Большевизм – это угроза для тех, кто наделен имущественными правами и привилегиями. Вот почему блюстителей имущественных прав повергает в трепет существование Советской России и вспышки той же «красной заразы» в разных частях континентальной Европы. Чудовищный страх вызывает то, что эпидемия большевизма может перекинуться на угнетенные массы в Америке и привести к низложению существующего строя, как только народ оценит ситуацию и перейдет к активным действиям. А ситуация непростая и грозит большой бедой, по крайней мере так ее воспринимают блюстители существующего строя. И это порождает страх, разрушительной силы страх, что любая информация или свободное ее обсуждение в обществе может привести к катастрофе. Отсюда весь этот доходящий до непристойности страх перед сложившейся ситуацией.

Блюстители имущественных прав, официальные и квазиофициальные, позволили этим зловещим предчувствиям взять верх над здравым смыслом. Перемены заставили их сойти с наезженной колеи и перейти к безрассудной политике шумихи и репрессий, чтобы скрыть и подавить начавшиеся процессы и пресечь возмущение и дискуссии. Одновременно блюстители имущественных прав лихорадочно мобилизовали все силы в надежде удержать ситуацию в руках, если все же случится худшее. Решающий вывод, к которому они пришли: перед лицом непредвиденных обстоятельств народные массы должны быть под контролем.

Единственный твердый принцип поведения для охранителей – бездействие, и с этим они, несомненно, прекрасно справляются.

Сейчас блюстители имущественных прав успешно препятствуют любым общественным дискуссиям или свободному обмену мнениями и идеями. Это не могло не вызвать раздражение и недоверие со стороны народа. Привилегированные классы, как известно, проявляли большой интерес к ведению войны, но не к заключению мира. И, несомненно, чем меньше известно об их деятельности в ходе войны, тем лучше и для общественного спокойствия, и для роста прибыли привилегированных классов. Но все же факты такой огромной общественной значимости, как их маневры во время войны и после нее, не должны замалчиваться и скрываться за счет круговой поруки. Умеренный резонанс был бы куда уместнее. Он может ни к чему не привести, но столь же неизбежен, как и то, что нечто важное вскоре выйдет на свет и, похоже, это будет нечто зловещее.

Всем добропорядочным гражданам, чтящим закон, должно быть понятно, что более дружелюбная политика примирительных обещаний и промедления была бы скорее кстати, чем шумное возвращение к управлению «железной рукой» и к Звездной палате. Толика знаний об истории, особенно о современной истории, прибавила бы охранителям немного здравого смысла. Более опытное по части беспорочной борьбы с недоброжелательно настроенным большинством благовоспитанное британское правительство справляется с подобными неприятностями куда лучше. Там уже знают, что агрессивные жесты вызывают ответную враждебность и что крайние средства лучше приберечь на крайний случай, тогда как блюстители имущественных прав явно готовятся к решительным действиям, в которых нет необходимости. Должно быть очевидно, что дело еще не зашло так далеко, чтобы для привилегированных классов не осталось другого спасения, во всяком случае, пока не зашло. И, несомненно, не зайдет, если принять правильные меры, чтобы избежать лишней тревоги и раздражения. Все, что нужно для сдерживания американского народа, – это застой и неопределенность по британскому образцу. И тогда с имущественными правами и привилегиями все будет в порядке – до поры до времени.

История учит, что успешное народное восстание против институциональной несправедливости невозможно, до тех пор пока революционное движение не найдет способ удовлетворить потребности народа. Однако нельзя и предотвратить приближающийся переворот, если не удовлетворить эти потребности. Долгая история компромиссов, тайных соглашений, мировых сделок и поражений народа Великобритании в этом плане очень поучительна. И если кратко обозреть все факты, любому беспристрастному взгляду должно быть очевидно, что в Америке нет условий, которые нужны для успешного разрушения существующего строя и лишения собственности тех привилегированных классов, которые сейчас распоряжаются достоянием американского народа. Короче говоря, в силу обстоятельств для привилегированных классов США большевизм не представляет угрозы, если только блюстители имущественных интересов не начнут принимать такие меры, что большевизм покажется наименьшим злом. И это не лишняя оговорка, если учесть, насколько «красная истерия» охватила умы охранителей.

