#img_5.jpeg

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

И г о р ь  П е т р о в и ч  Д р у я н о в, директор завода «Теплоэнергетик».

Г е о р г и й  Я н о в и ч  Б у т у р л а к и н, главный инженер завода.

А н д р е й  П а в л о в и ч  Б е р е з о в с к и й, главный конструктор.

А ш о т  Г у р г е н о в и ч  М е л и к я н, начальник производства.

Г р и г о р и й  Т а р а с о в и ч  Г р и н ь к о, секретарь парткома завода.

Н и к о л а й  Н и к о л а е в и ч  К а з а ч к и н, заместитель директора завода по экспорту.

Т р е г у б о в и ч, начальник заводской железнодорожной станции.

А л е к с е й  Я к о в л е в и ч  Т е м е р и н, инженер-технолог завода.

С т е п а н  Г а в р и л о в и ч  С и в о л о б о в, старый рабочий завода.

А л л а  Ю р ь е в н а, секретарь Друянова.

О л е ч к а, секретарь Казачкина.

Д м и т р и й  О с т а п о в и ч  С е м е н я к а, директор Левашовского завода.

З о я  Д е м ь я н о в н а  Р о м а н е н к о, заместитель председателя Камышинского облисполкома.

С е р г е й  Г е р а с и м о в и ч  Л о б а н о в, ректор Технологического института, бывший главный конструктор завода «Теплоэнергетик».

М а р с е л ь  С и м о н с о н, бельгийский промышленник.

Время действия — наши дни.

Один из южных городов России.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Декорация представляет собой как бы в разрезе два кабинета. Слева — просторный, обшитый полированным деревом, увешанный схемами и диаграммами, заранее вызывающими уважение к его хозяину, — кабинет директора завода «Теплоэнергетик» Игоря Петровича Друянова. Очень длинный, массивный стол для заседаний упирается в директорский стол, который тоже абсолютно пуст. Слева от директорского кресла на отдельном столике — несколько разноцветных телефонов, справа — большой стационарный пульт селекторной связи.

Справа — кабинет заместителя директора по экспорту Николая Николаевича Казачкина. Хотя он значительно меньше по размерам, выглядит он не менее празднично. Мебель самой современной конструкции, светло-зеленая кожаная обивка, хромированная медь. Все это немного напоминает современный интерьер на зарубежных выставках. На открытых полках техническая литература в ярких обложках. Причудливые рельефы подставок для цветов, но сами цветы в горшках выглядят довольно уныло — наверное, их просто редко поливают.

Пространство между кабинетами делится на два, как обычно называют, «предбанника». Их убранство, размеры, сами секретари так же различны, как и два основных кабинета.

Вся эта обстановка создает впечатление, что работают здесь, очевидно, энергичные, деловые, имеющие вкус к своей работе люди. Утро. Почти одновременно к своим столикам подходят секретари директора и заместителя директора по экспорту. А л л а  Ю р ь е в н а, секретарь Друянова, невысокая подтянутая женщина лет пятидесяти, берет со столика несколько бумаг, писем, быстро просматривает их, большую часть оставляет у себя на столе, взяв только две или три бумаги, входит в кабинет.

Алла Юрьевна кладет бумаги на стол Друянова, потом ставит в вазочку цветы, после чего внимательно в последний раз оглядывает кабинет.

О л е ч к а, секретарю-машинистке заместителя директора Казачкина, 19 лет.

Звонит телефон. Алла Юрьевна подходит к своему столику, берет трубку.

А л л а  Ю р ь е в н а. Приемная товарища Друянова… Да… Я не заказывала Борск. Ах, меня вызывают… Хорошо, жду… Здравствуйте, Юрий Анатольевич… Жарко… Тоже жарко… Ну что вы, спасибо… Вас, наверно, не только погода интересует… Провентилировать я, конечно, смогу. Но, честно, никаких шансов… Ну как же, переходим на новую конструкцию. Завод практически разобран… Реконструкция реконструкцией, но план по производству с нас никто не снимал. Сами понимаете, содом и гоморра… Нет, нет… Нереально сейчас, не до ваших заявок. Вы уж извините… До свидания.

О л е ч к а (набирает номер телефона. В трубку). Лариса, ты? Слушай, вы куда вчера с Валеркой делись?.. Мы?.. Ты что? Мы все около выхода ждали. Вас нет и нет. Потом пошли в кафе… Около яхт-клуба. А вы?.. Ну что?.. Он сказал?.. А ты?.. Ну и дурочка… Да брось ты… Мы? До пяти, представляешь? Не знаю, как высижу. Ну ладно, я тебе еще позвоню.

Входит  И г о р ь  П е т р о в и ч  Д р у я н о в.

Д р у я н о в (проходя в кабинет). Гамарджоба, Алла Юрьевна.

А л л а  Ю р ь е в н а. Игорь Петрович, только что звонили из Борска. У них две заявки на пятисоттонные агрегаты.

Д р у я н о в. Никаких.

А л л а  Ю р ь е в н а. Я так и сказала.

Д р у я н о в. Сводки уже…

А л л а  Ю р ь е в н а. На столе.

Друянов входит в кабинет. Берет вазочку с цветами. Нажимает кнопку селектора.

Д р у я н о в (в селектор). Алла Юрьевна, зайдите-ка ко мне.

Алла Юрьевна входит в кабинет.

У меня голова болит от цветов.

Алла Юрьевна берет вазочку с цветами, уходит в приемную и ставит ее к себе на столик. Входит  Д м и т р и й  О с т а п о в и ч  С е м е н я к а.

С е м е н я к а. Доброе утро, Алла Петровна. Товарищ Друянов у себя?

А л л а  Ю р ь е в н а. Юрьевна… Простите, вы?..

С е м е н я к а. Я директор Левашовского завода Семеняка Дмитрий Остапович.

А л л а  Ю р ь е в н а. Дмитрий Остапович…

С е м е н я к а. Не узнали меня, Алла Юрьевна?

А л л а  Ю р ь е в н а. Теперь, кажется, узнала. С приездом.

С е м е н я к а. К Игорю Петровичу можно?

А л л а  Ю р ь е в н а. Он у себя.

С е м е н я к а. Прекрасно. (Направляется в кабинет.)

А л л а  Ю р ь е в н а. Одну минуточку. (В микрофон.) Игорь Петрович, к вам директор Левашовского завода Семеняка Дмитрий Петрович. Вы его примете?

Д р у я н о в (в селектор). Кто? Семеняка? Ах, Семеняка… Пусть войдет.

А л л а  Ю р ь е в н а. Хорошо. (Семеняке.) Пожалуйста, Дмитрий Остапович.

С е м е н я к а  входит в кабинет Друянова.

Д р у я н о в. Заходи, заходи, товарищ Семеняка.

С е м е н я к а. Здравствуйте, Игорь Петрович.

Д р у я н о в. Когда прибыл?

С е м е н я к а. Вчера вечером.

Д р у я н о в. Как городок наш, изменился? Всё маленький, маленький, привыкли считать, а уже почти четыреста тысяч. Скоро областную столицу перегоним.

С е м е н я к а. Хорошо, что центр оставили, как раньше. Все-таки историческая ценность.

Д р у я н о в. Ты сколько у нас не был?

С е м е н я к а. Больше десяти лет.

Д р у я н о в. О-о… Время-то как летит. Садись. Большой срок, большой. Куксов при тебе работал?

С е м е н я к а. Не помню. Кажется.

Д р у я н о в. Напился вчера, подлец. (В селектор.) Куксов!

Г о л о с. Куксов слушает.

Д р у я н о в. Поздравляю тебя, Куксов. Завтра встретимся на завкоме.

Г о л о с. Да я всего один стаканчик.

Д р у я н о в. У меня сейчас нет времени разбираться в твоих дозах. До завтра… Кстати, что пил-то?

Г о л о с. Да вермут наш, местный.

Д р у я н о в. Сколько раз я предупреждал: не пейте вы этот местный вермут!

Г о л о с. О-о…

Д р у я н о в. Вот тебе и «о»… До завтра. (Семеняке.) Вот так и живем. Все еще сердишься? Да ты же меня благодарить должен. Ты у нас десять лет назад кем работал?

С е м е н я к а. Начальником третьего КБ.

Д р у я н о в. Господи, начальником третьего КБ, а теперь директор, рядом с Москвой обитаешь.

С е м е н я к а. И все благодаря вам.

Д р у я н о в. Конечно. Это же я тебе предложил по собственному желанию с завода. А на новом месте ты вон как пророс.

С е м е н я к а. Вашими молитвами, Игорь Петрович.

Д р у я н о в. На меня сердиться нечего. Принимал я тогда этот завод. Махина. Дел невпроворот, производство, как после полиомиелита, на обе ноги заваливается. У меня просто времени не было на зажим критики. Я бы зажал, но времени не было. Вот и приходилось расставаться с маловерами «по собственному желанию». Ну, поставь себя на мое место.

С е м е н я к а. Поставил.

Д р у я н о в. Ты чего приехал? Опыта набираться? Что так, своего не хватает?

С е м е н я к а. Ваш завод первый в стране. А мы только недавно обстроились.

Д р у я н о в. Ну, не прибедняйся. Слыхал, ты все пенки с НИИ и министерства снял. Как на ВДНХ работаешь — супермодерн.

С е м е н я к а. Надо же кому-то и НИИ раздевать. Благо, мы рядом.

Д р у я н о в. У тебя план-то сколько котлов — шесть?

С е м е н я к а. Теперь уже семь.

Д р у я н о в. Хорошо-то как. Просто завидую. А у меня пятьдесят. Вернее, сорок девять. Да из них десятка три — гиганты. А сам знаешь — один такой котел на сорока эшелонах возим. Шестнадцать этажей росту. Мы ведь теперь в фаворе.

С е м е н я к а. Кто спорит — флагман отрасли.

Д р у я н о в. Давай так. У меня сейчас селекторное совещание. В одиннадцать тридцать мне надо пройтись по основным цехам. Если хочешь, присоединяйся. А пока садись в кабинет замдиректора по экспорту. Кабинет у него пустует. Документацию себе попроси. Знакомься. Моя секретарша тебе все наши тайны откроет. Нам ведь теперь дружить надо. Ведь так?..

Семеняка отходит в глубину.

Что-нибудь не ясно?

С е м е н я к а. Мне надо было сразу сказать. Я не сказал вам всей правды.

Д р у я н о в. Какой правды?

С е м е н я к а. Правды о действительной цели моего приезда.

Д р у я н о в. Детектив?

С е м е н я к а. Ну, на детектив не похоже, а вот позвольте, я вам сказочку расскажу… Вернее, некую историю.

Д р у я н о в. Ну давай, если не очень длинная.

С е м е н я к а. Постараюсь покороче.

Садятся.

Итак, в некотором царстве, в некотором государстве, как говорится, в один прекрасный день одного инженера, примерно моего возраста, неплохого производственника, имеющего, кстати, опыт руководящей работы, вызывает к себе замминистра и предлагает взять под свое начало крупный, головной завод отрасли. И вот в кабинете замминистра при полном дневном свете инженеру нашему кажется, что наступил его звездный час. Но все-таки он интересуется: «А что же старый директор?» — «Зарвался, — отвечают, — старый самодур». Учитываем давнюю неприязнь замминистра к вышеупомянутому… самодуру. Да и нашему инженеру тоже нет повода обожать старика. Как-никак десять лет назад тот фактически выгнал молодца с завода. Итак, через полчаса встреча на ковре у министра.

Д р у я н о в. У Константина Степановича?

С е м е н я к а. У него. А вопрос-то уже, оказывается, подготовлен. «Причина, — спрашивает инженер, — освобождения самодура от занимаемой должности?» Отвечают: в свое время на этом самом заводе появился проект нового теплоагрегата молодого конструктора Березовского. Восемьсот тысяч киловатт вместо прежних ста пятидесяти — трехсот тысяч. Фантастика! И вот наш директор всей своей мощью навалился на техсовет министерства и добился включения нового котла в план этого года по освоению новой техники. Но самое загадочное произошло потом. Не так давно в министерство приходит телеграмма с требованием перенести выпуск котла Березовского с четвертого квартала этого года в план следующего. Самодурство, говорят, да и только. Мало того, обвел старик министерство вокруг пальца. Больше того, если каждый директор будет, мягко выражаясь, корректировать план, что получится?

Д р у я н о в. А что получится?

С е м е н я к а. Основной принцип соцпланирования станет под угрозу. Вот что получится, отвечают. А этого никто не потерпит. За это наказывать надо. Ясно теперь, почему снимают?

Д р у я н о в. Ясно, ясно. Мне вот только неясно, что инженер-то наш, согласился заводом командовать?

С е м е н я к а. Инженер-то? В принципе — да, но только в принципе.

Д р у я н о в. Не понял.

С е м е н я к а. Неделю отсрочки попросил. А сам, никого не спросись, на тот завод махнул. Ведь не сумасшедший же старый директор. И пока наш инженер не выяснит, почему котел Березовского, согласно плану, не может быть освоен в этом году, боязно ему принимать предложение министра. Да и неразумно.

Д р у я н о в. Трусоват ваш товарищ, но… сообразителен.

С е м е н я к а. Просто честолюбия в нем хоть отбавляй. Не хочет он, чтобы и ему к четвертому кварталу замену подыскивали. Понятно теперь, Игорь Петрович?

Д р у я н о в. Понятно… В чем, в чем, а в сказочках я научился разбираться.

С е м е н я к а. Только пусть этот разговор пока между нами останется. Одно дело, когда со мной будут разговаривать как с директором Левашовского завода, и совсем другое — как с будущим непосредственным начальством. Большая разница.

Д р у я н о в. Храбрый ты, Дмитрий Остапович. И не боишься? Вот возьму телефонную трубку да и ахну ею по башке. А что?

С е м е н я к а. Шутить изволите?

Д р у я н о в. А ты? Объяснений моих ждешь?.. Хочешь, чтобы я тебе на блюдечке все выложил?.. Ты же приехал все сам выяснять. Вот и выясняй. Вот так по коридору, вторая дверь направо. На двери табличка: «Казачкин Н. Н.».

Семеняка уходит. Друянов один. Пауза.

(В селектор.) Алла Юрьевна, зайдите ко мне.

А л л а  Ю р ь е в н а  входит в кабинет.

Соедините-ка меня с обкомом.

