Нельзя сказать, что сетования на финансы, а точнее на их недостаток, актуальны только для подростков. <…> Однако подростки по отношению к деньгам находятся на особом положении – им уже нужно больше, чем детям, но они еще не в состоянии зарабатывать столько, сколько взрослые.
В масштабах Браунсвилла нашу семью вполне можно назвать обеспеченной, но, тем не менее, богатыми я нас никогда не считала. Я выросла на родительских историях о том, как они ночевали на голых полах, таскали еду на кинофестивалях, перебивались лапшой быстрого приготовления и берегли каждый цент, чтобы купить оборудование для будущего документального фильма. Хотя с тех пор наша жизнь значительно улучшилась, мои родители все еще переживают насчет денег. Мама торгуется в магазинах. Папа всегда в поиске антиквариата, который можно перепродать. Он несколько лет учился в аспирантуре, свято веря, что образование обязательно окупится, стоит ему получить докторскую степень. Думаю, он считал, что будет зарабатывать намного больше, чем сейчас (а его заработки меньше, чем зарплата учителей в моей школе). Я думаю, потому нам и не дают карманных денег.
Родители делают все возможное, чтобы обеспечить своих детей всем необходимым, но когда дело касается парадного платья или миленькой блузочки, то есть вещей не первой необходимости, хотя и первой желанности, лучшее решение – попытаться заработать самостоятельно.
Работа няни может быть как разовой, так и вполне регулярной, в зависимости от твоих намерений. Если ты хочешь зарабатывать этим постоянно, ничто не мешает тебе составить список клиентов и поддерживать с ними контакт.
Уговорить кого-то доверить такой растяпе, как я, своих чад не должно быть особенно сложно, верно? Я сделаю листовки, в которых предложу свои услуги няни, а пока буду ждать ответов, можно делать что-нибудь по дому.
Я ставлю перед собой цель на этот месяц: заработать пятьдесят долларов. Может, тогда я смогу позволить себе купить качественную мазь, которая избавит меня от нанесенных панталонами ран.
Четверг, 1 марта
Домой приходит папа. На его лице одновременно страх и воодушевление. Он проходит на кухню и садится за стол.
– Мне предложили место. Университет Джорджии приглашает меня на работу.
Я, мама и Броди смотрим на него в остолбенении, потеряв от шока дар речи. На моей памяти наша семья переезжала дважды, оба раза туда, где папа получал новую работу, но переварить полученную информацию не легче даже с высоты собственного опыта.
– Я не буду принимать решение немедленно, – говорит папа. – Надо многое обдумать. Непонятно даже, сможем ли мы продать дом. Но мне обещают оклад на четверть больше того, что я получаю сейчас, – он в волнении проводит рукой по волосам.
Не говоря ни слова, я иду к бельевому шкафу и достаю печенье с предсказаниями.
– Спроси у печенек, пап. Они все знают.
Он смеется и достает одно из коробки. Я сажусь к нему на колени и наблюдаю, как он распаковывает подкрашенный чем-то красным пакетик.
– Отлично, то есть это лакомство определит, переезжать нам или нет, – объявляет он.
Я кладу руку ему на запястье.
– Доверься печеньке.
Он надламывает песочно-коричневую раковину и извлекает бумажную полоску. Его глаза лезут на лоб. Я выхватываю у него предсказание и зачитываю:
ТЫ НЕ УПУСТИШЬ СВОЙ ШАНС И БУДЕШЬ ЭТОМУ РАД.
– Я же говорила! – торжествую я. Я пританцовываю, радуясь, что оказалась права.
– Это еще не окончательно, – ворчит папа обессилено.
Мы переезжаем! Переезжаем! Ха-ха!
В какой-то момент этот факт укладывается у меня в голове, и я чувствую, как будто сердце вырвали из груди. Я не могу распрощаться с этим местом, с этими людьми – мистером Лоуренсом, Изабеллой, Данте, Леоном, мисс Корбейл и аквариумом. Даже с тупыми вопросами Карлоса Санчеса, его нервирующим хохотом и голубыми голубями. Я даже по нему буду скучать.
