На окружной автодороге произошла авария — так, чепуховая, две машины отделались царапинами, однако пробка выстроилась на несколько километров. Минуя место происшествия, Мэй увидела, как трое мужчин и две женщины, ехавшие в злополучных машинах, стоят у разделительного ограждения и ругаются, тыча друг в друга пальцами. Некоторые из проезжавших мимо автомобилей останавливались, и водители, опуская стекла, включались в перебранку.
Добравшись наконец до госпиталя номер триста один, Мэй разыскала Лу и Сестричку у входа в отделение интенсивной терапии.
Сестричка выглядела изможденной до крайности. Ее лицо осунулось, глаза запали. Она явно недоедала и недосыпала последние двое суток. Очевидно, зрелище умирающей старшей сестры причиняло ей нестерпимую душевную боль.
— Нам здесь делать нечего. Мама в изоляторе, посещения запрещены, — сообщила Лу. — Ты уже завтракала? Я умираю с голоду.
Мэй вспомнила две чашки кофе, выпитые утром.
— Нет, — призналась она.
— Предлагаю перекусить в госпитальной столовой. Потом вернемся, узнаем еще раз, не нужно ли чего, и разъедемся.
— Вы, сестры, идите вдвоем, а я уже позавтракала, — озабоченно произнесла Сестричка. — Я уж лучше здесь подежурю на всякий случай.
— Да, пожалуй, кому-то стоит остаться. — Лу посмотрела сначала на Мэй, потом на Сестричку. — Тетушка, мы вам принесем чего-нибудь из столовой. Хотите пельмени и чай?
— Ничего не надо! — ответила Сестричка.
Госпитальная столовая находилась на первом этаже главного здания. Под ее окнами был разбит большой палисадник. По дорожкам между кустиками, греясь на солнышке, медленно прогуливались пациенты в сопровождении родственников.
Столовая только что открылась на обед. На раздачу принесли большие кастрюли с мясом, поджаренным на свином жире, и сложенные горкой горячие пельмени, сваренные на пару. Пока работники кухни расставляли кастрюли, пароварки и металлические коробки для денег, у раздачи выстроилась очередь. В столовую впорхнула стайка медсестер в белых шапочках; каждая принесла с собой алюминиевую миску и палочки для еды. Стоя в очереди, они оживленно щебетали.
Лу заняла два места за длинным столом, а Мэй встала в очередь на раздачу. Рядом сидели несколько врачей и посетителей, то ли заканчивая поздний завтрак, то ли просто перекусывая. Некоторые бросали на Лу любопытные взгляды, видимо, признав ее в лицо и гадая, где могли с ней повстречаться.
Если не считать губной помады, Лу была без косметики. Ее кожа светилась естественным сиянием, будто нежные лепестки розового бутона ясным утром. Позади нее прочертил воздух солнечный луч с пляшущими в нем пылинками.
Мэй купила два комплексных обеда и две банки кокосового молока. Еду положили в ту же посуду из белой пластмассы, в какой ее развозили пациентам госпиталя.
— Ты что хочешь: жареную свинину с паровым рисом или ломтики говядины с лапшой?
— Все равно. Я так проголодалась, что готова съесть слона! Ладно, давай лапшу!
Лу порылась среди многочисленных палочек для еды разной длины и оттенков, стоявших на столе в жестяной кружке.
— Вот эти вроде одинаковые, — подала она Мэй пару палочек.
Сестры с аппетитом поели и принялись не спеша потягивать кокосовое молоко.
— Что тебе сказал лечащий врач? — спросила Мэй.
— Практически ничего нового. Сказал, что должен провести дополнительные анализы. Что настроен пессимистически, но сделает все возможное. А в отделении интенсивной терапии маме окажут самую лучшую помощь. За ней будут ухаживать квалифицированные медсестры, во внерабочее время есть дежурный врач, в их распоряжении имеется современное оборудование. Даже если вдруг состояние мамы резко ухудшится, ее не понадобится куда-то перемещать, поскольку все процедуры по реанимации могут провести на месте. И еще врач сказал, что по выходным дням в отделении интенсивной терапии персонал работает в полном составе в отличие от остальных подразделений госпиталя.
— А насчет денег говорил что-нибудь? — поинтересовалась Мэй, помня свою встречу с молодым врачом триста девятого госпиталя три дня назад.
