Мама и бабушка ушли на весь день полоть свёклу, Коля остался дома один. Он уже три дня не ходит в детский сад: ждёт брата, Виктора. Брат прислал письмо, что взял отпуск и едет в деревню с женой и дочкой. Нехорошо будет, если они приедут, а дом пустой. Коля знает, где спрятаны пироги с черникой и пироги с зелёным луком. Виктор их любит больше всего. А в городе такие пироги не пекут.

Для Коли оставлена на столе большая банка топлёного молока, колбаса и несколько пирогов на тарелке. А если будет мало, то можно достать из печки тёплые щи.

Солнце печёт. Коля распахнул дверь настежь и открыл обе створки окна. По босым ногам пробежал прохладный ветер, но выше колен не поднялся. Даже ветру лень шевелиться. Ему, наверное, тоже слишком жарко.

Коля приложил ладони к толстым бокам молочной банки. Молоко в погребе стояло ночь — вон какая пенка, в три пальца толщиной! У коровы Ягодки молоко самое вкусное. Это все говорят в деревне. Как будто Ягодка не траву ест, а только сладкие ягоды.

Коля берёт ложку и понемногу отковыривает от густой пенки. Пенка тает на горячем языке. Коля жмурится, цедит сквозь зубы молоко, наклоняет банку, всё крепче сжимая её руками. Через пальцы, через рот всё тело наполняется молочным холодом.

— Уфф! — довольно сказал Коля и оглянулся.

У порога топталась курица Мотя. Это очень любопытная курица. Она всюду лезет и любит всё разглядывать. А потом возбуждённо рассказывает другим курам, где была и что видела. А они слушают и охают.

Коля сидит не шевелясь, ждёт, что Мотя будет делать.

Мотя нерешительно переступает с лапы на лапу у порога. Она стоит как раз на квадрате солнца, который лежит на полу у открытой двери, как горячий половик. Нахальный Мотин глаз блестит, как золотой. Её серые пёрышки тоже блестят. Солнце всех делает красивыми!

Мотя смотрит на Колю одним золотым глазом, другим, потом, громко топая, вбегает в комнату.

Коля ещё не подметал, под столом остались крошки от завтрака. Мотя клюнула крошку и вдруг как закудахчет: «К-ко мне! К-ко мне!» И сразу же через порог запрыгали все её дети. Они помогали себе куцыми крылышками и бежали к матери, подпрыгивая и как будто расставляя руки, чтобы обнять с разбега.

— Кыш! Кыш! — закричал Коля, вскочил, замахал руками.

Бац! — банка грохнулась на пол. Большая белая лужа с островами из осколков разлилась у стола. От лужи во все стороны побежали ручейки.

«Что я наделал! — испугался Коля.- Вот мамка задаст мне!»

— А всё ты! — сказал он курице.-Зачем в дом вошла? Это тебе не курятник!

Но Мотя его не слушала. Она улепётывала вместе с цыплятами. Наверное, она думала, что это не банка упала, а бомба.

Коля взял большую тряпку и подошёл к молочной луже.

— Вот жалко-то! — сказал он себе.- Ягодкино молоко выкидывать жалко… Кого бы позвать? Кота! Пускай лакает сколько влезет!

Он побежал искать кота Васю. Кот спал, растянувшись, на крыше сарая. Ему хорошо было прижиматься к горячей крыше одним боком, пока другой печётся на солнышке. Кот даже не шевельнулся, когда Коля стал его отчаянно кликать:

— Вася! Кис-кис! Иди-ка сюда! Кис-кис!

Наконец кот приоткрыл один глаз и посмотрел в щёлочку. «В такую жару надо спать на крыше, а не кричать во дворе!» — казалось, лениво думает он.

— Ну Вася! Иди ко мне! Вот увидишь, чего я тебе дам! — кричал Коля.

Вася закрыл щёлочку и притворился глухим.

Пришлось Коле забираться на раскалённую крышу сарая и тащить на руках разомлевшего кота. Его чёрная шерсть даже обжигала пальцы. От кота пахло нагретой на печке шубой.

«Тащи, тащи,-думал, наверное, кот, вися в Колиных руках.- Поглядим, куда ты меня притащишь. А я от тебя всё равно удеру!»

