Интермедия

Это была небольшая зала. Небольшая, но богатая, достойно украшенная. Стены с фресками, изображавшими сады с виноградниками, чьи лозы с тяжёлыми гроздьями чёрных ягод свисающих словно живые, тянулись по стенам. Яблоневые деревья, пальмы, вишни… всё это буйство цветов и красок было исполнено настолько мастерски, что создавало обманчивое ощущение реальности и возникало желание пройти в этот сад, отдохнуть в прохладной тени деревьев вкушая их сочные плоды. Так же комнату украшали разного рода колонны. Колонны римские, белые и тянущиеся к потолку, статуи, могучие статуи, изображавшие чудовищ, коих и свет не видывал… Две широкие створки ворот, сделанные из крепкого дерева, чей коричневый цвет аккуратно вплетался в ансамбль комнаты, продолжал и дополнял его. Но при всём этом богатстве зала была свободной и даже… пустоватой. Разве что… яйцо.

Да, по центру этой комнаты находилось яйцо. Вернее сказать, яйцеообразный объект, висящий в воздухе. Размеры этого элипса были столь велики, что если бы этот предмет действительно являлся настоящим яйцом, то вполне вероятно из него мог бы вылупится совершенно взрослый, совершенно сформированный человек.

Белое, гладкое, блестящее, с рельефом из линий, странным образом оплетающим поверхность, светящимся ровным бирюзовым светом.

Вдруг линии эти пришли в движение: сияние их усилилось, а рисунок начал бегать и меняться… Яйцо, кувыркнулось в воздухе, перевернувшись остриём вверх, края каким-то образом складывались сами в себя, словно тая на глазах, скорлупа исчезла выпуская наружу своё содержимое: девушку, с длинными русыми волосами и оливковым венком на голове, одетую в белую тогу. Её карие глаза разомкнулись, а короткий и вздёрнутый носик сделал первый вдох, шумный и глубокий. Она парила в воздухе мягко опускаясь вниз, коснулась пола, и, как только это произошло — на её ногах буквально материализовались богатые сандали с золотыми пряжками. Лицо — столь правильной формы, что хоть портреты пиши. Этот профиль, эти линии… девушка немного напоминала греческую статую, но только она была не из камня — вполне живая и дышащ. Бесспорная, идеальная красота — но, в чём также не возникало сомнений, так в том, что красота сия являлась именно античной. Вернее, античного канона ибо, как известно, принципы и образы менялись на протяжении времени… если бы её увидел современный человек — он бы отметил грацию и правильность линий, но скорее всего посетовал на некоторую старомодность, сухость и жилистость.

Она выглядела усталой. Взгляд рассеянно блуждал в пространстве, слегка покачивающаяся походка, болезненный, бледный цвет кожи лица, особенности выделялись глаза — блёклые, потухшие но по мере того как она подходила к двери, её походка становилась всё уверенней и крепче, кожа наливалась жизнью и ярким бронзовым загаром. Когда она оказалась у самых створок — то там стояла уже не уставшая девушка — Богиня, совершенная, бессмертная, нетленная. Ворота, точно по невидимой команде, распахнулись настежь, открыв дорогу вперёд. Удивительно, но за ними простиралась нескончаемая и кромешная чернота…мгла. Девушка перешагнула порог — и сразу исчезла, точно бы её никогда и не было тут. Яйцо, погаснув, трансформировалось в подобие кресла-качалки и утихло.

***

Трапезная. Именно так можно было назвать это место: огромный и бесконечно длинный стол, сплошь усеянный всевозможными яствами от начала и до конца. Кого и чего тут только не было: фазаны, кабаны, фрукты со всех концов и частей Земли и кажется не только с Земли, но и ещё откуда-то. Потому как подобной пищи на выше указанной планете никогда не водилось. Белоснежные скатерти, золотые приборы, тарелки, стулья и кресла, даже ложе — всё было из золота. Мраморные колонны, опоясывающие залу по бокам, чудные статуи, изумительной красоты фрески, поражающие воображение. Музыканты, занимавшие отдельную оркестровую нишу, откуда доносились звуки, уносящие воображение и слух в страны блаженства. Множество пажей, прислуги — мальчиков и девочек. Словно ангелочки, они одетые в белые одеяния и все как один с курчавыми золотистыми волосами да бронзовыми лицами, бесконечно сновали между столами, убирая один блюда, чтобы на их месте тут же появились другие. Не то чтобы их было слишком много — но казалось, что эти дети успевали везде и всюду.

