И наступает бесконечный день. Люди планеты Микза просыпаются, как обычно, ничего не подозревая, приступают к своим повседневным делам. Так проходят день и вечер. Земляне около десяти лет назад колонизировали эту планету. Но мало кто решался переселяться на неё. В связи с тем, что здешнее солнце находится ближе, чем на Земле, с людьми за первые годы происходит ряд изменений, а именно: у них сжимаются лёгкие, цвет кожи приобретает сиреневатый оттенок, зрачки становятся белёсыми из-за того, что слегка мутнеют хрусталики, хотя это удивительным образом не сказывается на остроте зрения. Из-за постоянной работы в сети фаланги пальцев вытягиваются по сравнению с земными жителями. Эти трансформации наблюдали у себя первые колонисты, и теперь всех иммигрантов предупреждают о предстоящих изменениях еще при отборочном тестировании.

– Я ничего не понимаю. Уже 12 часов ночи, а светло, как днём.

– Да, точно! Я пока не обратил внимание на это. Ты права.

Оливер только что вернулся с берега, когда ему поступил звонок от его подруги Ангелины. Его хобби – скульптуры из песка: фигуры библейских персонажей, великие сражения, животные, знаменитые личности. И делает он их вдоль набережной. Туристов здесь много, они проходят мимо, любуясь его творениями. Дождей здесь нет никогда, и фигуры стоят долго, пока ветер не меняет образы. Оливер вспомнил, что сегодня было особенно много людей вечером, и никак не темнело. Он постоянно смотрит на часы, чтобы убедиться во времени, но как-то не придаёт этому значения. Что ж, светло, так светло.

Ему вообще давно плевать на всё происходящее вокруг. Он словно амёба. Главное, чтобы его не трогали физически и эмоционально, вернее, не делали больно. Он всячески старается избегать боли. Конечно, это не всегда удаётся. После смерти жены прошло пять лет, и сейчас он уже смирился с этим, пережил, но начинать новые отношения боится. Она не выдержала физических изменений. У нее была астма, и сначала здесь ей стало лучше, а потом состояние здоровья резко ухудшилось, уменьшающиеся лёгкие не смогли справиться с нагрузкой, и она умерла. Ночью. Тихо и незаметно. Просто перестала дышать. Оливер остался один. И вот в его жизни появилась Ангелина. Очень привлекательная женщина, и умная, и с ней очень интересно, но его к ней не влечёт. Возможно, он уже повзрослел, и нет смысла ожидать запала и страсти молодости. А возможно, несмотря на то, что она такая хорошая и умная, и красивая, она не в его вкусе.

Оливер высокого роста, с русыми кудрявыми волосами. Лицо его украшает бородка, за которой он тщательно следит. Он ее регулярно подстригает, и это стало ритуалом в его жизни и новой привычкой. Ему 35 лет. Это, конечно, не 20, но он по-прежнему активный и бодрый, молодой и полный сил.

Сейчас он живёт один в огромном доме, который сначала был обычной времянкой в период колонизации. Оливер его перестроил и модернизировал так, что описать форму обновленного жилища крайне трудно: углов у дома шесть, и он весь неровный, все его стены имеют разную высоту и ширину. Дом стоит в горах, рядом протекает речка. До берега океана Оливер ходит пешком, это занимает сорок минут. После смерти жены он улетал на Землю, несмотря на то, что это было разрешено лишь в крайних случаях. Дом пустовал, но через три года он вернулся обратно и теперь живёт здесь, хотя поначалу было невыносимо тихо и от этого больно здесь оставаться. Его хобби занимает практически всё свободное время, он целый день находится на берегу океана. С утра он катается на сёрфе, а потом просто сидит, лепит, строит, греется на солнце и демонстрирует фигуры из песка, иногда что-то рассказывает, – и так до позднего вечера. Когда он приходит домой, сразу ложится спать.

Оливер пока ещё часто вспоминает о смерти своей жены. Не любит вспоминать об этом, но память не сотрёшь. Сначала он хотел покончить жизнь самоубийством, даже пошел на мост, чтобы спрыгнуть. Он долго глядел вниз, но так и не решился. Винил себя за трусость и слабость. В нём боролись две части, и та часть, что очень хотела жить, победила. Тогда он завербовался в фармацевтическую компанию на Земле. У Оливера образование микробиолога и приличный опыт работы, его с радостью взяли, пообещав неплохую зарплату. Он занимался продажами, представляя свою кампанию. И хотя раньше он не пошёл бы в эту сферу, предпочитая исследовательскую деятельность, сейчас это оказалось самое то. Через полгода его жизнь заполнилась конференциями, тренингами, командировками, лекциями. Он всегда в работе, и даже после работы, дома, нужно готовиться к следующему дню. Эта загруженность не позволяла ему думать о прошлом и переживать утрату. Теперь лишь изредка, и с каждым днём всё реже и реже, он вспоминал о том, что когда-то у него была семья. Он стал, как робот, почти машинально выполняя должностные обязанности. Через два года такого марафона он иссяк. Он насколько вымотался, что даже похудел. Друзья перестали с ним общаться, а те, что не оставили его, общались, скорее, из жалости. Он стал невыносим, впал в критиканство, при этом мог сказать обидные и злые слова. В его поведении стали проявляться высокомерие и жёсткость. Он запретил себе быть слабым и ненавидел проявление слабости у других людей.

