Я ощущаю своё дыхание: вдох, выдох, вдох, выдох, мои веки тяжелеют, и я погружаюсь в глубокий сон. Вокруг темно и ничего не понятно. Постепенно я привыкаю к темноте и, вглядываясь, вижу себя. Я не то что бы вижу себя, я вижу девушку и уверена, что это я. Я начинаю. Включаюсь в процесс обучения сотрудников. Мне это нравится. Мы на какой-то квартире, у меня есть стип курительный. Там у меня нет времени покурить, то ли что-то ещё, в общем, я вспоминаю о нём, что он у меня есть, но я его не курю. Я наряжаюсь на праздник или приём, думаю, что надеть: или платье, или брюки белые.

– Если ты надеваешь белые брюки со стрингами, значит, хочешь, чтобы тебя трахнули, – говорит мне неизвестный женский голос.

Мне всё равно, хотя я бы не против. Потом слышу спиной разговор. «Начинай работу через шестнадцать дней, твоя зарплата вырастет на тридцать пять тысяч рублей», – говорила женщина, видимо, начальница другой девушке. Но так как и я начала эту работу, я додумываю, что и у меня увеличится зарплата. Это очень неожиданно, приятно и радостно.

Я на занятиях. Понимаю уже в конце учёбы или работы, что нет моих вещей: пуховика, пальто и сапог. Я ищу в раздевалках. Там, там, нигде не вижу среди чужой одежды. Всплывает в памяти, что я видела, как какая-то женщина несла в охапке мою одежду. Уже кончились занятия, а я так ничего и не нахожу. Даже телефон с сумкой не обнаруживаю. Пытаюсь успеть на электричку, поднимаюсь на второй этаж, и тут мимо меня с шумом проезжает состав и обрызгивает меня водой с ног до головы. Я вспоминаю, что вроде бы раздевалась в другом корпусе-домике. Узнаю у вахтёров, но они говорят, там закрыто уже. Я вспоминаю и двух женщин, которые там преподают, но не помню, как раздевалась и шла по улице в другое здание без одежды. Я захожу в помещение за своими вещами. Какая-то женщина что-то говорит, показывает на рептилию на полу. Я смотрю на неё. Варан, «улыбаясь», ползет ко мне, и я даю ему руку. Он беззубым ртом прикусывает мою ладонь в перчатке, мы играем. Обращаю своё внимание, он полосатый, яркий, и мои перчатки полосатые, яркие, только разной расцветки.

Я в лагере. У меня больше всех денег, и у меня можно попросить взаймы. Одна девочка показывает мне расчёты. Там есть суммы для меня. Я ей сдаю всё свои деньги. А она мне суммы для меня не отдаёт, я думаю почему? Внутренне возмущаюсь, чувствую себя обманутой и не говорю об этом. Она исчезает. Я знаю, что она придёт и отдаст мне.

Опять лагерь или школа. Дверь. Я её открываю снаружи. А из-под двери пальцы вылазят. Ребёнок просовывает пальцы. Жутко. Я в школе. Школа как пионерский лагерь. Я взрослая. Моюсь в душе. У меня в аквариуме плавают ядовитые змеи, живёт игуана, причем не одна. Я хочу отдать змею и одну игуану в школу. Игуана, что покрупнее, в школу.

– А змею. Как вы её возьмёте? – спрашиваю я.

– Выльем вместе с водой, – говорят мне.

Я с мужем, и чувствую недоверие к нему. Он едет на дачу, а я задаю ему вопросы, подозреваю, мне кажется, он мне изменяет. Друг детства звонит, я говорю ему что-то, а рядом со мной кипишь – мужские, женские голоса.

– Я не вовремя позвонил. Мне всё ясно, – говорит он.

И всё, мне кажется, он обиделся. Я знаю, что приеду, поселюсь рядом с ним, увижу его и поговорю. Хочу позвонить ему – не решаюсь.

Потом дедушкина квартира. Я приехала туда с маленьким мальчиком. Переоделась. Открыла свою комнату. А в большой комнате стулья стоят не так. Стоят два вместе, дивана нет, так как я его убрала в маленькую комнату. Я обратила внимание на ковёр, он как будто болтается на полу, ногой можно было поправить его. А на ковре ещё дорожка. Тут в квартире у дедушки куча народу, две женщины, всё суетятся, я немного терплю, потом говорю:

– Всё! Хочу тишины, все разговоры вне дома.

В гости пришёл мужчина в возрасте, мы вместе с дедом обедаем за столом.

– Приходи ко мне в гости, – предлагает мужчина мне. – Ты насколько приехала?

– Ненадолго, – ответила я и пообещала. – Завтра приду к вам в гости.

Я знаю, что он хочет от меня секс, а я не хочу и, прикинув время своего пребывания и отсутствие взаимного желания, понимаю, что не смогу посетить его. Надо сказать об этом – не решаюсь. Почему-то боюсь отказать.

Я с парнем у дедушки. Сначала выбирала себе носки. Потом оставила его ждать, сама пошла по рынку. Увидела хурму, решила купить – купила. Два больших мешка, ну в смысле обычные полиэтиленовые мешочки, только хурмы в них по два килограмма до верха.

– Вот зачем я второй купила? Что так хурму люблю?

– Она была сорок рублей за килограмм.

– Недешёвая.

Я прохожу мимо дома мужа. Смотрю наверх на его балкон, он стоит, но хочет быть незаметным. Я это замечаю. Делаю вид, что не вижу его. Прохожу мимо дома. У меня в соседнем доме кружок-секция. Дают какое-то задание. Я болтаю ногой, знаю, что муж видит. Тут в комнату, а я сижу одна, заходит муж, как невменяемый, в руках у него свёрток. В нем – курица.

– Сейчас я тебе отомщу, – говорит он зло.

Вижу на полу нож. Муж разворачивает курицу и берёт нож. И начинает резать её.

Я иду по офисному зданию, оно закрытое стеклянное, с огромными потолками, больше похожее на ангар. Вижу мужчину – высокий, плотного телосложения, не мой муж внешне, но это мой муж, я знаю это. И я знаю, где-то здесь рядом живёт его любовница. Он разговаривает по телефону, я жду, пока он закончит.

– Я тороплюсь, – говорит он, целуя меня в щёку, и уходит.

Я ничего не сказала. Захожу в лифт с девушкой, мы поднимаемся. Она начинает плакать, я её обнимаю и даю поплакать у себя на плече. И думаю, что сама очень много пережила, смотрю, вижу себя в зеркало – у меня красные глаза от слёз. Лифт поднимается вверх.

Какой-то парфюмерный магазин, и огромная очередь. Я иду очень легко одетая, зима, но мне не холодно. Захожу в аптеку, покупаю капли в нос. Я в магазине, рядом с домом, покупаю продукты. Тут я вижу мужчину, он как-то странно себя ведёт, неестественно, как больной. Хочет привлечь моё внимание.

– А у меня умерла жена. Мне тяжело, – говорит он.

Я промолчала первый раз, он повторил.

– А дети? – спрашиваю я.

– Сын с родителями жены, – говорит он.

– Вы что были в разводе до её смерти?

– Да.

Я ухожу. А сама думаю, надо было мне спросить про аренду кабинета в этом здании. Я сплю. Темно. Слышу во сне его игру на баяне или аккордеоне. Думаю, какой ужас, я ведь сплю, а он зашёл ко мне в комнату и мне мешает. Я начинаю стонать, стараюсь громко, но не получается во сне. Он уходит злой из комнаты. Потом возвращается, но стоит в дверях, и я знаю, что он что-то задумал против меня плохое. Я жалею, что арендовала у него помещение, теперь он будет издеваться надо мной.

Я ползу. Темно. Тело у меня словно ватное, только руками подтягиваю вперёд себя, удаётся тяжело очень. Впереди светлее. Пересекаю песочную поляну, курортный город, домики для отдыхающих. У меня появляются силы. Я встаю на ноги. Передо мной большой дом или ангар на улице с десятком общественных умывальников. Я захожу туда и умываюсь. Меня зовут, поднимаю голову в сторону форточки. Там – друг детства. Он просунул голову с улицы в форточку ангара и улыбается. Я чувствую себя хорошо. Тут я поворачиваюсь, вижу рядом женщину в полупрозрачной сорочке. У неё просвечивает красивая грудь. Я вглядываюсь в лицо – оно очень привлекательное. Это его бывшая жена. Она понимает, что я приехала к нему и идёт за подмогой. Кого-то зовёт. Я это слышу. Чувствую тревогу. Знаю, что должна бороться за своё счастье быть вместе с любимым.

Я всё куда-то уезжаю с тюками. Дальше – будто под наркозом. В квартире жду сеанс терапии или магии. Как будто всё уже произошло. Я захожу в комнату. Комната похожа на мою в детстве. Открываю тетрадку, написано неровным почерком. Моя жизнь, как я страдала и что пережила. И дальше пишется, что теперь делать и как жить дальше. Но зашёл какой-то пожилой дядя и отвлёк меня. Стал рассказывать о своём жизненном опыте, а мне не интересно. Я думаю о своём.

Объявили о начале войны или конце света. Паника, все собираются. Я в какой-то группе. Но ни мамы, ни брата, ни мужа со мной нет. Нужно купить билеты на отъезд или вход. Уже и людей вокруг нет. Везде развалины. С девушкой заходим в какое-то здание и поднимаемся высоко по винтовой лестнице. Мы наверху. Девушка встала на выступ. «Дальше не пойду – мне страшно, – говорю я. – Я спущусь и подожду тебя внизу». Спускаюсь. Здесь есть мужчины. Самый красивый из них смотрит на меня. «Жаль, что такое положение сейчас», – говорит он. Мне он тоже нравится, но я молчу. Я достаю телефон и вижу непринятые вызовы от мамы. Пытаюсь ей набрать, но, оказывается, у меня нет её номера. Я набираю брата, он не доступен. Возвращаются с билетами и сумками девушка и ещё парень знакомый. Мы ждём. «Вот бы дунуть», – говорит парень. Мы берём вещи, идём в пункт отправления. Кругом разруха. Пришли на вокзал. У меня вещей немного. Одна большая сумка, вторая поменьше и пакет. Я открываю пакет, там папка, бумаги, книжки, зонт, в общем, всё вразброс. Мы ждём. Я переживаю, что не могу дозвониться маме с братом. Я знаю, что будет конец света, и выживут немногие.

– Давайте купим стип, – говорит парень. – А то вдруг это в последний раз можно будет подудеть?

– У меня мало денег осталось, – отвечаю и раздумываю. Не отказываюсь и не соглашаюсь.

Я лечу на воздушном шаре с каким-то парнем за своими вещами. За мной снизу наблюдают, и я вижу себя снизу вверх. Как будто я и внизу, и вверху. Шар поднимается всё выше и выше, высоко, уже показывают в воздухе цифры, что выше не нельзя. Я чувствую, как у меня захватывает дух и всё труднее дышать. А шар поднимает меня с парнем вверх. И я всё ищу свои вещи и полетела за ними. Я вижу приближающееся тёмное пятно сверху справа. Пятно приближается. Это оказывается стая птиц, чёрных ворон. Пятно-стая трансформируется в квадрат и летит на нас. Я слышу из неба мужской голос, низкий незнакомый и властный: «Назад, назад».

Но мы не можем остановиться. Стая ворон разлетается прямо близко передо мной. Я в ужасе. Мне жутко страшно.

Я выкакала большую колбасу, парень взял её и выкинул. Бак с испражнениями сломался, и вся моча стала вытекать наружу. Меня окружают люди, подходят вплотную ко мне, а мне сложно дышать. Я вся забинтованная в гипсе стою.

Еду в машине с двумя подругами. «Пятница. Сегодня можно и нужно купить стипам», – говорят они. Я не хочу, но вслух молчу и ничего не делаю.

«У неё слишком деликатная манера общения», – кто-то говорит о моей подруге с неприятием. А я додумываю про себя, что мне это как раз нравится такая манера общения. Люблю деликатность.

Я и брат. В новой квартире. Я разморозила большого осетра и стала резать. Брат говорит, что сразу жарить нельзя, надо, чтобы мясо постояло в холодильнике. Мама пришла домой и с порога стала орать на меня. «Не смей так разговаривать с моей женой», – говорит ей мой брат. Я удивляюсь, почему он называет меня своей женой. Как будто я сплю днём и просыпаюсь оттого, что брат спит рядом. Мы попа к попе, как с мужем. Я встаю, начинаю с мамой спорить. И так я на неё злюсь за всё. Я собираюсь. Тут до меня доходит, что мне надо быть на вокзале в шестнадцать часов, а уже пятнадцать тридцать. Я вызываю такси. Ищу паспорт с билетом. Никак не могу найти. Нервничаю. Мама гудит постоянно.

– Я прошу тебя – замолчи, ведь невыносимо так жить. Брат привык или терпит. Я не могу.

Я бью брата рукой, сильно, а он беззащитный, слабо уворачивается. Теперь вижу маму – она маленького ребёнка тыркает. Меня ужасает отношение мамы к ребёнку, и моё – к брату. Здесь квартира типа гостиницы или санатория, выглядываю в окно – там мусор на асфальте. С сумерками уезжаем. Подъезжает микровэн – там много людей. Меня окружает толпа детей, и они начинают копаться в моих вещах. Тут я вижу, что какой-то мальчик отходит от нас, а на плече у него я узнаю свой красный портфель для ноутбука. Я думаю, что сумки не могу оставить – растащат, поэтому с ним бегу за мальчиком. Догоняю. Он убегает с моей сумкой для ноутбука. Тут сумка раскрылась – и там мой макинтош. Я боюсь, как бы он не упал и не сломался.

Я вижу мужчин. У меня на груди камера, но она не снимает, а приближает. Мужчины демонстрируют свои причинные места. А я стараюсь не заметно водить экран. И тут один замечает, что я с экраном. Мужчины, направляются ко мне. «Это не снимает. Я просто смотрю ближе», – объясняю я им. Но они неумолимы. «Всё, смерть тебе пришла», – говорят они. Меня отводят в «комнату смерти». Я жутко боюсь. Мне ставят укол, и я словно в наркотическом тумане: голова кружится, тело слабеет, становится ватным.

– Ложитесь на операционный стол, – говорит врач.

И я знаю, что скоро умру. Но врач начинает отрезать мне только кончик носа. Врач поясняет: «Мы делаем ринопластику – тебя никто не узнает теперь». Рядом девушку тоже оперируют. Разрезали внизу промежности дырку и достали ребёнка. Потом она стала терять сознание. Врач заметила, что девушка не подключена к капельнице.

Познакомилась с мужчиной. Сначала он мне показался не привлекательным. А потом я пригляделась – он забавный. Мне он нравился! И как выглядел, и как говорил. Он оказался популярным актёром. Меня привлёк в нём костюм.

Проходит муж в другую комнату, кидая на меня тряпку. На ощупь – мех. Я её скидываю и ещё какие-то лоскуты. Пытаюсь их скинуть, но они оказываются придавлены моим телом. Тут заходит женщина.

– Не трогай эти тряпки, пусть всё остаётся, как есть.

Уходит. Я лежу, боюсь пошевелиться. Что-то страшное происходит, думаю, что я наделала.

– Доставай эти тряпки, – заходит и говорит она.

Я достаю лоскут в виде верёвки, небольшой. Она разрезала его на маленькие кусочки, посыпает им что-то похожее на веточку от ели и кидает остатки. Получается, что я вижу ёлку, на ней эта веточка с посыпанным лоскутом салатового цвета, и всё это на фоне обычной зелёной ёлки. Произносит слова заклинания.

– Теперь можешь спать.

– Мне было страшно…

– Я почувствовала это, поэтому и пришла.

Мне становится легче, прямо расслабляет.

Я оказываюсь в квартире. Там две женщины. Одна помоложе, другая постарше и мужеподобного типа. Помоложе показывает фотографии. Они об отдыхе на Тальков камне. Горы, водоём. Я хочу выкинуть какие-то фотографии. Она останавливает меня. «Здесь я с ребёнком, – говорит она. – А эти красивые, не надо».

Я смотрю. Да, действительно. «Я недавно думала о своей сексуальной ориентации, – говорю я. – У меня был опыт физической близости с женщиной, но это было для меня так, для интереса, я её не хотела. Да и восторга огромного не испытала от этой близости. Может, потому что не было духовной близости? Хотя девушка старалась быть другом. Она гадала и ванну приготовила. Мне всегда нравилось именно с мужчинами. Их проникновение».