Однако публика на этом пиру была ещё интересней. Кого тут только не было! Меряясь кто больше выпьет, глушили вино буквально бочками полулюди-полуживотные — кентавры схлестнулись против сатиров и на спор опустошали многолитровые емкости одним залпом сопровождая всё это действо рёвом, свистом и стуком приборов о столешницу. Были там и гиганты, всех сортов и видов: горящие, точно бы магма в чреве земном, воссидали аккурат напротив ледяных, чьего одного присутствия хватало на то, чтобы всё вокруг покрылось инием. Парни затеяли армрестлинг, а здоровенный чешуйчатый демон следил за честностью состязания. Не обращая внимание на шумных соседей спорили о чём-то своём седовласый старец с длинной бородой, кольцами покоящийся у его ног и безусый юнец, который с пеной у рта чего-то доказывал деду. В другой компании собрались явные рачители природы — дымили курительными трубками и с блаженным выражением на лицах наблюдали за пьяной дракой кряжестого гнома с несколькими троллями, в то время как атлетически сложенный юноша, в набедренной повязке, недвусмысленно заигрывал с подвыпившими дамами бальзаковского возраста, разодетых словно собрались на бал к королю Людовику четырнадцатому. Присутствовали на этом празднике жизни ещё многие и многие ЛИЧНОСТИ, как похожие на людей, так и те, кто не имел ничего общего с человеческой внешностью и почти все они пребывали в неком кураже. Шум-гам и жуткая какофония Постоянно кто-то с кем-то разговаривал, кто-то кому-то что-то доказывал, пили на брудершафт, или же, разгорячённые напитками, переворачивали столы, чтобы, под хохот публики, закатить драку. Сколь же безудержна эта стихия… Сколь же много в ней силы… — страсть, похоть, обжорство, пьянство, азартные игры, жульничество — этот пир был жуткого рода вакханалией.

Отдельным рядом стоял иной стол — стол Владыки. Там то и происходило наиболее приличное и интересное оживление: стайка божественно прекрасных девиц-девственниц в полупрозрачных одеяниях кружили в завораживающем взор танце посылая своему владыке горячие взгляды полные обожания.

Хозяин ужина — средних лет мужчина, крупного телосложения, с длинными светлыми волосами и мощной бородой, сально поглядывал на танцовщиц своими ярко-голубыми глазами, цвета айсберга на рассветных сумерках. Одетый в сочный пурпур с золотым орнаментом — судя по виду, неимоверно дорогой смокинг отлично сочетался с чёрного цвета рубашкой верхние пуговицы которой были немного растёгнуты — ровно на столько, сколько требовалось чтобы подчеркнуть накачанную, крепкую грудь, походившую своей монументальностью на отлитый чугун. Он был дьявольски красив и невероятно обаятелен, со своей тёплой улыбкой, немного напоминающую отческую. Попивая вино из золотой чаши, он довольно похотливо водил глазами по танцовщицам, не решаясь, тем не менее, задерживать взгляд на какой-то одной, потому как слева, прижавшись к нему телом, сидела Госпожа вечера — Хозяйка.

В отличии от своего развратно-вольготного мужа она выглядела донельзя целомудренно и даже чёпорно. Её лицо было сухим, острым и донельзя совершенным, с аккуратно крючковатым носом. Одетая в женский брючный костюм, с волосами, убранными в высокий пук, она напоминала суровую бизнес-леди, а серые глаза, полные плохо скрываемого презрения этому способствовали. Губы, бледно-розовые, даже с приклеенной полуулыбкой сохраняли в себе ехидство и некую злобу. Её локоток крайне остро впивался в бок Владыки, доставляя тому некоторое неудовольствие; впрочем, как истинный джентльмен, он терпел это и не подавал виду.

Если мужчина услаждал свой взор полуголыми девицами так заманчиво изгибающими свой стан, то вот женщина занимала своё время тем, что, боковым зрением, внимательно следила за супругом, примечая малейшие изменения в его настроении, и в особенности — на ком тот задерживает взгляд. Одним словом, как вы понимаете, царила настоящая семейная идиллия, сопровождённая безудержно-угарным пиром.

Наконец, утомлённый однообразным зрелищем, Повелитель, слегка махнув кистью руки, унизанной перстнями, приказал танцовщицам убираться. Те раболепно откланялись, после чего удалились, исчезнув в неизвестном направлении. Владыка, провожая девушек похотливым взглядом, сам не замечая того, слегка причмокнув облизнул губы и мечтательно улыбнулся. Это не ускользнуло от внимательного взгляда Хозяйки, и она взвившись точно бы змея, вжала свой локоток мужу в бок ещё сильнее.

Между тем, перед столом Владыки словно из ниоткуда возникли… девять прекрасных, совершенных существ, в сандалиях и белых тогах. Стукнув себя по груди, они, не сговариваясь, выкинули правые руки вперёд.

— Аве, Зус! — после чего синхронно опустились на колени, преклонив голову. Тот, сцепив руки в замок и чуть подавшись вперёд, едва заметно кивнул. Музыка разом стихла, а гости, даже не заметив перемен, канули в никуда. Зала разом опустела, остались только эти девятеро и Хозяйка, которая, наконец-то отлипнув от супруга, слегка расслабилась… что не мешало ей изучающе водить глазами по тем, кто только что предстал пред взором их супружеской четы.

— Какие вести принесли вы мне? — голос Владыки звучал тихо, но настолько сильно и пробирающе, что разносился он по пустой зале точно бы раскаты грома. — Есть ли, что сказать вам, своему Владыке?..