– Знаешь, Оливер, после последнего разговора и встречи у меня остался осадок, – как-то сказал ему его друг, связавшись по сети.

– Ну, это твои проблемы, – как обычно ответил Оливер, осознав, что это прозвучало грубо. Но он сейчас не в том состоянии, чтобы извиняться. Он очень зол на весь мир, на всех.

– Возможно, мои, но как же тогда наша дружба? После этого мне не хочется иметь с тобой дело, я не могу полагаться на тебя. Я рассчитывал на тебя, потому что ты сам неоднократно предлагал прилететь к тебе в гости. И вот, когда я настроился, спланировал, ты отказываешь. И мне, в принципе, более комфортно и удобно оставаться у себя. И прилететь к тебе я хотел ради тебя.

Оливер молчал. Что он мог сказать? У него было такое настроение, что не хотелось никого видеть рядом. Он чувствовал свою вину, но извиняться или оправдываться не считал нужным. Он смотрел на своего друга, и в какой-то момент тот стал ему противен. С экрана он ему показался немощным и слабым. Больше того, закралось подозрение, что друг хочет его использовать в своих интересах. От этих мыслей товарищ стал ему ещё более противен, и Оливер, не прощаясь, вырубил связь. Лицо его друга растворилось в гаснущем экране. Таким образом, постепенно, в течение года, друзья перестали с ним общаться. И у Оливера осталась только работа. Беспорядок и пыль, накопленная за эти годы, не беспокоили его. Он приходил домой, когда было уже темно и уходил в полутьме, поэтому не обращал внимания. Лишь изредка протирал пыль в ванной с раковины, ванны и зеркала, да на кухне. Но сам он выглядел очень аккуратно, – здесь он старался, – кроме обуви, которую он не замечал и мыл лишь изредка. В этом проявлялся небольшой диссонанс, но замечали это лишь некоторые люди. Вскоре Оливер заболел, сломался. Но он, конечно же, продолжал ходить на работу.

– Оливер, тебя вызывает директор. Зайди к нему. Срочно, – сообщила ему секретарша, как только он вошёл в кабинет.

Оливер молча кивнул головой. В последнее время он не здоровался и не прощался. «А какой смысл? – думал он, – всё равно здесь живёшь на работе с утра до вечера каждый день. Не обязательно. И кому нужна эта любезность?» Он дождался, когда закроется дверь за секретаршей, встал из-за стола, отпил горячий кофе, который принесла девушка, и направился к директору. Директорский кабинет находился на этом же этаже, через буфетный зал. Пройдя через секретаря, пропустив её улыбку, он зашел в кабинет директора.

– Оливер, здравствуй. Давно уже хочу поговорить с тобой, но не было подходящего времени, – сказал директор, всем видом выражая озабоченность: серьезный взгляд, морщины на лбу.

– Да, слушаю Вас, – без эмоций ответил Оливер.

– Ты давно работаешь в нашей компании и работаешь очень хорошо. Благодаря тебе, наши показатели улучшились и мы вышли на мировой уровень, – медленно произнёс директор, изредка поглядывая на Оливера. – И я наблюдаю за тобой. У тебя случилось горе, ты потерял семью и потом пришёл к нам работать. Полагаю, ты нашёл утешение в работе?

– Да, так и есть. Работа заменила мне семью, – на долю секунды лицо Оливера стало более мягким, изобразив боль. Но лишь на долю секунды, и потом опять приобрело замороженный, роботизированный вид, и он снова смотрел на директора стеклянным взглядом.

– Я очень ценю твою самоотверженность и самоотдачу и, возможно, другой на моём месте пользовался бы этим бесконечно. И я пользовался тобой, но больше не могу, извини. Сейчас я вижу, что это очень плохо сказывается на твоём здоровье. Ты измождён, бледен, выглядишь всё хуже и хуже. Твоё лицо не выражает никаких эмоций. Я за роботизацию, это прибыльно для меня и компании, но что-то мне говорит о сострадании к тебе и сочувствии. Ты нравишься мне как человек и специалист. Поэтому я решил отправить тебя в годовой отпуск, – директор смотрел на Оливера почти ласково. Он и говорить старался более мягким тоном, как разговаривал со своими детьми.

– Нет, спасибо, мне не нужен отпуск. Я смогу работать, – не поколебавшись ни на секунду, ответил Оливер.

– Моё решение не подлежит обсуждению. Я не предлагаю тебе это, а решил самостоятельно. Извини, не посоветовался, знал твою реакцию. Через год ты сможешь вернуться, если захочешь.

– Чем же я буду заниматься целый год? – неожиданная идея годового отпуска не укладывалась в голове.

– Попробуй вернуться домой.

Вот так Оливер прилетел обратно на свою планету, где покой и безмятежность, которые в свое время привлекли его семью, сейчас напоминают ему смертную тоску и гробовую тишину. Его с трудом пропускают обратно после такого длительного пребывания на Земле, сообщая, что это в последний раз, что он рискует занести инфекцию на Микзу, и в следующий раз, если такое повторится, ему придётся проходить процедуру допуска вновь, а это как минимум три месяца физиологических и психологических проверок.

