31 декабря 1942 г. наша 7-я Гвардейская бригада шла пустынной Сальской степью. Опять бесконечная ходьба. Вдобавок есть хочется больше, чем всегда. Рацион урезан. Грузовики с нашими продуктами и новогодними подарками попали пару дней назад к немцам. А нам так хотелось получить эти подарки! Заблудившихся шофёров можно понять. В Сальской степи, где нет никаких ориентиров, заблудиться немудрено.

Нескончаемая дорога вьётся между песчаными холмами. Всё однообразно и монотонно. И вдруг в небе, пересекая наш путь, появились две большие птицы, похожие на кур. Чувствуется, что они упитанны. Раздался выстрел, другой, третий. Птицы продолжают лететь. Раздалось несколько автоматных очередей. Затем началась сплошная стрельба. Почти все подняли свои автоматы, винтовки, карабины и начали палить по птицам. А они продолжали лететь, как ни в чём не бывало. Вся степь огласилась таким гулом, что казалось идёт серьёзный бой. Несколько командиров метались между стреляющими и что-то кричали. Но ничего не было слышно. Всеми овладел азарт, две тысячи стволов продолжали стрелять. Казалось чудом, что птицы ещё машут крыльями и летят. Но вот одна как будто ударилась о невидимую стену. Одно крыло перестало махать. Она не может понять, что случилось, машет крылом и пытается как-то установить равновесие. Но вот, видимо, ещё одна пуля настигла её, она перестала махать крыльями и начала падать. Вторая птица почти тут же замерла в полёте и устремилась вниз.

Несколько десятков солдат кинулись за ближайший холм к месту их падения. Что там происходило не знаю. Но обошлось всё же без жертв.

Движемся дальше, обсуждая случившееся. Спускаются сумерки. Делаем ещё переход и останавливаемся на ночлег. Вокруг всё та же степь с песчаными, поросшими бурьяном холмами. Мы, человек десять из взвода разведки, расположились в лощине, сели на землю, молчим, отдыхаем. Пытаемся из сырых веток кустарника разжечь костёр. Ничего не получается. Сказали, что ужина не будет. Пронизывающий ветер донимает всё больше. Сидение в холоде, да ещё во влажной одежде, становится неуютным. Вспоминаю, что это новогодняя ночь, наша невесёлая новогодняя ночь. Спать ещё не хочется. Мы, разведчики, привыкли, что основная наша деятельность проходит по ночам: то боевое охранение, то попытки взять «языка», то доставка боеприпасов в роты, то ведёшь кого-то ночью на передовую, то сопровождаешь туда повара с кухней, то что-то ещё.

Когда усталость немного прошла, вскидываю автомат и иду в темноту прогуляться по окрестностям. Замечаю в соседней ложбине что-то вроде привязи, около которой стреножены лошади. Иду туда. Лошади одни, никого нет. На мордах у них болтаются торбы то ли с овсом, то ли с чем-то ещё. Они периодически их встряхивают и жуют содержимое. Подхожу ближе. Щупаю торбу у одной из них и определяю, что там кукурузные початки. Засовываю руку в торбу, предварительно дав лошади шлёпок, чтобы не вздумала кусаться и достаю кукурузный початок. Он в зелёной лошадиной слюне и до половины изгрызен. Вытираю початок о полу шинели и пытаюсь жевать. Зёрна высохшие, твёрдые как камень. Таким же образом достаю ещё початок, кладу его в карман и, жуя, иду дальше.

Уже совсем темно. Недалеко светится какой-то огонь. Я иду к нему. Это костёр. Вокруг сидят несколько командиров из штаба нашего батальона. У костра лежит часть железнодорожной шпалы. Штаб возит их с собой на подводе и при ночёвках в степи использует для костра. Стою какое-то время в темноте, потом берусь за костыль, торчащий из шпалы, и начинаю понемногу оттаскивать её от костра. Движение – пауза, движение – пауза, и вскоре я уже нормальным шагом тащу шпалу к нашему бивуаку.

Ребята по-прежнему лежат, сжавшись, на земле. Достаю штык-кинжал, откалываю от шпалы щепки. Когда их становится достаточно, бужу помкомвзвода Клочкова, у которого хорошее кресало, и разжигаю костерок. Вдвоём расщепляем шпалу, подбавляем щепок в огонь, и вскоре он уже горит ярким, горячим пламенем. Пододвигаемся к нему как можно ближе, потому что в спину дует пронизывающий ветер. Становится тепло. Дожёвываю кукурузные зёрна, кажущиеся уже вкусными, и укладываюсь. Засыпая, опять вспоминаю, что это новогодняя ночь, и решаю, что она не так уж плоха.

Просыпаюсь от ощущения, что у меня горит нога. Действительно, я лежу почти в костре, шинель тлеет и её правой полы уже нет. Несколько дней нового года хожу в шинели с одной полой.