Первым голову поднял статный мужчина, который, поправив венок, бойко начал:

— Отец Зус! Вести наши добрые! Все девять троянских коней успешно привнесены в мир, с разной степенью прогресси интегрировались в него… — Хозяин вечера позволил себе зевнуть и с жутко скучающим видом развалиться на своём троне. Весь его внешний вид, голос и отношение к прибывшим переменились: теперь Владыка напоминал радушного хозяина, полкового командира, который, дав команду «Вольно!», позволяет своим солдатам немного расхлябонности.

— Ребят, официоз можете отставить. Ну, что там у вас, как справляетесь?

Привычные к такой манере и переменчивости настроения своего Владыки, девять подчинённых позволили себе немного расслабиться; впрочем, с колен они не вставали.

Тот, который первым докладывался, выпятил грудь вперёд, после чего, горделиво осанясь, вымолвил:

— Зус! Успехи наши, без всякой скромности, отличные. Моя подопечная, например, уже взяла седьмой уровень! — Услышав такие новости, “товарищи”, чуть оскалившись, покосились на говорившего, послав ему в спину плотоядные улыбочки.

— Я в этих ваших уровнях не очень-то и понимаю… — отмахнулся Зус, нарочито усмехаясь в бороду. — Вот ты мне скажи: какая она у тебя, красавица?.. — Хозяйка, сверкнув глазами что молния, крайне многозначительно кашлянула. Владыка, вздрогнув, обернулся, взлянул на супругу и скис. Сальная улыбочка померкла а на её место пришло унылое выражение лица. Супружница же, ядовито оскалилась сверля докладчика злобным взглядом и, меняя положение тела, будто бы невзначай, провела большим пальцем по линии шеи.

Докладчик, правда, быстро сориентировался:

— А то! Красавица, в уровнях растёт как на дрожжах! Более того, выбрала в Покровители Минерву! На внешность правда не очень, но я не сомневаюсь, Владыка, что именно ей достанется честь пленить беглеца! — Зус, кивнув головой, окинул взором остальных.

— А вам есть что мне сказать, соколики? — слегка усмехнулся в бороду заметив с каким облегчением выдохнул докладчик затравленно глянув на его супругу.

Те, слегка осмелев, начали выкладывать и свои «Горячие» подробности. Каждый из них старался показать себя лучше другого, хоть в чём-то прихвастнув, превзойти и обойти конкурента. Находилась среди этих девяти и наша знакомая, которую мы видели до того в комнате с яйцом. Она поразительно стойко (и подозрительно) сохраняла молчание, покуда её коллеги активно доказывали Зусу состоятельность и ценность своих подопечных. Хозяйка, заметив её молчание, прищурила глаза.

— А есть ли что тебе сказать, Клоэлия? — голос Хозяйки, в отличие от мужа, звучал донельзя холодными и пробирающими нотками. Он был прекрасен, по своему, если и можно сравнить этот голос с чем-то, так только с грацией хищника. А именно, с грацией в момент охоты, когда он крадучись, готовится к смертельному прыжку и наносит свой точный удар.

Речь Хозяйки привлекла внимание: разговоры стихли, а взгляды, любопытные и заинтересованные сошлись на знакомой нам особе.

— Да, кстати, Клоэлия. Есть что тебе сказать по поводу твоего подопечного? — Тот, который хвалился седьмым уровнем, звучал ядовито, с поддёвкой.

Лицо Клоэлии даже не дёрнулось… почти. Только уголки губ.

— Помнится, ты ведь говорила, что не важно, кто тебе достанется, ты сделаешь Героя даже из самого последнего ничтожества? Так ведь было, не правда ли?

— Я от своих слов не отказываюсь, Геркуле, — отвечала та, послав оппоненту взгляд, полный обещания боли и ада. — Как я и сказала, даже если мне досталось последнее ничтожество, я, своим руководством и наставлением, смогу сделать из него… фигуру. И никакие уровни или что-то ещё ему не помешают… стать лучшим, — при этих словах она обвела взглядом соперников, выпятив грудь вперёд с чувством собственного превосходства.

Зус, наслаждаясь перепалкой, потёр руки. Заметив взгляд супруги — принял подобающий вид. Та, на всякий случай, показала ему кулак.

— И как… прогресс, Клоэлия? — лучезарно улыбнулся Владыка.

А из той, при обращении Владыки, словно бы выпустили воздух: спина разом сгорбилась, а на лице промелькнуло что-то… болезненное, точно бы у человека, борющегося с зубной болью.

— Есть… прогресс. Да, мой Владыка — слова Клоэлии звучали неуверенно, точно бы она и сама не сильно верила в то, что говорит.

— У этого бесполезного животного? Прогресс? Ха!.. — хмыкнул черновласый, но, получил неодобрительный взгляд от Хозяйки, съёжился.

— Я жду подробностей, Клоэлия, — между тем, громко постучал пальцами по столу Зус. Девушка, чуть побледнев, кивнула.

— Подробности. Да вот, недавно взял второй уровень, испытания проходит успешно…

— Испытания? — брови Хозяина поднялись вверх.