Первые дни отдыха невыносимы. Ему мерещится тень его жены. Он думает, что сходит с ума. Чтобы уйти от мыслей и воспоминаний, он старается быть постоянно занятым, либо в отключке. В основном, курит мис, это та же марихуана, только выращенная на Микзе. Но это не помогает, лишь усиливает боль. К тому же в этом воздухе, да с маленькими лёгкими, становится трудно дышать, и он прекращает это баловство. Он убирает в доме, делает всё, что накопилось за три года. Иногда ходит из угла в угол, лишь бы чем-то себя занять. Потом смотрит телевизор, но тот ему быстро надоедает. Много гуляет. Готовит еду. Просто сидит в кресле-качалке и смотрит на горы. Лепит из глины, вылепил 15 фигур фантастических животных и птиц, которыми окружает свой дом. И постепенно он смиряется с утратой. Так проходят дни, недели, месяцы. Он начинает ходить к океану, снова увлекается сёрфингом. Там же он знакомится с Ангелиной. А вскоре начинает делать фигуры из песка на побережье.

Сегодня он возвращается с работы и, как обычно, почти машинально принимает душ и кидает котлеты в печь, чтобы разогреть. Он на миг задумывается о словах Ангелины и прислушивается к тишине. В его доме очень тихо, и иногда это его пугает, но лишь иногда. В основном, он любит эту тишину после шума океанских волн и криков детей на берегу. Но сейчас эта тишина не была тишиной. После того как затихает печь, он слышит какой-то непонятный шум, то ли в электропроводке, то ли в воздухе. Очень глухой гул. Он следует в комнату на втором этаже, шум усиливается. Он усиливается тем больше, чем тише в доме. Оливер закрывает уши руками, шум остаётся. И тут его озаряет мысль, что это шум в его голове. Сначала он удивляется, потом несколько пугается. «Вдруг это первые признаки сумасшествия? Но почему именно сейчас? Я вроде бы пережил смерть жены, было намного хуже. Странно, что за шум? И он не проходит. А может, я его никогда не замечал, и он всегда был? Может, это так и надо, и я только сейчас прислушался к тишине. Нет, вряд ли, я всегда в тишине и люблю её слушать. А вдруг это как-то связано с тем, что ночь никак не наступает сегодня? До сих пор светло». Оливер, размышляя таким образом, задёргивает шторы так, что дневной свет не проникает в комнату, и разваливается на кровати. Блаженно потягиваясь, почувствовав в теле усталость. Немного некомфортно и непривычно засыпать не в темноте и с шумом в голове. Он любит, чтобы была глубокая темень и тишина. А тут и свет, и шум непонятный. Шум лёгкий, и к нему постепенно привыкаешь, но всё равно это необычно и как-то тревожно. Он закрывает глаза и засыпает.

Она красивая. Её возраст сложно определить, где-то от 25 до 40. Такой вот разброс, диапазон времени. Когда она идёт по улице, молодые и старые, мужчины, женщины, дети обращают на неё внимание. Она излучает свет. Этим она вдохновляет людей быть счастливее. У неё и завистников нет, все только восхищаются. Ангелина переехала жить на Микзу около десяти лет назад, с самого начала колонизации, уже освоилась в местных обычаях и адаптировалась к Микзянской среде. Чувствует себя уверенно, независимо и безмятежно. Лёгкие у неё сильные. В детстве занималась музыкой, училась играть на саксофоне. И даже её пристрастие к марихуане на Земле и к мису на Микзе не повлияло на дыхательные органы. Она живёт одна в своём атланте-доме в форме вулкана, где стены трансформируются в окна. Сегодня она ложится спать и просыпается от мгновенной вспышки-видения. На диване справа от нее сидит несколько человек, ансамбль, они поют, играют на инструментах, веселятся. Ангелина жутко пугается. Когда она легла и попыталась заснуть, предварительно в хлам накурившись, её накрыл страх, что она может и не проснуться, но потом страх рассеялся, и она заснула ненадолго. И вот её будит кошмар.

– Вот это торкнуло. Вот это мис! – вслух произносит Ангелина. – Вау!

Она анализирует свой сон и убеждается, что он хороший.

– Зачем ты себя уничтожаешь? – однажды спросил её Оливер.

– Нет, вовсе нет. Так, чтобы усилить удовольствие и ощущение счастья.

– А так не хватает?

– Почему же, хватает. Просто я не вижу ничего плохого в том, чтобы иногда покурить качественную травку. Последствий нет никаких. Например, иногда хочется съесть шоколадку или торт, почему бы не побаловать себя?

– Хорошо, согласен! Микза, не Земля, здесь всё в природе несколько иного качества. Говорю, как микробиолог! – Оливер улыбается. – Для меня это похоже на сигареты. А вот никотин очень вреден для здоровья. Как чудесно, что здесь он не актуален и не выращивается, и люди не курят табак.

– Вот с этим я согласна! Это было отлично придумано, – проверять на пристрастие к никотину перед отправкой на Микзу. Табак – явный наркотик. А трава – нет, не наркотик.