И тут до меня доходит…
Кензи! Вот черт, как же я брошу Кензи?
Воскресенье, 4 марта
Сегодня в церкви мы с Лилианой ведем урок у пятилетних ребят в рамках проекта по социологии. Если бы это был матч по реслингу (чем сие мероприятие отчасти и обернулось), афиши бы гласили: «ДЕСЯТЬ ИСЧАДИЙ АДА против ДВУХ ЗАХВАЧЕННЫХ ВРАСПЛОХ ДЕВУШЕК».
Если бы я знала расклад, то поставила бы против себя.
Их заводила, Сэнди, носится по классу сломя голову. Пока Лилиана пытается донести до детишек слова об Иисусе, я держу Сэнди на руках, стараюсь не давать ей кусаться и кричать. Она сочиняет песенку про какашки. Типичная Кензи, уменьшенная версия.
Я сделала листовки, в которых предлагаю себя в качестве няни, но раздаю сегодня только три штуки. Оно, возможно, и к лучшему. Впредь я буду осмотрительнее с тем, где предлагать свои услуги.
Понедельник, 5 марта
Папа подчиняется печеньке и сегодня принимает предложение о работе.
То меня тошнит, то хочется прыгать до потолка. Страх и воодушевление. Печаль и любопытство.
За обедом мы с Кензи беседуем. Я хочу избежать разговоров о крупных жизненных переменах и просто спрашиваю, ждет ли она весенних каникул. Я так и не сказала ей. Каждый раз, когда я пытаюсь начать, у меня не находится слов. Это невозможно.
– Да куда там, – стонет она. – Мама отсылает меня в лагерь на целую неделю.
– Ну, может, тебе еще понравится, – пытаюсь мыслить позитивно я. – Чем ты там будешь заниматься?
– Мне придется ехать на туристическом автобусе с другими корейскими детьми, – ворчит Кензи и роняет голову на стол. – Наши мамы все это организовали, – хнычет она.
– Ой. Так что, поедешь через весь Техас? – Я предлагаю ей половину своего банана, которую она благодарно принимает.
– В Пенсильванию, – жалуется с полным ртом Кензи. Она так это говорит, как будто Пенсильвания – это синоним Чистилища.
– Мне очень жаль.
– А потом мы должны будем смотреть спектакль «Иона и кит», – добавляет она дрожащим голосом.
Я кусаю губы, чтобы не рассмеяться.
– Звучит чудовищно!
– Я тебя очень прошу, скажи это моей маме. Я даже плакала, когда она мне обо всем сообщила, но она была холодна, как лед.
Я очень сочувствую Кензи.
Но это так смешно.
Совет популярности от Майи
Смеяться над бедственным положением своих друзей можно, только если они вам это разрешат… или когда никого нет поблизости.
Хоть я и смеюсь, мой секрет гложет меня изнутри. Мы переезжаем. Она – моя лучшая подруга, и я даже не знаю, как сообщить ей о переезде. Я просто не могу.
Вдруг она будет плакать? Или не будет? Как вести себя в таких случаях?
Вторник, 6 марта
Они появляются сегодня. Коробки. Мы переедем только в июле, а они уже здесь, внедряются в мою жизнь.
И все же воздух, как электричеством, заряжен воодушевлением. Это не дает мне забыть, что на горизонте маячит новое приключение.
С другой стороны, вся эта сумятица нагоняет на меня такого страху, что синяки от резинок на попе (да, я все еще иногда надеваю панталоны) бледнеют.
Я так сбита с толку, что ищу мудрости в предсказаниях из печенья.
ТЕБЯ ЖДЕТ УСПЕХ В ФИНАНСОВЫХ ПРЕДПРИЯТИЯХ.
Я скоро начну думать, что эти штуки волшебные. Я проверяю почту, но пока никто не написал мне и не предложил работу. В следующее воскресенье придется раскинуть сети пошире. Жду – не дождусь.