— Ну, вы же знаете: он попал в одну из местных рас, а у них свои сложности с ритуалом совершеннолетия… — на лбу Клоэлии выступил крупная капля пота и покатилась вниз.

Зус кивнул.

— И? Насколько это приближает его к задаче?.. Кто у него, допустим, Покровитель? Что он умеет?

— Работать головой, Владыка, — бледная, как полотно, судорожно и спешно говорила девушка. — Он находит выход из любого, даже самого безвыходного положения…

— Так под кем он ходит?.. — Клоэлия смолкла, сделала несколько дыхательных циклов.

— Медведь.

— Медведь? — ответом стало коллективное удивление. Хозяйка, надо сказать, сразу напряглась. На её лице промелькнуло нечто… опасное.

— Медведь? — изогнулись её губы. — Точно медведь? Не медведица?

— Медведь, медведь, — стремительно закивала Клоэлия головой словно китайский болванчик. Повисло напряжёное молчание.

Зус, в задумчивости, почесал бороду под подбородком. Неожиданно, он улыбнулся. Кн и г ое д.нет

— Медведь это очень даже хорошо! Сильный, добротный зверь! Далеко пойдёт. Но не быстро — тяжело раскачиваются… — в этом месте он даже слегка рассмеялся. — Но зато, когда они просыпаются!.. Хвалю. Видите? Даже из самого бесполезного смертного, умелый руководитель сделает вполне приемлемого бойца!

Зус, сально подмигнув Клоэлии, разошёлся на тему того, как важны личные качества, упорство, настойчивость в достижении цели, изобретательность методов, чтобы получить приятный и удовлетворяющий результат.

И все, даже самая последняя собака знала в тот момент, что говоря такие высокие и напыщенные речи Владыка, всего лишь, удовлетворяет жажду высказаться… ну а заодно, донельзя изощрённым способом передать шифровку своей любовнице, чтобы даже бдительная Хозяйка, Хэра, ничего и никогда не заподозрила…

Впрочем, Клоэлия предпочла мило улыбнуться, сделать вид, что она всё поняла, но в душе решив наверняка проигнорировать приглашение: всем известно, что любовницы при ревнивой и дотошной жене, с поставленной на широкую ногу паранойей и подозрительностью, живут, как правило, ярко и недолго. Клоэлия предпочла бы прожить подольше, пусть и немного скучновато.

Наконец, отчитавшись, они поклонились Владыке, церемониально ударили себя в грудь вскинув руку вперёд, после чего удалились по своим делам.

Зус, парой хлопков ладоней, вернул кутёж с гостями на прежнее место. Хозяйка снова заняла место подле любимого супруга и, прицелившись, вонзила свой остренький локоток ему в бок …

Когда Клоэлия оказалась в своих апартаментах, в той самой зале с яйцом, ноги её дрогнули в коленях и сами собой, не выдержав нагрузки, подкосились, увлекая тело на пол. Её трясло. Кое-как, взяв себя в руки, уняла беззвучную истерику и взглядом полным ненависти и желания расправы уставилась на кресло-ложу. Дыхание девушки было тяжёлым, сбитым, а сердце так и колотилось о грудную клетку, норовя пробить там дыру..

Наконец, совладав с собой, она, собравшись силами поднялась на ноги с явным намерением доковылять до «Рабочего места». Уже усаживаясь в него, Клоэлия довольно зло, но тихо молвила:

— Седьмой уровень, значит… Ну хорошо, стеллинг, я тебе задам жару, я тебе такое устрою… — как не странно, но волшебная мантра жестоких пожеланий своему подопечному слегка успокоила её дух, расслабила и даже придала чуточку сил для новой смены на трудовом поприще.

Снова, яйцо раскрылось и сомкнулось, поглотив тело девушки в себя и недвижимо зависло в воздухе…

Глава последняя или Эпилог, в которой всё возвращается на свои места и даже больше, или же to be continued, comrades!..

В начале была непроницаемая кромешная и пугающе нескончаемая темнота. Темнота, в которой не можешь различить ни верха, ни низа, темнота столь же глубокая как океан, но удивительно тёплая и приятная по ощущениям. Похожая на то, когда ты закрываешь крепко-крепко глаза, переставая различать что-либо вдруг и вдруг замечаешь маленькие вспышки света, мерцающие на самом краю зрения. Неспешно они начинают складываться в образы, картины, и так, постепенно, ты погружаешься в сон…

…моя темнота была очень тёплой, нежной, проникновенной… и тем удивительнее, что в какой-то момент ко мне пришло осознание того, что необходимо её покинуть. Я не понял зачем, почему, с какой целью нужно покидать такое уютное и комфортабельное место, но уверенность в том, что пришло время, меня не оставляла.