Алла Юрьевна выходит из кабинета и набирает номер.

Хотя нет, не надо, не надо… (Большая пауза. В селектор.) Диспетчерская? Валя, доброе утро. Начнем-ка селекторное совещание. Подсоедини мне всех начальников цехов, всех-всех, начальника железнодорожной станции. Меликяна и помощника по кадрам.

Сразу же раздаются голоса.

Г о л о с а:

— Первый трубный, начальник цеха Ивантьев.

— Третий механический, начальник цеха Ломидзе. Здравствуйте, Игорь Петрович.

Д р у я н о в. Здравствуй, здравствуй, Ломидзе. Вернулся из отпуска? Как отдохнул?

Г о л о с а:

— Хорошо. У себя в Цхинквали был.

— Чугунолитейный, старший мастер Коковкин Василий Васильевич.

Д р у я н о в. Коковкин? А где Рыжакин?

Г о л о с. Отлучился.

Д р у я н о в. Что значит — отлучился?

Г о л о с а:

— Да у него жена рожает.

— Третий механосборочный, начальник цеха Сосин.

Д р у я н о в. Коковкин, передай Рыжакину, что предупреждать надо, даже если жена рожает. И поздравление тоже передай. Почему пауза? Энергичней, энергичней, товарищи…

В кабинете Друянова затемнение.

Освещается кабинет Казачкина. О л е ч к а  подходит к  С е м е н я к е.

О л е ч к а. Товарищ Семеняка, я вам уже кое-что из документации подготовила. Сейчас еще принесу.

С е м е н я к а. Благодарю вас.

О л е ч к а. Меня просто Олей зовите.

С е м е н я к а. Быстро у вас распоряжения директора исполняются.

О л е ч к а. А как же! Мне Алла Юрьевна позвонила, сказала: вы пока в кабинете Никника будете… Ой, извините, у Николая Николаевича будете работать.

С е м е н я к а. А почему вы решили, что я — это я?

О л е ч к а. У вас на лице деталь одна отличительная. Мне Алла Юрьевна…

С е м е н я к а. Усы?

О л е ч к а. Не понимаю, что тут плохого. Вот вы, директор завода, а усы носите. А у нас в институте, Технологическом, какие-то допотопные нравы. Ректор, видите ли, терпеть не может, когда ребята волосы отращивают, бороды или усы. Дошел до того, пока парень не побреется — до экзаменов не допускают. Во-первых, это дикость, а во-вторых, ректор не имеет права.

С е м е н я к а. А вы что, в Технологическом учитесь?

О л е ч к а. Не я, знакомый один.

С е м е н я к а. Он что, лысый?

О л е ч к а. Кто?

С е м е н я к а. Ну, ректор этот ваш.

О л е ч к а. Лобанов? Да, действительно лысый.

С е м е н я к а. Лобанов? Сергей Герасимович?

О л е ч к а. Да. Он еще у нас на заводе раньше главным конструктором работал.

С е м е н я к а. Да-да, я знаю. Все это зависть людская, Олечка, зависть.

В приемную входит  К а з а ч к и н. Садится в кресло. Олечка поливает цветы, выходит из кабинета, подходит к своему столу.

К а з а ч к и н (зловещим шепотом). Что вы наделали, Ольга?

О л е ч к а. Николай Николаевич… Вы уже вернулись?

К а з а ч к и н. Вернулся, но я стал бездомен. Хуже… бескабинетен. Там же посторонний человек.

О л е ч к а. Николай Николаевич, но мне…

К а з а ч к и н. У меня в кабинете секретные документы.

О л е ч к а. Николай Николаевич, зачем вы меня пугаете? (Подходит к Казачкину.)

К а з а ч к и н (идет ей навстречу. Улыбается). Олечка, я знаю, что это нелегко сделать. Это вам за смелость. Сувенирчик. (Протягивает Олечке целлофановый пакет.)

О л е ч к а. Солнечные очки? Самые модные…

К а з а ч к и н. Важнее, что ни у кого в городе таких иет.

О л е ч к а. Большое спасибо… Значит, интересно в Англии?

К а з а ч к и н. Как ни странно, в Англии интересно. Цветы вы поливали? Или сначала с подругой разговаривали?

О л е ч к а. Сегодня сначала разговаривала.

К а з а ч к и н. Это вам за правдивость. (Протягивает Олечке коробочку.)

О л е ч к а. Помада! Ой! (Садится за свой стол.)

К а з а ч к и н (входит в кабинет, подходит к Семеняке). Добрый день, Казачкин Николай Николаевич, замдиректора по экспорту. Хозяин этой обители.

С е м е н я к а. Я, выходит, непрошеный гость.

К а з а ч к и н. Ну что вы такое говорите, Дмитрий Остапович. «Гостеприимство, гостеприимство и еще раз гостеприимство» — вот девиз моей должности и, кстати, мой личный тоже.

С е м е н я к а. Друянов мне порекомендовал ваш кабинет. Сказал, что я могу пока здесь заниматься.

К а з а ч к и н. Я два месяца в Англии был. Прилетел в Москву, забрал одного миллионера — и домой. Его забросил в гостиницу, а сам сюда. Но я на минутку. Мне еще четыре выходных полагается. Вам четырех дней хватит?

С е м е н я к а. Надеюсь.

К а з а ч к и н. Я позавчера мог вас видеть в приемной Василия Семеновича?

С е м е н я к а. Да, я был у замминистра.

К а з а ч к и н. Потом у Константина Степановича и сразу к нам?

С е м е н я к а. Вы в Англии случайно не в Скотланд-Ярде стажировались?

К а з а ч к и н. Старые министерские друзья. Старые связи. Я ведь здесь только пять лет. Поездом к нам добирались?

С е м е н я к а. Поездом.

К а з а ч к и н. А я все самолетиками. Старею, наверное, стараюсь остановить мгновение.

С е м е н я к а. Нелегко узнавать новости одним из первых?

К а з а ч к и н. Я, Дмитрий Остапович, вот эти цветы из Бирмы привез. В кадке, вместе с землей. Думал, погибнут. А вот видите — прижились… (После паузы.) Может быть, со своей стороны могу быть полезен?

С е м е н я к а. Ну, с вашей стороны все прекрасно. Экспорт в тридцать шесть стран. Сроки соблюдаются, претензий, рекламаций — ни одной. С вашей стороны все прекрасно.

К а з а ч к и н. Существует мнение, что приехали к нам перенимать опыт. Так сказать, учиться на нашем примере. Очевидно, изменили свою позицию?

С е м е н я к а. В чем?

К а з а ч к и н. Если не ошибаюсь, вас не стало на заводе в феврале — марте шестьдесят второго года? Вы, если выражаться парламентским языком, являлись одним из лидеров оппозиции по отношению к новому директору. Суть разногласий — противоположность взглядов на перспективу развития завода. Друянов брал курс на создание гиганта, ведущего в стране, и, как ни странно, это ему удалось. Ваша тогдашняя позиция — создание сбалансированного производства без увеличения масштаба завода. А теперь вы приезжаете перенимать опыт Друянова. Интересный парадокс?

С е м е н я к а. На ошибках учатся. Правда, только в школе. Производству такое обучение слишком дорого обходится.

К а з а ч к и н. Кстати, разрешите сувенирчик. (Протягивает Семеняке коробочку.)

С е м е н я к а. Что это?

К а з а ч к и н. Берите, не бойтесь, это не наркотики.

С е м е н я к а (рассматривая сувенир). Интересная медаль. По-моему, барельеф Шекспира.

К а з а ч к и н. Совершенно верно. Такие медали англичане к каждому дню рождения писателя выпускают. На обороте — какая-нибудь сцена из его пьес. Вот здесь, разрешите, «Макбет». Заглавный герой убивает короля Дункана. Смотрели, наверное, или читали.

С е м е н я к а. Смотрел, давно, правда, в Малом театре.

К а з а ч к и н. Что ж, не буду мешать. За цветочками присмотрите, Дмитрий Остапович, в свободную минутку. Все-таки импортные. (Быстро проходит через приемную и входит в кабинет Друянова.) Добрый день, Игорь Петрович. Сбили, сбили мы американцев. Как говорится, обошли на повороте. В Эссексе заказ практически у нас в кармане. Ширпотреб, конечно, но и пятьсот тысяч фунтов на дороге не валяются. Хоть некоторые и утверждают, что фунт снова будет качаться.

Д р у я н о в. Но мы же об этом еще в прошлом году с Форниваллом договорились…

К а з а ч к и н. За кого вы меня принимаете, Игорь Петрович? Первое мое условие — оплата по прошлогоднему курсу фунта.

Д р у я н о в. Съели?

К а з а ч к и н. Мы же фирма. Мы же не кот в мешке, как какой-нибудь Левашовский завод.

Д р у я н о в (встает, подходит к Казачкину). Кстати, директор Левашовского завода сидит у тебя в кабинете.

К а з а ч к и н. Я не против, пусть набирается опыта.

С е м е н я к а (один). Заглавный герой убивает короля Дункана.

Г о л о с  М е л и к я н а (по селектору). Товарищ директор, товарищ Друянов…

Д р у я н о в. Спокойно, спокойно, Меликян…

Г о л о с  М е л и к я н а. Спокойным я, наверное, только в могиле буду… Если бы вторая металлообработка не задержала нас на два дня, мы бы еще вчера отгрузили сорок два вагона. И теперь у нас была бы не жизнь, а лафа…

Г о л о с  п о  с е л е к т о р у. Ашот Гургенович, ты же сам нам дал два дня сверх срока.

Г о л о с  М е л и к я н а. Ну, так два, а не три, а считать сегодня — уже четыре.

Д р у я н о в. А что железнодорожники? Ты не молчи, Трегубович.

Г о л о с  Т р е г у б о в и ч а. Так а что я… Я же не начальник дороги. Сейчас у меня семь вагонов. Так это же никого не устраивает.

Г о л о с  С о с и н а. Если завтра не вывезут сданные нам блоки, третий сборочный можно останавливать.

Д р у я н о в. Сосин, Сосин, не пугай Казачкина, он только что из-за границы, не привык еще. (Казачкину.) Садись.

Г о л о с  С о с и н а. Не смейтесь, не смейтесь — у меня весь цех забит.

Г о л о с  Б о н д а р е в а. А мы, первый сборочный, уже полдня стоим.

Д р у я н о в. Ниже тон, Бондарев. Побереги сердце. Решать будем так. Освободить подъездные пути к третьему сборочному. Четыре вагона туда. Три вагона Сосину…

Г о л о с  Б о н д а р е в а. Игорь Петрович, мы же стоим, третий сборочный.

Д р у я н о в. Бондарев без обмана. Начальство можно обманывать раз, два, а не восемь лет подряд. Откуда у тебя эти кулацкие замашки? Ты же коммунист с тридцатилетним стажем, Бондарев! Трегубович, атакуйте железную дорогу и подготовьте мне почву для разговора с начальником дороги.

Г о л о с  Т р е г у б о в и ч а. Понял.

Д р у я н о в. Меликян, полностью переходите на вторую металлообработку. Вторая металлообработка, если к шестнадцати часам не успеете, будем ругаться. А чтобы успеть, вызовите во вторую смену Сиволобова…

Г о л о с  Б о н д а р е в а. Мы сегодня его провожаем на пенсию.

Д р у я н о в. Сиволобов не откажет.

А л л а  Ю р ь е в н а (в селекторе). Игорь Петрович, одиннадцать тридцать, вы просили напомнить.

Д р у я н о в. Я помню, помню. Склероза у меня еще пока нет. На пенсию меня еще не провожают.

Г о л о с  Т р е г у б о в и ч а. А что железнодорожники?..

Д р у я н о в. Ты еще здесь? Иди и подготовь мне почву для разговора с начальником дороги.

Г о л о с  Т р е г у б о в и ч а. Понял.

Д р у я н о в. Меликян, ты пока не отключайся. Вот что, я понимаю, ты человек южный, возбудимый. Но умей, как говорится, властвовать собой. Три цеха встали, а не все тридцать семь. Незачем трагедии выдумывать. Ты же не литератор…

Г о л о с  М е л и к я н а. Я не литератор, но я столько речей произношу, что если их…

Д р у я н о в (отключает селектор. Казачкину). Южный человек, возбудимый… (Включает селектор.)

Г о л о с  М е л и к я н а. …Не хватает лошадей, чтобы…

Д р у я н о в (отключает селектор. Прохаживается по кабинету. Казачкину). Тебя в Англии случайно в лорды не произвели?

К а з а ч к и н. Родословная подкачала. К тому же — член партии.

Д р у я н о в. Жаль. А то нам на заводе только лорда не хватает.

К а з а ч к и н. Лорд не лорд, а потомственный миллионер к нам пожаловал.

Д р у я н о в. Кто таков?

К а з а ч к и н. В Лондоне меня настиг его коммерческий директор. (Вынимает из портфеля бумагу, протягивает Друянову.)

Д р у я н о в. О… бывшие хозяева. Симонсон и компания… Чего хотят? Обратно завод не отдадим.

К а з а ч к и н. Обратите внимание на гриф фирмы: «Симонсон техникал лимитед компани». Лимитед — фирма с ограниченной ответственностью. Прошлой осенью этой приставки еще не было.

Д р у я н о в. А ты откуда знаешь? Мы же с ними дела не имели.

К а з а ч к и н. Это вы не имели, а я имел. Одна из главных конкурирующих фирм. Заводы в Льеже и Херенвене. Правда, шесть лет работают в убыток, на конструкторское бюро. Значит, есть что-то у конструкторов в портфеле, если решились объявить себя полубанкротами.

Д р у я н о в. Думаешь, обошли нашего Березовского?

К а з а ч к и н. Вряд ли? Уж больно лихой котел у нас складывается. Но если они через полтора, максимум — два года выбросят свой товар на рынок, а мы будем выпускать сегодняшнюю продукцию, считайте, меня можно увольнять — экспорт практически отомрет.

Д р у я н о в (задумчиво). Отомрет, говоришь?

К а з а ч к и н. Простите, Игорь Петрович, я не хотел так мрачно.

Д р у я н о в. Ну, а что в министерстве слышно? Кого куда, кого прочат, под кем шатается?

К а з а ч к и н. Просто не знаю.

Д р у я н о в. Ты же вперед министра все знаешь. Друзья на пенсию ушли, что ли?