Есть и другой подход к искусству никогда не нуждаться в деньгах: ограничивать себя в расходах, или, выражаясь тривиальными оборотами, « пенни сэкономил – пенни заработал ». <…> Перемещайся на велосипеде, а не на автобусе; пиши письма вместо междугородних телефонных звонков; оставайся дома и слушай пластинки; не чувствуй себя обязанной ходить на каждую киноленту, которую привозят в город.
Договорились, Бетти. Я постараюсь не тратить лишнего на музыкальные автоматы и игры в пинбол.
Среда, 7 марта
Стены коридоров по всей школы увешаны шкафчиками, но нам не разрешается ими пользоваться из-за рисков по наркотикам и оружию. Вместо этого они служат стендами, на которых учителя рисования вывешивают работы учеников. Мы с Кензи не спеша идем по коридору и проходим мимо рисунков с мертвыми пандами и вампирскими панк-рок группами авторства готок. Я вижу, как черная дыра поглощает Китти из «Привет, Китти», и кажется, знаю, каково сейчас этой гламурной кошечке. Я больше не могу сдерживаться.
– Кензи, мне нужно тебе сказать кое-что. Ты моя лучшая подруга, ты должна узнать первой.
Улыбка сползает с ее лица.
– Что такое?
– Старшие классы мы начнем в разных школах.
– В каком смысле? – спрашивает она мягко и грустно.
– Ох, Кензи, мы переезжаем этим летом. Папа получил отличную работу в Джорджии. Хорошее место и вообще, но я так буду по тебе скучать.
Она отводит взгляд. Я смотрю на ряды пустых шкафчиков.
Наконец Кензи смотрит на меня.
– Пиши мне в «Фейсбуке».
– Обязательно, – отвечаю я.
Мы вздыхаем и стоим так какое-то время. Звенит звонок на первый урок, и мы печально улыбаемся друг другу. Я быстро шагаю на алгебру, с грустью и облегчением.
В динамиках раздается голос директора.
– Внимание, я должен сообщить вам печальное известие. Мистер Лоуренс, учитель английского языка у седьмых классов, сегодня утром скончался.
Я поднимаю глаза. Нет. НЕТ!
– О похоронах будет объявлено дополнительно. Почтим этого прекрасного преподавателя минутой молчания…
Я в тумане весь урок. Это неправда. Неправда. Он не может быть мертв. Он мой наставник, мой друг. НЕТ!
После урока Кензи крепко берет мену за руку в коридоре. Мы встречаемся взглядами, и у нее в глазах такое сострадание, какого я никогда не видела прежде.
– Майя, мне очень жаль, – говорит она и обнимает меня.
– Он умер, – плачу я и обнимаю подругу в ответ, оставляя пятна слез на ее куртке. – Мертв.
– Знаю, – говорит она.
Мы стоим так, долго, и в этот момент я понимаю, что Кензи никогда меня не бросит. Мы – два аутсайдера, которые никуда не вписываются, но вместе у нас есть своя пристань. Неважно, где мы и что с нами, она навсегда останется моим другом.
Мы отстраняемся, я вижу слезы и в ее глазах. Молча мы расходимся по своим занятиям: я на хор, она на оркестр.
К этому моменту я уже не скрываю эмоций, по лицу рекой текут слезы.
Мертв. Вот оно снова, это непонятное, невозможное слово. Головой я не могу ухватить его суть. Я обнимаю себя за плечи и тихо плачу, уткнувшись лицом в колени. И не только я. Несколько девочек плачут в объятиях своих парней. Как они смеют плакать! Многие из них так плохо с ним обходились, пока он был жив.
Мои чувства меняются, когда откуда-то появляются незнакомые руки и гладят меня по спине. Вокруг собираются семиклассницы и обнимают меня, говоря, как им грустно. Люди дают мне носовые платки и заботливо гладят по волосам.