Я нахожусь на кухне с этой девушкой, потом на балконе курим. Затем я ухожу и ложусь в комнату спать. Накрываюсь каким-то одеялом. Чувствую брезгливость, так как одеяло без постельного белья. Тут я вижу на балконе фигуру той здоровой мужеподобной, обнажённую, некрасивую. Но, когда я лежу, у меня возникает опять интерес и половое желание. Я встаю, нет, до этого вижу уже ту, помоложе, в экстазе она трогает свою грудь. Грудь небольшая, круглая, красивая, аккуратная. А другая доставляет ей удовольствие. Только другую не видно. Я догадываюсь через балконное стекло. Потом они выходят в коридор. Я выхожу, и эта здоровая напускается с ремнём, начинает им хлестать, махать и бить. Но она не успевает прикоснуться ко мне ремнём, я его перехватываю. Тогда она начинает крутить ножик в руках, так, что если отпустит его, он точно попадёт в кого-либо и порежет. Мы, я и помоложе, стоим в дверях ванной, в коридоре. Та, здоровая, напротив, у туалета. Двери открыты. Свет включен. Эта здоровая останавливается, видя, что у меня глаз не дрогнул, и я не боюсь её.

– Это не педагогично бить ремнём и противозаконно, – говорю я и дальше продолжаю умничать. – Сколько вам лет?

Она смотрит на меня с восхищением и восторгом и молчит.

– Я не знаю, кто мне интересен, мужчины, женщины. У меня сейчас другие цели и мне не до того. Я в поиске себя, своего творца, – говорю я очень убедительно и авторитетно.

Она продолжает молчать и слушает меня. Мне было интересно, какие у здоровой сиськи, но я не спросила, видя и догадываясь, что небольшие. Я подумала, что если что, мне нравятся большие. Но об этом я молчу и забываю.

Я плыву на яхте. Где-то вышла, стою в очереди за чем-то. В соседнюю дверь заносят диковинные подарки. Я стою и мечтаю и тоже хочу. Идёт главный редактор известного издания и большую красивую железную коробку с конфетами даёт мне. Я так рада, так неожиданно. Дальше выходим на берег. Все дамы – жёны, мамы богатых. И какие-то типы, мне они показались сомнительными.

– Пойдём, у меня здесь квартира, как раз на берегу, передохнёте, – говорит один из этих типов мне.

Я очень сомневаюсь, но все дамы рады предложению и идут. Я иду с ними. На пути ров с мусором. Обходим, взбираемся, прыгаем, в общем, преодолеваем препятствия. И я думаю, что конечно, когда темно, здесь не пройти. Значит, надо вернуться дотемна, а уже вечереет. Значит, времени только шестьдесят минут на отдых, и зачем они идут? Идём.

Я на острове. На сваях стоит домик без крыши, прямоугольный. И в ста метрах океан. Я вижу волну, которая высотой в три метра. Нет не в ста метрах, ближе, где-то в тридцати метрах. Возникает страх, что я могу утонуть в волнах. Жалко, что без доски – сёрфа, ладно, пока полюбуюсь волной. А вот дерево с красивыми розовыми цветами, похожее на сакуру. Это и есть сакура. Но откуда она здесь?

Я у мужа в квартире. Собрала вещи в рюкзак. Тороплюсь до его прихода. Встречаю его в дверях. Убегаю, спускаюсь вниз по лестнице. Берусь за перила – они липкие. Вижу рядом с ним соседа. Я маячу ему, что мне нужно с ним поговорить. Уже внизу встречаюсь с ним, и он мне отламывает кусок стипа. Мне почему-то стыдно просить. От подъезда до дороги я перебираюсь вплавь на резиновом валике. Ещё много других резиновых игрушек плавает. Наверное, для других людей и жильцов. Переплавилась, встала на землю. Я отмечаю, что спускаюсь вниз, что липкие перила, вход и выход с препятствием.

Я приехала с учёбы или от мамы в Москву. Я мужа видела, но не чувствовала, не ощущала. Было утро, он куда-то ушёл. Несмотря на то, что это была суббота, я пошла на работу. И посещает обида, мысль, ну как так? Я приехала, мы долго не виделись, и он меня не обнял и не хочет, как женщину. Работа, куда я пришла, на самом деле не моя. Как будто большой ангар, двухэтажный в полумраке. Всё железное. Я села у входа в помещение.

– Сегодня вообще рабочий день? У меня уверенность, что перенесли первое мая на субботу предыдущую, – спрашиваю я у мальчика.

– Нет, нерабочая, – отвечает мальчик.

Они не работают. Я пошла домой. Иду по улице, где жила в детстве, ведущей к дому. Мелкая собачка, вся грязная и плешивая стала лаять у моей ноги. Мне пришлось остановиться. Я попыталась её отпугнуть, топнула ногой, а она вцепилась в меня или в мою сумку. Я не чувствовала боль. Я нашла в сумке какую-то кость-челюсть и бросила ее собаке. Только тогда она меня отпустила. Я пошла домой. И вот я в подъезде. Квартира мамина, я ищу там мужа, его нет дома. Я думаю, где же он? Выходной, а его нет. В одной из комнат включен телевизор. Там показывают фильм ужасов. Обнажённая женщина лежит на спине, лицом к экрану, голова свисает с кушетки. И её тянут, разрывают в разные стороны нити, как-то перекривилось лицо. Я ухожу в другую комнату и ложусь спать. Я сплю голая и жду, что придёт муж. Он не приходит. Я просыпаюсь. Встаю с кровати, и тут меня окружает рой больших комаров. И я вижу в постели, на кровати рядом с собой челюсти, которые я дала собаке. Поэтому и слетелись комары.

Я на даче у мужа, хочу забрать кроссовки, а их нет. Есть какие-то тапочки, я думаю, что они мои, но мне нужны кроссовки.

Муж, женщины, квартира. Муж, типа, в соседней квартире живёт у друга детства. И я боюсь, что он меня узнает. Завариваю чай. Женщина-психолог говорит, что мало, надо больше заварки. Насыпала больше. А я боюсь сказать, что я тоже психолог. Потому что она, мне кажется, профессионалом. А третья женщина – хозяйка квартиры.

Я сняла квартиру с одной соседкой. Квартира однокомнатная. Я с парнем, но комната стала наполняться людьми, и уже стояло в комнате шесть или восемь кроватей, как в детдоме или больнице или лагере.

– Немедленно все собирайтесь и уезжайте, – стала я возмущаться.

Вступила в конфронтацию с одной девочкой, которая ещё и материлась.

– При мне не ругаться, – сказала я.

Она вела себя очень воинственно.

– Я могу и ударить, – говорила она.

Но когда она махала руками для удара, удары до меня не доходили. Потом я куда-то ушла. Пришла, уже нет никого. На кухне грязная посуда. Когда я уходила, видела на улице возле метро сказочные, диковинные статуи животных. Я сказала, что ещё не видела такого. Я начинаю прибираться на кухне и слышу голос приятеля в подъезде. Он заходит. Я целую экран, он жидкокристаллический. И меня забавляет, как экран реагирует на мой поцелуй.

Я покупаю билеты и надо уезжать. Потом ищу чистый листок бумаги для рисунка. Но много бумаги фиолетовой копировальной, но чистой бумаги нет. Наконец-то нахожу у кого-то. Надо уезжать, и я должна покрасить голову девушки, но вижу, что её уже покрасили в светло-рыжий цвет. Мне не нравится, я молчу. Нарисовать хочу женщину, у неё большое круглое лицо. Хотела срисовать, вижу очень старое лицо. Можно в фотошопе убрать морщины. Потом рисую уже без морщин. Лицо моложе и привлекательнее.

Я уезжаю. Только недалеко и ненадолго, по делам. Еду с двумя коллегами в Молдавию. Они видели передачу. Там девушка что-то рекламировала, довольно стройная, в ярком костюме. Один из парней, говорит:

– Я бы её трахнул.

В общем, приехали мы в Молдавию, выходим из турникета. Я застряла. Один парень дал мне свой билет на проход. Вышла. Видим эту девушку с рекламы. Они уже договорились и заканчивают. Она так смело спрашивает парня:

– За сколько ты снимаешь девушку?

– За три тысячи, – он говорит.

– Когда я приеду, сэкономишь, – легко сказала девушка с рекламы.

– Да, неужели?! – удивляется он неожиданности. Хотя сам ведь и хотел её трахнуть, и она ему нравилась.

– Ну тогда давай мобилку!

– Ладно, ладно, договорились, – суетливо промямлил парень, боясь упустить такую шикарную возможность. Перепихнуться с красивой девушкой не всегда удаётся.

Меня удивило, как легко и непринуждённо, смело и уверенно девушка предложила парню себя, как он притворился правильным, а потом согласился. В общем, эта девушка должна была приехать в Москву на день по делам и провести время с этим парнем. Мы уезжаем, я опять застреваю в турникете. Я просто пытаюсь пройти на халяву, а турникет захлопывается и контролёр орёт. В конце концов я купила билет и прошла. Присоединилась к группе уезжающих уже в поезде. Мои парни коллеги в начале, я в конце. Они кроют меня позором, что я с турникетом не могу разобраться. Меня это задевает, обижает.

– Это у меня мама всегда тормозит у турникетов, – пытаюсь свалить на неё вину.

Но это всё равно не облегчает позор.

– Я покупала билет, вот и задержалась, – оправдываюсь я.

Я работаю в игровых автоматах. Мой заработок и количество фишек зависит от фишек клиента. Когда я знаю, что должно быть наоборот. Я кидаю фишки на полотно перед собой. Оно, как пюпитр, небольшого формата А4 с квадратными окнами как лото. Клиент стоит сбоку. Это женщина. Я кидаю фишки, и она угадывает. Я запоминаю цифры и порядок цифр, я их вижу. Она много угадывала. Это невозможно, думаю я.

– Встаньте, пожалуйста, прямо передо мной, – попросила я её.

Она встала, но всё равно угадывала и выигрывала. Я подумала, что она вычислила мой почерк и манеру кидать фишки. Я думала, что это как-то странно. Я ведь работаю на клуб, а не на клиента. Почему мой заработок зависит от выигрыша клиента?

Я и двое моих приятелей придумали такой бизнес. Скорая зубная помощь. Трейлеры, оснащенные стоматологическим оборудованием, а в них зубной врач лечит и удаляет зубы у людей не так дорого, как в больнице.

Я иду по улице, гуляю с подругой. Людей нет. С неба падает звёздный дождь. Я уворачиваюсь от него. Одна искра даже попала мне в ногу и отскочила. Тут мне звонят или я звоню и узнаю, что сын подруги попал в аварию. Его везут на самолёте в реанимацию.

– Вы не нервничайте, его жизни ничего не угрожает, – говорят мне в телефоне.

Я рассказываю об этом подруге. Кажется, я чувствовала вину за то, что я позвала её гулять и она не была с сыном. Вдруг оказывается в аварию попал мой брат. Только сказала, что он обязательный, не подводит, но может случиться всё.

Я в частном доме. Проснулась ночью и наша серая кошка цепляется и ласкается ко мне.

– Что это странно она себя ведёт. Ей это не свойственно, – говорю я маме. Из другой комнаты выходит дед и что-то говорит.

– Теперь всё, иди спать, – говорит мама, указывая рукой на комнату.

– Нет, мне надо в туалет на улицу, – говорю я и выхожу на улицу.

Там полумрак. Передо мной круглый газон с маками. На маках сидят красивые бабочки. Когда я приближаюсь, бабочки взлетают и превращаются в шмелей. Один из них жужжит, путается в моих волосах. Я его стряхиваю. Рой шмелей жужжит надо мной.

Идём в полумраке по улице. Вроде с мамой и ещё с кем-то, кажется, женщиной. Обгоняем троих мужчин в костюмах. Один из них выше всех, чёрненький. И я вижу, что он очень красивый. Мне понравился. Мы заходим в какой-то поезд. Мужчины теперь обгоняют нас. Я забираюсь на верхнюю полку в купе, чтобы привлечь внимание мужчины.

– Откуда ты родом? – он меня увидел и спросил.

– Я родилась в Симферополе, – ответила я.

С верхней полки я пою песню: «Так значит нам нужна одна победа…» Мама в окружении молодых мужчин в полосатых костюмах – они стильные и деловые. Потом вижу аквариум с белой черепахой и диковинным морским зверем – голова кошки, а тело тюленя и плавает.

Я у себя дома, моя квартира, я с собачкой, мопсом. Ко мне пришли два парня. Мы говорим о проекте. Я продаю проект, презентую его. Что-то связано с собакой. Я уверена этот проект – новое для людей. Один из молодых парней соглашается. Я нахожу его привлекательным. У меня просыпается сексуальное желание. Когда они выходили, я спросила:

– Когда ты придёшь?

– В пятницу, – ответил парень.

А пятница – это завтра. Мы целуемся на прощание, мне нравится с ним целоваться. Мне он нравится.

– Я соскучился, – говорит он.

Я, еврей и ещё один незнакомый мужчина в квартире. Я захожу, как будто душевая, только большая. Течёт, бьёт вода. Темно совершенно и на полу вода по щиколотку. Из воды вылезла кошка и пошла на свет, в сторону еврея. Он зашёл в душевую, я спряталась в ванную, думала, что я обнажённая. А я была в трусиках и футболке. Он что-то сказал. Потом я уже в туалете. Сажусь на унитаз, а прямо рядом сидит на горшке толстая девушка. Из-за неё тесно в туалете, но я на неё не ругаюсь и не прогоняю. Сидим вместе, я на одном, она на другом горшке. Дверь открыта. И я разговариваю с тем другим незнакомым мужчиной, что был с евреем. Он толстый мужчина. Когда я встаю с унитаза, подтираюсь, то дверь прикрываю, чтобы скрыться от мужских взглядов. А девочка сидит.

– Мне не нравится, что ты во время этого открываешь дверь и общаешься с мужчиной, – говорит она мне.

Мужчина отворачивается сам. Я замечаю коричневые туфли и гетры наружу. Очень модно.

Я давно не виделась с бывшим любовником. Он где-то был, кажется, в армии. Увиделись один раз. И опять предстоит встреча, меня задерживают, мне приходится ждать.

– Почему так долго? – уже начинаю я возмущаться.

Вот я иду, бегу на встречу, хотя уже поздно. Иду по широкой улице, а машин и людей никого, хотя ещё не ночь, просто вечер. Так, редкие прохожие и машины, хотя город большой. Смотрю, а он не звонил. Я стремлюсь к нему на встречу. У меня помимо мобильного телефона, есть аппарат побольше, но всё равно компактный, учитывая, что это – телефон, факс, принтер. Он стоит сто пятьдесят тысяч. Я вижу на мобильном неотвеченный вызов любовника. Я ему перезваниваю с аппарата. Сначала телефон его занят, а потом слышу только «Алло» и всё. Что у меня аппарат не исправен? Ещё по пути встречается какой-то мужчина и говорит:

– Осторожнее, вот так ходите с таким дорогим аппаратом.

Я думаю, что у моего любовника есть уже другая, и он меня разлюбил. Что он в армии нашёл.

Очень богатая и просторная квартира. Там живёт молодой человек, он одет с иголочки, молод, ему лет тридцать, красив и богат. Его окружают юноши и девушки. Садимся все за стол есть. Я молчала и тут сказала фразу. Она была с философским юмором. Красавец засмеялся, и я тоже смеялась. Между нами прошла волна симпатии друг к другу. Он мне нравился. И я ему тоже понравилась. Там был мальчик. Он умирает. Какие-то были слова у него, которые меня поразили. Я думала записать. Этот мальчик умер во мне, и это я его убила. Испугалась, а вдруг я не смогу творить без него. Этот мальчик затягивал меня всегда в плохие истории. У меня осталась и девочка.

Я пришла в гости к мужу. Там маленькая девочка, я с ней подружилась. Мы лежим, а он обедает.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я у неё.

– Просто прихожу каждый день с двух часов, – отвечает девочка.

– Контролируешь?

Девочка засмеялась, ничего не ответила. Потом я с ней говорила о магазинах и тряпье. Мне и ей нравится дорогая одежда и подарки. Вышел муж. Он стоял на расстоянии от меня в своём бордовом халате. И там выглядывал корсет.

– Что спина болит? – спрашиваю я.

– Да, – отвечает он.

– У него болит позвоночник, – ответила вместе с ним девочка.