К а з а ч к и н. Вроде все по-старому…

Д р у я н о в. Посмотри-ка мне в глаза, Николай Николаевич. Ты что, специально этого Симонсона с собой привез? С этой стороны решили произвести давление? Кто это тебе подсказал? Василий Семенович?..

К а з а ч к и н. Так-так… Значит, все-таки годы дают себя знать…

Д р у я н о в. Это ты обо мне, что ли?

К а з а ч к и н. О себе. Действительно, о другой работе подумать надо. (Резко.) Что произошло? Почему Василий Семенович должен был подсказать мне привезти Симонсона?

Д р у я н о в. Рассказать? (Садится рядом с Казачкиным.) Три недели назад мы послали в министерство телеграмму, что снимаем котел Березовского с плана этого года. Тебе это известно?

К а з а ч к и н. Да. И я считаю это самоубийством. Это нарушение государственного плана.

Д р у я н о в. Ты что, маленький? Конечно, мы просим разрешения перенести выпуск котла Березовского на следующий год. Но ведь эту тайнопись каждый канцелярист понимает. Не разрешите — план этого года завалим. Три недели молчания, потом приезжаешь ты, привозишь этого Симонсона и вдалбливаешь мне, что если мы не освоим своевременно котел Березовского, то экспорт, как ты выразился, практически отомрет. Что я должен думать? Логически? Обвели тебя, Николай Николаевич, вокруг пальца. Игрушкой в руках замминистра оказался.

К а з а ч к и н. Может быть, и игрушка, только не в его руках. Это было бы проще… Настоящие руки — уровень мирового производства. Сегодня мы в нашей отрасли наверху, а завтра можем оказаться внизу.

Д р у я н о в. Другой бы спорил. Но в телеграмме речь идет о плане этого года, а к концу следующего котел Березовского освоим. Здесь ты, Николай Николаевич, зря волнуешься. Просто сейчас нам надо решить промежуточные задачи — перевести завод на технологию котла Березовского.

К а з а ч к и н. Если все рассчитано заранее, зачем было добиваться включения котла Березовского в план сего года? Все было бы логично, без эксцессов.

Д р у я н о в. Э нет… Такими игрушками я не играю. Если бы я сейчас начал пробивать котел Березовского, мне бы его включили только в план следующей пятилетки. А теперь мы хозяева положения. У нас и капиталовложения, и два дополнительных КБ, и полная документация. И само начальство нам же за нашу идею готово голову снять. А это очень даже приятно. Очень.

К а з а ч к и н. Кому что нравится.

Д р у я н о в. А мне нравится — не выгорит ничего у твоего Симонсона. Не ждали его атаки, а врасплох он нас не застал. Вот так. (Пауза.) Ну а где сувенир? Огорошил я тебя, даже про сувенир забыл.

К а з а ч к и н. Пожалуйста. (Протягивает Друянову коробочку.)

Д р у я н о в (рассматривая сувенир). Опять медаль?

К а з а ч к и н. Медаль. Англичане ко дню рождения Шекспира выпускают. На одной стороне он сам, а на другой — сцена из его произведений. Вот здесь, разрешите-ка, «Макбет». Заглавный герой убивает короля Дункана.

Д р у я н о в. Да, раньше с нами легче было.

К а з а ч к и н. С вами?

Д р у я н о в. С начальством. Кинжал в бок — и место вакантное.

К а з а ч к и н. Игорь Петрович, я вас очень уважаю… Хочу, чтобы вы знали, что…

В кабинет вбегает  Т р е г у б о в и ч.

Т р е г у б о в и ч. Игорь Петрович… Здравствуйте, Николай Николаевич. С приездом. Игорь Петрович, Зеликин будет после часа. Я начальника вагонного хозяйства Мазепу Ивана Григорьевича спрашивал, он категорически отказал. Что теперь делать?

Д р у я н о в. А ты что думал, Мазепа тебе с утра состав в шестьдесят вагонов приготовил? На то он и начальник вагонного хозяйства, чтобы отказать. А ты кто?

Т р е г у б о в и ч. Я? Трегубович. Начальник заводской железнодорожной станции.

Д р у я н о в. Отвечаешь бодро, а не задумываешься, что у этого Мазепы уже два строгих выговора. Снимут его через месяц-другой. А работник он золотой. Так я его на твое место возьму. Осознал? Действуй.

Трегубович уходит.

К а з а ч к и н. На что вы рассчитываете, Игорь Петрович? Ну, хорошо, замминистра на крутые меры не решается. Но ведь есть еще и Константин Степанович.

Д р у я н о в (не сразу). Ни на что я не рассчитываю. Просто у меня, у завода нет другого выхода. Я не семь раз отмерил, а тридцать семь. И ты это хорошо знаешь.

К а з а ч к и н. Здесь, на заводе, я это знаю.

Д р у я н о в. А в министерстве забываешь?

К а з а ч к и н. Если бы только в министерстве… Заграницей я это забывал. Наверное, всей жизнью воспитанная привычка — мы можем все.

Д р у я н о в. А мы не все можем, не все. И это давно пора понять. Это «все можем» обходится нам потом слишком дорого. (Переходит и садится в свое кресло.) А знаешь, кем мне иногда хочется стать? Не угадаешь. Директором.

К а з а ч к и н (улыбаясь). Вам сколько лет, Игорь Петрович?

Д р у я н о в. Пятьдесят шесть. Уже созрел. Интересно, вот у американцев есть какие-то странные должности. Например, помощник специального секретаря, заместителя советника государственного уполномоченного по таким-то делам. Вот и я иногда чувствую себя на такой же должности. И на дверях надо писать не «Директор завода «Теплоэнергетик», а «Помощник специального секретаря, заместителя советника государственного уполномоченного по выпуску котлов».

К а з а ч к и н. Что с вами, Игорь Петрович? Уж не влюбились ли вы?

Д р у я н о в. Пошел бы ты домой. А к пятнадцати часам вези своего Симонсона.

Казачкин выходит из кабинета в приемную. Протягивает Алле Юрьевне коробочку.

К а з а ч к и н. Сувенирчик. (Уходит.)

А л л а  Ю р ь е в н а  входит в кабинет Друянова. Она несет на подносе стакан крепкого чая.

Д р у я н о в. Спасибо. Только почему без лимона?

А л л а  Ю р ь е в н а. В буфете лимоны кончились. Во второй половине подвезут.

Д р у я н о в. Знаем мы эти подвозки. Позовите ко мне через полчаса главного инженера, секретаря парткома, ну и… Березовского… И вот еще — разыщите инженера-технолога из четвертого трубного Темерина. Скажите: приехал товарищ из центра, интересуется состоянием завода. И направьте его, этого Темерина, к этому Семеняке…

А л л а  Ю р ь е в н а. Хорошо.

Д р у я н о в. А я во вторую металлообработку.

А л л а  Ю р ь е в н а. Вы хотели Дмитрия Остаповича с собой взять. Я позвоню?

Д р у я н о в (резко). Не надо. И вот еще что. Всех этих товарищей (протягивает Алле Юрьевне листок бумаги) тоже постепенно направляйте к этому Семеняке.

А л л а  Ю р ь е в н а. Хорошо.

Д р у я н о в (передает ей медаль). А это положите в шкаф для подарков. (Направляется к выходу. Останавливается.) Алла Юрьевна, как по-французски «здравствуйте»?

А л л а  Ю р ь е в н а. Бонжур. Когда вы из Парижа возвращаетесь, то целый месяц так со мной здороваетесь.

Д р у я н о в. А оревуар — до свидания. (Целует руку Аллы Юрьевны и уходит.)

К столу Олечки подходит  С е м е н я к а.

С е м е н я к а. От Друянова не звонили?

О л е ч к а. Нет.

С е м е н я к а. А что, если я сам позвоню? Как вы считаете, Олечка?

О л е ч к а. Игорь Петрович, как правило, ничего не забывает.

С е м е н я к а. Да-да, конечно. У меня к вам просьба, да боюсь, она вам может не понравиться.

О л е ч к а. В каком смысле?

С е м е н я к а. Найдите, пожалуйста, домашний и служебный телефоны ректора Технологического института Лобанова.

О л е ч к а. Лысого? Не боитесь? Он как ваши усы увидит…

С е м е н я к а. Придется рискнуть. (Входит в кабинет, садится за стол.)

О л е ч к а (набрав номер телефона, в селектор). Дмитрий Остапович, соединяю вас с квартирой Лобанова.

В приемную входит  Т е м е р и н.

С е м е н я к а (в трубку). Алло! Можно попросить Сергея Герасимовича?.. А когда он будет?..

Т е м е р и н (Олечке). Темерин — я.

С е м е н я к а. Спасибо. (Кладет трубку.)

О л е ч к а. Алексей Яковлевич. А я вас искать собираюсь.

Т е м е р и н. А чего меня искать? Я не гриб. Товарищ из Москвы на месте?

О л е ч к а (поднимает трубку, чтобы проверить, кончил ли разговор Семеняка с Лобановым). Сейчас… освободится.

Т е м е р и н. Нехорошо, девушка, подслушивать.

О л е ч к а. Кто подслушивает? Я, что ли? Больно мне это интересно! Для вас же хотела узнать. (В селектор.) Товарищ Семеняка, к вам Темерин.

С е м е н я к а. Какой Темерин?

О л е ч к а. Алексей Яковлевич…

С е м е н я к а. Подождите… Подождите… Темерин… Инженер-технолог из четвертого трубного?

О л е ч к а. Верно. Его попросили с вами встретиться. Звонила секретарь Друянова.

С е м е н я к а. Вот как… Что же, все к лучшему.

О л е ч к а (Темерину). Идите.

Т е м е р и н  входит в кабинет.

С е м е н я к а. Здравствуйте, Алексей Яковлевич. Садитесь. (Достает из папки какие-то бумаги.) Как у вас со временем?

Т е м е р и н. Вполне располагаю. (Садится.) Между прочим, я ни от кого не скрывал, что посылал заявление в обком и копию в министерство. И еще две копии в разные инстанции. Никакой тайны я из этого не делаю. На партийных активах, конференциях я неоднократно высказывался о недостатках, которые существуют на нашем заводе. Приводил множество фактов. А когда понял, что мои речи и заявления остаются без внимания, написал письмо. Не поможет одно, напишу другое, третье…

С е м е н я к а (смотрит в бумагу). Итак, главным виновником вы считаете директора завода Друянова.

Т е м е р и н. Да. Именно Друянова. Как вам, наверное, известно, Друянова назначили к нам из-за того, что на протяжении нескольких лет «Теплоэнергетик» не выполнял государственный план.

С е м е н я к а. До этого он работал директором военного авиационного завода. Верно.

Т е м е р и н. Вот именно, военного. В нем очень много от генерала-солдафона времен аракчеевщины. Жажда власти, грубость и произвол — вот главные черты Друянова. Я говорил ему это в лицо.

С е м е н я к а. Простите, а он?

Т е м е р и н. Конечно, оставил мои обвинения без ответа.

С е м е н я к а. Один вопрос, Алексей Яковлевич. Вот здесь такая фраза. Я буду придерживаться вашего заявления. «Завод наш интенсивно начал реконструкцию». От себя добавлю — коренную реконструкцию. Скажите, а почему вы сейчас об этом не упоминаете?

Т е м е р и н (не сразу). Наверно, это не моего ума дело. Я же только инженер-технолог. Но на заводе многие говорят, что не нужна нам была эта реконструкция.

С е м е н я к а. Вообще не нужна?

Т е м е р и н. Может быть, надо было перестроить — с точки зрения санитарных условий — литейный цех, котельный первый, второй, четвертый, еще цех металлоконструкций. А Друянов вместо этого замахнулся гигант строить. Ему масштабы нужны — чтобы на всю страну гремел.

С е м е н я к а. Знакомая позиция.

Т е м е р и н. Какая, чья?

С е м е н я к а. Правда, это не наша с вами и даже не директора Друянова компетенция, какую делать реконструкцию.

Т е м е р и н. Вот и вы находитесь под гипнозом друяновского имени.

С е м е н я к а (изучая бумагу). Серьезные обвинения у вас, Алексей Яковлевич.

Т е м е р и н. Конечно, серьезные.

Семеняка, А как, по-вашему, они могут увязываться с тем, что завод досрочно выполнил пятилетку, получил орден, переходящие знамена? Дал сверх плана на два с половиной миллиона продукции? Выполнил план роста производительности труда? Надеюсь, эти цифры, контролируемые государственными приемными комиссиями и банком, соответствуют истине?

Т е м е р и н. Может быть, и соответствуют. Конечно, банк уж наверняка знает, сколько миллионов капиталовложений освоено… С банком шутки плохи…

С е м е н я к а. Я понимаю, что все-таки есть «но». Алексей Яковлевич, скажите, может быть, у вас были какие-нибудь трудности с определением, например, детей в детские учреждения? Или, может, с квартирой?

Темерин качает головой.

Все-таки скажите свою точку зрения. Что вас тревожит? (Пауза.) Ну а что говорят люди на заводе?

Т е м е р и н. Есть, понимаете, у нас на заводе один конструктор. Березовский его фамилия. Теперь-то он уже главный. Из окружения Друянова, конечно. Опыта мало. Таланта — на словах больше, чем на деле. Зато много так называемого форса и гонора. А главное, он беспрекословно выполняет все прихоти Друянова.

С е м е н я к а. Я, правда, слышал обратное… А какая связь между этим загадочным Березовским и реконструкцией завода?

Т е м е р и н. Очень простая. Мы должны были сделать реконструкцию на увеличение мощности «Теплоэнергетика». Не пятнадцать котлов, а пятьдесят. Кажется, ясно. А Березовский который год уже носится с проектом нового типа котла. А Друянов идет навстречу своему любимчику. И реконструкцию ведет уже не на тот агрегат, который мы выпускаем и по которому марку нашего завода знают во всем мире, а по требованиям, которые выдвигает этот молодой Распутин.

С е м е н я к а. Так кто же чьи прихоти исполняет: Друянов — Березовского или Березовский — Друянова?

Т е м е р и н. Это неважно. Главное, что завод лихорадит. Многие серьезные специалисты называют Березовского и его проект «хунвейбинством». Интересно, во что обойдется подобная авантюра заводу и стране? Государственный план под угрозой.

С е м е н я к а. Да, государственный план под угрозой. Здесь вы правы.