Может, в этот момент я должна чувствовать, что популярна, но я чувствую только оцепенение. Какая может быть популярность, когда случается горе. Остаются только человеческие сердца, любовь, боль. Мы все любим друг друга, глубоко в душе, и когда видим другого человека в тяжелую минуту, нам непроизвольно становится больно за него.
Я успокаиваюсь в объятиях совершенно посторонних людей, с которыми никогда раньше не разговаривала. На третьем уроке я вижу Карлоса Санчеса. У него красное лицо, и он прячет в глазах слезы, упорно заявляя, что ему просто «не по себе» из-за плачущих девчонок.
Вот она, всеобщая любовь, проявившаяся в самый неожиданный момент.
Эта любовь помогает мне продержаться весь день, и только дома я падаю в объятия мамы и папы и рыдаю.
Четверг, 8 марта
Сегодня в школе мне кажется, что все вернулись к прежней жизни. Больше никто не плачет, так что свое горе я приберегу до тех пор, пока не останусь одна.
Я возвращаюсь домой и слушаю первый диск, который подвернулся под руку – это «АББА». Я ложусь на кровать и плачу. Я не хочу, чтобы другие видели мои слезы. Это не так хорошо мне знакомая грусть-печаль. Мне трудно признавать, что внутри я совсем сломлена и стянута узлом нескончаемой боли, которая никуда не уходит. Я плачу в подушку, качая головой под ритм «Money, Money, Money» (тема денег преследует меня?).
Мне придется пройти через это в одиночку, сколько бы времени ни ушло на то, чтобы прожить горе.
Со мной пока никто не связался насчет подработки. Видимо, денег в этом месяце мне не видать.
Мы с семьей перебираем коробки с папками и бумагами. Броди находит двадцатку, забытую в одной из его старых открыток на день рождения.
Я просматриваю тонны барахла и не нахожу ничего.
Суббота, 10 марта
Белая блузка по фигуре.
Черная юбка.
Черные балетки.
Большое мамино черное пальто.
Похоронный зал не очень далеко от нас. Мама паркует машину и мы идем под дождем в маленькую часовню, гудящую приглушенными разговорами. На большом экране над закрытым гробом, покрытым американским флагом, проигрывают слайд-шоу с фотографиями из жизни мистера Лоуренса: он с внуками, с женой, с учениками.
Я сижу и слушаю, как сыновья мистера Лоуренса рассказывают о его жизни и напоминают нам обо всем, за что он боролся. Он всегда видел в людях самое лучшее. В нем было столько мужества. Он был очень добрым и безгранично любил своих учеников.
Слезы текут по моему лицу, пока мы поем «О благодать», и все поднимаются выразить соболезнования семье. Когда я подхожу и представляюсь, все улыбаются. Его жена обнимает меня, и все его сыновья жмут мне руку.
– Хочу сказать тебе «спасибо» за то письмо, – говорит мне старший. – Оно очень много для него значило.
– Он всегда так гордился тобой. Очень гордился.
– Значит, Майя – это ты. Он тебя обожал. У меня на стене в рамке висит стихотворение, которое ты ему посвятила.
– Спасибо тебе огромное. Ты многое для него сделала.
Меня переполняют эмоции, и я с трудом могу говорить.
Мы с мамой идем по кладбищу. Ветераны салютуют покойному залпами. В тишине, которая следует за салютом, нас благодарят за то, что мы собрались здесь.
Перед тем, как уйти, я подхожу к гробу. Мне почти хочется смеяться оттого, каким маленьким он кажется. Как можно вместить столько жизни в двухметровую деревянную коробку?
Я кладу ладонь на полированную поверхность.
– Как попрощаться с вами? – шепчу я, наклоняясь ниже. – Вы всегда говорили мне, что у меня дар слова, и вот я стою и не могу подобрать ни единого, чтобы сказать, сколько вы для меня значили. Что заставило вас поверить в меня?
Слезы не прекращаются, и я вспоминаю последние слова, которые услышала от него: «Когда-нибудь она станет знаменитым писателем».