– Ну что это такое? У многих моих знакомых сейчас проблемы со спиной.

Я чувствую, что муж наблюдает за мной, и я ощущаю себя желанной. Я в какой-то квартире. Просыпается негритяночка и мулатка. Я ревную.

– Не общается ли она с мужем? – спрашиваю я.

– Нет, – говорит негритянка. – Она проснулась после долгого сна.

У неё просвечивает грудь и кажется большой. Я хочу потрогать. Беру её грудь в руку, и она оказывается как моя на ощупь. Мне нравится, значит, и у меня такая же красивая и так же стоит. Хотя у неё немного висит.

– Я всё копирую, – говорит девушка-мулатка.

Я знаю, что я тоже копирую и чувствую единство. Я не одна такая, хотя, кажется, это не нравится мне. Мне кажется, я обманываю себя. А откуда я могу знать? Практики у меня не было.

Потом с парнем идём по улице. Пасмурно, осень.

– Мозгами я понимаю про мужа, но что так тянет? – говорю я.

– Ты ещё в Пути к главному сражению. Будет ещё второй короткий брак, а третий уже надолго.

Так идём мы по улице и разговариваем. Доходим, а впереди грязь и лужи – и мы поворачиваем обратно. Начинаем спускаться в метро, и сверху обрызгивает нас машина.

Хочу сдать в магазин мясо. Я его делаю сама, как будто это хлеб, пропитанный бужениной, и сдаю это в магазин на продажу. Потом договариваюсь с парнем о стипаме. Он заходит ко мне, я ему кусочек отламываю. Он это делает так, чтобы мама не узнала.

Должен начаться фильм в кинозале. Я жду сеанс. И ещё я зарядила деньги на стипам.

– Я буду занята. Освобожусь только поздно вечером, – говорила с продавцом.

А у меня мои дела отменились и мне надо ждать фильм.

Я иду красивая по центральной улице, покупаю мороженое. Думаю, что продавец принесёт до фильма стип и я дуну. Но его нет. В нашей компании есть девочка. Она уходит, и мне становится ясно, что она пошла за стипом. Я злюсь на себя. Зачем на неё заказывала? Она себе возьмёт – мне не достанется. Вот я собираюсь дунуть. Смотрю в кинозал, там уже темно и люди сидят на задних рядах, но я не могу повернуть голову и их разглядеть. Собираюсь дуть. Со мной парень – муж этой девочки.

– Не очень-то хочу я и боюсь… Потому что дула с мужем и привыкла к нему. И если сейчас дуну, буду думать о нём.

– А ты включай стопор – щелчок и меняй мысли, – советует муж девочки.

Я не верю, что это получится, и дуть боюсь, не решаюсь.

У меня маленький частный домик среди большого количества других домов. Я иду по дороге, в руках маленькая собачка, вижу, что стоит две машины, одна большая загородила маленькую. И два больших мужика из большой машины заставляют двух парней из маленькой раздеться до трусов – грабят их. Они меня увидели, и я испугалась, что они и со мной что-то сделают, но они меня не тронули. Тогда я прошла дальше, набрала номер службы спасения и сообщила о нападении. Я сама боялась, что эти мужчины меня обнаружат.

Я в лифте поднимаюсь высоко. Теперь со мной постоянно ходят два мужчины. Что-то или куда-то моя мужская часть не пускает, не принимает. Может, страдания? Я это тоже не принимаю. Это то, что имеет своё пространство. Может, это мои страхи?

Звонит мой телефон.

– Прославского можно к телефону? – спрашивает девушка.

Я очень удивлена, с чего это мне звонят? Прославский – мой одноклассник, но мы после школы даже не разговаривали ни разу.

– Я увижу его в сети, могу что-то передать, – отвечаю я.

Она положила трубку. Странно. Дом – многоэтажка. Я с двумя парнями. Они поднимают голову, видят моего мужа. Он как раз смотрит с балкона. Я смотрю комнату в общежитии. Она большая и в неудобном месте, рядом с кухней, курилкой и выходом на улицу. Там ужасно грязно.

Здание после ремонта. Я поднимаюсь по лестнице вверх. Нужно убивать тараканов, их я не вижу. Много каких-то насекомых с крыльями. А, это бесцветные тараканы, догадываюсь. Был же ремонт, вот они и покрасились в побелке.

Я как бы в заложниках. Какие-то развалины. Женщина и парень открывают двери. Причём женщина трансформирует свою кисть в металлическую пластинку и разрезает железные замки на дверях и трубы. Они заходят в эти двери. Я бросаюсь в бегство. Тут я вспоминаю о чём-то и возвращаюсь. Уже слышу их голоса, они поняли, что я скрылась, сбежала и возвращаются. Я опять убегаю. Они гонятся за мной и догоняют. Возвращают обратно. Идёт война. Всех отправляют на фронт. Разделили на отряды по десять человек. Я чувствую страх. Говорю:

– А морфий или опиум дадут? А то ведь как идти? Жутко страшно. Шальная пуля и всё, или вообще неизвестно что.

– Нет, не дают, – отвечают мне.

Женщины делятся на десять человек и готовятся к прыжку с парашютом. Я захожу в магазин, а там распродажа платьев и одежды из Америки. Всё красивое. Но у меня деньги на что-то другое и я не могу себе купить. В магазин зашла училка, а я отпросилась по делам. Я подумала, что она меня заметит.

Из вод моря-океана выходит женщина и хочет меня туда забрать в пучину. Девушка какая-то с братом трахается. Ещё наблюдаю в воде, как плавает красивая разноцветная рыбка. То ли за ней кто-то гонится, то ли это я хочу оглушить её. Это получается, и я со дна реки достаю её. Она уже комочек и не красивая.

В лесу или на поляне, в земле есть что-то, типа воронки, заполненной водой. Я и ещё люди стоим вокруг, посередине – эта воронка. Люди по очереди засасываются туда. Я боюсь туда попасть. Я плюю на воду в этой воронке, мне надо что-то определить. Тут в мгновение засасывает и меня, и я оказываюсь под землёй. Там старый мужик. Я его боюсь. Я лицом и телом стара. Я ему говорю:

– Это не я. Это тело Мойры.

Он всё равно заваливается на меня. Я знаю, он меня хочет. Половой акт прошёл, он позади, я просто знаю это. И я чувствую, что мне дарована жизнь, и знаю, что меня спасло старое тело Мойры.

У меня золотая цепь и браслет. Мне надо не потерять их. Темно. Страшно. Я отдаю в горсти золото девочке на сохранение. Пошла, потом подумала, что не смогу забрать золото, будет некогда, или вдруг она потеряется или обманет. И я вернулась. Взяла, надела на себя. Я ищу квартиру. Смотрю одну, комнаты большие, хозяин улыбается. Со мной мой мопс. Я хочу снять комнату. В других комнатах живут. Из одной комнаты выходит парень и говорит:

– Здесь в каждой комнате живёт по семь человек.

Я ухожу, отказавшись от этого варианта. Обнаруживаю, что у меня нет сумки. Она уже на остановке, в луже, и какая-то тётя пытается вытащить оттуда моё. Достаёт колготки в упаковке. Я подошла к ней.

– Положи на место. Это моё, – сказала я строго.

Я с подругой у себя в квартире, пришли с хозяйственного. Я переливаю мыло. Тут приходит мой муж. Я знакомлю их. Появляется ещё ребёнок. Я представляю:

– Яна, Нелли – ребёнок, подруга.

– Нино, Нелли, Нино, Нелли, – повторяет муж, пытаясь запомнить на свой лад.

Он ведёт себя странно. В глаза не смотрит, с опущенной головой, суетливый. Я начинаю догадываться, что он был с девушкой. Однако меня это не злит, и я не ревную.

Я устраиваюсь работать в ювелирный магазин. Говорю с директором по телефону:

– Официанткой подрабатывала в шестнадцать лет один месяц. Вообще работала менеджером.

– Можно встретиться через два года, – одобряет и говорит директор.

Я думаю, почему так долго?

Вышел фильм. Идёт премьера. Поставил его старик Нургалиев. И я рядом с ним сижу и имею к этому фильму отношение. Как будто я написала сценарий. Фильм про известное издательство. Он меня обнимал, а я стеснялась этих объятий.

Я выпиваю. Выясняю отношения с кудрявым парнем – брюнетом.

– Мне надо ехать, – говорит он.

– Что ты меня дуришь, – наезжаю на него.

– Я и не думал.

– Ну и езжай, куда хочешь.

Я встречаю парня, он крупный, и ему тоже тридцать лет. Он стал мне напоминать, как я себя вела пьяной.

– Помнишь, ты песни пела? Говорила всякую чушь.

– Нет, не помню, – отвечаю я.

– Помнишь, у тебя вены вздулись?

– Нет, не помню.

– Тебе нельзя пить.

– Да я знаю, я и не пью совсем уже два года. Знаю, что нельзя, – говорю я, опустив голову.

Парень убивал людей.

Я на улице – сумерки. Ко мне подходит несколько мужчин, знакомятся. Они мне не нравятся, я им отказываю. Тут появляется успешный, стильный, уверенный мужчина. На нём кораллового цвета кожаная обувь и куртка. Меня поражает цвет обуви. Я знаю, что они очень дорогие и мне не хватит денег.

– Хочу такие же, – говорю я.

– Пошли со мной, – отвечает он. – И у тебя будут такие же.

Я иду за ним и думаю, как же я забыла про работу. Я так была довольна, что получила её. Хотя сама работа – не моя мечта, просто было сложно с деньгами. Я иду с ним, и мы заходим в квартиру. Квартира моя и на моей ответственности бабушка. Я замечаю, что у него обувь на шпильках уже. Я не показываю вида, что меня удивило это, но я подумала, значит, он ниже ростом и он женственен. Меня это разочаровало. Я чувствовала себя подавлено, обманутой, как провинившийся ребёнок, корила себя, что соблазнилась на него, на его успешность и красивую обувь. Мы ложимся вальтом и он начинает целовать пальчики моих ног.

– Почему ты не помыла ноги, они пахнут? – спрашивает он.

– Я ещё не успела, – отвечаю я.

В этот момент он смотрит на меня любящим взглядом и мне очень приятно. Под пепельницу мы использовали вазу для цветов, которая как кашпо к стене крепится. И потом он забрал несколько таких ваз с собой. Я думала, зачем он у меня забрал вазы? Он ушёл, но я как-то догадалась, что он уходит на войну или в армию, потому что он сидел, а его волосы на спине стригли ножницами. Я заметила его волосатость – мне понравилось.

Сначала я с парнем и ребёнком иду по горам с двумя лошадьми. Потом я с подругой развлекаюсь с мужчинами. Потом мы умываемся, я брызгаю водой себе на лицо. Она стекает на рубашку и грудь. На улице тепло и меня не беспокоит мокрая одежда. Я иду с чувством уверенности, достоинства и спокойствия. И это я ощущала. И мне было хорошо.

В округе поселился дракон и всех жрал. Я, мама и брат убегаем, потом я не вижу ни мамы, ни брата. Я и ещё девочки, как будто студентки, ищем укромное место. Прошли красивое диковинное здание с большими окнами, но туда не пошли, так как окна большие и я знаю, что для дракона не будет это преградой. На улице перед этим зданием стояли лавочки и на них сидели люди. Находим маленькую комнатку в полуподвальном помещении, как бы комната под землёй. Мы прошли в комнату. Стояло лето, и воздух был заряжен теплом и страхом. Я подумала, вдруг маму с братом сожрёт дракон. Меня напугала эта мысль. Мы с девочками зашли в комнату и расположились там.

– Мы не повторили немецкий, – сказали девочки.

Я стала говорить на немецком языке. Тут в дверь заглядывает морда дракона коричнево-зелёного цвета. Двери были из шторок. Я лежу, не кричу, и он пытается дотянуться до меня. А надо мной в верхнем иллюминаторе – окне появляется лицо мужчины после оспы. Он спрашивает:

– Дракон у вас?

Я не могу слова сказать, киваю головой. Драконовская морда пытается добраться до меня. Я в страхе. Этот дракон – моя злость, от которой я прячусь. И эта злость может сожрать и меня, и других людей.

Я приезжаю на какой-то слёт по презентации продукции, типа пищевые добавки. Много людей. Все улыбаются. Ночь скоро и мне надо успеть, чтобы попасть на метро до часу, но я не успеваю. Два или три мужчины проявляют ко мне сексуальный интерес. Но они мне не нравятся. Я с ними ругаюсь, потому что отказываю одному, с другим трахаюсь, но мне не нравится его худой член, и я прерываю акт. Он злится. Я не знаю, как успеть до метро. У нескольких уезжающих спросила, может, подвезут. Они отказали. Потом поздно в Москву ехать, метро закрыли, а я живу в другом конце. У меня есть деньги, но мне жалко тратить их на такси до дома. И я остаюсь на мероприятии. Тут одна из ведущих предлагает мне пищевую добавку, повышающую силу, энергию, настроение. Она есть у меня в наборах. Я нахожу в файле, похожа на стип и размером с детский пластилин. Её откусывают и проглатывают. Я так и сделала. Вернулась домой утром в шесть утра. Мама стала орать:

– Где ты шлялась двое суток?

– Я же пришла рано утром и никого не будила, – ответила я. Меня возмущают претензии мамы. Так обидно и я взрослая уже.

Курила стип с братом. Пришла мама, запаха уже не было. Мы смотрели фильм.

Везде сумерки, темно. По краям дороги – ямы. Я осторожно иду, чтобы не оступиться и не упасть.

Я с мужем. Мы занимаемся любовью. Я ему говорю:

– Я люблю тебя и чувствую свою любовь к тебе. Как жаль, что мы расстались. Что помнить плохое или хорошее. Плохое забывается как-то. Ну почему расстались мы? И ты, наверняка, помнишь хорошее. Кажется, люди не понимали нашей любви. Это тётя твоя. Сама не была замужем, без детей, вот и гадит, отравляет жизнь тебе. Почему так получилось?

Два мужчины. Один, очень толстый. Директор ресторана. Тут он узнаёт, что ресторан заработал один миллион и отмечает это особыми жестами. Они рассказывают о своём доходе. Просят меня рассказать.

– У меня значительно меньше, – говорю я и начинаю рассказывать.

Так я иду и рассказываю, уверенная, что мои слушатели идут рядом. И тут я замечаю, что их нет рядом. Я вернулась и вижу толстого нет. Я увидела его чуть вдали. Мне было обидно, что я им рассказывала, а они удалились, им не интересно.

Я подыгрываю. Взяла с полки у мальчика блокнот с книжечкой и хочу положить обратно. Этот мальчик был в мешковине на лице.

– У тебя на лице что-то некрасивое, – говорю я ему.

Полка высоко, я подпрыгиваю, чтобы достать, но не получается.

Я захожу к приятелю домой. Он живёт со мной в одном подъезде этажом выше. Он с братом. Я захожу к ним. Его мать не рада меня видеть, ходит недовольная. Самого приятеля не вижу. Знаю, что он есть, но не выходит. Я в подъезде с девчонкой. Я её не знаю. Она в красной кофте с капюшоном и с очень короткой стрижкой. Похожа на уголовщину, но привлекательная и молодая. Собираюсь пойти по работе на собеседование или встречу. Я в костюме и в пальто. Костюм мой, а пальто не знаю, новое. Я захожу снова к тому приятелю. Вижу его, он только что освободился, поэтому мы давно не виделись, но я не вижу его лица. Он его прячет, потому что обижен. Мне нужно что-то взять на кухне, пришлось снять обувь. Чтобы надеть обувь обратно, я ложусь на пол, зная, что приятель увидит, и может это его соблазнит. Беру обувь, встаю, обуваюсь, уже присев на корточки. Тут подходит он, садится тоже на корточки передо мной, и я могу разглядеть его лицо. Оно такое же, как было и тело такое же. Не поправился, только морщинки у глаз. Я говорю:

– Ты не постарел, только морщинки.

Я выхожу, он выходит за мной. Он уже не обижается, что-то говорит. Я знаю, что он уже мой. А у него нет зубов. Я говорю:

– Зубы надо вставить.

Но он мне уже не интересен, и я иду со своей подругой.