Но когда Вася увидел молочную лужу, он сразу ожил и сам прыгнул к ней и стал жадно лакать. Он лакал и лакал, а лужа никак не уменьшалась. Наконец кот отошёл в сторону, фыркая в молочные усы и отряхивая брезгливо переднюю лапу, которую он немного замочил. Он уселся и стал умываться.

— Эх, ты! — сказал Коля.- Я-то думал, ты действительно любишь молоко! Слабо тебе всё выпить!

Кот встопорщил умытые усы и мягко прыгнул за занавеску на печь.

«Надо Полкашу позвать! — решил Коля.- Уж он-то всё дочиста вылижет!»

Полкан забился глубоко в конуру. Он был уже старый и не любил жару. Он лежал у самой задней стены. Наверное, он считал, что эта стена самая холодная, потому что она всегда в тени от черёмухи.

— Полкан, ко мне! — скомандовал Коля, хлопнув себя по коленке.

Полкан посмотрел из темноты зелёными огоньками и слабо вильнул хвостом.

— Полканчик! Пойдём, я тебе дам холодного молочка! — пообещал Коля.

Но Полкан засунул морду под лапу, словно закрылся от света и жара, затопивших весь мир снаружи.

— Ты тоже лентяй! — сказал Коля с досадой и стал, кряхтя, втискиваться в конуру. Он схватил Полкана за передние лапы.- А ну, пошли, пошли, лентяй!

Он, пятясь, вытащил Полкана и провёл так, не выпуская передние лапы, через весь двор. Полкан неуклюже переступал кривыми короткими лапами и был похож на старенького кавалериста в мохнатых галифе. Таких кавалеристов в галифе Коля видел по телевизору. Но у них вид был боевой, а Полкан брёл еле-еле, спотыкался, и усы его обвисли, а в бороде застряла солома.

— Не бойся, Полканчик! Знаешь, чем я тебя сейчас угощу! — уговаривал его Коля.

Полкану тоже понравилось Ягодкино молоко. Он сначала робко полизал тонкий белый ручеёк, подтёкший к порогу, а потом осмелел и стал шумно лакать прямо из озера с осколочными островами.

— Ты стекло не проглоти! — испугался Коля и стал выуживать из молока осколки.

Полкан напился и убежал, облизываясь, а лужа на полу всё равно осталась. Правда, она была теперь не огромная, а просто довольно большая.

Коля выскочил во двор и стал оглядываться: кого бы ещё найти такого, кто любит молоко?

Около сарая, весело похрюкивая, зарывался в тёплую пыль поросёнок Минька. Точно, как мальчишка зарывается в нагретый речной песок. У поросёнка даже белые ресницы посерели от пыли и на пятачке подсыхала серая влажная нашлёпка.

— Вот кто у нас обжора! — обрадовался Коля.

Он вбежал в дом, схватил с тарелки пирог, отломил кусок и побежал к Миньке.

— Минька! Минька! А что у меня есть! — Коля снял языком с куска несколько тёмных ягод и стал громко чавкать.

Поросёнок встрепенулся. Ему сразу стало интересно, а что такое ест Коля? Он по-собачьи встал на задние ноги, а передними упёрся в Колину коленку и потянулся носом к пирогу.

— На-на-на! — Коля мазнул пирогом по пятачку, свалив пыльную нашлёпку, и побежал к дому. Пирог он держал в протянутой руке, и поросёнок резво топотал за ним.

Они влетели в комнату, Коля бросил кусок в молочную лужу. Поросёнок влез в молоко передними ногами и шумно зачавкал. Он ел, а Коля крошил пирог во все молочные ручейки, чтобы нисколько Ягодкиного молока не пропало.

Вечером, когда корова Ягодка вернулась домой с пастбища, Коля, Полкан и Вася рядышком сидели на крыльце и смотрели, как она медленно входит во двор.

Корова шумно вздохнула и сказала протяжно: «У-уу м-меня м-ммолока м-много-о!»

Коля, Полкан и Вася поглядели друг на друга и облизнулись.

А старший Колин брат Виктор приехал, как раз когда Ягодку только что подоили и от молока шёл вкусный лёгкий пар.