– Прощайте, мистер Лоуренс. Прощайте.
Мистер Лоуренс, эта книга – вам. Книга, которую вы никогда не прочитаете.
Я обещаю никогда не забывать вас.
Воскресенье, 11 марта
Во время церковной службы Наталия расставляет свои игрушки на стоящей перед ней скамье. Одна падает на пол, оставляя брешь, как выпавший зуб. Человек на той скамье нагибается и подбирает ее. Нат вырывает игрушку из его рук.
– Скажи «спасибо», – подсказывает Броди.
Наталия смотрит на человека прямо в глаза и говорит.
Но она плохо выговаривает некоторые согласные, и выходит что-то вроде «ыба».
Бетти Корнелл не распространяется на тему того, как уладить неприятные ситуации, в которых виновата младшая сестра, страдающая аутизмом.
Совет популярности от Майи
Если у вас есть эксцентричные младшие братья или сестры, крайне важно с младых ногтей научить их извиняться за свое поведение. Вам это пригодится.
Я снова раздаю листовки. Может, что-то из этого да выйдет.
Вторник, 13 марта
Мама и папа сегодня вечером идут в гости к друзьям и оставляют меня на пару часов нянчиться с младшими. Они даже заплатят мне десятку, и я приближусь в своей цели в полсотни. Как оплачиваемый профессионал я решаю провести немного времени один на один с Наталией, хотя могла бы просто включить ей «Чудо-зверят», и пусть смотрит, сколько влезет.
Если порученных твоей заботе детей нужно чем-то занять, их можно сводить в парк, на детскую площадку или на пляж. <…>
В плохую погоду можно и остаться дома. <…> Почитай им и предложи цветные мелки или краски.
Из-за отсутствия транспорта я выбираю чтение и рисование. Наталия показывает на картинку и дает ей название.
– Кошка. Мяу! Овца. Бе! Корова (на самом деле, лошадь). Му!
Она называет почти всех, кроме божьей коровки, но в самом деле, кто включает насекомых в книгу про животных на ферме?
После этого я говорю ей, что пора спать. Я пытаюсь закутать ее в одеяло, но она отказывается засыпать. «НЕТ!» – кричит сестренка, пока не вынуждает меня защекотать ее. Она со смехом пытается отплатить мне тем же. Щекотка в исполнении Наталии – это частые и болезненные тычки в грудь, так что я не в восторге от такой перспективы, но она лишь смеется и продолжает свое дело.
– Пощекочи? – просит она еще и еще.
Она очаровательная. Но в следующий раз я надену такой конусообразный лифчик, которые были в моде в 50-е. Тогда она не станет снова тыкать меня в грудь, потому что побоится уколоться.
Воскресенье, 18 марта
На воскресной службе ко мне подходят две мамаши и спрашивают, не откажусь ли я в скором времени посидеть с их детьми. Одна даже назначила мне конкретную ДАТУ! Тридцатого числа этого месяца мне нужно будет присматривать за двумя из трех ее детей. Поздновато, Бетти, понимаю, но лучше поздно, чем никогда. Если так пойдет и дальше, я еще наберу свой полтинник.
Среда, 21 марта
Сегодня произошло несколько достойных упоминания событий:
1-й урок
– Что такое «европеоид»? – спрашивает одна из баскетболисток. (Баскетболистки по нашей школьной школе популярности – это где-то восемь и три четверти, чуть ниже футболистов.)
– А, ну это просто, – отвечает волейболистка. – Так называют белых американцев. Типа фермеров.
3-й урок
Карлос Санчес скребет партой по полу и имитирует выпускание газов.
4-й урок
ЭКЗАМЕН ПО ЗДОРОВЬЮ! Мисс Уэлч сначала в полный голос разговаривает с одной волейболисткой о проблемах с ее парнем, а потом внезапно велит всем убрать с парт лишние вещи.
– Время для тестикул. То есть я хотела сказать, для теста.