Я иду в спортзал. Он находится в огромном шарообразном здании, где много света и воздуха. Я в здании и начинаю подъём в спортзал. Этот подъём – уже диагностика того, действительно ли я хочу заниматься спортом. Сначала я поднимаюсь как по горке, склон без ступеней, вверх. Уже подойдя к вершине, я устаю, а мне необходимо подняться еще на одну ступеньку, но она очень высокая. Я подпрыгиваю и вижу стройных мужчин и женщин. Красивые спокойные и уверенные в себе. Подняться на эту ступеньку сложно. Я пытаюсь один, два раза – не получается. Я придумываю как-то подпрыгнуть и, изогнувшись, неестественно забираюсь на эту ступень. Пока я пыталась запрыгнуть, у меня была мысль, а, может, да ну их, бросить всё, и не нужен мне этот спорт. Внутренняя борьба шла у меня. Я подумала, так ведь это и есть проверка, насколько я сильно хочу быть среди этих людей, потому что они мне нравились. Они были другие, не похожие на всех остальных, как будто они излучали свет своим спокойствием и внутренней уверенностью. Что-то величественное, неземное было в их манере, и меня тянуло к ним сильно.

Я хочу подарить кому-то открытки. Три штуки. На эти открытки нужно сделать украшения ещё, типа звёздочки, бабочки. Я подхожу к киоску, спрашиваю украшения.

– Да, есть, – отвечает продавец и показывает.

– Они какие-то большие, – отвечаю я. Мне не нравятся. Я иду дальше, киосков много по пути. Чуть ли не на каждом углу. Захожу в следующий. Через окошко спрашиваю. Там есть украшения, те что надо.

– Наклейте на открытки, пожалуйста, – прошу я продавца.

Я в квартире. Подарила открытку с днём рождения малышки. Её смотрят. Она открывается и показывает фильм. Мне нравится. Я волнуюсь, чтобы она понравилась и кому я подарила.

Я учусь и скоро экзамены, а я не готова, даже не знаю какие предметы. Я чувствую себя плохо, мучает совесть, вина, что я не подготовилась, запустила всё и теперь я могу не сдать, но успокаиваю себя, что ладно, тройку-то поставят, что-нибудь наговорю. Мне нужны книги для подготовки. Я хочу прилипнуть к девочке, она хорошо учится и подготовилась. Она говорит мне, какие учебники нужны. А не подготовилась я так как была с мужчиной. Он алкаш.

– Меня бесит твой алкоголизм, – говорю я ему.

Он как будто прислушивается.

У кого-то в квартире. У девушки. Она готовит очень вкусно. Пока она выходила, я нашла в морозилке пистолет. Взяла себе. Потом хотела положить обратно, но мне не удавалось. Девушка была постоянно на кухне. Я в другой комнате. У меня устройство, которое всё чинит, там гвоздь вбило, там, там. Молодой человек со мной в комнате говорит:

– Скажи, чтобы гвоздь в окно вбило, а то лезут всякие. Вон, лезет.

Мне нужно повернуть голову вправо, а я не могу. Я с силой поворачиваю, и вижу, действительно кто-то лезет. Дверь чуть приоткрыта. Мне становится страшно. Я пытаюсь открыть глаза, всматриваюсь. Как будто что-то пролазит. Я смогла открыть глаза и вижу, это веником от пыли уборщица стирает пыль с двери. Она молодая с кудрявой копной на голове. Я смогла крикнуть: «Мама!» До этого только стонала. Кажется, я что-то не впускаю, боюсь. Жуткий страх, от ног – холод.

Я возвращаюсь с тренинга. Зашла в магазин, там что-то купила. Села в автобус. Еду и чувствую, у меня голова кружится и мне плохо. В автобусе я решаю остаться. Автобус привозит меня к деду. Уже темно. Я думаю, что это я решила у него ночевать. Выхожу с девушкой из автобуса. Мы идём вместе по двору. Она подходит к своему подъезду. Я остаюсь на улице, она возле двери. Очень темно. Я вижу, что мне только пройти через арку и я дома. Я говорю об этом. Тут в арке я замечаю мужчину. Он стоит. Прямо слева передо мной в арке. Передо мной подъезд с девушкой. А справа прячется какой-то парень. Мне страшно, они что-то задумали, эти парни. Я отбежала назад и парней вспугнула, они исчезли.

– Почему ты отбежала и бросила меня? – стала укорять меня девушка.

– Ты у подъезда в безопасности и в случае чего можешь уйти в подъезд. А я в темноте и в случае опасности мне остаётся только бежать, – говорю я.

Тут освещается её лицо, оно мне не нравится, какое-то грубое. Когда я шла с ней, думала, как хорошо иметь дом! Вот бы она пригласила меня. Но не решаюсь попросить об этом или что-то меня останавливает. Я пришла к подъезду деда. Решила не ночевать у него, не хочу, да и мой парень волноваться будет, я всегда дома ночую. Только зайду, проведаю. Обратно поеду на такси. Времени уже много, а автобусы не ходят. Тут слышу стук из подъезда, вглядываюсь – женщина. Предлагает из окна с внутренней стороны подъезда войти. А я стояла, вспоминала код домофона. Я захожу в подъезд, лифт открыт и в нем туалет, унитаз стоит, и дверь на первом этаже приоткрыта.

– Лифт не работает, – говорю я.

И поднимаюсь на пятый этаж пешком по лестнице. Звоню.

– Открыто, – отвечает дед.

Я захожу в квартиру, он сидит в комнате, в которой я жила. Там новенький диван яркого цвета – оранжевый. Сначала он меня не узнал. Потом узнал, встал и обрадовался. Подошёл ко мне, взял мою сумочку, поставил на пол и стал меня обнимать, целовать. Мне стали противны его поцелуи, я стала вырваться, дотянулась до сумки, взяла её и выскочила в подъезд. Спускаюсь по лестнице и понимаю, что у меня зуб вставной сломался. Я его сплюнула и думаю, как я буду без зуба теперь? Нащупываю язычком, нет, он только чуть отломился. Потом я убеждаюсь, что все зубы целы. Один только чуть счесался.

Какое-то большое здание, кажется, больница. Как-то так произошло, что женщина родила двойню и умерла. Но никто не знает, что она умерла. И сама она в то же время осталась жива и не знает, что уже она умерла и скоро умрёт она вся. Я с ней хожу гулять. Заходим в магазин. Там распродажа. Что-то похожее на пояс. Она смотрит один, там оторвана пряжка. Тут она видит юбочку из норки цветную. Её держит какая-то девочка. Она берёт эту юбочку у девочки и откладывает в покупки. У неё много денег. А у меня мало и я могу себе позволить немного. Думаю, что у неё много денег, и она скоро умрёт, поэтому я соглашусь, чтобы она заплатила за меня. Память о ней останется. Ведь ей больше не нужны деньги, но всё равно скромно выбираю одежду. Выбрала три вида и увидела рюкзаки, мне как раз нужен для спорта. Эта женщина, которая умерла и жива, трансформируется в мужчину. Он тоже умер и не умер. У него есть жена. И мне нравится этот мужчина. Жена его знает уже, что он умер и скоро умрёт эта живая часть, но все молчат и не говорят ему. Тут он прижимает меня к стенке и начинает страстно целовать. Я наслаждаюсь этой близостью. И вижу, как в толпе идёт его жена и смотрит на нас. И снова мужчина трансформируется обратно в женщину, и она похожа на маму. Я с ней иду, разговариваю. Она как будто чувствует, что скоро умрёт. Я знаю, что произошла медикаментозная ошибка. Ей об этом не говорю.

– В Японии живут до ста лет, а тебе ещё пятьдесят пять и ты проживёшь долго, – говорю ей.

Она соглашается. Подъезжает машина микровэн. Открывается дверь, и меня приглашают сесть. Там сидят парни и девушки. Они говорят мне:

– Рассказывай.

– Сяду и расскажу, – отвечаю я.

Этот парень грубый, он мне не нравится, и я его побаиваюсь. У него телефонный разговор о предстоящем дне рождения. Когда заканчивается, все говорят, один за другим, что не смогут прийти на день рожденья, у всех дела. У меня нет дел в воскресенье, но я не хочу идти, так как он и его общество мне не нравится. Но я молчу и не говорю об этом. Ещё думаю, что он расстроится, что никто не придёт к нему.

Какое-то помещение, большое здание. Я хочу купить стип. Подхожу к продавцу, говорю. Она мне даёт в пакете чая.

– Сейчас такая расфасовка, стоит четыре тысячи.

Мои наркотики трансформируются уже в другое. Хорошо.

Тут появляется муж, видит, что я купила. Мы случайно дотрагиваемся друг до друга руками. Я ему говорю:

– Не трогай меня – мы развелись.

А сама хочу дотронуться и чувствую, что и он хочет. Но мы расходимся, и я о нём забываю. Захожу в комнату, там девушка лежит на полу беременная и под ней вода течёт.

– Наверное, надо врача вызвать, уже воды отошли, – говорю я и собираюсь идти звать врачей.

И вижу уже ребёнок выходит, его головка. Я быстро подошла к девушке и стала поддерживать ребёнка. Он был весь в слизи. Но у меня не было никакого отвращения, хотя было немного, но сразу прошло. Она никак не могла родить.

– Повернись на бок, – предложила я ей.

Она повернулась, и ребёнок вышел, родился. Я обрезала пуповину и стала снимать плёнку. Сначала сняла со рта, и он стал дышать. Сняла плёнку со всей головы. Я увидела жизнь в глазах. Меня наполнило чувство радости. Я держала в руках жизнь, и я была рада ей.

Я в ресторане у друга. Он показывает свои записи и стихи. Я читаю, пытаюсь разобрать слова. Разобрала детский стишок. Я даже переписала его. Говорю, что мне понравилось оно и это именно для детей. Он предлагает сделать гирлянду и так встречать гостей с детьми. Получается гирлянда из бумаги с текстами из цветной бумаги, склеенной клейкой плёнкой. Я вижу, что плёнка – голубая изолента. Нахожу это примитивным и неаккуратным. Тут заходит женщина взрослая с ребёнком. У неё высокая причёска, ухоженное красивое лицо и одета она дорого. Ребёнок тоже весь чистый и холёный, розовощёкий мальчуган. Я их встречаю и предлагаю сок, чай.

– Мы зашли ни есть и пить, а по делу, к директору. Мы ничего не хотим, – говорит она.

Я раскладываю гирлянду и хочу им показать. Замечаю, что в помещении темно. Хочу включить свет – он не работает, большой свет – тоже нет электричества. У меня начинается паника, что нет света, и никто меня не слышит. Я зову, кричу, чтобы сделали свет. Тут оказывается рядом мужчина. Я понимаю, что сплю и мне надо проснуться. Пытаюсь открыть глаза и вижу над головой пролетающего ворона. И глаза снова закрываются. Я понимаю, что это было во сне, и я не проснулась. Мужчина рядом кладёт руку на мою правую грудь. Я подвожу свою руку и ощущаю его руку. Он давит на мою грудь. Он врач и помогает мне проснуться. Мне кажется, что он использует меня, чтобы полапать. Я как бы проснулась в ужасе. Он говорит мне выпрямить ноги, тело, чтобы почувствовать их. Я так и делаю. Села, напрягла мышцы. Но понимаю, что я сплю, не могу проснуться. Я плачу о том, что дедушку убили, как вдруг почувствовала что-то в пространстве. То ли меня подбросило, перевернуло, сжало, и я услышала голос:

– Не надо сожалеть о прошлом.

Потом муж. Мы расстались, но тут он приходит с моей бывшей начальницей поздравить меня с днём рождения. Я догадываюсь, что они вместе. Плачу. Хочу снять деньги с банкомата, а у меня пластиковые карты испорчены. Я зачем-то до этого вырезала пин-код с них.

Вижу трёх полураздетых мужиков и так, что у них отросток виден. Я смотрю на размеры, меня привлекают у негра. У него такой толстенький и большой, даже висячий. Я почувствовала возбуждение. Рядом со мной подруга. Мы смотрим на них в окно.

– Мне нравится негр, я бы трахнулась, – говорю я ей.

– Секс не главное за что ценится личность, – отвечает подруга.

И у меня прошло возбуждение.

Приятель и я у него дома. У него его девушка. Она ему дорога. А я вижу, что она дурит его. Думаю, хорошо, что я другая, не такая, как она и мне обидно, почему ему она нравится больше, чем я. В той лживой я себя увидела, раньше я была такая же.

Подъезд моей подруги детства. И там дырка на лестничной площадке, нет нескольких ступеней. Надо или перепрыгнуть, или перешагнуть. Я сначала думаю об опасности, но потом перестаю, подавляю эту навязчивую мысль, спокойно переступаю эту дыру.

Как будто тренинг. Я живу у женщины, которая старше меня. К ней пришла подруга. Они вышли на балкон и эта женщина плачет. Я выхожу к ним, говорю:

– Мне тоже скоро тридцать два года и я одинока, у меня нет мужа. Я бы выпила, но мне нельзя, да и не хочу. Я завязала и уже больше двух лет не пью совсем.

Меня накрывает осознание своего возраста и одиночества, и я начинаю плакать с той женщиной. Потом какая-то группа. В помещении я ходила на перекур с теми двумя женщинами. Поднимаемся по лестнице высоко «на группу». Заходим в класс. Открыта тетрадь. Ведущий спрашивает:

– Почему разный почерк и чья тетрадь?

– Моя тетрадь, – отвечаю я. – А почерк разный… Усталость или настроение… Когда что-то мотивирует – хороший почерк, когда нет – плохой.

Я где-то в походе или отдыхаю в лагере. В комнате разговариваю. Рядом со мной женщина, я знаю, кто она или догадываюсь. Она входит в моё тело, и я говорю неестественно страшным голосом. И меня как бы раздувает. Мне не нравится это. Потом передо мной Ярик, тот, что умер. Тут живой. Я подхожу к нему.

– Пожалей меня, мне страшно, – говорю я ему и плачу.

Он начинает меня обнимать, целовать. Я чувствую, что мне не нравятся поцелуи. У него много слюны и она солёная. Мне неприятно. Даже этой слюны так много, что всё лицо в слизи. Я пытаюсь выплюнуть слюну, освобождаю лицо от поцелуев.

– Тебе не нравится? – спрашивает он.

А я не могу ответить, что не нравится. Молчу.

– Давай не будем курить и пить. Смотри, как хорошо трезвыми быть, – говорю я ему.

– Мне предстоит работа или я смотрю на природу… Мне ведь надо изменённое восприятие…

– А зачем? Если говорить о стимуляторах, то мне, а я пишу стихи и консультирую, намного важнее. Но у меня получается так и так лучше. Без последствий!

Мы где-то в лесу. Очень красиво кругом. Трава, деревья, речка. И я валяюсь на траве безмятежно.

Теперь я на работе. Какие-то наглые мужики всех строят. Один ко мне пристаёт. Я устраиваюсь работать в ресторан. Один из мужиков заводит меня в отдельное помещение и трахает меня там. Я хочу скрыться оттуда. Ухожу, уезжаю в каком-то сумбуре. Были сапоги зелёные кожаные, их можно было взять, я беру. Ухожу, иду пешком, так как ключи, деньги, телефон – всё потеряла. Прихожу как бы к маме. Боюсь говорить ей, что я всё потеряла. Я хотела, чтобы мама не узнала, пыталась сделать ключ. А ключи были, которые сейчас у меня в квартире, и мне нужно сделать всего один ключ. Я пока хожу с маминым и у меня есть время переделать и сделать себе ключ. Я боюсь ей говорить, что потеряла. Много чувства вины и стыда. Ложусь спать. Просыпаюсь опять с чувством вины и стыда. На работу не вышла. Потом дочь подруги стала меня стыдить:

– Как ты могла? Мы за тебя поручились, а ты!

Мне стыдно, я чувствую вину. Там был ещё кто-то: то ли её отец, то ли Ярик, то ли муж другой подруги – красивый мальчик.

– Съешь это. Это поможет тебе прийти в себя после пережитого ужаса, – предлагает он мне.

Это наркотик.

– Нет, не буду, не хочу, – отказываюсь я.

Но он настаивает, чтобы я съела и мне приходится.

– Сейчас это в форме изогнутого гвоздя и глотать сложно, но это только глотать, потом всё нормально, – объясняет парень.

Мы идём гулять. Доходим до склона. Я удержала дочь подруги, чтобы она не упала. Сначала девочка злилась на меня.

– Чтоб ты сдохла, – кричала она мне.

Но потом пошла со мной. Я спасла ребёнка, чтоб она не упала.