Моё тело изогнулось стремясь выпрямиться и неожиданно упёрлось в невидемые границы. У этой мглы есть предел? Я напрягся ещё сильнее… кувыркнулся в пространстве, словно плавая в чём-то и легонько стукнулся телом о преграду. Стенка мягко спружинила, но пропустить меня не захотела. Я повторил попытку ещё несколько раз. Удары так же был мягкими, но сильнее раз от раза. Внезапно, с внешней стороны раздался аккуратный, но чувствительный хлопок. Клац! И в моё царство тьмы ворвался свет! Тело, увлекаемое жидкостью вывалилось в неведомое, яркое пространство. Барахтаясь в панике, я совершил свой первый вздох. Теплота, приятная и такая уютная, сменилась обжигающим холодом, который ударил в лёгкие безжалостно и сильно. Мне было больно и страшно.

— Тринаверсе, — услышал я чей-то мягкий и ласковый голос.

С хрустом ломая остатки домика, нечто, коснулось моего продрогшего тела. Его аккуратно подняли и завернув во что-то мягкое. Признаюсь, стало гораздо теплее и даже уютно, почти как там, во тьме, но только лучше.

Я чувствовал успокоительное мерное раскачивание и то, что кожу тихонько обтирали от слизи, приговаривая слова любви и нежности. Мне нравится этот голос…он такой…родной.

Проморгавшись от яркого света, я огляделся. Мир вокруг казался громадным, просто гигантским, а на меня смотрели два больших и слегка прищуренных алых глаза, с белой линией бровей над ними и столько в них было любви… я буквально утонул в посылаемых мне флюидах.

Наконец, сфокусировав расплывающееся зрение удалось более подробно разглядеть это лицо; я не понимал откуда знаю все те слова и обозначения которые использую, но излагал мысли вполне свободно, информация лилась словно ручеёк, набирающий силу потока.

Коричневый, нежно-кремовый оттенок кожи. Лоб; на нём виднелась чёрная татуировка в форме паука, расставившего лапки в разные стороны. Странный и слегка острый нос, как мне показалось в тот момент, такой гротескный и большой. Периодически он то сужал свои два прохода, то расширял их — дышал. Лицо обрамляли белые, ярко-белые с отливом серебра пряди волос. Мне они казались невероятно прекрасными, такими сияющими и блестящими, что я не удержался и потянул свои крохотные ручёнки, самозабвенно вцепившись в эту прелесть. Хотел просто пощупать, но пальцы не слушались и получилось лишь схватить и не отпускать. Лицо, склонившееся надо мной озарилось улыбкой и я услышал смех — заливистый, звонкий, как звуки Божественных колокольчиков. И тут моё внимание привлекли уши, которые периодически подёргивались и вздрагивали. Это было так забавно — весело. Моё личико растянулось в беззубой улыбке.

Мама!.. — я знал, что это именно моя мама, родная и такая любимая. И на душе стало хорошо, спокойно. Вдруг я понял, — её объятия гораздо надёжнее нежели стенки моего домика.

— Тринаверсе… — тихонько шепнув, нежно улыбнулась она мне, и поправив ещё влажные волосики на моей голове подула своим обжигающе тёплым дыханием…

— Тринаверсе! Тринаверсе!..

Услышав столь настойчивый зов откуда-то со стороны я испугался… Резко мои глаза раскрылись, но первое, что я увидел над собой, была та самая женщина — с кремовой кожей, но почему-то с золотыми волосами и сапфирово-синими глазами полными невероятно тёплой любовью во взгляде.

— Мама?.. — слабо проговорили мои уста, покуда глаза фокусировались и пытались сложить картинку воедино.

— Мама?.. Пятница-кун, о чём ты таком замечтался?..

Услышав знакомое «Пятница-кун», я вздрогнул, проморгался, после чего, с удивлением обнаружил Шестую — самую обычную и привычную сестру Шестую, которая, одетая всё в ту же зелёную блузу и штаны, склонилась надо мной, усталая, бледноватая, но в целом — радостная. Её уши были расслаблены, даже не дёргались, в то время как глаза… они улыбались, по-настоящему радостно.

— Я так похожа на твою маму?.. — склонила она голову набок, слегка нахмурившись.

Я же, находясь в полусонном состоянии, вновь слегка «залип» любуясь её внешностью, вдыхал её аромат, который мне казался прекрасней всего на свете. Почему — не знаю. Это было не похоже на похоть, или сексуальный интерес, который так легко разжигается и так легко гасится одним неосторожным движением — нет, это было иное чувство, более величественное, значимое и почему-то такое необходимое для меня.

— Пятница-кун. Ау!.. — она помахала рукой у меня перед глазами. Я моргнул, после чего мои уши дёрнулись и слегка прижались к голове.

— Я не сплю, Шестая. Просто… ты очень красивая. Вся в маму,

Шестая, хмурясь, выпрямилась. Посмотрела на меня с недоумением и подозрением. Я же, с немалым трудом смог усесться на кровати… чтобы обнаружить себя в такой привычной и комфортной лазаретной комнате. Любовь моя!.. Да, я люблю отдельные каморки, и отаку в стеллинге никак не исправить!.. Мне кажется, или это прозвучало очень странно?

Мои уши опять дёрнулись. Сестра покосилась на них.

— Маму?.. Откуда… что ты имеешь в виду? — поинтересовалась она, всё так же изучая меня своими прекрасными глазами.