Почва здесь бордового, местами красного, цвета из-за высокого содержания марганца и солей. И благодаря безоблачной погоде, а теперь и дню, здесь очень быстро растут овощи, зерновые культуры, чай, трава и т. д. И конечно, все они имеют необычный вкус и качество. Когда земляне только начинали колонизацию Микзы, здесь ничего не росло, совершенно ничего. С Земли сюда завезли семена, саженцы, и началось озеленение планеты. Сначала здесь было очень трудно дышать из-за малого количества кислорода. Но к этому люди постепенно привыкли, а земные растения, растущие быстрыми темпами, постоянно увеличивают содержание кислорода в воздухе. За десять лет земляне озеленили самый крупный на планете материк. И ежедневно сюда прилетает с Земли около ста человек. Выбранных, проверенных, обученных. Сам президент Микзы ставит разрешение на допуск. С допуском на планету очень строго. Таким образом планировалось сформировать качественно новый генофонд гомо сапиенс. Каким-то удивительным образом десять лет назад совпало, что началась вербовка на Микзу и климатические изменения на Земле достигли предела, начался необратимый процесс. А ведь мало кто решался лететь на другую планету, совершенно неизученную, где много неожиданностей. Люди привыкают к зоне комфорта, даже просто к привычной среде, и необходимость пошевелиться, сделать шаг в сторону вызывает глубокое сопротивление. Они будут страдать, мучиться, но ничего не изменят в своей жизни, думая, что может быть ещё хуже. Какое глубокое заблуждение, абсурд.

– Ладно, – Оливер сам знает, что трава не вредит здоровью, но старается воздерживаться. – Я не особо люблю травку, потому что накуренный ленюсь и ничего не делаю. Это очень приятно и комфортно. Я имею в виду, лениться. Но я заставляю себя действовать, потому что от активной жизни получаю больше внутреннего удовлетворения.

Он в последний раз накурился так, что ему показалось, будто Микза под ним шевелится, потом он сообразил, что это движение в области таза, и в итоге опять ощутил, услышал шум в голове. «Всё в голове,» – убедился он. Когда-то в молодости он баловался сигаретами на Земле, но потом бросил. И очень вовремя, так как на Микзу не допускали ни курильщиков, ни табакозависимых. Да и как здесь курить? И так тяжело дышать первые годы.

Оливер и Ангелина познакомились в океане на сёрфе. Их дорожки были рядом, и они там впервые увидели друг друга. Течение относило её на глубину, и она, сама не заметила, как приблизилась к нему. Он сидел на доске и смотрел в даль океана в ожидании волны. Он оглянулся на неё. Ангелине его лицо показалось красивым и благородным. На следующий день течение опять притянуло Ангелину близко к нему. Когда она подняла глаза и снова увидела его, немного удивилась. Он опять оглянулся. Когда он, наконец, развернулся и поплыл, ловя волну, они встретились взглядами. Ангелина эту волну пропустила и ждала следующую. А на третий день они поздоровались. Он оглянулся и сказал: «Привет!» – показывая большой палец в знак одобрения.

На следующий день была гроза, шёл дождь и гремел гром, объявили штормовое предупреждение. Хотя накануне Ангелина собиралась пойти покататься на доске, видимо, всё отменится. Сверкнула молния, прогромыхал гром. Ветер шумел и завывал. «В такую погоду экстремально было бы выйти в океан. Дааа. Интересно, Оливер пойдёт?». Вот и закончился дождь. Можно было бы пойти покататься, но Ангелина и хотела, и нет. Она всегда заставляла себя идти, преодолевая страх, потому что после сёрфинга чувствовала себя необыкновенно. Она когда-то давно чуть не утонула в озере, с тех пор боялась воды и не особо-то любила купаться. Однако после единения с природой и борьбы с водной стихией, грозным океаном, приятное чувство удовлетворения растекалось по всему телу от макушки до кончиков пальцев, заполняя всю ее. Она ощущала себя королевой, богиней и звездой, это чувство позволяло ей быть скромной и в то же время уверенной в себе. В сёрфинге не просто купаешься и плаваешь. Сначала плывёшь, преодолевая препятствия, к «точке отсчёта», где ожидаешь волну и потом, разворачиваешься в сторону берега и быстро гребёшь. И когда волна настигает, её необходимо поймать, войти с ней в баланс, подстроиться под неё. Она же капризная и просто так не прокатит. Только если поймаешь волну, она подхватит снизу и невидимой силой потянет к берегу на огромной скорости. И это невероятные ощущения, только естество природы и способность найти его!.. Баланс! Это мощно и сильно!

Ангелина любит утром покататься и потом идет в институт генетики, где работает уже три года. В последние дни всё перемешалось, где утро, где день, ночь? Постоянно светло и нет ночи, время суток можно определить разве что по часам. Но постепенно и это становится неважным. Что такое время? Иллюзия. Институт работает круглосуточно. Работают посменно, по часам. Работы много, и она всё прибавляется в связи печальными событиями на Земле: климатическими изменениями и внезапно проявившейся патологией. Последние сто лет на Земле количество углекислого газа и сброс нефтепродуктов в океан всё время увеличивалось. Это спровоцировало климатический сбой, таяние ледников и затопление прибрежных зон. Люди, успевшие спастись, переместились с берегов в центр континентов. Учёные прогнозировали, что все острова и небольшие материки будут затоплены полностью. И более дальновидные люди перемещались на крупные континенты: Евразию, Южную и Северную Америку. А некоторые пытались пройти отбор на Микзу. Плюс к этому хаосу миграции по всей Земле в разных точках стали регистрировать случаи склеивания людей. И не были ясны причины. На Микзе пока что случаев склеивания людей не было зарегистрировано.

К началу 2090 года население Земли составило десять миллиардов человек, в основном, благодаря жителям Индии и Китая. Но когда началось Всемирное Наводнение, в течение одной лишь недели численность землян сократилась на одну треть. Большинство жителей островов и прибрежных зон не успели эвакуироваться и погибли. Клаудузы в то время были редкостью и могли спасти лишь немногих. Новая Зеландия и более мелкие острова Океании полностью оказалась под водой. Австралия, Индия, Китай оказались почти на две трети затоплены. На всех материках линия побережья продвинулась вглубь на сотни километров. Ученые не могли объяснить, но природа пощадила восточное побережье Северной Америки.

