиво выглядел семеновский проект, все же это было так ново, так необычно, что как-то не укладывалось сразу в сознании даже благожелательно настроенных людей. На совещании у директора технические руководители завода тотчас согласились, что предложение крайне соблазнительно, оно сулит целый переворот… если, конечно, оно осуществимо. Доводка плиток - такой процесс, что тут заранее ручаться нельзя. А идея поплавка - оригинально, смело.

Но как раз эта идея и вызвала наибольшие сомнения. Слишком уж тонкий расчет - заставить тяжелую чугунную плиту плавать на микронах. «Захотят» ли плитки подчиниться такому режиму? И в этом выражении «захотят ли?» невольно сквозила прежняя неуверенность перед капризами сложного процесса.

- Опять сомнения! - нервничал Семенов.

- А ты как думал? Что инженеры встретят тебя аплодисментами? - усмехнулся Николай Васильевич. - Но ты учти: сомнения сомнениям рознь. Леонид прав: время теперь за тебя. Теперь само производство, плитки подталкивают, оказывают давление на умы-то. И чем обижаться, ты лучше пораскинь, как проверить твой поплавок.

Как же, действительно, проверить? Строить еще раз деревянную модель? Нет, это невозможно. Это все равно, что ворошить пепел, прах. Да и он помнил, что деревяшки в свое время никого не убедили.

Надо что-то более реальное - такое, что могло бы практически доказать его правоту. Создать в натуральном виде самое сердце механизма - поплавок. Не в деревяшках, а сразу в металле, с настоящими притирами и плитками.

Опять ходит Семенов озабоченный, погруженный в свои мысли. Как же проверить?

И в памяти всплывает то нехитрое устройство, которое когда-то помогло Семенову нащупать первую тропку к своему изобретению. Жимки! Жимки в ленинградской артели. Два зажатых чугунных притира, между которыми пробовали производить начальную обдирку плиток. Совсем простое приспособление, без всяких сложностей большого механизма.

А что, если он сделает для пробы нечто похожее? Такое же простое, но только по-своему.

Семенов впервые почувствовал, что это значит, когда завод действительно принимает участие в изобретении. По его наброску ремонтно-механический цех довольно быстро соорудил пробную установку. Это и похоже и не похоже на старые ленинградские жимки. Да, как будто те же два чугунных притира, между которыми протаскивается обойма. Но только верхний притир уже не зажимается гайками, а висит, свободно опускаясь на плитки. В том-то и вся соль! Он, как рука, на весу прижимает сверху плитки. И, как живая рука, обладает способностью чутко пружинить. Сначала он касается плиток наиболее выступающих. А затем, по мере снятия лишних частичек металла, ложится равномерно на все плитки и, равномерно нажимая на них, доводит до нужного размера и чистоты. Это и есть поплавок Семенова, плавающий на микронах.

Нет, это не мертвые, неподвижные жимки. Это живая вещь, одухотворенная мыслью изобретателя. И рабочие дали уже ей свое прозвище: «таскалка».

Сам изобретатель первым пробует ее в действии. Он берется за рукоятку и тащит обойму с плитками (с настоящими плитками!) сначала на себя, потом обратно. Опять на себя, опять обратно… Сразу два десятка плиток скользят между притирами, и с каждым движением с поверхности плиток слетают крупицы металла.

Тащить обойму не так-то легко, даже хорошо смазав стеарином и керосином. Притиры держат плитки в крепких объятиях и, словно нехотя, с сердитым чмоканьем и шуршанием, уступают силе тяги. Такое ощущение, будто все там прилипает. И только упругость верхнего притира, лежащего свободно, позволяет совершать эти движения мягко, без резких толчков. Поплавок Семенова действует.

Пробовали «таскалку» и мастера и начальник цеха. «Таскалка» собирала вокруг себя совещания инженеров. Директор пришел посмотреть диковинку и собственноручно, довольно покрякивая, протащил несколько раз туда и обратно.

Все убедились, что поплавок Семенова - не фантазия, не пустой вымысел, а вполне практическое решение. Поплавок работал.