— Ты похожа на нашу маму, Эль Селесу. Только глаза волосы — папины, — уши у Шестой начали дрыгаться как у кошки, а на лицо наполз прелестный румянец.

— Пятница… я… с чего ты вообще взял?.. И… мне это только Отец говорит, обычно, — она выглядела невероятно смущённой. Вот просто до безумия.

Я же прислонился спиной к стене, немного перевёл дух. Даже после сравнительно небольшой нагрузки чувствовал себя уставшим: сердце колотилось, тело объяла слабость. Невольно, я снова вспомнил тот сон: тот я, который был там… он ведь чем-то походил на меня в теперешнем облике. Но он был меньше, совсем крохотный, как и… «Тринаверсе! — прорезала сознание вспышка, — она ведь что-то упоминала о памяти!..»

— Пятница-кун? — видимо, на моём лице отразился мыслительный процесс, потому как Шестая занервничала.

— Я видел её. Маму… нашу, — на последнем слове меня так и подмывало сказать «вашу», но как только это слово должно было слететь с языка, его точно бы кто-то заблокировал, заставив меня произнести его иначе… И тут я почувствовал, что да, она и моя тоже, в полной мере.

Странно: я эту женщину-стеллинга не знаю, не понимаю, да и пересёкся с ней никогда в своей жизни, но увидев в странном сне-воспоминании, тут же привязался к ней всей душой.

… или, это не мои чувства, а наследство Тринаверсе?

— Маму?.. Но ведь… это невозможно, Пятница-кун, — Шестая, в растерянности уселась на стул, задумчиво наматывая на указательный палец прядь волос. — Стеллинги не помнят свои первые годы жизни. Мы рождаемся, как мне папа говорил, очень маленькими, значительно меньше человеческих младенцев и поэтому, пока растём и дорастаем до размеров обычного ребёнка, наша голова…разум, меняется. Знания и приобретённые за этот срок навыки у нас сохраняются, а вот личная память исчезает… — в этом месте та замерла, после чего подняла на меня глаза и уставилась словно удав на жертву. — Но ты ведь ничего не помнишь, сам же говорил.

— Сложная история, — не менее задумчиво произнёс я со вздохом, обратив внимание на то, как дёргались мои уши. М… а оно разве?.. А, забьём. — Кстати!.. — поспешил я перевести тему. — А как я тут оказался? Что с испытанием?..

Лёгкая улыбка, даже некоторая весёлость, тут же сменились на мрачное выражение лица. Та вздохнула, скрестила руки на груди.

— Ты… точно хочешь это знать?.. — заметив интерес в моих зенках, она отвела свой взгляд в сторону. — Хатер’эр-кат… он чуть не убил тебя, Пятница-кун. Я… меня еле оттащила от него Первая. Если бы не она, то в нашей общине, скорее всего, стало бы ещё на одного стеллинга меньше — в этот миг в её взгляде и выражении лица скользнуло что-то жуткое, я бы даже сказал, зловещее. Мою спину словно льдом окатило, а волосы поднялись будто наэлектрезованные.

— …Шестая? Сестричка?.. — осторожно обратился я к ней. Та вздрогнула… и натянуто, донельзя фальшиво улыбнулась.

— Я… чувствовала, что с тобой что-то… происходит. Недоброе. А потом… я ощутила твою смерть, — Шестая смолкла, давая возможность мне осмыслить сказанное. У меня внутри всё как-то… сжалось. — …я ведь почувствовала смерть Тринаверсе в темнице, пусть и не поняла в тот момент, что именно это было. И, когда… ощущение повторилось… — она, сидящая на моей кровати, прижала ушки к голове и обняла саму себя при этом поджав колени к груди, словно сильно замёрзла. — Я не хочу больше никого терять. — прошептала еле слышно — Не хочу, не хочу, не хочу… — и слёзы покатились по её щекам.

Я хотел её успокоить, сказать что-то ободряющее, поддержать как-то, но попросту расстерялся. Я не знал что говорят в такие моменты и поэтому я… просто промолчал, дрыгая своими ушами и ругая себя последними словами. Чёртов чурбан… Мой теоретический опыт, взращенный сотней анимех и некоторого количества ранобе и манг, почему-то предпочёл позорно сдуться. Ох как паскудно я себя чувствовал в тот момент.

Однако Шестая неумела по долгу грустить. Видимо в ней было сильно то, что называют огнём надежды, оптимизмом. Как бы то ни было, и, вот она снова взглянула на меня своими синими-синими глазами и улыбнулась.

— Но ты выжил, Пятница-кун. И даже прошёл испытание. С чем и поздравляю!..

Я, чувствуя подвох, начал ждать сообщения от системы. Но его не было!..

Статы!..

Система не отозвалась.

Так, я не понял, это что за финтифлюшки, эй!..

Система временно отключена и проходит профилактику. Приносим свои извинения за доставленные неудобства! Все ваши характеристики/результаты/прочее будут пересчитаны после в полном объёме!

Оу. Вот оно как? Ну смотри у меня!.. Я тебе!..