И вот я вижу, что по воде идут женщины. Одна – голая и я вижу её груди. И тут я вижу на одной груди татуировку Микки Мауса. Она так сделана, что его морда повторяет как раз форму груди. Носиком – соском. Я удивляюсь – надо же.

Я сначала захожу в здание. Вижу актёр – некрасивый. Он бизнесмен и умный. Чего-то рулит и вижу его охранника – здоровенную детину. Тут я в комнате с подругой. Она и этот охранник – голые, собираются сексом заниматься. Он возбуждает подругу, засовывает ей пальчики в промежность. Я вижу это со стороны. Бизнесмен тоже ходит и исподтишка наблюдает. У охранника огромный член, которым он трахает её. А меня возбуждает тоже какой-то мужик, фаллоимитатором, который называется «пумей». А бизнесмен всё ходит и смотрит. Я хочу, чтобы меня трахнул бизнесмен, потому что охранника не хочу. Но бизнесмен лукаво улыбается и ничего не обещает. Я в неопределённости.

Опять помещение, типа ангара. Куча баб. Я прячусь от какой-то. У меня есть деньги и я хочу есть. Отправляю, кажется, брата в магазин. Он хочет купить что-то себе. А я хочу паштет с макаронами. Прошу его купить. Он приносит – я варю. Нахожу пустую комнату и ухожу туда. Двери из шторок. Кто-то заглядывает. Ой, блин, Катя Ковалёва. Прямо, красотка, куда бежать. Она из моей школы и из института. Ну что ж, хорошо. Правда, Катю не помню. У меня в классе Кати не было, кажется, вроде в параллельном. Но там Катя была с заячьей губой. Я в короткой юбке. Одеваю розовые колготки, накрашена ярко. Хочу вызвать эпатаж и удивление у какого-то мужчины. Я вижу, как в людей внедряется эффектом перемещения стальная часть-монстр. Эта часть есть в теле. Она ходит за людьми, общается. А в теле, это я со стороны вижу – моё тело, здоровой девки, крупной и вульгарной, то в руке, то ещё где находится эта стальная частица. Она перемещается по телу. Может принимать всю форму тела и может внедряться в другие части тела и в других людей. Проникнув в другого, другой начинает вырывать большие морковки целиком, потому что эта стальная часть превратилась в морковку в теле. Это больно и заставляет страдать и мучиться людей. Стальная фигура-монстр ищет кого-то и спрашивает:

– Где твой парень?

– Я не знаю, какого парня тебе надо? – отвечаю я.

Я лежу на кровати и вижу, что рядом со мной валетом ко мне лежат парень и девушка. Они мне знакомы. Мы вместе работаем в ресторане. Он – начальник, она – работник. У них связь. Теперь я вижу его на соседней кровати, и тут рядом со мной трансформируется стальная фигура – монстр. Я в ужасе. Стальная часть – это моя часть, саморазрушительная. Она осуждает, критикует, ненавидит, хочет всех изменить, заставить страдать. Это моя мощная защитная функция. Броня непробиваемая. Да, где-то в глубине души я осуждаю эту пару. Он худой и противный. Она привлекательная. И чего на работе? Я понимаю, не моё дело, но где-то далеко осуждаю. Как будто я бог. Это мой монстр хочет всех изменить, быть богом бессмертным, бесстрашным, неуязвимым.

Парень и девушка. Я или кто-то говорит парню, что у него нет мотивации к жизни или он сам про себя говорит так. Короче, моя мужская часть слабовольная, у неё нет мотивации к жизни. А женская – осуждает, критикует, оценивает, ненавидит всех, считает себя идеальной.

Я на работе, в больнице. Уже ночь. Я спускаюсь и застаю мужчину бородатого в кабинете. Звонит телефон, я беру трубку. Это мама.

– Этого мужика надо контролировать. Он может тебя убить, – говорит она.

Я хочу ей позвонить, сказать, чтобы встречала меня, а то ведь этот мужик может пойти по короткому пути, дойти быстрее к моему дому и подкараулить меня, чтобы убить. Но думаю это бессмысленно, так как она тоже женщина. Ну что она может сделать и как защитить меня? Я не звоню.

Я в каком-то помещении. Со мной ротвейлер. Какая-то женщина подводит чёрную палевую собаку, ставит рядом с моим ротвейлером, фотографирует. Я хочу погладить чёрную собаку, притрагиваюсь к её голове, а её хозяйка бьёт меня по руке.

– Нельзя, причёску можно испортить.

Я хотела сфотографироваться с этими двумя красивыми псами, но не получилось. В помещении было много людей, но я никого не видела, стояли мои родственники. Зашёл парень, блондин, увидел меня.

– Пойдём поедим? – предложил он мне.

– Позже, сейчас сделаю дела, – ответила я серьёзно. Хотя уже предвкушала банкет.

Я любуюсь ротвейлером, такой красивый. Мы пошли с ним куда-то вверх по лесенке. Я шла, он бежал за мной, я видела его через пролёт и любовалась его статью и красотой – вот качественный самец. Чёрная собака – это смерть. Она пришла за ротвейлером, причём я всегда путала его с мопсом, но мопсу ещё рано умирать. Я заплакала, оплакивая ротвейлера. Что я за сука, бросила свою собаку, одну, другую. Плачу, плачу.

Я захожу домой поспать, со мной мужчина – парень. Потом я звуком где-то в горах пытаюсь привлечь животных, и они идут на звук. Помню о цвете, что китайцы любят яркие краски. Я смотрю на фотографию, вижу живую женщину с усами, ну, не совсем усы, а так, пигментация. Я приехала, легла спать, но меня подняла тревога, что нужны деньги и работа. Я пошла, уставшая. Иду и думаю, я ж не знаю, куда иду. Вернулась обратно. В квартире не могла понять, дома соседка или нет. Тут выходит её сестра. Мне она показалась очень симпатичной. Здоровается со мной, обнимает, целует и слишком интимно, что не свойственно нам. Но я также тепло и сексуально ей отвечаю. Мы садимся в зал и смотрим фильм. В зале есть ещё девушки и парни. Фильм эротический и я чувствую сексуальное желание и возбуждение. Начинаю обдумывать, кого бы из мальчиков присунуть, но меня останавливает что-то. Я выхожу в коридор, и соседка начинает меня целовать, обнимать, и я ей отвечаю. Мы уже лежим на полу, и я мну, сосу её грудь. Мне очень нравится, и я возбуждаюсь. И в это время её сестра лижет мне клитор. Я вот-вот кончу. Соседка говорит:

– Бери сосок полностью и со всех сторон.

Я мну, ей больно, и мне нравится.

Я с мужем и его папашей. Иду с женщиной – юристом. Нам нужно спуститься вниз по лестнице. Я спускаюсь, она прыгает, там достаточно высоко, но она приземляется, падает на попу, обнажив красивые ноги. Я восхищаюсь её смелостью. Мы идём разводиться или на встречу с мужем. Что-то у меня с ним осталось. Я спокойна, но когда заходим в кабинет, я вижу мужа. Он ещё красивее, как будто не он. А папаша тот же. И тут я не выдерживаю и говорю при всех:

– Как ты мог? Я же тебя люблю… А сейчас хочу получить с тебя деньги, раз ты так.

У меня есть кусочек стипа. Я всё равно подхожу к парню и спрашиваю у него.

– Есть «чё»?

– Вот, у меня остался кусочек, – достаёт он.

Я думаю, жаль тратить деньги, ведь у меня есть. Тут парень начинает нахваливать свой товар, растягивает этот кусочек. Растянул в колбасу немного, примерно пятнадцать на пятнадцать сантиметров. Показал с обратной стороны. Там какие-то корни и червяки белые.

– Фу, – говорю я.

Он тогда растягивает его снова и стип превращается в шубку-накидку. Я подношу к носу, принюхиваюсь.

– Да, пахнет стипом, шубка.

Я накидываю на себя шубку и бегу к толпе. Молодой человек хотел меня остановить, но я ловко увернулась и вырвалась. Проходили молодые люди, и я стала спрашивать у них:

– У вас есть стип?

А сама в шубке из стипа. Я хотела, чтобы они догадались и заметили. Её надо было понюхать, сразу определяется запах стипа. Но никто не догадался.

Мы на каком-то конкурсе. Надо надеть туфли, да так чтобы носок белый красиво выглядывал, он из тряпочки. Мне главная показывает, как эту тряпочку заворачивают. Потом показывает, как шить шубу.

– Сначала полоску так кладём, поворачиваем противоположной стороной и так чередуем.

Я посмотрела на мой мех – он потёртый, старый.

– Можно новее и свежее? – прошу я.

– Охотник мне пообещал принести.

Я с молодым человеком. Идём по рынку. Я вижу рыбок и хочу их купить. Уже вижу как в аквариуме плавает. Я так захотела две пираньи, две красивые золотые рыбки – они все маленькие. Я думаю, если пираньи вырастут, они сожрут золотых. Сомневаюсь. Золотая рыбка – беременная. Я решаю, когда появятся на свет маленькие, то пересажу их в другой аквариум. И тут оказывается, что у меня нет аквариума, хотя в детстве был, и мама его, видимо, убрала куда-то. Я ищу аквариум в шкафу. Боюсь, что мама узнает, что я искала аквариум в шкафу.

Я в гостях у парня. Пью пиво, оно мне нравится, но я больше не хочу. Парень суетится, семечки грызёт, пьёт много и быстро. Какой-то нервозный. Накормил животных. Я захожу в туалет. Животные всё раскидали по полу. У меня какое-то беспокойство с куском мяса, то ли наоборот – спокойно. Я кому-то отдала этот кусок. У меня болел живот, и я подумала, что у меня скоро месячные.

Идём с мамой по улице. Я хочу пить. Останавливаемся у колонки. Сначала утоляет жажду она, потом я. Но мне тяжело – кран близко к земле. Мама нажимает на рычаг и быстро отпускает. Мне удаётся только намочить ладони и губы, чуть слизать влаги – напиться не удаётся. Я чувствую безысходность. Я собираюсь на поезд, в дорогу, подальше от мамы. Для этого взяла папину машину, поехала в лес и решила переправиться вброд через реку, хотя там был крутой склон. Я понимала опасность. Въехала на машине в воду, убедилась, что смогу выбраться, если она начнёт тонуть. Машина застряла посередине реки. Я решила звать на помощь. Папа был со мной в машине и сказал мне:

– Принеси гайку и отвёртку.

Я пошла домой, возвращаюсь, а он на тракторе вытащил машину. И ездит на нем по узкой колее. Трактор постепенно клонит в бок, к обрыву, и он рискует сорваться в реку. А папа смеётся. У меня замирает сердце. Он ходит по краю, готовый упасть. Это большой риск.

Я приехала на вокзал покупать билеты в Питер на конец декабря. А пока что осень. В кассе говорят цену выше, у меня не хватает денег. Я прошу у подруги недостающую сумму. Она мне даёт. Кассир оформляет билет и протягивает его вместе с цветами, хризантемами, как компенсацию за завышенную цену. Еще даёт мне сдачу. Две большие горсти мелочи. Хризантемы – любимые цветы моей бабушки. Я взяла две горсти мелочи в ладошки и понесла подруге. Она стояла на лестнице и курила. Подруга высыпала мелочь в карманы.

Я как-то узнаю или просматриваю диск, где жена брата неуважительно говорит о нём и плетёт интриги, шепчется со своей мамой и подружками. Я злюсь, как она смеет так о моём брате. Я подхожу к ней, хватаю за кофту, начинаю трясти, говорю:

– Разводитесь.

Узнаю, они разводятся, и внутри радуюсь.

Я с подругой и её братом.

– Вот это песня! – восхищаюсь я. Она играет, я пою и выгибаю тело.

Подруга просила деньги на алкоголь. Я не дала. Потом типа спортивной секции на плаванье. Я хочу успеть поплавать в бассейне. Такое чувство, что это уже было. Какой красивый дом на воде в зелени. Хочу свой дом, где-то изолированно. Ребёнок. Его качают на руках, передают из рук в руки. Иду, ищу дом. Уже знаю, что он красный, кирпичный, дорогу, по которой идти, улицу… Уже иду по улице. Дом, который я ищу, должен быть по левую руку. Я предполагаю, что он настоящий. Хм, откуда это слово? Многоэтажный, но не очень – этажей семь, и он в меру длинный, очень аккуратный, немного прямоугольный, с красивыми балконами – и окружён радостью. Я в большом доме, много людей и просторно. Со мной мама. Всё очень хорошо и красиво. Эйфорично. У меня появляется чувство, что что-то здесь не так. Подозрение. Мы выходим к речке искупаться. Я стою на пригорке, смотрю на воду, она очень прозрачна. И тут я замечаю, что в воде несколько неподвижных тел – трупы. И в это время женщина в воде задевает тело, орёт в панике и хочет спастись. Я наблюдаю с берега.

Я жарю блины. Мужчина пробует блин, который в масле. Ему понравился. Другие – сухие.

– Фу, тесто не дожаренное, – говорит он.

Я думаю, они одинаково прожарились, просто один в масле, другие – без. Во время секса я обосралась и смываю говно. Я так возбудилась, что обосралась.

Я на каком-то мероприятии. Там мне понравились один мужчина и одна девушка. И мне показалось, что они смотрят на меня с интересом. Они на некотором расстоянии, и мы не разговариваем. Со мной парень и девушка – мой молодой человек и моя подруга. Я вижу себя и их со стороны. Вначале та девушка мне не нравится, но потом что-то в её лице притягивает. Но она не похожа внешне на меня, хотя что-то близкое есть. Нас троих высаживают где-то в лесу на природе. Я выхожу из машины, причём машина типа фургона. Мы выходим сзади.

– Отлично четыре утра, как раз прогуляться по лесу, – говорю я.

Со мной по-прежнему мой молодой человек и подруга. Тут я вижу, что та девушка, которая мне понравилась с самого начала, садится в белую машину за руль. Я подумала, что это здорово на машине приехать в лес ранним утром, и я бы спустила крышу авто. Смотрю, девушка спускает крышу и превращает машину в кабриолет. Как она мне нравится. Я представила себя на месте девушки, как я еду. Меня обдувает тёплый ветер, льётся музыка. У меня чувство, что я могла бы быть на её месте; но у меня, как обуза, мой молодой человек и подруга, и я не могу их оставить, и они как будто гнетут меня. Это мои части мужская и женская. Я никак не могу их принять. Дальше я в квартире разговариваю со своим молодым человеком.

– Нам лучше расстаться и сохранить любовь, чем ты увидишь меня, когда я сорвусь до бешенства, – говорю я ему.

И в это время я вижу того мужчину, который мне понравился. Я смотрю на него, он на меня, не отрываясь. Я думаю, неужели я говорю о расставании своему молодому человеку, так как мне понравился другой? Я думаю, имею ли я право? Чувствую вину и своё предательство. Как будто я не имею права измениться и стать другой или собой.

Я сплю, кто-то очень гремит в другой комнате. Я встаю и вижу там скопление людей несмотря на небольшое помещение. Вижу я их из окна. Нас разделяет окно, вместо стены, то ли оно в решётках, то ли вообще нет стекла. Я говорю:

– Тихо всем, что расшумелись. Я сплю.

Я звоню по телефону и мне надо взять интервью. Мне это затруднительно, так как оно про смерть, какое-то нелогичное. Потом я иду по лугу, за мной парень. Он голый, писает на ходу, какой-то дурачок. Я захожу в кабинет к женщине. Она полная и взрослая.

– Разрешите мне покакать, – прошу её.

Сначала хотела на её рабочий стол сесть, потом всё же поставила горшок на пол. Я на работе. Устанавливаю проводники-роутеры. Ранее уже были установлены. Я хочу покорить Ярослава. Трогаю его член, он упругий сверху, где головка, а после, словно водяной и прозрачный, но стоит упруго. Я его соблазняю и, наконец, у нас совершается половой акт – он входит в меня. И я чувствую это, ощущаю, как он во мне. Думаю, как давно у меня не было там никого. Мне хорошо от ощущения, что там у меня член. Дёрнулось моё тело, и я кончила. Потом я пыталась поймать взгляд Ярослава, но он был как-то далёк. Вспоминаю про проводники. Там их было несколько. Я подумала, что он, может, вернётся или его привлекают другие бывшие отношения. Это его дело и я сажусь на другую лавочку. Если захочет – подойдёт и сядет со мной. В газете написано, что агенты осуществили хорошую сделку. Теперь спят, а должны быть на работе. Я спокойна, потому что я выполняю работу и думаю, что будет тем сотрудникам, которые отсыпаются? Директор агентства, женщина, передаёт дела другой. Директор рассказывает о проводниках роутерах.