Но точность! Какая же может быть при этом точность обработки? Ведь точность для плиток - все. Способен ли поплавок осуществить столь нежное касание, чтобы смахивать под конец лишь десятые и сотые доли микрона?

Как раз этой нежности человеческой руки «таскалке» и не хватало. Бугорочки металла меньше микрона она уже не чувствовала. А ведь только там, у границ сотых долей микрона, и появляется зеркало, только там, у этих границ, приобретает поверхность плитки чудесное свойство сцепления.

В чем же причина? Грубость пробной конструкции? Или недостаток самого поплавка? Может, и в самом деле чугунный притир даже на весу не в состоянии заменить полностью чувствительность руки?

Семенов сразу почувствовал, как стали на него поглядывать: одни с недоверием, другие вопросительно. Что же теперь скажет изобретатель?

Нет, нет! Семенов отчаянно отбивался от сомнений. В «таскалке» не мог еще проявиться весь его замысел. Обойму с плитками приходится протаскивать вручную. Рука невольно дергает, тянет неравномерно, преодолевая сопротивление. А он задумал, чтобы эту тягу давал сильный, неутомимый механизм. Механизм будет водить плитки плавно, в строгом ритме - первое условие точности.

И еще не раскрыт главный козырь: сложное движение плиток. В «таскалке» все плитки разом, общей толпой, ползут в одну сторону. А в станке должна быть такая умная, расчетливая передача, чтобы сообщать плиткам движение сложное: и вдоль, и поперек, и навстречу друг другу. Он заставит плитки танцевать русскую кадриль! Вот тогда и посмотрим, какая будет точность. Только дайте возможность сделать станок. Испытать идею как следует, полностью.

Семенов понимал, что, отстаивая свое изобретение, ему придется вести упорную, напряженную борьбу за точность, за эти десятые и сотые доли микрона, осторожно и настойчиво двигаясь к желанной цели. А пока что он стоял от нее еще далеко, за сотни микронных расстояний!

Но дайте только ему возможность сделать станок…

Изобретатель раздумывал над несовершенством своего первого создания. В дирекции спорили о постройке станка. А «таскалка» тем временем заняла свое место в цехе. Произошло это как-то незаметно, само собой. Многие с удовольствием на ней упражнялись. То один потащит за рукоятку, то другой. И постепенно навострились счищать с плиток первые, более толстые слои. Как будто явно опытное приспособление, назначенное лишь для проверки технической идеи, а стало вдруг в цехе необходимым орудием производства. Зачем долго тереть рукой, когда то же самое можно сделать на этой игрушке за несколько проходов? Сразу первые микроны долой. Да еще сразу с двадцати плиток.

Не дожидаясь никаких «высоких» утверждений, рабочие сами определили судьбу «таскалки». И в цехе на одной из начальных операций, там, где на грубой доводке медленно, почти беззвучно елозили десятки настороженных рук, - там задиристо и шумно заиграла музыка механической работы.

Это работала «таскалка».

- Слышишь, а? - спрашивал Николай Васильевич, кивая на непривычные для цеха звуки. И какая-то грусть воспоминаний легкой тенью ложилась на лицо старого мастера.

- Слышу, - улыбался Семенов. - Поет, что будет завтра.

Леонид Николаевич приглашал в цех инженеров полюбоваться на новшество в производственном процессе. Он считал это веским аргументом в пользу дальнейших опытов и постройки станка.

А тут еще приехали товарищи из Ленинграда. Увидели работу «таскалки» - и запросили к себе. Хоть два, хоть один экземпляр. И вскоре в стенах «Красного инструментальщика», на участке плиток, зашумели те же новые звуки. Приспособление вернулось на старое место своего первого рождения. Но в каком неузнаваемом, обогащенном виде! Семенов сторицей отдал свой долг ленинградцам.

…Маленькую заметку увидел он в те дни в одном из журналов: «Производство плиток Иогансона в Англии». Британская физическая лаборатория. Она славится своей ученостью и инструментами точного измерения. Но в заметке упоминалось, что доводка плиток совершается там вручную.

Значит, он не опоздал со своим изобретением. Но надо осуществить замысел, осуществить до конца. Дайте ему только возможность построить станок! А там, в дирекции, все еще спорят и спорят…