Погрозив мысленно кулаком своей Системе, я вернулся в реал.

— Знаешь, сестричка, вот если мои испытания все будут так заканчиваться, то у меня есть великие шансы не дожить до совершеннолетия. — я усмехнулся. — А так — обращайтесь, буду рад ещё разок, другой поскакать под каменным градом. — хихикнул я, сделав максимально гордый вид. Даже слегка приосанился. Да! Я такой!.. Шестая, наблюдая за мной, хмыкнула, а затем подсела поближе и, неожиданно для меня, обняла.

— Больше так не делай, ладно? Геройствовать — не путь стеллингов…

— Значит, я буду первым стеллингом-героем!..

Шестая, выпустив меня из своих объятий, встала на ноги и посмотрела сверху-вниз. Да ещё и брови подняла. Я же, в ту секунду, осознал, что сморозил натуральнейшую глупость!..

— В смысле, я, я… я… — не зная, что сказать, я махал перед собой руками, а мои уши дёргались точно метроном — туды — сюды, туды- сюды.

Шестая снова на них удивлённо уставилась.

— Пятница-кун, твои уши шевелятся.

Я поднял бровь. Та вытянула руку и щёлкнула меня по краю уха.

— Ай!.. — Ухи тут же прижались обратно к голове.

— И что с того? — возмутился я такой бесцеремонности — Они у всех шевелятся!

— Но до сегодняшнего дня они у тебя не шевелились! Да и как стеллинг… по ощущениям, ты словно действительно стал нашим родственником, — в задумчивости молвила Шестая, подняв глаза к потолку. — Хотя, ты всё ещё какой-то… не такой.

— Ага, слегка бракованный — хохотнул я в ответ.

— Ну-уу, не то чтобы бракованный…Ну ты же сам понимаешь в чём твоё отличие и все эти испытания, Шести путей, видишь ли, не спроста их тебе назначили… сам Прапредок решит, достоин ли ты жить под сенью великого Древа или же нет! — заканчивая пламенный спич наставительно произнесла сестра, показав указательный палец, направленный вверх.

В тот момент я ощутил некую несправедливость к себе любимому. Так же несправедливость в сторону настоящей Тринаверсе. Ведь она!.. Я вспомнил, в ту же секунду, её грустную и важную просьбу. Поэтому набрался храбрости… и…

— Шестая, это лишь потому, что Тринадцатая поделилась со мной своей памятью.

Та, намереваясь сказать что-то ещё, но услышав такое заявление разом затихла. Склонилась ко мне поближе, вопросительно заглянула в глаза.

— Память?.. Ты… встречался с ней в Серых пределах?

— Я не знаю, как они назывались, но они были серые, да. И…

…и дальше у меня ушло около десяти минут на то, чтобы пересказать ей всё произошедшее, опустив некоторые подробности, например, касательно Системы. Я конечно верю в способность моего личного ангела, сестричку Шестую, переварить идею… РПГ, да, но, думаю, она пока морально не готова к подобному откровению. Нужно подготовить почву, обязательно.

Между тем, Шестая аккуратно начала сводить разговор к самому ходу испытания: видимо, мой экзаменатор не сильно распространялся на тему всего произошедшего на экзамене, то ли перепугался, то ли… в общем, на удивление, официальная версия гласит, что я надорвался (ага, особо отчаянно, да), но, Хатер’эр-кат, всё же, решил засчитать мне результаты. Даже более того — он сказал, что вот это прямо моё! Мой путь!.. Я всё понимаю, товарищ Х, но я к вам больше не за какие плюшки и коврижки не покажусь! Своя шкурка, что называется, дороже!..

В общем, когда меня почти развели на информацию, к нам пожаловали новые действующие лица.

— Тринаверсе!.. — хором сказала эта парочка. Да, парочка, только не та, о которой вы могли подумать.

Нас навестили Первая и Вторая — Великанша и горе-Повариха.

Великанша, заметив, что я в добром здравии, с явным облегчением выдохнула и даже повеселела. Она, кстати, тащила на себе котелок, с половником. Я и Шестая с подозрением посмотрели на котелок… потом покосились на УП. Та улыбнулась, лучезарно-лучезарно.

— А я вот тебе приготовила супчик оздоровительный. Попробуешь его, Тринаверсе?

И хотя Шестая обычно была менее категорична в оценках способностей нашей бедовой сестрёнки, сейчас же её почему-то перекосило, притом, так, очень заметно я бы сказал.

Я же, на всякий случай, снова постучался к Системе. Ничего. Тишина в эфире. Ладно, будем надеяться, что мой «стальной желудок» меня защитит. Да. И это ядовито-зелёное, булькающее нечто меня ни капли не пугает, и вообще — Первая ест и даже не морщится!..Вот, а чем я хуже?

Так что, за разговорами ни о чём, за поеданием стряпни Двойки (м, теперь это не просто резина, которую запекли в масле и подожгли — теперь она ещё и со вкусом мяты!), я сам не заметил, как отключился, позорно, прямо посреди беседы!.. Впрочем, чего ещё было ожидать от усталого человека (стеллинга), который только-только восстановился после очередного потрясения? Я засыпал, чувствуя себя невероятно утомлённым, но безумно счастливым…

***

Спустя три дня.