— Нет, ничего. Сестричка только подписала какие-то бумаги, и мне тоже дали заполнить пару обычных анкет, таких же, как в триста девятом.
— Тебе это не кажется странным? В триста девятом от нас первым делом потребовали оплатить все расходы на лечение, а теперь маму перевели в лучший военный госпиталь во всем Китае, и никто даже не заикнулся о деньгах.
Кокосовое молоко было приятно на вкус и прекрасно освежало. В столовой стоял неумолчный гул голосов и звон посуды, время от времени прерываемый динамиком в углу: врачей и медсестер призывали вернуться на свои рабочие места.
Лу повела плечом в знак согласия.
— Разумеется, я нахожу это странным. Вряд ли можно утверждать, что, рисуя иллюстрации для книг и журналов, мама прославилась или стала богатой.
— Может, среди ее давних знакомых есть высокопоставленные чиновники, люди, стоящие у власти?
Лу помедлила с ответом, занятая своими мыслями.
— Большинство маминых друзей — заурядные художники без связей, влияния и тем более денег. Они разве что могут пожертвовать какую-нибудь из своих картин, которая если и будет чего-то стоить, то в далеком будущем.
— Помнишь, после университета я получила распределение на работу в пекинскую психиатрическую лечебницу, и мама пыталась вытащить меня оттуда? У нее ничего не получилось, поскольку не нашлось даже тоненькой ниточки, за которую можно было бы потянуть. В итоге я сама сумела выбраться, используя любую подвернувшуюся возможность, стучась в каждую дверь и всячески унижаясь. А потом еще долго расплачивалась по долгам. Целый год я проторчала в той гнетущей клоаке! Так что нет у мамы знакомых, которые устроили бы ей перевод в военный госпиталь номер триста один! — Мэй наклонилась ближе к Лу: — Мне кажется, что к происходящим с мамой чудесам каким-то образом причастен Сун Кайшань. Есть в нем что-то необычное. Появился откуда ни возьмись вместе с дядей Чэнем — и на другой же день маме предоставляют лучшее лечение! И несмотря на ее скромные заслуги, госпитальные счета оказались полностью оплачены! С какой стати?
— Ты же у нас детектив! Вот и реши эту головоломку!
Сестры задумчиво помолчали.
— Что нам делать с Сестричкой? — наконец спросила Мэй.
— Сегодня переночует у меня, а там посмотрим, — ответила Лу.
Еще не договорив, она повернула к Мэй осененное догадкой лицо, движением головы отбросив за плечо длинные золотисто-коричневые волосы. Губы тронула едва заметная улыбка. Мэй поняла ее с первого взгляда. Похоже, ключ к разгадке тайны все время находился прямо у них перед носом.
— Сестричка! — воскликнули они в один голос.
— Приходи-ка ты сегодня ко мне ужинать! — предложила Лу. — Вдвоем мы добьемся от нее признания!
— А как же Линин?
— О нем не беспокойся! Он сегодня днем уезжает в командировку.
— Линин ездит по делам в субботу? — удивилась Мэй.
— Ага. Улетает в Америку. Ой-ой, смотри уже сколько времени! Мне надо застать его, пока он не уехал в аэропорт!
Вернувшись к отделению интенсивной терапии, они увидели Сестричку, мирно дремлющую в кресле возле двери. Пол только что протерли мокрой тряпкой, и воздух стал посвежее.
Разбуженная, Сестричка испуганно вздрогнула.
— Я спросонок решила, это врачи меня прогоняют!
— Сестричка, давайте-ка вот что сделаем. Сейчас поедем ко мне домой. Мой ассистент привезет из гостиницы ваши вещи. Вечером Мэй поужинает с нами, и мы втроем обсудим дальнейшие действия. А вы пока отдохнете и позвоните домой в Шанхай.
— Лучше так и сделать, — поддакнула Мэй.
Сестричка согласилась и подняла с пола свой кожаный саквояж.
— Давайте я понесу! — предложила Мэй.
— Не надо! Он нетяжелый, — отказалась от помощи Сестричка.
Все три женщины семейства Ван устало побрели прочь, угнетенные разлукой с матерью и сестрой, лежащей в полном одиночестве неизвестно где.