Уцелевшие ринулись искать новое место для жизни и выбирали центральные регионы, не в силах совладать с ужасом перед океаном. По приблизительным данным население Земли за год сократилось наполовину и составило пять миллиардов человек. Собирать точную информацию было некому, поскольку инфраструктура большинства стран была разрушена.

Медики высказали гипотезу, что перенаселение и высокая плотность проживания спровоцировали мутации склеивания, срастания. Казалось, что все несчастья обрушились на Землю. Безусловно, люди предпринимали попытки заботы о земных ресурсах, ведь уже 100 лет назад говорили, насколько они истощены. Придумывали искусственные заменители. Но выхлопные газы от транспорта, заводов, дыма сигарет, – всё это сказалось на экологии. А отсутствие у людей ответственности за свою жизнь снижало шансы восстановить природный баланс.

Как и всегда, существовали богатые и бедные. Бедные стремились стать богаче, богатые – сохранить свой капитал. И, как и всегда, была взаимная ненависть между этими классами. И хотя за последнее столетие много пропагандировалось и преподавалось о необходимости и полезности осознанного образа жизни, вслушивания в себя и в свой внутренний голос, ответственности за свою жизнь, любви к себе и к окружающим, заботе о раскрытии своего потенциала, понимании своих и чужих страхов, – большинство людей имели примитивные взгляды, были лживыми, поглощенными жаждой наживы, меркантильными интересами, стремлением к власти. Трудно оставаться порядочным человеком, когда ты беден духовно и материально, – пустой мешок не стоит.

А всё началось с безобидной мутации фруктов и овощей, когда начали вырастать сдвоенные бананы, киви, морковь. Был выяснен вирус, который поражает эти культуры. Всё чаще стали рождаться сросшиеся близнецы. Эти близнецы заводили семьи и рожали опять сросшихся близнецов. Если сто лет назад аномалия сиамских близнецов встречалась одна на двести тысяч, то сейчас – одна на тысячу. Уже перестали вызывать удивление две головы в одном теле и другие уродства. Предполагали, что климатические изменения повлияли на развитие яйцеклетки, и она чаще делилась на пятнадцатые стуки после оплодотворения, а не сразу же, как при нормальном протекании процесса. Вот и срастались близнецы в утробе матери. Но эта проблема в корне отличается от срастания, склеивания уже взрослых людей.

Каким-то пока непонятным образом взрослые люди стали срастаться и склеиваться. Предполагалось, что мутацию вызывает комплекс причин: климатическая, генетическая, психологическая и вирус. Учёные стали проводить исследования этой аномалии и мутации. И на Земле, и на Микзе был создан научно-исследовательский институт генетики и психоэмоционального развития аномалий, рассчитанный на стационарные наблюдения. И было сделано потрясающее открытие, – люди выделяют друг на друга клеящее вещество. Но по каким причинам оно выделяется, остается загадкой. Генетики ищут причины возникших мутаций.

Ангелина только что прилетела из командировки с Земли. Лайнер доставил её прямо к дому. Это была мощная конференция по проблемам мутации человека, слёт всех врачей и учёных смежных областей. Не заходя в сам дом, она проходит через клининговую комнату, которая была чем-то вроде веранды, снимает костюм, выкладывает пару костюмов и рубашек, которые надевала на Земле, включает клосклинер, предварительно развесив одежду на плечики. И пока горячая струя воздуха обрабатывает одежду и выявляет чужеродный материал, задумывается. «Как же я правильно сделала, что иммигрировала на Микзу. Здесь хоть и есть свои сложности и тоска по родине, но здесь более безопасно и безмятежно. Но как же было тяжело сначала. А что мне было там терять? Нечего».

Под горячей струёй воздуха рукава поднимаются и вновь опускаются, уже обработанные. Так, по кругу, медленно вращаясь, клосклинер обрабатывает всю одежду, кипятит, дезинфицирует, утюжит. И все костюмы и рубашки становятся, как новые. Потом Ангелина заходит в термобокс и включает функцию генеральной очистки и дезинфекции. Сверкают лучи лазера, и тёплая сиреневая ионизированная вода льётся тонкими струйками со всех сторон, нежно касаясь тела. И в это время Ангелина через окно любуется пышным пейзажем своей планеты.

Да, Ангелина называет Микзу своей планетой, потому что уже десять лет находится здесь. Вместе с другими первопроходцами она делала первые шаги колонизации. Здесь ей знаком каждый камешек, кустик. Все культуры она тщательно изучает. Сколько работы уже проделано! «Может, это и хорошо, что теперь всегда светло. Это на Земле мы привыкли, что ночь и день. А может, здесь это в порядке вещей. Просто необычно, вот и пугает. Но жизнь – в принципе неопределённая вещь. Неизвестно, что будет дальше. На Микзе, возможно, люди будут жить дольше. Увидим». После конференции ей предстоит много работы, но все дела подождут. Сначала она как следует выспится и отдохнёт.

– Что творится на Земле? Куда катится мир? – Оливер, развалившись в кресле на веранде, задумчиво запрокинул лицо к небу.

– Не знаю, – Ангелина потягивает сок из трубочки. У неё сегодня выходной день, и вечером она зашла к другу в гости.