Т е м е р и н. В то время, когда завод остро нуждается в квалифицированных кадрах, Друянов буквально заставляет уйти с завода главного конструктора Сергея Герасимовича Лобанова. А ведь это крупный специалист, профессор, лауреат Государственной премии… Уж одно то, что сейчас он находится на посту ректора Технологического института, говорит само за себя.

На столе Олечки раздается телефонный звонок. Она поднимает трубку, слушает.

С е м е н я к а. Этот абзац есть в вашем заявлении.

О л е ч к а (по селектору). Дмитрий Остапович, Лобанов просит соединить с вами. Возьмите светлую трубочку.

С е м е н я к а (берет трубку). Сергей Герасимович? Добрый день. С вами говорит Семеняка, Дмитрий Остапович. У меня к вам просьба: если возможно, мне бы хотелось с вами встретиться. (Делает знак Темерину, чтобы тот не уходил.)

Освещается кабинет Друянова. За столом кроме  Д р у я н о в а  сидят главный инженер завода  Г е о р г и й  Я н о в и ч  Б у т у р л а к и н, главный конструктор завода  А н д р е й  П а в л о в и ч  Б е р е з о в с к и й, секретарь парткома завода  Г р и г о р и й  Т а р а с о в и ч  Г р и н ь к о.

Д р у я н о в (продолжая). Я думаю, вы уже поняли, что этого Семеняку прочат, так сказать, на освобождающееся место. Мне бы хотелось, чтобы вы говорили с ним откровенно, прямо, объективно. Без всяких скидок на ваше личное отношение ко мне.

Б у т у р л а к и н. А причина освобождения?

Д р у я н о в. Полагаю, отказ завода от выполнения планового задания. А точнее — наша просьба перенести выпуск котла Березовского — котла нового типа — для Камышевской ГРЭС на следующий год.

Г р и н ь к о. А где сейчас этот человек?

Д р у я н о в. Семеняка Дмитрий Остапович пока расположился в кабинете Казачкина.

Б е р е з о в с к и й. Я отказываюсь что-либо понимать. Когда мы затеяли такое гигантское, такое прогрессивное дело… Это же бессмысленно — становиться поперек технического прогресса.

Г р и н ь к о. Прогресс прогрессом, а план планом. Одно без другого не бывает.

Б е р е з о в с к и й. Но вы тоже подписали телеграмму в министерство. Где ваша партийная совесть? На чьей стороне?

Б у т у р л а к и н. Зря вы нам рассказали. Меня теперь черт знает в чем обвинят. В подхалимстве к новому начальству, например.

Б е р е з о в с к и й. Я этого ожидал.

Б у т у р л а к и н. Закономерный результат. Все так и должно было быть. Вы, Игорь Петрович, свои интересы, а главным образом, интересы товарища Березовского поставили выше государственных.

Б е р е з о в с к и й (неожиданно). Что? Да как вы смеете?

Д р у я н о в. Андрей Павлович… Не кричите, а то я не расслышал. (Бутурлакину.) Выше чего?

Б у т у р л а к и н. Выше государственных интересов.

Б е р е з о в с к и й (Гринько). А вы почему молчите? Вы секретарь парткома завода. Я бы желал слышать ваше мнение, Григорий Тарасович.

Г р и н ь к о. Но ведь это мое мнение…

Б е р е з о в с к и й. И все-таки — на чьей вы стороне?

Г р и н ь к о. Я на нашей стороне. (Уходит.)

Б е р е з о в с к и й. Гениально.

Б у т у р л а к и н. Я тоже могу идти, Игорь Петрович?

Д р у я н о в. Идите.

Б у т у р л а к и н (встал). Предупреждал. Ругались, ругались — не послушались. (Пошел к выходу, остановился.) Я ведь мечтал до пенсии с вами доработать.

Д р у я н о в. В чем, в чем, а в подхалимстве тебя, Георгий Янович, никто не может обвинить. Ни я, никто другой.

Бутурлакин уходит.

Б е р е з о в с к и й. Вот и все. Финита ля комедия. (Пауза.) Нет, а там-то, наверху, неужели не понимают? Объясните мне, Игорь Петрович. Не понимают, да?

Д р у я н о в. Да что там наверху… Я сам себя не понимаю. Железный директор был. О, вы меня еще не знаете, Андрей Павлович. А посмотрели бы вы на меня лет пятнадцать — двадцать назад. Красавец, от одного взгляда люди шарахались. Надо стране сто десять процентов — «будет». Одно слово Друянова, и министр спокоен. Сто двадцать — «будет». Завод по швам трещит, а я бодро рапортую: «Задание выполнено». Счастливые времена были… Молодость.

Б е р е з о в с к и й. Бы так спокойно рассуждаете, как будто перед вами вечность.

Д р у я н о в. А насчет начальства вы должны понять. У них свое дело, у нас — свое. Ведь если нам, директорам, потакать да но головке гладить, мы все министерство растащим. Кто попроворнее, тот больше себе и урвет.

Б е р е з о в с к и й. Я понимаю, вы не хотите говорить со мной откровенно. Но, ради бога, о чем вы сейчас думаете?

Д р у я н о в (другим тоном). Вы Семеняку этого помните? Он лет десять назад работал у нас начальником третьего КБ.

Б е р е з о в с к и й. Смутно. Раза два цеплялись по мелочам. Ничем особенным не выделялся.

Д р у я н о в. Не выделялся, не выделялся, а директором стал. И хозяйство у него отменное, я знаю. А вот из вас, Андрей Павлович, директор никогда не выйдет.

Б е р е з о в с к и й (самолюбиво). Богу — богово, а кесарю — кесарево. Меня уже который раз в Москву, в институт, зовут.

Д р у я н о в. Ну и что же вы?..

Б е р е з о в с к и й. Не знаю, если все здесь завалится, махну в Москву, надо докторскую защищать. И вообще пора, наверное, жить по-человечески…

Д р у я н о в (мрачновато). Вы никогда не задумывались, почему я с вами на «вы», хотя с большинством руководителей завода всегда был на «ты»?

Б е р е з о в с к и й (резко). Потому что вы мне не доверяете.

Д р у я н о в (жестко). Не из-за ваших прекрасных глаз, а из-за вашей идеи, Андрей Павлович, из-за доверия к ней я поставил завод в тяжелейшее положение. Я уже не говорю о себе. Двадцать с лишним тысяч человек берут на себя труд больший, чем им полагается, чтобы ваше детище поставить на ноги. Если вам здесь живется не по-человечески, кладите заявление. Сейчас же. Я подпишу сразу, потому что приказа о моем увольнении еще нет.

Б е р е з о в с к и й (тихо). Извините… Я, конечно, по-прежнему осёл, мальчишка, неудавшийся гений… Всё комплексы, комплексы…

Д р у я н о в. Не забудьте, что кроме этого вы еще главный конструктор завода «Теплоэнергетик».

Б е р е з о в с к и й (мечется по кабинету). Игорь Петрович, ведь не понимают, не поймут нас! И никаких наших доводов не примут в расчет.

Д р у я н о в. Кто вам дал право так судить о людях? Если я понял, почему они не поймут? Это ведь всё бывшие директора заводов, специалисты, что они — враги наши, что ли? Хотя вы должны осознать, что любой руководитель, хороший или плохой, гений или посредственность, — он в первую очередь руководитель, то есть он за руку водит. А значит, защищает свое место с не меньшей страстью, чем вы свое детище. Так что вы напрасно по-барски относитесь к другим людям и другим профессиям.

Б е р е з о в с к и й. Так уж сложилась моя жизнь, что от вас я все стерплю…

Д р у я н о в. Думать надо, думать, а не терпеть. И не только о своей профессии думать.

Б е р е з о в с к и й. Хорошо, хорошо… Допустим, что поймут… через год-другой. А сейчас?.. Я в Москву поеду, а вы куда?

Д р у я н о в. Я — куда? Сюда, в это кресло. Вы думаете, я за так отдам завод? Плохо вы меня знаете, Андрей Павлович. Мой прадед у турецкого паши янычаром служил. Думаете, меня первый раз снимать собираются? Все было. А потом вместо отставки — орден на грудь. Вы знаете, что у меня три ордена Ленина и двенадцать выговоров разного калибра?

Б е р е з о в с к и й (вскочил). Ну а почему вы сидите сложа руки? Почему вы не пойдете к этому… к Семеняке и не прижмете его к стенке так, чтобы кости затрещали? Вы это умеете, я-то уж знаю.

Д р у я н о в. Да что я, медведь, что ли?

Б е р е з о в с к и й. И все-таки хладнокровие у вас чудовищное.

Д р у я н о в. Просто повезло мне. Застал я еще учеником в тридцатые годы в Питере путиловских стариков. Вот у кого было хладнокровие. Нет, что там хладнокровие… Степенность — вот что. Все, черти, знали, все понимали и степенные были.

Б е р е з о в с к и й. Воспоминания — это, конечно, хорошо… Но если откровенно, что делать-то будем?

Д р у я н о в. Лучше всего сходить в заводской бассейн…

Б е р е з о в с к и й (перебивает). Утопиться?

Д р у я н о в. Выкупаться. Благо, уже почти обеденный перерыв. И надо думать, думать не только о своей профессии.

В кабинете Казачкина  Г р и н ь к о  и  С е м е н я к а. Беседа явно накалилась.

Г р и н ь к о. Зачем вы приехали, Дмитрий Остапович? Вы что — считаете, ваш приезд поможет нам в работе? Быстрее новый котел освоим? Все проблемы решим? Черта лысого! Ко всем нашим трудностям теперь прибавились еще лишние разговоры. Ненужные слухи. Почему вы никому не сообщили об истинной цели вашего приезда? Кто вас уполномочил?

С е м е н я к а. Никто. Я сам. Именно потому, что не хотел, как вы выразились, лишних разговоров и ненужных слухов…

Г р и н ь к о. Не хотели? Поэтому даже меня, секретаря партийного комитета, не удосужились проинформировать.

С е м е н я к а. Теперь-то вы знаете.

Г р и н ь к о. Знаю. И решительно не понимаю ваших действий.

С е м е н я к а. Каких действий?

Г р и н ь к о. Порочно начинать свою работу на заводе, действуя исподтишка.

С е м е н я к а. Я попрошу вас выбирать выражения.

Г р и н ь к о. Мы с вами не на званом обеде.

С е м е н я к а. Простите, кто вы по профессии, Григорий Тарасович?

Г р и н ь к о. Представьте, инженер-теплотехник.

С е м е н я к а. Хорошая профессия. Большую пользу могли бы приносить заводу.

Г р и н ь к о (усмехнулся). Ах, вот оно что… Так должен вас огорчить. Перевыборная партийная конференция у нас в следующем году в конце четвертого квартала.

С е м е н я к а (тихо). Григорий Тарасович, представьте, что я ваш близкий друг… Постарайтесь, прошу вас…

Гринько молчит.

Что бы вы мне посоветовали? Почему Друянов кладет голову под нож?

Г р и н ь к о. Если бы я был вашим близким другом, я бы сказал: «Уезжайте отсюда. (Уходя.) Здесь делают котлы, а не карьеру». (Уходит.)

Семеняка расхаживает по кабинету. В приемную входит  Б у т у р л а к и н. Звонит но телефону.

С е м е н я к а (снимает трубку). Семеняка слушает.

Б у т у р л а к и н (в трубку). Здравствуй, Дима.

С е м е н я к а. Кто это?

Б у т у р л а к и н. А может, теперь тебя по имени-отчеству?..

С е м е н я к а. Георгий Янович? Наконец-то! Ты откуда?

Б у т у р л а к и н. Да я здесь, в приемной.

С е м е н я к а. Ну так заходи.

Б у т у р л а к и н  входит в кабинет.

Б у т у р л а к и н. Вот ты какой… усатый…

Обнялись.

С е м е н я к а. А я тебе вчера звонил. Никто не подходил.

Б у т у р л а к и н. Я у дочки гостил. Я теперь у нее всегда по выходным. После смерти жены.

С е м е н я к а. Да-да, я слышал. Я сразу к делу. Скажи, пожалуйста, Георгий Янович, этот Гринько давно парторгом на заводе? Что-то я его не помню.

Б у т у р л а к и н. Он долго за границей проработал. В Индии котлы монтировал. Потом в Африке.

С е м е н я к а. За границей? А дипломат из него неважный.

Б у т у р л а к и н. Зато из тебя — просто Талейран. Директором к нам собираешься?

С е м е н я к а. К вам соберешься! Мне вон за вашего Друянова Гринько чуть глотку не порвал.

Б у т у р л а к и н. А ты все на Друянова зло держишь? Тогда это плохо… Трудно тебе будет. Его люди ценят.

С е м е н я к а. Не скажите. Я сегодня разговаривал с инженером-технологом Темериным.

Б у т у р л а к и н. Ну, это крайняя точка зрения.

С е м е н я к а. А ты?

Б у т у р л а к и н. Я уважаю.

С е м е н я к а. Что замолчал?

Б у т у р л а к и н. Про Друянова мы с тобой дома за чаем поговорим.

С е м е н я к а. Вопросов много.

Б у т у р л а к и н. Их всегда много.

С е м е н я к а. Вот вы, Георгий Янович, как главный инженер, тоже считаете, что завод не может выпустить пятидесятый котел?

Б у т у р л а к и н. Да в том-то и дело, что может.

С е м е н я к а. Ну… только суть…

Б у т у р л а к и н. А суть — это характер Друянова. Если он решит, ему хоть кол на голове теши. Кто предупреждал Друянова? Сам Лобанов — рано осваивать в производстве котел Березовского. Нет такой возможности у завода. Так Друянов заставил Лобанова уйти, Березовского главным сделал. Ну а результат налицо — ты.

С е м е н я к а. Значит, все-таки нельзя выпустить новый котел?

Б у т у р л а к и н. Березовского нельзя…

С е м е н я к а. А старый можно?

Бутурлакин кивает.

А в обязательстве черным по белому написано: «Производственно освоить котел новой конструкции». И ваша подпись тоже стоит, Георгий Янович.

Б у т у р л а к и н. Стоит.

С е м е н я к а. Так что же вы думаете, и я позволю вам это обязательство не выполнить? Нет, дорогой дядя Жора, при всей моей любви, вам в первую очередь отвечать придется. А я спрашивать буду.