– Где-то он больше, где-то меньше.

Я хожу к мужу домой. У меня есть ключ, я открываю дверь. Вот и сейчас я пришла, смотрю, что одна комната закрыта на замок, слышу там шум и думаю, что сейчас он выйдет и застанет меня. Я в волнении и в страхе. Вижу женские туфли на высоком каблуке и открытые босоножки. И тут ко мне выбегает котёнок, чёрный, пушистый, как комочек, лапки-подушечки у него странные, какие-то жёлтые с буквами или символами. Я с ним играю. Зашла в квартиру, до этого стояла, не могла решиться зайти.

Мне брат подарил сто тысяч, и я думаю, на что истратить или начать копить? С шофёром ехать куда-то или не ехать. Я и ещё люди вокруг меня. Мне говорят:

– Тебе надо есть фрукты, ты плохо выглядишь.

Я и муж. Мы напротив друг друга. Между нами светлая тёплая и сильная любовь. Я пою песню про снежинку. Мужчина со мной. Мы нравимся друг другу. Мы на машине скорой помощи и нас вихрем заносит. Тут водитель и другие мужчины говорят моему:

– Давай выпьем.

– Он не пьёт, – отвечаю я за него, так как он сам не может сказать «нет», хотя я знаю, что он хочет. Он молчит, потому что я рядом нахожусь. Я подумала, что зря ответила за него.

– Да я не пью. Всегда хочу сказать вам об этом, но не решаюсь и поддерживаю компанию. И сейчас я пригублю лишь, – говорит он им и уже, обращаясь ко мне. – Возьми четыре банана и сходи на улице их съешь.

Я иду на улицу и думаю, почему мне надо идти? А после аварии, я ему растираю ноги. Это лучше, чем выпивка. Я подумала о самоотречении. А всё-таки мои части начали заботиться друг о друге.

Я с подругой. Она готовится к встрече с американцем. Подруга с ним переписывалась и вот он приезжает. Я иду гулять с собачкой. Вижу их. Он – круглое лицо в очках, небритый, крупный мужчина, похож на кого-то – не помню. Он разговаривает на иностранном языке. Они заходят в магазин. Теперь сидим в ресторане. Я наблюдаю за ними с соседнего столика. Мужчина-иностранец и моя подруга, не знаю, кто именно. Он возмущается, что коньяк ему дали ненастоящий. У него есть свой алкоголь. Я смотрю на бутылку коньяка и кручу:

– Да, возможно, это подделка. Не разбавляют только Hennessy и Red Label – дорогие напитки.

Иностранец жадноватый, экономный очень. Он и с подругой моей встретился, чтобы экономить на гостинице. Подруга говорит ему про очки:

– Мне понравились твои очки, ещё тогда, когда я смотрела фото с тобой. Золотые очки.

– Позже я дам тебе их померить, если они тебе подойдут, я тебе их отдам, – так легко ответил он.

Меня удивляет эта чрезмерная щедрость, и я в нее не верю. Очки же золотые, как это он их отдаст. Подруга тоже сомневается, но говорит:

– Спасибо.

Но не будет же отказываться. Мне не нравится в подруге, что это всё, потому что он иностранец. Её корысть. Что она с ним не ради того, что он интересный, а ради того, чтобы быть с иностранцем. Мне он нравится внешне, но я не доверяю ему, он излишне щедр, а в некоторых ситуациях, например, как с алкоголем, какой-то противно жадный. Такие крайности.

Я в большом помещении, похоже на школу. Вижу женщину, у неё юбка вязаная, как у меня, только без бахромы и длиннее. Я говорю:

– Мне бы понравилось работать ведущим стройотряда. Это ответственно и интересно, с подростками.

Я вижу девушку. Когда она в фас – у неё причёска, как бы с бугорком впереди, так носили раньше, но когда она в профиль поворачивается, я разглядываю ирокез, очень мягкий и замаскированный. Красиво смотрится. Меня это восхищает.

– Я бы работала ведущей стройотрядов. Надо успеть к отъезду, – повторяю я.

Я еду по эскалатору вверх с молодой девушкой и парнем. Им около тридцати лет. Парень флиртует с девушкой. Я говорю:

– А мне тридцать лет. Это видно?

– Да, это видно. У тебя вид замученный, уставший.

Я думаю о том, что надо сходить к косметологу.

Я, девушка и мужчина. Девушка полуголая. Я трогаю её грудь, сжимаю её. Она немного больше моей, в руку не вмещается, не удобно.

Я умираю, я знаю сегодня или завтра. Я спокойна. Мама знает, но не верит. А я знаю, что умру скоро.

– У меня будет новая жизнь. Я чувствую себя спокойно и умиротворённо, – говорю я маме и брату.

Мне звонит папа и я с ним разговариваю.

– Выходит, не было у меня достойного хорошего парня, – говорю я ему.

Жену брата я ненавижу и говорю ей:

– А тебя это не касается. Ты сука, так обращаешься с моим братом.

Я вижу своего брата, он в молчаливом смирении. Мама, типа, не при делах, она не вмешивается в их отношения. Сначала мне не по себе, что я умираю. Но чувствую себя хорошо, просто я знаю, что умру завтра или сегодня. Это умирает какая-то часть во мне. Возможно, это часть, которая фальшивая или саморазрушающая…

Мне нужно забрать долги с бывшей работы и у знакомых. На бывшей работе девушка делает вид, что не знает, хотя я уверена, что они информированы о том, чтобы отдать мне долг. Сначала она с другими была занята. Я подошла к ним, напомнила о себе. Стою, жду. Потом она с группой из четырёх человек переместилась в другой конец и встала там, далеко от меня.

«Ты посмотри, они должны мне деньги, а я вынуждена уговаривать, чтобы мне их отдали. И ещё бегать за ними что ли? – возмущаюсь я. – Марина, Марина! – кричу девушке по имени. – Подойди ко мне и отдай долг!

Я прохожу одну комнату, вижу в ней группу из четырёх человек, один среди них юноша, полностью голый, он симпатичный и высокий. Эта группа похожа на тех, с которыми я как-то жила в квартире. Этот парень, когда оделся, сказал своей девушке:

– Я импотент.

Я наблюдала за ними и думала, что они невежи и быдлы. Теперь я поняла, почему он был голый, он же импотент и толк с него никакой. Я даже никак не отреагировала внешне. Про себя подумала – полнейшее бескультурье и невежество.

Едим в машине. Вернее, я смотрю запись, как едим в машине. Я на заднем сидении, впереди дедушка, ещё с нами мама и брат. Я в гневе, хотя у меня красивое лицо, говорю:

– Вот какая я стала. Я даже букв не знаю, я ничего не могу. Всё из-за вас! Постоянные скандалы, ругань! И всё это у нас дома! Вечный конфликт.

Я говорю это в камеру и всё моё лицо в экране. Мама злая на меня. Брат мне помогает.

Я в больнице. Я как бы под присмотром. Уличаю момент и бегу между каталками с больными; пока там очухаются, я успею скрыться. Бегу, не оглядываясь. Выбегаю из больницы. На улице темно. Я бегу до поворота, потом иду быстрым шагом. Думаю, скроюсь за поворотом и меня не найти. Я испытываю кайф, когда убегаю, скрываюсь от милиции, иду против закона, общества, порядков, правил, системы…

Я нашла комнату в трёхкомнатной квартире. Мы с подругой встретились, она хвастается. Я позирую, надеваю разные платья. Сменила два наряда и мне надоело. Я хотела понравиться кому-то. Были зрители – четыре человека. Целуюсь с парнем. Он наполняет мне рот слюной, и мне неприятно. Я ощущаю его слюну у себя и думаю, зачем он это делает, ведь необязательно наполнять слюной. В квартире, в комнате лежу. Меня целует девочка китайка или корейка. Я прошу её:

– Полижи мне.

До этого она водила мне через одежду каким-то предметом по клитору и я возбудилась. Она начинает только. Я чувствую возбуждение. И тут заходят парень с девушкой. Не обращая внимание на китайку, говорят мне что-то. Я в шоке, говорю:

– Да что это такое? Не могу расслабиться и побыть одна! Надо было снимать отдельную комнату, чтобы ко мне никто не мог зайти. А так, ужас!

Я пою песню своего сочинения и аккомпанирую под гитару. Свою песню. Мелодия очень красивая.

Я с братом и его женой. Мы в одной квартире. Они в одной комнате, я и две девочки в другой. У нас и у них своя ванна и туалет. Я говорю:

– Я ненавижу жену брата и чувствую свою ненависть к ней.

– Это может быть связано с сестринской ревностью, – отвечает девушка.

– Ненавижу, потому что она плохо обращается с моим братом.

Потом я захожу в подъезд, поднимаюсь по лестнице, и на втором этаже возле квартиры стоит мужик. Увидев меня, он направляет на меня пистолет и говорит:

– Иди ко мне.

Мне страшно. Я замерла, не могу двинуться с места. Тут спускается пожилая женщина. А замерла как будто не я, а парень, но я его вижу. А тот с пистолетом меня не видит, он спрятал пистолет. Я говорю бабуле:

– Надо сопроводить парня до подъезда, а то мужик с пистолетом хочет его убить. У него взгляд насильника. Изнасиловать хочет.

Мы идём с бабушкой, а парень впереди. Провожаем до маминого подъезда, который находится через три подъезда от этого. Доходим до подъезда. Этот парень уже я. И я уже в своей квартире. Хочу постирать. Достала бельё из мешка, набрала много. Говорю брату:

– Хочу посмотреть фильм.

– У меня есть новые, – отвечает он и перечисляет.

Я смотрю много дисков в упаковке. И два совсем новёхонькие и названия необычные, не видно, правда. Я собиралась помыться и раздета была. Заходит брат, я немного прикрываю наготу, но грудь видна. Он как будто не замечает, я тоже. У нас это как будто в порядке вещей. Потом я на реке, на лодке, хочу утопить ребёнка. Своего внутреннего ребёнка, свой творческий потенциал. Аквариум с рыбками. Мне рассказывают, как их кормить. Одна рыбка особенная. Я вижу её тело прозрачное. Она величиной с ладошку и вижу её глотку в прозрачном теле. Так вот она питается живыми раками, планктоном и, чтобы еда не выпадала обратно, надо прямо в эту глотку складывать, а не кормить как обычных рыбок в аквариуме.

Я с мужем. Я на него разозлилась и била его кулаками по лицу и ладошкам. Но мне казалось, что удары всё равно слабые.

Я показываю девушке какие-то бумажки. Она мне даёт что-то, какие-то деньги для получения посылки или чего-то ещё и уходит. А мне надо получить и принести к ней. Я жду у себя в квартире. Со мной подруга. Я собираюсь в дорогу. Проходит мама подруги, передаёт мне подарок, но я её не вижу. У меня много тряпок, простынки. Я ей показываю.

Я на кухне натираю тарелки. То ли я с дедушкой, то ли с кем-то ещё ждём дедушку. Хочу поставить десертную тарелку, а сверху супную. Я спрашиваю:

– Чай нальём к приходу или не будем? Мы не знаем, когда он придёт. Чай остынет.

Дедушка надувает шарики. У меня теперь есть четыре шара. Я хочу их положить в тарелку, потом связать и повесить. Думаю это хорошо для деда, надувать шары, лёгкие тренирует.

Я приехала в город к бывшему другу. Сначала я не решалась к нему зайти. Я узнаю, что у него от одной из жён двадцать один ребёнок, от последней. До этого тоже много. Или всего у него от разных жён двадцать один ребёнок. Рядом переход в Испанию. Большой рынок, много диковинных фруктов и всего-всего, что душа пожелает. Наконец, я встречаюсь с другом. Он такой же простой, как и был. Потом он пригласил меня в дом. Я увидела его папу. Он предложил мне сесть за стол. Его отец постарел. Но я не видела мамы его, а спросить не решалась, где она. Мне нравится он, только он простоват, как работяга-крестьянин. Но он меня любил.

Опять била бывшего мужа. Как будто я вернулась к нему. Всё мило и любовно. Я легла спать. Проснулась, его нет рядом. Я выхожу в другую комнату, а там ещё какой-то его друг и две тёлки и муж. У меня есть подозрение и недоверие к мужу, что он мне изменил. Он перебрасывается фразами с одной из девушек:

– Как тебе понравилось? – спрашивает у неё.

Эта девушка крупная, высокая, пухлястая, лет двадцати пяти, догадывается, понимает, что я его жена.

– Нет, в 14–45 не понравилось, – отвечает она ему.

Я понимаю, что они про секс и в это время я спала. Меня охватывает злость и ужас, что в соседней комнате муж трахал тёлку, пока я спала. Я набрасываюсь на него с кулаками. Бью по лицу и кулаками и ладошками. Он уходит. Мне было грустно и обидно. И тут я понимаю, что он – дурак и я не могу повлиять на его образ мышления. Он просто дебил. Я беру за кофту эту тёлку и трясу.

– Как ты могла, – злюсь я.

– Я не знала, что он женат, – оправдывается она.

Она испугана. Она вышла из спальни полураздетая. Да, сначала я опешила, а потом подумала: «За кого я держусь? Да и пускай». У тёлки сиська вылезла. Я с иронией поправила, одёрнула её майку.

– Он мне больше не нужен, он дебил. Я уеду скоро, и ты можешь его забирать, если тебе нужен дебил. С тобой произойдёт тоже, что и со мной. Он такой человек, предатель, да ещё и дурак, – говорю я ей уже спокойно.

А я устроилась в какую-то контору, там с утра надо быть на работе. Беспокоюсь, что в поликлинике не была, то есть я прогуливаю. Как будто мне всё равно. Скажу, что плохо себя чувствовала, недомогала. Та тёлка приносит штору – это тюль с вышивкой на окно. Я уже видела эту тюль и не стала покупать – там заплатки, косяки и потом она свет пропускает. Ну вот, не я уже главная по созданию уюта в мужниной квартире. Я его отпускаю и как-то мне легко. Мне немного грустно, но я не могу переделать его. А такой, какой есть, он мне не нужен. Я его бью опять с ненавистью, с отвращением и презрением. А потом успокаиваюсь, отпускаю. Принимаю как то, на что я не могу влиять.

Я в тюрьме. Меня приводят в пищеблок проверять свежесть рыбы. Стоит много ящиков. В них разная рыба: скумбрия, красная, мелкая корюшка, сельдь. Много-много солёной, вяленой, сырокопчёной рыбы. Я перебрала мелкую рыбу. И не знаю, какая из них испорченная, а какая нет, если только по цвету. Убрала одну. Надо приступать к другой крупной рыбе, а я ленюсь и не знаю, какая из них свежая. Девочка другая работает с мясом. Я у неё спрашиваю:

– Как определить свежесть и испорченность продуктов, рыбы в частности?

– Я не знаю, – отвечает она. – У меня мясо и мне легче понять, а вяленая рыба, да что ей будет, она не портится.

Но я чувствую угрызения совести, что не работаю. Я не уверена, что вяленая рыба не портится. Может, засыхает? Как узнать? Девочка с таким энтузиазмом переставляет ящики с мясом, фаршем. А я перебрала мелкую рыбку, а крупную видно сверху – она свежая, вяленая и так много ящиков, что вроде не вижу смысла перебирать её. И вроде боюсь, что начальница накажет, что я не работаю. Но она свежая – вяленая рыба. То, что меня перевели на пищеблок, это как продвижение. Я всегда сытая. Вот и сейчас девочка пожарила котлетки, сделала салатик. Я и рада своей привилегированности, но всё равно боюсь или стесняюсь есть.