Они сидят рядом, почти вплотную. За последние месяцы они очень сблизились. Когда случается катастрофа или неизвестная доселе аномалия, люди становятся ближе, объединяются. Хорошо, когда это в пределах разумного, без прилипания, как на Земле.

– А вдруг и мы с тобой склеимся? Как ты думаешь, это возможно? Что тогда будем делать? – спрашивает Оливер.

– Можем и склеиться, если полетим вместе на Землю и если у нас схожие подавленные эмоции. Хотя это только предположение учёных и то, в кулуарах, – серьёзно отвечает Ангелина. Немного подумав, добавляет, – радуйся, что пока что не склеились. Здесь у нас не склеиваются, эта аномалия свойственна людям лишь на Земле. Я надеюсь на это.

Оливер смотрит на Ангелину, задержав взгляд. После её слов он ощущает бессознательный животный страх в животе. Он, безусловно, уже привык к ней и боится опять остаться один и пережить боль утраты. Девушка тоже смотрит в глаза Оливеру, она также не хочет расставаться, но и не хочет приклеиться, стать привязанной и ограниченной в свободе.

– Это точно. Но ты же летала на Землю и там могла приклеить кого-нибудь, – предполагает Оливер и улавливает собственнические чувства и беспокойство, неизвестно откуда появившиеся.

– Да, Оливер, такой риск действительно присутствует, – соглашается Ангелина, кивая. – Но что делать? Надо помочь другим людям. Мы и так здесь очень хорошо живём, – она очень серьёзна. – Я склонна предполагать, что это земной вирус и ещё ряд факторов. Мы это изучаем сейчас. Мне очень близка гипотеза, что непрожитые эмоции склеивают людей. Я надеюсь, что прожила все свои эмоции на курсе психотерапии. Перед колонизацией готовили основательно.

– О, да! Я вспоминаю это время. Каждый день учёба или тренинг, или терапия. Я жутко не высыпался в то время, и мне это всё до жути надоело. Кажется, я это делал ради жены, она настаивала на этом, – вспоминает Оливер.

И хотя на его лице светится довольная улыбка от воспоминаний о времени учёбы, неясная и смутная тревога беспокоит его. Пока он не понимает, откуда это и что. Откуда-то из глубин бессознательного.

– Давай попробуем разобраться вот в чём, – внезапно оживляется Ангелина. – У меня есть идея.

Она молчит, не сводя с Оливера взгляд, полный огня, жажды жизни и интереса. А на лице играет немного лукавая улыбка.

– Давай, говори, – подбадривает Оливер. – Ах, Геля-Гелечка, ты такая фантазёрка, и что бы я делал без тебя? Ты мой ангел-хранитель.

– Ладно, прекрати мне льстить, – подмигивает Ангелина.

Он тут же в момент поддаётся, заражается её энергией и, кажется, готов следовать за ней хоть на край света. Он уже предвкушает игру.

– Если верно мнение некоторых учёных, что склеивание – это результат подавленных эмоций, тогда мы, обнаружив у себя схожие непрожитые эмоции, должны были бы склеиться. А если у нас их нет, мы, соответственно, не склеимся. Даже если попадём на Землю, – продолжает Ангелина.

– Известно, что люди притягиваются друг к другу непрожитыми эмоциями детства, чтобы увидеть их отражение в партнёре и прожить. Если не проживают с партнёром, то расстаются и снова ищут и притягивают другого такого же партнёра. Или ситуацию, – подхватывает Оливер. – Это почти внушали нам на психотерапии, помню-помню. Хотя, если честно, я никогда не понимал этот процесс до конца.

– Да, и я это знаю. Поэтому теоретически можно предположить, что раз мы с тобой вместе, значит, у нас должны быть общие подавленные, непрожитые эмоции. Ведь зачем-то мы встретились. Ничего не бывает просто так.

– Согласен, да! Но ведь мы проходили курс психотерапии и проживали эмоции. Ты думаешь, мы не всё прожили, и что-то осталось подавленным? – озабоченно уточняет Оливер. – Нас бы тогда не пропустили сюда. Или они могли допустить ошибку в проверке перед допуском на Микзу?

– Да, может, что-то не прожили. Человек не может быть совершенным. Он же не Бог. А если у нас нет этого, значит, мы с тобой представляем собой не невротическую привязанность подавленных эмоций, а партнёрские взрослые и здоровые отношения.

– Странно, что ты в этом ещё сомневаешься. Я давно думаю, что мы партнёры. Мы не реализуем друг в друге компенсацию своей ущербности. Наши отношения искренние, открытые, доверительные. Мы способны любить, ценить и уважать себя и друг друга.

– Согласна, это так. Но, тем не менее, у меня есть небольшие сомнения. И ты прав, Оливер, чтобы полностью убедиться, нам надо вместе приехать на Землю и там пожить какое-то время. И если мы не склеимся, тогда всё отлично.

– Возможно, что в будущем мне придётся туда лететь. Скоро могут вызвать, да и я уже готов к активной и альтруистической деятельности.

– Знаешь, что интересно? Вирус культивируется только на Земле. Вернее, мы принесли его и сюда, переселяясь на планету. Здесь есть этот вирус, но в данном климате он не рождает аномалий, тогда как на Земле из-за него настоящая катастрофа.

– Как же всё запущено! – смеётся Оливер, чувствуя себя немного лучше. Внезапная вспышка тревоги оказалось мгновенной. Или это была защитная реакция?