Б у т у р л а к и н. Но если не может завод?

С е м е н я к а. Как это — не может? Почему? Завод провел реконструкцию. Обладает огромными мощностями, и что же в результате — выпускает котлы только старой конструкции?

Б у т у р л а к и н. Шестьдесят третий год…

С е м е н я к а. Ну и что?

Б у т у р л а к и н. Тебя тогда на заводе уже не было.

С е м е н я к а. При чем тут шестьдесят третий год?.. Слава богу, сколько лет уже прошло. Можно было двадцать реконструкций провести. Что молчите? Хорошо, я поставлю вопрос по-другому… Правильно, что Друянова снимают?

Б у т у р л а к и н. Да.

С е м е н я к а. Ну и все-таки, что произошло в шестьдесят третьем?

Б у т у р л а к и н. Главная ошибка Друянова. С нее все и пошло.

С е м е н я к а. Но вы же тогда на заводе были? Почему промолчали?

Б у т у р л а к и н. Разве все сразу понимаешь…

С е м е н я к а. Дядя Жора, дорогой, ну что же все-таки произошло в шестьдесят третьем?

Б у т у р л а к и н (вдруг). А ты чего это расселся и вопросы задаешь? Поди-ка пройдись по коридору и сам спроси у Друянова про шестьдесят третий год. Он объяснит. А если чего не поймешь, я добавлю. Иди к Друянову, Дима, иди…

Освещается кабинет Друянова. За столом сидят  Д р у я н о в,  Г р и н ь к о,  Б е р е з о в с к и й,  К а з а ч к и н,  М е л и к я н. Недалеко от стола сидит  С е м е н я к а. Разговор на высоких нотах.

М е л и к я н. Игорь Петрович… Уважаемый товарищ Друянов. Если к шести часам не будет вагонов, честное слово, я не отвечаю за производство.

Д р у я н о в. Ты не меня тряси, ты Трегубовича тряси. Он запасливый.

М е л и к я н. Ха! Как можно его трясти, если он сбежал! Объясните, как можно… Нигде нет.

Д р у я н о в (в селектор). Валя, диспетчерская, найдите-ка мне Трегубовича.

М е л и к я н. Он сбежал, а мне что делать?.. Хотите, я сойду с ума? Само собой выйдет. Ни один врач не подкопается.

Д р у я н о в. Давай-ка в другой раз.

М е л и к я н. Что за организация? Что за постановка вопроса? Готовую продукцию не можем вывезти. Что она, никому не нужна?

Д р у я н о в. Послушай, Ашот Гургенович, а три дня назад сорок два вагона порожняком ушли. Нечего грузить было. Кто виноват, что цеха опаздывают?

М е л и к я н. Я виноват. Меликян виноват. Во всем виноват. И гоните меня, гоните меня взашей.

Д р у я н о в. А если по-деловому?

М е л и к я н. А по-деловому, как не опаздывать второй металлосборке? Как не опаздывать второму металлообработочному? Им же, по крайней мере, капитальный ремонт сначала требуется. А у нас? Половина цеха продукцию выпускает, половина цеха ремонтируется…

Д р у я н о в (в селектор). Главного инженера мне. (Меликяну.) Объяснение нашел. Как все всё научились объяснять. Продукция у них не готова, а объяснение всегда готово.

М е л и к я н. И продукция готова, и объяснение готово, и выговор мне готов, только вагоны не готовы. Игорь Петрович, вы же бог, вы все можете… Десяток-полтора вагонов. Частично отгрузимся, два дня дышать сможем…

В кабинет вбегает  Т р е г у б о в и ч.

Т р е г у б о в и ч. Игорь Петрович, выбил, выбил я все-таки из Мазепы…

М е л и к я н. Сколько?

Т р е г у б о в и ч. Двадцать вагонов.

М е л и к я н. Всего?

Т р е г у б о в и ч. «Всего»! Ты знаешь, чего мне это стоило? Два года жизни.

М е л и к я н. Ты понимаешь, что нужно сорок два вагона. Понимаешь, сорок два!

Т р е г у б о в и ч. Где ты был вчера? У меня было шестьдесят. Я же не Анна Каренина. Даже если бы я лег на рельсы, они все равно переехали бы меня и ушли.

Д р у я н о в (Меликяну). Видишь, он не Анна Каренина.

М е л и к я н. Конечно, если он будет лежать на рельсах, как Анна Каренина, ничего не будет. (Трегубовичу.) Тебе же сказано: атакуй железнодорожников!

Т р е г у б о в и ч. Я что — Буденный? Ну, на сегодня и двадцать хорошо.

М е л и к я н. Пять минут назад было хорошо. А сейчас нужно сорок два вагона. Сорок два!

Д р у я н о в. Меликян, Меликян, потише, Трегубович нам еще понадобится.

В кабинет входит  Б у т у р л а к и н.

Ну вот, слава богу, и главный инженер пожаловал.

Б у т у р л а к и н. Какие-нибудь указания, Игорь Петрович?

Д р у я н о в. Указание будет одно — исполнять свои обязанности. Если мы сегодня не произведем отгрузку, завтра встанут не три, а восемь цехов.

Б у т у р л а к и н (переглянувшись с Семенякой). Мне что, идти и подгонять рабочих? Так прикажете вас понимать?

Д р у я н о в. Сидите.

За окном оркестр заиграл марш. Входит  А л л а  Ю р ь е в н а  с букетом цветов.

А л л а  Ю р ь е в н а. Игорь Петрович, митинг начинается. Вы просили напомнить.

Д р у я н о в. Спасибо, иду.

М е л и к я н. Товарищ Друянов, что делать?

Д р у я н о в. Как — что делать? Работать!

М е л и к я н. А вы?

Д р у я н о в. А я Сиволобова на пенсию должен проводить. Мастер из второго трубного. Речь обещал сказать. Ну что вы все на меня смотрите? Вы — начальник производства, вы — главный инженер, вы — заводской министр сообщения, вы — министр сношений внешних… вы… (Смотрит на Семеняку.) Все руководство на местах. Осталось только кнопки нажимать. Давайте сами решайте вопрос. Кстати, я вот как считаю: если при директоре завод хорошо работает, а без директора плохо — долой такого директора. Так что ошибаешься ты, Ашот Гургенович, — к сожалению, не бог я. А грешный и смертный человек. Не будет меня завтра, так неужели вы сами не справитесь? И все развалится? Зачем же я тогда столько лет трубил на этом заводе? (Пошел к выходу, обернулся.) Кстати, у железнодорожников решающий матч с «Трактором». А табло электрическое у железнодорожников второй месяц не работает… Советую делать выводы… Ибо футбол нынче — движущая сила современности. (Уходит.)

Пауза. Все расходятся, кроме Семеняки и Меликяна. Гремит марш.

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Декорация та же. О л е ч к а  и  А л л а  Ю р ь е в н а  на своих местах.

О л е ч к а (продолжая телефонный разговор). Лариска, ты даже не представляешь… Типичный супер… Да, да… Старого? Старого снимают… Ну, все говорят… Мало сказать — жалко. В общем, пока ничего не известно… Хорошо, в семь около памятника Чехову.

На столе Аллы Юрьевны звонит телефон.

А л л а  Ю р ь е в н а (снимает трубку). Приемная товарища Друянова… Игоря Петровича нет. Он на митинге. Провожает на пенсию ветерана завода… Записываю, так, так… Пожалуйста. (Вешает трубку.)

Кабинет Друянова. С е м е н я к а  и  М е л и к я н  сидят в тех же позах, как и в конце первого действия.

М е л и к я н (кричит в селектор). Нет, нет пока вагонов… Ты русский язык понимаешь или тебе на армянском надо повторять? Принимаем меры. (Снимает телефонную трубку.) Соедините меня с начальником управления дороги. Алло, девушка… Вера? Люба?.. Маша?.. Зина?.. Я сразу хотел сказать, постеснялся почему-то… Виктор Петрович… Вышел? Как, весь вышел? А куда вышел?.. Как — не знаете, почему? (Вешает трубку.) Что такое? Вышел, говорят, будет минут через семь — десять. А куда вышел — не знает…

С е м е н я к а. А ты все такой же, Ашот Гургенович. Даже помолодел.

М е л и к я н. Что ты говоришь? Как можно помолодеть на такой должности?! Все люди что сейчас делают? Обедают. Выходят куда-то минут на семь — десять… Я лишен этого, дорогой товарищ Семеняка. Я, как ошпаренный петух, ношусь по цехам, кричу, требую, угрожаю… и, наконец, прошу. Я жажду не хорошего армянского вина, даже не пива. Я жажду вагонов. Какая тут молодость, ара?

С е м е н я к а. И часто у вас такая катавасия?

М е л и к я н. Часто не часто, а случается. А как не случиться? Как? Когда ряд цехов находится на доисторическом уровне.

С е м е н я к а. Вы же реконструкцию провели?

М е л и к я н. Ты видел этого красавца? Этого горного орла? Этого волка в овечьей шкуре? Нашего дорого директора товарища Друянова. Голову даю на отсечение, у нас все сейчас было бы в полном ажуре… если бы этот тип не взялся в шестьдесят третьем за выполнение трех экспортных заказов. Конечно, реконструкцию побоку — на экспорт работаем! Три гиганта за валюту! Какая уж тут реконструкция! До сих пор расплачиваемся… А кто расплачивается? Меликян расплачивается. А он ходит — живот вперед, руки назад. «Сами разбирайтесь». Гала́влев!

С е м е н я к а. Кто-кто?

М е л и к я н. Иудушка Гала́влев.

С е м е н я к а (смеясь). Не любишь ты его, Ашот Гургенович.

М е л и к я н. Нет, я его обожаю! (Снимает трубку.) Управление железной дороги? Начальника… Виктор Петрович, дорогой… Правильно, Меликян говорит. С тобой приятно разговаривать… Сразу узнаешь… Как — нет? Не поверю, чтобы у такого человека… Всего тридцать вагонов… Хорошо, двадцать пять… Двадцать… Не можете? А сколько можете? Нисколько? В горкоме будем разговаривать… Я пугаю? Это вашу бабушку напугать только можно было… А что вы смеетесь?.. Да. Да. Хорошо, буду звонить через полчаса. (Вешает трубку.) Поискать обещал. Как будто вагоны — это ягоды.

С е м е н я к а. Послушай, Ашот Гургенович, объясни мне, ведь все эти годы вы план по реконструкции выполняли. Как вы сумели?

М е л и к я н. Сами удивляемся. План по реконструкции выполняем. План по производительности труда выполняем. Производственный план выполняем. А как это происходит, для меня это загадка. Честное слово, просто загадка. (Смотрит на Семеняку, неожиданно.) Слушай, Семеняка, я же с тобой даже не поздоровался. Здравствуй, дорогой.

С е м е н я к а (улыбнулся). Здравствуй, здравствуй…

М е л и к я н. Значит, опять к нам?

С е м е н я к а. К вам.

М е л и к я н. Если не секрет, конечно… Чем обязаны, как говорится?

С е м е н я к а. Я работать сюда приехал, Ашот Гургенович.

М е л и к я н. На старое место потянуло. Слушай, что с тобой, ара? Может, ты заболел? Или тебе жить надоело? Это же не завод — это сумасшедший дом.

С е м е н я к а. Вот я и хочу, чтобы он стал заводом.

М е л и к я н. Фантазер! Ты кем сюда приехал работать?

С е м е н я к а. Директором, например…

М е л и к я н. То есть… каким директором?

С е м е н я к а. Обыкновенным. Директором завода.

М е л и к я н. Позволь, а Друянов?

С е м е н я к а. Не будет больше Друянова на заводе.

М е л и к я н. Как — не будет, на заводе не будет Друянова?

С е м е н я к а. А что ты удивляешься?

Пауза.

М е л и к я н. Да ты знаешь, что такое Друянов?!

С е м е н я к а. Ты сам сказал — Иудушка Гала́влев.

М е л и к я н. Друянов — директор. По призванию — директор.

С е м е н я к а. Постой-постой, ты же сам его только что крыл почем зря…

М е л и к я н. Да что ты, южных людей не знаешь?! Мы кого больше любим, того и ругаем больше. Неполадки у нас, да? Так я тебе их в сто раз больше назову. А у кого их нет? Здесь люди работают. Завод — он, как человек, без недостатков не бывает. Только в главном надо смотреть. Что был завод до Друянова и чем он стал сейчас!

С е м е н я к а. Ты сам сказал — сумасшедший дом.

М е л и к я н. Тоже нашел оракула! Я ему сказал! А ты не думал, почему я не бегу из этого сумасшедшего дома? Меня что, здесь держит что-нибудь? Или тысячи мне платят? Да когда я к себе в деревню приезжаю, смеются надо мной. Бабушка моя в колхозе в три раза больше меня зарабатывает, а ей восемьдесят три года. Бабушка, ара!

С е м е н я к а. Это что — приступ заводского патриотизма?

М е л и к я н. Ты не обижайся на меня, но ты откажись. Пока не поздно, откажись. Не выдержишь, Семеняка.

С е м е н я к а. Чего?

М е л и к я н. Сравнения. Это все равно как если бы Арарат заменили… Ты не обижайся, я тебе правду говорю. Что мне Друянов — сват, брат? Дядя, наконец? Мы с ним в голос ругаемся. Но я давно работаю на этом заводе, разных директоров видел. Никто с Друяновым сравниться не может. Он может сделать не так. Может хвост распустить, как павлин. Может овечкой прикинуться, но в одном ему отказать нельзя. В обыкновенном. Он умный. Свое дело понимает. И завод он любит, как девушку…

С е м е н я к а. К сожалению, это все лирика, а я располагаю фактами.

М е л и к я н. Хорошо. Фактами! Давай факты. Каждый факт давай.

С е м е н я к а. Начнем с шестьдесят третьего…

М е л и к я н. Согласен, ара.

А л л а  Ю р ь е в н а (входя). Товарищ Меликян, вас срочно требуют во второй механосборочный. Очень срочно. (Уходит в приемную.)

М е л и к я н. Нет, это просто… Должен идти.

С е м е н я к а. А я с тобой, Ашот Гургенович. Не отстану. Ты мне по каждому факту объяснение дашь…

Идут. Семеняка впереди, Меликян за ним. В приемной сталкиваются с вошедшим  Д р у я н о в ы м.

