Чем тоньше, изощрённее мой разум, Тем мягче моя воля. Мягче пуха Ей скоро быть, наверное. Наказан За что-то я недугом страшным духа. Похоже, оловянною чумою Недавнею суровою зимою Решительность мне ведьмы заразили – Давно она лишь горстка серой пыли. Порой мой гнев сверкает ослепительно, Но эту пыль во тьме душевной смуты Своим огнём опять спаять в решительность Способен он всего лишь на минуты. В коварный миг, прервавший представленье, Мне с сердца точно струп сорвали свежий. И тут же боль, и гнев, и жажда мщенья – Трагический финал стал неизбежен… И вот с мечом я над братоубийцей. Молился он, устав от празднеств, оргий; Разделаться я мог бы с кровопийцей, Но в ход пустил не сталь, а отговорки… Мой гнев угас, и снова стал я жалок. И как назло себя не смог взвинтить я – Мне мысль одна покоя не давала: Как людям объяснить кровопролитье. Ведь дух отцовский в мрачный час полночный Не вынудишь покинуть пламень адский – Народу рассказать на ставке очной, Как был во сне убит властитель датский. Что б я сказал?… Узнайте же причину… Не то… Датчане, в сцене с отравленьем… Нет… Может быть, безумия личину Не стоило снимать и после мщенья?…

И в ту же ночь в покоях материнских Во мне проснулся вновь свирепый мститель. С каким я наслажденьем сатанинским Пронзил того, кто крикнул “Помогите!”. Я думал, дядя сам за мной фискалил, Там, за ковром, но вскоре увидал я, Что не король моей отведал стали, А жалкая придворная каналья… Мне скоро фехтовать идти с Лаэртом… А вдруг узнаю я во время боя, Что яд во мне, что час мой пробил смертный И что отравлен дядиной рукой я?… О гнев желанный мой! Какой костёр ты Во мне б разжёг при этой страшной вести, Спаяв опять в единый слиток твёрдый То, что сейчас всего лишь пыль. На месте Убил бы дядю я, свершая мщенье, А после наступил конец и мне бы; И нé к чему пускаться в объясненья Здесь на земле – я дал бы их лишь Небу… Такая леденящая подсказка Мне явлена во сне… Грядёт развязка…