Ни одно движение против привилегированных классов в США не может надеяться даже на временный успех, пока не будет способно взять промышленность страны в свои руки и начать управлять ею более эффективно, чем это делают нынешние магнаты; сейчас нет организации, которая на это способна, и в ближайшее время не предвидится. Наиболее близко подходит под это определение только одна организация – это АФТ, которую я упоминаю, только чтобы развеять иллюзию о возможности радикальных действий с ее стороны. АФТ сама по себе представляет наделенную имущественными правами группу людей, способную только сражаться за собственные привилегии и прибыль. В то же время наивно думать, что такая организация, как АФТ, была бы способна управлять сколько-нибудь значимым сектором промышленности, даже если бы собственные корыстные интересы не мешали ей пойти в этом направлении. Федерация была организована не ради производства, а ради того чтобы торговаться. Принципы, которые лежат в ее основе, не пригодны для управления ни промышленной системой в целом, ни ее частями. По своей сути это организация для стратегической борьбы с работодателями и конкурирующими организациям путем усиления безработицы и саботажа, а не производства товаров и услуг. И управляют ей тактики, поднаторевшие в переговорах с политиками и в запугивании наемных работников и работодателей, а вовсе не люди, разбирающиеся или заинтересованные в производстве качественной продукции и потоковом управлении. Они не являются – да им и незачем быть – техническими специалистами, а нельзя упускать из виду, что любой успешный переворот, которого опасаются встревоженные власти, будет в первую очередь техническим.

По сути, АФТ управляют нерешительные политики, и ее рядовые члены голосуют за кусок хлеба с маслом. Охранителям незачем беспокоиться по поводу АФТ, а других организаций, существенно от нее отличающихся и склонных к социальному перевороту, попросту нет, за сомнительным исключением Братства железной дороги. АФТ – деловая организация с собственными имущественными интересами; ее задача – удерживать цены высокими, а предложение – низким, что вполне в духе привилегированных классов. Ни более эффективное управление, ни повышение объемов производства в эти задачи не входят. В лучшем случае цели и деятельность АФТ сводятся к тому, чтобы выгадать немного преимуществ для собственных членов по совершенно несоразмерной цене для остального общества.

Ни АФТ, ни любая другая организация для «коллективных переговоров» не навлечет на себя опасное внимание властей или полуофициальных тайных организаций. Их страхи, скорее, связаны с теми безответственными путниками индустрии, которые создали ИРМ, и отдельными незадачливыми бунтарями, чей вклад в общее дело ничтожен. Но можно смело утверждать, что все эти осколки индустриальной системы не созданы для того, чтобы взять на себя технически сложные обязанности, которые включает в себя управление индустриальной системой. Но именно они и их подобия привлекают внимание многочисленных комиссий, комитетов, клубов, лиг, федераций, объединений и корпораций, преследующих людей под красными флагами.

Везде, где механическая промышленность играет первостепенную роль, как в Америке и в двух или трех индустриализированных регионах Европы, общество сводит концы с концами только до тех пор, пока эффективная работа промышленности день ото дня обеспечивает населению средства к существованию. При этом нетрудно внести серьезный разлад в сбалансированный процесс производства, и это немедленно приведет к большим бедам для огромного множества людей. Действительно, таково положение вещей: легкость, с которой можно навредить индустрии, и трудности, которые это принесет обществу, и составляют основной капитал партизанских организаций вроде АФТ. Такие условия делают саботаж простым и эффективным делом и придают ему глубину и размах. Но саботаж – это не революция. В противном случае АФТ, ИРМ, Чикагских упаковщиков и Американский сенат можно было бы причислить к революционерам.

Далеко идущий саботаж, связанный с полным расстройством промышленной системы и большими бедами для общества в целом или его частей, легко может быть пущен в ход в любой стране, где доминирует механическая промышленность. К нему обычно обращаются обе стороны в любом противостоянии между работодателями и сотрудниками. Фактически это обычное средство для предпринимателей, и его использование в привычных рамках не вызывает серьезного порицания. В сложившихся после возвращения к миру условиях такая дезорганизация производства и сокращение объема выпуска – неизбежное средство «бизнеса несмотря ни на что». И те же разрушительные меры служат средством принуждения в любом революционном движении. Это привычные и очевидные средства развязывания революций в любой индустриализованной и коммерциализированной стране. Но в условиях нынешней промышленности любое революционное движение, которое достигнет хотя бы временного успеха, должно с самого начала быть готово преодолеть ущерб для промышленности, кто бы его ни нанес, и перейти к той конструктивной работе, которой потребует состояние промышленности и непосредственная зависимость общества от этой промышленности. Чтобы обеспечить результат и закрепить его хотя бы на время, любое революционное движение должно заранее обеспечить продуктивную работу индустриальной системы, от которой зависит материальное благополучие людей, а также разумное распределение товаров и услуг. В противном случае в существующих индустриальных условиях не удастся достигнуть ничего, кроме периода бедствий для населения. В индустриальном государстве даже кратковременные провалы в производстве товаров станут полным провалом для революционного движения. И тут бесполезно искать исторические примеры, поскольку современная индустриальная система и обусловленные ей тесные взаимосвязи внутри общества не имеют аналогов в прошлом.