Д р у я н о в (Меликяну). Ну, что с вагонами?

М е л и к я н. Я сам с Виктором Петровичем разговаривал… Обещал поискать…

Д р у я н о в. А где главный инженер?

М е л и к я н. Во второй механосборке. Вот и я (на Семеняку), то есть и мы… тоже туда идем.

Д р у я н о в (Семеняке, иронически). Вовсю с нашим опытом решили познакомиться?

С е м е н я к а. Опыт-то немалый.

Друянов идет в кабинет.

М е л и к я н (неожиданно вслед ему). Я разобью в кровь свой лоб, потеряю родной дом, умру, наконец, но вагоны будут! (Уходит с Семенякой.)

А л л а  Ю р ь е в н а. Игорь Петрович, вам звонили из Москвы, из министерства, Просили быть на месте часов в одиннадцать-двенадцать вечера. С вами будет говорить министр.

Друянов молча кивает, входит в кабинет, снимает пиджак и начинает делать физические упражнения. В это время в приемной появляются  К а з а ч к и н  и  С и м о н с о н. Казачкин подходит к столу Олечки, звонит по телефону Друянова.

Д р у я н о в (снимает трубку). Друянов слушает.

К а з а ч к и н. Игорь Петрович, привез.

Д р у я н о в. Ну, привез, так и входите минутки через полторы. (Кладет трубку, нажимает селектор; надевает пиджак.) Алла Юрьевна, нас посетил миллионер. И не просто миллионер, а бывший владелец нашего завода, господин Симонсон. Приготовьте кофе. Кстати, с лимоном — уже вторая половина дня, и лимоны, как вы утверждали, должны подвезти. И боржоми…

А л л а  Ю р ь е в н а. Я все приготовлю. (Казачкину и Симонсону.) Николай Николаевич, господин Симонсон, прошу вас.

Они входят в кабинет.

К а з а ч к и н. Господин Симонсон, разрешите представить вам директора завода Игоря Петровича Друянова.

С и м о н с о н. Здравствуйте, господин Друянов. Я с большим интересом обошел обширные цеха вашего завода.

Д р у я н о в. Вы прекрасно говорите по-русски.

С и м о н с о н. Я родился в этом городе. Нашу семью многое связывает с Россией.

Д р у я н о в (чуть иронично). До сих пор?

С и м о н с о н. Теперь только воспоминания — самое надежное в наше время. Особенно для нас, уже не очень-то молодых людей.

Д р у я н о в. Прошу.

Все садятся.

К а з а ч к и н. Я показал мсье Симонсону завод, посетили столовую…

С и м о н с о н. Все… кроме конструкторского бюро… (Улыбнулся.) Понимаю, чего вы ждете от меня.

Д р у я н о в. Чего же?

С и м о н с о н. Восхищения. Вы его получите. О, я действительно восхищен. Те несколько цехов полвека назад и… гигант сегодня. Но (усмехнулся) это вовсе не значит, что, вернувшись в Бельгию, я вступлю в профсоюз и начну призывать национализировать мои предприятия. Прогресс — везде и всегда прогресс. И время… время — вещь серьезная.

Д р у я н о в. Да. Все дело в прогрессе.

С и м о н с о н. Знаете, какой день я не могу забыть? В мой кабинет постучали… И вошел такой высокий, худой мальчик. Он предъявил мне мандат. И в этот день, как поется в вашей песне, «я стал ничем». (Неожиданно громко и искренне расхохотался.)

Д р у я н о в. Это когда было?

С и м о н с о н. Это было тринадцатого июня тысяча девятьсот восемнадцатого года.

Д р у я н о в. Запомнили.

С и м о н с о н. Эту дату трудно забыть — она вошла в мою биографию. Я сочувствую вам, господин Друянов.

Д р у я н о в. Почему?

С и м о н с о н. Быть директором такого гиганта… Это… это труд в преисподней…

Д р у я н о в. Хотите сказать — адский труд. (Улыбнулся, потом с участием.) Я тоже слегка обеспокоен: как я слышал, ваша фирма терпит убытки.

С и м о н с о н. Я тронут вашим сочувствием. Могу успокоить — это были неполадки организации. Я уволил шеф-директора и все взял на себя.

Входит  А л л а  Ю р ь е в н а  с подносом.

К а з а ч к и н. Кофе, мсье Симонсон?

С и м о н с о н (похлопал себя по груди). Мотор… барахло.

Д р у я н о в. Тогда боржоми.

С и м о н с о н. О, боржоми… (Пьет.)

Г о л о с  Б е р е з о в с к о г о  (по селектору). Игорь Петрович, Игорь Петрович! Мне нужно вас срочно увидеть.

Д р у я н о в (в селектор). Не порите горячку. Зайдите минут через двадцать.

С и м о н с о н. Я буду откровенен. Цель моего приезда — ознакомиться с одним из лучших мировых производителей нашей продукции. Теперь я шеф-директор и сам должен смотреть, где что… плохо лежит. (Снова и так же мощно захохотал, и действительно это выходит у него очень симпатично.) Поверьте, это только гиганты, миллиардеры, акулы могут позволить себе безделье. Я котельщик, мой сын и внук отдают свою жизнь нашей профессии. Поверьте, деньги нигде легко не достаются.

К а з а ч к и н. У вас очень мощное конструкторское бюро. И скоро вы ждете результатов?

С и м о н с о н. Ну, я так понял, что вы тоже их ждете. (Друянову.) Я желал бы встретиться с господином Березовским, вашим главным конструктором.

Д р у я н о в (не моргнув глазом). Он в отпуске.

С и м о н с о н. Если быть честным, я встревожен.

Д р у я н о в. Чем же?

С и м о н с о н. Вот этим его отпуском. Если вы вновь нас опередите, для нашей фирмы это — крах.

К а з а ч к и н. Зачем же так пессимистично, мсье! Несколько миллионов, я думаю, у вас все-таки останется.

С и м о н с о н (почти огрызнулся). Вы думаете, миллион — это много? Такие расходы… (Взял себя в руки.) Вот поэтому так трудно иметь дело с вашими торговыми представителями.

Д р у я н о в. Почему?

С и м о н с о н. У них никогда не было собственного миллиона. Другая психология.

Друянов и Симонсон смеются.

Я еще побуду у вас на заводе, если разрешите. Может быть, дождусь мсье Березовского.

Все встали.

Д р у я н о в. Гостеприимство, гостеприимство и еще раз гостеприимство — наш девиз. Господин Казачкин в вашем распоряжении.

С и м о н с о н. А если на этот раз первыми будем мы?

Д р у я н о в. Поживем — увидим.

С и м о н с о н. Нет… Мне это не подходит. Мне надо сначала увидеть, а потом еще немного пожить.

В кабинет стремительно входит  Б е р е з о в с к и й.

Б е р е з о в с к и й. Николай Николаевич!

К а з а ч к и н. Позже, позже… товарищ.

Б е р е з о в с к и й. Игорь Петрович!

Д р у я н о в. Но вам же сказали, товарищ Канунников, позже.

С и м о н с о н. До свидания, господа. (Уходит вместе с Казачкиным.)

Д р у я н о в. Этот старикашка — не кто иной, как господин Симонсон, бывший владелец нашего завода. Могу поздравить — на прицеле у них новый котел. И очень этот старикан волнуется: вдруг мы его опять опередим?

Б е р е з о в с к и й. А если на этот раз он?..

Д р у я н о в. Не понял?

Б е р е з о в с к и й. Если на этот раз он опередит?

Д р у я н о в. Вас почему на митинге не было? Я же объявил список, кто обязан быть.

Б е р е з о в с к и й (не отвечая). Игорь Петрович, сядьте и спокойно меня выслушайте, без экспрессии. Семеняка сегодня встречается с Лобановым. Они уже договорились по телефону.

Д р у я н о в. Откуда столь ценные сведения?

Б е р е з о в с к и й. Какая разница… Ну, у Казачкина очень милая секретарша…

В кабинете Казачкина Семеняка поднимает трубку.

Д р у я н о в. Неисправим, Андрей Павлович.

Б е р е з о в с к и й. Лобанов — злейший враг моей конструкции, и если он договорится с новым директором… Простите, я хочу сказать, с этим Семенякой…

Д р у я н о в. Опять хотите выбросить белый флаг, Андрей Павлович? У вас же есть решение, ну так говорите. Договаривайте.

Б е р е з о в с к и й (изумленно). Почему вы решили, что у меня есть решение?

Д р у я н о в (жестко). Ваше решение — согласиться с планом освоения вашего котла, не дожидаясь модернизации завода. Друянов выигрывает, ибо отпадет причина его снятия, а вы готовы хоть на соплях строить свое детище. Так?

Б е р е з о в с к и й. Не сметь кричать на меня!

Д р у я н о в. Я спрашиваю — так?!

Б е р е з о в с к и й (тихо). Да, именно так. И нечего тут выдумывать. Не из таких ям вылезали.

Д р у я н о в. Вы-то, Андрей Павлович, вообще в яму не попадали. Потому так храбро в нее и лезете. А я не хочу. Не хочу. (Быстро выходит в приемную. Алле Юрьевне.) Освободите мой кабинет. (Уходит.)

Березовский поспешно уходит в другую сторону. К столу Олечки медленно подходит  С е м е н я к а.

О л е ч к а. Устали, Дмитрий Остапович?

С е м е н я к а. Вроде… нет.

О л е ч к а. Вы хоть обедали сегодня?

С е м е н я к а. Жарко. (Не сразу.) Меня никто не спрашивал?

О л е ч к а. Звонил Лобанов. Скоро будет. Как условились.

С е м е н я к а. Лобанов, Лобанов… взлети выше солнца… Ну что ж, подождем. (Идет в кабинет. Садится за стол. Перекладывает бумаги, лежащие на столе.)

К столу Олечки подходит пожилой человек в черном праздничном костюме. Весь в орденах и медалях. В руках множество свертков и цветы.

С и в о л о б о в. Извиняюсь, девушка. К товарищу из Москвы можно пройти?

О л е ч к а. Вы — товарищ Сиволапов?

С и в о л о б о в. Не-ет… Сиволобов моя фамилия.

О л е ч к а. Простите, пожалуйста. Проходите.

Сиволобов входит в кабинет.

С и в о л о б о в. Разрешите войти?

Семеняка не слышит.

Разрешите войти?

С е м е н я к а. Да-да, пожалуйста.

С и в о л о б о в. Сиволобов Степан Гаврилович, мастер из второго трубного. То есть теперь бывший, конечно…

С е м е н я к а. Рад познакомиться… Поздравляю…

С и в о л о б о в. С чем же?

С е м е н я к а. Как говорится, с уходом на заслуженный отдых.

С и в о л о б о в. А… спасибо, конечно. (Пауза.) Извиняюсь, ваше имя-отчество?

С е м е н я к а. Дмитрий Остапович.

С и в о л о б о в. А я ведь жаловаться к вам пришел.

С е м е н я к а. Жаловаться?

С и в о л о б о в. Ага.

С е м е н я к а. На кого же?

С и в о л о б о в. На директора нашего, на Друянова Игоря Петровича.

С е м е н я к а. Проходите, пожалуйста. Садитесь.

Сиволобов садится.

А собственно говоря, почему с жалобой на директора вы обратились ко мне?

С и в о л о б о в. А куда же еще? Да вы не переживайте… Я вам по порядочку все объясню. Вот вы говорите — отдых заслуженный. Поздравляете меня. А он мне — вот где, этот отдых. Я у директора на приеме был. Так и так, объясняю, не могу я из цеха уходить. Дело же понятное, человеческое. Только ведь Друянову хоть кол на голове теши. Смеется.

С е м е н я к а. Смеется?

С и в о л о б о в. Ага. «Тебе, говорит, шестьдесят пять лет. У тебя инфаркт один уже имеется. Потом, двое сыновей на заводе работают. И не совсем ты, мол, с завода уходишь. С молодежью заниматься будешь». Демагогия!

С е м е н я к а. А почему все-таки ко мне?

С и в о л о б о в. А куда же еще? В цеховой комитет? В завком? Да для них слово Друянова — закон. А ежели по совести — как же ему не верить! Он людей никогда не обманывал. Я вот лично не помню. Так что поди пожалуйся на него. Да они, мужики, работяги наши, за Друянова кому угодно хвоста накрутят.

С е м е н я к а. Неприступный, выходит, у вас директор.

С и в о л о б о в. Ну-у… Артист. До слез иной раз доведет. Прямо хоть последнюю рубашку с себя скидавай и на общее дело отдавай. А потом подумаешь: чего он такого особенного сказал, сам ты об этом тоже думал. Но зато артист. Помню, пришел он только к нам на завод. Утром у проходной встал сам. «Кто небритый — в парикмахерскую». Так полсмены бриться отправил. Целую неделю стоял. Пока не приучились, что небритым на завод не проскочишь. Его, бывало, в горкоме спрашивают: «Чего они, бритые, лучше работать будут?» — «Лучше», — отвечает. Ну, а теперь сами, наверное, видели, — парикмахерская около проходной. Кто дома забыл — пожалуйста. Артист… Вот потому и не жалуемся.

С е м е н я к а. Но вы-то как раз жалуетесь.

С и в о л о б о в. Я? Это точно… жалуюсь…

С е м е н я к а. Только я в толк никак не возьму, на что жалуетесь.

С и в о л о б о в. Вы же, Дмитрий Остапович, как я слышал, директором Левашовского завода работаете.

С е м е н я к а. Да. Пока.

С и в о л о б о в. Ну, так вот. Я вот что придумал. Я еще с войны маневры уважаю. В лоб, может, и красивей, а маневром умнее.

С е м е н я к а. И что же за маневр?

С и в о л о б о в. Вы, значит, как уезжать отсюда будете к себе обратно, так вроде Друянову и намекните: хочу, мол, к себе на завод вашего пенсионера Сиволобова пригласить. Тут, может, Игорь Петрович и спохватится. Жалко все-таки старого мастера на сторону терять: вот тогда, может, директор и удовлетворит мою просьбу. Ясен теперь Дмитрий Остапович, маневр мой?

С е м е н я к а. Ясен. А что, если Друянов отпустит вас? Что тогда?

С и в о л о б о в. Тогда что же… С вами поеду. Не возражаете?

С е м е н я к а. Не возражаю.