– Мне совсем не смешно, – выражая возмущение и подняв брови, говорит Ангелина. – Я туда летала и видела, как страдают люди. Ты бы видел этих несчастных. Они уже около года живут склеенные и никак не могут придумать вакцину от этого вируса.

– Ладно, Геля, не томи, давай начнём играть в твою игру. Говори правила, – меняет тему Оливер.

– Сначала необходимо настроиться на себя. Спокойное глубокое осознавание себя. Я прислушиваюсь к внутренним ощущениям. Ом мани падме хум, мани падме хум, мани падме хум… – напевает Ангелина.

Ангелина приняла позу лотоса, положив руки на колени и закрыв глаза, медленно повторяет мантру. Оливер сосредотачивается и, глядя на нее, прислушивается к тишине. Он также копирует позу и закрывает глаза.

– Это тяжело, – говорит он и виновато смотрит на Ангелину. Она легко улыбается и поддерживающе кивает головой. Это внушает доверие.

Это, действительно, тяжело. То и дело приходится возвращать себя из потока мыслей. Сначала слышен внешний шум: кто-то стучит, что-то упало, кто-то идёт, просто непонятный гул или треск. Прислушиваешься к этому гулу. То ли проводка электричества, то ли ветер, то ли в мозгу. Слушаешь этот гул, звук в голове. Он становится ясным. Ангелина вздыхает. Оливер слышит её вздох и, не открывая глаза, старается сконцентрироваться снова. Сначала ощущает боль в мышцах, жжение, колики, зуд. Останавливается на животе. Оливера отвлекают воспоминания и какой-то неосознанный страх и тревога. Опять возвращается к себе. Слышен шум ветра и далёкие звуки. Почти тишина. У Ангелины булькнуло в желудке, и у Оливера мелькает мысль, что надо пойти перекусить.

– Нирваны, экстаза и инсайта не получилось. В следующий раз, – говорит Оливер. – Я бы поел.

– Мы только начали, – обиженно мычит Ангелина. Она остаётся сидеть на диване, надув губы и сморщив лоб. – И ты обещал!

– Как-нибудь в другой раз, – отмахивается Оливер, которому не хочется заниматься психотерапией и погружением в себя. Он встаёт и идёт в столовую, чтобы приготовить бутерброды. Однако, движимый чувством вины, он оборачивается. Ангелина поворачивает голову и улыбается. – В общем, понятно, настроились. Что дальше? Ты говори, я слышу.

– Ура!!! – тут же оживляется Геля. – А теперь будем вспоминать фрагменты из детства от нуля до пятнадцати лет и рассказывать их по очереди. А другой, кто слушает, задаёт уточняющие вопросы. Можно воспользоваться пишущей доской и пометить основные моменты, как что произошло, какие мысли были, какие чувства испытывали тогда и какие сейчас.

– Идёт, – громко отвечает Оливер. – Кто первый начинает?

– Могу я начать. Мне всё равно, – через минуту молчания, Ангелина добавляет, – лучше я. Покажу пример, как надо. Итак, сейчас я подумаю немного и вспомню. Ну, например. Когда мне было примерно пять лет, я залезла в какой-то электрический прибор, он стоял у папы, и меня шарахнуло током. На тот момент я ничего не помню. Это была мгновенная вспышка, меня отбросило волной. Сейчас я думаю, что испугалась. У меня остались шрамы на двух пальцах. Тут же прибежала бабушка и намазала мне их маслом. Я всё.

Оливер в это время заходит в гостиную, неся на подносе чай и горячие бутерброды с сыром, мясом, помидорами и зеленью. Он смотрит тёплым, почти отеческим взглядом на свою подругу. Ставит поднос на стол и садится в кресло напротив Ангелины.

– Ладно, теперь моя очередь. Смысл этого упражнения понять, какие есть эмоции, не прожитые в детстве? А что ты чувствовала тогда?

– Да, да! В этой моей истории эмоции страха. Хотя сейчас не помню, но могу предположить, что я испугалась. И возник он вследствие моего любопытства.

– Ясно. Сейчас я расскажу. Я учился, кажется, во втором или третьем классе, мне было восемь-девять лет. Я был очень застенчивым мальчиком. И вот меня вызывает преподаватель математики к доске. Я был готов и знал урок. Но была проблема, – утром дома я не сходил в туалет. А в школе стеснялся какать в общем туалете.

– Да ты что? Неужели это было? – Ангелина уже догадывается, что будет дальше, и с трудом сдерживает улыбку на губах.

– Мне тогда было совсем не до смеха, – пытаясь придать серьёзность голосу, говорит Оливер. – Дальше интересно, что произошло?

– Да, конечно, – Ангелина понимает, что нехорошо смеяться и даже улыбаться, и как может, сдерживает себя.

– Мне нужно было написать на доске решение задачи. Пока сидел, ещё было терпимо, а когда встал, так и почувствовал, что всё… И вот, я поднял руку, чтобы написать на доске, и меня прорвало. Раздался характерный звук, вот так: «Тпррррррр». И как я не старался сжаться, обделался.

– Бедный, как ты себя чувствовал? Вот это – нереальный конфуз.

– Учительница заметила, когда было уже поздно и когда все стали ржать, и когда стало вонять. Она строго приказала детям не смеяться, взяла меня за руку и отвела в туалет. Там я, сняв брюки и трусы, сидел, закрывшись в кабинке, сгорая от стыда и страха, и плакал, пока не пришла мама с чистыми брюками и бельем. Её учительница вызвала. Когда я увидел маму, расплакался ещё больше.