Такое положение вещей, создающее условия для революционных переворотов, характерно для индустриальных стран; и ограничения, которые такое положение налагает, сильны в той мере, в какой люди в стране зависимы от индустриальной системы. Советский Союз можно привести в качестве противоположного примера. Если сравнивать с Америкой и большей частью западной Европы, Россию нельзя назвать в полной мере индустриальной страной, несмотря на то что она полагается на механическую промышленность в большей степени, чем принято считать. Действительно, зависимость России от промышленности так велика, что она еще может сыграть решающую роль в противостоянии между Советской Россией и Союзными державами.

Несомненно, именно успехи советской власти в России нагоняют священный ужас на блюстителей имущественных прав в Америке и цивилизованных странах Европы. Нет смысла отрицать, что Советская Россия достигла определенного успеха, несмотря на предельно неблагоприятные условия. Об этом факте можно сожалеть, но он реален. Советы планомерно продвигались вперед в материальном отношении, далеко превосходя те показатели, которым позволяет проникать в прессу цензура Союзных держав. И продолжающийся успех большевизма в России – во всяком случае, в той мере, в какой он был достигнут, – это несомненный повод для беспокойства для добропорядочных граждан по всему миру; но это ни коим образом не подтверждает, что аналогичный успех может быть достигнут подобным революционным движением в Америке, даже без вмешательства извне.

Советская Россия достойно держится до сих пор, несмотря на перевес со стороны противника; и до сих пор не ясно, смогут ли Союзные державы свергнуть власть Советов, даже задействуя все свои силы и реакционные элементы в России и соседних с ней странах. Но Советы обязаны своим успехом тому, что русские не подверглись такой индустриализации, как их западные соседи. Они смогли вернуться к более ранней, более простой и менее взаимосвязанной системе производства, и каждая часть российского общества способна в крайнем случае обеспечить себе средства к существованию самостоятельно, собственным трудом, без постоянной зависимости от материалов и товаров, привозимых из заграничных портов и далеких регионов, как это бывает в индустриально развитых странах. Этот старомодный план домашнего производства не требует существования индустриальной системы так, как крупное машиностроение. Индустриальная система в России, это правда, также опирается на внутренние взаимосвязи и баланс; ей также требуются и машиностроение, и международная торговля, но в течение какого-то времени трудолюбивый народ, близкий к земле и умеющий работать руками, способен неплохо содержать себя даже в изоляции от более развитых индустриальных центров и от удаленных источников сырья. Несведущих людей – то есть умников от коммерции – такая способность русских жить и работать в условиях блокады приводит в недоверчивое изумление.

Только боевая мощь и только для целей агрессивной войны в таком обществе не может сравниться с мощью развитых индустриальных стран. Но страну с таким народом трудно завоевать извне. Советская Россия – автономная страна, и это делает ее очень защищенной, так что Союзным державам наверняка будет тяжело ее подчинить, но не должно быть ни тени опасения, что Советская Россия предпримет атаку на любую другую страну с развитой промышленностью.

Государственные деятели Союзных держав, которые ведут сейчас негласную войну против Советской России, в состоянии это понять; в особенности те американские государственные деятели, которые под давлением общественного мнения были вынуждены скрепя сердце ограничивать и скрывать свои связи с реакционными силами в Финляндии, Польше, Украине, Сибири и т. д. Они отчаянно старались разобраться в положении вещей в Советской России, но в то же время отчаянно старались выдавать как можно меньше информации – для этого и трудилась цензура. Публичные проявления тревоги официальных и полуофициальных лиц по поводу большевистской агрессии можно спокойно отнести к уловкам правительства. Оно ведет себя осмотрительно. В действительности же власти боятся проникновения из-за советской границы духа большевизма, что может нанести ущерб имущественным интересам, которые защищает это правительство.