С и в о л о б о в. Ну вот и спасибо. До свидания, уважаемый Дмитрий Остапович. Счастливого возвращения вам обратно, домой. (Направляется к двери.)

С е м е н я к а. Степан Гаврилович, вы во время войны в разведке служили?

С и в о л о б о в. Не-ет… В артиллерии. В дальнобойной. (Выходит из кабинета, подходит к столу Олечки.) Слушай, дочка, а он как, понятливый?

О л е ч к а. Кто?.. Товарищ Семеняка?

С и в о л о б о в (решив про себя). Понятливый… (Неожиданно запел.) «Эх ты, моя дорогая, эх ты, моя золотая…» (Уходит.)

Г р и н ь к о  и  Д р у я н о в  направляются в кабинет директора.

Д р у я н о в. Это что же получается, Григорий Тарасович? Старого коммуниста провожаем на пенсию, а секретаря парткома на митинге нет? Это как понимать?

Г р и н ь к о. Я ездил в обком.

Д р у я н о в. Если не секрет, то по какому вопросу?

Г р и н ь к о. По вопросу о коммунисте Друянове. В правоте которого я убежден.

Д р у я н о в. Ладно, ладно… Митинг окончен.

Г р и н ь к о. Ты напрасно веселишься. В обком прилетела Романенко.

Д р у я н о в. Романенко?

Г р и н ь к о. Да, Романенко, зампред Камышенского облисполкома. Ведь на Камышенскую ГРЭС мы должны были поставить этот злополучный котел.

Д р у я н о в. Ну почему котел-то злополучный? Котел как раз вполне благополучный.

Г р и н ь к о. Вот она по нашу душу и прилетела.

Д р у я н о в. Вышибать котел.

Г р и н ь к о. Очень кстати.

Д р у я н о в. Говоришь, увидел ее в обкоме? Она с первым не успела встретиться?

Г р и н ь к о. К счастью, нет. Помогло одно грустное обстоятельство. Она когда-то воевала здесь, в наших местах. Друзья на городском кладбище похоронены. «Так и быть, встречусь с вашим Друяновым, говорит, но прежде ребятам своим поклонюсь». Я ее около памятника оставил.

Д р у я н о в. Она женщина красивая?

Г р и н ь к о. Ты пойми, ты должен ее убедить. Я пойду спущусь, встречу ее.

Д р у я н о в. Вот я и спрашиваю: баба-то она красивая?

Г р и н ь к о. Вот придет и увидишь. (Уходит.)

Д р у я н о в (выходя в приемную). Алла Юрьевна, соедините меня с кабинетом Казачкина.

В кабинете Казачкина Семеняка поднимает трубку.

А л л а  Ю р ь е в н а (по телефону). Дмитрий Остапович, минуточку, сейчас с вами будут говорить. (Передает трубку Друянову.)

Д р у я н о в (в трубку). Дмитрий Остапович? Друянов. Вот что, Дмитрий Остапович, зайдите-ка ко мне в кабинет.

С е м е н я к а. Сейчас?

Д р у я н о в. Именно сейчас. Интереснейший разговор предстоит.

С е м е н я к а. Хорошо, иду.

Д р у я н о в (Алле Юрьевне). Алла Юрьевна, приготовьте кофе. Лимонов нет? И дайте мне мою папочку. (Проходит в кабинет.)

С е м е н я к а (Олечке). Если без меня появится Лобанов, я у Друянова. Попросите подождать. (Входит в кабинет Друянова.) Ну?

Д р у я н о в. Заходи, заходи, Дмитрий Остапович. (Садится.) Немного обождать придется. (Пауза.) Ты на море у нас еще не был?

С е м е н я к а. Нет, не успел.

Д р у я н о в. А то съездил бы, позагорал, покупался.

С е м е н я к а. Надеетесь, утону?

Д р у я н о в. Ты — нет. У нас спасательные команды работают по-ударному.

С е м е н я к а. А собственно говоря, почему вы обращаетесь ко мне на «ты»? Да и не только ко мне. Откуда у вас такое неуважение к людям? Говорят, у вас в кабинете личная ванная комната имеется?

Д р у я н о в. Вон та дверь.

С е м е н я к а. Значит, правда.

Д р у я н о в. Климат у нас южный, жаркий. По цехам лазаю. Потею. Что же, прикажешь душ вместе с рабочими принимать? У меня времени нет в очереди стоять. А потом, какое, к хрену, уважение к директору, если подчиненные будут его каждый день видеть в чем мать родила.

С е м е н я к а. Ну а личный бар не пытались у себя завести?

Д р у я н о в. Я уже не пью.

С е м е н я к а. Прохладительные напитки можно готовить — жарко ведь.

Д р у я н о в. Ну, не вели казнить — вели миловать.

В кабинет директора входит  Г р и н ь к о  и  З о я  Д е м ь я н о в н а  Р о м а н е н к о.

Г р и н ь к о. Вот, Зоя Демьяновна, знакомьтесь. Наш знаменитый директор.

Д р у я н о в. Наконец-то вы к нам пожаловали.

Р о м а н е н к о. Не по своей воле, правда. (Протягивает руку.) Романенко.

Д р у я н о в. Д р у я н о в. Ну, по своей не по своей, а вы у меня в гостях. Проходите, садитесь.

Алла Юрьевна вносит кофе. Друянов всех угощает. Алла Юрьевна уходит.

Извините, забыл представить. Мой коллега, директор Левашовского завода Дмитрий Остапович Семеняка. Прошу любить и жаловать.

Семеняка кланяется.

Я слышал, Зоя Демьяновна, вас многое связывает с нашим городом?

Р о м а н е н к о. Партизанила я здесь. Осенью сорок третьего под Красным логом погиб почти весь наш отряд. Последний раз в пятидесятом сюда приезжала. И с тех пор ни разу не смогла. Молодцы ваши горожане — какой памятник ребятам поставили!

Г р и н ь к о. Да, памятник великолепный.

Р о м а н е н к о. Эх, нет… нет у меня настроения ругаться с вами, Игорь Петрович.

Д р у я н о в. И верно, а зачем ругаться?.. Ругаться-то зачем?

Р о м а н е н к о. А я другого выхода не вижу. Нам нужен котел в этом году. Ведь от пуска нашей ГРЭС зависит строительство и реконструкция сорока двух предприятий нашей области. Огромный химический комбинат, наконец. И к тому же наша ГРЭС будет обслуживать еще пять областей. Вы хотя бы отдаете себе в этом отчет?

Д р у я н о в. Отдаю, Зоя Демьяновна, честное слово, отдаю.

Р о м а н е н к о. Кроме того, существуют сроки поставки. Утвержденные правительством. Ведь вы не один строите нашу ГРЭС. И ленинградцы, и москвичи, и уральцы — все обязуются выполнить в срок свои обязательства… А вы срываете сроки поставки своего котла. Когда мы его получим?

Д р у я н о в. Посмотрите на меня, Зоя Демьяновна. Разве я похож на злодея, вредителя, шпиона, наконец? И если я принимаю решение о переносе срока, то, вероятно, я беспокоюсь об интересах завода…

Р о м а н е н к о (перебивает его). Охотно верю. Да и не злодей вы действительно. Но интересы завода, даже такого ведущего, как ваш, и интересы области… Две вещи несоизмеримые.

Д р у я н о в. Совершенно с вами согласен. Как, впрочем, интересы области и интересы государства.

Р о м а н е н к о. А кто вам дал право решать, на чьей стороне интересы государства? Вы что — Госплан, правительство? Центральный Комитет, наконец?!

Д р у я н о в (спокойно). Нет, я только директор завода «Теплоэнергетик». Кстати, назначенный правительством, согласованный с Госпланом и утвержденный Центральным Комитетом.

Р о м а н е н к о. Ну, тогда надо перенести разговор в другое место, которое будет компетентно принять решение.

Д р у я н о в. А у меня была мечта, чтобы мы с вами, дорогая Зоя Демьяновна, пришли к общему решению и единым фронтом, фронтом монолитным, окрыленные и убежденные, с тихой радостью пришли бы в вышестоящие инстанции и сказали: «У нас нет претензий друг к другу, мы работаем рука об руку», — и товарищи нас поймут…

Р о м а н е н к о. И дадут нам по ордену. Маниловщина какая-то.

Д р у я н о в. А вы вообще в курсе наших трудностей?

Р о м а н е н к о. Ну, постольку поскольку…

Д р у я н о в. Так тогда вам должно быть понятно, что наш котел — это техника завтрашнего дня. Наш котел будет заменять энергию целой реки. Восемьсот тысяч киловатт. Но мы завалим этот котел, и ваша же ГРЭС не будет пущена еще минимум пять лет, если мы согласимся с планом… и с вами тоже…

Р о м а н е н к о. Все это можно было бы понять, Игорь Петрович. Но ведь план утверждался не вчера и даже не неделю назад. Можно было ведь предупредить заранее, что ли… Гляди, и мы постарались бы перестроиться.

Д р у я н о в. Ну а зачем же вы польстились на новую-то конструкцию? Зачем? Строили бы по-старому, а то все в передовые рветесь. А жить надо тихо, Зоя Демьяновна, с оглядкой, не торопясь.

Р о м а н е н к о. Но ваш завод из передовых не выходит. На всю страну гремит уже сколько лет.

Д р у я н о в. Вот теперь и расплата за этот гром.

Р о м а н е н к о. Мы, в конце концов, не купцы на Нижегородской ярмарке. Я — тебе, ты — мне, а на остальных наплевать.

Д р у я н о в (еще старается сдержаться). Зоя Демьяновна, я еще раз хочу объяснить, что котел Березовского современен, но, к сожалению, многие наши цеха еще далеки от его требований. Поэтому лучше перенести срок и создать произведение искусства, чем по плану в лужу, извините, сесть.

Р о м а н е н к о. А ведь на вашем заводе проведена реконструкция. И если она не доведена до конца, то это ваша вина, товарищ директор. И тут уж никакими интересами государства вы не прикроетесь. Я вообще давно замечала, что местнические интересы — это всегда прикрытие местных недостатков. Нет, я первый раз сталкиваюсь с таким положением. Вы что, считаете, управы на вас не найдется?

Д р у я н о в. Зоя Демьяновна, вы работаете в области, которая зерном богата. Урожаи у вас высокие. Правда, не всегда. Вы, простите, в шестьдесят третьем какой пост занимали?

Р о м а н е н к о. Я? Работала председателем райисполкома.

Д р у я н о в. Что же вы нас тогда хлебушком-то не обеспечили? Всё советов и директив слушались. Указаний ждали.

Г р и н ь к о. Тише, тише.

Д р у я н о в. А задумывались вы тогда, почему не голодал народ? Откуда пшеничка-то появилась? На какие шиши куплена была? Да если бы не тот проклятый шестьдесят третий год, когда мы плюнули на реконструкцию и стали гнать котлы для продажи на валюту, мы, может быть, сейчас не один, а три новых котлоагрегата могли освоить. Ничего, Зоя Демьяновна, даром не проходит. Сегодня мы за ваши ошибки расплачиваемся, а вот я не хочу, чтобы вы завтра за мои расплачивались. Вот так в жизни, в жизни так.

Г р и н ь к о. Зоя Демьяновна, мы в шестьдесят третьем году начали реконструкцию завода. Даже перестали выпускать продукцию. А тут неурожай. Хлебушек пришлось закупать за границей, на валюту. Собрали общее собрание завода. Друянов часа три говорил, и народ понял. «Теплоэнергетик» принял заказ на три котлоагрегата от заграничных фирм. Работали день и ночь. Так вот, на ту валюту областей пять прокормить можно было. Ну а с реконструкцией повременить пришлось. Вот оно как, дело-то, было.

Д р у я н о в. Зоя Демьяновна, вы давно были на месте стройки вашей ГРЭС? Знаете, в каком она состоянии?

Р о м а н е н к о. Лично я — нет… Но были наши товарищи. И перед отъездом сюда я беседовала с начальником строительства.

Д р у я н о в. Вы беседовали, а я, извините, в прошлом месяце был на месте стройки вашей ГРЭС. И могу сказать вам — кстати, без всякой радости, — что дела там идут из рук вон плохо. Техника простаивает, народу не хватает. Инженерная мысль на самом низком уровне.

Р о м а н е н к о. Что касается народа, то мы приняли решение — объявить стройку ударной. Комсомол поможет.

Д р у я н о в. Комсомол-то поможет. Комсомол всегда поможет. Только и комсомолу когда-то надо помогать. А почему вы не обратились в специализированные организации, а строите кустарными, доморощенными методами?

Р о м а н е н к о. Предполагалось, что основные монтажные работы будут проведены всесоюзными трестами. Но это уже второй этап строительства. А на первом мы можем управиться своими областными строительными организациями.

Д р у я н о в. Так это же в корне неверно. То, как сейчас поставлено дело, приведет строительство к авралу. Московские и наши монтажники на втором этапе будут переделывать до тридцати процентов уже сделанных работ. Ибо они сделаны некачественно. Я же в этих делах собаку съел. И не одну. И вот вам мой совет — обратите вашу страсть не на выбивание котла с нашего завода, а на строительство во вверенной вам области.

Р о м а н е н к о. И как, товарищ Друянов, вас только терпит руководство? Или это вы передо мной такой храбрый?

Д р у я н о в (улыбается). Любит меня руководство. Знаете, бывает такой в семье — баловень судьбы, всеобщий любимец. Так это я.

Пауза.

Р о м а н е н к о. Вы мне много наговорили неприятного. А ведь мы, женщины, мстительны. Не боитесь, что в такой набат приударю, аж жарко вам станет. Вот прямо сейчас. Начну с вашего первого секретаря. Не так уж вы чисты, Игорь Петрович.

Д р у я н о в. Ссориться с основным поставщиком? Да еще с таким солидным, как я. Умно ли это, Зоя Демьяновна? (Лукаво.) Я же знаю истинную цель вашего приезда.

Р о м а н е н к о. По-моему, нетрудно догадаться.

Д р у я н о в. Ах вы, женщины вы, женщины! Вы не только мстительны, вы еще и дьявольски хитры.

Р о м а н е н к о. О чем вы?..