7-й урок (обед)
Кензи достает из кошелька пятидесятидолларовую банкноту (одну из трех, говорит она) и отправляется в буфет купить «настоящей» еды. Ей дают много карманных денег. Кензи покупает два печенья с шоколадом и упаковку «Доритос» со вкусом соуса ранч. Мне приходится бережнее обходиться с деньгами и не тратить их на подобные деликатесы.
Помимо банковских вложений, сэкономить можно, еще и отказавшись от перекусов между приемами пищи. У этого метода двойное преимущество. Так, пять центов, сэкономленные на покупке батончика, также становятся сэкономленными ста калориями, не отложившимися на твоих бедрах.
Четверг, 22 марта
Сегодня на большой перемене ребята издеваются над Франциско. Это происходит все чаще и чаще с тех пор, как прошлым летом он перестал скрывать свою ориентацию. Я ничего не знала, пока мне не рассказала Кензи, уже в начале учебного года. Я считаю, он поступил очень смело. Двое футболистов садятся по обе стороны от него, и он весь сжимается. Он как будто пытается сделаться как можно меньше, чтобы не быть такой крупной мишенью.
– Эй, подружка! У тебя такой макияж сегодня. Так подчеркивает твои глаза, – говорит один и хлопает Франциско по плечу.
– Да, где твой бойфренд? Он наверняка с нами согласен, – добавляет со смехом второй.
Франциско опускает глаза. Мне хочется закричать на них, чтобы они проваливали. Они понятия не имеют, что говорят. Но я прикусываю язык. Выскажусь вслух – и положение Франциско только ухудшится. Если тебя защищает ДЕВЧОНКА – ниже падать некуда. Мальчишек за такое избивали. Так что я молчу и пытаюсь выразить свою поддержку выражением лица, но он не смотрит на меня. Просто сидит, уставившись на свои руки, пока парни смеются над ним. Наконец они сматываются, но это все так неправильно.
Ненавижу футболистов.
Пятница, 23 марта
Мама сегодня помогает подруге устраивать вечеринку для будущей мамы и платит мне пять долларов, чтобы я написала стихотворение, которое можно будет вложить в маленькие сувенирчики для гостей. Оно не особенно хорошее, но это пятьдесят центов за строчку. Совсем неплохо. Добавим к этому заработок за мелочи, которые я делаю по дому, и общий итог месяца составляет тридцать долларов.
Все, что мне нужно, – еще двадцать!
Пятница, 30 марта
Я тереблю рукав своего опрятного красивого свитера, когда миссис Бланко на своей дорогой машине заезжает за мной около шести вечера.
«Для работы одевайся аккуратно и консервативно, – советует Бетти. – Хорошие манеры – это то, что работодатели всегда отмечают первым делом».
Я изо всех сил стараюсь поддерживать вежливый разговор. Я же хочу, чтобы она мне доверяла.
Я буду сидеть с двумя ее детьми до половины десятого. Ее дочка Мэри– первоклассница, а сын Джон – в подготовительном классе. Потому как я указала на листовке свои расценки, я уже знаю, что заработаю сегодня восемнадцать долларов и почти достигну своей цели.
Когда мы приезжаем, навстречу выбегают дети.
– Поиграем в игры? В «Горки-лесенки»! ПОЖАЛУЙСТА! – Мэри еще не знает моего имени, а уже тащит меня за рукав. Дети, с которыми я сидела раньше (правда, их было немного), ни за какие коврижки не соглашались на настольные игры. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой!
Миссис Бланко смеется.
– Хорошо, но они еще не ужинали, так что покорми их чем-нибудь. Хлопья подойдут. И да, пусть смотрят телевизор и делают, что хотят. Где-то в девять – отбой. Когда получится. Они уже в пижамах.
Она понимает, как упрощает мне работу? Мистер и миссис Бланко уходят. Дети решают, что хотят устроить для меня танцевальный конкурс, но мне приходится стягивать их с кухонного стола, чтобы они не поранились со своими выкрутасами. Мэри находит бутылку лосьона и всю выливает себе на руки. Я забираю остатки, она берется за флакон освежителя воздуха и изображает фонтан. Я убираю беспорядок, делаю сэндвичи с ветчиной («без корочки!») и даю им крекеры-рыбки.