— И долго они так будут тащиться?

— Предпочитаешь на своих двоих?

— …предпочитаю на лошадях!..

— У тебя есть лошади?..

Солнце, яркое, палящее, светило где-то высоко-высоко, наполняя удушливым жаром воздух. По горной тропинке неспешно топали два ослика, запряжённые в нехитрую телегу. На козлах, управляя понурыми животными сидел (-ла) мой теперешний наставник: и это (сюрпрайз!) — сестрёнка Седьмая собственной персоной! Маза фака… Как так получилось, что на тест настоящего охотника мне назначили несовершеннолетнего наставника — для меня осталось тайной покрытой мраком. Нет, Шестая меня предупредила, что несмотря на «трудноватый» характер и довольно юный, для стеллингов возраст, Семёрочка — зэ бэст. И я как бы не против её участия в моей судьбе, если бы не…

— Что, Тринаверсе, готова наложить в штаны и убежать? Лес — детям не игрушка! — Как-то ну уж совсем не добро зыркая в мою сторону, посмеивалась Седьмая.

— Окстись, Семёрка! Отаку, что познал глубины и воды печали яоя, уже не страшно ничего… — лениво отвечал я, развалившись в телеге, которая безбожно скрипела, скрежетала, да ещё и постукивала на каждой кочке стараясь вытрясти из меня весь завтрак!

— Опять ты свой бред говоришь! Отец же предупредил, чтобы ты лишний раз непонятные и странные слова не употребляла!

— Кто-то прячется за папину юбку?..

— (рычит) Не нарывайся…

Как видите, я — по-прежнему я, и условия моей жизни в новом теле даже и не думали меняться в лучшую сторону. Мало того, что меня снова тащат на какое-то дурацкое испытание, так ещё и прошли слухи о том, что в наших краях видели Ара, ну, который Густаве — и что-то не верится мне, что он сюда цветочки собирать приехал. бы не за бедной моей головушкой пожаловал…

Вон, Система тоже соглашается!

Задание «Свой в доску» — Третий этап — испытание Леса — обновление задания/условий!

…странные дела творятся в стеллингском королевстве, товарищ 13!..

Впрочем, эту историю я расскажу как-нибудь в другой раз. А пока, меня везли в телеге и я, лёжа в на куцой кучке сена, довольно дурно пахнущего, вспоминал череду событий, которая привела меня к сегодня и сейчас:

И так, я умер. Иван Маховенко, отаку, геймер, немного и иногда обыватель (приятно думать, что ты не е*анутый на всю голову, а просто особенный, да-а…), был сбит грузовиком. Моя душа поболталась между небом и землёй, после чего я получил предложение — допуск в какую-то левую систему (простите, Систему, конечно же! Только с заглавной буквы, не иначе), а потом я попал. Нет, не так. ПОПАЛ. Казематы, тюремщик (чтоб тебе всю жизнь икалось!), суд, костерок (местные спа-услуги), а, как же я мог забыть, попытки разобраться в Системе и том, что она такое из себя… призыв шизанутого медведа, поединок, побег, первые попытки разобраться в происходящем…

И вот теперь я тут, теперь я здесь. К добру ли, к худу ли, я по-прежнему долбанутый отаку, весь багаж которого — куча анимешных фразок и шаблонов на все случаи жизни. Я по-прежнему не выучился ничему дельному, лажаю так, что потом уместно отвешивать фейспалм и лететь на обратную сторону Луны, а моё «тело» (нынешнее, конечно же) — не предел мечтаний. В общем-то и целом ничего не изменилось: я как был самым низом (дном) пищевой цепочки, так им и остался. А что изменилось? Что ж, теперь я стеллинг! А стеллинги — те ещё живучие сволочи!

___________________________________________________

Над книгой трудились:

Катэр Вэй (Роман и Диана) — сюжет, персонажи, основной планнинг, редакция и вычитка, проработка основных сцен.

Игорь Бессонный — советы и разработка ЛитРПГшной части, консультация по вопросам японской культуры/сленга, разработка Покровителя.

Владислав Климов (Пак) — основная вычитка и редактура.

Команда «Project Stelling» благодарит всех, кто читал произведение по мере написания, уже прочитал его (и алчет проды), а также всех, кто не остался равнодушным и не прошёл мимо — поддержал добрым словом, наградкой, или хотя бы нажатием кнопки “нравится” и конечно же тех, кто ещё не раз прочитает эту книгу.

Помните, что даже если вы попали в беду — у вас всегда есть два выхода. И это не те два выхода, о которых вы подумали!

Посвящение: посвящается всем отаку, анонам, а также любителям билбордов и интернетов. Помни, товарищ! При конце света, самое важное — затариться попкорном! И да помогут вам святые контрл, альт и делит! Да и не коснётся рука твоя кнопки маленькой, ресетом именуемой!