Я с парнем в лесу. Я оказываюсь одна на дороге и на земле. Проезжают машины и я задней частью головы слышу, как близко они проезжают. Но меня словно относит от дороги, притягивает к чему-то. Я в неестественной позе лежу и не могу сдвинуться. Меня волчком крутит. Теперь я на поляне, там же в лесу, возле стола и сидений с большими спинками из дерева, как пеньки со спинками и стол такой же большой из дерева. Откуда-то появилась на одной спинке сидения бумага с надписью «СПИД». Я думаю, для чего это? Может быть, это для того, кто сидит на этом стуле. Меня пугает эта надпись. Тут я вижу парня, кудрявые русые волосы, примерно мой ровесник, может лет тридцать или моложе. Видно, что он привлекателен. Но есть что-то неестественное в его движениях. Когда он заговорил, я поняла, что СПИД – это его табличка. Я определила, что он наркоман. У него была пугливая улыбка, забитая. Он был суетливым, чесался. Я уже догадалась, что здесь пункт выдачи лекарства против СПИДа. Я знаю, что его надо употреблять постоянно. Как будто у наркомана появилась другая зависимость от лекарства. Я услышала бой часов. Парень посмотрел вверх на часы и на его лице отразился страх. Я подумала, о чём этот страх? Он боится умереть. Почему-то мужчина, который был со мной, убегал от этого наркомана вокруг стола, и я бегала от него. Этот наркоман хотел приблизиться ко мне, а я сторонилась его. Другая девушка говорила:

– У него СПИД, надо держаться от него подальше.

Но я знаю, что он передаётся через кровь и что боятся на самом деле нечего. Тем не менее я тоже отхожу от него подальше. Тут из-под земли на расстоянии пятидесяти метров заработал, загудел подъёмник. Мой взгляд и взгляд наркомана обратился в сторону него. Поднялся лифт с двумя людьми в герметичной спецодежде, похожей на скафандры. У них стояли две пятилитровые фляги с жидкостью – это было лекарство от СПИДа. У наркомана даже появился блеск в глазах. Я наблюдала за ним. И думала, что интересно, знает ли он о своём дне смерти, сколько ему осталось жить. Я вспомнила его взгляд на часы и страх в глазах, как будто остались минуты. Может, он зависит от лекарства, и оно даёт ему жизнь. Все шарахаются от него, и зачем только он повесил на себя табличку СПИД? Чтобы все узнали… Как будто забота о других. Кажется, ему было без разницы, что о нём думают. Его волновало время и лекарство. Страх смерти ужасает.

Мне говорит кто-то:

– Ты атеист – веришь в лошадей, а мы религиозные – верим в истину.

– Да как же я забыла, что есть истина. Действительно то, что уже давно доказано людьми. И есть абсурд то, что немыслимо вообще. А лошади – это животные, природа. Раньше были люди-лошади, то есть я верю в заднюю часть, а истина идёт из головы – это верхняя передняя часть. Или из сердца? Ну да, есть истина. Атеисты тоже верят в неё, ну, может быть, не слепо, а подвергая изучению, сомнению. Может, это и более долгий путь. А просто тупо взять и поверить?.. Хотя это было бы хорошо сделать, сэкономить время. Не ходить, не сомневаться.

У меня есть работа в деревянном доме, и я там пишу, анализирую… У меня много проектов. Сейчас делаю один, потом другой, третий и так далее. Они начаты, их необходимо закончить. Потом я обнимаюсь с мужчиной, я сижу сверху и одета. Мы обнимаемся и целуемся. Доходим до высокой стадии возбуждения. Я хочу, чтобы он вошёл в меня, но как будто нельзя. Достигнув пика возбуждения, я встаю и отхожу. Я очень хочу его и даже злюсь, что вот так. У меня даже чешется в промежности. Я встаю рядом с железным забором и трусь о железный прут. Потом я беру взаймы деньги в соседнем доме на подарок к свадьбе. Прихожу к себе домой. Хочу помыться. Мне девочка говорит:

– Ты же вчера мылась!

– Хочу ещё и всё, – отвечаю я.

Я захожу в ванну. Там много белья висит, противно, но вижу свои розовые пижамные брюки, пробираюсь в ванну. Стала мыться, намочила голову и вспомнила, что только вчера мыла голову… Снова зачем?. Но ведь я на праздник собираюсь, на свадьбу. Что ж, уже поздно, намочила голову, мою. Выхожу, а там уже девочка с парнем собрались, и мне нужно торопиться. Я не хочу торопиться и ловлю себя на чувстве вины, но потом думаю, да что это вдруг. Приходит главная женщина.

– У кого ты брала взаймы? – спрашивает меня. – И я возьму себе.

Зачем она мне это сказала?

У меня есть стип, но курить его некогда. Праздник. Главная женщина съела всё, и я убираю её грязные тарелки, а чистых нет, именно таких же – есть другие. Я подогреваю пиццу. Вся не вошла в микроволновку. Я её оторвала неровно, положила разогреваться. Сама думаю, зачем я стала прибирать и ухаживать, я лучше бы сама села и поела. Я нашла другие тарелки, продолговатые, как у моего дедушки. Тут слышу, что кто-то говорит:

– Пицца не прожарена. Где ты её купила? – предъявляют мне типа.

Я смотрю на пиццу, она, действительно, как сырая. Когда я забирала тарелку у главной, я заметила, что салаты быстро уменьшаются, и я беспокоюсь, что всё съедят и мне не хватит. А сама прибираю посуду и грею пиццу. И я злюсь на себя, что я и сама хочу поесть, а иду прибирать за другими.

Я в квартире с двумя подругами. Я собираюсь уезжать и складываю вещи. Получилось немного вещей: сумка с ноутбуком, две сумки с одеждой, одна лёгкая. Мы ругаемся с одной подругой и даже, типа, дерёмся. В этой драке я специально беру её за грудь и сжимаю сильно. После этого подруга становится доброй ко мне. Но я всё равно хочу уехать. Выхожу на улицу, там дождь и ветер, я надеваю капюшон от серой кофты поверх оранжевой шапочки, дохожу до поворота и понимаю, что у меня нет сумки с пледом. Его, кстати, до этого просила подруга.

– Я сама им накрываюсь, вдруг будет холодно в квартире, – сказала я.

Хотя я не очень-то хочу носить его с собой. И тут я как раз и обнаруживаю, что его-то нет. Я вынуждена вернуться. Вижу парня, стоящего у уличного бара, он там работает. Я подхожу к нему.

– Посмотрите мою сумку, она где-то на этом отрезке должна быть. Сумка с пледом, – прошу его. – Но он мне нужен, – добавила я, увидев, как блеснули его глазки.

Пошла дальше и смотрю сумки, похожие на мою, только пустые везде и всюду, их тащит ветер, и я вижу, что моей сумки среди них нет. Я звоню в квартиру, дверь очень большая и сам подъезд с высоким потолком. Звонок на квартиру один и два. Нажимаю на номер два. И тут из соседней двери, а она ещё завешана прозрачной шторой, выходит высокий парень с придурковатым видом.

– Ой, простите меня, что не в ту квартиру позвонила, ошиблась, – говорю я.

Он недовольный уходит. А звонок в квартире с номером один не работает. Я надавливаю на дверь, она открыта. Я, кстати, вернулась ещё и ключи оставить, и брюки погладить. Зашла, зову подругу. Она выходит с кислой миной и говорит про ключи. Я оправдываюсь как будто.

– У вас дверь была открыта во-первых, а во-вторых я и вернулась, вспомнила, что ключи не оставила, – говорю ей.

Мне неприятно, что она недовольная. Вроде расстались по-доброму, а сейчас она злая уже. Я смотрюсь в зеркало, отдаю ключи и раскладываю брюки для глажки. Включая утюг, обращаю внимание на то, что он очень старый, даже рискованно. Отключила электричество. Стала гладить свои коричневые брюки, но их не обязательно гладить, бессмысленно.

Я на вокзальной площади, много поездов, я слышу телефон, отвечаю маме на звонок. Я ей ещё не рассказала, что уезжаю в Австралию. И смс-ка от бывшей начальницы. В ней написано английскими буквами, первое слово не понятно, потом название пластинки и «forever». Я понимаю, что классную пластинку я купила. Бывшая начальница рассказывала об участии в выставке, что она придумала новое соединение для спа-процедуры. Перехожу пути, захожу в поезд и иду через тамбур в вагон, поезд трогается. Я вдруг понимаю, что, видимо, что-то оставила здесь и мне не надо уезжать, надо побыть с этим. Обычно, я всегда тороплюсь и действую. Можно не уезжать и поплакать где-нибудь, но как будто мне негде. Я думаю, могу прийти к маме, на крайний случай. Тут в тамбуре вижу косого алкаша, он предлагает мне выпить.

– Дорога дальняя, – говорит он мне.

Я хочу сойти с поезда, но он ещё не скоро остановится, только в Питере. Ну, думаю, ладно, хотела в Питер съездить, отдохнуть. И вот тебе, пожалуйста. Но у меня дела ещё не закончены, а поезд мчит, и я еду вперёд.

Ярослав неожиданно приезжает ко мне. Звонит в дверь, заходит ко мне в комнату. Сходил в туалет, вернулся. Я беспокоюсь, что сосед слышит, и думаю, что мне сосед, я взрослая и живу отдельно. Мы начинаем обниматься с Ярославом. Я сильно возбуждена, мне хорошо даже до проникновения. Я думаю, когда же он вставит свой член в меня, но он сильно возбуждает и без проникновения. Была музыка, фильм шёл. Я название дважды произнесла шёпотом. Был очень громкий звук. Я беспокоилась, что мешаю соседу. Тут нас что-то остановило. А за дверью начался кипиш: сосед ходил, его мамаша что-то роняла, шумела, хотя была ночь. И страсть Ярослава утихла. Я пытаюсь к нему прижаться, трогаю его член, но он был уже не совсем твёрдый. Я расстроилась. Боялась, что он больше не придёт ко мне. Ярослав снова у меня дома, смотрит фильм. Я легла спать на кровать к нему спиной, тут чувствую, что он тоже ложится, и своим телом ощущаю его тело, но лежу спиной к нему, боясь повернуться. Потом поворачиваюсь медленно. Он встаёт, идёт смотреть фильм. Мне грустно, я возбуждена, а он вот так уходит.

Я с толстым мальчиком светленьким. Мы вместе живём. Он стесняется, что он толстый, а я ему говорю:

– Главное – внутреннее, и я уже давно не обращаю внимания на поверхностную внешнюю оболочку.

Мы обнимаемся, я возбуждена, снимаю футболку. Мне нравится, как он трогает мою грудь, очень хочу, чтобы это произошло, я хочу секса. Он что-то медлит. Он внешне похож на Ярослава.

Собираюсь в обувную отнести много, пар четыре, обуви с различным ремонтом. На белых набойках болтается, на других строчка порвалась – надо прострочить. Я спрашиваю:

– Сколько это всё стоит?

– Двадцать рублей за строчку, а всё вместе получится четыре тысячи, – отвечает приёмщик старичок.

– Что-то дорого получается, – пытаюсь торговаться я. – Две тысячи я уже заплатила, а две тысячи могу заплатить при приёме, у меня нет просто больше.

Он пишет на листе бумаги «Обувь Нино» и кладёт мой диплом сверху. На листе ещё пишет «надеюсь, что придёт».

– Конечно, приду, диплом нужен, – отвечаю я, а про себя удивляюсь, что это он сомневается.

Хотя у меня была мысль плюнуть на обувь. Выгоднее новую купить, а то ещё две тысячи платить, итак, всё посчитано до копеечки.

Я встречаюсь с мамой и братом. Они хвастаются, что ходили в баню. Мне обидно. Я говорю:

– Вы жируете, а я копейки собираю и экономлю. И вообще я злая, что не могу более трёхсот тысяч в месяц зарабатывать и что у нас семья такая бедная.

И я злая на эту жену брата, суку, что смеет издеваться над ним. У неё есть квартира и всё, а она ещё вышла замуж за моего брата.

Я под стипом, чувствую состояние эйфории, как будто летаю, всё успеваю и делаю легко. Мне здорово, классно. Тут я уже трезвая понимаю, знаю и уверена, что стип – это вред для здоровья и плохо. Уже поздно и я знаю, что мама ждёт меня. Вижу, что вышла из квартиры и строго смотрит. Я не хочу идти домой, как будто сопротивляюсь ей и хочу сделать на зло. Да и гулять и стип употреблять тоже не хочу. Подруга хвастается, что у неё куча денег, и она пошла за стипом. Я хочу развести её пойти в косметический магазин, так как моя тушь и подводка для губ заканчиваются. Возможно, она мне их купит. Подруга говорит:

– Ладно, хорошо.

Я роюсь в коробке с карандашами – выбираю себе. Мне кажется, что подруга смотрит, как бы я дорогой не выбрала. Я сначала смотрела марки, но они не известные. Тогда я перестала смотреть – выбирала по цвету.

Иду от дома по одной улице, уже дошла до другой и перешла на противоположную сторону. Подошла к палатке с хлебом. Мне нужен особый хлеб. Я надламываю тот, который есть. Нет, он не устраивает. Я спрашиваю у продавца:

– Будет ли «особый» хлеб?

– Будет, но не знаю когда, – отвечает она.

Она, эта продавщица, как будто только приехала из-за границы, загорелая, модная.

Я в лагере или на природе. Обнаружила в доме тараканов. Мне кто-то сказал, чтобы их вывести, надо разбросать отравленных, уже полудохлых. Я где-то нашла тараканов, положила к себе в баночку. Примерно двадцать штук мне надо. Дальше, надо их отравить, чтобы они были полудохлые. Я знала, что машинное масло их убивает. Я нахожу флягу, набираю масло в рот и выпрыскиваю на тараканов. Сама отравилась и чуть не вырвала. Нашла ещё флягу с машинным маслом, залила ещё тараканов. Положила в банку сахар кусковой, он пропитался маслом. Там был парень, который мне нравился. Он подходит ко мне и хочет застрелить меня. Я спрашиваю:

– Что ты делаешь? Зачем?

– Ты меня не любишь, – говорит он.

– Что ты! Я люблю тебя и ты мне дорог, просто была занята, – говорю я и показываю банку с тараканами.

Этот парень и спит, и не спит – непонятно. Мы сидим в группе людей. И одна женщина замечает, что у него есть штука, прозрачная, твёрдая, правильной формы, на ней еле заметными буквами написано «дарлинг», и это слово повсюду в этом предмете, пронизывает его, переливается, двигается. Я и эта женщина понимаем, что он не местный. А я не хочу, чтобы парень обнаружил, мою заинтересованность тем, что он не местный. Я как будто не смотрю на него. А он глядит на меня с умилением и ждёт, что я обращу на него своё внимание.

Мама. Квартира. Моем полы. Я в обувном магазине, увидела туфли, купила. Отошла до двери, ещё не вышла из магазина. Ставлю туфли на пол и вижу, что почти такие же я выкинула. С квадратным носом, уже не модные, да и не новые. Я заплатила две тысячи за них. Отдаю продавцу. Она не берёт:

– Мы не принимаем обратно и я уже чек выбила, – говорит она.

Я начинаю нервничать.

– Я такие же почти даром отдаю, могу сюда принести, – раздражённо говорю я, стуча кулаками по столу.

Она испугалась, молча, отдаёт мне деньги. По-прежнему этот магазин и какие-то знакомые там и я думаю, что они подумают про меня. Мне, типа, стыдно.

– Это моя особенность такая. Сначала беру, потом разочаровываюсь и отдаю, – оправдываюсь я.

А у себя в подъезде я вышла покурить и увидела три пары обуви! Одни полусапожки, модные и не старые, слегка каблук покоцан. Я думаю, зачем их выбросили? Но и сама не беру. Тут приходят две девочки, они катались на лыжах. Та, что мне знакома, в лёгком платье из ткани с рисунком: газета или флаг, или кадр. Мы давно не виделись и обнимаемся. Я чувствую её грудь, мне нравится! Думаю, может, я – лесбиянка? Мы разговариваем о соревнованиях через неделю. Они меня зовут с собой. Участие стоит две с половиной тысячи плюс – обмундирование. Я думаю, что получу зарплату и всю истрачу – ведь она небольшая. Мне очень хочется с ними дружить, они такие классные. Тут девочка слышит что-то за дверью, открывает, а там два парня подглядывают. Мы, удивлённые, что это они. Они молодые, симпатичные. Мы уже в магазине с экипировкой для лыжников. Я прошу помочь мне выбрать необходимое, когда я получу деньги. Мы обращаем внимание на светящиеся футболки. Я думаю, что у меня полно футболок! Ах да, здесь специальные! Коробки большие для инвентаря. Я думаю, что покупать приду в другой раз, когда будут деньги. Один из парней, выходя из магазина, оказывается уже с бородой, Я думаю, почему он ходит с бородой по улицам? Может, скрывается или отшельник? И я ощущаю к нему духовную близость. В нашей квартире – дедушка, то ли мой, то ли посторонний. Его спрашивают что-то. Он отвечает:

– Я свободен. Я – Господь.