Потом они просят почитать.
– Почему бы нам не сочинить свою сказку? – предлагаю я. – Можно поиграть в очень веселую игру. Каждый будет рассказывать по кусочку своей истории, а следующий будет ее продолжать. Будет интересно.
– Что у тебя на зубах? – спрашивает Джон, тыкая пальцем в мои брекеты.
Мэри закатывает глаза.
– Это оттого, что она ела много вредной еды. Да? – говорит она.
– Хм, ну вообще-то не важно. Давайте я просто начну рассказ.
Вот такую басенку мы произвели на свет:
М а й я: Жили-были маленький мальчик и маленькая девочка (я выразительно смотрю на них, и они смеются), и отправились они как-то в парк на пикник. («Мы никогда не были на пикнике», – говорит Мэри.) Гс-с, слушайте дальше… А там начался дождь, и он лил, и лил, и лил. Дети запрыгнули в лодочку и поплыли по реке. Давай, Мэри, твоя очередь.
М э р и: Ну, они приплыли домой, но там был вор. И он достал свой автомат и стрелял в них, стрелял. Они побежали в дом и спрятались в шкаф, но он их догнал. Он прострелил входную дверь, и они загородили дверь всякой мебелью. Потом он все взорвал, и они снова уплыли. Джон…
Д ж о н: Так они плыли и плыли, пока не умерли. Конец.
Я включаю им «Дору – путешественницу». Старое доброе выключающее мозг телевидение должно не дать им задуматься обо всех этих печальных вещах вроде мрака и смерти. На часах уже девять, и я немного читаю им вслух, отказавшись от затеи сочинять свои сказки. Я отвожу Мэри в ее комнату, укрываю одеялом и говорю, что пора спать.
– Не могу.
– Почему нет?
– Я боюсь, – бормочет она, повышая голос октавы на три.
– Чего боишься? – спрашиваю я.
– Скуби-Ду. Я видела мумию, она ожила и бежала за ними.
– Ага, – я киваю. – Но это же был просто человек в маске, да? Чудовище всегда ненастоящее. Мумии не оживают.
– Ладно… – уступает она и кладет голову на подушку. И тут же подскакивает. – А зомби?
– Зомби тоже ненастоящие. Мертвые люди не просыпаются.
– Иисус проснулся.
Боже мой.
– Это… другое, – начинаю я и делаю паузу. Нужно правильно подобрать слова, чтобы ей потом не снились кошмары о зомби Иисусе. – Эм-м-м, он был… хорошим?
– Все равно мне страшно. – Она хватает меня за руку и смотрит на меня огромными карими щенячьими глазами.
Я рассказываю ей счастливую историю с радугами и плюшевыми игрушками, пока она наконец не засыпает.
Уложив обоих детей, я достаю свою книгу. Через несколько секунд открываются двери и входят мистер и миссис Бланко.
– Ого! Уже спят? Поразительно! – Миссис Бланко улыбается мне, а я молюсь про себя, чтобы дети так и продолжали притворяться спящими. – И сколько я тебе должна?
– Восемнадцать долларов, – отвечаю я.
– Ах, давай я просто дам тебе двадцатку! – говорит миссис Бланко.
Двухдолларовые чаевые – и я достигла отметки! Пятьдесят долларов – у меня получилось! Я могу рассчитывать сама на себя! Могу сделать все на свете!
Вернувшись домой в девять тридцать, я прыгаю от радости.
Искренность и неподдельный интерес к людям, естественная легкость в общении и честность могут преобразить молодую девушку в поистине замечательного человека – и на работе, и вне ее.
С помощью Бетти я преображаюсь. Может, я не так уж и далека от того, чтобы стать «поистине замечательным человеком». С мелочью в карманах и улыбкой на лице я уверенно перехожу к новой главе.