С этой точки зрения тревогу почтенных политических деятелей нельзя назвать беспочвенной; не требуется также особых исследований, чтобы понять, что во всей цивилизованной Европе или Америке не найдется ни единого уголка, где основному населению было бы что терять из-за разрушения сложившегося строя, которое бы лишило высшие слои общества их привилегий и имущества. Но коммерциализированная Америка – не то же самое, что Советская Россия. В целом Америка – это развитая индустриальная страна, опутанная плотной сетью индустриальной системы. Состояние промышленности и, следовательно, необходимые для успеха условия радикально отличаются в двух странах, что обязательно повлияет на результат любого бунта. Так что, хорошо это или плохо, но основные направления, которым необходимо следовать, чтобы организовать продуктивное революционное движение в этой стране, уже заложены материальными условиями ее промышленности. В ответ на призывы к бунту может последовать череда мятежей, но они ни к чему не приведут, до тех пор пока движение не освоит основные направления менеджмента, которые требуются индустриальной системе, чтобы обеспечить устойчивый успех. Революционная стратегия должна включать направления технической организации и индустриального управления, которые необходимы организации, чтобы обеспечить материальный базис для цивилизованного общества. Соответственно, способы достижения целей не только должны радикально отличаться от тех, что работают в таком индустриально отсталом регионе, как Россия, но и не имеют параллелей в прошлом революционного движения. Перевороты в XVIII веке были военно-политическими, и почтенные государственные деятели до сих пор думают, будто сейчас революции могут осуществляться теми же путями и средствами. Но любой значимый и успешный переворот в XX столетии станет переворотом промышленным; и подавить или сдержать его можно будет только промышленными путями и средствами. Случай Америки, несмотря на опасения по поводу большевизма, обсуждать нужно, учитывая ее особенности, и это обсуждение непременно сведется к путям и средствам промышленности, что обусловлено непрерывным развитием технологий.

Мы уже говорили о том, что существующий порядок ведения дел, имущественных прав и коммерческого мышления должен скатиться в позорную неразбериху, поскольку он перестал быть практичной системой индустриального управления в условиях, которые сложились в результате развития технологий. Система имущественного права XVIII века не поспевает за технологиями века XX. Опыт последних лет учит, что обычное управление промышленностью, связанное с бизнес-методами, стало неэффективным и расточительным, и все с очевидностью показывает, что любой бизнес-контроль над производством и распространением все больше и больше приходит в противоречие с интересами общества, развитием технологий и распространением промышленности. Так что нет сомнений в том, что привилегированные классы в промышленности ждет поражение. Но конец еще не настал. Однако нужно признать, что по мере развития технологий, а также сложности и масштаба промышленной системы, будет расти и некомпетентность, бесполезность и нахальство контроля со стороны предпринимателей.

Сложно предполагать, как далеко может зайти это коммерческое слабоумие. Некоторые считают, что существующая система предпринимательского менеджмента должна развалиться в течение двух лет, некоторые с той же уверенностью дают ей в несколько раз больший срок, хотя последние, как правило, хуже знакомы с положением вещей. Многие знающие люди сомневаются, что система продержится долго. Но вместе с тем они готовы с опаской признать, что остается еще некоторый запас прочности и нет оснований с уверенностью ждать катастрофы в предпринимательстве в ближайшие два года. И чтобы успокоить встревоженных блюстителей имущественного права, следует добавить, что если перелом наступит при нынешнем положении вещей, он не приведет к уничтожению сложившегося порядка, до тех пор пока не будет разработан план передачи управления из ослабевших рук привилегированных классов. Если же перелом чьими-то стараниями наступит при нынешнем положении дел, результатом станет разве что временный, хотя и довольно протяженный период смятения и бедствий среди основного населения, а также спад в промышленности. Нет причин ожидать, что сложившийся порядок серьезно пострадает от столь краткосрочного раздора. По правде говоря, собственности привилегированных классов в Америке ничего не угрожает, по крайней мере сейчас. Каких-то проявлений недовольства можно ожидать и в ближайшее время – и даже неосторожных попыток мятежа со стороны неблагоразумных бунтарей. Обстоятельства, видимо, будут благоприятствовать подобным настроениям. Согласно осторожным оценкам, уже наступил период лишений и неуверенности в завтрашнем дне для основного населения, и все это можно предотвратить, только ущемив имущественные права предпринимателей страны – но это выглядит весьма маловероятным в силу той почтительности, с которой государственные служащие защищают привилегии «бизнеса несмотря ни на что». Так, например, сейчас (в сентябре 1919 года) есть надежные сведения, что топливный голод ждет Америку уже этой зимой, как следствие благоразумного бизнес-менеджмента; и что одновременно по той же причине американскую транспортную систему ждут простои и безработица – если только не вмешается провидение и не повлияет как-то на погоду. Но период голода и нарушения общественного порядка не уничтожит существующий строй; привилегированные классы сохранят за собой право пожизненного пользования промышленностью страны – по крайней мере пока.

Столь обнадеживающее положение вещей может выглядеть достаточно убедительно и без лишних аргументов. Так что перейдем к следующим доводам: объясним в общих чертах, каковы пороки режима привилегированных классов, с помощью которых более оптимистичные мятежники рассчитывают привести этот режим к бесславному финалу в ближайшем будущем, а также изложим, опять же в общих чертах, какой должна быть организация индустриальных сил, чтобы сбросить режим привилегированных классов и разумно управлять промышленностью.