Я думаю, что это мой мудрец.

С подругой разошлись. Я назвала её какой-то вялой, она бросила трубку. Потом я хотела к ней зайти. Она жила в центре возле университета. Думала, вот бы зайти без предупреждения… Так она обижена на меня. Я с молодым человеком, и знаю, что это моя мужская часть. Он собирается обедать. Я замечаю, что у него интересно стоят приборы. Все столовые приборы справа в лунке-углублении в столе. И посуда в следующей последовательности: ближе всего, первыми, стоят солонка и перечница, потом ладья – салатница с салатом, тарелка с супом, блюдо со вторым. И стоит всё друг за другом, растянувшись до середины стола, и не остывает, так как посуда сохраняет тепло долго.

Муж и какие-то люди. Я говорю:

– Ты – дебил! Разве кто-нибудь сможет жить с дебилом?

Он показывает свой член, свёрнутый неестественно. Предлагает стип, крошит его и забивает в косяк, подаёт мне в сигарете. Я курю. Он говорит:

– Вдыхай глубже.

Я выкурила сигарету. Жду прихода, его нет, вообще никак, никакой эйфории. Следующие мысли о том, как я скажу в институте, что я употребляла стип. Потом думала, что за причины были у меня прервать срок? Затем я поняла, что скорее всего меня обманули, так как эффекта эйфории не было. Ну и хорошо, хотя, может, позже, не сразу. С одной стороны, я осуждаю себя, что согласилась употребить, а, с другой стороны, рада, что меня обманули и дали не наркотики. Меня притягивает муж внешне. Но тут я вижу парня с банкета чёрненького кудрявого, который понравился мне. Такое красивое благородное лицо, рост и телосложение. Он был с девушкой. Я подхожу с мужем к этому парню и говорю:

– Вот такие мужчины мне нравятся.

Муж – это моя мужская часть. Парень с девушкой забирают меня с собой. Девушка тоже притягательна, у неё благородные черты лица аристократки, но ей я не говорю комплимент. Я хочу быть с её парнем, а она доброжелательна и не ревнует.

Потом я очутилась в квартире, она четырёхкомнатная. Я занимаю комнату. В ней порядок и много пространства. А вся квартира захламлена и заставлена. Я знаю, что её собираются сдавать. Мне не нравится, что со мной не советуются, не вводят меня в курс дела, что я не участвую в выборе, но всё равно спокойна, потому что мне эта квартира не очень-то и нужна и не за что держаться. Приходят смотреть мужчина и женщина. Сразу стали делать небольшую перестановку в комнатах.

– Очень захламлено, надо порядок навести, – говорят они.

Мне нравится, что наши взгляды по порядку совпадают. Они соглашаются жить в этой квартире.

– А сколько будет человек? Кажется, вас двое? – говорю я, сомневаясь, зачем тогда им столько комнат.

– Теперь твои расчёты будут вместе с ними. Они сняли на длительный срок по предоплате, и стоит вся квартира сорок три тысячи в месяц, – говорит мне хозяин квартиры.

Я считаю про себя, что тринадцать тысяч в месяц за мою комнату. Но я пока не уверена в соседях. Вроде они аккуратные, не любят лишний хлам. А как они между собой? Неизвестно. Потом я ищу работу. Ходила на собеседование и мне надо выходить. Я до этого пиво пила, решила купить бутылку по дороге на работу. Делаю глоток, он мне противен. Я ставлю на асфальт бутылку и больше не пью. Хочу закусить, заесть, а то помойка во рту, ужас.

Я готовилась работать в магазине. Меня выбрали и я должна была собрать одежду для работы. Пошёл сильный ливень, и я вся намокла. Я в помещении с детьми. Я как бы воспитатель, наблюдаю. Вижу, что одна девочка приготовила в соседней комнате верёвку и табуретку. Я догадалась, она жить не хочет, а ей ведь только десять лет! Я думаю, что если я отговорю её не совершать самоубийство сейчас, она сделает это в другой раз. Надо узнать причины… И тут я вижу, что эта девочка не может найти общий язык с двумя другими. Одна из них маленькая, шепелявая, оскорбляет, унижает и подавляет её. Я ей намекаю, что в соседней комнате есть оружие, им можно защититься. Я поняла, что у неё проблемы с защитой. Она не может отстаивать себя и своё мнение. Время быстро прошло, я захожу, эта девочка вся красная и родители в ужасе. Она убила ту, шепелявую, и только что труп забрали и увезли. Эта девочка стоит испуганная. Я пытаюсь её защитить перед родителями.

– Она защищалась, та девочка её оскорбляла, – говорю я.

– Это вы не досмотрели, – обвинили меня родители.

Я же обвинила себя, что подсказала, где оружие лежит. Девочка взяла палку. И тут я вспомнила, что она хотела покончить жизнь самоубийством, уже верёвку и табуретку приготовила. Может, это ей сейчас как выход. Но не думала, что она убьёт её. Сейчас она стоит испуганная, подавленная. «Хоть бы сейчас не пошла и не кончила жизнь», – так я рассуждаю, наблюдая за ней.

Я еду по лесу на велосипеде и вижу, что что-то спрятано. Заворачиваю и вижу пляж, на котором загорают люди. А, если спуститься вниз, вода с горячим источником булькает и бурлит. Я вижу, как девушка с этого берега подходит к реке. Надо перед вхождением в реку пройти вязкий песок. Она проходит и заходит в реку. Я тоже захотела, бросила велосипед и спустилась. Чуть ниже молодые люди и девушки загорали. Я случайно одному парню от края насыпала песок на лицо.

– Ой, извините, пожалуйста, – пролепетала я, думая, что сейчас мне влетит.

– Я ждал этого, – отвечает парень мне.

Я удивляюсь. А он цитирует философскую мудрость:

– Хоть сыпь песок в глаза, а ему всё – божья роса.

Я думаю, что всё равно странно, ну, ладно. Я решила собрать свои вещи в сумку, они у меня на перекладине велосипеда и в багажнике были. Лосины золотого цвета, чёрная рубашка. Я знаю, что парень наблюдает за мной. Сложив всё в сумку свою холщовую через плечо, я опять поражаюсь, почему получилось много и толсто набита сумка.

Я устроилась на работу в компанию оператором. Потом меня переводят помощником бухгалтера. И я влюбляюсь в директора, он красивый, тёмненький, кудрявый и у него крутая, спортивная тачка. Я думаю, что у меня будет такая же, поработаю здесь на должности. Но я боюсь обнаружить свою татуировку, быстрее бы заработать деньги и свести её. Всех приглашают обедать. Я откусываю чёрный хлеб с колбасой, минибутеры и ммм, забыла, как называются такие закуски на шпажке, ну, ладно. А канапе! Этот парень рядом со мной показывает, как откусывать надо.

Звонит девочка с доставки цветов и говорит:

– Я не смогу доставить сегодня, только завтра.

– Как это? Нет, нет, нет, только сегодня! Сегодня день рождения! – говорю я.

– Нет, сегодня я не смогу, я сама не своя.

– А можете мне деньги обратно перечислить? – уже плача, в отчаянии говорю я.

Быстро думаю, как заказать у других, и плачу. Потом муж, подруга и наркотики. Сначала я встретилась с подругой, она угостила меня стипом. Я покурила, ничего не поняла. А потом у меня появилась своя порция. Приходит подруга, говорит:

– Есть что-нибудь?

– Нет, нету, – говорю я, хоть у меня есть, но мне сейчас некогда.

Она, грустная, уходит. Я оправдываю себя тем, что сейчас я занята и потом я не должна её угощать за то, что она меня угостила.

Я в больнице. Мне должны левую руку загипсовать на две недели. Она у меня сломалась, неестественно болтается. Я думаю, блин, как же теперь работать две недели, рука ведь в гипсе. У меня какие-то дела и я размотала бинт. Сложности будут с тем, чтобы надевать одежду зимнюю, да вообще, никак не просунуть руку. Я придумываю разрезать рукав. Я иду в другой корпус, хочу устроиться на работу. Там встречаю знакомую. Я знаю про неё, что она на низкой зарплате не работает.

– Какой график и зарплата? – спрашиваю у знакомой.

Я в группе людей, среди них мой муж. Он говорит:

– Моя мама придёт и решит вопрос.

Я подумала, что он как ребёнок – мамой прикрывается.

Я с мужчиной. Мы обнимаемся. Я закрыла дверь на замок, у нас мало времени, чтобы заняться любовью.

Я пытаюсь уехать незаметно от семьи с мужем. Мне надо, чтобы его отец перечислил мне деньги. Я говорю об этом ему. Как будто я хочу их обмануть. Уехать навсегда, а им говорю, что с мужем. И вот я сижу на выступе в стене очень высоко, рядом со мной две девочки. Мне не очень удобно, потому что место маленькое из-за чемодана девочки. Я говорю:

– Ты можешь убрать чемодан выше?

– Нет, он туда не поместится, – отвечает она и прыгает не на землю. Приземляется на две большие коробки с четырьмя отсеками, там что-то мягкое.

Я прыгаю за ней, но приземляюсь на край ёмкости, они стоят две друг на друге. И он клонится вбок. И я, и девочка выпрыгиваем из этих контейнеров и приземляемся на Землю. Мне нравится прыгать, летать.

Я в какой-то новой квартире с мамой. Приехал брат от своей жены в гости к нам. Я обращаю внимание, что из моего шкафа выпали сумки и вещи. Я стала складывать обратно. Обнаруживаю несколько новых пар носков с этикеткой. Я говорю:

– О, здорово! У меня есть новые носки, оказывается.

– У тебя есть новые фотографии? – спрашивает у меня брат.

– Зачем тебе? – вмешивается мама.

Я изловчаюсь одной рукой взять ближайший фотоальбом и даю брату. Он ложится на диван и смотрит. Заходит разговор о тёте, маминой сестре.

– Она отрекается от своей сестры, потому что не верит в неё. А я верю в тебя, – говорит брат и смотрит мне в глаза любящим взглядом. Я смотрю с благодарностью на него.

Мама ходит и молчит, но я знаю, что она отреклась от своей сестры.

– Долго я хотела сказать, что это неправильно отрекаться от родственников, – говорю я с тем умыслом, чтобы дошло до мамы. – Потому что они не посторонние и не чужие люди. Это, как отрекаться от себя. Ведь часть тебя есть и в родственнике.

Я думаю про семью брата.

– В последнее время ты не жалуешься на конфликты. Может, наладились отношения? Выглядишь спокойным, – говорю громко в сторону брата.

Потом смотрю маме в глаза и чувствую, что ей неприятно это слышать.

– Я понимаю, что ты хотела бы получить в детстве любовь, внимание, заботу, уважение, но тебе не досталось.

Ты была старшей дочерью. Но сейчас ты можешь это дать сама себе, – обращаюсь я к маме. И она с благодарностью смотрит на меня – и мне хорошо.

Я заснула, но услышала сквозь беруши шёпот, пытаюсь их вытащить, одну достала, прислушалась, а другую не могу. С трудом тяну руку к уху, еле дотянула, она словно онемела. Дотянула, помогая другой рукой, достала. Было тихо сначала. Но потом за головой у окна опять слышу шёпот, но не могу повернуться, всё онемело и ощущение страха в ногах и теле не позволяет двинуться с места. Я силюсь открыть глаза. Еле приоткрываю и вижу два бесформенных пятна: девочки в бледно-розовом и сером тоне, как привидение повисли в воздухе в двух метрах от моей кровати… Потом у меня опять глаза закрываются. Я ощущаю страх и начинаю кричать, звать маму: «АААААААА, АААААААА».

Только это ААА у меня получается сначала тихо, потом всё громче и громче. И жуткое ощущение страха в ногах и теле не покидает меня. Я кричу: «ААААААААА».

Я же год назад поняла, что люблю чувствовать страх, вину, брошенность, отвержение, отречение.

В большом полуразваленном здании я и со мной много женщин и мужчин. Тут узнаём, что появился в здании маньяк-убийца, который всех убивает. Мне страшно. Я и небольшая группа спрятались в комнате. Проходит мимо меня женщина-психолог и говорит: «У тебя такое дыхание, со свистом в носу. Ты либо не хочешь, либо что-то мешает пережить ситуацию своего детства – поэтому всё так.»

Я забегаю в одну из комнат и прячусь в шкаф, но моё дыхание такое сильное, что дверь шкафа шевелится и я могу себя обнаружить. Выхожу. Все бегают от этого убийцы, а он говорит:

– Всё равно я вас всех настигну.

В комнате находятся главная женщина и мама. У меня есть игла, и я втыкаю ее в их сердце. Знаю, что они не умрут, но так я надеюсь избежать смерти.

У меня есть собака – далматинец. Она рядом с мамой. Я ложусь, зову собаку к себе, она ложиться на спину, и рядом ещё кот серый, тоже брюхом кверху лежит. Я кричу:

– Мама! Мама! Посмотри, сфотографируй нас быстрее!

Она где-то мешкает и не приходит. Тут я вижу, что в вентиляционное отверстие из дырочек выползает мышь.

– О, мышь! – я кричу. – Надо её поймать!

Она залезла на новогоднюю ёлку с игрушками. Я пытаюсь схватить её за хвостик – она пытается куснуть меня. Я понимаю, что она может быть заразная и ловить её надо в перчатках, причем за тело, а то хвостик может оторваться. Ещё я знаю, что ловить мышей кошка должна, но она куда-то исчезла и я её не вижу. Так стою я на табуретке возле ёлки и смотрю, как мышь по ней ползает.

Мы в магазине с мамой, там два отдела. В одном отделе мама выбрала колбу-термос, на ней написано слова секс разными шрифтами. В другом отделе на витрине стоят различные колбы с духами и эфирными маслами. Она даёт термос продавцу и говорит:

– Мне надо восемь разных видов масла.

Я сама недавно купила набор из эфирных масел, только там пять видов. Но у меня маленький объём и стоит недорого. Она же берёт большой объём, много колб и тратит на это уйму денег. Я завидую, что она может позволить себе лучше и больше. И чувствую свою покорность. Думаю, что она хочет продемонстрировать своё превосходство и преимущество.

Потом я ездила на машине. Как классно ездить за рулём! Начальница сказала, что бывают экстренные ситуации и машина должна стоять у дома. Я вижу глаза. Мне говорят, что у меня папины глаза. Я всматриваюсь в его глаза и в свои. Вроде бы похожи, но я всё равно пытаюсь найти различия. Накладываю свои глаза на его глаза. Теперь я смотрю в глаза какому-то мужчине. Один глаз у него голубой, а другой – водянистый.

Я собираю хлебом чёрные точки. Это личинки мух и я ем их. И думаю, если они все превратятся в мух у меня в животе, я же лопну.

Я познакомилась с мальчиком двадцати пяти лет, высокий, стройный, светлый. Он всё ходит за мной, несмотря на то, что мы и так всю ночь прогуляли с ним. Я пришла домой и собираюсь принять ванну, набрала воду и – тут он заходит.

– Только тихо, – говорю я. – Мама рядом, не разбудить бы её.

Я раздеваюсь, у меня давно не было секса и – я бы не отказалась. Сажусь в ванну. Парень тоже оказывается в ванной со мной и смотрит на свой половой орган – он стоит. А парень сам молодой и неловкий, перемещается ко мне в мою сторону ванны сверху и начинает меня целовать. Мне не нравится, но это только секунду, и потом сразу я принимаю его такого, как есть, и наслаждаюсь близостью.

Я посмотрела на часы и увидела, что уже семь утра, но почему-то будильник не прозвонил. Меня клонит в сон, но я знаю, что уже семь утра и надо вставать. Я заставляю себя открыть глаза. Смотрю в реальности на часы – шесть утра. Я думаю, что это просто, сон и засыпаю ещё на час. Но час пролетает быстро, и я открываю глаза. Передо мной розочки в вазочке стоят и даже не думают увядать. Это здорово – шарик из жёлтых роз – красиво, волшебно, блестяще.

Я боюсь неизвестного. Моя мужская часть ищет заботы, покровительства у взрослой женщины, поэтому возвращается домой к маме. Одна моя часть не принимает рождение нового во мне и хочет утопить. Брат мне подкидывает новые названия, новые фильмы, он способствует моему развитию и продвижению. Ух, даже в животе защемило! Что это за чувство? А это ощущение тайны.

Я проснулась. Как же долго я спала. Да, я проснулась. Ура!!!