Леонид Николаевич отправился путешествовать по загранице. Поехала группа работников «Калибра» посмотреть, что там нового в области точного измерительного инструмента.

Париж, Лондон, Иена… Лучшие иностранные заводы, институты. Солидные марки, солидные имена, широко известные по технической литературе. Все напоминает приезжим: Европа!

Но путешественники уже не те, что были лет семь назад, когда и «Калибр» и советская точная индустрия существовали еще только в замыслах и когда приходилось чувствовать себя учениками. Иные времена - иной взгляд на вещи. Появилась возможность не только изучать, но и сравнивать. Сравнивать с тем, что поднялось у себя дома, в стране, почти за две пятилетки. Сравнивать с опытом собственного завода.

Производство плиток было по-прежнему закрыто для русских гостей. Но директора фирм охотно демонстрировали у себя в приемных кабинетах свою новую продукцию, осторожно обходя вопрос о способах ее изготовления и осторожно касаясь способов изготовления в России.

Существование инструмента с советской маркой «К» располагало директоров к внимательности. Этот молодой русский, скромно одетый, со скромными манерами, обладал своим знанием плиток.

Поездка была поучительной. В Англии веселый толстый директор фирмы «Ковентригейч» показал как последнее достижение плитку типа Иогансона. Леонид Николаевич взял аккуратно плиточку и профессиональным жестом поиграл на свету зеркальной поверхностью.

- Здесь, кажется, небольшие царапинки, - вежливо заметил он, указывая мизинцем.

Поиграл другой плиткой и опять отметил: царапинки.

- Это пустяки. - снисходительно улыбнулся директор. - Лучше и не делают. Наши плитки общепризнаны…

- Да, конечно… - вежливо согласился Кушников и подумал, какой бы шум подняла на «Калибре» старший контролер Ольга Николаевна из-за таких царапин.

А затем еще любопытное наблюдение.

У Цейса, в Иене, разговор завязался вокруг вопросов весьма специальных. Немецкая фирма была озабочена переходом на новый вид отделки. Директор доказывал Леониду Николаевичу, сколь заманчивые преимущества имели бы плитки, поверхность которых отделана не абсолютно зеркальной, как стекло, а штриховой - мельчайшими, микроскопическими штрихами. И в доказательство раскладывал перед гостем новые, пока что опытные экземпляры плиток. Директор, конечно, не говорил, как они пытаются это делать, но очень подчеркивал, как это трудно, чрезвычайно трудно. Леонид Николаевич, кивая головой, вежливо соглашался. В его цехе уже несколько месяцев как перешли на штриховую отделку, и это действительно было трудно.

Перебирая разложенные перед ним плитки, Леонид Николаевич так одной из них залюбовался, так долго вертел в руках, то поднося к глазам, то отодвигая на расстояние, что директор любезно предложил:

- Я могу вам подарить. Вы покажете ее вашим владельцам.

- Благодарю вас, - ответил Леонид Николаевич, укладывая плитку в бархатный футлярчик. - Я покажу ее рабочим.

…Вернувшись в Москву, Леонид Николаевич показал тотчас немецкую плитку Семенову.

- Вы ничего интересного не замечаете? - спросил он предостерегающе.

Семенов внимательно осмотрел плитку, провел пальцем по краям (ага, по краям!), затем взял лупу и очень пристально опять исследовал края. Под сильным увеличением с обеих сторон плитки явно проступили две симметричные вмятины. Вмятины… Откуда они?

- Механизм? - спросил Леонид Николаевич.

- Механизм, - подтвердил Семенов.

Ничтожные вмятинки говорили им о многом. Плитку, видимо, зажимали в какое-то приспособление. А зачем? Ручной способ этого не требует. Вывод очевидный: немцы пытаются механизировать процесс доводки.

Эти следы на металле, следы чужих поисков подействовали как брошенный вызов. А что же он, Семенов, со своим станком? Все уже готово, почти готово, а он запутался в последнем звене с передаточным механизмом. Не может решить задачу: сила - сложное движение - плавность. Плохо думаешь, Семенов! Смотри, как бы другие за тебя не постарались!

И он ожесточенно, почти с яростью терзал свою мысль, свое воображение. Все в те дни вертелось для него вокруг механики движений, передач.