Д р у я н о в. Я же знаю, что вы хотите у меня попросить. И это мудро. Это по-настоящему дальновидно. Конечно, к чему эта кустарщина? Для чего лишние трудности? И в этом вопросе мы пойдем вам навстречу. (Достает бумагу.) Вы знаете, что это за список? Это сорок восемь лучших работников нашего завода. Квалифицированные инженеры, техники, строители. Все они готовы хоть завтра отправиться в вашу благословенную богом область и засучив рукава приступить к строительству ГРЭС. Выигрыш колоссальный. Те месяцы, которые мы просим — мы просим на доведение котла Березовского, — компенсируются бесперебойностью в установке, монтаже и пуске котла. А чтобы это действительно было так, вот вам наши люди. (Передает ей список.) Угадал я вашу просьбу?

Р о м а н е н к о. Теперь я, кажется, понимаю, почему вас так обожает начальство. (Семеняке.) Вы, как я поняла, здесь человек новый. Как вы оцениваете позицию Игоря Петровича?

С е м е н я к а. Простите, но я подожду с оценкой.

Д р у я н о в. Ну спасибо, очень ты мне помог.

С е м е н я к а. Думаю, что вы на мою помощь и не рассчитывали.

В приемную быстро входит  Л о б а н о в.

Л о б а н о в (Олечке). Девушка, я хотел бы видеть Дмитрия Остаповича.

О л е ч к а. А вы…

Л о б а н о в. Вы, видимо, недавно здесь служите. Моя фамилия Лобанов.

О л е ч к а. Я здесь не служу, а работаю.

Л о б а н о в. Еще Грибоедов сказал: «Служить бы рад…» Ну, а дальше, надеюсь, знаете.

О л е ч к а. Товарищ Семеняка у директора. Просил вас подождать, если у вас, конечно, есть время.

Л о б а н о в. Время, время… Нет у меня времени. (Направляется к кабинету Друянова и сталкивается с входящим Березовским.)

Б е р е з о в с к и й (возбужден, взвинчен). Явились, Сергей Герасимович…

Л о б а н о в. Я не Христос, чтобы являться.

Б е р е з о в с к и й. «…И стая коршунов слеталась…»

Л о б а н о в. Вы легкомысленный первокурсник, Березовский… Будьте добры, уступите мне дорогу.

Б е р е з о в с к и й. Звучит довольно двусмысленно. Хорошо. Идите. Только имейте в виду, что ни я, ни Друянов с вашего пути не ушли.

Л о б а н о в. К Друянову я как раз и направляюсь. (Подходит к столу Аллы Юрьевны.)

А л л а  Ю р ь е в н а. Здравствуйте, Сергей Герасимович. У Игоря Петровича сейчас совещание.

Л о б а н о в. Семеняка там?

А л л а  Ю р ь е в н а. Да, но…

Л о б а н о в. Тогда я разрешу себе пройти в кабинет… (Входит.)

В кабинет Друянова входят  Б е р е з о в с к и й,  Б у т у р л а к и н,  М е л и к я н,  К а з а ч к и н.

Приветствую.

Д р у я н о в. Милости прошу, Сергей Герасимович.

С е м е н я к а. Здравствуйте, Сергей Герасимович. Очень рад.

Р о м а н е н к о. Романенко.

Л о б а н о в. Лобанов Сергей Герасимович, который не так давно занимал на этом заводе пост главного конструктора. Да, тот самый Лобанов, который вынужден был уйти с завода, потому что не одобрял, не принимал той бурной деятельности, которую развил директор Друянов и этот буйный молодой человек. (Кивает на Березовского.) Я прекрасно сознаю, что мой случай, мое имя в создавшейся ситуации может явиться именно той гирей, которая и будет решающей на чаше весов в вашу сторону, Дмитрий Остапович.

Б е р е з о в с к и й. Не надо переоценивать себя, Сергей Герасимович.

Д р у я н о в. Товарищ Березовский!

Л о б а н о в. Прошу меня не перебивать. Садитесь!

Все садятся.

(Семеняке.) Я понимал, что вы хотели встретиться со мной, чтобы удостовериться в неправоте Друянова. Так вот, Дмитрий Остапович, можно быть недовольным некоторыми аспектами деятельности Игоря Петровича, можно не соглашаться с ним в чем-то, можно, наконец, даже ругаться в пух и прах… Но я никогда, понимаете, никогда не сомневался в правоте Друянова занимать вот это кресло. Как профессионал, как котельщик, как, наконец, старый человек утверждаю, что это его и только его кресло.

Р о м а н е н к о. Вы в этом убеждены?

Л о б а н о в (Романенко). Вы, очевидно, из министерства. Так должен вам заявить, что мой уход был неизбежен. Если вы что-нибудь понимаете в котлах, в чем, кстати, сомневаюсь. Я сторонник двухкорпусных агрегатов. Все мои премии, ученые степени дали мне именно двухкорпусные конструкции. Но это же ясно как белый день, что сегодня двухкорпусные агрегаты устарели. И морально и технологически устарели. (Семеняке.) Уезжайте отсюда! Если Игорь Петрович сумел пробить через технический совет министерства тогда еще утопическую однокорпусную конструкцию, то сейчас, как вы знаете, это пятьдесят миллионов рублей экономии в год!

Р о м а н е н к о. Я не совсем понимаю…

Л о б а н о в. А вам совершенно не обязательно понимать. Ваше дело бумаги, бумаги, бумаги… А здесь наука, прогресс, страсти, а выводы я предлагаю сделать вам самим… Приветствую. (Так же стремительно выходит.)

Гаснет свет.

Когда зажигается свет, в кабинете Друянова стоит один  С е м е н я к а. Входит  А л л а  Ю р ь е в н а.

А л л а  Ю р ь е в н а. Простите, вы будете дожидаться Игоря Петровича?

С е м е н я к а. Да, вероятно. Надеюсь, он еще вернется сегодня.

А л л а  Ю р ь е в н а. Конечно. Ему должны звонить из Москвы, из министерства, после заседания коллегии.

С е м е н я к а. Да-да, я знаю… Я задерживаю вас, Алла Юрьевна. Вам пора домой.

А л л а  Ю р ь е в н а. Да. Когда Игорь Петрович не предупреждает, я ухожу вовремя.

С е м е н я к а. Я могу подождать в приемной.

А л л а  Ю р ь е в н а. Если вам не трудно. Игорь Петрович не любит, когда остаются одни в его кабинете. А мне действительно пора домой.

Выходят в приемную. Алла Юрьевна собирается.

С е м е н я к а. Вы давно работаете с Друяновым?

А л л а  Ю р ь е в н а. С сорок шестого года.

С е м е н я к а. Это срок. К новому начальству привыкнуть не смогли бы?

А л л а  Ю р ь е в н а (просто). Не смогла бы, Дмитрий Остапович.

С е м е н я к а. Значит, вы работали с Друяновым, когда он был еще директором авиационного завода?

А л л а  Ю р ь е в н а. Сначала он был там главным инженером.

С е м е н я к а. Прошли вы с ним огонь, воду и медные трубы.

А л л а  Ю р ь е в н а. Это верно.

С е м е н я к а. Откровенно, Алла Юрьевна, никогда не хотелось от него убежать?

А л л а  Ю р ь е в н а. Всегда мечтала. (Пауза.) Только вот, сами видите… характера не хватило. До свидания, Дмитрий Остапович. (Уходит.)

На столе Олечки звонит телефон.

О л е ч к а. Алло… Да нет, не освободилась. Не могу же я уйти, не дождавшись… При чем тут закон о труде? Мне самой это важно… А мне не наплевать. У нас так не принято. А ты где?.. Внизу? Вот сумасшедший… Нет, пока не могу. Ну позвони еще минут через пятнадцать. (Вешает трубку.)

В приемную входит  Д р у я н о в.

Д р у я н о в (проходит мимо. Олечке). Пигалица, тебя на улице двухметровый парень ждет. Иди. (Семеняке.) Ты чего в приемной?

С е м е н я к а. Да так…

Д р у я н о в (улыбнулся). Алла Юрьевна — бдительная женщина. Ну, проходи, проходи.

Входят в кабинет. Садятся.

А ты, Дмитрий Остапович, вижу, твердо решил дождаться звонка министра?

С е м е н я к а. Если я мешаю…

Д р у я н о в. Что ты, что ты… Я даже для тебя наш разговор на селектор переведу. Слушай на здоровье. Только что-то не звонит министр. А поздно уж. А я завтра сына в армию провожаю. Дома молодежь собралась. Сын серчает. Ну ладно. Так как, Дмитрий Остапович, не раздумал становиться директором завода?

С е м е н я к а. Да вот все думаю.

Д р у я н о в. А знаешь, какой пост я бы мог сейчас тебе предложить? Думаю, на главного инженера потянешь.

С е м е н я к а. А как же Бутурлакин?

Д р у я н о в. Уставать стал. А у нас как в цирке: возраст — и на пенсию.

С е м е н я к а. А на директора, значит, не тяну.

Д р у я н о в. Дмитрий Остапович, может, ты мне скажешь, в чем моя вина? За что меня снимать собираются?

С е м е н я к а. Я?

Д р у я н о в. Ты же целый день на заводе торчишь. Поди-ка, разобрался.

С е м е н я к а. Ну, ежели желаете… Положение ведь действительно серьезное. Со временем, может быть, и станут на вашу точку зрения, а пока… Ведь вы же прекрасно понимаете, что любой директор, даже такой, как вы, обязан считаться с обстоятельствами. Вы же прекрасно понимаете, что электроэнергия — это всегда дефицит. И если где-нибудь, хоть на микрон, появится возможность ввести в строй раньше крупную ГРЭС, никто этой возможности не упустит. И никто никакой анархии в этом вопросе не потерпит. Хотите знать, что, по-моему, главное, в профессии современного директора: ясность, рациональность и рационализм. Тогда, я убежден, все вопросы можно решить. Если я вхожу с предложением, оно, как правило, принимается. И довольно спокойно.

Д р у я н о в. Значит, ясность, рациональность и рационализм… Да, на директора такого завода, как «Теплоэнергетик», ты и впрямь не тянешь. Для того чтобы быть директором такого завода, как наш, надо даром предвидения обладать. Предвидения! То есть вперед видеть. Давай-ка вернемся на десять лет назад. Сейчас ни для кого не секрет, что теплоэлектростанции на первое место выходят. А что такое ГРЭС без наших котлов? Так вот, если бы мы десять лет назад не превратили наш завод в гигант отрасли, против чего, кстати, ты хвост поднимал и из-за чего мы с тобой расстались, не было бы сейчас нашего гиганта… Пусть такого-сякого. Хватило бы стране котлов? Нет. Глядишь, у того же Симонсона втридорога покупать бы пришлось. Ты думаешь, я анархии требую. Я осознанной ответственности хочу. Мне надоело за чужие решения голову подставлять. А я хочу нести ответственность за свое собственное решение. Хотя ты этого, по-моему, не поймешь. Насколько я понял, у тебя несколько иные цели.

С е м е н я к а. А на директора, по-вашему, не тяну?

Д р у я н о в. Не тянешь.

Звонок телефона. Друянов снимает трубку.

Разговор слышен через селектор.

Г о л о с  м и н и с т р а. Приветствую, Игорь Петрович.

Д р у я н о в. Добрый вечер, Константин Степанович.

Г о л о с  м и н и с т р а. Заставил вас ждать, извините. Коллегия, понимаете, только закончилась. Как у вас лично настроение?

Д р у я н о в. Настроение нормальное.

Г о л о с  м и н и с т р а. Ну и прекрасно. Тут, Игорь Петрович, такое мнение… Хотим вам трест предложить. Пора в Москву перебираться. Как вы на это смотрите?

С е м е н я к а (неожиданно снимает трубку селектора). Константин Степанович, простите, что врываюсь в разговор…

Г о л о с  м и н и с т р а. Кто это?

С е м е н я к а. Директор Левашовского завода.

Г о л о с  м и н и с т р а. А вы-то как здесь оказались?

С е м е н я к а. После нашего разговора я взял да и приехал сюда, по собственной инициативе.

Пауза.

Г о л о с  м и н и с т р а. Разобрался, выходит?

С е м е н я к а. Разобрался. И прошу завтра же принять меня по этому вопросу.

Пауза.

Г о л о с  м и н и с т р а. Хорошо. В пятнадцать часов устраивает?

С е м е н я к а. Вполне. (Кладет трубку.)

Г о л о с  м и н и с т р а. Игорь Петрович, а о тресте советую подумать.

Д р у я н о в. Хорошо, подумаю.

Г о л о с  м и н и с т р а. Вы двадцатого на коллегии будете, вот и обсудим. Будьте здоровы.

Друянов кладет трубку.

Пауза.

С е м е н я к а. Ну что ж, счастливо оставаться, Игорь Петрович.

Д р у я н о в. А тебе, Дмитрий Остапович, счастливого пути.

Семеняка уходит. На столе Друянова звонит телефон.

(Снимает трубку.) Коля, сынок… Сейчас иду… Да нет… Ждал звонка из Москвы… Да, ждал. Ну, не сердись, иду, иду. (Кладет трубку. Медленно направляется к выходу. Останавливается. Быстро возвращается. Снимает трубку, набирает номер.) Девушка, вы почему прервали мой разговор с Москвой?.. Как это — положил трубку? А ну-ка, соедини обратно, быстренько, быстренько… (Пауза.) Константин Степанович?.. Это опять Друянов. Вы извините я не договорил. Может быть, я буду часто употреблять слово «я», но это для того, чтобы вам было понятно, с кого спрашивать… Так вот, идея превратить завод в гигант отрасли принадлежит мне. Расширение экспорта одновременно с модернизацией принято мной. Перехода на новую конструкцию Березовского добивался я. В том, что мы сейчас держим передовые позиции в мире по теплоэлектростанциям, — в этом есть и моя заслуга. Госплан, вы — министерство, правительство, в конце концов, всегда прислушивались к нашим предложениям и по ним строили свои планы. Так дайте же нам возможность работать самостоятельно. Мы же тащим воз, который сами себе нагрузили, никто нас об этом не просил. И если мы берем на себя неимоверно большие обязательства, так мы уж лучше знаем, как их выполнить. (Пауза.) Нет, Константин Степанович, в каждом деле должен быть мастер. Кстати, если бы я не ценил их у себя на заводе, мы бы сейчас котлы на валюту покупали… Нет, от треста я отказываюсь. Меня вполне устраивает нынешняя работа… Будете думать?.. До коллегии… (Кладет трубку.) Будете думать…