– Значит, тогда ты чувствовал стыд и страх. А почему тебе было страшно?

– Не знаю, от неожиданности, может быть. Хотя я ожидал и терпел.

– Так, можно резюмировать, что у нас есть общая эмоция страха. Но страх присутствует почти у всех. Хмхм…

– Знаешь, я всё-таки не соглашусь с тобой. У меня больше эмоция стыда, а у тебя страх.

– Вообще-то, да, – Ангелина задумывается на минуту, – хочу вспомнить, когда мне было стыдно в детстве. Не могу вспомнить.

– О! А я же сначала хотел рассказать другую историю. Потом почему-то передумал. В той истории у меня чистый страх.

– Похоже на притягивание за уши. Ладно. У нас может и не быть общих эмоций. Я имею в виду, непрожитых. И потом, это одна из возможных причин склеивания. Расскажешь другую историю? – Ангелина заговорщически улыбается, протягивая руку за бутербродом. – Интересно приподнимать завесу тайны и рассказывать другому, о чём и самому-то стыдно вспоминать. И когда рассказываешь, и твой собеседник принимает без осуждения и советов твои истории, ты проживаешь эти непрожитые эмоции, и они перестают беспокоить и проявляться в жизни, – она откусывает бутерброд, запивая уже остывшим чаем.

– Я всё это уже проходил на психотерапии, и ты тоже. Так что у нас ничего общего и непрожитого.

– Согласна с тобой. Как хочешь. Я вижу, тебе не нравится эта моя идея.

– Ну да, не вижу смысла в этом между нами и здесь. Во-первых, на Микзе нет этой патологии. Во-вторых, если причина мутации – непрожитые эмоции, то мы их прожили по максимуму, и непрожитых не осталось. А в-третьих, причины склеивания пока неизвестны. Есть ещё предположение, что это аутоиммунный дефицит, когда иммунная система сама себя атакует.

– Слушай, да. Почему-то я это упустила. Но я помню об этом. Конечно, этот вопрос также поднимается, обсуждается и исследуется. А, поняла, почему я упустила это. Здесь с тобой, в личном эксперименте, мы можем проверить только эмоции. Иммунку проверить можно у меня в институте. Этим занимаются нейро-иммунологи в соседнем кабинете.

– Человечество создало лекарство от рака, от спида. Но появились новые проблемы. Как всегда.

Ангелина смотрит на Оливера. Он выглядит серьёзным и задумчивым. Кажется, что-то его беспокоит. Это естественно в ситуации гибели Земли и землян. Тяжело жить на Микзе и не думать о землянах, очень хочется им помочь. Но как это сделать, когда люди сами не хотят себе помочь? Они только ждут спасателей, так как привыкли быть жертвами. И эта аномалия поразила девяносто процентов населения Земли. Никто не хочет ничего менять. Никто. Кому-то приятно находиться в своей зоне комфорта, а кто-то не знает, что можно жить по-другому, кто-то настолько зашорен, что кажется, каменная стена разделяет земные группы. Они живут кланами, парами и слипаются друг с другом, и потом умирают. Печальный конец.

– Ты говорил, что полетишь на Землю в командировку. Когда?

– Да, уже скоро, на следующей неделе. Я там буду только три дня. Встречусь с руководителем института, подпишу бумаги, возьму анализы, соскобы и вернусь сюда. Я уже изучил всю информацию, которую мне прислали.

– Удачи тебе. А я завтра начну исследовать привезённый с Земли материал.

Они прощаются, и Ангелина уходит домой. Живёт она недалеко, и приятная прогулка с лёгким ветерком освежает её. Она с упоением мечтает, как сейчас развалится в постели и сладко заснёт с чувством удовлетворения от проделанной работы, общения с другом и от самой себя.

Через год после первого случая склеивания стал очевиден трагичный финал зараженных людей. Постепенно клетки одного человека поглощают, сжирают клетки другого, область склеивания постоянно растёт. И один человек неминуемо врастает в другого. Уже зарегистрированы случаи врастания, когда от тела второго человека осталась лишь голова. Сейчас такого пациента наблюдают. У него уже склеились уши, и по предсказаниям учёных клетки головного мозга тоже врастут друг в друга. А что будет тогда, неизвестно. Таких пока единицы. Остальные оставшиеся в живых поддерживают себя на курсах психотерапии, где прорабатывают непрожитые эмоции. Некоторым, из тех, что склеились недавно, курс психотерапии очень помогает, и были зарегистрированы случаи, когда люди расклеились, но таких мало.

Уже на протяжении года, пока учёные ищут разгадку причин возникновения мутации, на Земле происходят глобальные изменения. Большинство людей умирает, не вынеся жуткой пытки врастания друг в друга. В результате, с 2090 года после затопления и начала мутации в 2098–2099 годах на Земле к 2100 году остаётся около одного миллиарда выживших. Из оставшихся лишь каждый десятый не подвержен воздействию вируса. Это люди, у которых прожиты эмоции, и потому их иммунитет силён против этой заразы. Но они не хотят покидать родную планету и перемещаться на Микзу. Остальные – те, кто заразился, но надеется выздороветь или как-то продлить жизнь, хоть и в сдвоенном, строенном и так далее, короче, в склеенном состоянии. Пусть уже поздно и невозможно разъединиться, эти люди всё равно выбирают жизнь.